Жена для Императора морей (СИ)

ГЛАВА 14. Морская родня

Арктур продолжает обнимать Любу, гладит её по руке будто бы отвлечённо, мерно дышит ей в шею, едва не касаясь губами. И шепчет спустя какое-то время тишины и тепла:

— Ты дорога мне. И нравишься. Не просто, как друг. И интересна не просто, как человеческая девушка. Мне не хочется искать ни одну другую, чтобы узнать или сравнить. Не в этом плане уж точно. То другое, не просто кожу потрогать от любопытства. Я… уверен, отчего-то, что лучше тебя мне не найти. Не знаю, как объяснить… Понимаю, что звучит оно, будто наивен я и в сказки верю. Но…

Любовь, как взрослая адекватная женщина, признаётся:

— Ты тоже мне нравишься. Но мне страшно.

— И мне… — выдыхает он. — Я не знаю, что это за чувство. Боюсь, что заболел.

— Ты говорил, у вас это редкость… Меня больше волнует, что мы… из разных миров.

Люба утыкается лицом в его шею, ложится грудью на его грудь и прерывисто дышит. Такое странное чувство. Будто кто-то гладит душу тёплыми пальцами, а от этого уже и трепетно, и страшно, и приятно.

Арктур прикрывает глаза.

— Если ты про любовь, у нас это сродни чуду. И если это правда она… Она становится сильнее с каждым днём, и не знаю, чего ждать и какой она станет. Смогу ли вытерпеть? Так странно… — он гладит её по волосам, время от времени приятно и осторожно пропуская их сквозь пальцы. — А что из разных миров, ничего… Не думай пока об этом. Или нет, думай… Думай, как могла бы думать о переезде в другую страну.

— Афина говорила, что когда-то я уже отказалась… И сейчас я знаю точно, что мне хорошо здесь. Поэтому боюсь влюбляться. Ведь это всё закончится. И довольно скоро.

Арктур в ответ лишь крепче обнимает её.

— Не будем сейчас омрачать дни, не зная, что ждёт нас в будущем. Мне хорошо с тобой.

— Тогда давай проведём время, не думая о любви? — улыбается Люба. — Сколько дней тебе нужно, прежде чем ты вернёшься в свой мир?

— Я буду только рад, это странное чувство… даже меня… пугает, — и улыбается. — Теперь не знаю. Но у нас ещё есть время, и я хочу, чтобы его было чуть больше. Чем займёмся? Чего бы тебе хотелось? И да… Афина… Хм, отведёшь меня к ней?

Люба приподнимается на локте.

— У неё в лавке стояла статуя русала, очень похожего на тебя… Что произошло?

— Произошло? Имеешь в виду, у нас с ней?

— Да. Она упоминала, что не хотела выходить замуж, потому что тогда потеряла бы свою ведьминскую силу.

Говоря это, Люба касается подушечками пальцев его груди.

— Мм… — Арктур расслабляется и даже не сразу отвечает, хотя сердце его и отбивает бешеный ритм. — Выходит, и правда сестра моя… Да, у нас так заведено, за всё чем-то платишь. Но раз она здесь, значит, ей пришлось заплатить чем-то и за это. Интересно… Я зол на неё, признаться. Но сейчас, при тебе, не могу и думать об этом нормально.

— Она пыталась съесть Алёшку…

Арктур вздыхает.

— С ней бывает… Хотя, раз она здесь, ей бы воздержаться от своих пристрастий.

И совершенно серьёзно спрашивает:

— Мне её наказать?

Люба смеётся:

— Нет, она уже откупилась ракушками… Представляешь?

— Нет, — улыбается он, — удивительно. Так, а где она? Афина знает, что я здесь?

— Нет, я не знала, можно ли ей доверять.

Арктур кивает, и снова заключает Любу в объятия.

— Умница. Но давай пока не думать и об этом? Вечером найдём её. А пока… Что, — так близко мерцают его глаза, — будем делать?

— Займёмся любовью? — ухмыляется Люба.

Арктур приподнимается, вглядывается в неё серьёзным взглядом, и вдруг принимается покрывать её шею жаркими поцелуями.

— Я ведь… хочу, — выдыхает он. — Правда можно?

Люба пропускает стон, позволяет ему сорваться с губ и отстраняется, чтобы достать из прикроватной тумбочки коробчонку со старыми дисками. Да-да, здесь даже помнят, что такое DVD.

— Фильм так называется, можем посмотреть… Тебе будет полезно. Для общего развития. Только там не всё правда.

Для неё это прекрасная возможность поразмышлять над тем, сколько и кому в отпуске стоит позволить вольностей, чтобы потом не жалеть.

Влюбиться до беспамятства, чтобы потом сидеть Саратове и сопли на кулак наматывать как-то не хочется.

О другом мире речи не идёт, стара она для таких приключений, больницу подводить не хочет, итак рук недостаёт, а ещё ипотека…

Может ли пара жарких ночей испортить общение и стать той самой ложкой дёгтя в бочке незабываемого отпуска?

Вполне.

Арктур хмурится, пытаясь понять, о чём она говорит, но действовать дальше не спешит, сдерживает себя.

— Любовь, — в голосе скрытое отчаяние и укор, — верёвки вьёшь из меня. Любовь… Я ведь не понимаю.

