Животная страсть

Глава 9

Триединая империя, Джалан

Государственная Академия управления, кабинет ректора

Люциус тяжело посмотрел на генерала, потом перевел взгляд на Кима.

— Я все сказал, — господин О’Хобб сложил руки на груди, показывая, что добавить ему нечего.

— Ты знаешь, что означает такая вероятность, — вздохнул Ким. Роскошный белый кот, сидевший у него на коленях, приоткрыл один глаз и лениво зевнул.

— Событие неизбежно, — повторил магистр. — Генерал Стентор, как ваши люди допустили такое?

— Скажите спасибо, что мои люди вообще об этом узнали, — огрызнулся О’Хобб. — Это не наша юрисдикция. Мы отвечаем за внешнюю разведку. Подготовка теракта шла внутри империи. Проворонили ее в охранке. Вопросы к лорду Бетану.

— Ему-то я как раз много вопросов хочу задать, — де Зирт стукнул кулаком по столу. — Но доказать пока ничего не могу. В итоге у нас что? Почти сбывшаяся вероятность смерти императора.

— Покушения, — педантично поправил генерал. — Смерти монарха менталист не видел.

— Учитывая детали, — Ким бросил взгляд на листы с отчетом, — Шансов на выживание у него никаких.

— А вот это не факт, — загадочно ухмыльнулся де Зирт. — Сегодня как раз выясним, сколько у нас этих шансов.

— Почему я не знаю подробностей? — нахмурился генерал.

— Потому что доверия никому нет. Прогнила система напрочь, — снова принялся ворчать магистр. — Начинай эвакуацию своей агентуры. Ким, свяжись с Норой, пусть готовят контракты для Нирата. И твои тоже пусть готовят. Стентор, в воскресенье жду у себя в лаборатории.

— Контракты мы подготовим, а логистика? — спросил Ким. — Как мы решим вопрос с проливом?

— Мы — решим, — строго поправил генерал.

— Простите, генерал, но это невозможно, — покачал головой друид.

— Невозможные задачи мы выполняем быстро, — отчеканил Стентор. — Совсем невозможные — чуть позже.

— Империя не сможет дать вам людей для зачистки. Да, пираты уже всем поперек горла, но мы не можем официально начать против них военные действия.

— А мы разведка. И мы можем все, — гордо выпрямился Стентор и добавил, — Даже чуть больше. Но не всегда сразу. Строго по списку запланированных мероприятий.

— Действуйте на свое усмотрение, генерал, — магистр встал. — Наши с Кимом подписи на расширение ваших полномочий получите прямо сейчас. Тагир подпишет вечером. Да, Ким. Он подпишет. И никуда не денется. Мы создавали эту империю не для того, чтобы смотреть, как она погибнет.

Де Зирт бисерным почерком подписал лежавшую на столе гербовую бумагу и приложил правую руку. Сверкнула пурпурная молния, и на листе отразилась личная печать Люциуса Аврелия, одного из трех основателей Триединой империи.

Ким, аккуратно ссадив кота, подошел к столу и проделал ту же процедуру. Только в этот раз молния была зеленой.

Айена, архипелаг Хази, Остров Фантазий

Гостиничный номер павильона «Сладострастие»

Грин расположился на кресле и неспешно потягивал пиво. Фурри, заботливо намазанная ранозаживляющим бальзамом, спала на кровати, застеленной кроваво-красным бельем. Места было более чем достаточно, чтобы разместиться там вдвоем, не теснясь, но спать однозначно не хотелось: после экзекуции адреналин плескался на уровне зрачков. Более того, организм настойчиво требовал продолжения. И, к счастью, поставленная задача ничуть не расходилась с желаниями. Скорее, наоборот, совпадала с ними в полной мере. Главное — не торопиться и дать этой пушистой твари прочувствовать момент.

И она, видимо, почувствовала. Зашевелилась, потянулась, села на кровати и с удивлением посмотрела на своего клиента. Явно не зная, что дальше делать. В ее кошачьих глазах застыла растерянность. Она огляделась, попыталась открыть рот и что-то сказать, но была остановлена небрежным жестом.

