Жнец

Глава 7

Белый замок

Сплести слова, чтоб поняла душа,

суть человеческую, алчность и пороки.

Чтоб стыдно стало, мысли потроша,

как стадом все идут отроки.

А смысл познать ─ не надо целой жизни,

достаточно послушать мудреца.

« Я сам всё знаю», ─ говорит капризный,

толкая в сторону отца.

Путники ехали остаток ночи, когда солнце озарило окрестности, всё равно продолжали путь. Местность стала ровнее, деревьев почти не попадалось, лишь где встречалась вода, склоняли ветки ивы, росли груши-дички.

Солнце поднялось высоко, стало припекать безжалостно. Сартай приглядел место отдыха у небольшой речушки. Темно-рыжие фортэсы оказались смирными и ручными, видно поменяли не одного хозяина и постоянно были под седлом. Их расседлали и стреножили. Голодные животные жадно запаслись.

− Ох, и устал я! − Корн растянулся на траве, в тени ветвей раскидистого дуба, подложив рюкзак под голову.

− Да, беготня и веселенькая ночь изрядно вымотали, − Сартай присел возле широкого ствола ивы, опершись спиной. − За фортэсами смотреть надо.

− Смотри, − пробормотал Корн, повернувшись набок, подложил под голову ладонь.

− Что делать будем, громила? − обратился Сартай к спутнику после небольшой паузы. Ответом была тишина, Корн безмятежно спал.

Хотелось закрыть глаза, они слипались, как будто на них кто-то давит, но нельзя засыпать. Надо напасти фортэсов, затем либо их привязать, либо разбудить Корна. Сартай остался один на один со своими мыслями.

« Как все сложится? Получится ли добраться до этого Вареса?»

− Если не получится его уничтожить, веди этого злобного полководца с войском любыми правдами и неправдами к стенам Миссии, − давал напутствие старший наставник, когда Сартай получал задание. − Обещай ему, что он тут захватит огромные богатства. Вместо этого здесь его войско встретит смерть. Нас немного, всего около пятисот, но за стенами неприступной Мисси мы можем многое, да и ночью можем сделать врагам сюрприз.

− Погибнет много людей, − задумчиво ответил Сартай. − Я попробую решить это сам…

* * *

Огромный жёлтый шатёр стоял посреди стана и возвышался над рядами серых шатров. Но это шатёр совета. Трудно в рядах одинаковых построек отыскать жилище полководца. Единственное отличие – усиленная стража.

Вся долина усеяна мерцающими огоньками еле тлеющих костров, но дыма не ощущалось. Звезды мелькали тусклыми искорками сквозь облака. Войско на ночном отдыхе. Здесь тысячи людей, дремлют у костров, кто лежит, кто сидя.

Сартай удивлялся, как легко он проник сюда сквозь посты, как узнал где шатёр Вареса. В тёмной одежде, лицо и руки вымазаны сажей. Только один меч и нож, больше ничего. Мягкие сапоги ступают бесшумно по затоптанной пожухлой траве.

Вот он, шатёр Вареса. Возле входа безмолвно и неподвижно стоят четыре стражника, словно тёмные статуи.

Сартай прокрался с противоположной стороны от входа, достал остро отточенный нож. Изнутри слышались охи и стоны. Они доносились с правой стороны, Сартай тихо проткнул ножом войлок с левой. Нож легко вошел в сбитую шерсть, начал неслышно делать надрез. Когда дыра оказалась достаточной, чтобы пролезть, Сартай раздвинул края и прошелся взглядом внутри помещения. Там тускло горела небольшая масляная лампада, шатёр разделен на три отсека. В этом было пусто, звуки слышались из соседнего. Нельзя выдать себя ни малейшим звуком. Сартай уподобился осторожной бесшумной змее. Полог чуть приоткрыт, глаз приник к щели. Там сооружено что-то типа шикарной кровати, лежит Варес, а на нём сидит нагая женщина с восточными чертами лица. Именно она и издавала эти приглушённые стоны.

Нельзя задерживаться, вот она, цель, а там будь, что будет!

Резко откинут полог, и Сартай, сжав двумя руками рукоять меча, рванул вперед. Женщина открыла глаза и посмотрела на него без удивления. Сартай рубанул мечом по телу, лежащему на кровати, целясь в шею. Меч глухо звякнул, ударившись о твёрдое дерево, появилась боль в кистях. Женщина засмеялась, под ней лежала деревянная колода.

− Ну что, глупыш, попался, − захихикала она, вскинув головой распущенные рыжие волосы.

− Никуда я не попался, − смущенно пробормотал Сартай, не зная, что делать дальше. Он все сжимал меч, полный решимости.

Стены шатра опали, и Сартай увидел, что вокруг него стояли рядами вооружённые молчаливые воины.

− Хватайте его, − послышался чей-то властный голос. Все молча накинулись на стоящего в растерянности Сартая. Он ударил мечом, в руках не было силы: заметил, что когда бил по колоде, тоже в руках была слабость. На него навалились десятки тел, они подмяли под себя и опутали тело верёвками. Через минуту Сартай лежал связанный на земле. Над ним возвышались заросшие злые лица, размытые темнотой.

Подошел толстый человек, наклонился. Широкое восточное лицо, заплывшее жиром. Цветастый халат, из-под которого выглядывали красные сапоги. Черные жесткие волосы плетены косичками, на концах которых бубенцы, позвякивающие от резких движений.

− Убить меня хотел? – сощурившись, злобно процедил он.

− Бубенцы смешные, ты в них на шута похож, только на злого, − ответил Сартай, выплевывая землю, которой наелся, когда была свалка.

− В шкуру его, − громко рявкнул Варес, а это без сомнения, был он.

Сырая и холодная шкура окутала связанное тело, прилипла к лицу. В нос ударил сырой запах залежалого мяса. Сартай пытался вдохнуть, несколько раз это удалось, но затем воздуха стало не хватать. Сознание охватила паника, мышцы пытались освободить тело, судорожно сокращаясь…

Сартай открыл глаза, над ним присел встревоженный Корн. Лёгкие работали учащенно, сердце тоже не отставало, тело покрыто потом. Взгляд скользнул на руки, они были чистыми, не в саже.

− Что случилось, ты плохо выглядишь, малыш, − озадаченно промолвил Корн.

− Да ничего, сон плохой приснился, − Сартай встал на ноги, огляделся. − А фортэсы где?

− Да где им быть, пасутся поодаль, я присматриваю, − Корн присел рядом.

− Непросто будет к этому Варесу подобраться, − Сартай опустил голову.

− Чтобы добраться до него, надо сначала ехать. Ну что, отдохнули, и в путь? Жрать то нечего.

− Да, и дичи совсем не попадается, хоть ворон стреляй, − Сартай поднялся и пошел за фортэсами.

Седла были другой конструкции, не походные. Рюкзак неудобно болтался сзади, свесившись набок. Много вещей было приторочено к седлам, это создавало неудобство. Путники ехали до тех пор, пока солнце не приблизилось к горизонту. По пути встретилось два полуразрушенных замка, в которых не было ни души.

− Гляди, − воскликнул Корн, который первый выехал на пригорок. − Там наш ужин.

− Да, красивый замочек, ещё таких не видывал, − произнес Сартай, когда поравнялся с громилой. Он чуть отставал, запасной фортэс часто дёргал повод, сбивая ход ведущего.

Их взору предстала удивительная картина. В лучах заходящего солнца красовался белый замок-красавец. Он казался огромным, как и мощная высокая стена с выступающими бойницами. У всех встречающихся замков крыши на строениях были либо почти ровными, либо скособоченными. Этот же украшен тёмной конусообразной крышей. На черно-зеленом фоне здание и крепостная стена из белого камня давали резкий контраст. В стороне текла небольшая река, на берегу возвышалась нескладная мельница, крытая тростником. Возделанные поля тянулись далеко, во все стороны от замка ровными полосами.

