Гипнотизер в МВД: тотальный контроль. Том 3

Глава 8 Темные пятна

Первым делом после общения с Бургасовым мы отправились к бывшей жене Бокина.

Несмотря на уверения декана политеха, он, оказывается, развелся совсем недавно, причем с большим скандалом и несмотря на сильное противодействие со стороны партийных органов. Они не желали, чтобы наш популяризатор науки, частенько пишущий статьи на страницах журналов и газет, выступающий по телевидению, тем не менее, оказался разведенным мужиком.

То есть бросающим таким образом тень на партию своим падшим моральным обликом, потому что кем еще может быть мужчина, бросивший свою горячо любимую жену? Не иначе, как моральным подонком, опустившимся до самого дна.

Тем не менее, несмотря на противодействие партии, Бокин пошел дальше напролом и все равно развелся с женой. Очень и очень интересно, почему это произошло.

Нет ли здесь какого-нибудь сильного конфликта, результатом которого явилось применение длинного прочного шнура от микрофона недалеко от запасного входа некоего известного нам Политехнического университета? Хм, здесь определенно стоит покопаться, хотя для этого придется вывалить наружу огромную грязную кучу нижнего белья, образовавшегося между бывшими мужем и женой.

В итоге от университета мы вместе с Аксаковым и прицепившейся, как репей, Сапфировой, отправились на квартиру к безутешной вдове, чтобы выяснить, наконец, что явилось камнем преткновения и яблоком раздора между ней и Бокиным. И могла ли эта безутешная вдова подговорить какого-нибудь страстно влюбленного в нее мужчину совершить ради ее высокой и светлой любви преступление? И оказать ей небольшую услугу, прикончив ее бывшего муженька, никчемного и бессердечного ублюдка.

Все возможно. Вот всяком случае, я считал именно так, а Сапфирова и вовсе решила, что узнает, виновна ли вдова, просто коснувшись ее руки.

— Очень эффективная методика выявления преступников, — заметил я. — Ты можешь просто касаться людей, а мы уже будем по твоему указанию сажать их за решетку. Тогда и МВД больше не нужен. Верно, Рэм?

Аксаков не ответил, он был хмур и суров, как каменная статуя бога-громовержца. И я, и он не хотели брать Сапфирову с собой на допрос, но оказалось, что у гадалки отличные связи в прокуратуре и она воспользовалась ими, чтобы надавить на нас. Поэтому ничего не поделаешь, пришлось взять шаманку с собой.

— У тебя неправильное мнение о моих способностях, — Сапфирова улыбнулась, но не мне, а Михалычу, которому она до этого рассказала, что его тетка, у которой он вырос на руках, прекрасно чувствует себя в ином мире и передает ему самые теплые пожелания. Причем она правильно назвала ее по имени отчеству, а именно, тетя Фрося Михайловна, так что Михалыч выпучил от удивления глаза и полминуты не мог завести машину, чего с ним вообще никогда не случилось. И теперь он благодушно улыбнулся в ответ, готовый отвезти Полину, куда она прикажет. — Ты считаешь, что все можно объяснить с точки зрения науки. А я говорю, что в этом мире много неизвестного, в том числе и наши отношения с умершими.

Мда, тут она подошла очень близко к глубокой пропасти и я не мог понять, как ее с такими убеждениями до сих пор не упаковали компетентные органы, которые занимаются идеологической обработкой населения. Возможно, просто, что они не воспринимали ее всерьез, считали просто милой симпатичной дурочкой.

— Вот тут она живет, ваша дама, — Михалыч остановился возле многоэтажки, и указал на двери подъезда.

В Санкт-Петербурге уже дело к вечеру, скоро солнце начнет исчезать с небосвода, хотя уже начинаются белые ночи и до самого позднего времени город освещен, как днем. Мы вышли из машины и отправились с визитом к вдове Бокина.

Дверь открыла молодая женщина за тридцать, ближе к сорока. Вполне себе привлекательная, высокая, статная, с ослепительными белокурыми волосами.

Ух ты, как же это Бокина угораздило расстаться с такой красавицей? Вела она себя тоже сдержанно, хоть и оставалась печальной, но я не заметил, чтобы глаза ее беспощадно опухли от слез.

— Проходите, я отвечу на все ваши вопросы, — сказала она, провела нас на кухню и усадила за столом, а я при этом не отказался от чашечки густого ароматного чая.

