Физрук 7: назад в СССР

Глава 6

Я сказал пацанам, что они свободны и отправился в директорский кабинет. Пал Палыч поднялся мне навстречу, протянул руку. В глаза при этом, старался не смотреть. Кроме него, в кабинете никого не было. Тем не менее, Разуваев обратился ко мне почти шепотом и при этом почему-то оглядывался. То, что он сказал, поначалу не дошло до моего сознания — настолько это дико прозвучало. Может, я ослышался? Ведь не может быть, чтобы это было правдой!

— Извините, Саша, но я вынужден отстранить вас от классного руководства.

— Э-э… Это с какого? — опешил я.

— Приказ городского отдела народного образования.

— Так комиссия, вроде, осталась довольна моей работой!

— Так к вашей преподавательской работе вопросов и нет.

— А к классному руководству, значит, есть? — спросил я. — Они у меня что, двоек нахватали или к поведению есть претензии? Вы в журнал-то заглядывали, товарищ директор?

— У меня нет к вам претензий, Саша, — с мукой произнес тот. — Это решение гороно.

— Знаю я, чье это решение…

— Чье же? — вздохнул директор, будто сочувствую, но до конца играя роль.

— Не важно! — нахмурился я. — Кому же вы собираетесь передать мой класс?

— Татьяне Алексеевне.

— Ладно. Я пошел. То есть… я могу идти?

— Разумеется.

Покинув директорский кабинет, я внезапно успокоился. Понятно, что это происки полковника Михайлова. Убрать он меня не может, так решил действовать тактикой тысячи порезов. Думает, я истеку кровью. Старый дурак. Еще неизвестно, кто кого. В конце концов, для меня мало что изменилось. Я по-прежнему — в школе. Пацаны на моей стороне. А с литераторшей надо бы поговорить, чтобы не наделала глупостей. Ведь если она начнет насаждать всякую казенщину, мальчишки, чего доброго, бунт поднимут.

В учительской уже знали о том, что меня устранили от руководства восьмым «Г» и, не стесняясь, высказывали свое недовольство. Любой классный руководитель знает, чего стоит наладить контакт с классом и добиться повышения уровня успеваемости и дисциплины. Поэтому обычно, посреди учебного года, да еще и без согласования с родительским комитетом, классных руководителей не меняют. Разве что, если случится какое-нибудь ЧП. Сама Татьяна Алексеевна смотрела на меня виновато, что при ее гигантских размерах выглядит страшновато.

Она подошла ко мне на большой перемене в столовой. Попросила разрешения водрузить на столик поднос, уставленный тарелками. Ее маленькая голова с перманентом, буквально тонула в толстой шее, напоминающей стопку спасательных кругов, а плечи заслоняли свет, падающий из окна. Судя по тому, что и сколько лежало в тарелках, ела литераторша очень много и, похоже, сама стыдилась этого. Вообще она была тихой и стеснительной, несмотря на свои исполинские размеры.

— Я не хотела отнимать у вас класс, Александр Сергеевич, — пробормотала она, — но Пал Палыч назначил меня приказом по школе.

— Ничего! — сказал я. — Главное, постарайтесь ничего не менять. А там, глядишь, начальство и одумается.

— Я тоже на это надеюсь.

— Вам повезло, — продолжал я, — все ученики в моем классе неглупые, талантливые ребята. Абрикосов, как вы знаете, сценарии и книжки пишет. Им даже заинтересовался литератор Третьяковский.

— Неужто — сам Миний Евграфович! — восхитилась моя собеседница.

— Да, он даже собирается показать ученику моего… нашего класса рукопись своего нового романа.

— Какая честь!.. — воскликнула она. — Надо провести по этому поводу классный час! Или заседание пионерского отряда…

— Не стоит этого делать, Татьяна Алексеевна, — предостерег ее я. — Сами понимаете, пока рукопись не издана, она не может быть достоянием гласности… Вот когда книгу напечатают, тогда пожалуйста.

— Да, вы правы, — потупилась она.

— Тем более, что скоро они перестанут быть пионерами, — добавил я.

— Да-да… Скоро восьмиклассники станут комсомольцами.

— Мой совет — сосредоточьтесь на этом, — сказал я. — А остальное — пусть идет своим путем.

— Спасибо! — поблагодарила она и принялась уплетать макароны, пюре, котлеты — все, что лежало перед ней на тарелках.

