Вторник, день Секретариата. Поэтому с утра спозаранку еду в Кремль. Текучки порядком накопилось. Надо разгрести завалы, то есть назначить исполнителей и контролеров. Без этого, к сожалению, никак нельзя. И так еще лет десять. Нынче же с начала года изрядно привалило иностранных делегаций. От французов до монголов и разных негров. Если первые прибыли по делу: сдвинулись переговоры по французским вертолетам. Мне пришлось клятвенно пообещать де Голлю, что мы не будем их использовать в военных целях.
Правда, промолчал о движках. Переделанные двигатели пойдут на другие машины. И не обязательно вертолеты. Авиаконструкторы им весьма заинтересовались. Понятно, что Милю и Камову проект французов, как кость в горле. «Алуэт» крайне любопытная машина и в будущем показала свою эффективность. В том числе и на поле боя. Пусть наши учатся и делают собственные машины. С двигателями иначе никак. Мы лишены глобального рынка, что крайне плохо само по себе. Вот и приходится побираться по миру. У австрийцев дизеля, у шведов, сейчас лягушатников обхаживаем. А что у нас кроме ядерки и ракет имеется? Только сырье!
К тому же Милю поручено создание специально спроектированного серийного боевого вертолёта. Свою идею я подкрепил успешным использованием американцами во Вьетнаме Bell AH-1 Cobra. И это не будет Ми 24. Нужно сразу ставить на боевую машину более мощный двигатель и никакого десантного отсека! Вертолету требуется возможность зависания, а концепция летающего БМП полная херота. Именно так я грубо и высказался на одном из совещаний. Вроде умные люди, а придумывают чёрт-те что!
С монголами вышло интересней. Не любят они китайцев и побаиваются их мощи. А наше временное замирение с Мао потомков Чингисхана здорово нервирует. Ну я сдуру и предложил им стать шестнадцатой республикой. Азиатов мы переплавлять в русских умеем. Отличным примером служат «братские люди» буряты, да и калмыки — пацаны чёткие. Про татар и башкир вообще помолчу. Те свои праздники отмечают и нашими православными не брезгуют. Так что я бы любителям «национального самосознания» розог вместо бюджета выписал. Люби свою культуру, но превозносить за счет других зачем? Исторических обид полна тележка, нам же следует размышлять о грядущем.
Монголы неожиданно задумались и усвистали восвояси. А я начал вспоминать, что в будущем из их недр иностранцы добывали или чем мы там можем разжиться. Монголия вдобавок является одной из ведущих стран мира по поголовью скота на душу населения. Если им помочь техникой, холодильными установками и кормами, и особо развитием национальной ветеринарной службы, то Забайкалье и часть Сибири мы сможем сполна обеспечить мясом. А это на данный момент очень важно. Твою же идею, а почему мы этого в том времени не делали?
Медь, золото, уголь, уран, железная руда, вольфрам, цинк, молибден, серебро. Этого полно в гови и горах монгольских. Всплывают цифры: общая стоимость топ-10 наиболее крупных месторождений в Монголии угля, меди, золота, урана и редкоземельных металлов Монголии составляет приблизительно 2,75 трлн долл. Надо немедля дать поручение Совету министров посчитать, во что нам выгодней вкладываться. И обязательно учить местные кадры. Что в том времени непосредственной добычей и обслуживанием техники занимались совспецы, и что затем иностранцы со всего мира. Трудовых кадров нам и самим не хватает! И обязательно страны СЭВ подключать. Хотя сырье — пусть поработают! Жаль японцев не впихнуть, им еще ничего не забыли.
А вот к Африке я почти равнодушен, чем удивляю наших партийцев до слез. Мне как-то на прошлом Секретариате попеняли. Так я считаю, что не справятся негры с управлением государством. Мало у них традиций, а также исторического опыта. Даже в Эфиопии с тысячелетней цивилизацией начнется бардак и гражданские войны. Целые провинции отколются. А нам, что прикажете делать с натуральными дикарями, повстанцами? Тем более что я лелею план создания крепкой Южной Родезии. Ивашутин, конечно, удивился, такому нестандартному подходу, но он уже привык, что Первый у нас с выкрутасами.
11 ноября 1965 года правительство, сформированное партией белых родезийских националистов Родезийский фронт во главе с Яном Смитом односторонне провозгласило независимость от Великобритании. Основанием были объявлены итоги референдума, прошедшего в ноябре 1964 года, на котором подавляющее большинство (более 90 %) избирателей высказалось за независимость. Страна стала называться просто Родезия. В Южной Родезии не было формального ущемления по расовому признаку, как политика апартеида в ЮАР. Но были, к примеру, серьёзные имущественный и образовательный цензы, из-за которых избирательные права преимущественно принадлежали белому меньшинству. Имели место и другие формы избирательного ценза. По мне правильно, но разве нашим упертым коммунистам объяснишь, что чисто негритянская Зимбабве в будущем станет ярчайшим антипримером успешной государственности.
