ФантЛабораторная работа. 5й конкурс. Финал

Пешечное мясо

“В запасниках нашего музея хранится множество работ женевского мастера Иоганна Майера.

Говорят, что ночных прохожих издавна пугают доносящиеся из подвалов голоса, а то и звуки сражения – лязг мечей, посвист стрел и треск, словно раскалываются боевые щиты.

А ещё говорят, что шахматные фигуры, вырезанные Майером, и игральные карты, им расписанные – особенные. Даже шашки его работы обладают индивидуальностью и отличаются от прочих. И, якобы, это потому, что в изделия мастеру удалось вдохнуть жизнь. В буквальном смысле. Так что, даже оказавшись не у дел, они живут себе как привыкли – атакуют, защищаются, осаждают крепости...

Впрочем, средневековые легенды красивы, но, как вы знаете, далеко не всегда достоверны”.

/ Выдержка из речи экскурсовода. Музей настольных игр, Монтрё, Швейцария /

***

Беда случилась на жатву. Она ворвалась в селение на закате, едва жнецы, отбатрачив, потянулись с полей.

- Рыцари, - ахнул старый Цейтнот, проводив взглядом клубы пыли, поднятые промчавшимися по главной улице всадниками. - Быть войне.

Рослый, плечистый Гамбит, уперев в бок рукоятку серпа, застыл. О войне поговаривали в селении давно, матери пугали ею детей, а молодухи молились вечерами, чтоб пронесло.

- Один, два, три, - шептал, считая рыцарей, плюгавый лопоухий недотёпа Зевок. – Четыре. Куда ж это они?

- Куда-куда, - передразнил старый Цейтнот и сплюнул в жнивьё. - Ясно куда - к ферзю.

Рыцари и вправду повернули коней и пылили теперь по извилистой дороге к замку ферзя.

- Интересно, на нас напали или наоборот? - ни к кому особо не обращаясь, спросил хитроватый пройдоха Этюд.

- А какая разница, - проворчал старый Цейтнот. - Наше дело маленькое. “Пешки, в атаку!”, а там кому повезёт. Или не повезёт. В шашечном походе половины не досчитались.

Цейтнот возвращался живым уже трижды и о походах мог рассказывать дни и ночи напролёт. Гамбит смерил старика взглядом. Кряжистый, бородатый, тот и на шестом десятке мог дать фору молодняку по части силы и выносливости. И, наверное, даст: опыт один чего стоит. Гамбит нахмурился - у него опыта не было. Он и боялся войны, и ждал её. Шанс - война даёт пешке шанс. Ничтожный, никакой. Как говорят в запредельных странах – мизерный. Но другого нет и не будет.

- Гамби-и-и-ит!

Гамбит обернулся. Рокада, босая, простоволосая, бежала по полю к нему. Сходу бросилась на грудь, прижалась, запричитала истово.

- Ничего, - Гамбит неуклюже обнял жену за плечи, упёрся подбородком в макушку. – Ничего. Не плачь, нас пока ещё не побили.

- Не побили, так побьют, - подал голос старый Цейтнот. - Не бывает так, чтобы пешек да не побили. Что, сдрейфил? - обернулся старик к Зевку. - Тоже мне вояка. С такими пешками мы навоюем, - Цейтнот презрительно хмыкнул. - То ли дело при прежнем короле. Взять хотя бы ладейный блицкриг. Какие тогда были пешки, не чета нынешним! Один Темп, дружок мой покойный, двух офицеров стоил. А Форпост-покойник?! Вот, помню, сидим мы втроём в засаде. Смотрим…

- Да заткнись ты уже, - оборвал старика Гамбит. Его хищное, дерзкое лицо исказилось от гнева. – Заладил: тот покойник, этот покойник. Накаркаешь.

- Эх, ты, - поморщился Цейтнот. - Молодо-зелено. Я, считай, уже накаркал, что тут каркать-то? Это вы на кулачках молодцы, да с бабами. Посмотрим, как заголосите во фланговом прорыве или в пешечной баталии.

- Да ты, никак, доволен, старик? - удивился Этюд.

