"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24

© Михаил Михеев, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

– Мустафа, вот ты же крещеный. А почему имя у тебя татарское?

Разговор шел лениво, чему вполне способствовала погода. Солнце, жара… Местные туда-сюда снуют на своих лодках, предлагая свежие овощи и фрукты. Кое-что у них даже купили, хотя, конечно, с осторожностью. Да и вообще, доктор запретил употреблять местные продукты в пищу до тех пор, когда их тщательно прожарят или сварят. Ну, с фруктами чуть проще, но тоже – с осторожностью и не усердствуя чрезмерно. А то двое уже отправились к праотцам, словив местную заразу. Болели-то вначале с непривычки многие, но их в большинстве удавалось лечить, а этим не повезло.

Но, если соблюдать осторожность, стоянка на Кубе выглядела сплошным удовольствием. Отличная погода, море, которое словно просит, чтобы в нем искупались. Опять же, местные женщины – хотя большинство из них негритянки, но русские по этому поводу каких-либо предубеждений не испытывали. Главное, чтоб мордально ничего и фигура что надо, а ночью все кошки серы. Особенно ночью местной, черной, как смоль. Ее, кажется, даже лунный свет не пробивал.

В общем, хорошее место. Не зря Диего присоветовал его в качестве стоянки перед походом. Отдых команде дать следовало, а здесь и отдохнут, причем, что не менее важно, отдохнут безопасно. Заокеанская колония Испании умело пользовалась нейтральным статусом метрополии. Правда, в теории, время пребывания эскадры воюющего государства в нейтральном порту жестко ограничено, однако на это традиционно смотрели сквозь пальцы.

– Да у нас священник понимающий был, – усмехнулся Сафин, не отрываясь от листа дешевой серой бумаги. Он сейчас был очень занят, решая задачу по навигации. Верховцев понятия не имел, даст ли его затея результат, но всеми силами повышал образовательный уровень тех, кому мог доверять. Мало ли как повернется дело в будущем. – Он говорил: «Все равно же по-своему звать будете, не стоит во искушение вводить», и оставлял имена старые. Не знаю, было ли ему за то наказание, но никто его не убирал, крестить он продолжал так же, а потому, думаю, нет.

Александр кивнул и непроизвольно зевнул – под местным солнцем его изрядно разморило. И это притом, что сидел он в одной легкой рубахе, водрузив на голову широкополую шляпу из соломы вроде тех, что таскали местные. А будь он в форме – страшно подумать! Расплавился бы, наверное.

Но, стоит признать, отдых они заслужили. Уже одним переходом через океан, в котором подтвердились опасения Верховцева. Трофейный линкор хоть и носил теперь другое имя, оставался все той же шведской посудиной, рассчитанной на внутренние моря. И мореходность от смены имени ничуть не улучшилась. Проще говоря, «Адмирал Бойль» для океанских переходов не годился совершенно.

Если до Исландии эскадра добралась без серьезных проблем, то буквально на следующий день после того, как они покинули остров снега и вулканов, начался шторм. Нормальное явление для осени, да и не особо сильный, но Александр всерьез сомневался, что увидит свой линкор еще хоть однажды. Корабль валяло на волнах так, что казалось, он в любой момент перевернется.

Но Диего был опытным моряком и, несмотря на все проблемы, сумел не только сохранить корабль, но и избежать серьезных повреждений. И второй шторм, более короткий, он тоже выдержал. Так что к побережью Северной Америки русская эскадра вышла в потрепанном, но все же боеспособном состоянии.

Правда, им почти сразу пришлось выдержать бой. Откровенно говоря, Александр не ожидал встретить здесь английские военные корабли. Торговые – сколько угодно, все же Канада – часть Британской империи, да и Соединенные Штаты активно торговали и с бывшей метрополией, и вообще с Европой. С Россией тоже, но сейчас война… Неважно. Главное, корабли, идущие с грузом всего, что могла дать сидящему на голодном пайке в плане ресурсов Старому Свету (точнее, его западной части), были вполне ожидаемы. А вот боевые корабли – нет.

Расклад был прост. Британский флот, плюс их союзники, могли выставить огромные силы, в разы превосходя русских визави по численности. Но нельзя быть сильными везде. Основная масса кораблей этим летом была сконцентрирована на Черном и Балтийском морях, остальное размазалось, как масло по караваю. И быстро восстановить баланс, пополнив второстепенные группировки, британцы не смогли бы при всем желании. Да и зачем? Удара в мягкое подбрюшье империи никто не ожидал. Так что кораблей у них здесь и сейчас оказалось убегающе мало. Но, увы, теория хороша в тиши кабинетов, а в море все иначе. И, так уж получилось, эскадра Верховцева нарвалась у берегов Канады на британский патруль.

А с другой стороны, кто на кого нарвался? Два корвета без паровых машин были явно не той силой, которая смогла бы остановить даже «Эвридику», не говоря уже об «Адмирале». «Миранда» и «Архангельск» были примерно равны им… В общем, когда британцы, решившие посмотреть, с кем их свела океанская дорога, увидели русские флаги и поняли, кто на них идет, было уже поздно.

В такой ситуации, наверное, самым лучшим выходом было бы сдаться. Но английские моряки сделаны не из того теста. Вначале они попытались уйти, но, обнаружив, что «Эвридика» в плане скорости рядом с ними, как призовой рысак против ломовых кляч, вступили в бой и даже попытались атаковать. В общем, храбрые были люди и достойные противники.

Стоило признать, Матвеев вписался в новые реалии даже лучше остальных. Будучи в недавнем прошлом человеком гражданским, он на удивление хорошо командовал рейдером, удачно сочетая пиратскую лихость и купеческую обстоятельность. Вот и сейчас он, настигнув британские корветы, дал залп по такелажу ближайшего, тут же сделал поворот оверштаг и практически в упор разрядил туда же пушки другого борта. Рухнули сразу три реи, заполоскались в воздухе разорванные паруса. Всё, не тратя больше времени, фрегат двинулся ко второму противнику.

Здесь, правда, Матвееву пришлось немного поманеврировать, не атакуя, а, наоборот, уклоняясь от атаки. Орудия «Эвридики», только что разряженные, еще не успели подготовить. Но подскочили «Миранда» и «Архангельск», тут же связавшие корвет боем, а на утративший преимущество в скорости первый бриг надвинулась громада «Адмирала». На противостояние бортовому залпу линейного корабля британец рассчитан не был и, соответственно, пережить его шансов не имел. Залп в упор снес корвету половину борта, после чего, оставив стремительно кренящегося побежденного, «Адмирал» устремился ко второму очагу схватки.

Впрочем, там он был уже лишним. Три корабля сильнее, чем один, и британец уже погружался – подводных пробоин заработать успел в избытке. Линкору не потребовалось даже открывать огонь – всё решили без него.

Итак, результат короткого, длившегося меньше часа боя: у русских – с десяток попаданий английскими ядрами, что с учетом «размазывания» их по четырем целям несерьезно, и с полдюжины легкораненых, в основном – отлетевшими щепками; у британцев – потеря двух неплохих кораблей, экипажи которых были взяты в плен – не топить же их, в самом-то деле. Хотя, учитывая, что они порой творили, мысль перспективная.

На то, чтобы вытащить из воды тонущих, времени потратили не меньше, чем на сам бой. Лечь в дрейф, спустить шлюпки… Британцы успели спустить едва пару штук, со второго корабля. На первом попросту не смогли – ложащийся на борт корвет подмял их под себя. Так что русским пришлось довольно продолжительное время рассекать волны, собирая кое-как держащихся на воде, цепляющихся за обломки людей. Вытащили всех, кого заметили, и, как выяснилось, потери британцев в людях оказались сравнительно невелики. Можно сказать, повезло.

У Александра происшедшее вызвало смешанные чувства. С одной стороны, победа над пускай небольшими, но полноценными боевыми кораблями англичан в классическом морском бою. Такое всегда вызывает легкую эйфорию и воодушевление. С другой… Он сам начинал на корвете. Один класс кораблей, выполняющих сходные задачи, предполагает и сходный внешний вид. Законы природы едины для всех, и, чтобы получить одинаковый результат, применяются очень близкие решения. И вид гибнущих кораблей, напоминающих видом «Князя Варшавского», был не слишком приятен.

Однако предаваться самокопанию, свойственному многим русским, не было времени. Вначале требовалось узнать, с кем их свела судьба. Благо спросить было у кого. И пришлось заниматься одной из не самых приятных обязанностей командира – допросом пленных.

С британских офицеров купание в холодном океане порядком сбило спесь. Они, конечно, делали гордый вид, но простейшую угрозу отправить их обратно за борт сочли достаточно веской причиной для того, чтобы перестать демонстрировать знаменитую английскую несгибаемость. Спесь и высокомерие остались, но ответам на вопросы они не мешали. Так что – пусть их.

А может, тут сыграло роль то, что крупный даже по русским меркам Александр по сравнению с британцами выглядел несколько устрашающе. Плюс, по совету Куропаткина, расположился так, чтобы глядеть на стоящих перед ним британцев сверху вниз. Образ неплохо дополнялся повязкой на лбу – Верховцев оказался в числе немногочисленных раненых. Точнее, поцарапанных, кошка может постараться сильнее. Но – кровоточило, и врач, интеллигентно матерясь, замотал голову командира. Теперь со стороны казалось, что здоровяк раздражен и жаждет крови. В общем, если он сядет отдохнуть на крокодила, тот замрет и на всякий случай притворится бревном. На пленных подействовало более чем успешно.

И все же, когда допрос закончился, одному из британцев достало наглости поинтересоваться, не боятся ли русские связываться с сильнейшей в мире державой. Она ведь может и вспомнить такую наглость. Потом… Когда-нибудь…

Александр лишь отмахнулся в ответ:

– Мы, русские, закопали за свою историю слишком много врагов, чтобы всерьез вас бояться.

Британец открыл было рот, чтобы что-то возразить, но собравшиеся вокруг русские разразились таким дружным хохотом, что ему оставалось лишь вновь принять надменный вид и заткнуться. А то русские – они ведь варвары, состязания в высокомерии могут и не принять, а вместо этого и впрямь за борт выкинут. Словом, лучше заткнуться и промолчать – глядишь, дешевле обойдется.

Стоило признать, рассказали пленные много интересного. И главное, объяснили, с чего они тут оказались. Русских-то не ждали – считалось, что их флот надежно заперт во внутренних морях. Так, в принципе, и было, хотя и успехи самих англичан (а также французов и прочей мелочи) выглядели сомнительно. Особенно на Балтике. На Черном море хотя бы десант высадили, и сейчас там у русской армии возникли серьезные проблемы. А вот на Балтике британцы лишь попугали русских издали, но к фортам Кронштадта приблизиться так и не рискнули. Отчасти из-за мощных береговых батарей и стоящего наготове внушительного по численности флота, а отчасти из-за установленных русскими мин.

Дошло до трагикомедии – одну из мин выловили, представили британскому адмиралу – и она взорвалась. Адмирал, по слухам, ткнул в мину тростью, в результате чего заработал ожоги лица и то ли лишился глаза, то ли повредил его. И повезло им еще, что заряд взрывчатки отсырел и не рванул во всю мощь, а лишь слегка «пшикнул». Рвани он всерьез, и «Эксмуту», флагману адмирала Сеймура, не поздоровилось бы. Но и случившегося хватило для выводов, урок был усвоен, и британцы ограничились мелким пиратством. Тем не менее задачу свою эскадра союзников выполнила, связав русский флот и не дав ему проводить активные действия.

Так что не русских опасались те, кто послал в патруль эти корветы. Намного больше их настораживали ближайшие соседи – янки, народ, известный беспринципностью и сребролюбием. Тот факт, что большинство из них имели предков – выходцев с Британских островов, ничего не значил. Скорее, наоборот – янки было, с кого брать пример. И ныне имелся серьезный шанс, что они могут отправиться перехватывать британские корабли, списав результат на вездесущих русских. А что? С них станется, тем более что английские купцы были им конкурентами, причем серьезными. Грешно таким гадость не сделать.

Ну что же, раз здесь началось такое веселье, то почему бы не принять в нем участия? Тем более, раз побережье Канады оказалось не прикрыто. А потому британцев доставили в Галифакс. Ну и, памятуя о том, как эта нация «просвещенных мореплавателей» вела себя с русскими деревнями, церемониться не стали. Галифакс запылал…

Внезапный артиллерийский налет и последовавший за ним десант ошеломили британцев. Они слишком привыкли к безопасности, к тому, что их флот контролирует океан. И вид огромного корабля, разворачивающегося бортом к причалам, не вызвал у них какого-либо страха. Аккурат до момента, когда этот борт окутался дымом, и рев сорока орудий, бьющих в упор, избавил жителей города от иллюзий.

Русские корабли в считанные минуты подавили неловко организованную попытку сопротивления, после чего десант добил уцелевших. Откровенно говоря, стоило бы, в полном соответствии со старыми воинскими традициями, отдать город на разграбление. Три дня законного безумия… Однако Верховцев опасался, что британцы, сообразив, что десант не так уж многочислен, сумеют организоваться и попытаться нанести ответный удар. В любом случае это – неоправданные потери, а зачем? Добычи хватит и в порту. Грабить надо организованно – добычи так больше, а риска – меньше.

Сейчас в порту Галифакса стояло аж пять торговых кораблей. Один, правда, успели разгрузить, и на нем велась смена мачты, но четыре других оказались с полными трюмами. Два только пришли из Европы, а два как раз собирались туда отправиться.

Торговые корабли, брошенные экипажами, лакомый кусок. Теперь предстояло буквально «на коленке» организовать команды для трофеев, на корабли, которые не были готовы к переходу, загрузить провизию и воду. На своих кораблях, кстати, тоже пополнить запасы. Опять же, порт выпотрошить насчет чего-то особо ценного. Вроде денег, например. А перед уходом поджечь здесь все – чем больше проблем у британцев, чем больше убытков они понесут, тем лучше России.

Переход до Бостона прошел без каких-либо сложностей. Расстояние небольшое, ветер попутный, экипажи опытные. Город этот Александр выбрал по двум причинам: во-первых, относительно недалеко, а во-вторых, британцев там традиционно недолюбливают. Именно с Бостонского чаепития и начался когда-то процесс отделения Соединенных Штатов от метрополии.

Правда, как объяснял в свое время Александру отец, там все обстояло несколько иначе, чем утверждали янки. Они-то говорили всем – и, в конце концов, поверили в это сами – что сражались за свободу. На самом же деле вопрос был исключительно денежный. Слишком много налогов и пошлин наложила метрополия. Ну да сейчас это не слишком волновало Александра. Главное, в этом городе осталось предвзятое отношение к британцам и, соответственно, достаточно лояльное к их противникам. И грешно было этим не воспользоваться.

Бостон встретил русских довольно радушно. Впрочем, янки хорошо встречают любого, кто готов платить. И так же легко их продают тем, кто готов заплатить больше. Не все, разумеется, но насчет их правительства Верховцев не обольщался. А потому у него имелся план, который родился после допроса британских офицеров. Позже его обсудили на совете капитанов, одобрили и дополнили. И вот теперь предстояло узнать, сработает ли идея. Честно говоря, Александр в этом сомневался, но отказаться, даже не попробовав…

Так что, проведя переговоры с представителями местных верфей и договорившись о ремонте кораблей (их кубышка разом показала дно, однако продолжать поход без ремонта выглядело неоправданным риском), он двинулся к мэрии, попутно осматривая город. Ради этого даже не стал брать извозчика – с его точки зрения, кататься по столь небольшому поселению на наемном экипаже не имело смысла. Да и посмотреть, как живут в этих местах, хотелось – все же за океаном он был впервые.

Стоило признать, увиденное его не впечатлило. Небольшой уездный городок, не более того. Ну да чему удивляться? Какова страна – таковы и города, и если те же Франция, Англия или Россия заслуженно считались державами, то Соединенные Штаты были государством даже не второго, а третьего ряда. Быстро развивающимся, но, судя по увиденному, в ближайшем будущем к лидерам приблизиться не способным. Поэтому тот факт, что город, считающийся здесь крупным, больше напоминал масштабами что-то, по меркам России, провинциальное, удивляться не приходилось.

А вот верфь тут была серьезная, и работать на ней умели. Во всяком случае, «Адмирала» приняли вполне профессионально, и работы начали без промедления. «Миранду» обещали взять в работу завтра. Что же, многоопытные Диего и Матвеев присмотрят за ходом работ лучше, чем Верховцев. А на долю командира остались переговоры – тоже дело своеобразное, и блеск эполет на парадном мундире тут должен был оказаться к месту.

Вот и шел капитан-лейтенант Верховцев по грязноватой улице, скользя взглядом по таким же грязноватым домам. Состоянию дорог не было смысла удивляться – недавно прошел дождь, и вся пыль, скопившаяся под ногами, превратилась в отвратительное месиво. Оставалось радоваться, что на ногах сапоги – испачкаются, конечно, но хотя бы ноги не промокнут.

Впрочем, как оказалось, грязь под ногами не повод сидеть под крышей. Во всяком случае, группа молодых людей в изрядно побитой жизнью одежде вышла из переулка и преградила Александру путь, не обращая внимания на то, как грязь хлюпает в дырявых ботинках. Более всего они напоминали отребье с какого-нибудь рынка там, дома. Тоже могут «принеси-подай» за копеечку малую, а могут и карманы неосторожному прохожему вывернуть. Единственно, хамства здесь побольше – дома на офицера, да еще и в городской черте, напасть вряд ли бы рискнули. Дикий народ…

Пожалуй, не стоило идти сюда одному, хладнокровно подумал Александр, оглянувшись и убедившись, что позади него материализовались еще четверо, а праздный люд, напротив, испарился, будто его и не было. Что же, котята вообразили себя волками. Ну, их право, они на мостике под картечью не стояли.

Александр даже не замедлил шаг. Для молокососов это было неожиданностью, однако смущаться и осадить лошадей они не спешили, демонстративно вынув ножи. Один, видимо, главарь, открыл рот и начал говорить, но Александр даже не напрягался слушать. Вместо этого он спокойным движением достал револьвер и все так же, не замедляя шага, прострелил ему колено.

А вот это их проняло. Видимо, не привыкли, что вместо того, чтобы покорно отдать кошелек, их примитивно убивают. Впрочем, уже второй выстрел смог вернуть им чувство реальности. Врассыпную они бросились, как зайцы, нецензурно завывая от ужаса. Верховцев обернулся, убедился, что те, кто перекрывал ему путь к отступлению, исчезли, будто их и не было здесь никогда, и шагнул к лежащим в грязи раненым.

Тот, что был у оборванцев за главного, лежал, очевидно, потеряв сознание. Ну, чему удивляться, нога у него теперь сгибаться не будет никогда. Это если ее доктор вообще не отрежет. И если парень жив останется и к этому доктору попадет. Впрочем, в душе ничего не шевельнулось – за последнее время Александр ожесточился, привык к чужой и своей боли, научился смотреть на мир поверх мушки. Помрет – да и пес с ним.

Второй пострадал меньше – руку подбросило при выстреле, и пуля ударила чуть выше. Если кость не задета – быстро зарастет, отстраненно подумал Александр и начал поднимать пистолет. Вообще-то, для того, чтобы сунуть его в кобуру, но раненый воспринял это движение на свой счет.

– Не надо, дяденька! Пожалуйста, не надо!

Местный английский был так же далек от того языка, что изучал Александр, как в России речь подворотен отличается от стихов Пушкина и Лермонтова. Но, несмотря на это, понял его Александр без усилий – большая практика за последние месяцы пошла на пользу. Внимательно присмотрелся и едва не сплюнул. Мальчишка. Вряд ли ему больше четырнадцати лет. Вот ведь…

Но предаваться самобичеванию он не стал. Вряд ли этот парень отказал бы себе в удовольствии сунуть жертве нож под ребро, будь у него возможность сделать это безнаказанно. Кто выходит на кривую дорожку, рискует закончить жизнь в канаве. А потому пускай лежит да рану зажимает – глядишь, это добавит ему в голову немного мозгов. Пригодятся в будущем.

С этими мыслями, а заодно и с внезапным пониманием, что, несмотря на стрельбу, местных городовых не слышно и не видно, Александр пожал плечами и зашагал дольше, чтобы буквально через неполную сотню саженей обнаружить искомое. Проще говоря, мэрию, которая была таким же серым и неинтересным в плане архитектуры зданием, как и все в этом городе.

Ничего похожего на швейцара у входа не обнаружилось. Надо признать, в плане представительности местный городской голова явно не дотягивал. В родных пенатах любой чиновник, считающий себя чем-то значимым, поставил бы у дверей саженного роста дылду, задачей которого было бы двери распахивать да впечатление производить. Здесь же, похоже, о важности церемониала представление имели весьма поверхностное, и двери посетителям приходилось открывать самим. Впрочем, у каждой Марфушки свои игрушки, и не стоило лезть в чужой монастырь со своим уставом.

Мэр, краснорожий толстяк, явно злоупотреблял спиртным. Очень уж несло от него смесью запахов несвежей одежды, перегара и табачного дыма. Тем не менее ходил он шустро, говорил быстро и явно обладал живым и рациональным умом. Во всяком случае, речь Верховцева он выслушал внимательно, после чего надолго задумался. И было от чего.

Предложение русских было насквозь понятным и могло принести хорошие барыши в случае успеха. И серьезные неприятности при провале. Но, с другой стороны, шансы на успех все же выглядели предпочтительнее. Ведь доказать кому-то что-то будет ой как сложно.

А ведь просто все, на самом деле. Британцы боятся, что американцы, воспользовавшись бардаком и отсутствием в Канаде серьезных военных кораблей, устроят охоту на их торговые суда. Может, кстати, уже и воспользовались – мэр, судя по всему, был тем еще пройдохой и запросто мог вести дела с кем угодно. Но ведь русские-то вот они! А значит, можно и впрямь развернуть охоту, почистить британских купцов, а трофеи продать по сходной цене здесь же. И наверняка можно сделать все законно, как ни крути, а сам захват кораблей будет вполне освященной традицией. Главное, всем выгодно. Русским – деньги и, если что, ремонт, местным – уничтожение торговли конкурентов, трофейные корабли и грузы по сходной цене. Главное, бухту выбрать подальше да потише, чтобы там постоянно базироваться и там же трофеи передавать. Но как раз с такими местами на любом побережье дела обстоят неплохо, а здесь, на полудиком материке, с ними и того проще. Остается решение мэра – соглашаться на сотрудничество, или же русские могут отправиться дальше. Благо портов в Соединенных Штатах более чем достаточно и мэров, готовых поправить свой бюджет, тоже хватает.

Надо отдать ему должное, мэр умел думать быстро. А вот принимать решение побаивался. Поэтому, немного подумав, он предложил Александру отложить разговор. Скажем, до завтра. Тогда он постарается собрать здесь людей, в подобных делах более компетентных, и вот тогда… Что же, результат переговоров хуже, чем хотелось бы, но куда лучше, чем мог бы быть, а потому Александр на перенос разговора согласился с чистой совестью.

В ставшей уже привычной капитанской каюте «Миранды» его ждали обед и успевший соскучиться Васька. За время походов рысенок изрядно подрос и растолстел – любимец всего экипажа привык спать в капитанской каюте, но лакомства брал у всех. Неудивительно, что он набрал лишний вес, и Алена уже не раз пыталась оградить его от чревоугодия. Увы, безуспешно.

Вот и сейчас Александр не удержался и выдал голодному и несчастному животному колбасу. Рысенок сглотнул кусок, будто его и не было, после чего, ловко запрыгнув на книжную полку, свернулся клубком и задремал. Только кисточки на кончиках ушей едва заметно подергивались, улавливая малейший шум. И можно было не сомневаться: надо будет – прыгнет быстрее, чем хозяин успеет моргнуть. Крыс он, несмотря на свой нежный возраст, давил знатно.

Пожалуй, в будущем из него вырастет красивый зверь. И крупный, намного превосходящий размерами своих диких собратьев. Что, в общем-то, и неудивительно – в отличие от живущих в лесу рысей, вопрос питания перед ним не стоял. Хорошо кушаешь – быстро растешь, вот и вся хитрость.

Усмехнувшись своим мыслям, Верховцев принюхался и кивнул удовлетворенно. Еда пахла необычно, но вкусно. Зря, что ли, он приказал сразу, как они пришвартовались, освободить их главного кока на время стоянки – пускай отдохнет. Еду доставили с берега – здесь были неплохие ресторации, и за крупный заказ ухватились с радостью. Даже о конкуренции забыли, с похвальной скоростью организовав на берегу кухню-переросток. Так что с сегодняшнего вечера командам предстояло испробовать образцы местной кухни. А чтобы поварихи не застоялись без дела, им было сказано наблюдать, что и как готовят, дабы освоиться с местными продуктами. Но вначале – отдохнуть! А то весь переход готовить на такую ораву – это ж сколько надо сил.

Однако же стол был сервирован по всем правилам. Все же Алена, даром что родом из глухой деревни, с такими нюансами освоилась быстро. Хорошо еще, ложки с вилками положила обычные, а то как-то по незнанию, а может, из врожденной вредности, достала особый комплект.

Воспоминания невольно вызвали у Александра еще одну улыбку. Тот комплект достался ему, в числе прочего, во время грабежа Галифакса. Сам Верховцев в этом не участвовал, разумеется, честь русского офицера и все такое… Хотя британцы подобным не брезгуют. Только вот стоит ли им уподобляться?

Так вот, сам не участвовал, но людям своим прибирать к рукам понравившиеся мелочи не запрещал. И те воспользовались его закрытыми глазами на всю катушку. Что за дома они успели обнести, Александр понятия не имел, но явно не самые простые. Во всяком случае, кое-что, случайно виденное им, было отнюдь не дешевеньким. Команды явно входили во вкус пиратства.

Но, стоит отдать морякам должное, своих командиров они не забыли. На «Миранде», к примеру, штурману достался целый сундук карт, приборов и прочей узкопрофессиональной мелочовки. Доктору притащили почти все содержимое разграбленной начисто аптеки. Очень полезное приобретение, к слову. Больше всего Александра впечатлил новенький, блестящий набор хирургических инструментов. Вид у них был настолько устрашающий, что Александра при одном только взгляде на эти пилы и крючья пробивала дрожь. А доктор ходил довольный, как обожравшийся сметаны кот, и явно жалел, что не на ком испытать доставшееся ему великолепие. Маньяк, как есть маньяк!

Александру матросы тоже притащили подарок. Не столь впечатляющий, но зато куда более необычный. Даже три подарка, но один из числа тривиальных. Вековой давности шпага с рукоятью, отделанной серебром. Второй… Более всего это напоминало католический крест, сработанный из железа и весящий чуть больше пары фунтов. По виду довольно старый, богато украшенный чеканкой и, как ни удивительно, с острыми, как стилеты, краями.

Александр только глазами хлопал, не понимая, что это, пока Диего, великий знаток оружейной экзотики, не объяснил. Оказывается, боевой крест, который, по слухам, изобрели в каком-то монастыре. Такой можно метнуть и попасть в цель проще, чем ножом – острия-то четыре. Можно ткнуть, как стилетом. Можно ударить вместо чекана[99]. Главное, свою руку при этом не повредить.

Раньше, говорят, было довольно распространенное оружие – простое, дешевое. Этот экземпляр явно сделали в качестве подарка кому-то, вот и украшен, а что попроще могли сварить из пары железных полос в любой кузнице. Лет триста назад его использовали широко, сейчас, конечно, нет – пистолет удобнее и эффективней. Но Диего нечто подобное в доме отца видел. Остался от древних времен. Так что, если Верховцев имеет желание собрать коллекцию оружия, это для нее неплохой экземпляр. Оставалось лишь пообещать подумать – оружейная экзотика Александра не то чтобы привлекала, но все же было в ней что-то притягательное. Так что и второй подарок занял свое место на полке шкафа. А вот третий…

Да уж, экзотический трофей. Столовые нож, вилка и ложка, богато изукрашенные, серебряные, довольно удобные. И у каждого предмета в рукояти миниатюрный пистолет, только курки наружу. Прямо кошмар оружейника. Приходилось Александру видеть пистолеты в форме чернильницы, трости, и даже встроенные в шпагу, но чтобы так!

Насколько эффективен набор именно как оружие, оставалось только гадать. Но когда он обнаружил их на столе, да еще и стволами к себе, ощущения были, скажем так, экзотические.

Ужин прошел в атмосфере полного взаимопонимания. В том смысле, что все окружающие понимали: командиру хочется посидеть в тишине, и не стоит ему мешать. То, что Александр не занимался рукоприкладством, еще не значило, что от него не получится огрести. Впрочем, его бы и без того не беспокоили – командира своего матросы уважали. Жаль только, что тихо и спокойно завершить день с томиком Байрона или, к примеру, Вальтера Скотта не получилось. Действительно, жаль – в том же Галифаксе захватили, помимо прочего, и несколько десятков разнотипных книг, а языком Александр владел вполне достаточно, чтобы иметь возможность читать их в подлиннике. Так что хотел – но, увы, не срослось.

– Вашбродь!

Александр чуть лениво повернул голову в сторону двери:

– А, это ты, Янек… Что случилось?

Поляк вытянулся, демонстрируя неплохую выправку. Хороший пример того, как влияет на людей военная служба. Недавно еще был польским хамом, а ныне вон, образцовый матрос, на хорошем счету у командования и уважаемый сослуживцами. Вот что строй животворящий делает![100] И по-русски ныне говорит чисто. Настолько, что его от поморов так сразу и не отличишь. Такой же говор и держится так же солидно. Ну, тут уж с кем поведешься.

