Жопа

10

В студии Сталкер уложил беспробудным сном спящую Нику на матрас, стянул с неё мокрое платье. Импрессионистские тучи, конечно же, разродились и, как всегда, вовремя. Нике ещё повезло — отрубившись, она не обращала никакого внимания на льющиеся сверху потоки. Сталкеру повезло меньше.

Укутав её одеялом, он прохромал в «офис», упал в осиротевшее кресло, закинул ноги на стол. Ныло больное колено — прогулка в ливень, с пьяной девкой на горбу, явно не пошла ему впрок. Сталкер усмехнулся, вспомнив, как на полпути Ника проснулась и заявила, что протрезвела, а потому может идти сама. В силу оставшихся не установленными причин «идти сама» она желала только на четвереньках, и Сталкеру пришлось, обругав её дурой, опять взгромоздить на плечи. «Сам дурак», — сказала Ника и тут же заснула.

К ноющему колену и тоске-барракуде подключилась пиявка-бессоница — теперь они «соображали на троих». В пику им Сталкер вытащил из кармана бутылку «Белого аиста» — он не был бы Сталкером, если б не прихватил никакого трофея. Но после первого же глотка на него напала другая троица — три неотвязных, вызывающих неприятный холодок в области живота, и паскудных по сути своей вопроса: «кто?», «как?» и «зачем?».

Самым безобидным из этих трёх единокровных братьев был средний — «как?», и ответ на него казался простым, как чекушка — «чем-то тяжёлым сзади по голове». И ясно, что тяжёлым, и ещё яснее, что по голове, и что сзади — тоже ясно. Если бы спереди, то случился бы шум, который кто-нибудь да услышал бы — Дядя Вася, хоть и пенсионер, был мужик крепкий, просто так, за здорово живёшь, убивать бы себя не позволил. Оставались вопросы «кто?» и «зачем?», и последний, к тому же, дробился на два — «зачем кто-то убил Дядю Васю?» и «зачем Дядя Вася вернулся обратно в кафе?». Сталкер помнил, что тот уходил с матроной, и даже если допустить, что чего-то у них не склеилось, логичней для Дяди Васи было б пойти домой, тем более что и жил-то он в десяти минутах ходьбы. Запутавшись окончательно, Сталкер отключился прежде, чем успел прикончить бутылку.

Вначале ему приснилось, что на студию впёрлась целая банда ментов. Но, против всякого ожидания, менты не стали никого ставить раком к стенке, учинять обыски и допросы, а, вместо этого, притащив с собой море дешёвой водки, принялись употреблять её по назначению. Потом они пели песни и ломали студийную мебель, и тут Сталкер заметил, что среди ментов каким-то образом затесался Витька. У Витьки не было ни ушей, ни носа («И крысы хвост у ей отъели», — пришло на ум Сталкеру), а на месте шеи чернотой зияла прореха. «Как же он водку пить будет?» — подумал Сталкер. — «Она же вся выльется!» Но Витька, ничтоже сумняшеся, достал из-за пазухи здоровенный шприц, наполнил его водкой и с хрустом всадил себе в задницу. Ползадницы отвалилось, а пока Витька пристраивал отпавшее на место, отвалилась и вторая половина. Следом отвалились руки, потом ноги, потом отломилась ухмыляющаяся голова и, разбрызгивая зловонную жидкость, укатилась вверх по лестнице. Тело, издав неприличный в светском обществе звук, осело и стекло на пол коричневой лужей. Витька исчез. Вслед за Витькой исчезли менты, и Сталкер провалился в тяжёлое забытье.

И тогда ему явился дьявол. Дьявола звали Асмодей Карлович, был он губастым, носатым, плешивым, каким-то поношенным и пыльным, но, без всякого сомнения, настоящим. Таким же пыльным, словно летняя обочина проезжей части, взглядом он грустно смотрел на Сталкера и приговаривал с укоризной:

— Ну что ж ты наделал, дурья башка? Какого ты чёрта влез? Это ведь моя работа, а ты мало того, что напортачил, толком ничего сделать не сумел, так ещё и меня без премии оставил!

