Феникс и зеркало

14

О своем путешествии в Ливию Вергилий Корнелии не сообщал, впрочем, не делал попыток и скрыть это от нее. Ему казалось, что так или иначе, но она прознает сама, впрочем… могло статься, что и нет, ведь и он, и Огненный Человек вновь отправились в путь порознь, без излишней помпы. И вот теперь Вергилий с девушкой входили в ворота виллы… Глаза и рот Туллио, встретившегося им по дороге, раскрылись до своих крайних пределов, но взгляд и жест Вергилия быстренько установили их на место. Еще один взгляд — и Туллио уже вел их к госпоже.

Корнелия занимала себя маленькими, прямоугольными, толщиной в лист пергамента, плашками из слоновой кости, расписанными и разукрашенными умелым миниатюристом. На лице застыло обычное выражение рассеянности, мысли королевы блуждали где-то далеко. Часть карточек-дощечек она держала в руках, другая же — была выложена на столе. «Рота», — бормотала она. «Рато». «Отра». «Атор». «Тара». Она взглянула в сторону вошедших, карточки выпали из ее руки и разлетелись по полу.

— Маг…[44] — прошептала Корнелия. Возле нее на низеньком стульчике сидела та самая девушка-служанка, которую он впервые увидел в тот день, когда спасался от мантикор. В тот же день, в который он впервые увидел и Корнелию. В первый момент показалось, что служанка вот-вот поднимется с места и что-то скажет… но быстрый взгляд Корнелии — рука королевы легла на плечо сидящей, и слова остались непроизнесенными. Королева вернула себе самообладание, вот только глаза ее оставались пока закрытыми.

Наконец она встала и подошла к Вергилию и Лауре. Глаза ее, полные радости, триумфа, благоговения и страсти встретились со взглядом мага. Она обняла девушку, покачала ее в своих объятиях и отпустила. Лаура от объятий королевы не уклонилась, но ответила на них довольно сдержанно.

— Я не спрашиваю о том, где ты была, не спрашиваю о том, что случилось. Теперь я слишком переполнена чувствами. Да и что все эти подробности в сравнении с тем, что ты здесь! Как мы отметим твое возвращение, дочка! А сейчас, сейчас позвольте нам остаться наедине…

Она приобняла девушку и стала подталкивать ее к выходу. Вторая девушка поднялась со своего стульчика и, повернувшись спиной к остальным, уже направилась к двери.

— Госпожа…

— Всего лишь несколько мгновений наедине, маг. Вы можете понять меня. И тогда…

— Госпожа…

Корнелия вздохнула и обернулась к нему.

— Вы знаете, я не могу отказать вам ни в чем.

— Речь о моем вознаграждении, госпожа.

Она заговорила, и Вергилий понял, что сомневаться в ее сердечности он не может.

— Все, что только пожелаете, драгоценности — сколько угодно. Эту виллу, если она вам нравится, мои наследные владения в Карсе. И даже те поместья, которые достались мне по завещанию Августа Цезаря… Что пожелаете…

Вергилий склонил голову:

— Ваши предложения — великая честь, но желаю я иного. Могу я сказать, чего именно? — Корнелия кивнула. — Отдайте мне эту служанку. — И он указал на девушку, бывшую при королеве.

Лицо Корнелии побледнело. Покраснело… Она подняла руки, словно защищаясь от удара. Впрочем, быстро обрела контроль над собой.

— Извините, маг, — с трудом произнесла она. — Вы сделали для меня то, что воистину бесценно. Но, вернее сказать, почти, почти бесценно… Эта девушка-служанка, ее зовут Филлис… она была при нас с самого своего рождения. Она словно член нашей семьи. На самом же деле… маг, я не хочу вам врать, но вы и сами видите: она нашей крови. И обращаться с ней как со служанкой или рабой — невозможно.

— Понимаю и согласен с вашими доводами. Тогда пошлите немедленно за ликторами, пусть на нее наденут фригийскую шапочку и, когда она получит вольную, я женюсь на ней. Неужто я не стою того, чтобы жениться на освобожденной женщине?

— Вовсе нет, маг. — Корнелия уже полностью обрела контроль над собой. Это будет даже проявлением снисходительности с вашей стороны. Дитя, обратилась она к служанке, — ты готова принять честь, оказываемую тебе доктором Вергилием?

— Нет… — произнесла девушка едва слышно. — Я не хочу…

— Видите. — Корнелия пожала плечами. — Вы не пришлись ей по сердцу. А вы же не захотите принудить ее силой?

