арри Диксон внезапно повернулся, схватил Тома Уиллса за руку и толкнул в темный проулок.
— Ваше любопытство может мне дорого стоить! — в гневе прорычал он.
Том Уиллс опустил голову — он чувствовал свою вину.
Вот уже целую неделю учитель по вечерам уходил один, ничего не говоря, не приглашая его, Тома Уиллса, своего ученика, словно не доверял ему.
И три дня подряд молодой человек вел слежку за учителем. Однако без особых успехов: Гарри Диксон вел себя, как обычный гуляющий человек, если не считать того, что прогуливался он в ночное время в глухих кварталах по соседству с Саусворк-Парком, там, где сильны запахи и шумы большого порта.
Разозленный сыщик оттащил Тома в сторону.
— Пропащий вечер, — проворчал он. — Вообще, я знаю, что вы уже три дня выслеживаете меня, Том. Мне было даже забавно. Но самое лучшее развлечение не может длиться бесконечно; надо уметь поставить точку. На сегодняшний вечер довольно. Вы едва не погубили плоды долгих действий, противодействий и размышлений.
— Прошу вас, учитель, — умоляюще произнес Том, — покончите с таинственностью. Скажите, что вы задумали?
Гарри Диксон недовольно тряхнул головой.
— Пошли! Если человек, за которым я слежу, что-то заподозрит, нам здорово не повезет.
— Нам грозит опасность? — наивно удивился молодой человек.
— Повторяю, у нас почти столько же шансов ускользнуть от него, как у козленка избежать когтей тигра!
Том огляделся. Но видел вокруг лишь темные здания, грязные склады, развалившиеся лачуги, среди которых выделялся высокий дом, безобразно грязный и с виду давно заброшенный.
— Я видел, как вы несколько раз заходили в этот безлюдный дом.
Гарри Диксон нервно закрыл ладонью рот Тома.
— Лучше помолчать, малец! Пошли домой, а то начнете призывать в свидетели фонари!
Они быстрым шагом пошли прочь, но только через четверть часа добрались до первой станции подземки, которая вскоре доставила их в центр города на Бейкер-стрит.
Когда они оказались дома, Том немного удивился, с каким подозрением учитель осмотрелся, словно ожидал, что из-за опущенных штор или из-под стола выскочит какой-то укрывшийся там преступник.
В дверь постучали, и Диксон вздрогнул.
Но это была миссис Кроун. Она хотела узнать, подавать ли чай.
— Вы нервничаете, господин Диксон! — воскликнул молодой человек.
Учитель с раздражением махнул рукой. Было видно, что он устал.
— Ну, да! Да… признаюсь. Нервничаю. Все время повторяю себе, что так дрожат от ужаса охотники на львов в джунглях, когда слышат приближающийся рык хищников… Сегодня я их хорошо понимаю!
— Значит, вы преследуете большого хищника, учитель? — спросил Том, не скрывая удивления.
— Я ни за кем не охочусь. Я только наблюдаю. Но мне кажется, что нахожусь перед весьма опасным хищником, который стоит тех, кто разгуливает в джунглях с ружьем в руках.
— Но вы же не на тропе войны, господин Диксон.
— Ваша правда, Том, — кивнул сыщик, — но боюсь, что вскоре придется на нее ступить.
Молодой человек попытался задать новые вопросы и вытянуть дополнительные сведения, но сыщик принялся просматривать газеты, с недовольством и раздражением отвечая на его вопросы невразумительным мычанием.
Том Уиллс любил наблюдать за читающим учителем. Это были единственные мгновения, когда его лицо теряло непроницаемость и даже освещалось неожиданными эмоциями. Том ожидал, что учитель узнает что-то новое…
Он хотел задать новый вопрос, но заметил, что учитель нахмурился.
«Слава богу! Перестанем киснуть в бездействии», — подумал Том.
Гарри Диксон машинально отметил ногтем заинтересовавшую его статью, отбросил газету, взял новую.
Том поднял газету и стал искать отмеченную статью. Нашел ее, но был разочарован. Эта была небольшая заметка об ученой конференции, которая состоится в Промышленном университете Южного Кенсингтона.
— Интересно, почему вас вывела из себя конференция по высшей математике? — как бы невинно спросил он.
Гарри Диксон отбросил газету.
— Несносный мальчишка! — воскликнул он. — Я знаю, почему следует вас опасаться!
Но Том с удовольствием отметил, что учитель раздражен не так, как хотел казаться.
— Послушай, малыш! В один из дней я, может быть, буду должен посвятить вас в то, что сегодня вызывает во мне смутные страхи. Ну, о чем повествует сия статейка?
— Доктор Друм будет говорить о гипергеометрических вероятностях… — с жалким видом ответил Том. — Черт подери, если бы я только знал, что это значит!
— Я не более вас разбираюсь в этих областях высшей абстрактной математики, в которых сведущи только несколько ученых, — признался Гарри Диксон.
— Как доктор Друм, одно из светил современной науки, — закончил Том Уиллс.
— Как доктор Друм, — словно эхом подтвердил Диксон.
Том Уиллс с недоумением смотрел на учителя.
Лицо сыщика было беспокойным, оно выражало даже некоторый ужас. Молодому человеку было непривычно видеть учителя в таком состоянии.
— Что вы думаете о докторе Друме? — спросил Том.
Гарри Диксон вздрогнул.
— Том, я сказал вам, что сильно нервничаю… Ну, раз я решил поделиться с вами некоторыми соображениями, знайте: я наблюдаю именно за доктором Друмом.
У Тома от удивления округлились глаза.
Доктор Друм! Все страны завидовали Англии, что у нее есть такой ученый! Аскет, который целые дни, а то и ночи занимался тем, что исписывал черную доску непонятными уравнениями или читал в Университете курс высшей математики своим фальцетом, не вызывая ни малейших насмешек со стороны своих собратьев. Он отклонял любые почести и с рассеянным и усталым видом встречался с именитыми коллегами. Ученый жил почти в полной нищете, не ощущая никакой нужды, если у него под рукой был мелок, которым он писал свои уравнения и интегралы. И этот удивительный человек привлек внимание сыщика?
Том Уиллс оценил все это в мгновение ока. Сказать ему было нечего, поскольку учитель прочел в его взгляде полное недоумение.
— Ничего не говорите, дорогой Том. Я знаю все, что вы можете сказать. Но если кто-нибудь сообщит, что в эту минуту доктор Друм нас подслушивает, а, если пожелает, может явиться перед нами и стереть нас в порошок, мне такое не покажется неправдоподобным.
— Но этот человек не преступник! — воскликнул Том Уиллс.
— Пока нет, — признался Диксон, — по крайней мере, я так думаю. Но может ли он им стать? Предположим, человек овладеет сверхчеловеческим могуществом, а благодаря знаниям его мозг съест сердце до последней частицы, если можно так сказать. Не станет ли этот человек безжалостным демиургом, захватив власть над всем человечеством?
— Но что такого он мог открыть?
— Если бы я знал!
— Как? — удивился молодой человек. — И вы бьете тревогу по такому пустяку? Будь доктор Друм физиком, химиком или биологом, куда ни шло. Могу поверить, что он открыл новую тайну материи, способен сыграть с человечеством в беспроигрышную игру. Но профессор — математик, а уравнения, насколько я знаю, еще не убили ни одного человека.
— Ваше рассуждение чисто человеческое, но оно всего лишь человеческое, и в этом его недостаток. Вы знаете Керабла?
— Майкрофт Керабл, оксфордский профессор, который приходил к вам на прошлой неделе? Тоже крупный ученый, не так ли, господин Диксон?
— Был им, — Диксон печально покачал головой. — Был им. Сейчас профессор Керабл играет с оловянными солдатиками в клинике для душевнобольных. И никогда оттуда не выйдет.
— И вы считаете, эта… беда связана с исследованиями доктора Друма? — с тоской спросил Том.
— Использованное вами выражение совершенно справедливо, Том, — без улыбки ответил сыщик, — именно «с исследованиями доктора Друма»!
— Вам они известны? Знаете ли вы, к чему они относятся?
— Ни в малейшей степени! Знаю только, что они относятся к области чистой математики. Пока до сих пор не понимаю, каким образом они могут быть связаны с воздействием на материальный мир, это смущает и пугает.
Когда профессор Керабл навестил меня, то заявил: «Господин Диксон, я старый человек, и мои дни, полагаю, сочтены. Но не могу покинуть этот мир с грузом на совести.
Этот груз может показаться вам странным. Мне трудно вам объяснить его сущность.
Вы знаете моего ученого собрата, доктора Друма? Я знаю, что его работы опередили работы остальных на невероятное расстояние. Он никогда не болтает и никому не доверяет. Однако я прошу вас помешать некоторым его опытам. Вы спросите: „Какова природа этих опытов?“ Увы, я сам еще этого не знаю, а могу только выдвинуть гипотезу, что они относятся к метафизике. Недавно, после совещания, посвященного подготовке ближайшего математического конгресса, он сказал мне: „Керабл, вы понимаете, какие горизонты открывают уравнения 40-й степени?“
Не стоит удивляться тому, что Друм величайший ум. Но уравнение 40-й степени! Оно касается того, что математики едва решаются коснуться. Речь идет о темной области математики, о гипергеометрии, которую также называют четвертым измерением.
Я позволил себе улыбнуться, но Керабл, похоже, не заметил моего скепсиса.
— Четвертое измерение — с недоверием произнес я, — это немного походит на страну из старой сказки. По словам некоторых метафизиков или современных колдунов, этот невидимый, может быть, ужасающий мир, оседлал наш мир. Спириты полагают, что души мертвых обитают в этом туманном и дымном пространстве.
— Примерно так в переложении на человеческий язык, — подтвердил Керабл. — Но предположите, что кто-то сумеет открыть тайную дверь. И не захватят ли наш бедный мир самые ужасные силы?»
Том Уиллс прервал Диксона:
— Не забывайте, учитель, что профессор Керабл сошел с ума! Подобный страх может оказаться первым признаком безумия.
— Я пытался убедить себя в этом, Том, — подтвердил сыщик. — Но не думаю, что профессор Керабл был больным, когда навестил меня. И до сих пор слышу его последние слова: «Я не осмеливаюсь верить, что Друм достиг высочайших математических высот. Пусть Бог не позволит ему этого. Ибо этот человек из любви к науке станет худшим и самым безжалостным врагом людей!»
— Вы думаете, что доктор Друм совершил это сказочное и загадочное открытие? — спросил Том.
— Быть может… Вспомните тот мрачный, высокий дом на кривой улочке вблизи Саусворк-Парка. Это — мой наблюдательный пункт вот уже неделю. Вчера я был там и наблюдал из окна последнего этажа.
Дом высится над жалким и бедным кварталом. С помощью морского бинокля я осмотрел внутренность многих комнат, лишенных штор и занавесок.
Одно из окон светилось до самой поздней ночи. В бинокль я видел комнату со столом, заваленным книгами и бумагами. В остальном там царила разруха, но одну стену занимала огромная черная доска. Это — рабочий кабинет знаменитого доктора Друма. Целые ночи он просиживает над толстенными досье, а иногда бросается к доске и начинает лихорадочно писать уравнения, мантиссы логарифмов.
Но вот уже три дня…
Гарри Диксон вздохнул и тряхнул головой, словно не хотел верить в собственные слова.
— Последние три дня он отплясывает перед черной доской!
— Все ночи посвятим слежке, Том.
