Женщина с берега

13

Они растерянно стояли в зале административного здания, боясь действовать дальше.

— Мы поднимемся наверх, все четверо, — решил Андре.

— Вряд ли это будет тактично, — озабоченно произнесла Нетта.

— Плевать на это, — заявил полицейский, которому не хотелось говорить с глазу на глаз с «власть имущим». — Вы все в этом замешаны. И лучше всего было бы явиться к нему домой. Но идемте наверх!

Они стали медленно подниматься по лестнице. Никто не пылал энтузиазмом — и прежде всего Мали.

У Брандстедта был секретарь, который сообщил им, что «великий» сможет принять их минут через десять.

Время ожидания прошло в полном молчании. Трое сидели, Андре стоял, прислонившись к стене.

Ему приходили в голову мысли о том, чтобы как-то избежать трудностей. Полицейского, должно быть, мучили угрызения совести, раз он решил не проводить дознание в одиночку и притащил с собой частных лиц. Но ведь он боялся Брандстедта, как и многие другие в Трондхейме.

Полицейскому хотелось домой, в свое удобное кресло, он тосковал по вкусному обеду, который готовила его сестра…

Наконец «великий» вышел из кабинета вместе с другим мужчиной, которого дружески похлопывал по плечу. Увидев посетителей, он улыбнулся им дежурной улыбкой кандидата в бургомистры.

— Я вижу, здесь собралось целое общество, — заметил он. — Чем могу быть полезен? Пройдемте в мой маленький кабинет!

Его «маленький кабинет» своими размерами напоминал бальный зал. Мали исподлобья, агрессивно смотрела на него. Он был по-прежнему очень видным мужчиной, с седеющими бакенбардами и победоносной улыбкой. У него были смелые карие глаза под густыми бровями. Он был, конечно же, прекрасно одет и ухожен.

— Так по какому же делу вы пришли?

Он сел за свой письменный стол, К полицейскому и Нетте он относился как к своим подчиненным, Мали он совершенно игнорировал, зная о ее уличных проделках и не желая иметь дело с подобными людишками. Об Андре он не знал, что думать, но даже если юноша и был хорошо одет и с виду культурен, он был слишком молод, чтобы с ним следовало считаться.

Он понимал, что держит всех собравшихся под контролем.

Приложив пальцы к козырьку, полицейский сказал:

— Это весьма неприятное дело, господин Брандстедт…

— Неужели? У кого-то из вас неприятности? У молодой Мали Кнудсен, как обычно?

— Нет, речь идет о другом… Господин Брандстедт, вы ведь получали письмо, не так ли?

Человек за письменным столом нахмурился.

— Я получаю массу писем, — сказал он.

— Да, но это особое письмо. Фрекен Микальсруд послала вам письмо, в котором задает вам ряд вопросов.

Нахмурившись еще больше, он ответил:

— Что-то не припомню. Что же это за вопросы? Глотнув слюну, полицейский сказал:

— О… Петре Ольсдаттер.

Лицо господина Брандстедта порозовело.

— О чем?

В его голосе слышались угрожающие нотки. Следовало быть начеку!

Набравшись смелости, Нетта выпалила одним духом:

— Нам нужны сведения относительно происхождения Петры Ольсдаттер, о ее родственных связях. И больше нет никого, кто мог бы дать нам такие сведения. Поэтому мы и обратились к вам.

На виске у Брандстедта забилась жилка.

— И что же я, по-вашему, должен знать о этой… Петре Ольсдаттер?

— Все дело в том, — пояснил полицейский, — что в свое время она была связана с вами. И эта связь имела последствия.

Сначала он хотел было протестовать, но потом понял, что перевес на их стороне, и непринужденно рассмеялся:

— Да, вы же знаете, как это бывает в юности… У всякого из нас могут быть похождения…

— Вряд ли вы были тогда очень уж молоды, господин Брандстедт. Вам ведь недавно исполнилось пятьдесят, не так ли? А Мали теперь восемнадцать.

Услышав это, «великий» сморщился так, будто ему насильно всунули в рот ломтик лимона, и с ужасом уставился на молодую девушку.

— Мали? Мали Кнудсен? Нет, знаете ли!.. Вы хотите убедить меня в том, что… Нет, это уж слишком, я не желаю знаться с простонародьем!

— То же самое я скажу о тебе, дьявольский старикашка, — вспылила Мали. — Я не хочу иметь в качестве отца насильника над детьми и убийцу! Я не желаю тебя знать, запомни это! Я считала, что мой отец умер, будучи прекрасным человеком! А ты просто старый боров!

