11

Взгляд летел вдоль священных серебристых вод Титикаки, но они не кончались и в конце концов сливались с низким небом. Берега густо заросли камышом и тростником, в которых таились и зверь, и птица.

Сведущие люди, Жрецы и Учителя говорили, что у озера нет дна и оно напрямую сообщается с другими мирами. Недаром из его вод вышел Отец Вещей, Душа Живущего, бородатый Кон-Тики Виракоча, вдохнувший жизненное тепло в грязь, ставшую первым человеком. А позднее священные воды родили первых инков, Манко Капака и Маму Окльо.

Через святое озеро приходят для телесного воплощения небесные духи. Через святое озеро телесные души покойников нисходят для сохранения в нижний мир. Тот, кто построит на священном острове храм Духа Всего Живого Кон-Тики Виракоча, будет ведать тремя мирами. Так говорят Жрецы и Учителя.

Но сейчас я сомневался, возможно ли вбухать в бездонное озеро столько камней и щебня, чтобы проложить дамбу до острова.

Мы шли по тростникам и камышам, стараясь не приминать их, не взбаламучивать воду, не поднимать птиц и даже не пугать рыб. Мы просили духа-Хозяина этих вод не открывать нас недругам. Пару раз Носач протягивал мне пожевать стебелек какого-то водного растения, по-видимому бывшего жилищем духа-Помощника.

Однако, несмотря на ублажение, доставляемое Помощником, голодный демон грыз меня изнутри, все сильнее и сильнее. Попытки изловить водосвинку капибару или водяную крысу агути успехом не увенчались, но привели к тому, что Носач чуть пальцев не лишился. Водосвинка в период гона оказалась не менее свирепой, чем пума.

Однажды, в сумеречный час я наткнулся на гнездо, из которого поползли маленькие нежненькие черепашки, радостно стал собирать их в котомочку, не обращая внимания на то, что оттуда же потянулись и какие-то забавные ящерки. Едва я закончил работу, как на меня пристально посмотрели два злых огонька. Я понял свою ошибку — маленькие ящерки были детишками здоровенного черного каймана. Дух-Хозяин озера принял его обличие и двинулся на меня, чтобы разделить на куски, неспособные сохранить телесную душу. Во время отчаянного бегства я не только потерял черепашек, но и был весь исцарапан, исхлестан травой и ветвями. Я выл, запутавшись в кустах, пока меня оттуда не вытащил Носач и не напомнил, кто такой Ягуар-Скиталец.

В одном месте узкий и довольно высокий мысок вдавался в озеро. Когда преодолели его, тростники внезапно кончились и мы оказались перед огромным бальсовым плотом, на котором стоял дом. На плоту нас сразу заприметили и десятка три длинных луков посмотрели в нашу сторону. Лица стрелков были закрыты позолоченными свирепыми масками. Мы зыркнули назад, но там, над тростниками, уже качались оперенные копья. Дюжина крепких мужланов толкнулись шестами и плот подошел поближе. Не дом, настоящий дворец был воздвигнут на нем. Покрытые глянцем доски скреплены золотыми клиньями и серебряными скобами, по четырем сторонам — светильники в форме водяных демонов, возле плавучего дома плавучий двор, на котором стоят деревья из бронзы с изумрудными, рубиновыми и бирюзовыми плодами.

На краю плота показался воин в плаще из красных перьев и набедренной повязке из шкуры ягуара, с высоким плюмажем на шлеме-черепе большой змеи, с топором на плече, чей обух украшал крупный алмаз. То был уаранку, воин личной стражи Верховного Инки. Я сразу понял, кто это, хотя раньше никого подобного не видел.

— Ну-ка, комки грязи, живо плывите сюда, — велел суровый воин.

Делать нечего, мы втроем кинулись вплавь, хотя близкое дыхание Властелина заставляло коченеть руки больше, чем холодная вода. Когда мы вскарабкались на плот, нас провели в дом мрачные квадратные бойцы с топорами на плечах.

