Глава 10

Как будто в попытке подбодрить и порадовать, с самого утра выглянуло солнце.

Оно играло в траве и совсем не слепило глаза, и я слегка пришпорил коня, чтобы ехать чуть быстрее, но не доставлять неудобств Даниэлю.

Вопреки моим ожиданиям, мы выехали как и планировали, на рассвете. Перед тем я даже успела поспать три часа и проснуться под его отяжелевшей во сне рукой на своём животе.

Когда я закончила с приготовлением отвара, маркиз на полном серьёзе засобирался в гостевую спальню, но я неожиданно для самой себя не отпустила, и остаток ночи мы провели вместе.

Я с детства любила спать одна. Второй человек, кем бы он ни был, мешал мне расслабиться, вынуждал так или иначе держать лицо, лишал возможности думать о своём.

Лагард же неожиданно… Вписался.

Он не просто не беспокоил меня дурацкими вопросами или метаниями по кровати. Его присутствие как будто придавало мне сил.

К завтраку я спустилась, ощущая только лёгкую слабость, естественную после большой работы, к которой не успела подготовиться, но ни головокружения, ни онемения в руках, ни боли не было.

Когда мы уезжали, Агата еще спала. Сначала я хотела дождаться ее пробуждения, но Руперт заверил меня в том, что сделает все необходимое, и я ему поверила.

Ничто в его поведении или интонациях не выдавало правды о том, что ночью произошло нечто из ряда вон выходящее. Нечто, способное стать поводом к тому, чтобы отправить маркиза Лагарда если не на висельницу, то на рудники. Если он блестяще справился с этим, значит должен был справиться и с больной девицей.

Обойдя дом и конюшню кругом перед отъездом, я не нашла ни следа случившегося. Ни последствий борьбы, ни рыхлой земли. Все было так чисто, что впору было думать, будто единственный точный выстрел мне примерещился. Зато сколько радости будет Моррелю, когда ему сообщат, что конюх сбежал в неизвестном направлении, бросив беременную жену.

— Дани, — Лагард слегка осадил своего коня, чтобы нам стало удобнее разговаривать.

— Да?

— Я не хотел говорить при Руперте, он был бы против, — уголки губ Даниэля дернулись. — Нам не нужно ехать так далеко. К обеду мы будем в городе… Самом большом городе в округе. Кстати, там есть порт, а значит много всего интересного. Иветта встретит нас вечером в трактире «Золотой пес».

— Я думала, ее придется уговаривать на это, — я посмотрела на него внимательно, потому что странным в этой новости было буквально все.

— Я не оставил ей выбора, — Даниэль посмотрел на меня в ответ и перехватил поводья удобнее. — Руперту не понравилось бы, что мы будем говорить на нейтральной территории, но мне не хочется подъезжать ближе к столице. Да и вернуться стоит поскорее.

Он думал об оставленной доме Агате, униженной, слабой, фактически беспомощной, и в груди у меня снова разлилось незнакомое тепло.

— Значит, поедем в этого «Пса». Тебе виднее, Дэн.

— Спасибо, — он склонил голову то ли в шутливом, то ли во вполне настоящем небольшом поклоне. — Ты когда-нибудь видела море?

— О да! Мне очень хотелось на него посмотреть, — я улыбнулась скорее своим воспоминаниям, чем ему. — Оно меня поразило. Я хотела взглянуть, когда была в одной деревне проездом, а сама задержалась на целых четыре дня.

— Я тоже его люблю. Могу смотреть на него часами, — Даниэль не то улыбнулся в ответ, не то просто попытался скопировать мою улыбку. — Руперт равнодушен, но терпит мои чудачества. Приятно разделить с кем-то такие… предпочтения.

Я кивнула, отметив, что о своей семье он не вспоминает, будто их не было вовсе.

Родители, брат, сестра… Разделял ли кто-то из них его любовь к морю?

Был ли у него кто-то ближе Руперта?

Слуга, охранник, секретарь, учитель — складывалось впечатление, что этот человек заменил ему и отца, и мать, и нянек. Казалось, случись все чуть иначе, маркиз Лагард избавился бы для него от неудобного трупа с тем же рвением.