— Скажите, что случилось между вами и вашим мужем? — спросил Аксаков.

Мы уселись вокруг большого прямоугольного стола, на котором хозяйка поставила чашки с чаем, печеньки и конфетки в вазочке. Вдову Бокина звали Жигалова Ирина, после развода она уже успела поменять фамилию и теперь сидела перед нами в черном платье, всячески демонстрируя печаль и горечь.

Перед тем, как ответить на вопрос Рэма, Жигалова тихонько вздохнула и задержала дыхание. Очевидный признак того, что человек готовится сказать неправду, потому что ему требуется набрать побольше воздуха, чтобы говорить ровно и гладко. Ведь во время вранья, особенно перед представителями милиции, пульс бьется сильнее и нервная система мобилизуется, а для всего этого нужно как можно больше кислорода.

— К сожалению, наши интересы разошлись, — горестно сказала вдова. — Все эти годы, что мы жили с ним, Миша все больше занимался своей работой, у него не осталось времени на семью. Мы могли видеться с ним два-три раза в месяц. Представляете, каково мне было? Все эти служебные обязанности полностью отдалили моего мужа от меня. И мы вынуждены были расстаться.

Она замолчала, поджав губы. Очень расплывчатые формулировки, которые не убедили даже Рэма, который тоже почувствовал неискренность Жигаловой. Аксаков задумался о том, что спросить дальше и я воспользовался его молчанием.

— Ирина, как часто муж изменял тебе? — спросил я в лоб. — Ты застукала его с поличным и это стало последней каплей, как я понял?

На мгновение все замерли и тогда Жигалева сказала: «Чтобы ты сдох!», а потом швырнула в меня крышкой от вазочки. Мне повезло, что увесистая штуковина не влетела мне в физиономии, а пролетела мимо, врезалась в дверцу буфета и упала на пол. И еще повезло, что крышка не разбилась.

— Черт вас подери, обязательно было спрашивать это так беспардонно? — гневно спросила Жигалева. — Хоть мы и развелись, но у меня остались кое-какие чувства к этому человеку. Чувство почтения и уважения. Хотелось бы, чтобы и ко мне проявляли такие же чувства!

Я поднялся и отошел в сторону, спрятался за Аксакова. Правда, при этом успел подхватить свою чашку и встал возле окна, опершись задницей о подоконник. Потом поднял руку:

— Приношу свои извинения, я буду молчать, как рыба, — и отпил остывшего чая. Потом не удержался, и добавил: — Просто хотел уточнить, раз уж ты не хотела говорить.

Прежде чем Жигалова снова пришла в ярость, Полина продвинулась к ней ближе, взяла за руку и мягко сказала:

— Ирина, позвольте еще раз выразить сочувствие вашей утрате. Я вас отлично понимаю, очень тяжело чувствовать себя преданной и обманутой, ведь это почти та же самая ситуация, которая случилась у вас в детстве, когда ваш отец ушел к другой женщине и оставил семью. Вы тогда были еще совсем маленькой.

Вот теперь ей удалось поддеть рыбку на крючок. Жигалова изумленно посмотрела на нашу помощницу и спросила:

— Да, все верно, откуда вы узнали об этом?

Откуда, откуда, даже если от верблюда, я ведь тоже видел, что на комоде в гостиной стоят семейные фотографии, когда проходил в кухню. И на всех них изображена маленькая девочка с матерью, и только с ней, а с отцом нет. Так что нетрудно догадаться о том, что Жигалова выросла в неполной семье.

— Мне подсказали ваши близкие, они ведь все равно находятся близко к нам, даже если и ушли в другой мир, — благожелательно сказала Сапфирова. Подобралась еще ближе, погладила вдову по плечу. — Крепитесь, Ирина, ваша мать желает вам сейчас добра и хочет, чтобы вы справились с этой тяжелой ситуацией, также, как справилась она.

О, вот здесь она угодила в самый центр мишени. Видимо, воспоминания Жигаловой о матери явились мощным крючком, который потянул за собой целый пласт воспоминаний женщины о трудном детстве, проведенном без отца. Она опустила голову и закрыла лицо руками, стараясь удержаться от слез.

Надолго замолчала.

