Глава 21

— Здравия, дядька Василь.

— От-тано как. Давненько тебя не было видно, Шелест.

Нет, трактирщик нос по ветру держит и наверняка знает, что я уже далеко не тот простой подросток, что бегал к нему нормально поесть, справить нужду да перекинуться в картишки. Но коль скоро я не стал чиниться и обратился, как в прежние времена, то и он принял игру. В прежние времена. М-да. Всего-то полтора года прошло, а сколько всего уже случилось.

— Соскучился я по вам, — улыбнувшись, произнёс я.

— Так не ты один. Эвон у Любавы глазки как забегали, и хочется, и колется, и мамка не велит, — хмыкнув, указал подбородком трактирщик.

Я обернулся в ту сторону и, встретившись взглядом с девкой, задорно подмигнул, мол, ничего не забыл и всё ещё будет, даже не сомневайся. Та правильно меня поняла и зарделась от удовольствия. А что такого, баба она всё ещё ладная, в теле, но ни разу не толстая, бёдра крутые, манящие, высокая рельефная грудь, личико приятное, словом, всё, как мы любим. Ну вот ни единой мысли отказаться от такого, тем паче что она явственно выказывает недвусмысленное желание.

— Дядька Василь, мне бы с товарищами накрыть в кабинете, — попросил я.

— В первый ступайте. Чего принести-то?

— Каша, мясо, сбитень, как всегда, словом.

— Пиво?

— Нет. Хмель им сейчас не нужен.

— Как скажешь.

Указав компаньонам на дверь кабинета, я прошёл в дальний угол к карточному столу. Дело к вечеру, а потому народу тут хватает. Вот и Береста сидит с картами в руках. Сам ко мне навстречу подниматься не стал, ну мало ли, время миновало, я тут не появлялся, глядишь, у меня интересы поменялись и прежние знакомства уже лишние. Ни к чему навязываться, рискуя оказаться в неловкой ситуации и получить урон авторитету в глазах местных обитателей.

— Здравы будьте, честной народ, — подойдя, произнёс я. — Береста, иль не пожмёшь руку старинному знакомцу?

— Ты говори, Шелест, да не заговаривайся. Когда это я старых знакомцев забывал, — поднявшись и пожимая мне руку, возразил тот.

За прошедшее время он успел заматереть, держится с достоинством, говорит размеренно, словно каждое его слово имеет вес. Впрочем, так оно и есть. Имеет, да ещё какой. Вся Чижовка сегодня дышит так, как он скажет. Ну, если не считать вечно держащегося в тени дядьки Василя.

— Поговорить бы, как партию добьёшь, — произнёс я.

— Да чего я в карты никогда не играл, что ли, — бросая на стол свои листы вверх рубашкой, возразил тот и кивнул на отдельный столик.

— Береста, просьба у меня к тебе есть, — когда мы присели, заговорил я.

— Опять лихой народец резать хочешь? — невесело буркнул он.

— Я никого за просто так не резал. Так что ты эти разговоры брось.

— Так чего надо-то? — кивая в знак благодарности Любаве, поставившей перед нами по кружке пива, поинтересовался местный авторитет.

— Троицу, что со мной пришла, обкатать бы.

— В смысле?

— В том и смысле. Подлая схватка, без жалости. Твоим можно их увечить, мои этого делать не станут.

— Мои? Против дворян? Даже не смешно, — тряхнул он головой и отпил из кружки.

— Да какой уж смех, — возразил я. — За работу тебе и твоим ватажникам обломятся узоры по вашему выбору. Причём до схватки. Так что в равных будут.

— Да какой у тебя ранг, чтобы узоры накладывать, — усомнился Береста.

Ну, правда. Я ведь ещё полтора года назад поскрёбышем был, ну, вылез в бесталанные. Так это второй, ну самое большее третий ранг. Ну и толку от тех узоров.

— Обижены не будете, слово моё крепко. Но и болтать кто станет лишнего, щадить не стану, — заверил я.

— Слыхал, что ты взлетел сильно, у великой княгини в ближниках. Но чтобы так-то… — покачал он головой.

— Ты что думаешь, я делать стану, что ли? — хмыкнул я, показывая всю абсурдность подобного предположения.

— А кто же?

— Так мои товарищи и расстараются, у них седьмой ранг. Я только и того, что княгине глянулся, даром, увы, не вышел.

