Глава 5 Лед и пламя


— Падай в снег и моли о прощении! — гремит рядом голос Сердия, перекрывая вой ветра.

— С чего бы это мне извиняться? — выкручиваюсь я из захвата. Говорю тихо, но разъярённый Иерарх всё слышит. Он по-прежнему пылает, словно зажжённая спичка. Наверное, это из-за его огня мне до сих пор не холодно. Хоть я и чувствую обжигающие порывы ветра открытыми участками кожи. Закрытыми, впрочем, тоже: меня ведь не в куртке, а в летнем костюме сюда притащили.

— Ты не только бесталанный, но и слабоумный тоже, — рычит виновник всего этого безобразия, обвиняя при этом почему-то меня. — Смеешь противостоять самому Иерарху!

— Слабоумие и бесталанность, видать, от тебя по наследству достались… — бормочу, отступая от психа подальше. Стоило бы, наверное, промолчать, но полностью сдержать негодование почему-то не получается. Заразился от Максинова папаши сумасбродством, не иначе.

За живое задетый Иерарх, чуткости слуха которого можно только позавидовать, рычит раненым потапычем и взмахивает рукой в мою сторону. Угрозу я скорее чувствую, чем реально вижу. Но успеваю отпрыгнуть в сторону. Острые льдинки всего лишь чиркают по плечу и — совсем чуть — по физиономии. Кровища из ран всё равно плескает — чувствую стекающую вниз тёплую, мгновенно остывающую на морозе жидкость. Боли, как ни странно, почти нет, да и кровотечение, по ощущениям, почти сразу прекращается.

Жаль, что визуально оценить нанесëнный урон у меня не получается. Потому что Сердий с упорством бешеного носорога атакует снова.

В этот раз он расчехляет уже знакомый мне огненный хлыст. Тоже мне, ковбой недоделанный! Но это я с досады, потому что обращаться с этим неудобным и невозможным оружием он действительно умеет. Наловчился, видать, на семейных разборках.

Хлыст звучно щëлкает, прожигая в снегу глубокую борозду, точно в том месте, где я только что стоял. Хорошо, что тело у Максина тренированное, шустрое. А то эта борозда поперëк моего туловища оказалась бы!

— Давай-давай, нахал, попляши! — глумится Сердий, безостановочно щëлкая хлыстом. Рад, что хоть у кого-то из нас хорошее настроение! А вот я чувствую, что начинаю выдыхаться. Пора прекращать этот цирк.

Очередной щелчок встречаю на подлëте — бросаюсь под удар и ловлю пламенеющую плеть голыми руками. Ну а что поделать! Просить прощения у неадекватного хрена я всё равно не собираюсь…

Сердий издаëт удивлëнный возглас, а я ожидаю для себя неминуемых последствий. Но ничего не происходит — ладони даже не жжёт. И я, стараясь не думать о том, что трогаю натуральный огонь, шустро обвиваю плеть вокруг предплечья, блокируя папаше возможность ударить. Рукав тут же начинает тлеть, но сохранность одежды меня волнует сейчас меньше всего.

— Может, хватит? — во мне по-прежнему плавно нарастает раздражение, но я пока держусь. — Все уже поняли, что ты тут самый важный главнюк. Давай к делу что ли.

— И с каких пор ты этим фокусам научился? — весело спрашивает подугасший Иерарх. Но его тон всё равно бесит, да и смотрит он на меня как на внезапно поумневшую комнатную собачку.

— А я всегда умел, — отвечаю дерзко, дёргая плеть на себя и вынуждая Иерарха подшагнуть поближе, — просто кому попало не показывал.

«Кто попало» удивлённо хмыкает:

— Да ты сегодня на себя не похож… Правда что ли моя кровь наконец пробудилась?.. Вот только одного ты не учёл, юнец. Левая рука у меня свободна!

Сердий бросает в меня пригоршню снега, которая на глазах превращается в охапку крошечных ледяных лезвий. Успеваю только закрыть глаза и заслониться свободной рукой. Вовремя, потому что львиная доля урона снова летит в физиономию.

— Старших надо уважать, мальчик, — Иерарх сообщает избитую истину так, будто делится мудростью поколений. Улыбается насмешливо, довольный как слон после купания. Ишь ты, размялся. Тряхнул стариной.

Так для тебя это просто развлечение было⁈

Кровь расплавленной лавой ударяет в голову, отшибая мозги начисто. Жадная пустота, дремлющая где-то в районе солнечного сплетения, настойчиво требует наполнения. И получает! Хлипкую заслонку разума сметает первобытным потоком силы. Энергия переполняет каждую клетку моего тела, беспрепятственно вылетая из каждой поры кожного покрова в окружающее пространство.