Оставив ее наедине с ними, я отправился в тренерскую, чтобы отдохнуть перед следующим уроком. Не тут-то было. Едва я вошел в раздевалку, как тут же был окружен своими пацанами. Видать, они пронюхали о моей отставке. Восьмиклашки явно были на взводе. Они говорили все разом, так что нельзя было разобрать ни одной внятно произнесенной фразы. Я стоял и молчал, ожидая, когда они успокоятся. Мне было, что сказать классу, но хотелось, чтобы они услышали и поняли меня правильно.

— Ну что? — спросил я, когда они притихли. — Успокоились?.. Теперь слушайте меня… Для меня и вас ничего не изменилось. Вы со мною, а я — с вами. Это все игры взрослых, которые вас касаться не должны. Учиться, вести себя, как подобает воспитанным людям, вы обязаны вне зависимости от того, кто ваш классный руководитель. И не вздумайте обижать Татьяну Алексеевну! Учтите, что в нашем Ордене будет строжайшая дисциплина. Вопросы есть?

— А кино в воскресенье будем смотреть? — спросил Зимин.

— Будем.

— Когда мы начнем создавать наш Орден? — спросил Константинов.

— А мы его уже создаем, — ответил я. — Надеюсь, что трудности нас только закаляют… В воскресенье поговорим подробнее.

— Тренировка сегодня будет? — подал голос Доронин.

— Обязательно.

Других вопросов не последовало. Тем более, что прозвенел звонок, и вся ватага бросилась из раздевалки. Задержался только Могильников.

— Сан Сеич, — пробормотал он, — не хотел при всех… Как, помогла вам трубка?

— Помогла, — ответил я. — Ты мне лучше скажи вот, что… Ведь весь этот фокус с комнатами — это же не на самом деле?.. Внушение, гипноз, да?

Степка нехотя кивнул.

— А трубка откуда?

— Тоха сделал.

— Вот теперь мне все ясно, — сказал я. — Голову мне вздумали морочить?.. Думали, я поверю в эту сказку?

— Ну мы хотели, чтобы интереснее было…

— Я не против того, чтобы было интереснее. С вами и так не соскучишься. Только в следующий раз предупреждай.

— Ладно, — кивнул пацан и… прошел сквозь стену.

Я только рукой махнул. Пацаны есть пацаны, дурачить и выпендриваться они не перестанут. Тем более — с такими-то способностями. Главное, что никакого колдовства, чтобы там ни утверждал Константинов-старший. Наука не всесильна. Вон даже с обыкновенными шизиками психиатры до сих пор разобраться не могут, что уж говорить о людях здоровых, но необыкновенно одаренных? Мозг человеческий — тайна за семью печатями. Конечно, большинство разных там экстрасенсов — обыкновенные шарлатаны, но все-таки есть небольшой процент подлинных уникумов.

Видать, в этом городишке их какая-то аномальная концентрация… А сам-то я кто? Можно подумать, что пятидесятилетние бизнесмены из двадцатых годов XXI века пачками перемещаются в тела молодых парней, живущих в восьмидесятых ХХ-го? Не просто так я сюда попал. Так что не мне рассуждать о невозможности чего бы то ни было. Да и не об этом надо сейчас думать. Полковник пока нанес только небольшой укол. Какой следующий ход ему подскажет профдеформированная фантазия? Не предугадать, но кое-какие шаги предпринять следует.

По окончанию занятий, я отправился домой, взял большую часть денег и устроил вояж по сберегательным кассам города, распихав средства по разным сберкнижкам. Две тысячи отправил матери Санька.

Потом позвонил Вилене. Мы с ней поболтали ни о том, о сем и договорились о встрече в пятницу. Раньше она не могла. Готовилась к городской партконференции. Меня это даже обрадовало. Пусть пока побудет от меня в сторонке. Мало ли! И вообще, надо быть осторожным в отношении близких.

К восьми я вернулся в школу, чтобы вести секцию. Мы отработали с пацанами положенную программу, а потом я развез их по домам. Вернулся домой и ужиная, начал прикидывать, чем мне заняться на следующий день, после работы. Раз уж меня отстранили от классного руководства, значит, завтра я не поеду к своему очередному ученику, а займусь перевозом родичей на новую квартиру. Для начала надо раздобыть для них мебель. Кажется, Лиза, мать Толика Кривцова, говорила про какого-то мебельного чудо-мастера. Позвонить ей, что ли?.. Не поздновато ли?.. Ладно, попробую набрать. И я набрал номер телефона Кривцовых.

