Плывут молча, натужно сопят отталкиваясь шестами, а те так и норовят завязнуть в болотной жиже. Хак уже не раз порадовался, что сообразили соорудить плот. Ещё бы что-нибудь придумать от комаров, эти крылатые твари выхлебали с него литров пять крови. Когда очередной писклявый подонок уселся на нос, Хак не сдержался:
— Да чтоб тебя! Колдуны долбаные!
— Ты чего?
— Да не могли мазь какую-нибудь волшебную дать, намазался и не одного комара! В моём мире без всякого колдовства такие делают.
Гансауль хмыкнул:
— Мы ещё до Поганых земель не добрались, а ты уже плачешься!
— Да куда уж поганее?! Тьфу ты, ещё и в рот…
Гансауль отпихнулся шестом от коряги, что протянула склизлые ветки к плоту. Смачно высморкавшись, спросил:
— Может ещё чего интересного про свой мир расскажешь?
— Да я даже не знаю… чего рассказывать. Там, у нас, все иначе, легче, проще, как объяснить-то, человечнее?
— Как это?
— Ну, нет такой жестокости, да хотя бы нашу каторгу взять. Помнишь?
Гансауль нахмурил брови:
— Такое разве забудешь?
— Ну вот, у нас с преступниками, конечно, тоже не особо церемонятся… но, чтоб вот так, чтоб хуже рабов, такого нет. Да и…
— Тихо! — Гансауль замер, напряженный, как пружина. Хак перехватил шест левой рукой, правая готова в любой момент выхватить секиру.
— Чего? — Хак прошептал еле слышно, но Гансауль приложил палец к губам. Прошло несколько долгих секунд, Хак даже дыхание задержал, шарит глазами по округе. Пейзаж, кстати, малость сменился — все чаще попадаются кочки с сочно-зеленой травой, поросшие корявыми деревцами островки, тут и там тянутся из воды полузатопшие коряги. Скоро придётся распрощаться с плотом. Напарник наконец-то разродился с ответом:
— Вроде мелькнуло что-то!
Хак посмотрел в ту же сторону, куда беспрерывно таращился Гансауль. Ничего. Только ядовитая зелень листьев и травы.
— Тварь та?
— Да нет… на человека похоже. О! Чуешь — дымом пахнет?
Хак втянул воздух, но кроме осторчевшего аромата болотной воды ничего не почувствовал. Но спорить не стал, лишь пожал плечами. Солнце уже торопится к горизонту, тени на воде все длиннее. Может, показалось Гансаулю? Ноги затекли, повернулся осторожно, чтоб не свалиться с плота и остолбенел.
— Ган… Ган…
— Чего на… Ох- ё!
За плотом, шагах в двадцати, медленно плывёт с десяток сородичей недобитой твари. Вот только размером они на порядок больше. Хак нервно сглотнул и покосился на Гансауля, ладонь сама легла на рукоять оружия. Шансов нет… Твари разошлись полукругом, Гансауль выдернул меч, поудобнее встал на плоту. Хриплый смех заставил обоих вздрогнуть. Гансауль рывком обернулся, на островке, шагах в двадцати, тёмный силуэт.
— Неужто драться надумали? Ой, не советую с ними связываться. Лучше спрячьте оружие, и гребите сюда.
Парни переглянулись, Гансауль неуверенно спрятал меч, подхватил шест. Плот медленно поплыл к островку, твари же бездвижно остались на месте. С тихим шорохом плот уткнулся в траву, хлюпнуло, Гансауль сошёл первым. «Хозяином» островка оказался высокий, метра два ростом, горбатый старик. Смотрит угрюмо, глаза блекло-мутные, сумасшедшие, жиденькие волосы свисают грязными сосульками, одежда неважного вида — длинные серые штаны, грязно-белая рубаха, и линялая меховая безрукавка. На ногах изгвазданные в зелёной жиже кожаные сапоги.
— И что ж вас принесло?
Гансауль оглядел незнакомца с головы до пят, но оружия не заметил, лишь затем ответил:
— В Поганые земли идём!
— Ого! Чего ж вы там забыли?
Хак оглянулся, твари подобрались ближе, «дрейфуют» в десяти шагах от берега.
— Дела у нас там… Э! Ты чего делаешь?!
Хак рванул секиру, но было поздно. Зелёные плети, похожие на тропические лианы, словно змеи, вмиг опутали с головы до ног, стиснув так, что не пошевелиться. Хак напряг мышцы, вздулись вены на лбу и шее, но все тщетно — не разорвать. Как в огромном зелёном коконе…
— Ну что ж, знатный я подарок Дакару словил. Глядишь, простит старика — с собой возьмёт…
— Слышь, старик, ты чего?
— Вы чего мою зверушку покалечили? Она ж ещё мелкая совсем, считай дите!
— Это дите нас чуть не сожрало!
— А в Поганых землях чего забыли? Дакара ищете? Да не кривите рожу — по глазам вижу.
Старик развернулся, взмахнул руками, бормоча под нос, и твердь под ногами тут же задрожала. Глухо чвакнуло, островок медленно пополз вверх, на глазах разбегаясь вширь. Продолжалось не долго, но остров вырос в ширину шагов на двести. Грохотнуло, теперь та часть, что под ногами пленников и старика, замерла, а другая сторона, по ровной линии, словно отрезанная гигантским ножом, приподнялась на высоту в два человеческих роста, образовав перед ними каменную стену. Старик шагнул, слепо поводил рукой, надавил. Стена загрохотала, и отворился проход. Старик обернулся, костлявая ладонь легла козырьком к морщинистому лбу, взглянул на красное закатное солнце.
— Эх, вечереет уже! Ладно, завтра к Дакару наведаемся. А ну-ка, дайте сюда.
