Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки

5

Госпожа Леви-Чивитта редко ошибалась. В этом я убедился спустя несколько месяцев, когда меня стали подсиживать и потихоньку выпроваживать из армии. Да-да, горячая точка немножко остыла, а «бабки» в ней отламывались прежние: немаленькие и верные. Так что нашлось много желающих подменить меня на боевом посту — из тех, кто раньше посиживал в глубоком тылу, переползая от горшка к обеденному столу и обратно. Особо настаивать на своей воинской карьере я не стал, хотя и привык к автомату, даже спал с ним. И после отрицательного решения медкомиссии на перекладных отправился домой, в последний раз за армейский счет.

Жилплощадь встретила меня разбитыми окнами, размоченными с помощью атмосферных осадков книгами, а также осколками стаканов и тарелок, раздолбанных зимними бореями и летними зефирами. Телевизор и то превратился в черепки археологического вида.

Естественно, что я не расстроился. Закончив войну, я считал, что мне все нипочем, и, что для штатского человека является веской причиной скулежа и нытья, мне — лишь повод для кайфа и смеха.

Когда все испорченные, размоченные и расколоченные предметы, завернув в простыню, я снес на помойку, то в небольшой комнатке оказалось чересчур просторно. Поэтому я, вставив стекла, обзавелся чучелом южноамериканского попугая ара — один бомж сменял его на бутылку «Амаретто» — и стал придавать порядок своим мыслям; благо, что накопленной зарплаты хватало еще на пару месяцев.

Для начала я создал «Записки военного железнодорожника», в которых отразил свои немеркнущие подвиги, потом сочинил «Воспоминания военврача». Эта повесть мне понравилась больше, потому что я туда вставил бредовую историю насчет похождений морских пехотинцев в «хрональном кармане». А что, в общем-то клево вышло. Только довольно бессвязно. Поэтому пришлось еще всякого тумана и шизофрении поднапустить, чтобы получилось авангардное произведение, включающее цикл бесед гвардии капитана Калиновского (я его сделал Малиновским) с ягуаром, кондором и змеей. Короче, со всяким таким калом моя книжица для Букеровской премии вполне годилась.

Для начала стоило снести свежесваренное произведение в издательство, которое располагалось через два дома от меня (правда до этого оно выпускало только половые пособия — «Секс в автомобиле», «Секс в лодке», «Секс в телефонной будке»).

Но тут меня посетило чувство неудовлетворения от проделанной работы. Что толку, если я пропущу через издательство вещь-однодневку, которая скончается в памяти народной едва ли не по прочтению? Мне это навряд ли принесет моральное удовлетворение. Да и с материальным будет настолько негусто, что оно не покроет психологический ущерб.

Что это за «эскалатор» применялся у берегов Перу? Неужто машина времени, которую изготовили вначале фашистские ученые, а потом повторили и наши умельцы? Или не все так просто? Может, стоит пообщаться еще разок с доктором Крыловым? Он вряд ли полностью выложил правду-матку во время кратковременного застолья с возлияниями из мокротных баночек.

После тех памятных посиделок я за время службы пересекался с военврачом еще не раз. Однако, насчет своих похождений в августе 91 года он больше не заикался, соответствующие вопросы ответом не удостаивал. Впрочем, я не особо настырничал. Не до того было.

Кстати, доктор Крылов тоже благополучно покинул горячую точку и ныне людей чинил в клинике военно-медицинской академии в моем родном Питере. Я подумал, что сейчас, когда напряженка военной поры нырнула в Лету, майор не будет особо запираться.

Я звякнул ему и деликатно напросился в гости, а вернее на прием. Дескать, моя подстреленная нога иногда непроизвольно дает пинка какой-нибудь проплывающей мимо толстой заднице.

На следующий день, в полдень, я уже торчал в приемном покое и уточнял по телефону у доктора Крылова, как мне добраться до «второй хирургии».

Еще раз повторюсь — не люблю я шастать по госпиталям, страшно неохота сталкиваться с тем, что, возможно, вскоре ожидает и мой организм. Впрочем, в этом госпитале порядком вертелось медсестричек, у которых приятные ножки выглядывали из под куцых халатиков. Но это, к сожалению, не относилось ко «второй хирургии», где по части обслуживающего персонала было негусто — похоже, что там проходила пересменка, инструктаж или совещание. Поэтому и спросить некого. Я заглянул в ординаторскую — пусто, кабинет завотделением заперт, каморка старшей сестры тоже.

Я дошел до приоткрытой двери с надписью «операционная». Внес голову в щель — в предбаннике тоже ничего живого. Я подал голос: «Доктор Крылов», опять-таки напрасно. И что-то меня дернуло сделать еще несколько шагов.

На столе лежало тело, прикрытое простынкой. Тело явно не дышало. Похоже, что медики, сделав свое черное дело, потеряли всякий интерес к покойнику. Вон даже инструмент в нем оставили. В самом деле скальпель был воткнут в плоть, прямо сквозь простыню, и вокруг него расплылось приличное пятно алого окраса. Тут до меня дошло, что я думаю чушь. В пациентов не втыкают скальпель прямо через простыню. Покойников не забывают в операционной. Случилось убийство. Я подошел и решительно откинул ткань.

На столе лежал доктор Крылов. Грудная клетка его была рассечена и в ней, насколько я понял, отсутствовало сердце. На волосах виднелись капельки свежей крови. Похоже, майора вначале оглушили кастетом, а потом еще препарировали. И это прошло за те пятнадцать минут после звонка, в течение которых я снимал куртку, надевал сменную обувь и искал дорогу. Значит, «операцию» делал настоящий специалист. И не просто опытный медик — наших врачей вряд ли учат в два приема выхватывать сердце — а специалист по кромсанию людей.

Первая моя догадка заключалась в том, что некий расчленитель занимается добычей органов для трансплантации.

А вторая догадка — в том, что здесь, в больнице, человеческие органы и члены можно доставать в нужных количествах более естественным, то есть коммерческим образом.

Значит, убийца-потрошитель был не столько обычным киллером, сколько садистом, или… чего доброго, даже сатанистом.

У меня ноги словно пластилиновые стали. Ну надо же, майор Крылов столько проскочил горячих точек и раскаленных пятен, чтобы здесь погибнуть как овца.

И третья догадка возникла — убийство с элементами садизма мог совершить кто-нибудь из джигитов. Показалось ему, например, что доктор Крылов плохо прооперировал его родственника, ну и решил отомстить по старинному обычаю кровной мести.

Тут меня как ветром сдуло из операционной. Я подумал, что найдется немало желающих отомстить и мне. А в коридоре осенило — когда я вошел на этаж, злодей находился еще в операционной, а потом спрятался в какой-нибудь палате. Недаром же ни одна рожа не попалась мне по пути. А сейчас, пока я здесь, потрошитель торопится, должно быть, на выход. Значит, срочно надо звякнуть на вахту, чтобы успели задержать. Где-то ведь должен быть сестринский пост, оснащенный телефонным аппаратом, и, скорее всего, в начале коридора.

