Жена для Императора морей (СИ)

ЭПИЛОГ 1. Один день из жизни ни рыба ни мясо

Спустя год Арктур просыпается от горячего дыхания, обволакивающего его пятки. В постель опять забралась лохматая Чайка. Она знает, что шуметь нельзя, потому осторожно подбирается к ногам хозяина и принимается лизать его широкие ступни.

— Мм, — ворчит он сонно, — рыбки, не надо, я женат… — и распахивает глаза, обеспокоенно проверяя, слышала ли его Люба. — Рыбки, в смысле, рыбы. Стая серых рыб.

— Ага, — тянет она, сонно улыбаясь, не открывая глаз, — что ты, любимый…

Чайка, поняв, что люди проснулись, принимается вилять хвостом и лаять, подбираясь ближе и утыкаясь хозяину в солнечное сплетение.

— Ну-ну, — треплет он её за холку. — Иди, нельзя. Нельзя на кровать. Люб, Чайка есть хочет. И теперь я тоже, — поднимается он. — Её имя вызывает аппетит. Может, сегодня вечером всё же…

Он уже месяц пытается уговорить Любовь попробовать вяленую чайку. Сам приготовить даже вызвался.

— Неужели говядина, свинина, индейка и курица тебя не устраивают? — приподнимается она, чуть встрёпанная, слегка пополневшая, но по-прежнему красивая. — Это просто небезопасно…

Арктур улыбается, рассматривая её, и целует Любу в нос.

— Я ел их много лет, и ничего не случалось… Я умею выбирать совершенно здоровых чаек. Ну, или делать их здоровыми. Главное, чтобы в солёную воду опустить и там их разделать. Как спалось? — меняет он всё же тему, опасаясь, что её может снова замутить.

Чайка прислушивается к голосу хозяина со всем вниманием прилежной коли, ведь говорят явно о ней, и лишь затем легко спрыгивает с кровати, чтобы отправиться проверять замок, расчищать людям путь до кухни.

— Снилось, что я откладываю икру… — у Любы дёргает угол губ. — А… этого точно не случится?

На ней мягкая, уютная розовая ночнушка, очень идущая к румянцу на щеках.

Арктур осторожно наклоняется и прислоняет ухо к её животу. Слушает…

— Если семеро и больше, то икринки. А тут только пять. Поэтому точно, — шепчет он.

— Пять, — вскрикивает она, вцепляясь в его плечо.

Да, узи ещё не было, срок маленький, мысль опасная.

— Шучу, — тревожится он, что напугал её, — просто шучу! Всё было шуткой! — и целует Любу. — Прости… Всё у нас хорошо. Всё… как у людей.

— Так… — выдыхает она. — Один?

— Думаю, так… Хотя в моём роду были близнецы. Поэтому всё возможно. Как и у людей, — повторяет он и ложится, устраивая голову на её коленях. — Было бы здорово, будь их двое, да?

Люба решает не нудеть о том, как это трудно и ответственно, и отвечает, прислушавшись к себе и почувствовав гармонию:

— Да…

Она запускает пальцы в чёрные волосы мужа, приглаживает их и, усмехнувшись, спрашивает:

— Так что у нас на завтрак?

— Могу сделать омлет и кофе, — жмурится он от удовольствия. — Хочешь? Мне нравится готовить для тебя, родная.

— Ты так быстро влился в эту жизнь, я даже не ожидала… Кстати, помнишь, я показывала тебе мультик про русалочку? И говорила, что он о тебе?

— Помню, — улыбается он. — Хочешь пересмотреть? Чудной мультик. Чудный.

— Нет, вспомнила о таком, где уже мои чувства показаны. Посмотрим за завтраком? «Тарзан» называется, — она целует Арктура в нос.

— Хорошо. Тарзан, значит… ЧуднО звучит. Так, как, я пойду пока всё приготовлю? Во сколько к нам должны твои друзья приехать?

— После обеда, а может, и позже, — улыбается Люба. — У Ромы ко мне есть какой-то серьёзный разговор, я даже заинтригована.

Арктур едва заметно хмурится.

— Как и я… Что за серьёзные разговоры к чужим жёнам?

Он тихо, но уже по-доброму что-то ворча, будто обращаясь к Чайке, уходит на кухню.

