15 марта 1961 г.
Президент Конфедерации Фредерик Кассар разглядывал лежащий перед ним на столе камень. Он был чуть побольше куриного яйца, идеальной эллиптической формы и приятного золотистого цвета. В янтарной толще мерцали, словно перемигиваясь, оранжевые искорки, а в самой сердцевине горело алое пятнышко — как сгусток застывшего пламени.
У президента было грубое лицо с набрякшими веками и тупым, будто стесанным, подбородком. Левый глаз постоянно полуприкрыт — из-за этого физического недостатка противники Кассара прозвали его Подмигивающим Дьяволом. В ходу была также аббревиатура ПД. Услышав ее, он впадал в холодное бешенство. Частенько подумывал о том, чтобы сделать пластическую операцию, но так и не решился.
Причина была одна — его раз за разом останавливали результаты широко известного социологического исследования. Оно выявило, что политик, приукрасивший себя с помощью хирурга, рискует потерять от четверти до половины популярности, а то и больше. Женщинам простительно — им сама природа велела всегда, в любом возрасте стремиться к совершенству. Но если мужчина, имидж которого во многом определяют лысина, очки или лошадиная челюсть, избавляется от них, — он становится смешон. «Погнался за смазливым личиком, как баба», — говорят про такого и перестают воспринимать его всерьез.
Кассар довольно долго выбирал из двух зол и в конце концов остановился на первом.
«Лучше ходить прищуренным и быть в лидерах, чем стать симпатичным и обаятельным политическим трупом, — решил он. — А главари оппозиции, которые сейчас распускают свои поганые языки, еще пожалеют об этом. Стоит мне прийти к власти — и их дни сочтены».
Он пришел к власти, и вскоре обладатели поганых языков начали куда-то пропадать. Один за другим, словно на них словно мор напал! Конечно, заткнуть все рты было невозможно, но издевательская аббревиатура ПД стала звучать гораздо реже.
Кассар протянул руку и, пару секунд подержав ее над камнем, приложил к нему подушечку среднего пальца.
Над столом развернулась голограмма. Это было лицо мужчины лет сорока пяти — с высоким лбом, тонким прямым носом и острыми скулами. В лучшие времена оно казалось волевым, но сейчас Томаш Горак выглядел подавленным и смертельно уставшим.
— Опять?.. — глухо произнес он.
— Терпи, Томаш, — с плохо скрываемым торжеством ответил Кассар. — Побежденным больше ничего не остается. У тебя в руках была величайшая держава, а ты не смог ее удержать. Так что терпи.
Действительно, такой державы планета еще не знала. Конфедерация объединяла около сотни государств, в том числе обеих Америк, Австралии и Океании, почти всей Европы. Еще десятки стран (главным образом африканских) хотели бы вступить в этот всемирный союз, но не попали туда из-за катастрофически низкого уровня жизни. Были и неприсоединившиеся из принципа, решившие во что бы то ни стало идти своим путем. Среди них тон задавала тройка «тяжеловесов» — Китай, Россия и Индия.
Поначалу Конфедерация, на зависть соседям, казалась образцом благополучия. Но стоило ей вступить в полосу затяжного экономического кризиса, как в обществе начались разброд и шатания. Вскоре оно раскололось. Одна половина призывала справиться с проблемами цивилизованным путем — за счет еще большей открытости и демократии. Другая, напротив, мечтала о твердой руке, способной обуздать всеобщий хаос. Пропасть между ними все углублялась, и наконец стало ясно: рано или поздно эти группы сойдутся в безжалостной схватке. Так оно и случилось — даже раньше, чем думали аналитики.
— А ведь я верил тебе, Фредерик, — сказал Горак. — Ни за что бы не подумал, что ты так отблагодаришь меня за все…
— Вера — глупое чувство, — снисходительно произнес Кассар. — А для того, кто обладает высшей властью, — непростительное. Верить полагается маленькому, смирному и бесхитростному обывателю. Он должен твердо знать, что никогда, ни при каких обстоятельствах у него не отнимут хлеба и зрелищ. Что там, наверху, о нем постоянно думают и, если потребуется, защитят от любых опасностей. Но то обыватель… Знаешь, Томаш, что тебя погубило? Ты ни черта не понимаешь в людях. Надо же было додуматься до того, чтобы назначить меня главным силовиком!
— Я тебе верил, — повторил Горак.