Когда я подбежал туда, какой-то больной в пижаме цвета детских какашек накручивал колесико телефона. Я тронул товарища за плечо.

— Извините, любезный, спешное до неотложности дело.

Он полуобернулся ко мне. Парень похоже был казахом, но это полдела; еще я заметил на отвороте его пижамы, на серой фланели, две капельки крови. И он заметил, что я заметил. Я успел почувствовать, что он сейчас сделает что-то нехорошее болезненное и инстинктивно стал заслонятся. Молнией блеснул металл в руке парня, но я, конвульсивно дернувшись, блокировал ее в районе запястья. А потом машинально ударил якобы больного гражданина ногой под коленку и кулаком — по физиономии. Так называемый пациент завалился. Я не выпустил из внимания, что нож у него странной формы и цвета. Но когда для верности хотел запаять врагу носком по «тыкве», он зацепил мою ногу рукой и пинком уложил меня. Тут же эта бестия вскочила и напрыгнула, занося широкое лезвие, чтобы проделать дополнительную дырочку в моем организме. Впрочем, я успел перехватить руку с этаким «дыроколом».

Сразу стало ясно, что мышцы у «пациента» тигриные и статически он меня пережмет. Тогда я попробовал применить динамику и жвахнул ему локтем в челюсть. Помогло. Затем я рычагнул оппонента набок. Мы еще покатались по полу, сокрушая по пути стулья, столы, шкафы. В конце концов он снова оседлал меня — ловкая же зараза, сущая обезьяна — и приготовился провести болезненную операцию по рассечению тканей. Да уж какой из меня ушуист — знаю только базовую стойку: присел будто на унитазе, рука словно протянута к рулону туалетной бумаги.

Но тут по коридору раздался спасительный топот множества ног.

Этот гад вскочил, бросил звериные взгляды по сторонам и стрелой сорвался с места. Через несколько секунд до меня добежала кодла врачей и медсестер, которые только что закончили какое-то совещание.

Добежала медицинская шатия-братия и застыла, пялится, ничего понять не может. Я тоже не сразу собрался с силами, чтобы заорать на обормотов:

— Звоните на вахту, на посты, эта падла пришила доктора Крылова.

Тут уж они забегали, заголосили, зазвонили. Естественно, что на вахте и на постах отказывались понимать, не врубались, говорили «а?», «что?», «это вам не милиция».

Короче, улепетнул убивец. Переоделся в какой-нибудь нормальный прикид и выбрался через окно на нижнем этаже, или же спокойно, чинно прошествовал в главную дверь.

Через полчаса пожаловала ментура. Конечно же, она сперва на меня поперла, стала ко мне приставать насчет того, как я оказался в госпитале и что делал в операционной. Но поскольку три десятка человек наблюдало мою борьбу и убегающего гражданина, то менты со мной стали обращаться поделикатнее.

После переклички среди пациентов «второй хирургии» выявилась пропажа одного товарища из Ташкента, Угара Халилова, госпитализированного якобы с грыжей. Хороша была грыжа, когда этот «больной» меня прирезать пытался. Но не выяснилось, отчего он находился в клинике министерства обороны, кому сунул на лапу, чтобы там оказаться.

А еще менты на месте нашей драки нашли немного просыпавшегося кокаина, если точнее — высушенные листочки коки. Поэтому меня досмотрели, изъяли кровь на наркотическую пробу, да еще обшмонали квартиру на предмет наркоты.

После этих процедур следователь Буераков в своем кабинете взял с меня подписку о невыезде, однако злобу не проявил.

— По-большому счету мы к вам претензий не имеем, Хвостов, но как свидетель вы формально нам можете понадобиться.

— Рад за вас. Но не за себя. Если узбекский гражданин прирезал доктора Крылова и собирался тоже самое проделать со мной, почему бы ему не зайти на новую попытку?

Но капитан Буераков, конечно же, понял меня превратно.

— С чего это вы чувствуете такое неудобство? Вы что, в чем-то замешаны, Хвостов?

— Только в том, что вместе с доктором Крыловым исполнял приказы, воинский долг и тэдэ и тэпэ.

— Сдается мне, что абреки не станут резать всех подряд, или уж, по крайней мере, начнут не с вас с доктором Крыловым, — тонко заметил Буераков.

А что, убедительно звучит. Если уж мстить, то первым делом не врачу и железнодорожнику, а каким-нибудь спецназовцам.

Может, майор Крылов, действительно, влип в некую денежную историю, ну и поскользнулся на скользком месте. А я просто попался киллеру под горячую руку.

Когда я добрался из РУВД домой, то обнаружил, что после ментов у меня опять были гости и здорово пошмонали. Впрочем, пропали только «Записки военного железнодорожника» и «Воспоминания военврача» в первом и единственном экземпляре.

Я опустился на коврик посреди этого разгрома. Не исчезновение бумажек меня опустило, написать-то я могу еще много раз и каждый раз много лучше.

Расстраивало то, что я попал в центр недружественного внимания.

Единственное, что связывает убитого майора Крылова и свистнутые у меня литературные произведения — это рассказ о «хрональном кармане».

И этот печальный рассказ может быть известен именно тем бородатым пленникам, что подслушивали нетрезвую болтовню доктора в полевом госпитале. Тогда охота должна вестись именно за Крыловым, мной и, возможно, Кукиным.

Это мне совсем не понравилось. Не люблю такое пристрастное отношение к своей персоне. На войне я все-таки находился в гуще соратников, у нас была взаимная заводка, всей кучей мы бились с врагом и не особо горевали. А когда случалось психануть из-за дерьмовой службы, то шмалял я из автомата по окрестным кустами и это действовало получше любого транквилизатора…

Скорее всего, охоту организовал Абубакар. Он ведь там, на койке, активно шнырял глазенками и шевелил ушами.

Стоп. Так, значит, Абубакар воспринял всерьез всю эту историю о золоте рейха, попавшем в «хрональный карман». Однако чего вдруг?

Может, Абубакар имеет какую-то дополнительную информацию? Только где он мог почерпнуть ее? Не в «Хроноскафе» ли, бывшем институте системы ГБ, ставшем акционерным обществом?

Надо срочно туда проникать, выдергивать на солнышко упомянутого генерала Бореева и вообще подбирать там все, что плохо лежит.

Опять стоп. Неужели я такой герой, чтобы конкурировать с бандформированием по части реальных или мнимых сокровищ? Скажем прямо — я еще не такой герой. И вообще я к себе хорошо отношусь, жалею себя, уважаю. Потому что больше некому этим заниматься. Вот кабы вырос я во дворце и фамилию бы имел — принц Уэльский, тогда точно проявлял бы героизм и самоотверженность.

Но в любом случае надо уматывать из дома, пока не поздно. Здесь же я как кенар в клетке. И неплохо бы предупредить о грозящей «заднице» недавно дембельнувшегося Кукина — а он у нас свердловский житель.