Вергилий склонил голову на грудь. Затем сказал:

— Ну что же, если вниз мне не взглянуть, то посмотрим наверх. Сударыня, — он обратился к девушке, по-прежнему стоявшей у него за спиной. — Вы, несмотря на разницу в нашем положении, не отказались бы от подобного же предложения?

Королева удивленно воздела брови, но больше никак не отреагировала. Лишь взглянула на девушку, ожидая отрицательного ответа.

— Я? Ох… Нет, — произнесла девушка, и королева одобрительно кивнула, но… застыла в оторопи, когда девушка закончила фразу. — Нет, я не стала бы отказываться.

Неплохо уже зная Корнелию, Вергилий предполагал, что эмоции вспыхнут сейчас подобно огню, управляемому Фениксом. Но ответила королева мягко и почти стеснительно:

— Вы забываетесь, рыцарь. Простите меня, может, и есть на свете дочери императорских и королевских фамилий, которые могли бы быть отданы вам в жены, впрочем, в этом я сомневаюсь, но моя не из таких. Ни я этого не позволю, ни ее брат, король Карса, не допустит этого. Она уже сговорена. Корнелия вновь справилась со своими чувствами и продолжила спокойнее и мягче. — Речь идет об очень высокопоставленном лице — большего я сказать не могу. Словом, опекуны моей дочери никогда не допустят того, чтобы мы нарушили свое слово. Ваши силы, маг, велики, однако же они не идут в сравнение с силами, которые решают это дело.

Почувствовала ли она западню? Понимала ли, к чему клонится дело? Возможно. Но все равно он был уверен, что она согласится продолжать игру, хотя бы только затем, чтобы узнать, к чему все приведет. Впрочем, особенного выбора у нее не было. Теперь Корнелия без малейшего волнения глядела на него, а он кивнул, поджал губы, подавил в себе вздох и с оттенком досады произнес:

— Да… мои силы… в этом ответ и кроется…

И еще до того, как Корнелия успела вымолвить хоть слово, схватил обеими руками девушек и поставил их рядом. Поднял руки и заколдовал обеих. Времени это потребовало не много.

— Итак, — начал Вергилий, — та, что была известна под именем Лауры, должна была стать Филлис. Та, что была Филлис, сделалась Лаурой. Заклинаю вас говорить только правду. Ты. — Он указал на служанку. — Ты кто?

— Лаура, — вымолвила она испуганно.

— Лаура. Не Филлис. Значит, если ты Лаура, то она — Филлис. Так что… Разве не странно, сударыня, что вы, я и все, кто был вовлечен в историю с магическим зерцалом, искали Лауру, когда та была здесь? Это очень странно. Я не могу предположить ничего иного, кроме того, что некто, не стану называть это имя, принудил Лауру сыграть роль в комедии и сделаться Филлис, а Филлис заколдовал так, чтобы она стала сознавать себя Лаурой. Либо заколдованы были обе.

Корнелия стояла спокойно, словно одна из статуй, изображавших ее предков, одна из статуй в нише комнаты…

— Предположим, что так и было, — продолжил Вергилий, и никто не пошевелился, никто не сделал попытки помешать ему. — Тогда, в поисках объяснения, нам следует составить гипотезу… нам придется заглянуть в прошлое, и прошу прощения, госпожа и девушки, если это нарушит мир и спокойствие в вашем доме и душах. Корнелия была дочерью Амадео, предыдущего дожа Неаполя. У того не было сыновей, даже незаконнорожденных. Зато у него была еще одна дочь — от служанки, и дочь эта — сводная сестра Корнелии — отправилась с нею в Каре. Там, к своему несчастью, приглянулась влюбчивому Винделициану. Мужу Корнелии. И родила от него дочь, названную Филлис.

Корнелия не шелохнулась.

