Физрук 7: назад в СССР

Глава 16

В среду, как и во вторник, до большой перемены уроки проводились по укороченному графику, а после начался очередной тур соревнований. Сегодня был день легкой атлетики. Солнце пригревало. От зимы осталось одно воспоминание. Поэтому бег на короткие и длинные дистанции, прыжки в длину перенесли на стадион. Здесь и зрителям было где разместиться, тем более, что кроме учащихся и сотрудников школы, а также — почетных гостей, поглазеть на то, как состязаются школяры пришли родители и прочие родственники.

Для судей из школьного здания вынесли столы и стулья, остальные расположились на деревянных скамьях, выстроенных полуамфитеатром, или — на своих двоих. Соревновались учащиеся, начиная с пятых и кончая десятыми классами. Разумеется, на дорожку разновозрастные спортсмены одновременно не выходили. Хотя действо происходило на открытом воздухе, гвалту и суеты было не меньше. Соревнующиеся в ярких костюмах, сшитых благодаря и моим стараниям, как пестрые бабочки мелькали в весеннем воздухе.

Судьи вынесли приговор. Победителям надели на шеи медали, вручили грамоты. Соревнования по прыжкам в высоту было решено провести в спортзале, завтра, вместе с турниром по шахматам и показательными выступлениями моих самбистов. Когда все разошлись, я сел в машину и снова покатил в Крапивин Дол. На этот раз охранник на въезде в поселок пропустил меня без звука, наоборот — радостно помахал мне. Я, на всякий случай, уточнил у него — в поселке ли Третьяковский?

— Третий день уже не выезжает, — ответил отец Якушина и подумав, добавил: — С час назад к нему приперлись какие-то… Рожи явно уголовные… Я не хотел пускать, но Миний Евграфович сам мне позвонил и велел пустить.

— На чем приехали-то? — спросил я.

— Да в том-то и дело, что — на грузовике! Я сначала подумал, может они мебель привезли или, наоборот, вывозить что собираются… Да если бы Миний Евграфович не позвонили…

— Ладно, я разберусь…

— Еще вот что… Пацан у них в машине был.

— Что еще за пацан?

— Не знаю, я подумал — может сынок кого из них?..

— Может, — согласился я и въехал на территорию поселка.

На углу его главной улицы и переулка, где стоял дом Третьяковского, я оставил «Волгу» и направился туда, где горел одинокий фонарь. Там, за пределами освещенного пятачка урчал движком, выбрасывая в промозглый воздух выхлопную гарь, грузовик с брезентовым тентом. Возле него топтались трое. Двое в прорезиненных плащах с низко надвинутыми капюшонами, пытались согнуть в бараний рог третьего — в черном. Все трое, тяжело дышали, шаркая подошвами по асфальту, но явно старались не шуметь. Я подошел ближе. И в этот момент, тот, в черном, вдруг вырвался из рук нападавших, но поскользнулся и упал на спину. Двое в плащах опять накинулись на него.

— Отставить! — гаркнул я, на мгновение воскресив в себе капитана Данилова.

Подействовало. Возня немедленно прекратилась. Двое в плащах отпустили свою жертву, и уставились на меня, я мельком подумал, что эти парни знакомы с воинской или какой иной дисциплиной, и у них сработал рефлекс подчинения. Третий остался лежать в луже. Я неторопливо обошел его, чтобы встать между ним и неизвестными молодчиками.

— Что здесь происходит? — все тем же начальственным тоном осведомился я.

— А шел бы ты своей дорогой, козел, — отозвался один из молодчиков. — Пока рога не пообломали.

— Подобру-поздорову, — добавил второй.

Судя по голосам, молодые парни. Вряд ли это случайные хулиганы, скорее всего либо менты, либо гэбэшники. В штатском. Я мысленно прикинул свои шансы, устою ли, если эти двое, кем бы они ни были, разом на меня кинутся? С одной стороны, поднимать шум им явно не с руки, а с другой, кто их знает, вдруг у них в карманах по стволу? Шмальнут сквозь плащ, подхватят неизвестного третьего, швырнут в кузов и поминай, как звали. А на утро милиция обнаружит хладный труп бывшего филзрука Данилова. Полковник, конечно, будет в ярости, и достанет убийц своего «лучшего секретного сотрудника» хоть из-под земли, но будет ли мне от этого прок? Ни малейшего. Нет, если уж драться то так, чтобы победа осталась на моей стороне.

