Жаркая зима

ГЛАВА 11, в которой граф фор Циррент занят работой, виконтессы фор Циррент развлекаются, а в Офицерском Собрании снова спорят о прекрасных дамах

Отправив своих дам развлекаться в одиночестве, граф фор Циррент весь день провел даже не в собственном кабинете, а в компании начальника королевской полиции. Вдвоем они еще раз расспросили всех обитателей дома фор Гронтешей, от самого адмирала и его сына до последнего мальчишки из обслуги. Делу весьма помогло присутствие Тила Бретишена, которого Фенно-Дераль мобилизовал «для нужд следствия и государства». Тот поначалу дергался, но, увлекшись делом, позабыл о том, что вроде бы должен бояться. Менталистом Тил оказался вовсе даже не плохим, все же наука покойного магистра пошла ему впрок. Не то что ложь, а даже недомолвки и сомнения чувствовал мгновенно. Поэтому допросы нещадно затянулись и выжали досуха всех.

— Послушайте, адмирал, давайте начистоту, это самый откровенный саботаж, — Фенно-Дераль под конец дня уже едва сдерживал раздражение. — Да, я понимаю, что у каждого есть свои маленькие секреты, вполне невинные, но, поверьте, мне нет никакого дела до того, с кем целовалась ваша посудомойка и за кем подглядывала старшая горничная! Мне нужно всего лишь проверить их алиби, как бы странно это не звучало. Их и каждого в этом доме, включая вашего сына! Реннар, к слову, еще с прошлого дела, в которое был замешан, находит явное удовольствие в том, чтобы рассказать мне как можно меньше. Очевидно, считает меня врагом государства номер один, а не слугой короны.

— И все это — на фоне того, что и сами вы, господин адмирал, многого недоговариваете, — тихо добавил фор Циррент. — Скажите уж прямо, ваш повар — друг вам или враг? Если вы и дальше будете столь же виртуозно уходить от вопросов о нем, нам останется лишь взять его под стражу.

— Полагаете, я доверил бы врагу приготовление пищи в своем доме?

— Почему нет, если его цель не состоит в вашей смерти?

— Послушайте, господа, как мне вам доказать, что вы роете не в том направлении? Клятв вы слушать не желаете, логические доводы вас не устраивают…

— Право же, я еще не слышал от вас действительно логических доводов, — почти грубо прервал Фенно-Дераль. — Апелляции к здравому смыслу и верности короне, уж простите, не считаются. Я верю, что вы, едва вернувшись из опалы, не горите желанием ввязываться в сомнительные авантюры. Но наша задача — не вас разоблачить, а выяснить, кто и с какой целью залез в ваш дом и кто его послал. Доказательства вашей безупречной честности нас в рамках этого дела мало интересуют.

— И чем же вам поможет в установлении личности вора биография моего повара? Он уже поклялся, что никогда не видел этого человека. Его клятвам можно верить, ручаюсь. Что еще?!

— Какой-то у нас с вами тупик получается, — поморщился фор Циррент. — Грент, мне кажется, в этом доме мы узнали все, что могли. Предлагаю распрощаться.

Фенно-Дераль недовольно кивнул и тут же добавил:

— Возможно, мы еще вернемся, адмирал. Прошу вас покуда не выезжать из столицы. И будьте осмотрительны, не исключено, что за вами либо вашим сыном идет охота.

— Я учту ваше предупреждение, — резко кивнул фор Гронтеш.

— Сын, оказывается, весь в отца, — процедил Фенно-Дераль, едва они покинули дом адмирала. — Два упертых кретина. Слушай, Варрен, а может, его арестовать? Целее будет.

— Ты тоже исключаешь возможность, что он замешан?

— Только в качестве возможной жертвы. Хуже другое, мы не можем знать, нужно ли нам вообще то, что он так упорно скрывает.

