Гимназист

Глава 16

Услышав стук в дверь, Мария глянула в зеркало, не растрепалась ли причёска и в должном ли состоянии платье. Матушка была строга к внешнему виду, придерживаясь неизменного правила, что встречают по одёжке. Опять же, члены княжеской семьи не могли выглядеть замухрышками. А уж великой княжне так и вовсе подобает иметь вид величественный и внушающий почтение.

Сделала она это по привычке, а не ради того, чтобы предстать во всей красе. Тем паче, что по стуку узнала отца. Впрочем, это не значит, что ей можно иметь неопрятный вид.

— Войдите, — наконец разрешила она.

— Как дела в гимназии, дочка? — присаживаясь на стул, поинтересовался князь Долгоруков.

— Как всегда, хорошо, — пожала она плечами.

Инициация ничего не значила. Как уже говорилось, учебный процесс в империи был направлен в основном в воспитательное русло. Поэтому для неё всё осталось по-прежнему: уроки, классные и домашние задания. Разве только после занятий ей теперь можно было не находиться на полном пансионе, а уходить домой, где с ней занимался наставник, обучая владению даром.

— Я хотел поговорить насчёт утреннего разговора… — начал было отец.

— Батюшка, я дочь князя и всегда знала, что мне не избежать княжеских и светских интриг, — перебила она его. — Не пожелаю войти в этот мир сама и на своих условиях, меня туда втянут силой, и тогда уж мне придётся подстраиваться под других. Так что я была готова играть по существующим правилам. Обидно только то, что ты ввёл меня в серьёзную игру, не спросив моего мнения.

— Прости, дочка. Так уж вышло. Я не мог отказать государю, а до поры не имел права рассказывать и тебе. Я…

— Батюшка, не стоит утруждать себя объяснениями. Я всё понимаю. Но и вам с матушкой придётся принять то, что коль скоро меня бросили на середину реки, то и мне не остаётся ничего иного, кроме как плыть самой. А значит, порой и принимать самостоятельные решения.

— Я уже сказал, что ты имела полное право отдать Ярцеву свои бриллианты. Я, конечно, не одобряю подобное транжирство, но полагаю, ты знаешь, что делаешь, и не увлеклась его героическим ореолом твоего спасителя. Всё же он тебе не пара.

Иван Митрофанович внимательно смотрел на дочь, силясь понять, не влюбилась ли она в этого мальчишку.

— Отчего же? — вздёрнула бровь Мария.

— Он из посадских дворян, да ещё и поскрёбыш. Тебе нужны ещё какие-то доводы?

— Императрица Софья была поскрёбышем, что не помешало ей занять престол и провести ряд реформ, сделавших Россию империей и выведших её вровень с европейскими державами.

— Это плохой пример, дочка. Россия по сути своей и без неё всегда была империей. Пусть правил ею не император, а царь, зато делал это железной рукой. Она же своими стараниями нанесла серьёзный урон самодержавию и сильной центральной власти.

— То есть ты полагаешь, что Пётр мне нравится? — решила уйти от политической темы Мария.

Ведь тогда они договорятся до того, что отец использовал её, причём не столько в своих интересах, сколько следуя плану императора. Скользкая тема, способная внести серьёзный разлад в их отношения, чего ей не хотелось.

— Ну, парень он видный, смелый и решительный, такие девицам нравятся, — пожал плечами отец.

— Батюшка, я рассматриваю его как друга. Именно из-за него-то и решила сблизиться с Лизой, которая также не будет мне помехой. А интересен мне Пётр потому, что слишком независим и никогда ни перед кем не заискивает. Если он решит, что я его друг, тогда рядом со мной окажется не компаньон, назначенный тобой, а тот, кто по своей воле пойдёт рядом, плечом к плечу, что бы ни случилось.

— Хм. Ну, в этом ключе, может, и есть смысл. Ладно, я пока не стану в это вмешиваться. Глянем, что у тебя получится. А пока вот, держи, — протянул он ей две золотые пластины на цепочке с вязью плетения и огранёнными прозрачными камнями.

— Что это?

— «Панцирь» на две сотни люм и «Кольчуга» на сотню, не ходить же тебе без защиты. Только за эти амулеты ты восполнишь в княжескую казну всё до копейки, — с напускным видом погрозил он пальцем.

— Непременно, батюшка, — улыбнувшись, заверила она.