Цейтнот не ответил. Он и вправду был доволен. В походах старика слушали: молодёжь уважительно замолкала, стоило ветерану открыть рот. Не то, что дома, где слова сказать не дают, а Вилка, сварливая карга, вечно шипит да бранится.

***

Ферзь появился в селении к полудню. Выстроившись полумесяцем, его сопровождала свита из лёгких фигур: пешие офицеры по центру, конные рыцари на флангах.

Был ферзь сухощав, морщинист и жёлт лицом. В окружающих замок селениях его недолюбливали: в шашечной баталии пожертвовал ферзь половиной материала: и пешек угробил немеряно, и лёгких фигур с дюжину разменял. Даже две тяжёлых туры остались в поле, спалённые шашечной ордой.

- Слава королю, пешки! - гаркнул ферзь, едва сельчане собрались на площади.

- Слава, - нестройно откликнулись ставшие в одночасье пешками крестьяне.

- Чтоб он сгорел, твой король, - проворчал себе под нос пройдоха Этюд.

Зевок шарахнулся в сторону. Крамольных речей он боялся - мало ли что. Впрочем, он всего боялся, и поговаривали, что жена, дородная крикливая Доминация, учит муженька кулаком.

- Пресветлый ферзь, милостивец наш!

Гамбит обернулся на крик. Доминация, толстая, расхристанная, продралась через толпу и рухнула ферзю в ноги.

- Отпусти его, пресветлый! – подвывая, заголосила Доминация. - Посмотри на него, на Зевка моего несчастного. Какая из него пешка, из малахольного? Отпусти, пресветлый! Умоляю тебя, заклинаю - опусти-и-и-и!

Ферзь презрительно скривил губы, кивнул свите. Два рыцаря разом спешились, подхватили Доминацию под руки, поволокли с площади прочь.

- Глупая баба, - фыркнул ферзь. - Пожертвовать собою за короля - что может быть почётней для пешки? Ладно, - ферзь откашлялся, выдержал паузу и продолжил торжественно: - Итак, его величество в союзе с королями сопредельных клеток объявляет крестовый поход! Сутки всем на сборы!

Толпа ахнула. Крестами или крестями называлась народность, живущая за последней горизонталью, на полях у самого обрыва мира, и тревожащая крайние клетки грабительскими набегами. Говорили, что крести жестоки, беспощадны и невежественны. Мир они полагали не квадратным, а круглым и называли столом. Молились злому богу Азарту, короля почитали меньше, чем богатея-туза, а пешки нумеровали и различали по достоинству - от двойки до десятки.

- Это через сколько же клеток шагать? - привычно ворчал старый Цейтнот. - Ноги собьём, пока доберёмся. А потом обратно столько же.

- Обратно, - хлопая глазами, повторил Зевок. – Мне обратно не придётся - я ещё на пути туда загнусь.

***

На окраине селения Гамбит обернулся. Рокада на коленях стояла в придорожной пыли и тянула к нему руки. Гамбит судорожно сглотнул. С женой ему повезло, не то, что старому Цейтноту с Вилкой или Зевку с Доминацией. Была Рокада ладной, работящей и робкой. Любила, души в нём не чаяла. А вот сам он… Гамбит вздохнул – он не знал. Махнул рукой на прощание и заспешил прочь.

- Запевай! - гаркнул шагающий впереди пешечной фаланги офицер, долговязый, наголо бритый Фианкет. - А ну, маршевую!

- Эх, мы, крепкие орешки, - хором затянули запевалы, братья Цуг и Цванг. - Мы корону привезём! Спать ложусь я вроде пе-е-е-шки…

- …Просыпаюся – ферзём! (c) - дружно рявкнула фаланга.

Гамбит расправил плечи. Ферзём или становились по рождению, или в него превращались. Из пешки. Для этого надо было совершить подвиг – невероятный, немыслимый. Пленить вражеского короля или спасти своего. За всю историю таких случаев были единицы, о них ходили легенды.

- Мечтаешь? - ехидно спросил Этюд, стоило песне закончиться.

- Плоха та пешка, которая не мечтает стать ферзём, - пословицей ответил Гамбит.

- Ну-ну, - Этюд поёжился. - Тут бы живым остаться.