— Моя интуиция говорит, что не нужно. Вот увидишь, потратим кучу сил, чтобы его расколоть, запорем навсегда возможность добрых с ним отношений, а в итоге окажется, что сей славный рыцарь боялся скомпрометировать даму, никак во всей этой грязи не замешанную.

— Очень вероятно, — кивнул Грент. — Личность умершего пока не установлена. Никто его живым не видел, с гильдией магов не связан, буду отрабатывать криминальные каналы. Тебя прошу подключиться по твоей части.

— Разумно, — кивнул фор Циррент. — Я бы поставил на Одар, они сейчас сосредоточились на усилении своего флота, логично предположить, что параллельно постараются ослабить наш. Вот что, Грент, я во дворец. Меры безопасности в портах и на верфях усилены, но мы совсем не подумали об охране капитанов и офицеров.

Фенно-Дераль скептически хмыкнул:

— Тебя разорвут за такое предложение.

— Посмотрим, — фор Циррент пожал плечами. — Во всяком случае, попробовать я обязан.

Нико фор Виттенц между тем опять убивал время в Офицерском Собрании. Досада никуда не делась, посвящать вечер романтическому свиданию или любовному приключению не хотелось категорически — все женщины и девушки, сколько их ни есть, виделись сейчас Нико одинаково раздражающими, и вряд ли он сумел бы выдавить из себя хоть один комплимент. А здесь все свои, можно не держать лицо, а тянуть потихоньку вино, отпустив себя и свои чувства, и даже жаловаться, если найдется желающий слушать.

Дастин ди Ланцэ выслушал его рассказ о встрече в театре с насмешливым сочувствием, после чего заявил:

— Моя тетка упоминала о вашем разговоре с Джегейль. «Это милое дитя не по возрасту остроумно и вряд ли позволит помыкать собой», — довольно удачно передав интонации графини Дарианы фор Ганц, он ухмыльнулся: — Все еще хочешь попытать счастья, друг?

— Наш принц был прав, — Нико опрокинул в себя остатки вина и вновь наполнил бокал. — Она совсем не похожа на других девушек. У меня от нее мозги кипят! Не поверишь, с нею рядом я и в самом деле себя чувствую временами, как под обстрелом — одно неверное движение, и все кончено. Как, черт возьми, у нее это получается?! Она воспитанна, мила, обаятельна, не пытается меня оскорбить или осмеять, но я сам себя чувствую осмеянным!

— Потому что она не кидается в твои объятия, — уронил пристроившийся с ними рядом лейтенант из артиллеристов. — Хотя, видел я вас у театра, рядом с тобой девочка смотрится серой мышкой.

— Может, в этом и дело? Компенсирует язвительностью неудачную внешность? — к разговору присоединился кто-то еще, на столе появились еще бутылки, блюдо с закусками, но Нико не вглядывался в лица, захваченный прозвучавшим предложением. Наконец, обдумав его, мотнул головой:

— Нет. Готов поспорить, ее не слишком заботит, насколько она красива. Такое чувствуется.

— Ваши «готов поспорить», капитан Виттенц, нынче слабо котируются!

Грянул дружный хохот, и Нико махнул рукой:

— Смейтесь, негодяи. Может, я и дурак, но девица — сущая чертовка. Слышали бы вы, как она рассуждала о продолжении для пьесы, хотел бы я посмотреть такое продолжение! И с таким невинным видом!

— Тетка тоже оценила, — засмеялся ди Ланцэ. — Сетовала, что даже если владелец театра осмелится на столь скандальный спектакль, вряд ли общество сочтет уместным интерес к нему со стороны порядочных дам. А ведь ни одного неприличного намека не прозвучало!

— Между тем все прекрасно поняли, о чем рассуждает это, простите, «милое дитя».

— Если бы не репутация фор Циррентов, можно было бы подумать, что барышня… м-м-м, не столь уж невинна?

— Невинна, как бутон, — фыркнул Нико. — Может, в том все и дело, что она совершенно не расположена ловить мужчин в свои сети? Но что ей интересно, я не могу понять, хоть башку расшиби!