Старик не без труда забрал у пленников оружие — у зелёных плетей стальная хватка. Вновь поводил руками, и в шагах пяти от ног Хака раскрылась яма. Плети бесцеремонно поволокли пленников, над ямой хватка ослабла, и Хак, а следом Гансауль, скользнули вниз. Лететь недолго, но приземление на голый камень «мягкой посадкой» не назовешь. Хак расшиб до крови локоть и колено, Гансауль подвернул левую ногу. Яма шириной всего ничего — если развести руки в стороны, то кончиками пальцев коснешься холодных каменных стен. Приходится сидеть прижимаясь друг к другу. Яма почти идеально круглой формы, стены гладкие, не зацепиться, словно в скале гигантским сверлом сделали отверстие.
— Милый старишка, вилы б ему в зад!
— Не говори!
— Как нога?
— Да как будто в костёр сунул. Отбегался я, Хак.
Хак зло сплюнул:
— Да брось ты, выебере… тьфу ты, выберемся — не в первый раз.
Гансауль пошевелился, тут же скрипнул зубами, чуть отдышавшись, пробурчал:
— Везение тоже рано или поздно кончается.
Тихий шелест заставил замолчать и поднять голову, оказалось, что «лианы» сплелись в подобие сетки, накрыв яму.
— Блин, сумка на плоту осталась. А там еда…
— Хак, ты ещё и о жратве думаешь?!
— А что? Это ты нос повесил, а я помирать пока не собираюсь…
Королевский пир в самом разгаре, и тут громкий топот подкованных сапог. Стражники за спиной Цукенгшлора напряглись, тихо зазвенели мечи, покидая ножны, но тут наконец-то показался виновник переполоха — безусый юнец, посыльный королевской почты.
— Король! Мой король! Срочное письмо! Лично в руки.
И без того не слишком шумное мероприятие прервалось звенящей тишиной. Гости, за длинным столом на полдворца, настороженно уставились на нового короля. Цукенгшлор принял письмо, сломал восковую печать, с тихим шелестом свиток развернулся. Пробежался глазами, протянул свиток одному из своих помощников.
— Вслух прочти! У меня нет секретов от подданных.
Помощник откашлялся, торжественный голос разнесся по залу:
— Ваше наисветлейшее величество король Цукенгшлор, сегодня ночью на варгавской границе… погиб Ацийский гарнизон. Подлые варгавяне атаковали превосходящими силами, наши воины сражались до последней капли крови, но силы были слишком неравны. Подоспевший на помощь Парагайский кавалерийский полк выбил захватчиков с нашей земли. Ждём ваших приказаний. Командир Парагайской армии полковник Кнугет.
Помощник умолк, аккуратно скрутил свиток и вернул королю. Цукенгшлор медленно, очень медленно поднялся, лицо налилось кровью, сидящие вблизи гости на всякий случай опустили взгляд в тарелку, благо там не успевает пустеть, шустрая прислуга следит, чтоб посуда была наполнена. Король рявкнул так, что задрожали витражи на дверях в противоположном конце дворца:
— Посол Кавагард! Встать!
Варгавский посол тут же вскочил, щуплый, носатый, он больше смахивает на мальчишку, чем на зрелого дипломата.
— Ваше наисветлейшее величество, это какое-то недоразумение…
— Молчать! — брызги слюней окропили близ сидящих. — Взять мерзавца!
Стражники сорвались с места как цепные псы, тщедушного посла схватили под руки и приволокли к королю. От страха Кавагард не смог даже слова сказать, из горла вырвался лишь задушенный писк.
— Недоразумение? Сотня отборных солдат погибла, а для тебя, ублюдок, всего лишь недоразумение?!
— Простите, ваше наисветлейшее высочество, я не хотел…
— Заткнись!
Король обвел взглядом бледные лица гостей, шагнул к столу, рука протянулась к ножу.
— Ну-ка, держите поганца, да покрепче. Недоразумение — это Кавагард то, что ты родился мужчиной, но ничего это мы сейчас исправим.
Посол взвизгнул, рванулся с такой силой, что не ожидавшие такого отпора стражники выпустили Кавагарда из рук. Посол бросился бежать, Цукенгшлор махнул рукой, тихий свист, и вот уже Кавагард растянулся на мраморном полу, а из затылка бедняги торчит рукоять ножа. Гости испуганно зароптали, кто-то вскочил, но король помахал ладонью и за столом вновь стало тихо. Слуги совершенно по-будничному подхватили труп и поволокли из зала, тут же появилась служанка с ведром и тряпкой, взялась замывать натекшую кровь. Король поманил пальцем помощника посла, невольно усмехнулся, когда тот на дрожащих ногах выбрался из-за стола и осторожно, словно ступая по хрупкому льду, приблизился к Цукенгшлору.
— Ва… ва… ваше наисветлейшее…
Король вскинул руку, посол умолк и, склонив голову, отступил на полшага.
— Сейчас же отправляйся в свою вшивую Варгаву и передай, что за гибель наших солдат вам вовек не рассчитаться! В собственной крови захлебнетесь. Чего стоишь — пошёл вон, ублюдок!
Помощник рванул со всех ног к выходу, молясь всем богам, чтоб король не передумал. Цукенгшлор перевёл нахмуреный взор на затихших гостей.
— Всё! Пир окончен! Я объявляю Варгаве войну!
Несколько мгновений тишины, потом в дальнем конце стола приглушенные шептания, заскрипели отодвигаемые лавки и стулья, придворные вразнобой потянулись к выходу.
Цукенгшлор плеснул в бокал вина, залпом осушил, подозвал пальцем одного из слуг.
— Ганаю… служанку… в мои покои позови. И вина чтоб принесла… да поживее!
Подошёл Граус, вице-король, с достоинством поклонился, но встал молча, дожидаясь приказаний. Цукенгшлор усмехнулся — этот старый лис легко читает людей, знает как с кем себя вести, потому и продержался на неспокойной должности до седых волос.
