Феникс и зеркало

13

Огненный Человек, тяжело сгорбившись, сидел на песке. Похоже, путешествие вымотало его куда сильнее, чем Вергилия. Но только он увидел Лауру, как моментально поднялся на ноги и стал забираться на верблюда. Вергилий предпочел бы подкрепиться остатками провизии, хранившейся в переметных сумах, поскольку у циклопа лишь выпил свежей и сладкой воды из серебряной чаши, а о еде заговорить постеснялся. Впрочем, с едой и в самом деле лучше было потерпеть, пока не отъедут подальше. Только вот…

— Но сюда мы ехали другим путем?! — крикнул он.

— …другой путь… — донесся до Вергилия обрывок фразы, которую Огненный Человек прокричал, даже не повернувшись к нему.

— Чтобы объехать стороной троглодитов?

Но ответа не последовало. Вергилий ехал бок о бок с Лаурой, время от времени заговаривая с нею, но она отвечала скупо и кратко. Вела она себя столь же застенчиво и невыразительно, что и раньше, казалась бездумно послушной, и Вергилий внезапно задумался о своих чувствах к ней. Неужели она и в самом деле лишь красивая кукла? Или Корнелия сумела подавить и растоптать ее личность? Или девушка до сих пор находится в шоке?

Сейчас она едва сумела ответить на пару его вопросов, не ответить даже, а всего лишь объяснить, почему ответить на них не может.

— Не знаю, почему меня похитили на Великой Горной дороге, — мягко произнесла она. — Похитители сказали, что моя мать, королева, послала их и показали письмо от нее.

— Подлог, разумеется. Но странно… почему же тебя повезли так далеко, когда спрятать можно было где угодно? Не могу понять их мотивов вообще. Выкуп?

На это Лаура ничего не могла ответить и лишь глядела по сторонам своими сладкими, кроткими глазами цвета темного вина. То и дело Вергилий предлагал остановиться, но Огненный Человек всякий раз настаивал на том, чтобы продолжить путь, иной раз отрицательно мотая головой, иной же указывая вперед своей палкой. Вергилий и Лаура настолько уже ослабли, что не заметили, как покинули пределы пустыни и теперь, судя по всему, довольно уже давно ехали среди скал, вздымавшихся вокруг их тропы.

Едва ворочающимися от усталости языками они обсуждали это, и тут Лаура закрыла глаза и поднесла руки к вискам. Вергилий едва успел поддержать девушку.

— Надо остановиться! — закричал он. — Принцессе плохо!

— Мы почти на месте, — ответил Огненный Человек, не обернувшись.

— На каком месте? — Вергилий ощутил, как в нем нарастает ярость. Почти где? Мы должны немедленно остановиться! — Эббед Сапфир, однако, разговаривал только с верблюдом, так и не прекратив движение. И тут порыв ветра донес до них запахи… пахло благовониями, как если бы они оказались где-то на Кипре. Вергилий сначала подумал, что все это ему лишь почудилось, но тут он увидел…

Был это вовсе не сад. Дорога вывела их на плато, блестящее в лучах заходящего солнца подобно гигантскому алмазу. На плато был сложен огромный костер, костер, подобного которому Вергилий не видел никогда, — высотой с громадный дом, составленный из целых древесных стволов, из пахучего кедра, из благоухающего сандала, сложенный из веток мирры, бальзама и подобных им… На верх костра вели изысканно изукрашенные резные ступени, и там, наверху, виднелось что-то похожее на беседку.

Словно вспышка света разорвалась в мозгу Вергилия. Все обрывки, кусочки, детали мысли, танцевавшие хаотично в его голове, ныне встали на место, составились в целое. «Огненный Человек! Человек из Тира! пронеслось в его сознании, пока Эббед Сапфир спешивался и направлялся к костру. — Финикиец? Да нет же, не финикиец, но сам…»

— Феникс! — произнес, обернувшись. Огненный Человек с пламенеющим лицом и сияющим взором.

