Побочное чудо Станислав Бескаравайный

13 апреля 1978 г.

За окном были самые ранние мартовские предрассветные сумерки, когда ещё надо светить фонариком, чтобы найти на земле оброненный спичечный коробок, однако чернота с неба уже помалу исчезает.

Крепкий, битый жизнью мужик, стоя у кузова пикапа, сверялся со списком в блокноте и пытался вспомнить, чего ещё может не хватить днем.

— Второй лоток — есть. Трубки для тента — есть. Удочки… — Ерген Николаевич разбирал каракули, что оставил в блокноте вчера вечером.

— Рыбы там наловить хотите? — голос шёл от двери на второй этаж.

— Светка — все-таки едешь?

Но по дочери было видно, что она сегодня никуда ехать не настроена. В домашних тапочках, зеленом халате, с чашкой привычного какао, она пришла в гараж скорее от скуки.

— Нет, папа, заснуть не могла.

— Тогда подай вон рулетку, да, за спиной.

Большая строительная рулетка перекочевала в кабину пикапа-внедорожника.

— Надумаешь кого пригласить — чтобы всё аккуратно было. В подвал чтоб не лезли.

— Папа, ну что ты вечно со мной говоришь, будто я стриптизе работаю? Ну, сколько раз можно говорить, уже все уши прожужж…

— Тихо, — властности приземистому строителю было не занимать. — Иди, поцелуй отца. Вот так. Ворота я сам закрою, а ты Барса покорми.

— Хорошо, пап.

Девчонке семнадцать, а Катя, эх, Катенька-женушка, получается, только «первый раз в первый класс» и застала. С тех пор приходилось Ергену самому крутиться.

Под скрип открывающихся дверей в душе рыбака задергались нехорошие предчувствия. Но утром он ещё надеялся, что дорога развеет их.

Отроги Тянь-Шаня в Джамбульской степи — штучка с сюрпризом. Сама степь — как стол. Только у горизонта гребешок горных вершин, который почти исчезает в дымке. Можно ехать час, второй, третий и никуда не сворачивать. И вдруг напороться на цепочку сопок. Не слишком высоких, даже без скальных выходов, но хоть на внедорожнике — придется поворачивать в сторону. И если путешественник подумает срезать путь, хитро проскочить между сопками, то ему легко потерять азимут — между цепочками таких вот сопок можно плутать, как в трех соснах.

От железки тебя никто не увидит — далеко до неё.

Потому бывший крановщик совершенно не удивился, когда после очередного хитрого поворота, который он заложил на своём китайском «Фотоне», из-за склона показались три стоявших пикапа, одной модели с его собственным. Их водители собрались у правой машины, заглядывали под брезент.

— Здорово, Ерген!

— Гришка, ну как ты?

— Да порядок. Вон, на Кролина посмотри, какую штуковину приволок. Ваня, кажи бетономешалку!

— Задрали вы со своей «мешалкой», нормальная хреновина, — тот отмахивался и никак не мог понять, как раньше не додумался до такой простой идеи. Сколько ж в фильмах видал.

— Я рулетку притащил, — вполголоса заметил Ерген.

— И не терпится же тебе, исследователь, — прогудел сбоку Данченко. — Всё думаешь промерить, блин, ну задрал.

Ерген напоказ вздохнул. Данченко, самый из них осторожный, порой слишком уж старательно зарывал голову в песок. Ничего не вижу, ничего не хочу. Такому дай волю, он сюда и дорогу забудет.

— Мухтар Бакирович, там демонов мы не видели, — смешной голос из мультика пришелся как раз кстати. — И чертей не видели, хоть сколько раз бухали. И вообще все в порядке. Ну чего вы этот вот кипеш подымаете, уважаемый?

— Призрачный сайгак не видал, космонавт не видал, Чингисхан не видал, — в тон Ергену подхватил Кролин.

— Мухтар, давай ты сегодня, если так на измену пробивает, снаружи постоишь. На лежке покараулишь? — Стецев заговорил примирительным тоном, и Кролин с Ергеном сразу сделали серьезные лица.

Ссориться никому не хотелось.

— Без проблем.

Ерген, чуть прихрамывая, пошел к своему пикапу за рулеткой.

Северный склон сопки, крутой косогор, почти обрыв. Не слишком высокий, не каменистый, трава держится, но проехать тут на машине — не у каждого выйдет. Кто-то пытался — видны следы шин — но не получилось.

Ерген с Кролиным растянули рулетку, разошлись метров на семь-восемь и начали подниматься по склону.

Данченко остался внизу.

— Левее. Левее. Вира. Снова левее. Видно чего?

— Нет.

— Тогда назад. Новый заход.

Ни вторая, ни третья попытка результатов не дали.