— Погоди!

Она касается губами его щеки, боясь сейчас даже поцелуя, вставляет диск, долго ищет пульт, фыркает с того, как выглядит меню, и выбирает фильм.

— Вот туда нужно смотреть и вот так лежать… — пытается его завалить с тёплым смехом.

И Арктур поддаётся ей.

— Ладно, ладно. Как скажешь. А смотреть зачем? — он замолкает, слыша звук и видя изображения там, где только что ничего не было. — О как… Чудно.

— Так забавно удивляешься! — и она замирает, любуясь им.

— Как все. Люди ведь говорят так. Я слышал, — запускает он пальцы в локоны её волос, отвлекаясь от фильма.

Она устраивается поудобнее. Жаль только, что нельзя расслабиться полностью — Маринку обидела, это тревожит. И если бы Арктур был обычным мужчиной… тогда всё было бы почти идеально. А тут — император морской… Куда это ей? Ну хоть не женатик…

— Ты же, — хмурится вдруг, — не женат, правда?

А то вдруг у него там гарем. На Дне. Может, он и говорил, что нет. Но он за последнее время вообще очень много чего говорил.

— Хм? — на этот раз отвлекается он не сразу. — Нет. Не нашёл жену. Да и гарем мне не нужен, — словно отвечает он на её мысли. — Он есть, но пока так, ненастоящий.

— В каком смысле? А почему не нужен?

— В таком, что я пока ни к одной из камбалы в моей стайке не прикасался. Не хочу. Слишком много забот потом появляется. А я русал практичный, и пока занят был другим. А стайка моя просто радовала глаз на праздниках своими танцами да песнями. Пока этого достаточно.

— Странный ты… — хмыкает Люба и кладёт голову ему на грудь. — Мне нравится.

Он поглаживает её волосы, глубоко вдыхает воздух и выдыхает с видимым удовольствием.

— А мне нравится, как ты пахнешь.

— Вообще-то, — шепчет она, — я целый день бегала по жаре, то с сокровищами, то в твоих поисках… Не дыши… глубоко.

— И снова я не совсем понимаю, о чём ты, странная человечка… Мне нравится, что ты пахнешь. Иногда пахнешь по-разному. Иногда очень вкусно, даже, я бы сказал… съедобно.

Люба краснеет и предпочитает промолчать. Раз он принюхивается к ней, нужно чаще ходить в душ, а то с этой жарой… В общем, неловко.

Хотя, говорит же, что всё в порядке. Нечего себя накручивать.

«Расслабься, чёрт возьми… Нравится он тебе или нет — не теряй головы!»

— Это было ужасно, он худший мужчина в моей жизни! Такого инфантила я ещё не видела! Как вспомню, так вздрогну! Да ещё и половину моей зарплаты сожрал! Дыра какая-то, а не мужчина…

Анита сидит на стуле рядом с Вовой, пока он заполняет таблицы и делает прочую нудную работу, которой, вообще-то, должна была заниматься она сама.

— Так, вещи-то мои он мне вернёт? — хмыкает он, не переводя взгляд на Аниту. Понурый, как свинец, и уже не первый день.

Тянет его к Любви, как ни к кому… Что-то их будто бы связывает. А она, наверняка, приняла его за очередного ухажера, наивного мальчика, не столь интересного в компании успешных качков, хотя и сам он в хорошей форме. А что администратор — это временно. В нём есть перспектива, стремление к большему, собственные проекты, большие планы.

Но это не значит, конечно, что можно навязываться. Так что он наблюдает за Любовью со стороны, взбудораженный из-за чувства, будто совсем рядом происходит что-то важное, проносится жизнь… А он — за бортом.

— Прости, — Анита касается его руки, — бес попутал.

Вова переводит на неё уставший взгляд. Симпатичная девушка, сейчас особенно — большие глаза подкрашены, на губах поблёскивает малиновый блеск, волосы струятся по хрупким плечам…

Но ему она не нравится.

И дело даже не в том, что она взбалмошная, вечно забивающая на правила, из-за чего достаётся им обоим, неряшливая в том, что касается отчётов, грубоватая с посетителями, если у неё плохое настроение, а оно чаще всего плохое, ведь она замучена вечной работой, которую сама же на себя и водрузила.

У неё явно есть какие-то проблемы, из-за чего она едва передвигается от суточных смен в отеле до ночных, где работает в баре… Но Вова не спрашивал. Он довольно тактичный молодой человек. У таких обычно есть и свои скелеты в шкафу.

— Так что, пойдёшь домой? Это моя смена, ты ещё успеешь отдохнуть, а я тебе половину денег с зарплаты отдам.

— Совершенно невыгодная тогда прогулка вышла… Давай так, я схожу к морю, искупаюсь, вернусь и заберу смену. Благо на этот объект подзабили, думаю, ничего страшного не случится. А ты тут посиди полчаса. А потом постарайся выспаться, ладно? Деньги мне не отдавай.

Ему они, конечно, тоже нужны, но явно не до такой степени.

— Спасибо! — Анита такая уставшая и замученная, что даже не находит в себе сил, моральных и физических, чтобы поиграть в отнекивание. Она принимает помощь парня, который ей так отчаянно нравится. Пусть это и нелегко. — Я тебя, — шепчет вдруг, — наверное, очень достала?