Ди Ланцэ хлопнул по плечу:

— Лучше сдайся, раз так. Твоя расшибленная башка не поможет нам весной. Ни одна девица того не стоит. Хотя, признаю, барышня фор Циррент и впрямь интересная штучка. Умна, обаятельна и с ядовитым язычком. И, к слову, она вовсе не серая мышка, просто ее красота не бросается в глаза с первого взгляда. Если бы я искал признания в свете, все бы сделал, чтобы заполучить ее в жены.

— После меня, — поддался мгновенной ревности Нико, и лишь потом, под дружный хохот, сообразил, что именно брякнул.

— Разумеется, — откровенно заржал ди Ланцэ, — я подожду, посмотрю со стороны, учту твои ошибки и приду на готовенькое. Или не приду. Есть у меня, знаешь ли, предчувствие, что это будет слишком опасная заварушка.

— Неужели хоть здесь разговоры о заварушках, а не о девушках? В кои-то веки! — к компании стремительно подошел принц Ларк, веселый и встрепанный.

— Если бы, — буркнул Нико, и его собутыльники вновь бессовестно заржали. — Видите ли, ваше высочество, мне упорно советуют не искушать более судьбу и признать наше пари проигранным.

— А-а, ясно, — протянул принц. — Значит, вы, граф, познакомились с Джегейль поближе и пришли сюда заливать это горе? Своеобразная девушка, верно, граф?

— Чума она, а не девушка!

— Что есть, то есть, — принц рассмеялся. — Признаться, после моего первого с ней разговора я тоже был изрядно взбешен. Так что, признаете свой проигрыш?

— Да ни за что! — взбешенный предложением Нико хлопнул ладонью по столу так, что зазвенели, падая, бокалы. — Она чума, я ее не понимаю, я чувствую себя дураком с нею рядом, но… — Он махнул рукой, поднял свой бокал, наполнил и медленно, заставляя себя успокоиться, выпил. — Вы были правы, мой принц. Она другая. Не такая, как прочие. И у нее такая улыбка…

— Он влюбился, — сказал кто-то за спиной.

— Иди ты, — не глядя, отмахнулся Нико.

Ларк, раздвинув бутылки, бокалы и блюда с закусками, угнездил локти на стол, сплел пальцы в замок, опустил на них подбородок и нахмурился.

— Послушайте, дорогой фор Виттенц, — негромко начал он, мотнул головой и невесело усмехнулся. — Никодес. Если вы все еще хотите лишь доказать мне свою правоту — продолжайте, воля ваша. Но если Джегейль стала вам на самом деле небезразлична, если вы хотите завоевать ее сердце, послушайте моего совета, откажитесь от пари. Я не стану настаивать на проигрыше, давайте сойдемся на ничьей, тем более что я вовсе не хотел с вами спорить. У этой девушки, Никодес, очень высокая планка самоуважения, и пари на ее благосклонность она не воспримет как комплимент.

— Э, господа, так неинтересно!

— Не по-спортивному, а, граф?

— Ваше высочество, как вы можете предлагать ничью, я ставил на вашу победу!

Ларк вскинул руку:

— Тихо, господа. Плевать на пари, дело серьезное. Право, граф, подумайте. Взвесьте свои чувства. Можете не отвечать сию минуту.

— Я не привык отступать, ваше высочество, — Нико покачал головой, почти уверенный, что сейчас совершает ошибку. Но ведь пари…

— Почему сразу отступать? Можете считать это перегруппировкой. Или отходом потрепанных в бою частей на заранее приготовленные позиции и вводом в бой резерва.

— В общем, ты реши, друг, чего хочешь — пари или жениться, — ввернул ди Ланцэ. — Здесь, похоже, или — или.

— Вот именно, — кивнул принц. — Это, в принципе, не мое дело и даже как-то не по-товарищески, подталкивать своих боевых друзей к семейным узам, — за столом вновь грянул хохот, а принц спокойно закончил: — Но Джегейль стоит того, чтобы всерьез побороться за ее сердце.

