Глава 15

Название зоны Долли происходило от имени первого животного, полученного методом клонирования в 1997 году английскими учеными. Это была овца по кличке Долли. В начале следующего века практически все страны подписали международное соглашение о запрещении клонирования людей и проведения научных исследований в этом направлении, однако закон — одно, а реальность подчас совсем другое.

Святослав понятия не имел, каким образом Книжник подобрался к информации о зонах Долли с людьми-клоннерами (самих клоннеров тоже называли «овечками Долли», или просто «Долли»), и даже установил связь с кем-то из них. За годы общения с Книжником Святослав так и не разобрался в том, был ли он членом — а возможно, даже главой — некоей организации или просто незаурядным человеком с обширным кругом личных знакомств и большим авторитетом в этом кругу. Однажды Святослав спросил его об организации напрямик, но Книжник ответил уклончиво, его слова можно было истолковать и так и этак, и Святослав в дальнейшем вопросов не задавал. Как бы то ни было, Книжник обладал информацией, которая отсутствовала в банках данных компьютерной сети жандармов, располагавших сведениями обо всех других зонах: спидниках, рудниках, химках и плешах — но не о зонах Долли, которых официально как бы не существовало.

Помимо этой информации Книжник поделился со Святославом своими соображениями относительно того, какие именно клоннеры содержатся в зонах Долли и как их потом используют. Последнее вызвало бы шок в цивилизованном обществе, пожалуй, даже более сильный, чем факт существования зон с людьми-клоннерами. По сведениям Книжника, зоны Долли служили своеобразным запасником выдающихся личностей, причем он полагал, что сами объекты клонирования об этом не знают, что исходный материал берется у них тайно во время медицинских обследований. Всеми работами, связанными с клоннерами, наверняка занимались особые секретные службы, а результатом этой деятельности была замена в ряде ситуаций «оригиналов» на дубликаты-клоннеры. В основном такие ситуации сводились к преждевременной гибели «оригинала» из-за болезни или несчастного случая. Книжник однажды дал Святославу прослушать кое-какие записи сообщений западных радиостанций об инцидентах, к которым, по его мнению, имели отношение клоннеры.

Внезапное выздоровление считавшегося неизлечимо больным Джона Харриса, автора парадоксальной теории HP-полей: он был в безнадежном состоянии доставлен в реанимационное отделение, а неделю спустя вышел из госпиталя совершенно здоровым. Пресса единодушно отмечала, что он в прекрасной форме и как никогда прежде полон сил и энергии.

Необъяснимое спасение в авиационной катастрофе, где все другие погибли, Антуана Рено, выдающегося астрофизика, чьи работы сулили переворот в своей области.

Воскрешение из мертвых Ричарда Форда, талантливого экономиста, утонувшего на курорте юга Франции, а через пару дней как ни в чем не бывало показывавшегося перед телевизионными камерами; недавнее сообщение о его гибели было названо досадным недоразумением.

Еще одно «досадное недоразумение» произошло с Кристиной Ури, руководительницей третьего сектора КОМНа, убитой на парижской улице психопатом-алжирцем. В последовавшем вскоре опровержении говорилось, что мадам Ури была всего лишь ранена, а убита другая женщина, оказавшаяся рядом. В суматохе их сумочки с документами перепутали, из-за чего пресса была введена в заблуждение.

Эти и другие подобные им случаи могли вызвать подозрения лишь у того, кто знал о зонах Долли, прочие не усмотрели бы в них ничего необычного.

Однако если б замена происходила только при ранней смерти «оригинала», большинство клоннеров оставалось бы невостребованным. А между тем каждый обходился в огромную сумму, поскольку для того, чтобы они были в состоянии в любой момент заменить «подлинник», им требовались соответствующие условия для занятий тем же видом деятельности и вся информация о его достижениях. Клоннеры были неизбежно моложе «оригиналов» (вызванное этим обстоятельством внешнее различие легко корректировалось пластической медициной), и Книжник подозревал, что долгая жизнь многих выдающихся личностей скрывает под собой подмену. Если это было действительно так, то почти все клоннеры в конечном итоге попадали в нормальную человеческую среду. Ответ на вопрос, почему ни один из них не раскрыл глаза обществу, был прост. Во-первых, все клоннеры занимали высокое положение в своей сфере, а открыв правду, неизбежно стали бы изгоями. Во-вторых, дураков среди них не было, и каждый прекрасно понимал, что в случае излишней болтливости спецслужбы мигом заткнут ему рот самым радикальным способом.

Были предположения Книжника верны полностью или лишь отчасти, для Святослава и его спутников значения не имело. Для них главным было войти в зону и подать условный сигнал, а дальше… Дальше оставалось надеяться, что Книжник знал, что делал, когда посылал их в этот долгий и опасный путь.

Во время последней перед зоной ночевки Святослав сказал:

— Надо обсудить один вопросик, малоприятный, но необходимый. Чтобы не было недоразумений.

— Валяй, — хмуро буркнул Кирилл; он все еще злился на Святослава и огрызался, когда тот заговаривал с ним. — Какие нам светят неприятности помимо того, что жандармы с радостью нас прикончат?

— Вся беда в том, что они как раз, наоборот, постараются нас не прикончить, — серьезно пояснил Святослав. — Поэтому необходимо заранее решить, как поступить, если нас обнаружат.

Иоанн спокойно спросил:

— Какие у тебя есть предложения?

— Если нас засекут на периметре, взрываем заряд «страйка». У меня их два. А если внутри зоны — каждому придется воспользоваться своей «конфеткой». Разумеется, сначала надо уничтожить оба сигнальных передатчика. Выстрела из КОРа или автомата будет достаточно. Как, согласны?

— Да, — не колеблясь ответил Иоанн, — я согласен.

— Я тоже, — сказала Мария, а Кирилл по-прежнему хмуро пробормотал:

— Хотел бы я знать, стоит ли наш Долли всего этого…

— Узнаешь, если мы доберемся до него. Так да или нет?

Кирилл пожал плечами:

— Да. Хотя, по правде говоря, я не представляю, что спецслужбы могут из нас вытянуть, ведь мы понятия не имеем, кто из клоннеров зоны — наш Долли.

— Охранники могут использовать нас как приманку для него. Нет смысла рисковать, тем более что потом нас все равно убьют. Тех, кому известно о зонах Долли, в живых не оставят.

— Ладно, я же сказал «да», — раздраженно произнес Кирилл. — Незачем меня убеждать.

— Я не убеждаю, а разъясняю ситуацию.

— Мы сами не дураки, чего тут разъяснять?

— Тогда будем считать, что вопрос исчерпан, — подвел итог Святослав.

После этого разговора он отдал второй заряд Иоанну.

Когда они достигли зоны (это произошло под вечер) и через бинокли рассмотрели заграждения, у Святослава упало сердце: здесь были сосредоточены все виды препятствий, с какими ему доводилось иметь дело, и еще кое-что сверх того.

«Нам туда не войти», — с отчаянием подумал он.

Однако решающее слово принадлежало Кириллу, и когда Святослав поинтересовался его мнением, тот сказал:

— Самое трудное — преодолеть барьер излучения Ронка. Уверен, что тонкие столбы с кольцами — это излучатели Ронка. Неплохо бы знать их мощность… Если она соответствует стандартной маркировке в два кольца, то достаточно просто обводного контура.

— Ты можешь его сделать?

— Да.

Святослав слишком долго был знаком с Кириллом, чтобы не заметить его беспокойства.

— В чем проблема?

— Меня смущает эта маркировка, — ответил Кирилл.

— Почему?

— Потому что сделать маркировку на излучателях Ронка, используемых в заграждении, — это все равно что, скажем, на каждом участке с подземными датчиками нагрузки вывесить табличку со схемой их расположения. Если б ее и впрямь вывесили, разве ты поверил бы, что схема на ней соответствует действительности?