— На золотом крыльце сидели, — послышался вдруг тонкий детский голос, — царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой? Отвечай поскорей. Не задерживай добрых людей!

Как ни странно — считалочка подействовала.

— Сапожник! — буркнул один из молодчиков.

— Портной! — сообщил его напарник.

— Брысь отсюда! — потребовал голос, раздающийся из темноты.

Молодчики разом, словно автоматы, повернулись к мне спиной, запрыгнули в кабину грузовика, который, взревел двигателем, завизжал буксующими на скользкой мостовой покрышками и рванул с места. Я повернулся к человеку в черном, тот приподнялся на локте, собираясь встать. Тусклого света от уличного фонаря оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть лицо лежащего в луже. Он тяжело дышал, пытаясь открыть глаза. На бледной голубоватой коже явственно проступали фиолетовые пятна вокруг глаз. Все-таки успели ему накидать по физии.

— Евграф Евграфович, — удивленно произнес я. — Кто эти подонки?

— Помоги подняться, — пробурчал он.

Я подхватил его под мышки и водрузил на ноги.

— Тимка! — окликнул Третьяковский кого-то.

Послышались шлепки ног по лужам. Я оглянулся. Из темноты в круг света вышел пацан.

— Фирсов? — удивился я. — Ты-то что здесь делаешь?

— Он ко мне приехал, — объяснил Граф.

— Вместе с этими? — спросил я.

— Они меня подвезли, — проговорил ученик восьмого «Г» класса Тимофей Фирсов. — Спросили, не знаю ли я где живет писатель Третьяковский, я сказал — знаю, к нему и еду… Я ж не знал…

— Ладно, отведите меня в дом, мне надо выпить и отлежаться, — пробурчал лжеклассик.

Мы с Тимкой отвели его в дом брата, я отправил ученика на кухню, ставить чайник, а сам помог Графу снять мокрую одежду. В городе было сухо, но в поселке, судя по лужам, недавно прошел дождь. Нынешний хозяин писательского дома самостоятельно добрался да ванной, вымылся, и вышел уже в халате. Если бы не синяки, выглядел бы он совсем неплохо. В гостиной Третьяковский лег на диван. А я достал из бара бутылку вермута, налил ему и себе. В комнату вошел Фирсов с чайником. Поставил его на столик и снова ушел на кухню.

— Ну так что тут произошло? — снова спросил я. — Якушин, охранник на воротах, сказал, что ты сам велел пропустить этих дуболомов.

— Верно, — кивнул Граф. — Потому, что они знали пароль.

— А Тимка тебе зачем?

— Ты забыл, что я куратор проекта?

— Не забыл, но не знал, что ты контактируешь с пацанами.

— Контактирую. А как мне еще узнавать о том, что происходит? С Шульц мне нельзя иметь дело, она меня мигом раскроет, а парни твои надежнее любого из взрослых. Ну, может, кроме тебя, конечно.

— Оставим комплименты. Я — не барышня, — сказал я. — Чего от тебя хотели эти типы?

— Информации, конечно, — ответил брат писателя. — Вернее, они хотели доставить меня к тому, кто хочет получить сведения о проекте.

— И кто же — это?

— Понятия не имею. Совершенно новая для меня фигура в игре.

— Может, это Курбатов?

— Если это он, то дело плохо, — пробормотал Граф. — Значит, он меня вычислил, а следовательно, я провалил операцию.

— Не хнычь, — сказал я. — Завтра я буду точно знать — Курбатов это или нет.

— Ты что-то придумал?

— Придумал, расскажу сейчас, только помогу Тимке с чаем.

Подлив пострадавшему еще вермута, я отправился на кухню, где ученик мой позвякивал чашками.

— Я хочу спросить тебя, Фирсов, — в лоб спросил я, — что за считалочка такая, после которой два здоровенных лба слиняли, как паршивые собаки.

— Да нормальная считалка, — пожал плечами пацанчик. — Просто ее надо произносить ПРАВИЛЬНЫМ голосом.

— Ну вот произнес ты ее правильным голосом, а удрали-то они почему?

— Потому, что я «король», а они оказались «сапожником» и «портным» и обязаны подчиниться «королю».