И нам нужен выход на юг Африки с громадными природными ресурсами, а лучше всего на ЮАР. Во время Конголезского кризиса Союз нежданно ощутил свою незначительность. В принципе на юге это будет продолжаться до самого конца, несмотря на все вливания и помощь местным неграм. Если бы не кубинцы в Анголе, фиг бы мы там что смогли сделать. А проблемы с Мозамбиком? Пришлось флоту вмешаться. В итоге все ништяки позже захватят китайцы. А оно мне нужно?
Начальнику ГРУ я кратко обрисовал подходящую легенду для внедрения в Африку. Если туда придем не мы, то придут западные неоколонизаторы. Мы же рано или поздно договоримся с властями Родезии, чтобы те отпустили вожжи в расовом неравенстве. Черное население надо воспитывать и образовывать. В этом как раз может помочь Советский Союз. Как и в экономике. Будем действовать опосредовано через ГДР и Югославию. В итоге мы получим интереснейший опыт сотрудничества. Ивашутин дураком отнюдь не был, поняв, что в центре этого клоповника можно получить отличную базу для своего ведомства. А также иной вариант развития Африки. И что бы там ни говорили советские пропагандисты, наши командированные специалисты наблюдали тот бардак воочию и никогда не считали черных равными себе. И не потому, что расисты. Больно уж разное у нас было развитие в цивилизационном ракурсе.
Жаль, что все эти планы начнут работать только лет через пять. Деньги необходимы мне уже сегодня! Дико требуются масштабные вливания в новые производства, дороги на Нечерноземье и вообще в сельское хозяйство. Я и так с руганью, но смог протолкнуть дополнительную продажу золота. Новое мы добудем, привезем из Африки и Монголии. Главное — не обвалить мировой рынок. Но начатая весной операция по созданию независимых банковских структур уже помогает в этом. Золото необязательно продавать, его можно использовать в качестве прекрасного залога.
В Индии, например, хлопок покупают ливанские фирмы, также через ближневосточных посредников мы вошли на рынки Египта, Алжира и Сирии. Даже Турцию и Пакистан не обошли. Мне нужно закупить сырья впрок, чтобы начать переформатировать Среднюю Азию. Нынешние текстильные центры РСФСР вернуть на лен и коноплю, часть перепрофилировать на искусственное волокно. Под это дело уже строятся французские заводы в Белоруссии и Литве. Оставшийся хлопок будем перерабатывать в южных республиках.
Так мы займем часть населения в небольших городах. Содержать авиазавод в Ташкенте не вижу смысла. Чтобы завозить туда русских рабочих? Промышленность среднеазиатских республик будет заточена на сельское хозяйство и обработку сырья. Больше фруктов и овощей, хороших и разных! Чтобы летом в городах не переводилась черешня, абрикосы и персики. Чтобы каждый советский ребенок попробовал узбекскую дыню! А соки, фруктовые консервы не переводилось и в самых далеких деревнях. Лет за десять мы справимся!
В мечтах дорога проходила незаметно, но уже на подъезде к Кремлю раздался неожиданный звонок. Сидевший впереди Медведев с каким-то напряжением протянул мне трубку:
— Черненко, Леонид Ильич.
Константин глотал слова и был крайне взволнован, а новость и вовсе ударила меня обухом по голове.
— Лёонид…ттоваращ… Суслов… умер.
Секунду я молчал, переваривая страшную новость:
— Что? Как?
— Покончил с собой.
Минуту не мог вымолвить ни слова. Медведев, глядя на меня, также встревожился и дал команду водителю снизить ход. Это еще не хватало в начале эпохального года! Как можно спокойней произношу в трубку:
— Как это произошло?
— Застрелился у себя в кабинете полчаса назад.
Суслов любил приходить пораньше… Но вот ведь, сука, перед самым съездом решил кинуть меня!
— Жди на месте!
— Быстро в ЦК! — соображать надо как можно быстрее. Это колоссальный удар именно по мне. Такая опора из-под ног ушла. На Суслове был завязан весь ЦК, идеология. Никто против него не смел пикнуть! — Володя, срочно соедини меня с Грибановым и Цвигуном.
— Олег Михайлович, — первым ожидаемо откликнулся руководитель моей спецслужбы, — беда с Сусловым. Подробности на место. Срочно в ЦК со своими людьми, бери самых опытных в этом деле. И «Границу на замок».
После кодового слова, обозначающего переход на «активный режим», Грибанов еле заметно выдохнул. Информбюро будет готовиться к возможному перевороту. И отслеживать обстановку в высших политических кругах.
— Слушаюсь, Леонид Ильич!
На проводе уже Цвигун. Без МГБ нельзя, а милицию и прокуратуру привлекать не хочу. Категорически. Объясняю ситуацию и повторяю кодовое слово. Больше ничего говорить не нужно. Сто раз обсуждали и проводили учения. Хватит творить в СССР благоглупости.