Не хватало только мне накладывать на бандюков девятиранговые узоры. Перетопчутся. Им седьмой как манна небесная. И вообще я бы не стал этого делать, всё же прибавка выйдет ощутимой. Но хотелось бы и компаньонов через драку прогнать, причём ни одну, и так, чтобы без жалости, но и не прибили ненароком. Мне в них уверенность вернуть надо, а не на тот свет отправить.

— Ясно, — коротко кивнул Береста.

— И? — вздёрнул бровь я.

— Переговорю со своей ватагой, пусть подумают, кому чего надо. А драться-то когда?

— Да вот сейчас поедим, и можете подходить по одному в кабинет. Наложим узоры и в путь.

— Так дело это не быстрое, — удивился он.

— Не переживай, Береста, уложимся без проблем, есть одно средство. Ты только помни, что язык распускать не стоит.

— Да уж не мелкий, понимание имею. Ты ить и из-под земли достанешь, — хмыкнул тот.

Наедаться не стали. Только и того, что заморили червячка. Компаньонам ещё предстоит драться, а это всё же лучше делать не на сытый желудок. Предоставив возможность моим товарищам попрактиковаться в наложении узоров, сам я решил уединиться с Любавой. Последнее дело обижать женщину, и уж тем паче, когда это к обоюдному удовольствию…

Драться пошли на задний двор трактира, благо места там хватало. Ну не на улице же этим заниматься. Первым вышел Рудаков и, прежде чем сойтись, во всеуслышание заявил, что он тут по доброй воле, и соперник может не стесняться в приёмах, сам же пообещал по возможности не калечить, если только случайно выйдет.

Уровень своих компаньонов я примерно представлял, да и узоры у них девятого ранга, так что, несмотря на убранные пассивки, они всё же имели преимущество. А потому компенсировал я это, выставляя против них по двое ватажников. Данное обстоятельство расстроило Рудакова и порадовало его противников. Я ведь этих братков в своё время сам обучал, так что работать в связке они умели.

Ну что сказать, во взгляде Рудакова ожидаемо появился страх. Одно дело тренировочные схватки, где он уже успел освоиться и поверил в свои силы. И совсем другое вот так, когда против тебя выходит пара душегубов, тебе приказано их не калечить, а им позволено ломать тебя, как вздумается. Может, когда-то Михаил Дмитриевич даже был лихим рубакой, но успел уже растерять былую храбрость и превратиться в пугливого зайца.

Да, я приказал Рудакову драться, и тот не ослушается меня, вот только и львом от этого не стал. Он тот, кто он есть со всеми достоинствами и недостатками, а потому либо переступит через себя сегодняшнего, обретя прежнего, либо сломается окончательно. Не хотелось бы. Однако и иного способа я не знаю.

Ватажники навалились на него слаженно, охватив с боков и раздёргивая внимание. Признаться, я полагал, что Рудакову пришёл абзац и мне придётся его латать. Но ему всё же удалось вывернуться, получив пару-тройку ударов и рассечённую бровь. Когда клубок из трёх мужчин распался, и противники ненадолго замерли напротив друг друга, ватажники задорно переглянулись. На их стороне оказалось явное преимущество.

Мой же компаньон утёр текущую кровь и растерянно покачал головой. Похоже, перед схваткой он уверился в том, что ему пришёл окончательный и бесповоротный абзац, а сейчас сообразил, что всё не так уж безнадёжно, и тело сделало всё само. Кое-какие навыки, что успели в него вбить на тренировках, плюс серьёзные узоры «Ловкость» и «Быстрота» не прошли даром.

Вот теперь совсем другое дело. Если прежде взгляд у него был затравленным, то сейчас появилась уверенность. Я бы даже сказал, решимость. До этого он ожидал, когда противники нападут на него, теперь же, когда они вновь начали охватывать Рудакова, он сам рванулся к тому, что справа, и стремительной атакой пробил ему в душу.

Второму нападавшему повезло не больше. Отбив атакующую ногу, Михаил Дмитриевич пропустил её мимо себя, сделал шаг навстречу и впечатал локоть в грудь противника. Тот хекнул и опрокинулся на спину, попытался уйти в перекат, но не успел, Рудаков схватил его за руку и, вывернув её, перекатил братка на живот, после чего подъёмом стопы врезал по голове, отправляя в нокаут.

Мой компаньон осмотрелся, убедился, что противники выведены из строя, и с ошалелым видом направился было ко мне.

— Михаил Дмитриевич, вы бы помогли ребяткам, а то как-то не по-людски, — выставив перед собой и чуть разведя руки, попросил я.

