Гипнотизер в МВД: тотальный контроль. Том 3

Глава 6 Два осмотра

Из аэропорта мы поехали сразу на осмотр.

Гаврилов и в самом деле оказался мировой величиной. Даже я помнил его фамилию. Достижения в области пересадки сердца. Да, точно. Он один из пионеров в этой области.

Вот только в моей реальности он благополучно дожил до преклонного возраста. И скончался от инфаркта. А в этой реальности все изменилось.

Не исключено, что я тому виной.

Вот о чем я думал, когда мы ехали за город. К месту преступления. Чтобы осмотреть его.

Знакомые места. Я был здесь в прошлом году. Это лес на Дудергофских высотах, к юго-западу от Ленинграда. Неподалеку расположен поселок Можайский, я в нем не бывал до этого ни разу, ни в этой жизни, ни в прошлой, все время проездом. Лес тут не такой густой и большой, скорее, смешанный с кустарниками, но зато места пустынные, очень удобные для того, чтобы убить человека или совершить какие-нибудь другие, не менее зловещие действия.

Что и было сделано. И вот мы стоим перед изуродованным телом пожилого мужчины, с выколотыми глазами и вырезанными внутренностями, который совсем недавно был профессором Гавриловым, а теперь превратился в жуткий окровавленный кусок мяса. Чтоб тебя демоны разобрали, проклятый Пиковый туз.

— Ну, что скажешь? — спросила Белокрылова. — Есть какие-то мысли?

Конечно, есть. Мысли у меня были еще до приезда сюда. И сейчас они, увы, нашли свое подтверждение.

Труп Гаврилова обнаружили у подножия холма, на небольшой полянке, образованной цветущими вокруг липами, кленами и лиственницами. Убийца раздел и уложил профессора на землю враскорячку, привязал его руки-ноги по отдельности, вытянув их строго по сторонам света.

Кроме того, жертва лежала посреди огромного круга, начерченного на земле. В зубах убитого торчала игральная карта туз пик. Карту убийца вложил уже после того, как Гаврилов умер, просто для того, чтобы показать, кто это сделал.

Да, он уже делал так раньше. Я помню по предыдущим эпизодам, например, он точно также сделал с Гуляевым.

Место преступления было оцеплено, вокруг ходили милиционеры и криминалисты, фотограф делал снимки. Из-за деревьев сюда проникало мало света и поэтому он пользовался вспышкой. Руководство областного УВД уже побывало здесь и успело уехать, отчитываться перед вышестоящим начальством о том, что они предприняли все возможные меры для поимки преступника. И что в самом ближайшем времени это будет сделано.

Я взглянул на машину убитого, серую Волгу, ее силуэт смутно виднелся за деревьями. Чтобы машину не увидели с дороги во время ритуала, Пиковый туз спрятал ее подальше, в чаще леса.

— Он каким-то образом похитил профессора в его собственной машине, потом привез сюда и убил, — задумчиво сказала Белокрылова. — Как он сделал это?

Я снова подошел к трупу, опустился на колени и осмотрел его. Пощупал мраморно-белую кожу, по которой уже ползали стайки трудолюбивых муравьев. Поглядел в черные провалы окровавленных глазниц.

— Он его усыпил, прямо в машине, — сказал я, поднялся и отряхнул листья и веточки с ладоней. Вернее, с толстых резиновых перчаток, поскольку чтобы не испортить улики, я надел латаные-перелатаные перчатки многоразового пользования, взятые у знакомого криминалиста. — Потом привез сюда и умертвил. Усыпил с помощью какого-то препарата, экспертиза покажет. Может, шприц, а может…

Я осмотрел коричневый пиджак профессора, аккуратно повешенный на нижнюю ветку дуба на окраине поляны. В карманах бумажник, носовой платок, расческа, ручка и блокнот. Убийца ничего не взял, только я не вижу семейных фотографий.

Отправился к машине. С хрустом и треском пробрался сквозь кусты, открыл скрипнувшую дверцу и заглянул в широкий большой салон. Но сначала обратил внимание на замок.

На железной ручке я заметил свежие царапины, еле видимые, но вполне отчетливые, три тонкие извилистые полоски, как будто какой-то зверь провел здесь стальными когтями. Да, это и был зверь, самый страшный зверь из всех, какие только могут попасться на пути.

Внутри на пассажирском сиденье лежали разбросанные бумаги. На заднем сиденье портфель, тоже с бумагами. В замке зажигания под рулем я не заметил ключа, он лежал в бардачке, куда я тут же заглянул.