Ему и правда удалось здесь быстро освоиться. Они выбрали место для небольшого (по меркам Арктура) замка там же, где познакомились. И вид на море открывается теперь почти из каждого окна. Замок их имеет пять этажей, три башни с высокими шпилями и готический вид. Правда построен он из белого камня, а внутри украшен, будто бы прошлый дом Арктура, хрусталём, бирюзой да кварцем.

Арктур может плавать в море, обращаясь с Любой в русалок, но на Дно, увы, путь им закрыт. Но это не значит, что порой он не может призывать кого-то оттуда на поверхность.

Год пролетел, как миг. Время у людей идёт иначе. И по-разному. Это на Дне, видимо, оно тянется всегда с одинаковой скоростью, а здесь…

— Чудно, — качает он головой, по-прежнему удивляясь.

Они успели побывать в четырёх странах, немного посмотреть мир. Но выяснилось, что Люба ждёт ребёнка. И лучше бы пока отложить путешествия.

Зато появилось время на новые планы.

Он выбрасывает скорлупки от яиц, выключает плиту и разливает по чашкам кофе. Ставит всё на поднос и заносит в просторную, пронизанную солнечными лучами, кухню.

— Любимая, — зовёт он, расставляя на столе завтрак. — Всё готово. Или мне принести в спальню?

Чайке же он насыпает корм в глубокую синюю миску. И еле удерживается, чтобы пару хрустящих катышков не съесть самому — Любе это не нравится.

Она уже успела привести себя в порядок, но переодеваться не стала. В ночнушке так уютно, а Арктуру нет большого дела до нарядов и косметики.

— Давай в гостиную, я уже всё подготовила!

За окном начинает накрапывать долгожданный дождик, нет момента лучше, чтобы включить что-то уютное и посмотреть за вкусной едой вместе с самым любимым, близким и дорогим человеком.

Или русалом.

Они устраиваются под пледом, обнимаются, смеются. Любе доставляет особое удовольствие наблюдать за реакцией Арктура на динамичные сцены в начале мультфильма, когда Тарзан ещё был ребёнком.

— Вот это ты, но не из-за темы подкидышества, нет, — усмехается она.

— А почему тогда? — его это забавляет, и он плотнее прижимает Любу к себе, обнимая.

— Увидишь, — глаза её мерцают весельем.

Вскоре на экране появляется будущая девушка Тарзана, смелая англичанка, учёная, наверное, можно сказать, Джейн.

Их взаимодействие, то, как дикарь вглядывается в её ступню, всё это до колик в животе напоминает Любе первые дни общения с Арктуром, когда её русал ещё жил в единороге и был загадочным и опасным.

Он смеётся, но смех звучит всё более неуверенно, пока не смолкает.

— Чудно, — звучит удивлённо. — И правда что-то есть. Но я ведь образован и более мужественен, не сравнивать же меня с глупым юнцом?

— Не так буквально, но они тоже из разных миров, но очень похожи…

Люба доедает, отставляет посуду в сторону и крепко обнимает его за шею.

— Спасибо! Как всегда, всё очень вкусно, дорогой.

— Я рад.

И в эту секунду в дверь им звонит Ромка. Почему-то пока один. С какой-то сумкой в руках.

Его весело облаивает Чайка, а Люба ставит мультфильм на паузу на самом интересном месте.

— Надеюсь, у них с Мариной всё хорошо, — шепчет она поднимаясь.

Рома встречает её виноватым, смущённым взглядом и перешагивает порог.

— Привет, Люб. Слушай, пока Маринки тут нет, я к тебе по делу. Хорошо? Ты как, в порядке? Можно я сразу всё скажу?

«Беспокойник…» — шипит пока ещё едва слышно их… дворецкий.

Люба бросает взгляд на морского стража и кивает Роме, чтобы проходил на кухню.

— Хочешь чая? Есть кола, лимонад… безалкогольное пиво с грейпфрутом. Арктуру очень нравится. Что-то серьёзное случилось?

— Да, Маринка бесится… То есть, нет, и сейчас всё решится. Я надеюсь. От колы не откажусь. Но, — он останавливается на пол пути и достаёт что-то из сумки, — Люба… забери Дурку, Маринка бесится, — и протягивает ей свисающую с его ладоней жирную, громадную рыжую крысу. — Вышло недоразумение, вот…

Люба вскрикивает скорее от неожиданности, она надеялась увидеть маленькую, уже старенькую мышку, но…

— Ай!

Глаза её начинают блестеть уже давно знакомыми ему гневными искорками.