Тон Гарри Диксона был решительным и энергичным, но в нем слышались нотки отчаяния. Он принялся раскладывать бумаги, проверил револьвер, наполнил термос горячим чаем.
— Я с вами, учитель.
— Согласен, малыш. Возьмите фляжку виски на двоих. Это поможет нам скоротать нескончаемые часы в пустой комнате, где крысы празднуют шабаш.
Вечер был тихий и теплый. Том Уиллс заметил, что наблюдение не будет затруднено смогом.
— Только что, господин Диксон, вы сказали, что, если нас обнаружат, жизнь наша не будет стоить и гроша. О чем вы думаете?
— Только впечатление, Том. Но из тех, что меня никогда не обманывают.
Доктор Друм на первый взгляд человек тусклый и беззащитный, но когда я вижу его яростные пляски перед доской, то ощущаю подлинный ужас. Мне кажется, что он одержим чем-то нечеловеческим, яростным. Вы когда-нибудь видели танец тарантула?
— Нет… Что вы этим хотите сказать?
— Тарантул, паук пустынь, одно из отвратительных чудовищ в миниатюре. Когда он возбужден, он танцует. Хотя размером он меньше детского кулака, перед яростью и смертельной опасностью его джиги приходится отступать — это одно из самых ядовитых насекомых в мире. Когда я видел пляску Друма, я сразу вспомнил о тарантуле. Мне казалось, что надо мной витает нечто неощутимое и ужасное… и я бежал, Том. Я был не в силах видеть это!
Прозвенело одиннадцать часов, когда они перешли реку, а потом в грязном местном автобусе добрались до темного и молчаливого Саусворк-Парка.
Несмотря на хорошую погоду, ни одного живого существа, кроме тощих кошек, сидящих на тротуаре, не было в переулке, где Том встретился с сыщиком в позапрошлый вечер.
Гарри Диксон достал из кармана отмычку и открыл дверь черного высокого дома. Целый легион возмущенных крыс с писком бросился врассыпную.
Полусгнившие ступени лестницы скрипели под их ногами — на четвертом этаже сыщик толкнул одну из дверей.
— Никакого света, Том, — приказал Диксон.
Он на ощупь нашел пару табуреток и пододвинул их к окну.
Огни мрачного квартала гасли один за другим. Только дуговые фонари станции Южного Бермондси тускло светились, как ущербные луны. Вспыхивали огоньки железной дороги Сюрвей — желтые, зеленые, красные. Маневровые локомотивы передвигались, пыхтя и свистя. Ночь с ее жалкими декорациями буквально сочилась скорбью.
— Где комната Друма? — тихим голосом спросил Том.
— Вон там, в этой группе домов. Окна выходят на задний двор, но они пока не светятся. Не забудьте, профессор читает лекцию в Южном Кенсингтоне. Придется подождать.
— Нам стоило посетить эту лекцию, — заявил Том.
— Зачем? Мы бы ни грана не поняли из того, что этот ученый поведает горстке своих собратьев-математиков. Наше присутствие многих бы удивило, а в первую очередь Друма. Я вовсе не хочу привлекать его внимания к нашим персонам…
— Боже, как все это долго! — простонал Том.
И вздрогнул, слыша яростную беготню крыс по пустым комнатам заброшенного здания.
Светящиеся стрелки часов подобрались к половине двенадцатого, когда Том услышал, как учитель глубоко вздохнул.
Он повернулся к нему и увидел, как тот направил бинокль на темные дома у железнодорожной насыпи.
Молодой человек глянул в ту же сторону и заметил желтый квадрат яркого света, вспыхнувший в ночи.
Он направил свой цейссовский бинокль в ту же сторону.
И увидел комнату такой, какой ее описывал учитель.
На потолке висела мощная электрическая лампа, заливая комнату резким и неприятным светом. Но в комнате никого не было. На черной доске виднелись нанесенные мелом каракули. На широком столе громоздились бумаги и книги. У стен высились груды книг.
Вдруг у дальней стены возникла тень. Открылась и закрылась дверь. Высокий сутулый человек вошел в комнату.
— Он, — шепнул Гарри Диксон.
Доктор Друм крутился у стола, лихорадочно перебирал бумаги, поднимая тучи пыли.
— Он собирается уходить! — воскликнул Том. — Смотрите, он собирает все в чемодан.
Ученый явно торопился. Набив чемодан, он вооружился тряпкой и поспешно протер черную доску. Теперь в комнате висело белое меловое облако.
— Почему такая спешка? — прошептал молодой человек.
— Странно, — задумчиво пробормотал сыщик. — Похоже, он испытывает страх.
Доктор Друм приоткрыл дверь, наклонился в сторону лестничной площадки, к чему-то прислушиваясь.
Том Уиллс прекрасно видел ученого в окуляры мощного бинокля. Довольно длинные волосы странного беловатого цвета, бледное лицо, изможденное работой и ночными бдениями, глубоко сидящие в глазницах черные глаза. Доктор Друм казался моложе своего возраста. На нем был синий редингот, вышедший из моды и висевший складками на его тощем теле. Длинные и нервно подвижные руки ни на секунду не оставались в покое. Сыщики вдруг увидели, что он решительно махнул рукой, как человек, сказавший себе: «Будь что будет!» Он повернул выключатель, и комната погрузилась в непроницаемый мрак.
— Ушел! — воскликнул Том.
— Пошли! — приказал сыщик.
— Куда, учитель?
— Посетим комнату, которую он только что покинул. Быть может, что-нибудь обнаружим!
Они вышли на улицу, приостановились, чтобы сориентироваться, как вдруг в плечо Тома ударил тяжелый предмет. Молодой человек с трудом сдержал вопль боли и оглянулся в поисках нападавшего.
Но улица была пуста и безмолвна.
Гарри Диксон наклонился и поднял предмет, ранивший его ученика, — морской бинокль последней модели. Стекла при падении разбились.
Сыщик без спешки внимательно оглядел окружающие дома. Нигде ничто не шелохнулось, а все окна оставались закрытыми!
— Не стоит задерживаться здесь, — прошептал Диксон. — Мы уже ничего не узнаем, а время не терпит.
Они пересекли железнодорожные пути, перебравшись через колючую проволоку и стараясь идти по прямой, чтобы добраться до дома, за которым они только что наблюдали.
Им пришлось обогнуть несколько препятствий, пока они не остановились перед покосившимся зданием, перед которым размещался неухоженный садик.
— Решетка открыта, — сказал Том.
Они пересекли садик, поднялись на крохотное крылечко из тесаного камня и остановились у крашеной деревянной двери.
Том Уиллс поморщился: неужели это было жилище знаменитого ученого, которым гордился научный мир?
Гарри Диксон не терял времени на пустые размышления, работая отмычками.
Замок оказался несложным и вскоре открылся.
Сыщик принюхался к воздуху в коридоре. Он был ледяной, жгучий и отдавал плесенью. Это был запах полного забвения.
— Готов биться на пари, что за любой дверью этого дома мы столкнемся с той же заброшенностью и пылью, — пробормотал он с иронией. — За нами, Том, тоже наблюдали. И это кое-что нам дает.
Том уже открыл пару дверей.
Учитель был прав.
— Значит, у Друма есть еще один дом, — сказал Том. — Несомненно, более уютный, чем эта крысиная дыра.
— Верно, Том, — согласился сыщик, поднимаясь по лестнице.
На втором этаже царила та же пустота. Им было не по себе.
— Освещенное окно на третьем этаже выходило во двор, — заявил Том. — Наверное, это единственная комната в доме, где есть какая-то мебель.
Они поднялись на площадку третьего этажа. Здесь было только две двери. В потолке виднелся люк, ведущий на чердак.
— Начнем. — Том толкнул первую дверь.
— Ничего, — сказал сыщик и толкнул вторую дверь…
Дом был абсолютно пуст.
Гарри Диксон бросился к окну и вгляделся в ночную тьму.
— Однако мы на верном пути, Том. Смотрите. Вдали окно, откуда мы смотрели сюда. Именно эту комнату мы наблюдали этой ночью. Я с нее не спускал глаз и раньше.
Том, светя карманным фонариком, обследовал комнату.
— Ничего не понимаю, учитель. И задаю себе вопрос, не ошиблись ли мы домом!
— Невозможно! — сухо ответил Гарри Диксон. — Не забывайте, что мы наблюдали со стороны двора. Рядом с домом виднелись две глухих стены с громадными рекламными щитами. Одна восхваляла бисквиты «Хантли Палмере», вторая — «Дженерал Моторс» и автомобили «понтиак» и «шевроле». Выгляните наружу и проверьте.
Том выглянул и тут же убрал голову, согласившись, что учитель прав.
— Значит, он был здесь, — проворчал сыщик.
— Поглядите на стену! — воскликнул Том. — Никаких следов гвоздей или крюков для крепления черной доски. На полу толстый ковер пыли, на которой только наши следы. И никакого электрического освещения, а мы видели, что комната освещалась электричеством.
— Точное наблюдение, — мрачно признал Гарри Диксон.
Вдруг Том с ужасом воскликнул:
— Господин Диксон, посмотрите на комнату, которую мы покинули!
— Немыслимо! — пробормотал сыщик.
Окно комнаты, служившей им наблюдательным пунктом, осветилось красноватым, колеблющимся светом. На его фоне китайской тенью возник силуэт.
Гарри Диксон поднес к глазам бинокль.
— Невероятно!
В освещенной комнате свободно расхаживал доктор Друм в синем рединготе. Он ходил взад и вперед, извлекал из чемодана бумаги, укладывал их обратно — занимался каким-то пустым делом.
Вдруг сыщик схватил Тома за ворот и буквально бросил на пол. И сам упал на живот рядом с учеником. Доктор Друм сделал какое-то необычное движение.
Стекла над их головами разлетелись на мелкие осколки, в темноте засвистели пули.
— Уходим, — умоляюще прошептал Том. — Я ничего не понимаю в этом колдовстве…
— Как и я… пока, — признался сыщик. Голос его дрожал от гнева.
Вновь воцарилась тишина.
Сыщики с осторожностью выглянули в окно, едва приподнявшись над подоконником.
Окно по ту сторону железной дороги погасло.
В автомобиле, который вез их в Уиллсден, Гарри Диксон перечитывал письмо доктора Сейлора, известного психиатра, в чьей клинике нашел приют профессор Керабл.
Господин Гарри Диксон!
Часы несчастного профессора Керабла сочтены. Поражение мозга, перед которым бессильна современная наука, вынуждает нас признать свое поражение. Но в моменты агонии наступает некоторое просветление. Он умоляет Вас прибыть к нему. Я только присоединяюсь к его мольбе. Но заклинаю Вас, приезжайте как можно скорее.
С уважением
ДОРИАН СЕЙЛОР.
Диксон иронически называл психиатрическую лечебницу в Уиллсдене «Сейлор-Хауз», обыгрывая имя директора заведения. Но это не был «Дом моряков», а лечебница для умалишенных, где занимались самыми трудными случаями.
Высокая, тяжелая дверь, похожая на дверь тюрьмы, распахнулась перед сыщиками, пропустив их в просторный внутренний двор.
Громадный парк с кустарниками и цветниками лежал перед сумрачной лечебницей, подобием тюрьмы с мощными решетками на окнах. Запертые тяжелые двери заменяли вооруженную охрану.
Доктор Сейлор встретил гостей.
— Сожалею, что не в состоянии принять в более гостеприимной обстановке, — сказал он, — но не могу поступить иначе. Должен сказать, что мои пациенты вовсе не агнцы, а скорее наоборот. Я занимаюсь самыми опасными индивидами, которые, выйдя на свободу, могут совершить ужасающие преступления.