Нет, не финикиец, но сам Феникс! Не та, разумеется, символическая птица из легенд и сказок, но существо во плоти. Происходящее, казалось, совершалось из последних сил, но с торопливостью, с какой человек спешит на долгожданное свидание. Слова потоком лились из Феникса. Он тоже был стар, очень стар — не так, конечно, как циклоп, но он был стар и смертей, и дряхлость немилосердно отягощала его. За века своей жизни он обошел весь мир вдоль и поперек, и вот его час настал, свобода была близка, казалось она на расстоянии вытянутой руки. Лишь огонь может избавить от мучительного ощущения обветшавшей плоти, лишь сгорев, он сможет обновиться…

«Знак обновления, — подумал Вергилий, — орел, змея, феникс…»

— Ну что же, если в этом все дело, то я не встану у тебя на пути, сказал он вслух.

Тот глядел на него, готовый, казалось, расхохотаться.

— Ты? Да ты же не больше, чем просто дорога, по которой я прошел! Фениксу не нужны ни слуги, ни оруженосцы!

— Ну хорошо, ты достиг своего. Тогда зачем же ты привел меня сюда? Я должен поджечь твой погребальный костер? Хорошо, хотя это и не совсем мне по душе.

— У меня нет времени, чтобы оценить твою иронию. — Эббед Сапфир все же расхохотался. — Тебя я взял лишь для того, чтобы ты таскал для меня каштаны из огня. Циклоп меня ненавидит. Конечно, я не был вполне убежден, что ты сумеешь вызволить мою невесту из его плена…

— Твою невесту?

Огненный Человек кивнул:

— Да. Ты говорил о том, что я достиг своего. Мало же ты обо мне знаешь, если теперь изумляешься. Да, у Феникса должна быть невеста! Но Феникс всегда мужчина, и невесту он выбирает среди дщерей человеческих. И наша свадьба, женитьба, венчание — это не просто акт любви, хотя и в подобных делах Феникс смыслит не менее вашего. Тут другое — лишь в союзе, в слиянии мужского и женского начал в огне образуется магическое яйцо, из которого потом возникает обновленный Феникс. Моя невеста, — обернулся он к Лауре, моя невеста!

Та с кратким вскриком отступила назад и встала за спиной Вергилия.

— Не бойся. Не надо пугаться. Боль мгновенна, а наслаждение стократ ее превысит — лишь в этом наше бракосочетание и напоминает свадьбу смертных. Не бойся, но увенчай собой наш брачный чертог на вершине костра… Ты боишься? Поверь, не надо бояться! Я подожду, подожду еще немного, но я не могу ждать очень долго.

— Но послушай, Феникс, — произнес Вергилий, глядя, как закат делает лицо собеседника совершенно подобным пламени, — отчего же из всех женщин мира ты избрал именно ее? Видишь: она тебя не хочет, она не желает того, что ей предстоит. Неужели во всем мире ты не мог сыскать ни единой женщины, которая бы стала твоей невестой добровольно?

— Да. Я нашел. Это правда. Давно, когда ее еще не было на свете, я нашел ту, что согласилась стать моей, — в обмен на долгую жизнь, на любовь, на трон. Она получила все — трон, любовь, разделила страсть… но время преображения настало раньше, чем предполагалось, и эта предательница в ужасе отшатнулась от меня.

Лицо, вся кожа Феникса горели огнем, лишь глаза оставались сине-зелеными и холодными. Вергилий будто услышал голос Корнелии: «Мое сердце принадлежит тому, на кого я взглянуть не смею», и он не сомневался, что взгляда этого было достаточно, чтобы заставить ее взойти на костер и сгореть, вспыхнуть в бушующем пламени…

— Но, — лицо Феникса исказилось мукой, — она отказалась, предательница. Только в предательстве она и сильна. Да, она сумела соорудить между нами непреодолимые преграды… Но… только между нами двумя… Поэтому… То, что мужчина желал бы самому себе, — продолжил он, — может осуществить его сын. А для женщины таким человеком будет ее дочь. Вот поэтому я и говорю: она моя невеста. Ну что же, не Корнелия, королева Карса, тогда — дочь ее, принцесса Лаура. Да будет так. Иди ко мне, невеста моя. Иди.