— Меня зовут Грин. И ты — моя. Потому что я за тебя заплатил. Достаточно, чтобы решать, будешь ты жить или кормить червей. Молча. Кивни, если поняла.

Фурри послушно кивнула. Грин улыбнулся уголками губ. Он в достаточной мере ошарашил ее там, на заднем дворе, чтобы сейчас она проявила должную покорность и благодарность за спасение своей шкуры.

Он знал, что понравился ей. От хозяина дивной зверушки он узнал еще во время торга, что она «никем не пользованная». Значит, вот что высматривала, точнее, кого. Того, кто станет ее первым клиентом.

Мастер медленно, словно нехотя встал с кресла. Он был очень доволен. Лучшего варианта для поставленной задачи просто не найти.

Сатин буквально смело с кровати, от неожиданности она упала на колени, и тут же ее подхватила за волосы властная рука. Фурри ничего не успела понять, кроме того, что ее, кажется, этому учили… но это было слишком неожиданно.

— Сосать не умеешь? — недовольно поинтересовался Грин, наблюдая за ее неловкими попытками сделать то, что требовалось.

Она же умела. По крайней мере, ей показывали. Сатин старалась изо всех сил, понимая, что это ее единственный шанс выжить.

Грин некоторое время любовался с высоты собственного роста на попытки девушки изобразить то, что должно нравиться мужчинам. И решил, что достаточно дал ей привыкнуть к заданным ролям. Снова схватил за волосы, перевернул спиной к себе и резко прижал лицом к полу. Свободной рукой сорвал с нее трусы, дернул за хвост вверх, приподнимая ягодицы фурри до удобного уровня, а затем резко вошел.

Девушка выгнулась дугой от боли и закричала, не в силах сдерживаться. Ответом ей было звериное рычание и садистский смех. Грин сделал паузу на несколько секунд, дожидаясь, чтобы боль утихла, стала привычной. Ощутил, как непривычно и приятно шелковистая шкурка щекочет низ живота и пах…

— Прелестная девочка.

Он медленно вышел и так же медленно погрузился в нее снова. Давая понять, что она в его власти, но он будет с ней нежен.

Сильный толчок. Еще один. Одной рукой он держал ее за талию, второй — за волосы, намотав их на кулак. Он двигал ее тело, насаживая на себя и отпуская. Показывая, чего хочет — чтобы она сама начала двигаться, так, как ей приятно и удобно. Она поняла — и ему оставалось только изредка подаваться ей навстречу, чтобы войти еще глубже. Он трахал ее монотонно, однообразно, как куклу. Время от времени делая акцентированные толчки, чтобы не заснуть. Пока ему не надоело.

Он снова резко дернул ее за хвост и подтянул к себе. Фурри снова выгнулась и попробовала отползти вперед, пытаясь уйти от новой разрывающей боли. Первый анальный секс безболезненным не бывает. Но чего эта шерстяная хотела от садиста, телячьих нежностей?

— Расслабь мышцы, — процедил он сквозь зубы. — Чем больше напрягаешься, тем больнее. Ты давно не ела, так что, ты чистая. Расслабься. Я тебя трахну, и будет либо очень больно, либо терпимо.

Она не отвечала. Видимо, инстинкт правильно подсказал ей, что нужно молчать. Куклы не говорливы. Грина возбуждала эта покорность и беззащитность, помноженная на невинность и дикую, животную природу фурри. Возбуждала настолько, что стало слишком сложно сдерживаться — и он снова отпустил ее, чтобы отдышаться, взять паузу на несколько секунд.

Затем он коленом повалил на ковер, повернул лицом к себе, лег сверху и снова вошел — уже без сопротивления и криков.

Теперь он не просто трахал ее, он смотрел ей в глаза, не отрывая взгляд ни на секунду. Гипнотизируя. Полностью подчиняя себе. До конца. До того самого финала, который в книгах называют вершиной блаженства.

Грин снова утробно зарычал и навалился на фурри всем весом. Нахлынувшая волна жестокого удовольствия сменилась внезапным приступом нежности к этому истерзанному комочку. Мастер обнял девушку и вместе с ней перевернулся на спину. Свою добычу он продолжал держать в руках, прижимая голову фурри к своему плечу, нежно поглаживая, успокаивая…

— Котенок мой маленький… Ты моя радость, — он гладил ее шерсть, вдыхал ее запах, говорил с ней. Очень тихо, ласково, вкрадчиво. Старательно вплетая в голос нотки благодарности.