— Нет, конечно. Приманка для дураков…

Святослав знал об излучателях Ронка, генерирующих узконаправленное поле, смертельное для любого живого организма, но никогда не сталкивался с ними; такое оборудование было чересчур дорогостоящим и при производстве, и при эксплуатации, и Святославу не доводилось слышать, чтобы его использовали при ограждении какой-либо зоны. Кроме зоны Долли, выходит.

— Что будет, если сунуться с простым обводным контуром в излучение, допустим, в три кольца? — спросил он.

— Контур не выдержит, — ответил Кирилл.

Иоанн, прислушивавшийся к их разговору, продолжая рассматривать заграждения в бинокль, опустил его и повернулся к Кириллу:

— Что же нам делать?

— Надо подумать, — пробормотал Кирилл с сумрачным видом.

— Предположим, что мощность больше, чем указано, — сказал Святослав. — Означает ли это, что в таком случае туда вообще нельзя проникнуть?

— Мощность, соответствующую трем кольцам, можно преодолеть укрепленным контуром, который поддерживается батареями. Правда, времени для того, чтобы мы все прошли через него, будет в обрез. А чтобы преодолеть мощность в четыре кольца, нужен специальный энергоблок, наши батареи этого не потянут. Однако не думаю, чтобы эти столбы были на четверку… Тогда сверху должны быть страховочные щитки на случай аварийного выброса, а их нет. По-моему, они на тройку.

Мария не разбиралась в таких вещах и улавливала лишь общий смысл разговора.

— То есть мы пройдем? — спросила она.

— Должны пройти, — подтвердил Кирилл.

Прочие виды заграждений применялись и в других зонах и были знакомы Святославу и Иоанну, к тому же Книжник снабдил их кое-какими сведениями о схемах и устройствах заградительных линий, что существенно облегчало дело, но с излучателями Ронка мог справиться один Кирилл. Святослав старался не показывать, насколько тревожит его тот факт, что все познания Кирилла об излучателях Ронка носят исключительно теоретический характер; ознакомиться с ними на практике ему было негде, он видел их лишь на экране дисплея, самое большое — на дисплейных голограммах. Однако сам Кирилл вроде бы не сомневался в своих силах, и Святослав, чтобы не вселить в его душу неуверенность, делал вид, будто тоже не сомневается, — ничего другого ему попросту не оставалось.

Остаток вечера и ночь они провели, наблюдая за зоной, чтобы выяснить, каков порядок передвижения охранников, и убедились в том, что здесь полностью полагаются на техническое оснащение, которое, впрочем, этого вполне заслуживает.

Перед рассветом они отступили назад километров на пять, чтобы Кирилл мог спокойно заняться своей аппаратурой: находиться весь день вблизи зоны Святослав считал излишним риском. В тот день — возможно, последний в их жизни — ему иногда казалось, что время тянется чересчур медленно, а иногда — что, наоборот, летит чересчур быстро. Все по очереди поспали, и Кирилл тоже, хотя времени для отдыха ему осталось совсем мало.

Последнее дежурство Святослав взял на себя. Иоанн, которого он сменил, растянулся на спальнике, не забираясь внутрь. Кирилл и Мария уже заснули, а Иоанн лежал с открытыми глазами.

— Не спишь? — спросил его через некоторое время Святослав.

— Нет. — Иоанн подтащил свой спальник поближе к Святославу и уселся напротив него. — Помнишь храм, у которого мы останавливались? Симон тогда спросил, верующий ли я, и я ответил, что нет. А теперь мне кажется, что да.

— Решил стать христианином?

Святослав задал этот вопрос без тени иронии; он понимал, почему Иоанн думает сейчас о таких вещах, — через несколько часов начнется самый опасный этап всей операции.

— Не совсем в том смысле, который вкладывается в это понятие церковью, — сказал Иоанн.

— В чем разница? Я в тонкостях не разбираюсь. Такой бабушки, как у тебя, у меня не было, — усмехнулся Святослав.

— Церковь строит христианское вероучение на догмате о Святой Троице. Бог-Отец, Бог-Сын и Дух Святой считаются тремя проявлениями единого Бога, тремя ипостасями, равными по своей божественной сущности. Измышление человеческих умов, рожденное в бурных и долгих спорах. Служители церкви старались совместить принцип единобожия с одновременным существованием Бога-Отца, о котором говорится в Евангелиях, и Иисуса, которого они тоже почитали как Бога. Между тем в текстах Евангелий Иисус называет себя Сыном Божьим и прямо говорит: «Отец Мой более Меня». И еще говорит, что он есть путь, по которому люди приходят к Отцу.[3]

Иоанн переменил позу, устраиваясь поудобнее, затем сказал будто бы вне всякой связи с предыдущим:

— Знаешь, самый сильный страх я испытал во сне. Я тогда был подростком, но помню его до сих пор. И всю жизнь буду помнить. Мне приснилось, что я улетаю прочь от земли. И я знал, что если сейчас не остановлюсь, не сумею вернуться, то затеряюсь навсегда среди холода и мрака. Меня охватил такой ужас, какого я ни до, ни после никогда не испытывал. Более сильный, чем страх смерти. Потом, когда я стал сталкером, в меня не раз стреляли, и однажды я был уверен, что погибну, но и тогда не боялся так сильно. Наверное, потому, что во сне я приблизился к пониманию — нет, скорее это было не понимание, а ощущение! — того, что такое беспредельность.

— Чем же закончился твой сон?

— Я сумел остановиться и вернуться. Но тот страх, ужасающее ощущение бескрайних глубин теперь всегда со мной. Я это вот к чему рассказал: по-моему, человек не может соприкоснуться с Богом. Увидеть его, почувствовать его присутствие. Он будет раздавлен этим ощущением. Я содрогнулся от осознания бесконечности, а Бог больше, чем бесконечность, больше, чем вся совокупность наших понятий. Понимаешь, что я хочу сказать?

— Кажется, да. Ты и раньше говорил, что Богу надо всегда оставаться за облаками.

— Поэтому я верю в то, что Иисус Христос — Сын Божий, облеченный его властью, Посланец, доступный человеческому восприятию. Тот, в ком божественная сущность соединена с человеческой. Посредник между Богом и человеком. Я верю в это, а не в три разные ипостаси, Святую Троицу. Церковь посчитала бы меня еретиком. Такое в истории уже было.

Дотоле серьезное лицо Иоанна осветила улыбка.

— Замучил я тебя своими рассуждениями?

— Нет, любопытно… Как-нибудь потом поговорим об этом еще. — Если останемся живы, добавил про себя Святослав. — А теперь ложись спать, тебе надо отдохнуть.

— Ладно.

Иоанн забрался в спальник, застегнул молнию и почти сразу заснул, а Святослав еще довольно долго поглядывал на него, удивляясь, откуда в его голове берутся подобные мысли.

Когда стемнело, Святослав разбудил всех. Наспех перекусив, двинулись к зоне. Метрах в трехстах от первого заграждения залегли, выжидая. Святослав предварительно обсудил с Кириллом, сколько — предположительно — времени займет преодоление всех заграждений, после чего было решено начинать в полночь. Ночь выдалась темной, но Святослав не обольщался ложными надеждами: следящей аппаратуре и всевозможным датчикам темнота не была помехой.

Наружное заграждение они преодолели за двадцать минут, а к полю излучения Ронка добрались без малого через час. Вживление обводного контура в область излучения было тонкой процедурой, где малейший сбой или неточность означали катастрофу. Святослав глянул в лицо Кириллу, и оно показалось ему даже не белым, а зеленоватым.

— Ты в порядке?

— Да… то есть нет. Господи, я же никогда по-настоящему не делал этого прежде! Вдруг у меня не получится?

Было очевидно, что в последний момент у Кирилла сдали нервы и он запаниковал.

