Гансауль и Хак

Глава вторая

Цукенгшлор задремал, несмотря на нещадную тряску — карета хоть и укомплектована рессорами, но комфортабельной поездку точно не назовешь. Шмальц настороженно поглядывает сквозь неплотно задернутые шторки, пальцы до хруста стиснули обтянутую чёрной гладкой кожей доску, что служит сидением. Он с завистью покосился на посапывающего напротив майора, бледное лицо нахмурено, то и дело скрипит зубами. Но спит же! А Шмальцу уже неделю не спится толком, весь на нервах. Он ведь видел себя королём, себя! Представлял, как займет дворец, смелый, решительный, плевать, что с помощью Шайзера, сев на трон… Шмальц сумел бы избавиться от генерала и его покровителей. А теперь… теперь черт его знает. Этот майор объявился так некстати! Шмальц покосился на Цукенгшлора, снова уставился в окно, там убогие домишки окраин сменились унылыми пустырями, заваленными мусором, золой, тут и там торчат обгорелые пни, словно гнилые зубы великана. Дорога долгая, если все сложится удачно — доберутся до места к вечеру. «А может всё-таки… Нет — слишком рискованно… Майор струсит! Да точно струсит, особенно теперь, после заклятья… Не пойдёт он против Шайзера, кишка тонка, даже если расскажу, как обмануть эту колдовскую штучку. Чертов Смарог, глод косорукий — не мог врезать этому недоноску посильнее, чтоб мозги в кашу. И не было б проблем! Ничего доверить нельзя, всё приходится самому!»

Нудный скрип колёс и сопение майора перекрыл отчаянный крик. Шмальц вздрогнул, рука змеей метнулась к поясу, холодная рукоять меча ткнулась в ладонь. Пинком распахнув дверцу, Шмальц сунул голову наружу и тут же дернулся назад. Вовремя — перед самым носом просвистела стрела, воткнулась в кожаную спинку сидения. Разбойники, откуда их принесло?! Вот уж некстати! Ничего — не на тех нарвались! Сейчас стража перебьет этих недоносков, как цыплят. Хотя… почему некстати? Шмальц перевёл взгляд на майора, тот дрыхнет по-прежнему. Он ещё не успел додумать мысль, а рука, отложив меч, уже ухватилась за стрелу. Выдернул рывком, повернулся к майору, прицелился… «Спи спокойно, король недоделанный!» Шмальц хищно оскалился, вспухли мышцы на плече, надо всадить поглубже, чтоб не было сомнений. Но… в последний миг майор дернулся, перехватил атакующую руку, рванул, выворачивая сустав. Шмальц навалился, захрипел от натуги и боли, но чертов майор сильнее. Рванул от души, от дикой боли Шмальц едва не потерял сознание, но «поплыл». Цукенгшлор отпихнул его в сторону и врезал по лицу. Хрустнул сломанный нос, Шмальц завопил, как сумасшедший, давясь хлынувшей ручьем кровью. Майор подобрал обломок стрелы и с размаху засадил в горло противнику. Шмальц захрипел, уж что-что, а убивать майор умеет — попал в артерию, кровь плеснула фонтаном. Не прошло и полминуты, как Шмальц мешком сполз на пол кареты, в хлюпающую багровую лужу. Крики снаружи стихли, охрана и правда своё дело знает. Вот только что теперь?! Поверят ли, что он всего лишь защищался?! Вряд ли… Майор вытянул меч из ножен, Шмальцу оружие уже ни к чему, а он… он хотя бы продаст свою жизнь подороже. Но помирать раньше времени тоже не стоит. Цукенгшлор медленно приоткрыл створку, осторожно выглянул. Вроде никого, охрана увлеклась погоней за недобитками, уже откуда-то издалека доносятся радостные возгласы. Майор тихонько выскользнул, сгорбленная фигура мгновенно растаяла в редких кустах, что подступили прямо к дороге.

Хак проклял всё на свете. Эти чертовы горы, этот не раз уже проклятый мир, эту уныло-прямую спину Гансауля, что вечно идёт вперёд и словно совсем не знает усталости. Вроде и мышц прибавилось, и силы, но эти бесконечные спуски и подъемы, каменное крошево под ногами, кого хочешь умотают. Кроме Гансауля. Солнце давно забралось в зенит, так что ко всем неприятностям добавилась жажда — воду приходится экономить, Гансауль предупредил, что к следующему источнику выйдут только вечером. Ноги гудят, хочется шмякнуться на задницу и послать всё к черту. Но… шаг… ещё шаг… а потом ещё и ещё. Наконец, тропа расширилась, теперь можно идти «плечо в плечо», Хак решил разузнать всё поподробнее. — Так куда мы идём?