Моих товарищей заперли в какой-то каморке, а меня завели в покой из красного дерева. Тут стояли золотые сосуды с узкими горлышками, и чаши из сплава золота с серебром, и лазуритовые кубки, похожие на отсеченные головы. Все под ногами было покрыто коврами из шерсти серебристых лам, лежанка представляла собой спину позолоченного изваяния пумы. У входа-выхода пучили розовые аметистовые глаза черные агатовые идолы духов-покровителей этого плавучего жилища — уискамайоков. Каждый из них мог похвастаться яшмовым поясом в виде змеи. Я поднес ладонь к оку одного идола и заметил как сузился и блеснул красным огоньком зрачок. Впрочем, несмотря на грозный облик, взгляд у них был довольно снисходительный.

Все в этом доме дышало мощью Властелина и близким присутствием богов, казалось, что от одного прикосновения к предметам я заряжаюсь бодростью необыкновенной.

К тому же, в одном из золотых чеканных сосудов с изображением Земной Матери я нашел сухие фрукты, а в инкрустированном бирюзой кувшине немного превосходной чичи, глотнув которой растянулся на лежанке-пуме.

Открыл глаза, когда почувствовал вблизи тело, причем женское. А затем к ощущению добавился образ. Из ее глаз смотрела сама Венера-Часка, а на ланитах словно отражалась Луна-Килья. Золотое кольцо в ноздре придавало еще больше прелести ее нежному лицу. На тонких запястьях играли сапфиры, обсыпавшие золотые же браслеты. Шейку подчеркивало ожерелье из круглых белых и кажется костяных шариков, со вставленными изумрудами — что весьма напоминало выдавленные глаза. Мягкую ткань туники натягивали те «яблочки» наливные, с которыми не прочь поиграть каждый уважающий себя индеец вроде меня. Два зуба, как и полагается по местной моде, были подпилены. Ножки, смугленькие и точененькие, тоже были хорошо заметны, особенно благодаря браслетам с бубенчиками.

Елки-пальмы, она довольно похожа на ту девицу, которая то ли пригрезилась, то ли взаправду морочила меня у Кориканчи в Куско. С такой штучкой надо бы поосторожнее. Мне даже показалось пару раз, что очертания незнакомки расплываются и я вижу страшно сексуальный образ полубабы-полуягуарши. Я быстро перешел из лежачего состояния в сидячее.

— Что это всполошились, господин мой? — послышался голосок гостьи.

— Какой это я тебе господин? Я тебе господин не больше, чем вон тот горшок.

— Велено быть во всем вам послушной, — последовало краткое объяснение.

— А если бы тебе велели слушаться во всем этот самый горшок?

— Так бы оно и было, — кратко доложила девушка.

А что, тоже правильно.

— И если я тебя поцелую взасос?

— Так тому и быть.

Я взял паузу на сомнения. А если она из Дома Избранниц? Вдруг мою душу захватил в свою власть посланец Супайпы и подначивает? С другой стороны, девица может быть куклой на чьих-то ниточках — страшно даже подумать чьих.

Я, тем не менее, прикоснулся к неведомой избраннице, а потом взял ее более основательно и занялся поцелуем. Похоже, меня на это дело тянула и подталкивала какая-то высшая сила.

Внезапно заиграла музыка, и флейты, и барабаны, и тамбурины, и дудели. Кто-то запел о любви сильным чистым голосом. Дверь открылась и появился сам Верховный Инка. Нет, сомнений быть не может. В головной повязке два пера птицы кора-кенке, концами вверх. На ушах подвески в виде солнц, золотой посох-скипетр с небесной двуглавой змеей в виде набалдашника. Плащ весь обсыпан драгоценными камушками, и алмазами, и сапфирами, и фиолетовыми александритами, и золотистыми топазами, и благородными опалами, так что получается изображение звездного неба. Полами плаща играют здоровенные кошки дымчатого окраса.

— А я все видел, — сказал Инка. — Жених да невеста…

Я заметался по комнате, наконец распростерся на полу, пытаясь заползти под пуму-лежанку. Сам Инка пожаловал! Да от него, наверное, небесные копья-молнии сейчас посыпятся. Не удивлюсь, если следующим в дверях покажется Отец-Солнце.

— Ну ладно, хватит, хорошего понемногу, — изрек Верховный Инка Уайна Капак и сделал жест, чтобы я поднялся.

Одна из дымчатых кошек пописала рядом с моим лицом.

Я хоть и поднялся, но сильно зашатался.

— Да, тебе, наверное, лучше посидеть, — с поражающей воображение заботой произнес Сын Солнца.