— Вы немного удивляете меня, — ответил Диксон. — Профессор Керабл, хотя и ваш пациент, не кажется мне буйным.
— Действительно, но он не преминет впасть в буйство, — сказал психиатр. — Рок решает по-своему. Боюсь, наш пациент не переживет эту ночь. Пойдемте, навестим его.
Он сам привел их в чистую палату с минимумом мебели.
На кровати полярной белизны лежал агонизирующий Майкрофт Керабл.
Дыхание его было хриплым, налившиеся кровью глаза буквально вылезали из орбит.
Рядом стоял санитар в белом халате с пустым шприцем в руке.
— Вы сделали ему еще один укол, Редлау? — спросил Сейлор, заметив шприц.
— Да, доктор, я действовал по вашим указаниям, чтобы не надевать на него смирительную рубашку, — ответил санитар.
Сейлор отослал его из палаты. Тот удалился едва слышными шагами.
Керабл узнал сыщика, и его перекошенное лицо немного разгладилось.
— Мне осталось немного, — задыхаясь, выговорил он. — Но перед тем, как умереть, мне хотелось бы знать… Сможете ли вы избавить мир от этого чудовища Друма?
Гарри Диксон кивнул. Доктор Сейлор покинул палату, чтобы не мешать.
— Скажите! Господин Диксон… Быть того не может, чтобы такой человек, как вы, не знал! Простите меня… Я на пороге смерти, я еще сражаюсь с ней, и все же любопытство терзает меня. Нашел ли искомое это адское отродье Друм?
— Что именно? — умоляющим голосом спросил сыщик. — Поверьте, профессор, я ничего не знаю, я брожу в потемках. Может, вы меня просветите.
— Если он действительно решил свое головокружительное уравнение, он открыл невероятно далекий мир, который лежит дальше туманностей, но одновременно этот мир невероятно близок.
Он может распахнуть врата нашего бедного мира, впустив в него неведомые существа, быть может, загадочные и ужасающие! Только Богу известно, не мир ли это мертвецов… Вам следует, господин Диксон, схватить доктора Друма, завладеть его адскими бумагами. Но где они?
— Послушайте, — сказал сыщик, — я могу частично удовлетворить ваше любопытство, но, увы, знаю я крайне мало! У вас достаточно сил, профессор Керабл, чтобы выслушать меня?
— Я хочу дожить до дня расплаты! — собравшись с силами, прошептал умирающий.
Четким и ясным голосом, стараясь быть кратким, Гарри Диксон изложил то, что произошло накануне, и невероятную историю двух освещенных окон и помещения, которое невозможно найти.
Керабл жадно вслушивался в каждое слово и дрожал.
— Он не живет там… этот непонятный человек нигде не живет. Но вы его найдете, господин Диксон! И найдете чемодан, тот самый чемодан, где он хранит свои ужасные формулы. Это надо сделать! Ради блага человечества! Если бы я мог продлить свою жизнь… я бы их расшифровал, эти дьявольские формулы. Я бы, быть может, сумел сразиться с этим чудовищем на равных. Но мои минуты сочтены.
Гарри Диксон! — торжественно воскликнул он. — Пообещайте мне… Поклянитесь отыскать Друма и его бумаги. Если надо, убейте Друма! Поклянитесь!
Сыщик не смог сдержать дрожи, услышав эту последнюю мольбу, такую страстную и ужасающую одновременно.
— Профессор, я всего лишь человек, — сказал он, — но никогда не бросал начатое дело. Обещаю, что продолжу разгадывать эту тайну. Но, быть может, вы можете мне дать какое-то указание. Где живет Друм?
Керабл отрицательно покачал головой.
— Мне кажется, он обитает где-то в Ротерхайде, в том самом ужасном квартале, где вы его видели. Он дикарь и никого не принимает. Его почта приходит на адрес промышленного университета Южного Кенсингтона, где он преподает высшую математику. Но он даже ее не вскрывает.
Подождите! Подождите! Быть может, это будет вам полезно. Кроме своих дорогих формул, Друм безумно любит красивых птиц. Это — его страсть.
Однажды он купил у маркиза Оруга, когда тот покидал Англию, чтобы вернуться в Южную Америку, целую вольеру редких птиц. Среди прочих, белых павлинов…
А таких птиц не держат в развалюхах Ист-Энда.
Я знаю, вы разгадывали тайны и с меньшими исходными данными! Ищите! Найдите!.. Увы, я умираю! Мое единственное утешение в том, что вы впряжетесь в эту грандиозную работу, чтобы уничтожить самого ужасного потенциального врага человечества!
Керабл на глазах слабел, но, несмотря на просьбы сыщика, хотел говорить.
— Господин Керабл, — неожиданно спросил Диксон, — а Друм богат?
— Говорят, да. Его обвиняют в чрезвычайной скупости, если не считать его страсти к птицам. Некогда он обнаружил новую звезду в созвездии Стрельца и получил большую сумму от одного богатого американского астронома. Потом тот же ученый щедро финансировал его исследования. Кажется, речь шла о миллионе долларов!
Что касается денег, господин Диксон. Я отдал распоряжение выплатить вам после моей смерти десять тысяч фунтов… Нет, не протестуйте. Это не гонорар. Эти деньги помогут вам лучше подготовиться к ожидающей вас борьбе.
Я — старый холостяк, и никто не имеет права получить мои деньги!
Голова ученого упала на подушку. Появился доктор Сейлор.
— Это долго не продлится, — пробормотал он. — Беседа окончательно лишила его сил. Я сообщу вам, господин Диксон.
Сыщик узнал новости в тот же день по телефону: профессор Майкрофт Керабл впал в кому почти сразу после ухода сыщика и вечером мирно угас.
Через неделю мистер Силки, более известный под именем Птичка-Бермондси, удалился из своего магазина на Бендалл-стрит и отправился в Доркинг, чтобы заняться любимым делом — сажать капусту.
Более сорока лет мистер Натаниель Силки за большие деньги продавал птиц, которых за бесценок покупал у моряков, прибывающих из дальних краев.
С утра до вечера в магазине не утихали щебетанье и трели. Саксонские канарейки сидели рядом с непоседливыми попугайчиками и попугаями-болтунами. В клетках во дворе павлины криками предупреждали о дожде. А в заднем помещении магазина, предназначенном для самых редких представителей птичьего мира, жили в братском соседстве великолепные ара и несуразные туканы, птицы-лиры и колибри, марабу и синие птицы с далеких островов.
Силки уже устал от щебетания, трелей и разноцветья: судите сами, как он обрадовался, когда однажды появился любитель птиц и заявил, что готов купить торговое заведение за две с половиной тысячи фунтов! Имея счет в банке, Силки с этими деньгами превращался в богача, могущего стать ровней славным буржуа Доркинга.
Покупатель, еврей среднего возраста, мистер Селиг Натансон, выглядел человеком, хорошо разбирающимся в коммерческих делах.
В тот день, когда договор был заключен, подписаны все бумаги и распита бутылка отличного испанского вина, мистер Селиг Натансон поинтересовался, как идут дела с торговлей.
А дела шли хорошо — об этом свидетельствовал полновесный поток фунтов. Прекрасная клиентура, денежная и живущая по большей части в Ист-Энде.
Мистер Селиг заявил, что давно мечтал открыть подобную торговлю, но ему еще никогда не представлялось возможности заняться любимым делом.
Однажды сверкнула надежда, когда маркиз Оруга продавал свою вольеру. Но старик заломил такую цену, что покупка стала невозможной.
Быть может, мистер Силки помнил об этой продаже.
И действительно, мистер Силки не страдал провалами в памяти.
Грязный бродяга, настоящий нищий, купил все скопом, в том числе и коллекцию китайских павлинов.
Куда отправились птицы? Мистер Силки этого не знал. Скорее всего, за границу, поскольку живой груз был перевезен на судно, шедшее вниз по Темзе.
— Жаль, — вздохнул мистер Натансон, — что вы не знаете больше, ведь этот бродяга мог стать отличным клиентом.
— Стоп! — воскликнул торговец птицами. — Я вовсе не потерял этого клиента, хотя он появляется все реже. Он купил у меня пару туканов и несколько маньчжурских уток. Заплатил, не торгуясь. Но я не знаю, кто он.
Так Селиг Натансон стал владельцем магазина под названием «Синяя яванская птица».
Но, похоже, он был занят другими делами в городе, поскольку в основном его подменял молодой обаятельный приказчик. Вся окрестная прислуга зачастила в магазин, закупая для уток просо и коноплю, ради приятной беседы с молодым человеком, стоявшим за прилавком этого крылатого и певчего рая.
Прошло немного времени, и мистер Селиг Натансон, который неплохо разбирался в делах, начал широкую рекламную кампанию.
Страница объявлений крупных ежедневных газет заполнилась многообещающими призывами. Однажды было объявлено о прибытии двух белых павлинов с золотыми глазками на хвостах, которые якобы происходили из Запретного города Пекина.
В тот вечер, когда появилось волшебное объявление, мистер Натансон, его приказчик и знаменитый таксидермист расположились в заднем помещении магазина, тщательно закрыв все ставни.
— Господин Диксон, — начал таксидермист, — простите, мистер Натансон, я получил категоричный приказ от Скотленд-Ярда, которому верно служу, предоставить свои научные познания вам. Я говорю «наука», но это, скорее, «профессиональное умение».
Эти белые павлины с золотыми глазками настолько редки, что можно даже сказать — они не существуют. Однако, как утверждает знаменитый Ли-Хин-Чан, они есть в великолепной вольере в его дворце в Запретном городе. Многие орнитологи с радостью разорились бы ради обладания хоть одним экземпляром этих великолепных куриных. Уверяю, ваше объявление произведет фурор в мире ученых. К счастью, их не так много, иначе пришлось бы уже завтра выставить наряд полиции перед дверью магазина. Итак, господин… хм… Натансон, в вашем распоряжении только два белоснежных павлина. Цена их баснословна. Я могу нанести на оперение рисунок, который долгие месяцы будет обманывать самого заядлого любителя птиц, пока не наступит линька…
— Мне столько времени не понадобится, — ответил Гарри Диксон. — Надеюсь, хватит нескольких недель. Можете приступить к работе?
Таксидермист выложил на столе инструменты, которым мог позавидовать любой хирург, и коробку со специальными красками, каких не отыщешь и у лучшего художника. Принесли клетки с белоснежными павлинами, и таксидермист взялся за работу.
Сквозь щели ставень начал пробиваться серый свет зари, когда мастер отложил в сторону инструменты, позвал Гарри Диксона и сказал, что доволен своей работой.
На белом оперении появились странные матово-золотистые круги. Они казались капризом природы, а не работой умелого художника-мошенника.
— Дорогой друг, — обрадовался Гарри Диксон, — я потратил на эту затею десять тысяч фунтов. Мне не надо и гроша из этих денег. Но если мои надежды оправдаются, уверяю, вы станете владельцем этого магазинчика, и он вам обойдется дешево.
Таксидермист явно обрадовался, и они горячо пожали руки друг другу.
Том Уиллс, исполнявший обязанности приказчика, еще не успел открыть ставни, как в дверь уже нетерпеливо постучали.
Три или четыре человека переругивались у дверей, споря, кто войдет первым.
— Павлины китайского императора! Мы хотим их увидеть!
— Принимаю только покупателей! — заявил Натансон-Диксон угрюмым голосом. — Речь идет о тысячах фунтов. У вас они есть?