Ерген с тихими матюгами свернул рулетку, сунул её в руки растерявшемуся Кролину. Отбежал чуть вниз и попробовал в четвёртый раз.

Чуть не доходя до следов от покрышек — протекторы чётко отпечатались на весенней травке — он исчез.

Секунду спустя вернулся — пятился, стараясь не оступиться.

— Порядок! — закричал снизу Стецев.

— Негабаритный предмет? — Кролин развёл руки, дескать, широко слишком, не лезет.

— Пробуем вдоль, — Ерген сообразил, что там, внутри, машины у них ни разу не глохли. А если придется на тросе тащить?

Выяснилось, что трос тут будет плохой идеей. Всё, что имело размеры более шести метров — хотя бы в длину — закрывало проход.

— Мухтар ещё когда про порог массы говорил… — Стецев своей «граблей» чесал затылок.

— Шар массы не имеет — если мы туда впятером да на четырех машинах проезжали, значит, втроем точно проедем. Шабаш наукой заниматься, мужики, нам сколько часов горбатится, — Кролин пошевелил пальцами, изображая подсчет купюр.

— Шабаш, — согласился Стецев. — Грузимся и вперёд.

Машины одна за другой прошли портал, и Данченко, который караулил на соседней сопке, увидел «стандартный» эффект исчезновения.

Внутри тоже была степь. Та же ранняя весна, только оттаявшая, ещё мертвая земля, то же утро, и жухлая прошлогодняя трава под колесами почти ничем не отличалась.

Только из круга, диаметром километров десять, нельзя было выйти в другую точку, кроме как к тому же косогору. Хоть поговорки сочиняй: что налево, что направо пойдешь — на косогор попадешь.

Единственная, почти незаметная глазу пологая возвышенность «сидела» чуть дальше к северу. Мимо неё проходил ручей, который терялся у самой границы, но в «портал» вытекать не желал.

Такое вот разделение на твердое и жидкое.

Но основным ориентиром тут был не ручей и даже не приплюснутый холм. В самом центре «невидимой юрты», как называл её Ерген, высились остатки корабля. Даже бывшие крановщики, сварщики и автомеханики понимали, что корабль этот межпланетный. Здоровенный корпус, перекореженный, местами развалившийся, он воткнулся в землю на непонятную глубину. Стометровый огрызок — непонятно, корма или нос — высился над степью. В разрывы можно было увидеть коридоры и кубрики, технические простенки, набитые чем-то волокнистым.

Осиное гнездо или пчелиный улей?

Они не знали.

Утром корабль молчал — и то дело.

Ерген привычным движением достал из бардачка дозиметр, тот показывал норму. Можно работать.

Их раскоп рядом с ручьём остался непотревоженным. Спрятанные за досками, чуть забросанными землёй, лежали лопаты, лотки. Камера, запись с которой каждый раз придирчиво изучал Данченко, на быстрой перемотке тоже ничего не показала.

— Разгружай свою «мешалку».

Довольно быстро получилось её установить, запустить мотор.

Трое мужиков продолжили раскапывать золотоносную жилу.

В остальной степи таких уже не видишь. Ещё во времена оны всё золотишко, что наверх выход имело, да ещё поблизости от воды — выбрали. Намыли, переплавили, оно и разошлось на кольца с диадемами, на тиллы и динары.

А тут осталось. Такой вот подарок из прошлого-будущего.

Когда компания сюда в первый раз заехала — честно говоря, по пьяному делу, днюху Кролина отмечали — перепугались здорово. Куда попали, как, что за развалина. Ничего не поняли. Дернули, куда глаза глядят, на старые следы свои выехали.

Но потом, ещё не окончательно протрезвев, вернулись.

Ерген видеокамеру вытащил — дескать, я всегда с собой беру, сам себе режиссер — но когда снимал корабль, а у самого края зоны наткнулся на лошадиные и человеческие кости, с остатками юрт и одной телеги — все-таки протрезвел.

Посмотрел. Тут явно шел караван, лошади легли, больше не встали. А меж полуистлевших колес — человеческие черепа. Один детский.

Ерген попытался подумать, что будет дальше.

Вот они, «секретные материалы», до телевидения донеси, да и какое телевидение, интернет кругом, в поселок недавно кабель провели — просто в сеть слей. И готово. Слава.

Друзья не пошли с материалом вообще никуда. И причин тому — целый мешок. Только вынимай и рассчитывай.

Первая — промысел их.

На границе — а до неё три часа на машине — они промышляли контрабандой. Как эта самая государственная граница объявилась, так и начали.