− Видно много людей живёт в этом белом замке, − Корн подстегнул фортэса, тот послушно двинулся вперед. − Нас здесь накормят до отвала.

− Да, ещё прикупим харчей на дорогу, − Сартай двинулся следом. − Справный замок, смотри, стража на стене.

Все здесь было доведено до ума: глубокий ров, подъемный мост, усиливающий ворота.

Вблизи стены давили своей высотой, тёмные швы между камнями усиливали впечатление грандиозности сооружения.

Стражники забегали, когда заметили приближающихся путников. Когда всадники приблизились к воротам, на стене уже было человек восемь, в руках у всех луки.

− Эй, люди, покормите голодных путников, − крикнул Корн во всю силу лёгких.

− Сейчас, правила придет, поглядим, может, пустим вас, − ответил один из охранников со стены.

Через несколько минут на стене появился худой седовласый старец, который внимательно осмотрел томящихся внизу путников.

− По каким делам шляетесь в такое время неспокойное? − громко спросил он гнусавым голосом после долгой паузы.

− Идем из земли дальней, да в землю неблизкую. Покормите, да еды продайте, заплатить есть чем, − выкрикнул Сартай.

− Если есть золото, можете и переночевать, только оружие сдадите, мало ли что, чужаки всё-таки.

− Сдадим! Не держите голодных гостей в воротах! − Сартай уже начинал терять терпение.

− Ты что? − шепнул Корн. − Оружие сдать, а вдруг они недоброе замыслят?

− Не бойся, мы с тобой сами оружие.

Люди со стены исчезли, остались только два стражника, вальяжно расхаживающих вдоль зубцов бойниц. Через несколько минут мост со скрипом опустился, затем распахнулись большие ворота. Из них вышел тот самый старик, лет ему завалило за сорок пять. Мало кто доживал до такого возраста в этом мире. Из-за худобы лицо старца казалось непомерно длинным. Острый, загнутый кверху подбородок, производил отталкивающее впечатление.

− Милости просим, коль золотишко есть, − показал старик ладонью на вход.

Сразу за воротами у путников отобрали всё оружие.

− Рюкзаки мы отнесём в отведенные вам комнаты, − доброжелательно произнес правила. Двое слуг подхватили тяжёлые вещмешки, путники не сопротивлялись.

− Смотрите, чтобы ничего не пропало, − пробурчал недовольный Корн.

− Все будет в сохранности, − правила улыбнулся. − Гости – это святое.

В отличие от оригинальной крыши замка, остальные низкие строения оказались покрыты тростником.

Их отвели на кухню, где сновало множество женщин, готовя еду. Первое помещение оказалось обеденной залой, с множеством столов, каждый − человек на десять. Помещение просторное и светлое, несколько окон, затянутые бычьими пузырями, давали достаточно света.

В нос сразу ударили манящие запахи томящейся на жару еды.

− Меня зовут Бакер, я здесь правила. Если возникнут вопросы, зовите меня, − с этими словами старикан удалился, шаркая подошвами кожаных сандалий по половым доскам.

Хлопочущие женщины сновали по кухне, одетые в грубые домотканые рубахи серого цвета и такие же длинные юбки.

Через несколько минут стол наполнился глиняными мисками, в которых варили свинину и пахнущая дымом пшеничная каша. Хрустящий хлебный каравай и сыр разнообразили стол. Пришла миловидная женщина с темно-русыми длинными волосами, которые упрямо выбивались из-под серого чепчика. На вид лет тридцать, ровная осанка. Среднего роста, с пропорциональной фигурой. Обычное лицо, ровный нос, чуть полные губы. Бросался в глаза шрам, проходивший по правой щеке и портивший женскую красоту. Женщина ловко поставила на стол чаши и высокий кувшин вина. Что-то в этой работнице привлекло миротворца, в её плавных и спокойных движениях было что-то родное.

− Ты миротворец? − спросила она, внимательно глядя Сартаю в глаза.

− С чего ты взяла? А откуда ты знаешь, какие они? − Сартай тоже глядел в её глаза, которые казались цвета неба.

− Сводила жизнь, по твоему оружию поняла, − медленно произнесла женщина. − Меня зовут Анта.

− Я Сартай, а это Корн. Присаживайся к нам, − Сартаю захотелось разузнать о ней, чувства его не обманывали. − Расскажешь, как вы тут поживаете. Вокруг замкиведь разрушены.

− Присесть не могу, я замужем, − в голосе Анты послышалась горечь. − А что нужно, спрашивайте, я расскажу.

− Разрушенные замки − дело рук Вареса? − взгляд Сартая скользил по рукам женщины, ее кулаки покрыты маленькими шрамами.

− Да, его оскальники жестоки, кто не покоряется и не платит дань, того ждет незавидная участь, − Анта замолчала на миг. − Наш барон Антор дальновидный и осторожный. Мы справно платим, белый замок не трогают, по крайней мере, пока Варесу есть, кого грабить на стороне.

− Да какая разница, налегай на еду, − пробубнил Корн с полным ртом. − Женщина, налей вина.

Анта взяла кувшин с высоким узким горлом и стала наполнять чашу Корна. Сартай резко повернул голову к входу, задев специально свою чашу локтем так, чтобы она покатилась по столу и упала на пол. Когда он повернулся, Анта держала в одной руке кувшин, а в другой его чашу.

− Какое отношение ты имеешь к Миссии? − твёрдо спросил Сартай.

− К какой Миссии? Я ничего об этом не знаю, − наивно пролепетала Анта, наполняя чашу миротворца. − Да ну вас!

Она капризно развернулась и ушла на кухню, а путники поглощали вино вперемешку с едой.

− Темнит она, видно, отступница, хотя живёт просто и мирно, − буркнул Сартай, и, выпив вино, стал уминать тёплую кашу деревянной ложкой.

* * *

Бакер в это время рылся в рюкзаке Сартая. Когда он дорылсяядовитым порошком, глаза, потерявшие от старости блеск, загорелись.

«Всё, жнец, пришёл твой час», − радостно прошептал тощий старикан, дрожащими руками складывая обратно вещи.

Он направился к барону, который находился в покоях на втором этаже замка.

Опочивальня барона была белой, как и весь замок. Большое окно, затянутое сеточной тканью, защищало от комаров, пропуская вечерний освежающий воздух. На гладких каменных стенах висели две картины, одна с пейзажем морского берега, которого барон в глаза не видал, а на второй богатырь в доспехах верхом на плотном, сильном фортэсе. Большой приподнятый щит прикрывал туловище силача, в опущенной руке покоилось увесистое копье с ромбовидным внушительным наконечником.

Барон лежал раздетый на кровати, в одном ночном белье. Грузное рыхлое тело развалилось, раскинув руки. Тусклый свет еще падал в окно, но на подсвечнике горели три толстых свечи. Возраст барона приближался к сорока пяти годам. Лицо, на котором выступали полноватые щеки, утратило бывшую упругость кожи. Редкие волосы барон предпочитал стричь почти налысо, чтобы плешь не так бросалась в глаза.

Раздался шорох, и в проходе возник Бакер, его управляющий. Старикан негромко кашлянул, привлекая внимание.

Барон слыл человеком рассудительным, хотя и жестоким. Управление таким замком требовало от хозяина требовательности и скрупулёзности

− Тебе чего? − раздраженно спросил Антор, приподнявшись на локтях. − Мало тебе дня?

− Хозяин, дело есть, − загадочно проскрипел гнусавый голос.

− До завтра нельзя подождать? − барон упал на спину, скорчив недовольное выражение на лице.

− Завтра поздно будет, а сегодня в самый раз, − заискивающим голосом протянул старик.

− Ну, что тебе?

− Я докладывал, что у нас гостят два путника.

− И что? Ты сказал, они заплатят.

− Тут дело в другом, один из них – жнец, и у него есть ядовитый порошочек, да оружие интересное.

− Что? − барон вскочил с кровати, надел кожаные тапки и стал расхаживать по комнате, закинув руки за спину. − Что он здесь делает? Неужели по мою душу?