— Я слушаю! — раздался в наушнике трубки мальчишечий голос.

— Толик, добрый вечер! — сказал я. — Мама дома?

— Здрасте, Сан Сеич! — откликнулся он. — Да! Позвать ее?

— Если можно…

— Ма-а, — услышал я. — Тебя Сан Сеич спрашивает!

Я услышал шаги, а потом голос «хозяюшки» элитного кабака проговорил:

— Слушаю вас, товарищ учитель!

— Да мы вроде на «ты».

— Были на «ты», а теперь, вроде, незачем…

— Ладно… Хорошо… Ты как-то обмолвилась о каком-то мебельном мастере, Алексеиче, кажется… Так, вот нельзя ли номер его телефона получить?

— Почему — нельзя?.. Можно… — Она пошуршала чем-то, видать, страничками записной книжки и продиктовала номер.

— Спасибо!

Ну вот, теперь мне нужно будет позвонить двум старым мастерам — Алексеичу по поводу мебели, Кирьяну Петровичу — по поводу подарка Вилене. Даже в мире стандартизации и ширпотреба люди нуждаются в услугах частных мастеров. Точнее — тем более нуждаются, если хотят иметь эксклюзив. Ну или хотя бы — качественную продукцию. Само собой, звонить старикам на ночь глядя я не собирался. Они, наверняка, встают с первыми петухами и ложатся также. По привычке, обретенной в деревенском детстве.

Утром, после пробежки, я отправился в школу. Выслушал от коллег очередную порцию сочувственного возмущения по поводу моего отстранения от классного руководства. Мне это уже стало надоедать. В принципе понять их можно. Классным руководителям доплачивают и для любого нормального учителя в Союзе такой приварок крайне желателен. Не все же такие удачливые, как я. Вот почему педагоги школы №22 мне сочувствуют. Они думают, что я потерял дополнительный заработок. А я потерял нечто большее…

Даже Эвелина Ардалионовна, окончательно вышедшая из роли Шапокляк, томно вздыхала и сочувственно качала головой. Смешно. Раньше Царева то и дело грозила мне карами, которые на меня обрушатся, как только она пожалуется в городской отдел народного образования. И вот — кара обрушилась, а грозная завучиха на моей стороне. А всего-то и надо было, что проявить к женщине немного искреннего сочувствия, не переходя к более радикальным мерам.

На большой перемене я перехватил брательника.

— Ну как дела у сеструхи? — спросил я. — Вещички упаковывает?

— Да замучила уже! — вздохнул Володька. — Брать — не брать! Оставить — не оставить!.. Да кто за домом будет приглядывать… Да что соседи скажут… Морока одна…

— После уроков заскочим за Ксюхой в ее КБО и поедем мебель выбирать.

— Клево!

— Подбегай после уроков на мехдвор.

Брательник ускакал в столовку, а я пошел в учительскую, чтобы позвонить. Набрал номер мебельного мастера. Старик откликнулся примерно через минуту.

— Хто эта? — спросил он сварливым голосом.

— Здравствуйте! — сказал я. — Простите, не знаю вашего имени…

— Алексеичем меня кличут, — отозвался мастер. — Чаво надо?

— Я знаю, вы мебель делаете.

— Ну делаю, чаво надо?

— Полная обстановка для двухкомнатной квартиры. Кровати, диван, кресла, шкафы, письменный стол для школьника, комод, кухонный гарнитур… В общем — все.

— Ну эта… Не вопрос… В копеечку только влетит. Материал, работа. Качество гарантирую…

— Можно, мы подъедем сегодня? — спросил я. — Если надо, внесем задаток.

— Ну что ж, заезжайте, посмотрите, выберете чего вам надоть…

— После шести, хорошо?

— Давайте! Капустный переулок, домовладение семь…

— До встречи!

— Покедова!

Программа вечера определилась. Я со спокойной душой провел последний на сегодня урок. И отправился к школьным мастерским, чтобы выкатить свою тачку. Там меня поджидал трудовик. Вид у него был невеселый. Видать, прилетело от начальства. Увидев меня, Витек долго топтался, словно в нерешительности, что на него не было похоже. Я уже начал подумывать о том, а не прийти ли к нему на помощь? Задать какие-нибудь наводящие вопросы, чтобы вывести из тупика. Не успел, Курбатова вдруг прорвало.