Гансауль не спешит с ответом, глаза с напряжением скользят по округе.

— Про Долину Колдунов слышал?

— Слышал немного. Только разве не сказки это всё?…

Гансауль хмыкнул, вновь огляделся, но вокруг лишь мёртвые скалы да клочья полузасохшей травы под ногами. Тихий ветерок подхватил невесть откуда принесенное перекати-поле, погнал меж камней. Тишина звонкая, даже птиц не слыхать.

— Нет, Хак, не сказки это. Был на каторге один старик, Горелом звали, рассказывал он про это место…

Хак уставился на спутника, ожидая продолжения, под ногу тут же подвернулся коварный камень, парень споткнулся, но устоял, лишь с трудом удержав равновесие. Гансауль хмыкнул, на хмуром лице мелькнуло подобие улыбки, тут же истаяло, сейчас не время шагать с разинутым ртом. Но всё-таки продолжил рассказ, часто прерываясь, чтоб снова и снова прислушаться к звенящей тишине:

— Когда оймертианцы взялись за колдунов, решив извести всех под корень, многие из магов подались сюда — на север, места глухие, есть где укрыться. Один из самых сильных колдунов — Фарай, со своими учениками ушёл в долину Гелфаста. Поставили рубленные дома, обзавелись хозяйством. Когда туда нагрянуло оймертианское войско — канагунская гвардия, долина, к тому времени уже с огромным поселком, была окружена магической защитой, оба прохода в долину охраняли разномастные чудища, колдуны наплодили тех с избытком. Вроде и глоды тоже их рук дело. Но оймертианцам помогал Дакар — тоже колдун, заклятый враг Фарая. Что там произошло, не знает никто, но и колдуны, и войско вместе с Дакаром пропали бесследно, как сквозь землю провалились. Даже от посёлка — ни крупинки пепла. Зато нечисть — осталась. Но к тем, кто заночует в Долине, в полночь является призрак Фарая, у него можно узнать ответ на любой вопрос, — Гансауль умолк, лицо вмиг посмурнело, — если конечно доживешь до полуночи…

— Да уж, гугл отдыхает…

— Чего?

— Да так, ничего. Ну… мне-то надо выяснить, что за чудеса со мной творятся. А ты… зачем рискуешь? Может мне лучше пойти одному, я итак тебе жизнью обязан.

— Нет. У меня… у меня свой вопрос.

Гансауль стиснул зубы до скрипа, вздулись желваки, и Хак понял, что пояснений не будет. Что-то личное. Но к удивлению, Гансауль чуть помедлив, всё-таки сказал:

— Мой отец… я хочу знать… правду, какой бы она не была… — и снова замолчал, теперь уже надолго.

Недолго вышло погулять на свободе — Цукенгшлора вскоре поймали. К великому удивлению, стражники, вежливо улыбаясь, попросили ехать следом, даже подвели запасную лошадь, правда, ладоней с рукоятей мечей не убирали. Майор капризничать не стал — не тот случай. Вскочил на коня, усталые ноги радостно запели, он разобрал поводья и кивнул старшему из стражей. Воинов пятеро, двое выдвинулись вперёд, двое придержав коней, поплелись сзади, а старший поехал рядом. Страшный, как глод, косматый, лицо в шрамах и оспинах, но глаза следят зорко, словно пес сторожевой в человечьем обличье. Потянулись окраины Канагуна, местный люд со страхом, но и с любопытством наблюдает за странной процессией. Пыльная дорога вскоре скрылась под камнями, пошёл богатый пригород, где даже переулки мощены камнем. Дома за высокими заборами стоят добротные, тоже каменные, навека строены. Купцы, что с них взять — трясутся над златом, вот и строят крепости. В каждом дворе дюжины две охраны, да два-три пса ханайской породы, что размером с подросшего теленка. Вот и поднялся по округе хриплый лай, едва зацокали подковы по мостовой. Майор покосился на стражника, тот угрюмо молчит, лишь нахмурил брови.

— Куда мы едем?

Стражник, не поворотя головы, пробурчал сквозь зубы:

— Поживешь — узнаешь…

Когда мощенная булыжником дорога закончилась, а вдоль пыльного проселка вновь замаячили покосившиеся лачуги бедняков, майор сообразил, что едут не к центру Канагуна, а к северной окраине. Но зачем? Через две-три, ну максимум пять вёрст начнутся Адаловские топи — гиблое место, туда из местных никто и соваться не смеет. Убогие домишки расступились, навстречу поднялся корявый перелесок, а дорога полого пошла на спуск.