Медведев в это время ведет переговоры по рации. Поэтому, когда кортеж на всей скорости подкатил к главному входу здания на Старой площади, там уже стояло два экипажа Службы Охраны, а около дверей расположились бойцы с АКМС. Он показался удачным оружием в случае усиления. Телохранители тут же окружили меня кольцом и не отпускали до лестницы. Несколько человек и внутри шли впереди, но коридоры ЦК и так обычно бывали пусты, сейчас же мрачно тяготили полной безлюдностью.
После первоначального шока меня обуревали страсти и крепла уверенность. Хотелось скорого разрешения ситуации, а также «разбора полетов». Нам страну поднимать, а утроили чёрт-те что! Зла не хватает на этих советских деятелей. Наверное, я зря с ними либеральничаю.
— Кто внутри?
Черненко и в самом деле смотрится крайне плохо, того и гляди уйдет в «паническую атаку». Что за хлюпики пошли! Потому нарочито придаю голосу твёрдости и уверенности.
— Ттам… — Константин кивает в сторону приемной, — только врач и дежурный.
Оборачиваюсь к Медведеву:
— Врача оставить, дежурного допросить! Кто его обнаружил?
Черненко непонимающе смотри на меня, он все еще в шоке. Только этого не хватало! Из приемной выныривает Медведев и тихо докладывает:
— Помощница услышала шум и сразу зашла туда. Хлопнулась в обморок. Сейчас в прострации в одном из кабинетов.
Я заметил, как по коридору к нам движется Грибанов и несколько человек в гражданском. Мои личники уже предупреждены и пропускают их.
Отвожу начальник собственной спецслужбы в сторону:
— Олег Михайлович, специалисты с вами?
— Два эксперта с большим опытом.
— Хорошо, сейчас заходим в кабинет и фиксируем обстановку.
Начальник спецслужбы жестом подзывает двух человек из команды и спрашивает:
— Кто будет заниматься расследованием?
— Официально МГБ, сейчас они прибудут. Ну и…
Грибанову повторять не нужно. Спецслужба Первого проведет собственное и отследит реакцию публики. Наверняка уже заработала прослушка в некоторых кабинетах. И я не вижу в таком порядке ничего плохого. Это рядовой гражданин может требовать конфиденциальности. Аппаратные работники высокого ранга априори ее лишены. Потому что работают на интересы государства. А партия и, в частности, ЦК часть его. И я также часть Государства!
Вперед проходит высокий мужчина в возрасте. По повадкам заметно, что в данной области работает давно. На руках перчатки, на ногах бахилы. За ним следует молодой эксперт с фотоаппаратом наперевес. Через минуту подзывают нас. В кабинете Суслова, как всегда, душно, указываю на окно, чтобы открыли. Некого уже простуживать. Картина маслом! Михаил лежит лицом на столе. Весь затылок разворочен, стена рядом запачканы кровью и мозговым веществом. Для верности он вставил пистолет в рот. Вот тот лежит рядом со стулом на ковре. Ближе не подхожу, чтобы не наследить. Первый спец тщательно снимает отпечатки, осматривает тело, второй скрупулезно все фиксирует на камеру. Грибанов сам ведет протокол осмотра. Первый официальный документ. Копией поделимся с МГБ.
— У него что-то в руке, Леонид Ильич.
Твердым голосом указываю:
— Она нужна мне. Достаньте аккуратно!
Через минуту кусок бумаги у меня в руках. Сбивчивый, непохожий на обычный почерк:
— «Прости, Леонид. Иначе не мог…»
«Вот дьявол! Так просто сдался или что-то произошло?»
На плечи внезапно наваливается огромная тяжесть. Отчего-то ощущаю дичайшую ответственность за произошедшее. Сам же и подталкивал. Они же тут все расслабленные, не ожесточенные. Раньше боялись Хозяина, сейчас только потерять синекуру. Тьфу ты! Наше поколение ругают, но мы девяностые пережили и на кишках страну вытолкнули в будущее. Детей вырастили и выучили, они живут в совсем ином мире благодаря нам. И неплохо, кстати, живут.
Не сразу замечаю шум в приемной. В проеме появляется голова Цвигуна.
Он моментально оценивает обстановку:
— Товарищ Первый, мы можем приступать?
— Конечно! Копия осмотра сейчас будет готова. Материалами с вами поделятся.
Глава МГБ уж просек, что мои люди сами будут работать, но большую часть дел вести его ведомству.
— Прокуратуру вызывать?
— Зачем? Самоубийство. Откуда у него пистолет? Он оружие не любил.
— Это наградной Токарев, товарищ Первый.
Следом в дверь пропихивается Черненко, замечает труп, ахает и падает назад.
— Уведите его в кабинет! И медика туда. Из здания никого не выпускать. Работайте, товарищи, я у себя.