Все испугались, что у Теодора Брандстедта будет апоплексический удар: лицо его приняло фиолетовый оттенок.

— Это уж слишком! — воскликнул он. — Этого я не потерплю! Убийца! Могу ли я спросить, кого я убивал?

— Мали выразилась слишком резко, — извиняющимся тоном заметил полицейский. — Но факт остается фактом: на фрекен Микальсруд было совершено нападение по причине отправленных ею писем.

— Писем?

— Да, она написала еще одно письмо. Второму любовнику Петры, который появился у нее пять лет спустя.

— Значит, это сделал он!

— Нет, он по собственной инициативе показал нам письмо. Он сам нашел нас.

— Но я не получал подобных писем! Сюда не приходило такое письмо.

— Я послала его на ваш домашний адрес, господин Брандстедт, — испуганно произнесла Нетта. — Мне показалось это более тактичным.

Он напоминал теперь разъяренного быка.

— Вся эта история так дурно пахнет, что вам придется, фрекен Микальсруд, подыскать себе другую работу. Вы уволены с сегодняшнего дня! Почему я должен убивать кого-то из-за какой-то старой, давно забытой юношеской истории?

— В тот раз вам было за тридцать, господин Брандстедт, — спокойно возразил полицейский. — А Петре Ольсдаттер всего четырнадцать.

Лицо его то краснело, то бледнело, как это бывает у женщин в переходном возрасте.

А в это время дверь открылась и вошла на редкость элегантная дама. Она бросила через плечо секретарю:

— Ничего, я только скажу пару слов моему мужу. Попрошу денег, как всегда!

Рассмеявшись, она повернулась к своему мужу.

— Теодор, — сказала она, — я была в городе и увидела удивительные…

Заметив четырех посетителей, она замолчала. Она переводила взгляд с полицейского на Нетту, потом на Андре и Мали, и обратно на Нетту.

Ее реакция бросилась всем в глаза. Вцепившись в край стола, она закатила глаза, словно собираясь упасть в обморок, но все-таки успела взять себя в руки.

— Я не знала, что у тебя посетители, — с натянутой улыбкой произнесла она.

Ее муж обошел письменный стол, чтобы поддержать ее, но Андре опередил его. Она оттолкнула их обоих.

— Это просто недомогание, — непринужденно заметила она. — Теодор, я вернусь, когда ты закончишь… с этими…

Но она никак не могла уйти, руки ее по-прежнему упирались в поверхность стола.

— Подождите немного, фру Брандстедт, — спокойно произнес полицейский. — Мне нужно задать вам один вопрос.

— Вопрос? Моей жене? — сказал Брандстедт, и все поняли, что он очень боится, что она узнает о его «интрижке» с Петрой Ольсдаттер.

— Да, ей, — все с тем же угрожающим спокойствием произнес полицейский. — Господин Брандстедт, вы настаиваете на том, что не получали никакого письма от фрекен Микальсруд?

— Могу поклясться в этом.

— Письмо это было послано вам домой. Скажите, имеете ли вы обыкновение читать письма других членов вашей семьи, фру Брандстедт?

— Конечно, нет, — возмущенно произнесла фру Брандстедт, а ее муж в это время начал:

— У нас нет друг от друга тайн… Но он тут же замолчал, уставившись на свою жену, словно у него внезапно возникли какие-то подозрения. Полицейский холодно произнес:

— Чтение чужих писем, фру Брандстедт, иногда влечет за собой наказание. Но при любых обстоятельствах, это низменное и подлое занятие!

Она вздрогнула при слове «подлое», словно ее ударили кнутом.

— Но, Арна, — начал Брандстедт.

— Замолчи! — огрызнулась она. — Тебе не в чем меня упрекнуть! Я пыталась спасти тебя.

— И вас саму, фру Брандстедт, — заметил полицейский. — Вы оба пойдете со мной сейчас в участок. Один из вас подозревается в попытке убийства, а другой — в прелюбодеянии с несовершеннолетней.

Протестующие вопли супружеской пары заглушил голос Мали:

— Слава Богу, что я не дочь убийцы! Он всего-навсего блудливый кот, что, впрочем, не менее гадко!

Подойдя к Теодору Брандстедту, она со всей силы пнула его ногой и сказала:

— Вот тебе за мою мать!

Она вышла со слезами на глазах, а он согнулся пополам от боли.

Андре и Нетта поспешили за ней.