— Нет, — Вова поднимается с места и, наконец, разминается, — не очень.

Его улыбка милая и будто лучится светом. Бывают такие люди. В которых есть что-то необъяснимое. Чистое, доброе, правильное.

На них можно положиться, но они как будто сами же от этого страдают.

Во всяком случае, Аните так кажется.

Она провожает Вову взглядом и натягивает дежурную улыбочку, когда к ресепшену подходит пьяный в зюзю Валера. Вот у кого отдых проходит стабильно настолько, что вернувшись домой, вряд ли он вообще вспомнит хоть один день отпуска.

И снова штормовое предупреждение, и снова резко испортилась погода… Пока все собираются уходить, Вова думает хотя бы разок нырнуть в солёную тёплую воду. Стягивает футболку и замечает на галечном берегу мужчину. Голого мужчину.

Он, стройный и молодой, сидит в пол-оборота к нему, понурившись, и ветер развивает его, отчего-то сухие, светлые и длинные волосы. Но вот мужчина резко оборачивается на Вову, просверливает его большими, чёрными, будто нечеловеческими глазами, и поднимается на ноги, покачиваясь так, словно ему нехорошо.

— Эээ, вы в порядке?

Странно. Это определённо не его одноклассник.

За спиной незнакомца поднимается высокая волна и разбивается на тысячи брызг и ошмётки пены.

Мужчина отрицательно качает головой, и снова садится, подрагивая, на гальку.

На этот раз его волосы становятся влажными и облепляют его красивое, можно даже сказать, в каком-то смысле, идеальное тело.

Вова замирает, судорожно сглатывает, не зная, что делать дальше.

— Сейчас опасно находиться у моря. Какой-то сезон… не сезон выходит. Проводить вас? Позвонить кому?

Незнакомец в нерешительности поднимается, делает шаг к нему, но затем в сомнении отступает на несколько шагов назад, и печально опускает голову.

Вова протягивает ему свою футболку, не зная, что ещё можно сделать.

— Прикройтесь… Я вас отведу. Разберёмся… Вы… как вас зовут?

Он берёт футболку с сомнением в странном, слишком тёмном и… неземным, взгляде. И повязывает её вокруг бёдер. После чего вопросительно смотрит на Вову, протягивает к нему руку, будто собираясь коснуться пальцами его груди, но в последний момент отдёргивает её. И легонько стучит себя по горлу, качая головой и… виновато, светло улыбаясь, как бы давая понять, что говорить не может.

— Ты словно… — Вова хмурится от того, как глупо звучат слова, которые он собирается произнести, — Русалочка.

И незнакомец, улыбаясь теперь радостнее, кивает.

На что Вова качает головой. Мол, это шутка была.

— Я Алекс… Владимир, — сам уже начинает путаться. — Идём… те.

«Русалочка» странно хмыкает на его слова, будто сдерживая смех, и уже смелее отходит от воды. Правда спустя пару метров вцепляется Вове в руку, с недоверием глядя по сторонам.

— Да что ж такое… Кораблекрушение, что ли, где-то было? Глупо… И ты не ранен, — всё же не может он выкать незнакомцу. — Вот… Анита обрадуется.

И на это незнакомец выразительно и остро изгибает бровь. А затем принимается что-то показывать ему руками, то и дело кивая на море.

— Шарады, значит? — ухмыляется Вова. — Значит, животное. Ты потерял кого-то? У… усы?

Незнакомец энергично кивает, только на последнее отрицательно мотает головой. И показывает что-то выше себя, и шире, и хлопает себя по груди, а затем снова показывает на пустое пространство рядом с собой, где стояло воображаемое что-то или кто-то.

— Корабль всё-таки? Лодка? Потерял лодку?

Незнакомец тяжело вздыхает, и во вздохе этом звучит едва ли не мировая печаль. Затем, почти сразу же после этого, спотыкается и умудряется повиснуть на шее Владимира, чтобы и вовсе не упасть. И поднимает, не отстраняясь, на него своё заострённое, бледное лицо с чёрными, жутковатыми в этот момент, глазами. И судорожно, коротко втягивает в себя воздух, будто вот-вот, не сдержавшись, заплачет.

Вова с трудом стоит на ногах, вцепившись в него.

— Скорую вызвать?

В этот момент небо прорезает золотистая молния.

Незнакомец мотает головой, затем будто отмахивается от моря и бури… и всё ненадолго стихает.

Вова, что ему совершенно несвойственно, чувствует желание выпить.

Пока Любовь с удовольствием объясняет Арктуру некоторые моменты из фильма и нежится в его объятьях, стараясь не обращать на исходящий от тела жар внимания, Вова заселяет гостей, недоумённо глядящих на парня — словно-с-обложки — в вафельном халате, что сидит за ресепшеном.

Да, точно так же, как Артуру Великому Анита выдала пачку одноразовых тапочек, Вове пришлось потрошить закрома и жаловать «Русалочке» почти что бумажный (потому что на них тоже экономят) халатик, не скрывающий, насколько прекрасное у него тело.

Сама Анита пыталась разговорить найдёныша, умудрилась разругаться с ним и уйти, хлопнув дверью.