Но, стоит признать, в командах их кораблей поляки, в конце концов, прижились. И даже сейчас, будучи в другой стране, отнюдь не собирались дезертировать. Возможно, потому, что чувствовали себя не вторым сортом, отчаянно пытающимся доказать свою значимость, а такими же, как все, не хуже и не лучше. Хотя гонору все равно хватает.

– Там вас спрашивают.

– И кто?

– Я в местных разбираюсь, как корова в компасе, – не удержался от легкого фрондирования Янек. – Одет так себе, а держится, будто шляхтич с перепою. И говорит странно.

– Значит, сам погляжу, – Александр встал, шевельнул плечами. В спине что-то слабо хрустнуло. – Выспаться не даете, ироды.

Когда он спускался по трапу, то понял, что их корабельный поляк недалек от истины. Действительно, гость, неприметной наружности крепкий мужчина, одет был так себе. Добротно, видно, что дыры его одежде в ближайшее время не грозят. Но также видно, что эта одежда обитателя низшего класса в местной иерархии. Правда, за собой следит – козлом, в отличие от многих ему подобных, от гостя не пахло. Однако же это было единственное положительное наблюдение. И стоило ради такого тревожить капитана?

– Кто таков?

Это было вежливо. С такими вежливо, даже если их просто вахтенный пошлет куда подальше, но зуботычину дать поленится, а уж от капитана, хоть и без мундира на плечах, в одной рубахе… Кстати, мимолетом подумалось Верховцеву, насчет одной рубахи – это он зря. Ветерок с моря тянет довольно холодный, и простудиться от того, что лень было руку протянуть да одеться нормально, было бы глупостью.

– Меня послали…

– Я тебя сам пошлю. Говори четко.

Что же, заговорил. И вновь стоило признать, что Янек был прав. Это чудо разве что слова через губу не цедило. И говорил… Вроде бы по-английски, но понять было крайне сложно. Акцент необычный, построение фраз тоже. И сами фразы неожиданно длинные. Лишь спустя минуту Александр понял, что родной язык гостя, скорее всего, немецкий. Возможно, из какого-нибудь совсем отдаленного королевства, в Германии таких как собак нерезаных. И, может статься, это чучело по происхождению вполне себе дворянин. Понятно тогда, откуда такой гонор. Вот только сказанное им навевало на Верховцева не радость от общения с собратом по сословию, а желание дать наглецу в морду. Уже за то, что посмел требовать подобное!

Если отбрасывать высокопарные словеса, то в сухом остатке получалось требование местных бандитов, которых Верховцев сегодня малость проучил, компенсировать ущерб. И вообще. заплатить за право стоянки на их территории, а то будут неприятности. И вот тут Александр впал в ступор. Это что же, какие-то шавки смеют требовать от него, офицера Российской империи, чтобы он перед ними извинялся да деньгами им кланялся? Ну, наглецы! Таких не найти даже в Одессе, известной своими портовыми бандами. Да за такое хамство Верховцев мог этот городишко спалить дотла! Впрочем, рано торопиться.

– Мустафа!

– Я здесь, Александр Александрович.

Сафин не был офицером, но все же шел с Верховцевым буквально с первого дня. Старая гвардия, таким позволены многие вольности. В том числе и обращение по имени-отчеству, а не согласно уставу. Верховцев кивнул удовлетворенно:

– Мустафа, возьми человек двадцать-тридцать, с оружием, и сходите с этим олухом к тем, кто его послал. Приведете их сюда – очень уж мне хочется на такое чудо посмотреть. И да, можете не церемониться. Посмотреть можно и на целых, и на слегка переломанных.

– Так что передать моему боссу? – поинтересовался не понимающий ни слова по-русски гость.

– А если кто-то будет слишком буйствовать, утопите его в нужнике, – поморщился Александр.

– Слушаюсь! – Мустафа криво ухмыльнулся, шагнул к явно не понимающему ничего по-русски бандиту и коротко ткнул его кулаком в живот. Поймал согнувшегося от боли нахала за длинные, сальные волосы, вздернул ему голову вверх: – И не балуй мне тут. Его благородие сказал живыми, а не целыми. Ноги повыдергиваю!

Тот булькнул в ответ, и его тут же вывернуло. Сафин едва успел отскочить.

– Ах ты ж!..

После короткого вразумления о том, что делать можно и нужно, а что никак нельзя, русские пришли к выводу, что американский подданный немецкого происхождения лекцию усвоил. Почему так решили? Да уж больно испуганно смотрел. И повел Сафина и его отряд почти бегом, лишь слегка подгоняемый хорошо поставленными, увесистыми матросскими пинками. Нет, как ни крути, а боцман из их татарина получился хороший. И кулаки на месте, и когда их надо применять – вполне понимает. Да и морского опыта набраться успел. Вон, одно из трофейных корыт сюда привел, а это, надо отметить, задача не из легких. Пора его на корабль ставить, пора!

Сафин вернулся через полчаса, Александр даже кофе допить не успел. Матросы приволокли шестерых мужчин – одного все уже видели, а пятеро других оказались главарями местных банд, ночных королей бостонского порта. У двоих матросов обнаружились не особо серьезные ранения, а у всех бандитов – переломы, гематомы и прочие атрибуты особо буйных людей, не желающих понимать реальность, данную им в ощущениях, без повышения болезненности этих самых ощущений.

Как чуть смущенно признался боцман, в точности приказ исполнить не получилось. Этих жуликов, оборванцев и прочего сброда оказалось будто крыс на помойке, и они, вместо того чтобы деликатно отойти в сторону, забиться под шконки и не открывать рот, с чего-то возомнили себя героями. Проще говоря, начали махать ножами, палками и вообще всем, что попало под руку. Сафин думал, что все, придется стрелять, но обошлось без шума. Располовинили нескольких абордажными тесаками – так уцелевших как ветром сдуло. Все же портовые бандиты умеют наводить ужас на простых людей, когда толпой на одного, а вот с теми, кто умеет и, главное, привык воевать и убивать, да вдобавок связан жесткой дисциплиной и намертво въевшимся чувством локтя, связываться не жаждут. Так что главарей взяли за шкирку прежде, чем они поняли, что – все, каюк.

– Эти главные?

Самый респектабельный из бандитов, напоминающий внешностью какого-нибудь московского купца средней руки, только гладко выбритый, лишь презрительно сплюнул. Во, гонору-то! Надо будет потом узнать, не поляк ли он… Остальные старательно отводили глаза, но тоже молчали. Да, это будет сложнее, чем казалось вначале.

Но провести переговоры о взаимном уважении ему не дали. Появился, как чертик из табакерки, Матвеев, а следом за ним, о чем-то ожесточенно споря, шли Гребешков и Диего. Увидев, что тут происходит (вокруг потихоньку собиралась толпа, в основном из местных, но и матросов со стоящих неподалеку кораблей хватало), они тут же перестали обсуждать сторонние проблемы и поспешили к месту действа.

– Что случилось? – поинтересовался Матвеев. Он изрядно похудел и, кажется, помолодел. Огромную, выглядевшую малость неопрятно бороду после долгих уговоров укоротил, подравнял, придал форму. Словом, выглядел он теперь больше похожим на столичного негоцианта, чем на старовера из глубинки.

Александр объяснил, причем, не удержавшись, загнул такое коленце, что матросы поглядели на обычно вежливого командира с большим уважением. Матвеев хмыкнул:

– Привыкай, Александрыч, в местных городах такое частенько бывает. Обкладывают данью всех подряд, и гадостей могут сделать немало, от мордобоя до поджога. Полиция не вмешивается обычно – она их сама боится, да и долю они ей отстегивают.

– Дикая страна, подлые люди… И что с ними делать теперь?

– Ядро к ногам и за борт, – усмехнулся Гребешков.

Это было шуткой, так все ее и восприняли. Все, кроме Верховцева. Ему идея показалась вполне здравой. В самом деле, если у тебя есть сила, это хорошо, но уважают больше за готовность ее применить. Так что – почему бы нет?

Когда первого, того самого, купеческой наружности, сбросили с причала, толпа охнула. Небось, думали, что их просто пугают. Наивные… Кто-то заголосил, кто-то побежал прочь, но это уже ничего не меняло. В считанные секунды отчаянно извивающихся бандитов отправили на встречу с Нептуном. Оставили только одного – того, что принес послание. Для задуманного Александром подошел бы любой, а с этим они вроде как давно знакомы…

– Пойдешь к своим, – медленно, чтобы все слышали и поняли, сказал Верховцев. – Передашь, что русских трогать нельзя. Никому и никогда. Ты все понял?

– Яволь! – от волнения, наверное, бандит перешел на родной язык.

Александр кивнул удовлетворенно.

– Это хорошо, что понимаешь. Но почему ты еще здесь? Повернулся – и бегом команду выполнять!

Немца как ветром сдуло. Вот так. На какое-то время все будут сидеть тихонечко и держать рот на замке, впечатленные быстротой и жестокостью расправы. Потом, конечно, испуг пройдет, осмелеют, но, можно не сомневаться, первое, что сделают бандиты, схлестнутся между собой за право быть главной крысой в этой норе. К тому времени, как они закончат увлеченно резать друг друга, русские успеют закончить свои дела. Но даже если он ошибается и результат явится миру быстрее, чем они выйдут в море, сами банды окажутся серьезно ослаблены и вряд ли способны причинить кому-нибудь по-настоящему большой вред.

Решение командира одобрили все. Разве что Гребешков пребывал в сомнениях. Ну да ему, как представителю Третьего отделения, сомневаться по должности положено. Он, к слову, настоял на том, чтобы усилить охрану. Весьма разумно, спорить никто не стал. Касаемо же сомнений… Правильно сказал вечером Матвеев, промокая накрахмаленной салфеткой капли вина с усов: Если у тебя полторы сотни пушек и две тысячи головорезов, мнение туземцев никого не интересует. И, разумеется, он был прав.

Это подтвердилось следующим утром. Когда они расположились в мэрии, дабы иметь предметный разговор с теми, чье слово в Бостоне действительно что-то значит, неприязненные взгляды местного полицмейстера[101] увидел бы и слепой. Однако, что характерно, претензий он не выказывал и вообще рот лишний раз не открывал. Похоже, ему заранее открытым текстом было сказано, что говорить будут о делах серьезных, читай, денежных. А на фоне больших денег самосуд над не в меру обнаглевшими бандитами – мелочь, не стоящая внимания. Тем более что военные корабли в порту намекали на то, что бузить лишний раз чревато. Вот и оставалось ему сверлить взглядом Александра, который их с великолепной небрежностью игнорировал. Дворянин, уметь такое происхождение обязывает.

А вообще, местные авторитетные люди произвели на Верховцева странное впечатление. До того он имел дело с чем-то подобным только в России. Когда ездил с отцом в Европу – не в счет, тогда он был еще мальчишкой и мало обращал внимание на многие нюансы. А вот когда учился в Корпусе и служил на Балтике, а особенно во время архангельской эпопеи, насмотрелся.

Так вот, дома те, кто обладал возможностями, превосходившими таковые у «серой массы», довольно четко делились на две группы. Первая – дворяне в чинах, с титулами, с древностью рода и связями в верхах, позволяющими свысока смотреть на окружающих. Вторые – купцы, иной раз с миллионными состояниями, возможности которых упирались в деньги и, опять же, связи. Вели они себя по-разному, и мотивы действий тоже имели каждый свои. Но при этом одно этих людей объединяло – ощущение своей исключительности и власти над толпой. И еще – планирование. Фундамент того, чем они занимались, был заложен предками, а сами они создавали то, что будет принадлежать внукам и правнукам. Это накладывало отпечаток и на образ мысли, и на поведение. Увидишь такого – не ошибешься.

А вот те, кто собрался здесь и сейчас, были другими. Да, видно было, что деньги за ними немалые, но вот чувствовалось, что они – нувориши в первом, максимум во втором поколении. Те, кто просто не умеет мыслить поколениями. И поведение у них было, как у дорвавшихся до власти… Нет. не крестьян, конечно, а, скорее, половых из трактиров. Александру приходилось непрерывно делать над собой усилие, чтобы сохранять приличествующее ситуации каменное выражение лица. Ну, так и тянуло его прикрикнуть на собеседников.

А вот Матвеев выглядел, словно нырнувший в родной пруд карась. Ну да и ничего удивительного – как и положено купцу, он умел вести дела с кем угодно. И наверняка приходилось ему работать и с такими типами. По сути, Матвеев и вел переговоры, делая это с легкостью невероятной. И сказал вроде бы в точности то же самое, что Александр вчера, но вот почему-то звучало это как невероятно выгодное предложение, которое грешно упустить. Вот что значит опыт!

Однако и перед ним сейчас были не новички, которым заезжий молодец способен задурить головы с легкостью необычайной. Кидаться на выгодное (без дураков, по-настоящему выгодное) предложение, как бобик на сахарную косточку, они не спешили. Когда Матвеев закончил, некоторое время царило глубокое молчание. Казалось, в наступившей тишине можно было услышать топот бегущего по стене таракана. А потом один из американцев заговорил.

Он тут, очевидно, был если не самый главный, то наиболее авторитетный – точно. Высокий, сухощавый, с тронутой сединой, густой черной шевелюрой, он выглядел лет на сорок. Но, присмотревшись, Александр мысленно накинул ему еще лет десять – просто потому, что у молодого кожа на шее так не обвисает. Как ни крути, а тут она стареет первой.

Так вот, этот человек, которого все называли просто «мистер Эдриан», что примерно соответствовало русскому «Иванову», заговорил, и все тут же почтительно замолчали. Начиная с мэра и полицмейстера, которые были тут, похоже, младшими, с правом, в лучшем случае, совещательного голоса, и до соратников Эдриана по финансовой касте. Слово этого американца, похоже, и впрямь ценилось. Как минимум в пределах этого городка.

– Мы вас услышали, господа. Ваши предложения… интересны. Но мы хотим понять, зачем нам нести репутационные риски в ситуации, когда вы и без того собираетесь уничтожать суда наших конкурентов. Просто так, потому что вы являетесь воюющей стороной.

Ах ты ж! Слова-то какие выучил! Репутации их угроза… А она у вас есть, репутация эта? Все эти мысли пронеслись в голове Александра, подобно молнии. Однако ни один мускул не дрогнул на его лице. Если и есть, чему поучиться у британцев, так это умению владеть собой, в любой ситуации удерживая на лице маску непробиваемого, ледяного спокойствия. Это искусство Александр вполне освоил, просто глядя на пленных.

А еще, они не зря вчера убили с Матвеевым целый вечер, обсуждая различные варианты разговора. И нечто подобное циничный купец предусмотрел, равно и варианты ответов. Что же, сейчас наступала очередь Верховцева. Как ни крути, здесь и сейчас все видят, что один из переговорщиков отвечает за военную составляющую, другой – за финансы. И ответ военного будет звучать весомее.

– Да потому, что иначе у нас есть как минимум два варианта, мистер Эдриан, – сказал он настолько вежливо, насколько мог. – Или мы уходим южнее и договариваемся там, благо портовых городов в Америке достаточно. Или мы просто уходим в океан и начинаем перехват судов у побережья, к примеру, Африки. Там важный торговый путь, и британских кораблей хватает. В первом случае барыш получат ваши южные конкуренты, а вы и дальше будете вариться в собственном соку. Во втором для вас будет еще хуже, поскольку английские купцы не любят рисковать зря. И они просто переориентируют грузовые потоки. Ваши порты будут считать безопасными, сюда пойдет больше кораблей. Они составят еще большую конкуренцию вам. И чтобы бороться с этим, вам придется самим изображать русских и заниматься перехватом британских кораблей. Рано или поздно это раскроется, и тогда речь пойдет уже не о репутационных потерях, а о полном крахе. Притом, что британцы умеют мстить своим врагам. Особенно когда за ними не стоит великая держава.

Вот такой намек на то, что здесь и сейчас государство откровенно третьесортное. Недавняя британская колония. Где-то подобные слова могли посчитать оскорблением, здесь же смолчали. Или слишком толстокожие, чтобы обращать внимание на намеки, или же просто не хотят раньше времени ссориться, предпочитая такой эфемерной сущности, как честь, звонкую монету.

– Я не думаю, что второй вариант хоть сколько-то реален, – снисходительно улыбнулся Эдриан.

– И почему же?

– Там вам некуда будет продавать свою добычу.

Вот так. Он не отказывается, он торгуется, пытаясь вытрясти наилучшие для себя условия. Все происходило ровно так, как предсказывал вчера Матвеев. Знал он, чего ждать от местных негоциантов. И что отвечать – они тоже решили еще вчера. Причем ответ вновь должен звучать от офицера, чей мундир намекает на его мировоззрение. То самое, которое местными умниками неодобряемо, но понятно.

– А зачем нам ее кому-то продавать? – как можно более искренно улыбнулся Верховцев. – Понимаете, господа, вы забываете одну очень важную деталь. Мы – не корсары, пускай и королевские, мы – рейдеры, служащие Российской империи. Добыча – не главное. Главное – урон, который понесет враг.

Пауза после его слов длилась долго. Очевидно, местное купечество (или, как они себя называли, бизнесмены, деловые то есть люди) обдумывало сказанное и пыталось решить, как им действовать. И этой паузой, очевидно, приняв ее за сигнал к действию, решил воспользоваться полицмейстер. Все же невеликого ума человечек…

– А вот как быть с тем, что наши гости, едва прибыв в наш богоспасаемый город, тут же совершили тяжкие преступления?

Следующие несколько минут он в красках описывал вчерашнее происшествие, которое, на взгляд Александра, не тянуло ни на что большее, чем пара анекдотов за вечерним чаепитием. В конце концов, уничтожить преступника, тем более напавшего на него с оружием в руках, долг каждого добропорядочного человека. Не говоря уже о дворянине – ему такое сам Бог велел. Тем не менее начальник полиции разливался соловьем. Ему бы книги приключенческие писать. Какой талант пропадает!

Очевидно, представители американского капитала думали примерно то же самое. Во всяком случае, кривились некоторые так, словно лимон съели. Но, что характерно, лишь когда считали, что их не видят, и прерывать автора пафосного спича не торопились. Причина была понятна без слов – пока он говорит, у них есть время на раздумья, так что пусть его. Александру же было все равно. Он просто не обращал внимания на спектакль. Ибо сам не театрал, а полицмейстер не звезда сцены.

Все на свете имеет свойство заканчиваться, выдохся и американец. Правда, стоит признать, столь же пафосно, как и говорил. Во всяком случае, «что вы можете сказать в свое оправдание» звучало так, словно он уже вынес русским смертный приговор. И, можно не сомневаться, если он сумеет довести дело до суда, то выиграет его с гарантией – чужак в чужом суде априори не прав. Только… Он что, идиот?

– В свое оправдание… – Александр, развалившись в кресле как можно вальяжнее, смотрел на полицмейстера брезгливо, как только мог. Они хотят серьезного разговора? Они его получат. Тем более что он помнил вчерашний разговор слово в слово, – я могу сказать, что у меня четыре боевых корабля, полторы сотни орудий и небольшая, но хорошо обученная и прошедшая не один бой армия. Не ваши карманные городовые и не отребье из подворотен. Как вы думаете, что я с вами сделаю?

Полицмейстер вначале покраснел, затем цвет его лица стал буровато-коричневым, а сам он напоминал теперь воздушный шар, готовый лопнуть. Открыл рот – и закрыл. Сообразил, наверное, что русский не шутит.

Александр и впрямь не шутил. Русские терпеливы, но все же быть вежливым и сносить хамство – разные вещи. Если полицмейстер не может навести порядок в своем ведомстве, то с какого перепугу это проблемы гостей? И, отправляясь на эту встречу, Александр, по совету профессионально настороженного Гребешкова, приказал людям быть в готовности. И, если они с Матвеевым не вернутся к назначенному сроку, вывернуть Бостон наизнанку. И не слишком церемониться – было бы с кем.

Так что полицмейстер, у которого недостаток мозгов компенсировался инстинктом самосохранения, понял, что перегнул палку, и замолчал. Но на этот раз пауза длилась очень недолго. Эдриан демонстративно похлопал в ладоши и негромко сказал:

– Что же, я вижу, наши гости действительно настроены серьезно. Думаю, с ними можно иметь дело. Обсудим детали?

Обсуждали почти до ночи. С перерывом на то, чтобы отправить вестового к Гребешкову, а то прапорщик, оставшийся за старшего, человек резкий. Как бы в самом деле маленькую победоносную войну не учинил.

Стоит признать, торговались американцы получше иных евреев, но, в отличие от последних, четко знали, в какой момент стоит остановиться и сдать назад. В результате, несмотря на длительные и жаркие переговоры, временами готовые перейти в рукоприкладство, благо нравы здесь были простые, к общему знаменателю они все же пришли. Результат устроил всех. Заодно продали трофейные корабли вместе с грузами. Задешево, конечно, однако хватило и пополнить казну эскадры, опустошенную ремонтом, и дать командам отдохнуть на берегу, хорошенько встряхнув портовые бордели.

Следующие четыре месяца эскадра крейсировала вдоль восточного побережья Америки, то уходя в высокие широты, едва не до паковых льдов, то спускаясь в Карибское море и даже южнее. Однажды аж до Панамы дошли. Непуганые британские купцы, слегка разбавленные французскими коллегами, здесь встречались в изобилии. Да и то сказать, чего им было опасаться? Война где-то далеко, а здесь спокойные воды, которые охраняет могущественный британский флот. Тот очевидный факт, что сейчас практически все английские и французские корабли заняты в Европе, как-то проходил мимо их сознания. А потому вид крупного военного корабля под русским флагом, появившегося из-за горизонта, неизменно вгонял их в шок.

Стоит признать, не все купцы сдавались без сопротивления. Некоторые пытались уйти, а кое-кто, даже будучи взятым на абордаж, давал настоящий бой. Однако все это были напрасные потуги. Боевой корабль априори быстроходней и несет многочисленный, хорошо вооруженный, а главное, мотивированный на победу экипаж. Неудивительно, что уйти от русских никому не удавалось.

Самое интересное, что британские военные корабли не попадались им ни разу. А ведь их, несмотря на все международные нюансы, просто не могло здесь не быть. Однако удача покровительствует смелым, и это радовало – несмотря на то, что под началом Верховцева сейчас была достаточно сильная эскадра, в своей способности выдержать бой даже с одним английским линкором он сомневался. Тут ведь решают не только число кораблей и пушек, но и обученность экипажей. А в этом он себя равным британцам пока не считал.

Но если с английскими кораблями они не сталкивались, то американские им встречались дважды. И оба раза проявляли нездоровый интерес к эскадре. Правда, увидев линкор с открытыми орудийными портами, резко скучнели и уходили своей дорогой. Доверять янки русские не собирались, а потому меры предосторожности вроде готовности к бою принимали. Мало ли что на душе у этих умников.

Хотя пока что жаловаться не приходилось. Бостонские купцы оказались народом ушлым, и сейчас в любом порту на побережье эскадру Верховцева принимали без малейших вопросов. Проводили, если надо, ремонт, продавали все, что требовалось, по вполне пристойным ценам. Опять же, трофейные корабли и грузы выкупали без проволочек. Матвеев, подсчитывая прибыль, аж светился от удовольствия. Опять же, в портах сообщали, когда тот или иной корабль из Европы ожидается или выходит в море. Единственно, требовалось соблюдать нечто вроде правил хорошего тона. Проще говоря, корабль, вышедший из Ричмонда и перехваченный русскими, не стоило тут же гнать обратно. Требовалось отогнать его в Хьюстон. Или в тот же Бостон. А там уж – кто что докажет?

И лишь одно начинало все больше смущать Верховцева. В отличие от многих потрясателей морских просторов, в изобилии водившихся здесь раньше, он все же был всесторонне образованным человеком – в Корпусе учили на совесть. В том числе и истории. А она в данном случае говорила лишь об одном: удача не может длиться вечно.

Удачливых пиратов в истории хватало. И, случалось, они собирали целые эскадры, ни в чем не уступающие той, что сейчас шла за спиной Александра. А может, и превосходившие – пес его знает, что творилось в те, ставшие уже легендарными, времена золотых галеонов и конкистадоров. Тогда полтысячи человек могли сокрушить древнюю империю, а пиратские эскадры захватывали города. Неудивительно, что о них слагали легенды, саги, романы… Вот только был один нюанс, который обычно если и упоминался, то шепотом или парой строчек – финалы у этих историй были только двух типов.

Если пират умел вовремя остановиться, то он, сколотив какое-никакое состояние, уезжал в глушь и остаток жизни проедал накопленное. Или преумножал его законными способами, некоторые, вроде Моргана, даже ухитрялись занимать незначительные государственные посты. Но мало кому так везло. Большинство рано или поздно встречали противника не по силам, те же боевые корабли, и либо гибли в бою, либо украшали собой реи победителей. Их так удобно использовать вместо виселицы…

Александр дураком не был и понимал: воду они взбаламутили изрядно. Не столь уж велик урон, который нанесла их эскадра. В масштабах Британской империи захваченная добыча – капля в море. И ни одного корабля с войсками… Мелочь.

Но если материальные потери ничтожны, то репутационные – огромны. Империя, которая не может защитить свои, можно сказать, глубокие тылы и торговые пути, теряет самое главное – доверие собственных граждан и уважение, читай, страх окружающих. И реагировать на это британцам придется.

Сколь мог предположить Верховцев, реакция пойдет сразу по двум направлениям – отправка на перехват рейдеров боевых кораблей и дипломатическое давление на американцев. Лишить русскую эскадру баз – уже половина дела. Без места, где можно отдохнуть, пополнить припасы и быстро продать добычу, эффективность действий рейдеров падает очень сильно. Конечно, американцы вначале будут отнекиваться, затем саботировать, но вряд ли это продлится долго. Так что придется уходить, тем более что уже сам факт отправки сюда кораблей говорит о том, что свою задачу эскадра выполнила, часть сил врага от европейского театра, сиречь от России, отвлекла.

То, что британские корабли в этих водах все же появились, от пленных было известно, да и в американских городах о них рассказывали. Минимум два линейных корабля, это не шутки. А потому – отдохнуть перед дальним походом и на всех парусах убираться прочь отсюда. Карибское море грозилось в любой момент стать местом негостеприимным. Да и то сказать, «сливки» с этих вод русские уже сняли, торговые корабли встречались все реже. Так что лучше считать, что карманы набиты достаточно, и не дразнить судьбу.

Совет капитанов спорил по этому поводу долго, однако все же вынужден был согласиться с доводами командира. Точнее, Гребешков изначально был согласен, Матвеев немного поколебался и тоже решил, что незачем гусей дразнить, а вот Диего упирался до последнего. И недовольство свое демонстрировал еще несколько дней при каждом удобном случае, пока ему не напомнили, что он вроде бы собирался набрать в экипаж побольше соотечественников. Так чего же медлит?

Медлил Диего по одной простой причине – в американских городах испанцев оказалось до обидного мало, и в море они идти не жаждали. В порты Мексики русские не заходили – там чересчур сильно было французское влияние. Стало быть, русских встретят пушками, а драться без нужды не хотелось. Южнее же эскадра заходила всего единожды, да и то не по своей воле – подхваченные свирепым штормом корабли отнесло далеко на юг, и, убедившись, что британские купцы здесь не водятся, эскадра вернулась к побережью Северной Америки.

На самом деле, британские купцы там, конечно, ходили – они, как тараканы, живут везде, и черта с два их выведешь. Но – не срослось, а потому русские туда больше не заходили. Не успели, да и, честно говоря, не очень-то им этого и хотелось. Их и в Карибском море неплохо кормили.

Пожалуй, самым запоминающимся событием эпопеи оказалась свадьба. Александр был весьма удивлен, когда к нему пришли Куропаткин с Аленой и попросили разрешения связать себя узами брака. Смешно. Когда-то сам факт появления Алены в не таком уж и высшем свете Архангельска спровоцировал конфликт между Верховцевым и Куропаткиным, а сейчас они жениться хотят! Прихотливы бывают повороты судьбы.

Откровенно говоря, Александр был в некоторой обиде. Он-то подозревал, что девушка к нему неравнодушна. Может, к слову, так и было, но поморка смотрела на жизнь с истинно крестьянской прагматичностью. Будущего с морским офицером из старого и богатого рода у нее просто не могло быть. Родня не даст, окружающие. А короткий «романчик»… В самом лучшем случае это обойдется грустными воспоминаниями в будущем. Это если не будет последствий вроде детей. Нет, это для женщины был плохой вариант.

Иное дело – дворянин, недавние предки которого сами пахали землю. Правила куда менее строгие, а перспективы видимые. К тому же Верховцев по уши в делах – у командира в боевом походе их количество стремится к бесконечности. Куропаткин же – вот он, рядом… Словом, получилось то, что получилось, и отказать для Александра было глупо и, откровенно говоря, неприлично. Священники при эскадре были, а потому – совет да любовь. Хотя и неприятно, конечно.

Немного подумав, Александр перевел молодоженов на «Адмирала». И ему глаза не мозолят, и, главное, присмотрят за Диего. Не то чтобы Верховцев ему не доверял, но, если экипаж пополнят еще и другие иностранцы, возможны эксцессы. В этой ситуации мастер рукопашного боя и, безусловно, авторитетный офицер на линкоре явно лишним не будет. Это он и озвучил Куропаткину. Понял тот вторую подоплеку дела или нет, осталось вопросом открытым, но протестовать не стал. Так что молодожены переехали, а вот рысенок остался. Не захотел менять место жительства, так и прописавшись в капитанской каюте. Что же, Верховцев против ничего не имел. Он совершенно незаметно тоже привык к бесхвостому хищнику, с которым было как-то веселее.