— Значит, Дядю Васю ты убил? — тихо спросил Сталкер. — Чтобы премию заслужить, да, Карлыч?

— Не убивал я твоего Дядю Васю! — возмутился дьявол. — Нужен он мне, как птеродактилю презерватив!

— Так кто же тогда убил?..

Тут дьявол как-то странно посмотрел на Сталкера, совсем как тамада в кафешке, и неожиданно сказал голосом Достоевского Порфирия Петровича:

— Как, кто убил-с? Вы же, голубчик, и убили-с!

И добавил, роняя слезу:

— А ведь это — моя работа! Пойми ты, дурья башка, — моя работа!

С этими словами дьявол извлёк откуда-то жестяной таз и бейсбольную биту и, лупя битой по тазу, стал выкрикивать нараспев:

— Мо-я ра-бо-та! Мо-я ра-бо-та!

…Сталкер открыл глаза. Стучали не в таз, а в железную дверь, громко и настойчиво.

— Да кто там ещё, вашу мать! — раздражённо воскликнул он. Спохватившись — мало ли кто это может быть? — нащупал в сумке «макаров». С того злополучного дня Сталкер так и носился с ним, как с писаной торбой, — и при себе таскать опасно, и оставить где-либо страшно, и выкинуть рука не поднимается, и вообще — вдруг пригодится? Он засунул пистолет сзади за пояс и, крадучись, пробрался по лестнице. Каковые действия, ввиду перспективы визита милиции, следовало квалифицировать как безмозглые, с тем единственным смягчающим обстоятельством, что Сталкер не успел окончательно проснуться.

По счастью, милиции за дверью не оказалось — на пороге стоял непричёсанный, похмельный и запыхавшийся Федя, без очков, зато со ссадиной на лбу.

— Сталкер… это… Дядь Васю… кто? — совершенно не справляясь с дыханием, выпалил он.

— Дьявол, — сказал Сталкер. В ушах до сих пор стоял жестяной грохот.

— Чего-о?

— Дьявол его шандарахнул. Вот только не сознаётся, старый хрен. Пытается на меня повесить.

— Чего ты мелешь?!

До Сталкера, наконец, дошло, что он перепутал сон и реальность.

— Ахинею, наверное. Да заходи уже, что ли! Дверь запереть не забудь.

Федя запер дверь и прошел мимо него внутрь. Сталкер спустился следом, на ходу потирая виски. Самочувствие оставляло желать лучшего — как психическое, так и физическое.

— Володька… — покусывая губы и задумчиво глядя на Сталкера, едва слышно сказал Федя, и Сталкеру это не понравилось — слишком уж часто стали на него так вот по-странному смотреть.

— Чего — «Володька»? Я уже тридцать лет, как Володька! Думаешь, Дядю Васю я грохнул? Вижу, что думаешь! А, раз думаешь, так и скажи, не хрен кругами ходить!

— Ну… — неуверенно начал Федя, — я ведь не обвиняю. Но мы-то все раньше тебя ушли!

— Ты параноик! Сам посуди, на кой мне его убивать?

Федя поправил отсутствующие очки:

— А если он вдруг случайно про нас узнал? И сказал, что молчать не будет?

— Детектив недорезанный! Я бы тебе ответил!.. А если это ты вдруг узнал, что он вдруг узнал… Тьфу, запутался!.. Короче, прикинулся пьяным, подождал за углом, дождался и съездил ему топором по чану. Тоже логично!

— Почему именно топором?

— Откуда я знаю! Стамеской, дубиной, томагавком, баллистической ракетой! Хоть телебашней!

Федя задумался.

— Значит, правда — не ты?

— Похоже, дубина, это тобой Дяде Васе по кумполу врезали! Мы же на пару в одном дерьме по самые гланды сидим. Про Юрку, как помнишь, я врать не стал. А мог наплести до небес — сценарист я, или где?

Федя вознамерился было снова поправить очки, с удивлением обнаружив, что их у него нет. И шёпотом спросил:

— Сталкер, а Ника с тобой была?