Я присел на лежак и тут до меня дошел уровень святотатства — я, ничтожный, сижу, а великий-то, стоит себе.

— Ничего, ничего, — уловил мои мысли Властелин и даже милостиво успокоил, — когда ноги твои окрепнут, то и встанешь на них. А поклонишься, когда сочтешь нужным по собственному разумению, а не из привычки.

От этих слов во мне проскочило какое-то сомнение.

— Вы, Властелин всех людей, Мировой Столб, Вселенский Кормилец, Верховный Инка Уайна Капак?

— Да, мы — именно то самое.

Человек с перьями кора-кенке щелкнул пальцами и пума, на которой я сидел, дрогнула и зарычала, а потом снова застыла. Человек с перьями кора-кенке хлопнул в ладоши и где-то раздался раскат грома, хотя небо было предельно ясным.

— Да, мы — Властелин всея Земли.

Великий был простым и близким, но величия от этого не терял. Мне стало хорошо и благостно оттого, что я приобщился к великим таинствам владычества, однако не пострадал при этом. А он по-прежнему обращался ко мне:

— Ты думаешь, легко управлять светилами, просить о чем-то Солнечного Отца Инти, Морскую Мамакочу, Земную Пачамаму, Небесный Огонь Париакаку? Ведь, между нами говоря, не всегда они хотят действовать по справедливости и угождать людишкам, которые для божеств что-то вроде микробов. А Супайпа — он вообще не склонен сотрудничать.

— Я не думаю, Повелитель.

— А надо бы, милый мой, хоть иногда. Высшие Силы, Владыки Судеб так далеки от людей, на людей им по-большому счету наплевать. Были бессмертные божества раньше homo sapiens и будут после. Вот тебе, наверное, не по нраву, что у нас на любой проступок одно наказание — даже если чихнул не в ту сторону, сразу хана, высшая мера. Ты спрашиваешь, почему такая жестокость? А я отвечаю. Во-первых, недостаток протеинов, — ты, наверное, такое словцо забыл, — поэтому приходится кушать друг друга и находить для этого любой благоприятный повод. Поголовье едоков не должно превышать поголовья еды. Во-вторых, при нашей неприветливой среде обитания требуется образцовый порядок, и чтоб никакой разболтанности. В-третьих, что значит конкретная песчинка в общем урагане жизни, который метет нас всех? Но при том, заметь, нет у нас трагической оторванности людей от себе подобных, от общества, государства и природы, никаких тебе неврозов, рефлексий, истерик.

— Дозвольте спросить, Повелитель, отчего я жив до сих пор?

— А вот это особый разговор, Егор. Давай оставим его на потом. Для начала я верну тебе часть памяти и соображения.

Он стукнул посохом, от него пошла волна, которая закружила меня вокруг собственной оси и вынесла на поверхность слова и мысли. Время резко ускорило свой ход, я в мгновение ока вспомнил и постиг все забытое, я снова поставил перед собой цели и задачи.

— Но почему вы говорите таким странным языком? Откуда вы знаете слово «протеины»? — почти выкрикнул я.

— Ого, очнулся, заголосил. Я еще знаю песню «не слышны в саду даже шорохи, все здесь замерло до утра…» Ты бы лучше спросил, отчего это ты вдруг заговорил на инкском «сима руми», то есть, старокечуанском языке?

Уайна Капак протянул руку и из середины моего лба вылетел попугай. Как бы небольшое пернатое облачко. Раньше были серебряные нити, а теперь это…

— Вот это твой переводчик, который помогает ушам и движет голосовыми связками.

— Ну что, поц, усек? — спросил попугай, вернее дух в птичьем обличии. Проникающие из-за стены звуки разговора стражников теперь казались настоящей тарабарщиной. Растаяли в голове даже названия некоторых сосудов и украшений. Я сразу стал нулем по части понимания кечуанских слов.

