Стук колес сопровождал размышления Лизы. Она снова и снова мысленно возвращалась к произошедшему. Рэмион, Линара, — а Тремел, на вопрос герцогини о личности женщины неохотно признался, что это бывшая жена герцога — измена, беременность, неопределенное будущее… Что ж, с герцогом все понятно — Линара вернулась и он счастлив, только, теперь непонятно, что будет с ней, с Алиссией? Как она поняла, разводов в этой стране нет и то, что король расторг первый брак лорда Аш — Шасси, было исключительным событием, а потому, если Рэмион захочет быть с Линарой, выбор у нынешней герцогини останется небольшой — либо обитель Белых Дев, либо… скоропостижная кончина. Разумеется, ни то, ни другое девушку не устраивало. Лиза задумчиво положила руку на плоский пока живот и легонько погладила его. " Не бойся, маленький, мама обязательно что‑нибудь придумает» — мысленно обратилась она к своему крохе. Ей было больно, обидно, страшно… а еще мучила неопределенность с Данионом. Что с ним будет? Если бывшие супруги сойдутся, то заберут ли они мальчика? Лиза мучилась и пыталась найти выход. Что будет лучше для Даньки? Она ему никто, да и ребенок охотнее выберет родителей… Но внутри все разрывалось при мысли, что Дани не будет больше в ее жизни… Измученная этими размышлениями Лиза не заметила, как вдали показался замок. Мон — Терри встретил ее тишиной. Колеса кареты гулко загрохотали по двору и навстречу гостям вышел сонный конюх. Увидев герцогский герб на богато украшенных дверцах, он тут же засуетился, торопясь взять лошадей под уздцы. Лиза вышла из кареты и направилась в дом, а сопровождающие ее воины остались во дворе, помогая конюху разместить коней в стойлах.
Экономка торопливо спускалась по лестнице навстречу хозяйке.
— Миледи, — присела она в реверансе, — добро пожаловать в Мон — Терри!
— Спасибо, Мелинда, — герцогиня приветливо улыбнулась женщине — вели приготовить мои покои и попроси одну из горничных разобрать мои вещи.
— Как прикажете, Ваша Светлость, — экономка, поклонившись, ушла распоряжаться насчет комнат, а Лиза быстрым шагом направилась в Левую башню.
В комнатах Даниона было сумрачно и тихо. Лизе стало тревожно, какое‑то нехорошее предчувствие заворочалось внутри. Открыв дверь спальни мальчика, Лиза замерла. Данька лежал в постели, в комнате пахло затхлостью, а на прикроватном столике громоздились пузырьки и бутылочки с лекарствами.
— Даня! — девушка кинулась к кроватке.
Мальчик не отзывался. Он был очень бледен, губы обметала лихорадка, ручка, за которую взяла его Лиза, была почти прозрачной.
— Данечка, родной, что же это? — девушка в панике огляделась вокруг. — Кто‑нибудь! — она яростно дернула шнур прикроватного звонка.
Вскоре послышались шаркающие шаги и в комнату медленно вошел мэтр Риган.
— А, это вы, миледи? — он поклонился герцогине. — Мое почтение.
— Мэтр, что с Данионом? — Лиза требовательно смотрела на старика.
— Он умирает, миледи, увы… — мэтр Риган печально вздохнул.
— Что с ним?
— Миасская лихорадка, миледи. Мальчик уже почти у Грани.
— Что можно сделать? — герцогиня подобралась в ожидании ответа. Она не собиралась сдаваться, Данька должен жить!
— В этом случае — ничего, — старик развел руками.
— Не верю! Должно же быть хоть что‑то! Нужно вызвать лекарей, нужно сообщить Тремелу, — Лиза лихорадочно думала вслух, — герцога вызвать, в конце концов!
— Миледи, уже слишком поздно, никто не успеет приехать, эта лихорадка тем и опасна, что развивается стремительно и не поддается лечению. На все воля Всесветлого..! Если бы рядом была его мать, можно было бы попробовать спасти ребенка, а так… — мэтр Риган задумался, а потом остро взглянул на герцогиню.
— Простите, миледи, мальчик вам действительно дорог?
— Да, — выдохнула Лиза — очень.
