Железный Феникс 3

Глава 12. Положение обязывает

Чётко очерченные брови девушки удивлённо приподнимаются, но почти сразу на её лицо возвращается безмятежное выражение. И только будто бы в шутку прижатый к губам пальчик безмолвно уговаривает: не вмешивайся, молчи!

Не знаю, чего именно я ждал от этой встречи.

Не эпическую битву с кхелотской делегацией и романтическим отплытием в закат на угнанном эфилёте, конечно. Но точно не такое вот спокойствие и смирение.

Перед тем, как её похитили, Гайла решила остаться со мной. Надеюсь, она не передумала, потому что я ни за что не отступлю.

И пусть их дохлый Вороний бог идёт в Бездну.

Делегация во главе с самодовольным Сам Ёлом проходит вдоль рядов сыскарей и усаживается в так называемый «мобиль», здорово напоминающий старинный земной автомобиль.

Гайлу под охраной усаживают в другую машину. И просто увозят.

А я стою, даже не пытаясь ничего сделать.

И не сразу соображаю, что сыскари расходятся кто куда, а Ешиля дёргает меня за одежду.

— И нечего пялиться на божью невесту, — поддевает проходящий мимо кхелот. — Не про твою честь, желторотый.

— Да кому ж посмотреть не интересно? — зубоскалит Цеад, перетягивая внимание на себя. — Вдруг потом не получится.

— И то верно, — кивает ещё один из сыскарей. — Ни одной из невест назад не вернулось что-то.

«Ни одной»? Их что, много что ли?

Пока Цеад заговаривает соплеменникам зубы, Ешиля утягивает меня куда подальше — в заранее примеченный закоулок. Наконец останавливается и обеспокоенно заглядывает в лицо:

— Как ты, Макс? С тобой всё нормально?

Качаю головой:

— Жить буду. И что, как часто здешнего бога женят?

Ешиля досадливо морщится:

— Пока я здесь, раза три уже праздник был. Они это называют «день вхождения». Невесту по всей столице провозят. Она входит в храм и больше никто о них не вспоминает.

— Подозрительно, — произношу задумчиво. Может, они, конечно, таким образом штат служителей пополняют. Но в голову всё равно лезут мысли о жертвоприношениях и прочей дряни.

На моё плечо опускается тяжёлая ладонь.

— За что?! — взвывает Цеад, потирая ушибленные рёбра. Это я ещё притормозить успел, когда понял, кого бью.

Угрызений совести, однако, я по этому поводу совсем не чувствую.

— Чтоб не подкрадывался, — отвечаю спокойно. — В другой ситуации могу и убить.

— Видишь, Ешиля? — трагически вопрошает этот артист. — Росы-то совсем озверели…

— А ты что думаешь насчёт божьих невест? — прерываю бессодержательное нытьё.

За время, проведённое с этими двумя, я понял про Цеада две вещи. Он действительно слишком болтлив, но легко переключается на другую тему.

Кхелот пожимает плечами:

— Всем известно, что невеста у бога только одна — та, что сегодня приехала. Зачем понадобились остальные — не знаю.

— И много их таких было?

— Человек пять, должно быть, — чешет затылок Цеад. — Двое сразу после отъезда Гайлы, трое — совсем недавно.

Божество оголодало что ли?

Ещё более подозрительно и неприятно.

Но Цеада таким не проймёшь. Хотя моё состояние он всё-таки замечает.

— Да ты не волнуйся, — взмахивает рукой, будто отметает любую тревогу. — Живут, верно, при храме, служение исполняют. Туда ведь всё время работники требуются.

— Увольняются?

— Нет, — качает кхелот головой. — Работы много, только и всего. Платят, говорят, тоже неплохо.

— Это они сами тебе рассказывали? — интересуюсь уже откровенно насмешливо. Да этим кхелотам транспарант надо развернуть что ли?! «Здесь творятся мутные дела», — и указатель, где именно. Чтоб никто не перепутал, значит.

— Нет, — снова отрицает Цеад, хоть и не так уверенно. — Родичи болтают… Что им деньги исправно приходят. В храме ведь тратить не на что…

Парень замолкает и медленно прикрывает ладонью рот. Дошло что ли?

— Этого ведь не может быть, да? — спрашивает чуть ли не жалобно. — Бог не мог допустить…

— Бог умер, — отвечаю негромко. — А что на уме у вашей Владычицы…

Внимательно слушавшая нас Ешиля тоже переходит на шёпот:

— И правда. Если задуматься, в храме столько народу должно быть, что не протолкнуться. Как они живут друг у друга на голове?..