— Да, ребятки, с вами не соскучишься… — проговорил я. — Выходит, эта считалочка, если ее произносить правильным голосом, служит своего рода системой распознавания и подчинения?

— Ну типа того…

Я помог ему перетащить в гостиную заварочный чайник, чашки, блюдца, сахарницу и горку бутербродов. Лжеклассик показал нам на них, дескать, лопайте, гости дорогие, а сам опять присосался к вермуту. Бросил он пить, как же. Некоторое время мы пили, кто чай, кто покрепче, закусывали бутерами. Не понятно было, как сложится дальнейший разговор. Можно ли рассказывать мне о своих планах на завтра при школяре, да и им, может, не нужны лишние уши, но когда мы перекусили, Третьяковский пробормотал:

— Ну теперь можно и поговорить. Полагаю, нам нечего друг от друга скрывать. Начинай ты, Тимка!

— В субботу мы опять играли в «Процесс», — начал пацан, оглянувшись на меня, он счел нужным объяснить. — «Процесс» — это придуманная фирма, которую как будто бы создали инопланетные пришельцы. Группа испытуемых делится на самих «пришельцев», «переводчиков», то есть, ученых, которые обрабатывают информацию, поступающую от «пришельцев», дальше идут — «рациоанализаторы», они на основе полученной информации создают новые устройства, которых нет на Земле, «изготовители», они делают прототипы этих устройств, «торговцы», которые продают патенты другим фирмам, «кайманы» — мафия, которая пытается украсть прототипы, и «лозоходцы» — контрразведчики, пытающиеся разоблачить «пришельцев».

— Ничего себе! — проговорил я. — И как же вы во все это играете?

— «Пришельцы» делятся информацией, «переводчики» ее расшифровывают, «рационализаторы» изобретают, «изготовители» делают прототипы, «торговцы» их толкают, «кайманы» воруют, а «лозоходцы» прощупывают пути к самим «пришельцам»… Понарошку, конечно…

— Интересно?

— Еще как! — воскликнул Фирсов. — Это наша любимая игра. Там можно нести всякий бред, если можешь доказать, что это не совсем бред…

— А что, есть и другие игры?

— Есть… «Черные дыры», «Стрелок в лабиринте», «Каскад»…

— Товарищи, вы несколько увлеклись, — напомнил хозяин дома. — Ночь скоро. Парню домой надо.

— Я подвезу.

— Это понятно, — сказал Граф. — Что еще вы делали, Тимка?

— В понедельник Илга Артуровна принесла в школу таблицы, мы их заполнили и отдали ей. Семь из них она пометила красным карандашом, пятнадцать — зеленым, остальные — синим.

Мне хотелось спросить, что за таблицы, но я промолчал. Незачем отвлекать людей. Да и наверняка какие-то тесты… Кстати, гражданка Шульц-Эглите упоминала какие-то психотехнические таблицы… Наверное, это они и есть. В понедельник приходила в школу, а ко мне даже не заглянула. Да и зачем? Мы теперь чужие люди. Собственно, только эти пацанчики нас и объединяют. Ладно. У нее свои заботы, а у меня — свои. Она с ними играет, а я им помогаю жить и взрослеть, причем, без всяких их этих проектов.

— Спасибо, Тимка! — произнес, наконец, Третьяковский. — Теперь твоя очередь, Саша!

И я изложил свой план, упомянув и об участии в нем полковника Михайлова. Фамилию главного подозреваемого я при мальчишке называть не стал. Доверие доверием, а если все же выяснится, что Курбатов здесь не причем, зачем порочить учителя труда в глазах учеников.

— Неймется старику, — покачал головой Граф. — Ну что ж, если лично возьмет крота, его повысят до генерала, наверняка… Сам я, пожалуй, тоже поприсутствую, инкогнито… Ну все, орлы, давайте на сегодня расставаться. Спасибо, что выручили. Еще неизвестно, чем бы для меня обернулось нынешнее приключение… Кстати, ты тоже будь осторожен.

— А может, с нами поедешь? — предложил я. — Очухаются эти жлобы, вернутся.

— Спасибо, друг! Не беспокойся, я уйду, если потребуется.

— Ладно. Тогда рукопись давай.

— Какую еще рукопись?

— Роман твоего покойного брата! Я договорился с одним своих пацанов, из которого серьезный писатель вырастет. Он обещал прочитать и поправить, где придется…

— А-а, совсем закрутился… Возьми в кабинете. Она прямо на столе лежит, пылится.