− А что, есть грешки? − ехидным голосом прошептал старикан.

− Хватает, ты, что ли паинька, − обрезал Антор. – Сколько мы богатых путников вместе порешили? Неужели узнал кто?

− У меня на них зуб точится давно, − нервно зашепелявил старик, показывая наполовину беззубый рот. − Жнец убил моего сына. Не думаю, чтобы кто-то узнал о наших проделках, но жнеца надо порешить, а добро забрать.

− Да, надо убить! Вдруг он к нам что-то имеет? А прихлопнем, спокойней будет на душе, − решил барон после паузы. − А вдруг прознают, что мы его…? У меня от одной мысли становятся волосы дыбом.

− Никто не прознает, ведь мы никому не скажем, − Бакер захихикал. Остальные не знают, кто он.

− Жнец опасен, надо бить без промаха, иначе нам всем конец будет бесславный, − Антор неспешно расхаживал по комнате. − Надо так сделать, чтобы комар носа не подточил.

− Жнеца этого в каменный мешок посажу, а северянина удавим. Ох и здоров же он, только ума маловато.

− А северянин не из этих?

− Нет, он не жнец, это точно. Так я делаю?

− Делай, только смотри, не опростоволосься, − с этими словами барон сел на кровать и ногами сбросил тапки.

* * *

Корн продолжал поглощать пищу, уже порядком захмелевший. Сартай сидел, задумавшись, Анта не выходила из головы.

− Вот мне интересно, на что вы живёте? − спросил Корн, наливая вина в свою чашу.

− Нам платят те, кто хочет справедливости, возмездия за содеянное зло с ними или с родственниками, − Сартай пристально поглядел на громилу. − Еще нас нанимают, за немалые деньги, для охраны или защиты.

− А если наврут, а было не так? Что тогда?

− Мы проверяем, чтобы все было правильно.

− Где мои девки? − громко пробасил Корн. Он встал, пошатываясь, направился во двор. Через минуту снаружи раздался зычный голос громилы, с кем-то беседующий.

− Ну как? Наелись? − у входа стоял правила Бакер.

− Спасибо, от души накормили, − вставая, ответил Сартай.

Бакер приблизился, смотря Сартаю в глаза. За маской приветствия миротворец разглядел колючий взгляд.

− Есть работа для жнеца, − интригующе произнес Бакер.

− Что за работа? − шепнул Сартай, его взгляд прошелся по столовой, та оказалась пуста.

− Пошли к барону, он расскажет, − Бакер направился к выходу, Сартай двинулся следом. Уже стемнело, хотя видно было неплохо − полная луна заливала холодным светом весь двор.

Корн уже тискал какую-то девицу возле стены, которая визжала и громко смеялась.

− Корн! − громко позвал Сартай.

Громила, не поворачиваясь, показал неприличный жест левой рукой. Девица захохотала.

Старик с миротворцем зашли в здание замка. Правила взял на полке у входа масляную лампу, которая давала тускловатый свет, и они пошли по тёмным коридорам. Внезапно старик остановился, Сартай почти натолкнулся на правилу.

− Стой здесь, сейчас я налью в лампу масла, а то кончается, − с этими словами старик исчез в боковых дверях.

Сартай остался ждать у дверей. Через несколько мгновений раздался грохот, одновременно с ним Сартай понял, что летит вниз. Опора под ногами исчезла. Руками пытался ухватиться за что-нибудь, но тщетно.

Удар…

Темнота и тишина. Запах сырости и прохлада. Сверху заскрежетало железо, трущееся о камни. Боль в спине и ноге вернула к реальности.

− Жнец, пришел твой конееец! − пропел сверху гнусавым голосом Бакер. Сверху показался горящий факел, осветивший очертаний каменных стен и решётку вверху. Две створки пола висели ниже решётки. До верха метров пять.

Факел полетел вниз, издавая гул. Миротворец сидел на каменном полу, потирая ушибленную ногу. Факел упал перед ним, Сартай подвинулся.

− Что тебе жнецы сделали? – спросил он, подняв лицо кверху. Глаза ощупывали камни, цепляясь за каждый выступ. Все это приводило к неутешительному выводу, что выбраться отсюда без посторонней помощи не получится.

− Ни много, ни мало − убили сына, − выкрикнул со злобой старикан.

− Значит, он заслужил это, ты же знаешь, миротворцы справедливы.

− Мне всё равно, что он заслужил, ты ответишь за пропавший мой род, за не родившихся внуков! За не прожитую моим сыном жизнь, и страдания старого одинокого правилы!

− Вот видишь, ты тоже хочешь справедливости, только не понял за свою длинную жизнь одну вещь.

− Какую такую вещь, ну-ка, просвети, − Бакер навис над решёткой.

− Просто у тебя справедливость твоя, повернута к собственным интересам. Люди в основном по ней и судят. А должна быть справедливость настоящая. А она говорит: виновник − тот, кто задумал. Первым задумал твой сын, за это и расплатился.

− Справедливость настоящая? Тьфу, какая гадость! Знаешь, мне как-то всё равно. Хочешь, я расскажу, что тебя ждет? − голос Бакера стал слащавым.

− Ничего хорошего, − ответил Сартай. − Только смотри, за убийство миротворца казнь будет страшной.

− Это тебе будет страшно, − зловеще прогнусавил старикан. − Когда ты обессилишь от голода и сырости, я сам спущусь к тебе, и ты узнаешь всю силу моей злобы. Ах, да! Надо еще с твоим дружком разобраться. Ты пока отдыхай, привыкай к своей комнатке, − правила захихикал, его шаркающие шаги стали удаляться, оставляя Сартая с тишиной и догорающим факелом, пламя которого начало мигать…

Корн лежал в своей комнате раздетый на кровати. Возле него лежала нагая девушка, её голова покоилась на могучей груди громилы.

На столе стоял кувшин вина, две чаши и широкий глиняный подсвечник, в нём три толстых восковых свечи, пламя которых мягко освещало комнату. Громила болтал, шутил, рассказывая девице разные истории. Её озорные глаза вспыхивали каждый раз, когда северянин рассказывал острые моменты своей жизни. Курносый носик, пухлые щечки – она понравилась Корну, но хмельные глаза чаще поглядывали на вздымающуюся обнаженную грудь, которая так и притягивала взгляд.

Звали девицу Санита, она мало что видела в жизни интересного, жадно ловя моменты чужих приключений. Скотный двор − вот все приключения, которые были в её жизни. Санита не помнила своих родителей, в этот замок её продали маленькой девочкой. На неё положил глаз Арват-кожемяка, который опьяни лупил свою жену каждый день, пока та не наложила на себя руки. Незавидным было будущее Саниты… и тут появился Корн, весёлый и добродушный.

− Возьмешь меня с собой? − лицо девушки вспыхнуло краской.

− А чего, нравишься ты мне, только на обратном пути заберу. Сейчас у нас опасная дорога! Корн встал, потянулся. Его слегка шатало.

− Ты такой большой, − улыбнуласьСанита, разглядывая громадные мускулистые плечи. − Только меня надо будет выкупить.

− Санита! − раздался за дверью громкий мужской голос. − Тебя зовет правила!

− Чего это они? Среди ночи? – удивился Корн.

− Не знаю… я сейчас!

Санита встала, быстро набросила рубаху, надела юбку и, скрипнув дверью, вышла на свежий воздух. Там она чуть не вскрикнула. Десяток вооружённых мужчин притаились за пристройкой. Мечи и вилы тускло поблёскивали в полутьме. Впереди всех, сгорбившись, стоял Бакер.

− Как там этот бродяга, не спит ещё? − раздался его гнусавый голос.

− Нет, а что случилось? − голос Саниты задрожал от страха.

− Он злой бандит! Они проникли в замок для разведки, потом придут другие, злые-презлые. Он сильно пьян?

− Да не очень. Он добрый, рассказывал истории разные, − растерянно выдавила девушка.

− Ты подливай ему вина побольше, а когда уснёт, позови нас, надо этого разбойничка удавить.