Напрасно потерял время, накручивая Колин телефонный номер — наверное, парнишка щупает сейчас женский пол на какой-нибудь вечеринке, ведь в Екатеринбурге на два часа больше чем здесь.

Я за девять с половиной минут собрал шмотки в вещмешок, аккуратно распахнул дверь и вымелся на лестничную площадку. Сразу стали слышны шаги — кто-то спускался сверху. Я живу на пятом этаже, все, кто выше меня, пользуются лифтом для перемещения вниз. Значит, это персонально ко мне торопятся.

Я бросился по ступеням вниз и как раз с первого этажа двинулся лифт. В моем доме лифтовая шахта решетчатая, а у кабины застекленные двери. Поэтому в этом своем полете на улицу я успел заметить рожи тех, кто ехал в лифте. Уроженцы гор, кавказоиды, крепкие почти квадратные ребятки. Ой, нездорово это, у меня даже перочинного ножика нет.

В парадной злодеи отсутствовали и у меня немного отлегло от сердца. Но едва я сошел с крыльца, откуда-то сзади послышался голос с характерным южным акцентом.

— Эй, разгавор есть. Стой, каму сказал!

Я прибавил ходу, чувствуя неприятные ощущения в спине — неужто сейчас этот тип выстрелит? Однако сзади вместо выстрелов раздались звуки ударов и резкие выдохи. Я превозмог себя и обернулся.

Натуральный двухметровый Коля Кукин укладывал на мостовую джигита, который совсем обмяк.

— Я вовремя подоспел, старлей, — радостно скалясь, сообщил экс-десантник.

— Это точно, теперь тебя никто не обидит, — я подошел к дверям парадной и как раз сверху донеслись звуки выстрелов. Первый, второй, третий. Сейчас пальба меня не слишком расстроила, ведь будем мы теперь с Кукиным делить всю подлянку пополам.

— Извини, Коля, что не могу пригласить домой и даже предлагаю срочно удалиться. В моей квартире сегодня слишком тесно.

— А кто там у тебя в гостях? — поинтересовался приятель, которого я усердно тащил за рукав.

— Те, кто приехал сверху и те, кто снизу. Они уже приходили в гости к доктору Крылову. Поэтому майор теперь на небе проживает. Похоже, чей-то пристальный интерес к нашим трупам связан с памятным разговором в полевом госпитале, — отозвался я, усердно вращая головой: нет ли «хвоста».

— А я-то думал тогда, что доктор нас потешает, — поделился Коля. — И сейчас так считаю. Из-за чего тут заводиться? Непонятно.

Ненадолго глаза Кукина стали рассеянно-грустными. Десять секунд заняло его прощание с майором Крыловым, и не потому что времени жалко стало. Просто надлежало по-быстрому сделаться сосредоточенным и веселым, ведь где-то поблизости бродила непонятная угроза.

— Ты-то как здесь оказался, Николай? — уточнил я.

— Так ты же приглашал, Егор Саныч.

— Тоже правильно. Как там дела у тебя. Наверное, хорошо?

— Да чуть не женился. Познакомился в киношке с одной смугляночкой, казашкой или может узбечкой по имени Зухра, то есть Венера по нашему. Глазищи — во! как маслины на блюдце. Титьки, как снаряды, ножки, по счастью, не кавалерийские. Она искренний интерес ко мне проявляла, насчет службы особенно выспрашивала. Она, конечно, диковатая была. У меня по части книжек небольшой культурный багаж, а у Зухры — вообще по нулям. Видно, в своем ауле не много образования отхватила. Впрочем, на постельные дела у нее эрудиции хватало. И что любопытно, я к себе домой затащить ее не мог, мы все по хатам ее подружек таскались. Я так и не понял, где она обитает. Ну и…

Тут я заметил свежий шрам у Коли на щеке и решил поделиться догадкой.

— Ну и в итоге она тебя заманила на очередную хату, а там появились ее друзья и попросили тебя уплатить за пользование девушкой. Ты был против и они тебя поцарапали.

— Не они, а она. Зухра меня чуть не зарезала — прямо в кровати. В комнате ничего не было, кроме этой самой кровати и двух стульев, и сам дом выглядел будто заброшенный. Я успел заметить неладное… Руку Зухры перехватил, но она все равно полоснуть меня изловчилась. Там еще кто-то в окно лез, так я его стулом приголубил по кумполу. Из того окна выпрыгнул и убежал…

— В чем мать родила?

— Точно. Пришлось с одного прохожего мужика плащ снять. В общем, тогда я решил к тебе, Саныч, съездить, посоветоваться. Ведь непорядок, рэкетиры-то обязаны знать, что я едва после дембеля, никому ничего не должен, ничем не разжился. Значит, это маньяки какие-то на меня посягнули. Попробуй теперь от них отвяжись.

Я подвалил к телефонной будке. Накрутил номер Буеракова. Он сразу поинтересовался, куда я так тороплюсь, аж запыхался. Я сообщил, что то ли в моей квартирке, то ли на лестничной площадке, посторонние люди выясняют отношения, нажимая на спусковые крючки своих пистолетов. Поэтому неплохо бы правоохранителям проведать мой дом и узнать итоги этого дела. Капитан Буераков, похоже, попытался своим трепом задержать меня, чтобы вычислить мое местоположение, но я был бдительным и бросил трубку.

После этого мы со Кукиным переместились с Васильевского острова в центр города, съели по бутылке пивка и я снова прозвонился Буеракову.

— Хвостов, ты где? Нам бы побеседовать надо. Приезжай в РУВД.

— Вы там вначале разберитесь…

— Чего там разбираться. У тебя в квартире свежий труп.

— Кавказец или среднеазиат?

— Кавказец… Хвостов, не клади трубку. Хвостов, ты пожалеешь, я объявлю на тебя розыск…

Я отсек капитана Буеракова и снова потащил Кукина на троллейбус, надеясь, что мышка-наружка не успела сесть нам на хвост.

— Какие-то кавказцы, какие-то среднеазиаты. Моя Зухра, ваш больничный киллер. Чертовня какая. Чего им всем от нас надо? — задался вопросом Коля Кукин, который сейчас не прочь был завалиться в киношку или приклеиться к девушкам.

— Ну, если насчет кавказцев, то имеются кое-какие соображения… Допустим, Абубакар клюнул на всю эту историю о золоте рейха, тогда он должен прежде всего изловить меня или тебя, чтобы выудить дополнительную информацию. Собственно, джигиты этим вроде и занимались. Уж тем более им не к чему мочить доктора Крылова. У меня пока нет примеров на тот счет, что они кого-то шлепнули или наверняка собирались это сделать. Впрочем, мои соображения, наверное, говна не стоят… Действует к тому же еще одна группа, так называемые «среднеазиаты». И она, похоже, принципиально кончает всех, кто имеет отношение к данной теме.