— Так что эта девочка оказалась наполовину сестрой Лауры, у них был один и тот же отец, кроме того, она была дочерью сводной сестры Корнелии, у них был один дед, словом, они — двойные кузины. И неудивительно, что девочки оказались настолько похожими, и сходство их с годами лишь возрастало. Неудивительно и то, что Филлис сделалась служанкой Лауры, что не помешало им расти подругами, меняться друг с дружкой одеждами и драгоценностями, хотя, конечно же, у Лауры их было куда больше… Возможно, та самая медная брошка была предметом их игр, и они передавали ее все время друг другу. Никто не знал о соглашении между женщиной и Фениксом — о любви, о страсти, о троне. Договор этот долгие годы был источником счастья, силы и надежды, однако же срок его подошел куда раньше, чем предполагалось. Наступала расплата. Однако учтем, что женщина Феникса обладала невероятными силами. Она оказалась способной оградить себя от него… но страх и отчаяние все равно не покидали ее. Более того, эта женщина находилась в постоянном беспокойстве за свою дочь: Феникс сказал, что она может заменить ему мать. Что ей оставалось? Что могла она предпринять? Предположим, сударыня, что вы и есть та самая женщина. Что бы сделали вы на ее месте? Зачем, например, та женщина отправилась из Карса, взяв свою дочку под видом служанки? Зачем Филлис заставили поверить в то, что она и есть Лаура? Зачем вызывали ее впоследствии в Неаполь, да так, что об этом прознал Феникс, который и использовал момент, похитив ее по дороге? Очень просто. Теперь любимый-ненавистный любовник и ненавистно-любимая служанка воссоединились на погребальном костре, но поскольку это была вовсе не ее дочь, то девушку постигла бы там просто мучительная смерть. Никакого мистического союза. Откуда женщине было знать, что троглодиты перебьют слуг Феникса, а Старый Отшельник, в свой черед, отобьет девушку у них? Откуда было знать, что циклоп настолько ненавидит Феникса, что тот и шагу ступить не смеет на порог его замка? Но когда Феникс в облике обыкновенного финикийца появился в Неаполе, стало ясно, что произошло что-то непредвиденное. Феникс приехал, ходил повсюду, был в отчаянии. Если моя гипотеза верна, госпожа, то ваше неистовое желание обладать зерцалом объяснялось не тем, что вы надеялись увидеть лже-Лауру живой и невредимой, а прямо наоборот, вы надеялись не увидеть ее вовсе. Вы боялись именно того, что с ней все в порядке и мистического перерождения по какой-то причине не произошло…

— Это ложь, — произнесла Корнелия.

— А я думаю, что нет. Впервые я увидел Лауру на вашей вилле. Помните, в тот самый день? Она играла роль служанки, в руках у нее была вышивка, а что она вышивала? Рисунок был копией печатки с вашего кольца, которое… как я увидел после — копия кольца Огненного Человека и изображает феникса-сижанта на погребальном костре. А когда мы пришли к вам в следующий раз, то девушку увидел Клеменс, опознавший ее по миниатюре, которую столь пылко демонстрировал нам дож Тауро.

Губы Корнелии дрожали, лицо потемнело, тень отчаяния легла на него. Затем она вскинула голову, и в глазах ее мелькнула надежда:

— А если я признаю, что все это правда, ты поможешь мне? — Все равно к надежде примешивался страх, голос ее дрожал. — Вы защитите меня? Нет, я не боюсь потерять свою жизнь, поскольку что ее радости в сравнении с жизнью в обители Блаженных, и я сделала бы для него все-все, кроме одного. Я не желаю исчезнуть навеки, раствориться в его всепоглощающей личности. Потому что — вы ведь знаете? — потому что источник бессмертия Феникса именно в этом: он пожирает женщину, он поглощает ее, он становится ОН плюс ОНА, и ОНА навеки пропадает, полностью, насовсем, и лишь ОН возрождается. ОНА отдала себя ему и… исчезает навеки. Вы знаете? А я узнала лишь потом.

— Я знаю, — кивнул Вергилий. Но если бы он действительно знал об этом, то он давно бы понял, чем именно напугана королева, в чем кроется главная опасность для нее…

— Так вы защитите меня, да? — настойчиво повторяла она. — Да? Навсегда-навсегда? — Глаза ее неотрывно глядели на мага, голос становился все мягче и все нежней. — Ты защитишь. Я знаю. Знаю. — Голос ее совсем затих, и она продолжила жестами и полушепотом: — Я знаю почему. Знаю, какую награду ты хочешь на самом деле. И ты достоин ее. Навсегда. Пойдем же. — И она протянула ему руку.

Вергилий не взял ее руку в свою.

— Сударыня, однажды я уже пошел с вами. Вспомните, что было потом.

Корнелия оцепенела:

— Но тогда… пока я не могу… я не могу быть уверена… как я могу поверить, что… Ты предпочел ее мне? Мне?! Ты защитишь меня или нет?! Ты!!!