Любители птиц отступили в каком-то страхе, и все же Тому Уиллсу пришлось приложить немало усилий, чтобы выпроводить их.
— Четверо клиентов потеряны! — осклабился он, когда разъяренные и разочарованные посетители удалились.
К четырем часам пополудни количество покупателей дошло до пятнадцати человек, и продавец птиц получил два очень заманчивых предложения. Гарри Диксону удалось от них отвязаться, сказав, что связан словом на ближайшую неделю. Потом разрешил им вернуться… Пусть господа оставят адрес.
Уже падали сумерки и на улицах затрепетали огни фонарей, когда Том Уиллс привлек внимание учителя к белобородому старику, уже несколько минут переминавшемуся с ноги на ногу на противоположном тротуаре и не спускавшему глаз с витрины магазина.
Гарри Диксон присвистнул.
— Это он? Доктор Друм? — с некоторым страхом спросил Том.
Сыщик кивнул.
— Он самый. Неплохо загримировался, но я его узнаю. Черт возьми, у этого человека удивительно проницательный взгляд… И посмотри, какой высокий лоб! Кто кого обманет, мы его или он нас?
Стоило ему произнести эти слова, как человек решился, твердым шагом пересек улицу и вошел в магазин.
— Я — поверенный в делах мистера Кормана Девиса, — четким голосом заявил он. — Мне поручено приобрести белых павлинов, о которых говорилось в объявлении «Таймс». Покажите их мне.
Услышав имя Кормана Девиса, Гарри Диксон слегка смутился, поскольку это имя принадлежало одному из крупнейших магнатов Сити. Оригинальный, эксцентричный человек, немножко чокнутый, как утверждали многие, а также филантроп.
— Мистер Девис имеет одну из лучших в мире вольер, — безапелляционно заявил сыщик, толком не зная, так ли это.
— Действительно, она того стоит, — подтвердил старик.
— Думаю, — продолжал Гарри Диксон, — он не из тех людей, который будет торговаться, как многие из скупердяев, приходивших сюда целый день.
— Не будет. Поэтому будьте любезны показать мне императорских павлинов, — властным тоном произнес посетитель.
Гарри Диксон провел его в заднее помещение и снял покрывало с клеток.
Покупатель молча смотрел на птиц, глаза его заблестели.
— Прекрасные птицы… Откуда они?
Сыщик подмигнул.
— Продавец-голландец, — сказал он. — Борнео — Амстердам. Достаточно?
Старик задумался.
— Вполне… Сколько?
— Пятнадцать сотен фунтов за пару. Мне приказано не разбивать их.
— Подходит. Беру… Мистер Девис не хочет, чтобы его имя фигурировало в качестве покупателя. Договорились?
— Конечно, конечно, — с радостью согласился сыщик. — Торговые сделки любят тишину.
Старик с довольным видом кивнул. Он достал большое портмоне из кармана и вытащил из него десять стофунтовых и десять пятидесятифунтовых ассигнаций.
— В девять часов придет автомобиль и заберет товар, — сказал он. — Шофер с вашей распиской явится от имени мистера Кормана Девиса.
Не добавив ни слова, он коротко попрощался и покинул магазин.
Гарри Диксон задумчиво смотрел ему вслед.
— Звонить Корману Девису смысла нет, — вполголоса пробормотал он, — поскольку все слова Друма сплошная ложь. Том, дружок, готовьтесь к серьезной слежке. Возьмите мотоцикл и оставляйте метки на каждом перекрестке.
В девять часов подъехал автомобиль, шофер предъявил расписку, и ему вручили огромные медные клетки с двумя белоснежными павлинами. В магазине было темновато, а на шофере были темные очки. Но когда автомобиль тронулся, сыщик задумался:
— Где я видел эту рожу?
Но времени на раздумья не было: он должен был идти по следам Тома Уиллса, который начал слежку за автомобилем.
Гарри Диксон оседлал мощный «Харлей-Дэвидсон» и понесся вперед, ориентируясь по меткам Тома. Он двигался на восток столицы.
Уже настала ночь, когда он добрался до Дептфорд-Крек, пересек его по Бридж-стрит, где едва не потерял след Тома.
— Прямая дорога на Гринвич, — пробормотал он. — Ясно одно, у Кормана Девиса в этом малопрестижном районе никаких владений нет.
Впереди, на пустой дороге, мелькнул красный огонек и исчез.
Гарри Диксон узнал задний огонь мотоцикла своего ученика.
— Теперь я его не потеряю, — с удовлетворением отметил он.
Он замедлил ход и подъехал к повороту дороги.
— Тсс! — послышалось в темноте.
Это был Том Уиллс. Его мотоцикл лежал в заросшей травой канаве, тянувшейся вдоль песчаной дорожки, ведущей к обширному пустырю.
Том выглядел радостным.
— Автомобиль въехал туда, — сообщил он, указывая на высокую кирпичную стену с решетчатыми воротами, укрепленными стальными пластинами.
— Прекрасно, — ответил Гарри Диксон. — Не помню, что это за имение, расположенное вдали от жилых поселений. Стоит его обойти кругом.
Обход занял немало времени. Стена, высокая и однообразная, с бутылочными осколками и острыми пиками поверху, казалась бесконечной.
Наконец они снова вышли к решетчатым воротам.
— Странное место и странный коттедж, — прошептал Гарри Диксон. — Достаточно на сегодня. Надо разузнать, что это за место.
Полученные сведения оказались весьма необычными.
Имение было заброшенным заводом, который владелец по какой-то странной фантазии решил окружить парком. Несколькими годами ранее прибывший из колонии врач по имени Иллинг приобрел владение и занимался там исследованиями тропических болезней, в частности проказы. Говорили, что доктор сам был жертвой этой ужасной болезни, что объясняло его затворническую жизнь. Во всяком случае, власти не рекомендовали приближаться к имению. Поскольку жалоб на врача не поступало, а у доктора Иллинга были влиятельные друзья в парламенте, никто никогда и не думал совать нос в его дела.
— Ясно, как божий день, — ухмыльнулся Гарри Диксон. — Вот настоящее убежище доктора Друма! Место, где он продолжает свои исследования, которых профессор Керабл опасался пуще восточной проказы. Придется прибегнуть к нашему профессиональному любопытству. Вот так-то, малыш!
— Прямо завтра? — полюбопытствовал молодой человек.
— Нет. Боюсь, спешка в нашем деле не требуется. Подумайте о высоком лбе доктора Друма, о тайне двух освещенных окон, в которых вместо света мы увидели лишь дым и туман! Все это требует осторожности.
Этот разговор происходил на Бейкер-стрит, поскольку господин Натансон закрыл на этот день свой магазин. Вечером мистер Пиввинс, таксидермист, должен был зайти за владельцем и приказчиком «Синей яванской птицы», чтобы втроем отправиться на Бендалл-стрит, где мистеру Пиввинсу передадут заведение в собственность. И мистер Пиввинс сменит мистера Натансона, который владел магазином всего несколько недель.
— Цель оправдывает средства, — сказал Том Уиллс. — Но продавать лавочку за пару тысяч фунтов, чтобы узнать всего один адрес, прямое расточительство… Вы так не считаете, господин Диксон?
— Нам надо потратить десять тысяч фунтов на благо человечества, — рассмеялся сыщик, — и я считаю, что мы недорого заплатили за этот адрес, мой юный друг.
Они нашли магазин в полном беспорядке — птицы требовали корма, и мистер Пиввинс поспешил утолить их голод.
Вдруг Том заметил на лице Диксона явное недоумение.
— Неужели вернулись белые павлины? — шутливо спросил он.
— Нет, Том, — у учителя был озабоченный тон. — Но во время нашего отсутствия какой-то ловкач обыскал магазин.
— В поисках императорских павлинов?
— Не думаю. Ведь обычно таких птиц не прячут в ящиках комода.
— Кто? — спросил Том. — Друм?
— Быть может, да, быть может, нет. Честное слово, все это довольно странно.
«Синяя яванская птица» перешла в окончательное владение мистера Пиввинса, и Гарри Диксон с учеником вернулись на Бейкер-стрит.
Сыщик неспешно обошел комнаты, потом позвонил гувернантке.
— Никто не приходил, миссис Кроун?
— Приходил, господин Диксон. Рассыльный принес какую-то даму. Он даже распаковал ее, но я не хотела на нее смотреть. И попросила поставить в прихожей, в угол, лицом к стене. Венера, что ли, ее зовут. Да разве это христианское имя?
— Прекрасно, — сказал Гарри Диксон. — Пойдем, полюбуемся.
Венера Милосская в человеческий рост отбывала наказание в углу прихожей. Миссис Кроун возмущенно глянула на нее.
— Надо же, посылают «статуи», у которых нет рук. Я сказала об этом посыльному, упрекнув его, что он отломал руки. Но он возмутился. Это слишком тяжелая вещь, и я целых полчаса искала разный инструмент, чтобы помочь посыльному пристроить это существо.
Гарри Диксон не прерывал болтовни славной женщины, продолжая внимательно оглядываться.
— Он сказал, что она очень тяжелая? — спросил он.
— Еще бы. Он так трудился!
— Да ладно, — усмехнулся сыщик, потом, словно перышко, приподнял пресловутую Венеру и тут же уронил ее на пол, где она разлетелась на тысячи кусков.
— Она из гипса! — воскликнул Том Уиллс.
— Нет, но… что означает все это колдовство? — удивилась миссис Кроун.
— Это означает, моя милая дама, что за те полчаса, что вы искали инструменты, вежливый посыльный не терял времени и обыскал наши комнаты, заглядывая туда, куда не надо!
— Он ничего не украл? — всполошилась миссис Кроун.
— Нет, ничего, и это самое любопытное в этом посещении, — спокойно ответил сыщик.
— Я хотел прибегнуть к хитрости, чтобы попасть во владения Иллинга, — сказал Гарри Диксон Тому, когда они наконец сочли, что готовы действовать. — Но уже не осмеливаюсь приступать к делу. Доктор Друм почуял неладное и держится настороже.
— Пусть полиция проверит владение, — посоветовал Том.
— Вот еще! — с издевкой ответил учитель. — А в чем, простите, обвинять доктора Иллинга и доктора Друма?
— Хм… В ограблении магазина мистера Натансона и квартиры мистера Гарри Диксона, — рискнул предложить Том.
— Ограбление! Даже старой газеты не тронули. А кто сказал, что это сделал доктор Друм? Ваш мизинчик? Свидетель, которому не поверят ни в Скотленд-Ярде, ни в Олд-Бейли.
— Значит, остается старый метод, — сделал вывод Том Уиллс. — Перелезем через стену и посмотрим, что творится внутри.
— Плохо, мой мальчик. Наш противник способен противопоставить нам силу… Нет, мы отправимся на встречу с ним. Хочу поглядеть на зверя в его логове. Трудная задача, но попытка — не пытка.
Через два часа Гарри Диксон звонил, стоя у решетки Иллинг-Хауза.
Тяжелый колокол загудел, когда сыщики дернули заржавевшую цепь, но решетка осталась закрытой.
— Повторим, — предложил Том.
Но учитель остановил его:
— Бесполезно. Решетка не заперта.
Широкая аллея, усыпанная гравием. По обе стороны тянулся жалкий и печальный парк. Кривые деревья умирали под напором лишайников и сорняков.
В конце аллеи высилось здание из красного кирпича, пожухшего от времени и непогоды. Оно сохранило свой заводской вид со своими квадратными окнами с волнистым плотным стеклом.