Вначале Коля не откликался на мои размышления, только сплевывал и говорил: «Перемудрили вы, Егор Саныч». Но потом включился в мозговой штурм:

— Может, среднеазиаты действуют по заказу? Допустим, кто-то их нанял, чтобы никого из посторонних не подпустить к своей теме.

— Значит, Коля, кто-то считает эту тему своей?

— Точно так. Например, доктор Крылов говорил о специнституте КГБ, который стал потом акционерным обществом, как его… «Хроноскаф». «Хроноскаф», он самый.

А что, логично. Опять «Хроноскаф» выплывает в размышлениях. Но уже как заказчик убийств.

— Пошли, Коля, пошли вон из троллейбуса. Он мешает нам продуктивно думать.

Возле остановки стоял книжный киоск, в котором среди прочего торговали толстенным телефонно-адресным справочникам.

Сперва киоскерша артачилась и не давала его посмотреть, однако после угрозы подпалить ее будчонку или запустить туда змею, мигом выдала требуемое под залог кукинских часов. И надо же, в справочнике нашелся «Хроноскаф» — акционерное общество закрытого типа, разместившееся на одной из улочек Петроградской стороны.

— Вообще, это подозрительно, — поделился я мыслью с напарником, — тот ли самый институт здесь указан, да и почему он отдал свое имя в общедоступный справочник? Ведь род занятий у него как бы и не требует широкой огласки.

— А может они заманивают кого-то? — предположил Кукин. — В любом случае хорошо бы на них поглазеть. И желательно в темную часть суток, которая скоро наступает — чтобы раньше времени не примелькались там наши физиономии. Только надо пару фонариков в собственность приобрести… Но я, однако, с места не сдвинусь, пока не положу в пузо большую сосиску и литр пива.

— А я не двинусь в ту сторону даже с бочонком пива и с сосиской, превышающей по росту Петра Великого.

— Кто много дрейфит, тот долго не живет, — веско сказал Коля. — В Отечественную войну, в основном, те летчики уцелели, что летали выше других и часто бросались в атаку.

А что, убедительно звучит, я ведь зажат в клешнях и тисках, мне не затихариться в какой-нибудь норе с набитым холодильником и исправным сортиром, везде найдут.

Короче, посетили мы «Очки», легендарный пивняк возле магазина с оптикой на углу Невского и Грибоедова.

Мне после того литра похорошело — наверное, ввиду общего психопатического состояния; Кукин же, напротив, обрел еще большую стремительность в движениях, которая, правда выражалась в поисках писсуара.

Это сильно сказалось на нашей дальнейшей активности. Когда мы потратили последние карманные деньги на осветительные приборы и нащупали «Хроноскаф», на улицах давно лежал мрак.

Здание, исполненное в стиле «модерн», снаружи немного напоминало теремок Кощея. По обе стороны от него тянулся кирпичный забор, огораживающий внутреннюю территорию. Поверх забора колючка в три линии. Под напряжением?

— Вряд ли, — отозвался Кукин. — Вид у нее неухоженный, кроме того на электрическом заборе любая самая богатая фирма смертельно разорится.

Глядь, а Коля под видом дворника — куртку на другую сторону напялил — начинает какой-то плакатец с кирпичной стены отдраивать и подкатывает к ней мусорный бачок, и подпрыгивает и заглядывает по ту сторону забора, несмотря на маячащих вдали пешеходов.

— Даю объективку, Егор Саныч. На территории много хламья, разбитые автомобили марки «козел», старый автобус, обгоревшие ящики, еще одно кирпичное здание в три этажа со следами приличного пожара, на торце главного дома тоже прокопченности. По-моему, тут не так давно что-то полыхало… Все ворота закрыты, охранников и собаченций на территории не видно.

Коля спрыгнул вниз и, срочно поменяв дислокацию — на случай того, что кому-то намозолили глаза, — мы расположились на подоконнике дома напротив.

— Да надо поскорее туда влезать и как следует копытить, — убежденно произнес Кукин, прихлебывая пивко из заначенной бутылочки.

— Это же уголовка, Николай.

— Уголовка будет, если мы там что-нибудь слямзим. А так мы просто гуляем. Откуда нам знать, что через забор нельзя. Тут же нигде не чиркнуто «частная собственность» или «стой, сука, стрелять буду».

Через полчаса мы, вывернув штаны на обратную сторону, под видом разнорабочих приблизились к стене «Хроноскафа» в районе пустынного переулка. С собой несли только доску. По команде «стоп» мы не только остановились. Я прислонился к стене спиной, сделал руками ступеньку, после чего ко мне на плечи вскарабкался экс-десантник. Раз и, подтянувшись, он оказался на гребне стены. Потом я с помощью доски и кукинской руки тоже взобрался на забор. Вскоре мы были уже на той стороне. Никто не залаял, не направил слепящие прожектора. Территория была подмазана скудным светом зазаборных уличных фонарей. Да еще сочились фотоны от пары окон на первом этаже главного здания — там, похоже, ночевал стрелок.

Мы сперва направились к трехэтажному прокопченному домику c одной единственной дверью, рядом с которой висело несколько вывесок: "кооператив «Мокроступ», "компания «У Маши», "товарищество с ограниченной ответственностью «Зоосад», и так далее. Похоже, полусекретная организация сдавала в аренду свою площадь разным шаромыжникам. На удивление дверь была открыта. Пять минут хождений по этажам и стало ясно, что внутри все выгорело напрочь, — осталась только полуобугленная мебелюшка, железяки какие-то, внизу валялось несколько тюков всякого шмотья. Подвал же был залит по самое горлышко, наверное, пожарники перестарались. Или же кто-то соединил подвал с рекой для сокрытия ненужных вещей путем затопления.

— Не похоже на то, что здесь занимались золотом рейха и потусторонними мирами. — Николай спокойно закурил. — Впрочем, надо еще навести шмон в главном корпусе.

Насчет шмона он слишком разбежался. Со стороны двора крепкие двери главного корпуса были хорошо заперты и наверняка поставлены на сигнализацию.

Пытливый взор определил, что первый этаж имел сплошь зарешеченные окна, да и выше этажом на стекла были налеплены датчики.

— Ну что, Коля, зря все-таки ты хлобыстнул пива.

— А вот и не зря, Егор Саныч. Между корпусами дистанция метров пятнадцать. Поднимемся на крышу неглавного здания, перекинем веревку с повязанном на конце грузиком на трубу главного дома, она там обмотается и зафиксируется… а мы, соответственно, перелезем по ней.

— А у кого веревку возьмем, догадливый ты наш?

— У тюков на первом этаже, Егор Саныч. Они чуть ли не стропами парашютными обвязаны.

Смекалка — это еще не ум, по-крайней мере, у штатских. Так я себя утешал, пока Кукин вязал веревку и привязывал к ней гирьку.

Мы поднялись на крышу. С неба смотрела на нас Венера каким-то будоражащим подзуживающим взглядом. Пока я пересекался взглядом с хозяйкой ночи, Кукин покрутил над головой утяжеленный веревочный конец, бросил его и действительно зацепил дымовую трубу на соседнем здании, если точнее, притороченную к ней антенну. Грузило там худо-бедно обмоталась — Кукин подергал веревку и она не соскочила — после чего закрепил второй конец на той трубе, что торчала рядом с нами.