— Я…

— Молчи, — он взял ее на руки и перенес на кровать. Сел рядом, обхватил ладонями ее голову, снова посмотрел в глаза и большими пальцами стер выступившие слезы. Нежно поцеловал в губы и лег рядом. Снова прижал к груди и погладил шелковистые волосы. Это был не парик, они были настоящими. Неожиданное открытие. — Ты прелесть. Ты моя. Только моя. Слышишь?

— Да…

— Я с тобой просто в другой мир улетел… Я сразу почувствовал, что ты другая. Не такая, как они все. Никому тебя не отдам. Я здесь еще две недели. Оплачу все твое время. Будешь приходить ко мне по вечерам. В остальное время к тебе будут относиться, как к моей девочке. Поняла меня?

— Да…

— Вот и хорошо. Когда я уеду, они не посмеют тебя больше тронуть. А когда вернусь, мы уедем отсюда вместе, заберу тебя отсюда. Ты же мне доверяешь?

Айена, архипелаг Хази, остров Мале

Аэропорт немного выбил Миксама из колеи. Сегодня то ли не работали кондиционеры, то ли композитных материалов пожалели на терминал для местных авиалиний. Но в помещении было ужасающе душно. В воздухе витала какая-то безумная смесь ароматов, которые можно почувствовать только в курортной стране. Море, специи, жареное мясо, потные тела туристов…

И только девушки, принимавшие на стойке документы, пахли свежим парфюмом. Улыбчивая блондинка привычно шлепнула штампы в посадочные талоны, дежурно пожелала приятного отдыха и занялась другими пассажирами рейса.

До посадки был еще час, и Миксам наслаждался очень неплохим холодным кофе. Безумно дорогим, как это всегда бывает в аэропортах. Но на этот раз географическое общество не пожалело командировочных, поэтому можно было позволить себе такую роскошь.

Белла сидела рядом и помалкивала. Профессор уже успел выяснить, их строго приучили к тому, чтобы не болтать «просто так», если клиент об этом сам не просит. И эта мысль его внезапно огорчила: фурри на острове были фактически рабами системы. Бесправной скотиной, выдрессированной делать все только по команде. Без права на собственное мнение.

Кофе моментально потерял весь свой вкус. Недопитый стакан полетел в урну.

— Белла.

— Да? — фурри моментально вскинулась и подобралась. Точно, как по приказу.

— Поговори со мной, — мягко попросил Миксам. — Как человек.

— Хорошо, — кивнула фурри. — Но я не уверена, что получится. Я же не человек?

— Там, откуда я родом, людей вообще не больше трети. Тем не менее, мы все говорим друг с другом по-человечески.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, ресторан Донжон

Флоран был расстроен. Он удрученно смотрел на оставшийся пустым столик, на подготовленные закуски — а ведь его мальчики специально старались угодить привередливой Лори. И что в итоге?

— У девочек плановый аврал, — грустно сообщил по телефону Гаральд.

— О, теперь аврал — это теперь и твоя зона комфорта? — обиженно съязвил маэстро, жестом велев «мальчикам» убрать со стола табличку резервации.

— Видимо, да. Мы застряли в редакции на съемке. Думаю, не меньше, чем на пару часов. Так что, вряд ли мы сегодня вообще до тебя доберемся.

— И много вас там застряло? — Флоран снова сделал неуловимый жест, и двое расторопных помощников начали аккуратно запаковывать подготовленную еду в лотки.

— Человек пять. По крайней мере, в зоне моей видимости.

— Присматриваешь, чтобы не шалили?

— Ты же знаешь этих журналистов. Оставишь на пару минут…

— Ты и на пару лет оставлял, милый. И ничего, как видишь, все живы.

— Не уверен, что в этот раз я сам не умру голодной смертью. Как раз я планировал сегодня поужинать.

— Ну так уж и быть, спасу тебя сегодня от преждевременной и мучительной гибели.