− А где второй? Ну, что с ним был? – испуганно прошептала Санита.

− Не твоего ума дело, исполняй, что велено, − прошипел старикан. – Иди!

Ноги не слушались, когда Санита вернулась в комнату. Её переполняли противоречивые чувства. Вот так вот разом всё рухнуло. Её мечты обрывались на самом интересном месте, никогда не воплотятся в жизнь. Надежды на счастливую жизнь, на семейное счастье… − всё, всё растворилось в один миг из-за злых людских сердец!

− Чего звали? − спросил Корн, его язык заплетался. Громила сидел на стуле в одних штанах, держа в руках полупустую чашу.

− Правила дал распоряжения на завтра, − деревянным языком ответила девушка. Душевная тяжесть переполняла ее душу. − А ты встречал разбойников?

− И не раз, у меня семью убили такие твари. Может, кого в плен забрали, не знаю, я в то время пахал в поле.

Санита налила полную чашу вина, внимательно взглянув на Корна, выпила вино залпом.

− Ты ведь не разбойник, правда? Скажи честно!

− Да ты что? Я с Сартаем иду, а он жнец! Слыхала про таких?

− Корн… − Санита сделала паузу, затем зашептала. − Тебя хотят удавить, когда уснёшь.

− Что? − тихо спросил громила, затем встал. − А Сартай где? Вот дурень, жру тут вино... а про друга забыл.

− Я не знаю, где твой друг, − Санита опустилась на стул и, закрыв лицо ладонями, заплакала.

− Не плачь, ты еще не знаешь, на что я способен! − громила обнял девушку за плечи. Всё будет хорошо. Вот бы еще Сартай не спал сейчас.

Корн огляделся. Стулья и подсвечник годились для боя, больше ничего не было. Еще кувшин и чаши. Одев рубаху и доспехи, нахлобучил шлем. Затем дунул на свечи, комнату окутал непроглядный мрак.

− Иди, скажи, что я сплю, − прошептал он.

− А что они тогда со мной сделают? − растерянно пролепетала девушка.

− Не бойся, им пока не до тебя будет. Смойся под шумок, который я устрою.

− Я боюсь, − голос Саниты дрожал.

− Не надо было мне говорить, не было бы и страха.

− Ты лучше их всех, будь они прокляты, − она встала. Нежные руки нащупали в темноте голову Корна, мокрые губы поцеловали в лицо.

Скрипнула дверь, Санита тихо вышла во двор.

− Ну что? Уже спит? − раздался тихий гнусавый голос − Бакер стоял в тени стены.

− Да, − обречённо прошептала Санита.

− Сматывайся отсюда подальше, и чтобы никому не болтала лишнего, а то язык отрежу!

Санита не знала, куда идти. Ноги понесли сами, она направилась на скотный двор, чтобы спрятаться на сеновале. Через минуту она уже была внутри, схватив в руку висевший на стене серп, девушка зарылась в сено.

− Давайте, заходите тихонько. Когда человек шесть зайдет, валитесь на этого бройлера все вместе, − тихо дал команду старикан.

Слуги двинулись к дверям, она предательски заскрипела.

Корн стоял неподвижно во тьме напротив входа, правая рука держала за ножку стул, левая сжимала ручку кувшина.

Темный силуэт показался в проеме дверей, ноги ступали медленно и бесшумно. За ним показался второй.

− У вас стулья крепкие? − шепотом спросил громила.

− Что? − вошедший опешил и остановился.

− А вот что! − взревел Корн и стул врезался в голову первого. Он с треском разлетелся на куски, противник сразу свалился под ноги. В лицо второго полетел кувшин, бессознательное тело вылетело во двор, упало на спину, раскинув в стороны руки.

Корн мгновенно выскочил следом, сжимая в руках ножку от стула. Несколько безоружных людей кинулось в сторону. Несмотря на устрашающий вид громилы, двое кинулись в атаку, в руках один держал топор, у другого короткий меч.

Корн прямым ударом ноги попал замахивающемуся топором врагу в живот. Тот рявкнул от боли, согнулся и отлетел метра на три, подняв подошвами пыль. Ножка стула полетела в лицо второму врагу, который приближался с мечом.

Несмотря на свою массу, Корн оказался довольно шустрым, быстро продвинулся вперед и подхватил топор, на котором оказалось длинное топорище. Навстречу ему уже двигались пять человек, вооружённые, чем попало.

− Сартай, наших бьют! − заорал во всю силу лёгких Корн. − Сааартааай!

− Зовите всех мужиков! − раздался гнусавый визг за углом. − Кто его убьет, дам десять золотых! Карпей, Арват! Найдите Саниту, эта шлюшка нас предала!

Пять человек осторожно приближались, двое держали в руках вилы, один меч, ещё двое дубины, усеянные шипами гвоздей. Шум наполнил двор.

Корн держал лёгкий для него топор в одной руке. Когда противники приблизились, он сбил в сторону вилы первого атакующего топором, вторые отвел в сторону маховым движением ноги. Затем врубился в ближний бой, ловко орудуя топором, топорищем. Лезвие и ручка секиры били в головы противников. Через минуту двое лежало на земле с разрубленными головами, трое убегало, не оглядываясь.

Корн кинулся за угол, там притаились трое. Они сразу пустились наутек, хотя в руках у двоих были молотильные цепы. Безоружным был только правила, дряхлое тело которого не могло бежать быстро. Корн догнал Бакера в три прыжка, бросил топор и схватил правилу за шею, пальцы так сжались, что правила истошно заверещал, словно младенец.

− Так вот откуда ветер дует! Где Сартай? Отвечай, заскорузлый!− рычал громила.

− Я не знаю, где твой дружок шляется! Бооольнооо! Пусти! Не трогай меня, а то будет тебе хуже! − верещал перепуганный старикан, выпучив от боли глаза.

− Хуже уже не будет! − стиснув зубы, прорычал Корн. Он свалил высохшее тело правилы на живот и, надавив коленом на спину, начал складывать его в обратную сторону. Раздался дикий крик боли, но мощные руки продолжали неумолимую казнь. Крик оборвался, только был слышен треск переламываемого хребта. Тело правилы обмякло, руки повисли, словно плети.

Корн тяжело поднялся, огляделся. В этот миг раздался тонкий и короткий свист летящей стрелы. Жало впилось в ногу, боль обожгла. Корн бросился в сторону, в непроглядную тень, на ходу подхватив топор.

− Сартай! − сдавленно крикнул он, пытаясь вытащить стрелу. Но наконечник оказался зазубрен, и та не хотела выходить.

Корн со стоном вырвал стрелу, отшвырнув в сторону. На крыше притаились два стрелка. Третий крался на соседнюю, она была повыше, его тень зловеще двигалась на фоне темного неба.

Корн рванул вперед, метнув топор в ближнего стрелка, руки на ходу подхватили двое валявшихся вил.

Стрелок сдавленно охнул, тело полетело вниз головой, глухо встретившись с землей. Стрелы засвистели, Корн снова спрятался в тени большого амбара.

Крики раздавались отовсюду, люди выскакивали из домов и замка. У многих в руках было оружие.

«Один я вас не поваляю, надо уносить ноги» − прошептал Корн.

Громила ринулся к противоположной от ворот стене замка. По пути встретилось двое рослых работников с копьями. Корн метнул вилы в ближнего врага, они вошли в незащищенный живот до упора. Крепко сжав древко руками, громила уверенно пошел в атаку на второго. Тот, недолго думая, метнул копье Корну в нагрудный доспех, и убежал, подняв по пути гвалт.

Корн взбежал по лестнице на крепостную стену, ему преградил дорогу стражник с мечом и щитом. Корн делал замысловатые движения вилами, пытаясь обмануть стражника, но тот оказался опытен, щит отбивал вилы, ловко двигаясь впереди тела. Наконец летящий меч легко сломал вилы в древке.

