Жаркая зима

ГЛАВА 14, в которой между танцами решаются дела отнюдь не сердечные

Оставив Джегейль присматривать за Ларком, граф фор Циррент неторопливо прошелся по ведущим праздные разговоры кучкам гостей: раскланялся с одними, перекинулся парой слов с другими…

— Какими судьбами, граф?

— Вы настолько редкий гость на балах, господин граф, каких потрясений нам следует ждать?

— Представь меня своей прелестной племяннице, Варрен!

Он кивал, отшучивался, отделывался пустыми фразами, отмечая, что еще не утратил навыки светского общения, но раздражаться таким общением стал безмерно. Право, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустые разговоры…

Однако раз уж он здесь, приходится извлекать пользу. Граф фор Циррент и впрямь слишком редко посещал балы, приемы и прочие светские развлечения, и его присутствие наверняка породит волну самых невероятных слухов и домыслов. Грех упускать возможность заранее направить молву в нужное русло, тем более, он не единственный редкий гость здесь. Уже к ночи по всем тайным каналам наверняка уйдет весть: «Столица Андара развлекается, наследник престола по-прежнему волочится за юбками, адмирал фор Гронтеш вместо подготовки флота танцует, Тайная Канцелярия ищет врагов среди своих».

Гелли тем временем довольно ловко увлекла адмирала в сторону галереи, и граф направился туда же.

Раскланялись не то чтобы холодно, но натянуто, фор Гронтеш адресовал Гелли дежурную улыбку и спросил:

— Скажите, граф, меня «пасут» опять из соображений моей же безопасности?

— Насколько я знаю, Фенно-Дераль после вашей с ним излишне громкой ссоры все же снял охрану, оставив лишь наблюдение у вашего дома. Возможно, зря? «Пасти», как вы изящно выразились, вас могут и враги.

— Вот как, — адмирал задумчиво оглядел зал.

— Давайте устроим охоту, — предложил фор Циррент. — Отчего-то мне кажется, что роль наживки порадует ваше чувство прекрасного.

Адмирал рассмеялся:

— Верно, предпочту поработать наживкой, это веселей, чем ощущать себя кошельком в запертом сейфе.

Он и впрямь оживился, в глазах вспыхнул азарт, и граф не удержался от предупреждения:

— Только помните, что вы нужны нам живым. Схватить убийц возле вашего еще теплого тела — немного не тот итог, на который я рассчитываю.

Фор Гронтеш презрительно фыркнул и, чуть заметно повысив голос, склонился к ручке Гелли:

— Еще танец, виконтесса?

Граф проводил их взглядом, невольно отметив, что его милая кузина-домоседка неплохо смотрится в паре с адмиралом. Поднял руку, подавая знак официанту, взял с подноса бокал с лимонадом, сказал негромко:

— Наживка одобрила охоту, начинайте.

Через несколько мгновений на облюбованный графом пятачок у окна впорхнула Цинни. Приняв от него бокал, рассмеялась:

— Ах, братец, как я соскучилась по столичным балам! Но, представь, меня здесь не забыли! Отбоя нет от кавалеров!

— Почему это тебя должны были забыть? Или тебе нужны были подтверждения, что ты незабываема?

Брат и сестра понимающе улыбнулись друг другу. Губы Цинни шевельнулись беззвучно: «Гьяппа выводят капиталы».

Чего и следовало ожидать: андарское отделение банка «Гьяппа и Гьяппа» всецело зависит от решений директората, а директорат — в Одаре. А младший дель Гьяппа, вице-директор, еще и в обиде на нашего юбочника Ларка, чтоб ему, обормоту, хорошую супругу да поскорее.

Цинни допила лимонад, ловким жестом поправила прическу и тут же умчалась с очередным кавалером. А граф фор Циррент, оглядев зал и не обнаружив среди танцующих ни племянницы, ни принца, отправился на поиски. Оставлять Джегейль надолго без присмотра не хотелось, и почему-то не давало покоя смутное тревожное предчувствие.

