Главная роль 4

Глава 17

Как-то я слышал рассуждения, что, мол, разница в ширине железнодорожной колеи между нашими и европейскими железными дорогами продиктована военными причинами — мол, затруднить потенциальным вторженцам снабжение оккупационных контингентов. Может у какого-нибудь деятеля такие мысли и возникали, но только в качестве дополнительного аргумента. Просто в Европе кое-где до сих пор сохранились еще Римские дороги, и ширину колеи взяли по стандарту колеи древнеримской повозки. У нас — я уже в эти времена справки навел — Римских дорог не было, но было желание экспериментировать, поэтому три первые отечественные железные дороги имели три разные колеи. Впоследствии стандартом стала колея Николаевской железной дороги — ее строили по опыту Америки, которая весь XIX век угробила на создание железнодорожной сети. Гордиться тут нечем — железная дорога она железная дорога и есть — но на парочке приёмов мне удалось повеселить народ шутками о том, что Европа смотрит в античность, а мы — в будущее.

По-хорошему дороги надо бы стандартизировать — экономия на логистике получится огромной, а оккупации я не боюсь, ибо намерен оккупировать кое-чего сам. Но это же офигеть как дорого и долго — сейчас и в ближайшие десятилетия нам такое не по карману.

В общем — еще на западных границах Польши, где нашлись колеи европейского образца и поразивший меня масштабами комплекс специализирующихся на перегрузке добра из европейских составов в наши предприятий — торговый оборот между нами и Европой как ни крути огромен — нам всем пришлось перебраться в предоставленный немцами поезд. Поскромнее, но это не из-за демонстрации пренебрежения к такому важному мне, а потому что немецкая монархия в принципе скромнее живет.

Там же, на западных границах, я немного сошел с пути и посетил «Угол трех Императоров» — треугольник земли в месте слияния рек Черная Пшешма и Белая Пшешма. Рядом стоит городок Освенцим, которому в этой реальности, очень надеюсь, печальной славы заиметь не удастся. Реки делят землю на три кусочка — один берег наш, второй — немецкий, третий — Австро-Венгерский. На своей земле мы провели молебен. Немецкому берегу я улыбнулся, дав себя сфотать. Печально-грозное лицо было подарено австриякам — тоже с фотографиями. Сигнал очевиден, и уже завтра вся Европа будет его обсуждать. Да, немного эскалирую, но это же не камень к австриякам полетел, а стандартный месседж «мы войны не хотим, но ежели дадите повод…».

Во время пересадки к нам присоединились увешенные орденами и страшной силы погонами немцы, которые будут нас сопровождать до Берлина. Прекрасная возможность для меня попрактиковать немецкий — акцент есть, но языкового барьера нет — я понял все, что говорили мне, а визави, соответственно, поняли меня. Многие высокопоставленные господа из «родной» свиты с немцами оказались лично знакомы — аристократия же, столетиями связями обрастали и регулярно путешествуют куда придется.

Отдельного упоминания заслуживает обнаружившийся в группе «проводников» Алексий Петрович Мальцев, протоиерей и настоятель посольской домовой церкви святого Владимира в Берлине. Ему принадлежит успешно воплощенная ныне идея о создании Свято-Князь-Владимирского братства — благотворительной организации, которая помогает оставшимся в Германии без средств к существованию российским подданным любого исповедания и православным христианам любой национальности. Примерно то же самое, что я создал в Индии. Как по мне, строить планы и распоряжаться финансами нужно аккуратнее, чтобы в ситуации «без штанов за бугром» не оказываться в принципе, но с метафорического дивана так рассуждать легко. Одно дело если человек проигрался в карты, и совсем другое — если его в темном переулке «пощипали» лихие людишки. Да много чего может случиться, а консульские услуги и хоть какую-то материальную помощь уважающая себя страна своим подданным должна оказывать в любой точке земного шара.

Алексия сопровождал наш посланник в Германии — Павел Андреевич Шувалов, лысеющий усатый генерал шестидесяти с хвостиком лет. Мы с ним в последние месяцы очень старательно переписывались, и Павел Андреевич, будучи твердым и последовательным сторонником сближения России и Германии, смотрел на меня с величайшим восторгом — наконец-то Августейшая персона поняла, с кем лучше заключать союзы!