В руках громилы осталась только лёгкая крепкая ручка. Он изловчился, развернувшись, показал удар оставшейся в руках палкой вниз, сам перевёл траекторию полета вверх. Удар пришелся стражнику в лицо, казалось, деревяшка утопла в нём с неприятным стуком.

Корн облегченно вздохнул, собираясь спрыгнуть со стены в воду.

− Стой! − раздался недалеко требовательный, уверенный голос.

Громила повернулся и увидел стрелка с луком, который стоял в трёх метрах, держа стрелу на тетиве. Его раскосые глаза не показывали страха. Руки уверенно удерживали натянутый лук. А по ступеням вверх бежали вооружённые люди, громко ругаясь.

− Ах ты! − Корн бросился на стрелка, метнувшись вперед, вправо. Тренькнула тетива − стрела вошла в шею громилы, недалеко от горла. Он резко остановился, словно натолкнулся на стену. Боль сковала, казалось, все тело. Голова не поворачивалась, а раскосый, чуть отбежав назад, накладывал новую стрелу.

Корн приложил руку к затылку, провел по шее. Стрела сзади не торчала. Тогда он сделал несколько шагов назад, оттолкнувшись ногами, полетел со стены в воду.

Пока Корн выбрался из воды, на стене уже толпился десяток людей. Превозмогая боль, одной рукой он держался за шею.

− Вот он! – закричали сверху. – Не уйдёшь!

Корн молча растворился во тьме.

− Урсан, что будем делать? − спросил один из мужчин, обратившись к раскосому стрелку.

− Что делать! Выпускайте собак, олухи! Готовьте много факелов. Нельзя, чтобы он ушёл! Его нужно убить!

Люди исчезли со стены, через несколько минут послышался лай и зазвенели частым перестуком цепи быстро опускаемого моста.

Корн не знал, куда спрятаться, а инстинкт самосохранения гнал вперед. В поле не спрячешься, там затравят собаками. Слева темнел силуэт мельницы. Там не достанут стрелами, стены защитят. Ноги понесли туда. Двери оказались открыты, Корн ввалился, бессильно облокотившись о косяк дверей. Кровь залила пол нагрудника, дыхание было частым.

Он сел на скамью, схватил двумя руками стрелу. Раздался сдавленный вскрик боли, и наконечник стрелы проткнул шею насквозь. Рука зажала наконечник, и тот отломился. Корн со стоном медленно вытащил беззубое древко из тела. Снаружи послышался яростный лай собак.

Толпа людей приближалась к мельнице, оглашая окрестности громкими криками. Мелькало полтора десятка факелов, которые неумолимо приближались. Собаки неистово лаяли на двери мельницы, стараясь держаться поодаль.

Глаза громилы привыкли к темноте. Внизу журчала вода, размеренно и монотонно. Корн начал искать себе оружие, шаря взглядом по тёмной комнате. Он тяжело встал, силы покидали обескровленное тело, руки нащупали в углу несколько молотильных двухсоставных цепов. Взял один, сложив цеп вместе. Он был тяжёл, этот ударный инструмент. Корн стал чуть в стороне от входа, приготовившись к встрече.

«Можете заходить, буду рад гостям,» − тихо сказал Корн. Он стоял и ждал, решительно сжимая грозное оружие.

Люди приблизились, не осмеливаясь войти. Лучники растянулись в цепь в десяти шахах от мельницы, взяв под обстрел дверь и окно.

− Урсан, что будем делать? –послышался встревоженный голос одного из работников.

− Тащите сена или соломы, сейчас поджарим его!

− Да ты что! Мельницу ведь жалко! Барон завтра с нас шкуру снимет!

− Я теперь правила! Делай, что говорю! Если жалко мельницу, иди вовнутрь!

− Уж лучше я соломки принесу!

− Эй, бродяга, выходи! – громко закричал Урсан довольным голосом.

− Лучше ты заходи! – твёрдо ответил Корн, крепче сжав цеп.

− Выходи, а то поджарим! – самодовольно прокричал Урсан.

− Зато без мельницы останетесь! Зубами молоть будете!

Через несколько минут прибежало двое мужчин и один подросток, неся по вязанке соломы.

− Надо попробовать пустить собак, − объявил Урсан. − Карпей, открывай двери, лучники, стреляйте внутрь! Остальные будьте наготове!

Карпей подкрался к входу и рывком открыл широкую дверь. Собаки залились беспрерывным лаем.

− Травите церов! − закричал Урсан.

− Ату! Ату! – заорали люди, указывая руками на двери. Собаки не были обучены, подскочив к дверям, они с опаской щетинились и лаяли, боясь войти. Над ними свистели стрелы, что ещё больше их пугало. Церы подняли такой гвалт, что не было слышно криков людей. Наконец одна собака оказалась внутри.

Сразу раздался жуткий вой боли, он стал глуше, затем перерос в непрекращающийся хрип. Цер, находящийся снаружи, отбежал в сторону и замолк, испуганный воем сородича. Наступила тишина.

− Складывайте солому и поджигайте! − закричал рассерженный Урсан.

Через несколько мгновений стало светло, широкие языки огня лизали сухие бревна. Стрелки неподвижно стояли, стрелы рвались из луков, удерживаемые цепкими пальцами. Остальные расположились полукругом, держа оружие наготове.

Корн понял, что это последние моменты его жизни. Странное сочетание: треск пожирающего огня и тихое журчание воды. Дым заполнял комнату, расширяя свои владения. Громила знал, что ему надо решиться выскочить сейчас, пока есть силы, и слезы не застят от дыма глаза. На стрелы и оружие, которые истерзают тело. Проживёт он за дверью не больше двух вздохов. Но потом будет только хуже, а отец Корна учил никогда не сдаваться. Громила повернул цеп так, чтобы сразу распустить оружие на улице и замахнуться. В глазах стояло раскосое лицо лучника, попавшего стрелой в шею. Вот бы сразу увидеть его. Чтобы проскочить в дверь, надо наклонить голову. Ноги согнуть не получится, быстро не появишься народу. Корн со сдавленным стоном медленно, превозмогая боль, наклонил голову. Судорожно вздохнул, весь напрягся…

Громила выскочил из тёмного проема дверей и с рычанием ринулся вперед.

− Одного я заберу с собой! − заорал он во все горло, хрипло. Цеп распустился и начал делать полный оборот, набирая бешеную скорость.

В бедре великана появилась стрела, вторая прилетела в лицо. Корн на мгновение дрогнул, но ударная часть цепа неумолимо летела сбоку в голову крупному лохматому мужичку, державшему впереди себя меч со щитом. Удар оказался страшным, голова почти не задержала цепа: гулкий стук утонул в воплях людей и лае цера. Больше Корн ничего не успел, десяток копий и вил погрузились в тело громилы, сразу упавшего на колени…

− Молодцы, − громко объявил Урсан, когда тело перестало шевелиться, истыканное, изувеченное. – Всех приглашаю выпить вина! Выставляю две бочки!

− О, ты будешь хорошим правилой, − радостно произнес тяжело дышащий Карпей. – А с трупами что делать? Этот бандюга набил немало.

− Снесите наших людей к амбару, а этого дикого кабана бросьте в речку, пусть поплавает, рыб покормит.

Огонь охватил стены, жадно расползался по крыше. Треща, отгонял жаром суетящихся людей. Отсветы пожара блистали на мутной спокойной глади реки, которой не было дела.