Вокруг все тащили, что могли — кто в поселке колесами обзавелся, свободу перемещения получил, тот первым и двинулся. Львиная доля, конечно, пыталась наркоту везти. Как-то пристроиться к потоку, что из Афгана на север прёт. Кое-кто камушки думал протаскивать. Народ без воров, что земля без волков. Четверо школьных друзей пристроились к авторынку. Целенькую машину перегнать на ту сторону не часто удавалось, кроме как в Ташкенте — народ не слишком богатый, чтобы вот так машины скупать. А запчасти хорошо шли. Оборот был не бог весть какой — в Шымкенте своих орлов хватало. Киргизия под боком. Словом, мужики жонглировали товарами ловчее иных циркачей. Только боялись с собой такое брать, за что от постового откупиться нельзя.

Другое дело, если чрезвычайка возникнет, если они начнут всякий бред про пришельцев нести — не прижмут ли их тогда за прошлые дела?

А даже если все быстро станет известно, набегут журналисты с камерами, потом ученые всякие — что с поселком станется? И не обнесут ли тут все забором в три ряда, выгнав к чертовой бабушке местное население? За такую технику все уцепятся, тут закрытая территория будет.

Чудо ведь меняет жизнь, и четверым друзьям хватило ума представить, насколько меняет. Можно мировую славу получить, а можно и среди лабораторных кроликов карьеру сделать.

Так что посидели, посмотрели и решили пока никому ничего не говорить.

Иван горячился по этому поводу больше всех.

— Денег нам дадут? Фиг. Ничего мы тут не нашли. Официально всё нашёл капитан финансовой полиции. Да. Или племянник его. Или капитан пограничников. И никаких гвоздей. Пока мы везде не засветимся, а если слишком многие нас припомнят?

— Тут чудо нашли, а ты все о деньгах? — Ерген ещё не въехал в ситуацию.

— Слушай, ты на Байконур после такого дела переселиться хочешь? Так не возьмут.

— При чем тут…

— Обыски будут, — сообразил Мухтар. — Ни одна сволочь не поверит, что мы там ничего не взяли. Или у себя не припрятали. «Отдавай транклюкатор, да…» Перевернут дома вверх дном. В гаражи полезут, все обшмонают. А денег, что за открытие дадут — на четверых не хватит. Если бы кто в одиночку сюда забрел, тогда да, тогда бы величиной стал.

— Можно видео по кусочкам журналюгам продавать, если так денег хочется, — Ерген сказал первое, что пришло в голову, и тут же понял, что ничего хорошего не выйдет. Пока не поверят, больших денег не дадут, а как поверят, в телевизоре покажут, так их же первыми за глотку всякие службисты и возьмут. Получится не мирный обмен товара на деньги, а что-то жутко рискованное — как если бы они выкуп за человека планировали получить и за каждым кустом спецназовцы мерещились.

— Мы рожами не выходим, — Кролин подбил итог.

Решили, что этакое открытие надо продать так, чтобы никакая сволочь не попыталась его себе присвоить. И чтобы их в тонкий блин не раскатали. А пока просто здесь освоиться.

«Это наше искривление», — шутил Иван ещё пару дней.

Купили видеокамеру. Дисков. Фотоаппарат. Да, дозиметр первый тогда прикупили, «для проверки овощей на рынке». Стали кино снимать.

Все-таки контрабанда учит осторожности. Потому внутрь корабля не полезли. Тем более, что там ещё что-то работало. Два раза в сутки корабль «дышал» — по корпусу будто проходила судорога, вокруг гудело, к горлу подступал ужас.

Непонятно было, что это вообще за посудина, с какой звезды прилетела, пока Мухтар не углядел почти стертую надпись в одном из разломов.

«Made in Loh».

Где этот Лох, и есть ли он вообще, оставалось мутным вопросом. Интернет ничего толком посоветовать не мог. Но ясно стало — кораблик нашенский. В смысле — земной. Только из будущего. Свалился с орбиты, убил проходивший мимо караван. И заморозил вокруг себя кусок степи. Тут вообще много неясного было — воткнуться в землю на такую глубину и не разбросать все вокруг, как снаряд артиллерийский, тоже надо было уметь.

— Может, это из будущего посылка? Типа предупреждение? Вдруг в будущем какая-то засада. Нам же надо… — Мухтар, при всей своей осторожности, оставался романтиком.

— Мы и будем. Не спеши — он тут сколько тысяч лет валялся? Ещё пару лет поваляется.

Кролин думал, что проход в «карман» открылся недавно. Иначе сайгаки давно бы протоптали сюда тропу — пастись и от людей прятаться. А уж про байбаков и говорить нечего: птиц тут нет, никакая тварь их клювом не долбанёт — раздолье.

И слово «карман» оказалось вполне подходящим. На третьей неделе «съёмок» — выбирались они только по выходным — Стецев нашел золото. Крупинки в ручье блестели под солнечными лучами. Как в сказке.