Триединая империя, Джалан

Район Хеске, Дом журналистики

Флоран относился к числу тех, кого госпожа Маоджаджа давно включила в «белый список» редакции. Тем не менее, на входе пришлось немного задержаться, чтобы объяснить охраннику простую истину — переноску с котом он оставлять здесь не будет. Котик — скотинка дорогая, можно сказать, ценное имущество. И тащить на себе две огромные сумки с продуктами маэстро тоже не намерен, в особенности, если для этого есть два дюжих помощника. Да, на них пропуска не выписывали, но это же доставка еды!

Охранник заупрямился, как дурной осел. Пришлось позвонить лорду Райвену и попросить моральной поддержки.

Пока поддержка спускалась с верхнего этажа, бдительный страж из чистой вредности начал проверять содержимое сумки-холодильника, а затем потребовал, чтобы оставили на пропускном пункте алкоголь, «потому что тоже нельзя». На что маэстро встал в позу и закатил натуральную истерику с требованием срочно показать пропускной устав, в котором хоть слово сказано о списке разрешенных и запрещенных к проносу вещей. И вообще, у нас съемка для ресторана, это реквизит, а вы тут…

— Я вас завтра под суд отдам, вылетите со своего места быстрее, чем пробка из этой бутылки! — кипятился маэстро.

— Если госпожа Маоджаджа лично спустится…

Перепалка продолжалась бы еще долго, но ситуацию спасла Лукреция. Тоже голодная, уставшая и по этому поводу очень злая. Лорду Райвену достаточно было намекнуть ей, что там внизу томится доставленная прямо в редакцию еда, а один ретивый гражданин упорно не дает кулинарным шедеврам воссоединиться с журналистскими желудками. И уже через минуту рыжий кудлатый тайфун разнес все аргументы охранника вместе с его самомнением — подчистую.

Флоран застал редакционный птичник в фотостудии — дружно квохтающим со съемочным оборудованием, гримом и всевозможным реквизитом. Лори, одетую в халат, красил визажист, ассистенты застилали шелковой тканью диван, а лорд Райвен просто подпирал стену.

— Мы с Фердинандом решили, что изменение ваших планов — не повод менять наши. Мальчики, заносите!

— Вы с кем? — переспросил Гаральд, отклеившись от стены и глядя, как официанты выкладывают из сумок еду, расставляя ее прямо на реквизиторском столе.

— Мы что, зря старались? — Флоран не без гордости глянул, как сервируют импровизированный стол, и вытащил из переноски белоснежного кота с пушистым хвостом-метелкой. — Это Фердинанд. Это лорд Райвен. А это несравненная Лукреция.

— Иди к маме на ручки, солнышко, — рыжая моментально перехватила кота, и Флоран кинулся к столу — помогать с расстановкой блюд.

— Лори, девочка моя, иди сюда! Расскажи мне, что вы тут собрались снимать без соответствующего антуража? Возьми тарталеточку, а то, боюсь, тебя в кадре даже не видно будет. Красавчик, тебя-то она вообще кормит? Хоть иногда?

— Я пока и сам справляюсь, — ответил Гаральд, продемонстрировав уже сооруженный за несколько секунд бутерброд внушительных размеров.

— Душа моя! — всхлипнул Флоран, притворно ужасаясь этому безобразию. — Но это же так не едят!

— Нет, милый, все едят одинаково. Ртом.

— Боги, я этого не видел, — маэстро прикрыл глаза рукой и отвернулся. — Ты невыносим!

— Я не виноват, что у тебя такие слабые носильщики.

Лори фыркнула в бокал с вином и под суровым взглядом ресторатора все-таки прожевала что-то похожее на рыбную закуску. В конце концов, пить на голодный желудок перед съемкой, даже легчайшее лангардское было опасно.

— Мяу! — подтвердил эту здравую мысль кот, все еще сидящий на руках у Лукреции.

— А кто это у нас такая милашка? — Лори тут же реквизировала зверя и примерила на себя. Тот живописно примостился на груди у редактора и сверкнул васильковыми глазами. — Где ты его взял? Такого сладкого котика.