— Слушай, Саня, — заговорил он в манере «сильно пьющий учитель труда», — я тебе скажу, как на духу… Не нравится мне, что мутит полковник… Не пойму, чем ты ему насолил, но… не по совести это… Короче, я на твоей стороне, если что…

— А чем докажешь? — спросил я. — Может, вы с Михайловым расставили мне ловушку?.. Ты вотрешься ко мне в доверие, а потом раз, и прихлопнешь, как муху!..

— Тем, что скажу — у полковника не получилось тебя лишить работы, как он того добивался, — снова перешел на интеллигентный язык майор. — Он задействовал все свои связи, но гороно ограничился только тем, что снял тебя с классного руководства, да и то вряд ли надолго. За тебя влиятельные люди хлопочут.

— Это похоже на правду, — кивнул я. — Уж слишком быстро оформили они это снятие.

— И это как раз опаснее всего, — продолжал трудовик. — Не имея возможности испортить тебе жизнь официально, полковник может решиться на иные меры. В его распоряжении хватает методов, а исполнители всегда найдутся.

— Если он тронет кого-нибудь из моих близких, я его из-под земли достану… — проговорил я. — А на погоны его мне начхать.

— На это Михайлов вряд ли пойдет. Он — не зверь. Ему мешаешь только ты. Поэтому я приставлю к тебе наблюдателя. Для безопасности. Ты же не против?

— Что⁈ — удивился я. — Охрану⁈ Ко мне⁈

— Да, старшего лейтенанта Зудову, Ефросинью Макаровну.

— Витек, брось прикалываться! — устало сказал я. — Неужто я себя не защищу?.. Зачем мне хвостик?

— Мне не до шуток, — откликнулся Курбатов. — Ты не учитываешь одного обстоятельства. У Зудовой есть право на применение оружия. Она на службе. Кроме того, у нее спецподготовка, в которую входят некоторые специфические приемы.

— И как ты это представляешь? — спросил я. — Она что, будет ходить за мною по пятам?

— По легенде, к тебе приезжает из Тюмени двоюродная сестра. Поселяется у тебя на квартире. Провожает и встречает тебя с работы. Сопровождает при посещении магазинов, кафе, ресторанов и прочих культурных заведений… Соскучилась, ибо давно не видела.

— А — в спальню она не будет меня сопровождать?

— Даже не пытайся, — хмыкнул Витек и почему-то потер правую руку. — Самое главное, Фрося сумеет вычислить в толпе любого говнюка, которого к тебе может подослать полковник. И не просто вычислит, а перехватит раньше, чем говнюк вколет тебе незаметно какую-нибудь дрянь.

— Ладно, уговорил! — сказал я. — Особенно — если она будет стирать, готовить, делать уборку.

— На этот счет можешь не беспокоиться.

— Ну тогда — пусть поживет!

— Фрося! — позвал трудовик и из гаража показалась его «сожительница».

— Привет! — сказал я.

— Здравствуй, братишка! — расцвела она и полезла обниматься.

На полном серьезе. И как раз в этот момент подошел Володька. Уставился на старшего брата, заключенного в объятия какой-то тетки. Пришлось их представить друг другу.

— Вот, брательник, познакомься, — пробормотал я. — Это Фрося, моя двоюродная сестра из Тюмени, а тебе, выходит, троюродная… Или — четвероюродная… Черт ее разберет…

Старлей КГБ принялась тискать и пацана, вогнав бедолагу в краску. Еще бы, при таких-то титьках! Пока они обнимались, Витек сунул мне бумажку.

— Что это? — спросил я.

— Телеграмма о приезде сестры, — ответил он. — Ты ее получил три дня назад.

— Ясно! — Я сунул бланк в карман. — Ну что, сестренка с братишкой, сейчас я выгоню «Волгу», мы заедем за еще одной сестренкой и прокатимся в одно интересное место. А потом — в ресторан! У нас сегодня столько поводов для праздника!

— Что еще за место? — полюбопытствовал Курбатов.

— Я что, опять должен тебе докладывать?

— Ладно… Будь осторожен!

— Ну-у, у меня же теперь есть Фрося!

— Тогда — тем более!