В Курск мы прибыли уже ночью. Пусть я неизменно дремал во время перехода лошади на шаг и выхватил пару часов на очередном привале, устал как собака. Вот только отдыхать мне некогда.

— Вы уверены, что стоит отправляться в это время? Поздно уже. Может, с утра? — попыталась остановить меня Рябова.

— Как раз подходящее время для ночных крыс. Не переживайте, я здесь легко сойду за своего.

От Курска до границы с Диким полем рукой подать, а потому народ тут своеобразный и решительный. На окраинах всегда слабая центральная власть и куда больше воли, потому и бежали сюда крепостные.

Кто подавался служить на пограничных заставах, где не спрашивали, кем ты был, а глядели, кто ты есть. Другие оседали на земле, благо препятствий в этом не чинили, а то можно было и помощь от казны получить. Как и пищаль какую древнюю, чтобы оборониться от татар да лихого народца. Хватало и тех, кто примыкал к многочисленным разбойничьим ватагам, шалившим на торговых трактах.

Впрочем, разбой на дорогах в этих краях всегда являлся чем-то вроде отхожего промысла. Любой хлебопашец при подвернувшемся случае не преминет пощипать ближнего своего. Да и помещики не гнушаются грабежом, чего уж там.

Зная это, я и оделся, как дворянин. Всё же разбойники не татары, а потому с одарёнными стараются дел не иметь. А если не придётся драться с ними, значит, и время не потеряю. М-да. Ну, с этим я и сам справляюсь, гоняясь по степи за степняками. На подъезде же к городу переоделся в простую одежду, которую прихватил с собой, чтобы не выглядеть среди братвы курской белой вороной. Эдак ведь и на нож подсадить могут. Воронежцы и в пыль не попадают курянам.

— Давайте поступим так, Пётр Анисимович, вы отправляйтесь по своим делам, а я пристрою трофейных лошадей у какого-нибудь барышника, после чего отправлюсь в гостиницу «Сверчок», она на Мещанской улице. Найдёте?

— Даже не сомневайтесь, — заверил я и уверенно двинулся к ближайшему переулку.

Вообще-то, Курск я не знал, но города ведь все на один лад. Окраины либо ремесленные слободы, либо неблагополучные кварталы. Ближе к центру и порядка больше, и дома поприличней, и патрули стражи куда чаще. Хотя и тут случаются стражники, чего уж там. Совсем на бога положиться никак нельзя. Иное дело, что с улиц в переулки они стараются не заглядывать. Ну и не забывают посетить кабак, чтобы пропустить чарку, дабы скрасить скуку ночного дежурства.

— Оп-пачки, а кого это к нам занесло.

Мне преградили дорогу трое, ещё двое отсекали пути к отступлению. Оно конечно, приятного мало, когда тебя обступают молодые и дерзкие с ножами наголо, да ещё и не прячут при этом лиц. Луна уже практически полная, хоть книгу читай, а потому и внешность рассмотреть не составит труда. Так что живым меня выпускать не собираются, к гадалке не ходить. Да и не больно-то надо!

— Здорово, братцы. Вот вас-то мне и надо. Вы ножички-то уберите, а то ещё порежетесь ненароком.

Отчего-то сразу вспомнился Крокодил Данди и момент, когда его хотели ограбить гопники. Но хвататься за тесак я всё же не стал. Вместо этого в моих руках оказались метательные ножи, которые я без раскачки метнул в шедших сзади. При этом даже не оборачивался, но клинки нашли свои цели, и за спиной послышались стон и усталый вздох.

Ну а чего эти придурки хотели⁈ И без того настроение ни к чёрту, а тут ещё клоуны нарисовались, «жизнь или кошелёк». А я, между прочим, не в Воронеже, мне с местной гопотой дел не иметь и стесняться нет ни единой причины. Ну, вот так как-то сложилось всё в кучу.

Не успели поймавшие клинки осесть на землю, как в сторону находящихся передо мной полетело ещё два ножа. И остался против меня лишь вожак, в одночасье лишившийся своей ватаги. Спору нет, куряне жёсткие ребята, но на всякий лом найдётся другой. Бедолага ещё и понять-то толком ничего не успел, а я уже подскочил к нему и опустил на голову тесак. Пока плашмя. Нужно же с кого-то начинать разговоры.

