Жена для Императора морей (СИ)

ГЛАВА 16. Матрас любви и ночь открытий

А дальше чудесный вечер сменяется прекрасной ночью. Не в отеле. Но наедине, в машине, среди леса.

Арктур никогда не видел лес таким. Только издали смотрел на него. Не знал даже, что шуметь он может не хуже белых пенистых волн. А звёзды так красиво и волшебно путаются в таких же колючих, как их собственные лучи, сосновых иглах.

Они забираются с Любой на крышу машины и просто лежат, глядя вверх, держась за руки. Разговаривая обо всём и ни о чём. Хотя, казалось бы, можно было столько узнать важного про миры друг друга, обсудить нынешние трудности и дела. Но ничто из этого даже не приходит в голову. Расслабленность и нечто светлое, что раздувается в груди, словно убивает внутри всё, что кроме. Оставляя только чувство, такое редкое для русалов, и радость от присутствия той, которая стала Арктуру родной за столько короткий срок.

Ночь, к сожалению, оказывается короткой. Но утро, персиковое, на удивление прохладное и спокойное, принимает их в свои объятия, и время снова будто бы замедляется.

Они возвращаются лишь после обеда. Надо было узнать, готово ли у Афины зелье. И только теперь Арктура охватывает тревога и печаль.

— Любовь… Если мне вернуться суждено сегодня или завтра, ты ведь… Ты уже подумала над моим предложением?

— Я согласна… — начинает она с замиранием сердца и страхом, будто повисшим на длинных ресницах, — увидеть твой мир.

Решиться на подобную авантюру было непросто. Она подозревает, что окажется очень глубоко… И глубже — в чужом мире.

Люба не ожидала от себя, что сможет настолько довериться столь странному существу, но сердце разве может так оглушающе… лгать?

К тому же, пусть её и не тянет к морю так же, как Вову, рассказы Арктура о Дне ей нравятся так же, как воспоминания о милой жутковатой русалочке, манящей её пальцем.

Неужели она может выглядеть похожей, неужели может быть другим русалкам, словно сестра?

Арктур судорожно и рвано выдыхает, сам от себя не ожидая, что испытает столь большое облегчение. И что при этом будет волноваться ещё сильнее. А ведь это не свойственно императору морей…

— Спасибо, — он притягивает её к себе и целует так, будто в последний раз. — Ты не пожалеешь. Обещаю.

Она с удовольствием запускает пальцы в его тёмные волосы.

— У меня есть лишь три дня до того, как нужно будет вернуться назад.

— Мм? — не понимает он.

— Я ведь тебе говорила про билет на самолёт… — улыбается она как-то… скомкано, волнительно, с чем-то тяжёлым во взгляде. — И о работе.

— Но разве для тебя это так важно, разве важнее это чем… — и всё же Арктур прерывает себя.

Не из одно ведь любопытства Любовь соглашается спуститься с ним на дно…

Арктур выдыхает, пряча взгляд.

— Я просто думал, ты согласна уйти со мной навсегда… Но ты ведь хочешь посмотреть и уже тогда принять окончательное решение, я верно понял тебя?

— Да, — сердце пропускает удар, Люба закусывает щёку изнутри, прижимаясь к нему, словно чувствуя вину, опасаясь расстроить, — но вернуться назад мне нужно в любом случае через три дня.

— Я понял, хорошо, хотя мне будет и нелегко, — он прижимает её к себе ещё крепче, и целует в волосы. — Моё счастье, — шепчет тихо, будто шумит в отдалении волна. — Моё сердце…

— Я, кажется… — Люба утыкается в его шею, но не договаривает.

Слово, похожее на отзвук колокола, тонет в мягком и тёплом смешке.

— Пойдём к Афине? Мне тоже нужно у неё кое-что забрать.

— Хорошо, — отзывается он тихо и мягко отстраняется. — Пойдём… Надеюсь, она уже не будет требовать от меня ничего странного.

Афина с ликованием и азартом истинной морской ведьмы сообщила, что всё будет готово к рассвету, и тогда они смогут вернуться в воды, принадлежащие Арктуру и унизить и изгнать подлого — наверняка — Римфорда…

— Потом закатим морскую вечеринку, давно я не отжигала, ой… — тает её властный, красивый голос.

