Главная роль 4

Глава 1

Зимний дворец по сравнению с Гатчиной производил грустное впечатление. «Какой от меня смысл, если государственный аппарат и его владелец не здесь?» — словно вопрошали стены. «Ради чего мы надраиваем квадратные километры площадей до блеска, если они никому не нужны?» — вторили им слуги. «Для чего мы впустую проедаем здесь овес да солому, если все равно никто не велит готовить выезд?» — тоскливым ржанием вливались в неслышимую, но хорошо осязаемую тоскливую песнь лошади из конюшен.

У любой вещи и у любой работы должен быть смысл! Да, жалование и питание все оставшиеся в Зимнем обитатели исправно получают, но человек — это такое существо, которому автоматического воспроизводства определенных действий в обмен на вознаграждение недостаточно. Отсюда и проистекают явления в виде корпоративной этики, цеховой солидарности, государственной идеологии и прочего — человеку очень важно ощущать сопричастность к большому, общему делу, и на лицах встречающих меня слуг, оставшихся в Петербурге чиновников, гвардейцев и казаков это считывалось очень хорошо. Я привез в Зимний не только свою тушку. Я привез в Зимний САМ СМЫСЛ его существования!

Шагая по коридорам и комнатам дворца, я вовсю веселился, слушая, как следующий за мной Андреич с высоты своего положения «строит» здешних слуг — вот здесь, мол, пыльновато, там пятнышко на паркете, здесь книжки в шкафу перекосились. Этот рояль нужно для гармоничности передвинуть правее, а в камине как-то многовато золы. Классическое «ужо я их быстро в чувства верну!».

Причиной хорошего настроения служило не только и не столько ворчание Андреича, сколько итоги разговора с Менделеевым и Панпушко. Отвадить последнего от пикрина получилось легко, рассказав о новых взрывчатых веществах и поручив разработку взрывателей, конструирование снарядов и гранат. На полигоне прозябать ему смысла нет — питается фиг пойми как, вокруг куча глаз, а потому Панпушко вместе с Дмитрием Ивановичем переедет в большой дом за высоким забором — обеспечивать секретность и питаться под присмотром «домашних» Менделеева. Увлекающиеся натуры нужно контролировать даже в вопросах питания. Полигон для исследований найдут сами — неподалеку, но на безопасном расстоянии от столицы. Денег на строительство лаборатории и сырье я выдал. Еще один маленький кирпичик в метафорической башне величия Империи заложен!

Завтра, с утра, у меня поездка в Академию наук — там тоже парочку «кирпичиков» заложу. График на неделю вообще получился плотный и полезный — как мне и нравится, но не без персональных радостей и отдыха — они мне тоже очень нравятся, и я не робот, чтобы отказываться от них.

— Ваше Императорское Высочество, ежели на то будет ваша воля, мы сию секунду подготовим для вас покои, кои ранее выбирал для себя Его Императорское Величество, — любезно предложил местный главный камердинер.

Бывший главный — Андреича слушается без вопросов.

— Не нужно, Василий, — привычно отказался я. — Его Величество еще не раз воспользуется своими покоями.

Слуги обрадовались еще сильнее — хорошо, когда цесаревич «погостить» приезжает, но целый Император же еще лучше! А еще я вижу здесь нашептанную кем-то стандартную проверку меня на амбиции — последнее может быть продиктовано паранойей, а старый слуга просто хочет сделать мое пребывание в Зимнем как можно более комфортным и приятным.

Добравшись до своего кабинета, я удовлетворенно кивнул — все мои вещи и ценнейшие папочки доставили и скомпоновали как положено — отпустил слуг, плюхнулся в кресло и взялся за высокотехнологичное устройство «телефон». Даже в этой реальности, в этом положении, попросту невозможно обойтись без ритуала «по прибытии отзвонись маме, чтобы она не переживала».

Номеров пока не завелось — связываться надлежит через оператора мужского пола, потому что дам-телефонисток тоже не завелось. Звук отвратительный, щедро сдобренный шипением, и в микрофон от этого приходится орать. Тем не менее — работает, и с Дагмарой мы поговорили добрых десять минут: я кратко отчитался о переезде, она — о семейных делах. Завершив сеанс связи, я погрузился в блаженное ничегонеделание на пять минут, залипнув в окно и полюбовавшись суетой во дворе и пошел переодеваться к ужину.