К слову, число иностранцев на корабле и без того прибавилось. Среди американцев хватало сорвиголов, желающих попытать счастья в море. Конечно, больше всего их было среди обитателей городского «дна», считающих почему-то, что на боевом корабле заниматься им предстоит тем же, что и на суше. То есть грабежом слабых с быстрой ретирадой от сильных. Что же, их ждало жестокое разочарование, да и не стремились их, в общем-то, брать. В массе своей мелковаты, хиловаты – нормальное состояние для тех, кто плохо ест в детстве.

Впрочем, и выходцев из вполне респектабельных семей, желающих приобщиться к морскому ремеслу, хватало. Как-никак, осваивать новый континент шли изначально люди смелые и непоседливые, и кровь многих семейств не разжижилась со временем. Так что выбор был, и постепенно кое-кого набрали. Особенно из числа имеющих ирландские корни – те отличались высоким ростом, крепким сложением и органической, впитанной с материнским молоком, ненавистью к англичанам. Правда, и буйных среди них хватало, но тут достаточно было последовать рекомендации Гребешкова и раскидать их понемногу на все корабли. В окружении большого количества людей, не уступающих им ни силой, ни храбростью, ирландцы словно подрастворились и, несмотря на несколько эксцессов, в целом вели себя достаточно спокойно.

Вот такова была ситуация, когда русская эскадра пришла на Кубу. Сейчас корабли стояли в бухте, и вода вокруг была настолько спокойной и прозрачной, что напоминала одновременно гигантское зеркало и столь же гигантский аквариум. Правда, это великолепие то и дело портили местные лодки, снующие туда-сюда и режущие водную гладь подобно тупым ножницам в руках неопытного подмастерья. Ну и вид Гаваны не слишком радовал глаз. Вернее, радовал, но или издали, или в сумерках, когда не было видно, насколько обшарпан город. Все же времена, когда Испания была великой, а ее города могли служить эталоном архитектуры, давно прошли. Ныне это было так, воспоминание о былом статусе, обветшавшее и потрепанное.

– Вашбродь!

Голос вахтенного прервал тихонько опускающуюся полудрему и вырвал Александра обратно в реальность. Оно и к лучшему, если честно – спать днем, еще и на жаре, верный способ заработать головную боль. Александр лениво повернул голову и, не заостряя внимания на том, что к нему, по идее, в нынешнем звании обращаться надо иначе, лениво спросил:

– Что там опять?

– От губернатора посыльный. Говорит, срочно. Странный какой-то…

– Ладно, давай его сюда – поглядим, что за чудо.

Как ни странно, никаким чудом здесь не пахло. Обычный негр, просто одет по моде полувековой давности. Здесь на многое смотрели несколько… своеобразно. В том числе и на то, как должны одеваться слуги. И если работающие на плантациях зачастую ограничивались штанами да рубашками, то одежда домашних слуг ограничивалась разве что фантазией их владельцев. Откровенно говоря, в России какой-нибудь помещик мог обрядить своих крепостных, занятых работой по дому, еще хлеще – были бы деньги. Здесь же, скорее всего, просто воспользовались гардеробом, оставшимся от предков, – и выглядит прилично, и не стоит уже практически ничего.

– Что случилось?

Негр залопотал что-то по-испански. Александр на этом языке знал разве что несколько расхожих фраз и с полсотни слов – нахватался за последнее время. Однако аккуратно запечатанный конверт, перекочевавший в его руки, сомнений не оставлял. Жаль, ножа, созданного для многотрудных битв с такого рода бумажными изделиями, под рукой не было.

Распаковывать конверт Александру пришлось длинным и весьма зловещим на вид кинжалом, постоянно висевшим на поясе в качестве ножа на каждый день. Негр при виде холодно блеснувшей стали как-то странно дернулся, и взгляд его стал испуганным. Интересно даже, что за слухи обо мне ходят, подумал Александр, аккуратно вскрывая конверт и доставая письмо. Написанное, к счастью, на английском, хорошим каллиграфическим почерком. Все же губернатор был не дурак и понимал, что если с английским языком проблем не возникнет, то переводчика с испанского еще поискать надо будет.

Приглашает на аудиенцию… Ах, какой высокий стиль! Что же, придется сходить. Все же глава местной власти, не стоит зря ссориться. Александр поглядел на посланника, от чего беднягу передернуло, и встал:

– Передай – буду в четыре пополудни. Свободен.

Негр исчез, будто его и не было. Александр вздохнул – прогулки к местным начальникам, очень много о себе мнящим, он не любил. Дома тоже, но в том же Архангельске губернатор – адмирал Российской империи, умный и преданный делу человек. Здесь же – обычные чиновники, большей частью далеко не из лучших. И если тебя пригласили – значит, им надо что-то, скорее всего, для себя. Иначе как быть с тем, что их эскадра тут уже неделю, а командующим еще ни разу не заинтересовались. Даже переговоры об условиях стоянки вел Матвеев.

Ну что же, положение обязывает. Так что надеть мундир, обругав того, кто придумал этикет последними словами – в такую жару в черной, плотной, рассчитанной на совсем другой климат одежде, пытка. Скомандовать: «Мустафа, ты за старшего!» Ну а потом в шлюпку – и матросы лихо, так, что весла сгибались в дугу, отвезли своего командира на берег. Всё, отсюда пешком. Впрочем, тут и идти-то всего ничего.

В сопровождении двух матросов – для солидности здесь подобные жесты ценятся – Александр шел по улицам Гаваны. Запутаться по дороге ко дворцу губернатора сложно, да и, если откровенно, приморскую часть Верховцев изучил не хуже своих подчиненных. В бордель, конечно, не ходил – невместно, однако питейные заведения успел проинспектировать. Моряку нужен отдых, и, оказавшись на берегу после долгого похода, хотя бы раз напиться до положения риз просто необходимо. Мораль тут ни при чем, обычная усталость. И так уже отправился только на второй день, вначале дав отдохнуть подчиненным.

Дворец генеральных капитанов[102] не то чтоб поражал масштабами, но впечатление производил. Построенный в стиле барокко с непередаваемым колониальным колоритом, он был не только красив, но и функционален. Как минимум тем, что толстые стены надежно защищали его обитателей от удушающей жары. Впрочем, отделка, и внутри, и снаружи, тоже была хороша. Поразительно, как местные, далеко не блещущие достижениями мастера смогли такое построить[103].

Хосе Гутье́ррес де ла Ко́нча, генеральный капитан Гаваны, более всего напоминал грандов прошлого – тех, кто пинками выгонял из своей страны мавров и открывал новые континенты. С поправкой на моду нынешнего века, но и только. А так – подтянутый, уверенный в себе, с хищным взглядом. И Верховцева он встретил не по-испански деловито. Хотя вина, отменного, стоит признать, предложил, равно как и трапезу.

От еды Александр отказался, а вот вино употребил с удовольствием – после жары пить хотелось страшно. И сразу после этого губернатор перешел к делу, словно и не испанский чиновник, а янки какой-нибудь. Впрочем, Александра это не расстроило, долгих церемоний он терпеть не мог.

– Господин капитан, – начал губернатор, как только обязательные раскланивания закончились, – скажите, сколько ваша эскадра будет находиться в Гаване?

– Пока не надоедим, – шуткой ответил Александр. Сколь он мог понять, наличие здесь русских кораблей было воспринято местными с некоторой долей энтузиазма. Ибо многочисленные, сорящие деньгами русские матросы изрядно оживили сонную местную экономику. Бордели теперь, во всяком случае, работали даже во время сиесты.

– Тогда – уже, – развел руками губернатор.

– Вот как? – Александр удивленно приподнял брови. Учитывая, что ему приходилось теперь периодически общаться с облеченными толикой власти чиновниками, этот жест у него получался с каждым разом все более солидно. И, учитывая приснопамятные полторы сотни орудий, его удивление выглядело крайне весомо. Что он здесь и сейчас равных не имеет, Верховцев знал. Знал это и испанец. Заметно было, что он не в восторге от того, что может схлестнуться с русскими, однако и назад сдать у него не получалось.

– Мне крайне неприятно это сообщать, но ваше желание продолжать использовать нашу гавань может привести к серьезному конфликту, и мне крайне хотелось бы его избежать. Ибо я отвечаю за город, и мне крайне нежелательно, чтобы он был подвергнут бомбардировке.

Слово за слово, и Александру удалось вытрясти из него подоплеку ситуации. Довольно неприятную, к слову. Если совсем кратко, то сюда направлялась французская эскадра. Четыре фрегата и какое-то количество более легких кораблей, нюансов губернатор не знал. Его предупредили об этом – французы задержались в одном из портов, и быстроходный шлюп пришел в Гавану раньше. Кстати, его прибытие сегодня утром Александр наблюдал и был впечатлен отточенностью манёвров – испанские моряки свое дело знали. Властям же Испании совершенно не хотелось ссориться с французами.

Вечером капитаны собрались на «Миранде». Темная ночь, доносятся с берега звуки музыки, да играет свет фонарей на вине в хрустальных бокалах… В таких то ли пасторальных, то ли просто идиллических условиях решались, бывало, судьбы мира. Здесь и сейчас ставки были попроще – всего лишь их дальнейшая судьба. И, когда Верховцев обрисовал расклады, над палубой зависла тишина. Ничего вроде бы и не изменилось даже, но молчание словно заглушило окружающие звуки. Александр молчал. Молчали и его верные сподвижники. Очень уж туманными выглядели перспективы. И очень много зависело от их решения.

– Я считаю, надо драться, – первым нарушил молчание Диего. – Кого мы боимся? Французов?

– О, их стоит если не бояться, то опасаться. Драться они могут, – отозвался, неотрывно глядя в бокал, Гребешков. Смотрел так, будто густая, рубинового цвета жидкость навевала ему мысли о крови, которой прольется в бою очень много. – Четыре фрегата – это, как ни крути, четыре фрегата.

– Я возьму на себя любые два!

– При условии, что они не паровые, – меланхолично отозвался прапорщик, все так же не отрывая взгляд от бокала.

– Не горячись, Диего, – вмешался Матвеев. – В том, что ты не трус, никто не сомневается. Вопрос в другом – нужна ли нам эта драка?

– Не уверен, – отозвался Верховцев и щелкнул ногтем по краю своего бокала. Тот зазвенел на чистой, ровной ноте. Хорошо сделан, пережил и сражения, и шторма. – Наша задача – наносить противнику максимальный урон и делать это как можно дольше. Французов бояться нет смысла – полагаю, мы все же сильнее. Но в бою они успеют нанести нам повреждения, и это может поставить крест на дальнейшем походе.

– Не может, а поставит, – хмуро заметил Матвеев. – Длительный ремонт гарантирован, а там и англичане подтянутся. Янки же сдадут нас сразу, мы для них отработанный проект.

Диего фыркнул, но комментировать не стал. Лишь сказал, что остается при своем мнении, но приказ командира будет выполнять в любом случае. Некоторое время они еще обсуждали, как будут действовать, а потом отправились на свои корабли. Дел еще оставался непочатый край – рано утром эскадре предстояло выйти в открытое море.

Где там шлялись французы со своими фрегатами, Александр понятия не имел. Равно как и вообще, существовали они в природе, или кубинский губернатор таким образом избавился от чем-то мешающей ему русской эскадры. Но даже если и были, с ними удачно разминулись. Ибо если Верховцев что-то понимал в вопросах пиратства, так это крайнюю нежелательность открытого столкновения с военными кораблями. Даже если победишь, урона на рубль, а прибыли на копейку. Невыгодно.

Зато он понимал теперь, почему тот слуга испуганно на него косился. Проболтался-таки испанский кабальеро, опять же, случайно или намеренно. Оказывается, теперь Верховцева называли в этих местах не иначе как Мясник Галифакса. Это за якобы учиненную им резню и до основания разрушенный город. Учитывая, что русские никого особо не старались убивать, а тех, кто разбегался, не преследовали, да и в городе сожгли не так уж много, прозвище более пафосное, чем соответствующее реалиям. Но люди, что интересно, верили.

Да и пускай боятся. Александр усмехнулся собственным мыслям. Чем сильнее боятся, тем больше им придется вздрагивать от каждой тени на горизонте. Будут сидеть в портах и требовать от метрополии, чтоб она прислала корабли и защитила их от страшных русских пиратов. Ничего не добьются, разумеется, в британском Адмиралтействе сидят не дураки. Адмиралы хорошо понимают масштабы проблемы, а потому ловить эскадру Верховцева, конечно, будут, но вначале соберут для этого серьезный отряд. Все же для одиночного корабля, даже линейного, Александр со товарищи не по зубам. Так что паралич или хотя бы резкое снижение торговли и сопутствующие этому убытки русские уже обеспечили. Когда же за их поиски возьмутся всерьез, они будут уже далеко.

– Александр Александрович.

– Что случилось, Мустафа?

Сафин подошел, встал рядом.

– Барометр падает, вашбродь. Не случилось бы шторма.

– Может, и случится, – философски вздохнул капитан. – Что делать – все знают, а изменить погоду мы все равно не в состоянии. Над ветрами у нас власти нет.

– Это точно, – вздохнул Сафин. – Но все равно надеяться хочется…

– Надежда – последнее, что умирает в человеке[104], – хмыкнул Александр.

Кто из них сглазил, а кто накаркал, осталось вопросом открытым, но надежды на то, что шторм пройдет стороной, не оправдались. К вечеру небо затянуло тучами, и ветер завыл так, что Верховцеву срочно захотелось убить того, кто развязал мешок Эола[105]. Хорошо еще, что Диего, неплохо знавший эти воды, смог привести эскадру к одному из многочисленных островов, имеющему несомненное достоинство – удобную для стоянки и дающую неплохую защиту бухту. В нее корабли и нырнули, как мышь в щелку под порогом, буквально в последний момент. Памятуя о не самой лучшей мореходности «Адмирала», можно сказать, им повезло. А потом шторм разыгрался не на шутку, и даже в относительно защищенной бухте корабли изрядно раскачивало.

С качкой, правда, они уже давно примирились – чай, не первый день в море. Главное, что корабли не срывало с якорей, а значит, и быть выброшенными на берег не грозило. Конечно, затянувшаяся на три дня стоянка удручала, но, в конце концов, они были сами по себе, к срокам не привязаны, а потому могли и потерпеть. Тем более что уже к утру второго дня ветер поменял направление, дождь, изначально не такой уж и сильный, прекратился и волнение в бухте улеглось. Ближе к полудню часть экипажей высадилась на берег, где люди смогли разместиться с несколько большим комфортом. Ну и Александр не смог удержаться от искушения и прогулялся по самому настоящему дикому тропическому острову.

Стоило признать, мечты, принесенные из детства, лучше было там и оставить. Было бы нечто светлое, доброе, романтичное. Вживую же его тропический рай очень быстро разочаровал. Не красотами – здесь и впрямь было на что посмотреть. Орущие попугаи, экзотические цветы, с шумом падающие с трехсаженной высоты струи небольшого водопада… А к этому змеи, от укуса одной из которых его спасла толстая кожа высоких сапог, вонь тухлого мяса вперемешку с дерьмом, которую источали те самые прекрасные цветы, и куча мошкары, не столько кусающейся, сколько лезущей в глаза, уши, нос… Конечно, и под Архангельском, и в Петербурге этой дряни тоже хватало, но здесь ее было столько, что, казалось, она закрывала солнце. В общем, на голом упрямстве Александр погулял с полчаса и вернулся, решив, что с него на сегодня приключений хватит.

Однако не зря говорят, что дурная голова ногам покоя не дает. Уже утром, проснувшись и убедившись, что укусы насекомых не вызвали у него сильной реакции, Александр вновь преисполнился оптимизма. Скорее, на контрасте преисполнился – вчера, возвращаясь, увидел опухшее от все тех же укусов лицо одного из матросов, тоже решившего обозреть окрестности, и всерьез испугался, что завтра сам будет такой же. Но, видимо, организм его, взращенный на домашних булочках и закаленный морем, оказался покрепче и справился. Теперь, видимо, решив подспудно, что ему море по колено, мозг требовательно застучался изнутри, требуя хлеба и зрелищ. С хлебом все было в порядке – заменившая Алену кухарка с линкора готовила не хуже. А вот из зрелищ оставалась разве что все та же прогулка по острову. И, подумав немного, Александр вновь отправился на берег. Все же он в душе оставался не наигравшимся мальчишкой и упустить приключение просто не мог.

На сей раз он поступил умнее. Во-первых, прихватил двух матросов – мало ли что можно встретить на пути. Втроем многое решается проще, чем в одиночку. А во-вторых, не стал углубляться в заросли, двигаясь вдоль берега. Здесь прорывающийся ветер отгонял насекомых, да и идти было проще.

Как оказалось, ничего интересного поблизости от места их стоянки не было. Несколько ручьев с мутноватой после дождя водой разве что. Берег, на который штормом выкинуло много всевозможного мусора и водорослей, тоже был вполне обычным. На Кубе пляжи выглядели куда более экзотично. Александр уже думал, что стоит поворачивать обратно, когда выяснилось, что на прогулку эту он отправился все же не зря. Правда, в известность об этом он был поставлен довольно оригинальным способом.

Идущий позади Александра матрос внезапно схватил командира за плечо и дернул его вниз. Учитывая, что спутники Верховцева были крепкие мужики, под стать ему что ростом, что силой, он моментально потерял равновесие и грохнулся задницей на мокрый песок. Хотел обругать недотепу, но широкая ладонь зажала ему рот.

– Тише, вашбродь. Смотрите!

Александр невольно перевел взгляд в направлении, указанном матросом, и слова разом замерли в горле. И было от чего. Картина, ему открывшаяся, не поражала красотой, зато производила впечатление содержанием.

Бухта, открывшаяся Александру, не поражала воображение размерами, зато содержание у нее было солидное. В ней, окруженные поросшими лесом скалами, укрывались от шторма два больших корабля. Один – явно военный. Такелаж с такого расстояния было не разглядеть и количество орудийных портов тоже, но обводы корпуса, одновременно и стремительные, и массивные, намекали и на огромный запас прочности, и на способность двигаться с неплохой скоростью. Что собой представляло второе судно – понять было сложно. Очень неудобно стояло. С того места, где находились русские, была видна только небольшая часть носовой оконечности да верхушки мачт. Александр едва не выругался с досады – вот когда пригодилась бы его подзорная труба. И от бурного выражения своих эмоций его удержало только понимание: не стоит шуметь, поблизости могут быть чужие. Вряд ли. Конечно, все же далековато, но рисковать ради пары экспрессивных фраз глупо. Друзей же в этих водах у него не могло быть априори.

– Бегом к нашим, – шепотом приказал Верховцев. – Доложишь Матвееву – и пускай он поднимает людей.

– А вы, вашбродь?

– А я хочу присмотреться к этим голубкам поближе.

Следующие несколько часов Верховцев и оставшийся с ним матрос потратили на то, чтобы незаметно приблизиться к бухте и внимательно осмотреться. Если честно, сейчас капитан предпочел бы не связываться с нежданными визитерами, но их корабли волей случая оказались слишком близко от места стоянки русской эскадры. Верст пять, не больше – это если по прямой. Разумеется, берегом заметно дальше, но для бешеного матроса семь верст – не крюк. А мачты русских кораблей видны издали. Не хватало еще, чтобы непрошеные гости сами их обнаружили – проблемы могли оказаться совершенно непредсказуемыми. Так что следовало хотя бы понять, кого сюда черт принес, а уж потом думать и принимать решение.

Как выяснилось, идея была здравая, вот только исполнить задуманное оказалось не самой простой задачей. Мало того что требовалось скрытно приблизиться к месту чужой стоянки, так еще и местность подобному манёвру совершенно не благоприятствовала. Так что вновь, как и вчера, пришлось пробираться по сырой, топкой почве, окруженным тучей противного местного гнуса, да еще и соблюдая маскировку. Ну да русские – они на то и русские, чтобы справиться с чем угодно. Не прошло и часа, как, преодолев очередное болотце, Верховцев со спутником подобрались-таки к месту стоянки чужих кораблей и, заняв позицию на живописно обросшем мелким, но густым кустарником каменистом холме, смогли, наконец, рассмотреть, с кем их свела неверная морская судьба.

Подкрепление к ним подтянулось часа через три. Всё правильно, вначале матросу надо было добежать до места стоянки, потом добраться до кого-то из офицеров. Пока доложил, пока собрались, пока сюда пришли. А ведь остаток пути им пришлось искать Верховцева по следам. Хорошо еще, охотников среди русских хватало, и нашлись среди них те, что не спасовали перед джунглями. А ведь лес здесь весьма отличается от родного, северного. В такой ситуации три часа – это очень, очень быстро.

– Что думаешь? – Матвеев не стал терять время на приветствия.

Гребешков, как обычно при нем, предпочел молчать. Зачем выпячиваться, когда и за тебя все нужное спросят? Все же в Третьем отделении вышколить его успели на совесть.

– Ничего такого, что бы вы сами не увидели, – ответил Александр, обращаясь к ним обоим. – Оказались здесь примерно, как и мы. Зашли в бухту укрыться от шторма, часть людей на берегу. Ведут себя редкостно беспечно.

– Да и чего им бояться, – хмыкнул купец.

Действительно, чего бояться? Они у себя дома. И, судя по тому, как расположились корабли и как перемешались на берегу экипажи, пришли они сюда вместе. И вот с этого момента возникал вопрос: с какого переполоху?

Один из обитателей этой бухты – полноценный военный корабль. Фрегат «Фетида». Александр весьма приблизительно знал характеристики кораблей флота такой третьестепенной страны, как Соединенные Штаты, и даже не опознал толком те фрегаты, с которыми встречался в море. Зато британские корабли, несмотря на их многочисленность, помнил хорошо. Так вот, хотя конкретно этот корабль не нес флага, Верховцев опознал его по названию.

Тридцать шесть орудий, парусный, относительно новый – с момента спуска на воду не прошло и десяти лет. Водоизмещение чуть менее тысячи девятисот тонн. В общем, типичный британский фрегат, который может и самостоятельно в море действовать, и в составе эскадры будет достойно смотреться. Кстати, вроде бы даже отметился в географии[106]. Непонятно только, почему флага-то нет? Британцы обычно гордо поднимают его в любой точке мира, особенно над военными кораблями.

А вот второй корабль был явным торговцем – большой, пузатый. И – американский, флаг на мачте хоть и был сильно изорван ветром, но опознавался без усилий. Посудина внушительная и названа без особого пафоса – «Чайка». Интересно, что эта сладкая парочка делает вместе?

А вот сегодня и выясним. Александр вновь повернулся к товарищам:

– Какие будут идеи?

Гребешков вновь промолчал, а вот Матвеев ожидаемо не подвел. Все же много в нем от пирата, небось предки капитал сколотили, когда на большой дороге промышляли.

– Я считаю, вступать с ними в бой – не лучший вариант. Причины мы уже не раз обсуждали. С другой стороны, и оставлять их здесь так запросто нельзя. Во-первых, они нас сами могут обнаружить. Вряд ли атакуют, но наверняка постараются организовать погоню, как только доберутся до своих. А во-вторых, первоклассный боевой корабль – это подарок небес! Причем корабль английский, то есть вопросов ни у кого не возникнет. Полагаю, мы в своем праве, и упускать их грешно.

– Поразительно, как совпадает наше мнение, – усмехнулся Александр и повернулся к матросам. – Ладно. Ты, ты и еще вы, двое. Остаетесь здесь, наблюдаете, если будет опасность, что вас обнаружат, уходите. Все ясно? Замечательно. Остальные – за мной. Возвращаемся.

Все же ночи в тропиках исключительно темные. В России такие, пожалуй, разве что осенью, когда бабье лето уже закончилось, а снег еще не выпал. Здесь – почитай круглый год такие. В джунглях вообще хоть глаз выколи.

В отличие от берега, на воде было немного светлее. Светился планктон, слабо, правда – все же после шторма море еще окончательно не успокоилось. Ну и сами корабли были неплохо видны – фонари на них гасить никто не собирался.

Шлюпка двигалась медленно и в полном молчании. Все же всплески от весел, даже если они будут, скроются за шумом волн, а вот русскую речь ни с чем не перепутаешь. Услышат – и все, хана. Даже если не утопят сразу, захватить корабль, имея под рукой десяток человек, уже не получится.

Не в первый раз, справлюсь, мысленно повторял мертвой хваткой вцепившийся в румпель Сафин раз за разом. Не потому, что боялся забыть, а убеждая самого себя в грядущем успехе. Риск, конечно, страшный, но и куш велик. Александр Александрович как сказал: если дело сделаешь – корабль твой. А простому матросу, да еще и молодому, оказаться на мостике настоящего фрегата – удача неимоверная.

Конечно, не по чину, однако же командиру на чины плевать, и слово он держит. Иваныч вон тоже кем был? А сейчас? Вот то-то. Как этого командир добился, никто понять не мог, однако же – сделал ведь. И, случись нужда, опять сделает. А что офицерские эполеты кровью даются – так это нормально. Велик куш – велика и плата.

А еще командир удачлив. Об этом не говорят, конечно, однако сколько раз казалось, что – все, конец, а он лишь кривился да командовал. И – ничего, побеждали.

Именно потому за ним и идут. Удачлив, к своим – всей душой. И не жаден, добычу делит по совести. У каждого сейчас в кармане деньги позвякивают, да не медные копейки. В сундучке у Сафина за последние месяцы скопилось уже достаточно, чтобы, когда они домой вернутся, и дом родителям поправить, и коров завести небольшое стадо, да и, может, на свадьбу останется. А что, завидный из него получится жених. А главное, почти непьющий – хоть и крещеная их семья, но кое-какие правила от старой веры родители в доме удерживали крепко. И – правильно делали.

Ну а если сейчас все благополучно пройдет – считай, всё, ухватил за хвост удачу. И он, и те, кто сейчас вместе с ним идут на ночной абордаж. А потому, наплевав на риск и щедро полив уключины маслом, чтоб не скрипели, матросы гребли к смутно виднеющейся в ночи туше британского корабля.

Интересно, что бы сказал Мустафа Сафин, знай он, что командир, которого некоторые за глаза уже называли «железным» не столько из-за того спокойствия, с которым он стоял на мостике под огнем, сколь из-за умения не повышать голос на проштрафившихся подчиненных и без зуботычин доносить при этом до них неудовольствие так, что самому за борт хотелось броситься, переживает сейчас не меньше. И за успех операции, и потому, что разговор перед ней получился неприятный.

Когда Сафин, получив приказ, отправился набирать охотников[107], из-за стола поднялся Куропаткин. Формально по старшинству он был второй после Верховцева, но на совете, который перед этим собирал Верховцев, его не было. Все логично, совет – это только капитаны, ответственные за свои корабли, такое правило Александр ввел с самого начала и соблюдал неукоснительно. При нужде он мог отдать приказ уже в силу того, что командовал эскадрой. Когда была нужда, так и делал, но сейчас был не тот случай. Да и для результата полезно: во-первых, опытные люди могут посоветовать что-то дельное, а во-вторых, когда человек действует не только по приказу, но и понимая его суть, результат лучше. Так говорил отец, так говорил адмирал Бойль. Так говорили, в конце концов, предки – каждый воин должен понимать свой манёвр[108]. Ну и чувство сопричастности к чему-то большему, чем мостик одного корабля, воодушевляет людей на свершения – это тоже стоит учитывать.

Так вот, если капитаны и так все знали, благо решение было коллегиальным, а штурманы, которых позвали больше для того, чтобы они тоже понимали поставленную задачу и могли работать, не оглядываясь и не дожидаясь окрика, молчали, ибо здесь и сейчас их место было в конце строя, то командиры абордажных групп начали переглядываться между собой.

Ничего удивительного в том не было. Да, Сафин – авторитет для молодых. Потому что сам молод, но успел и на первое, самое опасное дело с нынешними капитанами сходить, и вражеский фрегат подорвать, и еще много где отметиться. Понятно, что его командир первым и отметил. Все так, но остальным, людям вроде бы постарше и в чем-то даже опытнее, малость обидно. С другой стороны, им только что показали путь, которым можно подняться на мостик и даже, чем черт не шутит, заполучить себе эполеты. Тут и пример Гребешкова у всех на глазах. Неудивительно, что абордажники с «Эвридики» и «Архангельска» промолчали. А вот Куропаткин встал.

Нельзя сказать, что он выдал много претензий. Только одну: почему безродного матроса прочат на мостик, а его, заслуженного офицера, нет? И не сказанной, но понятной осталась фраза «за то, что женщину увел, что ли?».

И вот тогда пришлось встать уже Верховцеву. Потом ему сказали, что лицо у него стало каменным, а глаза стеклянными. Может, и так. Неважно. Он несколько секунд глядел на оппонента, а затем негромко произнес:

– Видите ли, Виктор Григорьевич, вы не обладаете навыками, которые могли бы поднять вас на мостик.

– Что?

Это прозвучало словно пощечина, и недоуменно-раздраженная реакция офицера была ожидаема. Верховцев пожал плечами:

– Вы с нами уже несколько месяцев. Скажите, вы разбираетесь в такелаже? Умеете прокладывать курс? Стояли за штурвалом?