Люба замечает, наконец, свою книжку, берёт её и прижимает к груди любовно и нежно.

— Чтиво для слащавых дурочек… Невозможно! Плюнула! — вставляет Афина, наблюдая за ней. — Драконы… Ха! Кому нужны эти драконы? От их горячности даже дурно временами становилось… Нет, я люблю прохладных мужчин, от которых потом нигде не будет… зуда.

Люба фыркает.

— Эдвард только во второй половине книги стал проявлять способности. Далеко же ты зашла, ведьма. И когда только успела, ведь таким ответственным делом занята. Чудесная женщина!

Она берёт Арктура под руку, и они выходят из уютной сувенирной лавочки, по которой Люба, возможно, ещё будет скучать.

На обед она зовёт русала в ресторан с армянской кухней, где они задерживаются едва ли не до вечера. Арктуру нравятся развесёлые танцы под такую же музыку.

— Неплохо здесь, да? — улыбается Люба, когда они выходят на улицу. Погода к вечеру подпортилась, но так даже лучше — не нужно скрываться от солнца под зонтиком.

— Неплохо, — соглашается Арктур и берёт её под руку. — Пойдём к морю? Давай проведём ночь там, на берегу? Выйдет, — усмехается, — символично.

— Немного боязно думать о… хвосте… — усмехается Люба опасливо, чуть сжимая его пальцы.

— Тебе же нравился он, — удивляется Арктур.

— Так твой!

— Я и подумал, что ты про мой.

— Нет, не про твой.

— А, ты про то, что у тебя появится хвост? — Арктур смеётся. — Ты даже не заметишь разницы, так тебе будет удобно! А я-то подумал… Подумал, ты поняла, зачем веду тебя на берег, и испугалась, что у меня снова появится хвост.

— Что? — Люба останавливается. — Хочешь снова обернуться?

— Да.

Люба улыбается:

— Тогда почему так странно отреагировал? Ты знаешь, я видела тебя больше с хвостом, чем с ногами. И мне нравится, определённо нравится твоя чешуя.

— Я подумал, ты поняла зачем, — выделяет он последнее слово, и крепче сжимает её руку. — Просто… берег, вода. Человек, русал. Перемены, которые так близки… Символично было бы… слиться именно в этот момент, именно так.

Она открывает рот.

— А.

Пытается что-то сказать. И снова:

— А.

А он доводит её до моря и присаживается у кромки воды, медленно начиная расстёгивать пуговицы на своей рубашки. Однако замирает на половине и оборачивается к Любе.

— Не поможешь мне?

И ветер, лёгкий и тёплый, путается в его тёмных волосах, заставляя пару прядей упасть ему на лоб, оттеняя всё ещё светлую кожу и мерцание топазовых глаз.

Любя глядит на него… Глядит… и… Заливается смехом, держась за живот, будто он может надорваться.

— Прости… прости… просто…

Она оглядывается.

— Люди кругом.

— Да? — он осматривается и замечает в отдалении пару человек. — Они ведь сейчас уйдут? А хочешь, я прогоню?

— Прогонишь, чтобы… — тянет она, подходя ближе, будто с опаской.

— … они не мешали нам, — договаривает он с видом таким, будто хвалит её, мол, ты правильно поняла, верно.

— А.

Арктур кивает с серьёзным видом, море волнуется и в людей врезаются волны. Поднимается шум, почти что паника, на горизонте сверкает молния. И пляж пустеет. А затем всё затихает.

— Так, — звучит его чарующий, спокойный, приглушённый голос, и Арктур расстёгивает ещё одну пуговицу, — поможешь мне?..

Она снова смеётся. На этот раз тихо. Красиво. И обнимает его со спины. Нежно. Тепло. Целует в шею, в неё же фыркает.

— Это даже страннее, чем наша первая встреча.

— Разве? — шепчет Арктур и слегка откидывается назад, чтобы лучше ощущать её тело. — Ты так вкусно пахнешь… — произносит он вдруг, прикрывая веки. — Поцелуй меня ещё раз…

Она не только целует, но и проходится юрким, горячим языком по его чистой, слегка солоноватой и прохладной коже.