А потом мое внимание привлекла серебристая металлическая фляжка с гладкими потертыми краями и удобным кожаным ремнем, чтобы можно было вешать на шею или на пояс. Я отвинтил крышку и заглянул внутрь.

На донышке колыхалась черно-бурая жидкость, я осторожно принюхался и ощутил аромат кофе, а еще слабый запах алкоголя. Хм, кофе с коньяком, а наш профессор был гурман.

Я положил фляжку на место, потом открыл заднюю дверцу и заглянул назад. На коврике остались еле видимые комочки грязи, сам коврик лежал косо, как будто его сдвинули резким движением. Вот где он прятался, этот уродец.

Вернулся назад, а продираясь по дороге через кусты, я с удовольствием стянул с себя мокрые от пота темно-синие перчатки. Они принадлежали не мне, и сомневаюсь, что владелец криминалист мыл их каждый раз после осмотра, снаружи и внутри. Тьфу, какая мерзость, в следующий раз буду пользоваться носовым платком.

Белокрылова разговаривала с экспертом-криминалистом Русецким, мы с ним до этого виделись несколько раз, и он каждый раз насмешливо отзывался о моих способностях.

— Ну как, ты уже нашел убийцу? — насмешливо спросил Русицкий, молодой мужчина лет тридцати, тощий и среднего роста, с небольшими пронзительными зелеными глазками, в нелепо сидящих на нем широких пузырчатых брюках и клетчатой рубашке. Волосы всклокочены, как будто он только что проснулся. — Тебе дать наручники, чтобы привести его сюда или ты его загипнотизируешь и заставишь сдаться самому?

Я с неудовольствием поглядел на Русицкого. От своей профессии криминалисты, как и врачи, частенько становятся циничными и черствыми к насильственной смерти людей, бывает, позволяют себе и черный юмор. Я тоже не подарок в этом отношении, но сейчас меня занимала личность преступника и совершенное преступление, поэтому мне было плевать на насмешки криминалиста.

— Он усыпил жертву с помощью снотворного, подмешанного в фляжку, — я указал в сторону машины. — Проверьте состав напитка внутри фляжки, там наверняка есть посторонние примеси. Потом перехватил управление и привез сюда. Но сначала дождался прихода профессора, сидя на заднем сиденье его машины. Он взломал замок и затаился внутри.

Русницкий тревожно взглянул на машину, и ответил:

— Мы и так собирались ее осмотреть, что ты вечно лезешь поперед батька в пекло? — не дожидаясь окончания беседы, он пошел к машине через кусты, моим недавним путем. На ходу позвал коллегу: — Эй, Рубахин, пойдем! Почему вы до сих пор не осмотрели машину?

Белокрылова внесла данные в записную книжку маленьким карандашиком.

— Ты уверен, что это Пиковый туз? — спросила она, не глядя на меня.

Я кивнул. Сомнений нет. Это он, черт его подери.

— Вполне возможно, что этот псих сожрал сердце и другие внутренние органы, — пробормотал я. — Это их внутренние убеждения. Они считают, что если съесть часть человека, к тебе перейдут его знания и силы. А еще он наверняка выпил кровь профессора. Проклятый псих.

Белокрылова закрыла глаза. Я видел, как она борется с отвращением.

Сзади подъехал «УАЗик», скрипнул тормозами, поднял кучу пыли на сухой дороге. Из него вышел Терехов Витя, все такой же сильный и улыбчивый, рубаха парень. В строгом сером костюме, с синим галстуком, несмотря на жару, коротко постриженный, большие глаза радостно блеснули.

— Шеф, нас срочно вызывают в Политех, — сказал он, быстро подойдя к нам и пожав мне руку: — Привет, Ян. Надо же, ты нисколько не изменился. Где ты был?

Но Белокрылова сложила записную книжку, чуть выступила вперед и насторожилась.

— А что случилось? Только не говори, что еще один труп.

Терехов сокрушенно кивнул.

— Так точно. Да еще какой труп. Убили Бокина Михаила Григорьевича, он известный ученый и публицист, занимался проблемами охраны окружающей среды. Должен был выступать с докладом на Всесоюзной конференции политехнического университета, но его убили прямо там, перед выступлением.

Белокрылова застонала и сунула записную книжку в сумочку.

— Да сегодня прямо день убийств людей науки, — заметил я. — Что это, звезды сошлись неблагополучно? Витя, ты не пишешь диссертацию? Если что, лучше даже не начинай, сейчас это опасно. Вы езжайте, а я подъеду позже.

Белокрылова схватила меня за локоть и потащила к «УАЗику». Терехов с улыбкой шел сзади.