Такие пироги с котятами.

Ни о какой быстрой сенсации больше не говорили. Семь-восемь килограмм самородного золота, а если повезёт, то и все пятнадцать стоили того, чтобы несколько месяцев погнуть спину. Всё, что требовалось — лопата, лоток, вода.

Романтика чистой степи, в которой нет посторонних жадных глаз.

У самой границы «кармана» было озерцо, почти пруд. Для него Ерген сегодня удочки и взял. Чтобы к деревянным скамейкам и столику раскладному, которые в прошлый раз привез, ещё и уха была.

Весь день прохлаждаться в лежаках не получалось — всю работу никакая машина сделать не могла, и «мешалка» лишь чуть убыстрила промывку. Удочки размотали под вечер, когда устали.

С дозора сняли Данченко, ушёл дежурить Стецев.

На примусе Иван быстро сварганил яичницу.

— Восемьдесят четыре грамма за сегодня, — маленькие электронные весы тоже приходилось держать здесь.

— Маловато будет, — Кролин грел у сковородки замерзшие в воде руки. Ни фига перчатки не помогали.

— Я придумал, куда свою долю пущу, — огорошил всех новостью Мухтар.

До сих пор он жил в своей глинобитной развалюхе, новый дом не купил и даже строить не пытался.

— Газ. Будут три ветки тянуть, от Уюка. И Уланбель тоже.

— Что «тоже»?

— Газификация — села вокруг. Там низкое давление в магистралях нужно — просто надо трубы сварить. Ничего «военного». Где-то семьдесят пять «мэмэ» диаметр, где-то сорокапятка. Справится кто угодно.

— Эээ… кто же перед нами? Бизнесмен? Данченко Мухтар Бакирович, собственной незабвенной персоной?

— Ну, не наш авторемонт.

— А ты в районе договорился? Ну, купишь фирмочку, сделаешь все. Кинут ведь.

— Я с племянником Жабагиева договорился. С Уласбеком.

— Тут кто-то должен протяжно и громко сказать «Вау!» — Ерген замер с консервным ножом и баночкой шпрот.

— Да все нормально, я аккуратно все сделал, — на сверхосторожного Мухтара это никак не походило. — Юридически там паритет, а захочет он меня кинуть, так сварщиками я командовать буду.

Кролин ещё раз хмыкнул, но у него пискнул мобильник — связи не было, но электроника работала, это было предупреждение о времени, и все быстренько закрыли уши.

Ергену подумалось, что если в песок на дне сферического аквариума воткнуть ложечку для обуви, ржавую, перекрученную, и она вдруг начнет скрипеть, будто выдираясь к воздуху, то эффект будет очень схожий.

Внутренности выворачивало наизнанку. В глазах двоилось. Пришел ужас — короткая вспышка, от которой хотелось потерять сознание.

Тишина вернулась, будто ничего и не было.

— Твою дивизию, — Кролин поправил очки, — беруши не помогают, одеяло не помогает, наушники — черта лысого… Нам что, здесь домик строить с изоляцией?

— Я бы тут ничего не строил.

— Задрал уже со своей осторожностью, Мухтар! — Кролин плюнул, поднялся, зашагал к кораблю.

Ерген знал, что Иван человек умный, внутрь не полезет, за ним можно не бежать. А с «нытьем» Данченко пора что-то делать.

— Ты сюда крыс привозил? Кроликов? Все ведь нормально проходило, Мухтар. Что ты тогда хвост поджимаешь?

— Страшно потому что.

— Блин. Ну ты ж не трус!

Данченко отвернулся. Понимал, что надо прекращать охать и ахать.

— Помнишь, как нас аж в Хорог закинуло, к памирцам? Когда эти шайтаны думали нам бочку с травой продать, чисто за дружбу. А у нас «Макаров» на четверых?

Ерген хорошо помнил. И знал, что второй раз они ни в какой Хорог не поедут, и вообще им в Таджикистане делать нечего.

— Я тогда все понимал, все видел, вот как. Они, мы, пистолет, машина — все в голове складывается, колесики вертятся. А тут не пойми какая зараза над головой висит, чего ей надо, как устроена. Она мне на сердце давит.

Ерген вздохнул, взялся за свою тарелку с единственным растекшимся желтком.

— Ты понимаешь, как государство у нас устроено?

— Ну так…

— Не с племянником Жабагиева договориться, а вообще? Чтобы в полном объеме и в деталях одновременно? Нет. И как твой мобильник устроен — тоже не понимаешь. Даже как порох в патроне горит, не понимаешь. Я тоже не понимаю. Пользуюсь только.