При себе Павел Андреевич имел золотую шпагу с алмазами — наградное оружие «За храбрость» у нас проходит по категории «прочие награды». Заслужил полностью, во время крайней Русско-Турецкой войны.

Пока мы все вместе пили кофе под обсуждения погоды — она сегодня отличная — моего пути от Петербурга до сюда, конечно же «изгнания индийского беса» и благополучно попавшей в газеты «трагедии на Валааме», поезд уносил нас вглубь Германии, и я не без удовольствия отмечал, как имеющие сомнительное удовольствие проживать рядом с железной дорогой немцы выстраивались на меня посмотреть и не гнушался махать им рукой. Каждая группка людей обязательно сопровождалась приглядывающими за ними полицаями и солдатами — тут вам не Родина, где народ на мой проезд нередко смотрел без всякой организации, часто — с деревьев и даже телеграфных столбов да крыш, а настоящий «орднунг». Нет, это не хорошо и не плохо — просто особенности менталитета, территорий и всего остального. Европа — это огромное население на достаточно скромных, но весьма плодородных землях. Европа — это перманентная резня с соседями, и в таких условиях без развитого бюрократического и репрессивного аппаратов попросту не выжить. Европейцы любят «приглядывать» друг за дружкой, и привыкли, что за всеми ними приглядывает Большой брат.

Путь до Берлина неблизкий — Германия же только на контрасте с Россией кажется маленькой, а так-то офигеть огромная — и одним днем, учитывая, что сейчас дело уже к вечеру, его преодолеть не получится. Я не против спать в поезде, но дипломатический визит так не работает — придется остановиться на ночлег в городе Франкфурте-на-Одере. Деревеньки на нашем пути выглядели неплохо — опрятно, чистенько, но народ по внешнему благосостоянию — а ведь на наш поезд смотреть выходили, одевшись в лучшее из имеющегося — ничуть от подавляющего большинства наших крестьян не отличался. «Середняки» они и есть «середняки». Город Познань, который мы проехали без остановок, смотрелся очень атмосферно и порадовал взор обилием промышленных предприятий, забегаловок с лавками и классическими, дофига важными бюргерами. Архитектура умиляет — у немцев она весьма уютная. Центральные и важные улицы замощены камнем, в большинстве — земляные, как и везде. Имелись и депрессивные районы — в них все еще чистота и орднунг, но народ и дома несли на себе печать упадка. Нищета — это фон современного мира, и Германия, учитывая чудовищный объем экономики, могла бы справляться и получше. Социально-ориентированное государство — порождение совсем других, несоизмеримо более сытных времен. Что ж, я не против подать всему миру пример, уничтожив такие милые проявления царящего на планете «социал-дарвинизма» как голодная смерть и безграмотность. Нет, кто-то особо умелый несмотря ни на что в канаве помирать будет, но тут уж извините — государство дает инструментарий и способы изменить жизнь к лучшему, но бегать за каждым люмпеном с жалобными просьбами взять «гуманитарку» и устроиться пусть и на тяжелую, низкооплачиваемую, но дающую шанс встать на ноги работу государство не обязано.

Хорошо немцам — им электрификацию не на ⅕ суши проводить, а на относительно компактной территории. Опять же — могли бы справиться и лучше, потому что у них «Сименсы» и прочие электронно-проводные конторы уже много лет работают. В деревнях электричества не было, и даже Франкфурт — большой, процветающий, индустриальный город — электрифицирован целиком не был. Полагаю, глобального плана электрификации у немцев не существует, и они просто «запитывают» кусочки территории по мере необходимости. Мне в этом плане, как ни странно, удобнее — в деньгах и человека-часах получится очень затратно, но электрическая сеть при этом будет предельно унифицированной, с запасом мощности на ближайший век: на моей любимой долгой дистанции получится существенная экономия, а вот немцам придется «подтягивать» устаревающие узлы по мере необходимости.