— Да, Миша часто изменял мне, — сказала Жигалова через пару минут, справившись с волнением. — Я даже не знаю, как так получилось. Все произошло точно также, как с моей матерью. Наш отец, по ее словам, тоже был ей неверен, а потом и вовсе ушел от нас, еще когда я была маленькая. Я все время подозревала Мишу в неверности и поэтому не хотела заводить с ним детей. Чтобы мой ребенок тоже не остался в моей ситуации, чтобы не рос без отца. Получается, я сделала правильно?

Не успела Сапфирова сказать и слова, как я вмешался:

— И последней каплей явилось то, что вы поймали мужа с поличным?

В этот раз Жигалоыа уже не стала швыряться чашками, нет, она просто посмотрела на меня испепеляющим взглядом и ответила:

— Да, это действительно так. Как-то я поехала в гостиницу в область, на конференцию в Выборг. Из номера, где жил Миша, вышла молодая женщина, развязной наружности, в короткой юбке, с распущенными волосами, вся зарумянившаяся, бесстыжая. Я даже не стала ничего выяснять, и так все понятно. Развернулась и ушла. А утром подала на развод.

Что и требовалось доказать. Я посмотрел на Сапфирову. Девушка ворковала со вдовой. Готовила из нее очередную жертву. И судя по всему, у нее это прекрасно получилось.

Ну, а нам можно было уходить отсюда. Судя по всему, мы выяснили все, что нужно было.

Правда, Аксаков не торопился. Да и Сапфирова тоже. Ладно, это дает мне повод взять еще одну печеньку.

— Вы знаете, кто мог бы убить вашего мужа? — спросил Аксаков, поглядев в свои записи. — Возможно, это как-то связано с его работой?

Жигалова пожала плечами и вытерла уголки глаз. Покачала головой.

— Нет, мне это неизвестно. Совсем неизвестно. Муж вообще не делился со мной проблемами по работе. С кем угодно, но только не со мной. Например, со своими шлюхами. Или с этим своим, помощником, с Кривошеевым.

Она задумалась. Поглядела в окно. Смахнула еще одну слезу.

— Хотя знаете, вполне возможно. У него на работе полно недоброжелателей было. Они его постоянно критиковали. Присылали письма с угрозами.

Ясно, тут мы опять уперлись в ту же стену. Теперь надо переговорить с помощником убитого. Наверняка он в курсе, кто там назван в докладе. Из тех, что проворачивает темные делишки в комитете охраны недр. Короче говоря, версия с убийством из-за служебной деятельности жертвы наверняка станет основной. Как пить дать.

Больше говорить не о чем. Мы с Аксаковым встали и распрощались с вдовой. А вот Сапфирова осталась на месте.

— Идите, мальчики, — сказала она. — А я еще пообщаюсь с Ириной.

Судя по слабой улыбке вдовы, она не возражала.

Мы вышли из квартиры и спустились вниз. Разговор с помощником назначили на завтра, а сейчас поехали в УВД. Надо было разобраться со всеми новостями. Со всеми внезапно нагрянувшими новостями.

Но в отделе меня ждали новые вести. Когда я вошел в кабинет, Белокрылова разговаривала с Тереховым. Увидев меня, она шагнула навстречу и сказала:

— Ян, только что сообщили, свидетели по делу Гуляева погибли. Оба. Вроде от несчастного случая.

Павел Ниткин поглядел в окно поезда. Ничего не видно. За окном, прикрытым светло-коричневой занавеской, сплошная темнота.

Завтра он будет в Ленинграде. В центре всесоюзной культуры. Там по вечерам уже светло. И даже в такое время отлично видно все вокруг.

Колеса мерно стучали по рельсам. Ехать еще десять часов. Ниткин огляделся и вздохнул.

Он сидел в купе поезда, следующего маршрутом Минск-Ленинград. Все вагоны были сплошь приятного, радующего глаз зеленого цвета, на межоконных проемах нарисован орден «Золотая Звезда», а под окнами желтая надпись «Минск». Длина поезда двадцать два вагона.

Ниткину надоело глядеть на темноту за окном, он перевел взгляд на попутчиков. Двое мужиков из совхоза «Алая заря», до самого последнего момента они болтали, рассказывали, как идут дела в сфере животноводства и жаловались, что удои постоянно падают ниже плановых. Потом почти одновременно замолчали, допили чай, сходили в уборную и легли спать. Сейчас они храпели, лежа на боку.