Гость номер один — Сандро, который тоже сын председателя Госсовета. Гость номер два — благополучно вернувшийся в столицу и успевший повидаться с родней князь Кочубей. Гость третий — «фрондёр» Николай Михайлович, родной брат Сандро, ныне командующий Кавалергардским полком. В отличие от Конвоя, их служба в полном смысле слова ритуально-парадная. Хорошо, что офицеры-Кавалергарды покупают пышные мундиры и породистых скакунов на свои, но от оптимизации их это не спасет. Почетный караул останется, но такого размера и такого пафоса он нафиг не нужен. Конвой тоже переделаю — не нравится мне «ходить под конвоем», как-то звучит не очень, и пофигу, что это только для меня так. Будет ИСО — Имперская Служба Охраны.

После ритуальных приветствий мы утолили первый голод — прибывшие со мной японские повара порадовали этническими рыбными блюдами — и немного поговорили о «китайской кампании» под винцо, которого припасено много, а пить мы его будем до глубокой ночи. Пора начинать пользоваться своим печальным козырем на полную катушку. Николай Михайлович, возможно науськанный своим отцом, продемонстрировал лояльность:

— Мне доводилось слышать, будто некие мерзавцы при Дворе ведут пренебрежительные разговоры касательно вашей победы, Георгий Александрович. За правдивость сего я, правда, поручиться не могу — мне подобные слухи не интересны.

Ну конечно же ты «не можешь»! Начало неплохое — «фронды» не видно, но не станет же он мне в лицо с порога орать «давай сделаем Россию республикой!». Выводы за десять минут после знакомства будет делать только идиот, поэтому я воздержусь и подожду, что будет дальше.

Сандро согласно покивал, заодно показав, что намерен держать нейтралитет:

— Мне тоже довелось слышать подобные слухи. Полагаю, они продиктованы исключительно тоской всею душою преданных Империи воинов по нормальной войне и желанием продемонстрировать на ней свою доблесть.

А вот от тебя я такого не ждал, Саша, потому что все отзывались о тебе положительно. Ладно, здесь тоже выводы делать рано.

— Давно большой европейской войны не было, — согласно кивнул я, сделав глоток. По крайней мере вкусно. — А значит будущая, которую я считаю неизбежной, будет призвана решить все накопившиеся вопросы. Последних у всех потенциальных сторон конфликта великое множество, а посему война затянется на долгие годы.

С Кочубеем мы в Путешествии эти темы обсуждали не раз, поэтому он подтвердил и развил:

— Комплекс противоречий между Великими державами не оставляет сомнений в приближении большой европейской войны! Все строят себе огромные флоты, перевооружаются и активно готовятся. В меру сил готовимся и мы, но генералы всегда готовятся к прошлой войне. На первых порах Великим державам придется изживать еще наполеоновских времен методы ведения войны. Еще никогда наш мир не знал столь совершенной артиллерии, настолько точных и скорострельных винтовок и морских сражений, в которых сходятся десятки броненосных крейсеров. Изменилась и логистика — железные дороги позволят снабжать без преувеличения многомиллионные армии. Война будет поистине свирепой и навсегда изменит наш мир! Выпьем же за это!

Экое воодушевление. Мы с проникнувшимися Романовыми выпили за будущую войну.

— Развязать маленькую победоносную войну для поддержания тонуса, обстрела воинов и выявления актуальных в новых реалиях методов ведения войны в ближайшей перспективе мы себе позволить не можем, — отжал я себе слово. — Посему, господа, я бы хотел узнать ваше мнение об участии как можно большего числа наших добровольцев в воинах колониальных.

С этими словами я посмотрел на Сандро, решив начать с него. Он задумчиво покачал бокалом с рубинового цвета влагой:

— Позволю себе заметить, что подобная практика может вызвать недовольство у наших соседей, — отпил и ухмыльнулся. — С другой стороны, Его Императорское Величество не может запретить своим подданным свободно перемещаться по миру и развлекаться угодным им способом.