Телеграммы от любимой невесты и мои ей ответы вышли почти на уровень чата в реальном времени: на каждой встречающейся телеграфной станции в поезд забрасывали аккуратно упакованные конвертики. Там, где до станции далековато, поезд «перехватывал» верховой курьер — Высочайшая почта все же. Напряжение в телеграммах и душах росло — «мы уже так близко! Так скоро мы наконец-то встретимся! Как уснуть этой ночью и найти в себе силы не сбежать во Франкфурт?». Мои ответы были не хуже — «как найти в себе силы не вылезти ночью через окно и не вскочить на первого попавшегося коня, галопом устремившись в Берлин?». Мило и заставляет сердце сбиваться с ритма. Самоконтроль в моменты получения телеграмм я осознанно слал подальше, давая спутникам-немцам полюбоваться моей восторженной, влюбленной рожей.

На площади перед Франкфуртским вокзалом состоялось мое первое прямое обращение к немецкому народу — регламентом не предусмотрено, но никто не осудит: говорил-то я только хорошее, похвалив архитектуру, промышленный комплекс и высоко отозвавшись об управленческих дарованиях правительства. Не преминул и напомнить об историческом бэкграунде, немного передернув факты — «немцами» во времена Петра для простоты называли всех, кто не швед и не англичанин, и собственно немцами в окружении Петра были далеко не все — тогда в России было очень большое голландское лобби. Хроноаборигенам, впрочем, об этом напоминать необязательно. Наши народы — великие и классные, и союз между такими хорошими соседями является естественным и правильным.

Заселившись в гостиницу, занимающую пятиэтажное, непривычно-узкое фасадом здание с видом на Одер и католический собор на том берегу, мы поужинали в гостиничном ресторане — очень достойный «мартинский гусь» с картошечкой, какой-то суп со сложным названием, и, в качестве комплимента русским гостям, ватрушки на десерт.

После ужина я ответил на новенькую телеграмму, мы попрощались с немецкими спутниками, и я отправился в кабинет в своих апартаментах, до поздней ночи разговаривать с посланником и прибывшими со мной шишками из торговых, военных и дипломатических ведомств — проговаривали критически важные моменты с целью закрепить их в памяти, посланник добавлял некоторые черты к местным персоналиям, с которыми мне суждено встретиться, и прорабатывали протокольные нюансы. В частности — мое позиционирование рядом с Вилли, которое крутилось вокруг его искалеченной руки: она ни в коем случае не должна попадать на фотографии и — желательно — даже на глаза простолюдинам. Мне предписывается не обращать на руку внимания, но ненавязчиво прикрывать ее собой в нужные моменты — Вильгельм такое поведение оценит.

Император-инвалид — палка о двух концах. С одной стороны — ультимативная, психо-физическая травма не может не вызывать у Вилли комплексы и желание продемонстрировать, насколько он круче полностью здоровых людей — на этом его можно и нужно ловить так, как мне надо. С другой — та же травма приведет к большим обидам, если я перегну палку. Любое проявление жалости и снисходительности с моей стороны приведет к провалу, ибо ничего хуже для Вильгельма и быть не может. Нельзя и скатываться в длинные лекции «на пальцах» — Вилли старше меня по возрасту, а значит я неизбежно нарвусь на реакцию «чего это малолетка меня жизни учит?». Придется доносить информацию аккуратно, налегая на вопросы и прося советов — Вильгельм многие годы положил на то, чтобы доказать окружающим, что в дипломатии он разбирается не хуже старика-Бисмарка. Да, совсем уж придурком он меня считать не станет — не тупица же, и реальные дипломатические и прочие достижения учесть способен. В его глазах я должен быть кем-то типа него самого — такого, каким он кажется себе самому: энергичным, самостоятельным правителем с собственным видением. В моих глазах он должен видеть уважение и стремление найти ту самую «родственную душу». Не заискивание, не фанатизм и прочие «телячьи» чувства — боже упаси! — а признание его мудрости и опыта. Давать советы мне можно и нужно, но советы — это не позиция «младшего политического партнера». У нас тут типа «союз равных», с возможностью немного поддушивать друг дружку в своих интересах — Вильгельму термин «многовекторность» ух как понравился, и он регулярно им пользуется.

И как бы мне уединиться с Марго еще до свадьбы для предварительной «консумации» брака?