* * *

Анту потрясла встреча с Сартаем. Она такой же миротворец… Хоть она и прожила в замке три года мирной жизнью, но её грызла совесть, или как говорят учителя, закон, написанный на скрижалях сердца. Человек, проживая детство, впитывает с молоком образ жизни, его окружающий. Дети, попавшие в волчью стаю, становятся по своей сути волками. Воспитанные собаками лают и бегают на четвереньках, при этом их нельзя больше сделать нормальными. Миротворцы, воспитанные с рождения в Миссии не могут быть обычными людьми. Борьба за справедливость въедается в душу. Но три года назад Анта сломалась…

Их было трое миротворцев, нанятых на торговый корабль, на котором возили драгоценные товары. Двое мужчин и она. Миссия забросила их на далекий юг, в земли индов. Там большие города, кишащие несправедливостью, жестокостью. Но миротворцам было запрещено вмешиваться в дела местных жителей, задача одна – охранять корабль. Два раза они отбивали, вместе с командой, абордаж пиратов. В третий что-то пошло не так. На пиратском судне затаился меткий лучник, который в первую очередь стрелял в миротворцев. Как он определял их, вопрос, хотя, если подумать, это просто. Отточенные движения выдавали воспитанников Миссии. Двое товарищей Анты полегли в первые минуты боя, несмотря на прочные доспехи. Анта получила стрелу в кисть, вторую – в ногу, затем скользящий удар кривым мечом в лицо, испортивший её красоту.

Пиратский плен оказался ужасным. Издевательства и побои, унижения – все это ломает человека, но только не миротворца. Женщина боялась даже вспоминать, что пришлось испытать там, в аду, но вытерпела всё, выбрала момент и… тогда Анта была беспощадна.

Все пираты в ту ночь были пьяны в стельку, быстро упокоились на окровавленной палубе, многие застали свой последний час в каютах, спящие.

Анта добралась в родные места, но в Миссию решила не идти. Хватит с неё испытаний, хватит лишений. Она попросилась в этот замок, попав в него с путниками с востока. Утром путников уже не было, люди сказали, что они ушли рано утром. Анта так и считала, но потом стала замечать, что все богатые путники пропадают к утру, правила и барон несказанно богатеют. Битая жизнью Анта говорила себе, что это не ее дело, а миротворец в её душе протестовал. Совесть мучила, не давала спать. Когда прибывали новые путники, имеющие хорошие вещи, Анта знала, что это их последний вечер в жизни. Она набирала вина, закрывала двери и напивалась до беспамятства, до рвоты. Сколько раз женщина жалела этих несчастных людей, но ужас, который она испытала в пиратском плену, заставлял бездействовать.

Её, так названный муж, Урсан, принимал самое активное участие в убийствах путников. Как-то раз опьяни, проговорился об этом, не подозревая, кто Анта на самом деле. Многие мужчины в замке были причастны к этим злодеяниям.

Со временем Анта пристрастилась к вину, последнее время всегда ходила под хмельком. Урсан ворчал, но Анта нравилась ему, как женщина. Хотя она и относилась к нему с презрением, он это чувствовал и пытался всячески задобрить женщину, которая жила с ним под одной крышей. Правда, Анта не беременела, что злило Урсана.

Часто, в хмельном угаре, Анта скрытно шила платье жнеца, мечтая, что когда-нибудь решится и наведет справедливость в этом белом замке, который при заходе солнца часто становился багряным. Пучок дротиков с острыми стальными жалами и коса уже год валялась под деревянной кроватью. Простое косовище, заточенное с двух сторон, с кривой ручкой. Анта укрепила на косе короткое, острое лезвие, с противоположной стороны от косовища. На конце ручки вставила острый шип, отбитый с булавы.

Встреча с Сартаем перевернула душу. Вот человек, который выполняет свою работу, достойный. А она… что она? Постепенно превращается в пьяницу, подстилка разбойника Урсана.

Анта прихватила из кухни кувшин вина и пошла к себе. Урсана не было, женщина уселась за стол, стала наполнять чашу за чашей, уставившись на кувшин.

Для чего Сартай приехал в такую даль? Вывод один, в Миссии узнали о кровавых проделках в замке, значит, Сартай сегодня устроит барону и правиле ночь жатвы.

Анта поглощала чашу за чашей. Она в этом не участвует, просто хочет жить, пусть так плохо, но жить, дышать, смотреть на тихое, спокойное небо. Чтобы никто не бил рукоятями мечей по голове, не таскал за волосы, не тыкал в живот ножом.

«Я не хочу это видеть», − пробормотала тихо Анта, допила очередную чашу, шатаясь, добралась до кровати. Одетая завалилась навзничь на постель и через две минуты спала глубоким бессознательным сном.

* * *

Большинство людей напуганы криками, не выходили из своих каморок. Возле амбара лежали в ряд бездыханные люди, испытавшие тяжесть руки Корна. Над ними горевало несколько женщин, одна причитала. А в обеденной зале горели яркие свечи, там собралось десятка полтора мужчин, две женщины бегали, собирая на стол снедь.

Урсан ходил по зале довольный, как кот, объевшийся сметаны.

− Подавайте вино, пусть пьют работнички, − громко и самодовольно объявил он. Не терпелось похвалиться перед Антой, что теперь он правила.

− Пейте, я сейчас, лук отнесу, − бросил он своим слугам и пошел к себе.

Когда открыл дверь, увидел почти пустой кувшин, чашу. Распластавшаяся на кровати Анта тихо сопела.

− Вставай, опять наклюкалась! – Урсан пнул ногой по кровати.

− А? Что? – Анта спешно встала, непонимающе моргая глазами. Лук в руках мужчины привел в чувство. – Что, уже все?

− Что все? Ты сколько вина опрокинула в себя? Что все?

− Что, миротворец уже справился?

− Какой миротворец? − Урсан дернулся как ужаленный.

− Не обращай внимания, это мне сон приснился, − после паузы тихо пробормотала Анта, небрежно махнув рукой.

− Так значит, тот, кто в каменном мешке, жнец? – Урсан медленно, озадаченно присел на стул, лицо напряглось. Затем облегченно махнул рукой. – Я его стрелами забью, да и все. Я теперь правила, собирайся, иди, подавай на столы. Да языком не мели лишнего. Сегодня пьём.

− А второй где? Здоровяк.

− Забили его возле мельницы, пришлось ее сжечь. Труп в воду выкинули. Наших людей он набил немало, лежат возле амбара. – Урсан встал и направился к выходу. – Запомни, я теперь правила, почтительно там со мной.

Урсан со злостью поставил лук в угол, бросил колчан и ушёл. Анта медленно встала. Разум прояснился, но тяжесть в теле мешала сосредоточиться. Сартай − чистая душа, сидел запертый в каменном мешке, его убьют, как убивали раньше, затем будут продолжать, и так без конца и края.

« Правила говоришь?» − глаза Анты сузились, рука потянулась под ложе, нащупала ручку косы...

* * *

В обеденной зале люди пили вино и с жадностью поедали печёных курей и копченую крольчатину. Свежие овощи нарезанными кусками лежали нетронутыми в глиняных мисках.

Арват сидел за столом, опустив голову, как и многие, никто не веселился − возле амбара лежали трупы.

В залу зашёл молодой паренек, подмастерье кузнеца, которого считали за полудурка. Его звали Андро, но так его никто не окликал, а звали по прозвищу Колода. Глаза юнца пытливо скользнули по столу, по хмельным лицам. Кадык жадно опустился.

− А меня чего не позвали, я уже мужчина. Урсан, я слышал, ты поставил две бочки, − проговорил он неуверенно.

− Мужчина? Ты, что ли? Колода? Ха, ха! – Урсан засмеялся, поднимаясь со скамьи. – А где ты был, когда звали мужиков, чтобы справиться с громилой? У мамки под подолом прятался? Иди к женщинам!

− Я спал, не слышал, − проблеял растерянный парнишка.

Урсан подошел, обхватил пальцами парня за шею и толкнул к выходу:

− Пошел вон!

− Это все Санита! − Арват ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули миски и чаши. − Из-за нее столько людей побил этот бройлер! Если бы она нас не предала, удавили бы громилу по-тихому, как всегда!

− А ну не буянь, − грозно предупредил Урсан, чтобы показать, кто здесь главный. – Лучше пойди, найди эту девку, да приведи сюда. Устроим ей весёленькую ночку, а к утру повесим.

− Если доживёт, − ехидно вставил слово Карпей.

Захмелевшие мужчины захихикали, лукавые улыбки поползли по лицам.