— Война, Граус, война! Я ещё мало смыслю в государственных делах, а ты и при прошлом короле почти собственноручно управлял империей. Да не скромничай, так ведь и было. Так что ты подскажи, как и что делать. Мне нужно, чтоб в самые короткие сроки наши войска вышли на исходный рубеж.
— Ваше наисветлейшее величество, можно спросить прямо?
— Конечно, Граус, и давай без вот этих «наисветлейших». Я совсем недавно был майором, ты, как я знаю, тоже неплохо знаешь с какой стороны браться за меч.
— Спасибо! Тогда давайте определимся, что мы должны получить в результате?
— В смысле?
— Ну, если мы хотим дать варгавянам смачный щелчок по носу, то достаточно отправить тот самый Парагайский кавалерийский, усилив пехотой и устроить небольшую, но кровавую резню в приграничье. Сил там особых у варгавян нет, так что пока они соберутся в кулак, наши парни будут давно дома.
— А если я хочу не просто щелкнуть по носу, но и топором по шее их короля?
— А вам это действительно нужно? Можно спросить откровенно?
Цукенгшлор дернул плечами:
— Ну, конечно, я же говорил…
Но вице-король выразительно покосился на стражников за спиной короля.
— Вот о чем! Пройдем тогда лучше наверх, там точно нет лишних ушей.
Поднялись по лестнице, Граус молчаливо шагал рядом, Цукенгшлор привёл в комнату, которую приспособил себе под рабочий кабинет. Граус прошелся взглядом по комнате, удовлетворенно кивнул. Сунув руку во внутренний карман извлек небольшой полупрозрачный камень красного цвета в серебряной оправе, с полминуты подержал на ладони и снова спрятал. Цукенгшлор не удивился — доводилось слышать о подобных камнях, такие неплохо глушат колдовские штучки для подслушивания.
— И что ты хотел узнать, Граус?
Вице-король прошелся по комнате, наконец встал в трёх шагах от Цукенгшлора, серые глаза смотрят пристально.
— Вы уж простите, Цукенгшлор, но ваша коронация больше похожа на театральное действо. Как, впрочем, и этот пограничный конфликт. Сдаётся мне, что вам… ну или кому-то, стоящему за вами… очень необходима эта война. Но я не могу понять зачем? Варгава конечно, не нищенка, но богатой страной не назвать. Превысят ли трофеи военные расходы — спорный вопрос. Стоит ли тогда так поспешно слать наших солдат на убой, не лучше ли стравить ее с кем-нибудь из наших вассалов, измотать в боях, и уж потом взять легко и непринуждённо? Какова цель этой войны, господин… хм… король?
Теперь уже Цукенгшлор взялся расхаживать по комнате. «Хитер старик! И как теперь быть? Нет, рассказать правды я не смогу, и красиво солгать тоже не выйдет — он же видит меня насквозь. Надо посоветоваться с Шайзером.»
— Вот что, Граус, давай вернёмся к этому разговору завтра днём. Пока что готовься к полномасштабной войне, скажем так, Варгава должна быть в этом убеждена.
Граус молча поклонился и вышел, через минуту заглянул слуга, доложить что Ганая ждёт господина в покоях.
— Ждёт говоришь? Ммм… вот что… часика через два… отправь посыльного к генералу Шайзеру. Стоять! Через три часа.
Слуга понимающе улыбнулся и исчез за дверью…
Стемнело, в каменной ловушке изрядно похолодало, Хак уже без остановки стучит зубами. Гансауль сидит молча, стиснув зубы, лишь изредка подрагивают плечи. Сквозь зеленую «сеть» проглядывает ночное небо.
— Гансауль, ты как?
— Нормально.
— А я чего-то ззз…ззз…замёрз. Надо было у этих фарайцев одежду потеплее взять. А я че…
— Тихо!
Хак замолк, прислушался — точно, шаги. Над ямой посветлело, раздался мерзкий голос старика:
— Не спите? Вот и мне чего-то не спится.
— Слышь, пердун старый, мы тут околеем до утра!
Старик язвительно похихикал, ушёл, а вскоре «сетка» над ямой расползлась и на голову пленникам упало тяжёлое одеяло из звериных шкур.
— Я сегодня добрый! — старик снова захихикал.
— Ну и пожрать бы чего-нибудь скинул!
Старик, тяжело кряхтя, уселся на край ямы.
— Может тебе ещё за фаваратским вином сбегать?
Хак хмыкнул:
— Ну если нетрудно!
Старик рассмеялся:
— Весёлый ты человек! Это хорошо — помирать легче будет. Фарай, гляжу, наделил тебя немалой силой, да только проку с того — все равно сдохнешь. Как и ты, молчун.
Гансауль прорычал:
— Ещё посмотрим!
— А чего смотреть-то? Завтра, как рассветет, отправимся к Дакару, пусть сам решает, что с вами делать. За две ваши головы найдётся поди и для меня местечко на корабле.
— На каком ещё корабле?
Старик покрутил костлявым задом, устраиваясь поудобнее, явно горит желанием поболтать, насиделся в одиночестве.
— А вы разве не за золотом отправились? Честно-то скажите?! Не верю я, что так просто геройствовать взялись.
Хак пробурчал угрюмо:
— Какое в задницу золото?! Этот хмырь его отца убил!
— Кровная месть значит. Ну ясно. То-то прете напролом, как лоси по весне. И что… во так вдвоём решили Дакара одолеть? — Старик захохотал мерзко, как припадочный, утирая выступающие слёзы. — Ой… ой… не могу, как дети прям!
— Че ты ржешь, козёл?!
— Ой… насмешили! Да Дакар пальцами щелкнет, и от вас мокрого места не останется! Вояки выискались! Это фарайцы вас снарядили? Чего насупились? Да вижу-вижу… А чего ж они сами-то не пошли? Или вы в то пророчество тоже поверили? Ну-ну, только чего-то вас двое всего.