— Настолько, что вы смогли бы стать ему матерью? — он пристально смотрел на леди Алиссию.
— Я была бы счастлива, будь у меня такая возможность — девушка в волнении стиснула руки.
— Есть старый ритуал, — задумчиво проговорил мэтр Риган, — возможно, мы могли бы попытаться… да, где‑то у меня лежал этот свиток… а если… да, и как раз середина месяца… — мэтр бормотал все неразборчивее, полностью погрузившись в собственные мысли — да, мы сделаем это. Но, должен вас предупредить, миледи, есть риск — вы можете не вернуться, если переступите Грань.
Лиза твердо посмотрела на ученого.
— Я согласна на все, лишь бы Данион жил.
— Ну, что же, хорошо, — мэтр пошел к выходу из комнаты, — я приду через час, а за это время постарайтесь подготовиться. Мальчика нужно перенести в вашу спальню и переодеть в чистую рубашку, а вам, миледи, придется распустить волосы и раздеться до нижней сорочки. И постарайтесь не волноваться.
Лиза молча кивнула и мэтр вышел.
В спальне герцогини суетились служанки. Они спешно перестилали постель, растапливали камин, снимали чехлы с мебели. Янар, подсобный рабочий, перенес Даниона в покои миледи и аккуратно уложил его в постель. Лиза отослала прислугу и велела никому не входить в ее комнату до утра. Девушка волновалась. Она ходила из угла в угол, то и дело бросая взгляды на спящего мальчика. Ей хотелось подойти нему, обнять, но, Лиза сдерживала этот порыв. Если она прикоснется к Даньке, то больше не сможет удерживать слезы, а ей сейчас нужно быть сильной, чтобы вытащить малыша из лап смерти. " Не отпущу! Это мой ребенок, он не может умереть!» — яростно билось у нее внутри. Наконец, хлопнула дверь и в спальню вошел мэтр. Он неуловимо изменился — на месте добродушного старичка появился строгий старец, со властью во взоре и с печатью былого величия на челе.
— Кто вы, мэтр Риган? — не удержалась от вопроса герцогиня.
— Это неважно, дитя. Я должен еще раз спросить — не передумала?
Лиза покачала головой: — Нет.
— Ну, что же, тогда приступим, — мэтр разложил все необходимые предметы на прикроватном столике.
— Повторяй за мной, — он властно посмотрел на герцогиню.
— Я, Алиссия Аш — Шасси, признаю тебя, Данион Аш — Шасси, плотью от плоти моей, кровью от крови моей, частью души моей. Нарекаю тебя сыном своим неизменно и на всю светлую вечность. Свидетелем себе беру Ригана Ар — Адасси, подтверждающего, что признание дано по доброй воле и с чистыми помыслами.
Как только Лиза повторила за мэтром слова клятвы, он взял со стола узкий нож и полоснул им по запястьям герцогини и мальчика, а затем соединил их руки порезами вместе и на миг все окутало алое пламя. А уже через минуту на месте пореза Лиза увидела лишь тонкий шрамик.
— А теперь, миледи, предстоит самое сложное, — мэтр Риган серьезно взглянул на Алиссию, — Ложитесь рядом с мальчиком и закрывайте глаза. Как только вы почувствуете, что серая дымка окутывает вас, тут же идите вперед. Ни в коем случае не сходите с тропы, от этого будут зависеть ваши жизни. Ищите мальчика, зовите его, но, ни в коем случае не прикасайтесь к Грани. Как только найдете сына, немедленно возвращайтесь, задерживаться в Безвременье опасно. Если до восхода вы не вернетесь, то уйдете за Грань вдвоем.
" Не вдвоем — втроем» — подумала про себя Лиза, но ничего не сказала и молча прилегла рядом с сыном.
Мэтр стал нараспев произносить текст на непонятном языке и постепенно сознание Лизы подернулось густым серым маревом.