– Нет, но какое…

– Достаточно первого слова, – прервал его Верховцев. Получилось грубовато, но все промолчали. Сейчас говорил командир – а за этот статус Александр заплатил кровью. – Вы отличный специалист по оружию и, наверное, лучший боец эскадры. Вы храбры. Наверное, вы хороший пехотный офицер – не знаю, я плохо разбираюсь в этом. Но чтобы командовать военным кораблем, этого мало. Потому что ваши люди должны быть уверены: в любой ситуации капитану достанет сил и умения вывести их откуда угодно. Сил у вас достаточно, умения – нет.

– Как будто ваш боцман может больше, – Куропаткин уже понимал, что проиграл спор, но сдаться просто так было противно его натуре.

Александр пожал плечами:

– Он – может. Потому что эти самые паруса в шторм убирал. Потому что за штурвалом стоял не единожды. И потому, что учился. Уже сейчас он может выполнять простые штурманские расчеты. И корабль трофейный он перегонял – справился. Значит, и с людьми справляться умеет, а потому на мостике военного корабля он тоже окажется на своем месте. Я дам ему в помощь своего штурмана, и вдвоем они справятся. Поднатаскается парень – и будет из него вполне приличный командир.

– А сами?

– Штурманскому делу меня учили неплохо. Справлюсь один. А вы, Виктор Григорьевич, если хотите встать на мостик своего корабля, должны не только саблей махать. У вас под рукой лучший специалист эскадры по парусному делу. Воспользуйтесь моментом, возьмите у него несколько уроков. Штопка парусов тут вторична, хотя морскому офицеру может пригодиться и она, но – ладно. А вот управлять парусами, прокладывать курс… Штурман у вас есть, покажет, но помните – тут важна математика. Как у вас с ней? В общем, учитесь, или ваша нынешняя должность так и останется венцом карьеры в этом походе.

Александр сам от себя не ожидал такого. Несмотря на молодость, он говорил сейчас подобно убеленному сединами капитану, и его слушали, не рискуя прерывать. И все бы хорошо, но неприятный осадочек на душе остался. И если что-то пойдет не так…

Темная ночь помогает не только детям появляться, но и учинять прочие непотребства вроде угона шлюпки. Благо единственный, кто исполнял при ней роль часового, бессовестно дрых. Проснулся он уже докладываясь апостолу Петру о своих прегрешениях, а люди, отправившие его на тот свет вне очереди, уже отходили от берега.

Сафин правил осторожно, молясь лишь, чтобы случайно не перепутать. Торговый корабль хоть и велик, но ценности от его захвата – ноль. В бою, во всяком случае. А вот фрегат надо захватить или хотя бы нейтрализовать кровь из носу. И желательно не теряя людей.

За последние недели Мустафа привык к экзаменам. Штурман и капитан по очереди трясли его, как грушу. Хорошо еще изначально читать-писать умел, а не только ножом размахивать. Но теперь он понимал, что все это важно, однако же не слишком серьезно. Основной экзамен ему предстояло сдавать здесь и сейчас, и от результата зависела его дальнейшая судьба.

Вот он, корабль. Высокий борт, усеянный орудийными портами. Сейчас они закрыты, но если что, подготовиться к бою недолго – британцы хорошие моряки и воевать умеют. Сафин понимал опасения командира. Если те откроют огонь… Нет, их, конечно, задавят – линейный корабль сила. Даже если британцы успеют сняться с якоря, в маневре они точно будут стеснены, и «Адмирал» разнесет фрегат в клочья. Но ответить британцы успеют, и тогда погибнет масса людей, которых просто неоткуда больше взять. Своих людей, русских! И, главное, с мечтами о мостике можно будет распрощаться – не с морского дна же корабль поднимать. А значит, надо сделать так, чтобы экипаж фрегата оказался не в состоянии что-то предпринять.

Штормтрапа они не увидели. Может, из-за темноты, но, скорее всего, его и не было. Сафин изначально не рассчитывал на такую удачу, однако же – вдруг? Что же, трап – не единственный путь, которым можно попасть на борт корабля. Аккуратно подойти к носу фрегата, и – вуаля! Во всяком случае, именно так любил говорить один из офицеров еще там, на корвете, с которого начался их поход.

Якорный канат – тяжело обвисший, сырой, но крепкий. И подняться по нему несложно. Сафин, подобно юркой ящерице, за какую-то минуту забрался на борт корабля – и нос к носу столкнулся с зевающим часовым. Тот от удивления даже рот закрыть не успел. В него и ударил Мустафа трофейным французским кортиком. Как говорил Верховцев – хороший трофей, наполеоновских времен[109]. И не запретил носить, хотя такое оружие матросу, пускай даже и боцману, по уставу не положено. Как в воду глядел – пригодился!

Аккуратно уложив труп – уже труп – на палубу, Сафин махнул рукой. На фоне неба его разглядели, и вскоре народ пополз все по тому же многострадальному канату. Мустафа улыбнулся – командир разрешил ему набирать людей на свое усмотрение. И не зря он выбрал не тех, кто лучше всех владеет оружием, а тех, кто умеет лихо, в любой шторм, ползать по мачтам. Здесь не сказать, что намного сложнее, и на палубе они оказались моментально.

Надо сказать, риски понимали все. Никто и рта не раскрывал, дабы не выдать себя лишним звуком. Черная одежда и вымазанные в саже лица делали их практически неразличимыми в темноте. Единственно, слегка расстраивало Сафина то, что смывать сажу будет долго и тяжело, но до этого надо еще дожить. И потом, доктор обещал помочь – вроде бы есть способы.

Не спеша, очень тихо матросы разошлись по палубе и в два счета переловили еще троих часовых. Вообще, расслабились англичане, службу несли так, словно здесь в принципе ничего не могло случиться. Ну и поплатились, соответственно. Теперь палуба была в руках охотников.

Вторым этапом, обсужденным заранее с командиром, был захват офицеров. Вначале Александр Александрович даже не понял, что предлагает ему боцман – все же он дворянин, моряк, такие хитрости ему незнакомы. Но – согласился, и сейчас британских офицеров просто и безыскусно скручивали прямо в каютах. Тихонько войти, ударить по голове заранее заготовленной палкой (кто-то предлагал мешочки с песком, но решили, что дерево надежней), после чего связать, сунуть в рот кляп и идти дальше. Вот и все, проще только зарезать…

В принципе, на том можно было и закончить – именно так сказал им Верховцев. Ставя задачу, он сразу пояснил: корабли, лишенные командиров, не могут полноценно сражаться, а значит, справиться с фрегатом будет в разы легче. Но понимал Сафин и другое: сейчас он всем, и матросам, и офицерам, показывает, насколько хорош в бою. И от этого многое зависит в будущем. А потому операцию надо довести до конца.

Сигнальный фонарь зажегся сразу, будто только и ждал этого. Хотя почему будто? Он для такого и нужен. Свет, ясно видимый с берега, тройное мигание. И мучительные секунды ожидания, кажущиеся часами.

Со скалы трижды мигнули в ответ. А потом еще полчаса ожидание, два трупа британцев, не вовремя решивших проснуться и прогуляться по палубе – и по штормтрапам на борт птицами взлетают русские матросы. В считанные минуты корабль был захвачен, та небольшая часть экипажа, что ночевала на борту, скручена и надежно заперта в трюме. И только после этого Сафин наконец понял, что все наконец закончилось, и он справился!

Совсем без шума не обошлось, на берегу кто-то проснулся, и с борта фрегата было видно, как подобно лесному пожару начали вспыхивать, будто расползаясь в стороны, огни факелов. Впрочем, это было уже неважно – шлюпок у заночевавших на берегу больше не было. Все захвачены и все ныне у борта фрегата. Сафин поднял глаза к небу, посмотрел на медленно светлеющие облака. Все! Теперь уже недолго ждать.

Час спустя «Миранда», деловито пыхтя машиной и пачкая свежим дымом низкие тучи, неспешно вошла в бухту. К тому времени на берегу все уже было решено – прижатые к воде британцы и американцы, убедившись в том, что из кустов палят по всему, что пытается приблизиться, ждали рассвета, чтобы разобраться с ситуацией. Вид корабля под русским флагом, а еще более того русский же флаг над собственным фрегатом ситуацию прояснили моментально. А открытые орудийные порты, готовые извергнуть огонь и смерть, намекнули на бесперспективность сопротивления. Дураков тут не было, и что может сделать картечь с ничем не прикрытыми, столпившимися на пляже людьми, понимали все. Словом, народ на берегу был вроде и храбрый, но к самоубийственным атакам не приученный, а потому оружие побросал без лишних разговоров. Им просто пообещали жизнь…

Оставался второй корабль, но обороняться ему было, собственно, и нечем. На борту не было ни одной пушки, а ручное оружие у команды, точнее, у тех, кто находился в тот момент на борту… Это даже не смешно. «Миранда» подошла к борту корабля, лихо ошвартовалась, и абордажная группа моментально взяла его под контроль. На все про все не ушло и получаса.

– Ну, как тебе корабль? – с улыбкой спросил Верховцев. Иначе не получалось – вид Сафина говорил сам за себя. Недавний боцман сиял, как медный пятак, и, надо признать, трофейный капитанский мундир вполне органично смотрелся на его плечах.

– Отличный корабль. Только грязный.

Действительно, фрегат оказался до ужаса грязным. Такое впечатление, что на нем уже год не убирались. Или, возможно, команда «Фетиды», пребывая вдали от метрополии, решила, что им наплевать на дисциплину. Как бы то ни было, Сафин во главе только что сформированной команды уже второй день наводил порядок. Но – нет худа без добра. Заодно разобрались с такелажем – на каждом корабле он имеет свои особенности, и очень хорошо, если есть возможность разобраться с этим без особой спешки. Ну и освежить заодно запасы пресной воды. Фрегат только что пришел с дальнего похода, и дела с этим на борту обстояли неважно. Провизией, разумеется, поделились другие корабли эскадры, а воду набирали прямо здесь, благо чистых ручьев нашлось в достатке.

А вообще, интереснейшая ситуация. Фрегат занимался научными изысканиями. Это вообще любимое занятие британских исследователей – разбираться с загадками природы с борта военного корабля. Вполне разумный подход, стоит признать – имея за спиной тяжелые орудия, заниматься наукой удобнее. Во всяком случае, можно не обращать внимания, к примеру, на всяких надоедливых туземцев.

Корабль, вообще-то, возвращался в Англию, но тут подвернулась интересная работа. Слухи о том, что в этом районе действует русская эскадра, разошлись уже широко. Русских боялись английские купцы, хотя, если честно, перехватили они не так много кораблей. Может, процента два-три от общего числа. Но у страха глаза велики. А так как страх – вещь рациональная, да и слухи имеют свойство искажаться, то боялись эскадру Верховцева не только англичане с французами, но и все остальные – так, на всякий случай.

Неудивительно, что, когда встречный американский корабль предложил британцам сделать небольшой крюк и сопроводить их до места назначения, те согласились. Деньги всем нужны, тут никаких вопросов нет. А вот к грузу имелись.

В трюме корабля без намека на комфорт располагался «живой товар». Он же «черное дерево», он же… Впрочем, неважно. Корабль «Глория» шел в Чарльстон с грузом рабов.

И вот тут Александр впал в легкий ступор. Британцы вроде как бы перехватывали корабли с рабами, блокируя Африку и всячески мешая работорговле, а тут… Нет, Верховцев не строил иллюзий по поводу мотивов островитян. Им плевать было на негров, да и самому Александру, если честно, тоже. Своих забот по горло. Но то, что британцев негры сами по себе не интересовали, то вот нанести урон экономике конкурентов – дело святое. Однако получается, если им заплатить, они еще и помогут. Вот же…

Осмотр «Глории» произвел на всех удручающее впечатление. Жуткая вонь от пересекших океан в трюме людей, всю дорогу практически не видевших солнца, в жутких условиях, буквально как сельди в бочке… Если верить записям в здоровенной амбарной книге, которую вел помощник капитана, исполняющий помимо того обязанности суперкарго, в пути погибла и была выброшена за борт пятая часть живого груза. И все равно их было тут очень много. Мужчин, женщин, детей…

– Что будем делать? – спросил тогда Александр.

И все присутствующие замолчали, обдумывая расклады. Вопрос был, на самом деле, совсем нешуточный. С одной стороны, груз предосудительный. С другой – корабль американский, а они сейчас если не союзники, то торговые партнеры, честно исполняющие свои обязательства. Вот если б он шел из того же Чарльстона в Европу, например, с хлопком… Военная контрабанда, все законно и оправданно, а так – извините, груз идет в другую сторону. Плюс к тому, у русских имелась собственная национальная особенность – крепостное право, в котором, случалось, меняли людей на собак. И это притом, что большая часть экипажей с Севера, где крепостного права не было в принципе, но заочно ненавидели его искренне. И что дальше?

А потом заговорил Диего. К его мнению прислушивались, так как он знал колониальную жизнь лучше всех остальных и видел ее, что называется, изнутри. Все же опыт дальних плаваний – хороший учитель. А еще потому, что, в отличие от русских, к самокопаниям он был не склонен. Ну и, стоит признать, его русский за время походов заметно улучшился, так что режущие слух рубленые фразы ушли в прошлое.

– Был я на одном острове, – задумчиво сказал он, набивая трубку. – Далеко отсюда, за Великим[110] океаном, ближе к Индии.

Все терпеливо ждали, пока он ее раскурит, выпустит в небо густой клуб дыма и продолжит рассказ. Пытаться ускорить процесс было абсолютно бесполезно и давало, скорее, обратный результат. Все это знали, а потому молчали, и, наконец, сделав несколько затяжек, испанец продолжил:

– Там была португальская колония. И на острове том не держали рабов. Негров в колонии хватало, и работали они на плантациях, да и много еще где, но получали за это деньги, были свободными людьми. А рабов не было. Не потому, что это запрещалось. Любой плантатор, имея собственность на соседних островах, держал там рабов. А вот на этом конкретном острове держать их было не принято. Не одобрялось это обществом.

Диего сделал паузу, явно ожидая реакции на свои слова. И, разумеется, дождался – за время совместных походов все изучили правила игры, и, естественно, следовали им. А потому Гребешков вопросил:

– Что там было-то? Не томи уж.

– Все просто вышло. На них совершила нападение британская эскадра, и местные отбивались. И рабы-мужчины попросили дать им оружие, заняв места рядом со своими хозяевами. Дело получилось жаркое, крови пролилось много. После того, как британцев заставили отойти… Я не помню всего, вроде там пришла на помощь наша… испанская эскадра… В общем, белые решили, что они не могут владеть теми людьми, с кем воевали плечом к плечу. И с тех пор рабства там нет – рабы заслужили свободу и доказали свое право на нее.

После непродолжительного молчания, когда все переваривали без сомнения занятную и поучительную, но непонятно, каким боком относящуюся к ситуации историю, Матвеев осторожно поинтересовался:

– А эти-то, здесь и сейчас, тут при чем?

– Так я ж вам и говорю, что ни при чем. Там люди с таким же цветом кожи доблестью своей доказали, что они не рабы. А эти предпочли смерти рабство. Даже когда появились мы и началась неразбериха, никто лишний раз не дернулся. Мы тут ничего не можем поделать. Захотят освободиться – сделают это без нас. А нет… У них ведь почти никто не скован.

Действительно, цепи были лишь на нескольких рабах, видимо, самых буйных. Остальные же сидели просто так. Ну, что же, логика Диего была спорная, но, во всяком случае, позволяла оправдаться перед самими собой. Американский корабль отпустили. Единственно, капитану рекомендовали повременить с выходом в море до того, как русские покинут остров. Каких-либо возражений у него это не вызвало – и так был в полуобморочном состоянии, когда узнал, что не лишится корабля и груза и не кончит жизнь нищим на помойке. Британские же моряки… Захочет американский капитан – доставит своих незадачливых компаньонов на материк. Не захочет – останутся на острове до следующей оказии, благо места оживленные, и корабли сюда время от времени заходят. На острове серьезных опасностей нет, проживут как-нибудь.

Наблюдая за тем, как неспешно уходят за горизонт очертания столь щедрого к ним острова, Александр размышлял о том, насколько удачно все сложилось. И потому, что захватили еще один корабль, причем настоящий военный, хорошо вооруженный. И потому, что информация эта скоро дойдет до британцев и наверняка вызовет нешуточный скандал где-то в верхах.

Да-да, именно скандал. Одно дело, когда русские корабли неспешно пиратствуют у побережья Америки. Урон от них, конечно, имеется, но, давайте уж говорить честно, невеликий. Из всего, что сотворил Верховцев, по-настоящему чувствительным укусом можно назвать разве что рейд на Галифакс, и то больше случайный. А потому, несмотря на вопли испуганных купцов, этим можно было пренебречь или, в крайнем случае, спихнуть вопрос на союзников-французов. Тем более что, как считали британцы, на море от них все равно мало толку. Это, конечно, ерунда, у французов хватает и первоклассных кораблей, и хороших капитанов, но кто ж такой Верховцев, чтобы спорить с мнением авторитетных лордов Адмиралтейства? Вот то-то!

Однако сделанное ныне – хорошая такая, смачная пощечина всему Ройял Нэви[111]. Вконец обнаглевшие русские захватывают британский фрегат, цинично наплевав на то, что Британия – владычица морей! И если возле Архангельска это выглядело более случайностью, то здесь, в водах, которые британцы уже несколько веков считали своими, плюя с мачты на мнение Испании и Соединенных Штатов… Нет, это уже оскорбление, которое надо смыть любой ценой. А то ведь перестанут и уважать, и бояться, а это чревато. И, следовательно, придется им сюда посылать действительно крупные сила, вырывая их с европейского театра, и без того напряженного. И это, как надеялся Верховцев, станет уже серьезной помощью его стране.

Ну что же, пускай теперь гоняются за призраком. Дожидаться, когда британский флот станет всерьез охотиться за ним, Александр не собирался, и остальные капитаны были в том с ним солидарны. Какой смысл? Они уже сделали немало, и для страны, и для своего кармана, так зачем огород городить? Бить врага надо там, где ущерба ему нанесешь много, а вот риска будет мало. И потому эскадра взяла курс на зюйд, уходя из грозящих вот-вот стать негостеприимными морей.

Мексику Верховцев обогнул по широкой дуге. Все же там сейчас вовсю громыхает гражданская война, и в этой мутной водичке ловят рыбу все кому не лень. Встретиться можно было с кем угодно, а русским, желающим, чтобы их курс остался в тайне, осложнений не хотелось. Поэтому эскадра держалась подальше от берегов и дошла так до самого Сантоса, что на юге Бразилии.

Откровенно говоря, этот городишко, славный в основном экспортом кофе, никого не интересовал. Русские планировали идти без захода в порты аж до Аргентины. Почему? Ну, тут все просто.

Русским нужны были люди. Все же экипажи, пускай и изрядно пополненные в Соединенных Штатах, с появлением нового корабля оказались заметно урезаны. Для управления кораблем людей оставалось вполне достаточно, да и морской бой выдержать не проблема. Но вот для абордажа и формирования призовых команд народу оставалось маловато. Диего же все жаждал набрать земляков, и его можно было понять.

Откровенно говоря, стоило попытаться сделать это южнее, к примеру, в Венесуэле. А что? Страна, раздираемая то мятежами, то переворотами, то гражданскими войнами, не лучшее место для жизни. Особенно для простых людей. И найти там желающих попытать счастья в море не так сложно. Да и в соседних с ней государствах то же самое творилось. Откровенно говоря, изначально так и планировалось – набрать людей, вернуться немного на север, продемонстрировав окружающим, что собираются вновь пощипать Канаду, а потом незамеченными уйти на юг. Но, увы, позиция Кубы и последовавшие за этим приключения внесли в расклады свои коррективы. В результате Диего предложил идти в Аргентину – и с ним согласились. Но, увы, шторм из тех, что были в этих водах нередки, заставил их отклониться от выбранного курса. И вот они в Сантосе, занимаются мелким ремонтом.

Бразилия командование эскадры не интересовала вообще. Диего – потому, что это была португальская колония. А португальцы с испанцами друг на друга смотрели косо – были у них старые поводы недолюбливать друг друга. Обычная история для народов, слишком долго живущих бок о бок и даже однажды оказавшихся в едином государстве[112]. Пускай и ненадолго.

Русские же и вовсе не жаждали связываться с самозваной империей[113]. Матвеев по старой купеческой привычке старался держаться подальше от любой политики, Гребешков, как и положено офицеру тайной полиции, тоже, а Верховцев и вовсе от всего этого был далек. Морскому офицеру политиканствовать? Фи! В общем, хотели пройти мимо этих берегов без остановок, но – увы, над погодой они пока власти не имели.

Впрочем, в порту к ним отнеслись спокойно и без лишней враждебности. Как ни крути, Бразилия и сама-то была захолустьем, а небольшой порт на юге – захолустьем в квадрате. Так что местные воспользовались моментом, дабы заработать лишнюю пару монет, и за ремонт взялись с энтузиазмом. Ну а русские заодно уж пополнили припасы, ну и отдохнули на берегу после перехода, который, стоит признать, вышел достаточно трудным.

Так уж сложилось – и погода мешала, и корабли на горизонте появлялись не раз. От встреч эскадра деликатно уклонялась, что вызывало удивление у команд. Но топить нейтралов не комильфо, а отпускать опасно – живо всем станет ясно, куда делись русские.

Правда, один раз уклоняться все же не стали – сигнальщик сумел разглядеть французский флаг, и два корабля, оказавшихся в этих считающихся относительно спокойными водах преступно беспечными, были решительно атакованы.

Жаль только, настрой русских на драку оказался неоправданным. Лишний раз встряхнуться им не мешало бы. Увы, французские корабли оказались торговыми, и, увидев перед собой боевые корабли под русскими флагами, их капитаны решили не искушать судьбу. Вначале, конечно, они попытались уйти, но тут же выяснилось, что даже «Адмирал», не блистающий идеальными обводами, все же заметно превосходит их в скорости, а уж уйти от фрегатов и вовсе нереально.

«Соловки», именно так переименовали «Фетиду», оказался неплохим ходоком, а уж про «Эвридику» и говорить не стоит. Вид же открывающихся орудийных портов и вовсе отбил у французов желание сопротивляться, и они, не дожидаясь предупредительного выстрела, легли в дрейф и покорно приняли на борт призовые команды. В результате оба трофея плелись теперь в хвосте эскадры в ожидании того, что их кто-нибудь выкупит, положив в карманы победителей определенную сумму денег и заодно избавив их от этих медлительных и неуклюжих корыт.

В Сантосе к их желанию отнеслись с пониманием. Цену, правда, назначили… В общем, Матвеев торговался долго и мучительно, однако к концу дня, вернувшись, был раздражен и ругался так, что даже Гребешков и Верховцев, люди в морских выражениях опытные, смотрели на него с уважением.

Как он сказал, евреям до этих выходцев с Пиренеев далеко. Где-нибудь в Соединенных Штатах они смогли бы получить вдвое больше. Впрочем… Легко пришло – легко ушло. Деньги, немного подумав, разделили между матросами – людям надо отдохнуть. В результате кабаки и бордели города сделали неплохую выручку, хотя, стоит признать, цены оказались божескими. Вот только если питейные заведения были самые обычные, как в любом другом портовом городе, то с борделями в маленьком провинциальном городке истинно христианской страны дело обстояло так себе. Всего два, затрапезного вида, а уж женщины…

Работали здесь в основном индианки либо самбо[114]. Продукт смешения рас получился, откровенно говоря, так себе – и на лица, и на фигуры. Да и сами индианки тоже не блистали. Плюс большинство были, скажем так, не первой свежести и далеко не юного возраста. На таких полезешь разве что с голодухи. Кубу оставалось вспоминать с тоской. Неудивительно, что матросы развлекались в основном потреблением горячительных напитков. Стоит признать, кабаков, несмотря на общую неказистость городка, хватало, вино в них было без особых изысков, но качественное, а цены вполне приемлемые. Так что моряки развлекались, как могли.

В этой ситуации интереснее всего было наблюдать за Сафиным. Мустафа всей душой жаждал заниматься тем же, чем и его люди – отдыхать после перехода. Увы, пьянство и разврат ему сейчас были недоступны – во-первых, у капитана слишком много забот, чтобы все бросить и ринуться в портовую жизнь. А во-вторых, он сейчас капитан военного корабля, а значит, пьянствовать в тех же кабаках, что и матросы, невместно. Это мог позволить себе обычный пиратский капитан лет двести или триста назад, и то не всегда. А здесь и сейчас – увы. И сложная гамма чувств, рожденная ситуацией, отражалась нешуточной борьбой на лице молодого капитана.

Впрочем, продолжалось это недолго. Многоопытный Диего хотя и не бывал здесь раньше, но заведение, удовлетворяющее вкусам господ офицеров, нашел моментально. И уже на второй вечер они сидели во вполне прилично обставленной ресторации, слушали музыку, которую играл на удивление неплохой (хотя и немного бедновато одетый) оркестр, и вкушали местные яства. Не то чтобы какие-то запредельно вкусные, но разнообразие после недавнего похода оказалось весьма кстати.

В заведении сидела исключительно «чистая» публика. Даже удивительно, как в такой дыре – а любой губернский городок в России был и больше, и чище, и куда богаче – нашлось изрядное количество вполне респектабельных людей. Правда, сплошь мужчин, что несколько огорчало.

Кстати, людей в партикулярной[115] одежде тоже оказалось немного. В основном заведение было оккупировано офицерами местного гарнизона, чьи мундиры, на глаз офицера европейской армии, смотрелись несколько опереточно и совершенно непривычно. Бравые вояки успешно надирались, однако, как ни странно, задевать гостей не торопились. Как полагал циничный Гребешков, потому что понимали: для гостей из Старого Света их государство выглядит не стоящим вежливого обхождения. В ситуации, когда в твоем порту эскадра, учинять скандалы не слишком тянет.

Весьма предусмотрительно с их стороны, надо признать. И русские отдыхали бы, наверное, до самой полуночи, руководствуясь принципом «Я мыслю – следовательно, можно еще по бокалу», но, к сожалению, всегда найдется кто-то, способный опошлить любую идиллию. Нынешний вечер не стал исключением. И ведь главное, человек этот ничего плохого не хотел и не сделал – он просто, не найдя Верховцева на его бессменном флагмане, отправился искать его в городе. А найдя, сделал то, что должен был – вручил русскому командующему письмо от губернатора. Самое же смешное было в том, что в письме тоже ничего особенного не было – обычное приглашение на аудиенцию завтра, в любое удобное время. Словом, все нормально. Жаль только, настрой сбило полностью, и в результате веселье как-то само собой улеглось, и посиделки закончились, толком не начавшись.

К резиденции губернатора Верховцев подошел на следующий день, ближе к обеду, в сопровождении пары матросов и Гребешкова. Люди за спиной – это статусность, которую ценят и в Испании, и в Португалии. А еще, после истории в Бостоне, Гребешков предпочитал малость подстраховать своего подопечного. И сейчас, когда имелся незнакомый город в незнакомой стране, где непонятно чего ожидать, он отправился на прогулку сам. Заодно командам было отменено увольнение на берег – так, на всякий случай.

К слову, идти было недалеко. Все же город был маленьким, кроме порта тут, собственно, ничего и не было. Дома плантаторов имелись, конечно, добротные, в колониальном стиле, но такого добра Александр за последние месяцы насмотрелся изрядно.

Как, стоит заметить, и трущоб. Кварталы бедноты что здесь, что в Соединенных Штатах, что на Кубе… Да чего уж там, и в России, и во Франции они тоже ничем принципиально не отличаются. Разве что масштабы здесь, в силу малости населения, пожиже. А так – все то же самое. Вонь, слепленные из чего попало халупы и физически ощущаемый дух безнадежности, витающий над грязными кривыми улочками. В общем, есть в этом мире места и получше.

Мелкий, противный дождь, отголосок загнавшего их сюда шторма, зарядил с самого утра. Висящая в воздухе водяная пыль тоже не добавляла этим местам очарования, а самому Александру настроения. Однако же приходилось идти. В конце концов, они здесь гости, и хозяев надо уважать. Хотя бы внешне.

Резиденция губернатора дворцом не выглядела, но, по сравнению с кварталами бедноты, смотрелась много представительнее. Правда, лакей у входа бессовестно дрых, заняв прикрывающую его от дождя нишу сбоку, но и это Александра совершенно не удивило. То, что народ в этих местах достаточно ленив, он убедился уже давно. И если этнические британцы или, к примеру, немцы отличались деловитостью, то выходцы из Испании, Португалии, а в особенности мулаты и негры, использовали для того, чтобы полежать, любую возможность.

Впрочем, ситуация была исправлена мгновенно. Повинуясь небрежному (научился вести себя, как положено «его благородию», хорошо еще, что не по отношению к своим) кивку Гребешкова, один из матросов шагнул к лакею и занес ногу для хорошего пинка. И вот тут случилось удивительное. Продемонстрировав нереальную сноровку и чувствительность пятой точки к опасности, тот широко распахнул глаза. Мгновенно вскочил, как подброшенный стальной пружиной, и вытянулся не хуже солдата на плацу.

Пороли его, видать, крепко – иначе как добьешься такой отточенности движений? Распахнутая дверь, громкий, хорошо поставленным голос, доклад и, на финал, глубокий поклон. Единственно, язык непонятен. Португальский от испанского, на котором все уже хоть пару-тройку расхожих фраз из портового лексикона знали, отличается, и довольно заметно.

