'Главное отличие магических существ от людей, так это то,
Что, при общей правдивости разумных магических рас,
Они не выносят говорить прямо, что думают.
Требуется масса ухищрений, чтобы услышать нужное'.
Клементий Астаросский.
«Трактат о изучении богопротивных магических существ от феи до человека».
Я, конечно, немедленно передала своим вторым ртом угрозу в университет. Клементина взвизгнула и бросилась за дверь. За ней унеслись Софи с Викуэлем и практически все призраки. Только Каньер и Бриен остались со мной. А я ведь до сих пор не знала, что случилось в университете после того, как портал открылся! Куда делся Звояр, как рядом со мной оказались мои друзья, которым я строго-настрого запретила идти за мной!
Ах да… я им запретила. Но я им не хозяин и даже не преподаватель, чтобы хоть что-то там запрещать. Так что они, похоже, поступили как им хотелось.
В груди стало как-то тепло и сыро, мне казалось, что еще немного — и я расплачусь впервые в жизни. Но голос, возникший в голове, моментально выстудил все нутро.
«Как же так, милая, я же просила спасти потомка…» — и так печально с легким укором произнесла мертвая старуха, что бродила где-то неподалеку, что у меня сердце чуть не остановилось.
— Даррен! — выкрикнула я, отчего нюхач отшатнулся от моего ложа, а Бриен наоборот, присел на корточки, поближе к лежащей на ковре мне, чтобы лучше слышать.
— Что с Дарреном? — тревожно спросил он, но я его не слушала. Я смотрела на нюхача. За неимением его лица, я вглядывалась в страдальческую мосю его душечки. Душечка стыдливо отворачивался, не желал смотреть мне в глаза.
— Даррен! — я вскочила на ноги. Сначала мое второе тело, то, что осталось в университете, пыталось подняться тоже, но усилием воли я заставила его остаться в сидячем положении. Наша связь не рвалась, но у меня был уже опыт. В школе нас всех учили одновременно делать разные движения двумя руками. Такая штука, когда левой ты рисуешь квадрат, а правой треугольник, левой раскрашиваешь квадрат, а левой вырезаешь круг. Понятия не имею, почему это так важно было для будущих инквизиторов, даже думать об этом не хочу. Но сейчас мне это пригодилось.
Усилием воли я разделила свои мысли между телами, хотя они все панической стайкой стремились слиться в одну. Где Даррен. Что с Дарреном!
Меня никто не останавливал. Убедившись, что я стою на ногах, нюхачи расступились. Пара наконец принялась паковать Барбару в кокон правды — для людей простых этого было достаточно, чтобы выдать даже то, какого цвета у них были первые пеленки. Так что за тайны, которые скрывала дочка Звояра, я теперь была спокойна. Совсем другое дело — некроманты. Как Звояр не отделается при встрече с нюхачами коконом, так и любой другой некромант. Даже Даррен…
Я отчего-то точно знала, куда мне идти. Словно что-то тянуло меня туда. В ту разнесчастную столовую, где столько всего произошло.
Сейчас это место совсем не напоминало столовую. Обеденный длинный стол был сдвинут в сторону, убраны были и стулья. В центре стоял трон — не дань уважения к некроманту, которого подвергали этой ужасной процедуре, просто фиксация именно в таком положении была максимально щадящей для обвиняемого. Больше шанс выжить.
По крайней мере, так говорили те, кто знал об этом способе. С людьми, кто его пережил, я до сих пор не встречалась.
Даррен сидел ровно, его руки, шея и руки были плотно присоединены к трону широкими браслетами. Глаза его были широко открыты, а лицо бледным, но не мертвым.
Тем не менее я отчетливо чувствовала, что жизни в нем нет. Нет рядом забавного душечки, в остекленевших глазах нет жизни. Мой Даррен пал жертвой системы дознания, как и многие другие некроманты до него.
Я бросилась к нему и упала рядом с троном. Уткнулась в его еще теплые колени. Как мне сейчас не хватало умения плакать! Мне хотелось рыдать в голос, но я могла лишь поскуливать как потерявшийся щенок.