Арват встал, слегка покачиваясь, направился к выходу.

− А чего, приведу, как найду, − бросил он от дверей.

Он направился в каморку Саниты, ударом ноги открыл дверь. Маленькая камора неуютна, в ней было темно и пусто.

«Знаю я, где ты прячешься, за амбаром или на сеновале», − прошептал кожемяка.

Лежащие трупы и горюющие женщины не отвлекли внимание Арвата. Мысли занимал другой интерес, где найти Саниту. Он обшарил все закутки за амбаром, тёмные проходы между пристройками, девушки нигде не было.

Тогда Арват направился к сеновалу. Большая дверь со скрипом отворилась, сеновал дохнул свежескошенным сеном, запахами засохших цветов.

− Санита, − ехидно произнес Арват. – Ты где? Вылезай.

Стояла тишина, нарушаемая только далеким стрекотом сверчков. Санита затаилась, чуть дыша, тело дрожало, как осиновый лист. Маленькая рука судорожно сжимала ручку серпа.

Арват взял вилы, несколько штук которых стояло у дверей, стал тыкать в сено. Он проверял везде, лукаво приговаривая:

− Санита, я здесь, выходи.

Вилы напоролись на плоть, легко прошли голень, не встретив на пути кости. Сдавленный крик боли разнесся не только по сеновалу, далеко, по всему двору.

Арват бросил вилы в сторону и прыгнул на Саниту, а та лихорадочно искала выроненный от боли серп. Мужчина вытащил из сена девушку за волосы, та отчаянно отбивалась, царапала сильные руки кожемяки. Захлебывающиеся крики смешались с плачем. Голая голень вся измазалась кровью, тёмные капли часто падали на стебли высохшей травы, ставшей плоской от подошв.

− В ногу попал, это я удачно, − довольным голосом бросил кожемяка,крепко держа за волосы, потащил девушку из амбара. Санита отбивалась, изловчилась и укусила за руку, ее тащившую. Вспотевшая рука резко пахла запахами выделываемых шкур.

− Ах ты тварь, − зашипел Арват и изо всех сил пнул ногой под ребра. Он недовольно пыхтел. Санита скорчилась от боли, свернувшись калачиком, закашлялась.

− Ты что делаешь, животное бешенное, − раздался у входа спокойный женский голос. Арват повернулся, в проеме дверей стояла Анта со странной косой в руках. Платье тоже странное, короткое, не достающее до колен, с ассиметричной оборкой внизу, закрывающей левую ногу больше. На оголенной ноге повязка, за которую заткнут прямой нож в черных ножнах. Наплечники в виде отточенных лезвий, словно острые загнутые перья, расположенные горизонтально, один за другим. Наплечники цельные с коротким нагрудником, который зашнурован полосами кожи. Большой ремень с квадратной черной пряжкой свободно висел на поясе. Волосы связаны на затылке узлом, две пряди свисали на лоб. На руках перчатки, кисти плотно обмотаны полосами толстой кожи. Локти в стальных налокотниках, на каждом по острому шипу.

− Анта, ты чего? – голос мужчины напрягся, стал хриплым, руки быстро подхватили валявшиеся вилы.

− А думал ли когда-нибудь бешеный пес, что придет расправа за людей, им погубленных? – Анта стояла неподвижно, спокойно произнося слова, губы еле шевелились.

− Ты эти штучки брось, баба. Ты гляди, жнец в платье, а ноги голые. Ты еще не знаешь, на что способен кожемяка, у меня в руках шкуры лопаются, − Арват сжал кулак так, что заскрипела кожа на пальцах.

Анта сделала шаг вперёд, кожемяка с криком ринулся в атаку. Анта отступила, уйдя в сторону, глубоко резанула противника по голени острой косой. Арват вскрикнул, отскочил в темноту сеновала, захрипел и упал лицом вниз. За ним стояла заплаканная, всхлипывающая Санита, с вилами в руках. Она еле ступала на раненную ногу, тело била сильная дрожь.

Арват хрипел, выплевывая кровь, затем застыл в нелепой позе.

− Спрячься здесь, я тебя потом позову. Кровь из ноги сильно идет? – Анта подошла ближе, присела, внимательно осмотрела рану. – Рана не опасна, никого не бойся, я скоро вернусь.

Анта подхватила пучок дротиков, лежащих у стены. Закрыла двери в сеновал снаружи.

− Я боюсь. Сюда никто не придет? – голос Саниты дрожал, приглушенный дверью.

− Сегодня ночь шумная и страшная, никто не придет. А если что, громко зови меня.

Анта направилась к замку, у массивных крепких дверей стоял стражник в доспехах, с копьём и щитом. Короткий меч висел на поясе. Звали стражника Эфор. Молодой парень, ещё наивный.

Анта подошла, присела на выступ каменного крыльца.

− Анта, что происходит, кругом крики, − голос парнишки напуган, тихий. – Ты с чего так нарядилась? Я тебя такой никогда не видел.

− А ты что, не знаешь, что творится? Громилу ты не забивал возле мельницы?

− Нет, мне правила Бакер приказал стоять здесь, не сходить с места, я и стою.

− Бакера уже нет. Жалко мне тебя, не хочу, чтобы ты умер.

− Почему тебе меня жалко, как умер? – Эфор испуганно сглотнул, непонимающе глядя на женщину.

− А ты никому не скажешь? А то побежишь, разболтаешь, тогда умрешь точно, − Анта пристально глядела в глаза парнишки.

− Да я никому… не скажу, − тихо прошептал Эфор.

− Сейчас здесь будут работать жнецы, иди к себе, закройтесь с матерью, вас не тронут. Ладно, иди,− женщина махнула рукой.

− Ну, я пошел? – Эфор неуверенно двинулся вперёд, затем ускорил шаг и бросил на ходу: − Я никому не скажу!

* * *

Сартай потерял счёт времени, казалось, в темноте оно остановилось. Лишь тьма вокруг да гнетущая тишина… Распершись руками и ногами о противоположные стены, он поднимался два раза к решётке, пытался ногой ее сдвинуть, открыть. Ничего не получалось, он висел на решётке долго, затем опять распирался, давил ногой в разные стороны. Все напрасно, толстые прутья казались заколдованными. Не помогал и небольшой нож, запрятанный в ремне. Подковырнуть неподвижную решётку никак не получалось. Обессиленный, с бесчувственными руками, Сартай падал на дно ямы. Отчаяние захлестнуло от того, что ничего нельзя сделать, нельзя повлиять на грядущие события, которые не сулили ничего хорошего. Вспомнился Корн. Что с ним? Жив ли? На него единственная надежда.

Вверху послышался лёгкий шорох, появился слабый свет. Затем свет исчез, но зато раздался скрежет двигающейся решётки. Она открывалась медленно, Сартай распёрся о стены, как мог, быстро поднимался вверх. Путь открылся, Сартай зацепился за порог, быстро выбрался. На пороге комнаты появилась Анта с лампой в руке. Платье и ноги измазаны кровью.

− Эй, миротворец, тебя ждут великие дела. Хватит в яме прохлаждаться.

− Не ожидал тебя увидеть! А где Корн? − Сартай огляделся по сторонам. В стороне стояла коса, рядом лежал пучок дротиков. – Где так измазалась красненьким?

− Убили его и в реку выкинули, − тихо сказала Анта и перепрыгнула через длинный провал, оказавшись рядом. – А вымазалась… это все барон, сильно грузный. Но шума не поднял, все в замке спят.

− Это хорошо, что спят. Ты знаешь людей, приложивших руку к убийству Корна?

− Все в обеденной зале, пьют на радостях, новый правила Урсан две бочки проставил. Тут много людей повязано, путников удушили в этом замке не один десяток.

− А Бакер как же?

− Его Корн пополам сломал, в обратную сторону, − Анта взяла косу, дротики протянула Сартаю.

− Оружие моё где? Знаешь?

− Нет, потом найдешь. Там у кухни много чего у дверей стоит, выберешь по вкусу. Пойдём?