— Что? Ах да. Разумеется.

Он вернулся к лежавшим ватажникам и по очереди применил к ним «Лечение». Седьмой ранг это не первый, так что взбодрились они сразу. Уважительно кивнули, мол, могёшь, благородие, и отошли в сторону.

— Спасибо, Пётр Анисимович, — ожидая, когда его подлатает Суханов, поблагодарил Рудаков.

— За что? — глядя, как против Швецова выходит очередная пара противников, спросил я.

— Вы знаете.

— Это вы ещё не знаете, что вас ждёт впереди, иначе не благодарили бы, — многообещающе произнёс я.

Ну что сказать, вечер и ночка выдались занимательными. Драться моим компаньонам пришлось часто и густо, пройдя не по одному кругу. Нашлись и другие посетители трактира, решившие испытать удачу. А отчего бы и нет, если я пообещал премию в десять рублей тому, кто завалит хоть одного из моих товарищей.

Рассвет мы встречали усталые и довольные. Компаньоны собой, а я ими. Конечно, уверенности в том, что они окончательно растеряли свой страх, нет, но очередной шаг в этом направлении сделан. Не первый, но пока ещё и не последний.

День они отдыхали и приводили себя в порядок, а вечером мы опять были у трактира, и желающих прибавилось. Я через дядьку Василя запустил слух, что одолевший дворянина получит двадцать рублей и что можно биться как в одиночку, так и парами. Надо заметить, желающих нашлось изрядное количество…

Мне таки пришлось выплатить восемьдесят рублей. Причём два поражения вышли настолько болезненными, что Швецова и Суханова понадобилось везти к целителю, так как моих талантов на то, чтобы восстановить их в кратчайшие сроки попросту не хватало. Вот когда над ними поработал специалист, мой девятый ранг в качестве реабилитации оказался как нельзя кстати.

Поражение меня не устроило, поэтому я пообещал победителям вдвое увеличить премию, если они опять побьют своего прежнего соперника. Страх и неуверенность в своих силах нужно безжалостно вытравлять, поэтому я приказал проигравшим пойти и надрать задницу своим обидчикам.

Суханов опять проиграл, но на этот раз не дал себя поломать, и моих сил оказалось достаточно, чтобы привести его в порядок. А на следующий день он всё же сделал своих обидчиков, лишив их премии в шестьдесят рублей. На которую они уже откровенно раскатали губу. Несмотря на две прежние победы, они и не думали расслабляться, но Александр Фёдорович в этот раз оказался им не по зубам, хотя и не сказать, что победа далась ему легко. Пришлось опять латать…

Долгорукова прибыла, как и было условлено. Командование кадетского корпуса, конечно, палки в колёса вставляло, но за определённую черту всё же не заступало. Едва встретив её, я отправился на волчий остров, где прихватил потребное количество волков и повёл их к карману…

— Этих волколаков вы должны будете добыть сами, — глядя на своих компаньонов, произнёс я. — Долой всё оружие. При себе оставить только по одному ножу.

Все трое без возражений и капли сомнения выполнили мой приказ, избавившись заодно и от лишней одежды. Вечер выдался морозным, но холода они не чувствовали. От одной только мысли, что придётся сразиться со смертельно опасным хищником, кровь в жилах одновременно холодела и струилась жидким пламенем.

— Милостивые государи, я даю вам полную свободу выбора. Вы можете отказаться сражаться со зверем. Тому, кто не пожелает драться, я незамедлительно выдам тысячу рублей и отпущу. Он может уехать куда угодно и устраивать свою жизнь как угодно с наложенными мною ранее ограничениями по сохранению тайны. Сами решайте, кто вы, мои рабы или мужчины, право имеющие.

Раздумывали они минут пять. Поглядывали то друг на друга, то на меня, то на обступивших нас пять десятков волколаков, послушных моей воле. Но наконец приняли решение и по очереди изъявили желание драться.

Оставив троих зверей, остальным я приказал отбежать. Кто его знает, как сработают инстинкты при виде драки и запахе крови. За тремя хищниками я ещё как-то присмотрю, в крайнем случае мы их пристрелим, благо и я, и холопы вооружены до зубов. А вот с полусотней хищников нам уже не управиться.

Посмотрев одному из зверей в глаза, я передал мыслеобраз, указав на Суханова, и приказал:

— Убей его.