— Парашютисты, само собой, высоты не боятся, — констатировал Коля и, обхватив веревочную трассу руками и ногами, двинулся над пропастью. Кстати, перемещаться приходилось «в гору», поскольку крыша главного задания была повыше на этаж, чем жестяная кровля кирпичного дома.

— Лучше бы ты, Николай, был морским пехотинцем. Высоты бы боялся, но зато хорошо вязал бы узлы.

Коля, несмотря на пиво, довольно бодро преодолел дистанцию, хотя было заметно, что к концу пути он выдохся. Но Кукин ведь был крепким мышечно развитым парнем, да и годков на десять посвежее чем я.

К середине пути я познал, что не могу одновременно держаться за веревочную тропу и перебирать руками — хотя это необходимо для движения. Скошенный вниз глаз нарисовал мне мрачный колодец, уходящий в погреб небытия. Я задергался, но страстные телодвижения ничего не давали мне кроме окончательной утраты силушек. Колодец тянул меня, наливал тяжестью, высасывал волю, мне казалось, что на дне его вижу человеческую физиономию, постепенно превращающуюся то в морду ягуара, то в клюв стервятника, то в раскрытую пасть змеи. Обращение к положительным примерам, к подвигам скалолазов и бравых спецназовцев, ничего не давало мне. Но потом перед каким-то полувнутренним взором пролетела птичка типа колибри, оставляя после себя светящийся след, как бы линию счастливой судьбы. И от птичкиной легкости мне тоже полегчало, я будто сбавил килограммов сорок веса, оставшись при прежней силе — казалось, взмахну ладошками и полечу. Но я этого благоразумно делать не стал, а использовал прилив мощи, чтобы закончить мучительный путь.

— Я уж думал — забурел командор. Вы бы ремнем для страховки попользовались, — разумно сказал Коля.

— Раньше надо было предлагать, — гавкнул я, презирая собственную тупость.

Конечно, Кукин не ощутил всего трагизма. Ведь не просто так ослабели мои мышцы, ну не прибредилось же мне, что какая-то сила старается отправить меня в режим пике. А может и прибредилось. В момент перебздения черт те знает как начинает куролесить умная начинка черепа — это я по войне знаю.

Впрочем, размышлять о подобных вещах было и бесполезно, и вредно, ведь, когда играешь в футбол, не думаешь, что соперник шарахнет тебе в нос из газового баллона.

Мы нашли на крыше «Хроноскафа» чердачное оконце — в отличие от оконных проемов на этажах там не было никакой сигнализации, да и вообще стекло разбито. Оставалось только влезть.

Вскоре стало ясно, что пожар прилично погулял и в главном корпусе. На чердаке хранилось много всяких обгоревших вещей, не такого, правда, барахла как в соседнем доме, но, в общем-то, ничего примечательного. Почерневшие металлические шкафчики и сейфы свидетельствовали о некогда протекавшей здесь секретной деятельности.

Впрочем ниже этажом мы увидели совсем не то, что ожидали. Большой зал, разделенный невысокими прозрачными переборками, новомодная обстановка, компьютеры-персоналки с модемами, факсы, ксероксы, стеллажи с папками — обычное помещение для фирм, занимающихся торговой или финансовой деятельностью. Заметно было, кстати, что ремонт и переоборудование случились не так уж давно и не повсюду. Лестницы и коридоры сохранили весьма унылый казенный вид, а кое-где остались отметины от сажи и копоти. Я включил один из компьютеров, два накопителя были запаролены и не получилось туда влезть, но открытые каталоги оказались полны всякой муры — биржевые и фондовые справки, цены на мировых рынках, сведения по поступлению товаров от поставщиков и отправкам получателям. Оптовая торговля, да и только; не похоже, чтобы закрытые каталоги могли хранить разведывательные данные или научные программы.

Ниже этажом были офисы, тоже модернового вида. Кукин довольно умело вскрыл парочку из них и у меня возникли большие сомнения насчет рода его занятий на гражданке.

Судя по папкам в шкафах и бумагам в столах, тут тоже настойчиво занимались коммерцией.

На втором этаже аналогичная ситуевина. Видимо здание подверглось серьезному переустройству.

На первом этаже располагались столовые, буфеты, подсобки и — ничего намекающего на иные реальности, машины времени, хрональные поля и тому подобное фуфло.

В конце коридора, в вестибюле, у входных дверей, кемарил вахтер.

— Наверное, не стоит тревожить его покой и бить по кумполу, — шепнул я компаньону. — Нынче «Хроноскаф» — это куча всякого малоинтересного говна. Недаром же он в справочнике присутствует, как и любая нормальная коммерческая контора.

— Ладно, тогда шуруем на крышу. Вам, Егор Саныч, уже не карабкаться, а съезжать по веревочке предстоит. Так что приободритесь.

На третьем этаже Кукин неожиданно задумался:

— Сбоку от вахтера какая-то дверка была, а перед ней несколько ступенек вниз. Может, она в подвал ведет?

Мне уже неохота было возвращаться, но Кукин настаивал:

— Если мы сейчас, Егор Саныч, обратно через забор полезем и нас заметут, так ведь зазря пропадем, чувство неудовлетворенности останется. С ним в тюряге трудно будет жить и работать.

После таких убедительных слов мы вернулись вниз. План действий был идеально прост. Я уронил в коридоре ведро с пожарного стенда, вахтер очнулся и отправился глянуть, с чего это шум. На входе в коридор его скрутил Кукин, а потом я на пару с бывшим десантником принайтовал охранного воина к стулу.

— Что в подвале, любезный? — вежливо спросил я пленного.

Вахтер зашнырял туда-сюда глазками, но, осознав, что спасения ждать неоткуда, быстро раскололся:

— Да туда во время пожара и даже после того сносили вещи со всего здания… Но там ничего интересного, только разная рухлядь.

— Суди, дружок, не выше сапога… А кто, кстати, велел туда все сносить?

— Генерал… извините, зам директора по административно-хозяйственной части Сайко.

Уж не тот ли гэбэшник Сайко, который прозвучал в рассказе доктора Крылова?

— Ну, пленный, а где же ключи от подвала?

Вахтер показал челюстью — руки-то были связаны за спиной — на стенд. Там имелся и искомый ключ, и кнопка, снимающая сигнализацию с подвальной двери.

В благодарность за это Кукин вложил вахтеру в рот жевательную резинку, а в связанные руки — какую-то железяку, названную смекалистым пареньком противотанковой гранатой. Кажется, вахтер поверил. Он замер, боясь сделать лишнее телодвижение, а мы со Николаем направились в подвальный поход.

Это был не подвал, а Подвал. Капитальнейшее сооружение, полностью воплотившее замысел архитектора-маньяка: создать кносский лабиринт.