«Может и меня решили притопить — сколько там уж людей сгинуло. Хотя вряд ли — проще было на месте убить. Вот уже и тухлой водой понесло!»

Последние кусты остались за спиной, в лицо ударил сильный запах затхлой воды, безмолвная гладь затянутого изумрудной ряской болота расстелилась до самого горизонта. Лишь кое-где темнеют островки с хилыми тонконогими ивами. Передний дозор остановился, майор со стражником вскоре поравнялись. Кони затревожились, да и майору стало немного не по себе — что задумали его провожатые? Замыкающих долго не было, Цукенгшлор заметил, что старший стражник начал нервничать, рука то и дело поглаживает рукоять меча, а глаза снова и снова скользят по окрестностям. Прошло ещё немного времени, и раздался вздох облегчения, когда донесся стук копыт.

— Что так долго? — прорычал старший. — Я уж собрался вертаться разыскивать…

— Да какого-то дурака принесла нелёгкая, взялся рыбу удить.

— В болоте что ль? Откуда здесь рыба?

— Ну возле Старого дуба есть же озерцо чистой воды, вот туда и поплелся… дурачок.

— А вы…? — старший взглянул с вопросом. Собеседник кивнул, прикрыв глаза, дескать, сделано как надо. От майора не укрылись тёмные влажные пятна на одежде кивнувшего, видать, наспех оттирал брызнувшую кровь мокрой тряпкой. А на поясе болтается странное оружие — железное подобие трехпалой лапы с загнутыми когтями в палец длиной. Ясно теперь, откуда взялись слухи о неведомых тварях, что обитают в Адаловых топях.

— Больше никого?

— Никого. Мы ещё один круг сделали, потому и задержались.

— Ладно. Сакур, сигналь!

Один из стражников вытянул из-за пазухи металлическую трубку, бережно приложился губами к мундштуку и тихо подул. К удивлению майора, он лишь в самом начале уловил какой-то еле слышный, но пронзительный писк, а затем стражник дул в трубку практически беззвучно. Минуты две было тихо, лишь где-то вдалеке надоедливо квакали лягушки, и тут в глубине болота что-то заворчало, и с тихим хлюпаньем, прорезав монолитную зелень ряски всплыл дощатый настил. Стражники спустились с коней, майор последовал их примеру. Сакур пошёл первым, ступил осторожно, словно на тонкий лед. Настил еле заметно покачнулся, и Сакур уже увереннее потянул коня за собой. Но тот заупрямился, с опаской покосился на хозяина, неужто Сакур решил утащить его в болото?! Сакур снова потянул, шепча добрые слова и уговаривая, верный конь сдался и послушно шагнул вперёд. Тихо хлюпнуло, воин вмиг застыл, но настил держит, несмотря на хлипковатый вид. Ещё один шаг… ещё… Тёмно-бурые доски, покрытые серой слизью и кругляшками ряски, лишь слегка притонули, грязно-зеленая вода жадно припала к подошвам и копытам. Настил тянется дальше, до неприметного островка, там правда, деревья не такие чахлые. Когда первый стражник отошёл от берега шагов полста, следом двинулся второй, уже без опаски.

— Ну что майор? Готов? — старший кивнул вслед идущим по переправе.

— А у меня есть выбор?

Старший оскалился, выказав ряд желтых гнилых зубов:

— Нету! Так что, прошу. — Стражник протянул руку к болоту. — Вас там встретят.

Майор не стал медлить, потянул коня за собой, тот послушно побрел, отмахиваясь хвостом от наседавших комаров. Сердце тревожно стиснуло, что ждёт его впереди?

«Ладно уж Гансауль, но ты-то прям тоже не устал?» — Хак покосился на пса. Тот, заметив взгляд, добродушно помахал хвостом. Хак тяжело вздохнул, уставшие до невозможности ноги гудят, так и норовят зацепиться за каменные клыки, торчащие тут и там. Тропа пошла под уклон, непролазной стеной поднялись колючие кусты, тянут жилистые ветки к усталым путникам, норовя ухватить за одежду. Кругом скалы, скалы, давят на нервы, и хоть падают с лазурных небес лучи горячего солнца, но на душе тоскливо и холодно, как в склепе. Пес вдруг замер, ноздри тревожно затрепетали, Гансауль, едва бросив взгляд, поудобнее ухватил меч. Хак насторожился, с трудом задержал дыхание, чтоб прислушаться. Одновременно слева и справа донесся донесся нарастающий треск, кто-то несётся прямо через кусты. Вот над верхушками веток показались головы, много, очень много.

— Безликие!