То ли мой уверенный голос, то ли осознание случившегося так подействовали, но ни капли паники я не заметил. Деловитость, упрямство в достижении цели. Около лестниц на этажах выстроились МГБшники в новой синей форме. Они беспрекословно пропускают моих наверх. Грибанов задержался, чтобы переговорить с коллегами. У них немного разные планы и следует их согласовать. Помощник в приемной бледен. Что за хлюпики!
— Чаю!
Уже в кресле понимаю, что я наделал. Миша, что же ты так? Надо было отправить его в санаторий. Поговорить, убрать временно с должности. У меня только что отрубили правую руку! Никогда не любил Суслова, да и не дружили особо, в рамках работы общались. И сейчас нам не до сантиментов. Но товарищ он был порядочный, настоящая опора в партии. Что же до его тараканов в голове, то с ними бы разобрались. Зачастую второй человек в партии был для меня лакмусовой бумажкой. Что можно и что нельзя в данный момент осуществлять. Как я без него дальше? Кто будет вести съезд? Что делать?
Мне приносят чай с лимоном и неизменными сушками. В задумчивости ломаю их руками, не замечая, как они крошатся на одежду и пол. Затем перехватываю взгляд Медведева и тянусь к стакану.
— Позови, пожалуйста, Грибанова.
Офицер исчезает в приёмной, слышна работа рации. А что я прохлаждаюсь, надо Президиум собирать! И как назло, Черненко выбыл! Набираю знакомый номер Кириленко:
— Сидишь? В курсе? Мухой ко мне! Секретаря ко мне пропустить.
Сидим уже втроем, хлебаем обжигающий чай. После оглушительного понимания случившегося, сантименты отбрасываю в сторону и начинаю наступление:
— Андрей Павлович, готовьте Президиум. Как только Константин Устинович придет в себя, вызывайте всех в Москву.
Кириленко уже отошел от потрясения и суховато деловит:
— Понял. Сейчас же начну обзванивать.
— Повестка на тебе. Официально Секретарь ЦК КПСС умер на работе. Причину придумаем. Что у него с болячками было?
Грибанов заглядывает в бумажку, подготовленный товарищ!
— Чего только там нет, Товарищ Первый.
— Подберите сейчас с Цвигуном подходящее и сделайте причину официальной в бумагах. Переговорите со всеми работниками ЦК и ознакомьте под подпись с итогом официального расследования. И предупредите, что за распускание слухов у нас имеется уголовная статья.
Руководитель спецслужбы понимающе кивнул. Вопрос государственного значения и нам не до сантиментов. Меня же гложет недосказанная мысль.
— Олег Михайлович, как Константин Устинович придет в себя, возьмете под контроль всю корреспонденцию, с которой работал товарищ Суслов. Особенно в последние дни. Потом ко мне на стол самое интересное.
Поворачиваюсь к Кириленко:
— Андрей Павлович, назначьте ответственного за похороны. Кто у нас из службы протокола этим занимается?
— Как не вовремя, — горюет Кириленко. — Скоро очередная встреча коммунистических партий. Михаил Андреевич должен был там выступать с речью.
Мрачно думаю:
— «А сейчас лежит себе с раскинутыми мозгами».
Зрелище неприятное, но и хуже видали. Мертвые обычно, вообще, неприглядны. Затем бросаю взгляд на секретаря ЦК. А ведь Кириленко сейчас второй после меня по влиянию. Только вот меня это ни фига не радует. Нет у него и близко такой власти в ЦК, что была у покойного. Кого же на него поставить, а также идеологию возглавить? Сколько проблем эта смерть создала! В той жизни он умер незадолго до меня, то есть Брежнева. Все семидесятые простоял на посту. Целая эпоха под его приглядом прошла. И это было лишнее. Да и смерть его смотрится странно.
В январе 1982 года Суслов по настоянию академика Евгения Чазова ложится в больницу на обследование, хотя по воспоминаниям и помощника, и дочери, он в этом явно не нуждался. На момент смерти Михаил Андреевич был уже далеко не юн: пошел 80-й год. И, соответственно, не так чтобы очень здоров. Идеальное здоровье в таком возрасте — не правило, а редкое исключение. Известно, что у него были диабет, проблема со зрением, ряд других проблем медицинского характера. Но ничего катастрофического. Обследование, занявшее несколько дней, прошло на «прекрасно», о чем сообщили пациенту и его семье.
Ожидалось, что Суслов выйдет на работу 22 января. Совершенно неожиданно вечером 21 января Суслову дали крупную дозу какого-то нового, очень сильного лекарства. Вечером он сидел у телевизора вместе с дочерью. Через час после приема лекарства голова Михаила Андреевича неожиданно стала клониться набок. Он еще успел сказать какую-то короткую фразу, чтобы успокоить дочь, и потерял сознание. Больше в сознание не приходил.