Но вот попугай снова влетел за мой лоб и имена с названиями встали на свои места. А странный Повелитель продолжил:

— Раскрою тебе секрет, я тоже пришелец в этом мире, но настолько давний, что могу называться старожилом. Нас было много на челне — тех, кто проник сюда. Но иных съели ягуары, других — акулы, третьих погубили злые демоны Супайпы, от четвертых остались только многочисленные дети. Да, еще до нас в этом мире стали возникать и появляться люди. Все они говорили на кечуа и имели повадки индейцев полутысячелетней давности. То есть всецело одобряли повальное людоедство, в том числе кровохлебство и жранье сырого мяса, уважали человеческие жертвоприношения, плотски любили верблюдиц-лам, сексуально эксплуатировали подчиненных и военнопленных, имели отвращение к колесу и так далее. Понимаешь, даже культуру людоедения и то приходилось им прививать.

— Этот мир имеет границы?

— Да, он имеет географические пределы: на юге и востоке — море, на западе и севере — джунгли. У него есть определенные границы в каждой точке, за которой начинаются верхний и нижний миры.

— И вы, товарищ Верховный, не пробовали продраться хотя бы через эти джунгли «за бугор»?

— Конечно, пробовали. И без толку. Просто на каком-то этапе джунгли становятся непроходимыми. Более того, мы строили из хлопчатобумажных просмоленных тканей приличные воздушные шары. Но они сталкивались с непреодолимыми ветрами. Впрочем, чего скрывать, есть у нашего мира «окошки», мы пользовались ими и еще не раз воспользуемся. А однажды пришлем вашему базовому миру-метрополии от нашего периферийного провинциального мирка очень дорогой подарочек. Алаверды так сказать.

Я сразу вспомнил таинственных «среднеазиатов». Значит, не только мы прорываемся в «карман», но из него непрошенные гости тоже жалуют к нам.

— Кстати, Хвостов, где твой приятель Крейн? Да-да, нас интересует этот господин, а еще больше доставшийся ему навигационный кристалл.

— Не знаю. Ну, хоть пытайте меня, не знаю я, — чистосердечно признался я.

— Ладно, ты не напрягайся так, Егор-Ягуар. Жить надо проще. И вообще, пора нам сообща из кубка пригубить.

Уайна Капак щелкнул пальцами и тут возник кое-кто с золотым кувшином в руках… Я удивился больше, чем при появлении Властелина всех людей. Возник Коля Кукин, прибарахленный как вся личная стража в красноперый плащ и шкуру ягуара, имелись и кольцо в носу, и волосы были упрятаны в трубочки, на шее висело ожерелье из когтей пумы, живот защищал широкий пояс, на которым были отштампованы оскаленные морды, шлемом служила черепушка какой-то матерой анаконды, на плече лежал нехилый топор, а внушительные бицепсы были украшены орнаментом-татуировкой и густо смазаны маслом.

— Ну ты и пугало, Колька.

Кукин слегка оскалился, но не отозвался.

— У него отключена большая часть памяти, — пояснил Уайна Капак. — Он живет как растения, животные и простые индейцы в замедленном и замкнутом времени, ему не требуется ничего нового, у него нет никаких личных притязаний. Он просто идеал.

Отключенный Кукин прилежно разлил спиртной напиток по кубкам и удалился. Из увеселительного сосуда Властелин пил гораздо ловчее, чем я, который то и дело заливал манишку.

— Зачем вам все это? — наконец спросил я. — Вы, похоже, пришелец из цивилизованных краев, где есть автомобили, унитазы. Я хотел добавить «магнитофоны», но не мог вспомнить, имелись ли они в продаже полвека назад.

— Ну-ну, друг Егор, у вас, увы, несистемный подход. Какие автомобили и магнитофоны может построить жалкая кучка людей, даже если она и ввалились из базового цивилизованного мира? Для этого нужна промышленность, разные ее отрасли, сотни тысяч рабочих и инженеров, тонны проектной документации. У нас есть тут сотни тысяч, но это — пустоголовые полудикари. Начать на голом месте и провести индустриализацию — это, значит, просто прикончить их психическими и физическими нагрузками.

— Я не заметил, Повелитель, чтобы вы особенно жалели своих граждан.

— Я могу пустить в распыл хоть половину моих индейчиков, и за десять лет эта половина вновь появится, как у ящерицы хвост. Но если я резко ускорю ход времени, если дам людям вместо простого одинакового труда сложный и специальный, то насколько разбухнут их притязания и амбиции! Они даже размножаться перестанут. Ты помнишь, как в мире-метрополии Хозяину Виссарионовичу легко было заварить индустриализацию, но уже через сорок лет люди перестали слушаться приказов и даже производить детишек. Нет, так как есть у меня — гораздо спокойнее. Впрочем, имеется здесь радиосвязь, а в столице несколько телефонных линий — для сообщения с Домом Избранниц, для предотвращения конфликтов на женской половине, так сказать.