«Скверно, — подумал Святослав. — В таком состоянии он никуда не годен. Но его можно понять… Он попал в положение человека, который учился плавать по книжке или с чужих слов — и вдруг очутился посреди глубокого озера».

Неожиданно Мария тронула Кирилла за руку и сказала:

— У тебя получится, не сомневайся! Я это знаю, знаю, что мы пройдем через твой контур. Мы будем на той стороне, я видела.

Кирилл разом приободрился и деловито занялся уже почти готовым обводным контуром; Иоанн держал наготове батареи. Святослав испытующе посмотрел в глаза Марии, и она, поняв, что он хотел спросить, едва заметно качнула головой: она солгала, чтобы успокоить Кирилла.

«Правильно сделала, — мысленно одобрил Святослав. — Сейчас мы все зависим от Кирилла, и если он распсихуется, нам крышка».

Благодаря удачной выдумке Марии, которую Кирилл принял за чистую монету, его движения стали четкими и уверенными. На компьютерном тренажере он проделывал эти операции десятки раз, и теперь, перестав нервничать, действовал точно так же.

Излучение Ронка было невидимо для человеческого глаза, а обводной контур светился слабым голубоватым светом — овальное мерцающее окно в сплошной темноте. Мария, Святослав и Иоанн уже стояли наготове, и едва контур замкнулся, как Святослав первым шагнул туда, за ним Мария, потом Иоанн и последним Кирилл с батареями, питающими аппаратуру. Очутившись на другой стороне поля Ронка, он посмотрел на шкалу заряда батарей и выругался, что вообще было ему несвойственно.

— В чем дело? — спросил Святослав.

— Эти ублюдки используют излучатели нестандартной мощности! — Он что-то прикинул в уме. — Исходя из затраченной энергии батарей и времени функционирования контура, получается мощность примерно в три с половиной кольца. В три с половиной! Я о таких вообще не слышал. Их мощность наращивается по целому кольцу.

— Какая разница, раз мы уже прошли? — заметил Иоанн.

— Такая, что обратно тем же способом нам уже не выйти! Батарей хватит всего на двенадцать-пятнадцать секунд, а мне только на вживление контура в поле требуется как минимум секунд шесть-восемь. Оставшегося времени недостаточно, чтобы мы вчетвером прошли через контур.

— Будем надеяться, что Долли устроит нам новые батареи или что-нибудь другое, — сказал Святослав. — Пошли, впереди еще три линии, об обратном пути думать рановато.

Они затратили свыше двух часов на то, чтобы преодолеть все заграждения и войти внутрь зоны. Лицо Кирилла за это время опять стало зеленоватым, уже не от расшалившихся нервов, а от длительного напряжения и усталости — на него легла большая часть нагрузки. В одиночку он монтировал отражатель, который нельзя было собрать заранее: целиком его не удалось бы протащить через обводной контур. В одиночку настраивал «химеру» на использованную здесь модель датчиков движения (так незамысловато называли устройство для дезориентации этих датчиков). «Химера» была хрупким и чувствительным устройством, которое во избежание неприятных сюрпризов следовало проверять и настраивать перед самым использованием. И вот наконец в третьем часу ночи они очутились за последней линией заграждения. Укрылись за каким-то строением — нежилым, как показало позавчерашнее наблюдение. Святослав достал из упаковки сигнальный передатчик и включил его. После этого его охватило странное чувство. Он будто бы добежал до финиша, закончив долгую изнурительную гонку. Но он не знал, что ждет за финишной чертой, и наступившая пауза тяготила его своей неопределенностью и тем, что теперь в дело вступали другие и ход дальнейших событий от него уже не зависел.

Через несколько минут на экране мини-миракля высветилось сообщение: «Ждите. За вами придут».

Иоанн пробормотал:

— Мне это не нравится. Откуда он знает, где мы?

— Запеленговал наш передатчик, — ответил Святослав.

— По одному короткому сообщению? — недоверчиво спросил Иоанн.

— Это возможно, — не вдаваясь в подробности, заметил Кирилл и, настороженно вглядываясь в темноту, добавил: — Надеюсь, за нами придут не жандармы.

Их исполненное мрачных опасений ожидание закончилось, когда из-за угла строения, около которого они укрывались, появился человек — без оружия — и коротко сказал по-английски:

— Идите за мной.

Вскоре он пригнулся и откинул крышку люка.

— Сюда.

Следом за ним по узкой лесенке они спустились вниз, и последний, Святослав, закрыл за собой люк. На секунду они оказались в полной темноте, затем в руках их провожатого вспыхнул фонарь, выхватив из темноты тянувшиеся вдоль стен трубы и кабели. Они тоже достали фонари и двинулись вперед. В подземных туннелях было тепло и немного душновато, а в воздухе витал слабый, едва уловимый запах затхлости. На встретившем их человеке, который оказался плотным мужчиной лет под сорок, были легкие брюки и хлопчатобумажная футболка — он вышел из какого-то помещения как был, не одеваясь. Пока они шли, Святослав заметил на его правой руке широкий гладкий браслет из серого металла.

Они шли, сворачивая то влево, то вправо, затем немногословный провожатый подвел их к лесенке.

— Теперь наверх.

Он, погасив фонарь, без особых предосторожностей поднялся первым.

Оказавшись наверху, четверо его спутников настороженно огляделись, сжимая автоматы, но вокруг царили покой и тишина. Они находились в парке, настоящем, хорошо ухоженном парке, каких здесь давно уже не было. Ветер шелестел листвой высоко над ними, и Святослав, запрокинув голову, увидел в ночной темноте очертания больших деревьев с раскидистыми кронами. Несомненно, их посадили здесь давно, и они прекрасно переносили дождливые зимы и летнюю жару. Тянувшийся вдоль дорожек кустарник был аккуратно подстрижен, а сами дорожки вымощены плитками.

— Пойдемте, уже близко, — сказал провожатый.

Фонари тут не требовались. Хотя в первую минуту им показалось, что в парке темно, потом они заметили пробивавшийся сквозь листву слабый свет.

«Ночное освещение… На случай, если кому-то захочется прогуляться при луне, — подумал Святослав. — Неплохо устроились…»

Они добрались до площадки, посредине которой возвышалась огромная цветущая клумба (настолько непривычное для них зрелище, что Иоанн даже приостановился), затем свернули влево и вскоре увидели впереди небольшой дом, смутно проступавший светлым пятном на фоне более темной листвы.

— Сюда, — позвал провожатый и, подойдя ко входу, открыл дверь. В просторный, хорошо освещенный холл.

Из внутренних комнат вышел худощавый мужчина и сказал, тоже по-английски: «Спасибо, Джозеф». Тот молча кивнул и ушел.

— Проходите, — пригласил гостей хозяин дома и провел их в комнату со светлыми стенами и мягкой мебелью пастельных тонов. — Располагайтесь, как вам удобно.

Все четверо расселись по креслам, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Они пришли сюда из другого мира, где царили упадок и разрушение, где все вырождалось и, казалось, жило одним — ожиданием смерти; мира, полного жестокости и насилия; мира, представлявшегося отсюда, из уголка иной, цивилизованной среды человеческого обитания, особенно диким, кровавым и бессмысленным. Но они были его частью и чувствовали себя чужими здесь.

Встретившемуся взглядом с хозяином дома Святославу почудилось, будто он прочел в глазах того понимание и сочувствие, но такого, конечно же, не могло быть — откуда ему знать, что творится в их душах? А если все-таки было, если не почудилось, то объяснялось не чтением мыслей, а иной, более простой и вполне материалистической причиной: этот человек видел перед собой четверых очень усталых, до предела измотанных людей, которым предстоял отнюдь не отдых, и потому сочувствовал им. А они пока приглядывались к нему.

На вид ему было лет тридцать с небольшим; его немного бледноватое правильное лицо, обрамленное темными волосами и короткой бородкой, чем-то тревожило Святослава, но чем — он не понимал.