Хищник молнией сорвался в стремительной атаке, буквально размазавшись в пространстве. Мгновение и его рык сплёлся с яростным выкриком человека, успевшего уйти в перекат, полоснув при этом зверя ножом. Казалось, ничего серьёзного, но волколак припал на переднюю левую лапу. Похоже, Александр Фёдорович перебил ему сухожилие. К слову, для этого зверя не столь уж и серьёзное ранение. Несколько дней и он полностью восстановится, срастив рассечённые ткани. Вот такая занятная зверушка.

Волколак, конечно, частично разумен, но ранение его взбесило, и он, припадая на лапу, вновь ринулся в атаку. И надо сказать, не безрезультатно. Суханов этого явно не ожидал и, несмотря на всю свою скорость и ловкость, оказался подмятым зверем, клыки которого клацнули едва ли не в паре миллиметров от горла.

Однако Александр Фёдорович успел-таки выставить руку, ухватив хищника за шею, и одновременно с этим вонзив клинок ему в бок. Волколак огласил округу злым и болезненным рыком, на мгновение чуть ослабив натиск. Суханов же ударил вновь и снова. Волколак опять попытался достать ненавистного врага, но с каждым ударом отточенной стали его натиск слабел, пока он обессиленный наконец не завалился на бок.

Тяжело дыша, мой компаньон поднялся на ноги и встал над испускающим дух зверем. Растерянно посмотрел на клинок в своей руке, осмотрел окровавленную одежду, перевёл ошалелый взгляд на меня и товарищей.

— Дело ещё не сделано, — произнёс я.

Суханов согласно кивнул, склонился над уже испустившим дух волколаком и взрезал ему брюхо. Минута и в его руке оказался заветный мешочек, который он с содроганием сунул себе в рот. Бр-р! Меня аж передёрнуло. Через три дня и я пройду через то же самое. И каждый раз мне приходится делать нешуточные усилия, преодолевая как отвращение, так и страх перед предстоящим адом…

— Что это с твоими компаньонами? — удивилась Долгорукова, видя, как холопы выгружают их из саней.

— Уже приняли желчь, — коротко ответил я.

— Отчего в этот раз так?

— Я решил вернуть им уверенность в себе. Поэтому сегодня они дрались с волколаками, чтобы получить их желчь.

— А если бы звери их одолели? Не жалко трудов и потраченного времени?

— Жалко, конечно. Поэтому дрались они по очереди, а мы страховали их, и в случае, если бы верх брал зверь, просто убили бы его. Тут ведь главное не победа, а готовность сражаться.

— Так ты ещё и воспитатель, — одобрительно кивнула она.

— Самую малость, ваше высочество. Кстати, вы понапрасну теряете время, тогда как остальные заняты делом.

То и дело вокруг звучали выстрелы, и звери падали, сражённые свинцом, после чего люди принимались за их разделку. Пора приступать и Марии Ивановне. Разумеется, если она не передумала. Её передёрнуло от страха перед предстоящим, но она подошла к зверю с мешком на голове и, приставив пистолет ко лбу, выстрелила.

Когда Марию скрутило, я подхватил её на руки и, приговаривая на ухо разные благоглупости, понёс в отдельно установленную палатку, в которой уже вовсю топилась походная печь. Ну не укладывать же её высочество вместе со всеми в охотничьем домике.

Вскоре меня вызвал Гаврила, крепостной, присматривающий за охотничьим домиком. Жена же его вошла в палатку, чтобы присмотреть за лежавшими тут в корчах великой княгиней и её подружками. Хотя помочь она ничем и не могла.

Выйдя из палатки, я прошёл к пятачку, куда смотритель и мои боевые холопы снесли тела волколаков. Здесь же поблизости происходил и забой, а потому мне то и дело попадались тёмные отметины на снегу. Вообще прибираться тут адова работёнка, и если бы не лошади, приученные не бояться волчьего духа, пришлось бы тяжко.

Я активировал плетение «Огненного вала», напитав его максимально возможным своим разовым лимитом в триста шестьдесят люм. После третьего прохода с перерывом в полторы минуты на откат от тел остался лишь прах, который я без труда упрятал под землю, запах же горелого мяса постепенно развеялся сам собой.

Покончив с этим, я поспешил в палатку к её высочеству. И только когда присел рядом с ней, положив её голову себе на колени, понял, что рядом лежит ведь и моя сестра, но я отчего-то проявляю заботу о Долгоруковой. С одной стороны, оно вроде и бесполезное занятие. Но с другой… М-да. Да ладно, чего себя-то обманывать.

Загрузка...