Внутри резиденция губернатора особого впечатления не производила. Все тот же дом в колониальном стиле, разве что малость побольше. Зато сам губернатор… Александр едва удержался, чтобы не рассмеяться. Уж больно нелепо тот выглядел.

Если говорить честно, не так уж и нелепо. Даже, можно сказать, вполне модно. Только мода эта умерла лет двадцать назад, если не больше. Типичная картина для многих колоний, где время словно течет медленнее, заметно отставая от метрополии.

Матросы, не разбирающиеся в подобных нюансах, старательно держали лица кирпичом. Гребешков, к слову, тоже не разбирался. А вот Александра положение обязывало – его такому учили еще в детстве, поэтому ему пришлось тяжелее всех. Но – удержался и, в ответ на витиеватые приветствия, произнесенные на отменном английском, ответил вполне достойно. Все согласно этикету. Правда, этикету, далекому от местного, но вполне понятному. В конце концов, от моряка хотя и ждут, что он будет готов блистать на паркетах, но легко прощают ему мелкие неточности. Особенно если это – иностранный моряк.

Наконец взаимные расшаркивания закончились, и губернатор сделал приглашающий жест:

– Могу я вам предложить передохнуть с дороги?

В свете «длительного», занявшего менее четверти часа пути от порта до резиденции, это звучало чем-то вроде издевательства. Александр в первый момент даже не нашелся, что ответить. Впрочем, тут его выручил Гребешков, которому благодаря происхождению и малости чина вовсе не обязательно было выглядеть дипломатом. Тот факт, что перед ним иноземный губернатор, кавалер каких-то орденов да вдобавок еще и граф, тоже не произвел на него ни малейшего впечатления. Да и вообще, подобно многим неофитам, он склонен был свысока смотреть на иностранцев, не понимающих, в какие выси залетел вчерашний крестьянин, получив эполет на плечи. Этикет также прошел мимо него, даже не задев кончиком пальцев, и неудивительно, что прапорщик, видя заминку командира, тут же влез в разговор:

– Давайте лучше к делу. А то у нас времени не так много. Работы сегодня невпроворот.

– О, разумеется, я понимаю вашу занятость…

– Короче.

– Мне неприятно это говорить, – судя по лицу губернатора, плевать-то он хотел, но положение обязывало быть дипломатичным, – но не далее, как вчера, из столицы пришло распоряжение. И при всем моем к вам расположении, – Александр едва не хрюкнул, подавляя смех, настолько фальшиво звучали слова губернатора, – я обязан подчиниться. Вы должны меня понять, господа, перечить императору не слишком хорошо для здоровья.

Это, наверное, были его первые действительно правдивые слова. И для здоровья плохо, и для карьеры, и для самой жизни. Александр кивнул:

– Я, как вы понимаете, моряк, а не придворный, в изящных словесах разбираюсь плохо. Давайте и впрямь сразу перейдем к делу.

– У меня приказ вас арестовать. И корабли тоже.

– Приказ императора? Понимаю…

– Я рад, что вы понимаете всю необходимость данного…

– Понимаю – не значит соглашаюсь, – резко прервал его Александр.

Губернатор непроизвольно сглотнул, глаза его будто зажили собственной жизнью и перебрались ближе к переносице, ловя взглядом аккуратный черный ствол револьвера.

– Я думаю, вы сможете дать мне все необходимые пояснения незамедлительно. Памятуя о том, что палец на спусковом крючке может случайно дрогнуть, и вы получите в лоб добрую порцию свинца. Знаете, как это выглядит на таком расстоянии? Вначале пуля ударяет в лоб и без усилий пробивает кость. Затем, уже замедлившись, она в кашу перемалывает мозги. Ну а потом, уже потеряв значительную часть пробивной способности, но имея еще достаточную скорость, она выходит через затылок, проделывая дыру, в которую легко пролезет кулак. Вы бледнеете, граф? Но почему?

Год назад сказать такое не пришло бы Александру в голову. Но тогда он был обычным мичманом. А сейчас он капитан, стоящий во главе и корабля, и эскадры, прошедший несколько морей и пересекший океан, сражавшийся у двух континентов, неоднократно раненный и не раз убивавший… Он имел право на цинизм, который выплеснулся наружу, будто перебродивший квас из бочки. А не обладающий, несмотря на больший возраст, и десятой долей его опыта в делах военных губернатор сдулся, как порванный аэростат. Видел Александр как-то раз подобное, и сейчас губернатор, на глазах спадая с лица, выглядел очень похоже.

Такой способ ведения переговоров, очевидно, был для него внове, однако Верховцев не испытывал к губернатору ни малейшего сочувствия. Недооценивать противника вредно, а рассчитывать, что русские пойдут спокойно, как скот, на убой – просто глупо. И все же губернатор выдал сквозь накатившую икоту:

– Дворец окружен. Вам лучше сдаться…

Александр едва не сложился пополам от острого приступа смеха. Немного истерического, но вполне оправданного. Этот орел из тех, что деревья клюют, назвал свою хибару дворцом?

– Вам от этого легче не станет, – усмехнулся Гребешков и внезапно громко крикнул: – Эй, вы, герои ряженые, выходите уже!

Вначале Александр решил, что товарищ немного рехнулся, но спустя несколько секунд колыхнулись портьеры, и в помещении сразу стало немного тесновато. Человек десять офицеров, судя по мундирам, не гарнизонные, а еще откуда-то. Конкретно Верховцев сказать не мог, в нюансах военной системы государств четвертого ранга он не разбирался совершенно. Интересно, откуда они взялись… Хотя и так ясно – ниш в стене достаточно, замаскировать можно хоть целый взвод. И понятно становилось, почему не потребовали оставить матросов снаружи или хотя бы у входа – при таком численном перевесе им наверняка казалось легче скрутить всех и сразу, чем пытаться напасть на матросов в коридоре, где попросту негде замаскироваться.

– Как ты определил, где они? – напряженным голосом спросил Александр, не отводя ствол револьвера от лба губернатора.

– А я и не знал, – голос прапорщика звучал напряженно, хотя это и резко контрастировало с его расслабленной, даже какой-то небрежной позой. – Но меня немного учили разбираться в людях. Граф – трус, а держался уверенно. Значит, чувствовал за спиной какую-то поддержку.

– Эй, о чем вы там бормочете? – один из вояк, в отличие от все еще боящегося лишний раз шелохнуться губернатора, чувствовал себя вполне неплохо. – Перестаньте переговариваться на своем варварском языке, и…

– Граф, – Александр улыбнулся. Правда, из-за того, что ему пришлось делать над собой усилие, улыбка получилась более похожей на гримасу. От вида русского оскала губернатора передернуло. – Давайте уж, не стойте истуканом. Прикажите своим людям бросить оружие – целее будете.

Судя по лицу губернатора, он сейчас был согласен на что угодно. Опять же, запашок от него пошел странноватый. Переведя взгляд с русских на своих подчиненных и обратно, он судорожно икнул:

– Во имя человеколюбия! Сделайте, как он говорит!

Сказано это было на английском – видимо, у него еще достало соображаловки, чтоб не провоцировать Верховцева непонятными словами на неприятные действия. Увы, его пламенная речь не нашла понимания. Видимо, не его это было – глаголом жечь сердца людей.

– Еще чего… – один из офицеров, крепкого сложения усач, украшенный самыми большими эполетами из всех присутствующих, он не производил впечатления человека, слишком уж озабоченного здоровьем своего патрона. – Бросайте сами.

– Полагаю, именно он, случись что, займет место губернатора, – ехидно прокомментировал Гребешков. К собственному удивлению, Александр увидел в руке его оружие, такой же револьвер, как и у него самого. И когда только достать успел. Он быстро глянул на матросов. Надо же! И эти ощетинились стволами… После захвата фрегата разнотипных, но по характеристикам почти одинаковых револьверов было не то чтоб очень много, но у всех офицеров они имелись. Да и на такой вот случай в запасе десятка полтора лежало. Вот и выдали матросам, они и пригодились…

Четыре револьвера, двадцать зарядов… А у местных пистолеты однозарядные, для них чудеса современной военной мысли пока экзотика. Да и большинство в руках пока не пистолеты держат, а сабли. Так что численный перевес может оказаться далеко не решающим фактором, и местные вояки это понимают. Все же профессиональные военные, пускай и родом из захолустья.

Ситуация выглядела откровенно патовой, и чем она бы закончилась, оставалось лишь гадать. Но в этот момент громыхнуло так, что в одном из окон вылетели стекла, разлетевшись по паркету тысячами осколков-брызг. Все – и русские, и их противники – непроизвольно бросили взгляд в сторону источника звука. И, стоит признать, увиденное того стоило.

Несмотря на сероватую пелену дождя, из окон было хорошо видно гавань. И не далее чем в полумиле от них сейчас большой, развернутый бортом к городу корабль окутался почти непроницаемыми для глаз клубами дыма. Бортовой залп линкора, вот что послужило причиной всего этого тарарама!

– Господа, – спокойный голос прапорщика в наступившей тишине, прерываемой лишь суматошным гвалтом испуганных птиц, звучал неожиданно спокойно, – если мы прямо сейчас не придем к устраивающему нас всех соглашению, то еще до обеда наша эскадра превратит город в руины. Поэтому…

Громыхнуло вновь. На сей раз не столь впечатляюще, но все равно заставив собравшихся подпрыгнуть. На сей раз били орудия фрегата – Сафин, пользуясь случаем, испытывал, на что же способен вверенный ему корабль. Получилось, судя по тому, как лихо сложился один из домов, очень неплохо. Гребешков развел руками:

– Вот так. Если мы не договоримся, то бомбардировка Сантоса продолжится. А потом будет высажен десант, и…

– Они уже высаживаются, – хриплым голосом сказал Верховцев. Многовато на сегодня нервотрепки случилось, и сейчас разом пересохшее горло будто кошки драли.

– Люди делятся на тех, кто живет хорошо, и тех, кому из-за этого жить плохо. Угадайте, кто из нас сейчас кто? – Голос прапорщика звучал одновременно и философски-отстраненно, и весело. Похоже, учили его многому, и далеко не обо всем он распространялся. Тем не менее тон им был выбран абсолютно правильный. Уверенность в себе и пренебрежение оппонентом весьма подрывают у него веру в собственные силы.

Видно было плохо, но что не давали рассмотреть глаза – дорисовывало воображение. Лодки, похожие на гигантских морских сороконожек, неспешно и в то же время быстро двинулись к берегу. Наблюдающий за процессом Гребешков улыбнулся. Александр даже и не знал, что его спутник, помощник и, чего уж там, друг умеет так неприятно улыбаться.

– У вас в гарнизоне человек с полсотню или же сто наберется? Неважно. Через полчаса на берегу будет десант, вдесятеро превосходящий их численностью. А через два часа от города останется пепелище…

Его прервал грохот следующего залпа. На сей раз отметилась «Эвридика». И почти сразу, несмотря на дождь, в порту заполыхал какой-то склад. Гребешков вновь улыбнулся:

– Ну что, будем договариваться, или вы дождетесь, когда нашим морякам дадут три дня на разграбление?

Спустя двадцать минут передовой отряд десантников во главе с лично возглавившим наступление Куропаткиным столкнулся с неторопливо идущими по улице русскими офицерами в сопровождении губернатора. Его деликатно сопровождали, точнее, конвоировали русские же матросы. Отпустили бедолагу, лишь когда все участники действа вернулись на корабли. И сразу после этого русская эскадра начала готовиться к выходу в море. Делать здесь больше было нечего, а находиться в Сантосе и вовсе небезопасно.

Как рассказал губернатор (а попробовал бы он не рассказать), в последние пару месяцев очень резко активизировались британские агенты. Не только на побережье, но и по всей Бразилии. А главное – в столице, где у них, как всегда, было подмазано всё, что только можно. И приказ о том, что, если русские корабли где-то появятся, их потребно незамедлительно арестовывать, император действительно разослал.

По всему выходило, вовремя Александр со товарищи ушли из Карибского моря. Еще немного – и охота началась бы с воистину эпическим размахом. Британцы – не дураки и правильно рассудили: чем посылать через океан лишние корабли, проще лишить наглых русских баз. Тем более что результат непонятен – вначале попробуй поймай неуловимых рейдеров, а потом думай, как от них спастись. Наверняка численность и мощь эскадры давным-давно известны всем заинтересованным лицам. А так… Можно не сомневаться, по всему побережью, включая те же Соединенные Штаты, русских ныне ждет очень горячий прием.

Вот только никто не подумал, что акул сетями для карасиков не ловят. Здешние власти решили дать возможность русским самую малость расслабиться, а потом тепленькими повязать. Вначале командующего, потом и всех остальных. Не учли только, что за последнее время Александр перестал доверять хоть кому-то вне узкого круга своих людей. И что Гребешков – офицер не только флота, но и конторы, призванной оберегать покой всей страны. А значит, обязанный уметь предусматривать самые негативные расклады. Поэтому корабли стояли, готовые к бою, и, когда с берега прибыл офицер с требованием сдаться, Диего, никогда португальцев не любивший, приказал выбросить их за борт. А потом, не мудрствуя лукаво, начал бомбардировку города. Правильный офицер их испанец, всегда знает, как лучше поступить в непонятной ситуации.

Ну что ж. Можно сказать, повезло. Отделались легким испугом и без потерь. Со стороны русских, конечно – при обстреле города и порта кому-то в любом случае досталось на орехи. Плюс в качестве компенсации вполне законно присвоили всю городскую казну. Губернатору после всего этого светит разве что отставка. По шапке получит не за то, что взялся арестовать русских, а за то, что не сумел. А Верховцев и его люди теперь предупреждены об угрозе. Жаль, конечно, что снова придется избегать заходов в порты, но таковы правила игры, с которыми придется считаться.

Обогнуть мыс Горн, пройти проливом Дрейка… Эти слова для любого хоть как-то связанного с морем человека значат очень многое. Вечные западные ветра и такое же течение помогают кораблю пройти с запада на восток и мешают в обратном направлении. Но каждый капитан, хоть раз прошедший тем путем, скажет: каким бы путем ты ни шел, риск меньше не становится. И каждый год океан собирает в этом месте обильную жатву из человеческих жизней и разбившихся о скалы кораблей.

«Миранду» ветер мотал так, словно шлюп был не имеющей собственной воли щепкой. Верховцеву оставалось лишь радоваться, что его флагман имеет паровую машину и способен прорываться без отчаянной игры парусами. Остальным приходилось куда хуже. «Эвридика» и «Архангельск», имея и хорошо освоившие корабли за без малого полугодовую одиссею команды, и опытных (либо успевших набраться опыта) командиров, да к тому же, что немаловажно, сами хорошо приспособленные для дальних и тяжелых походов, держались уверенно. А вот «Адмирал Бойль» и «Соловки» от шторма страдали в полной мере. Линкор, построенный из расчета плавания во внутреннем море, не перевернулся, не разбился, да и просто шел вперед сквозь бесконечный шторм исключительно на колоссальном опыте Диего. А фрегат, который вел Сафин, страдал в основном от недостаточно опытного капитана. Все же Мустафа вел его сквозь шторм хоть и не в первый раз, но столь продолжительного еще в жизни не встречал. В общем, тяжко приходилось всем, а ему – в особенности.

Честно говоря, уже на второй день Александр ругал себя последними словами. Неистовые пятидесятые[116] впечатлили его настолько, что он всерьез размышлял, не повернуть ли обратно. Как бы не получилось так, что схватка с британским флотом по сравнению с этим переходом – так, легкая разминка. Что его удержало? Возможно, гордость. Возможно, самолюбие. А возможно, понимание того, что манёвр разворота сам по себе может оказаться смертельно опасен…

Однако эскадра продолжала идти вперед, и капитаны справлялись, хотя страшно было представить, что будет, если какой-нибудь из кораблей швырнет на скалы. Сквозь мутную взвесь, висящую в воздухе, Александр несколько раз смог разглядеть останки кораблей. Или это ему показалось… Может, и так, но за один раз он мог поклясться.

В тот момент шторм ненадолго… скажем так, не то чтобы стих, но видимость резко улучшилась. В те минуты шлюп находился примерно в полутора милях от берега, и Александр в подзорную трубу хорошо разглядел останки довольно крупного, заметно превосходящего размерами любой из фрегатов эскадры, корабля. Не стоило быть ясновидящим, чтобы понять – неистово бушующая стихия швырнула его на камни, после чего волны и ветер быстро добили жертву. Поразительно, что корабль еще сохранил рукотворные очертания, а не превратился в набор раскиданных по берегу досок. Может, недавно разбился? Впрочем, гадать времени не было. Тут бы самому в живых остаться. Снова взвыл ветер, и берег вновь пропал в пене шторма.

Труднее всего было первую неделю. Потом то ли организм привык, то ли усталость настолько притупила восприятие, что все сложности воспринимались как данность. В чем-то стало заметно сложнее – Александр несколько раз ловил себя на том, что спит прямо на мостике, обливаемый холодной океанской водой и с открытыми глазами. Вдобавок опрометчиво запущенную сразу машину пришлось остановить – топлива на борту оставалось не так много, и его берегли на крайний случай. Шли под парусами, кроме того, Александра никто не мог толком подменить.

С другой стороны, и опыта набрались, и к трудностям притерпелись. Многое стало получаться заметно проще, чем раньше. «Миранда» упорно рвалась сквозь бурю, и, стоило признать, детище британских корабелов показало себя настоящим бойцом. Шлюп мотало, словно щенок тряпичную куклу, но каждый раз, когда волны, казалось, готовы были положить его на борт, он выправлялся и вновь шел вперед.

А еще выяснилось, что океан здесь не только штормовой, но и обманчивый. Дождь не прекращался ни на минуту, зато ветер несколько раз стихал, будто обрубленный топором. Моментально начинался полный штиль, длившийся по нескольку часов, так же резко сменяющийся новым штормом. Случаи, когда море было относительно спокойным и в то же время ветра хватало для движения вперед, были и вовсе единичными. Раза три за весь переход. И все же это были как раз те минуты, когда Александр мог позволить себе хоть немного отдохнуть.

Весь переход занял четыре недели, и как Верховцеву хватило сил и нервов, чтоб его выдержать, не сказал бы ни Бог, ни дьявол. Еще и быстро прошли[117]… И вдобавок ухитрились совершить маленький подвиг.

На исходе третьей недели вахтенные заметили терпящее бедствие судно, о чем немедленно доложили капитану. Вначале Александр решил, что это кто-то из его эскадры – к тому времени русские корабли давно потеряли друг друга из виду. Однако при внимательном рассмотрении, благо сегодня бог погоды даровал им неплохую видимость, очень быстро стало понятно – к русским эта посудина отношения не имеет. Корабль явно торговый, довольно большой и шансов на выживание не имеющий – на нем попросту не оставалось ни одной мачты. В такой ситуации, лишенный хода и управления, корабль был обречен разбиться о скалы. Вопрос стоял не «погибнет или не погибнет», а когда и где это произойдет. Судя по всему, как раз где-то неподалеку, и наверняка очень скоро.

К тому моменту дела у «Миранды» обстояли не очень. Такелажу изрядно досталось, грот-мачта дала трещину. С другой стороны, корпус шлюпа испытание выдержал с честью. Да и, откровенно говоря, потеря мачты была ожидаема. Как говорили опытные капитаны, иной раз все сносило. Получается, ныне погода и не особенно паршивая. И перед Верховцевым во весь рост стал извечный русский вопрос: «Что делать?»[118]

С одной стороны, пытаться кого-то вытащить в такой ситуации – огромный риск. С другой, бросать людей на верную смерть как-то не по-русски. Если бы работала машина, конечно, все б намного упростилось, но из-за скудности запаса топлива она была остановлена. Раскочегаривать ее – это ж несколько часов как минимум. И посоветоваться-то не с кем! Он – капитан, первый после Бога. На нем вся власть. Но и ответственность тоже вся, без скидок. Александр некоторое время смотрел на медленно сносимый к скалам чужой корабль, а потом с силой, до хруста сжал кулаки и скомандовал:

– К повороту!

Подвести корабль к борту другого, так, чтобы не протаранить его, а мягко и плавно, как пушинку, совсем не легкое занятие даже в тихую погоду. А уж когда вокруг бушует, завывая, словно тысяча дьяволов, шторм, манёвр и вовсе превращается в цирковой трюк. Пару-тройку месяцев назад Верховцев с этим не справился бы, сейчас же все получилось будто между делом. Опыт не пропьешь. Ловко подошел, за борт полетели толстые пеньковые кранцы[119], и в считанные секунды корабли были пришвартованы друг к другу.

На борту терпящего бедствие судна, очевидно, не обольщались по поводу своей участи. Да и куда деваться? В шторм судьба лишенного мачт корабля незавидна, а рядом со скалами еще и коротка. Поэтому его даже не пытались спасти – «Миранда» вдвое меньше, и вытащить обреченное судно не сможет. А попытается – нырнет следом за ним, как поплавок за щукой. Поэтому с высокого борта «купца» на палубу шлюпа полетели какие-то вещи, а затем начали спускаться и сами люди.

Их было довольно много, человек пятьдесят. Судя по тому, что не только мужчины, но и женщины с детьми, да и одежда многих выглядела солиднее, чем положено обычным морякам, этот идиот, отправляясь по самому опасному на планете маршруту, еще и пассажиров взял! Но Александру было сейчас не до обсуждения умственной деятельности неизвестного капитана. Его куда сильнее беспокоило, что корабли достаточно быстро сносило в сторону берега. А потому, как только переброска пассажиров была закончена, концы[120] обрубили, и «Миранда», меняя галсы, начала быстро удаляться от обреченного судна. Надо признать, оно выполнило свой долг до конца, продержавшись до прихода помощи, но для его спасения уже ничего нельзя было сделать.

Спасенных препроводили в трюм, а Верховцев опять вынужден был с головой уйти в работу. Шторм, будто жалея, что упустил жертв, завыл с удвоенной силой, и теперь бороться за свою жизнь пришлось уже «Миранде». Но военный корабль, ладный и крепкий, заметно превосходил неуклюжую торговую посудину, да и многочисленный, опытный экипаж свое дело знал. Они прорвались, хотя скольких усилий это стоило – не сказал бы, наверное, даже сам Верховцев.

В общем, про случайных пассажиров Александр вспомнил только спустя почти сутки, когда, еле держась на ногах, спустился в свою каюту. Шторм вроде бы стихал, во всяком случае, ослаб. Стало быть, хотя бы пару часов можно поспать – помощник справится. Он из своих, русских, помор, в море ходил не раз, командовал собственным кочем[121], пока не отняли того за долги. В этом походе уже не раз командовал трофейными кораблями при перегоне. И на мостике Александра подменял, уже здесь, когда выпадали относительно спокойные моменты. Справится. А спать хоть немного все равно нужно. Александр посмотрел в зеркало на свое почерневшее от усталости лицо. Нужно! Кому будет лучше от того, что он упадет в самый важный момент? Вот то-то!

Именно этот момент и выбрал корабельный врач, чтобы прибыть под замутненные от усталости и в предвкушении скорого отдыха очи командира и доложить: среди попавших к ним на борт пассажиров шестеро имеют травмы, полученные как на своем корабле, так и в процессе их пересадки на «Миранду». А также поставить его в известность, что двое, скорее всего, не доживут до следующего утра. И на едва разбираемый сквозь смачный зевок вопрос Александра, с кем их свела судьба, выдал очень простой ответ: с англичанами.

Вот тут с капитана сон и слетел. Вражеский корабль, да еще и спасти с него людей… Впрочем, он тут же успокоился. Кого здесь еще ждать, спрашивается? Не так много стран имеют собственные корабли. Еще меньше тех, у кого найдутся моряки, готовые ходить в столь дальние и опасные походы. А среди тех, кто есть, британцы, как ни крути, самые многочисленные. Так что ситуация получилась вполне предсказуемая. Плюс корабль не военный… Немного подумав, он приказал выставить при незваных гостях охрану, получил чуть обиженным тоном ответ в стиле «уже сделано, потому как сами не дураки» и успокоился.

Собственно, к этому вопросу он вернулся, лишь когда сбылась древняя истина – всему на свете приходит конец. Так и здесь. Кажущийся бесконечным шторм начал стихать, а направление ветра постепенно меняться. Русский корабль миновал, наконец, мыс Горн, вырвался он и из объятий «ревущих сороковых»[122] и теперь шел на север, тяжело раскачиваясь на все еще высоких и крутых волнах. Но это была уже так, их бледная тень былого величия. Теперь предстояло найти место, где можно привести шлюп в порядок и дать людям отдых после трудного перехода.

«Миранда» шла в гордом одиночестве, но это было вполне предсказуемо. Удержаться в такой переход, да еще и при отвратительной видимости вместе – задача чрезмерно сложная. Честно говоря, никто ее перед моряками изначально не ставил. Место встречи было назначено заранее, и теперь предстоял относительно короткий переход. Если, конечно, ничего не случится.

Именно тогда Александр вспомнил наконец про британцев. Точнее, помнил-то он о них постоянно – среди спасенных было не менее десятка детей, и как только шторм спал, удержать вездесущих мальчишек в трюме стало попросту невозможно. Точнее, можно было бы их запереть, но русские – народ добродушный. Взрослых еще ограничивали так, на всякий случай, а вот детей к ним принудительно отправляли только на ночь. Днем же они периодически мелькали в самых разных местах корабля, и один даже ухитрился вывалиться за борт. По счастью, его полет продолжался доли секунды, а потом могучая рука боцмана ухватила его за шиворот, вернула на палубу и врезала подзатыльник.

Экзекуция была принята без обид, но и без раскаяния. Во всяком случае, уже через пять минут сорванец обнаружился на мачте. Впрочем, для такого возраста это нормально[123].

Вот тогда и произошел разговор между Верховцевым и капитаном британского корабля «Горизонт». Седой, высоченный, ростом даже выше отнюдь не маленького Верховцева и притом обладающий мощным телосложением морской волк с просто невероятно редкой фамилией Смит сначала выдал положенные слова благодарности. Судя по интонации, вполне искренние. Ну а потом спросил, сколько они будут должны за свое спасение.

Надо сказать, шоком его слова для Верховцева не стали. О том, что у «цивилизованных» европейцев за подобное надо платить, он знал. Все же положение обязывает в таких вопросах разбираться, да и образование тоже. А с другой стороны… противно. Особенно учитывая, что Смит и без того если не разорен, то на грани этого. Он как-никак собственник погибшего корабля. И кой черт его, спрашивается, понес в эти воды? Прекрасно ведь знал, чем ему это грозит.

Именно этот вопрос Александр и задал британскому капитану. Тот вздохнул, но ответил честно: деньги. Один из пассажиров вез что-то ценное. Настолько, что трудности перехода вокруг мыса Горн и соответствующая плата за риск показались ему меньшим злом, чем транспортировка по суше или через Индийский океан, где традиционно шалили пираты.

Что именно вез сей достойный джентльмен, Смит не знал – он был профессионально нелюбопытен, ибо во многих знаниях часто слишком много горя. А теперь и не спросишь – хозяин груза погиб во время шторма. Ящики загрузили в трюм – и, в принципе, всё. Ну а в довесок пассажиры – то ли тупые и не понимающие опасности, то ли, напротив, решившие пощекотать себе нервы. Впрочем, особо богатыми этих людей назвать точно бы язык не повернулся. Не из низших слоев общества, но и не лорды точно. К слову, кое-кто из них разделил судьбу хозяина груза, смытые за борт, придавленные обломками такелажа, словом, пострадавшие от неизбежных на море случайностей.

Выслушав рассказ, Александр несколько секунд обдумывал услышанное. Потом встал, достал бутылку коньяка и рюмки, пережившие шторм лишь благодаря тому, что были надежнейшим образом закреплены. Налил, протянул одну Смиту.

– Ну, упокой, Господи, их души…

Британец, как и положено опытному моряку, много где побывавший и со многими традициями знакомый, молча кивнул. Выпили, не чокаясь, после чего Верховцев побарабанил пальцами по столу и негромко сказал:

– Про деньги забудьте. Не буду я с вас ничего требовать – не принято это у нас, у русских. В плен тоже брать не собираюсь.

Смит кивнул – о том, что его страна воюет с Российской империей, он был осведомлен, и великодушие русских оценил. Вообще, простые люди в Англии отличались куда большей вменяемостью, чем их правители[124]. Так же как знал и о том, что находиться во время боя на борту военного корабля – не лучший способ продлить жизнь.

– С другой стороны, – задумчиво продолжал Александр, – и тащить вас до особо цивилизованных мест не получится.

Смит вновь кивнул. Действительно, лишние люди – это лишний расход продуктов и воды, дополнительные хлопоты. Плюс военный корабль выполняет собственную задачу и перекраивать курс не будет.

– Поэтому я высажу вас в первом же порту, куда зайду. И, разумеется, при условии, что вы, ваши люди и ваши пассажиры будете вести себя пристойно. Иначе…

Угрозу, прозвучавшую в его словах, расслышал бы и глухой. И, опять же, у Смита это не вызвало какого-либо непонимания. Все же капитан военного корабля, выполняющий поставленную задачу, не может себе позволить такую роскошь, как волнения на борту. На том они и порешили, и с того момента спасенные начали пользоваться на «Миранде» относительной свободой. Что, к слову, имело определенный плюс – во всяком случае, те же мальчишки оказались под присмотром матерей.