— Места знать надо. В Белом Камне приобрел, редчайший экземпляр. В империи таких всего семь. Впрочем, ты-то могла бы и не спрашивать, — хихикнул Флоран. — Нас с тобой сладкие котики сами находят. А ты предатель. Хотя что с него взять, мужчины, они такие…

— Эээй, белобрысый, аккуратнее, я же могу и приревновать, — Гаральд погрозил коту очередным гигантским бутербродом, сотворенным из половины багета с какой-то сложносочиненной надстройкой.

— Мяу, — без малейшей вины в голосе ответил Фердинанд.

— А вы действительно гармонично смотритесь, — признал лорд Райвен, разглядывая свою женщину и ее новое украшение. — Так уж и быть, потерплю.

— Гармонично, да, — Лукреция прицелилась камерой и взяла кадр. — Но чего-то не хватает господину Фердинанду. Явно не хватает…

— А, ну это без проблем, — Гаральд удалился из студии, буквально через минуту вернулся, держа в руке командорский орден. И тут же ловко нацепил его на ошейник кота. — Вот так лучше?

— По-моему, просто замечательно, — Лукреция с восторгом посмотрела на декорированного золотом и жутко довольного Фердинанда. Сделала несколько снимков и отправила изображения на демонстрационный экран.

Лори вдумчиво просмотрела кадры.

— А ты знаешь, мы с ним действительно неплохо смотримся… Ну-ка, верни на два назад. Это, конечно, не то, что мы планировали. Но так даже лучше.

— А ничего, что здесь официальная награда? — Лукреция поправила очки и оглянулась, будто испугалась, что кто-то может подсматривать за их шаловливой задумкой.

— Пусть кто-нибудь для начала докажет, что это не мастерство нашего реквизитора, — Лори передала кота Гаральду.

— Сам себя люблю за своевременность! — похвалился Флоран.

— А еще за скромность, — хмыкнула Лори.

— Ну конечно, куда же без этого. Но вы, девочки мои, играете с огнем.

— В умелых руках огонь — прекрасная игрушка, — философски заметила Лукреция.

— Боже, Фердинанд, приличные коты так себя не ведут, — снова театрально расстроился Флоран, глядя, как два белоснежных зверя поделили кусок рыбы на двоих и теперь оба с удовольствием поглощали каждый свою порцию. — Нет, нам придется немало поработать над твоим воспитанием. Ладно, этот большой мальчик уже вырос, но так и не научился есть из тарелки, но ты?! Ничего, я привью тебе хорошие манеры.

— Даже не сомневаюсь, — очень задумчиво сказал Гаральд, когда кот, дожевав рыбу, полез, цепляясь когтями, на плечо к своему понимающему собрату, обнял лапами за шею и спрятал морду в белых локонах. — У парня просто нет альтернативных вариантов.

— А вы, смотрю, друг друга хорошо поняли, — ревниво покосился маэстро, но тут же снова заулыбался. — Надеюсь, ты не собираешься спасать его от злобного меня? Я буду с ним предельно нежен и учтив. Обещаю. Дамы? Я правильно понял, что вы здесь еще надолго?

— Да, — односложно ответила Лори, даже не повернувшись. Она снова сидела перед гримером, и ей было несколько неудобно поворачиваться. — Отснимем сегодня промо-кадры. Завтра шторм, потом сутки все будут отходить, в понедельник хорошо, если половина на работу выйдет. Мы и так вылетаем из графика.

— Вот так сразу? Прямо здесь?

— Нам нужен диван, атласный фон и модель, — пояснила Лукреция. — Ничего лишнего.

Гаральд выразительно посмотрел сначала на одну даму, потом на другую. Среди реквизита не было ничего, напоминающего кружевную продукцию модного дома. Но лорд решил предоставить журнальным дивам свободу выбора — отвечать на незаданный вопрос или действовать на свое усмотрение. И эту невербальную выразительность Лори почувствовала даже с закрытыми глазами. Впрочем, менталисты и не на такое были способны.

— Я главный редактор журнала. Они не будут обсуждать мою внешность, они будут обсуждать, что это вообще я. Переключаем внимание общественности на нужные акценты.

Халат полетел на пол, и полностью обнаженная Лори принялась снимать с себя лишние украшения, которые не стоило демонстрировать в кадре всем желающим.