— Она просто голодная, наверное, — поясняет Вова. — Так что? Кому позвонить?

Он долго смотрит на него, почти с обвинением. Шумно выдыхает, как бы справившись с эмоциями, и жестом просит дать ему, судя по всему, лист бумаги и карандаш.

Что Вова тут же исполняет и отвлекается на служебный звонок.

А «Русалочка» что-то старательно выписывает на листке, после чего протягивает его Вове.

Протягивает рисунок, весьма неплохой, где изображён… перечёркнутый колокол. А рядом, на столе, стакан (или скорее ковш?) воды.

В последнюю часть своего творения незнакомец с важным и требовательным видом несколько раз ударяет пальцем.

Вова выдыхает и позволяет себе усмехнуться:

— Ты что ли пить хотел всё это время?

В ответ он кивает, и разводит руками, то ли показывая, сколько хочет воды, то ли насколько хотел пить…

— Вот дурак, прости…

Он бежит к кулеру на первом этаже, набирает стаканчик воды, и на всякий случай ещё один.

— Вот, — протягивает парню.

И тот берёт стакан, как микрофон, подносит к губам, делает глоток… вроде бы, и раздаётся бульканье. Однако, как ни странно, вода не проливается. Вместо этого за бульканьем слышится прекрасный, мелодичный, звонкий, как сталь, голос:

— Я ищу брата. Он, кажется, должен быть где-то здесь.

Но Вова будто не слышит слов, чересчур очарованный голосом и подачей.

— Ты. Говоришь!

«Русалочка» отставляет стакан. Глядит на Вову пару долгих, протяжных секунд, а затем с видом таким, словно делает ему одолжение, говорит в воду другого стаканчика:

— Да. Но только так. Здесь… — бульканье становится громче. — Воздух сухой.

— А?

Вова хлопает глазами.

— Ты… не слышишь?

— Прекрасно слышу. На удивление, — улыбается он. — Забавно.

— Для вас, забавно… Мой брат. Найди мне его. Я, — вздыхает горько, — не останусь в долгу, избранный морем.

— Брат…

Вова стучит пальцами по лакированному дереву и кивает.

— Такой, черноволосый, синеглазый? Просто его тоже голого с моря притащили… Тоже… я. Почти.

«Русалочка» кивает ему медленно и решительно поднимается.

— Веди! — приказывает, увы, уже не в стакан с водой…

Вова хватается за уши и приседает, будто где-то над его головой что-то взрывается.

— Ложись! — кричит он.

И его незнакомец выразительно изгибает бровь, после чего изящно склоняется над ним и легонько похлопывает Вову по голове. Успокаивает.

Он зависает, всё ещё оглушённый, всё ещё не в силах понять, что происходит.

— Что… — наконец, очухивается Вова, — это было?

Незнакомец звонко цокает языком и пожимает плечами, после чего протягивает ему руку, собираясь помочь подняться.

— Анита о чём-то таком говорила, мол, смена у неё ужасная… Но она так про каждую смену говорила… Странно.

Конечно, против всех правил вести парня к номеру Любви, но обстоятельства далеко не обыкновенные, а у Вовы нет плохого предчувствия.

И Любовь увидеть хочется…

— Ладно, идём, нужно по лестнице подняться.

«Русалочка» сразу как-то сосредотачивается и берёт Вову под руку. Но, спохватившись, тянется к стакану с водой и просит:

— Только не говори сразу, что я пришёл. Хочу брату сюрприз устроить.

— А что сказать?

— Ничего, просто покажи мне, где он.

— А… а зачем ты говоришь в стакан?

— Сказал же уже… Или, — он отрывается от стакана и улыбается остро. — Так лучше, по-твоему?

Вова падает и ударяется затылком о стену.

— Это ты… — шепчет он, а на глазах отчего-то застывают слёзы. — Издаёшь?

И «Русалочка» кивает. А затем и вовсе разрывается прекрасным, но колким, смехом.

— Веди, наконец, недочеловек, — произносит на этот раз он в воду. — Живо!

Вова поджимает губы, хватает его за ногу и со всей силы дёргает, заставляя уже не «Русалочку», а сирену, упасть.

И тот падает, больно ударяясь затылком. Но не теряется, а с ужасающим проворством изворачивается и оказывается на Вове, прижимая его к полу.

— Т-с, — шипит он и склоняется к Вовеному уху, как бы угрожая, что сейчас что-то скажет ему, а то и закричит…

Вова пытается извернуться.

— Я тебя вышвырну отсюда, если не объяснишь, что происходит! — сипит он. — В стакан!

И он действительно соглашается. Отстраняется и тянется к единственному стакану, вода в котором осталась не пролита.

— Меня зовут Арель Аква. Я лорд морей. Младший. Пришёл за братом. Ты разве… не знаешь? Что вообще делаешь так долго на земле, когда избран ты водой, дитя?

— Я? — Вова прикрывает глаза ладонью. — Правда? — всхлипывает.

Арель кивает, а после осторожно, будто боясь спугнуть, протягивает ему открытую ладонь.

— Ты и вправду Ариэль… — принимает его помощь Вова, морщась.

Русал непонимающе улыбается, и при этом нетерпеливым жестом изящной руки требует провести его, куда надо.

— А каким бесом вы вообще попали сюда?