На верху крыльца виднелась открытая дверь, за которой их встретил пустой холл с голыми стенами.
Том с удивлением разглядывал потрескавшиеся от камнеломки плиты пола.
— Но здесь никто не живет уже долгие годы! — воскликнул он.
Они прошли по пустым залам, где гуляло эхо. Пустота, пустота и пустота.
— Улучшенная и подкорректированная копия дома в Ротерхайде, — с горечью отметил Гарри Диксон.
Им потребовалось всего полчаса, чтобы осмотреть все здание.
Оно никогда не было обитаемым.
— Интересно, где он хранит птиц, эта птичка, — полушутливо-полураздраженно сказал Том.
— Что за игры в прятки затеял этот таинственный персонаж. И какова его истинная игра… его игра, — задумчиво протянул Гарри Диксон.
Он вдруг нагнулся и подобрал комочек бумаги, закатившийся в угол.
— А это что? Я не ожидал найти это на заброшенном заводе, где гуляют ветра! — воскликнул он.
Это была банкнота достоинством в пятьдесят фунтов стерлингов Банка Англии.
— Фальшивая? — спросил Том.
— Фальшивая? Ни в коем случае, — ответил сыщик, изучив банкноту под лупой. — Напротив, самая что ни на есть настоящая!
Они молча прошли через пустой парк, слыша, как в кронах шуршит ветер.
— Зачем эта легенда об Иллинге и проказе? — вопрошал себя Диксон.
Но он зря напрягал извилины, подходящего ответа на мысленный вопрос не находилось.
— Ищем ветер, дым и ничто! — заключил Том.
Гарри Диксон искоса глянул на ученика, но не смог опровергнуть его разочарование. Том сказал правду.
— Не знаю почему, — продолжил молодой человек, когда они сели в такси, доставившее их в город, — но я уверен, что надо возобновить наблюдение за домом у железнодорожной насыпи. Не стоит забывать, что там он сбросил морской бинокль мне на голову.
— Хорошо, — кивнул сыщик, — согласен с этой идеей. Не знаю почему, но проведем время там, а не в другом месте.
Когда такси подъезжало к Оксфорд-стрит, Гарри Диксон хлопнул себя по лбу.
— Да это же он! — воскликнул он.
— Кто? Доктор Друм?
— К черту вашего Друма и все, что с ним связано. Нет, шофер, который приезжал за белыми павлинами. Это же Билл Манди.
— Билл Манди… Тот еще подонок.
— Совершенно верно. Бандит, но работает без особого размаха: мошенник, обманщик, хотя довольно ловкий, особенно если надо избежать полицейской облавы. Я вспомнил шрам в виде звезды на его подбородке. Нет, доктор Друм меня разочаровывает. Совсем неподобающие связи.
Когда они вернулись на Бейкер-стрит, Гарри Диксон бросил на стол пятидесятифунтовый билет, и Том, в свою очередь, схватил его.
— Как он воняет, — сказал он.
Сыщик понюхал банкноту. Взгляд его стал странным. Том подметил в глазах учителя огонек. Гарри Диксон бросился в свою лабораторию.
Когда он вышел из нее два часа спустя, огонек не исчез, но на лице Гарри Диксона читалось нескрываемое непонимание.
— Ваш нюх заслуживает награды, мой мальчик, — сказал он, — не потому, что он вывел меня на след, а потому, что позволяет ответить на ваш вопрос: «А что он делает с птицами?» Так вот, Том, он делает из них чучела!
— Он что, рехнулся?
— Может быть. Заплатить полторы тысячи фунтов, чтобы изготовить чучела!
— Он принес в жертву двух наших павлинов?
— Боюсь, что так. Это я увидел под микроскопом.
На банкноте остались крохотные следы птичьей крови, а также блестки от порошка, который использовал мистер Пиввинс. А йодоформом пользуются в подобных операциях. Доктору Друму это дает некоторое преимущество: мертвые птицы привлекают меньше внимания, чем птицы живые. Любое помещение может служить вольером, а вернее, кабинетом естественной истории.
— Если он пользуется банкнотами в пятьдесят фунтов для своих делишек, он может соперничать с Рокфеллером, — проворчал Том Уиллс.
Гарри Диксон вспомнил об этом замечании ученика много позже.
В записках знаменитого сыщика Гарри Диксона, которые служат нам для описания его удивительных полицейских приключений, есть кое-какие лакуны.
Хотел ли Гарри Диксон отказаться от расследования странного дела доктора Друма? Мы склонны поверить в это.
Очевидно одно: целая страница его дневника, посвященная этим событиям, исписана нервным и сбивчивым почерком.
Хожу по кругу в полной темноте. Куда ни поверну, передо мной ничто. Я уже не знаю, что ищу. Если я однажды окажусь лицом к лицу с доктором Друмом, я не знаю, как с ним держаться. Я ни в чем его не обвиняю, однако ищу и преследую его. Ничто… но это ничто наблюдает за мной, контролирует мои действия, следит за моими метаниями.
Я закончил читать несколько ужасно ученых трудов по гипергеометрии, а смелая гипотеза о четвертом измерении…
Пытаюсь понять Эйнштейна, Нордманна, Ланжевена, Планка… Сплошная абстракция, смелая и парадоксальная.
Мне кажется, что это будет актом божественного гнева, если Господь позволит преступнику открыть тайну пространства и времени. Я не имею права допустить это.
Я спускаюсь с головокружительных высот, чтобы отыскать в себе новую решимость: я имею дело с обычным преступлением, которое с невероятной умелостью завуалировано наукой. Да, но… а в чем преступление?
Ну, ладно, за работу. Разберемся с ничто, вооружимся нашими жалкими человеческими средствами: нашим умом и терпением.
Быть может, самое худшее ничто даст ощутимые результаты.
Гарри Диксон и Том Уиллс шли, сгибаясь под порывами леденящего октябрьского ветра.
Доктор Друм исчез, но в Университете не беспокоились: к его капризным и внезапным исчезновениям привыкли. Он давно снискал славу оригинального и малообщительного ученого. Однажды он отправился в Индию, забросив лекции и студентов, и добился восстановления в профессорском корпусе благодаря вмешательству самых высоких покровителей. Доктор Друм был национальной славой. Этого забывать не следовало. Даже Гарри Диксон рисковал потерять симпатии поклонников, если бы кто-либо догадался о его проектах.
Оба сыщика кружили по лабиринту грязных портовых улочек в поисках подходящего места для наблюдений.
Сыщики уже четвертый вечер кружили здесь, но видели лишь тьму, прорезаемую косыми дождевыми потоками.
— Ну, вот. Попали в кино, по крайней мере, на три часа, — угрюмо проворчал Том Уиллс, занимая место на табуретке перед окном. Гарри Диксон промолчал, направив бинокль на группу домов, где должны были зажечься таинственные окна.
Вдруг его рука непроизвольно сжала бинокль — на мгновение появилась тут же исчезнувшая яркая вспышка.
Том тоже заметил ее и промычал от радости:
— Я же говорил… там снова что-то есть!
Но непроницаемая тьма вернулась. Однако долгое и терпеливое ожидание принесло свои плоды.
Некоторое оцепенение уже начало овладевать сыщиками, ибо было уже далеко за полночь, когда они разом схватили бинокли.
Окно вдруг осветилось.
Белая лампа ярко вспыхнула, осветив скупую и жалкую обстановку комнаты.
Стол стоял на месте и был завален бумагами; на черной доске белели написанные мелом строчки. Но в этом странном интерьере не было ни единой живой души.
— Надо же, — пробормотал Том Уиллс, — похоже, доска исписана намного больше, чем только что. А никого нет.
Гарри Диксон хотел ответить и вдруг застыл, буквально пораженный тем, что происходило на доске.
Никто к ней не прикасался, а она сама собой покрывалась алгебраическими уравнениями и наспех сделанными мелком эпюрами; они таинственным образом множились, исчезали, словно стертые невидимой тряпкой, появлялись вновь, и их становилось все больше.
Странная сложная формула, где значок бесконечности, лежащая на боку восьмерка под корнями разных степеней, царила в центре доски, оставаясь нетронутой, а остальные таяли и появлялись снова.
— Уравнение 40-й степени, — пробормотал Гарри Диксон, — «математическое безумие», как ее называл Майкрофт Керабл.
В комнате возникло затишье — на доске не появлялось ничего нового.
И вдруг доску заслонило чье-то присутствие.
Чье? Сказать было невозможно. Это было что-то вроде тени, расплывчатое, плавающее в воздухе комнаты.
Она скользнула взад и вперед, потом побледнела и сжалась. В этот же момент в стене нарисовалась дверь, и в нее медленно вошел человек, словно согнутый неимоверной тяжестью.
— Доктор Друм?
Это действительно был ученый в древнем синем рединготе и с густой, свисающей нитями шевелюрой. Он мрачно уставился на черную доску и в отчаянии вскинул руки.
В то же мгновение лампа поблекла: тень заслонила ее от окна.
Доктор Друм, похоже, ничего не замечал, поскольку продолжал в упор разглядывать уравнения и эпюры на доске.
Когда он обернулся, то увидел тень и в ужасе отшатнулся.
Это уже была не тень, а аморфная масса, неопределенная, словно медуза меняющая форму и очертания.
Из стены высунулось нечто вроде неловкой руки. Гарри Диксон и Том Уиллс видели, что профессор с невероятными усилиями пытается увернуться от нее.
— Бумаги горят! — воскликнул Том.
Невозможное существо коснулось бумаг на столе, и они тут же вспыхнули, как от прикосновения огня или раскаленного утюга.
— Что это может быть? — спросил дрожащий Том. — Смотрите, это существо само горит! Оно словно сам огонь, который пожирает все, чего коснется…
Он еще не договорил, как окно вспыхнуло невероятным блеском.
Гарри Диксон и Том видели, как доктор Друм бьется в центре жаркого пламени. И вдруг наступила полная тьма.
— Бежим туда! — умоляюще выкрикнул молодой человек. — Я не обрету спокойствия, пока не узнаю больше.
Учитель удержал его.
— Мы найдем пустую и пыльную комнату, Том, — убежденно сказал он. — Все, что мы видели, происходило в другой плоскости жизни. По мнению гипергеометров, это может быть мир четвертого измерения.
— Так это правда… Этот ужас существует? — Том был растерян.
— Не осмелюсь сказать, что нет, — холодно ответил сыщик. — Но утверждать, что мы видели одно из его проявлений, не стану. Пошли, нам здесь больше нечего делать.
— Как? Вы считаете, что доктор Друм погиб?
— Ни в коем случае. Но все, что могла мне дать эта комната, я узнал, а главное то, что в ней было нелогичным.
— Учитель, поделитесь! — умоляюще прошептал Том.
— Боюсь, что многого вам не скажу, Том. Но нелогичность заключалась в том, что доктор Друм вошел через дверь.
— А через что он должен был войти? — удивился молодой человек.
— Через стену, если надо, — усмехнулся сыщик, — но не через дверь, которой в этом месте нет.
Том Уиллс воскликнул:
— Правда! Дверь в комнату находится на противоположной стене! Если только это не потайная дверь.
— Вовсе нет! В ней нет необходимости, — сказал Гарри Диксон, потирая руки. — Когда окажемся на улице, оглядимся внимательно по сторонам и, безусловно, увидим световую точку, которую не заметили в начале расследования.
Они покинули дом с наблюдательным постом, а когда дошли до конца переулка, сыщик обернулся и внимательно огляделся.