Он смолк и протянул руку. Лаура вновь отшатнулась, так резко, что Вергилий не успел встать с ней рядом. И тут же палец Феникса пришел в движение, и стена огня разделила их. Линия распалась на две и окружила обоих кольцом пламени. Едва Вергилий сделал шаг в ее сторону, как огонь вырос и словно замуровал Вергилия внутри себя.

Вергилий не двигался и сквозь сполохи пламени видел, как Феникс, шевеля рукой, медленно перемещает огонь и Лауру в нем ближе к себе. Круг солнца зацепился нижним краем за горизонт. Воздух стал темнеть, становился синим и прозрачным. Ветер трепал пламя.

— Идем, — сказал Феникс.

Он вытянул палец и добавил:

— Я должен был почтить своим присутствием место погребального костра моего предшественника на Кипре. Сюда ко мне никто не придет. Не беда, в особых эпиталамах я не нуждаюсь. Да и в эпитафиях тоже.

Вергилий безмолвно наблюдал, как Феникс приближает Лауру, заключенную в пламя, к себе, как протягивает ей руку — и она берет ее. И вместе они направляются к костру…

— Прощай, рыцарь… — напоследок обернувшись, произнес Феникс.

Но теперь вверх пошла рука Вергилия, теперь его палец произвел движение, но обратное тому, какое делал Феникс… огонь вокруг него задрожал… стал уменьшаться… уменьшился, превратившись в едва светящиеся окружности на почве. Маг шагнул вперед. Феникс, оторопев, глядел на него.

— Ну что же, Феникс из Финикии, — сказал он. — И я бывал там. И я овладел тайнами огня. Вот только учился не в Тире, а в Сидоне.

Из горла Феникса вырвался звук, схожий одновременно со стоном и рычанием: от Тира давно уже оставались лишь пепел и камни, Сидон же благоухал и процветал по-прежнему.

Вергилий усмехнулся.

— Мои силы противоположны твоим, — продолжил Вергилий. — А твои действия, надо отметить, не всегда удачны. Да, таких, как я, мало, но кто, как ты думаешь, потушил пожар в моем доме на улице Драгоценной Сбруи? Что ты мне рассказываешь, что огонь был занесен туда саламандрой, ты, овладевший тайнами тайн огня? Тебе отлично известно, что саламандры не возжигают огонь, но — его гасят! Это они умеют проходить сквозь пламя без ущерба для себя, это они питаются огнем, оставаясь невредимыми. Так иди же, Феникс, ступай к своей невесте, к своей настоящей невесте, требуй от нее ответа, если хочешь. А эта женщина — не твоя, и ты ее отпустишь.

Вергилий отступил назад. Ночь взорвалась перед ним, камни изрыгали из себя огонь, песок тлел, готовый вспыхнуть. Он поднял руки — перед ним на землю пал туман. Огни слабели, чадили, шипели, словно от боли. Камни трескались, резко охлажденные влагой, в воздухе клубился пар, и тут вниз хлынули потоки воды. Огненные змейки, ползущие по камням, гасли, тлели в лужах. Феникс извергал крики, полные ярости, он стоял перед Вергилием, как само пламя, размахивая светящимися, пылающими, истекающими огнем руками.

Туман и мгла стали рассеиваться, воздух начал прогреваться, сделался сухим, словно в бане. Снова показались звезды, окруженные нимбами, и темнота вновь вздрогнула и рассыпалась огнями всех цветов: белыми, голубыми, красными, оранжевыми, желтыми и зелеными, но постепенно их становилось все меньше и меньше.

И вот все они потухли.

Вергилий начал зябко дрожать на холодном ветру. Запах благоуханных деревьев, разогревшихся и омытых влагой, сделался еще сильней. У подножия пирамиды без чувств лежал его противник.

