Живи и ошибайся 2

Глава 20

С профессором Иноземцевым я теперь пересекался каждое утро. Он выходил из своих комнат в шикарном халате поверх основной одежды и двигался в курительную на первый этаж. Краткую лекцию о вреде этой привычки он прослушал, и единственное, чего я достиг, что профессор курил в одном месте и нигде больше.

Если на этого очередного гостя мне, по большому счёту, было наплевать, то Алексей заволновался. Иноземцев Фёдор Иванович был хирургом, и хирургом практикующим. А у нас много такого, что показывать не стоило.

Допустим, спрятать шприцы мы могли. Точно так же, как и систему переливания крови. Что-то убрать из хирургических инструментов тоже не проблема. Но как объяснить инъекции при местном наркозе? Слепые с сопровождением продолжали ехать и ехать. Пока все возможные операции на катаракте (аж три штуки!) Алексей провёл, но наверняка будут новые пациенты. Отказать Иноземцеву в присутствии на операции можно, конечно, но стоит ли?

— Проблема в анестезии, — изрёк Лёшка, типа «открыл Америку». — Я тут покопался в наших записях. Эфирный наркоз кое-где использовался с конца восемнадцатого века. Нужно конкретно заняться этим вопросом. У меня как раз по стоматологической части пациенты появились, на них потренируюсь.

Выдирать больные зубы давно стало обязанностью Лёшки. Приезжая в любую деревню, он сразу интересовался по поводу зубов. За девять лет мои крепостные крестьяне привыкли, что этот барин с придурью может легко и просто выдернуть гнилой зуб, не особо спрашивая желания больного. Обычно Алексей не тратил ценный ресурс на обезболивание. Но если есть возможность поэкспериментировать в этом направлении, то я готов предоставить крестьян.

— Какие химикаты нужны для эфирного наркоза? — задал я самый важный вопрос.

Лёшка тут же подсунул мне нужную распечатку. На всякий случай я достал свои старые учебники и, прочитав абзац, расхохотался.

— Ты чего? — не понял Лёшка.

Пришлось зачитать ему выдержку из учебника: «Первыми в России эфирный наркоз в хирургии для проведения операций успешно применили независимо друг от друга русские учёные Фёдор Иноземцев (7 февраля 1847 года) и Николай Пирогов (14 февраля того же года)».

— Не иначе всё те же пути господни, — почесал задумчиво затылок Алексей. — Значит, привлекаем профессора по полной.

— К тому же не они изобретали эфирный наркоз, а только применили в операциях, — зацепился я за формулировку.

Необходимые для получения эфира компоненты у меня имелись. Сложнее оказалось найти то, что могло заменить маску для пациента. Алексей рекомендовал не спешить и всё делать поэтапно, чтобы продемонстрировать Иноземцеву, как мы долго изучали проблему. Вначале у нас будет эфирный наркоз, пошьём для него маску из кожи, чуть позже перейдём на хлороформ. Пока суд да дело, я запасусь муравьиной кислотой, которая необходима для хлороформа. Раньше не видел необходимости её производить.

Для первых проб эфирного наркоза Алексей заказал у моего сапожника кожаную маску, похожую на «намордник». Ремни должны были дать плотное прилегание, а сам эфир впрыскивался в отверстие через короткую медную трубочку.

На эксперимент мы пригласили Иноземцева, не особо рассчитывая на первый успех с эфиром. Мужик с больным зубом был доставлен из Херосимовки и очень робел, не понимая, к чему такое внимание со стороны барина. Он послушно позволил нацепить на себя маску, вдохнул и вскоре закатил глаза.

Лёшка деловито достал часы, засёк время, а я принялся пояснять профессору, что это мы затеяли.

— К чему такие заботы? — не понял он повышенного внимания к обычному крепостному мужику.

— Это подопытной пациент, когда поймём, сколько нужно эфира для длительного пребывания в искусственном сне, то этот метод можно будет использовать при любых хирургических операций, — пояснил я.

Тут до профессора дошло. Подняв веко мужчины и проверив состояние сна, он начал наворачивать круги, ожидая результата. Я же стал записывать то, что мне диктовал Лёшка.

— Зрачки не изменены, дыхание не изменено, пульс нормальный, тонус мышц сохранён. Семь минут, — констатировал вскоре Алексей. — Одного вдоха недостаточно. Нужно как-то постоянно подавать эфир.