Миротворцы выбрались из замка, прихватив на выходе два факела. Во дворе замка ничего не изменилось, все было так, как и до ухода Анты.

− Зажигай факелы, бросай на крышу кухни. Две двери, два окна, справишься сам, − Анта отдала Сартаю лампу. – Они Корна так убили, зажгли мельницу и выкурили его оттуда, на выходе набросились.

− А ты? – Сартай зажигал факел, пристально посмотрел в глаза женщине. – В сторону?

− Пойду, возьму лук Урсана, буду прикрывать, вдруг, кто отважится в жнеца пострелять, хотя навряд ли. Песню спеть?

− Да, спой за Корна, за других тоже. Иди, − Сартай бросил лампу на камни, отдал дротики. Два факела разгорались, миротворец двинулся вперёд. Пузыри на окнах светлы, в обеденной зале горит много свечей, доносятся громкие, пьяные мужские голоса, среди них иногда прорезался женский. Возле закрытых дверей стоят вилы, цепы, копья.

Факелы с гулом, один за другим, полетели на крышу. Сартай взял двухсоставной цеп в руки. Сделанный из акации, цеп удивил своей тяжестью. Сартай отставил его в сторону, открыл резко дверь и начал закидывать остальное оружие внутрь залы, оно с грохотом падало на пол.

Захмелевший Урсан вскочил, вытаращенными глазами посмотрел на залетавшее внутрь оружие.

− Арват ты чего? Буянить вздумал? – правила рванул к входу, подхватил валяющееся копье. Во дворе стоял не Арват, а жнец. Урсан сразу его узнал. Огонь с крыши подсвечивал плечи и лицо Сартая, и от этого стало страшно.

− Ты как это… − ватными губами еле слышно прошептал остолбеневший правила, беспомощно держа копье.

Сартай подпрыгнул и буквально выстрелил прямым ударом ноги в грудь пьяного правилы. Урсан влетел обратно в залу, проехав спиной по полу. За ним влетело два цепа. Дверь закрылась, гулко хлопнула.

Изрядно захмелевшие мужчины вскочили со своих мест.

− Урсан, что там? – испуганно спросил Карпей.

− Корис, дай свой лук, быстро! – заорал Урсан, вскочил, рукой держась за грудь. − Там жнец!

− Какой жнец, ты чего? Откуда ему здесь взяться?

− Слушайте меня, − Урсан уже стоял на ногах. Взгляд стал осмысленным. Испуг начал проходить, его место занимала лютая злоба зверя, загнанного в угол. − Если сделаете всё, как я скажу, мы его забьём, он ведь один! Надо напасть всем одновременно, по команде. Я буду стрелять изнутри, проткну его, как мешок с сеном, а вы повалите из дверей и окон…

− Он подпалил крышу! – заверещал Карпей. Дым стал проникать в помещение, кружась под потолком, раздавался слабый треск.

Анта стояла с луком в тени амбара, наложив стрелу. Женщины, оплакивающие погибших, всполошились, закричали, когда увидели, что начала гореть крыша кухни.

− Кухня горит! Пожар! – истошно верещала одна женщина, ей вторили другие. Начали появляться люди, выскакивая из каморок, как тараканы из щелей.

− Ты что творишь? Зачем оружие внутрь кидаешь? − осуждающе спросила Анта.

− Должен же я дать им шанс, − спокойно ответил Сартай и взял в руки гладкую, отшлифованную руками ручку цепа. – Пой, разгони зевак.

Анта запела сильным грудным голосом:

« Лечите душу искупленьем,

омыв ее в густой крови.

Себя, запятнав преступленьем,

Творца на помощь не зови!

Лечите душу искупленьем,

Под звон мечей, под пенье стрел.

Ты, одержимый исступленьем,

Сам выбираешь свой удел».

Слова песни быстро подействовали. Как будто ветер сдул выскочивших людей со двора, никого не стало. Сартай ждал, решительно сжимая в рукахцеп. Но из дверей никто не появлялся.

Анта продолжала, надрывно затянув припев:

«Вздрогнут даже горы, небеса заплачут,

В час, когда сжимается рука жнеца.

Будет очень больно, но нельзя иначе,

Ты не бойся и не прячь лица.

Ты сам почувствуй, на себе,

Ту боль, что причинял другим.

Хоть покоряйся, хоть в борьбе,

Заплатишь самым дорогим».

Анта умолкла, наступила тишина, только треск разгоравшейся крыши разносился вокруг. Смесь злобы, страха и ненависти, казалось, зависли в воздухе, озвучиваемые треском горящей крыши. Сартай ждал недалеко от стены, чтобы изнутри не могли попасть стрелой. В этот момент он казался суровым и надменным, сжал челюсти так, что проступили желваки. Жар огня начал отгонять, расширять владения тепла и света.

− Вперёд, рохли! – раздался из залы приглушенный закрытой дверью повелительный крик. Обе двери, как по команде раскрылись, в окнах показались тёмные силуэты, пробившие пузыри. Из дверей с воплями повалили пьяные вооружённые мужики.

− Окна держи! – крикнул Сартай, делая оборот оружием.

− Сама знаю, − процедила Анта, целясь в Урсана, который стоял в глубине залы с натянутым луком.

Цеп миротворца скосил первого нападавшего, со шлепком ударив по голеням. Он упал, как колосок под ударом косы. Сартай оттянул ручку, цеп не остановился, взвился на новую траекторию, нашел голову другого противника. Глухой стук, цеп, слегка подпрыгнув, полетел дальше, над раскрошенным черепом. Он гудел в воздухе, ни секунды не оставаясь на месте, находя цель. Также и Сартай, тело двигалось быстро, как в бешеном танце. Колотушка ударяла, вновь взлетала, миротворец мастерски управлялся со сложным оружием. Люди падали от цепа, словно тонкие лёгонькие снопы под сильным порывом ветра.

Анта стреляла по выскочившим врагам, доставая из-за плеча стрелу за стрелой. Урсан лежал в зале, корчился, две стрелы глубоко засели в животе правилы. Скоро всё было кончено. Возле входа валялось больше десятка мужчин, несколько возле окон. Крыша горела вовсю, оглашая окрестности треском. С визгом из залы вылетела женщина. Сартай отошел подальше, давая ей дорогу.

− Ну, что? – хрипло спросил запыхавшийся Сартай.

− Один ушёл, − Анта спокойно оглядывала крыши. Никого не было, после песни жнеца ни одна душа не отваживалась показаться.

− Значит такая у него судьба, пусть живёт, сегодня ему свезло, − Сартай сложил цеп вместе, перевёл дух. – Надо моё оружие найти.

− Зачем тебе оружие? Я гляжу, ты не жнец, а какой-то молотильщик. Можешь смело наниматься в замки на молотьбу, сам всё перемолотишь. Пошли в замок, должно быть там твоё оружие, поищем.

− И жнец, и кузнец, молотильщик и певец… Ты пойдешь со мной?

− С тобой? – Анта пристально поглядела на Сартая. – Я мирной жизни хочу, хотя после этой ночки мне здесь места нет.

− Не бывает у миротворца мирной жизни, пойдешь со мной.

− Конечно, пойду. В темный лес, на холодные потоки дождя. Туда, где за нами будут гоняться, где надо рубиться, − с иронией произнесла Анта, поднимаясь по входным ступеням замка. – Где ты взялся на мою голову!

− Нужно вещи собрать и уходить, пока не рассвело. Едой надо запастись, хотя обойдемся, всё в кухне сгорело, − сделал вывод Сартай и зашёл в замок.

Крыша кухни догорала, жадный огонь перебросился на амбар,желая насытиться недавно собранной рожью. Несколько мужчин и женщин таскали из амбара мешки, высыпали в стороне и бежали с пустыми мешками опять в амбар, громко переругиваясь. Одна женщина бегала, стучала в двери, громко сзывала людей. Вторая уже плакала у дверей кухни, склонившись над одним из тёплых трупов. На все это невозмутимо глядела луна…