Гансауль отвернулся к стенке, тихо зашипел от боли, едва потревожив ногу. Хак решил сменить тему, кому приятно, когда над тобой смеётся сумасшедший старик.
— А что за золото-то?
— Аааа, все-таки интересно? Много золота, Дакарова казна. Он ведь жук ещё тот, сколько королевств под себя подмял, и первым делом хватал золото. Немало накопил, а теперь решил в иной мир уйти. В этом ему смерть скоро придёт. Вот и спешит. А корабль тот, он… ну вот… ты про порталы чего-нибудь слыхал?
— Слыхал! Даже пользовался!
— Ого! Ну так вот, Дакар со своими ближними в иной мир хочет уйти, и золото прихватить. А чтоб в сохранности добраться — корабль из железа велел собрать. Только вот силенок-то не хватит такую громадину отправить. Вот и надумал фарайцев вырезать. Они вам, кстати, «камень солнца» показали хоть?
— Нет. Что ещё за камень?
Старик снова ехидно рассмеялся:
— Не доверяют, значит! «Камень солнца» в этой долине ещё со времён Древних остался. Силы в нем магической много, думаешь, почему безликие и всякая нечисть в долину не ногой и не копытом?! Это ж всё камешек тот! Фарай защитный круг поставил, а камень его силой питает. Но скоро Дакар доберётся до другого камня — «Чёрного», вот тогда фарайцев уже ничего не спасёт.
— Что за «чёрный»?
— Он всю силу вытягивает, рядом с ним даже Дакар ничего не наколдует!
— А где он?
— В Варгаве.
Старик замолчал, поднял сморщенное лицо к небу, глаза с тоской проследили за падающей звездой.
— Хорошие тут места, хоть сырость да болото. Даже жаль уходить. Если б не Дакар…
Хак поднялся, размял затекшие ноги, ночная прохлада тут же сунула ледяные ладони за пазуху.
— Ты о чем это, дед?
Старик оторвался от горьких раздумий, спросил громко:
— Ась? Чего говоришь?
— Дакар-то тебе чего — сиди в своём болоте!
Старик глубоко вздохнул:
— Так ведь не останется тут ничего, ежели Дакар «камнем солнца» попользуется. Силы в том камне столько, что хватит и корабль дакаровский в другой мир отправить, и этот мир в пух и прах разнести. Я вот вас Дакару отдам, глядишь, он на радостях мне место в корабле даст. Не по душе, конечно, с этим обормотом дел иметь, а куда деваться — жить-то хочется.
— Постой… Гора золота, говоришь? А зачем тебе тогда, старик, в другой мир? С такой кучей золота тебе и тут можно, посреди болота дворцов понастроить!
Старик хмыкнул:
— Хитер!
— Ну а что — поможешь нам, и забирай золото себе.
— Думал я об этом, думал… Но опасно это…
— А с чего ты решил, что Дакар и тебя вместе с нами не укокошит? У него там, я думаю, все места давно заняты.
Хак почувствовал внимательный взгляд, старик явно задумался. Чуть погодя, пробурчал сердито:
— Ладно, спать пора.
Хак дождался пока стихнут шаги, повернулся к Гансаулю:
— Как думаешь — решится старикан?
— Сомневаюсь…
Шайзер влетел в королевские покои, распахнув пинком двери. Служанка испуганно пискнула, юркнула в платье, пугливо косясь на генерала, чуть не бегом выскочила из комнаты. Цукенгшлор недовольно сморщился:
— Вас не учили стучаться, господин генерал?
Шайзер прошипел, чуть не лопаясь от злости:
— Вместо того, чтоб служанок тискать, лучше б к войне готовился!
Цукенгшлор самодовольно ухмыльнулся:
— Для этого у короля есть верные подданные…
Генерал не разделил веселого тона, поросячьи глазки по-прежнему светят недовольством.
— Зачем позвал?
— Вице-король… что вы о нем можете сказать?
— Ещё тот змей! Хитромудрости на трёх королей хватит. Мы вначале даже подумывали его на трон посадить… но столько б законов пришлось переписывать — жуть.
— Так он… «наш»?
Генерал покрутил головой.
— А почему?
Шайзер окрысился:
— Не твоего ума дела!
Цукенгшлор внимательно вгляделся в лицо собеседника, никогда ещё не видел генерала таким испуганным, хоть тот и старается выглядеть недовольно-рассерженным. Что-то этот старый волк недоговаривает…
— Что-то вы сегодня не в духе, господин генерал… Может бокал-другой фаваратского?
— Обойдусь! И тебе рекомендую! Сейчас как никогда нужно быть в трезвом уме!
— Учту ваши напутствия, Шайзер. К чему я поднял эту тему — вице-король сразу же заподозрил, что моя коронация — фикция. Да и вообще, я редко ошибаюсь в людях — мне кажется, он был бы очень полезен Высшему и нашему общему делу. Прежний король правил совершенно бездарно, лишь благодаря вице-королю Империя не распалась, и сейчас все управление и связи завязаны на нём.
— Уж поверь, я это и без тебя знаю, но так и быть — донесу твои мысли до господина. Что ещё?
— Больше пока ничего. Пир состоялся, война объявлена — всё согласно плану.
Даже под одеялом сыро и холодно. Хак недовольно скривился и открыл глаза. В яме чуть посветлело, сквозь сплетенную зеленью сетку заглядывает ярко-голубое небо. Хак отлип от прохладной стены, за всю ночь камень толком и не нагрелся. В животе урчит, но это полбеды — неплохо бы наведаться в туалет. Тяжело вздохнув, Хак поднялся, размял затекшие суставы, аж хрустнуло. Гансауль не успел открыть глаз, а рука змеей дернулась к пустым ножнам.