Как и ожидалось. Я перевел взгляд на Николая Михайловича.

— Покуда подданный Его Императорского Величества не состоит на действительной воинской или гражданской службе, он волен распоряжаться собою на свое усмотрение. Полагаю, в одних только расквартированных в Петербурге частях можно отыскать не одну тысячу отважных воинов. Во вверенном мне полку таковыми являются без исключения все, Георгий Александрович.

Тоже ожидаемо — «хоть сейчас в колонии всем подразделением во главе со мной!». Мнение Кочубея давно известно, а посему можно подвести итог:

— Согласен с вами, господа. Народ засиделся в казармах и жаждет проявить себя в настоящем деле. Послезавтра я отправлюсь в Военное министерство, дабы обсудить этот прожект. Полагаю, наши генералы согласятся с необходимостью провести через горнило пусть и колониальных, но сражений как можно большее количество добровольцев — польза от этого дела очевидна.

Господа покивали, и мы выпили за такую хорошую идею.

— Ах, колонии! — мечтательно прикрыл глаза Сандро. — Как много в них неизведанного! Как мощно наполняют паруса тихоокеанские ветра! Как сладок их запах!

В 88 году он совершил «кругосветку», а недавно вернулся из плаванья в Индию в связи со смертью матери, Ольги Федоровны. Я в это время был в районе Урала, а океан — огромен, поэтому неудивительно, что мы разминулись, а похороны я пропустил.

— Как паскудно воняют индийские трущобы! — в тон ему добавил Кочубей.

Мы с ним и Михаилом Николаевич поржали, Сандро снисходительно улыбнулся:

— Кому как не вам разбираться в оттенках вони, Виктор Сергеевич — весь Петербург знает о вашем пристрастии выбирать самых смрадных да уродливых извозчиков с самыми никудышными и грязными телегами.

Посмеялись, Кочубей гордо приосанился:

— И я нисколько этого не стыжусь! Я — не какой-то легкомысленный щеголь, единственной заботою которого является желание пустить пыль дамам в глаза.

Посмеялись и над этим.

— Выпьем же за извозчиков — этих незаменимых проходимцев и сплетников! — огласил тост Николай.

Веселый будет вечер.

Через час Романовы и князь изрядно накачались, и мы переместились в гостиную, сидеть у камина — температуру в помещении сбалансировали открытыми нараспашку окнами — и курить кальян: это древнее изобретение, и во дворце оно нашлось. Тут-то, что называется, из Николая Михайловича и «поперло».

— Я с невероятным восторгом встретил ту статью, в которой вы пообещали народу Империи Конституцию и Государственную думу! — отражая пламя камина мутными глазками, поделился он радостью. — Скажите, Георгий Александрович, не ошиблись ли мы в своих надеждах?

Ой как все запущено. Но восторженное выражение лица несомненно идет мне на пользу — этого «бледного юношу со взором горящим» надо приручать, и вместо вредного фрондера у меня появится лично преданный фанатик, который сделает что угодно. В разумных рамках, разумеется. И я же в самом деле не вру — будет и Дума, и Конституция. Полномочия первой и содержание второй же не обговариваются.

— Ну конечно же нет! — сымитировал я возмущение. — Лгать недостойно наследника Российского Престола! Мы стоим на пороге XX века, и входить в него, не имея таких инструментов как Конституция и Дума, попросту глупо!

Коля горячо закивал, Сандро покивал без энтузиазма, продолжая держать нейтралитет, Кочубей ухмыльнулся в усы — он примерно знает, что я задумал, поэтому сейчас ощущает удовольствие от превосходства над Романовыми, ибо пользуется моим личным доверием.

— Сложность нашего мира увеличивается с каждым днем, — продолжил я. — Увеличивается скорость научно-технического прогресса, появляются новые, доселе невиданные сферы человеческой деятельности, растет население, и эти тенденции будут только нарастать. Вместе с этим появляются новые вызовы для власти, и эффективность ее во многом будет измеряться скоростью реагирования на эти вызовы. Крепкая вертикаль власти имеет изрядные плюсы — например, я приложу все усилия, чтобы в новое тысячелетие наша Империя вошла современным, сильным и мощным государством. Это — не мечта, а цель, и я намерен идти к ней с высоко поднятой головой, как когда-то это делал великий Петр!