Я пылаю, точно так же, как до этого Иерарх. Только в десять, нет, в сто раз сильнее!

— Стой! — вот теперь в голосе незадачливого папаши прорезаются ласкающие мне слух нотки страха. — Ты навредишь себе! Максин!

— Я МАКС! — рычу в ответ, запуская в жалкого человечишку огненную волну. Досада! Он играючи перехватывает её и направляет в сторону. Ничего! У меня этого добра навалом. Всё для любимого папочки.

Вторая волна. Третья. Четвёртая. На пятой мои руки и ноги будто наливаются свинцом. Сердце тревожно замирает и тут же бешено пускается вскачь, напоминая о позабытой было тахикардии. Мои движения, напротив, замедляются, становясь вялыми и ленивыми. Ярость, придававшая мне сил, отступает, но рвущийся изнутри огонь и не думает прекращаться.

Неужто теперь его никак не остановишь⁈

И тут на мою потяжелевшую от усталости голову обрушивается жидкий азот. Ладно, это всего лишь цистерна ледяной воды, но температура у неё по моим ощущениям сильно ниже нуля!

Отвлекаюсь от уничтожения Сердия на новый раздражитель — и тут же получаю от доброго папы под дых. Да не так, как совсем недавно огребал от меня Игор, а душевно, от всего сердца.

Падаю на растрескавшиеся и оплавленные от жара камни, закономерно преисполнившись острой жалости к себе.

Одно хорошо: поток силы заметно ослабел, а огонь погас, оставляя после себя мокрую, голую, измазанную копотью кожу. За которую с удвоенной силой принялся позабытый в пылу сражения ледяной ветрище. Пара секунд — и у меня уже зуб на зуб не попадает.

Даже не замечаю, как рядом присаживается на корточки Сердий. Задирает мне подбородок, заглядывает в глаза. Удивлённо бормочет:

— Ну надо же, не сгорел…

Потом легко, будто пиджак со стула, поднимает меня с начинающих покрываться наледью камней. Я и сам чувствую себя какой-то ветошью: ни одна мышца не хочет двигаться, тело мечтает только об одном: чтобы всё это поскорее закончилось.

Поэтому когда Сердий со мной подмышкой перемещает нас обратно в полуразгромленный кабинет, я ему почти благодарен.

— Макс! — бросается ко мне помятая и бледнющая Орлина. Кажется, я даже вижу слёзы у неё на щеках. Или это у меня в глазах расплывается…

— Не трожь, — вполне мирно рокочет Иерарх. — Ему очищение нужно. Как минимум.

— Зачем ты так? — выплёскивает нервное напряжение на мужа Орлина. — Неужели обязательно было так мучить ребёнка⁈

— Обязательно, — усмехается Иерарх, явно не планируя что-то объяснять переживающей матери. — Теперь я сам прослежу за его обучением. И учителя дам. Лучшего.

Орлина зажимает рот руками, будто не в силах поверить в реальность происходящего. А Иерарх телепортирует меня в знакомый лазарет и безжалостно сбрасывает на столь же знакомую койку.

— Эй, карга! — гудит куда-то в сторону. — Принимай пациента.

— От старпёра слышу, — неласково ответствует Фати и тут же ахает. — Ты что, с ним делал, изувер⁈ Убить собирался?

— Этого убьёшь, — в голосе Иерарха слышится тщательно отмеренное одобрение. — Подлатай его как следует, чтобы завтра был как огурчик. Он ещё пожалеет, что попался мне на глаза.

Посмеиваясь над собственной недошуткой, Сердий растворяется в воздухе. А надо мной, разглядывая изучающе, склоняется Фати.

— Как ни странно, повреждения минимальны, — удивляется она. — Даже Источник почти не травмирован. У тебя потрясающий резист к Бездне, малыш.

Страшно хочется съязвить что-нибудь про этого «малыша», но лень. Вместо этого спрашиваю, едва ворочая языком:

— Сколько тебе лет, Фати?

Она облизывает пухлые губки и отвечает как ни в чём не бывало:

— Двести семьдесят три в прошлом месяце исполнилось. Твой отец младше меня на год.

Всё, приплыли. Тушите свет. Занавес.

— Ведьма, — мычу я в шоке и наконец проваливаюсь в спасительное беспамятство.