И с приоткрытых губ Арктура срывается тихий стон.

Он не выдерживает, не в силах ждать, пока она снимет с него рубашку, перехватывает Любу за талию и опрокидывает на землю, нависая сверху и целуя её крепко и горячо, обжигающей ладонью ныряя под её платье.

С губ Любы срывается бархатный стон.

— Ах, откуда ты… знаешь… — шепчет, вцепляясь в его горячие плечи, чувствуя, как по телу разливается дрожь.

— Я чувствую, — выдыхает он ей в шею, а затем прикусывает её мочку уха. — Я желал тебя уже столько дней… Ты даже снилась мне.

— Ммм, милый… — так приятно называть его ласково, сюсюкать, что ей не свойственно, растекаться пенной морской водой в объятьях… своего короля. — И всё же… Зачем так… спешить?

Он выцеловывает её ключицы, почти уже стягивая с Любы платье, но начинает медлить и слегка отстраняется, заглядывая ей в глаза.

— Я делаю что-то не так?.. — спрашивает аккуратно.

— Разве… — она не верит, что говорит это, но всё же… — разве ты не собирался вернуть себе хвост?

Арктур смеётся бархатным и тёплым смехом и выпускает Любу из своих объятий.

— Собирался, верно… Но одежду снять мне всё равно придётся для этого…

Пусть теперь он и не прикасался к ней, но до Любы даже так доходил жар, источаемый его телом.

— Я думаю, будет лучше, если мы дождёмся темноты. Надеюсь, звёзды будут… — она прикрывает рот ладошкой и отводит взгляд.

Они… планируют это. Когда это случилось?

Арктур не сводит с неё внимательных глаз.

— Как скажешь, Любовь, — и ловит её за запястье, чтобы мягко потянуть на себя. — Садись мне на колени, хочу тебя обнять.

— Будем, — она фыркает, но поддаётся ему. — Ждать?

Пока не стемнеет, чтобы…

Снова смешок. Нервный. Терпкий. Волнительный.

— Да, — отвечает он просто, прижимая её к своей груди и пряча лицо в её волосах. — Хорошо с тобой… И птицы поют, слышишь? Когда чуть стемнеет, они затихнут. И мир затихнет. И будут звёзды. Яркие. Я точно знаю… Всё, как ты хочешь.

— И тогда ты возьмёшь меня, пылающий, страстный и голодный к тому времени… прямо на гальке? — усмехается Люба тихонько.

— Ой… — он ощупывает камни ладонью, будто проверяя, насколько они жёсткие, и смотрит на Любу растерянным взглядом. — А как тогда?

У неё дёргается угол губ. В голубых глазах тёмные, словно сумерки, смешинки.

— Видимо, никак.

— Нет, надо что-то придумать, — отзывается он серьёзным тоном и поднимается. — Можно принести что-то мягкое.

— Да ладно, — тянет Люба, — ничего страшного. Просто… не будем.

— Нет, что ты, это ведь не может быть проблемой. Давай вернёмся и найдём что-нибудь подходящее.

— Боже… — она закрывает лицо ладонями и подрагивает от смеха.

Он улыбается растерянно и светло.

— Я что-то сделал не так?

— Мы просто… словно подростки, которые ждут, когда родители уедут на дачу… — тянет Люба, обернувшись к нему и обняв за шею.

— Ты ждёшь, мне ничто не мешало, — усмехается он, однако в голосе его и не намёка на упрёк. — Но в любом случае, сидеть так не очень удобно. Что мы можем сделать?

Она просто целует его, касается мягких, горячих губ, вцепляется в него, чувствует, как по телу блуждает сводящая с ума дрожь.

Арктур гладит её по спине, отвечая на поцелуй. Пальцами путается в её волосах. Забывает обо всём на свете… И всё же, приложив немалое усилие, отстраняется.

— Нет, на камнях и правда нельзя.

Подхватывает Любовь на руки и направляется к отелю.

— Мы принесём кровать.

Люба смеётся звонко, дышит часто, устраивая лоб на его плече.

— Мы не можем… Что ты… Хотя, было бы очень… красиво.

