Голубое поместье

5

— Понимаете, Саймон — алкоголик. Лучше, если у нас здесь не будет никакой выпивки, ему это вредно.

Кейт ждала его возле коттеджа. Бирн не хотел разговаривать с ней, совсем не рассчитывал на ее общество. Ему как раз хотелось выпить крепкого виски, отдохнуть в собственном обществе, а более всего он мечтал оставить поместье.

Кейт принесла ему тарелку с сандвичами и бутылку. Бирн поглядел на нее невидящими глазами, и она просто вложила их ему в ладони. Он рассчитывал, что Кейт уйдет, но она направилась прямо в коттедж. Боже, он нуждался вовсе не в этом.

Он поставил тарелку и бутылку на стол, положил на буфет бумажник. Глаза ее обежали комнату.

— Пока здесь пустовато. А знаете, мебель, картины и прочие вещи хранятся в доме на чердаке. Вы можете устроиться покомфортнее.

— Все это неважно. Я ухожу.

Немедленно! — вопили его инстинкты. Убирайся отсюда сейчас же, не связывайся с этими людьми.

— Вот поэтому-то я и пришла. Это не визит вежливости. Неужели вам действительно нужно так быстро уезжать? А не можете ли вы остаться? — Кейт глядела прямо на него, и Бирн в рассеянности подумал: насколько привлекательна она, как насыщена юностью, энергией и чувственностью.

По возрасту она как раз годилась ему в дочери.

Он повернулся к ней спиной, чтобы вымыть руки в раковине.

— Польщен предложением. Но оно лишь откладывает дела. Мне нужно найти работу и жилье.

— Но зачем так торопиться?

Бирн обернулся. Кейт держала в руках бумажник, который он положил на буфет.

— Здесь больше двух тысяч фунтов. Пластиковые кредитные карточки, водительские права на ваше имя… значит, оно действительно настоящее. Кого вы обманываете, мистер Бирн? Работа вам не нужна — хотя бы сейчас!

Он почувствовал досаду, оттого что оставил бумажник на виду. И чего это она сует повсюду свой нос, чего она добивается?

— Это не мои деньги, — проговорил он. — Какой-то сумасшедший сунул их мне час назад. Он вышел из леса, с ним были две одетые в черное женщины. Вы не знаете, кто бы это мог быть?

Уклонившись от взгляда Бирна, Кейт посмотрела за его спину в сторону поместья.

— Нет… как странно. Но ведь это ваш бумажник, правда? Должно быть, вы его где-то обронили.

Девушка лгала. Она знала, кто они такие. Бирн угадывал правду по равнодушному тону, видел ее в заученной прохладе взгляда. Этот фокус Рут использовала тоньше.

— Прошу вас, останьтесь с нами. — Кейт положила ладонь на его руку.

— Нет, зачем мне это? — Бирн ощутил гнев. — Назовите мне хотя бы один разумный повод, чтобы я мог остаться здесь.

— Вы нужны нам, — сказала она негромко.

— Этот дом нуждается в целой груде денег. А все, что я могу сделать, — пустяк.

— Нет. Дело не в этом. Мама… хочет, чтобы вы остались. — И прежде чем Бирн успел заметить, что не имеет к ней никакого отношения, девушка продолжила: — Понимаете, она так устает. От Саймона никакой помощи нет. Кроме того, вся эта благотворительность отнимает у нее слишком много времени.

— Но почему она занимается ею? Разве нельзя оставить это занятие?

— Бедная мамочка… она испытывает чувство вины. Разве вы не заметили этого? Она считает себя виновной в том, что владеет домом, в том, что он целиком принадлежит ей, и это так ранит Саймона. Она считает себя виновной в том, что он такой чокнутый, и еще в том, что дом находится в подобном состоянии, в том, что сад зарастает, в том, что я выросла без отца, и мир так ужасен, начиная от политики и кончая всемирным потеплением. — Она обаятельно улыбнулась, и на какое-то мгновение Бирн искренне невзлюбил ее. — Только дайте повод, и мама немедленно начнет скорбеть. А посему в качестве логического следствия проводит все свое свободное время, выслушивая телефонные звонки всех отчаявшихся чудиков в Эссексе.

— Как это слушает?

— Она самаритянка. Знаете, это такие люди, которые выслушивают самоубийц, наркоманов, банкротов и угнетенных.

— Ответственное занятие.

— Это просто опускание пара. Ей не позволяется что-либо предпринимать, она должна только утешать, но не советовать. Она сидит и слушает, а они тем временем режут себе вены, включают газ, принимают таблетки.

Он вспомнил не столь уж отдаленные времена, когда нож казался ему привлекательным.