Волнующее ощущение первого бала исчезло до обидного быстро. «Не быть мне Наташей Ростовой на первом балу, — мрачно думала Женя, — возраст уже не тот, да и розовых очков не хватает. Тот же серпентарий, что на работе был, только блеска больше и разговоры витиеватее».

Зато рядом с принцем разговоры велись нормальные. Те самые «сугубо мужские», в которые ей не то что влезать, а даже и слушать не полагалось — о займах, кредитах и выводе из страны капиталов, о корабельном лесе и пеньке, о возможной мобилизации рыбаков и фрахтах для торговцев…

Женя, как и обещала принцу, делала вид, что не слушает, улыбалась и кивала, когда со стороны могло казаться, что обращаются к ней. И только однажды не выдержала. Когда Ларк, видимо, ради пущей конспирации, снова повел ее танцевать, прошипела ему на ухо:

— Тот банкир, который советовал начеканить новых денег — натуральный вредитель. Не вздумайте. А если вам так хочется загрузить работой свой монетный двор, чеканьте валюту врага и забрасывайте на его территорию. Хотя лучше, конечно, не монеты, а бумажки — векселя или что там у вас еще есть?

— Что? — обалдело переспросил принц.

Но вокруг уже кружили в танце люди, и Женя лишь сказала негромко, лукаво улыбнувшись:

— Поверьте, ваше высочество, я знаю, о чем говорю.

И до конца танца молчала, пытаясь вновь отыскать в себе ощущение летящего восторга — и не находя. От скрещивающихся на ней взглядов делалось неуютно, от музыки и гула голосов начала болеть голова. Как-то ориентироваться в бальной круговерти, выискивать знакомые лица, отслеживать, кто с кем танцует, разговаривает или уединяется, казалось немыслимым, хотя обе тетушки наверняка замечали все это на автомате, даже не задумываясь.

— Ваши глаза стали грустными, что случилось? — встревоженно спросил Ларк.

— Устала, — пожаловалась Женя. — Шумно и бессмысленно. Спасибо еще, что я с вами рядом, хоть какая-то пища для мозгов.

— Вы расскажете мне позже, в чем выгода дарить врагу деньги.

— Обязательно. Это важно, правда. На эту тему я вообще много чего рассказать могу, честно говоря, просто не думала, что вам это нужно. Казалось, и так знаете.

— Дед, может, и знает, — вздохнул Ларк.

— Разве вам давали бы тогда такие советы? Ведь не вы же решаете такие вопросы? Хм, хотя я тут подумала, я вообще не знаю, кто у вас здесь что решает. Или мне и не положено такое знать?

— Барышни обычно таким не интересуются, — подмигнул Ларк. Ясно, снова кто-то подошел, и конец короткому разговору по душам. Принц раскланялся, приняв крайне официальный вид, значит, кто-то чужой, нужно держать лицо… глупенькое личико барышни на выданье.

«Кажется, я ненавижу балы», — подумала Женя. Обернулась, выдавив любезную улыбку, готовая отвечать на приветствие, что-то говорить или, наоборот, молчать и улыбаться — по обстоятельствам…

Подошедший господин, пожилой, солидный, одетый скорее добротно, чем роскошно, поприветствовал ее с натянутой любезностью и что-то сказал принцу. Жене показалось — испанский или итальянский, вряд ли она сумела бы их различить, только и знала, что «чао, бамбино», и что там и там то ли синьоры, то ли сеньоры… В голове нарастала тупая тяжелая боль, Женя потерла пальцами виски, пробормотала:

— Простите, мне, наверное, нужно на воздух, — но тут в глазах потемнело, она успела почувствовать, как кто-то подхватывает под руку, и уплыла в блаженно тихую тьму.

Дед оказался прав, что было не удивительно, но все равно чрезвычайно удивляло. То есть не правота деда сама по себе, а тот факт, что на балу, куда, по твердому убеждению Ларка, ходят исключительно развлекаться, оказалось до изумления легко продвигать застопорившиеся дела, находить общий язык с оппонентами, договариваться о взаимных уступках и находить взаимовыгодные решения.