Прихожу в себя глубокой ночью. Вокруг темно, только маленький светильник слегка рассеивает темноту. Фати рядом нет, я заботливо отмыт от слоя сажи и укрыт чистой простынёй. Мышцы люто ноют, но теперь хотя бы не напоминают разжиженный холодец. Хочется в туалет, но пока не настолько, чтобы вставать и искать его в потёмках.

Вместо этого я долго разглядываю потолок, анализируя первый прожитый здесь день.

И мне не нравится то, что я вспоминаю.

Я всегда гордился своим хладнокровием — моменты, когда реально не мог себя контролировать, можно по пальцам пересчитать. А здесь завёлся не то что с полоборота, буквально из ничего! Какая мне разница, что там думает обо мне какой-то местный феодал!

Ладно, разница, положим, есть. Только бросаться в бой очертя голову — совсем не в моих правилах. А в этом мире, да ещё с этой клятой магией надо быть втройне осторожным. Мне, пожалуй, Сердию ещё спасибо сказать надо, что не дал сдохнуть прямо на том леднике.

Потому что — понимаю с удивлением — жить хочется так, что аж зубы сводит!

В молодости я никогда об этом не задумывался. Просто жил себе и жил, как получалось. Занимался научной работой, женился, сына воспитывал. Всё шло как-то ровно, гладко, без особых потрясений и потерь. Поэтому трагедия, произошедшая с родными, буквально раскатала меня в лепёшку. Не знаю, как я тогда выжил и остался в здравом уме.

Хотя нет, не остался. Потому что стал одержим жаждой мести. От меня тогда не осталось вообще ничего, только желание уничтожить тех, кто сделал это с моей семьёй.

О, я и не подозревал, насколько умным, изворотливым и убедительным могу быть! У меня была цель, всё остальное — неважно.

Разве после её достижения на меня не должно было снизойти умиротворение? Попал в другой мир — ну и что с того? Гулял бы себе спокойненько по местным красотам, и горя не знал. Так ведь нет! Бегу куда-то, суечусь, дерусь… С детства таким не увлекался, больше учился, занимался спортом, конструировал всякое.

Местный воздух что ли на меня так влияет…

Размеренный ход мыслей и воспоминаний убаюкивает, но теперь уже точно приходится вставать по нужде. Кроме входной двери в лазарете их ещё две. Толкаю первую попавшуюся — закрыто. Только не говорите мне, что туалеты тут на ночь запирают! Или, не приведи Ньютон, ходят на улицу…

Однако вторая дверь тут же успокаивает мои тревоги. Оказывается, санузлы в этом мире сильно напоминают наши, разве что изукрашены в стиле дорого-богато, как тут принято. А ещё конкретно в этом есть окно с узорчатым стеклом, через которое ни шиша не видно.

Стоит мне переступить порог, как в помещении вспыхивает неяркий свет. Ишь ты, до чего тут техника дошла!

Здесь же обнаруживается душ, которым я не брезгую воспользоваться. А ещё тут есть белый, напоминающий гостиничный, халат, в который я с удовольствием заворачиваюсь. Не привыкшие мы голышом расхаживать, так-то.

Возвращаюсь в постель посвежевшим, да и настроение заметно улучшается. Какая разница, что там было и чего не было в моей прошлой жизни? Здесь-то наверняка всё будет по-другому.

Там я все дела закончил. Близких у меня больше никогда не было, а у особо ценных сотрудников имеются подробные инструкции и капитал на случай моего внезапного исчезновения. Они справятся.

Не стоит ли мне сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас? Ответ, естественно, утвердительный.

С этой мыслью засыпаю сном праведника.

А просыпаюсь на рассвете под тихий шум голосов.

— Нет, Орлина, нет, — непреклонно выговаривает Фати. — Даже посмотреть на него не дам, не проси. Пусть мальчик выспится.

— Ты же понимаешь, я могу доверять только собственным глазам, — соревнуется в непреклонности Орлина. — Вчера Иерарх не дал мне на него даже взглянуть толком. Вдруг с Максином что-то не так?

Приподнимаюсь, опираясь на локти и говорю так громко, что спорщицы синхронно вздрагивают:

— Для женщины, по чьей указке меня вчера убили, ты слишком беспокоишься о моём здоровье, Орлина.

— Во-первых, вчера и сегодня — разные вещи, — мать мгновенно оказывается рядом и усаживается на заботливо оставленный с вечера стул. — А во-вторых, не говори ерунды. Кагаф не мог причинить тебе серьёзного вреда.