— Ага, еще чего! Ты поедешь с нами! Мне нужно, чтобы ты осмотрел место происшествия и вообще, занялся этим делом. А иначе мы будем с ним еще полгода ковыряться.

Пришлось подчиниться. Мы забрали вещи, уселись в «УАЗик», хлопнули дверцами с характерным металлическим лязгом и автомобиль тут же сорвался с места. Я поздоровался с шофером:

— Как дела, Михалыч?! Как твой радикулит? Все также лечишь пчелами? Я тебе привез лекарство из Югославии, оно тебя мигом вылечит.

Усатый водитель улыбнулся:

— Да ладно тебе. Терпимо мне. Временами только, перед дождем, схватывает.

Терехов сидел рядом со мной на заднем сиденье. Он пихнул меня в бок:

— А как же мне? Привез что-нибудь? Ты в Югославии был?

Я кивнул.

— Конечно. Тебе и Рэму белые камешки с побережья Адриатического моря. Ракушки. Очень красивые. Ты можешь положить их на пианино.

«УАЗик» прыгал по кочкам, потому что мы сейчас ехали по грунтовой дороге, а Михалыч не жалел машину, чтобы поскорее выбраться на асфальт. Ласточки стремительно пересекали нам дорогу и улетали в небо, ловя комариков на ходу.

У Терехова огорченно вытянулось лицо.

— Камушки? Ракушки? И все?

Я улыбнулся.

— Нет, конечно, я шучу. Тебе и Рэму дубленки. Говорят, тут они в жутком дефиците. Надеюсь, подойдет.

— Вот это другое дело, — широкое лицо Терехова растянулось в улыбке. И он тут же снова спросил: — А для Лидии? Тоже что-нибудь привез?

— Она обойдется ракушками. В них можно послушать море, — ответил я.

Остаток пути Терехов пытал меня расспросами о том, как мне жилось в Югославии. Я рассказывал всякие байки, одновременно следил за дорогой и прикидывал, кто мог убить специалиста эколога.

Судя по тому, что с ним расправились прямо перед выступлением, это могло быть вызвано двумя причинами. Первое — это аффект, кто-то действовал необдуманно и во время вспышки ярости или другой сильной эмоции. Тогда улик будет больше, шансы найти преступника гораздо выше.

Второе — это может быть связано с работой. Тогда придется попотеть, чтобы найти убийцу.

Мы проехали Петергофское шоссе, выбрались на проспект Стачек, оттуда на Садовую. Дальше проехали на Литейный проспект, оттуда через одноименный мост переехали на другую сторону Невы, к Лесному проспекту. Все это время я рассказывал Терехову историю, как с помощью гипноза избавил маршала Тито от мигрени.

— Да ты все придумал, — Терехов недоверчиво покачал головой. — Тебя бы и близко не подпустили к Тито.

Я улыбнулся.

— Еще вчера я разговаривал с Андроповым и Щелоковым. Обращался на ты и даже получил визитку от министра. Вот она. Думаешь, мне не удалось бы добраться до Тито?

Терехов изумленно посмотрел на визитку Щелокова. Потом поглядел на Белокрылову.

— Это правда, шеф?

Девушка рассеянно кивнула. Она тоже о чем-то размышляла.

— Он назвал Андропова Юрой, — ответила она.

Терехов недоверчиво покачал головой.

— Все равно не верю.

Мы подъехали к зданию политеха и машина остановилась на стоянке. Белокрылова поправила прическу и выскочила из машины. Я отправился за ней.

Пока мы ехали, погода быстро изменилась. Жара спала, небо нахмурилось, по улицам задул холодный ветер, почти недвусмысленно предупреждающий о скором дожде. Надо же, какая капризная погода, утром солнце, а вечером дождь.

Ворота, территория, внутренние площади заполнены озабоченными студентами, вечно куда-то спешащими и живущими предстоящей сессией. Впрочем, многие сидели на скамеечках, болтали, пили газировку, смеялись и веселились. Нас многие студенты проводили внимательными взглядами.

— А здесь очень интересно, — Терехов улыбнулся симпатичной студентке. — Может, мне все-таки поступить в аспирантуру?

— Для начала ты доложишь, чем вы тут занимались во время моего отъезда и почему ты до сих пор не допросил Прокофьева по делу фарцовщиков, — сухо заметила Белокрылова. Ей не понравилось, что мы глазеем по сторонам, рассматриваем студенточек в коротких юбочках.

Мы вошли в здание, поднялись по небольшой лестнице, через несколько переходов добрались до актового зала. До того самого знаменитого Белого зала, я в нем как-то выступал для студентов-выпускников, в рамках молодежного фестиваля. Помню его ослепительно белые потолки, высокие арочные окна, дворцовый интерьер и огромные роскошные хрустальные люстры. Великолепная акустика, позволяющая выступать без микрофона.