— А у вас большой гарем? — почему-то поинтересовался я.

— Но он вообще-то не совсем мой, наполовину принадлежит Солнцу. Большой да запущенный, некогда даже вечера отдыха проводить. Жрецы, конечно, разъяснительную работу проделывают, но с индивидуальным подходом у них слабовато. Ладно, мы отвлеклись от вопроса индустриализации. Был тут один сильный электротехник, но его принесли в жертву в каком-то занюханном селении после того как он продемонстрировал игрушечного зайца на батарейках. Имеется у меня кое-какое оружие и пара рот приличных солдат, отличников боевой и политической подготовки — я, конечно, не про мужиков в перьях, это шуты гороховые. Так что, мои бойцы крепко потрепали твоих предшественников, когда они сунулись со своей бронетехникой в столицу. В том бою, кстати, твой приятель Кукин заработал по чайнику и попал ко мне в плен. Ничего, сейчас хорошо, верно служит. Между прочим, в наших краях пуля не так исправно работает, как в базовом мире, ты это учти… А теперь, давай-ка мы тебя переоденем.

Верховный Инка тряхнул колокольчиком, в комнату вошла стройная колонна слуг и внесла на вытянутых руках местный прикид.

— Переодевайся, хлопчик.

Я взял набедренную повязку из шкуры пумы. Один из слуг сразу приготовился завязать учетный узелок на шнурке-кипу.

— Не стесняйся, Егор. — Властелин обернулся к девушке. — А ты, Часка, пока отвернись. Он к тебе еще не привык… Ты привыкай к ней, Хвостов. У вас, конечно, вкусы разные, тебе, например, нравятся пироги с повидлом внутри, а ей — пироги с юношами внутри, но любовь ведь творит чудеса.

Часка — это, значит, Венера. У инков звезда с таким именем означает не только любовные утехи, но и связь с подземным миром Супайпы.

— Некоторые предпочитают набедренную повязку из ламы, потому что она щекочет яички и усиливает потенцию, — прокомментировал Верховный Инка, — но тебе потенция не особо нужна, тебе требуется воинственность и агрессивность.

Слуга принялся за учет и контроль.

— Набедренные повязки из шкуры молодой пумы — две штуки. Плащ хлопчатобумажный, из ткани кумпи, с перьями колибри на клеенной основе — одна штука. Кольцо золотое ушное. Ожерелье золотое с дисками из золотой проволоки. Пояс со сценами борьбы Отца-Инти и Властелина всех людей против мерзкого Супайпы, шлем из черепа акулы, инкрустированный, щит круглый, обтянутый кожей броненосца, топор с бронзовым лезвием, с насечкой изображающей Мать-Всех-Побед.

— Как ты мог уже заметить, золота у нас завались, — лично осмотрев обмундирование, вновь заговорил Инка. — И это совсем не то золото, которое приплыло из мира-метрополии — с подводной лодки-то пришлось спасаться вплавь, надувные плоты загружали едой, оружием и оборудованием. Так что, если мы когда-нибудь появимся в твоем цивилизованном мире, Егорушка, то нам, голозадым, не понадобится становится инженерами и механиками, мы навербуем их в нужном количестве за наше золотишко. Для нас главное — не образованные мозги, а сплоченность и воля к победе. Сплоченность у нас уже есть, а вот с волей к победе пока плоховато.

— Зачем вашим голозадым воля к победе? Кого вы сможете победить в цивилизованном мире-метрополии двумя ротами автоматчиков? Ну, подмажете пару сотен инженеров и механиков своим золотишком. А потом вами займутся ЦРУ и КГБ и выведут все на чистую воду.

— Мы войдем в твой расхристанный мир, как пальцы входят в кашу, — вежливо оспорил Инка. — Моих ребят нельзя расколоть. Их нельзя купить и запугать. Я могу любому своему подданному приказать, то есть закодировать властным взором, и он съест сам себя, начиная с подметок. Продемонстрировать?

— Не надо, верю.

Повелитель свистнул и вошел служка с подносом, на котором лежал мой «сивильник».