— Разные это вещи…

— Щас и разницу расскажу. Я когда крайний раз в Караганде был, с Петром вопросы перетереть в литейку зашел. Там печка есть кольцевая, здоровенная дура, метров двадцать в диаметре, вертится.

— Видел, и что?

— На ней кошка жила.

— Чего?

— Обычная такая кошка, шерсть даже нигде не подпалена. Её там кормили. Догоняешь, Мухтар? Кошка! Даже она может сообразить, как рядом с чем-то большим и опасным жить. А мы-то поумнее будем.

Данченко молчал.

— Я тебе больше скажу. Мы этот кусок степи, который у ворот, ещё приватизируем — только все аккуратно сделать надо. И забор поставим, чтобы ни одна тварь не проскочила. И тогда уже развернемся… Я, думаешь, зачем сюда Светку на пикник возил? Чтобы ощутила — мы надолго здесь. Если сами чего не поймем, дети разберутся. У Гришки сын — седьмой год, вот как подрастет, он его тоже сюда привезет…

— Хорошо. Я молчать буду.

Мухтар не стал вспоминать, что, когда всей компанией заночевали здесь, сны были совершенно наркоманские, а Светлана проснулась в слезах. Что у Гришки непонятным образом затянуло дырку в левом верхнем клыке, пломба выпала. Что собаки боялись корабля куда больше людей. Это все страхи. Мелкие, надоедливые.

Рыбы в озерце не оказалось.

Когда собирались — прятали намытое золото в дверцу ергеновского пикапа, паковали раскладные табуреты и удочки — Мухтар не сказал ни слова.

Уезжая, раскатали кусок провода, как раз подходящей длины. Тонкого, телефонного — для маскировки присыпали пылью. Как раз хватило, чтобы портал закрылся.

Домой Ерген вернулся уже в темноте — кроме крошечных красных точек сигнализации, на двух этажах ничего не светилось.

Барс, видно, с утра покормленный, приветливо, с разгорающимся усердием вилял хвостом.

Ясно. Светлана затеялась куда-то по своим делам.

Её мотоцикл на месте.

Ерген Николаевич поначалу даже и не встревожился. Последний год дочка иначе как на мотоцикле старалась и не ездить. Только когда зимой гололед был…

В прихожей была на месте её куртка. И чехол от мобильного.

Ерген Николаевич сам для себя неожиданно ловко достал из тайника над зеркалом старый «Макаров». Прислушался — но дом был пустой.

В её комнате — шкаф нараспашку, вещи на кровати. Но не похоже, что кто-то рылся. Ящики тумбочки задвинуты. Ничего из мелких вещей на полу не валяется. Только этикетка…

Это была обертка от теста на беременность.

Ерген Николаевич ощутил себя полным идиотом. Ну куда он лезет, ну ведь все естественно, ну… Однако все равно поплелся на кухню и заглянул в мусорное ведро.

Он ничего не понял — совершенно не был специалистом в таких вопросах. Как овдовел, так редко-редко захаживал к Айбике, но там о детях даже разговора…

Ерген Николаевич хлопнул себя ладонью по лбу. Чехол в прихожей, который из-под мобильника, он ведь пустой был. Надо просто позвонить.

На пятом гудке раздраженный голос дочери ответил.

— Да подхожу я уже, здесь я.

Светлана была не просто раздражена, она влетела домой как вихрь.

И растерявшийся отец только сообразил, что держит в руках… успел спрятать обертку в карман.

Хлопнула дверь её комнаты.

Ерген Николаевич вздохнул. Чтобы там ни случилось, сейчас с дочерью разговаривать бесполезно. А хозяйство не ждет.

Иллюстрация к рассказу Макса Олина


В подвале отодвинул верстак, за которым прятался хитро замурованный в стену сейф. Хозяйственно осмотрел несколько пухлых денежных пачек и тяжелые маленькие баночки. Заглянул в подсобку, где стоял котел — перевел на «очень тепло».

На кухне решил, что сварить суп сейчас будет самое оно. Раз доченька любимая сегодня кормила только собаку, то второму человеку в доме надо самому делать себе что поприличнее. Достал пакет, поставил кипятиться воду. А к супу хорошо пойдет салат, и надо разогреть, непременно разогреть на сковородке немного ветчины.

Ерген Николаевич любил готовить. Это успокаивало, на позитив настраивало. Вот съездит он в Алматы, реализует…

Он не услышал, как Светлана появилась на кухне. Ощутил движение.

У неё дрожали губы и тряслись руки.

— Как ты, доченька?

— Ты жадная сволочь!

— Что?

— Тварь, ты куда меня возил?!

Ерген Николаевич ещё ничего не понял, но как-то автоматически сместился на полшага влево от закипающей кастрюли.