По просёлочным дорогам маршировали до вечера. Тянулись дороги параллельно вертикалям мира - с северного его обрыва до южного. Другие, горизонтальные, пересекали их под прямым углом, образуя квадраты мирового порядка. Говорили, что у диких народностей порядка нет – собственно, и дикие они во многом поэтому. Кровожадные бубны, что селились по западному обрыву мира, выше королей и тузов ставили глупых шутов – джокеров. Обитающими у восточного побережья червами правили неведомые козыри, и, якобы, таким козырем мог стать всякий – от двойки до туза. Кочевники-шашки вообще не признавали никакой власти, и лишь изредка появлялась среди них особая шашка – дамка, которой повиновались остальные.

Едва стало смеркаться, Фианкет крикнул “Привал!”. Пешки натаскали хворосту, запалили костры на обочинах и расселись вокруг.

- Помню, дело было, - начал старый Цейтнот. - При деде нынешнего короля, я тогда ещё был парнишкой. Навалилась на нас чёрная клетка, что на три поля к востоку. На границе схлестнулись, пошла баталия. И вот…

- Какие они из себя, чёрные? - прервал Гамбит.

- Кожа у них тёмная. Офицеров слонами кличут, рыцарей – конями. А ферзи так вообще бабы и путаются с самим королём.

- Да ну?! - не поверил Гамбит. - Как ферзь может быть бабой?

- Запросто, - старик подкрутил ус. - Зовутся королевами, ну, чужеземки, что с них взять. Зато простой народ, как у нас. Пешечное мясо, только чёрное. Ты вот думаешь, кто войны выигрывает?

- Ясно кто, - пожал плечами Гамбит. - Короли.

- Дурак ты, - скривил губы старик. - Войны выигрывают пешки. Мы – сила, потому что нас много и мы никому не нужны. Пожертвовал ферзь сотней пешек - не беда, у него в запасе в десять раз больше. А этими пожертвует - бабы новых нарожают.

- А почему, - задумчиво произнёс Зевок, - войны выигрывают или проигрывают? Какая же это игра, если люди гибнут?

С минуту пешки молчали, ответа не знал никто.

- Однажды, - старый Цейтнот сплюнул в костёр, - взяли мы в плен одного черномазого. С дальней клетки, что у южного обрыва. Офицерил он у них, а званием был – епископ. Такое этот епископ нёс, братцы… Будто вся наша жизнь – игра, как вам это? И играем, дескать, в неё не мы, а нами.

- Как это “нами”? - недоверчиво заломил бровь Гамбит.

- Откуда мне знать, - старик, кряхтя, поднялся. – Дикари, что с них возьмёшь.

***

До шестой горизонтали добрались, когда год уже пошёл на излом. Зарядили дожди, затем похолодало, и выпал снег. Догнавший войско король велел разойтись на зимние квартиры. Фаланге Фианкета досталось селение на самой границе с нейтральной чёрной клеткой. Местные пешки из селения давно ушли и зимовали теперь горизонталью севернее. Остались лишь бабы, злые и до мужской ласки голодные.

- Ничего, твоя не узнает, - прильнув к Гамбиту, шептала молодая горячая Рокировка. - Как её звать, Рокада? У нас и имена похожи. А узнает – простит. Мой-то тоже невесть где сейчас и с кем. Война. Уходил, говорил - ферзём вернусь. Каким там ферзём, - Рокировка махнула рукой, - живым бы вернулся, что ли. Ты, поди, тоже метишь в ферзи?

Гамбит не ответил, только крепче прижал девушку к себе. “Играем не мы, а нами”, - в который раз вспомнился рассказ старика Цейтнота про пленного. Странные слова тот сказал, завораживающие, запавшие почему-то в душу. Почему именно, Гамбит понять не мог.

Ветреным и снежным утром в фаланге не досчитались Этюда. Цепочка следов, петляя, убегала к границе с чёрной клеткой.

- Трус! - бранился Фианкет. – Предатель, подлец!

- Беги и ты, - тем же вечером шепнул Гамбит Зевку. – Лучше, чем на верную гибель.

Зевок, понурившись, долго молчал. Гамбит сочувственно глядел на него, тщедушного, слабосильного, вечно страдающего от простуд и лихорадок, чудом добравшегося до шестой горизонтали живым.