— Вот вы где! — прорезает насыщенный эфиром воздух скрипучий старческий голос. — Сейчас я вам устрою, безобразники!

Мы дружно подрываемся, готовые бежать или сражаться — как получится. Но ничего такого не нужно: неподалёку стоит бабушка Улу с двумя сопровождающими, один из которых держит над ней зонтик.

И, судя по выражению лица старушки, сейчас нас будут бить. Возможно, ногами.

— Бабушка, — тут же расплывается в улыбке Цеад и топает к ней, раскрывая объятия. — Не иначе, вы услышали чаяния моего сердца и пришли встретиться с любимым внуком.

— Нету среди сыскарей моих внуков, — ворчит старушка, выхватывая у сопровождающего зонтик и отмахиваясь им от наглеца. — И не стыдно в таком виде перед моими глазами появляться?

Цеад срывает с головы кепку и покаянно кланяется.

— И в самом деле, — спохватываюсь я и начинаю раздеваться, — нечего нам в этих костюмах по городу разгуливать.

Бабушка Улу с лукавым интересом сверкает красными радужками, но посмотреть оказывается не на что: под формой у меня загодя надет костюм по местной моде. Гир пришлось с сожалением оставить на секретной квартире: в добытую Цеадом сыскарскую одежду он попросту не влезал.

Остальные следуют моему примеру.

Снятое заботливо заворачиваем в заранее подготовленную ткань. Выбрасывать подобные вещи было бы слишком глупо.

— Не стоит тебе, Цеад, так запросто по городу разгуливать, — произносит старушка, когда мы приводим себя в порядок и наконец выбираемся из закоулка на широкую дорогу.

— Ничего, — беззаботно отмахивается внук. — У них всё равно на меня ничего нет, одни подозрения.

— Чего ж они тогда дом крушили? — сварливо интересуется Ешиля.

Цеад беспечно пожимает плечами:

— В «Вороне» давно не были. И песни послушать хотели. А я не допел, эх.

— Весь в деда, — со вздохом подытоживает старушка. И одобрения в её голосе нет ни на грамм. — Иди-ка сюда, огнеглазый. Пошепчемся.

Это она мне что ли?

Улу несколько раз пригласительно взмахивает ладошкой, так что сомнений не остаётся.

Стоит мне подойти, как женщина вручает мне снова отнятый у сопровождающего зонтик и цепко хватает под руку.

— Ну и как тебе наш Зехга́л? — начинает она светскую беседу. А я запоздало соображаю, что так называется столица Кхелотского княжества и единственный портовый город острова. Город, в котором мы сейчас находимся, в общем.

— Не очень, — отвечаю честно. Вряд ли она завела этот разговор, чтобы посудачить о местных достопримечательностях.

Бабушка согласно прикрывает глаза.

— Было не очень. Теперь совсем худо станет, — произносит печально. — Птичку-то нашу назад привезли. А Мареона только и мечтает, как бы её слопать.

— Вы про Гайлу сейчас говорите? — уточняю.

Улу кивает:

— Да, да, так её звали. Не успела на свободу вылететь, уж назад вернули… — она заглядывает на ходу мне в лицо. — Ты ведь за ней следом прилетел? Из клетки выпустить, верно, хочешь?

Усмехаюсь:

— И откуда вы только всё знаете?

Женщина замолкает и некоторое время смотрит вперёд, шустро переставляя ноги.

— Положение обязывает, — со странной горечью произносит она. — Знать — это самое меньшее, что я могу сделать. Ведь в том, что сейчас происходит, моя вина тоже имеется.

И что-то есть в её словах, что заставляет поверить: сказаны они совсем не просто так. Будто именно она принимала непростые решения и до сих пор несёт на своих хрупких плечах нелёгкое бремя.

— Вина и ответственность — вещи разные, — напоминаю осторожно. — На некоторые вещи не всегда получается повлиять.

Бабушка Улу усмехается:

— Какой добрый мальчик. Именно поэтому я отведу тебя туда, куда не так-то просто попасть.

— Мы что, идём в Чёрный дворец? — как раз вовремя вопрошает Цеад. И тревожно оглядывается, будто ему вдруг стало неуютно от одной этой мысли.

— Мы с огнеглазым — да, — степенно ответствует Улу. — А вы подождёте нас в «Жасминовом вихре». Молчи, — останавливает она желающего что-то возразить Цеада. — Когда призывает Владычица, отказаться невозможно.