Раздумывая, стоит ли осторожно расспросить, я посмотрел на дорогу и почувствовала, что застываю в седле.

Навстречу нам двигался небольшой обоз. Двумя худыми и плохо ухоженными лошадьми управлял священник. Рядом с ним сидел второй — такой же мрачный в своих черных форменных одеждах, — а рядом плелись монахи. Их было не меньше десятка, все в одинаковых серых балахонах до пят.

Святые братья управляли, благонравные братья делали вид, что подчинялись.

Они просто ехали по своим делам, но процессия эта была настолько унылой, что мне показалось, будто даже задорное утреннее солнышко поблекло.

Церковники растянулись на всю ширину дороги, как если бы поставили себе целью создать как можно больше неудобств другим путникам.

— Давай пропустим, — предложил Даниэль негромко, когда мы почти поравнялись с ними, и направил своего коня к обочине.

Это было разумно и довольно естественно — посторониться, пропустить обоз. Быть может, даже пожелать доброго пути и попросить благословения.

Я кивнула, следуя за ним, но пальцы будто сами собой сжали поводья крепче.

Мне не было нужды вглядываться в лица святош — для меня они все были на одно лицо, — достаточно было самого их появления, чтобы разум отступил перед рефлексами.

Слишком сильно хлестнув лошадь, я направила ее вперед, прямо в высокую траву. Еще не посылая в галоп, но проносясь мимо обоза на такой скорости, что бедолага рисковала переломать ноги.

Я сама при этом рисковала сломать шею, но в ту минуту мне было все равно.

За свистом ветра в ушах я расслышала, как монахи возмущенно загалдели, не проявляя ни намека на положенное им смирение.

Лагард быстро выкрикнул в ответ нечто, отдаленно напоминающее извинения, и сорвался с места вслед за мной.

То, что для меня было просто сумасбродной выходкой, ему с гораздо большей вероятностью могло стоить жизни, и стараясь унять колотящееся сердце, я заставила себя остановиться, глядя за горизонт в ожидании его закономерных вопросов.

— Ты так сильно не любишь святую братию? — Даниэль наконец остановился рядом.

Он дышал немного неровно, но в голосе слышалось что-то, подозрительно похожее на веселую иронию.

— Они меня раздражают, — смотреть на него было стыдно, но все равно пришлось. — Всегда лезут не в свое дело. Хорошо хотя бы их Священные Суды сошли на нет. Сколько невинных людей они запытали до смерти или отправили на костры.

— И сколько одаренных, — он кивнул неожиданно серьезно, а потом тронул коня, без слов предлагая мне не задерживаться. — Его Величеству стоит отдать должное, он свел это на нет. Хотя и не изжил совсем.

Он произнес это так же непринуждённо, как преступное «Я ненавижу короля» немногим ранее, и я поймала себя на короткой нервной улыбке.

Церковники ничего мне не сделали, просто проехали мимо, но самого их появления оказалось достаточно, чтобы злость, беспомощность и страх вернулись.

Не желая показывать все это Лагарду, я снова посмотрела вдаль.

— Скажите, маркиза, — он немного помолчал, а после развернул своего коня, чтобы заглянуть мне в лицо. — Вы любите быструю езду?

Я едва заметно вздрогнула, но тут же приказала себе собраться, посмотреть на него в ответ.

— А вы, маркиз?

Поддержать эту полушутку было единственно верным решением, но Даниэль мои опасения, разумеется, понял правильно.

— Не беспокойся, Руперт отучил меня геройствовать. Если это станет сложно, я скажу.

Нестись вперед, лишь слегка контролируя лошадь, ловить встречный ветер губами и ни о чем не думать — о таком сейчас можно было только мечтать, а в словах Даниэля была своя истина.

— Тогда следую за вами, — я сделала приглашающий жест, оставляя за ним право выбрать скорость, и Даниэль отвесил мне еще один поклон, прежде чем послать коня вперед.