За какие-то жалкие три часа Ларк добился большего, чем за предыдущую дюжину дней! У него не укладывалось в голове, каким чудом многочасовые переговоры заменялись двумя-тремя сказанными между танцами фразами, но результаты говорили сами за себя. «Балы не для танцев»… Да, теперь-то он это понял!

Омрачало эту ошеломляюще радужную картину лишь происшествие с Джегейль, да и то, если быть честным, случилось оно крайне вовремя. Ларк ничего не мог с собой поделать — да, ему было стыдно за такие мысли, он искренне волновался о здоровье девушки, но своим обмороком барышня фор Циррент, сама того не подозревая, оказала принцу крайне весомую услугу. Объяснения со старым рогоносцем дель Гьяппа отнюдь не входили в планы принца Ларка на этот вечер! Тот, в конце концов, должен был понимать, на что себя обрекает, женившись, в свои-то годы, на юной и страстной Розалин! К тому же оная Розалин давно уж сменила принца Ларка на более удобного кавалера, так к чему эти запоздалые претензии?

Дель Гьяппа еще шипел вслед какие-то маловразумительные угрозы, когда Ларк, подхватив побледневшую Джегейль на руки, пробежал по галерее и выскочил на открытый балкон. Ледяной ветер ударил в лицо, проник под камзол к разгоряченному танцами телу, и Ларк испугался, что Джегейль в своем легком шелковом платье может простыть. Но позади было душно, и к тому же вряд ли девушке приятно было бы очнуться в перекрестье любопытных взглядов…

— Джегейль, — неловко придерживая обмякшую девушку одной рукой, принц сорвал с себя камзол и накинул ей на плечи. — Джегейль, что с вами? очнитесь же!

Тело под его руками сотрясла крупная дрожь, с побелевших губ сорвался стон. Принц был катастрофически близок к панике, когда Джегейль открыла глаза и всхлипнула:

— Голова…

В этот момент на балкон стремительно вышел граф фор Циррент.

— Что с ней?

— Я вообще-то здесь, — чуть слышно пискнула барышня. — Опять эти ваши спецэффекты, чертова магия.

— Ко мне подходил дель Гьяппа, — объяснил принц. — Намеревался потребовать объяснений по поводу моей давней интрижки с его женой. Но тут барышне стало дурно.

— Так-так, — граф оценивающе посмотрел на «племянницу». — Мы едем домой. Можете оказать мне услугу, принц? Как-нибудь незаметно предупредите моих сестру и кузину, чтобы они не волновались. Я отвезу Джегейль и вернусь.

— Вы уверены, что не нужен доктор?

— Не уверен. Но мы можем по пути заехать за Заккендалем.

Ларк осторожно пожал почти ледяные пальчики Джегейль:

— Я навещу вас завтра, вы позволите?

Барышня прикрыла глаза, и принц решил, что это было «да». В конце концов, граф тоже не возразил.

— Я провожу вас до кареты.

— Не стоит привлекать излишнее внимание, ваше высочество.

— Наверное, вы правы, граф. Джегейль, надеюсь, с вами все будет хорошо. До завтра.

— Камзол не забудьте, принц.

Вернувшись в зал, Ларк нашел взглядом даму Лецинию. Момент был удачен: та, разгоряченная быстрым танцем, обмахивалась веером и смеялась, выслушивая склонившегося к ней кавалера. Принц подозвал официанта, подхватил с подноса бокал.

— Позвольте вас угостить, прекрасная дама.

— Благодарю, мой принц, — тонкая бровь слегка выгнулась в безмолвном вопросе.

— Надеюсь, у вас найдется танец для меня? Прошу простить, — Ларк слегка поклонился кавалеру, в котором узнал одного из помощников тирисского посла, — возможно, я не слишком учтив. Наверняка графиня привезла вам приветы с родины. Но еще большей неучтивостью с моей стороны было бы не пригласить блистательную даму Лецинию хотя бы на один танец. Если графиня пожелает, я верну ее вам сразу же.