— Э-э, уж не влюбились ли и вы, ваше высочество?

— У меня к барышне фор Циррент исключительно дружеские чувства, — спокойно ответил Ларк. — Иначе я бы уже на ней женился. Если, разумеется, она согласилась бы, в чем я вовсе даже не уверен.

Кто-то присвистнул. Кто-то протянул:

— Даже так…

— Однако я по-прежнему закоренелый холостяк, — Ларк широко улыбнулся и потянулся за бутылкой. — Тост, господа.

— За прекрасных дам?

— За то, чтобы прекрасные дамы любили кавалеров!

Снова грянул смех, вино полилось в бокалы.

— Тост, — повторил Ларк. — За то, чтобы осажденные форты, видя перегруппировку, принимали ее за отступление и выводили свои войска на вылазку, — он отсалютовал бокалом фор Виттенцу. — За ответный интерес, граф.

Нико выпил и решился.

— Будь по-вашему, мой принц. Только какая уж тут ничья, по состоянию на сегодня мой проигрыш, увы, очевиден.

— Ничья. Давайте, граф, пожмите мне руку и выкиньте из головы мысли о проигрыше. Хочу верить, что в итоге выиграют все заинтересованные стороны.

На том и закончили. И, если уж быть с собою честным, Нико был, пожалуй, рад. Джегейль фор Циррент — интересное знакомство, но не тот случай, когда уместно торопиться. К тому же один раз принц уже оказался прав, и нет причин думать, что второй раз он ошибется. Нико фор Виттенц очень не хотел бы, чтобы Джегейль, узнав о пари, почувствовала себя оскорбленной.

Пожав руку фор Виттенцу, Ларк с трудом скрыл облегчение. Все же дипломатическая стезя — не его призвание, и сейчас, добившись нужного решения не приказом, а в дружеском разговоре, он чувствовал себя куда более уставшим, чем после самого тяжелого боя.

Но, пожалуй, настолько же удовлетворенным. За свою жизнь принц Ларк успел заключить немало глупейших пари, но никогда еще не мучился от этого угрызениями совести. Или, может быть, страхом? Так или иначе, потерять дружбу Жени-Джегейль он не хотел. А между тем, прекрасно зная, с какой скоростью по столице разносятся слухи, почти не сомневался, что если не сама Джегейль, то ее тетушка уже знает пикантную новость. И как прикажете смотреть барышне в глаза при встрече? Особенно учитывая, что встречи с ней не протокольно-формальные? Да что говорить, самое интересное всплывает, когда она заводится и начинает или спорить, или о чем-нибудь рассказывать, но вот деда, например, она почему-то стеснялась. Или боялась — Ларк не мог понять, а дед не говорил, только сказал, что придется, видно, познавательные беседы взять на себя Ларку, раз уж при нем девушка чувствует себя свободнее.

Извиниться перед ней все равно придется, но теперь Ларк сможет это сделать с чистой совестью. Да и для Нико фор Виттенца так будет лучше. Вдруг и впрямь сложится…

На самом деле Джегейль фор Циррент была сейчас для принца Ларка наименьшей из причин тревожиться. Донесения с южных границ и от агентов в Одаре четко и однозначно указывали на скорую войну, времени на подготовку оставалось — пара месяцев в самом лучшем случае, мечты перетрясти генштаб, отправив на заслуженную пенсию всех старых ослов и маразматиков, оставались мечтами, следовательно, о полной реорганизации южной армии тоже оставалось лишь мечтать. Радовало, что хотя бы флот перейдет в надежные руки фор Гронтеша, но это была единственная хорошая новость.

