Дорога стелился под копыта шершавой, но ровной лентой. Я ехала медленнее, чем собиралась, время от времени поглаживая по шее слишком высокую для меня, но очень красивую серую кобылу, и думала о том, что, возможно, напрасно держалась от любых сплетен настолько в стороне.
Избегая их, я едва не пропустила настоящую, способную стать для меня по-настоящему важной новость.
Смена власти в Совете была подобна молнии среди солнечного и ясного дня. Последние полтора века звание Мастера, — а вместе с ним и право стоять над Советом, состоящим из двадцати сильнейших колдунов и охотников на нечисть, — можно было получить только путём открытого голосования. Совет говорил кандидату «да» или «нет».
Как правило, эти выборы были формальностью: действующий Мастер выделял приемника, и тот получал абсолютное большинство голосов. Никаких неожиданностей, никакого недовольства снизу.
Совет славился способностью решить любую проблему, будь то банальная порча от соседки, переставшая рождать урожай земля, ползающий по потолку одержимый родственник или невозможность зачать. К ним шли, когда собственные знания и возможности церковников оказывались исчерпаны. За свою помощь они брали баснословные деньги, а после не стеснялись в средствах, оказывая её. Семнадцать трупов… В самом деле чудовищное для заштатного городишки происшествие, но штатная ситуация для Совета. Специалист прибыл на место и справился с заданием, а такие частности, как свежие могилы и их количество, никого не волновали.
О жестокости их специалистов слагали легенды или шептались придушенными голосами. Среди них были ребята попроще, нужные для того, чтобы было кому возиться испорченными пашнями и бездетностью, и были настоящие специалисты — злые, опытные, превосходно обученные, никого и ничего не боящиеся, способные забить любой древней нечисти в глотку её собственные зубы.
Среди первых редко, но всё же встречались женщины — неправильных, одарённых, не вписавшихся в каноны Священной Летописи церковников девочек тоже подбрасыаали к воротам замка Совета.
Находились и взрослые ведьмы, приходившие к ним сами. Лучшее, что их могло ждать, это обычная женская работа в замке, но для того, чтобы получить хотя бы её, тоже нужно было с кем-то спать. С кем-то вхожим, с кем-то, кому доверяли настоящие дела.
Стать настоящим специалистом Совета женщина не могла бы никогда и ни при каких обстоятельствах.
Так было всегда, Устав не подлежал обжалованию.
Кто-то называл лбдец, работавших на Совет, воинами света и победителями страшной нежити.
Иные — просто наёмниками.
Те, у кого было хоть немного мозгов и понимания в вопросе, прекрасно знали о том, что в случае острой необходимости к Совету можно обратиться не только с потусторонними проблемами.
Конкурент в получении наследства, счастливый соперник, опасный бастард… Они брались за всё, разве что стоило это ещё дороже.
После последнего мятежа, случившегося в позапрошлом веке, Совет переродился, сменил свою структуру: над двумя десятками лучших появился Мастер, облеченный правом сдерживать их при необходимости и задавать тон, негласные правила, по которым жила организация.
Церковь их проклинала, но открыто воевать с ними не хотела. В тех случаях, когда священникам доводилось сталкиваться с их специалистами, первые смотрели с завистливой снисходительностью, вторые этих взглядов не замечали вовсе. Если, конечно, не были в настроении хорошенько подраться.
Я действительно никогда не имела дел с Советом. Более того, я старалась держаться от них так же далеко, как от святых и благонравных братьев. Однако даже я знала о том, что Мастер Кларк и его Совет были достойными продолжателями дела Мастера Сильвана и его «двадцатки» — дряхлыми и крепко пьющими кровожадными ублюдками, изрядно коррумпированными к тому же.
Молодой Мастер, ещё и достаточно дерзкий для того, чтобы взять власть по праву силы, а не подстилаясь под кого-то…
Я опустила голову, на всякий случай пряча ухмылку, родившуюся на губах вместе с мыслью о том, что хотела бы я посмотреть на этого стервеца.
Если по какой-то дикой, немыслимой случайности этот Йонас окажется не похож на своих предшественников, если он всерьёз возьмётся перекраивать Совет…
Всё может стать гораздо хуже.
Либо измениться до неузнаваемости, заиграть новыми возможностями.
Если так…
То — что?
Я смогу тихо исчезнуть, оставив Лагарда гадать, почему я отказалась от выполнения взятых на себя обязательств?
Едва ли это станет для него неожиданным и сильным ударом — его пожелание ко мне в качестве супруги, сформулированное как «быть разумной» звучало более чем красноречиво. Он изначально был уверен в том, что я начну ему изменять, и произойдёт это скорее рано, чем поздно.