— Я сегодня в Таразе была.

— Не близкий свет.

— Я у гинеколога была, на узи, оббегала всех.

— Ну?

— У меня шестая неделя.

Ерген Николаевич решил, что нормально поговорить — сейчас самое оно. Сел за стол, улыбнулся, «включил» уверенность.

— Я хочу, чтобы ты счастливо жила и чтобы у меня внуки были. А если ты с парнем поссорилась, так не беда. Если помиритесь — хорошо, позовешь его сюда, не помиритесь — для внуков теперь всего хватит. Разговор с женихом в любом случае можно отложить, сейчас главное она.

Светлана не понимала.

— Никакого аборта не будет, доченька, ты даже не думай.

— Баран! — Светлана ругалась почти шепотом. — У меня никого не было.

Ерген Николаевич понимающе-насмешливо поднял бровь.

— Идиот, я невинна. Они там сегодня смеялись, понимаешь? «Залетела без удовольствия». Это там все случилось, в вашем «кармане» проклятом! Дурак!

Её крик сорвался в визг, как-то мгновенно обернулся плачем, и она убежала.

На плите кипящая вода заливала конфорку — электроника отключила газ.

Ерген Николаевич яростно протёр ладонями лицо.

Это пахло бредом. Каким-то неправильным, не от анаши или «кокса», а совсем уж смертным «глюком». В памяти прорезались подробности пикника. Тогда выехали с ночевкой, сделали шашлыки, баранина была отличная. Они вчетвером рассказывали Светлане ужасы и небылицы, потом показывали, где и как можно ходить, потом её напугал скрежет корабля, она позеленела, обиделась и на полчаса ушла к себе в палатку. К полуночи вылезла, помирилась с отцом, выслушала очередную порцию наставлений — чтобы никому, никогда, ни при каких обстоятельствах лишнего не болтала — и отправилась спать. А они, получается, четыре старых идиота, один из которых просто трусливый идиот, они сидели почти до утра, рассуждая, какие комбинации можно проворачивать, если теперь есть пятый посвященный в секрет человек.

Надо было разобраться. Расспросить у неё подробности.

Кажется, ему сегодня предстоит тяжёлая ночь.

Но Ерген Николаевич не оценил всю тяжесть следующих часов. Послышался звук мотора, гавкнул Барс. Отец бросился в гараж, но застал только свет задних фонарей.

Телефон она оставила в прихожей.

В своей комнате, на столике перед зеркалом, она бросила бумаги из больницы.

«Не ищи».

В бумагах повторялось одно и то же слово в разных вариантах — здорова, здоровый, нормальное течение беременности, все в пределах показателей развития эмбриона…

Ерген Николаевич прекрасно помнил, что сам проверял машину на предмет разнообразных маячков и что у дочери есть доверенность. Таких прочных знакомств среди постовых, чтобы аккуратно выловить свою машину в степи, у него не имелось.

Скрипнула открытая дверь в подвал — точно, она взяла деньги из сейфа, хотя ей хватило ума не трогать золото.

Сорокалетний мужик посмотрел на себя в «зеркальное» стекло, которое думал приспособить на чердачное окошко.

Первые седые волосы в коротком черном «ёжике». Широкие скулы, от матери. Карие глаза — от отца. Светлане достались материны, зеленые, бутылочного стекла. Лицо было уже, а нос…

Что же он натворил?

Что теперь с дочерью?

И надо что-то делать.

Ерген обзвонил оставшихся троих в «квартете». Скороговоркой разъяснял ситуацию, просил взять машины, встать на перекрестках, где мог проехать его пикап. Они помогли — выстаивали, ждали, но Светлана явно подумала о таком варианте, проехала через степь.

Сам он метался от одного перекрестка к другому, думая застать её. Поговорить, успокоить.

Мимо.

Уже под утро — с прошлого рассвета прошли сутки — квартет собрался дома у Ергена.

Было много крепкого чая, почти чифиря, было много крика и ругани.

Ерген был в отчаянии.

Гришка Стецев будто делал вид, что не разобрался в произошедшем и всё ждет, что ему объяснят.

Кролин методично, с внутренней злобой, перебирал все известные ему ругательства. Он не ожидал от «кармана» такой подляны.

Спокойным оставался только Мухтар.

— Из родичей, кроме тетки, к кому Светлана может поехать?

— Не знаю. Плюнет она и на… Короче, на всех плюнет. Деньги пока есть. Машину продаст, думать будет. Черт!

У квартета деньги тоже оставались — в сейфе у Ергена хранилась лишь его доля наличности.

— Она, того, абортироваться может? — Мухтар пытался представить варианты.

— Иди на… — без всяких затей ответил Ерген.