Тревога в голосе Гансауля очень не понравилась Хаку. Он собрался было спросить, почему зовут безликими, но увидев ближе, догадался сам. Сначала было решил, что на лицах странные маски без прорезей для глаз, но это не маски. На месте лица у этих существ сплошной кожный покров, отчего похожи на огромный ходячий палец, с руками и ногами. Хака взяла оторопь, что за чудища, но Гансауль зло рявкнул:

— Не спи, сейчас будет жарко! Быстрее, вон туда!

Гансауль рванул к одинокому огромному валуну, метра два высотой, и это он еще наполовину врос в землю. Хак понял зачем — Гансауль повернулся спиной к камню, обезопасив себя с тыла, пихнул ногой за себя пса, чтоб не мешался, да и не пострадал. Хак встал справа, шершавая рукоять секиры легла в ладони. Сердце забилось тревожно, сжал оружие покрепче, мышцы вспухли, разминаясь перед схваткой. Долго ждать не пришлось — не прошло полминуты, как к валуну выскочил первый безликий. Как эти твари ориентируются непонятно, но безликий рванул прямиком на Гансауля, огромный, метра два, а то и два с половиной ростом, лапищи загребущие, жилистые, сам волосатый, прям как йети. Только жуткое зрелище вместо лица — будь на месте хоть какая-то морда, было б не так страшно. Он с рёвом бросился на Гансауля (интересно даже знать, каким отверстием это чудо издаёт столь жуткие звуки), растопырив лапы явно не для дружеских «обнимашек». Гансауль выставил меч в слабой надежде, что безликий напорется сам, но так и вышло — чудик с размаху насадился на меч, как жучок на иголку, также нелепо задрыгал конечностями. Гансауль без особой деликатности пихнул противника сапогом, освобождая меч, безликий беззвучно повалился на спину. Один готов, но это был самый шустрый, далеко оторвался от остальных. Когда затрещали и затряслись кусты, у Хака с такой же амплитудой зашевелились волосы на голове, да и всем остальном теле — к небольшой полянке вкруг валуна со всех ног спешила добрая сотня таких же «симпатяшек»! Может эти твари и глупы, но числом явно задавят. Кусты трещат все ближе и ближе, огромная толпа мчится к валуну, как стая голодной саранчи к единственному во всей округе помидору. Хак покосился на Гансауля, тот вымученно улыбнулся, подбадривая, но в глазах без труда читается прощание. Пес хрипло зарычал, обнажил белоснежные клыки, Хак успел пожалеть четвероногого друга, пропадет с ними за компанию. А потом стало не до мыслей — подоспела первая волна уродцев. Все-таки огромное спасибо неизвестно кому за подаренную силушку богатырскую, но иначе в самом начале случился б полный аут. А так удар вышел знатный — Хак махнул секирой, как косой, и трое отлетели, нелепо размахивая лапами. И вряд ли вернутся. Четвертому, что стоял левее всех от Хака, срубило левую руку повыше локтя, и секира вошла наполовину в аккурат между мощных рёбер. Безликий хрипло хрюкнул и тихо осел на волосатую задницу. Но тварей смерть товарищей совсем не отпугнула, а как бы даже наоборот — безликие поперли широкой стеной, и тут уж Хаку пришлось жарко. Он рубил и справа-налево, и слева-направо, и сверху вниз, и наискось, попутно отпинывался от особо рьяных. Ещё успел подумать, какой он, однако, лихой рубака, пока краем глаза не заметил работу Гансауля. Вокруг того образовался вал из фарша и костей, меч сверкает и кружит, как винт вертолета, во все стороны летят головы, руки-ноги, ошметки мяса. Гансауля забрызгало кровью с головы до ног, хрипло дышит, силы на исходе, но рубит, рубит налево-направо. Хак и сам подустал, удары всё медленнее и слабее, но жить уж очень хочется. Под ногами лужа крови на камнях, скользко, приходится осторожничать. Вот и не уследил за всем — один из безликих, самый хитрый видно, подхватил с земли увесистый камень. Хак не удивился, некоторые уже хватались, кто за палку, кто за булыжник, и бросались в бой с оружием. Но этот поганец недолго думая швырнул камень, причём довольно метко, если б Хак не дернулся в последний момент, то вместо лица случился бы винегрет. А так булыжник шарахнул вскользь по скуле, что тоже жутко неприятно. Из глаз брызнули искры, вмиг потемнело, и Хак рухнул, как подрубленный. Безликие, радостно взвыв, кинулись на распластавшегося в багровой луже противника, Гансауль дико и зло закричал, но Хак окончательно провалился в звенящую беспросветную тьму.

Идти пришлось недолго — вскоре настил кончился, привел к острову, конь торопливо выбрался на твердую землю, чуть не вырвал повод. Ушедшие вперёд стражники терпеливо дожидаются, один снова достал трубку, подал беззвучный сигнал, и мост скрылся под водой.