— Вот эта штука может предсказать, что с тобой будет в лучшем случае через полчаса. А я тебе скажу, что с тобой случится в течение полугода как минимум. Я знаю твою судьбу, как свои пять пальцев. Вскоре мы с тобой распрощаемся — устроишь после этого банкет и танцы, — конечно же, я тебя отпущу вместе с Кукиным. Выделю также для увеселительных и камбузных работ девушку Часку. Ты же поднимешь против меня мятеж… — буднично произнес Властелин.

Я усиленно замотал головой.

— Да я — за вас, Повелитель. Да здравствует нерушимый союз трудящихся инков и их руководства в лице товарища Уайна Капака…

— Спасибо, но цыц. Конечно же, по моей просьбе, Егор, поднимешь ты восстание. Найдешь нужных тебе людей, будешь брать селения и принимать новых разбойников и всякие антиобщественные элементы в свою вооруженную шайку, даже крепость захватишь…

— Но вам-то зачем это надо, товарищ Повелитель?

— Мне нужно заставить тех, кто останется верен мне, воевать по-настоящему. Я хочу их частично разбудить, пускай живут по-прежнему в мире снов, в замкнутом, замедленном времени, но станут воинственными, бодрыми, сноровистыми. Перековать хочу жевало на забрало.

Великий Инка еще c пятнадцать минут описывал, как станет протекать мятеж, как будет расширяться зона, занятая повстанцами, как станет нарастать сопротивление преданных Властелину людей, как будут свирепеть бунтовщики.

— Значит, мятеж, в конце концов, подавят, а меня жутко казнят. Верно?

— Ну, в общем, да, — согласился Инка.

— Тогда зачем мне это надо? Я никуда не пойду, не стану поднимать мятеж и расходовать напрасно силы своей души, пусть меня казнят немедленно, и точка.

— Это действительно точка. А так у тебя будет надежда, что ты сумеешь провести и обжулить судьбу — я тебе даже «Сивиллу» верну. Ты постараешься не поверить в мое всемогущество и таким образом отстоять свою психику, свою личность… А вообще-то, Егор, я обещаю, что тебя казнят не жутким образом. Просто оттяпают голову одним махом и все… А если я тебя помилую? Этот момент я даже не берусь предсказывать. Может, произойдет первый случай помилования в этом мире и истории доколумбовых цивилизаций Америки; не исключено, что это лишь подчеркнет мое могущество.

Я поправил на себе новый прикид, напялил акулий шлем, посмотрел сквозь рыбьи зубы в серебряное зеркало, помахал топором. Ну, чем не предводитель мятежников? Внушительная фигура.

— Ну, ладно, Егор, чувствую, скоро ты освоишься, шлем станешь набок носить… А вообще, ты же любишь книжки читать приключенческие, вот с тобой и приключится почти книжная история. У меня тут было пару томов Хаггарда, да сплыло. Любил я прочитать замечательную страницу, а потом использовать ее по прямому назначению — в нужнике. Не сразу привык я применять для этих дел ладошки прекрасных дам — сортирных фрейлин. Да, Егор, даже в таком рутинном процессе, как дефекация, можно найти повод для радости.

Инка повернулся и вышел из комнаты-каюты, где его мигом подхватили под руки двое придворных. Я увязался следом, однако на открытой палубе Его Небесность ткнул пальцем вниз, мол, оставайся. Царский плот стоял у сходен, а на берегу уже выстроилась личная стража и ждали здоровенные носильщики с шикарным паланкином, обсыпанным по пологу жемчугом.

— Веселись тут не больше суток, а потом обязательно сожги плот и уходи в горы Карабая. Тебе дается приличная фора, — сказал Уайна Капак, собираясь прощаться.

— Послушайте, Властелин, а злые демоны действительно существуют? — задал я напоследок прямой вопрос.

— А мы все существуем? Если есть какое-то мнение, то оно обязательно найдет воплощение. — Отделавшись загадочной фразой, Его Солнечность сошел на берег, который был устлан белоснежными покрывалами для предотвращения контакта сиятельных стоп с грязью. Властелин уселся в паланкин вместе с дымчатыми кошками. Носильщики слабо крякнули, вознося его на плечи. И процессия торжественно двинулась. Последней покинула плот команда музыкантов, которая мелодией и ритмом ускоряла ход ноги у носильщиков.