Вова неторопливо ведёт его к номеру Любви.

Арель неопределённо ведёт плечом и вздыхает.

— А я… кто? — не может удержаться он от вопроса, когда они уже подходят к двери.

— Избранное дитя, — отвечает Арель. — Ты принадлежишь воде так же, как и суше. Хотя многие из нас считают, что такие, как ты, должны, обязаны прийти к нам. Удивительно, что с тобой этого до сих пор не произошло.

— Я всегда чувствовал себя не на своём месте… — выдыхает Вова, обозначая это скорее для самого себя, чем пытаясь привлечь внимание Ареля.

Он стучит в дверь, Люба отзывается с задержкой:

— Что? Кто там?

— Мне кажется, я нашёл одного из ларца, в пару к вашему молодцу… Ну, знаете… знаешь… которые одинаковы с лица.

Запускает пальцы в волосы, волнуясь.

И Арель толкает его в бок, смотря так выразительно, будто собирается ударить ещё раз, но сильнее. И мотает головой, мол, молчи!

— Я не сказал, что ты его брат! — шипит Вова. — Хватит!

Люба в номере переводит взгляд на Арктура

А он шепчет ей на ухо короткое: «Спрячься-ка…», и сам подходит к двери.

Люба застывает на кровати, вцепившись в простыню. Фильм только что закончился, и под романтичную музыку скачут титры…

Арктур открывает дверь, крепкой рукой сметает Вову к самой стене, чтобы ненароком не задеть его, и ударом сбивает с ног брата.

Арель поднимается сразу же, в мгновение ока оказывается за спиной Арктура, пригибается, уходя от очередного удара, и отбегает в сторону, когда Арктур вместо оружия хватает рогатую вешалку.

Он запускает её в Ареля, будто копьё, но тот защищается, подняв перед собой столик, словно щит.

И открывает рот, собираясь что-то сказать, но Арктур набрасывается на него, словно разъярённый зверь и, защищая уши Любы, прежде всего запихивает в рот брата смятое полотенце.

Тот барахтается под горой крепких мышц. Халат Ареля почти полностью сползает с него, а с уголка губ стекает струйка синей крови…

И это застаёт Маринка, которая замерла в дверях рядом с Вовой.

— А я говорила… — выдыхает она. — Ах… Будто из фильма, — закрывает ладонью глаза подступившего к ней Алёшке и, спохватываясь, уводит его к себе в номер.

Арктур произносит в гневе, нависая над врагом:

— Предатель!

Арель мотает головой, пытаясь его оттолкнуть.

И тут Арктур замечает, что погода за окном бушует только из-за него самого. И даже попытки не было со стороны Ареля направить молнию в них или выбить окна порывом ветра.

И Арктур ослабевает хватку. И вместо очередного удара или чего-то ещё, набрасывает на Ареля зачарованные бусы.

— Я искал тебя всюду, брат! — выплюнув кляп, произносит лорд. — Меня подставили. Узнал я об этом поздно, ты исчез, думая, будто я напал на тебя! Я знаю об этом, так как враг наш потешался надо мной после… Увы, повергнуть его я в тот раз не смог. И ждал он, что ты, если и правда остался жив, на Дно вернёшься и уничтожишь меня. Или я тебя, в порыве битвы.

Помедлив, Арктур отпускает его. Но молчит.

Люба узнает Ареля и вспоминает реакцию русалочки. Что-то подсказывает ей: то, что говорит брат Арктура — правда. Она встаёт с кровати, подходит к своему королю и приобнимает его, едва не повиснув на сильной руке.

Вова с трудом поднимается и застывает в дверях.

— Это морские традиции такие?

Арктур на всякий случай всё же отводит Любовь в сторону, слегка прикрывая её собой.

— Хм… — звук выходит коротким и приглушённым, но Арктур всё равно спешит покрепче сомкнуть губы, чтобы не забывать молчать, совершенно позабыв о том, что, являясь королём, в облике человека говорить по-людски способен. Столько законов и ньансов существует меж мирами...

Арель же, напротив, сжав бусы с жаром, восклицает:

— Верь мне! Я люблю тебя, я клялся тебе служить верой и правдой. Мы же братья! Он, — вдруг растерянно оборачивается к Вове, — не верит мне?

— Меня уволят… — выдыхает тот, будто в ответ, оглядывая учинённый морскими господинами беспорядок.

— А нельзя как-то его проверить? Может, Афина поможет? Она ведь ведьма! — предлагает Люба.

Арктур приподнимает брови и улыбается, явно давая понять, что идея эта хорошая. И собирается тут же отправиться в путь. Сверкая своим голым торсом… Рядом с другим, практически обнажённым русалом…

— Я согласен! — зачем-то пытается заплести Арель свои волосы в косу. Движения эти больше походят на нервные. — Постойте, Афина здесь? Так идёмте скорее!

И халат окончательно спадает с него.

Люба усмехается, оценив его тело и отворачивается, чтобы достать из пакета купленную одежду.

— Вот шорты, штаны, рубашки, футболки, бельё… Одевайтесь. Оба.

— Как раз мне вернёте одежду… — тянет Вова как-то растерянно.

— О, милый, — подходит к нему Люба, — я сейчас всё уберу…

— Милый? — не выдерживает здесь Арктур, резко замирая на месте.