— Прошу вас следовать за мной. — Один из стражников указал на каменную глыбу, укрытую чахлыми кустиками. Цукенгшлор в недоумении поплелся следом, настороженный как тетива лука, что-то здесь явно не так. Подошли к камню, огромный — метра три высотой, ветер и дожди сгладили бока, придав форму гигантского, приплюснутого с одной стороны яйца. Стражник вытянул за цепочку висящий на шее медальон, приложил к едва заметной впадинке на камне. Цукенгшлор удивленно вздернул брови, когда медальон засветился тёмно-голубым светом, следом зарокотало, земля под ногами задрожала. Камень медленно-медленно пополз вбок, обнажил ход и ступени вниз.

— Идите, там вас встретят. И поспешите, ход скоро закроется.

Майор шагнул, ступени уводят вниз, в полумрак, рука дернулась к поясу, но увы, оружие ему конечно же никто не вернул. Двинулся вниз, придерживаясь за прохладную стену, вдруг впереди вспыхнул факел, и перед майором словно из ниоткуда возник человек в странной одежде — мешком обвисший балахон с капюшоном, скрывающим половину лица. Круглый, как бочонок с вином, коротконогий. Повернулся спиной и потащился вниз, переваливаясь с боку на бок как пингвин.

— Следуйте за мной, господин майор, и не отставайте — в этих лабирантах нетрудно заплутать.

Цукенгшлор молча последовал за широкой спиной «факелоносца». Не покидает чувство нелепости ситуации — вместо того, чтобы грохнуть без шума и пыли, тащат в какое-то секретное подземелье. Зачем? Кстати, здесь и правда много ходов и развилок, но провожатый шагает уверенно — дорогу знает. И вот ступени кончились, глаза привыкли к полумраку, Цукенгшлор разглядел, что спустились в огромную пещеру. Вытесана каменотесами или природа постаралась, но пещера идеально круглой формы. А вот огромный, в полтора человеческих роста ящик, сбитый из просмоленных дощечек, весь в странных знаках на металлических пластинах, что в беспорядке налеплены на него, явно творение рук человеческих. Провожатый обошел конструкцию, чуть слышно скрипнуло, там оказалась дверца.

— Прошу вас, господин майор.

Цукенгшлор перевёл ошарашенный взгляд с толстяка на темнеющее нутро ящика и обратно, глаза недобро сузились:

— Это что за шутки? Я вам что — медведь цирковой, в ящике сидеть?

Толстяк примирительное вскинул ладони:

— Что вы, что вы… Это не ящик, это… как бы объяснить?! Вообщем, с помощью него можно перемещаться на далёкие расстояния в мгновение ока. Вошли в этот ящичек, а через полминуты вышли из другого такого же в Аламсе, Чурге или даже Эхалатоне! Поверьте, я сам не раз им пользовался!

— Колдовство?!

— Удивитесь, но нет. Мы не знаем, кто и когда создал сеть этих порталов… гм… ящиков, но используем, и без всякой магии. Прошу вас, господин майор, времени мало…

Цукенгшлор недовольно забормотав, забрался внутрь, дверца закрылась, так что стоять пришлось в абсолютной темноте. Что-то натужно загудело над головой, ящик задрожал, пол словно ушёл из-под ног, но через мгновение все закончилось. Майор даже решил, что «ящик» не сработал, но когда дверца открылась, понял что ошибся. В глаза хлынул яркий свет, но Цукенгшлор успел за спинами двух бородатых здоровяков, без всяких церемоний выдернувших его из ящика, как морковку из грядки, разглядеть надменную рожу Шайзера. Через мгновение один из амбалов легко и непринуждённо двинул кулаком в челюсть, и майор без чувств свалился на каменный пол.

— Хак! Ха-а-ак! — кто-то осторожно, но настойчиво потряс за плечо. Всё тело тут же прожгла нестерпимая боль, Хак тяжело застонал. «Чёрт, неужели я всё ещё жив?! Лучше б сдох!» Гансауль облегченно выдохнул и вернулся к костру. Подбросил немного сухих веток, пламя разгорелось ярче, затрещало, тьма отступила на полшага. Хак долго лежал, собираясь с силами, истерзанное тело на каждое слабенькое движение отзывается жуткой болью. Медленно открыл слезящиеся глаза, вернее один, левый заплыл напрочь. Ночное небо с тихо мерцающими звёздами распростерлось над ним. В ушах несмолкаемый звон, внутри всё ноет и жгет, словно по нему промчалось стадо слонов. С великим трудом удалось поднять руку, коснулся пальцами лица, отыскивая левый глаз. Все распухло, вздулось буграми, он будто трогает не собственное лицо, а новогоднюю маску. Причём маска не какого-то там милого зайчика, а инопланетного монстра.