- Не побегу, - сказал, наконец, Зевок. - Пускай побьют, я устал трусить. Помнишь, ферзь сказал: “пожертвовать собою за короля - что может быть почётней для пешки”. Так вот - я согласен.

Гамбит пожал плечами и пошёл прочь. Сам он особого почтения к королю не испытывал.

***

В дорогу стали собираться, едва сошёл снег.

- Прикипела я к тебе, - призналась, тоскливо глядя на Гамбита, Рокировка. – Может… - она замолчала.

- Что “может”? - Гамбит затянул тесемки походного рюкзака.

- Может, уйдём? За этим, твоим земляком, вслед? Осядем у чёрных. Они на лица только страшные, а так не злые совсем. Уйдём? Я тебе детей нарожаю. А хочешь, Рокаду твою заберём? Отсидимся у чёрных, пока воюют, и назад. Доберёмся до твоей клетки, а дальше втроём - на юг или на восток. Прибьёмся к шашкам, у них по много жён можно, кочевать с ними будем.

Гамбит, глядя на девушку, застыл. С минуту молчал, обдумывал.

- Прости, - сказал, наконец. - Не для меня это. Прощай.

Плечом отворил входную дверь и, не оглядываясь, пошёл прочь. Позже Гамбит не раз задумывался, почему отказался. И гнал от себя мысль, что не из гордости или чувства долга, а из-за ничтожного, мизерного шанса превратиться в ферзя.

***

- Вот они, - выдохнул у Гамбита над ухом старый Цейтнот. – Ох, и силища!

Крестовое войско чёрной лентой опоясало северную границу поля, разделяющего крайнюю клетку и обрыв мира. Было войско числом несметно и застило горизонт.

- Не трусить! – каркал, объезжая фаланги, ферзь. - Не удирать! Кто побежит без команды - тому смерть! Слава его величеству королю!

Скорей бы уже, отчаянно думал Гамбит, грудиной ловя удары взбесившегося сердца. Нет сил никаких ждать. Только бы…

Тревожная, пронзительная трель рожка не дала додумать.

- Фаланга, - взревел Фианкет и вскинул руку с зажатым в кулаке кривым клинком. - В атаку, марш!

Пешечные цепи на мгновение застыли, затем дрогнули и покатились вперёд, на бегу наращивая темп. И одновременно заструилась, полилась навстречу ощетинившаяся оружием сплошная чёрная лента.

Сражение в памяти у Гамбита не сохранилось. Остались лишь фрагменты, куски. Мечущиеся фигуры с нашитыми на кафтаны крестами. Падающие, зарубленные пешки. Заколотый офицер. Грянувшийся с коня и покатившийся по полю всадник. Гамбит наносил и отражал удары, уворачивался и ставил блоки, защищался, атаковал… Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем протрубили отбой и уцелевшие с обеих сторон стали откатываться на исходные позиции.

Царили на позициях сумятица и неразбериха. Орали офицеры, суетились потерявшие свою фалангу пешки, конями расталкивая толпу, пробирались в тыл рыцари.

- Живой, - удивился Гамбит, наткнувшись в пешечном водовороте на Зевка. Его тощая нескладная фигура, казалось, ещё более истончилась и стала совсем несуразной.

- Сам не знаю, как уцелел, - развёл руками Зевок. - Ох же, и жутко было.

К вечеру неразбериха, наконец, улеглась. Поступила команда выставить охранение и стать лагерем. Насупленный, с перевязанной рукой Фианкет принялся считать потери. Вскоре выяснилось, что фаланге повезло: с поля не вернулись лишь трое.

- То не бой был, - устало проворчал старый Цейтнот. - То так – разведка боем.

***

Настоящий бой завязался на третьи сутки и тянулся с полудня до вечера. Назад на позиции не вернулись братья Цуг и Цванг. На следующий день снова было сражение, за ним ещё одно, в котором зарубили Фианкета и в грудь ранили Зевка.

Гамбит вынес его на руках. Надрывая жилы, дотащил до лагеря и, не останавливаясь, попёр в тылы – в лазарет. Возвращаясь, он думал о том, что стал настоящей пешкой, привычной ко всему, с боевой алебардой, присохшей к руке.