— Феникс, — позвал его маг, — садись на верблюда.

Тот с трудом поднял голову и вновь сделал усилие, вновь вспыхнул, испустил пламя, как уголь. Но это была его последняя попытка. И тогда огонь оставил его.

— Феникс, — повторил Вергилий. — Садись, поехали.

Нельзя было смотреть без мучений, как тот, на четвереньках, из последних сил, карабкается вверх по резным ступенькам, вверх, на вершину своей пирамиды-костра, как валится на одно из стоящих там кресел — не то трон, не то брачное ложе.

Вергилий обвел так и не запылавший костер своим белым жезлом и заставил круг светиться.

— А теперь, Феникс, слушай мое заклятие:

На небеса выкатилась холодная луна, и камни слились с собственными тенями. Феникс застыл на вершине пирамиды, молчаливый, неподвижный, словно статуя.

Верблюды, впрочем, казались теперь гораздо менее высокомерными.

Возвращаться по старому пути Вергилий не рискнул. Как-никак, там по-прежнему обитали троглодиты, которые вполне могли взять реванш, застав путешественников врасплох. Там обитали каменные твари-петроморфы, не говоря уже о том, что в одном из оазисов их поджидал достопамятный Абен Абубу, вряд ли довольный расстройством своих планов. Но другой дороги к побережью он не знал, а полагаться на случай не хотелось.

— Нам, похоже, надо свернуть на юг или на восток, — сказал он Лауре, объяснив положение. — Как по-вашему?

Она рассмеялась и накрутила на палец длинный завиток, выбившийся из-под накидки.

— Я не привыкла, чтобы кто-то интересовался моими мыслями, — сказала она. — Сейчас попробую напрячь ум… надо преодолеть там что-то… — Она насупилась и задумалась. — На север от нас лежит Срединное море? Так? А на запад… Западный океан. Так, вроде бы, оно и есть. А вот что на юге и востоке, я не знаю, доктор Вергилий.

Маг быстро начертил в пыли, освещенной луной, карту. На юг лежали горы, разделяемые пополам черными водами реки Нигер, ниже по которой, как говорили, стоял великий и богатый город Тамбукту. За горами же и рекой находилась земля гарамантов и дальняя Эфиопия, область, называвшаяся Эквиноксом, еще одна, именуемая Агисимбой, далее же простиралась Терра Инкогнита, чьи земли и границы никем еще не были исследованы достоверно. Если же направиться на юго-восток, то маршрут пересечет истинную Эфиопию, Нил, реки Астапус и Астанбору и наконец упрется в Эритрийское море.

— Юг, правда, не слишком хорошо известен, дорога же через восток потребует очень много времени. Думаю, нам следует вначале отправиться на юг, обогнуть горы, а затем свернуть на восток в расчете, если нам посчастливится, повстречать караван, направляющийся в Верхний Египет. Ну, а уж там…

Лаура ненароком зевнула и тотчас же извинилась:

— Вы же видите, я просто девушка-служанка, которая совершенно не умеет себя вести, хотя и была облагодетельствована королевой Корнелией, дочерью дожа и внучкой самого Цезаря. Пока не стряслось все это, я и не выезжала за пределы Карса. Все произошедшее было просто ужасно, и я очень рада, что все теперь позади. Мы ложимся спать?

К исходу следующего дня они достигли гористой местности, при этом им посчастливилось обнаружить ручеек, вытекающий из расселины в скале, возле которой образовался небольшой пруд. Оазисом это место назвать было нельзя, поскольку вода не смачивала окрестную землю, судя по всему, из-за сильного испарения, да и земли тут было немного, разве что небольшой ее пятачок остался не сметенным постоянными ветрами.

Путники напились сами, подвели к источнику верблюдов, вслед за чем заполнили водой все имевшиеся у них кожаные сумки. Потом залили водой зерно — последнее, что оставалось из съестного — и съели эту безвкусную жижицу.

