Поздним вечером мы вернулись на борт катера. Солдаты сытно и пьяно отрыгивали, ковыряли спичками в зубах. Кто-то гнусаво напевал:
— Четыре храбреца на сундук мертвеца. Ий-хо-хо и бутылка рому!
На плече Власова сидел большой изумрудный попугай — подарок губернатора. Птица возбужденно вертела головой и иногда, под громкий смех полковника и команды, хрипло кричала: «На абордаж! Пиастры! Пиастры! Полундра!». Я грустно улыбался, вспоминая роман Роберта Стивенсона — писатели великие провидцы.
Нас встретил бледный, трясущийся сержант. Он едва смог выговорить:
— Товарищ полковник, беда…
Власов рывком притянул его к себе. В его кулаках собралась вся свободная материя от пятнистой рубашки сержанта. Служивый задыхался.
— Что!?
— В рубке, по невыясненной причине, произошло возгорание, — прохрипел сержант.
— И?!
— Это из-за сейфа — он расплавился. Мы все затушили, больше ничего не пострадало…
— Идиот! — Власов отпихнул сержанта. — Там лежал наш обратный билет.
Попугай на его плече захлопал крыльями и пронзительно заверещал:
— Капитана на рею! Пиастры! Пиастры! Полундра!
— Уберите птицу! — рявкнул Власов, сбивая с плеча орущего попугая.
«Итак, дядя начал действовать», — радостно подумал я.
Власов тяжело уставился на меня.
— Что скажешь, инструктор?
Моя рука нестерпимо зудела под бронзовым скифским браслетом. Я просунул под него пальцы и скреб кожу ногтями. Не помогало — зуд не исчезал. «Осталось подцепить какую-нибудь тропическую болезнь, типа бери-бери».
— Твой дядя шутник, да? Но племянника он ведь не оставит, иначе злобные пираты его разорвут руками и растерзают зубами на мелкие клочки. — Взгляд Власова упал на злополучный браслет.
— Вот, она — путеводная нить Ариадны. Я знал, что он не простой. Снимай. Когда увижу твоего дядю, Артура Львовича, заставлю сполна ответить за глупую шутку. Снимай! — Стальные пальцы полковника обхватили мое запястье. — Снимай браслет, говорю тебе.
— Я не могу.
Власов дернул меня за руку, я пихнул его в грудь.
— Снимай! — прорычал Черный Человек.
Зуд под браслетом усилился, стал невыносимым. Власов тянул меня за кисть, вцепившись в браслет.
— Жжется, сволочь, — прошипел Власов.
Внезапно браслет начал сползать с руки.
— Ага! — обрадовано воскликнул Власов.
Я дернул руку, браслет соскочил с кисти и остался в руке полковника. По инерции я отлетел к борту. Ударившись спиной о невысокий борт, я перелетел через него и упал в воду. В тот миг, когда я падал, вспыхнула ослепительная вспышка. В мертвенно-бледном свете я отчетливо разглядел злые серые глаза Власова, его озабоченно нахмуренный лоб; растянутые, бледные лица солдат; глупую и довольную улыбку сержанта; попугая, сидящего на его саженном плече, распахнувшего крылья и самозабвенно орущего:
— Пиастры! Пиастры!
Такое бывает, когда вспыхивает магний фотокамеры и яркая белая вспышка на миг останавливает движение и следовательно жизнь, чтобы позже втиснуть мертвый фрагмент — черно-белое фото — в памятный альбом.
Я погрузился в воду и тьма поглотила меня…
…Когда я вынырнул, шумно отплевываясь от воды, никакой пиратской гавани не было. Впереди, объятая алым пламенем, горела дача. Я почувствовал под ногами дно и выбрался на островок. Там стояла покинутая пустая палатка. Я заполз в неё и устало закрыл глаза.
«Золото конкистадоров накрылось. Правительство и банки получат фигу с маслом, а не золото инков и тольтеков. Халявы не будет, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, что и требовалось доказать», — думал я и улыбался, прислушиваясь, как ревет пламя охваченной огнем дачи. Где-то вдали завыли пожарные сирены. «Дядя уел чиновников и разведчиков. Спасибо, что и про меня не забыл. Интересно, куда вы, Артур Львович, отправились? Когда мы встретимся?» — я провалился в сон.