«Я слишком устал, — подумал он. — Мы все слишком устали… Это плохо».

— Как нам вас называть? — спросил он.

— Называйте меня Джей-Си. Или просто Джей.

«Похоже на первые буквы от двойного имени, — решил Святослав, — или от имени и фамилии. J. С. У англичан вроде бы принято иногда обращаться так друг к другу».

— Петр, — в свою очередь представился он данным Книжником именем, к которому уже успел привыкнуть, хотя в отряде его обычно называли просто «командир». Затем назвал имена своих спутников: Мария, Иоанн, Искариот.

Имя Иоанн было явно позаимствовано у обитателей иных времен и земель, а Искариот вообще было не именем, а прозвищем, которому исполнилось уже более двух тысяч лет, и они могли бы удивить Джея, но он воспринял их как должное. Впрочем, на Кирилле его взгляд задержался дольше, чем на других, то ли из-за странно прозвучавшего имени, то ли по какой-то иной причине.

— Вы устали и, наверное, проголодались, — сказал он. — Я принесу вам поесть. — Он кивнул на ведущий внутрь дома проем. — Вон там можно умыться, вторая дверь налево.

Потом добавил:

— Если вы чувствуете себя уверенней с оружием, то пожалуйста, держите его при себе, но необходимости в этом нет, здесь безопасно. Мы находимся во внутреннем круге, охрана тут никогда не появляется, а обслуживающий персонал приходит только по вызову. Вам нечего опасаться.

Все четверо положили свои автоматы на диван, однако с КОРами не расстались. Совсем без оружия Святослав чувствовал себя все равно что голым, то же самое — в еще большей степени — относилось к Иоанну.

Когда они умывались, Кирилл хмуро заметил:

— По-моему, он не похож на гения.

— А ты много гениев видел? — добродушно поинтересовалась Мария.

— Нет, но все равно не похож, — упрямо повторил Кирилл.

Иоанн, вытирая руки, возразил:

— А по-моему, очень даже похож! Он обладает огромной магнетической силой. Неужели ты не чувствуешь?

Мария задумчиво кивнула:

— Да, верно. В нем есть что-то такое… — Она запнулась, подыскивая слова, но не нашла их. — Что-то особенное.

Кирилл фыркнул:

— Глупости! Какая там еще магнетическая сила? У вас обоих воображение разыгралось!

«Тогда уж у нас троих, — подумал Святослав, — потому что я понимаю, что они имеют в виду… Кириллу досталось больше всех нас, он измотан и одновременно взвинчен. Это нехорошее состояние… Ему бы поспать хоть пару часов».

Они вернулись в гостиную, куда Джей уже принес поднос, заставленный тарелками с едой. Когда все сели за стол, он сказал:

— Если вы хотите меня о чем-то спросить, спрашивайте.

Первый вопрос задал Святослав:

— Кто вы? — Он подразумевал область деятельности Джея.

— Это трудный вопрос. — Джей отломил кусочек плоского хлебца и пригубил из стакана темно-красной жидкости. — Более трудный, чем вам представляется. Боюсь, что не смогу ответить.

— Я имел в виду, чем вы занимаетесь, — уточнил Святослав. — Хотя это, наверное, не наше дело.

— Нет, почему… Я социолог и занимаюсь прогнозированием развития человеческого общества.

Кирилл весь передернулся и подался вперед.

— Социолог? Вы социолог?! Что-то вроде предсказаний того, сколько очков наберут кандидаты на очередных выборах?

— Да, примерно так, — подтвердил Джей. — Иногда полезно знать, к чему приведет то или иное действие.

По выражению лица Кирилла было ясно, что он страшно разочарован.

— Не вижу, какая нам польза от социолога, — грубо сказал он.

— Помолчи! — одернул его Святослав, хотя сам, по правде говоря, тоже был несколько разочарован.

— Нечего затыкать мне рот! — огрызнулся Кирилл. — Я думал, что наш Долли ученый, который изобрел что-то выдающееся, а он, оказывается, социолог! На черта нам его прогнозы? Какой от них прок, даже если они верны? Подумать только, мы проделали такой путь ради того, чтобы ознакомиться с результатами его социологических исследований! Если бы я знал заранее, то шагу бы не ступил. — Кирилл резким движением отодвинул тарелку, и ее край ударил по стакану, который тоненько звякнул. — Социолог! Мы последние дураки, что пришли сюда!

— Извините его, Джей, — сказал Святослав. — Он очень устал и потому немного не в себе.

— Не извиняйся за меня! — возмутился Кирилл. — Если ты готов тащиться за тысячи километров, чтобы побеседовать с социологом, что ж, пожалуйста. Не буду мешать такому стоящему делу. — И он демонстративно отвернулся.

Джей, похоже, не обиделся.

— Сожалею, что разочаровал вас. Но может статься, не стоит судить столь поспешно? Может, ваше мнение еще изменится. Во всяком случае, я бы хотел этого, — серьезно добавил он.

Иоанн взял свой стакан с такой же темно-красной жидкостью, какую пил Джей.

— Что это — вино? — спросил он, рассматривая жидкость на свет.

— Оно не пьянит.

Иоанн отпил еще несколько глотков, и Мария последовала его примеру. Святослав нашел напиток ароматным и чуточку терпким. И еще, хотя он совсем не разбирался в винах и за всю жизнь пробовал настоящее вино всего два-три раза, это вино почему-то показалось ему очень старым.

Когда трапеза была закончена, Джей поднялся и стал собирать посуду на поднос. Все не поместилось, и Мария встала тоже и взяла в руки оставшуюся стопку тарелок.

— Я помогу.

Ее первая фраза, адресованная Джею. Все разговаривали с ним на английском, а их владение этим языком носило несколько односторонний характер: они почти все понимали, но сами ввиду отсутствия практики говорили неважно (Мария хуже всех, очевидно, поэтому она теперь предпочитала помалкивать), и Святослава удивляло, что Джей ни разу не переспросил никого из них.

Вернувшись, Джей, проходя мимо Кирилла, приостановился и доброжелательно сказал:

— Кроме социологии, я понемногу занимаюсь еще и другими вещами. Медициной, к примеру. Не современной, а той, которая была больше развита в древнем мире, нежели сейчас. Хотите почувствовать себя отдохнувшим?

Он протянул руки к голове Кирилла, но тот отпрянул.

— Не надо! Обойдусь без этих штучек.

Его отказ, казалось, огорчил Джея, однако он не стал настаивать и уселся на свое место, а когда вернулась чуть задержавшаяся Мария, обратился уже ко всем:

— Перед вами стоит задача кое-что сделать, а передо мной — убедить вас, что сделать это необходимо. Пожалуй, моя задача будет не легче вашей, и, чтобы справиться с ней, мне придется начать издалека.

Кирилл буркнул:

— Если вы собираетесь прочесть лекцию по социологии, то, пожалуйста, без научных терминов. В социологии никто из нас не силен, знаете ли.

Джей спокойно кивнул, игнорируя язвительный тон Кирилла:

— Хорошо.

Он откинулся на спинку кресла, и комната наполнилась звуками его голоса, негромкого, но выразительного, чарующего голоса, в котором звучали нотки печали.

— Если взять зерна пшеницы и засеять ими поле, а потом, собирая урожай, выбросить самые крупные и сильные колосья, оставляя слабые и мелкие, и на следующий год засеять поле ими, и делать так год за годом, то урожай будет становиться все более скудным. Слабые и больные колосья будут порождать еще более слабые и больные, и настанет год, когда на пшеничном поле вырастут одни сорняки. А если взять стадо чистокровных лошадей и убивать самых быстрых и сильных из приплода, то со временем породистое стадо выродится в кучу жалких кляч, едва годных, чтобы тащить телегу. Тот же закон действует и в человеческом обществе.