— Я должна была предупредить раньше, — хныкала я без слез, не решаясь даже поднять глаза на безжизненное лицо Даррена. — Я должна была тебя спасти! А теперь ты даже никогда не узнаешь, что я люблю тебя!
— Белка, ты с ума сошла, — прервал мои стенания голос из-за спины. — Признайся, тебя всё-таки укусил наш местный вампир, потому что я не вижу других причин для такой трагичности!
Я немедленно прекратила страдальчески стонать и резко повернулась. За моей спиной стоял призрак Даррена!
Я помнила, конечно, что некроманты не становятся призраками, но, опять же, я уже видела Каньера, так что в голове моей все перепуталось.
— Ты же умер? — уточнила я, поворачиваясь всем телом и усаживаясь спиной к теплым ногам Даррена-на-троне. Прикосновения теплого, хоть и обездвиженного тела меня успокаивали и внушали надежду.
— С какой стати? — удивился Даррен-призрак. — Проверка неприятная, не спорю: от нее всё тело затекает, да и магичить потом пару дней очень тяжело. Но каждый некромант проходит эту процедуру несколько раз в жизни. Если, конечно, он не преподаватель университета!
Последнее он произнес с отчетливым сарказмом в голосе и направлены эти слова были не мне, а вошедшим следом за мной нюхачам.
— Университет неприкосновенен, — подтвердил главный нюхач, а его душечка печально сложила ручки. — Если бы не это, мы бы раньше узнали про Звояра.
— Но ты же призрак, разве нет? — я все еще не понимала.
— Я не призрак, — Даррен закатил глаза. — Меня временно отделили от моего тела. Белка, нельзя быть такой темной! Ты же сама хочешь стать некромантом, почему ты не знаешь таких вещей?
Я вскочила на ноги. Привычно начало припекать — я снова злилась. Сейчас должны были еще всякие призраки полезть из всех углов, но мне было плевать. Пусть слушают!
— Может, потому что я выросла не в семье некромантов? — свирепо спросила я. — Или дело в том, что кое-кто был так сильно против меня на факультете некромантов? Или в том, что чья-то мертвая прабабка передала мне силы медиума, утверждая, что ее потомку грозит беда?
— Полегче, Белочка, — не-призрак Даррена примиряюще поднял ладони и улыбнулся. — Мне всё еще грозит опасность. Как видишь, меня всё еще не отпустили.
Нюхач лязгнул, словно закашлялся.
— Прошу прощения, господин Гастион, — повинился он и подошел к трону.
Я поднялась на ноги, чтобы не мешать нюхачу работать. Тот достал тонкий ключ, у которого вместо бородки была длинная и блестящая игла. Этой иглой он и прикасался по очереди к каждому браслету, который скреплял тело Даррена и трон. Раздавался легкий щелчок, который был музыкой для моих ушей.
Когда он коснулся ошейника, Даррен не-призрак за моей спиной коротко вздохнул и влетел в свое тело. Глаза Даррена на мгновение закрылись, чтобы открыться снова, но уже живыми.
Как же я была счастлива от того, что опасность, о которой талдычили все, так легко миновала! Даже злость ушла.
Даррен попытался подняться, но он был прав насчет того, что все затекает — и ноги его едва держали. По крайней мере, я рядом оказалась не зря и сумела подхватить его, когда он начал падать.
И пусть он был выше меня едва ли не на полторы головы, мои усилия с тасканием гробов не прошли даром — я не дала ему упасть.
— Моя милая Белка, — прошептал Даррен. Его колени подгибались, а вот объятия были неожиданно крепкими. — Что ты там говорила про любовь?
Я не сразу поняла, что он имеет ввиду, а когда поняла, ужасно смутилась.
— Я думала ты умер, — пояснила я. — Ты же не будешь принимать всерьез то, что говорят люди, когда ты умер? Люди на похоронах, например, постоянно врут!
— Очень даже буду, — уверил меня Даррен. — Особенно, если эти люди — ты.
— Ты просто слышишь то, что хочешь слышать, — упрекнула его я, делая титанические усилия, чтобы не прижаться к нему крепче и не проверить, что он правда жив. Всё-таки вид его безжизненного тела и та его часть, которую я приняла за призрака, заметно выбили меня из колеи. — Я просто очень эмоциональная девушка.
