Гипнотрон профессора Браилова

16. ЛЕКЦИЯ С ДЕМОНСТРАЦИЕЙ

Когда Лосев снова приехал в институт, его встретила Ирина.

– Антон Романович поручил вас мне, – сказала она, протягивая руку.

Ирина была в слегка накрахмаленном халате и такой же шапочке, из-под которой выбивались непокорные локоны. В этой одежде она была совсем непохожа на ту веселую девушку, какой ее привык видеть Лосев на пляже, на улице и дома. Она показалась ему старше и строже. Только улыбка на Иринином загорелом лице была прежней.

– А где же Антон Романович?

– Уехал на лекцию.

– А разве лекция не здесь?

– Нет, в университете,

– Но ведь это в противоположном конце города! – с отчаянием воскликнул Лосев. – Я не успею, если даже найду такси.

– А вам никуда и ехать не придется.

– Позвольте, Ирина Антонова а! – оторопело посмотрел на девушку Лосев. – А как же лекция?

– Предоставьте это мне, Георгий Степанович, – хитровато усмехнулась Ирина. – Если Антон Романович пригласил вас на лекцию, вы будете на ней. Пойдемте.

Лосев пожал плечами. Он решил больше ни о чем не спрашивать.

Они прошли в самый конец уже знакомого Лосеву коридора. “Пульт номер двадцать шесть”, – отметил в уме Лосев, глянув на табличку массивной двери, которую распахнула перед ним Ирина.

Лосев окинул взглядом комнату и по привычке сразу все запомнил: два окна слева, почему-то застекленные матовыми стеклами; большой шкаф между ними; стены и потолок оббиты какой-то гофрированной тканью; огромный пульт с многочисленными приборами и большим экраном в центре.

– Вот мы здесь и расположимся, – сказала Ирина, подойдя к пульту. – Да, я совсем забыла поблагодарить вас за радиоприемник. Папа утверждает, что он работает лучше, чем прежде.

– Не стоит благодарности. По моей вине Антон Романович три дня не слушал радио… Однако скажите, пожалуйста, каким образом мы сможем присутствовать на лекции? До начала осталось всего четыре минуты.

– Аудитория, по-видимому, уже собралась, – сказала Ирина и нажала синюю кнопку на щите. – Сейчас посмотрим.

На большом экране вспыхнул голубоватый свет. Одновременно послышался многоголосый шум.

Ирина нажала другую кнопку, и на экране возникла просторная, расположенная амфитеатром аудитория. Видимость была настолько хороша, глубина настолько ощутима, что Лосеву почудилось, будто его перенесли в эту аудиторию и усадили в самом верхнем ряду. Кое-кто из студентов готовился записывать, раскладывал перед собой тетради. Две девушки во втором ряду о чем-то шептались. Юноша из четвертого ряда встал, обернулся к Лосеву, задорно улыбнулся, вынул из кармана конфету в пестрой обертке и швырнул вверх.

– Держи, Васька!

Лосев инстинктивно выбросил руки вперед, чтобы поймать конфету, но рыжеволосый парень, сидящий впереди, ловко перехватил ее.

– Стереотелевидение! Я читал об этом, но не представлял себе, что все это может выглядеть так реально.

– Да, телевидение. – спокойно произнесла Ирина, продолжая возиться с приборами. – Опыты с демонстрацией условных рефлексов очень сложно производить непосредственно в аудитории: слишком много посторонних раздражителей. Глядите сюда! – предложила Ирина и нажала кнопку рядом с небольшим экраном на горизонтальной панели пульта против Лосева. – Электронный перископ, – пояснила она, увидев, как изменилось лицо Лосева, когда перед ним на матовом стекле появилось изображение небольшой комнаты со столом посредине. На столе нетерпеливо топталась кудлатая дворняжка. Лаборант укреплял у нее на щеке какой-то прибор.

– Собака с классической павловской фистулой.

– А собака где, – поинтересовался Лосев, – тоже за тридевять земель?

– Нет, экспериментальная комната совсем недалеко, в соседнем корпусе. А вот и Антон Романович.

Из большого экрана донеслись гул затихающих голосов и отчетливое “Здравствуйте” профессора, его шаги.

– Вот мы с вами и на лекции, Георгий Степанович. Но преимущество у нас огромное; мы можем спокойно разговаривать, не мешая Антону Романовичу. Только когда вспыхнет вот эта зеленая лампочка, нужно хранить молчание: иначе каждое наше слово, даже произнесенное шепотом, будет слышно в аудитории.