По утверждению Сумарокова, роковую таблетку Суслову дал его лечащий врач Лев Кумачев. Был этот доктор креатурой КГБ. Еще довольно молодой, лет сорока, к нему тоже остались так и не выясненные вопросы, чуть позднее хотели поговорить с ним, уже не успели. Не успели же, потому что вскоре Кумачев скончался при невыясненных обстоятельствах: был обнаружен у себя на даче мертвым. Ну и для полноты картины еще одна информация к размышлению: Чазов входил в круг ближайших доверенных лиц Андропова, был членом его политической команды — об этом академик откровенно сообщал в своих мемуарах. Более того, по словам Чазова, его отношения с шефом КГБ были не просто деловыми, а по-настоящему дружескими.
Это была далеко не единственная «своевременная» и загадочная смерть в период, названный остряками «пятилеткой пышных похорон». Есть свои загадки и странности и в смерти Брежнева и в уходе из жизни Юрия Андропова 9 февраля 1984 года, Константина Черненко 10 марта 1985-го, Дмитрия Устинова 20 декабря 1984-го, Семена Цвигуна 19 января 1982-го, Николая Щелокова 13 декабря 1984-го. А ведь ранее имелись странные смерти Федора Кулакова, член Политбюро, 17 июля 1978-го, Петра Машерова 4 октября 1980-го. И уже не узнать, что же случилось на самом деле. К своему ужасу, понимаю, что изменил историю окончательно и бесповоротно. Дальше кроить грядущее самому. Со всеми сопутствующими ошибками.
Отяжеленный мрачными мыслями решаю ехать в Заречье. Все равно сегодня я неработоспособен. Туда и результаты расследования привезут. По дороге меня не беспокоили. Медведев брал трубку и отвечал, что Первый занят. Он хмуро посматривал в мою сторону и не раз спросил про здоровье. Видимо, выглядел я так себе. Вот так вот: поначалу относишься к человеку с предубеждением, созданным кем-то. А потом он оказывается чуть ли не самым верным сподвижником. И на него всегда можно был положиться. Вот его секрет политического долголетия.
На даче я сразу переоделся в домашнее. Обычно я даже туфли на тапочки меняю. Затем задумчиво остановился возле буфета, где стоял коньяк. Не время, но изнутри буквально душит.
— Лёня, как же так?
Виктория Павловна обливается слезами.
— Вот так, умер как настоящий коммунист. На посту.
— Ты сядь, я сейчас.
Затем подает мне какую-то настойку.
— Что это?
— Ты пей, твоего корейца. Сейчас обед подам. Суп будешь?
Некоторое время в недоумении смотрю на супругу Ильича. Какой суп в такой момент? Махом выпиваю горьковатый напиток, становится легче.
— Неси.
После обеда размышлял кем заменить Михаила и пришел к парадоксальному выводу, что некем. Кириленко птица не такого высокого полета. На своем посту еще ладно, но выше… Демичев пока слаб в отношении пропаганды, надо искать человека дублера. А там посмотрим. Ступаю на тропу незнаемую, так что возможны ошибки и повороты не туда. Почти всех, кого планировал, уже привлек. Остается искать самому свежие лица. Так, почему самому, у меня же целая куча помощников и целый этаж отделов! Чиркаю в блокноте: озадачить Цуканова и отдел «И». Добавляю Черненко, тот умеет работать с большими объемами информации. Не раз заглядывал к Лебедеву, что-то там горячо обсуждали. И я как-то примечал в ЦК молодых людей не партократной наружности. Неужели мутит с новой Лебедевской ЭВМ?
Кого взять в тяжеловесы Президиума? Мазуров замена Косыгину; Щербицкий мне на Украине нужен; Мжаванадзе, считай, отработанный материал. Гришин? Еще вес не набрал, да и мутный он тип в плане политики. Я его больше, ка перспективного градоначальника взял. Полянский? От него надо избавиться. Мне необходим продвинутый, а не ретроградный Президиум! Воронов? Мужик боевитый, в том времени считался моим оппонентом. Да и по личному общению понравился. За словом в карман не полезет. Вызову ка его завтра к себе. Андрей, конечно, обидится, но не по Сеньке шапка.
Но дьявол, кого мне поставить на КПК? Должность-то оказывается смертельно опасная!
Так в размышлениях о структуре ЦК и провел время до приезда спецгруппы. В целом ЦК КПСС был организацией, предпочитавшей вербальные формы коммуникации и очень неохотно фиксировавшей свою «внутреннюю кухню» на каки-либо письменных носителях, тем более имеющих характер официальных документов. Достаточно сказать, что из ЦК КПСС в курируемые ею организации никогда не поступало никаких официальных бумаг, за исключением общих решений Политбюро ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В редких случаях руководителю организации для ознакомления могло быть послано — с фельдкурьером — касающееся его решение секретариата ЦК КПСС, которое должно было в течение недели, если это не документ повышенной секретности, возвращаемый сразу после прочтения, вернуться в Общий отдел ЦК КПСС. Не могло быть и речи о том, чтобы инструктор ЦК КПСС представил курируемому им чиновнику какое-либо распоряжение на официальном бланке ЦК.