Кто же был этот Уайна Капак, знакомый с «подмосковными вечерами», с кем я вступил в малоприятную сделку? Одно утешает, что не Мартин Борман, не тот злодей, который своей этикой пострашнее всех инков и ацтеков вместе взятых.

Я пошел с обходом по плоту. Тут полно оказалось всякого барахла, хотя заметно было, что самые ценные вещи люди Верховного Инки захватили с собой. В одном ларе обнаружился мой нож с зубчиками, наручные часы и газовый баллончик. Был там и компас — я смог убедиться в полной его бесполезности, глядя на бестолково мельтешащую стрелку. В этом периферийном мирке напрочь отсутствовали магнитные полюса. А вот таблеток и след простыл. Зато в какой-то каморке нашлись Носач и Золотая Звезда. Место заключения не было даже заперто засовом, но подельники сидели смирно и к тому же дрожали. Впрочем у Носача была смазана душистой бактерицидной смолой ладонь, цапнутая водосвинкой.

— Теперь я здесь хозяин, — скромно произнесли мои уста.

— А Властелин всего Живого, Мировой Столп куда ушел? — спросил посеревший от переживаний Носач.

— Леший его знает, — беспечно отозвался я.

Через полчаса в кают-компании — так я назвал самое большое помещение с колонной в виде извивающихся змей — собрался весь наш дружный коллектив. Перебздевшие Носач с Золотой Звездой, малоразговорчивый и отупевший Коля Кукин, подозрительная, но привлекательная — по-крайней мере, на мой взгляд — Часка. И я.

И вот с таким-то человеческим материалом мне надо было разыграть комбинацию, устроить мятеж, да еще так, чтобы не прокакать все это дело вопреки предсказаниям Властелина всего Живого. А воевать мы не умели ни числом ни умением.

Однако думать тут нечего. Я перво-наперво занялся распределением должностей. Золотая Звезда стал начальником штаба, ему я поручил нарисовать хотя бы приблизительную карту местности и объяснил, как это делается. Носач, поскольку владел двумя системами письменности — на шнурках и на бобах — стал адъютантом. Мой адъютант недавно проучился в школе при храме громовика-Париакаки, поэтому разбирался в местном календаре и знал по звездам да разным приметам, какой месяц и какая погода должны наступить. А выключенный Кукин ввиду малой полезности был произведен в денщики и телохранители. На все вопросы он отвечал только: «Не знаю», «Забыл» и «Отвяжись». Девушку Часку я назначил приказом номер пять заведующей провизией и кухней, а также буфетчицей, уборщицей и официанткой. Даже медсестрой определил — поскольку у нее был запас коки, дурмана, табака и прочих трав да листьев для успешной борьбы с запором и поносом.

Возжелал я получить от нее и другие услуги, чем занялся после сытного обеда на постели из обезьяньих шкурок. Как выяснилось, Часке знакомы только «звериные позы», а остальные она отказывается понимать. Хотя в чрезмерной активности ей не откажешь. Ну, сообразил я пару «палочек», а потом такую слабость почувствовал, что за два часа едва отлежался. Что, впрочем, с Венеры взять? Однако, девушка Часка теперь мне казалась куда меньше похожей на чудесное сексуальное видение у Кориканчи. К тому же, когда я вздремнул, то в виде кошмарного сновидения явилась баба-ягуар и стала грызть меня, приятно мурлыкая.

Целую ночь мы всей командой напрягали шесты и весла, добираясь до нужной береговой точки. На следующее утро мы стояли, навьюченные как ламы, но по пояс в воде, среди прибрежных тростников, и прощались с плавучим дворцом Властелина. Я бросил факел на плот и от свежего ветерка пламя быстро занялось. Затем мы, напоминая южноамериканских верблюдов, двинулись по кратчайшей дорожке в горы.

По ходу дела я повнимательнее вгляделся в Золотую Звезду и мне показалось, что смахивает он на крепыша-шофера госпожи Леви-Чивитта, особо подозрительным выглядел шрам на щеке. Впрочем, на прямо поставленный вопрос я не был удостоен ответом. А Носач сильно напомнил мне Гарика-Абубакара, особенно носом своим. Однако, на сей счет он при всем желании ничего сообщить не мог.

Загрузка...