В Офицерское Собрание Ларк явился прямиком из дворца, а если точнее — из дедова рабочего кабинета. Выдержав очередной спор с дедом по поводу штабных маразматиков, Ларк на сей раз сумел пробить удовлетворивший его компромисс: вывел оба полка горных стрелков под свое личное руководство. Так, по крайней мере, он получит пространство для маневра…

Почти все офицеры обоих полков зимовали в столице, и самая, на взгляд Ларка, вменяемая их часть пила сейчас с ним вместе, но радовать боевых товарищей новостями принц не спешил. Есть новости, которые следует обсуждать не просто за закрытыми дверями, но и с полной магической защитой от прослушки. Он соберет совещание завтра обычным порядком, а сейчас можно расслабиться, порадоваться удачному разговору с дедом и столь же удачному — с Нико фор Виттенцом, посетовать, что Рени все еще не выходит из дома, и аккуратно свести разговор на предстоящий уже на той неделе бал городских старшин.

— Между прочим, Никодес, барышня фор Циррент там наверняка будет. И на что я точно готов заключить пари — она станет благодарна тому, кто предложит ей беседу как альтернативу танцам.

— Она не любит танцевать?! — кажется, бедняга фор Виттенц ужаснулся вполне искренне. Впрочем, он тут же объяснил: — Признаться, беседы с нею мне самым досадным образом не удаются.

Ларк рассмеялся, припомнив любимые темы для разговоров барышни фор Циррент:

— Понимаю. А знаете что, граф, присоединяйтесь ко мне, я как раз собирался поболтать с нею в непринужденной обстановке.

— Это будет удобно?

— Вполне. Вы даже обяжете нас: мы не будем казаться влюбленной парочкой. Мне-то не привыкать к подобным слухам, но я не хочу вмешивать в подобное барышню фор Циррент. Ладно бы между нами и впрямь что-то могло быть, но ведь наши ревнивые змеищи возненавидят ее совершенно на пустом месте!

Никодес невесело рассмеялся:

— За ваше внимание ее невзлюбят в любом случае, даже если все внимание будет заключаться в единственном поклоне. Я воспользуюсь вашим приглашением, мой принц. Благодарю.

Женя отложила пачку очередных досье из дядюшкиной коллекции, потянулась, выгнувшись и запрокинув голову, и пожаловалась:

— Как можно это все не просто запомнить, а в нужный момент удачно применить?!

Вопрос был риторическим: услышать ее жалобы было некому. Женя сидела в своей комнате, за окном сумерки плавно перетекали в ночную темень, от лампы на столе падала дрожащая тень. Лампа была масляная, довольно яркая, но все же не сравнить с нормальной электрической, а дядюшкин почерк отличался редкостной убористостью, так что Женя потерла глаза и решила прекращать на сегодня с чтением.

В целом день оказался очень даже неплох. Театр ее развлек, если не спектаклем, так обществом — и то сказать, Нико фор Виттенц со своими залихватскими усами и неловкими ухаживаниями был по-своему забавен, а тетушкины приятельницы со своей любовью к сплетням вызывали на удивление мало раздражения. К тому же ей давно не дарили цветов, обязательная мимоза на восьмимартовском корпоративе не в счет, а розы она любила. Женя осторожно потрогала нежные лепестки, вдохнула насыщенный сладкий запах. Оказывается, розы в этом мире пахнут намного сильней, чем дома. Хотя и дома у свежесрезанных аромат ярче, чем у привезенных откуда-нибудь из Голландии.

Хорошо, что этот цветок ни к чему не обязывает ни ее, ни фор Виттенца. Простой знак внимания, ничего больше. Тетушке Гелли он тоже подарил, та еще посмеялась потом: «Какой коварный юноша, сейчас бы пошли с тобой в кондитерскую, но такие чудесные цветы нужно побыстрее отвезти домой и поставить в воду!».

Так что вместо кондитерской чай пили дома, но так вышло еще и лучше — тетушка вволю посплетничала обо всех встреченных в театре знакомых, а после Женя пересказывала ей «Летучую мышь». Посмеялись вволю.

Женя подумала вдруг, что стала часто смеяться с тех пор, как приехала тетушка Гелли. Даже чаще, чем дома. И давно уже перестала делать внутреннее усилие, чтобы называть домом не квартирку в родном мире, а дом фор Циррентов.