— Ты был поразительно слеп, Томаш. Я всегда ненавидел тебя, хотя умело это скрывал. Только и ждал удобного случая, чтобы вцепиться в горло. Ну что ты творил, а? Даже последнему идиоту было понятно, что надо выезжать за счет других. Натравить друг на друга самостоятельных игроков, сыграть на их противоречиях, втянуть в экономическую войну. А у себя, в Конфедерации, нужно было скрутить шеи болтунам, вопящим, что дело идет к диктатуре. Ведь худшая диктатура, Томаш, — это когда власть достается таким вот пустобрехам. Что же сделал ты? Принял какие-то дурацкие программы, помогающие стране, как мертвому припарки. Выдвинул кучу красивых лозунгов в духе «Все люди — братья, поможем друг другу!» Даже вспоминать противно. Разве ты не знал, Томаш, что даже братья хотят есть? И им без разницы, кто принесет еду — белый, как ангел, голубок или вооруженный до зубов детина. Хотя — нет, не без разницы. Лучше, конечно, детина. И знаешь почему? Он отгонит чужаков, которые тоже потянутся за едой. А голубок может только мило ворковать. Согласен?
Горак молчал.
— Что, нечего сказать? Да, Томаш, не зря говорят, что главный враг человека — он сам. Ты не просто скверно правил государством, а умудрился упустить все свои шансы. Даже в тот момент, когда президентское кресло еще можно было вернуть, выбрал не тех соратников. Они-то тебя и предали — ко дню решающей битвы я купил их с потрохами.
— Крысы всегда были, есть и будут. Даже глядя человеку в глаза, трудно понять, что у него внутри — душа или душонка.
— Тому, кто потерял все, поздно оправдываться. Раньше надо было думать. Твое тело гниет в земле, а вот душа… Ты даже представить не можешь, какое это наслаждение — владеть чужой душой!..
Когда Кассару доложили, что Томаш смертельно ранен в перестрелке, он велел немедленно переписать его сознание на брэйн-чип. Пересадку выполнили оперативно — через минуту поверженный президент испустил дух. Обшарив тело, нашли уникальный самоцвет с Титана — его лет десять назад доставила на Землю одна из межпланетных экспедиций. Горак постоянно носил камень с собой как талисман. И Фредерик, недолго думая, приказал поместить чип внутрь кристалла.
— Зачем ты сделал это? — спросил Горак. — Почему не дал мне просто умереть?
— Мне показалась оригинальной сама ситуация. Ты был повелителем большей части земной суши.
— Не повелителем — всенародно избранным президентом.
— Да какая разница, Томаш? Не придирайся к словам. Так вот. Сузить свою власть с гигантской территории, над которой никогда не заходит солнце, до этого каменного яйца — такого падения еще никто не знал. Даже покойники на кладбище владеют большей площадью! Кроме того, ты ведь был очень привязан к этому камушку и не расставался с ним, пока жил. Так пусть он остается при тебе и после смерти. Или ты при нем — не суть важно.
— Ты жесток, Фредерик. Я не знал тебя таким. Иначе ни за что не приблизил бы к себе.
— У каждого свои забавы, Томаш. Теперь я могу вызывать твою тень с того света каждый раз, когда захочу поразвлечься. Поверь, мне это будет приходить в голову довольно часто. А жить я собираюсь долго — медики говорят, запросто дотяну до девяноста. Даже несмотря на все мои вредные привычки. Так что не надейся скоро от меня избавиться.
— Ты велел встроить в кристалл атомные часы. Можешь мне объяснить — зачем? Хотел, чтобы я, замурованный в чипе, отсчитывал время между нажатиями твоего пальца?
— Ты догадлив, Томаш, хотя совершенно не разбираешься в людях.
Кассар открыл один из ящиков массивного стола и достал сигару. Медленно, словно исполняя некий ритуал, размял ее в пальцах, так же неторопливо обрезал кончик и, наконец, щелкнул золотой зажигалкой.
Иллюстрация к рассказу Макса Олина
Он был завзятым курильщиком, но перешел с сигарет на сигары, лишь заметно повысив свой статус — дослужившись до полковника. А с тех пор, как примерил генеральские погоны, признавал только элитные «Gurkha». Если их запас забывали пополнить, виновный мог серьезно поплатиться. Однажды за такую промашку помощник Кассара получил жестокий разнос и был с позором изгнан со своего поста. Его преемник подобных ошибок уже не совершал.
Президент встал, прошелся по кабинету и остановился у окна. Отсюда открывался великолепный вид на дворцовую площадь. «Хорошо бы устроить здесь военный парад, — подумал Кассар. — Сделать из этого грандиозное событие, настоящий символ единения наций. Народ любит красивые зрелища. А повод найдем. Это мы умеем».
— Зачем часы, спрашиваешь? — сказал он. — Видишь ли, пытки бывают разные. Одна из самых эффективных — держать в постоянном ожидании какой-нибудь гадости. В средние века, к примеру, придумали такую: через определенные промежутки времени на голову привязанного узника падала ледяная капля воды. Точно на темя. Процедура сама по себе очень неприятная, но дело даже не в болевых ощущениях. Хуже всего было ожидание следующей капли — от одного этого приговоренный медленно сходил с ума. Изобретательно, не правда ли?