… Туман — серый, вязкий… Лиза идет по узкой тропе. Она не знает сколько времени бредет вперед, ее ведет только одно — где‑то там, впереди, ее сын — Даня. Девушка зовет его, кричит, почти срывая голос: — «Даня, Данион! Сынок, иди ко мне!» Она зовет его, упрашивает, рассказывает, как тосковала по нему, как она любит своего мальчика… Туман впереди начинает рассеиваться и Лиза видит появившуюся вдали Грань — переливающуюся стену, без начала и конца. Девушку охватывает паника. Она чувствует, как ее покидают силы, как стремительно утекает отведенное время…
— Даня, Данька, ну, где же ты?! — отчаянно выкрикивает она и видит маленькую фигурку, застывшую недалеко от Стены и почти сделавшую к ней шаг. Со звериным рыком Лиза кинулась вперед и успела схватить ребенка за руку.
— Мама, ты пришла за мной! — Данька неверяще смотрит на девушку.
— Да, мой хороший. А теперь мы идем домой, — она подхватила сына на руки и бегом кинулась обратно, глотая слезы и целуя сына в макушку, чувствуя, что сил ощутимо прибавилось и обратный путь дается ей в разы легче.
Мэтр Риган обеспокоенно ходил по комнате. Время близилось к рассвету, а фигуры на кровати были неподвижны.
«Ну, давай, девочка, ты должна справиться! — мэтр волновался и с мольбой смотрел в лицо спящей девушки. — Ну, же, постарайся!» Наконец, когда старик почти отчаялся, веки мальчика дрогнули и он открыл глаза.
— Мама, — тут же повернулся он к Алиссии. Та медленно открыла глаза и посмотрела на сына.
— Данион, сынок! — расплакалась Лиза.
Она обнимала худенькое тело мальчика и плакала навзрыд.
Мамочка, — только и повторял ребенок, обнимая ее.
Мэтр Риган прослезился при виде этой трогательной картины, но нарочито сурово произнес:
— Ну — ну, хватит сырость разводить. Вот, выпейте эту настойку, она поможет восстановить силы
Данион попробовал напиток и скривился.
— Пейте, молодой человек, вы же не хотите огорчить свою матушку?
Даня мужественно допил горькую настойку до конца.
Лизе тоже досталась кружка бодрящего напитка и она, не сопротивляясь, выпила его. Вскоре они с Данионом крепко спали, обняв друг друга, а мэтр, тихо улыбаясь, вышел из комнаты.
Рэмион проснулся в холодном поту. Он не помнил, что ему снилось, но чувство потери и ощущение образовавшейся пустоты, охватившие душу, пугали его. Он пытался настроиться на свою жену, но не мог почувствовать ее. Взгляд герцога упал на запястье и Рэмион похолодел — брачная татуировка побледнела и почти истончилась, пропадая на глазах.
— Нет, Лисси, нет! — закричал лорд и кинулся к магическому кристаллу. Минута — и он быстро произнес первые слова заклинания. Шло время, по лицу мужчины струился пот, а он, не отрывая рук от кристалла все произносил таинственные гортанные слова. Наконец, голос герцога стал стихать, он опустил руки и затих.
— Все, девочка, давай, ты должна жить, — обессиленно произнес он, устало опускаясь в кресло.
Грань, у которой он побывал, пытаясь помочь своим жене и сыну, забрала у него все силы, жадно выпивая добровольную жертву. Плата была высока, но он успел, он выиграл для Лисси немного времени.
Лорд Аш — Шасси погрузился в забытье. А утром, придя в себя, с изумлением увидел, что на месте обычной брачной татуировки, под кожей, словно живая переливается золотая вязь сложного узора. Рэмион неверяще смотрел на свою руку. Этого не может быть! Он обрел свою истинную пару!
Данион медленно, но верно, шел на поправку и Лиза постепенно успокоилась. Первые дни она практически не выходила из комнаты, находясь рядом с сыном, уговаривая того пить лекарства, ласково заставляя есть каши и бульоны и рассказывая ему сказки. Данька ластился к ней, часто брал ее руку и подолгу не отпускал, произнося к месту и не к месту такое чудесное слово — мама. В их с сыном маленьком мирке поселилось счастье. И лишь изредка, лежа без сна и обнимая спящего Даньку, Лиза вспоминала горячие губы и сильные руки Рэма и давилась беззвучными слезами. Иногда ей казалось, что он рядом, что муж касается ее волос, невесомо проводит по щеке и вытирает слезы, но здравый смысл не давал увлечься пустыми фантазиями и она отгоняла прочь крамольные мысли. Лиза не винила Рэмиона. Она сама когда‑то любила Сергея и понимала, как Рэм тосковал по своей бывшей жене, как он счастлив сейчас, когда Линара вернулась. Девушка удивлялась силе любви мужчины, сумевшего простить любимую и начать все с чистого листа. Сама она, Лиза, так не смогла…
В спальне царила тишина. Два силуэта виднелись на кровати: женщина и ребенок. Их мирный сон ничто не нарушало, лишь иногда мальчик вздрагивал во сне и женщина тут же неосознанно обнимала его крепче.