Внук пытается протестовать, но старушку не переспорить.

Наконец мы с женщиной остаёмся наедине. А впереди уже виднеются высокие стены. Совсем не чёрные, как можно было подумать, если судить по названию дворца.

— Что бы ты там не услышал или не увидел — молчи, — инструктирует Улу, пока мы подходим к деревянным резным воротам. — И в глаза не смотри, а то заметит.

— Что заметит?

— Что ты по её душу пришёл, — хихикает бабушка, да так, что кажется мне сумасшедшей. — Смотри в оба, мальчик, запоминай. Вернёшься — спасибо скажешь.

Пожимаю плечами. Точнее расспрашивать некогда — мы уже подходим к стражнику у ворот. Да и кажется, ничего толком мне эта пожилая загадочница объяснять не собирается.

Стражник, завидев Улу, почтительно ей кланяется и без вопросов пропускает внутрь. Да и она сама топает уверенно, будто точно знает, куда идти.

— Я провожу вас, госпожа, — неслышно возникает рядом с нами прислужник-кхелот. — Пусть экстран подождёт у ворот.

Старушка меряет его презрительным взглядом и прижимает локоть к боку.

— Ни в коем случае, — отвечает резко. — Другого провожатого мне не надо. Можешь быть свободен.

Прислужник явно хочет возразить, но сдерживается и исчезает — так же неслышно, как появился.

— Для меня, верно, тоже клетку подготовила, — бормочет женщина. — Только мы так просто не сдадимся, верно, огнеглазый?

— Так точно, — отвечаю, начиная смутно догадываться, зачем эта бабуся меня сюда притащила. Ведь выглядит она точь-в-точь как боец, выходящий на ринг. А я у неё, стало быть, вместо перчаток.

Ладно, я не против поработать охранником. Тем более, что в награду увижу наконец загадочную Владычицу.

Улу твёрдой рукой направляет меня к небольшому зданию. «Чайный домик» — приходит на ум.

Стоит нам приблизиться — двери открываются.

И на пороге нас встречает… Гайла.

Нет, не она!

Эта дама, хоть выглядит молодо, куда старше. Она не из тех, с кем можно запросто целоваться в укрытой зеленью пещере. Её красные глаза не полыхают — гневом ли, радостью ли, как у Гайлы. Они сверкают, словно отполированная металлическая поверхность, холодная и равнодушная.

— Не знала, что ты больше не способна стоять на ногах, — голос Владычицы тоже звенит сталью. — Иначе прислала бы за тобой мобиль, матушка.

Это у них так принято пожилых называть, или…

— В моём возрасте прогулки полезнее, — отмахивается старушка. — И не смей использовать по отношению ко мне это слово, Мареона. Лучше дай пройти.

Владычица усмехается и отходит вглубь домика.

Почему-то ожидаю увидеть китайский стол и сервиз для чайной церемонии, но столик тут самый обычный, как и диваны, которые стоят вокруг.

Лишь сервиз не подводит — и впрямь стоит наготове.

Складываю зонтик и ставлю его рядом с дверью. Не забыть бы.

— Присаживайся рядом, — приглашает добрая старушка Улу.

Качаю головой:

— Как я смею, БАБУШКА, — от такой учтивости у меня самого аж зубы сводит. — Я ведь так забочусь о вашей безопасности.

Старушка хихикает — мои слова приходятся ей по вкусу. Зато Владычица отчего-то недовольно хмурится.

— Наверное, мне стоит быть благодарной, — она берёт в руки крошечный заварник, — хотя бы за то, что ты не додумалась притащить сюда другого.

Я стою у бабушки Улу за спиной, так что выражение её лица не вижу. Но почти физически ощущаю недовольство, которое от неё исходит.

Тем временем Владычица наливает в чашку зеленоватый прозрачный напиток и ставит поближе к гостье.

Однако та дегустировать предложенное не спешит.

— У меня не так много времени, Мареона, — произносит сухо.

«Ближе к делу», — повисает в воздухе.

Владычица еле заметно вздыхает.

— Мне нужно твоё согласие, — она изящным движением переплетает перед собой тонкие пальцы. — Старейшины и служители уже всё подписали.

— Те, которые твои прихвостни? — ядовито усмехается старушка. — Или те, которые сидят у тебя под замком?

Но Владычица на это даже бровью не ведёт.