Лицо ее исказилось, и, казалось, принадлежало теперь другому человеку, скрюченные пальцы бессильно загребали воздух. Она ругалась, сыпала проклятиями нараспев, крыла его всеми возможными словами по-латыни, на этрусском языке, на греческом. Затем посыпался град звуков, свойственных языку Карса, это можно было понять по тому, что Лаура поморщилась. Затем настал черед неаполитанского диалекта, и Корнелия обрушилась на него подобно старой торговке рыбой, осыпая его бранью, крича, непристойно жестикулируя, кривляясь.

— Эта девка, — визжала она, — эта девка — ублюдок, дочка ублюдка, и ее, и мать нагуляли на стороне, обе они девки, сучки, мерзавки, твари, твари, твари, твари… Зачем я спасла ей жизнь, для чего растила? Удавила бы ее в детстве, как приблудную суку! А растила я ее именно для этого, для этого! Она будет жить, а я умру? Мне было обещано пять сотен лет жизни, а теперь я не доживу даже до положенного мне предела, а эта тварь меня переживет? Нет! Нет!

Гнев ее становился все безумнее, такого на своем веку Вергилий еще не видал.

— Я уничтожу ее, — орала она, и пена выступала на ее губах, клочья выдранных волос летели в стороны, тушь и помада стекали по лицу, намокшему от слез. Лицо ее походило теперь на маску Горгоны, голос сорвался на визг. — Я уничтожу ее! И тебя заодно с ней! Рыцарь! Защитничек! Некромант! Пройдоха! Сводня, дерьмо, потаскун! Я убью вас обоих!

Она бессильно замолкла, чтобы перевести дух, и тут Вергилий сказал:

— Довольно. Ты всячески унизила меня, и я покидаю твой дом навсегда. Мой путь пройден до конца. Филлис, нам тут нечего больше делать. — Он повернулся и, взяв девушку за руку, повел ее к дверям.

Но не успели они выйти наружу, как внезапный крик вновь разнесся по дому. Они оглянулись: Корнелия стояла там, где стояла, но за ее спиной, обнимая ее за плечи, стоял Огненный Человек, и вокруг них разгоралось пламя, скрывая их обоих. Столь безумен был ее гнев, что пали все заслоны, установленные ею, чтобы оградить себя от Феникса. Вергилий же, не желая того, произнес слова, снимающие заклятие, и вот Феникс, преодолев в один миг пустыни и моря, оказался возле своей невесты.

Вергилий и не пытался утихомирить этот огонь. С тем же успехом он мог бы попробовать усмирить Везувий. Странно, но похоже, что в тот раз в пустыне Феникс говорил правду: страх оставил Корнелию, и она, судя по всему, не испытывала ни малейшей боли. Напротив, пока огонь разгорался, лицо ее разглаживалось, становилось мягче, а тело податливо, согласно легло в огненные объятия любовника, глаза закрылись навек, и они навсегда скрылись в пламени — она с покорностью, он — как триумфатор. Какое-то время кучки пепла сохраняли еще очертания двух человеческих тел, затем непостижимым образом они соединились вместе, слились и образовали нечто вроде светящегося яйца, яйцо развалилось на скорлупки, и оттуда выползло нечто, напоминающее червя, немедленно скрывшегося в горке пепла, которая принялась на глазах стремительно расти.

Все оставались в полном оцепенении. Горло Вергилия смогло издать лишь звук, нимало не напоминающий ни одно из слов, и тут пепел посыпался вниз, на пол, открывая взгляду человека.

Феникс стряхнул с себя пепел, стряхнул его со своей красной, словно обожженной кожи, сделал нетвердый шаг… еще один… и зашагал уверенно, не обращая ни малейшего внимания на тех, кто с благоговением и оторопью глядел на него.

«Таким мог быть сам Эббед Сапфир, — подумал Вергилий, — в первые дни своего человеческого существования… нет, это не точное его подобие, но…»

Проходя мимо Вергилия и Филлис, Феникс сделал мягкое и почти невольное движение головы в их сторону. Что-то вспыхнуло в его бледных сине-зеленых глазах, что-то неуловимо напомнившее Корнелию. Вспыхнуло и пропало.

И он ушел.

Визжащие слуги разбежались по всему дому. Лаура лежала на диване, уткнув пылающее лицо в ладони. Вергилий дрожал и не мог справиться со своей дрожью, Филлис прильнула к его груди в поисках защиты.