Люба не оборачивается, но восклицает:

— Ты говоришь?

— Да… видимо, да.

Похоже, все они, включая самого Арктура, изрядно успели запутаться насчёт бус и прочих нюансов.

— Я ведь король. Это прочие не смогут.

— Кстати, разве не я должна была надеть на него жемчуг? — щурится она.

— Да что здесь происходит, — Вова стукается лбом о дверной косяк.

И на него никто не обращает внимания.

Арктур подходит к Любе, берёт её за руку и с нежностью целует пальцы.

— На меня, да. Сам себя не заколдуешь. И на других, ведь бусы твои. Но я тоже имею право надеть их на кого-то, ведь они, твари морские, имею в виду, мои.

Она хмыкает. И переводит взгляд на Вову, за которого беспокоится.

— Как… как ему объяснить? Мы хорошего человека с ума сведём!

— Он, как ты, — указывает Арель на неё рукой, и хмурится. — Это заговор, вас тут много таких?

— Случайность, — отмахивается от него Арктур, и спешно переодевается. — Идёмте. Любовь, проводи нас, будь добра.

Но Арель и не думал переодеваться. Он так и застыл с одеждой в руках.

— Эта ткань… она ведь трёт кожу. Могу я пойти так?

— Боже, а что было бы, если бы я в Сочи приехала? Думала, место тихое, а здесь вон оно что…

— А я вообще в Дубай пытался попасть… — поддакивает Вова.

Будто в больших городах на них свалилось бы ещё больше королей и лордов.

— То есть у вас там морской заговор. И тебя выкинуло на берег именно в то место, где от тебя же пряталась родная сестра, бывшая морская ведьма, а ныне торговка ракушками? Сюда же потянуло работать Саш… Вову, и отдыхать — меня. Всё правильно? А, нет, погоди, ещё мы собираемся приодеть твоего брата, которому не доверяем и отвести к ведьме, с которой ты не в ладах, чтобы узнать, врёт он или брешет?

Арктур кивает.

— Именно так. Вода притягивается к воде. Всегда.

Арель нехотя натягивает на себя одежду. Навыворот, но в остальном правильно.

Люба подходит к Вове, который старательно не смотрит в сторону других мужчин.

— Ты к этому привыкнешь, — улыбается она.

— Пойду… пока… работать.

— До встречи, дитя, — одаривает его странным, задумчивым взглядом Арель.

И вскоре они все отправляются на поиски ведьмы.

— Прости, что втянул тебя во всё это, — говорит Арктур, беря Любу под руку.

Но сам он выглядит уже более расслабленным и довольным. И будто специально не спешит мириться с братом и успокаивать его.

А Арель явно чувствует себя не в своей тарелке на суше, да и на Арктура смотрит так… жалобно и отчего-то виновато, что начинает щемить сердце.

— Вы с братом очень похожи. В море все такие красивые? — шепчет Люба.

Арктур усмехается.

— Нет. Но на Дне в основном все привлекательны. Я хотел, чтобы место то было прекрасным. И… — он прижимает её к себе, не сбавляя шаг, — рад, что нравлюсь тебе, Любовь. Ты тоже очень красива. И, могу поспорить, хвост у тебя был бы лучше, чем у наших местных красавиц.

— Хвост? — переспрашивает она. — Представляешь меня с хвостом?

— Да.

Он будто вернулся к своей лаконичности.

Люба смеётся.

— Зачем? Не нравятся мои ноги?

— Нравятся.

И нет, всё-таки не вернулся:

— Красивые, стройные, мягкие. Такие нежные, и как только ходишь на них? У тебя был бы прекрасный хвост. Я уверен. С лучшим плавником. Я был бы рад любоваться и им, а не только твоими опорк… ногами.

— Так говоришь, будто это возможно! — Люба фыркает.

— Конечно, — усмехается он. — Естественно.

Люба запинается и останавливается. Переводит взгляд с Арктура на Ареля и назад.

— А? Прямо-таки в русалку?

На этот раз отвечает ей Арель.

— Да, но так как ты — избранное дитя, то многими чертами отличалась бы всё равно. Но хвост был бы.

— Не думай даже о её хвосте, — мрачно бросает Арктур.

Идти недалеко, так что лавка Афины уже маячит впереди.

Люба берёт Арктура за руку и начинает нежно увещевать:

— Будь с ней только поаккуратнее… Помягче. Хорошо?

— Посмотрим, — отзывается он напряжённо, но, взглянув на Любу, смягчается. — Как скажешь.

Она целует его в щёку.

Афина чувствует неладное, прямо-таки человеческое тело ноет, словно на непогоду, хотя в обычный шторм такое не происходит.

Кажется, придётся возвращаться… Вдруг с Арктуром неладное? Старший брат всё-таки.

Ещё жених её бывший… Нельзя ему доверять!

Обдумывая это, она потягивает крепкий кофе, сидя за стойкой. А когда он заканчивается, переворачивает чашку с гущей на блюдце и открывает рот.

Там отчётливо вырисовываются два мужчины с длинными… хвостами.

Арктур чувствует её уже сейчас, лишь замечая взглядом лавку, и ускоряет шаг.