— Ган… сауль… — голос хриплый, как после недельной пьянки. — Где… мы?

— В заднице, Хак! В полной заднице!

Хак проворчал, с трудом шевеля распухшими губами:

— Ясно. Я… в ней… уже… третий год! Как… как мы…

Гансауль хмыкнул:

— Не поверишь, но благодаря псу. Когда тебя свалили, он вдруг завыл, как волк. И безликие будто взбесились, забыли про нас и кинулись на пса. А тот сообразил и дал деру. Эти за ним. Не знаю, поймали они его или нет, он ведь хромал, зацепили всё-таки. Ну а я тебя на плечи, и бежать! Только вот… — Гансауль нахмурился, — заплутал я немного, вместо нужной тропы свернул сюда…

— И?

— Это тупик, Хак! Там, шагах в ста отсюда, дорога перегорожена стеной, кто-то не поленился натаскать камней и заложить проход. Скорее всего, не обошлось без колдовских штучек — камень один к одному, да ещё гладкие, чуть не блестят — не взобраться так просто. А стена в три моих роста будет.

— А назад… вер… вернуться?

— Не выйдет. Безликие уже на пятки наступали, а тут этот мост верёвочный. Я пролетел стрелой, не так то легко с таким кабаном на плечах, а первый безликий уже на середине моста… Ну я и рубанул канат… Выбора не было…

— Ясно.

— Старик говорил, что тут тоже ход в долину есть. А он, видишь…

Хак закрыл глаз и тяжело вздохнул — недолгая беседа отняла последние силы. Пару мгновений, и сознание вновь утонуло в густой мгле.

Майор вытер тыльной стороной ладони кровь из разбитой губы. Его привели в чувство бочонком холодной воды, так и сидит сейчас в луже. Шайзер прохаживается из стороны в сторону, заложив за спину руки, амбалы стоят, как истуканы, один замер с факелом в руке, вот откуда этот яркий свет. Молчание затянулось, майор бегло осмотрелся — за спиной тот самый проклятый «ящик», комната небольшая, пол вымощен грубо обтесанными камнями, из того же серого камня стены. Шайзер, наконец, нарушил молчание:

— Ну? И что это было? Прогуляться решили?

Майор ответил, не поднимая глаз:

— Шмальц хотел меня убить. У меня не было выбора…

— Ладно, уже неважно, кто кого хотел убить! И на будущее, майор — не вздумайте даже что-то подобное замышлять — от заклятия не уйти! Не знаю, почему Высший пощадил… но это ваш второй… и последний шанс!

В комнату влетел запыхавшийся юнец, глаза навыкате, с трудом уняв дыхание, растерянно пролопотал:

— Высший явился… и зовёт вас… всех.

Шайзер и амбалы заметались, как перепуганные куры по курятнику, майор невольно усмехнулся — что-то слишком быстро потеряли напыженый вид. Что ж это за Высший такой?

— Так! Быстро! Этого, — дрожащий палец указал на майора, — в приличный вид! Дайте ему нормальную сухую одежду!

— Но, господин Шайзер, где ее сейчас взять?

Дрожащий палец ткнулся в грудь одного из амбалов:

— Раздевайся! Да живее ты, болван!..

Одежда амбала на майора села мешком, но сейчас не до проблем с имиджем. Шайзер приказал следовать за ним, и вскоре Цукенгшлор оказался в огромном круглом зале. Пол, стены и даже потолок облицованы чёрным мрамором, майор будто в склепе, камень незримо давит, невольно заставляя пригибать голову. В центре зала огромная стеклянная полусфера, от неё исходит зеленый мерцающий свет. Внутри медленно перетекают клубы такого же зеленоватого тумана. Что-то смутно проглядывает внутри, что-то тёмное, Цукенгшлор шагнул к полусфере, и Шайзер зашипел, как кот, дернул майора назад. Раздался голос, глухой и хриплый, словно из могилы, майор невольно вздрогнул:

— Оставь! Пусть подойдёт ближе — я тоже хочу взглянуть на него.

