Гипнотрон профессора Браилова

8. В БАНЕ

Что бы там ни было, как бы ни захлестывала работа, но по субботам, ровно в пять вечера, Антон Романович шел в баню. В кожаном чемоданчике заботливыми руками Ирины было уложено белье, кусок мыла, два махровых полотенца, рукавицы и поверх всего плоский березовый веник.

– Время – чудесный доктор, – любил говорить Антон Романович. – Постепенно затягиваются самые тяжелые раны под мудрым воздействием этого лекаря-кудесника, утихают страсти, меняются интересы. То, что в детстве казалось неоценимо дорогим, уже в юности теряет свою привлекательность; то, что в молодости казалось дороже жизни, когда тебе перевалит за пятьдесят, становится мелочью, не заслуживающей особого внимания. Однако, бывают привычки, перед которыми даже всесильное время беспомощно опускает руки. Иван Петрович Павлов, например, до глубокой старости обожал игру в городки. А я, вот, жить не могу без бани, доброй русской бани, с парком да с березовым веничком.

Баня была истоплена на славу. В парной было людно и так жарко, что уже внизу дух захватывало.

Антон Романович не торопясь обернул голову полотенцем, набрал в тазик ледяной воды, окунул в нее предварительно попаренный, бьющий в нос ароматом березы, веник и, захватив рукавицы, стал забираться повыше.

“Теперь я турок, не казак!..” – мурлыкал он себе под нос, с трудом сдерживая желание запеть в полный голос. Желание петь всегда неодолимо возникало, как только он переступал порог парной. Браилов обожал верхний полок, который обычно пустовал. Однако сегодня там уже сидел, нахлестывая себя веником крепко сложенный еще молодой человек.

– О, да тут, я вижу, уже какой-то сибиряк устроился! – радостно воскликнул Антон Романович.

– Точно, сибиряк, – приветливо улыбнулся тот. – А вы как узнали, папаша?

– Рукавицы выдали, – засмеялся Браилов. – Значит, земляк, – сказал он, натягивая рукавицы. – С каких мест?

– Амурский округ.

– Амурский? – удивился Браилов. – Значит, вдвойне земляк: я ведь тоже из тех мест. Давненько я там не был. А вы когда?.. Всего полтора года тому назад? Интересно!.. Ну как там?

Антон Романович обрадовался возможности поговорить о родных местах. Он родился и вырос на Дальнем Востоке, в селе Нижне-Спасском, на берегу Амура. Отец его, литейщик путиловокого завода, был сослан туда за участие в стачках еще при Николае. Крепкий, веселый, с чистыми, по-детски голубыми глазами, добродушно глядящими на мир из-под лохматых бровей, неутомимый охотник, – таким запомнился Антону Романовичу отец. Бил он без промаха знаменитую амурскую белку и не раз, бывало, сам на сам управлялся с медведем. Погиб он на руках у Антона в памятный февральский день 1922 года, во время штурма Волочаевских высот. Антону тогда только девятнадцатый пошел. Разве забудешь этот день? Снег по колени, тридцатиградусная стужа, разрывы снарядов, сухой треск винтовочных выстрелов вперемежку с короткими очередями пулеметов… Они шли плечом к плечу, оба рослые, в сбитых набекрень шапках, легких тулупах, туго перехваченных в талии ремнем. Белогвардейская пуля ударила отца в грудь навылет. Он выронил гранату, не успев сдернуть кольца, и присел, удивленно глядя перед собой. Антон бросился к нему, подхватил за плечи.

– Оставь! – как показалось Антону, строго произнес отец и едва слышно зашептал: – Крышка мне. Антон… А ты… Ты вперед иди… Вперед… Жив останешься, слышь… Мать… Мать побереги.

Он хотел еще что-то сказать, но уже не мог: изо рта хлынула дымящаяся на морозе кровь, окрасила заиндевевшую бороду.