— Афина! — грохочет его голос, и он понимает, что пока не может сдержаться. — Афина, глупая рыбина!

— Арктур… — напоминает ему Люба о своей просьбе, переглянувшись с Арелем.

Афина роняет чашку, время остаётся лишь на то, чтобы спрятаться под прилавок, пусть она и понимает, что это бесполезно…

Со всех сторон на Арктура смотрят русалки, как бы говоря о том, как сильно его сестра скучала по родине, с какой тоской она томилась здесь…

— Зачем?! — он выдыхает и продолжает уже более сдержанно. — Зачем ты сбежала? Я места себе не находил. Я и подумать не мог, что ты у людей. Но знал, что жива. Спасибо и на этом! — вновь срывается его голос, но Арктур сразу же берёт себя в руки и осматривается. — Выходи…

— Это мои владения! — вдруг начинает разливаться солёной рекой её чарующий голос. — И я тебя не приглашала! Прочь, если не хочешь напороться на гарпун смерти!

Всё бы хорошо, но её прерывает голос из морского стража:

— Повелитель… Она заколдовала меня, я не мог связаться с вами!

— ЦЫЦ!

Арктур внимательно всматривается в пространство.

— Боюсь ошибиться… назовись!

— Пшёл-пшёл… — продолжает литься голос и тут: — Апчхи!

— Ты прокляла моего слугу! — вновь гремит голос Арктура.

А Арель вздыхает и просит тихо, робко даже:

— Афина, милая, выйди. Он думает, что я предатель.

— Ты тогда не поддержал меня! Сам бы и вышел за этого осьминога! — в голосе ведьмы отчётливо прослеживается обида. — И кто здесь предатель? Я знаю. Блондиночка!

— Что за глупости? — сжимает Арктур кулаки, но ничего не делает, терпит.

Арель же проходится по лавке.

— Я скучал. Я говорил тогда с братом. Он почти…

— Согласился! — перебивает его Арктур. — Я согласился, передумал, уступил, а тебя уже не было.

— Любка, зачем ты их привела? — выходит понурая Афина, тем не менее с воинственно-мерцающими синими глазами. И глядит на братьев снизу вверх.

Арктур замирает, а затем не выдерживает, только не в плане том, что начинает метать молнии. Он взрывается громогласным смехом.

Арель же рассматривает сестру оценивающим взглядом и заключает:

— Зато магия всё ещё при тебе, да?

— Ой, — махает на них рукой ведьма, — что вы понимаете? Это мода такая, красота человеческая такая! И магия… при мне…

— Я уже знаю, понял, что красота не в этом, — возражает Арктур. — Ты была едва ли не выше меня. Зачем ты так, Афинушка? Глупышка, — добавляет он уже совсем по-доброму. — Но выглядишь мило.

— Мило, — соглашается Арель. — Просто маленькая. А так, такая же.

— И без хвоста, — продолжает Арктур, согласно кивая ему.

— Без, — поддакивает Арель. — А хороший был хвост.

— Хороший, — тянет Арктур с довольством, будто это его сейчас хвалят.

— Не поняла, — встаёт между ними Люба, — она не всегда была карлицей?

— Нет, — отвечает Арктур. — Побойся богов, Любовь. Она воительницей была. Почти что. А малышка не смогла бы акулу сдержать.

— Хотя, — тянет Арель, — смотря какая.

— Акула?

— Малышка.

— Хватит! — громыхает голос Афины. — Что, теперь уволочёшь меня на Дно? Я снова сбегу.

Арктур смотрит на неё суровым взглядом, но отвечает уже куда более мягче и серьёзнее, чем недавно:

— Нет. Будет так, как решишь. Я пришёл увидеть тебя. А заодно попросить проверить, правда ли брат наш ни в чём не виновен? Может, если не по своей воле он совершил зло, то проклят сам и не мог иначе?

— Да не делал я ничего!

Ведьма всматривается в Ареля и отмахивается:

— Да не делал он ничего! Зачем ему?

— Власть, — тут же отвечает Арктур. — Ради власти? — звучит уже с сомнением.

— Ты посмотри на него! — тыкает Афина в сторону брата, который с увлечением рассматривает дешёвые статуэтки, бусы и ракушки.

— Ну да… — против воли роняет Арктур, но исправляется: — Однако я точно помню, что мы сражались. Неужели морок на меня, — выделяет он, — можно навести так искусно?

— Есть у меня догадка одна… — щурится Афина. — Но с чего мне тебе помогать?

Она разворачивается и возвращается за стойку.

Арктур вздыхает и, стараясь ни на кого не смотреть, тихо произносит:

— Прости меня.

Арель же замирает в напряжении, наблюдая за происходящим.

Афина поднимает на него сверкающие магией глаза.

— Ты, — срывается её голос, — даже не нашёл меня! Все эти годы… Мог высунуться из моря, если я тебе была дорога… Зато, наверное, с Римфордом общался…

— Бегать за тобой?! — вновь взрывается он. — Бегать за тобой после того, как ты бросила меня и дом родной?! Общался! И что с того? Моя родная ведьма ведь хлопнула дверью! Или как тут, — усмехается, — говорят…

— Тут так и говорят… А вот Римфорд всегда рвался к власти, если ты не знал…

— Что? — ползут его брови вверх. — Считаешь, он это?