— Это был крысёнок. Боже… Ну ты и…

— Мне сказали, что мышка! Кто же знал… А может быть мышка? — в голосе его надежда, словно, будь это мышью мутантом, Люба скорее согласилась бы принять животное к себе. — Может, я перекормил просто?

Крыса будет, должно быть, больше ладони Арктура. Люба отступает на шаг.

— Да ты её и как крысу-то перекормил! Никогда таких больших не видела! И что же? Вёз её сюда, втихаря, не спросив заранее?

— Угу… И Маринке не говорил, иначе она бы в машину не села. Люб, ну ты ведь любишь животных, вон собака какая!

Чайка звонко лает, будто радуясь. Люба качает головой, садится за стол и прикрывает лицо руками.

— Кола в холодильнике. А я… пожалуй, сделаю вид, что этого разговора не было.

— Спасибо! — понимает он это по-своему и кладёт будто бы спящую крысу перед Любой. — Я знал, что ты выручишь!

— Ромка, ты издеваешься! — вскрикивает Люба. — Да она к тому же у тебя… дохлая…

— Да не… — замирает он с колой в руках. — Просто её потрясти надо, смотри, — и чешет крысе живот, пока та не начинает шевелиться.

Арктур наблюдает за этим, стоя в дверях.

— Что тут происходит? На ужин? — глядит он на крысу.

Но Ромка понимает по-своему.

— Нет, спасибо, мы с Маринкой в кафе запланировали пойти.

— Это питомец, — подсказывает Люба мужу с полуулыбкой, — Дурка, и он её хочет скинуть на нас. Опять!

— Питомец такой мне не нужен, — качает Арктур головой. — Если, конечно, он не нужен тебе.

— Но как же? — в голосе у Ромки возмущение. — А что я Марине скажу? Дурка даже Алёшке не нравится больше.

Люба фыркает.

— Почему? Надоела?

— Укусила его, — со вздохом признаётся Рома. — Они за яблоко подрались.

Арктур после этих слов, молча, убирает Дурку обратно в сумку, а сумку вручает Роману.

— Понял, — сдаётся тот. — Будет навеки моей Дуркой…

— О чём ты вообще думал? — всё же не выдерживает Любовь. — Нет, правда? Мучил крысу, раскормил… они, кажется, вообще, должны стаями жить! И, наверное, ещё в клетке той мышиной так и сидела год! А я что говорила? Нельзя тебе животных заводить! Не знаю, как ты ещё умудряешься быть хорошим отцом Алёшке…

— Причём тут Алёшка? — обижается Рома. — Конечно, я буду ему хорошим отцом! Кто, кстати, — тут же забывает он обиды, — у вас будет, уже знаете?

— Сын и дочка, — отвечает Арктур. — Я буду молиться.

— Пока не знаем, — переводит Люба на человеческий. — Слушай, — выдыхает она, — у меня мужчина и собака, они её съедят. Ты пробовал отдавать в добрые руки? Наверняка есть куча людей, которые бы о ней позаботились. Слава богу, она уже слишком здоровая, чтобы ты мог наткнуться на тех, кто ими кормит змей. Рано тебе ещё животину держать, поступи, как мужчина.

Ромка скорбно вздыхает.

— Поможешь найти? О, слушай, а может Аните отдать? А то что это она, совсем нам не рада будто!

Люба… бьёт его чайной ложкой по лбу.

— Как эти две вещи у тебя коррелируются-то, дурень? Говорю, найди того, у кого большая клетка, другие крысы, у тебя есть телефон, не маленький! А девочку оставили бы в покое, чего ей радоваться нам?

Анита стала как будто бы подопечной уже не совсем морского короля, но всё ещё влиятельного существа. Хоть они почти не общались этот год, она частенько могла замечать, тёплое, будто одобрительное дуновение ветра рядом с собой, слышать странные мелодии у воды, находить драгоценности то тут, то там.

Или, быть может, то дело рук не только Арктура, но и Вовы? Он ведь стал секретарём лорда Ареля, занял вполне себе видное положение на Дне.

Но о влюблённой проблемной девочке не забыл.

В любом случае, Анита сошлась со своим по-эльфийски прекрасным напарником и вместе они открыли гостиницу недалеко от замка Арктура и Любы.

С говорящим названием «Единорог».