— Вот только её сюда не приплетай! На толчке он дрыхла! К тому же, Дядь Васю явно не девичьей ручкой стукнули.

— Девичьей ручкой она Витьке башку почти отпилила, — напомнил Федя.

Сталкер поморщился. После сегодняшнего сна вспоминать про Витьку ему совсем не хотелось.

— Это — другая история. А здесь она — не-при-чём!

— Дела-а, — сказал Федя. — Но если, не я, не ты и не она — тогда кто? Совпадений-то не бывает!

«Ты, я, он, она — вместе целая страна!» — съёрничал Сталкер. — Не знаю. Полночи над этим думал.

— Володька, а мы ведь, похоже, вляпались.

— Пока — нет. У меня и у Ники — стопроцентное алиби, да ребята про нас и трепать не станут — они почему-то решили, что у нас ксивы не шибко чистые. Тебя, пьяного, тоже, наверняка, куча народу видела. А вот убийцу, конечно, вычислить бы надо. Для собственной безопасности.

— Мамашу Светкину нужно найти, — предложил Федя. — Может, она что-нибудь прояснит?

— И засветиться? Нет уж, в эту сторону нам пока лучше не рыпаться. Разве что, кого-нибудь постороннего к ней заслать.

— Ладно, подумаем. У тебя, часом, опохмелиться ничего нет?

— Сейчас посмотрю — если всё ночью не выпил, тогда найдется.

Сталкер нагнулся к стоящей под столом бутылке и тут же услышал Федин голос, уловив в нём почти милицейские интонации:

— Так! Кое в чём ты мне, однако, наврал. Только не нервничай, а то, ненароком, пулю в зад себе всадишь. В реке, говоришь, шпалер?

Сталкер выпрямился. Надо ж было умудриться забыть про «дуру» за поясом!

— А это я, Федя, для себя приберёг, на самый хреновый случай. Тебя в долю не приглашаю — ты, если что, можешь на тачке с моста сигануть.

После распития остатков коньяка и похода за самым дешёвым портвейном, напоминавшим по вкусу денатурат, обильно разбавленный протухшим лет десять назад столовским компотом, Федя собрался с мыслями и на едином духу высказал Сталкеру все свои претензии. По его словам выходило, что Сталкер являет собой наипервейшую сволочь, пожалевшую пули для друга. Эту характеристику он обосновал рассуждениями о том, что смерть от пули легка, безболезненна и элегантна, в то время как разбиваться на машине — больно, мучительно и пошло. В завершении речи Федя заявил, что он, лично, не только не пожалел бы для Сталкера пули, но, кроме того, перед самоубийством завещал бы ему машину.

— На фига мне твоя машина, если я уже раньше тебя застрелился? — возражал Сталкер и обзывал Федю бессовестным вымогателем.

Дальше дискуссия перешла в область сравнительного анализа смертей — по степени их лёгкости и приятности. Здесь мнения также разошлись — Федя считал самым лучшим способом вскрытие вен в горячей ванне, а Сталкер — морфиновую передозировку.

— Барбитураты тоже годятся, — заметил он. — Засыпаешь — и не просыпаешься.

— Ты сам, что ли, пробовал? — усомнился Федя.

— Почти. Однажды передознулся — и чуть не отъехал. Но это — другое. Когда не нарочно, тогда страшно становится, и дураком себя чувствуешь — мол, вот ведь, кретин, хотел кайфануть, а вместо того — каюкнешься. А если сознательно хочешь отъехать, то ни страха, ни досады, ни рвотного рефлекса быть не должно — растворяешься в мире, а мир растворяется в тебе.

— Тоже мне, теоретик суицида! — фыркнул Федя. — А как ты считаешь, Дядя Вася легко умер?

— Спроси у него при встрече, — пробурчал Сталкер и вдруг перешёл на шёпот. — Тише! Ника проснулась! Про Дядю Васю при ней — ни слова!

Предупреждение запоздало. Может быть, Ника услышала их разговор, а, может, совпадения, всё-таки, иногда случаются, но, так или иначе, фраза, произнесённая ею, как нельзя более прямо касалась затронутой темы:

— Это я убила Дядю Васю.