А в кресле возле кровати сидел мужчина. Он, не отрываясь, смотрел на спящих и иногда вставал, чтобы поправить сбившееся покрывало или убрать прядь волос с лица спящей женщины. С первыми лучами рассвета фигура в кресле медленно растаяла и ничто больше не напоминало о том, что здесь был кто‑то, кроме обитателей комнаты.
— Рион, ты собираешься что‑нибудь делать? — Тремел сердито расхаживал по кабинету друга, — Долго еще это будет продолжаться?
— Она не простит меня, Гант, — произнес герцог, наблюдая за метаниями друга.
— Возьми кристалл, покажи ей признание Линары.
— Гант, она не простит, — покачал головой Рэмион, — но ты прав, я должен поговорить с ней.
— Когда поедешь?
— Завтра, — лорд задумчиво смотрел на друга, — один, — веско добавил он.
Тремел споткнулся.
— Я и не напрашивался с тобой, — обиженно проворчал граф.
— Не обижайся, Гант, но это моя семья и мои ошибки, поэтому решать все я буду сам. Что с Керином и Линарой? — решил он перевести разговор на другую болезненную тему. На допросе парочка во всем обвиняла друг друга, пытаясь переложить всю ответственность на сообщника. Стражника, который провел Линару во дворец, уже задержали и он чистосердечно признался, за какую сумму согласился пропустить любезную даму на карнавал, а вот сами злоумышленники не были столь правдивы, пытаясь выкрутиться из ситуации без потерь. Линара всячески упирала на свои вспыхнувшие к бывшему мужу чувства, Керин пытался надавить на бывших друзей воспоминаниями беззаботной молодости, когда они вместе участвовали в походах и сражениях и делили вся тяготы на троих, но герцог с графом были непреклонны и методично допрашивали любовников. Рэмиону пришлось пропустить несколько допросов — он был слишком слаб после проведенного ритуала и теперь лорд хотел узнать, что еще поведали его несостоявшиеся убийцы.
— Линара призналась во всем, Керин упирался, но, под действием зелья рассказал все и даже больше… Слушать было тошно. Как мы раньше не замечали, с кем имеем дело? — задумчиво протянул Гант. — Неприятно осознавать, что так ошибались в людях. Нет, допустим, твоя бывшая жена мне никогда не нравилась, но Керин… Сколько трудностей вместе преодолели, сколько раз спину друг другу прикрывали… Да…
Он помолчал и продолжил: — Король подписал указ. 20 лет в Трине. Оттуда, как ты знаешь, не выходят.
Рэмион кивнул. Самая известная тюрьма Актании надежно скрывала в своих недрах не одно поколение государственных преступников. До конца срока, как правило, никто из них не доживал.
— Тебе не жаль ее? — спросил Тремел. — Все‑таки, ты любил Линару.
— А знал ли я тогда, что такое любовь? — герцог задумчиво смотрел на друга. — Я только недавно понял, что никогда и не испытывал любви к Линаре. Была страсть, желание обладать, потом — ревность и боль от предательства… Сейчас, когда я встретил Лисси… Знаешь, я никогда не представлял, что можно так чувствовать другого человека. Ради нее я согласен расстаться с жизнью, мне нужно всего лишь знать, что она будет счастлива.
Тремел смотрел на друга и понимал, что таким открытым и ранимым Рион никогда не был. Даже в юности, в пору бесшабашных приключений и больших мечтаний, герцог Нортский ни разу не открывался и не обнажал душу.
— Постарайся вернуть Алиссию, — тихо сказал он Рэмиону.
— Я попробую, — ответил тот.