— Почему же не можем? Можем! К тому же для людей ведь это нормально. Имею в виду, лежать на кровати.

— Ты… не пугай меня, — фыркает она. — Ты же помнишь, что отель — не дом. Анита будет против.

— Мы сполна заплатили ей. Кровать вряд ли испортит всё. Не переживай, Любовь. Я король. Я мужчина. Я разберусь со всем. Кровать, это хорошая идея, не так ли? И не подозрительно ничуть. Ведь это ваша, людская вещь. Всё будет по-людски.

— Нет, любимый, кровати не принято выносить на улицу, тем более, к морю. Хотя мне бы даже хотелось… Но драгоценностями ничего не оплатишь, да и вряд ли здесь есть магазины с мебелью.

— В твоём номере замечательная кровать. На ней было мягко. Подойдёт и она!

— Из отеля нам ни за какие драгоценности не дадут ничего вынести, даже матрас… Хотя, может, у них есть в подсобке что-то ненужное, мало ли… — Любе до сих пор не верится, что они всерьёз рассуждают об этом.

А Арктур уже видит отель и ускоряет уверенный, ровный шаг.

— Матрас, понял. Хорошо, значит возьмём его. Если он достаточно хороший, конечно.

Она уже не опасается, что у них будут большие неприятности, поэтому даёт волю любопытству и не препятствует Арктуру, когда он подходит к стойке регистрации, за которой в наушниках сидит как всегда немного дёрганная Анита.

— Здравствуй, дева, — произносит Арктур, вновь забыв её, почему-то такое сложное для русалов, имя. — Мы за матрасом и уйдём. Доброго вечера тебе, — и собирается пройти мимо, так и не выпустив Любу из рук.

Анита подрывается с места, отбрасывает наушники и хватает его за руку.

— Что? За каким матрасом? Что происходит? Любовь, вы переходите границу… — переводит она взгляд на необыкновенно весёлую блондинку, которая, всё же, сводит аккуратные брови и подсказывает Арктуру:

— Нет, надо попросить, нет ли ненужных и нельзя ли купить один у отеля. Из номера брать нельзя.

Арктур едва заметно хмурится, но всё же пользуется подсказкой.

— Могу ли я купить из номера матрас, на котором и так уже спала Любовь? Мы вернём его после. Или вы замените его на какой-нибудь другой, ненужный.

— Так, — шипит Анита, — я не могу так больше! Вы, Любовь, ой да что там, Любка! Ездите на сумасшедшем! Не знаю, откуда у него драгоценности, но я больше не могу на это смотреть! Собирайте вещи. Если не хотите скандала. И пусть и меня уволят — уже всё равно!

— Так она и уходит со мной, а через три дня поедет решать свои дела, прежде чем станет мне женой, — кивает Арктур, спокойный и невозмутимый, как скала. — Но пока мы хотим с комфортом посидеть у воды. На матрасе. Я возьму? Или, может, заплатил тебе мало? Я могу, — в глазах его появляется недобрый, лукавый блеск, что-то подсказывает ему, что Аните не понравится его предложение, покажется опасным, — могу… Спросить у других людей, как считают они, мало или много ты взяла золота у своего постояльца.

— А я сказала! — прикрикивает на него Анита. — Мне уже всё равно. Можешь говорить что хочешь!

Она всё же блефует, терять работу даже с драгоценностями, подлинность которых ещё проверить надо, не хочется.

Люба даёт понять, чтобы её отпустили.

— А правда, — спрашивает она, — может, у вас менялись и вы что-то распродаёте, не знаешь? Можно ведь позвонить хозяину или хозяйке, спросить… Нам… очень надо.

Анита кривится.

— Нет! Ничего нет.

Арктур же кладёт на плечо Любы ладонь, как бы поддерживая её, но перенимая всё на себя:

— Дева… Не вижу причин на нас тебе сердиться. Я одарил тебя сполна. Назад не заберу. Но и давать сверх того не стану. Не дружишь ты с нами… Мы просто возьмём, что хотим. Если вдруг что, утром заберёшь с берега. Вечера доброго, — чуть склоняет он голову и направляется к номеру.