То же самое касалось многочисленных форм коммуникации, которыми занимались сотрудники аппарата. Термин «телефонное право», получивший распространение во времена перестройки, не вполне описывал существовавшую практику коммуникации, но справедливо фиксировал внимание на её скрытом и вербальном характере. Помимо этого, большое значение имели различные формы совещаний и консультаций, которые, как правило, не фиксировались официально, но следы их можно найти в рабочих записных книжках сотрудников аппарата и других приглашенных на эти мероприятия лиц. При отсутствии официальных стенограмм их участникам позволялось делать подобные записи, поскольку без них, в отсутствие официальных распоряжений на официальных бланках, любая деятельность если и не остановилась, то неизбежно привела бы к существенным искажениям.
Важным в этом отношении было и сложное устройство руководства отделом пропаганды со стороны его куратора — Михаила Суслова, сочетавшее формальный и неформальный механизмы влияния. Формальный механизм был устроен строго иерархически. Отделом Суслов руководил в основном через рабочего секретаря ЦК КПСС по идеологии, который в письменной, например, накладывая резолюции на документы, или устной форме передавал распоряжения заведующему отделом, а тот спускал их ниже — своим заместителям, передававшим его ниже по цепочке заведующим секторами, а те — инструкторам. Рядовые инструктора или даже заведующие секторами могли проработать в Отделе несколько десятилетий и ни разу не попасть в кабинет Суслова. Единственным способом поглядеть на него или других членов Политбюро вблизи было участие в партсобраниях аппарата, на которых эпизодически выступал кто-то из вождей.
Другой способ руководства Отделом был через помощников Суслова, которые могли позвонить лично нужному им в данный момент сотруднику аппарата с официальной, полуофициальной или совсем неофициальной просьбой, или вопросом. Далеко не всегда это делалось по заданию самого Суслова. Помощники вполне могли предварительно разобраться в заинтересовавших их вопросах, прежде чем доложить о них шефу, а то и откровенно плести свои интриги.
На последних, в частности, «погорел» один из них — Владимир Воронцов. Он был членом команды Суслова ещё с 1930-х годов, занимал пост его помощника в 1953–1966 годах и был ключевой фигурой в борьбе группы сталинистов-антисемитов с влиянием Лили Брик в сфере интерпретации интеллектуального и освоения материального наследия Владимира Маяковского. В результате он был уволен из ЦК КПСС, по словам Алексея Козловского, с устной формулировкой «за действия, направленные на ухудшение отношений между советской и французской коммунистическими партиями». Сестра Лили Брик — Эльза Триоле была замужем за поэтом Луи Арагоном, влиятельным в руководстве французской компартии. И после очередной скандальной публикации в адрес Брик, инспирированной Воронцовым, Арагон напрямую обратился с протестом к Суслову.
Помимо взаимодействия с руководством, к числу других распространенных практик работы сотрудников аппарата ЦК КПСС относятся внешние контакты за пределами здания ЦК, экспертные совещания, координация аппарата ЦК с курируемыми им учреждениями, и координация между отделами внутри аппарата ЦК. В ЦК КПСС проводились и различные совещания с участием уже официальных представителей учреждений. Они были гораздо реже и носили в основном инструктивный характер. Наиболее регулярными и, наверное, наиболее важными среди них были «информационные совещания», чаще всего кратко и неформально именуемые «брифингами». Они собирались Отделом пропаганды примерно раз в месяц на протяжении всех 1970–1980‑х годов.
Добавим сюда противостояние «сталинистов» последнего набора в середине 1950-х годов. Относительно большой группы бывших комсомольских функционеров позднесталинского времени, свежеиспеченных выпускников АОН при ЦК КПСС. Исходя из базовой эпохи всё, что они умели — это воспроизводство агрессивной риторики и морализаторства, мобилизация населения через агитацию, принуждение и обман, поиск и разоблачение врагов да беспрекословное исполнение приказов.
Значительная часть этих комсомольских функционеров, помимо сталинизма поддерживала и идеологию русского национализма. Особенно этим отличалась та часть отдела, что в 1955 году была выделена как «отдел пропаганды по РСФСР». Отдел подчинялся Бюро ЦК КПСС по РСФСР и его руководителем был военный политработник сталинского времени, убежденный русский националист Василий Московский. Фактически это была лаборатория для выращивания партийных аппаратчиков с «прорусскими» взглядами. Результаты работы этой структуры ощущались и два десятилетия спустя после её слияния с общесоюзным отделом, состоявшегося в 1965 году. Они очевидным образом сказались, например, на деятельности Бориса Стукалина, возглавлявшего отдел пропаганды в 1982–1985 годах, или заместителя, заведующего Егора Лигачёва, вошедшего в горбачёвское Политбюро и являвшегося главным покровителем русских националистов в перестроечном СССР.