Ее здешней семьи.

Лишившись интернета и прочих благ цивилизации, она приобрела не меньше. А может, и больше. Если рассудить, что там было, кроме ненавистной работы?

За окном внизу простучали копыта и стихли. Женя накинула шаль поверх домашнего платья и сбежала вниз, в большую гостиную — как раз вовремя, чтобы встретить входящего графа. Улыбнулась:

— Дядюшка! Вы сегодня поздно. Все в порядке?

— Не спрашивай, — тот махнул рукой. — Лучше расскажи, как тебе понравился театр.

— Заварить вам чаю? Тетя, наверное, уже приказала накрывать к ужину. Театр, — она пожала плечами, — познавательно.

— Замечательное было представление, — вошла тетушка. — Особенно в антракте. Ты голоден, Варрен? Пойдем в столовую. Ты будешь есть, а мы тебе все расскажем.

Рассказывала в основном тетушка; граф отказался от чая и пил вино, но чай Женя все равно заварила, и сидели втроем долго, совсем допоздна. Жене было хорошо. До боли, до щемящей нежности хорошо ощущать себя членом семьи, любимой племянницей, не чужой и не одинокой. Да и к черту этот интернет, в самом деле. Все равно, если в целом, жизнь здесь складывается куда более интересно.

— Деточка, что стряслось?! Все было так хорошо, а ты вдруг плачешь?

Женя торопливо вытерла слезы:

— Нет-нет, все в порядке. Я просто… просто, ну…

— Снова дом вспомнила?

— Нет, — Женя покачала головой. — По-моему, наоборот… Я вдруг поняла, что больше не хочу вспоминать дом. Поняла, что мой дом теперь здесь, с вами. Ой, вы только не думайте, что… В общем, все правда хорошо, честно, — Женя махнула рукой, запутавшись в несвязных объяснениях. — Просто вы на самом деле стали мне семьей, и…

Тетушка Гелли обняла ее и почему-то поглядела на дядюшку укоризненно.

— Так, деточка. Ты, главное, ерунды себе какой-нибудь не надумай. О чем вы с братцем по его государственным делам договаривались — это одно. А то, что ты наша племянница — совсем другое, поняла?

— Но это же не на самом деле, — прошептала Женя.

— А какая разница? Если ты так чувствуешь и мы так чувствуем, если мы все хотим быть семьей, кто нам помешает?

— А вы хотите? Правда?

— Еще слово, и я сочту твое недоверие весьма обидным, — проворчал дядюшка. — Знаешь, Джегейль, твоя тетка Гелли не ошибается, когда дело касается семьи.

Он поставил на стол полупустой бокал с темным, почти черным вином, обошел стол и остановился у Жени за спиной, положив ладони на спинку ее стула. Вздохнул:

— Твое появление в нашем мире было вполне невероятным событием, но то, кем ты стала для нас, наверное, еще невероятнее.

— В нашем мире это называется «оперативная легенда», — проворчала Женя, и вдруг сама заметила, что ее интонации довольно похоже повторяют дядюшкины.

— Знаю, — отозвался тот, — ты рассказывала. Так вот, дорогая племянница, поздравляю — я не просто поверил в собственноручно состряпанную оперативную легенду, мне все чаще кажется, что весь наш мир в нее поверил. И я вовсе не людей имею в виду, а сам мир. Ткань бытия, как выражаются наши маги.

— Это плохо? — тихо спросила Женя. Ей мучительно хотелось посмотреть графу в лицо, в глаза, но страх мешал, и она замерла в объятиях тетушки Гелли, чувствуя себя почему-то очень несчастной.

— Это замечательно, — снова вздохнув, ответил граф. — И не обращай внимания на мой мрачный вид, причины моей злости никак с тобой не связаны. Просто дело не складывается.

— В общем, выбрось глупости из головы и возьми еще печеньице, — подытожила тетушка Гелли.