— И те, и другие, — кивает. — Осталась только ты, мудрейшая.

— И на что же я должна согласиться? — интересуется Улу, будто уже знает ответ.

Мареона насмешливо прищуривается:

— Сама знаешь. Мне нужно открыть запечатанный алтарь. Пора Гайле наконец сыграть уготованную ей роль.

— Где она сейчас? — старушка трогает чашку, но вместо того, чтобы отпить, поворачивает по часовой стрелке. — Мне бы хотелось с ней повидаться.

Владычица чуть заметно хмурится и отводит взгляд в сторону.

— Она устала с дороги, — говорит неискренне. — Повидаетесь сразу после церемонии.

Бабушка молча качает головой и поворачивает чашку в первоначальное положение.

— Да как ты не понимаешь, мама! — Владычица резко всплёскивает руками и тут же возвращает себе маску спокойствия. — Время уходит! Мы не можем больше довольствоваться полумерами…

— Не называй меня так, — в голосе Улу стынет лёд. — Я и на твои «полумеры» не соглашалась. Сколько их там уже?

— Семьс… — начинает Мареона и тут же спохватывается. — Да какая разница! Всеобщая польза перевешивает всё!

Старушка тяжело вздыхает, словно придавленная тяжёлой плитой.

— Видишь, мальчик, — чуть поворачивается она ко мне, — что бывает, когда чересчур потакаешь детским прихотям? Не повторяй моих ошибок, когда придёт время.

— Матушка! — возмущается Мареона. Будто не Владычица вовсе, а капризная девчонка.

— Что ж, — не реагирует на окрик старушка, — если это всё, что ты хотела мне сказать…

Улу медленно поднимается с места, опираясь на мою руку. Лицо Мареоны, которая за этим наблюдает, напоминает восковую маску.

— Сядь, — произносит она угрожающе. — Теперь, когда цель близка… Я больше не прощу предательства. Даже тебе.

Бабушка Улу смотрит на Владычицу чуть ли не с жалостью.

— Мне не нужно твоё прощение, — говорит высокомерно. — И расположение можешь оставить при себе. За все эти годы ты сотворила столько всего, что я давно прокляла тот день, когда произвела на свет такую мерзость.

Красивое лицо Мареоны морщится, как от пощёчины.

— Ты пожалеешь, — одними губами произносит она.

— Уже, — отзывается старушка. — И даже не представляешь, насколько.

С этим словами она отворачивается и горделиво топает к двери. Но я чувствую, как мелко подрагивает рука, которой она за меня цепляется.

— Я всё равно сорву печать! — вскрикивает Владычица, когда мы подходим к двери. — И никто мне не помешает! Даже ты!

Бабушка Улу останавливается и, не оборачиваясь, веско произносит:

— Попробуй. Только не забывай посматривать по сторонам. Мало ли что.

Прежде чем выйти, забираю зонтик. Негоже оставлять в стане врага даже такую мелочь.

Стоит дверям за нашими спинами захлопнуться, как из бабушки Улу словно выкачивают воздух. Она повисает на моей руке как тряпичная кукла.

— Вы в порядке? — ещё сердечного приступа мне тут не хватало! Ведь его прижиганием полечить не получится, а на большее я не особо способен.

— Как тебя зовут, мальчик? — невпопад интересуется старушка.

— Макс, — отвечаю почему-то неловко. Хотя какое там «почему-то»?! Даже не помню, представлялся ли я ей раньше. Некрасиво вышло. — Воскресенский.

— Береги родителей, Макс, — она легко похлопывает меня по предплечью. — Не доводи до такого.

— Постараюсь, — отвечаю дипломатично. Иерарха поберечь — скажет тоже! А с Орлиной у нас и так мир-дружба…

Улу глубоко вздыхает и расправляет плечи. Словно отбрасывает горести усилием воли.

— Ладно, — произносит деловым тоном. — Давай поторопимся, Макс Воскресенский. Вдруг получится выскользнуть отсюда без происшествий?

Но, подходя к воротам, понимаю: не получится.

Там уже поджидает десяток кхелотов в знакомой форме сыскарей. А впереди откашливается начальник — видно, речь произносить готовится.

— Уважаемая Улу, — действительно начинает говорить, стоит нам подойти поближе. — Прошу вас немедленно пройти с нами. У нас есть…

— Бабушка, — игнорирую это невероятное выступление. — Вы не подержите зонтик? Кажется, мне придётся заняться уборкой.