— Однако, — Гаральд и кот дружно воззрились на это представление. — Но разве это не съемка белья?

— Конечно, — подтвердила Лукреция, настраивая свет. — Мы же не хотим раскрыть интригу? Коллекцию до показа никто не должен видеть.

— Вся страна должна увидеть грудь моей женщины? — Гаральд не страдал лишней ревностью, но даже у него существовали определенные границы, которые он не был готов перешагнуть.

— Чушь, — Лори фыркнула. — Я девочка приличная. Прикроюсь, конечно же.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, она подошла к Гаральду, забрала кота и, заняв картинную позу на диване, положила зверя себе на грудь.

Фердинанду явно нравилось — и лежать на женской груди, и позировать на камеру. Потому что он тоже занял самую аристократическую позицию, при этом умудрившись заключить даму в подобие объятий.

— Ему тоже идет, — заметила Лори, рассматривая орден и ленту, идеально гармонирующую с цветом кошачьих глаз. — Кстати, хорошая концепция. Женщины любят котиков, золото и побрякушки.

Флоран пробурчал что-то про сумасшедших журналистов, про стоимость редкой домашней скотины, про то, что для друзей ничего не жалко, и пошел в коридор звонить.

Гаральд переместился к столу, налил себе вина, зацапал полный лоток конфет, к которым дамы даже не притронулись, и разместился со своим десертом в кресле, здраво решив, что вмешиваться в съемочный процесс не стоит — не приглашали.

Теперь с восхищением мог любоваться своей женщиной, которая одинаково профессионально работала по обе стороны камеры. И ей действительно невероятно шел и белый котик, и глубокий синий цвет…

Погрузившись в эти размышления, Гаральд не сразу, но вспомнил то, за что ему вдруг стало невероятно стыдно. За тот день, когда он во взвинченном состоянии приехал в Донжон. И самым паскудным образом наорал на Лори. Он только сейчас понял: это было не очередное дежурное мероприятие, куда пригласили редактора модного журнала. Это был ее день рождения, о котором он напрочь забыл. А ведь Лори намекала, точно. У него на столе лежало «какое-то приглашение от журнала», но он его проигнорировал — из-за всех свалившихся на голову событий, из-за всех потраченных нервов… Просто взял и забыл. Хуже того, напился, устроил истерику, испортил даме настроение и ничего не подарил. И никаких оправданий этому безобразному поведению не было.

По каким причинам Лори вообще терпела его выходки, оставалось только догадываться. Тем не менее, лорд Райвен дал себе мысленную клятву, что он обязательно все исправит.

Триединая империя, Альварские предгорья

Даврах

Даврах был не тем городом, который можно любить. Шумный, приземистый, и, что уж таить, совершенно некрасивый. Он вырос на голой каменистой земле, повинуясь требованию императора — убрать из столицы все игорные дома и переместить их в особую зону. Возмущению лордов тогда не было предела: казна потерпит страшнейшие убытки, если прибывающие в порт моряки не смогут проигрывать все заработанное в столичных казино! Тем не менее, монарх был непреклонен. Кроме моряков в игорные дома повадилось ходить огромное количество местных. Эпидемия приобрела поистине устрашающий размах, и решить вопрос можно было только одним способом — созданием отдельно стоящей игорной зоны в предгорьях. Вторую «столицу азартных игр» решили разместить уже в курортном Сорфо, чуть южнее Джалана. Если уж морякам наличность так сильно жжет карманы, то проехать сто километров они как-нибудь сумеют.

А дальше получилось удивительно и странно: Даврах начал процветать. Туда переместились не только игорные дома, но и многочисленные экзотические бордели, которые официально, конечно, из столицы никто не «выпихивал». Просто вежливые люди намекнули хозяевам заведений: в предгорьях такая дивная природа, такой чистый воздух, много бесхозных земель, которые под строительство отдадут буквально за бесценок. А в столице столь же мягко и вежливо задрали цены на аренду, оставив для чистой показухи несколько приличных заведений. И столько же — полукриминальных, для публики попроще.

А в Сорфо туризм не заладился. Местные, обрадованные имперским указом, моментально обнаглели, «пережали» с ценами, но оказались совершенно не готовы принимать гостей, привыкших к совершенно иному уровню сервиса… Проработав несколько лет, курорт захирел.