Теперь прониклись и остальные гости — когда человек крепко выпил, загипнотизировать его очень легко, особенно если он имеет изначальную симпатию к «гипнотезеру», который озвучивает то, что гипнотизируемому очень нравится.

— Король-гражданин! — провел франкофил-Николай историческую параллель.

— Ничем не правил, использовался как ширма для стоящих за ним торгашей и все, что получил в итоге — это презрение собственного народа, — поморщился Сандро.

Защитил меня, получается. Записываем плюсик в репутацию.

— Не заслужил даже ненависти, — поддакнул Кочубей. — Ведь для того, чтобы тебя ненавидели, нужно представлять из себя хоть что-то.

— Проект «Луи-Филипп» был хорошим способом успокоить внутренних и внешних врагов республики, — увел я разговор в сторону, не дав зародиться конфликту. — Я называю это «политтехнологией» — политической технологией. Продуктом ее был Луи-Филипп. Продуктом ярким и позволившим решить множество задач разом, но, увы, скоропортящимся. Я же «портиться» не собираюсь, и сделаю все, чтобы после моей смерти в далеком будущем на моей могиле написали эпитафию «он принял Россию с сохой, а оставил с космическими аппаратами».

«С атомной бомбой» звучит гораздо круче, но собеседниками и «космический аппарат»-то понять сложно.

— Выпьем за это! — решил не заморачиваться и сгладить неудачное сравнение любимого меня с «королем-грушей» Николай.

Выпили, чернокожий слуга — и такое бывает! — сменил нам табак и угли в кальяне.

— Полагаете, полеты в космос возможны, Георгий Александрович? — заинтересовался Сандро.

— Вполне реальны, Александр Михайлович, — отозвался я. — Проблем на этом пути великое множество, но все они решаемы. Первую проблему, конечно, представляет собой двигатель достаточной для преодоления земного тяготения мощности…

Я увлекся, но вовремя спохватился — собутыльникам пришлось потерпеть всего десяток минут.

— Но это все дела далекого будущего. Сначала нам предстоит покорить последнюю оставшуюся без человеческого присутствия стихию, — я указал пальцем в потолок, старательно оценивая реакцию Сандро — насколько правильно в моей реальности его поставили на авиацию?

Нет, совсем ничего. С другой стороны, чего я жду от фаната флота во всех его проявлениях? Он же вообще ничего о самолетах и аэронавтике не знает, и, как почти все в этом времени, грезит о «левиафанах». Попробуем подтолкнуть сильнее, в полном соответствии с наукой педагогикой заинтересовав «малыша», привязав новое к хорошо знакомому и любимому.

— Представьте, господа, — наклонившись, я с громким скрипом пододвинул себе письменный стол. — Как будет выглядеть морское сражение с участием маленьких, но вертких и способных сбрасывать на врага бомбы планеров, — набросал на бумаге схематичное, двухмерное изображение. — Також они могут вести разведку и координировать огонь орудий — в отличие от почти неподвижного и громоздкого воздушного шара, попасть по планеру гораздо труднее.

— Способные долго держаться в воздухе и сбрасывать бомбы планеры должны быть тяжелыми — поднять в воздух себя и запасы топлива нынешние поделки неспособны, — заметил Сандро. — Особенно если учесть, что планерам придется добираться до места сражения с суши.

С очень неприятным скепсисом, но минимальная заинтересованность лучше, чем ничего.

— Так! — подтвердил я. — Но мы же не генералы, и довольствоваться имеющимися поделками нам не обязательно — мы должны смотреть в будущее. Проблему недостатка топлива нам позволит решить особый корабль, — изобразил в двух проекциях — сбоку и сверху. — Авианосный крейсер.

Глаза Александра Михайловича очень правильно вспыхнули, а значит самое время для тоста:

— Выпьем же за Императорский военно-воздушный флот!