Лицо Джея находилось в тени, а голос звучал спокойно и ненавязчиво, без резких перепадов интонаций, без зачастую раздражающей напористости, присущей современным ораторам, и тем не менее у Святослава почему-то промелькнула невесть откуда взявшаяся мысль о том, что такой человек способен привлечь к себе толпы любящих или ненавидящих его, никого не оставив равнодушным.

Между тем Джей заговорил о том, что пагубный процесс деградации в России начался — во время революции 1917 года — истреблением классов, являвшихся носителями гуманистической культуры; их утрата была невосполнима. Система общечеловеческих моральных ценностей подверглась искажению в интересах захвативших власть кровавых тиранов. Молнии притягивают высокие деревья — цвет нации расстреливали, сажали в тюрьмы за вымышленные преступления, запирали в больницы для сумасшедших или, в лучшем случае, высылали из страны. Таким образом, в течение жизни нескольких поколений производился «отбор наоборот». Результат этого процесса мог быть лишь один: неуклонное вырождение нации. Когда в конце прошлого века государственная система рухнула, после недолгой эйфории стало ясно, что положительных изменений не произошло. Основная часть населения скатывалась в нищету.

Джей продолжал говорить, и Святослав в какой-то момент поймал себя на том, что звучащий голос пробуждает в нем такое же непонятное, тревожащее чувство, какое вначале вызвало лицо Джея. Что-то в его душе отзывалось на звуки этого голоса, что-то всплывало из самых дальних, потаенных глубин, о которых он даже не подозревал. Это сбивало его с толку, заставляя раздваивать внимание между тем, о чем говорил Джей, и собственными ощущениями.

— В первом десятилетии этого века поднялась новая волна эмиграции. Происходил отток умов и талантов, интеллектуальная элита отдавала предпочтение безопасности, стабильности и более комфортным условиям жизни цивилизованных государств. «Отбор наоборот» продолжался.

Это становилось похожим на наваждение, Святослав уже почти не улавливал смысла слов, воспринимая только звук голоса.

— …Резкое изменение климата, вызвавшее тяжелый кризис и в благополучных странах, здесь привело к окончательному краху. Вырождение нации перешло в вымирание.

Когда Джей смолк, Святослав испытал едва ли не облегчение.

Кирилл сумрачно сказал:

— Каков итог вашей лекции? Что-то не видно перспектив.

— Их нет, — ответил Джей. — Как у каждого человека, так и у народа есть начало его пути и есть конец.

От этих слов внутри Святослава словно что-то оборвалось. Нить надежды. Той надежды, которая привела их сюда.

«Если так, то зачем?.. — подумал он. — Зачем мы здесь?»

В чертах Марии отразилось смятение, а у Кирилла разочарование и раздражение переросли в неприкрытую враждебность.

— Это все, что вы собирались нам сообщить? Вот уж точно, ради такого стоило идти сюда!

Иоанн тем временем встал, взял с дивана свою куртку и достал из кармана коробку со средствами первой помощи. Заметив, что все смотрят на него, он смутился.

— Не обращайте на меня внимания. Я вчера перебрал стимулятора и теперь немного расклеился.

Святослав не видел, как Иоанн принимал стимулятор, очевидно тот сделал это потихоньку. Хотя нагрузка последних двух дней легла главным образом на Кирилла, Иоанн еще не оправился полностью после ранения и был вынужден воспользоваться сильнодействующим средством, чтобы не стать обузой для других. Когда действие препарата — особенно после повышенных доз — кончалось, требовался отдых, и ничто не могло заменить крепкого многочасового сна, иначе начинались разные неприятности вроде головных болей и тошноты. Судя по всему, голова у Иоанна разболелась не на шутку.

Джей сказал:

— Я помогу вам, — и выжидательно добавил: — Если хотите, конечно.

— Да, пожалуйста, — сразу ответил Иоанн и сунул коробку обратно в карман.

Джей подошел к нему и положил ладонь на изуродованный неровным шрамом лоб.

— Закройте глаза.

Это продолжалось всего пару минут, и лицо Иоанна, дотоле бледное и напряженное, расслабилось и обрело нормальный цвет.

— Теперь лучше? — спросил Джей, опуская руку.

— Да. — Иоанн открыл глаза. — Да, спасибо, — после короткой паузы повторил он, будто спохватившись.

Джей направился к своему креслу, и Святослав заметил, что Иоанн смотрит ему вслед с каким-то странным выражением, смесью удивления, недоумения и даже тревоги. Впрочем, об Иоанне Святослав всегда судил с изрядной долей неуверенности.

Джей заговорил снова, и Святославу пришлось приложить усилия, чтобы заставить себя сосредоточиться на смысле произносимых им фраз, а не на завораживающем голосе.

— Мне трудно сказать вам это… — Джей сцепил пальцы рук. — Трудно просить, чтобы вы поверили и согласились. Факты и доказательства относятся к прошлому, что же касается будущего, то вам придется поверить мне… или не поверить.

Иоанн продолжал поглядывать на Джея с прежним выражением, так, будто пытался постичь что-то ускользающее от него.

— Эта земля превращается в язву, которая скоро начнет разъедать окружающее. Она породит чудовищные создания и страшные болезни, с которыми человечество еще не сталкивалось, и выплеснет их наружу. Здесь и сейчас нет смысла искать виновных в том, что так случится: одни давно умерли, другие не ведают, что творят.

«Не ведают, что творят» — от этих слов в сознании Святослава словно что-то замкнулось. Он уже не мог противиться наваждению, порождаемому голосом Джея. Реальность отступила вдаль, точнее, истончилась, стала почти прозрачной, а сквозь нее проступило нечто иное.


Темное южное небо с яркими звездами. Склон огромного холма, Елеон — Масличная гора (откуда он знает это?), а на западе, на другом конце раскинувшейся внизу долины Кедрон — смутные очертания города. В его ушах звучит чей-то голос (опять этот голос!):

«Истинно говорю я тебе, что в эту ночь трижды отречешься ты от меня».

Двор, по которому снуют люди в длинных одеждах. Некоторые с мечами. Свет факелов прорезает предрассветный сумрак. Холодно, и возле высокой грубой стены горит костер. Подходит женщина и говорит:

«Ты был с ним».

И он (Кто? Себя он не видит) отвечает:

«Не знаю, о чем ты говоришь».

Подходит вторая:

«Да, ты был с ним, я узнала тебя».

Он клянется:

«Ты ошиблась, меня там не было!»

Третий, мужчина, спрашивает:

«Не тебя ли я видел с ним в саду?»

И он снова клянется, что не знает его.


«Трижды отречешься ты от меня» — кто сказал это? Отречешься от меня, отречешься…

«Нет, в этот раз нет!» — кричит он, уже не в своем видении, которое распадается и тает, а где-то между ним и возвращающейся реальностью.

Придя в себя, Святослав украдкой огляделся: все было на своих местах, видение исчезло… Вот только голос… Голос остался. И еще он перехватил устремленный на него взгляд Джея, странный взгляд, шедший будто бы оттуда, где южное небо простиралось над цепью холмов, один из которых носил имя Елеон.

Речь Джея звучала по-прежнему ровно и ненавязчиво, и только нотки печали стали слышны отчетливее.

— В древности воины прижигали гноящуюся рану раскаленным железом. Так и эта земля должна быть очищена огнем.

При упоминании огня Мария вздрогнула, а Святослав, заметив это, понял почему, и внутренне содрогнулся тоже, вспомнив ее повторявшийся сон о падавшем с небес пламени.

— Нет! — непроизвольно вырвалось у него.

Опомнившись, он смутился и, чтобы скрыть замешательство, сказал нарочито сдержанно и сухо:

— Я не понимаю, о чем, в сущности, идет речь. Простите, Джей, но пока все это больше похоже на отвлеченные рассуждения, чем на план действий.