— Непременно, — средняя из дам семейства фор Циррент обворожительно улыбнулась сразу обоим и подала принцу руку.

Пока граф фор Циррент вез Джегейль вовсе не домой, как сказал, а в Тайную Канцелярию, где сегодня дежурил Заккендаль; пока принц Ларк и графиня ди Скавалль кружили в быстром холо рядом с Нико и прекрасной Мирабель; пока рогоносец дель Гьяппа в бешенстве наблюдал, как его молодая жена слишком откровенно улыбается тирисскому послу, а сам посол, старательно не замечая эту известную легким поведением особу, подносил бокал с лимонадом графине Дариане фор Ганц — адмирал фор Гронтеш рассказывал старшей виконтессе фор Циррент об Огненных островах. Не те страшноватые, но захватывающие байки, которыми так легко завоевать внимание дам, и не сухие точные сводки, которые предоставлял его величеству, и не манящие опасностями и сокровищами картинки, на которые клюют купцы и искатели приключений, а то, что помнил и не мог позабыть именно он. Кривые сосны на скалистых берегах и черный дым над вершинами круглых огнедышащих гор. Рыбаки в деревянных сандалиях, в отлив собирающие морских ежей в огромные плетеные корзины, и их тонкие, как тростинки, юные дочери, ныряющие на немыслимую глубину за раковинами и розовым жемчугом. Бедные крестьяне, которые днем трудятся на залитых водой рисовых полях, а ночью выходят с дубинками на тракты, и увешанные с ног до головы оружием наемники, каждый из которых может вдруг оказаться местным князем. Чужие храмы, в которых почему-то захватывает дух и замирает от восторга душа, совсем как в священных рощах родного Андара.

Он сам не знал, почему вдруг так разговорился. Может, потому что Гелли фор Циррент умела слушать? А может, потому что далекая земля, отнявшая у нее брата, когда-то оставила в душе Оннара фор Гронтеша слишком глубокий, неизгладимый и незаживающий след?

Опасное это дело — выходить на чужой берег с открытой для чудес душой. Слишком легко, уезжая, позабыть душу там, среди скал и кривых сосен, где научился сражаться бок о бок с «варварами» и уважать их, где стал кому-то кровным врагом, а кому-то — братом. Слишком трудно вспомнить, вернувшись домой, что здесь — все иначе.

Слишком хочется невозможного — вернуться.

Он не сразу заметил, что к Гелли присоединилась дама Лециния — та подошла тихо и не стала перебивать рассказа. Лишь когда адмирал запнулся, обнаружив еще одну слушательницу, сказала:

— Брат просил передать, что он повез Джегейль домой. Потом вернется.

— Что-то случилось? — встревожилась Гелли.

— Девочке стало дурно. Может, с непривычки, — Лециния слегка пожала плечами и добавила: — Думаю, ничего страшного, иначе брат не собирался бы вернуться.

Адмиралу показалось, что она недоговаривает. Что знает больше, чем сказала, и встревожена куда сильней, чем показывает.

— Послушайте, — сказал он, — графиня, виконтесса. Вы можете на меня положиться. Я готов проводить вас домой, и, разумеется, от меня никто не узнает ничего лишнего.

Дамы переглянулись, как будто что-то друг дружке сказали без слов.

— Я должна остаться, — вздохнула Лециния. — Нужно знать, что здесь будет происходить.

— И Варрен должен вернуться по той же причине, — негромко сказала Гелли. — Но деточка… А и впрямь, адмирал, проводите меня домой.

В дороге разговора не случилось. Гелли ощутимо тревожилась, а адмирал и хотел бы ее успокоить, да не мог: не зная, что произошло, он и сам склонен был предполагать худшее — жизнь приучила. Да и не очень-то поговоришь, когда дама в закрытой карете, а кавалер — верхом. Поэтому фор Гронтеш молча держался рядом, так, чтобы Гелли могла, выглянув, его окликнуть. И думал о том, с какой именно минуты она стала для него — Гелли.