— Утро доброе!
— Ага, как же… Ну что там? — Гансауль мотнул головой вверх.
— Да тишина. Не сдох ли там наш старичок?
— Не дождетесь! Выспались? — мерзкий старикашка тут как тут. — А тут за вами пришли!
Пленники переглянулись, ничего хорошего ждать не приходится. Зашуршали, расползаясь, зелёные плети, клочок голубого неба на миг обнажился, но тут же закрыли рогатые головы. Хак без труда узнал глодов…
В дверь кто-то тихонько постучал, вернее, по-щенячьи поскребся.
— Кого там принесло?
Створка бесшумно отворилась, в проеме маячит тщедущный посыльный.
— Ваше наисветлейшее высочество, вам записка от вице-короля.
— Дай сюда и пошёл вон! И скажи, чтоб вина принесли, и пожрать чего-нибудь!
— Слушаюсь! — посыльный склонился в полупоклоне, так и не подняв головы, прошёл к кровати. Вручив записку, попятился, как рак, лишь в дверях вскинул голову. Цукенгшлор уже сломал восковую печать и читал записку, потому не заметил, с какой злостью взглянул на него посыльный. Ещё бы — вчера этот император еще был простой солдафон…
Свиток приличный, а вот накорябано всего две строчки: «Жду вас к себе на обед. Продолжим вчерашний разговор…»
Цукенгшлор хмыкнул: «Словно это он король, а не я». Но возмущаться подобным непочтением не стал. Чутье подсказало, что у Грауса есть приятные новости. Рявкнул так, что сорвалась картина со стены:
— Анафельд! Анафельд, чтоб тебя!
Пару мгновений и дверь рывком распахнулась, вбежал лохматый паренёк, зелёные глаза из-под копны рыжих волос глядят с собачьей верностью и обожанием.
— Я здесь, ваше наисветлейшее…
— Вина! Да живее! И готовь карету, к обеду, мне нужно прокатиться в одно местечко… Чего застыл?!
— Слушаюсь! — Анафельд выскочил, как ошпаренный.
Проклятый колдун что-то пошептал, поплевал, и Хак с испугом почувствовал, как собственное тело совершенно не слушается. Ни руки поднять, ни даже пошевелить губами. Глоды выволокли пленников наверх, как мешки с песком, за ноги оттащили к громадной лодке. Нос плавсредства увенчан огромным рогатым черепом, вдоль бортов штук пять человечьих, как лапы гигантского паука торчат весла. И без того минорный настрой рухнул ниже нуля, Хак в очередной раз приготовился к скорой смерти. Глодов харь десять, да ещё и старикан, тот явно надеется на милость от Дакара, так и светится. Долго ли действует заклятие — неизвестно, единственное, на что Хак сейчас способен — с огромным трудом ворочать глазами. Мысли вязкие, как расплавленная смола, абсолютное безразличие, возьмись глоды сейчас резать на куски, он так и будет невозмутимо пялиться, пуская слюни. Старик влез одним из последних, прижимая к груди мешок с пожитками, там что-то тихо позвякивает. Два глода с натугой оттолкнули лодку на «большую» воду, захлюпали весла и лодка, плавно качнувшись, пошла прочь от злополучного острова.
Цукенгшлор ополовинил графин вина, отзавтракал скромно: яичница из десятка яиц, парочка жаренных гусей, два батона пшеничного хлеба… Анафельд доложил, что карета готова, король отправил его за Ганаей, надо же скоротать время до обеда…
Глоды вдруг замычали разом, и тут удар. Лодка подлетела, правый борт словно взорвался, обломки досок посшибали удержавшихся в лодке. Старик дико закричал, выпучив глаза, но крик тут же оборвался — зубастая морда, вынырнув справа от лодки, перехватила старика пополам. Уцелевшие глоды сиганули в воду, как кузнечики, лишь один, самый огромный, попытался ударить тварь обломком весла. Но чудовище ринулось за барахтающимися глодами, мимоходом проломив череп смельчаку. Глод повалился на Хака, обильно поливая горячей кровью. После гибели старика заклятье разрушилось, но тело приходит в норму слишком медленно. Все мышцы жгет огнём, боль дикая, Хак замычал, вывертываясь, как червяк, из-под трупа. Лодка накренилась вправо, зачерпнула болотной воды. Хак в ужасе обернулся к Гансаулю, но тот без сознания. И тут треск, лодка развалилась напополам, Хак с головой ушёл в воду. Непослушные руки с трудом шевелятся, на плаву не удержаться… Попытался встать, кое-как выбарахтался в вертикальное положение, и тут неприятный сюрприз — глубина здесь приличная. Сколько не пробовал, но ноги так и не коснулись дна. Кое-как приноровился барахтаться, хватая ртом воздух вперемешку с зелёной тухлой водой. Замутило неимоверно, хочется блевануть, да так, чтоб вывернуло кишки. Как смог — огляделся, слева доносится предсмертный рев обреченных глодов, тварь явно решила перебить их всех. Справа подозрительное бульканье, Хак завертел головой, но Гансауля не видать. Нырнул, открыл глаза, но воду взбаламутили так, что дальше носа ничего не видно. Вытянул руки, вроде что-то темнеет, схватил. Тут же обволокло красным, Хак отпихнул от себя разорванного напополам старика. Снова зашарил вслепую, хорошо хоть тело стало слушаться, пальцы ткнулись в твердое. Лёгкие жгет, в висках стучит кровь, но Хак не стал выныривать. Подтянул ближе, на этот раз удачно — Гансауль, схватив друга за волосы потащил вверх. Живительный воздух рванул нутро, Хак закашлялся, но Гансауля не отпустил. Перехватил удобнее и поплыл к расплывающимся обломкам. Гансауль всхрапнул, его стошнило, кое-как отплевавшись, открыл глаза.
— Что… что… случилось?