Кирилл язвительно заметил:

— Очищение огнем — чересчур устаревшая метафора.

Джей кивнул:

— Ей свыше двух тысяч лет, но есть вещи, которые не стареют… Только теперь это уже не метафора.

— Тогда что? — спросил Иоанн. — Что мы должны сделать?

— У меня нашлись сторонники. Если кто-то из вас, — Джей бросил взгляд на Кирилла, — разочарован тем, что я не ученый, то поверьте — ученых здесь, в зоне, достаточно. У них есть и доступ к любой информации, и лаборатории, которым позавидовали бы многие. Самые благоприятные условия для того, чтобы изобрести что-то выдающееся.

Его губы тронула едва заметная усмешка.

«Изобрести что-то выдающееся» — так сказал Кирилл, когда выяснилось, что Джей всего лишь социолог.

«Да, верно, — подумал Святослав, — здесь сосредоточены лучшие умы, и кому, как не им, что-то изобрести».

Но тогда почему ему вдруг стало казаться, что важны лишь слова Джея, а прочее не имеет значения? «В начале было Слово»[4] — откуда и почему это всплыло сейчас в его памяти?

— Все уже подготовлено, — продолжил Джей, — остался завершающий этап, последнее действие. Его надлежит произвести за пределами зоны, а с этим, — он поднял правую руку, запястье которой охватывал браслет, какой они уже видели у Джозефа, — нельзя выйти из зоны. Среди заграждений есть одно, которое вы, наверное, даже не заметили. Слабый сигнал, приводящий в действие механизм браслета. Тот, на чью руку он надет, сразу теряет сознание. Подача сигнала многократно продублирована, и, даже если разрушить всю зону, система, генерирующая сигнал, будет последним, что выйдет здесь из строя. Браслет — плата за полную свободу во внутреннем круге, и снять его, к сожалению, невозможно, поэтому закончить придется вам. Я дам вам одно устройство, и в определенное время вы включите его за пределами зоны.

— И что будет? — Святослав не узнал собственного голоса.

— Внутри обозначенных границ с небес на землю падет огонь, — серьезно ответил Джей.

За последние часы слишком многое, взявшись невесть откуда, обрушилось на Святослава, слишком многое, чего он не понимал, как сейчас не понимал — или не хотел понять и принять — ответ Джея. Ответ, повергший его в смятение и породивший новые вопросы, задать которые он, однако, не успел. Опередив его, Кирилл вскочил и зло сказал:

— Разве вы не видите, с кем мы имеем дело? Он сумасшедший! Неужели вы готовы поверить его бредням?

Тихий голос Марии прозвучал очень отчетливо:

— Да, потому что это правда. Я знаю, что это правда.

— Он задурил тебе голову! Кому ты веришь? Он ведь даже не человек!

Хотя раньше Кирилл избегал высказывать свое мнение об «овечках Долли» в открытую, он принадлежал к той части человечества, которая считала клоннеров не настоящими людьми, а скорее выродками немногим лучше мутов, порождением чудовищного извращения законов природы.

Привыкнув говорить в этой комнате по-английски, Кирилл и теперь машинально продолжал на английском, которым владел лучше других, и Джей тоже понял не предназначавшиеся ему слова.

— В последнем вы правы, — произнес он каким-то странным тоном, — но сейчас это неважно.

— Неважно?! Не для нас!

Иоанн перебил его с необычной резкостью:

— Говори за себя.

Кирилл раздраженно пожал плечами:

— Хорошо: важно для меня. Лично я больше не желаю сидеть тут и выслушивать всякую чушь! Один врач в свое время доказывал, что у клоннеров психика неизбежно будет нестабильной и склонной к срывам. Теперь ясно, что так оно и есть! Если другие такие же психи, как он, и впрямь что-то изобрели здесь, то остается лишь сожалеть, что жандармы их не застукали.

Эта оскорбительная речь, казалось, совсем не задела Джея. Будто стремясь поладить в первую очередь как раз с Кириллом, он с неожиданной мягкостью сказал:

— Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы переубедить вас?

— Нет, — отрезал Кирилл.

— Тогда пусть все идет своим чередом…

Джей встал и вышел, а когда вернулся, в его руках был небольшой черный куб с одинаково гладкими гранями; только на одной из них имелся крестообразный выступ. Джей положил странный предмет на стол.

— Это сигнальное устройство. Внутри зоны оно не сработает из-за экранирующего силового купола. Чтобы привести в действие, его надо сначала установить крестом вверх, а затем повернуть крест на полоборота вправо.

Хотя на самом деле куб мог быть чем угодно, даже пустышкой, он все же являлся материальным подтверждением слов Джея и потому приковал к себе все взгляды.

«А ведь Фаддей оказался прав! — пришла в голову Святослава горькая мысль. — Он был убежден в несбыточности наших надежд и оказался прав. — Тут Святослав понял, что, если думает так, значит, верит Джею. — Господи, Книжник, почему ты не сказал нам, для чего мы идем сюда? Потому, что тогда мы не пошли бы? Или потому, что тебе самому это было неизвестно?»

Он протянул руку к черному кубу, но опустил ее, так и не дотронувшись до его граней.

— Я не знаю, — в смятении произнес он. — Не знаю, должны ли мы сделать это.

— Должны, — сказала Мария.

Святослав взглянул на Иоанна, и тот молча кивнул.

«А другие, — подумал Святослав, — как поступили бы другие? Филипп и Симон — они, наверное, согласились бы, потому что считали, что здесь все кончено. Фома… Оптимист Фома — ему трудно было бы примириться с таким исходом… Но он вроде бы верил в переселение душ и новые рождения. Пожалуй, он тоже согласился бы. Или нет… А остальные? Как мне судить о них, когда я за себя-то не могу решить!»

Его мысли прервал подскочивший Кирилл.

— Опомнись! О чем ты думаешь?! Неужели ты настолько потерял рассудок, что готов действовать по его указке? — Он махнул рукой на Джея. — Он не просто сумасшедший, а опасный сумасшедший! Маньяк, одержимый жаждой уничтожения. Пусть сам умирает, туда ему и дорога, а мы-то здесь при чем? — Он повернулся к Марии и Иоанну, ища поддержки, но они были не на его стороне.

— Ты ничего не понял, — сказала Мария.

— Не понял? Это вы ничего не понимаете! — Кирилл уже кричал. — Он что-то сделал с вами! Магнетическая сила, вы говорили? Может, он вас гипнотизирует, подчиняя своей воле?

Джей тоже встал. Его и Кирилла разделяло всего несколько шагов — и целая бездна. Южное небо, Гефсиманский сад и ночь на пятницу месяца нисана.

— Нет, ваш выбор — это ваш выбор, и вы делаете его сами. Я только указываю путь, а пойти по нему или не пойти, решаете вы. На то ваша воля, не моя.

Кирилл внезапно успокоился, и его лицо, дотоле пылавшее гневом, стало холодным и жестким.

— Все, довольно, — таким же холодным и жестким тоном сказал он. — Трое из нас поддались безумию, но я еще в своем уме. Мой отец заплатил жизнью за эти бредни. Я не собираюсь делать то же самое и другим не позволю. С этим пора кончать!

Он выхватил КОР и направил его на Джея, но прежде чем успел выстрелить, Иоанн бросился наперерез и очутился между ними. Кирилл не собирался стрелять в Иоанна, но он уже нажал на курок, и пуля попала Иоанну в грудь. Он упал, и вторая пуля досталась Джею. Выстрелить в третий раз Кириллу не удалось. Смертельно раненный Иоанн, лежа на полу в неудобной для стрельбы позе, все-таки сумел выпустить из своего КОРа пулю, поразившую Кирилла прямо в висок.

Все произошло столь быстро, что казалось нереальным: крик Марии, залитый кровью пол, мертвый Кирилл, умирающий Иоанн и тяжело раненный, возможно, тоже умирающий Джей.