— Дыши, дыши чаще, — продолжил я подливать эфир на трубочку.

Мужик проявил некоторое беспокойство и попытался сдёрнуть маску. Мы втроём дружно кинулись удерживать его на кресле. Лёшка успевал перечислять то, что наблюдал. Делась это явно не для меня, а для Иноземцева.

— Речевое и двигательное возбуждение. Зрачки расширены. Повышенное слезоотделение, дыхание частое, глубокое шумное, пульс частый.

— Мышечный тонус повышен, — подключился к исследованиям Иноземцев. — Нужно было ремнями вязать.

Продолжалась эта кутерьма тоже семь минут. Крепостной хоть и дергался, но эфирчика я продолжал подливать. Тому волей-неволей приходилось его вдыхать.

Мужик тем временем стал затихать и наконец провалился в глубокий сон. Дыхание снова выровнялось, пульс пришёл в норму. И мы решили закончить с операцией. Сняв сноровисто маску, предоставил фронт работ другу. Лешка с клещами наготове полез в рот мужику. Моя роль сводилась к тому, что я подсвечивал полость зеркальцем. Щелк! Гнилой зуб был извлечён, а мужик даже не дернулся. Очнулся он чуть позже, чем в предыдущий раз, взгляд имел затуманенный.

— Рот прополощи, не глотай, сюда сплюнь, — подсунул я ему чуть тёплой воды с содой.

— Посиди ещё, барин проверит, — не отпустил я сразу мужика. Нужно же понаблюдать за его состоянием.

Про Иноземцева мы как-то и позабыли. А он, сообразив, что операция закончилась, чуть ли не за грудки меня начал трясти, требуя рецептуру.

— Право слово, — делал я удивлённые глаза. — Эфир ещё сэром Ньютоном был описан. Да там ничего сложного нет.

— Ничего сложного?! — негодовал профессор. — Вы не понимаете значения этого открытия!

Ой да конечно! Куда нам до профессоров? Иноземцев всё время, что гостил в поместье делал вид, что вокруг него быдло необразованное. Даже сейчас пытался что-то нам втемяшить.

— Отчего же? — как можно равнодушно пожал я плечами. — Всё мы понимаем.

— Болезный, как самочувствие? — не отвлекался на нас Лёшка и продолжал заниматься пациентом, считая пульс.

— Чуток здеся… — покрутил мужик ладонью вокруг головы.

Кстати, лёгкую головную боль и вялость я тоже начал испытывать. Эфир пусть и хранился в пузырьке, но его запах разошёлся по комнате, когда мы его использовали для наркоза.

— Пойдём в коридор выйдем, — повёл Лёшка за собой мужика, и мы последовали за ним.

До конца дня дружно с профессором обсуждали перспективы эфирного наркоза. Нужно сделать более удобной ингаляцию эфиром, просчитать дозировку, время наркоза, учесть возраст пациентов и физические данные. Лёшка помнил, что некоторые случаи применения эфирного наркоза заканчивались смертью. Я ему в ответ намекнул, что даже при самых передовых методах анестезии тоже такое случалось. Не выдерживало сердце, не та дозировка, аллергия и много чего ещё.

— Удачно мы профессора озадачили, — радовался Лёшка, что нашлось на кого спихнуть эту всю рутину по составлению таблицы.

Куроедов, конечно, сунул свой нос и припомнил, что у нас же было что-то более удобное. Еле успел его заткнуть, нашипев на соседа и пояснив, что тех лекарств уже давно нет, источник потерян. Зачем вводить профессора в заблуждение? Вдруг рванёт в ту Америку искать то, чего нет и никогда не было? Куроедов покладисто покивал, тут же отвлёкся, передав мне подарок для Максима.

— Купил по случаю книжку. Какой-то тобольский учителишка написал, — сообщил он мне.

Пояснение «тобольский учителишка» мне ни о чём не говорило, а вот название книги «Конёк-Горбунок» оказалось очень даже знакомо.

— Чудесный подарок для любого человека, не только ребёнка, — заметил я. — Вы сами ознакомились?

— Недосуг было, — ответил Куроедов.