Похоронили его в тот же день в братской могиле после боя. Мать умерла в двадцать восьмом, не повидав невестки, не дождавшись внучки. Сколько лет собирался Антон Романович съездить в родные места, навестить могилы стариков, да так и не собрался. Времени нет. Сначала институт, потом работа в Колтушах, диссертация, лекции, научные исследования. Затем война, нелепая смерть жены – утонула во время эвакуации, упав с парохода при переправе через Днепр.

Обо всем этом вспомнил Антон Романович, встретив земляка. Глаза его подернулись грустью Он даже головой тряхнул, чтобы прогнать невеселые воспоминания. А земляк ничего не замечал, он энергично хлопал по раскрасневшимся плечам ароматным березовым веником.

– Значит, и вы с Амура? – спросил Лосев и мечтательно вздохнул: – Ах Амур, Амур… Река Черного Дракона.

– Почему дракона, да еще черного? – спросил Браилов.

– Знаете, как называется Амур по-китайски? Хэйлунцзян… Вот как. А в переводе на наш грешный язык это и будет Река Черного Дракона.

В тоне молодого человека явно скользили безобидные, правда, но покровительственные нотки.

– Хэйлунцзян?.. Скажи ты! – удивился Браилов. – А я и не знал.

– Откуда произошло название “Амур” – дело спорное, отец, – авторитетно заявил общительный собеседник. – Его называют еще Хейхэ – Черная Река. А вот академик Берг, есть у нас такой, считает, что название произошло от слова “Маму” так называли Амур жители низовья.

– Интересно! – придвинулся поближе к соседу Браилов. Я даже и представления обо всем этом не имел. Ну, а еще какие-нибудь мнения по этому поводу имеются?

– Имеются, и немало. Вот академик Марр, скажем, утверждает, что слово Амур произошло от двух элементов “А” и “Мур”, что в древности обозначало понятие реки вообще. Но мне думается, что название “Амур” произошло от монголо-тунгусского – “Харамурень”.

– Харамурень? А это что значит?

– То же, что и китайское Хейхэ: Черная Река. “Харамурень”, – вскинул он руку к верху. – Отбросьте первые три буквы и три последние Что останется? Амур останется! А-мур!

– Вы, случайно, не филолог? – с восхищением посмотрел на своего собеседника Браилов.

– Нет, я всего-навсего скромный корреспондент журнала “Новости науки и техники”. Решил как-то написать об Амуре: ведь места с детства знакомые. Помню, мальчишкой еще на горбушу ходил. Ох, рыба! В конце мая она к нам в гости жалует, из океана… А кета! Вытащишь иную – полпуда весом, почти метр в длину махинища! Интересная рыба!

– Да, интересно. – согласился профессор. – После нереста и самцы и самки богу душу отдают. Знаю, охотился тоже на нее.

– В рыболовецком колхозе состояли?

Антон Романович засмеялся.

– Нет, мы больше охотой промышляли, на зверя. Амуро-сахалинская белка, лось, кабарга… А только давно это было, молодой человек; лет тридцать пять тому назад, когда в наших местах колхозов еще не было. Может, небольшой перерыв сделаем? Спустимся да холодный душ примем? Не возражаете?.. Ну, тогда сходите. Осторожнее, осторожнее! – воскликнул он, когда молодой человек, поскользнувшись на ступеньке, чуть было не упал. – Тут ведь и оступиться нетрудно.

– Ничего, я крепко на ногах стою. Может, вам помочь, папаша?

– Двигайтесь, двигайтесь, – буркнул Браилов, несколько шокированный фамильярной развязностью своего нового знакомого.

Они подошли к душу. Антон Романович перекрыл горячую воду и полностью отвернул края холодной. Подставил руку под упругие струйки.

– Хорошо! – крякнул он. – Распариться, а потом под холодный душ. Да… Очень полезное дело. – Он повернулся к своему собеседнику и спросил, хитровато прищурясь: – Кто же первый под освежающий лезет?.. К слову, давайте-ка познакомимся. Моя фамилия Браилов.

– Браилов? – изумленно вытаращил глаза молодой сибиряк. – Уж не Антон ли Романович?.. Профессор?..