Разумеется, в городе разразился великий скандал. С жадным вниманием люди читали сообщения в газетах, все радовались тому, что у тех, кто богат и удачлив, тоже есть в жизни большие неприятности.

Андре позвонил домой по телефону.

— Привет, мама, — сказал он Бенедикте. — Поручение выполнено.

Ему приходилось кричать во весь голос, потому что слышимость была отвратительной: казалось, что на линии грохочет Верингский водопад.

— Неужели? И что же ты обнаружил? — доносился до него издалека голос Бенедикты.

— Это был Кристер Грип! И, мама… можно я привезу домой одну нашу родственницу?

— Объясни, в чем дело!

— Она последняя в своей ветви. Ей негде жить, у нее нет семьи, нет ничего!

— Сколько ей лет?

— Восемнадцать.

— Ага… — сказала Бенедикта. — Все понятно! Пытаясь пересилить раздражение, Андре сказал:

— Никаких «ага», мама! Мы с ней подружились. Можно ей приехать? Она же бездомная!

Он сам не понимал, почему сказал именно это, ведь слово «бездомный» обычно не применяется по отношению к молоденьким девушкам. Но с Мали было все по-другому. Она была, мягко говоря, неотесанной.

— Да, конечно, — ответила Бенедикта. — Места у нас достаточно.

— Прекрасно! Большое тебе спасибо! И… мама, мне пришлось на прошлой неделе занять денег, чтобы съездить в Эльвдален.

— Ты и там побывал? И много ты занял?

Андре назвал сумму и быстро рассказал ей о Нетте, которая так помогла ему.

— Я расскажу все по порядку, когда вернусь домой! — кричал он в трубку. — А то среди этого водопада ничего не слышно!

— Водопада?

— Да, по телефону. Передай всем привет! Мы приедем домой через несколько дней, Мали и я.

Он положил трубку с удовлетворенной улыбкой. Как чудесно было снова услышать мамин голос! Как давно он его не слышал!

На самом деле он не слышал голос матери всего несколько дней.

Странно! Как много произошло за эти дни!

Мали теперь жила в том же отеле, что и он, это были ее последние дни в Трондхейме. Она весьма сдержанно приняла известие о том, что ее ждут на Липовой аллее. Ведь человек не чувствует себя на высоте, живя у чужих людей в чужом месте. Но Андре уверил ее в том, что все будет прекрасно. Ведь он будет рядом с ней, разве этого не достаточно?

Да, это так, но… Улыбка у нее была застывшей.

— Так что же, Мали? Что тебя останавливает? Вечером, накануне отъезда, она стояла возле его машины и водила ногой по земле взад-вперед.

— Я… хотела бы навестить могилу Петры Ольсдаттер перед тем, как покинуть Трондхейм.

— Конечно! — мягко произнес Андре. — И тогда у нас будет повод навестить Нетту в ее конторе. Мы спросим у нее, где находится эта могила.

Когда они пришли туда, там был полицейский, собиравший сведения о Брандстедте и его жене. Увидев их, Нетта просияла, как солнце.

Могила? Ее найти будет нелегко. Поскольку у нее нет близких родственников, могилу могли уже снести.

— Я ее близкая родственница, решительно заявила Мали. — И тебе придется найти эту могилу, Нетта, чего бы это ни стоило!

— Это звучит устрашающе, — улыбнулась Нетта. — Подождите немного, я сейчас наведу справки, узнаю, кто занимается могилами и всем прочим.

Никто точно не знал, что означает это «и прочим», но это было неважно.

— Значит, Вы покидаете Трондхейм, господин Бринк, — сказал полицейский. — Да, да, можно смело сказать, вы наделали здесь шума!

— Посмотрели бы Вы, что мы натворили в чаще шведских лесов!

— С меня и этого предостаточно, — сухо заметил полицейский.

Вернулась Нетта, узнавшая, где похоронена Петра. Они взяли с собой план кладбища и адрес того человека, который знал расположение могил.

Помолчав некоторое время, Андре сказал, обращаясь к Нетте:

— Завтра рано утром мы уезжаем, так что сегодня нам нужно пораньше лечь спать. Придется теперь же попрощаться.

Она опустила глаза, не найдя, что ему ответить.

Он улыбнулся.

— Во что я втянул вас, милые женщины! — сказал он. — На одну было совершено нападение, другую чуть не утащило в трясину привидение! Что вы теперь подумаете обо мне?

Когда Нетта наконец подняла на него глаза, он, к своему удивлению заметил, что она плачет. Сделав шаг вперед, он обнял ее. И они долго стояли молча.