Бассейн, который потрепал ей столько нервов в прошлом году, теперь в сдутом виде прибит к внешней стене здания, будто в отместку ненавистным бывшим постояльцем. А Люба и все её друзья на первых местах в чёрном списке. Так, на всякий случай.

Они не стали друзьями, но, несмотря на многое, часто видятся и мило общаются, встречаясь иной раз на галечном берегу или у одной из лавочек на рынке.

Вскоре Ромка уходит, прямо перед Любой созвонившись с какой-то женщиной, любительницей крыс.

Помахав друзьям на прощание, Рома садится в машину с мыслью, что здесь не хватает Валеры. Он изменился, стал тише и более вежливым, но это лишь сделало общение с ним приятнее.

Отдать бы Дурку ему… Но даже несмотря на изменения, Валера в этом плане плохой вариант.

Арктур приобнимает Любов и увлекает её в долгий поцелуй, словно успев соскучиться по ней, пока она была занята общением с гостем. А после они досматривают мультфильм и идут выгуливать Чайку.

Она хорошая собака, а потому бегает лишь за птицами, и не ест ничего с земли.

Море приятно шумит, лёгкий ветерок охлаждает кожу, прогулка выдаётся спокойной и расслабляющей. А после, уже дома, Арктур с Любой устраиваются на кровати и заказывают из ресторана обед, собираясь провести этот день в отдыхе и заботе о себе.

— Посмотрим ещё какой-то мультфильм? — спрашивает Арктур.

Ему кажется, что у неё сегодня настроение подходящее для чего-то подобного.

— У меня есть другая идея, но не знаю, насколько тебе понравится…

Она лукаво улыбается и протягивает ему книгу про любовь, дракона и приключения. Которую так и не дочитала год назад. Сначала слишком печальная для этого, затем — увлечённая в вихрь приятных и ярких событий.

— Хочешь, почитаю тебе? А потом и ты мне, тебе нужно тренироваться.

— С радостью.

Они устраиваются ещё с большим удобством и уютом. Чайка похрапывает в ногах, в больших чашках дымится травяной чай, голос Любы мерно растекается по замку вместе с историей о магии и любви.

Но больше о любви.

— Всё, — всхлипывает она через несколько часов, — не могу… Эпилог ты читай.

Он берёт книгу бережно, будто сокровище. Любовь так расчувствовалась… Волшебная книга. Правда дракон в ней, почему-то, превращаться может в мужчину, и то ли съесть поначалу хотел невест, то ли сам им не рад был и не знал, куда их деть… Но сказка есть сказка, и читать её оказывается приятно. А от того, что книга заканчивается, грустно становится и Арктуру. Хотя заканчивается она, конечно же, хорошо.

— И жили они долго и счастливо, — делает он вид, что читает дальше, будто это там и написано (а то что-то у Любы снова глаза на мокром месте), — и не умерли совсем. И детей нарожали. Аминь, — путает он с «концом», и с важным видом захлопывает книгу.

Люба со звонким смехом бросается ему на шею и крепко целует.

— Как же я люблю тебя!

— И я тебя люблю! — зацеловывает он её, а затем нависает сверху, сам не замечая того, как начал медленно стягивать с неё одежду. — Очень люблю… — меняется его голос.

— Скоро Маринка зайдёт… У… успеем?

— Подождёт… — выдыхает он ей в шею, и ведёт рукой по Любиной коленке, сгибая её и гладя уже бедро. — Подождёт ведь?

Стон срывается с губ…

Как тут возражать?

И Арктур скидывает подушки, чтобы не мешались, и одеяло с пустыми кружками.

Они не звенят — на полу мягкий ковёр.

Чайку будят иные звуки…

Будто специально Маринка с Ромой задержались, так что Люба даже успела привести себя в порядок и поставить греться воду. Вот только девчачьи визги (Маринка всегда такая, а у Любы гормоны чудят) перекрывают гудение чайника.

— Боже, ребята, — улыбается Люба, — я так рада за вас! Поздравляю! Рома, тебе очень повезло с женой.

Маринка виснет на его шее, потом на шее Любы, потом снова…

— А ведь у Аниты, я слышала, — улыбается она, не в силах оторвать взгляд от кольца на своём пальце, — тоже свадьба намечается! Только от нас она, коза такая, скрывает.

Алёшка вертится рядом, довольный, и тянет Ромку за рукав рубашки.

— Теперь можно папой звать?

— Можно, — отчего-то дико смущается он.

Люба хлопает в ладоши и обнимает Арктура, будто это он причина сего великого счастья.