Поразительная для искалеченного человека трезвость мышления.
«Делай что хочешь и с кем хочешь, но не превращай это в предмет для обсуждения и проследи, чтобы отцом твоего ребёнка был именно я», — предложение руки и сердца, о котором можно разве что мечтать…
Тем не менее, я сочла его оригинальным и достойным того, чтобы попробовать.
Если же в самом деле случится хорошо подготовленное чудо, и для таких как я откроются новые дороги…
— Даниэла!
Я остановила лошадь и развернулась.
Даниэль догонял меня галопом.
— Я окликнул тебя «леди Лагард», ты не услышала.
Поравнявшись со мной, он осадил коня, и я едва не рассмеялась.
— Я задумалась.
«И не привыкла к тому, что «леди Лагард» это теперь я. Какая, к Нечистому, леди…»
Лошадь Даниэля всхрапнула, категорически не одобряя нас, и я потянулась, чтобы погладить и её.
Точнее, его. Маркиз ездил на статном гнедом жеребце, гордом и очень красивом.
— Руперт сказал, что ты уехала, а я хотел извиниться. Мы плохо поговорили утром.
Он превосходно держался в седле. Должно быть, потратил немало времени и сил, чтобы восстановить навык после того, как лишился глаза.
— Всё в порядке. У меня просто возникли дела. Я не собиралась сбегать, если ты подумал об этом, — я развернула лошадь, смиряясь с тем, что мой одарённый многими талантами новоиспеченный супруг намерен следовать за мной.
— Я об этом не подумал. Но понял бы, — Даниэль хмыкнул, нагоняя меня, и мне стоило огромного труда сдержать новую усмешку.
Если бы я страдала излишней подозрительностью, подумала бы, что он подслушал мои мысли.
— Вчера вечером одна из местных ведьм шаталась вокруг дома. Не люблю таких совпадений.
— Зачем я вдруг понадобился местным ведьмам?
Я посмотрела в прикрытое лёгкими серыми облаками небо и подумала о том, что Лагард даже не переоделся в дорогу, только накинул куртку.
— Лично ты, быть может, и низачем. Тут много вариантов. Могли портить меня за то, что непростительно удачно вышла замуж. Могли красть удачу. Или за тебя могли заплатить. С первыми двумя вариантами я разберусь, Руперт пообещал придумать, как оставить меня в доме одну на пару часов. А вот с третьим сложнее. Зачем бы ни приходила Жанна, яд тебе подсыпала точно не она.
— Дани…
— Не стоит, Даниэль. Это глупости, и я не хочу этого слышать.
— Почему ты столь упорно отказываешься верить, что это сделал я? — он снова улыбнулся одними уголками губ.
Выходило, что вчера в постели он смеялся просто в горячке, когда тело реагировало быстрее разума.
— Потому что, окажись ты не прав, выкрутиться было бы сложно. Как бы ты объяснил мне, почему передумал есть?
Он хмыкнул коротко и совсем незнакомо.
— Это логично. Так что ты собираешься предпринять?
— Для начала осмотреться. Я хочу понять, для чего она приходила, чтобы не обвинять огульно.
— Что если она заметит тебя? Ты же скрываешь свой дар.
Я посмотрела на него и неожиданно для себя самой улыбнулась широко и искренне.
— Она мне не чета. Без ложной скромности.
Даниэль нахмурился, почесал коня между ушами.
— В чем разница?
Он искренне старался вникнуть и понять, и это было так внезапно и трогательно, что я немного осадила свою лошадь. Так мы могли медленно ехать рядом и хорошо слышать друг друга.
— Жанна училась у ведьмы, которая её воспитывала, а я такой родилась. Она жила в городе и до определённой степени вынуждена была всегда оглядываться на людей. Меня же никто и ничто не ограничивало. Разные исходные.
— Разные характеры.
Он скорее сделал собственный вывод, чем поправил меня, и я взглянула на него с приятным удивлением.
— Да.
Как правило, люди таких тонкостей не понимали. Отчасти именно поэтому я не любила бывать среди них.
— Что ты будешь делать, когда выяснишь?
— Будет зависеть от того, что именно я выясню.
— Руперт предупредил меня, что ты настроена серьёзно.
— Руперт предупредил, что меня ждёт малоприятная смерть, если я подставлю тебя.
Лагард нахмурился снова, а потом поднял на меня взгляд
— Я прошу прощения за него.
— Не стоит. Я бы насторожилась, если бы этого не произошло.
— Ну надо же. Кажется, вы действительно поняли друг друга.
В его голосе слышалась смесь удивления с едва ли не восхищением, и настроение у меня парадоксальным образом поднялось.