И это только малая часть айсберга, больше напоминающего клубок змей. Нет, не зря я создаю в Кремле параллельное руководство. И сейчас еще четче обрисовалась идея о смене конституции и усиления роли в стране Верховного Совета. Мне нужны несколько центров власти. И средства их контроля. Но сначала необходимо упрочить собственную власть и получить первые успехи в сфере экономики. Накормлю народ, и меня фиг кто столкнет отсюда!
Информация к размышлению:
При всем при этом их отношения никак нельзя было назвать дружескими. Пожалуй, не было в высшем партийном руководстве человека более далекого по характеру от Брежнева, чем Суслов. «Перестраховщик, педант, догматик — и в словах, и в поступках, — перечисляет нелестные характеристики Суслова брежневский охранник Владимир Медведев. — К тому же очень упрямый человек».
«К Суслову Брежнев относился с иронией, усмешкой, — вспоминал Александр Бовин (с 1970 по 1982 год — спичрайтер Брежнева). — Как бонвиван к кабинетному сухарю». Это подтверждают и воспоминания брежневского зятя Юрия Чурбанова: «Над Сусловым часто подсмеивались, причем не только у нас дома, но и в кругу членов Политбюро. Суслов, скажем, несколько десятков лет подряд носил одно и то же пальто — и я помню, как в аэропорту, когда мы то ли встречали, то ли провожали Леонида Ильича, он не выдержал и пошутил: 'Михаил Андреевич, давай мы в Политбюро сбросимся по червонцу и купим тебе модное пальто…»
Однажды, я помню, кто-то из нас спросил: «Леонид Ильич, Суслов хотя бы раз в жизни ездил на охоту?» Находясь в хорошем расположении духа, Леонид Ильич часто бывал настоящим артистом. Тут он вытянул губы и, пародируя речь Михаила Андреевича, протянул: «Ну что вы, это же о-чень… о-пас-но…». Вот такая легкая была ирония'.
Странностей у Суслова действительно было немало. По улице, к примеру, он всегда ходил в галошах: опасался подхватить простуду. Хотя причины у этой фобии были вполне уважительные: в детстве Суслов переболел туберкулезом и очень боялся возвращения болезни. Из-за этого же игнорировал и охоту.
«Однажды приехал в Завидово Суслов — главный идеолог страны, — рассказывает в своих мемуарах Владимир Медведев. — Он вышел из машины в галошах. Понюхал воздух. — Сыро, — сказал он с ударением на „о“, влез обратно в машину и уехал. Даже в охотничий домик к Брежневу не зашел».
Еще одной притчей во языцех была любовь Суслова к небыстрой езде. «Из всех членов Политбюро он был единственным человеком, кто по Москве ездил только со скоростью 40 километров в час, — об этом все знали, но Михаил Андреевич всегда спокойно отвечал, что Суслов и при такой скорости никогда и никуда не опаздывает». Тем не менее, когда в правительственный аэропорт «Внуково-2» тянулась кавалькада «членовозов» руководителей партии и правительства, никто не решался его обогнать. «Первый секретарь Ленинградского обкома Василий Сергеевич Толстиков, — пишет Леонид Млечин, — говорил в таких случаях: — Сегодня обгонишь, завтра обгонишь, а послезавтра не на чем будет обгонять».
Именно так: Суслов вызывал одновременно и смех, и трепет. «В аппарате ЦК уже давно прозвали Суслова „серым кардиналом“, — пишет Рой Медведев. — Имелись в виду не только масштабы его власти, но и тщательно скрываемые источники влияния, а также стремление формировать и направлять политические события из-за кулис». Однако Александр Бовин был категорически не согласен с такой оценкой: «Никогда, как иногда пишут, Суслов не играл роль „серого кардинала“. Он был главным по „чистоте“, и только тут его голос имел решающее значение».
С Бовиным вполне можно согласиться: никакой своей игры, никаких интриг, а именно это предполагает статус «серого кардинала», Суслов за спиной Брежнева не вел. Иначе бы не продержался так долго на позиции второго лица. Брежнев доверял Суслову потому, что знал, что тот не претендовал, не претендует и не будет претендовать на то, чтобы стать лицом №1. Что он вообще не по этой части.
Скорее, Суслова можно назвать «великим инквизитором». Ведь это как раз функции инквизиции — печься о чистоте веры, бороться с ересями, не допускать никаких отклонений от идеологических канонов, ничего, что могло бы пошатнуть установленный в государстве и церкви порядок. Это тоже очень важная роль. Пожалуй, даже более важная, чем «серокардинальская». Об этом говорит хотя бы тот факт, что красное «королевство» пережило не одного «кардинала», но после смерти «инквизитора» протянуло совсем недолго.