А Туллио ползал по полу и горько причитал.

— Мы хотели царства, мы хотели Империи, — простонал он, словно бы самому себе. — Это не… не стоило того… не стоило…

Позже Вергилий скажет Клеменсу:

— Единственное, чего она желала, — бессмертия.

— Она выбрала неверный путь, — хмыкнул Клеменс. — Бессмертие в состоянии дать только алхимия. Ты прекрасно это знаешь.

— Нет, в этот раз я с тобой не соглашусь… Ты помнишь, что привело меня к Корнелии? Не драгоценностей я искал в подземельях мантикор, иного. Помнишь того ребенка, — да кто же не помнит эту историю? — которого они украли и долгие годы продержали у себя? Прошли сотни лет, а он жив до сих пор и выглядит куда как не на свои годы… У нее, Корнелии, были блестящие способности. Как жаль, вместе с нею мы могли бы своротить горы, как жаль…

Да, повернись дело иначе, они оказались бы необходимыми друг другу Корнелия и Вергилий. Любовь, а не ненависть могла бы связывать их друг с другом. Но что толку говорить об этом, надо же повидать и других, Лауру, например…

Чем занимается Лаура нынче, освободившаяся от деспотизма матери? Нет, ни похожий на быка дож, ни старательный волокита император ее не привлекали. Она собиралась домой, в гористый Каре, совершенно уверенная в том, что там, среди друзей своего брата, отыщет себе жениха.

— Здесь как-то все плоско и нудно, — поморщилась она, — давай вернемся, Филлис? Теперь все будет совсем по-другому. Братья дадут тебе свободу, я их заставлю! Мы будем жить в нашем дворце, вместе. Извини, конечно, за все, что произошло, но в чем я виновата? Я же нисколечко не разбираюсь во всей этой проклятой магии, к тому же ты ведь знаешь матушку… Что я могла поделать? А теперь нас ожидают все удовольствия мира, мы по-прежнему станем меняться платьями и претендовать… ну, может быть, и нет. Но в любом случае, Филлис…

Никаких сомнений, в глазах сестры Филлис оставалась мягкой и бесхитростной простушкой. Но Вергилий смотрел на нее во все время речи Лауры и по тому быстрому взгляду, который бросила на него Филлис, понял: никуда она не поедет. Ни в Каре, ни в какое другое место.

Знак обновления Скорпион… орел, змея, феникс… змея, скидывающая ветхие покровы, как руда, избавляющаяся от шлаков, змея, победительница мнимой смерти, змея живая, обновленная, гибкая… пламя пожирает феникса… феникс должен быть уничтожен пламенем, дабы родиться заново… сожженный огнем, уничтожающим все формы и очертания с тем, чтобы дать новую жизнь новым формам… моя огненная госпожа…

Наконец-то Досточтимая Белая Матрона соединилась со своим Рыжим Человеком[45].

Вергилий помнил об одной старинной деревенской ферме, которую знал уже очень давно, помнил пасеку, курчавых вислоухих овец, крики пахаря, помнил дубовые и ясеневые леса, клыкастых кабанов, торопливо уносящих ноги от охотников. И другую деревушку помнил, в Калабрийских горах, которую он знал во времена уже более поздние. Домики ее разбежались по отрогам гор, высились на кручах; подобно орлам на утесах, струились в тех местах источники невероятно холодной и кристальной воды, а еще были там тихие заводи, в которых плещется осторожная рыба, леса, луга, цветочные поляны. Как бы ему хотелось отправиться туда и оставаться там до поры, пока слабость и утомление не оставят его тело… Но все его великие проблемы оставались нерешенными, вопросы ждали ответов… хотя он и узнал все о Фениксе… Да, нечто тяжелое, словно бы закрывающая Солнце планета, исчезло, но что с того? Стало ли от этого зрение его более острым? Да, он восстановил душу свою во всей ее цельности, но разве же не так было и прежде? Что приобрел он за это время?

Его коснулось мягкое дыхание: рядом, улыбаясь, стояла Филлис.

Филлис.

Да, несомненно, душа его была уловлена вновь. Но в этот раз не было боли, не было страха, отчаяния. Ну, Клеменс мог сколько угодно бурчать и ворчать по поводу присутствия молодой женщины в странном высоком доме на улице Драгоценной Сбруи. Однако же… две старинные книги с древней музыкой восточных царей, те самые книги, которых он всегда жаждал, усмирят и ворчание Клеменса.