Лабиринт отражал историю здания в частности и историю человечества вообще.

Тут была мебель минувших веков, венские стулья, бюро стиля «барокко», сервант стиля «ампир», дубовые столы стиля «советский вампир», красные знамена, противогазы, плакаты Осоавиахима и НКВД. Ворохи каких-то брошюрок, инструкций, циркуляров, относящихся к работе органов внутренних дел тридцатых-сороковых. Энциклопедии Брокгауза и Граната, французские и немецкие книжульки девятнадцатого века, разные там Бенжамены Констаны и Клейсты, здесь валялись даже дипломные и диссертационные работы петербургского университета за девятисотые года. Похоже, подвальная коллекция появилась за счет знаменитых чекистских реквизиций. Конечно же, ценное имущество утекло во всякие Гохраны и на красно-чиновные дачи, а никому не нужные следы изъятых жизней оказались здесь.

Впрочем, мы со Кукиным искали то, что имело бы отношение к работе специнститута КГБ СССР.

И странные вещи стали попадаться. Вислоухие идолы с островов Океании, шаманские маски из Монголии, черепашьи панцири для гаданий из Китая, статуэтки Будд из Непала и мандалы из Тибета, каменные фаллосы Шивы из Индии, древнеегипетские саркофаги, шумерские клинописные таблички, южноамериканские амулеты, африканские… высушенные головы — этого добра здесь тоже хватало.

Подвальный коридор раздвоился, потом растроился, наши попытки разделиться и вести поиски по нескольким направлениям разбивались о сложное устройство подземелья. Больше всего хотелось не потеряться в откровенно жутковатой тьме, где там и сям на тебя могли взглянуть то индийский ракшас — пожиратель сырых человеческих потрошков, то божество-кровохлеб с ацтекского барельефа.

Впрочем в подземелье не содержались какие-либо намеки на машину времени и прочие транспортные средства, доставляющие в иную реальность. А времени было в обрез. Уже два ночи. Вахтер мог доползти до кнопки вызова милиции или же не ответить на контрольный звонок из ментовки, что опять-таки послужило бы сигналом. Может, на выходе нас уже ждут. Ну и помнут же!

Неожиданно в мой мятущийся внутренний мир проник бодрый голос Кукина.

— Эй, Саныч, тут шкаф, весь набитый магнитными лентами.

— Музыка что ли?

— Музыка для железных вычислительных ящиков. Здоровенные такие бобины.

Это были магнитоленты от устаревших ЭВМ, «еэсок» и «эсэмок». Конечно, в такой куче я вряд ли бы разобрался, если бы не аккуратная запись на некоторых футлярах: «В архив. Бореев, 23 августа 91 года.»

Где-то в глубине подвала раздался хлопок, я от неожиданности присел и почти сразу почувствовал, что ногам стало мокро и неуютно. Луч фонарика высветил большую лужу, в которой я мочил подметки и которой полминуты назад не существовало.

— Ты сделал эту лужу, Кукин? — строго спросил я.

— Да, что я слон? Уже ведь мокро по щиколотку.

Я спешно засунул пару интересных бобин в полиэтиленовый пакет, потом запаял его с помощью зажигалки и спрятал в свой вещмешок. Когда мы собрались в обратный путь, холоднючая вода уже достала колени даже у длинного Николая.

— Откуда такая волна, наводнения вроде не намечалось?

— А если из подвала соседнего дома? Похоже, кто-то взрывчаткой сделал проход. Или вообще задействовал тоннель, соединяющий это подземелье с рекой Невой, — резонно заметил Коля. — Менты такую диверсию вряд ли сообразят. Может, это наши джигиты или так называемые среднеазиаты подсуетились?

Тут в качестве ответа на вопрос ударила очередь поверх голов. Мы сразу присели и вода постаралась попасть нам в рот.

— По-моему, мы попали в оборот, — заметил, выплевывая довольно неаппетитную жидкость, Коля. Я ее тоже активно выплевывал, поэтому не смог отозваться. А еще я запсиховал, потому что в голове царила полная тупость насчет возможных вариантов спасения.

— Не надо сразу захлебываться, Егор Саныч, давайте подаваться в противоположную сторону от выхода, — предложил Кукин.

— Но почему именно туда?

Он, не удостоив ответом, нырнул и поплыл. Тоже пришлось сделать и мне, потому что кто-то снова нажал спусковой крючок. Пули ударили по воде совсем рядом с моей головой. Не думал я, что придется заниматься подводным плаванием в подвале здания на Петроградской стороне. Фонарик еще работал и высвечивал там и сям страшные зыбкие рожи южноамериканских и африканских идолов — впечатление такое было, что подвальное плавание ведет меня ровно в преисподнюю.

Я вынырнул и к своему большому огорчению заметил, что один из неприятелей совсем рядом, более того свет его фонаря слепит меня. Я знал, что за светом последуют пули. Надо было срочно нырять, но тут слепящий луч растаял в воде, вместе с тем послышался звук крепкого удара и всплеск. Вскоре луч снова направился на меня, но одновременно раздался знакомый голос.

— А, Егор Саныч… пока вы тут стометровку сдавали, я спрятался за саркофагом. Теперь у нас есть пистолет-пулемет. Кажется, «беретта».

И снова загавкали стволы. В свете своего и Кукинского фонаря я различал три человеческих силуэта метрах в тридцати от нас, ближе к началу коридора. Уровень пола там был повыше, поэтому вода не слишком скрывала их. Они были неплохими мишенями, однако садили из пистолет-пулеметов. Кукин пришил одного из них, после чего нам снова пришлось отступить. Вскоре дно ушло из под ног; хорошо, что при этом коридор сделал изгиб и мы вышли из зоны обстрела. Навстречу проплыла мумия не то египтянина, не то индейца с шикарными черными волосами, которые набились мне в разинутый рот. Пока я отбивался от трупака, возле поворота, который мы недавно миновали, появился неприятель. Он мощно, как ватерполист, бурлил ногами, создавая подъемную силу, в руке его маячила граната. Ну, это кранты.

Вот рука грозно замахнулась, однако кто-то произвел профилактический выстрел. Это не Коля сработал, он больше занимался плаванием. Рука врага вместо мощного броска практически выпустила гранату, которая, конечно же, вскоре грохнула. Я в последний момент успел зацепиться за какой-то железный шкаф. Это было правильно, потому что следом меня словно ударило стеной. Стена превратилась в горячую гущу и наконец снова в «аш-два-о». Тогда я вынырнул. На поверхности не было видно ни неприятеля, ни Кукина.

— Коля! Кончай придуриваться, вылезай.

Вместо Кукина появилась странная фигура в гидрокостюме, с миниатюрным аквалангом. В руке у нее был странный длинный пистолет, похоже не боящийся сырости.

— Это еще что за черт? — не удержался я от реплики.

Фигура сдвинула маску на лоб.

— Это не черт, а дама, — произнесено было явно женским голосом.