— Нет так нельзя…

Люба даже больше ради шутки хотела спросить про матрас. Рядом с Арктуром она чувствует себя подростком и это окрыляет.

Такой реакции она не ждала, Анита выглядит доведённой до края, и ей неприятно продолжать веселье.

— Я придумала… Скажу кое-куда, а ты вычерпай воду из бассейна в номере и убери его.

— Я уже это сделала! — рявкает Анита.

Люба улыбается, достаёт из сумки книгу и подаёт Арктуру:

— Тогда просто отнести это в номер. И вот ключи. А, кстати… — подаёт Ани сложенный зонт.

— Это мой зонт! — восклицает та. — Как это понимать?

— Во… Александр дал попользоваться.

— Александр, значит, — Анита шипит, словно кошка.

— А зачем… — Арктур берёт книгу. — Зачем мне уходить туда?

— Хочу, чтобы она была в безопасном месте и нигде не потерялась, иначе я так и не дочитаю! А в продаже её уже нет, раскупили.

— Хм, хорошо, — он уходит к номеру, размышляя по пути, не тайный ли это замысел Любы по отвлечению девы, чтобы Арктур незаметно вынес матрас…

Люба пытается извиниться перед Анитой и узнать, что случилось, догадывается, что дело в Вове, и оставляет её в покое. Не говорить же, что парень стремится к синеве вод и совсем скоро может навсегда исчезнуть из мира людей…

Она снимает с карточки деньги, на которые планировала сделать небольшой ремонт на кухне, и покупает брата единорога без рога, а вместе с ним — еду, вино и… предохранители. Поддавшись лукавому, игривому настроению.

К Арктуру возвращается через сорок минут и застаёт его зависшим над пастелью.

— Что ты тут?

— Готовлюсь… Смотрю, он не слишком чистый всё же, — внимательно изучает он взглядом матрас. — А ты чего так быстро, отвлекла её, девы там нет, пусть свободен?

— Зачем её отвлекать? — Люба выгибает бровь и оставляет сумки с покупками на пол.

— А ты разве не… — Арктур отступает от кровати и накидывает на неё покрывало. — Нет, ничего. Что там у тебя?

— Я купила надувной матрас! — ухмыляется Люба. — Насос у меня тут где-то был. И еду. И… кое-что.

— Кое-что? — Арктур делается заинтригованным и даже подходит ближе.

— Ага… Расскажи мне… откуда берутся русалки?

Люба обнимает его. Потому что приятно.

— Оттуда же, откуда и ваши мальки, полагаю… — гладит он её по волосам и целует в макушку. — А что?

— А если русалки не хотят детей, что делают?

— Не делают детей, разумеется.

Люба целует его в челюсть и усмехается.

— Не занимаются любовью вообще?

— Не вообще, но… Или к ведьме могут пойти, если так уж боятся, а решают, ну… Но если уж случилось, тут никуда не деться. А что?

Она достаёт из кармана коробочку, подаёт Арктуру и отстраняется.

— Не знаю, может у вас тоже такое всё же есть. Дело-то невеликое. Защищает от детей и болезней. Обязательный атрибут любого свидания.

Она, сдерживая смех, с удовольствием валится на постель.

Он рассматривает то, что она дала, внимательно и сосредоточенно.

— Ладно… Но тебе придётся потом объяснить мне получше, так ли я всё понял. Странно, конечно, но, как скажешь.

Он решает не спорить. Человечка хочет так, значит, будет так.

— Значит, идём? — Арктур собирается снова подхватить её на руки.

— А тебе подойдёт размер? Ты посмотрел? — прячется она под одеялом. — Ничего там не прорежется об… чешую?

Арктур смеётся.

— Всё нормально. И чешуи там у меня нет.

— Совсем? А сильно отличается?

Люба произносит это шёпотом. Волнуется. Надо ведь заранее убедиться, пока не слишком поздно…

Арктур присаживается на пол у кровати и опирается на край локтями.

— Не-а, не особо. Нежнее, разве что… Всё же у людей многое кажется грубее. На ощупь.

— А… — шепчет Люба. — А у тебя хоть получится?

— Почему нет? — удивляется он. — Что за вопрос?