— Тварь напала!
— Где она?!
— Держись за доски, — Хак подтолкнул Гансауля к самому крупному обломку, это оказался нос лодки с чудом уцелевшим рогатым черепом. — Не знаю, здесь она где-то…
Стоило вспомнить, и тварь вернулась. Хак видел с какой скоростью это чудовище двигается, но сейчас этот крокодил-переросток явно не спешит. Огромные жёлтые глаза не мигают, морда чуть приподнята над водой, пасть приоткрыта, приглашая оценить здоровенные зубы. Хак огляделся в поисках хоть какого-нибудь оружия, но все обломки остались за спиной крокодила. Тварь приблизилась вплотную, Хак невольно затаил дыхание, огромные в ладонь длиной клыки в полуметре от него. Чудовище замерло на месте, лениво подгребая когтистыми лапами. Хак прошептал Гансаулю еле слышно:
— Чего это она?
— А я знаю. Может нажралась…
Тварь осторожно взялась зубами за рогатый череп и потянула назад. Гансауль тут же отцепился, отплыл спиной вперёд на несколько метров. Тварь выпустила из пасти обломок и подплыла, чуть ли не уткнувшись носом в Хака. И тут наконец-то до Гансауля дошло…
Цукенгшлор обошел вокруг кареты, смачно зевнул, королевская стража уже выстроилась в «квадрат». Анафельд, отвесив поклон, распахнул дверцу для господина. Цукенгшлор справил малую нужду за задком кареты, вогнав в краску пару служанок, потом неторопливо забрался в карету, Анафельд кивнул командиру стражников и затворил дверцу. Зацокотали подковы, королевская стража — двадцать пять рослых головорезов, облаченных в позолоченные доспехи, двинулись в путь первыми. Еще десяток остался во дворе, они двинутся следом за каретой. Цукенгшлор устроился поудобнее, в теле приятная пустота и усталость, эта бесовка Ганая знает своё дело. Дверца кареты с визгом распахнулась, внутрь сунулась красно-потная рожа Шайзера:
— Майор!
Цукенгшлор подпрыгнул от неожиданности, лишь в последнюю секунду разжал кулак, чуть не вмазав генералу с перепугу. Зашипел, как рассерженный кот:
— Какого…
— Алшар… Алшара убили!
— Но как? Когда?
— Нашли на окраине в брошенном доме, на нем живого места не осталось… Куда тебя, кстати, понесло?
— К Граусу, у него есть какие-то вести.
Шайзер забрался в карету:
— Я с тобой!
— Чего это вдруг? — Цукенгшлор хмыкнул. — Или не доверяешь?
— Я никому не доверяю, даже себе, потому и жив до сих пор. Не нравится мне всё это…
Цукенгшлор спорить не стал, ссориться лишний раз — себе дороже. Ехать пришлось недолго, пару кварталов, и загудели трубадуры, извещая вице-короля о прибытии важного гостя. Кованые ворота с вычурным изображением льва отворились, карета медленно въехала во двор. Королевская стража осталась за воротами, лишь десять спешившихся стражников последовали за королём. Цукенгшлор разочарованно вздохнул — скромный двухэтажный особняк из белого камня, такой и среднему купцу сойдёт. Двор мощен камнем, подковы звонко зацокали. Граус уже на крыльце, проворно сбежал по ступеням, и вот уже пожимает руку короля, ослепительно улыбаясь. С Шайзером, напротив, поздоровался сухо, тот лишь кивнул в ответ.
— Прошу вас, стол уже накрыт.
Держаться за скользкую шкуру твари непросто, если бы не подобие огромных чешуек, ничего б не вышло. Чудовище «отбуксировало» Хака с Гансаулем до заросшего высоким камышом берега, обессиленные, они еле проломились сквозь заросли. Тварь, медленно пятясь, вернулась на глубину и, гулко шлепнув хвостом по воде. уплыла прочь.
— Фарай?
Гансауль кивнул, говорить просто нет сил.
— Как думаешь — мы уже в Поганых землях?
Гансауль снова кивнул, бледное лицо скривилось, едва пошевелился. Хак поднялся, воровато огляделся, узкая полоска берега, дальше сплошной зеленой стеной лес, правда почти все деревья скрюченные и чахлые.
— Тут и вправду погано. Как нога?
— Не очень…
Хак снова покрутил головой, глаза сузились, что-то приметил.
— Погоди, я сейчас…
Хак поднялся, быстрым шагом направился к опушке. Наскреб сушеного мха на поваленных деревьях и сорвал несколько огромных листьев лопуха. Гансауль не стал следить за его действиями, прикрыл глаза, устало вытянулся на траве. Вскоре донеслись шаги.
— Давай сюда ногу.
Гансауль послушно приподнял ноющую от боли ногу. Хак приложил комья мокрого мха, облепил лопухами, а поверх легла тряпочная лента, которую оторвал от собственной рубахи.
— Сейчас полегчает. Но нам надо идти.
Гансауль поднялся и поковылял прочь от камышей. Хак тяжело вздохнул и двинул следом.
Во время обеда переговаривались о пустяках, Цукенгшлор заметил, что Граус явно что-то или кого-то ждёт. Настало время десерта, Шайзер к тому моменту уже не одну дыру прожег взглядом в вице-короле, а Цукенгшлор довольно хорошо изучил обстановку. Дорогая мебель, явно варгавская, те всегда славились краснодеревщиками, на стенах целый десяток портретов славных предков нынешнего вице-короля. Стены выложены серым гранитом, швы настолько мелкие, такое впечатление, будто комната выдолблена в гранитном монолите. На полу роскошные фаваратские ковры, их узоры даже со временем не теряют цвета и чёткости рисунка. Такие на торгу стоят баснословных денег, как впрочем и остальное убранство. Граус, сэкономив на размерах резиденции, на обустройство средств не пожалел.