В седле он держался в самом деле превосходно.

По счастью на пути нам больше никто не встретился, и до города мы добрались даже быстрее, чем ожидалось.

После отчаянной скачки мне хотелось только вымыться и выпить хорошего вина, и Лагард снял для нас комнаты.

— Я думаю, мы сможем позволить себе задержаться на день. Ради моря.

Если бы не Агата, я готова была бы остаться хоть на неделю, и он это как никто понимал.

Дожидаясь, пока маркиз приведет себя в порядок, я мерила шагами просторную гостиную, то и дело проверяя ладонью, насколько высохли волосы, и старательно гнала от себя мысль о том, что начинаю испытывать к Даниэлю… благодарность?

Было ли это то самое слово?

Он не просто разделил со мной титул, способный при необходимости стать для меня пусть не самым надежным, но щитом.

Не просто предложил обеспеченную жизнь в красивом доме, в окружении надежных людей.

Прошлой ночью, без раздумий застрелив Роберта за то, что тот сделал, он как будто поселил во мне нечто новое, подозрительно похожее на мысль о том, что так может быть в принципе. Что можно довериться кому-то настолько, чтобы перестали быть важны прошлые ошибки, кровь и грязь. Что может быть кто-то, готовый драться за тебя и не оставить до последнего. Верный по умолчанию, не помнящий в критический момент ни о чем, кроме этой верности.

То, как он повел себя сегодня на дороге, было в определенном смысле еще хуже.

Будучи немного наивным, Даниэль Лагард все же не был глупцом. Он не мог не понять, что у меня есть причины не любить святош. Однако вместо того, чтобы расспросить, тем более, настоять на ответе, — на что, кстати, имел полное право, — он придумал, как сделать так, чтобы мне просто стало легче.

Всего несколько дней рядом с ним, а я уже начинала… Нет, не терять хватку и не расслабляться, но чувствовать себя менее напряженной, чем привыкла.

Положиться на него?

Еще нет, но теперь я не отметала это как нечто абсолютно невозможное.

Быть может, когда-нибудь, до определенной степени. Не забывая о том, кто из нас должен кого защищать, но…

Принимая мою помощь, он платил за нее сторицей, и едва ли сам это понимал.

Когда он вошел в комнату, я разглядывала стоящие на каминной полке безделушки, и оборачиваться не стала.

Что-то подсказывало мне, что сейчас время не для этого.

Разве что для того, чтобы немного испытать судьбу — сделать над собой усилие, позволить ему приблизиться сзади и не ударить, едва он меня коснется.

Когда его ладонь легла мне на талию, я все же вздрогнула, но тут же накрыла пальцами его запястье, погладила все еще влажную кожу.

Даже из ванной он вышел в перчатках, и тем острее стало следующее прикосновение — другой рукой Даниэль сжал мою грудь. Впервые так сильно и настойчиво, уже почти нетерпеливо.

Нечистый его знает, что именно его так завело, но время у нас было, а все свои вопросы я могла отложить на потом.

Немного откинув голову, я подставила ему шею, и Лагард поцеловал за ухом, потом ниже, спустился к плечу.

Теперь он гладил меня обеими ладонями — так жадно, словно в первый раз получил возможность это сделать.

Вдали от дома почувствовал себя по-настоящему свободным?

Я развернулась, чтобы взяться за ворот его рубашки, но тут же передумала, приняла расстегивать свой корсаж.

Даже в таких тонких, но перчатках это заняло бы у него больше времени, чем нам обоим хотелось бы.

— Подожди, — Даниэль дождался, чтобы я справилась с доброй половиной крючков, а потом перехватил мои руки.

Его глаз блестел лихорадочно и очень красиво.

Он был… Нет, не только возбужден. Взволнован. Как будто останавливал самого себя.

— Да?

Если он не хотел раздеваться и намеревался сделать все быстро… что ж, такой вариант меня тоже вполне устраивал. В конце концов, он обещал мне еще один день.

— Ты могла бы… — Даниэль запнулся, и я поняла, насколько непросто ему даются эти слова. — Сейчас светло.