— Тимка, сбегай, — попросил я ученика.

Он выбежал из гостиной.

— Пистолет есть? — спросил Граф.

Я вынул из кармана «портсигар», генеральский подарок.

— Пукалка, — презрительно отозвался лжеклассик. — Вон, под баром ящичек видишь?..

— Вижу.

— Выдвини.

Ящичек оказался тяжелым, я его выдернул и увидел лежащий на красном бархате «ТТ», а рядом магазин, набитый тускло поблескивающими патронами.

— Бери, — велел Третьяковский. — И запасной магазин — тоже.

Вытащив оружие и боеприпасы, я сунул их в карман пиджака. Вернулся Фирсов с толстой пачкой листков в руках.

— Вот теперь все, — сказал Граф. — Давайте, мужики!

Мы с Тимкой вышли в прихожую, обулись, оделись, и через минуту уже шагали к оставленной мною на углу «Волге». Из поселка выехали благополучно. Помня об осторожности, я не гнал во всю прыть. Даже фары переключил на ближний свет, чтобы только видеть дорогу под колесами. Пацаненку велел забраться на заднее сиденье и лечь на пол, если я прикажу. По-моему, его такая перспектива только обрадовала. К шоссе я подъехал и вовсе погасив фары.

Остановился, вышел, держа руку в кармане и нащупывая рифленую рукоятку пистолета. Небо было затянуто тучами, но все равно было видно, что ни справа, ни слева нет ни одного автомобиля, который мог бы стоять у обочины. Ладно. Я вернулся к «Волге», сел за руль, тихонько выехал на шоссе и направился к городу. Опасения оказались напрасными. Обломы на грузовике не стали нас подкарауливать. Не исключено, что им ума не хватило связать припаркованную на углу «Волгу» с мужиком, который влез не в свое дело.

Тимка был разочарован тем, что больше никаких приключений с нами не случилось. А вот я чувствовал к нему огромную благодарность. Если бы он не «заговорил» нападавших, неизвестно, чем завершилась бы наша с ними встреча. В тоже время я испытывал беспокойство. Нельзя втягивать пацанов в мужские разборки. И надо бы спросить у Графа, зачем ему понадобилось, чтобы Фирсов на ночь глядя поехал к нему в Крапивин Дол, с докладом? Если бы не я, кто бы его довез обратно? Что, он не может встретиться со свои информатором в городе?

— А тебе не влетит от родителей, что ты так поздно? — спросил я у пацана.

— Не, они знают, что я к писателю ездил, — ответил он.

— Так поздно?.. А домой — как?

— Никак. Я бы у него переночевал, а к школе утром он бы меня подбросил.

— И часто ты так у него ночуешь?

— Раз в неделю. Мама в редакции работает. Раньше она сама возила дяде Мине гранки, письма читателей, ну и всякую другую редакционную писанину, а в этом году стал ездить я… Обычно попуток всегда хватает, а сегодня вот только этот грузовик тормознул… Я же не знал, что это бандиты…

— Ты молодчина, если бы не твоя считалка, они могли бы меня пристрелить, а дядю Миню увезти.

— А они пустые, знаете, как куклы, их выдувают из разогретой пластмассы, — философски заметил пацан. — Их наклоняют, а они: «МА-МА»… Вот потому с ними легко можно управиться…

— Это нисколько не умоляет твоего поступка, — веско заметил я.

И я высадил ученика возле его дома. Утром, после пробежки и завтрака, я отправился в школу. Еще на мехдворе, как обычно, встретил трудовика.

— Сегодня, в двадцать часов, в пансионате «Загородный», — сказал я ему.

— А почему именно там? — то ли насторожился, то ли просто удивился Курбатов.

— Мать того пацана, который эту штуковину сделал, там работает, — сказал я. — Вот он, наверное, ее там и оставил.

Это была очень рискованная ложь. Ведь Витек, пользуясь своими гэбистскими возможностями, может проверить, работает ли кто из родичей учащихся восьмого «Г» класса в «Загородном». Однако пока в Управлении поднимут личные дела всех родителей моих пацанов, это займет уйму времени. В любом случае, майор не сможет уличить меня во лжи до восьми вечера, а после ему станет не до того.