— Совершенно пресно, — констатировала Лаура, облизывая пальцы, удивительная мерзость. Еще хочется. — Она вывернула карманы и исследовала их содержимое. Маленький носовой платок, сухая кроличья лапка («Мяса на ней, к сожалению, нет»), четки и еще что-то коричневое, съежившееся и приятно пахнущее.

— Это огрызок моего последнего яблока, — улыбнулась она. — Садовник в Карее дал мне его на прощание, сказав, чтобы я его сохранила, оно напомнит мне о Карее… но я проголодалась и съела его. Нет, это совершенно простые четки, — добавила она, увидев, что Вергилий пропускает нитку сквозь пальцы. Одна из бусин заинтересовала его.

— Откуда они у вас? — спросил он. Бусина была не слишком белая, радужно переливалась, и в ней были вкрапления голубого цвета.

— Не знаю… — пожала она плечами, — кажется, их собрали на дне реки, когда та пересохла, было такое жаркое лето… А этот камешек как-то называется, доктор Вергилий?

Вергилий поднес камень ближе к глазам. Голыш, казалось, весил куда больше, чем ему полагалось.

— На дне реки… А один из притоков этой реки берет свое начало на севере — там марматы называют его «связующим время»… О камне известно мало, что с ним можно делать — тоже не слишком хорошо понятно, однако же… в нашем положении надо пробовать все. Я могу его разбить? повернулся он к Лауре.

Она сделала грациозный низкий реверанс, широко раскинув свою юбку, и это смутило мага. Лаура заметила это, сконфузилась и тут же попросила прощения. Вергилий пробормотал что-то невнятное в ответ и отошел к ближайшим скалам, там нагнулся и что-то поискал на земле. Вернулся он с двумя камнями, положил бусину на один из них и ударил вторым сверху. Еще раз ударил, и еще. Наконец камень раскололся на три части, совершенно не покрошившись.

— А теперь дайте мне ваш огрызок… — Он взял свой жезл, сделал в дерне дырочку и поместил туда листок растения, называемого арбор, «дерево жизни»; эти листья он всегда носил при себе, в пакетике, хранящемся в кошельке на поясе. Затем расширил дыру и поместил туда огрызок, утрамбовал почву обратным концом жезла и присыпал сверху землей. Вергилий расположил три осколка бусины так, что они образовали равносторонний треугольник, в центре которого находился теперь огрызок… Что было после и что делал Вергилий, Лаура вспомнить потом не могла — не была уверена, что все действительно было так, как было. Казалось, что-то случилось с небом, луна неоднократно и быстро проходила все свои фазы, солнце металось по небосклону по своему обычному маршруту, но очень быстро, кругами перемещались звезды, и происходило все это не на целом небе, но только в части его, ограниченной гигантским треугольником. Она взглянула вниз и с не меньшим изумлением обнаружила, что тоненький росток уже выбился из-под земли и старательно стремится ввысь.

— Ой! — вскрикнула Лаура и захлопала в ладоши.

Сухой и сладкий воздух заполнился благоуханием цветущей яблони, и вот лепестки уже облетают вниз, словно снежные хлопья. Завязь плодов начинает наливаться, подобно тому, как груди роженицы наливаются молоком, и вот с ветвей свешиваются самые настоящие яблоки…

Они ели эту пищу, которая была одновременно и питьем, кормили верблюдов, заполнили яблоками все переметные сумки, сделали узлы из подстилок и накидок, наполнили и их. И наконец тронулись в путь.