Наконец он пробормотал, склонив голову ей на плечо:

— Ты мой самый лучший друг! Желаю тебе всего самого хорошего, Нетта! И я верну тебе деньги сразу после возвращения домой!

«Не нужны мне эти деньги», — хотелось крикнуть ей, но она не издала ни звука.

— Я напишу тебе, — пообещал он. «Нет, нет, нет, не делай этого! Не береди мои раны! Дай мне одолеть эту скорбь!»

— И мне бы очень хотелось, чтобы ты тоже написала мне, — продолжал он, отходя от нее. — Мне хочется знать, как сложится твоя жизнь. Обещаешь?

— Да… — еле слышно произнесла она. Мали быстро и горячо обняла ее, поблагодарив за все то хорошее, что было между ними. И они ушли. Глубоко вздохнув, Нетта спросила у полицейского:

— Так что же вы хотели узнать?

Мали хотела пойти сразу на кладбище, но Андре сначала зашел в цветочный магазин и купил букет и маленькую вазу.

После этого они, прихватив с собой карту, стали искать нужную могилу.

— Это должно быть где-то здесь…

Они переходили от одной могилы к другой, читая надписи.

Между двумя могилами они обнаружили полоску травы.

— Вот здесь, — упавшим голосом произнесла Мали. — Никакого надгробья, никаких цветов, ничего. Одинокая в жизни, всеми забытая в жизни, всеми забытая в смерти…

У Андре комок подступил к горлу.

— Если хочешь, можно заказать надгробье, — сказал он.

Она быстро обернулась к нему.

— Да! Да, спасибо, я этого как раз и хочу! У меня теперь нет денег, но я потом верну их…

Он кивнул, взял вазу и пошел налить воды. Когда он вернулся обратно, Мали по-прежнему стояла, склонившись над могилой.

Она рассеянно взяла вазу и поставила туда цветы. Андре насыпал небольшой холмик земли.

Андре было странно видеть Мали такой. Он слышал ее тихие слова,

— Спасибо, мама! Спасибо тебе за то, что ты дала мне жизнь! Ты жила не напрасно. Я буду бороться дальше, ты так и знай. Они получат от меня по заслугам, эти важные господа!

Не поворачивая к Андре головы, она сказала:

— Я знаю, какую надпись нужно сделать на камне: «Здесь покоится Петра Ольсдаттер из рода Людей Льда».

— Превосходно, Мали, — сказал Андре. «Женщина с берега» обрела теперь свое подлинное имя!

Наступил вечер. Нетта сидела на кровати в своем одиноком жилище, на спинке шкафа висело ее новое платье…

«Он сказал, что напишет… Я не хочу, чтобы ты написал мне, но я буду ждать твоих писем каждый день, каждый час… И, не получая их, я буду умирать с каждым днем…»

Она встала и сняла со шкафа платье, с грустью погладила мягкую ткань. Как много было радости… Какой замечательный был вечер… Как чудесно им было разговаривать! Он тогда назвал ее своим лучшим другом. Она и была его лучшим другом.

Оторванный клок материи, пятно… Это платье было для нее также и символом насилия, физической и душевной боли. Какой-то человек был зол на нее, ненавидел ее настолько, что желал ей смерти…

— Кому нужно, чтобы я жила? — произнесла она в тишине своей комнаты.

И, несмотря на врожденную аккуратность, Нетта повесила платье в шкаф, так и не постирав его и не зашив.

Пусть себе висит, оно ей больше не понадобится.

Она задумчиво вынула лорнет и положила его на стол, собираясь взять завтра на работу. Он не особенно украшал ее, но без него было неудобно.

В этот вечер ее молитва была весьма специфической:

— Господи, — шептала она в темноте, сложив руки, как ее учили в детстве. — Помоги мне пережить все это! Помоги мне вернуться к моей прежней… пустоте!

Через неделю она решила обратиться к врачу, к тому самому врачу, который осматривал ее после нападения.

— Я… плохо сплю по ночам, — сказала она. — Не дадите ли вы мне какое-нибудь снотворное?

Врач посмотрел на ее покрасневшие, обведенные синевой глаза и сказал:

— Я вижу это. Конечно же, это последствия нападения. Думаю, вам нужно принять что-нибудь успокаивающее нервы, фрекен Микальсруд. Но порошки эти сильнодействующие, так что принимайте на ночь только по одному!

Нетта кивнула. Сердце ее взволнованно билось. Это куда лучше, чем снотворное!