Майор нерешительно шагнул ближе, туман колыхнулся, и к стеклу подошёл Высший. Цукенгшлор с трудом сдержался, чтоб не отпрянуть от полусферы, такая рожа кого-хочешь напугает. Высокий, сморщенный старик, больше похожий на восставшего из могилы покойника. Распухшее, красное, как помидор, лицо в обрамлении куцой бороды, всё в жутких волдырях и гнойных язвах. Майора замутило, он отвернулся, но тошнота упорно подползает к горлу. Высший хрипло рассмеялся:

— Что-то ты хлипковат, майор! Даром, что будущий король. Кстати, Шайзер, что там с нынешним правителем Канагуна — долго еще наш майор будет слоняться без дела? — Высший нахмурился, взгляд потяжелел. — Или у тебя, может быть, есть ещё предатели в помощниках?

Шайзер побледнел, руки затряслись, он постарался ответить так, чтобы голос не дрожал, вышло, правда, не очень:

— Клянусь, господин, такого больше не повторится — за этих людей отвечаю головой. А с королём… с королём все будет кончено уже завтра! Завтра вечером — очередной бал во дворце, мои люди на местах и ждут сигнала.

— Ну что ж, я рассчитываю на тебя, Шайзер. И ошибок больше не прощу! Ступай, нам с майором есть ещё о чем поговорить…

Чертовы скалы, чертова каменная кишка — чуть больше сотни шагов в длину от обрыва до «баррикады» и десяток шагов в ширину, от одной отвесной стены до другой. Попали, так попали! Немного полегчало, Хак даже смог подняться и доковылять до обрыва. Измочаленные концы канатов тоскливо свесились вниз, там, в глубине огромной горной трещины, широкой полосой растянулись обломки подвесного моста и разлепешенные тела особо шустрых безликих. Высота приличная, метров двадцать, выжить нереально. Когда-то внизу, видимо, журчал ручей — тут и там россыпи песка средь камней, но сейчас сухо. До противоположного края метров двадцать, никаких идей насчет переправы. Хак выпрямился, похромал обратно, да уж, отмудохали на славу, все тело ноет. Костёр давно догорел, дров больше нет, да и зачем Гансауль вообще разжигал? Хотя да, от огня всегда теплее на душе, да и вроде не так жрать хочется. Хотелось… Сейчас же хоть камни грызи — в животе несмолкаемый вой. Гансауль с задумчивым видом бродит вдоль рукотворной стены, какой вопрос его мучает неизвестно, а вот Хака… Хака интересует, какая же сволочь слепила эту баррикаду? За стеной что-то глухо загремело, Гансауль медленнно вытянул меч из ножен, покосился на Хака. Тот в ответ лишь пожал плечами. Снова звякнуло, уже громче, Хак не выдержал, рявкнул во всю глотку, чтоб не только за стеной услышали, но и в самом Канагуне:

— Эээй, есть там кто живой?

Полминуты звенящей тишины, и донесся приглушенный крик:

— Кто вы?

— Мы… — Хак обернулся к Гансаулю, — мы… это… путники, вообщем.

— Идем в долину Гелфаста, с Фараем поболтать! — могучий голос Гансауля отразился от каменных стен, загулял эхом.

На гребне стены показался невысокий, но круглобрюхий, как бочка, мужичок. На широких плечах меховая безрукавка, чёрной кожи штаны и сапоги. За правым плечом рукоять меча, из-за левого выглядывает колчан с десятком хвостов стрел, в коротких, но мускулистых руках лук. Он долго и внимательно рассматривал незнакомцев, наконец, обернулся назад и махнул рукой. Появился ещё один, этот худой, как гвоздь, тащил волоком что-то. Подтянул к краю, пихнул ногой, и веревочная лестница развернулась по стене, приглашающе хлопнула концом по камням у ног Хака.

— Поднимайтесь… но без глупостей.

Хак оглянулся на Гансауля, тот лишь кивнул, и парень полез наверх. О, какой же это оказалось пыткой, избитое тело ныло и не желало слушаться, пальцы отказывались сжиматься на перекладинах. Хак глухо матерился, он уже и не чаял подняться, эта чертова стена бесконечна, словно сложена до небес. Но… все-таки выбрался! Бледно-зеленый от дикой боли, мокрый от пота, словно купался в одежде. Толщина стены впечатляет — он повалился поперек гребня на камни, не в силах даже дышать, но не достал до противоположного края. Значит, стена толщиной больше, чем в его рост, это ж сколько сюда камней натаскали, с ума сойти можно! Вот и Гансауль поднялся наверх, с тревогой глянул на друга, но Хак кивнул, дескать, всё нормально, не обращай внимания.

— Меня зовут Ячва. Советую говорить только правду — как это вас сюда занесло и зачем? — круглобрюхий убрал лук в колчан, но руки подрагивают, готовые в любой миг выхватить меч. Худой тоже косится настороженно, а здоровенный тесак на поясе угрюмо поблескивает металлом.