— Превосходно! — бросил он. — Что вы видите над крышами?
В небе появился лунный серп. Он изливал бледный свет на наклонные крыши и на высокую водонапорную башню.
— Высшая точка, о которой вы говорили, — сказал Том.
— Доктор Друм очень ловкий человек для слишком великого ученого, — с горечью заметил Гарри Диксон. — Ужасы закончились, Том. Мы вернулись к обычной земной реальности. Я не сожалею о своих абстрактных поисках, но чувствую слегка уязвленным тем, что попал в ловушку, очень хитрую, но все же ловушку.
Мигающий огонек на верху башни погас. Гарри Диксон усмехнулся.
— Превосходный аппарат мира Друма, Том, — разъяснил Гарри Диксон. — Все сцены, которые мы видели, происходят в приземленном земном мире, но не в комнате, где мы их видели.
— Я понял!.. Кинематографический аппарат! Какая простота!
— Не совсем! Проекционный аппарат без пленки, посылающий на расстояние разыгранную и трюковую сцену, которая происходит в комнате тех же размеров, что и та, где занимался исследованиями Друм. На самом деле комната с черной доской и стол с бумагами находятся на самом верху этой башни. Конечно, доктор Друм внес улучшения в аппарат, который есть только в нескольких лабораториях оптики. И мне не надо забираться туда, чтобы увидеть это воочию.
— Конец тайны, — сказал Том.
— Что! — рассмеялся сыщик. — Конец?.. Отнюдь, тайна только начинается, мой бедный малыш.
— Разве? А по какой причине?
— Нам остается узнать, почему доктор Друм занимается сочинением поражающих воображение фантасмагорий, недостойных истинного ученого. Нам остается узнать, почему доктор Друм стал преступником и ради чего им стал!
Гарри Диксон презрительно повернулся спиной к сумрачной башне и быстрыми шагами направился в сторону порта.
И вдруг позади них раздался ужасающий вопль:
— Несчастье на мою голову! Несчастье на мою голову! Несчастье на мою голову!
Гарри Диксон и Том Уиллс оглянулись и тут же вскрикнули от ужаса: бледное существо с перекошенным лицом стояло в нескольких шагах от них.
Широко раскрытые от ужаса глаза безумца смотрели на сыщиков.
— Бегите, Гарри Диксон! Пока еще не поздно. Не выслеживайте меня. Вам известно, что я умер!
Несколькими отчаянными прыжками ужасающее существо скрылось во тьме, пока сыщики думали, как к нему подойти.
— Боже мой! — простонал сыщик. — Это не трюк иллюзиониста, а ужасная реальность. Это был профессор Керабл, чью смерть видели собственными глазами. Он умер и уже похоронен!
Том Уиллс хрипел от страха.
— Не говорите этого, учитель, — умоляюще прошептал он. — Боюсь, не переживу этого… Это было так реально!
Гарри Диксон остановился и скрестил руки на груди.
— Спать сегодня ночью не придется, Том, — наконец сказал он. — Мы тотчас отправимся на кладбище Уилленсден, где похоронен профессор Керабл.
В гараже приятеля сыщики взяли небольшой двухместный автомобиль, который быстро доставил их в Уилленсден.
Ночь стала светлее: на небе появилась четвертушка луны, когда осенний ветер разогнал тучи.
Кладбище Уилленсден не очень большое, и его окружают невысокие стены.
Они оставили автомобиль под деревьями на ближайшей аллее и через несколько секунд перебрались через стену.
Гарри Диксон тут же направился к лачуге могильщика, где хранились его нехитрые инструменты. Сыщики взяли лопату и ломик и осторожно двинулись в сторону могилы профессора.
Кладбище — место не из веселых даже днем, а ночью выглядит зловещим и угрожающим, особенно если с неба за вами следит холодный глаз луны.
Они с опаской продвигались вперед, как вдруг Гарри Диксон замер на месте и жестом остановил Тома.
Во тьме слышался глухой и ритмичный шум — кто-то работал киркой.
Доносились и звонкие удары, когда кирка встречала камень.
В слабых ночных шорохах — шелесте веток сосен, ледяном позвякивании фарфоровых цветов, жалобных стонах ночных птиц в поисках пищи — удары звучали странно.
После короткой остановки сыщики двинулись дальше, прячась за мраморными могильными плитами.
— Смотрите! — шепнул Том Уиллс, чьи молодые глаза быстрее свыклись с темнотой. — Вон… слева… у той могилы работает человек.
Действительно, человек яростно раскапывал могилу, отбрасывая в сторону рыхлую землю недавнего захоронения, где еще не успели поставить памятник.
— Могила Керабла, — прошептал Том.
Он хотел броситься на осквернителя могилы, но учитель удержал его:
— Подождите! Этот человек работает на нас!
Дело спорилось. Казалось, у человека неистощимые силы.
Холмик выброшенной земли рос на глазах. Уже виднелись только голова и плечи мужчины.
Через четверть часа сыщики услышали визг пилы, потом удары молотка по дереву и, наконец, треск ломающихся досок.
Тишина показалась наблюдателям очень долгой. Потом они услышали зловещий хохот могилокопателя.
Он вылез из могилы, отбросил в сторону лопату, выпрямился, потирая ноющую поясницу. Лунный свет высветил лицо человека.
Хотя Гарри Диксон ожидал этого, он с трудом сдержал дрожь при виде сверкающих жестоких глаз: он узнал доктора Друма.
Сыщик еще не решил, что делать, а профессор уже скрылся за соседней могилой. Его шаги быстро затихли.
— Пойдем глянем, — сказал Гарри Диксон. — Мы пришли сюда за этим же.
Лунный свет освещал холмик земли и внутренность вскрытой могилы.
На дне лежал развороченный гроб без крышки.
Никаких следов трупа… Гроб был заполнен песком и гравием.
— Так мне нравится больше, — пробормотал Гарри Диксон, увлекая Тома к стене кладбища. Они собрались перелезть через нее, когда услышали голоса ссорящихся людей.
— Это не жизнь, — недовольно протестовал один из них. — Я должен скрываться, как последний преступник. Выхожу только по ночам, как летучая мышь, и куда отправляюсь… Мне это начинает надоедать…
Второй отвечал, но голос его звучал так тихо, что до сыщиков доносился только глухой ропот.
— Нет! — возразил первый голос. В нем звучала неприкрытая ярость. — Меня не посадят. Напротив, если захочу, получу приличное вознаграждение. Я требую отпустить меня.
Новый шепот, после чего послышалось восклицание:
— Я знаю Гарри Диксона и могу пойти к нему на Бейкер-стрит! По такому случаю он примет меня даже ночью и уверяю вас, если…
Раздался пронзительный вопль, за которым последовал стон.
Гарри Диксон подтянулся и ловко перепрыгнул через стену, оказавшись за пределами кладбища. Глухой удар позади говорил, что Том последовал за ним. Они бросились на шум.
Послышался рев мотора — от кладбища удалялся автомобиль.
— Труп! — воскликнул Том, указывая на распростертое тело.
— Билл Манди! — вскрикнул Гарри Диксон, приподнимая голову человека.
Человек был еще жив, но он умирал: из пронзенной кинжалом груди хлестала кровь.
— Билл! Я — Гарри Диксон… Вы меня призывали, я здесь… Говорите. Я отомщу за вас! — прокричал сыщик в ухо умирающего.
Билл открыл стекленеющие глаза. Луна освещала лицо Диксона. Раненый узнал его.
— Диксон! — прохрипел он. — В самый раз… Это сделал Друм… Он возвращается в башню… Потом на судно. Берегитесь птиц!
Его голова упала на плечо сыщика.
— Бедняга! — прошептал Диксон. — В жизни он был проходимцем, но не заслуживал такой участи.
— Эта смерть дает нам повод для ареста доктора Друма! — заметил Том.
— Верно, Том, но я не знаю, сделаю ли это сейчас. Но в любом случае это позволяет мне заполнить ордер на арест этого загадочного ученого, осквернителя могил, кинооператора и убийцы. Возьмем передышку на два-три часа, а потом отправимся за зверем в его логово.
Они отыскали свой автомобиль и вскоре добрались до Бейкер-стрит, где после бодрящего чая немного поспали, чтобы снять усталость последних часов беготни.
Потребовался целый час переговоров в Скотленд-Ярде и даже телефонный разговор с премьер-министром, лордом Дэмбриджем, чтобы Гарри Диксон получил желаемый ордер на арест. И должен был пообещать действовать с большой осторожностью и осмотрительностью.
— Мы никогда не осмелимся без основания арестовать такого человека, как доктор Друм! — заявил глава Ярда. — Ошибка будет стоить нам всемирного осуждения. Нам выщиплют все перышки. А пресса! Брр. Я не засну сегодня вечером, если вы не предъявите нам абсолютные и неоспоримые улики.
Гарри Диксон пообещал все и отправился за Томом, который с нетерпением поджидал его.
— Ярд позволил мне работать в одиночку, малыш, — сыщик радостно потирал руки, — с чем себя и поздравляю. Лучше обходиться без лишних помех.
— Вас так обрадовало согласие лорда Дэмбриджа? — насмешливо спросил Том, видя, что лицо у сыщика сияет, как всегда накануне победы.
— Нет, нет, малыш. Сами увидите…
Они пришли в переулок, где начинали слежку, хотя Том думал, что увидит его не скоро.
Гарри Диксон выбрал дом рядом с тем домом, за которым они терпеливо наблюдали долгие ночи, и позвонил в дверь.
Им открыл старый рабочий.
— Если вы по поводу вина, то лучше обратиться в контору на Альбион-Ярд, — проворчал он, — служащий проводит вас в подвалы. У меня ключей нет. И даже если бы их имел, то не пустил бы вас туда!
— Любезный прием, — усмехнулся сыщик. — Значит, в ваших подвалах хранится вино?
— А вы не знали! — в гневе воскликнул старик. — Что вам здесь надо? Эти погреба сдаются господам из «Брей энд Компани Альбион-Ярд». Вино принадлежит им. Ну хватит! Мотайте отсюда. У меня приказ никого не пускать, и я не хочу потерять место.
— Если я отправлюсь к вышеозначенным господам, вы лишитесь места в один миг, — насмешливо возразил Гарри Диксон. — Раз вы никого не пускаете, то почему сдаете по ночам комнаты, старый пройдоха?
Сторож задрожал.
— Вы этого не сделаете, джентльмены! — с тревогой воскликнул он. — Я — бедный человек и только подзаработал немного. Но джентльмен не заходил в подвалы и не трогал вина!
— Покажите его комнату, — потребовал Диксон.
— Полиция? — Бедняга был явно не в своей тарелке.
— Да. Давайте, быстро!
— Я ни в чем дурном не замешан. Я ничего не совершил.
— Не в этом дело, успокойтесь. Ваши хозяева ничего не узнают, гарантирую…
— Это на четвертом, большая комната с окном, выходящем на улицу. Но вы там ничего не найдете. Там нет мебели. Я не знаю, чем старик там занимался. Платил он прилично, и я не обращал на него внимания.
Сторож сказал правду: комната была абсолютно пуста. Но Диксон нашел в толстом слое пыли необходимые следы.
— Первая находка, — сказал он, перегнувшись через подоконник.
— Какая именно?
— Проблема с биноклем, который ударил вас в плечо, Том. А это уже кое-что.
— Что еще?
Гарри Диксон хитро покачал головой.