– Он самый!.. Честь имею, – усмехнулся Антон Романович, глядя на бесхитростно изумленную физиономию своего земляка. А вы считаете, ежели профессор, так париться в бане ниже его достоинства? А?.. Эх, вы!.. А еще сибиряк.

– Вот уж не думал, не гадал с вами в такой обстановке встретиться. Вы уж простите меня, что я с вами так запросто… даже папашей назвал… Ведь сами понимаете…

– Ну, ну, хватит извиняться. Не боитесь холодной воды после верхнего полка? А?.. Простите, вашего имени отчества не знаю.

– Георгий Степанович, а фамилия – Лосев.

– Как вы сказали? – встрепенулся, словно его кипятком ошпарили, Антон Романович. – Это какой же Лосев? Уж не тот ли, что мою Ирину в прошлое воскресенье чуть было не утопил?

– Тот, – покорно опустил голову Лосев. – Но я, право же, не виноват, Антон Романович.

– Разрешите пожать вашу руку! – взволнованно произнес профессор. – Я хотел это сделать в другой обстановке, но… Вы мужественный человек, товарищ Лосев.

– Я очень боялся встречи с вами, – энергично тряхнул руку профессора Лосев. – А вы, оказывается…

– А я, оказывается, совсем не страшный. – рассмеялся Антон Романович. – Ну, я вижу, вы не собираетесь под душ, тогда с вашего разрешения… – и Браилов шагнул под ледяной дождь, зажмурив глаза от удовольствия. – Полезайте, – предложил он через минуту. – Наслаждение ни с чем не сравнимое!

“А ведь Ирина была права, когда сказала, что он мне понравится”, – думал профессор, следя за тем, как Лосев, закинув голову, подставляет воде свое раскрасневшееся лицо. Антон Романович был неравнодушен к здоровым, сильным людям. С ними и своих лет не чувствуешь.

– Повторим? – заговорщицки подмигнул он Лосеву, кивнув на верхний полок.

– Повторим! – весело согласился тот. – А вы против холодного пива не возражаете?.. У меня отец, ох, как любил под самый потолок. с пивом забираться.

– Давайте! – махнул рукой профессор. Лосев вышел в раздевалку и вскоре вернулся с тазиком в руках. В тазике, обложенные льдом, стояли бутылки с пивом, а между ними, перевернутые вверх дном, – два граненые стакана.

– Однако, Георгий Степанович, – покосился на бутылки Браилов, – не слишком ли много для двоих? По три бутылки на брата. Это, знаете ли, и для молодого сердца нагрузочка порядочная.

– А мы их полегоньку, Антон Романович, глоток за глотком. А насчет сердца… так ведь у сибиряков сердца крепкие, сдюжат.

Они еще долго сидели наверху, болтая о разном и потягивая холодное пиво. Потом, уже на улице, Лосев сказал:

– У меня к вам дело, Антон Романович. Наш журнал собирается поместить специальный очерк, посвященный работам вашего института, в частности, мы собираемся осветить проблему лечения сном. Я еще третьего дня получил командировку к вам, да все не мог собраться. У ихтиологов был – очерк писал.

– Интересная работа у вас, – произнес профессор. – Сегодня с ихтиологами, завтра с агрономами, послезавтра с физиологами… Сколько вы мне сегодня занимательного рассказали! А я вот зарылся в своей лаборатории и о Марре знаю лишь, что он там в области языковедения что-то напутал. Значит, Река Черного Дракона Хейлунцзян?..

– Нет, просто Черная река. Харамурень.

– Неправильное название, – помолчав немного, произнес профессор. – Амур-батюшка – светлая река. Не согласен я на ваши харамурени, хейлунцзяны и всякие хейхэ. Что касается вашего дела, то у меня принцип: на улице о делах не беседовать. Заходите к нам сегодня же, часикам к восьми. Посидим немного, чайку попьем и заодно о вашем деле побеседуем. Не возражаете?

– Сочту за честь, Антон Романович, но не затрудню ли я вас?

– Глупости, – махнул рукой профессор. – Приходите!.. Запомните, субботние вечера у меня всегда свободные. И, кроме всего, вы мне нравитесь, молодой человек.