В стране гарамантов климат оказался таким, что в полдень оставленная на солнце вода кипела, в полночь же — все менялось, и та же вода замерзала к утру. Такие перепады не слишком, похоже, досаждали местным обитателям небольшому народцу, который старался вообще не попадаться на глаза чужакам. Их можно было увидеть только издали, так что даже докричаться до них не удавалось. Иногда Вергилий и Лаура видели их странные, облаченные в накидки фигуры с поднятыми руками, вырисовывающиеся на фоне гор или неба. И всегда их сопровождали собаки, которых гараманты любили куда больше, чем род людской. Собаки, впрочем, отвечали им полной взаимностью: однажды, когда нубийцы захватили в плен гарамантского короля, рассчитывая на выкуп, собаки — не менее двух тысяч — настигли нубийцев по следу, обрушились на спящий лагерь, уничтожили врагов и освободили короля.

Во Внешней Нубии их испугало то, что вначале они приняли за призрак женщины, умершей во время попытки избавиться от ребенка. Призрак ее, показалось им, со стенаниями носился по пустыне, подзывая и окликая свое нерожденное дитя, вечно ища его и никогда не показываясь людям. Вергилий попытался изгнать этого духа, что ему не удалось, и он понял, что существо было не человеческим духом, а просто мерзкой тварью, называемой то шакалом, то гиеной, которая, подражая человеческому голосу, подобно перрогуэнте, индейской птице, заставляет людей искать ее, пока те не выбьются из сил, и тогда тварь набрасывается на них сзади и с хохотом убивает и пожирает.

Наконец, почти сгорев на солнце и окоченев на холоде, они повстречали караваи, доведший их до Меру на Ниле, города-порта, знаменитого своими промыслами кож, помета и клыков крокодилов. По какой-то парадоксальной (впрочем, весьма свойственной ей) прихоти природы экскременты этих тварей запахом превосходили лучшие сорта мускуса и были совершенно незаменимы для приготовления мазей, притираний, духов и благовоний. Зубы же использовали при лечении болей в костях и суставах, принимали также и внутрь как возбуждающее средство. На Ниле, в том же самом Меру, они раздобыли себе места на плоту, сплавлявшемся вниз по реке, и теперь, с двумя или тремя остановками, должны были доплыть до самой Александрии — со скоростью течения.

Глазу, привычному к горам, взгорьям, долинам, островам и побережьям Европы, Нил и его берега могли показаться довольно скучноватыми, но Вергилию речная прохлада была куда милее раскаленного зноя пустыни. Что касается девушки, то и она не скучала, поскольку все тут ей было в диковинку. И деревья, клонящиеся к своим отражениям в мощных водах, и гигантские гиппопотамы, разевающие глубокие, зубастые пасти, и поля, густо колосящиеся тучной, сгибавшейся под тяжестью колосьев пшеницей, богато изукрашенные входы в пещеры, где нашли свой приют мумии, сохранившие облик прежних властителей страны, огромные пирамиды, недра которых доселе остаются лакомым кусочком для всех тех, кто верит, будто там скрыты несметные богатства фараонов…

Вергилию показалось, что девушка полностью поглощена окружающим, он даже вздрогнул от неожиданности, когда она обратилась к нему с вопросом:

— Господин Вергилий, а почему вы отправились меня искать?

Глупые слова замерли на его устах. Да потому, хотел сказать он, что твои рыжие волосы с коричневатым отливом, твои карие глаза с рыжинкой, твоя белая кожа с ручейками синих жилок, твои тонко вылепленные карминовые губы, изгиб твоих бровей и мягкое колыхание груди заполнили взор мой и сердце… потому я и покинул чадящую вредными испарениями лабораторию и библиотеку, пахнущую затхлостью старых книг, столь милой мне затхлостью… И разве это была бы ложь?

Он помолчал минуту и вместо этого рассказал ей всю историю о зерцале, сказав напоследок, что хотел довести ее до конца.

— Чтобы не осталось ничего невыясненного… — подвела черту она.

— Ну да… чтобы все выяснить…

Лаура кивнула, удовлетворенная ответом, но тут же состроила быструю гримаску.

— Что… — начал было он.

— Королева, — сказала она.

— О, — сказал он. — Да. Королева… не беспокойтесь.

Она взглянула на него, подняла одну бровь. Затем улыбнулась и ласково сказала:

— Хорошо, не буду.