Как обычно, он не очень воспринимал печатные тексты, зато любил послушать чтения вслух. Их мы и устроили вечером в гостиной. Изначально считалось, что для детей, но и все взрослые с удовольствием послушали стихотворную сказку.

— Талант этот Ершов, — вынесла вердикт графиня.

— Мама, мне еще почитают? — вцепился в книжку Максим.

— Обязательно, — пообещал я и задумался на тему того, что детской литературы практически нет и еще долго не будет специальных книг для детей.

Воспитатель увел Максима спать, а я озвучил вслух свои мысли и сразу же получил поддержку от супруги. Если найду время, то займусь и этим вопросом. Уж элементарного «Колобка» не трудно записать и сделать иллюстрации. Или вообще Лизе поручу. Она имеет даже личный кабинет. Перегородили её будуар, сделав из одной половины гардеробную, а во второй устроили кабинет. И не просто с конторкой, а поставили удобный письменный стол.

Лёшка не пожалел, все стальные перья из двадцать первого века моей супруге отдал. Лиза пребывала от этого в полном восторге.

Там же, в кабинете жены, поставили отдельно маленький стол у окна, закрепив на нём сложную систему луп. Так получилось, что лучше всех вырезать искусственные хрусталики могла именно Лиза. Она же аккуратно шлифовала, доводя до ума пастой ГОИ. Я эту пасту трёх разных составов замутил: погрубее и для зеркальной обработки.

Лёшка при помощи столяра изготовил подобие сейфа и закрепил на стене за шкафом с книгами. Сейф был оббит железом, имел сложный замок, но совсем уж надёжным я его не считал. Выломать и разбить, к примеру, кувалдой — не вопрос. Но функция этого сейфа была в том, чтобы случайный человек не вытащил, не сломал ценные хрусталики. Да и пасту ГОИ мы там же хранили. Лёшка так за хранящиеся в доме деньги не переживал, как за редкий материал. Старые поделки из оргстекла порезали на квадратики, сложили в сейфе. Это будущие заготовки для хрусталиков. С учётом возможного брака получится осчастливить не более трёх сотен человек.

Это как бы и мало, но и много в том числе. Нужно растянуть количество счастливчиков на больший срок, заодно готовить смену и помощников. Постройка крупной больницы выходила на первое место. Иноземцев резко поменял своё мнение. И теперь ходил за Лёшкой по пятам, обсуждая ту самую больницу.

Предположу, что авторитет другу, несмотря на применение эфира, пришлось бы зарабатывать долго, но тут случились такая оказия — прибыл состоятельный господин с катарактой. Мы решили рискнуть, применив эфирный наркоз. К тому же систему ингаляции я к тому времени доработал. Взял медный чайничек для этого дела. Уж не знаю для каких нужд он использовался, но размер посудина имела небольшой. В трубочке маски устроили клапан. Саму маску немного видоизменили. В целом получился жуткий стимпанк, но главное, что работало.

Иноземцев устроил опыты на дворне. За неделю почти все подверглись испытаниям. Далее я притормозил исследовательский порыв профессора, напомнив, что запасы эфира у меня не безграничные. И тут как раз новый пациент приехал.

— Идеальный вариант, — оценил Лёшка. — Сорок два года, относительно здоров.

С умным видом Алексей ещё послушал у слепого мужчины сердечный ритм через деревянный стетоскоп. Примитивная штуковина. Мне ее за день изготовили. Правда, на вопрос Куроедова: «Зачем так сложно, когда можно ухом послушать?» пришлось рассказывать подробно:

— Проблематично приложиться ухом к каждому пациенту. Иногда мешают банальные вши, иногда юный возраст и принадлежность к женскому полу (особенно в сочетании со знатным происхождением), иногда чрезмерный слой подкожного жира.

— Ужасные звуки! Неужели и мой организм может так скрипеть? — отреагировал Ксенофонт Данилович на эту «игрушку».

Он вознамеревался дать ответ профессору Сокольскому и рьяно кинулся в новую область деятельности, переслушав всех обывателей поместья (за исключением графини) при помощи стетоскопа.

Слепому пациенту как раз предоставили и эту услугу. Лёшка немного задумался и решил, что сердце господина в норме. Вроде бы… Сомнения оставались, да и выпить господин был не дурак. С ним прибыла, помимо сопровождения, целая повозка с укутанными в меха бутылками с вином.