Арель хмыкает и встревает, наконец, в разговор.

— Он странно вёл себя эти дни. Да и порядки свои наводить пытался, якобы, пока время неспокойное и с тобой неизвестно что… А, может, и обо мне при этом слухи какие пускал. Меня, брат, тоже многие подозревали… Рассорить нас хотел кто-то. Может и правда он.

— Посмотрю какие чары могут быть на вас, давайте… Не зря ж ведьмой осталась… Подойдите ко мне, оба!

Люба же наблюдает за ними с полуулыбкой. Вот как. Недопонимания случаются, а так — идеальная морская семья. Милые рыбки. Ей это очень импонирует.

Они подходят к Афине будто бы даже робея.

— Тебе-то он доверяет, — ворчит Арель.

— Поговори мне тут! — фыркает на него Арктур.

— Тебя-то он не пытался выдать замуж за осьминога! — усмехается Афина.

Она берёт их за руки, в кругу темнеет воздух, сворачиваясь в шар. До Любы доносится шум воды и напевы, которые уже звучали когда-то… из единорога.

В воздухе мелькают сиреневые ленты, затем они краснеют, падают на пол и расползаются морскими змеями.

— Чары, да. Очень сильные. Маг достиг высокой ступени развития… Я такого раньше не встречала, — тревожится Афина.

И вслед за ней тревога охватывает и Арктура.

— Что за чары? Помочь сможешь?

А Арель мрачнеет, становясь похожим на каменную статую.

— Зачем ей? Я просто вернусь в море, да на куски его порву! Это ведь и правда, — спрашивает у сестры, — Римфорд? Моё имя очернил!

— Я не вижу этого, — качает она головой.

— Кто это такой? — встревает Люба.

— Римфорд? — уточняет Арктур. — Это друг наш. Я думал, что друг… А как узнать точно? — переводит он свой мерцающий взгляд на сестру.

— Нужно испытать его, могу сварить зелье правды, но это дело не одного дня… Иначе никак.

— Вари, — будто разрешает он ей с важным, гордым видом. — Вари, Афина, да побыстрее!

— А я? — хлопает Арель глазами. — Наверное, мне возвращаться тоже не стоит спешить?

— Делай, что хочешь.

— Отлично, — улыбается он, явно уже зная чего хочет.

— Вообще-то, ты должен попросить. И тогда, быть может… Я вернусь домой. На время. Без меня вы, мальчишки, не справитесь. А с этой рыбиной у тебя что? — переводит взгляд на Любу.

— Она тебе не рыбина, — отвечает Арктур строго. — Это Любовь. Моя.

— Фамилия такая что ли? — усмехается Афина.

— Моя это любовь!

— Я пойду напитки возьму в соседнем кафе… — отзывается Люба с подрагивающей улыбкой и выходит из лавки.

Арктур провожает её взглядом, и возвращает своё внимание Афине, сразу же понимая, что она не шутила насчёт того, будто он должен у неё… попросить.

— Афина, я ведь повелитель твой…

— Отрекусь от тебя окончательно! — вскидывает она свой маленький острый подбородок.

— Как смеешь ты! — он обрывает себя и склоняется к ней. — Афина, прошу, это очень важно… Смени гнев на милость.

— Я тебе сестра.

— Афина…

— А я тебе, что плохого сделал? — не выдерживает Арель. — Пожалуйста! Ты вообще бросила меня там. Я, в отличии от Арктура и остальных, и правда обижаться могу! Он уже попросил тебя, извинился!

— Успокойся, истеричка!

Афина ухмыляется и хлопает глазами, глядя в упор на Арктура…

— Давай, скажи «любимая сестрёнка…»

Он вздыхает.

— Моя дорогая сестрёнка…

— Да, — ведьма прижимает руку к груди, — что такое?

— Моя дорогая, — цедит он, — сестрёнка, помоги нам… мне, пожалуйста.

— Хорошо. А на свадьбу позовёшь?

— На сва… — он закашливается, поперхнувшись воздухом.

Афина встаёт на стул, чтобы похлопать его по плечу.

— Воздух суховат, да? Нет, ты глянь, — переводит взгляд на Ареля, — влюбился в человечку.

Арель делается обеспокоенным.

— Что, правда? А это… не опасно?

— Что не опасно? — возвращается Любовь с картонным держателем для высоких стаканов, в которых пенятся молочные (молоко ореховое) коктейли с разными вкусами.

Арктур спешит опередить всех с ответом. Потому что сказать должен он сам. И нормально сказать. И вообще, слышать это чаще всего должна Любовь именно от него.

— Люба, моя милая человечка, — он становится перед ней… на одно колено, — я люблю тебя. Ты выйдешь за меня? Станешь ли женой моей и хозяйкой солёной воды?

От неожиданности она роняет поднос и отступает на шаг.

— Ой… — выпадает из открытого рта.

Люба пытается улыбнуться, поправляет волосы и выдаёт:

— Нужно новое заказать! Они скоро закрываются!

Афина сверлит лужи напряжённым взглядом.

А Арктур поднимается довольным. Он улыбается, наблюдая, как за Любой захлопывается дверь, и едва ли не светится.

— Надо же, как обомлела, от счастья вон и руки задрожали!