Зато в Даврахе дело пошло: буквально за пару лет все основное «веселье» сконцентрировалось именно там, вдалеке от любопытных глаз, вездесущих журналистов, зато предельно близко и к друидской, и к альварской вольнице. Бодрыми темпами отстроили роскошные публичные дома, заведения на любой вкус и кошелек — щедрой рукой император не просто раздавал пустоши в аренду за бесценок, а разрешал их выкупать со временем. Станешь благонадежным налогоплательщиком, докажешь, что твое детище процветает — и можешь свой клок земли пользовать двадцать лет на самых льготных условиях. Только в казну отсчитывай полагающееся. А если не загнешься, можешь и вовсе стать лендлордом, получив свой «надел» в неотчуждаемую собственность. И хоть сноси, хоть дом престарелых строй, хоть музей конной гвардии организуй.

Поэтому городок сколотили быстро, обустроили с шиком, правда, без малейшего намека на архитектурный план, паче чаяния, дизайнерское единство. Каждый занимался украшательством в меру своих представлений о прекрасном. Поэтому дома могли спокойно лепиться друг к другу или стоять боком к улице, если хозяину было принципиально важно, с какой из двенадцати сторон света должен быть вход.

Жить в этом вертепе было сложно. Поэтому сюда чаще приезжали на «вахту» — отработать месяц-другой и с полными карманами домой, в уютные провинции или в шумную столицу. Исключение составляла только весьма немногочисленная каста — тех, кто здесь родился и вырос за тридцать лет существования города.

Тасита Ван была как раз из этих «немногочисленных». Ее семья была одной из первых, кто переселился сюда еще во время первых строек. Родилась будущая имперская шлюха в местной больнице, где один и тот же врач с утра лечил зубы, вечером принимал роды, а ночью напивался до беспамятства с заезжими кутилами.

Но, несмотря на все эти странности, Тасита каждый приезжала сюда на выходные. Официально — чтобы проведать родных, привезти из столицы гостинцев. На самом деле — потому что ей хотелось вернуться в свое слишком рано кончившееся детство.

Она бесцельно бродила по улицам, которые своими очертаниями все меньше напоминали тот тихий, плешиво застроенный городишко, и все больше погружались в звуковой, световой и галдящий на все лады хаос. Но все равно это были ее родные улицы. И они успокаивали.

Остановившись в задумчивости возле витрины кофейни и размышляя, не побаловать ли себя пирожным, Тасита даже не сразу поняла, что не так.

— Ой, — даже среагировать нормально, как учили оперативников, не получилось. Она просто сделала шаг в сторону и сфокусировала взгляд на том, что было неправильным. Мокрым и холодным. Собачий нос. Принадлежащий достаточно крупной черно-бело-серой псине с самым дружелюбным выражением морды.

— Добрый вечер, — произнес знакомый голос.

— Добрый, — растерялась Тасита и машинально погладила совершенно незнакомую собаку, которая снова приблизилась и начала тыкаться лобастой головой в ладонь. — Ты здесь какими судьбами?

— Гуляем, — сообщил Виктор. Он стоял в пару метров от нее и, слегка наклонив голову, рассматривал девушку, которую до этого видел не просто многократно. Видел в самых разных вариациях, в том числе, полностью обнаженную.

— Твоя? — Тасита присела к дружелюбной собаке, эмпатически ощущая от нее желание познакомиться. И даже на секунду не раздумывая над тем, что она вообще делает.

— Да. Ее зовут Мантикора.

— Странное имя для такой доброй псины. Или я ошибаюсь насчет ее характера?

— Не я ее так назвал, она мне по наследству досталась. Тебя можно пригласить на кофе?

— Можно, — Тасита и так уже самостоятельно дозрела до такого решения, но теперь окончательно в нем утвердилась. — А собака?

— Мы на веранде сядем, там можно.

Он стал другим. В чем именно заключалась эта инаковость, сказать было сложно. Возможно, перестал быть таким сосредоточенным и мрачным. Наконец-то стал нормально разговаривать. Наверное, было что-то еще, но Тасита постеснялась слишком откровенно рассматривать своего бывшего парня. Она просто, не задумываясь, отметила это вслух.