Возмущаться запрету на потребление вин мужчина не стал. Приехал же за чудом. Чудо в лице отца Нестора выполнило предписанные ритуалы, заявив во всеуслышание, что даже заблудших овец любит господь. И ежели конкретно эта «овца» даст слово бросить употребление спиртных напитков, то излечится от слепоты. В целом хорошая такая мотивация здорового образа жизни получилась.

Помимо будущего пациента, слову старца внимали все, кто оказался поблизости, слушая очередную агитацию за ЗОЖ. Отец Нестор изобразил одухотворённость, перекрестив собравшихся. Благолепие, ну!

Господинчик с катарактой пузико почесал, ещё раз уточнил, точно ли нужно и пить бросить, и при этом пять тысяч заплатить? Батюшка наш всё с той же смиренной миной заявил, что он ни на чём не настаивает и каждый кузнец своего счастья и здоровья. На слепого первыми набросились его же родственники. Мол, что зря в такую даль ехали, зря жопы морозили? Похоже, им и самим уже интересно было посмотреть на такой аттракцион, как излечение от слепоты божьим словом. Подумаешь, пять тысяч! Зато потом можно всем знакомым рассказывать и показывать чудесно исцеленного.

Лёшку вся эта канитель ничуть не волновала. Господа в гостинице живут, деньги исправно платят. Согласятся или нет — им решать. Кстати, операцию планировали в гостинице делать. Хватит из моего дома лечебницу устраивать. К тому же нужный персонал уже подготовили: пара девок, которые раньше присматривали за пациентами, им в помощь парень тоже из числа дворни. Этот будет помогать передвигать и перемещать тело.

Одну из комнат на первом этаже гостиницы не просто отмыли, а кардинально изменили, удалив лишнюю мебель и пылесборники. Лёшка с профессором решили, что и для других операций помещение подойдёт. Вообще-то какими-то глобальными хирургическими операциями мы до этого не занимались по той причине, что подобные пациенты далеко не ездили. У батюшки для лечения использовали травы при простуде, каких-то инфекциях и кожных болезнях. В той лечебнице держался непередаваемый аромат дегтярного мыла, которым дезинфицировали поголовно всех, кто обращался за помощью. По этой причине хирургическую палату решено было устраивать подальше от таких больных.

Слепой с катарактой решил завязать с алкоголем как раз, когда мы всё подготовили (не только помещение, но и униформу). Для Иноземцева тоже был пошит белоснежный хирургический костюм, шапочка и маска.

Повезло, что слепой нас в этой амуниции не видел. Зато его родня шушукалась и косилась на старца, изволившего снова прийти и освятить операцию. Выглядели мы не ангелами, но очень близко к этому. Двери операционной потом заперли, чтобы никто не видел происходящего.

На всякий случай отца Нестора я предупредил. Мало ли что. Вдруг действительно не рассчитаем с эфирным наркозом? Батюшка в случае смерти пациента должен сказать о грехах и прочих причинах, с нами никак не связных.

Мне пятая по счёту операция казалась уже обыденностью. Я ловко управлялся сразу с двумя зеркалами, попутно следя за фиксажем лупы. Лёшка тоже уверенно резал и извлекал старый хрусталик.

Что делал Иноземцев, не могу сказать — не смотрел на него. Судя потому, что звуков со стороны не было, хирург забыл как дышать, наблюдая за невиданной операцией на таком деликатном органе.

Позже пациенту и обслуге были выданы стандартные предписания. На всякий случай прикрикнули на родню, попугали и их. А на самом деле мы радовались как дети тому, что эфирный наркоз сработал без осечек. Теперь проблемы могли возникнуть в послеоперационный период по той причине, что жалкие остатки антибиотиков мы припрятали. Промывать глаз этому пациенту будем зелёным чаем и капать тем, что давала растительная аптека.

Из Москвы, благодаря Куроедову, привезли какое-то странное растение, называемое колеус. Сосед подсуетился и приобрёл у кого-то в оранжерее. Купил он по причине того, что ему бордовые листья так похожего на крапиву растения понравились. Лёшка похвалил, сообщив, что колеус нормализует выработку глазной жидкости, имеет много других полезных свойств, годится при простуде, и занялся распространением этого растения. Профессор-ботаник, к слову, записал такой быстрый метод размножения черенками.