— Я хотела поговорить с тобой об Агате. За завтраком времени на это не нашлось.
— Тебе что-то не понравилось?
Маркиз так искренне ждал от меня недовольства, что мне пришлось взглянуть на него пристальнее.
Мог ли он в самом деле не понимать, что даже с учётом всех нюансов его положения, на моем месте хотели бы оказаться десятки женщин?
Судя по всему, мог.
— Она замечательная, но личная горничная для меня — это слишком. Я умею и привыкла всё делать сама. Помощь может мне потребоваться разве что с причёской на выход, и в таком случае я, разумеется, к ней обращусь, но пока ничего подобного, как я понимаю, не предвидится.
— Дани, — он немного развернулся в седле, чтобы лучше меня видеть. — Извини, но нет. Я понимаю, что ты привыкла к определённому образу жизни, и он тебя устраивал, но есть моменты, обязательные для маркизы…
— Я не дура, Дэн, — я перебила его мягко, но уверенно. — Я понимаю, что положение обязывает. Это касается лично Агаты. Я хотела бы, чтобы она оставалась при мне, но у неё было как можно меньше работы. От меня она подобное решение не примет, поэтому я хочу, чтобы ты ей это объяснил.
Впереди показалась густая роща. Пролегающая через неё часть пути была тенистой и нравилась мне больше всего.
— Я могу поинтересоваться причиной?
От Даниэля веяло таким напряжением, что мне снова стало едва ли не смешно.
— Она ждёт ребёнка, хотя сама вряд ли об этом уже знает. Кстати, я могу поинтересоваться, имеешь ли ты к этому какое-то отношение?
— Что? — он удивился так сильно, что даже его конь едва не споткнулся. — Разумеется, нет. Агата любит мужа.
— Мне показалось, что возможно даже слишком сильно.
Это было не более, чем мыслью вслух, но Даниэль безошибочно сориентировался на интонацию.
Я с большим интересом наблюдала за переменами, произошедшими с ним буквально в долю секунды — куда-то делись его обычные спокойствие и отстраненность, а глаз стал как будто еще зеленее.
— Что ты хочешь сказать?
— Пока сама не знаю, — я видела, что ему стало еще более неспокойно, чем было за завтраком, но не жалела о том, что начала этот разговор. — Когда пойму, скажу.
Теперь заволновалась и моя лошадь. Ни с того, ни с сего остановившись, она заплясала на месте, потом начала разворачиваться, собираясь повернуть назад.
— Тише, тише, — я погладила ее между ушами и бросила быстрый взгляд на Даниэля.
Он тоже остановил коня и, к моему удивлению, потянулся, чтобы перехватить под уздцы мою кобылу, и тут раздался первый выстрел.
Мы оба пригнулись, не сговариваясь, но я смогла услышать, как пуля просвистела прямо над головой.
Почти сразу же выстрелили во второй раз.
— Вперед! — пришпорив коня, Лагард ударил по крупу мою лошадь, и мы понеслись вперед.
За стуком копыт мне послышались еще два выстрела, а потом все стихло.
Даниэль направил коня в рощу, и я последовала за ним, сворачивая с дороги, скрываясь во все еще зеленой густой листве.
Здесь достать нас было невозможно, и маркиз развернулся, осматривая дорогу.
— Твою мать! — я успела увидеть столько же, сколько и он.
Через поле удалялся всадник на вороном коне. Широкий плащ делал его почти неузнаваемым, даже не понять было, мужчина это или женщина.
Даниэль хотел было сорваться следом, но на этот раз его коня перехватила я.
— Не смей. Что ты сделаешь, даже если догонишь? А если нет, чего доброго, свернешь себе шею.
Он развернулся, сверкнул своим красивым глазом, и я сделала вид, что не поняла и не заметила, насколько для него это было унизительно.
— Ты ведь не хочешь, чтобы он добился своего?
— Я не хочу, чтобы в меня стреляли посреди дороги.
А вот эта интонация была мне еще не знакома.
После короткой, но отчаянной скачки дыхание сбивалось, и хорошо было бы его восстановить, а после послушать деревья. Вместо этого я развернула лошадь так, чтобы оказаться к Даниэлю так близко, как только возможно.
— А я не так себе представляла свой первый день замужней жизни. Что с того?
Он медленно выдохнул, глядя на меня неотрывно и очень темно, а после опустил голову.
— Прошу прощения.
Когда он посмотрел на меня снова, выражение его лица было бесстрастным, но все по-настоящему интересное увидеть я и так успела.
— Едем назад.
Едва ли по пути нас могла ждать еще одна засада, но после случившегося мой интерес к Жанне отошел на второй план.