Быстро связал пленника и провёл контроль. Трое из четверых оказались ранены, а свидетели мне ни к чему. Затем взвалил связанного на плечо и поспешил убраться куда-нибудь в сторонку, а то и собаки подняли такой лай, что хоть уши затыкай. И вообще разговор по душам посреди улицы, пусть ночью и на глухой окраине, решение не из лучших.

— Опамятовался, — когда вожак открыл глаза, удовлетворённо произнёс я. — Жить хочешь?

Пленник замычал и тут же мелко закивал в знак согласия. Я лишь удовлетворённо улыбнулся и ободряюще подмигнул. Главное, в человеке поддерживать уверенность в лучшем исходе. Ну вот нет у меня времени долго рассусоливать.

— Знаешь этого?

Я показал листок бумаги с рисованным портретом Топорка. Выполнен хорошо, всё же рисовать мне нравилось, хотя в этот раз до гиперреализма и далеко. Такой портрет быстро не нарисовать, а времени у меня не было.

Вновь утвердительный кивок и бодрое мычание человека, желающего что-то спешно сообщить. Я поднёс палец к губам, мол, потише.

— Я сейчас выну шапку из твоего рта, но ты не шуми. Лады? Станешь кричать, я тебя порешу, как дружков твоих, и пойду другого видока искать. Договорились? Молодец.

— Гхм-м-гх, — как можно тише прокашлялся он, а потом просипел: — Топорок это.

Вообще-то, ничего удивительного в том, что он его знает. Разумеется, если покойный и впрямь был в Курске, в чём я не сомневался. Город-то по сути небольшой, с населением всего-то тысяч восемь, может, чуть больше. Так что гопота знает друг дружку как облупленных.

— Где его сыскать?

— Да бог весть. Он уж год как лихими делами не пробавляется. Слышал, что вроде как с кем-то на стороне дела ведёт, но что именно делает, не знаю.

— Где появляется?

— Да уж месяц как ни слуху ни духу.

— Куда хаживал раньше?

— Трактир на Лосиной улице. В картишки любит перекинуться.

— Спасибо.

Я без лишних разговоров вогнал ему тесак в сердце. А что такого? Я ведь не обещал не убивать, а просто спросил, хочет ли он жить.

Чтобы найти нужную улицу, пришлось постараться, потому как прохожих в этот поздний час не было. Как я ещё умудрился нарваться на эту пятёрку. Впрочем, наверняка случайно, не думаю, чтобы они охотились в столь бесперспективном месте. Я даже успел пожалеть, что оприходовал вожака, а не воспользовался им как проводником. Прибить-то дело нехитрое. Но мне всё же повезло.

— Браток, — окликнул я парня, идущего под ручку с девушкой.

Среагировал он молниеносно. Обернулся в мою сторону, разом заводя девчушку себе за спину и опуская руку, но рукоять ножа в ножнах на поясе. Ничего особенного, самый обычный клинок, какие тут приняты в обиходе. Оно и сало порезать, а придётся, так и под рёбра сунуть можно.

— Прости, браток, и в мыслях ничего худого не было. — Я поднял руки, показывая открытые ладони.

— Чего надо? — даже не пытаясь выглядеть дружелюбным, спросил тот.

— Мне Лосиная улица нужна. Там, говорят, трактир есть, в картишки хотел перекинуться.

Парень смерил меня недоверчивым взглядом, осмотрелся по сторонам, нет ли ещё кого. И даже не думая расслабляться, кивнул вправо.

— По переулку третий перекрёсток.

— А трактир одесную[10] или ошуюю[11], — уточнил я, чтобы не отправиться в противоположную сторону.

Благодаря регулярной армии и строевой подготовке в обиход постепенно входят «лево» и «право». Но это всё больше среди дворян, служивых и грамотных простолюдинов, основное население продолжает определять стороны по старинке.

— Одесную, — ответил парень.

— Спасибо, братец. Извини, что потревожил.

Всё так же демонстрируя миролюбие выставленными руками, я пошёл в нужную сторону. Когда же повернул и скрылся за забором, услышал удаляющиеся шаги. Разошлись миром, вот и ладушки.

К нужному трактиру я подошёл довольно быстро. Однако заходить в него не стал. Рупь за сто, что мне там рады не будут, а я здесь не для уменьшения поголовья преступного элемента славного града Курска. Хотя скорее на голову окоротят меня. Не следует брать на себя слишком много. Вот если бы завалиться туда вместе с Рябовой, тогда совсем другой расклад. А так-то лучше не зарываться.