— Тебе нечего стесняться.

Я погладила его лицо не в пример смелее, чем делала это прежде, и тут же замерла, когда он мазнул губами по моей ладони.

— И все же. Я могу попросить тебя закрыть глаза? — его пальцы двинулись вверх по моей руке, а после он осторожно погладил костяшками мою грудь чуть ниже ключицы.

Я коротко задохнулась, засмотревшись на его перчатки на своей коже — и правда, впервые при ярком дневном свете.

Это зрелище сводило с ума, заставляло забывать об осторожности и установленных мною для себя правилах.

— Дэн…

— Я хочу тебя коснуться. По-настоящему. Если ты позволишь.

Он снова поймал мой взгляд, и дышать я перестала вовсе.

Даниэль же мое молчание истолковал как-то по-своему. Теперь он смотрел не мне в лицо, а на собственные руки, как если бы не знал, куда их деть.

— Это не будет неприятно, с ладонями все в порядке. Почти. Но я не хочу, чтобы ты на такое смотрела.

Засмеяться сейчас было бы подлостью, и я сдержалась, перехватила его за рукав и дернула, вынуждая поднять лицо.

— Вы хорошо помните брачную клятву, господин маркиз? В ней говорится, что я должна почитать мужа своего и следовать за ним, но ничего не сказано о том, что я не могу тебя ударить.

Сбитый с толку Лагард моргнул по-настоящему забавно, но веселиться мне уже не хотелось.

Горло сдавило тяжелой горячей петлей, не оставляющей нам обоим времени на раздумья, и, продолжая смотреть на него, я перехватила его руку и сама потянула с нее перчатку.

Даниэль застыл.

Он часто и поверхностно дышал, хотя и пытался скрыть это, а мне не было до его слабости никакого дела.

Уронив правую перчатку на пол, я посмотрела на его ладонь. Она и правда была почти в порядке, только в самом центре белел длинный шрам. Такие остаются, если руку пробили насквозь большим ножом.

Я осторожно погладила его подушечкой большого пальца, и только после подняла глаза, чтобы проверить, не больно ли моему стеснительному супругу.

У Даниэля было странное выражение лица. Горькое, растерянное, удивленное.

От напряжение он стиснул зубы, наверняка до боли, и чтобы не мучить его дальше, я развернула его руку, чтобы посмотреть.

Сетка шрамов была чудовищной. Чистой, не изуродованной кожи почти не осталось, она вся превратилась в мешанину из рубцов. Самый длинный и ровный из них, проходящий по центру, подтверждал мою догадку про нож. Ногти… Ногти были на месте, но казались неестественно тонкими и светлыми. Так могло быть только в том случае, если их вырвали с чудовищной жестокостью, а после восстановили с помощью колдовства.

Очень стараясь, чтобы мои собственные руки не дрожали, вторую перчатку я с него сорвала.

С левой рукой дела обстояли немногим, но лучшее. Ее не калечили, прибивая в какой-то поверхности лезвием, но ногти, кожа, кривоватая сетка вен, — всё было почти так же.

Будь Руперт чуть хуже обучен, окажись он чуть менее способным и упрямым, маркиз Лагард точно остался бы не только без глаза, но и без рук.

Даниэль стоял передо мной прямой, окаменевший от напряжения и мрачный, но не пытался больше меня остановить, а я смотрела на его руки в своих ладонях и удивлялась про себя тому, что видела.

Как будто это было самым естественным положением для нас.

Как будто мне хотелось коснуться центра его правой ладони губами и замереть на целую вечность.

— Ты ведь все чувствуешь?

— Да, — его голос прозвучал хрипло и глухо. — Они снова начали слушаться. Недавно.

«Поэтому ты решил жениться только через год. Не из-за траура, не потому что до последнего противился пожеланию короля. Потому что не мог совладать с собственными руками».

Я медленно перевела дыхание, а потом вскинула голову, отбрасывая волосы назад.

— Хорошо. Значит дальше с моим платьем справишься самостоятельно.

Загрузка...