Ну а вскоре их опасный путь закончился, и перед «Мирандой» гостеприимно открылась гавань, в которой они назначили встречу после перехода. Медленно и величественно корабль под русским флагом пришвартовался в порту города Консепсьон.

Как это часто бывает, англичан подвела их надменность. Если на побережье Атлантического океана их агенты отметились не во всех портах, то уж во всех столицах наверняка, то в Чили о большой войне в Европе разве что краем уха слышали. Гордыня – тяжкий грех, и британцы, очевидно, решили, что здесь и сейчас у русских нет моряков, способных обогнуть мыс Горн. Наивные…

В порт «Миранда» пришла отнюдь не первой. Здесь уже находились «Архангельск» и «Эвридика». Фрегат с удачными обводами, которым вдобавок командовал опытный капитан, прорвался сквозь шторм подобно горячей игле, протыкающей кусок масла. «Архангельску» же просто повезло. Не лучший ходок эскадры, бриг в шторм вынужден был принять чуть севернее остальных и, неожиданно для всех, угодил в зону умеренных ветров. Ненадолго, однако большую часть пути удалось пройти в относительно комфортных условиях, а значит – быстро.

К своей гордости, Александр узнал, что отстал от них чуть больше чем на двое суток, для этих вод – мелочь. И теперь оставалось лишь устранить повреждения и дождаться отставших. Но вначале – дать отдых командам!

Консепсьон поразил русских моряков спокойным отношением к гуляющим морякам и высокими ценами. В этом небольшом городке привыкли к кораблям, останавливающимся перед переходом вокруг южной оконечности материка либо только выбравшимся из этой адской кухни. И с тех, и с других выходили на берег моряки, чтобы оттянуться. Те и другие желали отремонтировать корабли. А потому питейные заведения процветали, а ремонтные мощности не простаивали. Тем более что тем, кто уже совершил переход, и деваться-то было особенно некуда.

Для Александра цены не стали шоком – Диего предупреждал. Он же рассказал, куда следует направить стопы, дабы решить вопрос быстро и без лишних проволочек. В результате обошлось, конечно, чуть дороже, но зато уже на следующий день корабли встали на ремонт.

Самым серьезным повреждением была поврежденная мачта «Миранды», но вообще такелаж пострадал у всех. Да и корпуса, расшатанные волнами, требовали ревизии и как минимум конопачения. Словом, предстояло задержаться. Но местные мастера хорошо набили руку на такого рода ремонте, обещав справиться быстро и качественно. Хорошо еще, в гавани сейчас были только два корабля, один британский, второй испанский, и оба шли в направлении мыса Горн, а не от него, так что ни с кем за место на верфи конкурировать не пришлось.

Британцы, разумеется, от появления русской эскадры были не в восторге, но сделать ничего не могли. Во-первых, нейтральный порт, а во-вторых, что может сделать торговый корабль против трех боевых? Вот то-то. К тому же спасенные ранее англичане повели себя вполне по-джентльменски. С их точки зрения уж точно – слухи распускать не стали, честно рассказав и как их спасли, и что обращались вполне по-человечески. В общем, тут все было нормально.

Правда, Александру позже сообщили, что кто-то непонятный, скорее всего, британец, обращался к местным властям с требованием арестовать русские корабли и, во всяком случае, запретить им стоянку и ремонт. Но чилийцы проявили редкую житейскую мудрость и популярно объяснили, что с русскими они не воюют, а деньги есть деньги, и не стоит мешать их зарабатывать. Видимо, посчитали количество людей и пушек у русских, сравнили их с жалкими возможностями своего гарнизона, а также посчитали деньги, которые приносит нейтральный статус, и решили не ссориться.

На третий день приполз второй фрегат. «Соловкам» досталось серьезно, фок-мачты просто не было, надстройки пострадали, но в целом корабль и его экипаж держались молодцом. Потеряли двух человек, смытых за борт, куча переломов и вывихов, самому капитану так приложило по лицу обломком доски, что синяк на половину физиономии не сошел до сих пор… В общем, обычные, ничем не примечательные для такого перехода потери.

А еще через неделю, когда все уже решили, что ждать бесполезно, в порт зашел «Адмирал Бойль», и зрелище это было жуткое. Корабль был избит штормом и лишился всех мачт. Единственный парус, который смогли поднять на обломке грот-мачты, еле-еле двигал корабль. Но все же он дошел и даже не потерял никого из членов экипажа – Диего в очередной раз доказал, что равных ему моряков на этой планете немного. Но Александр аж вздрогнул, представив себе, во что обойдется ремонт!

Вечером капитаны собрались, как обычно, в капитанской каюте «Миранды». Не для того, чтобы обсудить что-то – просто напились, как свиньи, празднуя возвращение Диего, считай, с того света. Испанец, наконец-то получивший возможность нормально отдохнуть, рассказывал, как мотало штормом его линкор. Как потерял мачты. Как чудом не вылетел на скалы и как в короткий момент затишья смог поставить тот самый парус. На нем они выползали две недели, и каждая минута могла оказаться последней. Черные волосы испанца теперь отливали благородным серебром – больше половины седины…

А потом, когда количество выпитого рома местного производства стало казаться чрезмерным даже самым опытным из них, Диего вытащил небольшой мешочек и положил его на стол. Все с интересом посмотрели на него, однако испанец молчал, явно ожидая вопроса. И, конечно, дождался.

– Это что? – спросил Верховцев.

– А ты открой.

Что же, раз человеку нравится говорить загадками – почему бы и нет? Александр распустил завязки полотняного хранилища и высыпал на стол пять серебряных колец. С удивлением поднял глаза – и наткнулся на довольную улыбку испанца.

– Мы обошли мыс Горн. Теперь мы имеем право носить серьгу в ухе.

Александр почесал то самое ухо. А ведь слышал о таком! И, кстати, кое-кто из его матросов уже с таким украшением ходит. Вот только он, замотанный переходом, а потом еще тысячей мелочей, связанных с ремонтом, даже не поинтересовался…

Утром он проснулся с отвратительным ощущением сухости во рту и дикой головной болью. С трудом разлепил глаза, в которые будто песка насыпали, и, несколько секунд полежав, резко сел. Голова тут же взорвалась болью, к ней же добавилось головокружение, однако Верховцев пересилил себя и, с трудом добравшись до шкафа, с радостью обнаружил, что кое-что там еще осталось. Пара рюмок вина, принятые на грудь, едва не вызвали приступ тошноты, но, выдержав несколько минут, он почувствовал, как похмелье отступает. Медленно и неохотно, однако чувствительно. Пришлось даже подавить возникшее желание продолжить «лечение», ибо велик шанс переборщить. А как говорил отец, неправильный опохмел ведет к длительному запою.

Отцу следовало верить – много где побывал, многое пробовал, а видел еще больше. Так что – перетерпеть и приводить себя в порядок. Ухо болит… Он сунулся туда пальцами и с удивлением обнаружил там металл. Вот ведь!..

Некоторое время он рассматривал себя в зеркале, мысленно ругаясь. Не хотел ведь! Но, видать, в какой-то момент ром отключил мозги. Во всяком случае, Александр не помнил, ни как они уши прокалывали, ни как товарищи расползались по своим кораблям, хотя почему-то точно знал, что они ночевать на «Миранде» не остались. И что теперь? Не снимать же… А главное, как уберечься от заразы, которой всюду в избытке?

Примерно то же самое сказал ему, обрабатывая командирское ухо, доктор. Сказал, используя очень специфические медицинские выражения, звучащие то ли как заклинание для вызова дьявола, то ли как непристойная ругань. Заодно рассказал, сколько заразы можно занести даже сквозь крохотную ранку. Особенно в чужой стране, с другим климатом! Хорошо еще серебро – металл стерильный[125].

Александр впечатлился, но, подумав, серьгу не снял. И, как выяснилось, остальные присутствовавшие на нетайной вечере, – тоже. Ухо, правда, ныло еще недели две, но тут уже приходилось терпеть.

А через две недели, когда он вечером шел по улице, ему внезапно заступил дорогу крепкий малый странно знакомой наружности. Правда, Верховцев не узнал его сразу… Наученный горьким опытом Бразилии, он сразу положил руку на кобуру, а сопровождающие его матросы подались вперед. Как ни крути, а от местных властей ожидать можно чего угодно, да и без них… Нельзя сказать, что Консепсьон кишел бандитами, но, как и в любом портовом городе, желающих поживиться чужим добром хватало, и уважение к мундиру они испытывали примерно такое же, как пьяница к бутылке. Плевать на стоимость, лишь бы душу грело… Верховцев не боялся, разумеется, но что легко дозволено мичману – совершенно не годится для командующего эскадрой. Слишком многое от него зависят, и нарушение всех планов от нелепой случайности – нет уж!

Впрочем, оказавшийся у него на пути человек тут же поднял руки, демонстрируя отсутствие оружия. Да и сам Верховцев узнал его. Один из случайных пассажиров, подобранных во время перехода. Тот, видя, что Александр убрал руку от револьвера, вежливо кивнул.

– Господин капитан, у меня есть для вас информация.

– Здесь? – Верховцев с недоумением огляделся.

– Не хотелось бы, чтоб меня видели. А как я прихожу на корабль, живо станет известно половине города.

Верховцев кивнул. Действительно, Консепсьон, если вдуматься, тянул на деревню-переросток. Во всяком случае, по меркам серьезной страны. И, как в любой деревне, все известно всем. С определенными искажениями, разумеется. На одном конце пукнешь – а через полчаса на другом конце все скажут, что обделался.

– Я вас слушаю.

– Но все же и не на улице. Пойдемте.

Что же, придется идти. Правда, с новой силой вспыхнули подозрения, и Александр уже привычным жестом положил руку на расстегнутую кобуру. То же самое сделали и матросы. Их провожатый бровью не повел, хотя, можно не сомневаться, все это прекрасно видел. Понимал ситуацию…

Они шли недолго. Впрочем, где тут долго идти-то? Весь городок за час можно было обойти без спешки. Пять минут – и вот они у ничем не примечательного дома самого затрапезного вида. В таком живут те, кто еще не совсем беден, однако уже на грани. И внутри обстановка тоже не баловала разнообразием. Добротная грубоватая мебель, чисто, но без изысков. Окна прикрыты добротными ставнями, слабо пропускающими свет. Женщина, невысокая и полноватая, девочка лет восьми и мальчишка примерно двенадцати. Вот его Александр узнал сразу – именно этот оголец едва не вылетел за борт.

– Прошу меня извинить, – в голосе того, кто привел их сюда, чувствовалось некоторое смущение. – Лучшего жилья я себе пока не могу позволить.

Оно и неудивительно – выбираясь с тонущего корабля, спасенные мало что могли взять с собой. Что успели сунуть в карманы, с тем и выбрались. Александр кивнул понимающе. Сел на трехногий табурет, подозрительно скрипнувший под его немалым весом.

– Я вас слушаю.

– Сэр, вы знаете, что вчера губернатору пришло распоряжение из столицы с приказом арестовать вас?

– Очень интересно, – Александр поверил ему мгновенно. Это хорошие известия лучше проверять, а гадость почти всегда правдива. – Откуда эта информация?

– Об этом случайно узнал капитан Смит. О вашем прибытии сюда наш агент сообщил немедленно. Полагаю, у моей страны есть рычаги влияния на местное правительство.

– Изначально не сомневался ни в первом, ни во втором.

– Губернатор не будет спешить – у него под рукой попросту недостаточно сил. Но сюда вышла наша эскадра. Точнее, скоро выйдет – в этом районе океана не так много наших кораблей, и их еще надо собрать в единый кулак. Но выйдет обязательно! Я не знаю ее состава, но лучше бы вам поторопиться с выходом в море.

– Благодарю. Но почему вы решили нас предупредить?

– Потому что вы нас из моря вытащили. А нам тоже не чужда благодарность.

– Но вы – британцы…

– Имею честь быть шотландцем, – собеседник резко выпрямился. – Майор Аласдэн Гордон. В отставке по ранению. Возвращаюсь домой после службы в Австралии. Моя жена Кейтлин. Сын Бернард. Дочь Дейдра.

До Александра только сейчас дошло, что он даже не озаботился узнать имена своих пассажиров. Впрочем, это было логично. Он медленно кивнул:

– Спасибо, майор. Я ваш должник. Могу ли я что-то для вас сделать? И для капитана, естественно, тоже…

– Для нас? – шотландец задумался на миг. – Вряд ли. Корабль был застрахован, и как только капитан доберется до более цивилизованных мест, он получит свои деньги. Его команда уже нанялась на другие корабли. Пассажиры, опять же, доберутся до банков и решат свои проблемы.

– А лично вы?

– Справлюсь как-нибудь.

Хорошо сказано… Похоже, дела у Гордона обстоят не блестяще. Впрочем, кто б сомневался. Александр подумал несколько секунд и решился:

– Послезавтра мы уходим. Я предлагаю вам свое гостеприимство. Доставим вас до более цивилизованных мест и… Впрочем, там видно будет. Как минимум окажетесь в местах, где хватает банков, и вы сможете снять потребную вам для продолжения пути сумму…

Щека майора непроизвольно дернулась, и Верховцев понял, что с этим у него дело тоже обстоит печально.

– Не требую решить сейчас, но до завтрашнего вечера – обязательно.

Весь следующий день на русской эскадре прошел под знаком нескончаемого аврала. Корабли были отремонтированы, даже на линкоре основные работы успели завершить, а мелочь доделают в походе силами команды. Но вот загрузить припасы, а перед этим их закупить… Впрочем, губернатор не мешал – скорее всего, ему было выгодно, если корабли уйдут отсюда без скандала. Попытка ареста кораблей плохо сказывается на репутации порта.

Майор с семьей прибыл к вечеру. Александр только кивнул в ответ на приветствие и приказал им занимать свободные каюты – штурмана и смежную с ней. Места не так много, но ничуть не меньше, чем в той хибаре. Как-нибудь перебедуют. Вопрос только, сколько времени это займет – Верховцев еще сам представления не имел о том, куда они направятся. Главное, раз охота на него все же началась, держаться подальше от берегов Чили. И, как сказал неотесанный Сафин, раз пошла такая пьянка, стоит пощипать британских «купцов». Одно дело спасти терпящих бедствие и совсем другое, когда враг полон сил и занимается тем, что зарабатывает деньги на войну с твоей страной. И с этим было сложно не согласиться.

Океанская волна раскачивала шлюп мягко. Так, словно пыталась убаюкать младенца. «Миранда» шла к черту в зубы, и это было не оспорить. Слишком уж предсказуем курс – идти через весь океан не хотелось категорически. Александр верил и своим морякам, и кораблям, они только что выдержали один из самых суровых экзаменов, которые можно придумать. Но вот испытывать судьбу вновь ему не хотелось категорически. А потому эскадра шла, удалившись от побережья миль на сто, но все же параллельно ему, курсом на север.

Океан велик, и найти на его просторах эскадру дело практически безнадежное. Умом это понимаешь, но вот сердцем… Екает сердечко-то! И это притом, что здесь британские корабли в большом количестве просто не водятся.

Нет, ловить их будут иначе, это Александр понимал хорошо. Будут ловить на торговых путях, возле портов. Да и там справятся или нет – вопрос удачи. Александр не собирался ходить здесь свыше необходимого минимума, в его голове созрел план, которым он еще ни с кем не делился. Пройти вдоль побережья обеих Америк, учинить по возможности разгром чего-нибудь в Канаде, а после этого отвлекающего манёвра уйти на Дальний Восток. Там пополнить десантные отряды русскими и учинить рейд по британским базам. Прикрыть их все, особенно против достаточно мощной эскадры, у британцев не получится[126]. Даже если базирующиеся в дальневосточных портах русские корабли к этой авантюре не присоединятся, Александр не сомневался, что справится и в одиночку. Сил у него сейчас было предостаточно.

Имелся и запасной план – не заходя в русские порты, идти к побережью Индии. Британцы наверняка не ждут такой наглости, народ в тех местах непуганый, привыкший разве что пиратов гонять. Учитывая, что там пираты – китайцы, которых никто ни за хороших моряков, ни за великих бойцов не считал, максимум японцы, вряд ли против них держат что-то серьезное. Ну, в самом деле, умение говорить мудрые и мало кому понятные фразы и готовность резаться насмерть в штыковом бою немного разные вещи. Так что к серьезной войне там не готовятся. А значит, есть неплохой шанс застать британцев врасплох и учинить эпическое побоище. Может, даже город-другой подвергнуть бомбардировке. Вот на это им уже наверняка придется реагировать всерьез, Индия – жемчужина британской короны. А значит, есть шанс, что на этот раз с европейского театра они силы все же снимут.

Правда, у обоих вариантов имелись свои минусы. В первом случае – необорудованные порты, вдобавок замерзающие, что весьма ограничивало действия эскадры. Во втором – слабость десантных партий самого Верховцева. Все же после выделения людей на пятый корабль, вакансий стало непозволительно много. Диего попытался закрыть этот вопрос в Консепсьоне, однако навербовать смог от силы полтора десятка человек. Тамошние жители имели неплохой кус от каждого ремонта и обслуживания транзитных судов и менять образ жизни не особо жаждали. Их и дома неплохо кормят…

Пока же русские корабли шли на юг, рассыпавшись в стороны и прочесывая море, словно граблями. Конечно, так увеличивался шанс на то, что их обнаружат, но притом обнаружить и перехватить торговые корабли тоже было легче. И, надо сказать, это себя оправдывало – в течение недели они встретили два корабля. Один французский, а второй местный, чилийский, оба с грузом селитры.

Чилийца отпустили – нейтрал, а вот с французом пришлось немного повозиться. Подняв все паруса, он попытался уйти в сторону берега, но все же торговый корабль редко может сравниться в скорости с боевым. Если он, конечно, не клипер. Сафин, оказавшийся к французу ближе всех, азартно погнался за ним и, когда тот отказался сдаться, обрушил на него всю мощь бортового залпа. Не столько по необходимости, сколько из желания испытать возможности своего корабля, почувствовать его в бою. Во всяком случае, именно так он позже сказал, пряча глаза – видимо, считал свое поведение не слишком достойным капитана. Впрочем, как раз здесь он ошибался, остальные встретили его слова с пониманием.

Надо сказать, залп был удачен. Французский корабль моментально загорелся. Возможно, пожар еще можно было потушить, но не прошло и нескольких минут, как раздался мощный взрыв, и «Соловки» едва не засыпало обломками досок. Из всего экипажа уцелел только один человек, от которого и узнали, что за груз он перевозил.

Но, если смотреть глобально, переход вышел довольно спокойным и даже немного скучным. Погода стояла неплохая, ветер ровный, на шторм и намека не было. Так что Александру оставалось лишь проводить многочисленные учения – просто для того, чтобы у матросов от избытка свободного времени не родились какие-нибудь дурные мысли. А то вон, в порту уже был прецедент, когда накануне отплытия морячки попытались протащить на борт линкора сразу трех жриц любви не самого высокого пошиба. Хорошо еще многоопытный Диего успел заметить и навести порядок, иначе проблемы с дисциплиной были бы обеспечены.

Шотландец, к слову, проблем не доставлял. Был он на редкость спокойным человеком, юбку не таскал, зато с большим интересом наблюдал за тренировками экипажа по владению оружием, проведению абордажа и защите от него. Жена Гордона прописалась на камбузе, помогая их коку. После отъезда Алены с мужем на «Адмирала» провели рокировку, и сейчас тут заправляла женщина, ранее готовившая на линкоре. Здоровенная, добродушная… Готовила она, стоит признать, лучше, чем предшественница. С Кейтлин общий язык они нашли моментально, хотя питание от этого разнообразнее не стало. Все же британская вообще и шотландская в частности кухня шедевры рожать отказывалась категорически.

Дети их тоже в экипаж вписались. Мальчишка, похоже, не против был почувствовать себя юнгой. Что ж, почему бы и нет? Во всяком случае, вязать морские узлы и ползать по вантам его уже обучили. А дочка Гордона по малолетству решила взять шефство над Васькой. Уже почти взрослый рысенок, которому все же не хватало товарища для игр, стоически терпел ее тисканья…

Заодно прояснилась и история отставного майора. Он, как оказалось, происходя из небогатой дворянской семьи, в молодости решил попытать счастья в армии. Изрядно помотался по окраинам империи, однако нигде особо не задерживался. То ли потому, что характер имел тяжелый и неуживчивый, то ли просто не везло. А может, сказывалось увлечение горячительными напитками. В конце концов, будучи тридцати лет от роду, он оказался в самой дыре – Австралии, и уже там осел надолго. Наверное, потому, что дальше отправлять уже было некуда. С другой стороны, женился, родились дети, карьера потихоньку налаживалась… Жена, дочь сосланных в эти места каторжников[127], тоже была шотландкой. То ли благодаря крови предков, то ли за трудное детство научившись, но мужа она держала в узде, потихоньку отучив от излишней выпивки. Словом, жизнь вроде бы складывалась.

А потом случилось событие, перевернувшее все с ног на голову. В районе Мельбурна нашли золото, и со всего континента, да и не только с него, туда ринулись охотники попытать счастья. Население Австралии росло как на дрожжах, причем и как за счет приезжих, и, так сказать, естественным путем. Ибо работавшему весь день старателю надо как-то сбрасывать напряжение, а для этого лучше всего подходят выпивка и женщины. А женщины имеют свойство рожать…

Впрочем, все это не столь важно. Гордон в старатели не подался – во-первых, для него присяга была не просто словом, а во-вторых, не верил он в возможность запросто обогатиться. Не вязалось это с его насквозь приземленным складом ума. Азартным же человеком он даже в молодости не был и потому спокойно продолжал тянуть офицерскую лямку.

Но проблема в том, что большая концентрация в одном месте людей физически крепких, с авантюрной жилкой и частенько буйных просто не может породить спокойное и мирное существование. Беспорядки в поселениях старателей были самым что ни на есть обычным делом. А наводить порядок кому? Правильно, армии. И раз в полтора-два месяца Гордону приходилось этим заниматься.

Как правило, достаточно было стройной колонне пехоты, сверкая примкнутыми штыками, подойти к поселению, как бардак стихал, будто сам по себе. Все становились такими спокойными и вежливыми, что аж жуть! Но однажды солдаты опоздали, простая вроде бы драка успела перерасти в самый настоящий бунт, и Гордон ошибся. Промедлил с отдачей приказа стрелять, надеялся решить все миром. Претило ему убивать безоружных людей, говорящих с ним на одном языке.

А люди эти оказались не такими уж безоружными. Видя заминку, они сами открыли стрельбу, благо оружия там скопилось преизрядно. Солдаты потеряли несколько человек и, естественно, ответили, но вот нормально командовать Гордон, получивший в ногу пулю, уже не смог. А люди с оружием, оставшиеся без командира, способны наломать немало дров. Получилась бойня, и подавление рядового, казалось бы, инцидента кончилось большой кровью.

Гордона лечили почти два месяца, после чего намекнули, что ему лучше бы уйти в отставку. Он и не спорил – кругом виноват. Забыл, что уставы пишутся кровью тех, кто их не соблюдает. Только вот куда деваться отставному офицеру? Разве что податься в Индию? Там, по слухам, человек с его опытом вполне может добиться успеха. Маленькие частные армии держат все кому не лень, а потому работы всегда хватает.

И опять вмешался случай. Один из знакомых Гордона, мелкий чиновник, как-то вдруг резко разбогател. Как именно? Ну, можно не сомневаться, махинации со все тем же золотом. Не зря его грузили аж несколько ящиков. Ну а отставной майор подрядился сопровождать новоявленного богача и охранять от возможных неприятностей, благо деньги ему за несложную, в общем-то, работу посулили немалые.

Но – увы. Зря они решили ехать домой окольными путями. Золото на дне, его хозяин там же, ну а майор Аласдэн Гордон в очередной раз остался не у дел. Хорошо еще русские подвезти предложили.

Александру, когда он услышал эту историю, сразу пришли на ум две важные мысли. Во-первых, что неплохо бы наведаться в Австралию. На предмет золота. А во-вторых, не следовало бы майору ехать в Англию. Как ни крути, а вряд ли чиновничек работал в одиночку. Большие деньги требуют хорошей организации. Так что в поисках того, кто объяснит, куда подевалось золото, они перевернут острова вверх дном, найдут майора и спросят его. А потом наверняка убьют. Если не поверят – запытают до смерти в попытках узнать, куда он спрятал деньги. А если поверят – то как опасного свидетеля. В общем, куда ни кинь – всюду клин.

От первой идеи майор Александра отговорил сразу же. Все банально – там сейчас несколько сотен тысяч человек живет, все резкие, крови не боящиеся и при оружии. Защищать свое золото они будут яростно, а потому слишком опасным получается рейд. Да и, честно сказать, не так уж его много там пока, разработки-то ведутся года три, не больше.

А вот насчет того, чем ему и его семье грозит появление на горизонте подельников некстати утонувшего чиновника, майор задумался всерьез. Был он не дурак, в благородство людей не верил, а потому мысль о том, что все это плохо кончится, не казалась ему чем-то невероятным. Поэтому неудивительно, что предложение Александра попытаться затеряться где-нибудь на просторах американских прерий он воспринял очень благосклонно. Тем более что все равно проходить мимо тех берегов – так почему бы и нет?

А буквально через сутки после их разговора началось веселье. Они уже, «срезав угол», проскочили Перу и были в водах Эквадора. Похоже, кто-то умный сообразил, что ловить русских надо на подходах к портам, и преуспел в охоте. Александр же недооценил решимость противника перехватить их эскадру, и, когда сигнальщик заорал, что видит четыре крупных корабля, идущих наперерез, это стало для него весьма неприятным сюрпризом. А вскоре и сам он смог наблюдать в подзорную трубу довольно быстро приближающиеся корабли под французскими флагами. Действительно, четыре фрегата…

Пока что он не мог разобрать, что это за корабли. Тип «Артемиз» или тип «Немезис», а может, еще что – какая, в сущности, разница? Британцы их настроили много. Корабли наверняка не самые новые, однако достаточно сильные. На одних ставят пятьдесят две пушки, на других пятьдесят, так что разница невелика. А может, и что другое затесалось… Неважно. Главное, французский командующий явно настроен решительно, а значит, драки не избежать.

Что же, драки он не боялся, совместные эволюции кораблей давно отработаны. «Миранда» привычно встала головной, «Эвридика» пристроилась в кильватер. «Адмирал Бойль», грозный, но тихоходный, расположился третьим, а «Архангельск» со своими двадцатью пушками, занял место позади линкора. «Соловки» замыкал строй. Не совсем логично, однако команда на фрегате наименее опытная, да и в реальном бою стоять в общей линии Сафину пока не приходилось. Именно поэтому он изначально имел приказ не цепляться за хвост впереди идущего, а действовать по собственному усмотрению. Какого-нибудь флотоводца старой школы от подобного бы инфаркт хватил, но здесь особого выбора попросту не было.

У русских было на один корабль больше, но по количеству орудий стороны имели почти паритет. Да что там паритет, французская эскадра по огневой мощи была сильнее. Чуть-чуть, но все же. Плюс на их стороне имелось преимущество однородности строя – фрегаты одной или как минимум близких серий (все же небольшая разница была заметна), характеристики имели тоже похожие. Единственным, наверное, преимуществом русских оставался линейный корабль, но его возможности тоже не выглядели запредельными.

С другой стороны, «Миранда» была пароходом, а ветер пока что хоть и наполнял паруса, но не мог разогнать корабли до ее скорости. Плюс к тому недавно очищенные от морских обитателей корпуса… Впрочем, каково их состояние у французов, оставалось лишь гадать. Может, и не хуже. Да и благоприятствовал ветер больше русским, поэтому, несмотря на большую ходкость кораблей противника, идущих на перехват, расстояние сокращалось довольно медленно. А значит… Значит, хватило времени подумать.

Наверное, французы были в легком удивлении, когда всего в полумиле от них русская эскадра резко сменила курс, начав поворот влево. С одной стороны, это сбивало прицел уже готовящимся открыть огонь канонирам фрегатов, с другой – заметно сокращало дистанцию. А вот то, что корабли совершили манёвр не последовательно, а «все вдруг»[128], идя теперь строем уступа, весьма их озадачило. Такой слаженности от русских, да еще и идущих на разношерстных кораблях, они не ожидали. Недооценка противника же чревата проблемами. Впрочем, еще через минуту стала понятна суть манёвра, и это заставило противника начать спешно изобретать контрмеры. В противном случае вся русская эскадра прошла бы перед их флагманом, закрывающим наглых рейдеров от остальных французских кораблей. И получилось бы, что против немногочисленных носовых орудий фрегата работала бы почти сотня русских пушек. Разумеется, корабль, развернутый носом к противнику, не лучшая мишень, ну так и дистанция уже сократилась до безобразия. Статистику тоже никто не отменял, а потому испытывать судьбу как-то не хотелось.

Ответ французов был прост, логичен и предсказуем – положить руль влево и начать поворот, не давая охватить «голову» колонны. Однако манёвр чуть-чуть запоздал, и к тому же был выбран последовательный вариант, менее рискованный с точки зрения опасности столкновения, но и более медленный. К тому времени «Миранда», используя преимущество в скорости, даваемое паровой машиной, все же успела пересечь курс вражеского флагмана. Залп шлюпа, практически в упор – и, с задержкой в секунды, не более, почти одновременно удар из всех орудий левого борта русской эскадры.

Опередив французов с манёвром, русские сразу поставили их в невыгодное положение. Даже тем хотя бы, что инициатива теперь исходила от русской эскадры, а противник оказался в роли обороняющегося, к чему был совершенно не готов. И результат получился закономерным.