Не дожидаясь похорон, высшее партруководство 27 января 1982 года дало указание тщательно обследовать кабинет Суслова. Это дело было поручено секретарям и помощникам скончавшегося члена Политбюро. Я нашёл в архивах акт. Он гласил:
"Мы, нижеподписавшиеся С. П. Гаврилов, Б. Г. Владимиров, Н. Я. Новокрещенов, Б. Ф. Цыбанев, Б. Е. Извозчиков, составили настоящий акт о том, что в сейфе М. А. Суслова в рабочем кабинете обнаружены:
1. Наличные деньги в сумме 3171 ₽ 87 коп. (три тысячи сто семьдесят один рубль 87 коп.).
2. Сберегательная книжка на имя Суслова Михаила Андреевича, номер счёта 1953 в сберкассе № 1568/034 г. Москвы с вкладом на сумму 20905 ₽ 12 коп. (двадцать тысяч девятьсот пять рублей 12 коп.).
3. Квитанции о сдаче М. А. Сусловым личных денежных сбережений в фонды:
а) в фонд досрочного завершения пятилетки — 4000 рублей 24 апреля 1974 г.; 3000 рублей — 21 марта 1975 г. Всего 7000 рублей;
б) в фонд мира: 3000 ₽ 14 июня 1968 г.; 1500 ₽ 9 января 1979 г.; 1500 ₽ 16 января 1980 г.; 3000 ₽ 23 декабря 1980 г.; 2000 ₽ 11 декабря 1981 г. Всего 11000 рублей.
4. Квитанции (12) о зачислении по указанию М. А. Суслова в партийный бюджет авторских гонораров, причитающихся ему за изданные произведения в СССР и за рубежом, всего на сумму 13435 ₽ 31 к. (тринадцать тысяч четыреста тридцать пять рублей 31 коп.).
5. Квитанции (18) о возврате в бухгалтерию УД ЦК КПСС валютных средств (командировочных), выданных М. А. Суслову в связи с выездами за рубеж и неистраченных им за время командировки, в следующих суммах: 4415 болгарских левов, 3360 венгерских форинтов, 1610 венгерских форинтов, 3700 французских франков, 4 английских фунта, 586 монгольских тугриков, 190,7 болг. левов, 223 доллара США, 1288,5 венг. форинтов, 2000 венгерских форинтов, 2809 румынских лей, 1350 французских франков, 439 кубинских песо, 1400 марок ГДР, 762 вьетнамских донгов, 9591 польских злотых, 1200 марок ГДР, 5000 польских злотых" (РГАНИ, ф. 81, оп. 1, д. 675, лл. 44–45).
На втором листе акта позже была сделана приписка, что все наличные деньги из сейфа и сберкнижку с вкладом почти на двадцать одну тысячу рублей помощники Суслова передали детям своего бывшего шефа.
Как видим, никаких огромных богатств Суслов не нажил. Наоборот, он до конца своих дней значительные средства передавал в различные фонды и зачислял в бюджет партии.
Похороны Суслова состоялись на Красной площади 29 января.
В Южной России, включая Крым и Нижнее Поволжье, в Молдавии, на юго-западе Украины и Армении в 1930–1950-х годах существовали значительные посевы хлопчатника; были созданы сорта, пригодные для возделывания и переработки в этой обширной зоне'. примерно к середине 60-х хлопководство в этих регионах, кроме Азербайджана, было директивно признано нерентабельным. Селекционные учреждения были перепрофилированы, хлопкоочистительные и смежные заводы демонтированы и перевезены в Среднюю Азию.
Едва ли не главной причиной сложившейся ситуации стало, опять же, директивное, зато повсеместное возделывание кукурузы, в том числе в упомянутых регионах. Из-за этого более чем на две трети сократилась в СССР также площадь льна и технической конопли. Именно лён и конопля многими десятилетиями составляли в целом до 40 % в объёме сырьевого обеспечения советского текстильпрома и легпрома. В том числе в РСФСР — не менее 60 %. Повсеместное возделывание кукурузы прекратилось к концу 60-х, но восстановление площадей под хлопком, льном и техконоплёй так и не состоялось.
В 50-х — начале 60-х годов СССР ввозил хлопок и хлопковую пряжу в основном из КНР по низким ценам и по товарному бартеру. Но последующее ухудшение советско-китайских отношений прекратило столь выгодные СССР поставки. А закупки за рубежом, включая КНР, проводились, как правило, уже за инвалюту.
При этом — дороже с каждым годом. К тому же директивно — синхронно с СССР — прекратилось возделывание хлопка в Венгрии, Румынии и почти полностью в Болгарии. Где, заметим, небезуспешно в конце 40-х — начале 60-х годов возделывались в том числе сорта Европейского региона СССР и Азербайджана. Соответственно, с середины 60-х годов была сделана ставка на рекордное развитие хлопководства в Средней Азии. Но с массовым использованием химикатов; ущербных, зато дешёвых почвотехнологий; с истощением и загрязнением местных водных ресурсов; с ежегодным сокращением там площадей под другими сельхозкультурами и пастбищ в пользу хлопка.