Прежде он ни одну женщину, кроме сестры, жены и дочери, не звал мысленно по имени.

Прощаясь, Гелли сказала:

— Я понимаю, адмирал, у вас сейчас, должно быть, тяжелое время. Но все же, не забывайте, вы можете заглядывать к нам по-дружески.

Это было щедро. Как-то так случилось, что опала разорвала почти все прежние связи, а новые… та же опала сделала Оннара фор Гронтеша чрезмерно осторожным в светской жизни. Да и какая, в принципе, светская жизнь, когда в лучшем случае несколько месяцев осталось до войны? Он и на бал-то явился лишь по настоятельной королевской просьбе.

— Граф не будет возражать? Мы с ним немного не сошлись во мнениях по поводу досадного происшествия в моем доме.

— Варрен не смешивает личное с работой, к тому же я знаю, что он уважает вас.

Гелли чуть заметно улыбнулась, и адмирал невольно улыбнулся в ответ:

— Буду иметь в виду. Благодарю вас, виконтесса.

Происшествие с Джегейль взорвало размеренное течение бала — впрочем, слишком наивно было бы ожидать иного. Внимательные глаза дам высшего света заметили и ее долгое общение с его высочеством, и камзол Ларка, накинутый на плечи сомлевшей от духоты барышни, и встревоженный вид принца после того, как граф фор Циррент увез племянницу домой.

Ничего удивительного, что первым прозвучало предположение об интрижке между принцем и Джегейль фор Циррент. Не сходились лишь в причине внезапного недомогания барышни: от нервного потрясения при известии о прошлых увлечениях его высочества (но, право же, даже чужеземка не может быть столь наивной, чтобы полагать себя первой у давно уж взрослого наследника престола!) и до внезапно давшей о себе знать беременности.

Самое простое объяснение — о том, что непривычная к балам девушка не выдержала духоту, шум и почти беспрерывные танцы, — если кому и пришло на ум, все равно осталось не высказанным. Наверное, из-за своей невинности, а, следовательно, не скандальности.

Все же высшее общество всюду одинаково, думала дама Лециния, присушиваясь краем уха к злорадным шепоткам и отмечая, кто какую версию озвучивает и как именно реагирует. Джелль вряд ли заинтересуется, она и без того не питает иллюзий, а вот Ларку полезно будет знать, кто из столичных красавиц более других исходит на яд от бессильной ревности.

Да и Варрен спросит.

Подлетел, заметив ее, Никодес фор Виттенц:

— Надеюсь, с вашей племянницей все будет хорошо, вы ведь разрешите навестить ее завтра, справиться о здоровье?

Подошел неспешно помощник тирисского посла:

— Я вижу, ваша новообретенная родственница — источник не только радости, но и тревог? Знаете, дорогая графиня, вы всегда желанная гостья на приемах у нашего посла, как-нибудь прихватите с собой вашу очаровательную племянницу. Иначе ее представления о светской жизни останутся неполными, верно?

Придрейфовали сплетницы из кружка Дарианы:

— Бедная Джегейль, первый бал, и такая неприятность! Однако граф, по-видимому, запаниковал, иначе позвал бы дорогую Эбигейль, та лучше позаботилась бы о милой девочке.

— И все же ваша племянница, дорогая Лециния, зря на себя наговаривала, она отменно танцует и премило себя держит в обществе.

— Но с бедным Никодесом она не станцевала ни разу! Похоже, молодой человек уже пожалел о своем безрассудном пари.

— А скажите, дорогая Лециния, ваш брат уже задумывался о возможной партии для племянницы? Все же она несколько старше наших невест.

Цинни улыбнулась с таинственным видом:

— Не здесь, дамы! И, ах, простите, но я обещала танец послу Тириссы.

Бал продолжался, скорого возвращения Варрена ждать не стоило, а значит, она должна танцевать и держать глаза и уши открытыми! Что бы ни случилось с Джелль, это не отменяет основного направления работы: понять, кто какую рыбку намерен ловить в мутной воде надвигающейся войны.