Зарядили дожди, и баталии временно прекратились. Уцелевшие пешки зализывали раны и набирались сил. Затем подоспело пополнение – древние, старше Цейтнота, старики и юнцы с едва пробившимися усами. Заменивший Фианкета офицер сказал, что назавтра ожидается генеральная битва.

Она завязалась на рассвете и к полудню превратилась в побоище.

- Не уцелеть, - думал Гамбит, нанося удары и прикрываясь щитом. - Ни за что не уцелеть.

- Ферзь убит! - раздался за спиной пронзительный голос. - Мат нам теперь, братцы!

Оскальзываясь в раскисшей, размолотой сапогами грязи, редкие пешечные цепи начали отступать. На флангах рванулись в прорыв рыцари, но были смяты и отброшены принявшими коней на пики шестёрочными каре.

- Король! - услышал внезапно Гамбит и обернулся на голос. - С нами король!

- Да пропади он, - Гамбит выругался и в следующее мгновение увидал несущегося на него коня с пригнувшимся в седле крестовым валетом.

Удар боевой палицы пробил щит, сокрушил Гамбиту плечо и, вышибив сознание, швырнул его на землю.

***

Пришёл в себя Гамбит в повозке, трясущейся на колдобистой дороге. Рядом сидел, ссутулившись, старый Цейтнот.

- Профукали войну-то, - вместо приветствия сообщил Цейтнот. - Еле ноги унесли.

- Где мы? - Гамбит приподнялся на локте и принялся озираться. Голова болела нещадно, и перед глазами расплывались цветастые круги.

- Да на седьмой горизонтали ещё, - успокоил старик. - Дня через три до шестой доберёмся. Ты, раз очухался, подумай пока. Или прикажешь мне с твоими бабами разбираться?

- С какими бабами? - изумлённо переспросил Гамбит и в следующее мгновение вспомнил. Рокада и Рокировка. Жена и… Стало вдруг тоскливо – предстояло выбирать.

- Эх, молодо-зелено, - ворчал между тем Цейтнот. - Вот в мои времена были пешки. Темп-покойник, Форпост-покойник. Они бы шанса не упустили, как этот наш недоумок.

- Какого шанса? - не понял Гамбит. - Какой недоумок?

- Да Зевок, какой ещё-то, - скривился старик. - Как они нас погнали, до самого лазарета докатились. Королевскую свиту перебили всю, а тут выползает невесть откуда этот задохлик. И что ты думаешь? Топором валета ихнего с коня снял, ухватил короля подмышки и дал с ним дёру.

- Т-так ч-что же, - запинаясь, спросил ошеломлённый Гамбит, - З-Зевок у нас т-теперь ферзём?

- Куда там, - отмахнулся Цейтнот. – Представь, отказался, болван. Хорошо, старый указ нашли, ещё прадедом нынешнего короля писаный. Оказывается, пешка может не только в ферзя, а в любую фигуру превратиться, по желанию. Так что недоумок наш теперь офицерит. Тоже мне офицер, доской его по голове. Вот в моё время были офицеры!

Гамбит улёгся на спину и закрыл глаза.

“Эх мы, крепкие орешки, - донеслось с марша. - Мы корону привезём! Спать ложусь я вроде пе-е-е-ешки. Просыпаюся – ферзём!” (c)

Гамбит криво усмехнулся. Зевок – кто бы мог подумать. Ладно, пускай. Гамбит мотнул головой, отгоняя мысли о мировой несправедливости. Рокада или Рокировка, вот что предстоит решить. А может, действительно забрать обеих. Прибиться к шашкам, кочевать из клетки в клетку, двоеженствовать… Ко всему, у шашки есть шанс прыгнуть в дамки.

Гамбит улыбнулся, ему вдруг стало весело. И в ферзи, и в дамки расхотелось: и то, и другое неожиданно показалось ненужным и даже нелепым. “Играем не мы, играют нами”, - вновь ни с того, ни с сего вспомнил он.

(c) – в тексте использованы слова из песни В. С. Высоцкого “Честь шахматной короны”.

---