— Мы на безликих нарвались, бились сколь могли, но пришлось бежать, его вон — Гансауль кивнул на распластавшегося Хака — помяли изрядно. Я свернул к мосту, безликие увязались следом, пришлось мост… того… — Гансауль рубанул ладонью, — ну и попались в этот каменный мешок! А идём, как говорил, в долину Гелфаста, Фарая повидать надо.

Ячва вновь с любопытством оглядел обоих, покосился на худого:

— Чего стоишь, рот раззявил? Подымай лестницу!

Худой бросился исполнять, Ячва же указал на ступени, что тянулись с одного края той стороны стены до самой земли:

— Спускайтесь, я провожу вас к Старшему. Пусть он решает, как с вами быть.

Ячва развернулся и пошагал вниз, Гансауль двинул за ним, немного отдышавшийся Хак поплелся следом. Проход тянулся вдаль, в сотне шагов делая крутой поворот. Уже на подходе к изгибу троицу догнал худой, на горбу свернутая лестница, он недовольно заворчал на товарища:

— Ячва, а чаво я-то все тяжести таскаю, а ты налегке бродишь? Я тебе что — осёл что ли горный?!

— Цыть, козявка! Старший кого главным в дозор поставил? То-то же!

Повернули, и Гансауль с Хаком невольно замедлили шаг, рассматривая раскинувшуюся долину. Горы образовали огромную каменную чашу, проход лежит по уровню выше долины, потому-то она и открылась вся. Яркая зелень полей, лугов и лесов, аккуратные белые домики ровными рядами, ветряные мельницы без устали машут крыльями. Огромное стадо лениво разбрелось по берегу озера, и не счесть, сколько голов. Донесся звон металла, словно два войска схлестнулись в схватке, но это в кузницах кипит работа, дюжие кузнецы с помощниками без устали укрощают пылающий металл. Хаку на миг почудилось, что перед глазами ожила средневековая стратегия, любил играть в них… там, на Земле… Ячва с ухмылкой покосился:

— Что — впечатляет?

Гансауль кивнул:

— Я то слышал, что здесь камня на камне не осталось, а тут…

Ячва гордо выпятил грудь, словно это лишь его рук творение. Тропа побежала вниз, наткнулась на каменный укреп, обогнула и снова продолжила спуск. В укрепе — выложенном из камней полукруге метра полтора высотой с подобиями окон-бойниц, их поджидали четверо — трое безусых юнцов и седой, загорелый до черноты жилистый старик. Юноши тискают в руках топоры, старик вышел вперёд, ладонь красноречиво поглаживает рукоять меча, что в ножнах на поясе. Он удивленно вскинул брови, завидев чужаков, Хака насторожила такая реакция — с чего бы вдруг?! Старик же пролепетал чуть слышно: «Сбывается!» Ячва обернулся к спутникам, посмотрел так, словно увидел впервые.

— Не может быть! Я и не подумал. Постой, Гранч, их же… должно быть трое?

Старик усмехнулся:

— А пес?

Гансауль не вытерпел:

— Вы о чем вообще?!

Старик открыл было рот, но Ячва перебил:

— Идём к Старшему, пусть он сам все расскажет.

Майора увели, Высший остался доволен разговором. Этот офицеришка отнюдь не трус, по натуре авантюрист, уж людей то Высший видит насквозь. Ведь говорил же Шайзеру про Шмальца, но тот осмелился спорить, дескать, парень предан, как пес. Вот тот и укусил… щенок… А майор хорош, такие люди всегда идут до конца…

— Господин! Господин!

— Чего опять?

Вбежавший слуга затрясся, пролепетал заикаясь:

— Гаратуй только что прислал голубя с запиской: «Двое прорвались в долину!»

— Шайзера сюда! Живее!

Слуга исчез со скоростью света, Высший устало закрыл глаза и смачно выругался. «Этого ещё не хватало! Ведь как чувствовал!»

Шайзер влетел, чуть не выломав двери.

— Что случилось, господин?

— Двое прошли…

Шайзер хотел было спросить, о ком речь, но догадка ожгла огнем, поперхнулся вопросом.

— Господин… двое?!

— Да, Гаратуй так написал, но кто ручится, что их не трое было?

Шайзер печально пробормотал:

— А я говорил, господин, что на одних безликих нельзя полагаться!

Высший покосился угрюмо, но правоту признал:

— Да, теперь вижу. — Лицо перекосилось, налилось кровью. — Проклятый Фарай! Ненавижу! — Высший со злостью грохнул кулаком об стекло полусферы, Шайзер невольно вздрогнул. Чуть поостыв, Высший глухо прорычал:

— Предупреди своих головорезов, чтоб ждали приказаний и не расслаблялись — скоро будет много работы!