— Ты изменился.

— Надеюсь, в лучшую сторону? — улыбнулся Виктор.

— Да.

— Обстоятельства людей вообще меняют.

Тасита поняла, что теперь было по-другому. Он улыбался. Впервые за все время, что она его знала. Не ухмылялся, не скалился отработанно-профессионально, нагоняя жуть на оппонентов. А просто улыбался, как человек. А не застегнутый на все пуговицы идеально правильный прокурор, служитель правоохраны.

Он говорил с ней. Уже десять минут просто разговаривал. Не о работе, не о делах. О том, что в Даврахе совершенно отвратительно строят. Но, в целом, уже появилась пара респектабельных районов. Что в Сорфо, который когда-то признали убыточным из-за плохой организации и пары серьезных скандалов, снова оживились. Поговаривают даже, что летом они составят серьезную конкуренцию местным…

Тасита смотрела на него с нежностью, утопая во внезапно нахлынувших чувствах.

— Чем сейчас занимаешься? — спросила она, наконец, решив, что можно перейти на сложную тему.

— Работаю в частной лаборатории, — уклончиво сообщил Виктор, не зная, как обозначить свои новые должностные обязанности. — Привыкаю к специфике.

— И много специфического?

— Ты меня поймешь, как никто. На следующей неделе предстоит вылазка в заведение Короля Роберта. Причем, под видом частного лица.

— Доводилось там бывать, — Тасита ничуть не смутилась упоминания своей работы. В конце концов, Виктора в свое время ее специфическая профессия тоже не смутила. — Оригинальное место. Правда, в последнее время несколько убавили количество доступных развлечений. Но все равно одинокому мужчине туда лучше не ходить. Тебя, как минимум, одолеют заманчивыми предложениями.

— Пускай.

— Это покажется странным, если ты будешь от них отмахиваться.

— Собачку с собой возьму. Мало ли, какие у меня вкусовые предпочтения.

— Уже нельзя, год как запретили. Хочешь, схожу с тобой? В следующие выходные буду здесь.

— Заманчивое предложение. От твоей компании я не откажусь. Но я могу полюбопытствовать, почему…

— Потому что ты эмпат. Я уже привыкла, а ты на таких вылазках не бывал, — назидательно сообщила Тасита. — Там такая… атмосфера, что тебя с непривычки просто может унести. Будешь потом всю жизнь отмахиваться от досужих сплетников.

Виктор испытывал очень сложные чувства. Он прекрасно понял намек. Придя в заведение с девушкой, тем более, с той, которая не постесняется «поработать под прикрытием», он вполне мог рассчитывать на то, что именно его «вторая половина» будет выполнять всю активную работу. А он позволит себе побыть «сторонним наблюдателем», который развлекается тем, что смотрит на двух барышень, забавляющихся в постели. Подобное практиковалось в Даврахе направо и налево. Не поощрялось, но и не осуждалось.

— Я очень тебе признателен, но… зачем тебе в это ввязываться по доброй воле? Это моя работа.

— Считай, что я давно никуда не выходила. И не была в клубе как частное лицо. Не по работе.

— А для меня это как раз будет работа.

— Слушай, я предложила. И предложение в силе. Кстати, расскажи мне, откуда у тебя собака?

— Обстоятельства так сложились, — снова отстранился Виктор. — Часть дела.

— Понимаю, — Тасита немного расстроилась из-за того, что с ней даже на простейшие темы не откровенничают. — Не сочти за непрошенный совет, но не надо навешивать на себя чужие проблемы. Я понимаю, что ты хочешь всем помочь, но это работа. Сегодня собака, завтра кошка, послезавтра ребенок. Мы эмпаты. И порой это может мешать… объективности.

— Учту, — вежливо ответил Виктор.

Разговор снова перетек в светское русло — никому не хотелось окончательно испортить момент. И Тасита невольно отметила, что сейчас они были в большей мере близки, чем когда у них официально были отношения. Пусть и очень недолго. Отпустив все условности работы в охранке, они теперь могли говорить на одном языке. Намного свободней, чем раньше.