— Рановато, Том. Заметьте, эта находка не носит криминального характера. Она просто говорит о слабости человеческой души, а та зачастую раб своих желаний. Она тянет за собой новое желание… тайные посещения Бендалл-Лайн и нашей квартиры.
— Доктором Друмом?
— О нет, ни в коем случае, но я оставлю это на десерт.
Гарри Диксон вновь стал серьезным: он указал на далекую водонапорную башню, торчащую над окружающими крышами.
— Я добыл сведения об этой древней штучке, — сказал он. — Как и завод в Дептфорде, она давным-давно бездействует. Были обнаружены трещины, и ее предназначили на снос. Пойдем. Пора рассмотреть все на месте.
Квартал, по которому они бродили, был практически безлюден. Он относился к тем странным местам порта, которые некогда процветали, а потом были заброшены, чтобы превратиться в маленькие мертвые городки, заваленные обломками и мусором.
Бывшая водонапорная башня возвышалась на узенькой площади с позеленевшей от мха мостовой. Она соседствовала с причалом, у которого спали несколько парусников, шхун, быстрых клиперов и древних каботажных судов. Вдоль набережной тянулись дощатые амбары и склады. Здесь скопился весь хлам порта: пустые бочки, старые свернутые кабели, ржавые якоря, выщербленные подъемные механизмы, обрывки брезента и парусов.
Гарри Диксон рассматривал весь этот мусор критическим взглядом.
Он знал манию некоторых преступников окружать себя декором заброшенности, чтобы отвратить любопытных от своих дел.
— Интересно, как проникнуть в этот толстый каменный цилиндр, — скривился Том. — Начнем сверху или снизу?
Они шагали по пустынному причалу.
Над их головами стонал гидравлический кран, его стрела двигалась к жалкому грузовому суденышку, которое казалось покинутым, как и прочая окружающая часть порта.
Вдруг Гарри Диксон предупреждающе крикнул и попытался оттолкнуть Тома назад. Но было слишком поздно.
Как хищная птица, кран набрал скорость. Ковш, закрепленный на кабеле, буквально ринулся вниз, подхватил обоих сыщиков и поднял на высоту.
Они какое-то время висели между небом и землей, потом увидели, что стены башни несутся им навстречу.
И вдруг они очутились в непроглядной темноте.
Они не потеряли сознания. И хотя их падение было стремительным, повреждений они не получили. Сыщики упали на пол, покрытый слоем грязи, что, безусловно, смягчило удар.
— Ничего не сломано, — пробурчал Гарри Диксон. — Нет, разбилась лампа фонарика!
— Как и моя, — подхватил Том Уиллс, потирая ноющие конечности. — Как здесь темно!
Гарри Диксон попытался хоть что-нибудь разглядеть в окружающем их мраке.
— Только что прямо над нашими головами был свет. Он исчез, значит, захлопнули люк.
— Тот, кто сделал это, полный идиот, — проворчал Том. — Думаю, он осведомлен, что есть люди, знающие, где мы. К примеру, в Скотленд-Ярде.
— Знают… — прошептал Гарри Диксон, тряхнув головой. — Может так случиться, что этот тип, сыгравший с нами подобную шутку, уверен, что, как вы говорите, знающие люди не смогут до нас добраться. Только Господу ведомо, прав он или нет!
— Вы веселитесь, учитель! — возмутился молодой человек.
— Ладно, вставай, Том! Дай мне руку. Надо обойти нашу тюрьму.
Они шли, касаясь ладонью осклизлой холодной стены. Обход, казалось, никогда не закончится.
— Мы идем по кругу, — сказал Уиллс. — А если мы, встав спиной друг к другу, пойдем друг другу навстречу? И, в конце концов, встретимся…
Гарри Диксон колебался. Какие ловушки могла скрывать непроницаемая тьма?
Но присоединился к идее Тома и потребовал, чтобы тот не переставал говорить, чтобы вернуться в исходную точку, если они слишком далеко разойдутся. Приняв решение, они двинулись в разные стороны, по-прежнему держась за стену.
— Стоп, Том! — приказал Гарри Диксон. — Вы меня слышите?
— Да, учитель, но вы так далеко!
— Однако мы только что расстались! Кричите громче, Том!
На требование сыщика послышался еле слышный ответ, словно кричавший находился далеко-далеко.
«Странно, что нет эха, ни гулкости, — подумал Гарри Диксон. — Словно мы в центре огромной равнины, но я ощущаю рукой неровную каменную стену».
— Эй, господин Диксон!
Голос молодого человека едва слышался.
— Не знаю, что происходит… но я почти не могу дышать! — Голос Тома Уиллса таял вдалеке.
Почти в то же мгновение Гарри Диксон почувствовал, что дышать стало труднее. Его охватило чувство неимоверной усталости, его затошнило, в глазах зарябило.
— Том! — крикнул он.
Ученик не отвечал. Сыщик покачнулся, внезапно лишившись последних сил. Но мозг его работал, пытался осознать, что происходит: исчезнувший голос в совершенно закрытом помещении, похоже, не очень обширном, и отсутствие эха и гулкости. Гарри Диксон развернулся и, не отрывая руки от стены, бросился в обратном направлении.
Все его существо охватило странное ощущение, в ушах гремели колокола, он вдыхал раскаленный воздух, ноги подкашивались, словно он нес громадную тяжесть.
— Воздух! — прохрипел он. — Воздух становится разреженным.
Через мгновение споткнулся о тело Тома, распростертое на полу. И тут же потерял сознание.
— Сожалею, что пришлось прибегнуть к подобной мере, господа!
Голос звучал звонко и чисто, но тон его был сухой.
Том Уиллс потерял дар речи. Гарри Диксон, хотя и был поражен не меньше ученика, похоже, не испытывал никакого волнения.
Они сидели в удобных клубных креслах странного оранжевого цвета. Но не могли даже шелохнуться — запястья и щиколотки были закованы в тонкие стальные ленты.
Перед ними стоял доктор Друм в привычном синем рединготе.
— Сейчас оковы спадут, господа, но я должен был предупредить ваше агрессивное поведение против моей персоны. Не переживайте из-за внезапного и мучительного перехода из своего мира в мой мир… Как и ныряльщик ощущает последствия перехода от одного давления к другому, так и вы ощутили тяжелые последствия такого перехода. Это не зависит от моей воли. Вы применили силу, ворвавшись ко мне, и платите за это. Но я не причиню вам ни малейшего зла. Напротив, считаю, что вы окажетесь полезными мне.
— Ваш мир… — начал Том Уиллс.
Диксон остановил его недовольным взглядом.
Доктор Друм изобразил слабую улыбку на морщинистом лице.
— Не пытайтесь хитрить со мной, господа. Вы хотели раскрыть мою тайну. Бесполезный труд, я сам ознакомлю вас с этой тайной! Вы ищете иной мир доктора Друма? Вы в него попали! Вы в привилегированном положении, поскольку немногие смертные смогут проникнуть в него после вас.
— Как! — вскричал Том Уиллс. — Мне казалось…
Испепеляющий взгляд учителя заставил его замолчать.
— Не ожидайте от меня откровений, — продолжил доктор Друм. — У вас нет права требовать их, а я их не дам. Оглянитесь, пожалуйста, вокруг, пока вы еще здесь. Это ваше право. Хочу предупредить, что здесь вы в безопасности, но ее не будет, как только вы переступите определенную границу. Моя воля здесь ни при чем… «Извне» есть силы, с которыми и я не могу совладать. Но я вас поставлю лицом к лицу с этой опасностью. Когда настанет момент. Я думаю, это отнимет у вас любое желание выступать против меня.
Гарри Диксон не двигался, но Том Уиллс видел, что этот словесный понос порядком ему наскучил.
— Вы сказали, доктор, что мы можем быть вам полезными? В чем именно?
Доктор Друм бросил на сыщика быстрый взгляд.
— Вы станете прекрасным переговорщиком между правительством и мной, господин Диксон! — помолчав целую минуту, сказал он.
— И что же я скажу от вашего имени правительству? — не без иронии спросил Гарри Диксон.
— Немного! Но все же… Я хочу мира! Мне себя не в чем упрекнуть, если только не во вспышке гнева, чтобы устранить мерзавца чистой воды. Я хочу, чтобы это дело прикрыли, а также чтобы мои владения, где я провожу исследования, больше не подвергались незаконным обыскам. Вам понятно, господин Диксон? Оставьте завод в Дептфорде в покое, а также эту развалину водонапорную башню. Я заплатил за них заработанными деньгами. Мне кажется, я многого не требую.
Гарри Диксон задумчиво глядел на доктора Друма.
— Не думаю, доктор, что из-за дела Билла Манди возникнут особые трудности. Почему бы вам в открытую не объясниться с властями, ведь у вас отличная репутация? И поддержки вам не занимать!
Доктор Друм явно сгорал от нетерпения.
— Нет! Нет и нет! Мне нужно торжественное обещание премьер-министра, что меня оставят в покое и запретят невоспитанным любопытствующим, вроде вас, совать нос в мои дела.
Гарри Диксон присвистнул.
— Правительство поступит так, как посчитает нужным, а я, Гарри Диксон, не подчиняюсь ничьим приказам и предупреждаю вас, доктор Друм, что продолжу «совать нос в ваши дела», как вы только что сказали.
— Ну, это мы еще посмотрим! — скрипнул зубами ученый.
Круглая дверца непривычной формы лязгнула за спиной уходящего доктора Друма, и сыщики остались одни. Автоматически открылись стальные оковы — они были свободны.
Свободны… Просто фигура речи, поскольку они находились в необычном помещении, внутри полого цилиндра, тщательно меблированного, хотя сама мебель была непривычной формы и свидетельствовала о буйной фантазии. Свет исходил от двух ламп с матовыми хрустальными абажурами.
— Иной мир, — задумчиво протянул Том Уиллс. — Хочет нас убедить в этом.
Гарри Диксон ладонью закрыл рот Тому.
— Помолчите, наконец. Лучше пусть он считает, что мы не разобрались в его штучках иллюзиониста. Иначе он поймет, мы ищем то, что прячется за его фокусами, а это может нам дорого стоить, поскольку тип, похоже, готов к решительным действиям.
— Это все декорации! — презрительно проворчал Том.
— Не будем преувеличивать! — возразил Гарри Диксон. — Это не совсем декорации. Я думаю, мы находимся в каком-то подводном колоколе. Мы на себе ощутили разницу в давлении.
— Чтобы доказать, что пленники вроде нас есть в его ином мире? — едким тоном спросил Том.
— Нет… Вы могли заметить, что он пытался убедить нас в этом. Это больше похоже на некий способ бегства.
— И у него есть веские причины для бегства, — решил Том.
Гарри Диксон усмехнулся:
— Я слышу вас, мой мальчик… Ведь я видел его руки.
— Руки? Они мне ничего не сказали!
— Они испачканы краской!
— И что?
— Думаю, я знаю истинную тайну доктора Друма! — сказал Гарри Диксон, яростно потирая руки.
Внезапный металлический визг заставил их вскинуть голову. В одной из стенок в сторону скользнула металлическая панель. В отверстии показалась истощенная рука, а затем через узкое отверстие протиснулся худой человек.
Том Уиллс отступил и буквально спрятался за спину учителя, настолько появление какого-то призрачного человека испугало его.
Перед ними появилось костлявое, обтянутое кожей лицо с выдающимися скулами, отвисшей губой и безжизненными глазами.
— Профессор Керабл! — пробормотал Гарри Диксон, потрясенный видением.