Но сейчас вовнутрь актового зала мы не вошли, преследовали мимо двустворчатых деревянных дверей, украшенных резьбой, хотя я и сопротивлялся. Мне хотелось поглядеть, как выглядит Белый зал сейчас.

— Пойдем, Ян, — позвала Белокрылова. — Там сейчас идет научная конференция. Нам нужно идти дальше.

Я с сожалением последовал за ними через фойе к коридору.

— А вы знаете, что в 1919 году в этом зале Лев Сергеевич Термен изобрел самый тонкий в управлении музыкальный инструмент? — спросил я на ходу, ткнув большим пальцем за спину, в сторону актового зала. — Он называется терменвокс. Ученый сделал это в лаборатории, она находилась здесь же, в хорах Белого зала.

Терехов пожал плечами, а Белокрылова ускорила ход.

— Терменвокс, — пробормотал я. — Какое оригинальное название. Оно так и играет на устах. Слышите музыку? Только попробуйте произнести! Терменвокс.

Мы прошли по просторным широким коридорам, очутились возле запасного входа и встретили тут Аксакова и Наварскую. Вместе с другими милиционерами и криминалистами они стояли рядом с оцеплением. В небольшом переходике между коридорчиками лежал труп мужчины с багровым опухшим лицом.

— Шеф, с приездом, — сказала Наварская и улыбнулась мне. — Привет, Янчик, я рада тебя видеть. Хорошо, что ты приехал, это дело как раз по тебе.

Аксаков даже и не думал улыбнуться, он стоял, скрестив руки на груди, в темно-синем костюме и голубой рубашке в легкую полоску, а еще с черным галстуком. За этот год, что мы не виделись, он стал еще мощнее, видимо, все также ежедневно ходил в спортзал, на плаванье и на борьбу. Крепко пожал мне руку.

— Я тоже по вам соскучился, давненько мы не виделись, — ответил я.

Белокрылова направилась к трупу.

— Ну, что там у нас? Что откопали?

Наварская потупила глазки, ответил Аксаков.

— Убитого зовут Бокин. Он известный ученый, эксперт в области охраны окружающей среды. Сотрудник комитета геологии и охраны недр. Часто ездил в командировки, мотался по всему Союзу, ближнему и дальнему зарубежью. Должен был выступить на конференции с важным докладом. Его задушили шнуром от микрофона.

Рядом с трупом я обнаружил еще одного сотрудника органов. Следователь из городской прокуратуры, мужчина лет пятидесяти, высокий и спокойный, в сером костюме, чуть лысеющей головой и седыми усами. Трутнев Сергей Александрович, как он представился.

Видно, что всего навидался, даже еще похлеще, поэтому ничем не удивить. Он имел привычку поглаживать усы перед ответом и морщить высокий лоб.

— Мы думаем, что это преступление страсти, — сказал он. — Я уже поговорил с коллегами Бокина. Он получил записку перед тем, как уйти. Вот, смотрите.

Он подал смятый листок бумаги. «Надо срочно поговорить. Жду у служебного входа. Катя». Напечатано на машинке, без подписи.

— Это, наверное, его любовница, — продолжил Трутнев. — А там был ее дружок. Поцапался с Бокиным, начали драться и он задушил его первым попавшимся под руку предметом. Вот что мы решили.

Белокрылова кивнула, а я понюхал бумажку. Никакого запаха духов. Разве такое возможно?

— А доклад? — спросил я. — Вы нашли бумаги?

Трутнев удивленно поднял брови.

— При чем здесь доклад?

Я улыбнулся.

— Ну, как же? Здесь же сказали, что он должен был выступить с важным докладом. Наверное, что-то связанное с охраной недр? А где же тогда бумаги с его речью?

Трутнев поглядел на милиционеров и Аксакова. Те покачали головой.

— Никаких бумаг при нем не было.

Я продолжал улыбаться.

— Давайте рассмотрим версию убийства, связанного со службой. И замаскированного под преступление страсти.

Я думал, что Трутнев разозлится, но он тоже улыбнулся.

— Вы говорите, как та экстрасенша.

Я удивился.

— Какая такая экстрасенша?

Трутнев ткнул большим изогнутым пальцем за спину.

— Да вон та.

Я увидел симпатичную золотоволосую девушку, разговаривающую с одним из милиционеров. Она держала его за руку и что-то тихо говорила.

— Ух ты, это дело еще интереснее, чем я думал, — восхищенно сказал я.