Головной фрегат получил несколько ядер в носовую оконечность, что было не смертельно, но все же неприятно. А в следующий момент, встав с ним борт в борт, дали залп «Эвридика» и «Адмирал Бойль». Французы ответили, но, учитывая количество ядер, которые за секунды до их залпа ударили в их корабль, получилось так себе. Хотя бы потому, что батарейная палуба изрядно пострадала, потери были велики, а руль превратился в груду обломков. Из-за последнего теряющий управление фрегат начало медленно, но притом неуклонно разворачивать, и это ставило на эффективном продолжении боя с его стороны жирный крест.

Но если он хотя бы успел ответить, то идущий следом мателот, только-только начавший поворачивать, оказался просто отменной мишенью сразу для двух русских кораблей. Каждый из них в отдельности был слабей француза, да и вместе, что греха таить, они не производили впечатления ультимативной силы, но, когда практически все ядра бьют в узкий сектор носовой части правого борта, там всё превращается в руины. И ответить на это практически нечем. А в следующий момент ситуация и вовсе вышла из-под контроля, причем у всех и сразу.

Сафин все же не был настоящим капитаном. Во всяком случае, пока. Ему недоставало всего – возраста, опыта, образования, да и происхождение он имел, как порой брезгливо выражались великосветские снобы, сиволапое. Там, где Верховцев, тоже молодой, брал именно образованием, происхождением и немного раздутой, но заслуженной репутацией удачливого командира, Мустафе хвастаться было нечем. Но зато, подобно многим из тех, кого на мостик подняли храбрость и верная сабля, он был готов всем и каждому доказывать, что это не случайность. А еще он обладал воистину звериным чутьем на драку, зная, когда надо бежать, а когда, наплевав на все, лезть грудью на ножи. И помнил слова командира о том, что может действовать по своему усмотрению. Именно этим он и занялся.

Вначале французы не поняли даже, с чего это удачно отстрелявшийся фрегат начал валиться влево. И первой их реакцией было то, что корабль по какой-то причине не может управляться. Это был логичный и правильный ход мыслей – первое, что вбивается в голову офицеру, это необходимость держаться в кильватере впередиидущего корабля. Ибо только командующий эскадрой может принимать решения и, видя картину боя, осознавать необходимость тех или иных манёвров. Развал строя – да за это, случалось, и адмиралов вешали!

И всё так, но вот рассчитано подобное на «правильный» бой с таким же «правильным» соперником. А когда перед тобой фактически пиратская эскадра, наставления можно скручивать в трубочку и запихивать во всем известное место. Хотя бы потому даже, что специфика действий таких эскадр предполагает максимальную самостоятельность их капитанов. И когда французы поняли, что замыкающий строй фрегат вышел из него намеренно, было уже поздно.

Завершив поворот, «Соловки» оказались аккурат перед уже получившим повреждения фрегатом, и расстояния как раз хватило, чтобы довернуть, заняв позицию напротив уже поврежденной оконечности француза. Там сообразили, что что-то пошло не так, однако неловкая попытка сменить курс и встать к русским бортом успехом не увенчалась. Им просто не хватило времени, а потом взревели русские пушки, и, благо дистанция уже сократилась если не до пистолетного, то уж точно до ружейного выстрела, промахнуться было сложно.

Тактика русского флота предусматривала ведение огня по корпусу вражеского корабля. В принципе, этим артиллеристы «Соловков» и занялись. А учитывая, что разворачивающийся и набравший ветра в паруса корабль шел с заметным креном, прицел был взят достаточно низко. Ядра пошли кучно – и в результате француз заработал множество пробоин на уровне и чуть выше ватерлинии. Причем расстояние между ними было столь несущественно, что их можно было, в принципе, считать за одну большую дыру, в которую тут же с восторгом ринулась соленая океанская водичка.

В принципе, для построенного из дерева парусника даже крупная пробоина еще далеко не приговор. Корабельные плотники были мастерами своего дела, само дерево тонет плохо, а потому заделать повреждение время есть. Другой вопрос, что для этого необходимо выйти из боя. Французский капитан тут же переложил руль влево до упора, тем самым одновременно уходя от русских и, за счет образующегося крена, поднимая искореженную часть корпуса над водой. Правда, тем самым он сбил прицел своим изготовившимся к бою артиллеристам. Нет, те исправно дали залп, и был он куда мощнее, чем у русских, вот только из-за того, что стволы орудий оказались задраны вверх, ядра смогли нанести лишь незначительные повреждения парусам «Соловков».

Идущий третьим в строю французский корабль вначале дисциплинированно начал поворот за головным мателотом, но тут же сообразил, что тот просто выходит из боя, и поправил курс. А потом, к собственному удивлению, обнаружил, что русский фрегат вовсе не собирается разрывать дистанцию. На встречных курсах корабли сближались с пугающей быстротой, и прежде, чем французы хоть что-то сумели предпринять, русский фрегат ударил носом своего французского визави.

От удара на французском корабле многие попадали с ног, столь мощным и внезапным получилось сотрясение. Увлекаемый инерцией, русский фрегат потащился вдоль его борта, а поскольку вывесить кранцы никто не озаботился, то над океаном разнесся жуткий скрип и поднялось облако сдираемой трением краски. Полетели в море выломанные чудовищной массой крышки орудийных портов. Снизу заорали – кого-то придавило сорванной ударом пушкой. А затем случилось то, чего никто не ожидал от русских – взлетели кошки, намертво связывая между собой корабли, и на борт совершенно не готового к такому повороту француза ринулись абордажники.

Французский корабль был заметно крупнее и нес больше людей, вдобавок его борт оказался выше, чем у «Соловков», что весьма мешало. Зато русские пролили семь потов на тренировках по владению оружием и взятию на абордаж чужих кораблей. В том числе и с высоким бортом. А пот, как известно, сберегает кровь. В считанные секунды на борт француза буквально взлетели десятки человек, и закипела рукопашная схватка.

В бой Сафин бросил практически всех – он хорошо понимал, что если проиграет, уйти все равно не получится. Остались лишь трое. Вооруженные пистолетами, они расположились в крюйт-камере[129], готовые в случае нужды взорвать оба корабля. Мустафа логично рассудил, что с одним человеком случиться может всякое, а вот трое и друг дружку подстрахуют, и, если что, хоть у одного хватит духу выполнить приказ. Хотя бы и ценой собственной жизни.

Бой на борту корабля мало похож на классическое сражение. Здесь нет строя, нет укрытий, да и противник вот он, рядом, на расстоянии вытянутой руки. Скорее, это чем-то напоминает схватку во время штурма замка, где места мало, зато куча переходов, лестниц и прочих неприятностей. Наверное, предкам и русских, и французов не раз приходилось участвовать в чем-то подобном. Их потомки, впрочем, тоже были не лыком шиты, и взятый на абордаж корабль мгновенно охватила грандиозная резня. Лучше подготовленные и вовсю пользующиеся моментом внезапности, русские имели в этом какое-никакое, но преимущество, однако и французы были не трусы, да и не новички в драке. Лязг железа, разноголосые вопли, грохот выстрелов и много крови мгновенно создали неповторимую картину апокалипсиса. И результат боя висел на волоске.

Тем не менее вне зависимости от этого самого результата Сафин уже выполнил свою часть работы, причем с лихвой. Имея относительно слабый корабль, он вывел из боя два куда более сильных вражеских. Причем быстро вернуться в строй ни одному из них не светило – у первого ремонт, а второй, даже если французам прямо сейчас удастся отбросить атакующих и избежать взрыва, лишился значительной части команды и имел повреждения такелажа.

В принципе, на том все было и решено. Один фрегат потерял управления, и сейчас его избивают сразу три корабля, второй пытается разорвать дистанцию, чтобы без помех отремонтироваться. На третьем кипит абордажная схватка, четвертый же…

Ну, теоретически он кое-что еще мог предпринять. Например, прорваться к месту основного боя. На пути у него был только один противник – бриг «Архангельск». Двадцать пушек против пятидесяти – это даже не смешно, тут без шансов. Другой вопрос, что в этом случае на наглеца тут же переключит свое внимание линкор, и тут шансов не останется уже у француза.

Самым простым было вмешаться в абордажную схватку, но, во-первых, это не привело бы к быстрому результату, а во-вторых, можно не сомневаться, остальные русские корабли тоже не останутся в стороне. А главное, в любом случае это не привело бы к победе. Только увеличило бы потери русских, хотя и это не факт. Лезть на рожон в такой ситуации – оно надо? И капитан французского корабля принял, может, и не самое красивое, но логичное решение отступить. Бросить русским на съедение уже атакованные ими корабли и уйти следом за своим поврежденным товарищем. И всегда можно отмахнуться от обвинений в трусости тем, что он сохранил корабль в безнадежной ситуации.

Убедившись, что последний из вражеских кораблей, подняв все паруса, ложится на курс, уводящий его от места боя, Гребешков подвел свой бриг к борту взятого на абордаж француза. Ловко пришвартовавшись, он высадил абордажную группу, и этого удара в тыл разом лишившиеся остатков численного перевеса враги не выдержали, начав один за другим бросать оружие.

А тем временем в голове колонны продолжалось избиение флагмана. Несмотря на пренебрежительное отношение к французским морякам со стороны британцев, которое в какой-то степени разделяли многие, и союзники, и враги, на этот раз бой складывался тяжело. Французы дрались ожесточенно и, хотя из-за разбитого руля практически неспособны были маневрировать, упорно пытались прорваться. Такое впечатление, что они готовы были утонуть, но не сдаться.

Русские были впечатлены неожиданной доблестью противника. А еще – раздражены их упорством. В результате по французам било все, что могло до них достать, превращая еще недавно красивый и могучий фрегат в руины. Отсутствие манёвра – это еще и невозможность эффективно задействовать свое вооружение, и неудивительно, что русские капитаны быстро приспособились вести обстрел, не входя в зону поражения бортовых орудий противника. И потом, их было три!

Как ни странно, под градом летящих практически в упор ядер фрегат не тонул и, кажется, даже не планировал этого. Зато достаточно быстро на нем возникли сразу несколько очагов пожара, которые просто не успевали тушить. Через некоторое время они слились в один, и корабль теперь напоминал гигантский костер. В этот момент с него начали спускать шлюпки, и русские задробили стрельбу. Конечно, в бою случается всякое, но утопишь спасающихся – позору не оберешься. Всякая тварь тебе этим будет в рожу тыкать.

Тем не менее бой можно было считать законченным. Александр шумно выдохнул – всё, отвоевались. Сейчас он чувствовал лишь огромную, давящую на плечи усталость, но надо было демонстрировать непробиваемую уверенность в собственных силах. Усмехнувшись, он достал из кармана часы, щелкнул тяжелой бронзовой крышкой и хмыкнул:

– Ну, и на все про все едва час. Стоило мараться…

Откровенно говоря, он понятия не имел, во сколько начался бой. Не посмотрел – как-то не до того было. Но именно его слова внесли в вахтенный журнал. Капитан всегда прав, и этим все сказано.

Примерно через двадцать минут фрегат взорвался. Очевидно, пламя добралось до крюйт-камеры, и хранящийся там порох не выдержал столь небрежного к себе отношения. К тому моменту шлюпки отошли уже далеко, и никого не задело. Да и вообще, несмотря на пожар, у французов не было заметно паники, эвакуацию они провели практически образцово. Русские корабли приняли их на борт. Уцелело больше трех сотен человек, хотя многие из них были ранены.

Пока французов размещали на кораблях-победителях, Александра интересовали две вещи: кого это принесла нелегкая и что там у Сафина. Первый вопрос мог подождать, а вот со вторым определиться следовало как можно скорее. Именно поэтому он и поспешил к лежащим в дрейфе кораблям, благо пароход от ветра не зависел. А когда поднялся на борт трофейного фрегата, более всего ему захотелось Сафина убить. Или же наградить – как ни крути, он сделал сегодня большую часть работы.

М-да… Победителей, конечно, не судят, но Сафин в бою положил без малого сотню человек, почти половину своего экипажа. С другой стороны, чему удивляться? Да и неизвестно, кому бы досталось сильнее, если бы продолжался артиллерийский бой. Может статься, пошли бы на дно вместе с кораблем. Хотя, конечно, теперь предстояло как-то восполнить потери в людях, притом, что это в любом случае будут совсем не те ветераны, сражавшиеся в трех океанах. Паршиво. Не зря все же предки старались не идти на абордаж, предпочитая решать споры пушками.

Сафина он обнаружил на палубе «Соловков», замотанного бинтами. Во время боя рубившемуся в первых рядах капитану прострелили плечо и дважды полоснули саблей, прежде чем матросы успели закрыть командира и оттащить его в безопасное место. Сейчас тот глухо ругался сквозь зубы, обещая, что сам пристрелит доктора, если тот еще раз осмелится сунуться к нему с разговорами о необходимости ампутации. Вокруг Мустафы висел густой запах свежевыпитого рома, что было вполне простительно. Как ни крути, а чем-то заглушать боль надо.

Зато трофей был хорош! Новенький пятидесятипушечный фрегат «Сибилла», построенный всего-то в сорок седьмом году. Пушки несколько более легкие, чем привычные уже Александру, двадцатичетырехфунтовые, но зато их было много. Да и на эскадре такие уже имелись, так что – ничего нового. Откуда только здесь, в самой заднице мира, взялись новейшие фрегаты?

Ответ на вопрос был получен очень скоро, равно как и на то, почему флагман неприятеля дрался так отчаянно. С «Эвридики» подняли сигнал с просьбой принять шлюпку, и вскоре на борт парохода поднялся человек возрастом «слегка за шестьдесят» в изрядно потрепанном и измазанном сажей мундире. Как оказалось, изменчивая морская фортуна свела в очном поединке совсем молодого русского офицера и заслуженного французского вице-адмирала Сирила Пьера Теодора Лапласа, которого в этих водах тоже ожидать не приходилось. Но – так сложились звезды.

В эти места адмирал попал, можно сказать, по собственной дурости. Был префектом морского района в Рошфоре, недавно произведенным в вице-адмиралы, всё спокойно… А потом сообщили ему о курьезном случае – русские натянули нос британцам на севере, а теперь буйствуют у американского побережья. Как раз пришло сообщение об ударе по Галифаксу… И этот повод немного посмеяться над словившими плюху надменными островитянами возбудил вдруг заслуженного адмирала.

Будучи из тех, кто всю жизнь провел в море, да вдобавок еще и весьма грамотным, прошедшим все ступени морской службы человеком, Лаплас посчитал, что русские ведь могут и в Тихий океан выйти, угрожая тем самым французским колониям. В Париже на его измышления посмотрели с удивлением, а на самого их автора – как на идиота. Нет, не потому, что выдвинул спорную идею. Мало ли что поседевшему в морях ветерану придет в голову, случались загибы и похуже. А потому, что отстаивал ее с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Тебе намекнули, чтоб не лез со своими советами куда не просят? Вот и сиди тихонечко, не мешай умным людям в политику играться!

Но Лаплас продолжал настаивать. Вдобавок личностью он был и заслуженной, и известной, от такого в два счета не отмахнешься. А потому все же было решено снарядить эскадру из четырех фрегатов, благо сейчас, как только появились паровые машины и железная броня, эти новые вроде бы корабли устаревали с легкостью невероятной. Так что и обижаться вроде не на что, прислушались, выделили современные боевые единицы, и флот их уход практически не ослабит. А самого Лапласа, дабы не высовывался, поставили командовать эскадрой. По принципу «ты в тех местах служил[130] – тебе и карты в руки». Вот и прибыла французская эскадра в эти воды, буквально на пару недель опередив Верховцева.

На свою беду француз угадал с маршрутом русских. И засаду поставил грамотно. А вот в чем ошибся, так это в мощи противостоящей ему эскадры и в ее тактике. К чести своей, дрался храбро, но русские поступили в точном соответствии с заповедью Суворова «удивил – победил». Да и рассказ адмирала Бойля о тактике Ушакова в момент нехватки грамотных командиров оказал свое влияние. И вот результат – адмирал стоит и удивленно смотрит на совсем еще молодого русского, который переиграл его, старого морского волка, просоленного всеми океанами, с легкостью необычайной.

Откровенно говоря, Александр не испытывал к французам никакой ненависти. Да, они сражались друг с другом… Война. Не они ее начали, а политики. Увы, но во все эпохи удел простых солдат сражаться и умирать. И не так уж важно, какой у тебя чин – пуля и ядро с одинаковой легкостью пробивают и солдатскую шинель, и адмиральский мундир. А потому и мстить за что-то пленным он не собирался. Лапласу было предложено гостеприимство на флагмане, моряков раскидали по всем кораблям эскадры, оказав раненым медицинскую помощь. Теперь оставалось только доставить их в какой-нибудь порт, дабы не висели, как гиря, на шее коков. Да и самим бы стоило хоть немного привести корабли в порядок – досталось им сегодня изрядно.

Этим они в спешном порядке и занялись – океан не прощает ошибок, и относительно тихая погода в любой момент может быть нарушена внезапно налетевшим шквалом. Ну его! Тем более что корпуса половины кораблей пусть несильно, однако же пострадали, а трофей и вовсе… Впрочем, и «Соловкам» досталось не меньше. Тем не менее сейчас у Верховцева крутился в голове совсем иной вопрос: а верна ли выбранная им тактика?

В самом деле, они шли почти крадучись, опасаясь встречи с крупными силами противника. И вот – не повезло, встретили. И тут же разгромили, считай, походя. Так стоит ли чрезмерно осторожничать? Ведь, может статься, именно он, Верховцев, сейчас в состоянии переловить и уничтожить все британские и французские суда в этих водах. Разумеется, это было пока теорией, но ее стоило обдумать.

Город-порт Трухильо, что на севере Перу, оказался довольно большим для такого захолустья и весьма колоритным. Александр был удивлен тем количеством индейцев, что шлялись по улицам. А еще негров, мулатов, метисов… Белых, в основном тех потомков конкистадоров, что некогда завоевали эти земли, было, пожалуй, меньше всех. Разноголосый гомон, непрерывное движение – всё это напомнило Верховцеву Одессу. Впрочем, наверное, во всех периферийных торговых портах можно найти что-то похожее. И эти люди, разные и по цвету кожи, и по языку, и по одежде, как-то уживались между собой. Во всяком случае, ни драк, ни даже особого переругивания Александр не заметил – всё в рамках приличий.

Откровенно говоря, он не планировал сюда заходить, но тут уж виновата случайность. Пока русские моряки приводили в порядок свои пострадавшие в бою корабли, опустилась ночь. А наутро налетел шторм. Не особенно сильный, эскадру даже не раскидало, и все остались на расстоянии видимости, но уволокло их совсем в другие места. Что же, для Верховцева было непринципиально, где ремонтироваться. Главное, чтобы лишних проблем не возникало.

Для местных, а в особенности для команд расположившихся в порту кораблей появление русских оказалось шоком. Здесь привыкли к тому, что морями правят британцы, иногда с ними конкурируют французы… Сами испанцы, увы, давно уже оказались на обочине этой гонки. Менее всего кто-то ожидал, что сюда придет русская эскадра, да еще и притащит только-только захваченный фрегат. А учитывая, что среди торговых судов здесь имелись и британские, для них это оказалось сюрпризом из тех, что нельзя назвать приятными.

Неудивительно, что на следующий день после прибытия Александру было передано приглашение от губернатора с просьбой прибыть в его резиденцию как можно скорее. Учитывая, что они там были буквально вчера, сразу после прибытия, дабы не пугать обывателей видом боевых кораблей, а заодно договориться о ремонте, приглашение не могло означать ничего хорошего. С другой стороны, не особенно-то оно Александра и волновало. Если уж на то пошло, корабли эскадры не имели повреждений, кои невозможно устранить силами экипажа. Соответственно, не слишком они сейчас от губернатора зависят.

Тем не менее, памятуя о ранее случившихся неприятностях, он взял с собой нескольких матросов, Диего, как знатока испанского языка, и верного Гребешкова, который мог похвастаться пусть неказистым, но все же русским офицерским мундиром. Впрочем, некоторая потрепанность и небрежность в одежде для моряков, только-только прибывших в порт после долгого перехода и тяжелого боя, простительны.

О том, что послужило причиной их приглашения, Александр понял сразу же, и она совпала с его подозрениями. В кабинете, куда их пригласили, находилось сразу три капитана британских торговых кораблей, и вид они имели предвкушающий. Наверняка уже накропали губернатору письмо, да потом еще и личный разговор с ним имели…

Александр мрачно усмехнулся. Что же, они хотят разговора – они его получат!

Видимо, его гримаса не осталась незамеченной, только смысла ее не поняли. Тем более что губернатор, после обязательных для его статуса церемониальных расшаркиваний сразу взял быка за рога и сообщил:

– Ваше сиятельство, в связи с поступившей ко мне информацией, я вынужден донести до вашего сведения неприятное известие.

– Я вас слушаю, – кивнул Александр, несколько сбитый с толку тем, что его «записали» в титулованное дворянство[131].

Губернатор, очевидно, не слишком разбиравшийся в реалиях европейского вообще и российского в частности этикета, не понял своего промаха. Тем не менее это не помешало ему деловито сказать:

– Согласно письму, составленному нашими… – тут он чуть замялся, – гостями, Великобритания и Россия находятся в состоянии войны.

– Вы об этом не были осведомлены? – чуть удивленно приподнял бровь Верховцев. Получилось отменно – все сразу же почувствовали себя если не дураками, то, во всяком случае, кончеными провинциалами. – В таком случае – да, подтверждаю. Наши государства действительно находятся в состоянии войны. В частности, я уже не раз захватывал и топил корабли Великобритании.

– В связи с этим я вынужден просить вас покинуть наш порт, иначе мы вынуждены будем…

Драматическая пауза, очевидно, должна была подчеркнуть всю глубину возможных действий. Правда, на Александра она не произвела ни малейшего впечатления. Так и не дождавшись пояснений в отношении того, какие именно действия намерен предпринять губернатор, он лениво потянулся, да так, что все поневоле смогли полюбоваться мощными русскими мускулами, изрядно натянувшими ставший за последнее время тесным мундир.

– Я так понимаю, вы английская колония?

– Что? Разумеется, нет. Наша страна…

– Значит, вы воюете с Россией?

– Почему? Я повторяю, наша страна соблюдает полный нейтралитет, и…

– А если вы нейтральны, – вмешался Гребешков, до сего момента сидевший прямо, словно палку проглотил, – то вы не должны давать преимуществ никому. Ни одной из сторон.

– Вы будете указывать мне, что я должен, а что я не должен делать? – язвительно поинтересовался губернатор.

– Мой друг лишь хотел донести до вашего сознания простую мысль, – яд, сочившийся в словах Александра, можно было намазывать на хлеб и подавать вместо бутербродов. – Я полагаю, что несмотря на толщину и прочность лобовой кости, человек, являющийся губернатором, в состоянии понимать: или правила равны для всех, или соблюдать их вас вынудят. Проще говоря, мы готовы выйти в море в любой момент, одновременно с этими, – тут он сделал презрительный жест в сторону замерших и не вполне понимающих, что же пошло не так, британцев, – господами. И, естественно, утопим их сразу после того, как покинем порт. Или останемся здесь, сколько сочтем нужным. Итак?..

– Но…

– Если ваше «но» окажется чересчур наглым, то посмотрите на наши пушки, – криво усмехнулся Гребешков, решивший играть роль тупого, но решительного пирата. – И сами решите, что вам лучше – пытаться играть на стороне наших врагов и лишиться города… Такого славного, красивого города… Мы его превратим в руины за пару часов… Или соблюдать нейтралитет и сохранить и город, и никчемные жизни ваших приятелей-британцев.

Судя по тому, как забегали глаза всех присутствующих, они хорошо понимали такой язык. Здесь еще помнили времена, когда пираты с небольшими эскадрами ухитрялись громить крупные города и резать всех подряд напропалую. Прошло немало поколений – но воспоминания и сопутствующий им ужас сохранились. Хотя и наоборот тоже случалось[132]. Тем не менее шесть боевых кораблей и соответствующее количество головорезов на них как бы намекали: перевес русских, случись что, будет подавляющим.

– Британский флот не потерпит… – начал было один из англичан, однако Верховцев с ленивой небрежностью прервал его:

– Уже стерпели. А британского флота я пока вообще не вижу. Появится – ему же хуже. А в ваших корытах мы готовы наделать дырок, как в головке сыра. Можно даже прямо сейчас, не отходя от причала.

Наступила тишина. Все понимали, что сказанное – не пустая похвальба. Шесть боевых кораблей, из них один линкор и три фрегата – это сила, причем доказавшая уже свою мощь. А что могут выставить британцы – вопрос открытый. В любом случае не так уж много. И не слишком быстро. Губернатор также понимал, что сейчас русские окрылены успехами и разозлены его словами, а потому совершенно не хотел эскалации. Русские придут и уйдут – а за разрушенный город спросят-то с него!

– Господа, мне кажется, мы можем прийти к взаимовыгодной договоренности…

– No deberíamos ir a tu trasero?[133]

Слова Диего прозвучали столь внезапно, что Александр даже не понял, с чего вдруг взъярился их товарищ. А Диего встал во весь рост, сверля губернатора взглядом. Тот выпучил глаза:

– Qué?[134]

– Calla! Baboso…[135]

Примерно с этого момента Александр перестал понимать разговор. Слишком много незнакомых слов, чересчур высокопарно говорят… А главное, слишком быстро. Но видно было, что Диего говорит с губернатором, глядя на того сверху вниз, а плечи чиновника все больше сникают. Он еще хозяин этих мест в мундире с орденами, но при этом видно, что он не рискует лишний раз открыть рот и возразить. А Диего давит его, словно лежащее на плечах бревно…

Пять минут спустя все было решено. Губернатор официально разрешил русским кораблям находиться в порту сколько необходимо и обязал ремонтные мощности порта произвести работы на русских кораблях в приоритетном порядке. А заодно рекомендовал британцам к нему до ухода русской эскадры вообще не обращаться. Словом, капитулировал по всем фронтам.

Уже на борту своего флагмана, когда они пили за успех, Верховцев спросил:

– Диего, вот объясни мне, дураку, как ты сумел его уговорить?

– Это было просто, – улыбнулся испанец. – Вы на его фамилию внимание обратили?

– Нет. А что?

– У него фамилия из тех, которые давали крещеным евреям. Мои предки рубили мавров в Реконкисту и завоевывали Новый Свет. А его – купили титулы. Так что мой род куда древнее.

Что такое древность рода, Верховцев понимал хорошо. В сословном обществе – а именно такое было в России – древность рода может давать преимущества, несопоставимые с реальными заслугами. А происхождение этого самого рода еще большие. И все же он, как и многие молодые и прогрессивные офицеры, имел собственный взгляд на правильность устройства общества, а потому возразил:

– Ну, предки – это предки, сейчас у него от еврейской крови мало что осталось.

– Э, нет, – уже изрядно захмелевший Диего потряс пальцем у самого носа Верховцева. – Они предпочитали заключать браки в своей среде, так что еврейская кровь там разве что слегка разбавилась. А вы найдите мне еврея, к рукам которого ничего не прилипло!

– Ну, есть и такие… наверное.

– Вот именно, что наверное. Этот… гм… недостойный человек получил взятку от англичан. Достаточно крупную, чтобы оторвать задницу от кресла и устроить на нас атаку, пускай и бюрократическую. А с собственным начальством не поделился! И этого не простит ни один чиновник. Причем учинит за подобное губернатору что-нибудь похуже аутодофе сразу после того, как узнает о столь вопиющей наглости.

– А вдруг поделился?

– Он просто не мог успеть, – Диего холодно усмехнулся. – Мы прибыли сюда вчера днем. Стало быть, взятку он мог получить либо сегодня утром, либо, самое раннее, вчера вечером. До столицы отсюда ехать и ехать. Ну а его начальники плевать хотели на причины, главное – не получили своих денег.

Да уж. Стоило признать, Диего продемонстрировал им неожиданные знания психологии кастильского дворянства. Александр так и сказал, после чего они дружно выпили за это и отправились отсыпаться. Завтра предстояло много работы.

Новый фрегат назвали «Березина». Надо признать, в имени том присутствовало больше злой иронии, чем личных пристрастий кого-либо из капитанов. Ведь именно на берегах этой скромной, ничем особо не примечательной речки состоялась последняя на русской земле битва с Наполеоном. Именно там считавшийся доселе непобедимым полководец хорошенько получил по шее и прочим частям тела. Неудивительно, что он вылетел из негостеприимной северной империи, как нашкодивший кошак, получивший хороший пинок сапогом под излишне пушистую задницу. Ну а большая часть его армии так и осталась на просторах державы-победительницы – кто удобрять русские поля, а кто кормить раков. Тоже, кстати, если разобраться, одна из многочисленных русских традиций, берущая начало еще во времена Александра Невского.

А командовать фрегатом выпало Куропаткину. Александр понимал, что это не лучший вариант, да и остальные тоже, но – кого еще-то? У них сейчас, так уж получилось, был жесточайший кадровый голод. И если на команду людей еще кое-как наскребли, то с офицерами было откровенно тяжело. Вот и поставили того, кто имелся под рукой, тем более что переход вокруг мыса Горн Куропаткин, по словам Диего, выдержал достойно.