Не дождавшись ответа, Кассар продолжил:
— Но мы ведь не средневековые изуверы, правильно? Вот почему ты ждешь не падения на макушку этой проклятой капли, а вызова в реал. К своему торжествующему врагу, который уже придумал для тебя очередную порцию унижений.
— А если я больше не захочу с тобой разговаривать?
Кассар усмехнулся.
— Неужели объявишь забастовку? Ну что ж, Томаш… На этот случай у меня есть чрезвычайно простое, но очень эффективное средство — молоток. Страшно?
— Нет, — после небольшой паузы ответил Горак.
— Еще бы! — вновь усмехнулся президент. — Ты только этого и ждешь — чтобы я стукнул молотком и раздробил тебя на мелкие кусочки. Что в твоем положении может быть лучше вечного покоя? Но я пошутил, Томаш. Мы же цивилизованные люди — не дикари какие-нибудь. А цивилизованные люди прибегают к куда более тонким средствам. У меня есть мастера, которые подберут нужные химикаты. Одна капелька, введенная в крошечное отверстие, — и ты проклянешь день, когда появился на свет. Могу вызвать и других умельцев. Они занимаются всякими полями и знают несколько очень любопытных частот. Стоит подать одну из них — и тебе нестерпимо захочется умереть. Но сколько бы ты ни призывал смерть, она не придет. Поэтому тебе так же нестерпимо захочется продолжить нашу беседу. Ну, чего задумался?
— Да так… Выбираю подходящую тему для беседы. Вот эта, кажется, тебя заинтересует. Ты готов?
Кассар, как раз поднесший сигару ко рту, не ответил — только утвердительно наклонил голову.
— Тогда слушай, — Горак говорил медленно, как будто ему приходилось тщательно подбирать слова. — Когда ты возглавил мятеж, стало ясно, что большой крови не избежать. За тобой стояла реальная сила, игра явно стоила свеч, а если ты на что-нибудь решился, то обязательно пойдешь до конца. И я попытался узнать, кто возьмет верх. Созвал лучших программистов, чтобы они сделали научно обоснованный прогноз. Не знаю, по каким методикам велись расчеты, но в конце концов ученые назвали определенную дату и время — «час X». До наступления этого срока я мог как победить, так и проиграть. Но если не успевал к нему покончить с тобой — тогда ты неминуемо, со стопроцентной вероятностью, брал верх. Через день, два, неделю — это уже не имело значения. Таким образом, стало предельно ясно: если до «часа X» победа еще не достигнута, то жить после него уже незачем.
Кассар булькнул коротким смешком:
— Ай да умница Томаш! Надо же — подвел под свой провал научную базу… А вот я, представь, без всяких компьютеров знал, что твоя карта бита. По-другому просто быть не могло.
Наступило молчание.
— Фредерик, что ты скажешь про мой талисман? — вдруг ни с того ни с сего спросил Горак.
— Красивая инопланетная безделушка, — небрежно ответил президент, любуясь площадью. — Ты был никудышным политиком, но, черт побери, умел жить с комфортом и знал толк в изысканных вещах. Если мы с тобой в чем-то действительно сходились, то только в этом.
— Рад, что тебе нравится. Это очень редкий минерал. Уникальнейший — не встречается нигде в Солнечной системе, кроме Титана. Да и там нашли всего ничего — то ли тридцать, то ли сорок кристаллов. Минералоги до сих пор не изучили его как следует — то и дело находят что-то новенькое. Не так давно, например, обнаружили одно любопытное свойство.
— Какое? — машинально спросил президент, не вынимая сигары изо рта.
— Эту безделушку можно энергетически накачать. И установить таймер, выбрав время, когда она должна полностью разрядиться. Скажем, «час X». В последнюю минуту я бы попрощался со своими людьми, уединился и принял смерть.
— Какие возвышенные слова! — презрительно, словно сплюнул, произнес Кассар. — Ты явно выбрал не ту дорогу, Томаш. Тебе надо было податься в трагические актеры — глядишь, преуспел бы намного больше.
— Вряд ли, — с неожиданной в его положении издевкой сказал Горак. — Ты все еще ничего не понял, Фредерик. Так вот, «час X» настал.
— Не-е-ет!!! — Голос президента сорвался на визг. Отшвырнув сигару, Кассар рванулся к столу, чтобы выбросить в окно проклятый кристалл. Но прежде, чем он до него дотянулся, раздался взрыв.
На следующий день народу объявили, что президент Фредерик Кассар стал жертвой покушения, которое тщательно спланировали враги демократии и прогресса.
— Непосредственные исполнители теракта уничтожены на месте, — с гневом и скорбью говорил диктор. — Скоро будут арестованы последние участники заговора. Никто не уйдет от справедливого возмездия!
Великого человека хоронили в закрытом гробу.