А свадьба Аниты, более того, уже в самом разгаре. Она позирует вместе с мужем на закате, позади бушует море, белое платье подсвечивается персиковым светом.

Как вовремя прояснилась погода. Должно быть, всего на несколько минут.

Она счастливо улыбается, не веря, что живёт ту жизнь, о которой мечтала столь долгое время, уже сейчас.

Но что-то заставляет её на мгновение обернуться. Она замечает кого-то в воде. Вздрагивает. На миг кажется, что это Вова. Всплеск. И уже никого нет.

— Всё в порядке, любимая? — шепчет Андрей, тот самый светловолосый парень, ради которого она задержалась на смене год назад.

— Да, — Анита улыбается. — Я люблю тебя.

Только спустя какое-то время она заметит на одном из свадебных снимков сереристо-серый огромный плавник.

***

Алёшка сонным взглядом наблюдает за тем, как взрослые готовятся к ночёвке. Удивительно даже, почему его давным-давно уже не уложили спать. Видно, на радостях решили не заставлять. А он и хотел бы уже, чтобы заставили!

Алёшка зевает в ладошку. И вдруг с грустью вздыхает.

Та красавица, которую он не так давно видел, всё же очень похожа была на Афину… Он пытался спросить у матери, куда делась карлица, но той было не до этого.

Эх, неужели и правда ждать ему двенадцать лет? Точнее, уже чуть меньше, но это всё равно очень много.

Он считает на пальцах, сколько ему исполнится, и вздыхает ещё горестнее. Совсем уже взрослым будет. Старым, можно сказать.

Его, наконец, укладывают в комнате для гостей. На противоположной от его кровати устраивается Марина, Рома уходит в соседнюю комнату. То ли, чтобы прилично всё было, то ли для того, чтобы Алёшка не боялся спать один.

Он засыпает быстро, и во снах видит море. И обещанный ему… хвост.

Они ночью снова собираются к морю. Собака провожает хозяев сонным взглядом и будто бы морщится, когда под окнами раздаётся кошачий короткий ор.

И Любе и Чайке приходится мириться со своенравным котом, что обосновался на веранде, и иногда даже удостаивает их своим присутствием в замке. Но порой его появления и звуковые сопровождения выходят неожиданными.

Но всё вновь затихает, и спокойствие окутывает замок, землю и море…

И солью пахнет сильнее, и от предвкушения сладко ноет сердце.

Такие ночи явление не редкое, но и частыми их назвать нельзя.

Людей вокруг нет, да и место это уединённое. Лунный серп острый и похож на рога, меж которых проплывает прозрачная вуаль облаков.

Любовь заходит в воду, метка её никуда не делась, а кровь в Арктуре всё ещё королевская, пусть на Дне и правит сейчас его средний брат, с которым Любе так и не довелось познакомиться.

Поэтому Арктур целует её, запуская пальцы в волосы, касаясь метки, и вот уже блестит на их хвостах чешуя.

А затем слышится всплеск, мелодичный, точно музыка, тихий смех, и стайка русалочек, играясь, направляет на Любу шквал брызг.

Подружки её кружат вокруг, переговариваются, увлекают Любовь всё дальше, хихикают, обещают сплетни да песни…

— Ну, как вы тут? — показывается из воды рядом с Арктуром Арель.

— О, кто почтил нас своим присутствием! — радуется он. — Хорошо всё у нас.

— А кот где? — щурясь, присматривается он к далёкому берегу.

— Бегает где-то. Всё нормально у него. Знал бы, что придёшь, принёс бы его к воде.

— Хм… — он вздыхает. — Завтра ещё приплыву. Принеси.

— Хорошо.

— А не боишься, что Любовь в положении, зачем позволяешь ей…

Арктур прерывает его жестом и смотрит строго.

— Моя жена, я о ней забочусь, скажешь, плохо?

— Нет, брат, я не хотел… Просто она…

— Срок ещё небольшой, — тянет Арктур, — пусть пока плавает. Я ведь рядом, ничего не случится.

Любовь замечает в отдалении на выступающем из воды камне ту самую русалочку с золотым хвостом, свою первую морскую знакомую, не считая Афины. Она хихикает о чём-то с Вовой, и они выглядят вполне себе счастливыми, довольными жизнью.

В этот миг Люба чувствует себя по-настоящему… дома.