Похоже, эта чертова дама и пришила неприятеля с гранатой. Впрочем, дамин голос казался мне знакомым. Жалко, что фонарик мой почти сел.

— Мы с вами где-то встречались? — решил уточнить я.

— Ну, иди поближе, Хвостов.

Я понял, что это Нина Леви-Чивитта задолго до того, как добрался до нее. И тут снова началась стрельба. Насколько можно было разобрать — кто-то подплывал на спасательном круге с автоматом и гранатометом.

— Сейчас будем нырять, — крикнула мне Нина в промежутке между очередями. Она протянула мне маску и небольшой ранец с баллоном. — Натягивай.

Я кое-как нахлобучил маску, зажал мундштук, после чего госпожа Леви-Чивитта потянула меня за собой, под воду. Мы проплыли мимо каких-то каменных азиатских драконов, мимо надгробной плиты с грустной надписью на латыни, мимо малоизящной статуи богини Кали с ожерельем из черепов, мимо квадратного индейского божества с клыками хищника и отрезанными головами в лапищах. Мне на мгновение показалось, что божество не каменное и глазки-бусинки у него светятся нехорошим огнем, а клыкастый рот ухмыляется.

Потом мне стало не до мистических заморочек, потому что мы принялись протискиваться в какую-то дырку в полу, похоже, отверстие люка, и едва не застряли там вдвоем. Наконец, Нина покрутила пальцем около виска, я пропустил женщину вперед, а сам направился следом, ориентируясь на ее круглую попку.

Мы вначале опускались в тесном колодце, который, загнувшись, превратился в тоннель. Дама неплохо знала дорогу, поэтому даже протаскивала меня сквозь узости. Преодолев обломки взорванной решетки, мы оказались в большом водном объеме. Внизу шевелился ковер из водорослей, справа уходила ввысь буро-зеленая стена, над головой было зыбкое смутное «небо». Мы явно бултыхались в реке. Темное пятно наверху, как я вскоре догадался, было не облаком, а днищем небольшого суденышка.

Когда мы вынырнули на поверхность, крепкие руки немедленно втащили нас на борт. А еще через полминуты мы уже пользовались благами цивилизации в каюте катера. Довольно неплохой каютке с полированными дубовыми и сияющими никелированными поверхностями, с баром, с японским телевизором, с радиотелефоном.

Нина скинула маску и сдернула непромокаемую материю с головы. Черные кудряшки рассыпались по ее плечам. Ее рука взялась за молнию и стала продвигаться вниз, высвобождая и раскупоривая из объятий гидрокостюма женское тело. Застежка дошла до «буферов», еще немного и в мои глаза влетело бы весьма аппетитное изображение двух розовых «кнопочек», но тут дама обратила ко мне свой резкий каркающий голос.

— Basta, bambino, ты кажется большой любитель халявы. Ну-ка, повернись и смотри на дверь. Она как раз подружка для тебя.

В таких условиях пришлось повиноваться. Утратив источник положительных эмоций, я задумался о том, насколько продрог в осенней водичке.

— Мне не во что переодеться, Нина. — Голос был уже жалобным, но еще мужественным.

— А мне какое дело. Я не могу решать все твои проблемы. Ну, разве что подарю жетон на метро.

— Мне нельзя появляться дома, там вся квартира трупами закидана, а деньги из моего кармана вымыло в подвале. Там все просто кипело, понимаешь. У Коли Кукина был толстый кошелек, но они оба куда-то запропастились.

— Ну тогда продавайся мне в рабство, славянин. Будешь собирать выделения, оставленные на газонах моими собаками, — скверным вызывающим голосом произнесла дама.

— Нет, никогда, никогда, — я постарался быть обиженным и твердым. Ишь выдумала, сука забугорная.

Я обернулся. Нина была уже не в гидрокостюме, и не в том полярном прикиде, которым она щеголяла на памятной северокавказской станции. Госпожа Леви-Чивитта обрядилась в довольно свободную юбчонку-клеш, из-под которой выглядывали стремные ножки равномерно подкрашенные средиземноморским солнцем. Да и джемперок явно демонстрировал, что между ним и бабьим естеством ничего нет.

— В рабство? — я еще раз подумал, оглядывая женские обводы и округлости. — За дешево никуда не продаюсь… Ладно, я рвану от вас даже без всякого жетона, шпионы прокля…

— Silenzio, тише, — она поднесла пальчик к губам. — Мой сопровождающий чикаться не будет, раз и вернет тебя обратно рыбам.

Так, меня припугнули. Теперь будут выуживать информацию, а затем все равно отправят кормить рыб. В руках у Нины нет оружия, однако не исключено, что «сопровождающий» — тот крепыш, что втащил нас на борт — потихоньку держит меня на мушке. Вон как раз скрипит пудовыми башмаками по палубе.

— Хвостов, что ты лелеешь в своем рюкзаке? — въедливо произнесла допрашивающая сторона.

— По-моему, вы и так достаточно в курсе всех дел.

— Хвостов, мы все равно узнаем, что там, — дама подошла к зеркалу и стала прихорашиваться. Почему-то она уверена, что я не дам ей сзади по кокошнику.

— Зачем тогда спрашивать, Нина? Узнаете, когда найдете советскую ЭВМку-пенсионерку серии «ЕС».

— Да, это действительно сложно… Так почему ты присвоил эти, надо полагать, магнитные ленты?

Стопроцентно запираясь, я пожалуй ничего не достигну. Вот подозрительно заскрипела палуба где-то совсем рядом. Я выудил из пакета бобины и показал на надписи.

— Сайко, Сайко. Cognome. — Нина словно попробовала на вкус фамилию гэбэшника. — Вроде бы знакомое слово.

Женщина достала из ящика стола компьютер размером с небольшую шахматную доску и стала быстро перебирать клавиши, при этом бибикал радиотелефон, стоящий около иллюминатора. Видимо, ответ вскоре поступил на экран, потому что Нина произнесла: «Va bene» и захлопнула свой «ноутбук».

— Позвольте осведомиться — мы же все-таки старые знакомые — что сообщает разведцентр насчет Сайко? — попробовал выпытать я.

— А вам что известно, мужчина?

— Это высокопоставленный гэбэшник, который в девяносто первом году занимался контактами третьего рода, так сказать, с иными реальностями.

Надеюсь, я ничего не выдал врагу. Контактами с иной реальностью занимается любой алкаш.

— Caro Егор, этот Сайко — не просто гэбэшник, а генерал-майор, — ответила с некоторой откровенностью Нина. Известно, что в начале восьмидесятых он курировал работы по использованию так называемого Ф-поля, Поля Судьбы.

— Что-то не слыхал такую сказку. Ну-ка, наплети еще.

— Если это и сказка, то ставшая былью. Ученые из системы ГБ пытались использовать силы судьбы, причем небезуспешно, но потом у них что-то не заладилась и в результате неудачного эксперимента был вдрызг раздолбан специальный исследовательский центр под Москвой. Достоверно известно, что тогда там присутствовал и получил серьезную травму будущий генеральный секретарь сеньор Горбачев.