Мальчишка-слуга шепнул Граусу на ухо, и тот поднялся из-за стола, на лице все та же услужливая улыбка.
— Я пригласил ещё одного гостя, но он, к сожалению, задержался, и вот только что прибыл. Позвольте представить моего хорошего друга — Гусмаса, одного из влиятельных лордов Варгавы.
Шайзер вскочил, глаза бешеные, заорал брызжа слюной:
— Я так и знал! Предатель! Это измена! Страж… — подскочившие сзади прислужники Грауса бесцеременно скрутили бравого генерала, ткнув лицом в чашку с тушеной тыквой. Цукенгшлор отскочил, стул с грохотом опрокинулся, зажатая в руке вилка, конечно не оружие, но хоть что-то. Шайзера уволокли, Граус же с абсолютно спокойным лицом демонстративно уселся за стол. Дверь за спиной вице-короля распахнулась, и вошёл коренастый мужчина, одет просто — белая рубашка, серые штаны из плотной ткани, но в том, как держит спину, как смотрит — чувствуется властность и уверенность. Цукенгшлор пристально вгляделся, про Гусмаса ходит много слухов, и Имперская безопасность интересовалась этим персонажем. Сын крестьянина, Гусмас с малых лет пошёл кривой дорожкой, и к двадцати годам под его рукой было около сотни головорезов. Потом грянула война с Армидой, войско варгавского короля в битве под Валадисом разнесли в пух и прах, и тут подоспела помощь народного ополчения. Одним из предводителей стал жестокий, но справедливый разбойник Гусмас. Армидцев изрядно пощипали, обратив в бегство, а варгавский король на радостях жаловал разбойнику титул лорда. С тех лет Гусмас остепенился, занялся коммерцией, но по данным разведки Имперской безопасности былой хватки не потерял, и банда теперь состоит на полном довольствии королевства, гордо именуясь Народной дружиной. Ходят упорные слухи, что Гусмас давно уже правит страной, а не король. И если вскоре окажется на троне — никто не удивится.
— Да вы присаживайтесь, ваше наисветлейшее величество, разговор будет долгий.
Цукенгшлор перевёл взгляд с гостя на хозяина дома, а подскочивший слуга поднял опрокинутый стул. Гость неторопливо подошёл к столу, скрипнул отодвигаемый стул, Гусмас сел, молча придвинув блюдо с жареным поросенком, оторвал истекающую жирным соком ногу. Цукенгшлор медленно сел, стиснутые кулаки легли на скатерть.
— И? Что всё это значит, Граус?
— Нам нужно обсудить один важный вопрос… без лишних ушей и глаз. Кстати, не беспокойтесь, в подвале моего дома — осколок Чёрного камня, так что заклятие, которое на вас наложили по приказу Высшего здесь абсолютно бессильно.
Цукенгшлор ошарашенно вздернул брови, а в разговор вступил Гусмас:
— У меня для вас есть заманчивое предложение…
Неутомимый Гансауль ковыляет вновь и вновь, Хак, тихо проклиная всё на свете, плетется следом. Сколько за спиной осталось верст, сколько корявых перелесков, кое-где разрезанных неширокими речушками… Хака всё чаще одолевают мысли, что Гансауль просто прет напролом. Да и чёрт с ним, сам Хак уж точно не знает, где искать логово Дакара. Уж лучше идти, чем топтаться на месте. Ещё провианта бы поприличней, а то от одного вида этих мерзких кислых ягод рот скукоживается и отказывается открываться. Из оружия только дубины, и то необтесанные, просто наспех выломанные палки. Охотиться с такой — только дичь смешить.
— Стой!
Хак застыл, как вкопанный, пальцы сжали шершавую «рукоять» дубины. Гансауль чуть пригнулся, несколько осторожных шажков, и могучая фигура растворилась в кустах. Хак последовал примеру.
— Что там?
— Какая-то лачуга. И дымом тянет.
— Видел кого-нибудь?
Гансауль покачал головой, ладони тихо раздвинули ветки.
— Ничего не видно.
— Давай так — я тихонько обойду кустами, — Хак махнул рукой влево — гляну, что да как. Если что — не рискуй — уходи!
Гансауль хмыкнул:
— Ты и тихонько? Да ты ж лезешь, как медведь через бурелом. Там уж наверняка слыхали.
Хак нахмурился, но смолчал, по лицу Гансауля видно, что есть задумка.
— Я пойду открыто, не прячась. Если добрые люди, то кликну, если нет — с такой ногой мне далеко все равно не уйти.
— Рискованно!
— Дуракам везёт! Ладно, нечего время терять, пошёл я.
Гансауль поковылял вперёд, прочь от кустов, Хак недолго сидел насупившись, тихо поднялся, ноги бесшумно понесли кустами вслед за другом. Шагов тридцать, и кусты расступились, обнажив круглую поляну. Маленький приземистый домишко из рассохшихся бревен под соломенной крышей. Рядом такие же убогие постройки, из крыши одной, что из бревен покрепче, торчит труба. Над трубой вьется еле заметный столбик дыма, Хак решил, что баня. Гансауль как раз поравнялся с воротами, стукнул «посохом» в калитку.
— Хозяева! Есть кто?
Тишина. Гансауль постучал громче и настойчивее, из-за дома недовольно брехнул пёс, из-за угла высунулась лохматая заспатая морда. Пёс гавкнул ещё пару раз, и убрался обратно. Хак вышел из укрытия и бесшумно приблизился к воротам, но Гансауль, даже не обернувшись, глухо пробурчал:
— Ну и чего не сиделось?
— Скучно стало!
— Дурак!
— Да все равно никого. — Хак по-хозяйски отпер калитку и шагнул во двор.
— Гансауль, ты дом глянь, а я по сараям пройдусь.