— Должно быть, тяжелое дело, — сказал он.

Кейт вздохнула.

— Смешно и говорить. Нечего удивляться тому, что она постоянно находится в депрессии.

— И вы считаете, что моя помощь в саду поможет облегчить ее ношу? — предположил он.

— Я это знаю. Она хочет, чтобы хоть что-то в ее жизни стало лучше, исправилось… Я хочу, чтобы вы остались.

Бирн с негодованием посмотрел на нее.

— Но я не имею никакого отношения к вашему дому.

Не обращая внимания, Кейт продолжала, как если бы он молчал.

— Я так волнуюсь за нее. Ей нужно, чтобы здесь был кто-то еще.

— Только не я!

— Но вы же садовник. — Яркий солнечный свет внезапно упал налицо Кейт, сорвав с него всю миловидность. Она словно разом постарела и кости натянули кожу. Неприятное зрелище.

— В коттедже всегда живет садовник, — сказала она.

— Этот дом пустовал много лет.

— И это неправильно. Вот почему… — Она вдруг умолкла. — Вам нужно остаться, мистер Бирн. Вы нужны здесь. Почему бы вам не рассматривать эти деньги, — она указала на бумажник, — как плату? Заработок за пару месяцев? Только так их и нужно воспринимать.

— Напротив, деньги дают мне свободу перемещения.

— Значит, вы бежите, мистер Бирн? Снова?

Он подошел к двери и распахнул перед ней.

— До свидания. Не могу сказать, что мне было забавно. Скажите своей матери…

— Скажите ей сами. Уж это вы по крайней мере можете сделать ради нее. — Кейт подняла подбородок, и ему захотелось встряхнуть ее и собственными руками выставить за дверь.

Что угодно, только чтобы отделаться от нее.

— Хорошо, — ответил он. — Я скажу ей сам.

Кейт прошествовала мимо него на солнечный свет.

В четыре часа дня он уже был на обочине дорожки и махнул, чтобы Рут остановила машину. Она опустила окно и улыбнулась ему.

Бирн сразу же увидел, что она плакала.

— Что случилось?

— О, ничего… это… — Она сделала явное усилие. — Как продвинулась ваша работа! Даже не могу сказать, насколько я вам благодарна. Когда забор подрезан, все выглядит иначе, и как только с ним будет закончено, можно будет…

Как сказать ей? Рут такая ранимая, а он обещал остаться. Он проговорил только:

— Все дело в цепной пиле. На работу уйдет немного времени. Но, Рут, мне очень жаль, но, по-моему, лучше, чтобы работу закончил кто-нибудь другой. Я не могу больше задерживаться здесь!

— Не говорите так! — В ее голосе звучала острая боль и угадывалось отчаяние. А затем вдруг сосредоточившись, будто жесткий кляп опустился на ее слова и чувства, Рут спросила: — А что, собственно, заставило вас передумать?

Она открыла дверцу и вышла. Рут стояла перед ним, устало прислонясь к машине, словно не имела сил, и ему захотелось обнять ее, снять с нее часть тяжести.

— Мне вернули мой бумажник. Старик вышел из леса и отдал его мне. С ним были две женщины… две женщины в черном. Вы знаете их?

Рут не ответила на вопрос. Она внимательно разглядывала Бирна, как бы стремясь оторвать его от воспоминаний.

— Не знаю, что и делать, — пробормотала она. — Другая на моем месте попыталась удержать вас здесь подкупом или лестью… Быть может, мне помогут женские чары? — Она чуть-чуть улыбнулась, чтобы показать, что это шутка. — Что вы посоветуете? Конечно, вы совершенно свободны и можете оставить мой дом когда угодно. Вы поработали великолепно. Просто я надеялась. По-моему, вы говорили вчера, что можете задержаться… — Голос ее умолк.

— Что вас расстроило, Рут?

— О, ничего. Вас это не должно тревожить, как не тревожат вас и проблемы дома. — Она повернулась к нему спиной, вновь открыв дверцу машины.

— Хорошо, я закончу изгородь. — Он даже и не понял, что заставило его сказать эти слова. Не потому ли они сорвались, что она отвернулась от него, чтобы не испытать еще одного разочарования? Или она поняла, что он убегал слишком часто? Нельзя переигрывать эту карту, сказал себе Бирн. Она ничего не решает.

Тут Рут внезапно поцеловала его, коротко клюнув в щеку, и он увидел неподдельную радость в ее глазах, а на лбу сразу разгладились морщины. Эта его власть над ней ужаснула Бирна.

В задумчивости он вернулся к забору, совершенно не заметив бинокля, блеснувшего из дома.