Началась лекция. Лосев никак не мог отделаться от ощущения полной реальности своего присутствия в аудитории. Из-за этого первое время ему было трудно сосредоточиться. Но спустя несколько минут он освоился и принялся торопливо записывать.

– А теперь перейдем к демонстрации, – сказал профессор и, постучав указкой по кафедре, спросил, глядя вверх:

– У вас все готово, Ирина Антоновна?

– Готово!

– Давайте!

Ирина включила рубильник. В аудитории над черной доской, вспыхнул огромный экран. На нем появилось то же изображение, что и в электронном перископе.

Собака стояла спокойно и, казалось, дремала.

– Перед вами одна из комнат нашей бывшей “башни молчания”, – продолжал свою лекцию профессор, махнув указкой в сторону экрана. – Конечно, она совсем не похожа на ту знаменитую “башню молчания” в Ленинграде, которая нарисована в ваших учебниках, но принцип один и тот же: полная изоляция подопытных животных от внешних раздражителей.

В аудитории началось оживление. Студент из третьего ряда, тот, что бросил своему товарищу конфету, не удержался и радостно вскрикнул:

– Да это же Шустрый!

– Да, это Шустрый, – подтвердил профессор. – Чудесный пес, живой, быстро возбудимый, ярко проявляющий свои чувства и в то же время уравновешенный. Типичный сангвиник. Мы у него выработали пищевой рефлекс на белый квадрат. Прошу вас, Ирина Антоновна.

Перед собакой на однообразном сером фоне появился ярко освещенный белый квадрат.

– Вот видите, как сразу переменился наш Шустрый, – усмехнулся профессор. – Оживился, приветливо машет хвостом, умиленно смотрит на фигуру.

Внезапный смех всей аудитории заглушил последние слова профессора. Шустрый потянулся к щиту и, продолжая махать хвостом, лизнул белый квадрат.

Лосев тоже рассмеялся, потом снова стал записывать. Это была обычная лекция об условных рефлексах. Время от времени в правом углу экрана вспыхивали красные цифры, автоматически показывая количество капель слюны. Белый квадрат сменился монотонным постукиванием метронома. Прошло еще немного времени. и собака повисла в лямках. Уснула.

– Как видите, торможение условного рефлекса вызывает сон, – сказал профессор. – Сон и торможение – один и тот же физиологический процесс.

Профессор продолжал рассказывать. Ирина между тем, выключила перископы, куда-то позвонила по телефону, кому-то приказала подготовить какого-то Самсона, спросила, проверен ли генератор, потом снова включила перископы. Лосев уже не слушал, что говорил Браилов. Его внимание целиком захватил новый обитатель комнаты: в углу, держась за решетку, стояла огромная горилла.

– Не приведи, господь с таким зверем повстречаться, – прошептал Лосев.

– Он у нас очень милый, наш Самсон, ребенка не обидит.

В это время в комнату вошел лаборант. Самсон встретил его громким рычанием и двинулся навстречу, широко расставив свои большие руки. У Лосева все похолодело внутри: страшно было видеть этого небольшого человека рядом с могучим зверем. Но лаборант дружески похлопал гориллу по черной груди и протянул ей большое краснощекое яблоко. Самсон схватил яблоко и стал его рассматривать.

– Включите генератор сонного торможения, – попросил профессор.

Лаборант повернул выключатель. Лосев, не отрываясь, глядел в окошко перископа. Вот оно – таинственное детище профессора Браилова!

Лаборант бросил еще одно яблоко. Самсон поймал его и принялся грызть с явным наслаждением. Прыгала стрелка секундомера на щите пульта управления Прошла минута. Самсон продолжал жевать, но движения его стали менее активными и с каждой секундой замедлялись все больше и больше. Вот он тяжело опустился на пол, прижался спиной к стене, попытался вложить остаток яблока в пасть и не смог: голова склонилась на грудь, глаза закрылись. Еще несколько секунд – и Самсон, отяжелев окончательно, растянулся на подстилке во весь свой богатырский рост. Грудь медленно вздымалась. Из полуоткрытого рта вырывался мирный храп.