Святослав склонился над Иоанном, а тот смотрел на упавшего рядом Джея, которого пытался спасти.

— У меня… не получилось… но ведь это… неважно, правда?

— Правда, — тихо ответил Джей.

На лице Иоанна появилось такое выражение, будто ему наконец открылось то, что до сих пор ускользало. Он хотел спросить что-то еще, и его губы беззвучно шевельнулись. Потом ему все же удалось выговорить:

— Почему… почему мы? Браслет — ерунда… Тогда почему?

Джей протянул руку и коснулся его пальцев, все еще лежавших на рукояти КОРа.

— Я уже говорил. Про путь, помнишь?

Должно быть, Иоанн понял, потому что больше не пытался ничего сказать. Или у него уже не было для этого сил. Из уголка его рта текла струйка крови, расползаясь пятном на полу. Он умирал, и его глаза заволакивала смертная пелена, но прежде чем они угасли совсем, он перевел взгляд на Святослава и едва слышно, но отчетливо произнес:

— Там, за облаками… свет. Это не страшно.

«О чем ты?» — хотел спросить Святослав, но увидел, что спрашивать уже некого.

Мария оставила Кирилла и опустилась на колени возле Джея. Его одежда на груди была залита кровью.

«Он тоже умирает», — в отчаянии подумал Святослав и, присев рядом с ним на корточки, нерешительно сказал:

— Надо позвать кого-нибудь, кто вам поможет.

— Бесполезно, — ответил Джей. — Возьмите куб и уходите отсюда. Сегодня пятница — надо повернуть крест в воскресенье, в полдень. Джозеф позаботится, чтобы никто не нашел тела… Их и мое тоже. Тогда охрана не будет вас искать. Просто дождитесь воскресенья и поверните крест. Ты сделаешь это?

— Да.

— Тогда… хорошо. Дай мне трубку, белую с голубым, со столика у окна. Я позову Джозефа. Он выведет вас из зоны.

Святослав принес ему трубку, а Мария подложила под голову раненого взятую с дивана подушку. Переговорив с Джозефом, Джей сказал:

— Он скоро придет. А пока ответь мне на один вопрос: чего бы ты и те, кто был с тобой, хотели больше всего? Даже если это кажется невозможным.

Святославом овладело ощущение ирреальности происходящего. Он сидел на полу возле двух трупов, рядом с умирающим, и тот зачем-то спрашивал, чего бы он хотел. Но магнетическая власть устремленных на него глаз была такова, что Святослав, подумав, ответил вполне серьезно, будто это и впрямь имело какое-то значение:

— Прожить еще одну жизнь не в таком безнадежном месте, как здесь. И встретиться с теми, кого мы любили.

Перед его мысленным взором возникли лица тех, кого уже не было в живых. Мудрое и печальное — Книжника, красивое и хмурое — Филиппа, улыбчивое — Фомы, язвительное — Симона… И лицо Кирилла.

— Со всеми, кого мы любили, — повторил Святослав и почувствовал, как сидевшая рядом Мария придвинулась к нему еще ближе.

— Хорошее желание, — сказал Джей.

Может быть, он добавил бы что-нибудь еще, но тут в дверях показался Джозеф. Джей обменялся с ним несколькими короткими фразами, после чего Джозеф с сумрачным видом повернулся к отошедшим в сторонку Святославу и Марии.

— Идемте, я покажу вам, как выбраться из зоны.

— А как же он? — Мария кивнула на Джея. — Ведь он умирает! Нехорошо оставлять его здесь одного.

— Он так хочет, — мрачно ответил Джозеф, которому происходящее тоже было явно не по душе. — Собирайтесь скорее.

Святослав взял хотя и небольшой, но оказавшийся очень тяжелым куб и, приостановившись возле Джея, сказал:

— Мы уходим.

Губы Джея тронула слабая улыбка.

— Удачи, — произнес он так, как говорили друг другу они.

Обратный путь через подземные коммуникации оказался намного длиннее. Впрочем, на сей раз они шли в другую сторону. Воздух был таким же затхлым, как раньше, зато здесь горел свет и фонари больше не требовались. Звук шагов тонул среди пыли и безмолвия. Мария закашлялась, и Святослав почувствовал, что у него тоже саднит в горле. Хотелось сделать глоток холодной воды или хотя бы вдохнуть чистого воздуха.

— Далеко еще? — спросила Мария.

— Не очень. — Джозеф шел быстро, торопясь вернуться обратно к Джею.

Святославу не давал покоя один вопрос, хотя он думал, что ответ, в сущности, ничего не даст. Имя, которое он услышит в первый и последний раз. Или не в первый?.. И все-таки он должен был спросить.

— Джозеф, вы не знаете, Джей — чей он двойник?

— Здесь не принято задавать такие вопросы, — не оборачиваясь, сухо ответил Джозеф, продолжавший идти вперед.

— Простите.

Джозеф оглянулся и чуть замедлил шаг, дожидаясь, когда Святослав поравняется с ним, — ширина прохода позволяла идти по двое.

— Я — компьютерщик, и однажды добрался до личных файлов каждого, хотя это засекреченная информация. Мне не следовало заглядывать в них, но я не удержался. Хотел выяснить то же, что и вы. Оказалось, что на Джея нет личного файла. Такого в принципе не может быть, и тем не менее… Он будто бы вообще не отсюда… Если исчезнет, никто не станет его искать, потому что любая проверка покажет, что искать некого. Его здесь словно не существует.

Он повернул направо:

— Нам сюда. Осторожнее.

Они вступили в трубу диаметром полтора метра, так что всем пришлось сильно пригнуться, и Джозеф вскоре остановился.

— Дальше я идти не могу: трубу пересекает поле-сигнал, включающий браслет. Теперь слушайте внимательно! Дойдете до поворота, там есть лесенка. Ждите, когда плита наверху отъедет в сторону, и тогда сразу поднимайтесь. Попадете в переходную камеру, она откроется. Потом будет решетка. Не прикасайтесь к ней раньше времени: она под напряжением. Ровно через минуту после того, как откроется дверь камеры, ток отключится на тридцать секунд. За это время вы должны отодвинуть решетку и затем задвинуть за собой снова, иначе сработает сигнал тревоги. Помните — на все это отводится тридцать секунд.

— Как она отодвигается?

— Просто потяните ее вбок. Там еще есть электронный замок, но он откроется одновременно с отключением тока. Дальше будет зона лучевого контроля. Она отключится на шестьдесят секунд. Начало отсчета — от момента, когда мигнет свет. Потом смотрите только, чтобы не нарваться на охрану, хотя обычно они там не ходят. Все запомнили?

— Да. Спасибо за помощь.

Джозеф достал из кармана крошечный плоский приборчик и набрал на миниатюрной панели код.

— Я активировал процедуру выхода отсюда. Не задерживайтесь, ведущая в переходную камеру плита сдвинется через пять минут.

Не прощаясь, он повернул обратно и поспешно двинулся назад по трубе. Святослав и Мария пошли вперед.

Дальнейшее было таким, как описал Джозеф. На расчищенном для них пути не встретилось никаких неприятных сюрпризов, и они благополучно выбрались наружу. Едва покинули пределы зоны (вряд ли Джозеф к этому времени успел вернуться в дом) — разразилась гроза. Небо стало совсем черным, и день превратился в ночь. Дождя сначала не было, и на темном небе ослепительными вспышками полыхали ветвистые молнии, а от громовых раскатов содрогалась земля. Гроза была прямо над ними, и молнии одна за другой били по зоне. Стояла непроглядная темень, и Святослав с Марией, взявшись за руки, передвигались почти на ощупь: включить фонарь вблизи зоны Святослав не решался, опасаясь патрулей. Потом сплошным потоком хлынул ливень, а небо и земля продолжали раскалываться от оглушительного грохота. За всю свою жизнь они не видели такой яростной грозы. Ослепшие и оглохшие, насквозь промокнув, они с трудом, шаг за шагом уходили от зоны, скользя и спотыкаясь, чувствуя себя беспомощными и затерянными среди неистовства разбушевавшейся стихии. Когда Святославу стало казаться, что это никогда не кончится, и его измученные непрерывными вспышками глаза словно ослепли, гроза внезапно прекратилась. Небо очистилось, и день снова стал днем, но солнца не было. Из-за облаков сочился серый свет, и землю окутывала такая же серая дымка.