Идти хоть по указанному адресу, хоть по какому-то другому особого смысла не было. Они действительно почти ничего не знали. Даже простейший вопрос — лазила она той ночью на корабль или нет — сейчас был «чёрным ящиком».

— Надо взорвать корабль и закрыть «карман», — наконец-то выдал своё решение Данченко.

— Мухтар, ты в уме? Как эту дуру взрывать? И чем?

— Хочешь врыть там рельсу, сделать вид, что ничего не было? — Кролин фыркнул.

— Я не знаю, что ещё полезет из корабля, — Мухтар достал из кармана навигатор. — И насчёт взорвать я погорячился. Надо просто закрыть путь.

— Думаешь, если Светлана залетела из-за этих вот железяк, и что-то там сделать, то они уймутся? — Кролин задумался. — Может, хватит придуриваться? В казаков-разбойников играть? Сольём материал, тут и её найдут в два счета, и обследования будут…

На него посмотрели, как на идиота.

— Бочку металлическую забьем тротилом, вкатим туда, ахнем. Поймёт.

— Если оно такое умное, одной рельсы там может… — Стецев соображал медленнее остальных, но ошибался редко.

— Вот здесь, — Мухтар указал точку на карте, — проведем газопровод. Под это дело арматуры и проводов не пожалеем. Закроем всё.

Кролин кивнул.

— Только в одиночку ты это…

— Не потяну, Ваня, не потяну. Давайте вчетвером браться. С золотом всё скоро кончится, в Бишкек моторов не навозимся. А вместе веселее.

Стецев шевелил губами, что-то про себя высчитывая.

— Думаешь, как все закроем, её отпустит?

— Ерген, — Данченко был серьезен, — если бы эта штуковина была такой сильной, Светлана там бы оставалась до рождения ребенка. Может, никто из нас из «кармана» не вышел бы. Будь она слабой — все исчезло бы, как только мы перекрыли вход. Но, как я понимаю, ребенок будет.

Июнь досушивал траву. Степь стала походить на пустыню — желтая, до горизонта ни души. Только без песка. Если стоять на холме и смотреть вдаль, можно убедить себя, что все в полном порядке и жизнь прекрасна.

У Кролина не получалось.

Слишком воняло смазкой, ацетоном, резаным металлом. Шумел дизель.

И не отпускало острое чувство страха.

— Седьмую точку закрой!

— Протянул!

Открытое пространство гасило звуки.

— Левее! Ванька, чего стоишь!?

Он встрепенулся, вытащил из-за пояса рукавицы, взялся за шланг, потянул. Стоящая рядом катушка неохотно заскрипела осью.

Когда через неделю после ночной суматохи компаньоны прибыли на старое место — втроем, потому как Ерген продолжал искать дочь — выяснилось, что портал сместился. Несколько шагов в сторону, и провод уже не блокировал «дыру».

— Стабилизец, — присвистнул Стецев.

— Он внутри не перепрыгнул? Вдруг там теперь ни корабля, ни ручья? — Кролин понадеялся на лучшее.

Ещё чего.

Время, когда корабль ревел раз в сутки, казалось счастливым прошлым. Теперь он дышал. Мухтар больше всего боялся, что посудина из будущего начнет восстанавливаться. Но нет — прежние прорехи в обшивке оставались на месте, сохранилась ржавчина и следы молний на верхушке «памятника».

Вдох — и будто невидимую сеть протягивают через диафрагму, выдох — холодные ладони сжимают виски.

Небесный кит? Или кашалот?

Друзьям совершенно не хотелось разбираться. Они в тот день даже не мыли золото. Четыре больших катушки тонкого телефонного провода позволили «закрыть» несколько соток земли.

— На цветмет не позарятся? — на обратном пути Мухтар вдруг представил, как неведомый «хозяйственный мужик» в поисках денег на бутылку скручивает весь провод и тем «отворяет» портал.

— Я знаю! — Стецев прищелкнул пальцами. — Нужен шланг. Тот драный металлизированный шланг, что на заднем дворе ваяется. Он длинный, но никакая тварь на эту рухлядь не поведется.

— Проведем газ — труба закроет все. Арматуры добавим — чисто станет, — одобрил идею Мухтар.

Кролин думал о другом. Сдвижка на пару метров — сколько будет завтра? Или послезавтра?

Ответ подсказала камера — правда, Мухтару потребовалось угробить на просмотр записей несколько суток. Еле видимое окно портала «прыгало» по свободным от провода местам, но не могло уйти дальше, чем на полета метров от исходной точки.

Ресурсы или силы корабля тоже были ограничены.

Так что в апреле, когда подписали окончательно все документы на газопровод и начали тянуть нитку, уже точно знали, как будут блокировать «карман».

За день до сварки Кролину приспичило туда залезть.