Ну, ахинея. Вокруг меня замкнулось кольцо бреда. И я не могу ни принять такой треп на веру, ни отвергнуть его напрочь. В подобных ситуациях люди быстро свихиваются.

— Елки-палки, Нина. Если в этом присутствует хоть одна элементарная частица правды, то Сайко должен знать чертовски много. Удивительно, что его еще не пришили, также как и майора Крылова… Тьфу, зараза, может вы и убили доктора.

— Stupido, если мы бы встряли в это дело на день пораньше, то доктор Крылов был бы жив-здоров и я бы его расцеловала. — Дама отпустила в пространство воздушный поцелуй, который выглядел несколько жутковато.

— Кто же его убил, Нина? Джигиты, Абубакар? Кто навалился на нас в подвале?

— Абубакар у нас работает на подхвате. Кроме того, не джигит он, а армянин. Настоящее имя — Гарик Арутюнян. В девяносто первом его прихватили люди из мусульманского братства батал-хаджия. Чтобы уцелеть, Гарик принял ислам и вынужден был покупать для них оружие. Когда мы пообещали ему защиту, он перекинулся на нашу сторону. Аслан, тот что с бородой, он как раз один из лидеров батал-хаджии, но ему для поиска сокровищ нужен был и ты, и Крылов в живом виде. По-крайней мере, поначалу.

— Так кто же убивает, выдергивая при этом сердце словно на мясобойне? — почти выкрикнул я.

— Мы не знаем. — Мне показалось, что в голосе Нины мелькнула нотка сочувствия к доктору Крылову. — Но узнаем обязательно…

— Да откуда вы вообще взялись? Похоже, Нина, ты подслушала наш с доктором разговор в госпитале. Между прочим, подслушивание сейчас порицается даже в развивающихся странах.

— Мы не могли пустить это дело на самотек. Кстати, из-за того, что мы стали следить за тобой, твоя misere душонка осталась прикрепленной к телу. Пришлось мне и катер нанимать, и гидрокостюм напяливать, и подвал затоплять, чтобы проникнуть к тебе с неожиданной стороны. Иначе перестрелка длилась бы много дольше, поучаствовали бы в ней менты и чекисты, и получилось бы больше трупов… Короче, после всего сказанного, Хвостов, ты должен сотрудничать с нами.

— Иначе вы меня грохнете?

— Не исключено, mio amico Егор. Но еще вероятнее то, что мы тебя отпустим — и ты не проживешь двух дней, потрошители обязательно до тебя доберутся и расфасуют. А пойдешь в милицию — так тебя же она упрячет на нары, бегал ведь от нее.

— Я не стану, виляя хвостиком, сотрудничать с ЦРУ. Не дождетесь, господа! — твердо было заявлено шпионам и реакционерам из Лэнгли.

— Я не из ЦРУ, я из особой неправительственной организации, которая занимаемся… ну, поисками неправедно накопленных сокровищ. Базируется она в Лозанне, — сообщила не слишком внятную информацию госпожа Леви-Чивитта.

— Ах, Лозанна… И в чем мое сотрудничество будет заключаться, Нина?

— Ну, во-первых, Хвостов, ты полностью расколешься и расскажешь нам все, что тебе известно.

— Ага, разбежались. Я потреплюсь, а потом мне скажут «спасибо» и под зад коленкой. Мне нужны гарантии, что после того, как я объясню вам, что почем, меня посадят на самолет, летящий в Гонконг, и сунут в карман десять тысяч баксов в счет найденного в будущем сокровища. С оттопыренным карманом я, пожалуй, сумею обеспечить свою безопасность.

Дама откупорила ловкими и сильными пальчиками две банки пива, одну из них протянула мне.

— Егорушка, ты правильно сказал, что сокровище найдется в светлом будущем, in futuro, так что пока никаких тысяч баксов. Кроме того, все что ты знаешь, я уверена, тянет на какую-нибудь сотню долларов, поэтому рот особо не разевай. — Нина разбиралась «что почем» и я сразу сообразил, что имею дело с матерой капиталистической акулой.

— Несмотря на этот беспрецедентный прессинг, уверен, что вам чего-то от меня требуется… — я прихлебнул халявный «Tuborg». — Ладно, возьмите меня в дело, согласен на процент от прибыли… Или…

Я еще раз обозрел Нинины ножки, повел рентгеновский взгляд от круглых коленок выше и выше. Неожиданно включилось и заработало мое секс-начало.

— Я все расскажу и даже покажу с помощью рук и так далее, когда мы окажемся без лишней одежки на достаточно близкой дистанции.

Она не опешила, не закричала: «каналья».

— Чтобы войти в серьезное дело, Егор, надо себя показать с лучшей стороны. Чтобы оказаться со мной на достаточно близкой дистанции, да еще без лишней одежды, тебе надо стать трупом в морге, впрочем как и мне.

— Да, это вдохновляет. — Секс-начало сразу стало секс-концом.

— Ладно, Хвостов, проверим твои способности. Что нам в первую очередь стоит сделать?

— Вычислить Сайко.

— Этим мы и займемся, — согласилась дама.

Стоп. А как же Коля Кукин?

— Но мне надо найти еще своего дружка.

— Хотя этот верзила мне никогда не нравился, я все же рада, что ты его вспомнил. Впрочем, ты ничем ему не поможешь. Если он утонул, то сейчас его заботят совсем другие вещи. Если живехонек, то сейчас его допрашивают в этом… да, КПЗ.

Нина достала из рундука какие-то шмотки и метнула мне. Я машинально перебрал одежку и взвился.

— Я что — клоун? Какая-то цветастая рубаха, ковбойские сапоги, да за кого вы меня принимаете?

— Так все ходят у нас, на диком западе. Очень милая одежонка. Кроме того, тебя ищут разные плохие люди, brutti cattivi segnori. А в этом стильном наряде ты не будешь похож сам на себя. Еще вот напялишь черные очки и наклеишь усы, стиляга… А магнитные ленты, кстати, я пока возьму в залог, потом отдашь нам баксами за свое вызволение из страшного подвала.

Того и следовало ожидать, в этом мире никто не хочет спасать меня бескорыстно. Несмотря на расстройство чувств, через пять минут я был прикинут как техасский фраер. Мы с Ниной перешагнули через леера катера и оказались на гранитных ступеньках, ведущих вверх, на Аптекарскую набережную.

Там нас поджидало черная машина марки «вольво» с большим объемом двигателя. Водителем был тот самый крепыш-"сопровождающий", сейчас я рассмотрел его широкие плечи и шрам на южноевропейской бандитской физиономии.

Мы уселись в просторную кабину, так что между мной и Ниной оказалась еще карта пригородов.

— Сейчас Сайко должен быть на даче и мы уже в курсе, где она находится. В Комарово, — оповестила Леви-Чивитта и махнула рукой водителю, дескать, трогай. — А магнитоленты мы всегда успеем прочитать, даже если для этого придется построить специальную машину.