— Вообще-то Макс прав, — встревает Фати. — Он действительно умер. Чистое везение, что ему удалось вернуться.

Орлина выглядит обескураженной.

— Не может такого быть, — выдыхает она. — Я ведь полностью его контролирую…

Фати картинно заламывает руки:

— Ужас! Мне, лучшей подруге, ты не веришь, а какому-то безродному троллю — нате пожалуйста. Как теперь с этим жить!

Но Орлина серьёзна:

— Его семья верно служит моей уже несколько поколений. А ты понимаешь, что это значит.

— И что это значит? — невинно интересуюсь я. Для познания нового мира надо пользоваться любой возможностью.

— Клятва на крови, — Орлина смотрит на меня так, что мне становится неловко. — Клану Темновых служи или умри. Так все говорят.

Киваю, делая вид, что для меня все эти шарлатанские ритуалы — в порядке вещей. Но всё-таки уточняю:

— И что, обойти эту клятву никак нельзя?

Женщина страдальчески морщится:

— Если очень постараться, то можно, конечно. Особенно если найти толкового алхимика… Но есть же в конце концов святое даже для троллей!

— Верность что ли? — саркастически хмыкаю я. Ну надо же, такая взрослая и такая наивная. Не ожидал.

Орлина, однако, зыркает на меня как на идиота:

— Какая такая верность, Макс? Ты о чём? Выгода! Вот что удерживает их лучше всякой клятвы. Неужели кто-то посмел предложить им больше?..

— У тебя много врагов, — равнодушно зевает в ладошку Фати. — Странно, что они только сейчас занялись этим всерьёз.

С этими словами она отправляется к своему рабочему столу и принимается перебирать там какие-то бумажки. Лучшая подруга, ага. Орлина же наклоняется ко мне пониже.

— Ладно, — почти шепчет она. — С троллями я как-нибудь сама разберусь. Важнее то, что Иерарх наконец тобой заинтересовался. Хоть я и не одобряю твоего поведения…

— Какого поведения? — спрашиваю озадаченно. — Я ж его даже не ударил. В смысле, он первый начал!

Орлина распрямляется и обличающе тычет пальцем мне в грудь:

— Ты! Влез в поединок! Забыл правила поведения в приличном обществе?

— Вообще-то я тебе помочь хотел! — начинаю заводиться и я. Но вдруг до меня доходит. — Или ты что, собиралась ему проиграть?

Женщина поджимает губы и неожиданно заинтересовывается складками платья на коленях.

— Сердий вспыльчивый, — неохотно признаётся она. — Зато после ссоры — как шёлковый. У меня всё было под контролем.

— Страшная ты женщина, — откидываюсь я на подушку. Глаза почему-то жутко слипаются, хоть проснулся совсем недавно. Видимо, перетрудившийся организм продолжает восстанавливаться. — Но в следующий раз меня на такие мероприятия не приглашай.

— Почему?

— Потому что ни один нормальный мужик на такое спокойно смотреть не станет, — в конце смазываю пафос фразы широким зевком. Спать хочется уже нестерпимо.

— Тоже мне, мужик нашёлся! — хихикает Орлина, явно не принимая меня всерьёз.

Хмуро смотрю из-под опущенных век:

— Мужу своему ты тоже такое говоришь? Завязывай. Мне так точно больше не надо.

— Как скажешь, — покладисто соглашается женщина. Подозреваю, что только ради того, чтобы не разводить спор. — Отдохни ещё немного, силы тебе точно понадобятся.

Быстро наклоняется и неожиданно целует. В лобик. А потом поправляет одеяло и стремительно убегает, оставляя меня чувствовать себя сущим младенцем.

— Фати, — мне страшно хочется спать, но вопрос не терпит отлагательств. — А Орлине сколько лет?

Двухсотсемидесятитрёхлетняя девушка издаёт язвительный смешок:

— Да она малышка совсем. До двухсот пятидесяти даже не дотягивает. Столько ей лишь через пару лет стукнет.

Ладно, по сравнению с этими старожилами я и впрямь молокосос. Даже если принять во внимание мой настоящий возраст. А значит, можно и… поспать.

Наконец-то!

Мне снится что-то мягкое и упругое, когда меня грубо прерывают. Я падаю с кровати, причём явно не сам по себе. Торопливо продираю глаза, пытаясь сообразить, на каком я свете.

— Ты что ли посмел быкануть на Иерарха? — басом интересуется возвышающийся надо мной коренастый силуэт. — Это ты зря, парень.

Загрузка...