— Ну… не… смущай меня.

— Этот вопрос смутил меня самого, — замечает Арктур. — Тебя взволновало, что ты человек? Так это ничего. Правда. Да и разница невелика…

Она выглядывает из-под одеяла.

— Правда? Думаешь… всё будет нормально?

— Ну конечно, — тянет он, а в глазах его мерцают весёлые искры. — Глупышка моя… Неужто не доверяешь мне?

Люба вжимает лицо в матрас и краснеет.

Арктур забирается к ней под одеяло и сгребает её в охапку, прижимая к своей груди.

— Чувствую себя рядом с тобой… подростком, — усмехается. — Надеюсь только, что хотя бы незаметно этого. Люба… — меняет он вдруг тон, — а что за история у людей с кошками? Это одна из тех загадок, что не могу разгадать.

— С кошками? А что с кошками?

— Вот я и не знаю. Почему они рядом, вы ведь не едите их? Они служат вам какую-то службу? Я вблизи их даже не видел толком.

— А у вас разве нет питомцев? Морские котики? Они нужны просто, чтобы о них заботиться. Чтобы не было… одиноко. Животные веселят, дарят радость и тепло. Не только кошки.

— Как веселят кошки? У нас разве что рыбки да другие гады, которые яркие и безопасные, радуют глаз. Но на этом всё. Вот, как у вас цветы, например.

— А у вас нет цветов, если их заменяют рыбы? У каждого животного свои повадки, за ними интересно наблюдать, к тому же… кошки уж точно разумнее рыб. У каждой есть свой характер.

Люба прижимается к нему.

— Но я хотела собаку, правда, Максим не позволял, а потом не до того было.

— Я сказал так для сравнения. Имел в виду, что ценим в них если не какую-то практичную пользу, то красоту. Цветы есть. Только они не пахнут. А как это, — гладит Любу по голове, нежно перебирая пряди её волос, — как не позволял? Почему?

— Не любил животных, мы жили вместе, так что нужно было считаться.

— Ты считалась с тем, что он не любит их, но он не считался с твоим интересом? Странно. Или вы договаривались об этом заранее?

— Нет, но одно дело жить без собаки. Другое — терпеть собаку. Тут мне нужно было уступить.

— Пожалуй, — тянет он после небольшой паузы, и вдруг встаёт и поднимает её на руки. — Но знай, что я бы уступил тебе, — улыбается, выходя с ней из номера. — Мне хочется видеть тебя довольной. И если захочешь завести собаку, кем бы эта тварь ни была… — он не совсем уверен. — В общем, я разрешаю.

— На Дне, да? — смеётся Люба. — Куда мы?

— Куда собирались, уже сумерки… На Дне. Не знаю, — задумывается, — может, и придумали бы что-то. Не скучать же тебе там по собакам.

— Благодарю покорно, но… ты забыл про сумки. И ещё насос, плед… Любимый, ты так торопишься…

Ну, нравится ей звать его так, что от одного отзвука начинает сладко биться сердце.

Арктур улыбается, обнимает её и возвращается за вещами, которые с лёгкостью подхватывает одной рукой, не отпуская при этом Любу.

И вскоре, уже подходя к выходу из отеля, Арктур произносит:

— Моя жемчужина… Я могу называть тебя так?

Арктура прерывает Анита за ресепшеном, она швыряет в них горстью конфет для гостей и напутствует:

— Чтобы вы там утонули!

В это время ещё и развесёлый Вова заходит.

— Ани, ты не видела…

Очередная порция сладкого, но не настолько, как эта парочка, летит и в него.

Горничная наблюдает за всем этим с возмущением:

— Ой, скорее бы осень…

— Утонуть, это вряд ли, — качает Арктур головой, — но спасибо, — и выходит на улицу.

А оттуда уже они добираются до пляжа и довольно быстро с уютом располагаются на надувной замене матраса, с пледом и вином.

— Твои глаза такие тёплые и живые, — произносит Арктур, легонько накрывая её ладонь своей. — На Дне у многих глаза, точно бездна или стекло. А в твоих сама жизнь.

— У тебя такие же, разве что в них есть что-то… пугающее.