– Как видите, действие аппарата отличается чрезвычайной эффективностью, – продолжал лекцию Бра­и­лов. – Нам понадобилось всего две минуты и десять секунд, чтобы усыпить это сильное животное… Сколько он будет спать?.. Не меньше трех–четырех часов… Не таит ли этот искусственный сон какой-нибудь опасности для организма?.. Нет. Наоборот, он значительно глубже естественного.

Звонок известил об окончании лекции. Ирина выключила рубильник. Экран мгновенно потух. Замолкли репродукторы. В лаборатории воцарилась мертвая тишина.

– Ну, вот и все, Георгий Степанович! – сказала Ирина.

Лосев оторвался от блокнота, спрятал его в карман.

– Замечательно! – произнес он восторженным шепотом, все еще глядя на потухший экран перископа. – Как в сказке! Читателям будет очень интересно. Я хотел бы осмотреть этот аппарат поближе.

– Пожалуйста!

Она подошла к шкафу, извлекла оттуда небольшой, обтянутый добротной кожей чемодан, поставила на стол и раскрыла.

– Как видите, наш аппарат довольно портативен и в управлении очень прост. Рефлектор нацеливается на подушку. Глубина сна регулируется этой ручкой. Единица – дремотное состояние, двойка – поверхностный сон, тройка – глубокий: мы пользуемся им для лечения сном.

– В свое время лечение сном наделало много шума, – заметил Лосев. – Но сейчас… Мне как-то довелось беседовать с одним врачом, и, если судить по его высказываниям, медики значительно поостыли к этому способу лечения.

– О, медики, – в глазах Ирины мелькнули хитроватые огоньки. – Они еще не знают, что такое генератор профессора Браилова. Этот аппарат воплотил в себе всю сокровищницу знаний, накопленных в результате многовековой титанической работы самых светлых умов: физиков и химиков, биологов и физиологов, психиатров и невропатологов. Павлов и Сеченов, Эйнштейн и Гельмгольц, Архимед и Гиппократя8, я0 Аристотель… всех и не упомнишь. Каждый из них вложил крупицу своих знаний, своего труда в этот аппарат.

– Лечение сном – это лишь незначительная частица тех возможностей, которые сулит человечеству наш генератор, горячо продолжала Ирина. – Приходилось ли вам, Георгий Степанович, испытывать бессонницу? Мучительное состояние, не правда ли? Поставьте наш генератор на своей прикроватной тумбочке, включите счетчик времени… Две–три минуты, и вы погрузитесь в глубокий сон на пять–шесть часов. Вы проснетесь свежим, отдохнувшим, полным бодрости и желания работать. Это не все. Намечается возможность достижения такой глубины сна, при которой для отдыха нервной системы достаточно будет трех, а может быть, и двух часов в сутки. Вы представляете себе, что будет? Ведь человек вынужден спать восемь часов, и нельзя сокращать это время, иначе – нарастающее переутомление, истощение нервной системы, преждевременная старость со всеми ее спутниками – недугами. Треть своей жизни человек вынужден проводить в постели, и сократить сон вчетверо – значит подарить человеку пятнадцать–двадцать лет творческой жизни. Сколько можно сделать за эти годы!

Лосев с нескрываемым восхищением глядел на девушку. Сколько огня в ее глазах! Какая энергичная же­сти­куляция!

– А вы любите, оказывается, помечтать, – усмехнулся он.

– Но эта мечта уже наполовину сбылась, – ответила Ирина. – Пройдет немного времени, и она сбудется полностью. Я убеждена в этом!

– Как только ваш аппарат появится в продаже, я первый покупаю себе. Как жаль, что его не изобрели раньше. Станьте, пожалуйста, вот так, – сказал он и, отойдя назад, быстро вскинул к глазам фотоаппарат.

– Простите, но фотографировать в нашей лаборатории не разрешается, – предостерегающе выставила вперед руку Ирина.

– Что вы говорите? – явно смутился Лосев. – К сожалению, вы поздно предупредили: я успел щелкнуть. Профессиональная поворотливость, – усмехнулся он – Однако, если нельзя, значит нельзя.

Он открыл заднюю крышку фотоаппарата, извлек кассету и протянул ее Ирине.

– Там у меня, кроме этого, еще несколько снимков. Когда проявите, отрежьте запретный, а остальные вернете мне.

Ирине стало неловко. Но она решительно взяла кассету. “Сколько в нем порядочности и такта”, – подумала девушка, пряча кассету в карман халата.