Не на Дне и не совсем на суше, как и полагается настоящей упрямице,«ни рыба ни мясо»…

Ещё красочней ночь делает Афина, она деловито достаёт из воды тяжёлый свёрток с… «лучшими вялеными чайками». Любу даже слегка мутит, но, увидев, как у Арктура загораются глаза, она решает не возражать. Что ж, вряд ли его это убьёт, а с остальным она справится. Навыки медсестры ещё не успела растерять.

Афина спрашивает об Алёшке как бы между прочим, но сама же быстро меняет тему. Свою привязанность она объясняет исходящей от него приятной энергетикой, которая может раскрыться, когда он вырастет, словно бутон цветка.

— Или из него не выйдет ничего путного и он станет таким же, как все, — фыркает она.

Люба лишь с полуулыбкой качает головой.

— Пока мне хочется его сожрать, но вот через одиннадцать лет… — сверкают магией её глаза. — Это может перерасти во что-то иное… А пока… Эй, а эти вертихвостки не успели тебе новость рассказать? Римфорд-то не пожелал уходить, остался с Амурией…

— Только не говори, что и у них будет свадьба! — смеётся Люба.

— Ну как… — Афина ухмыляется. — Он будет младшем мужем.

Арктур, доедая птичью лапку, подплывает к ним с обеспокоенным видом.

— Ещё один? Но почему он? Ох… — цокает языком. — Ладно, не осуждаю, — отплывает снова.

— Сплетник, — шипит Арель, занимая его место рядом с Любой и сестрой. — А что это Вова… — ловит он его с русалочкой цепким взглядом, — А… Ну да, ладно, ясно.

— Что? — выгибает бровь Люба.

— Просто она же… — Арель тушуется. — Ну, ты знаешь… Я, эм… Не мне же о таком говорить! — он собирается уплыть, а точнее, с головой уходит под воду.

— Особые дни у неё, — смеётся Афина, — как тебе объяснить… У русалок же, как у собак…

— Ой, — кивает Люба, — поняла, не продолжай.

И она подплывает к Арктуру, чтобы обнять его за шею и поцеловать в щёку, успев соскучится.

— Как чайка, дорогой?

— Вкусно, очень удачно приготовлена, — отвечает он с видом эксперта, и вдруг подхватывает Любу на руки и плывёт к берегу. — А твой поцелуй возбудил во мне вулкан страсти, — повторяет он фразу, прочитанную им в какой-то книге.

— Боже, — она хохочет, — ничего, что мы так оставляем их?

— Я король, имею право, — зачем-то напоминает он. — Пусть радуются, что я удостоил их своим вниманием. А удалиться мы можем когда угодно.

Спать расхотелось.

Арктур сидит в кресле у камина, обнимая Любовь. Пламя шумит, но жар от него не мешает. Какая-то магия, Люба не узнавала подробности.

Зал круглый, стены — сплошь стеллажи с книгами. За стёклами высоких, узких окон, звёздами серебрится ночь.

Чайка лежит у ног хозяина и слушает, как он нашёптывает что-то Любе.

— … или, может, трое? А как насчёт четверых? Ну, ладно, но двойню-то точно можно? Представь, мальчик и девочка… Или две девочки, Ева и Камбала.

— Милый… Это ведь от меня не зависит, — улыбается Люба с нежностью, оставив разговор об именах на другой день. — Но я согласна на всех, лишь бы мы были счастливы…

Она запускает пальцы в его волосы, касается щеки, волевого подбородка, любимого изгиба губ…

— Ты… не жалеешь?

— О чём? — он будто заворожённый смотрит в её глаза. — О чём я могу жалеть?

— Что не повелеваешь всеми морями, как раньше… — шепчет Люба.

— Я ведь не предал себя, оставил лишь трон. Передал брату. А крови голубой не стать уже алой. Я всё ещё я. С тобой. Без тебя, что мне власть? Ответственность, тяжесть. Но не счастье.

Люба всхлипывает. Из-за беременности она стала слишком чувствительной. Но большую часть времени ей очень-очень хорошо. О ней никто никогда так не заботился.

На безымянном пальце сверкает кольцо. На полке в бархатном футляре семейной реликвией лежат жемчужные бусы.

— Ты всегда будешь моим королём… — выдыхает она.

— И это самое главное для меня, — шепчет он, целует её в висок, а затем… — Я ведь не очень утомил тебя? — щекочет дыханием кожу на нежной шее, и касается губами.