Белое плещется в бокале, на широкой тарелке моллюски, фрукты и сыр. Пахнет солью и свежестью, море будто напивает тихую песню, ещё не колыбельную, но почти… Люба касается тёплой узкой ладонью его щеки и всматривается в красивое лицо.

— Я рад, — отчего-то произносит он беззвучно, одними губами, заворожённый её видом, прикосновениями, голосом… — Ты удивительна… — Арктур приближается, чтобы подарить ей лёгкий, но будоражащий поцелуй.

Она отвечает ему, вцепляется в плечо, едва не проливает вино.

— Люблю.

— И я тебя… — выдыхает он, и не в силах больше себя сдерживать, целует её жарче, и горячей ладонью ведёт по бедру.

А после опрокидывает Любу, нависая сверху. Мерцает его взгляд, будто плещется в нём вода, в которой дробится лунный свет. Сверкает улыбка, чарующая и опасная, а затем жаром проходятся поцелуи по шее и груди. И платье Любы неумолимо сползает вниз, будто на ней и не держится вовсе лёгкая, мягкая ткань.

Она стонет, запрокидывает голову, готовая пойти до конца, довериться ему, забыться в обаянии моря, но…

Бокал откатывается по гальке в сторону, нужно будет не забыть убрать его позже. Люба беспомощно шарит рукой по пледу и выдыхает:

— Защита…

— Мм? — он окончательно избавляет её от платья, одним рывком срывает с себя рубашку, будто бы и не прекращая поцелуя и ласк, но, наконец, чуть медлит. — Сейчас, хорошо… — однако звучит это не очень довольно. А спустя несколько секунд: — Всё правильно, так? А он… а это… не слетит? Ох, странно как… — и его коронное, с нотками мурчания на этот раз: — ЧуднО.

Люба смеётся, возбуждение, страх и веселье сливаются в гремучей смеси. Она обнимает Арктура за шею одной рукой, другой ведёт ниже… и только сейчас замечает его огромный, зелёный хвост.

— Боже…

Он ведёт плавником и тот, широкий и полупрозрачный, на мгновение нависает над ними парусом, а затем опускается и достаёт до кромки воды.

Чешуя гладкая, в этот момент настолько, что в какую сторону не поведёшь рукой, ощутишь лишь её шёлк да жар.

Арктур не даёт Любе задуматься, не даёт отвлечься, страсть захлёстывает их сильнее, чем любая волна, которую им когда-либо доводилось видеть.

Ей кажется, что она растворяется в нём, а он — чистое удовольствие, которое касается её тела постоянно, становясь то сильнее, то настолько сильным, что становится почти невыносимо замечать что-то ещё.

— Любимый… Арктур… Мой король… Моя… любовь… — слова звонкие, как монеты, срываются с губ, которых она уже не чувствует, вновь и вновь оборачиваясь в морскую пену, но неизменно возвращаясь к себе.

Люба касается его безупречной кожи и чешуи, жар, разливающийся вокруг них так приятен, он обволакивает, словно шёлк, не обжигая, но дразня…

В глазах тонут тысячи пылающих звёзд, что будто стали больше, капли солёной воды касаются лица, волны поют, покачивая матрас… Люба едва дыша роняет руку, и та оказывается в мягкой солёной пене.

Время теряет над ними власть, только всё темнеющее небо выдаёт его неизменный ход.

И вот Арктур легонько целует её в висок и прячет лицо в её шее.

— Мы почти над моим домом… — шёпот его щекочет ей кожу.

Он приподнимается, заглядывая в её глаза, а затем ложится на спину рядом, опасно качнув матрас. Который чудом ещё не перевернулся и плыл, будто плот, посреди моря. Так далеко от берега, что и вовсе не понять, в какой он был стороне.

У Любы нет сил, чтобы приподняться и оглядеться, но она догадывается, что они далеко от берега, а ведь даже не заметила, когда из-под жарких, сплетённых тел исчезла галька…

Она всё-таки не принцесса на горошине.

Или дело в Арктуре. Ей не хочется говорить, не хочется двигаться… Лишь бы он был рядом и грел своим теплом.

На глазах мерцают слёзы.

Так хорошо.