Час за часом они брели вперед, уходя от зоны. Оба настолько устали, что едва передвигали ноги. От утомления у Святослава путались мысли. О многом из недавних событий стоило как следует подумать, но он не мог ни на чем сосредоточиться. Шаг, другой, еще один — вот все, на что у него хватало сил. Он толком не мог даже вспомнить, действительно ли имела место одна странность, на которую он обратил внимание лишь после того, как они покинули дом Джея. Тогда ему задним числом вдруг показалось, что умирающий Иоанн произнес две свои последние, обращенные к Джею фразы по-русски и тот ответил ему тоже на русском. Почему он не обратил на это внимания сразу? Потому что был слишком потрясен случившимся или потому что этого не было? Как не было звездного южного неба, склона огромного холма, поросшего оливковыми деревьями, и неизвестно кому принадлежавшего голоса. Странное порождение его воображения, сыгравшего с ним дурную шутку. Но тогда откуда в его памяти осталось никогда не слышанное прежде название — Елеон? Его измученный разум не хотел искать ответы на эти вопросы. Может быть, потому, что он не был готов к ответам и тому, что стояло за ними. Шаг, другой, еще один — лучше думать об этом. С каждым шагом тревожившие воспоминания становились все более неотчетливыми и блеклыми, похожими на прервавшийся сон. Сон, которому нет места в реальности, и потому он, стоит открыть глаза, расплывается и исчезает.

Хотя весь груз нес Святослав, Мария выдохлась первой.

— Я больше не могу, — сказала она, опустившись на сырую, холодную землю. — Не могу даже встать.

Близился вечер, окрестности окутывала сероватая дымка. Вечер мало чем отличался от середины дня. Святослав осмотрелся. Видимость была скверной, однако он все же разглядел неподалеку рощу высоких деревьев и решил остановиться там. Они удалились от зоны достаточно для того, чтобы случайно не попасться на глаза патрулям. Если же их начнут искать, то найдут все равно, и нет разницы, пройдут ли они еще несколько километров или останутся здесь.

— Идем туда, к деревьям. Это совсем близко.

Он помог Марии подняться, и они из последних сил побрели к роще.

Таких деревьев им видеть не доводилось, разве что в зоне, в парке, но тогда они не рассмотрели их как следует. Вздымавшиеся вверх могучие стволы, раскидистые кроны и крупные листья с резными краями. Их зелень оказалась свежей и полной жизни. Должно быть, семена разнесло ветром из зоны, и они здесь прижились.

Впереди замаячил просвет — поляна. На ней Святослав с Марией и остановились. Небо посветлело, и серой дымки больше не было. По краю поляны тек ручей, и его мелодичное журчание подчеркивало царившую в роще тишину. Тишину, исполненную глубокого покоя, присущего этому особому крошечному мирку, отгородившемуся от окружающего мира крепкими, гладкими стволами деревьев-великанов.

Скинув рюкзак, Святослав распаковал нехитрые пожитки и, расстелив спальник, сказал Марии:

— Отдыхай, а я приготовлю поесть.

Опустив руку в ручей, он с удивлением обнаружил, что вода теплая, а пройдя десятка три-четыре метров вверх по течению, заметил каменистое возвышение и бьющий из каменного разлома горячий ключ. Прозрачная, чистая вода стекала на розоватую плиту с большим вытянутым углублением посредине, наполняя этот естественный водоем, и из него устремлялась вниз, к деревьям. Вода у истока была еще теплее, чем в роще. Святослав вернулся за Марией, и они вдвоем, раздевшись, забрались в каменную ванну. Теплая вода, медленно обтекавшая их тела, успокаивала и освежала, смывая усталость вместе с потом. Святослав сомкнул веки, впитывая в себя витавшее здесь ощущение — покоя? Вечности? Бесконечного потока времени, незримо пронизывающего все сущее?

Когда он открыл глаза, на поверхности воды перед его лицом покачивался зеленый лист. Влекомый течением, он, медленно кружась, подплыл к краю каменного резервуара, а затем скрылся за ним, пустившись в неведомый путь.

— Как хорошо, — прошептала лежавшая напротив Святослава Мария.

Ее тело на фоне розоватого камня тоже казалось розовым. Намокшие и потемневшие длинные пряди рыжих волос свободно плавали вокруг головы. Святослав сел и поймал конец одной пряди.

— Что ты делаешь? — смеясь, сказала Мария и тоже села.

Он отпустил ее волосы и, взяв за плечи, привлек к себе. Ее губы были мокрыми, как и его. Выглянувшее в просвет между облаками солнце пригревало их спины, но все же в воде было теплее, и Мария откинулась назад, увлекая его за собой. Ее тело было податливым и нежным, и Святослав не мог от него оторваться. Омывавшая их вода будто придавала им сил, и они в безрассудном упоении стремились слиться друг с другом и вместе раствориться в шелесте листьев, журчании ручья и раскинувшейся над ними бескрайней голубизне.

Потом они тихо лежали рядом, слушая стук собственных сердец, а затем вернулись в лагерь, поели и легли спать.

Среди ночи Мария зашевелилась, поерзала щекой по плечу Святослава, отчего он проснулся, и сонно пробормотала:

— Это будет не больно.

Он ничего не спросил, чтобы не разбудить ее окончательно, только нежно поцеловал в висок, и она снова заснула, прижавшись головой к его плечу.

На следующий день, выдавшийся ясным, солнечным и тихим, они опять купались в источнике, занимались любовью и, соблюдая молчаливый уговор, не говорили ни о прошлом, ни о будущем, которого у них было так мало. Во всем мире им было нечем дорожить, кроме друг другом, и последнюю ночь они провели не размыкая объятий.

Когда наступило воскресенье (такое же тихое и светлое, как предыдущий день, но без солнца) и время приблизилось к полудню, Святослав достал из рюкзака черный куб. Словно теснимый запрудой поток, множились и рвались наружу вопросы, но задать их было некому: ответы знал лишь тот, кого они оставили умирающим на полу в гостиной.

Когда Святослав установил куб посреди поляны, Мария сказала:

— Жаль, что мы не успели спросить, как это будет…

Был ли наставший день днем гнева или днем милосердия? Концом или началом? Святослав обвел взглядом приютившую их поляну, потом взял левой рукой руку Марии, а правой повернул крест.

Грани куба запульсировали, из черных стали сначала дымчатыми, а затем начали наливаться изнутри белым светом. Верхняя сторона полыхнула яркой вспышкой, и из нее вырвался нерассеивающийся луч, похожий на узкий перламутровый клинок. Исторгнувший его из своих недр куб рассыпался горстью праха, а сверкающий клинок вонзился в небеса. И небо стало тысячью солнц, сплошным пламенем, охватившим весь окоем. Оно опускалось на израненную, оскверненную землю и на две державшиеся за руки фигурки посреди поляны, похожее скорее не на огонь, а на сияние, в котором Иоанн узнал бы стеклянное море, смешанное с огнем.


Евангелие от Матфея, глава 10.

34…не мир пришел Я принести, но меч…

Евангелие от Луки, глава 12.

49 Огонь пришел Я низвесть на землю…

Евангелие от Матфея, глава 19.

27 Тогда Петр… сказал ему: вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам?

Загрузка...