— Я хотел бы, чтобы ты была моей эмоциональной девушкой, — ответил Даррен и наклонился ближе к моему лицу.
Сейчас должен был случиться он. Поцелуй. Не украденный в темноте. Не лживый в спальне. Самый настоящий поцелуй, который я запишу как наш самый первый. И детям буду рассказывать именно о нем, а не каком-то там еще поцелуе!
Рядом раздалось покашливание.
— Великодушно прошу прощения, — пролязгал главный нюхач. — Господин Гастион, отойдите от госпожи медиума.
Даррен сжал меня крепче, в его глазах на мгновение мелькнул испуг. Или это отразился мой собственный? Я не знаю.
— Зачем? — тем не менее, голос Даррена был твердым, словно он был тут победителем по жизни, а остальные лишь могильная грязь под его ногтями. Как я ненавидела его раньше за такой тон! Как я испытывала совершенно другие чувства от этого тона сейчас! — Разве мы с вами все не разъяснили? Мне кажется, вам теперь точно известно, что я понятия не имел ни о том, что Барбара связана с покушением на короля, ни с появлением в нашем с братом доме вампира!
— Так-то оно так, — согласился главный нюхач. Краем глаза я видела, что его коллеги медленно сужают круг вокруг нас. Как не приятно мне было в объятиях Даррена, ситуация требовала нам обоим чуть большего обзора, и я выскользнула из его рук.
Я бы решила даже, что он не заметил этого, если бы он не задвинул меня за спину. С этой стороны никто не догадался заходить, потому что с этой стороны был камин. Летом его не топили, и он стоял остывший и вычищенный.
— Но?.. — нетерпеливо поторопил Даррен нюхача. Он и сам понял, что дело пахнет упырями, хотя, как и я, не понимал, в чем причина.
— Но кокон правды уже развернул несколько слоев вашей родственницы по дяде, — пояснил нюхач. — И участие Юлия Звояра в покушении на короля подтвердилось. Вы знаете, что это значит, господин Гастион.
Я нащупала кочергу и уже примеривалась, как бросить ее Даррену. Себе я выбрала лопатку. Совок и щипцы же плохо годились для того, чтобы отбиваться от лучших боевиков королевства. Впрочем, я сомневалась, что смогу многое с почти декоративной каминной лопатой. Моя же осталась там, где на меня навалился Звояр.
Мне нравилось думать, что с нею я продержалась бы дольше.
— Вы хотите выполнить протокол и арестовать всех родственников Звояра, — кивнул Даррен. — То есть, вам мало того, что вы подвергли меня этой неприятной процедуре, вы хотите посадить меня под замок.
Нюхач снова неприятно лязгнул — кашлянул.
— Вообще-то нет, — ответил он. — Барбара Звояр обманом проникла в достопочтимую семью Гастионов, поэтому под арест пойдет только ее муж Остий и их общие дети, если таковые имеются.
— Тогда в чем дело? — громыхнул Даррен, пока я совала ему в руку кочергу. Он сжал на металлической ручке пальцы — значит, тоже считает, что без заварушки нам не обойтись.
— Госпожа медиум, — нюхач указал на меня. — Она… в некотором роде является родственницей Юлия Звояра.
Я несколько мгновений осознавала, что он сказал. Я — родственница Юлия⁈ Да с какой стати! А потом посмотрела на руку.
На свою другую левую руку.
— Слава небесам, ты очнулась, — крикнул мне в ухо Бриен. — Что там с Дарреном? Он жив?
— Пока да, — непослушными губами ответила я, глядя на браслет Звояра.
— Чушь собачья, — прервал меня Даррен, точнее, он прервал нюхача, но мне пришлось сосредоточиться на этой части моей новой действительности. — Она в первую очередь невеста моего брата, а уже потом Звояра. К тому же старик надел браслет насильно, это покажет любая проверка.
— Но эта проверка проводится в тюрьме, — не уступал нюхач. Что же с ним всё-таки было не так… Я вглядывалась в его душечку, высовываясь из-за локтя Даррена, и никак не могла понять. Кто же это, почему его лицо кажется мне знакомым?