Свет в купе уже заглушили, Ниткин оставил гореть свой ночник. Потому что не хотел спать и как будто доказывал самому себе и окружающему миру, что его не уложить в постель еще, как минимум, с час.

Он обернулся, в очередной раз погладил твердый кожаный футляр. В футляре лежала скрипка, ручной работы, старинная и очень ценная.

Завтра у Ниткина концерт, будет выступать в Ленинградском Доме дружбы в составе симфонического оркестра, а потом и сольно, исполнит Моцарта и лирические композиции собственного творчества.

Ниткин с детства занимался скрипкой, освоил скрипку, учился в музыкальной школе, потом в Минской консерватории. Постепенно добрался до высот, до всесоюзной известности, несмотря на относительную молодость.

Футляр молча лежал на постели, скрипка внутри него отдыхала и готовилась к предстоящему концерту. Это непростая скрипка, подарок учителя, изделие ручной работы, создано известным мастером Николо Гальяно аж в 1769 году.

Обычно скрипка хранилась в филармонии, но в этот раз, ради такого почетного выступления, учитель разрешил взять ее с собой. Этого момента Ниткин ждал давно и теперь не мог заснуть, потому что весь день находился на седьмом небе от счастья.

Ему уже приходилось играть на разных старинных скрипках и музыкант готов был поклясться, что каждая из них обладает собственной индивидуальностью, как и человек. Многие из них невероятно капризные, словно красавицы из высшего общества, что, впрочем, неудивительно, учитывая их дату производства и стоимость. К каждой скрипке нужно найти подход, иначе красавица не захочет звучать так, как надо и выступление обречено на провал.

Но со скрипкой Гальяно у Ниткина сложились просто великолепные отношения. Хоть она и дорогущая штучка, но Ниткин пришелся ей по душе и его смычок извлекал из нее просто божественные звуки.

Поэтому сейчас он не мог сидеть рядом со скрипкой просто так, сложа руки. Ему хотелось взять ее и играть прямо сейчас.

Чего он не стал делать, чтобы не разбудить соседей. И еще не желая беспокоить саму скрипку. Пусть отдыхает до самой минуты начала выступления.

Поэтому Ниткин уложил футляр возле стенки, разделся, укрылся покрывалом и лег спать. Сначала он не мог заснуть, думал о предстоящем концерте, а потом все-таки впал в тревожное забытье.

Через пару часов, когда все обитатели купе крепко спали, кто-то попытался осторожно открыть дверь снаружи. Сразу это не удалось, потому что бдительные работники совхоза закрыли дверь на защелку.

Неизвестных визитеров это не остановило. Через три минуты аккуратного копошения дверь открылась и тихо отошла в сторону. Внутрь вошел низенький человек, весь закутанный в черную кофту и штаны, на голове темная кепка, а лицо прикрывал черный же платок.

Таинственный гость огляделся, увидел Ниткина и подошел к нему. Сразу заметил футляр, который музыкант любовно прижимал к себе, наклонился и потихоньку начал вытаскивать из рук спящего.

Поезд мчался по рельсам, вагон раскачивался и это обстоятельство помогло злоумышленнику незаметно вытаскивать футляр из рук Ниткина. Воришка пытался совместить свои движения с амплитудой легкой качки вагона.

Наконец, ему удалось вытащить футляр. Почти. Торжествуя, пришелец потянул футляр к себе и в это время Ниткин проснулся. Возможно, скрипка внутренним голосом позвала своего незадачливого владельца. Музыкант тут же схватил футляр и что-то неразборчиво захрипел, но злоумышленник не собирался отдавать добычу.

Он отпустил футляр и Ниткин радостно схватил сокровище. Но в руке у незваного гостя тускло блеснуло лезвие заточки и он тут же ткнул им в злополучного скрипача. Попал куда-то в бок и Ниткин тут же задохнулся, засипел от боли.

Незнакомец воспользовался беспомощностью музыканта, выхватил футляр и мгновенно выскочил из купе, не забыв закрыть за собой дверь. Ниткин лежал в постели и пытался издать хоть какой-то звук, но у него не получилось. По животу и спине текло мокрое и липкое.

Только через час сосед, выходя в уборную, обнаружил плавающей в крови Ниткина.