Товарищ смолчал, сторожко поковылял к крыльцу. Хак, положив дубину на плечо, пошагал к постройкам. Скрипнула дверь, Гансауль исчез в проеме. И тут же внутри громыхнуло, Хак рванул назад, к дому. Крыльцо высокое, ступеней с десяток, но Хак перелетел одним прыжком, рванул дверь на себя. Гансауль у стены, сидит вытянув ноги, по лицу струйка крови — голова разбита. Хак зарычал, крутнулся в поисках напавшего, но никого. Обернулся к Гансаулю, тот лыбится, тычет пальцем в пол. «Звездец, кукушка съехала!» Хак шагнул к другу, тот снова тычет пальцем куда-то вниз. И тут под ногами блестнуло металлическое кольцо. «Это ж крышка от подпола!»
— Только поберегись, прыткая зараза!
Хак, так ничего не поняв, потянул на себя. Хорошо, успел среагировать — прямо перед лицом мелькнули вилы. Хак с грохотом захлопнул крышку, смачно выругавшись, взглянул на друга.
— Да девка там, перепуганная какая-то! Шарахнула меня поленом по голове и нырь в подпол.
— Ты бы тряпку какую приложил, кровь идёт.
— А, ерунда! Царапина. Лучше думай, как ее убедить, что мы не враги.
Хак прислушался, из подполья доносится приглушенное бормотание.
— Колдует, сволочь! Щас я ей!
Одной рукой рванул крышку, вторая через мгновение перехватила вилы за черенок. Дернул вверх, но девка упрямая, а может от страха — вцепилась мёртвой хваткой. Хак и ее выдернул вместе с неказистым оружием. Тут-то она разжала пальцы, нога стрельнула вперёд, метя в пах, Хак, выронив вилы, еле успел подставить ладонь. Удар не прошёл, но девка не промах, тоненькая ручонка со свистом залепенила по скуле. Хак лишь усмехнулся, а девка взвизгнула, стиснула отбитый кулачок.
— Может хватит? А то насмерть расшибешься!
Девка прошипела со злостью, еле сдерживая слёзы:
— Ты чего, каменный что ли?!
Хак расплылся в довольной улыбке, а от двери донесся голос Гансауля:
— Ну всё — навоевалась? Может хоть скажешь, за что на добрых людей с вилами кидаешься?
Девка обернулась, сверкнула голубыми глазами:
— Это вы-то добрые люди?! На рожи свои разбойничьи гляньте! Видала я таких, еле жива осталась!
Девка отступила на пару шагов, Хак понял — сейчас рванет бежать, не зря ж на дверь покосилась, как бы невзначай. Примирительно поднял руку, девка отступила ещё, но пока медлит.
— Постой, красавица! Поверь, мы не со злым умыслом, нам бы отдохнуть с дальней дороги, да поесть. Только вот беда — денег нет, от слова «совсем», лихие люди обобрали.
Голубые глазки взглянули с усмешкой и недоверием:
— Сомнительно что-то! Таких-то кабанов!
— Уж поверь.
«Девчонка совсем! Как её в такую глухомань занесло?» В пылу драки Хак и не разглядел толком свою обидчицу, а девушка и впрям недурна собой. Хак уж привык, что местные представительницы слабого пола про макияж и косметику даже не подозревают, даже с личной гигиеной знакомы постольку-поскольку… Пышные белые локоны наводят на подозрение, что девчонка где-то разжилась шампунем, да и тушью, судя по длине ресниц. Милые пухлые губки и без помады волнуют сердце невольного холостяка, а стройная фигурка явно не от сытой жизни. Голубые глазки смотрят с холодком, но и с какой-то усталой грустью, отчего у Хака заныло в душе. Хочется сгребсти малышку в охапку и защищать от этого проклятого мира до последнего дыхания, до последней капли крови… Хак невольно усмехнулся, не ожидал от себя подобной сентиментальности. Затянувшееся молчание прервал Гансауль:
— Так что скажешь, хозяюшка?
Девушка взглянула на Гансауля, потом на Хака, буркнула недовольно:
— Да вас разве прогонишь! Оставайтесь…
— Вот и хорошо. А то я…
— Погоди, Гансауль! — Хак вскинул руку, и друг умолк на полуслове, покосился с удивлением. — Ты, девка, правда, прости нас… Нехорошо как-то получилось… Но… если скажешь… мы уйдем!
Голубые глазки вгляделись в нахмуренное и чуть покрасневшее лицо Хака, и как тому показалось, чуток потеплели, а девка ответила чуть помедлив:
— Да оставайтесь, раз пришли. Не прогоню уж, на ночь глядя. Но учти, — девчонка погрозила пальчиком, и Хак с трудом сдержал улыбку, — если что, я за себя постоять сумею. Хак всё-таки улыбнулся и кивнул.
— Чего лыбишься — другу вон своему помоги, вся голова в крови. Вон там тряпки чистые, возьми — завяжи! Я пока на стол соберу. Да и вообще, я там баню топила, хоть и остыла, но горячей воды много ещё — не мешало б помыться, а то смердит от вас, как от дохлой кошки.
Девчонка весело хмыкнула, когда здоровяк покраснел, как помидор.
— Вон в том сундуке вещи, от старого хозяина остались, вам впору будут, он тоже, говорят, здоровый да плечистый был.
Хак послушно протопал к сундуку, взвизгнула поднимаемая крышка. Недолго порывшись, здоровяк вытянул пару домотканных рубах с незамысловатой вышивкой и штанов. Гансауль вышел во двор, Хак тоже двинулся к двери, и уже на пороге обернулся:
— Тебя звать-то как, красавица?
— Юглана. А тебя… красавчик?
Парень хмыкнул, ответил смеясь:
— Хак! Спасибо тебе, Юглана.
Дверь скрипнула, Хак неторопливо спустился с лестницы, улыбаясь сам не зная чему…