— Даже браслет на другой части ее личности, — не соглашался и Даррен. Мне снова показалось, что он что-то знает, и Даррен меня не подвел:
— К тому же Иссабелии нельзя в тюрьму. Это грозит нам международным скандалом.
— В нашей стране всех чужестранников содержат в прекрасных условиях, — уверил нюхач, и я задохнулась от ужаса. Он не спросил, из какой я страны. Он уже знал это, когда стоял надо мною, такой виноватый и недовольный!
Я вспомнила его лицо. И сейчас не понимала, как могла его забыть.
Он заканчивал школу, когда меня в нее только привели. Естественно, мои родители, какими бы занятыми они не были, беспокоились за меня как умели. И этого старшеклассника назначили моим охранником. Нянькой. Надсмотрщиком.
Я называла его по-разному, злясь и сбегая от его присмотра раз за разом. А он все равно ловил. Словно ему это было проще простого. Как по волшебству!
А однажды он нашел меня на крыше. Я сидела на коньке очень близко к краю и воображала, что меня не видно.
Он подкрался так тихо, что я почувствовала это слишком поздно. Он схватил меня за плечи и легко наклонил над пустотой. От страха у меня отнялся язык, и я не могла даже пошевелиться.
— Не стоит забираться так высоко, маленькая принцесса, — шепнул он мне на ухо. — Отсюда очень просто упасть.
Я ненавидела, когда он звал меня принцессой. Да, мои родители заправляли всем в нашем маленьком государстве, которое после последней крупной войны было не слишком больше столицы соседнего королевства. Но они не были королем и королевой, а значит, я не была принцессой.
Но тут, буквально свисая с крыши школы, я не могла вымолвить ни слова.
— Самое забавное, что ты даже не умрешь, если я сейчас сброшу тебя, — продолжил Иней. Небеса, я даже имя его вспомнила! — Маги очень живучие. Куда более живучие, чем обычные люди.
И он посадил меня ровно. Я долго не могла пошевелиться и с трудом спустилась вниз. Рассказать о том, что случилось, я убедила себя только утром.
Можно понять, мне было восемь или девять, а мама в как раз осенью занималась тем, что самолично ковала и закаляла тонкие длинные иглы для того, чтобы уничтожать средоточие магии в каждом существе. То самое тонкое тело, пронзив которое у Каньера, Юлий не позволил ему покинуть наш мир. Одним словом, сейчас я понимаю, что этот разговор требовал немалого мужества со стороны ребенка и чудом было, что я отложила разговор лишь на одну ночь.
«Мама, — я глянула на иглу, которую разглядывала мама и нервно сглотнула. Хорошо помню это утро. Мама в светлых перчатках тончайшей кожи, чтобы не повредить и не уронить иглу, в светлой маленькой комнате — ее спальне. И я. Такая маленькая, но еще надеявшаяся вырасти. — Иней сказал, что во мне есть магия. И пытался сбросить меня с крыши».
«Иссабелия, — мама не отрывала взгляда от кончика иглы, а на меня совсем не смотрела. — Сколько раз мне тебе говорить, что информацию надо подавать по степени ее важности. Куда важнее, что Иней хотел тебя убить. Такое категорически неприемлемо. А магия…»
Она повернулась ко мне, продолжая двумя пальцами держать иглу, которой можно было запросто проткнуть меня насквозь и еще краешек останется снаружи.
«…В тебе слишком мало магии, чтобы говорить об этом, — закончила мама спокойно и положила иглу на стол. — Пойдем, Иссабелия. Мне есть, что сказать Инею».
Я думаю, даже упоминать не стоит, что Инея так и не нашли. Ни в тот день, ни позже. Через несколько лет я и думать забыла о так называемом надсмотрщике, едва не убившем меня и, спрашивается, за что? За то, что во мне была магия?
И чем старше я становилась, тем больше понимала, что магия меня спасла. А убить он хотел меня из-за того, кем были мои родители.
Прошли годы, я забыла про Инея, его лицо стерлось из моей памяти. Чтобы вот так столкнуть нас с ним снова.