Я занял позицию в тени высокого забора, из-за которого доносился ленивый брёх сторожевого пса. Да и тот вскоре затих. Чего понапрасну глотку рвать, если прохожие тут не такая уж и редкость. Время от времени в трактир заходили новые посетители или выходили подгулявшие, а парочку так и вовсе взашей вышвырнул вышибала. Но никто из них для беседы не подходил.

Мне ничего не оставалось кроме как терпеливо ждать. Всегда ненавидел рыбалку с её дурацким поплавком. И снайпер из меня не вышел именно из-за отсутствия этой самой терпелки, когда ради одного единственного выстрела нужно лежать без движения часами. Но ничего не поделаешь, мне нужна информация, и я знал, откуда её получить, только источник никак не появлялся.

Дверь трактира в очередной раз хлопнула, и на улицу вышел малец на вид лет двенадцати. Подтянул портки, шмыгнул носом и пошагал вдоль по улице, собирая свою дань собачьего брёха. То, что нужно! Теперь главное — не упустить.

Ребёнок? Так и есть. Этим ребяткам приходится выживать в жестоком мире, полагаясь только на себя. И для этого они должны знать все опасные места и безопасные норки, к кому прислониться, а кого и посторониться. Так что в качестве получения информации идеальный источник.

Разумеется, я не собирался его пытать и убивать. Хотя кто знает, что из него получится через пару-тройку лет, глядишь, ещё и душегуб, каких Курск раньше не видел. Но этого никому не дано знать, а потому и думать о таком не стоит. А вот разговорить его это уже совсем другое дело, и в помощь мне мой возраст. Да, я далеко не худосочный и зарядить могу от всей широкой души так, что небо вызвездит. Но при этом я по сути всё ещё подросток, и это явно заметно. А значит, и расположить к себе мальца мне куда проще, чем взрослому.

Дав мальчишке отдалиться от трактира, я быстро нагнал его. Мало того, что двигался бесшумно, как учил дядька Ефим, так ещё и брёх собачий мне в помощь. Мальчишка так и не понял, что стряслось, когда я зажал ему рот и прижал к себе, отрывая от земли. Он отчаянно замычал и начал биться в руках, но всё это оказалось бесполезно. Я, словно хищник, схвативший добычу, поволок его прочь.

— Достал, малой. Ещё раз трепыхнёшься, прирежу к Бениной маме. Слышь меня? — Я тряхнул пленника, всё так же сжимая в своих объятиях.

Услышал и успокоился. Понял, что поделать ничего не может, и немедленной гибели предпочёл прожить чуть дольше. Надежда она тётка такая, умирает последней. Вот и молодец, присутствие здравого смысла только приветствуется. Я огляделся по сторонам и вновь поспешил по улице, стремясь найти какой-нибудь пустырь.

Плохо, когда местность тебе незнакома, но я управился, хотя и не так скоро, как хотелось бы. Всё же окраина и подобные тихие места тут не невидаль какая. Как дом сгорит, так и строиться на его месте некому, а если останется без хозяина, то временные постояльцы не станут присматривать за строением и подправлять его. Пройдёт несколько лет, и такой домишко сам без догляда рассыплется.

— Ты не подумай, браток, я не душегуб какой и не хочу тебя порешить, — продолжая удерживать пленника, тихо заговорил я ему в ухо. — Поговорить надо, а я не местный, из Орла. Коли сунулся бы в трактир или к кому из лихих, так меня на ломти порезали бы. А мне ну очень надо человечка сыскать да посчитаться с ним. Он сестру мою выкрал. Вот выну её из беды, а там и помирать можно.

Малец что-то коротко промычал и с явным недовольством трепыхнулся в руках, мол, отпусти. Одно из двух, либо сейчас побежит, либо разговор у нас всё же сладится. Лучше бы второе. Потому что тогда дело серьёзно усложнится. Убивать его я точно не буду.

— Чего схватил, как лиходей. Подошёл бы да по-людски поговорил, — с недовольным видом отряхивая свои обноски, возмущённо прошипел малец.

Я отметил, что говорит он тихо, и стрекача не задал, а значит, готов к беседе. Теперь остаётся правильно его просчитать, чтобы разговор у нас сложился. И тут нужно понимать, что несмотря на необсохшее на губах молоко, эти цыплята вполне серьёзно полагают себя взрослыми, а потому и говорить с ними лучше, как с равными.