— Тсс! Вас приговорили к смерти! — выдохнул странный ученый. — Но поскольку вы хотели мне помочь, Диксон, я постараюсь оставить вас в измерении живых.
В тусклых глазах зажегся огонек.
— Я мертв! Я живу в астральном мире! Теперь я знаю тайну доктора Друма… Увы, это стоило мне жизни. Я помогу вам бежать, а потом разрушу его творение ради блага человечества. Думаю, у меня достаточно заслуг в вечном измерении, которое Друм нарушил вместе с божьими законами!
Гарри Диксон вспомнил о психиатрической лечебнице Лунатик-Азилиум в Уилленсдене… Керабл сошел с ума, и сыщик видел, как он умер в больничной палате.
— Профессор Керабл, я считал вас умершим.
— Я умер, не сомневайтесь в этом, иначе я не смог бы перемещаться в этом мире, где нет живых душ. Пошли, я верну вас в мир живых. Нет, нет, не спрашивайте ни о чем, я не имею права раскрывать тайну сотворения мира. Бог накажет меня… Пошли, я возвращу вас в мир живых, к которому вы все еще принадлежите. Пошли, пока ужасные облачные люди не явятся и не оставят вас навсегда пленниками смерти!
Он дал знак сыщикам следовать за ним. Они повиновались.
Узкая кабина из стальных листов находилась рядом с помещением, где были заключены пленники. В ней размещалась какая-то пневматическая аппаратура. Гарри Диксон с пониманием кивнул, увидев, как профессор Керабл управляется с рычагами и рукоятками.
— Переходный зал, как в подводных лодках, — шепнул он на ухо Тому. — Прекрасное средство бегства, которым располагает доктор Друм.
Воздух в кабине стал тяжелым, как только профессор Керабл закрыл панель.
— Где Друм? — спросил Том.
— Тсс! Он вернулся в земное измерение для каких-то глупых дел, которые меня не интересуют!
Воздух стал чище, и они вскоре смогли свободно дышать.
Керабл глянул на манометры, поколдовал с какими-то мудреными запорами. Стальная дверь распахнулась.
— Мы внутри судна! — воскликнул Том, увидев узкий коридор, отделанный деревянными панелями.
— Судно, которое принадлежит земному измерению, — объяснил сумасшедший профессор. — Можете передвигаться, как хотите. Но поспешите, ибо я разрушу нечистое творение доктора Друма! Прощайте… И берегитесь птиц!
Диксон не успел сделать и движения, как послышался металлический щелчок, и профессор Керабл исчез за перегородкой.
Сыщики не стали терять времени и бросились по коридору, чтобы выбраться на улицу.
Справа от них появилась открытая дверь, за которой виднелось обширное помещение, залитое ярким светом. Овальные иллюминаторы тянулись вдоль стен, но свет исходил от матовых ламп на потолке.
— Белые павлины! — воскликнул Том.
Великолепные птицы восседали на подставках, как живые, отдавая должное мастерству таксидермиста.
Но они не были единственными мумиями в этом корабельном помещении.
Вдоль всех стен, закрытых деревянными панелями, тянулись ряды птичьих чучел — самые красивые представители пернатого царства.
Туканы, марабу, гаги, японские утки, фазаны, золотистые лебеди, птицы-лиры, пингвины Антарктики, пеликаны, кондоры, атлантические буревестники, олуши…
Настоящее состояние для натуралиста! Гарри Диксон, несмотря на опасность положения, не мог не залюбоваться этой великолепной коллекцией.
Том Уиллс вернул его к реальности.
— Почему мы должны их опасаться? — спросил он. — Не вижу, каким образом они могут причинить зло.
Гарри Диксон смотрел на неподвижных птиц и тоже не видел ничего подозрительного, чтобы остерегаться.
Вдруг его внимание привлек металлический звон, и он заметил, что все птицы были соединены тонким проводом.
— Однако они могут двигаться, — пробормотал он, приближаясь к ним.
Он тряхнул головой — он ничего не понимал.
Том Уиллс с сожалением глядел на белых павлинов.
— Что за маньяк жертвует такими птицами, которые стоят целое состояние!
Гарри Диксон усмехнулся.
— Думаю, знаю чуть больше, — с хитрецой ответил он.
Том Уиллс рассеянно погладил роскошное оперение павлина. К его пальцам прилип белый порошок.
— Смотри-ка. Это не йодоформ.
Он машинально протянул руку в сторону учителя.
— Откуда это у вас, Том?
— С перьев белого павлина.
Гарри Диксон промолчал, но достал перочинный ножик и быстрым движением разрезал грудь чучела.
— Зачем вы уничтожаете столь великолепный экземпляр? — с упреком спросил Том.
Гарри Диксон вскричал:
— Бегом отсюда! Не жалея сил. Речь идет о нашей жизни.
Увлек Тома в коридор и бросился бежать.
— Только бы Керабл не поспешил! — задыхаясь, выдохнул он.
Они взлетели вверх по трапу и выскочили на палубу белой шхуны, стоявшей у причала с подобранными парусами.
Палуба была пуста. Гарри Диксон, буквально таща за собой Тома, пересек ее. Трапа не было, а до причала было далековато.
— Прыгайте, Том, если вам дорога жизнь, и бегите! — приказал сыщик, подавая пример.
Они приземлились на самый край причала.
— Быстрее! Еще быстрее! — проорал Диксон.
Они завернули за угол дощатой лачуги.
— Еще шаг, и вам конец! — раздался голос позади них.
Гарри Диксон и Том Уиллс оглянулись и увидели позади доктора Друма, который держал их на мушке револьвера.
— Ложись! — приказал Диксон, упав на мостовую.
Грохнули два выстрела, и пули просвистели совсем рядом.
Доктор Друм выругался и опустил оружие, чтобы прицелиться.
И в это мгновение земля словно разверзлась гейзером пламени и осколков, а по спящему кварталу пронесся раскат грома.
— Я разрушил творение демона! — послышался пронзительный голос профессора Керабла.
Огненные волны затопили все вокруг.
Том сжался в комок и откатился ярдов на двадцать, ощущая боль во всем теле.
Взрывная волна снесла дощатую постройку. Несколько минут вокруг падали обломки, горячие осколки.
Гарри Диксон вскочил на ноги. Его одежда превратилась в лохмотья, все тело болело, словно его долго били.
Шхуна исчезла. Вокруг них чернели руины. В нескольких шагах от них лежало тело в синем рединготе… Доктор Друм погиб, раздавленный обломками…
Воздух вдруг наполнился белым бумажным вихрем. Диксон поймал одну бумажку.
Это была банкнота Банка Англии.
В кабинете премьер-министра, лорда Дэмбриджа, сидели глава Скотленд-Ярда, Гарри Диксон и Том Уиллс, а также представитель Банка Англии, сэр Уоллес.
Гарри Диксон взял со стола толстую пачку банковских билетов и с удовлетворенным видом изучил их.
— Истинный секрет доктора Друма. Друм был искуснейшим фальшивомонетчиком Великобритании, если не всего мира.
Слово взял сэр Уоллес.
— Мы знали, что эти банкноты были в обращении, но не могли отличить их от настоящих.
Они не только хорошо подделаны — они абсолютно идентичны тем, что выпускаем мы! Чтобы не пугать население и не разрушить кредитоспособность страны, мы были вынуждены принимать их.
Вот в нескольких словах предыстория их появления.
Уже некоторое время мы находили деньги с одними и теми же номерами. Сначала мы думали об ошибке наших служб, поскольку идентичность была полной. Никакой химический анализ и исследования под микроскопом не позволяли отличить фальшивки от подлинных денег.
Мы собирались поставить в известность Скотленд-Ярд, когда нам предъявили настоящий ультиматум.
Если предупредите полицию, писал злоумышленник, я с помощью самолета рассыплю эти банкноты над городами Англии и даже на континенте. Мои фальшивки не отличить от подлинников. Кредитоспособность Англии будет разрушена в мгновение ока, и вам это известно. Договоритесь со мной. Оставьте меня в покое, и я буду пускать в обращение всего пятьдесят тысяч фунтов в год.
Несколько лет нам приходилось терпеть этого циничного негодяя, совершенно неизвестного нам. Мы боялись что-то предпринять, даже видя, что оговоренный максимум был превышен.
— Теперь объясниться должен я, — вступил в разговор Гарри Диксон. — Доктор Друм все же был ученым. Совершенство его деяния свидетельствует об этом. Но ему стоило выбрать законное дело.
Он занимался проблемами высшей математики. Он преуспел, и весь научный мир признал его заслуги.
Это вызвало зависть многих его коллег, в частности бедняги профессора Керабла. Друм издевался над ним, и его репутация пострадала. Друм решил сыграть с ним новую шутку.
Он дал ему понять, что стоит на пороге ужасающего открытия: проникновение в неведомое четвертое измерение.
Вы знаете, что эта проблема стала манией многих современных ученых. Вспомните об Эйнштейне и его теории относительности…
Керабл решил вызнать тайну доктора Друма.
Но Друм не был простаком. Как и Керабл. Я сам видел призрак неизвестного существа и даже испугался. Меня охватил страх перед великими тайнами.
Я начал следить за Друмом…
Керабл сошел с ума и был помещен в лечебницу в Вилленсдене. И там умер… для всего мира.
На самом деле он сговорился с директором заведения Дорсаном Сейлором.
Керабл хотел проникнуть в секреты таинственной науки и познакомить с ней мир… Вернувшись в мир живых. Он верил, что сумеет освоиться в таинственном мире. Только Богу известно, хотел ли он возродить свою плоть, а заодно и дух.
Керабл сошел с ума, хотя вначале только притворялся.
Он верил, что я раскрою тайну, завладев бумагами Друма, чтобы потом похитить их у меня.
Итак, для всего мира он умер. Думаю, он опасался, что Друм узнает о его проектах… Быть может, он делал предложения Друму. Но тот отказался.
Пока я наблюдал за Друмом, Керабл занимался тем же в соседнем доме.
Друм обнаружил слежку и прибегнул к фантасмагории. С верхушки башни он проецировал различные образы… Я уже говорил об этом. Однажды он даже плясал перед черной доской, чтобы мы подумали — он нашел решение!
Керабл, который надеялся только на меня, взломал магазин на Бендалл-Лайн и мою квартиру, надеясь отыскать мои заметки или бумаги, которые я мог обнаружить у Друма.
Тот узнал о двойной слежке и понял, что за всем стоит Керабл.
И начал опасаться, что выйдет наружу его настоящая тайна.
Он переехал из своего владения в Дептфорде, где жил под вымышленным именем. В округе все были в ужасе, ведь речь шла о проказе!
Поскольку он не нуждался в деньгах, он мог купить сторонников… Но пойдем дальше…
У него была единственная страсть — редкие птицы… В своей страсти мономана он превратил птиц в фетиш, в фетиш-хранитель. Он попросту набивал чучела взрывчаткой.
В случае опасности было достаточно одной искры, чтобы взорвать его укрытие — судно.
На судне было и его последнее убежище: подводный колокол. Это было средство бегства. Он мог опуститься в нем на глубину. А через несколько мгновений судно должно было взорваться.
Но Керабл был настороже. Он не терял надежды похитить у своего соперника главный секрет.
Он следил за мной, движимый своим усиливающимся безумием.
Именно он уронил бинокль на Тома Уиллса. Но, шпионя за нами, он превратился в ангела-хранителя.
Он умер, не расставаясь со своей мечтой.
Все таинственные исследования доктора Друма сводились к жажде больших денег… И, господа, я по-настоящему разочарован…