Для самодельных глазных капель взяли зелёный чай, колеус и чабрец. Мой повар был немного против такого нецелевого использования специи, но я пообещал позже закупить с запасом.

И, собственно, это было всё, что мы рискнули использовать в качестве лекарственных препаратов. С другой стороны, при соблюдении элементарных норм гигиены, риск занести заразу в глаза небольшой. На этом и заострили основное внимание.

Наш второй профессор-ботаник наконец-то выполз из дома отца Нестора. Ему тоже захотелось проверить действенную работу растений. Уж не знаю, как он это сделает. Тут нужно сравнивать и анализировать. Ботаник Шиховский Иван Осипович исследователем в области болезней не был. Раньше его интересовало открытие новых неучтённых видов цветов и трав. А тут он обнаружил настоящий клондайк для научной деятельности и рьяно принялся переписывать и дополнять Лизин справочник.

Если быть объективным, то какие-то новые наработки имелись. У профессора имелся шанс внести свои дополнения. Но до Иноземцева, ходившего за Лёшкой, записывая чуть ли не каждое слово, ему было далеко. Когда через сутки выяснилось, что пациент видит с искусственным хрусталиком, то на Иноземцева я без смеха смотреть не мог. Он точно решил, что нами сам господь бог управляет и старец Самарский помогает в этом.

Алексей порыв профессора быстро перенаправил в нужное русло, и вскоре они сели обсуждать проект самой передовой больницы в мире. Чтобы им было не скучно, я Куроедову записку отправил, и тот прискакал, чтобы тоже поучаствовать если не в самом проекте, то в обсуждении.

На самом деле чуть ли не каждое слово Лёшки вызывало шквал вопросов. Это для меня казалось в порядке вещей иметь изолятор, разделять народ в зависимости от болезней и возраста.

— Зачем роженицам целое крыло? — недоумевал Иноземцев. — Бабы и без этого неплохо рожают.

— Так мы на будущее, для именитых дам, — возражал Алексей и тут же выдавал предложения, как должно быть устроено отделение гинекологии.

Следующее предложение, и снова вопросы.

— Не думаю, что к нам устремятся с обычной простудой, но предусмотреть и такой вариант нужно, — терпеливо отвечал друг.

Итого проект больницы разросся до названия «клиника», где будут не только лечить, но и наблюдать, проводя исследования и ведя научную работу. Ну точно Нью-Васюки! Хотя, как говорится, гладко на бумаге…

Начнём с того, что у нас отсутствовали нужные специалисты и даже персонал младшего звена. Этих еще можно было подготовить, задавшись целью и обучив тех крепостных, которые проявляли стремление и желание учиться.

Свои сомнения я робко озвучил и не получил поддержки. На меня гневно посверкивали глазами, сообщив, что клинике быть! Ну быть так быть. Не стоит сбрасывать со счёта наличие старца Самарского. Люди приедут, если позвать. Оставалось сообразить, кого осчастливить, а от кого отмахнуться. В этом плане Иноземцев мог стать хорошим консультантом и помощником.

Добровольных помощников нашего батюшки тоже не стоило сбрасывать со счёта. Среди них встречались довольно интересные личности. Я глазам не поверил, когда в Перовку заявился (пешком!) один примечательный персонаж по имени Фёдор. Это он в Москве цеплялся за колесо, не отпуская старца. И вот, поди ж ты, прибыл! Всё с тем же фанатичным блеском в глазах и безмерной верой!

Как умудрился пройти столько без подорожных документов, осталось секретом. При этом он уверял, что вольный. Навыков в нужной нам отрасли Фёдор не имел, зато вызвался работать за кров и еду. Мужик не старый, думаю, что крепкий, если сумел преодолеть такое расстояние на своих двоих. Почему бы не использовать дармовую рабочую силу? Не всё же на стройку паломников определять. Нам и санитары нужны.

Излеченный от катаракты господин уехал через неделю. Вид он имел не сильно радостный, поскольку дал обещание старцу Самарскому завязать с алкоголем. Уж не знаю, насколько крепко его слово, но если выдержит, то сам удивится тому, как это хорошо скажется на здоровье.

Впрочем, мне было всё равно, главное, что очередное «чудо» уехало, распространяя слухи дальше по России.