— Меня Лукошком звать, — представился я.

— Воробей, — изо всех сил стараясь придать себе солидности, назвался в ответ мальчишка.

— Я тебе уже сказал, Воробей. Эдак ты со мной и говорить не стал бы, а сразу сбежал бы. Это за беспокойство. — Я бросил ему четвертак.

— С чего бы мне бегать? — ловко поймав серебряную монету, возразил мальчишка.

— А с того, что я сам не так давно в твоей шкуре был и знаю, каково оно без родни на улице. Это сегодня подрос да научился всяким ухваткам так, что и взрослого на кулак намотаю, а тогда-то всяк прибить мог, вот и хоронился по углам да за сестрёнкой присматривал.

— Но-но, я ни от кого не бегаю. Вот ещё. Это ты меня не знаешь, а иные стороной обходят, потому как за мной серьёзные люди стоят. Только глазом поведу, так все от страха столбенеют.

— Повезло тебе, — вздохнул я, стараясь натурально изобразить зависть. — А вот меня побило, помотало, сколь раз под пьяные кулаки попадал, уж и не упомню. И хоть бы одна скотина заступилась. Никому дела не было. Даже когда студёной зимой в канаве валялся с отбитым нутром. Если бы не сестра, так и подох бы, как пёс подзаборный.

— Да ладно, чего ты? Не помер же, да ещё эвон каким вымахал. Сам сказываешь, как вдаришь, так небо с овчинку покажется. Кого ты там ищешь-то?

— Вот.

Я достал листок с рисованным портретом Топорка. Не стал называть его специально. Если не узнает, то и говорить с ним не о чем. Хотя, конечно, было бы жаль потраченного времени.

— Топорок, — покачал головой мальчишка и тут же с подозрением: — А чего это у тебя бумага ну чисто, как сыскной лист у стражников?

— Где ты у стражников видал такие хорошие рисунки? — натурально возмутился я. — Ты говори, говори, да не заговаривайся. Мне за мои картинки господа деньгу платят, чтобы ты знал.

— Ну чего ты завёлся-то? Просто я среди нашего брата ещё ни разу не видал, чтобы так-то лики писали. Даже у иконописца Матвея не так ладно выходит. Вот и удивился.

— Так ты его знаешь? — уточнил я, тряхнув рисунком.

— Да кто же его не знает. Из воронежских он, но у нас несколько лет обретался, поначалу окрест, потом в граде. Да только ить поговаривали, что его в Воронеже с месяц как стражники порешили. Нешто не слыхал, коли по следу идёшь?

Во-от. А я о чём. Мальцы они такие, пронырливые, знают и помнят куда больше. Убитый вожак о гибели Топорка ничегошеньки не знал, так как ему это не интересно, а вот Воробей знает, потому что любая крупица информации ему может жизнь спасти. Только нужно уметь её из него выудить.

— Слыхал, — подтвердил я.

— Так, а чего же тогда?.. — Малец в недоумении развёл руками.

— А я разве сказал, что его ищу? Говорю же, сестру он мою выкрал. Да был не один. Его-то прибрали, да подельник ушёл и её уволок. Вот только его я не видел.

— Ясно, — деловито кивнул малец.

— Помоги ради Христа, а уж я в долгу не останусь.

— Поначалу-то он к ватаге Ступы прибился, но с год назад подался оттуда в услужение к дворянчику одному, — помяв подбородок и чуть важничая, начал рассказывать мальчишка. — Заматерел, прикид сменил, чуть не в господском расхаживал, да не в ношеном, а в новом. Хотя как был скотиной, так и остался, — сплюнул Воробей.

— А что за дворянчик?

— Да есть тут один. Егоров, поскрёбыш. Два года как в гвардии отслужил и вернулся. Чем занимается, не знаю, но вернулся при деньгах, и сейчас монета водится.

— И что, Топорок прямо у него и жил?

— Нет, — замотал Воробей головой. — Жил-то он всё так же в слободке, просто с местными больше дел не имел. Чем промышлял, помалкивал да отшучивался, мол, птицу счастья за хвост поймал. Я случайно приметил его с Егоровым и разок слышал, о чём говорят. Дворянчик сказал, что велено, мол, кого-то там умыкнуть и сделать всё тихо.

— А где тот Егоров живёт, не ведаешь? — бросая мальцу четвертак, спросил я.

— Отчего же не ведаю, — ловко поймав награду, хмыкнул тот.