Вот так запросто — смотал один из проводов, которые сеткой покрывали «пятачок» входа, и зашёл в открывшийся портал.

— Стой! Стой, зараза! — Ерген кинулся за ним.

Там, внутри, Иван довольно быстро бежал к кораблю.

Выстрел в воздух, потом ещё раз — Ерген не понимал, что происходит.

Данченко, заскочивший в портал следом, дал очередь поверх головы «беглеца» — любил он автоматические пистолеты, разорился на «Стечкина».

Кролин залег.

— Идиоты! Тоже стрелять буду! — степь «съедала» его крик, голос казался совсем далёким.

Ерген заорал, чтобы Ванька никуда не дергался.

Кричали ещё долго. Потом как-то успокоились, опомнились. Долго приглядывались друг к другу — не свихнулись ли, не под гипнозом сейчас? И вот уже Кролин пытался втолковать им:

— Ну через сколько лет вся наша показуха с видео бредом станет? Скоро научатся подделывать все так, что никакие подробности не помогут. На любое разрешение плюнут, деталировку увеличат. И что мы делать будем? Снимем сегодня. Кто поверит завтра? Надо настоящий артефакт добыть.

— А мы не будем, — Мухтар скривился.

— Как? Ну что, парни, не догоняете? Это же всё… Всё закроем, оно ж, блин, не раскупорится. Второго шанса тю-тю…

— И фиг со вторым шансом, нам первого хватило, — вздохнул Стецев. — Мы и записи спалим. Ты, Ваня, никуда не полезешь. Что там этот кораблик чудит, я теперь не знаю, страшно. Запишет тебе в башку какой-нибудь файл, и зомбаком будешь. Я даже бочку динамита там взрывать не хочу. И ещё непонятно, какой у нашего дедушки внучок будет.

Ерген болезненно поморщился.

— А если взорвётся?

— Что?

— Ну корабль этот? Если он через портал просто дышал, а мы ему кислород перекрыли? Вот он там, внутри, и шумит все сильнее?

Все трое посмотрели на стройплощадку, сейчас забитую всяческим габаритным мусором.

— Нафиг! — Мухтар рубанул воздух ладонью. — Пусть он там внутри хоть наизнанку вывернется. Замуровали — и точка.

Кролин недовольно побурчал, но против решения «шайки» он никогда не шел.

Так что на фоне июньской степи для страховки размотали ещё сколько-то метров кабеля, а потом Мухтар запустил канавокопатель.

Ерген ещё не знал, что дома его дожидается письмо дочери: она живет в Ростове и будет рада видеть отца, если тот остыл и никуда не намерен её везти.

Октябрь выдался ветреный, но почти без дождей.

Когда Ерген вез дочь с внуком из роддома, с моря поддувало серьезно, чуть шквал не начался, но как добрались до съёмного «коттеджа» — всё улеглось. Светлана ушла в спальню — «распаковывать» младенца, кормить, укладывать в колыбель.

А счастливый дед отправился на кухню — распить со Стецевым бутылочку пива. Повод, как говорится, был.

— Как настроение у неё? Не скисла?

— Боевой у неё настрой — все в порядке будет, — Ергену Николаевичу весь мир сейчас казался добрым. — С врачами про глаза говорил, ничего, порядок. Что васильковые, так мне все уши прожужжали, у младенцев какие угодно они могут быть. Главное, что видит нормально. И вообще здоровый пацан, чего ещё от жизни хотеть?

— Твоя правда, Ерген, больше нечего…

Они поговорили с четверть часа — и про то, как там остальные, как дела идут, что из Ростова возить можно. Выходило, что почти ничего, ну так мало пока смотрели, товар подходящий всегда найтись должен. Потом разговор как-то незаметно перескочил на домашнее хозяйство Светланы — что Стецев до отъезда сделать успеет, что дед подправит, а что и следующего года подождать может, не денется никуда.

Белая клеёнка в крупную зеленую клетку казалась картой будущих дней…

— Не шуми за свои фланцы, дядя Гриша, на полдома слышно, — Светлане тоже хотелось поговорить: сколько не видела никого из старых отцовских друзей.

— Молчу-молчу, — Стецев решил, что с пивом хватит, а то так и песни голосить начнут.

Ерген посмотрел на дочь и вдруг стал очень серьезен. Поднялся из-за стола, взял её за плечи. Она чуть напряглась.

— Светик, мы там закрыли все. Замуровали так, что никакая тварь не проскочит. И следов больше нет. Но ты никогда, слышишь, никогда ему ничего не скажешь? Ни в детстве, ни потом, ни под большим секретом, никак. Молчи!

Деду казалось, что так можно побороть свой самый большой страх.

Загрузка...