Откровенно говоря, у Верховцева была мысль сделать рокировку, переведя Сафина на более мощный фрегат, а Куропаткина поставив на его место. С одной стороны, «Березина» – трофей именно Сафина, так что какие тут могут быть возражения, с другой – на «Соловках» остается успевший сплаваться хорошо подготовленный экипаж, с которым новому командиру проще будет освоиться с кораблем. Увы, не получилось – Мустафа хоть и не спешил умирать, решительно идя против мрачных пророчеств доктора, но ходил с трудом и поправлялся медленно. Куда его на новый корабль! Матвеев менять «Эвридику», к которой успел прикипеть, на другой корабль, пускай намного более мощный, отказался категорически. Гребешков тоже предпочел остаться на бриге, а Верховцева с парохода сейчас было и ломиком не сковырнуть. В общем, получил Куропаткин под начало вожделенный фрегат, и оставалось теперь понять, как он справится с новой должностью.

Диего опять попытался навербовать людей, и снова получилось так себе. Полтора десятка человек, половина индейцы – меньше, чем ничто! Как он с досадой признался на очередном совете, разжижилась кровь у бывших соотечественников, и доспехи предков им теперь не по плечу.

Но все это было вполне переживаемо. Куда хуже выглядело финансовое состояние. Пиратство вышло далеко не столь прибыльным делом, как казалось вначале. Если в Карибском море, сидя на морских дорогах врага и имея рынок сбыта, оно не только окупалось, но и позволило создать неплохой запас, то теперь денег едва хватило на ремонт. Хоть возвращайся на Карибы, честное слово!

Но – следовало идти на север. Хотя бы потому, что у побережья Соединенных Штатов будет на кого поохотиться, да и продать трофеи можно – и Диего, и Матвеев не сомневались, что легко найдут представителей тех, с кем уже имели дело. Ну, или с кем-нибудь еще договорятся. Какая, в сущности, разница?

А еще севернее – опять Канада. Ее сам Бог велел с чувством пограбить, британская колония все же. Правда, там грабить особо нечего, дикие места, но все равно… Да и к родным берегам куда ближе. А потому эскадра, развернув паруса, будто крылья гигантских бабочек, двинулась в путь.

Чем ближе к тропикам – тем оживленнее становились морские пути. Быстро пройдя территориальные воды Перу и миновав Эквадор, русские корабли оказались у побережья Новой Гранады[136]. А там, у тоненькой перемычки, соединяющей два континента, началось веселье.

За три недели перехватили аж восемь торговых кораблей. Пять британских, два французских, и еще один, непонятно каким ветром занесенный в эти воды, шел под австрийским флагом. Австрия теоретически с Россией не воевала, во всяком случае, напрямую, но пакости делала регулярно. В общем, вела себя так же, как и Швеция, а то и хуже. А потому и мелочиться с ее кораблем не стали, взяв на абордаж и это корыто. Австрийцы (в команде, правда, таковыми оказались только капитан и его помощник, остальные набраны были из всевозможного торгового сброда) громко возмущались, но Диего, который, собственно, и проводил захват, подошел к вопросу с истинно европейским прагматизмом. Если кратко, то выслушав забористую ругань в свой адрес, он малость осерчал и приказал выкинуть наглецов за борт, что и было проделано. У того же Верховцева рука бы не поднялась, но испанец никаких моральных терзаний не испытывал. Впрочем, Александр подозревал, что так и будет – именно поэтому на перехват был направлен именно «Адмирал».

К слову, один из перехваченных британских кораблей оказался старым знакомым – именно с ними они стояли не так давно в Трухильо, и его капитан был среди тех, кто пробовал обеспечить русским неприятности. То же, маятник судьбы качнулся в обратную сторону, и теперь британскому капитану предстояло хмуро глядеть на то, как русские захватывают его корабль…

Помимо этого, встретили еще не меньше полутора десятков кораблей, идущих под флагами Испании, Португалии, Соединенных Штатов, а также здешней мелочи вроде того же Эквадора. Этих не трогали – нейтралитет вещь обоюдная. Можно было не сомневаться, что о действиях русских рейдеров они растрезвонят всем и каждому, но сейчас Верховцева это не слишком волновало.

А еще произошел случай, который заставил Александра задуматься о вопросе, так ли хороша русская эскадра, как ему кажется. Туманным утром прямо навстречу неспешно прочесывающим океанские воды русским кораблям выскочил британский военный корабль. Сколь удалось разглядеть, фрегат, примерно такой же, как и «Соловки». И на перехват ему, так уж сложились звезды, выдвинулся как раз Сафин и пристроившийся ему в кильватер «Архангельск». Фрегат и бриг – этого более чем достаточно. Во всяком случае, именно так рассудил Верховцев. И вот ведь незадача, ошибся.

Британец, определив, кто перед ним, вместо того, чтобы устраивать потасовку или же пытаться уйти, круто, едва не царапнув реями волны, развернулся и тут же дал залп. На дистанции более мили он просто не мог быть эффективным, но фрегат продолжил разворот и разрядил в сторону русских орудия левого, еще не стрелявшего борта, после чего вновь развернулся и начал уходить. А вот гнаться за ним уже не получалось.

Британские ядра прошли высоко, не причинив вреда ни корпусу «Соловков», ни его команде, но зацепили паруса. Не то чтобы сильно, пробоины вполне подлежали ремонту, однако же прыти русскому кораблю они поубавили. «Архангельск» же изначально был не особенно скоростным кораблем… В общем, ушел англичанин, разорвал дистанцию, скрылся в тумане, и гоняться за ним теперь бесполезно. Именно так и доложил Сафин после бесславного возвращения к основным силам эскадры.

Не то чтобы случившееся чересчур расстроило Верховцева. Бывает всякое, тем более на войне. Особенно – на море. Однако кое-какие выводы напрашивались. И в первую очередь, о том, что русские наставления устарели. Стрелять надо на больших дистанциях. А этому необходимо учиться. Практически с нуля учиться – как это делается, даже сам Верховцев представлял, скорее, теоретически. И дело это потребует и времени, и боеприпасов, количество которых отнюдь не бесконечно. Так что требовалось вначале пополнить боезапас, а потом заняться учебой, иначе нарвешься на такого вот ушлого вояку – и получишь серьезную проблему[137].

Вторым, о чем подумал Александр, была тактика. Фактически весь поход в качестве основы он использовал в бою один и тот же прием – абордаж. Быстрые, наглые, решительные действия, идущие вразрез с тем, что его противники знали о русских. Но, во-первых, тактика эта была не то чтоб неактуальной или устаревшей – скорее, просто старой. А во-вторых, не мешало бы придумать ей альтернативу как раз на случай, если сцепиться бортами не получится и придется вести классический артиллерийский бой. В общем, тут было о чем подумать.

Что интересно, их пассажиры к тому, что русские потрошат британские корабли, отнеслись достаточно спокойно. Вряд ли Гордону нравился этот факт – как ни крути, а в армии своей страны он прослужил не один год. Но эта же страна его выпнула со службы, плюс теперь грозила нешуточными проблемами. Да и вообще, он прекрасно знал, к кому на борт поднялся. Так что морщился, конечно, однако никаких претензий выставить не пытался. Разве что говорить стал меньше и преимущественно на нейтральные темы.

Впрочем, все это были, говоря честно, текущие вопросы. Многого с трофейных кораблей не возьмешь, зато сами они стоят немало. Волоча за собой добычу, эскадра продолжила свой путь с тем, чтобы скоро прийти к городу Лос-Анджелес. Место, где, как заверили Верховцева компетентные специалисты в лице Матвеева и Диего, можно было купить и продать все, что угодно. Главное, знать, с кем имеешь дело, избегать скандалов и соблюсти хотя бы минимум приличий.

Кстати о приличиях. Привозить в город команды трофейных кораблей как раз было бы моветоном. Но выкидывать их за борт – моветон еще больший. В схватке, сгоряча – это нормально, все бы поняли, но сейчас подобное не одобрили бы даже собственные команды.

Пришлось искать выход, который, впрочем, оказался простым. Выбрать на берегу место побезлюднее, а с этим проблем не было, обе Америки – места полудикие и малонаселенные. Ну а потом высадить их всех с приказом валить на все четыре стороны. Помереть не помрут… Ну, если не будут жрать все подряд, не передерутся между собой, не встретятся с агрессивными индейцами… Список можно дополнять до бесконечности. Но главное, пленных высадили на континентальном берегу цивилизованной (почти) страны, а значит, совесть Верховцева была спокойна.

Ну а после этого эскадра и отправилась, наконец, к Лос-Анджелесу. Коего и достигла спустя три дня, подгоняемая ровным попутным ветром.

Откровенно говоря, не самое лучшее это было место. Слишком мелководно, подойти сложно, вынести причал дальше в море не получается из-за слабости грунтов, а разгружаться в море – отдельное приключение. Как рассказал Александру бывавший в этих местах Диего, вопрос о том, чтобы провести работы по углублению дна здесь поднимался с завидной регулярностью. И столь же регулярно откладывался, ибо средства на это потребны были немалые, а результат сомнителен[138].

Впрочем, никто заводить сюда эскадру и не собирался. Русские легли в дрейф в нескольких милях от порта, а туда отправились на «Эвридике» Матвеев с Диего – наводить мосты, договариваться… И, стоит признать, им это удалось – солнце еще не скрылось за горизонтом, а фрегат уже вернулся, привезя с собой целую делегацию местных, как они себя называли, бизнесменов. И эта готовность работать, не обращая внимания на время суток, произвела на Александра немалое впечатление. Пускай американцы – народ, который измеряет все исключительно прибылью, но уж в деловой хватке им точно не откажешь.

Еще больше его поразило то, что они не стали ночевать на борту его флагмана, чтобы рано утром приняться за работу, а сразу отправились осматривать трофейные корабли. Аргументировали они это просто: что ночью, что днем в трюмах без фонарей не обойтись. Так что – какая разница? Ну, что же, хотят люди поработать – кто он такой, чтобы мешать их порыву? Именно так сказал Александр и дал отмашку сопровождать гостей. Сам же в это время переговорил с Матвеевым, который и рассказал ему подноготную ситуации.

Откровенно говоря, отправляясь в город, их главный специалист по финансам изначально не волновался за исход миссии. Даже если не удастся встретиться с представителями фирм, которые сотрудничали с русскими в Атлантике, здесь у него имелись знакомства. Американцы же не те люди, которые упустят хотя бы пару центов прибыли, а потому варианты найдутся. Однако все получилось даже проще, чем он ожидал. Фокус в том, что русских здесь ждали.

Американцы и впрямь не любили терять прибыль. А потому те, кто уже имел дело с Верховцевым, логично рассудили: человек он ушлый, эскадра у него сильная… Перехватить его в море сложно, на берегу – страшно, а значит, от неприятностей он уйдет. А вот от побережья Америки – далеко не факт. Кто знает, где он появится? Передать своим людям инструкции – расходы, прямо скажем, ничтожные, особенно для крупных торговых домов, имеющих представительства во всех портовых городах.

Ну а когда русские появились, вопросы и вовсе остались исключительно организационные, причем уже не раз отработанные по другую сторону континента. Не такая большая здесь страна, чтобы информация не дошла до заинтересованных ушей. Тем более что правительство Соединенных Штатов неофициально, однако вполне уверенно симпатизировало России[139].

Дальше все было просто. «Эвридика» вошла в порт, где Матвеев даже не успел сойти на берег, как был встречен очень вежливыми и хорошо одетыми людьми, поинтересовавшимися, не является ли он представителем «адмирала Верховцева». Услышав такое, Александр не смог удержаться от смеха. И лишь потом сообразил, что никто из его людей, слышавших разговор, даже и не думал веселиться. С их точки зрения, такое обращение было вполне заслуженным. Как-никак, стоит во главе сильной эскадры, которую сам же и создал, наводит ужас на все здешние воды… Помнится, в былые времена авантюристы с меньшими достижениями (и куда худшими мозгами) объявляли себя не то что адмиралами – императорами – и это воспринималось окружающими как должное.

Так вот, встретили, очень быстро собрали людей, прибыли на борт и отплыли к эскадре. Всю ночь работали, а утром состоялся деловой разговор. Очень деловой, поскольку говорили много, на повышенных тонах, но исключительно по теме финансов. Ибо американцы весьма хотели взять трофеи за бесценок, ну а русские были вполне не против всех их далеко послать. В конце концов, корабли можно отогнать и в Россию, в тот же Петропавловск. Там будут рады любым грузам. Конечно, призовые деньги получат не сразу и небольшие, ибо казна Российской империи знаменита неторопливостью и необязательностью. Зато совесть чиста, а это тоже немаловажно. И такой вариант не устраивал уже покупателей, которые успели нацелиться на товар и даже мысленно найти, кому его перепродать. Причем выгоду, судя по всему, рассчитывали иметь куда больше трехсот процентов прибыли[140].

Словом, торговались долго и азартно. В какой-то момент Александр обнаружил, что он не участвует в разговоре. Только глубокомысленно и со значением хмыкает, наблюдая за процессом со стороны. Остальные капитаны ведут себя точно так же. А ведет переговоры один Матвеев. Причем если американцы торгуются умело, но немного механически, по работе, то русскому купцу процесс опустошения карманов оппонентов, похоже, доставлял истинное удовольствие.

О, как он в этот момент преобразился! Точнее, он преображался постоянно, весь поход. И дело не только в одежде – то, что Матвеев таскал ныне, близко не напоминало русскую купеческую моду. Бороду, которую он, как и положено староверу и потомственному купцу, холил и лелеял, Матвеев весь поход менял, укорачивал… А сейчас начал бриться наголо, оставив только щегольские усы. Это сбросило его облику лет десять и добавило успеха у прекрасного пола во всех портах. Которым он, к слову, пользовался напропалую. Купец стал пиратским капитаном… Образ мышления изменился, облик – следом за ним. В общем, как говорят философы, бытие определяется сознанием[141].

Но все эти изменения происходили медленно, в течение недель и месяцев, а потому не бросались в глаза. Теперь же Матвеев словно рывком вернулся в не такое уж и далекое, но кажущееся прочно забытым прошлое. Пират исчез, а его место занял купец, одновременно с честными глазами и хитроватым прищуром. Тот, чьи предки поколениями торговали в разных концах света, не гнушаясь порой и взяться за топор, и провернуть аферу, но притом всегда держа слово. И американцы, вроде бы тоже не дураки, опытные и грамотные, двое так даже и с заметными признаками еврейской крови, явно проигрывали ему в словесном поединке.

Под конец они уже не торговались даже, а так, вяло отбивались. И результат получился вполне закономерный. Нет, без выгоды – и хорошей выгоды – американцы, конечно, не остались, но и русские карманы пополнились весьма заметно. Теперь и корабли есть, на что ремонтировать, и побуйствовать морякам в порту можно, и еще много на что останется. Ну а потом, когда они уже закончили расчеты и договорились о месте передачи кораблей (все как всегда, укромная бухта на небольшом удалении от порта), к Верховцеву подошел один из американцев и спросил его, возможно ли двум джентльменам побеседовать об одном весьма деликатном вопросе.

Да-да, именно так он и выразился. Построение фраз, конечно, стилистически не совсем правильное, однако же сам факт того, что американец умеет говорить по-русски, сразу расположил к нему Александра. И, хотя на джентльмена из них двоих походил немного разве что сам Верховцев[142], ничего против разговора он не имел. Тем более что любопытство было одним из тех качеств, которые хоть и считаются несколько сомнительными для человека благородного происхождения, но все же дают иной раз хороший результат.

– Господин адмирал… – начал американец, когда они отошли от все еще обсуждающих детали коммерсантов и, тут же замолчав, выжидательно посмотрел на Верховцева. Так, на всякий случай, а вдруг обидится. Убедившись, что какая-либо реакция на такое обращение у молодого офицера отсутствует, он приободрился и заговорил вновь, на сей раз куда свободнее: – Мне поручили обсудить с вами некоторую деликатную тему.

– Я весь внимание, – усмехнулся Александр.

Американец пару секунд хлопал глазами, видимо, оборот был ему незнаком, но сориентировался быстро.

– Видите ли, я представляю интересы страховых фирм.

Он вновь сделал паузу, явно ожидая, что собеседник выразит интерес, либо хотя бы понимание. Александр не отреагировал совершенно. Что такое страховые фирмы, он знал, чем занимаются – имел представление, но о нюансах их деятельности представления не имел. Военный моряк и страховая контора – две вещи не то чтоб не совместимые, а пребывающие в параллельных плоскостях. И тогда, вздохнув (очевидно, из-за необходимости объяснять элементарные вещи моряку из столь нецивилизованной страны), американец пояснил свою идею.

Как оказалось, война, пусть и на краю света, для страховщиков – время своеобразное. С одной стороны, если застрахованный у них корабль перехватит чей-то рейдер, придется раскошелиться на возмещение ущерба. С другой – можно поднять страховые ставки так, что это отобьет любой ущерб. Но, опять же, стоит учесть, что в логике, как в монете, есть и третья сторона. И если перестараться, то серебряный доллар встанет на ребро, сиречь у слишком жадных страховщиков попросту исчезнет клиентура. Бывали прецеденты. А это – убыток. И возникал очень даже интернациональный вопрос: как бы и рыбку съесть, и… гм… с ветки не свалиться.

Однако же страховщики – народ ушлый, и сейчас им подвернулся просто великолепный момент взвинтить ставки так, чтоб никто и пикнуть не посмел. Какова же тут роль Верховцева? Ну, господин пиратский адмирал, нельзя же быть таким ту… непонятливым. Роль пугала, конечно.

Если отбросить малозначимые нюансы, ему предлагалось учинить небольшой погром на торговых путях. Английских кораблей здесь стояло немало, да и французские тоже были. Так вот, требовалось всего лишь перехватить несколько выходящих в океан или идущих в порт, без разницы. С первыми несколько проще – информацию о дате выхода и маршруте передадут заблаговременно…

В общем, русских просили начать пиратствовать напропалую. И сделать это так, чтобы всем стало известно, что за беда приключилась с несчастными мореплавателями. Впрочем, с этим тоже помогут. Вот тогда от повышения цен никто отказываться уже не посмеет. Все видят, что риски возросли. Но и стоять в порту и пережидать лихое время тоже не получится – деньги всем нужны.

Очень интересно… Получается, они поднимут ставки, а получив известие об этом, русская эскадра просто уйдет. Угроза исчезнет – а цены останутся до конца войны. А там уж все к ним привыкнут и ничего менять не потребуется. Так, что ли?

Американец подтвердил, что да, именно так дело и обстоит. А когда прозвучал логичный вопрос о том, зачем ему, офицеру русского флота, всем этим заниматься, когда у него свои задачи имеются, то получил на то вполне логичный ответ – за деньги.

Если кратко, им предлагалась или конкретная (не очень большая, но ведь русским остаются еще и трофейные корабли) сумма, причем сразу, или выплата процентов от заключенных сделок. Александр подумал. Затем еще раз подумал. И признал свое бессилие.

Все же он, подобно многим служивым дворянам, избравшим военную стезю, в финансах разбирался так себе. Это же вам не пушки, тут совсем о другом думать надо. А потому он взял час на размышление и собрал совет капитанов, благо те, кроме некстати в очередной раз разболевшегося на фоне ран Сафина, сейчас все были под рукой.

– Надо брать процент, – сразу же, едва выслушав, рубанул Матвеев. И тут же пояснил свою мысль. Пускай единомоментно больших денег не получишь, но в перспективе выйдет куда больше. А во-вторых, это же налаженное дело! Очень прибыльное, и в основном неофициально, а значит, и налоги платить не придется. Влезть в которое не так-то просто – страховщики рынок давным-давно поделили, наверняка имеют картельный сговор и чужих в свои тесные ряды просто не пустят.

Естественно, требовалось не просто сесть на процент, который вдобавок не проверишь, а ввести в правление своего человека. Его подобрать несложно – с Матвеевым до сих пор ходили члены его старой команды, среди которых были умельцы, в том числе по финансовым вопросам. И этот момент был важен – в честность новых «партнеров» ни Матвеев, ни все остальные не верили совершенно.

Дальше голоса разделились. Не лишенный коммерческой жилки Диего поддержал купца. Гребешков пожал плечами и заявил, что мнению товарища доверяет. А вот Куропаткин взбрыкнул, заявив, что подобное не достойно русского офицера. И вообще, они должны топить британцев, а не…

Тут его мысль немного забуксовала, и Матвеев, воспользовавшись паузой, тут же на пальцах доказал не умеющему видеть дальше собственного носа товарищу, что они и так выполняют свой долг. Они же должны нанести урон британцам? Перехват судов – это как раз прямой урон. А уйдут они отсюда – и все вернется на круги своя.

Зато если будет увеличена стоимость страховки, то все пойдет по цепочке. Увеличится стоимость перевозки, соответственно, товары придется продавать по более высокой цене, а это стукнет по британской экономике. Не то чтобы сильно – так ведь и Москва не сразу строилась! А учитывая, что война – это деньги, деньги и еще раз деньги, то их комариный укус может оказаться для британцев куда как болезненным. Все это притом, что грузы отсюда вряд ли идут непосредственно в саму Британию – далеко. Скорее уж, по каким-то ее колониям, а значит, то, что они дойдут до адресата, обстановку на фронтах не улучшит в принципе.

В общем, убедил. После этого к столу позвали американца и сообщили ему о своем решении. Тот аж икнул от возмущения. Одно дело – соглядатай, к такому он был готов. Русские, конечно, не всегда понимают нюансы цивилизованной жизни, однако дураками их точно не назовешь. И совсем другое дело, когда тот же человек будет сидеть среди них, участвовать в принятии решений… Пришлось объяснить ему, что иначе русские просто уйдут, и причем сделать это могут вполне демонстративно. Тогда вся операция, а вместе с ней и лишняя прибыль накроются медным тазом. После этого американец посмотрел на Матвеева (говорил Верховцев, но кто родил саму идею, он понял сразу) еще более уважительно, чем раньше, и попросил время на то, чтобы переговорить со своими доверителями. Естественно, ему это время великодушно дали.

Споры продолжались два дня, причем как минимум финальная четверть велась исключительно из любви к искусству, под ром с хорошей закуской. Все уже было решено. И требования русских американская сторона признала имеющими необходимый вес. Так что в порт вместе с переговорщиками отбыл один из помощников Матвеева, пузатый мужик, так и не сбросивший сало за время перехода. Что, впрочем, не мешало ему ни стрелять, ни драться, ни умело вести бухгалтерию.

С ним же отправились еще несколько человек, в основном из раненых, которым предстояло несколько позже, сразу после окончания лечения, заняться обеспечением охраны нового актива. Ибо возникали серьезные опасения, что американцы взбрыкнут сразу же, как поймут, что у них тихой сапой отжимают активы. А так и будет, Матвеев Александру это клятвенно обещал. Потому что упускать прибыль, которая сама плывет в руки, почтенный русский купец любил не больше махрового еврея.

А перед самым отправлением у Александра состоялся разговор с пассажирами. Гордон с семьей решили остаться здесь – достаточно цивилизованная страна на задворках мира отставного майора вполне устраивала. И сейчас они, собрав вещи, ожидали, когда «Эвридика» пришвартуется к борту флагмана, дабы перебраться на нее без лишних усилий. В принципе, это делалось не для них – переговорщики, с трудом отходя от русского гостеприимства, с ужасом смотрели на болтающуюся на океанской зыби шлюпку, и потому для их комфорта решили пришвартовать фрегат прямо к борту «Миранды». Выказать уважение, так сказать. Ну и пассажирам будет удобнее…

Меньше всех хотел сходить на берег Гордон-младший. Парнишка уже привык к жизни юнги и вполне хорошо прижился в команде. Но – увы, против воли отца не попрешь. Так что единственное, чем Александр смог подсластить пилюлю, это сообщить Бернарду о том, что ему положена доля в добыче – как ни крути, а в момент захвата торговых кораблей он был членом экипажа. Так что мальчишка получил неплохую порцию звонких монет и теперь смотрел на корабль с еще большей тоской. Александр же подошел, тронул его отца за плечо и отозвал в сторону для приватного разговора.

– Аласдэн, скажите, что вы планируете делать после того, как окажетесь на берегу? – просто и без обиняков спросил Верховцев.

Шотландец невозмутимо пожал плечами:

– Еще не знаю. Но человек с головой на плечах и не боящийся работы не пропадет. Может, подамся в фермеры, а может, завербуюсь в местную армию.

– В таком случае у меня есть к вам предложение. Что вы думаете о том, чтобы составить компанию нашим людям?

– Мне кажется, они справятся и без меня. К господину Матвееву я испытываю глубокое уважение – так, как он, жонглировать финансами, оставаясь на коне, мало кто может.

– Тут не поспоришь, – кивнул Верховцев. – Но есть один нюанс. Эта страна населена выходцами из Европы, включая ваш остров. Мы тут чужие, русские везде, кроме своей страны, чужие. А вы – свои. И это открывает массу возможностей. Ну и, плюс, вы несколько лучше нас знаете традиции своих пусть бывших, но соотечественников, и обмануть вас будет сложнее.

Обсуждение продолжалось минут пять и закончилось скрепленной рукопожатием договоренностью. Гордон, перебираясь на «Эвридику», был уже в ранге советника их представителя с долей от прибыли и небольшим, но достойным постоянным жалованьем. А позже, когда фрегат уже двинулся в сторону порта, Гребешков спросил у командира:

– Но зачем? Справились бы и сами.

– Ты знаешь… Жалко мне их, Иваныч. Просто жалко. Нормальные ведь люди, просто им не повезло. А когда вытаскиваешь один раз, как-то не по-человечески бросать.

– Добрый ты, – усмехнулся Гребешков. – Наверное, это хорошо…

Вода в океане была теплой, даже летящие в лицо брызги не раздражали. Впрочем, Александр поймал себя на мысли, что вообще не помнит, когда в последний раз испытывал по этому поводу раздражение. В самом деле, подобная мелочь уже давно стала настолько привычной, что проходила мимо сознания.

Да и вообще, он привык к морю настолько, что, будучи в портах, иной раз чувствовал себя даже несколько неуютно. На мостике-то все ясно: вокруг – океан, под ногами – палуба, за спиной – товарищи, а впереди – враги. И, опять же, четкое понимание: океан уважать, корабль беречь, своих людей защищать, а врагов топить, да так, чтоб Посейдон недонырнул. А на берегу?..

Мало того, что вместо чистого ветра миазмы города, под ногами не отдраенная добела палуба, а заплеванная мостовая, так ведь еще и непонятно, откуда ждать удара. На берегу, особенно в чужих портах, любой может оказаться врагом, а уж плюнуть в спину запросто способен каждый второй, не считая каждого первого. В общем, нет уж, нет уж. Пока не вернутся домой, на берегу надо бывать поменьше и ходить с оглядкой. А многоопытный Гребешков, которому Александр как-то рассказал о своих выводах, хмыкнул понимающе и намекнул, что дома врагов тоже может оказаться в избытке. Поменьше, конечно, чем в этих водах, однако все равно больше, чем хотелось бы.

Да и черт с ними! Александр отмахнулся от неприятно зудящих мыслей и, уже привычно, стал вспоминать, раскладывая по полочкам, события последних дней. Не такие уж и дурные, если вдуматься.

Операция по перехвату кораблей прошла как по маслу. С берега своевременно предупреждали, что за корабль и куда выходит, оставалось лишь брать их на абордаж. Правда, все это происходило в территориальных водах Соединенных Штатов, что являлось злостным нарушением всех законов и обычаев, но, во-первых, когда это великие державы обращали внимание на протесты мелочи? А во-вторых, и протестов-то не было, ибо американцы мало того, что относились к русским лояльно, так еще и были сейчас с ними в сговоре.

Нет, в самом-то деле, смешно предположить, что происходящее было частной инициативой страховых компаний. Кто-то там, наверху, делал на происходящем деньги, а страховщики так, урывали свой кус. И протесты, конечно, будут, но когда-нибудь потом, задним числом и совершенно неубедительные.

Единственный минус – тут же продать корабли невозможно было в принципе. Весело было бы, если корабль утром выходил из порта, а к вечеру его туда же пригоняли совсем другие люди, чтобы продать. Слишком много ненужных вопросов… Впрочем, это беда поправимая. Да и не беда вовсе – корабли пригодятся и дома, равно как и их груз. Сейчас три корабля, два из которых еще недавно ходили под британскими флагами, а один под французским, следовали на небольшом, всего-то в полмили, удалении от эскадры. Два загружены пшеницей, еще один хлопком – более чем достойные трофеи. Их купит кто угодно.

Итак, в несомненном плюсе трофеи, деньги и доля в американских предприятиях. Ее – об этом американцы пока не знают – Матвеев планирует со временем расширить, в основном за счет промышленных предприятий. Купец все же умел думать наперед и вдобавок не желал складывать все яйца в одну корзину. Торговля – это хорошо, но наложить лапу на промышленность и самому заняться производством товаров – еще лучше. В Америке же, особенно на севере, был в том неплохой задел. И, что немаловажно, имелось немало вполне квалифицированных рабочих рук – то, чего всегда не хватало на Родине.

В минусе – теперь о русском присутствии в этих водах знает каждая свинья, хоть морская, хоть сухопутная. А значит, ответной реакции британцев ждать недолго. Соответственно, долго бродить у побережья Америки не получится. Впрочем, Александр к этому и не стремился. Еще одно дело – и он уйдет отсюда, плюя на мнение врагов с клотика грот-мачты. Дело же… Оно в любом случае окончательно угробит его репутацию в глазах «цивилизованных» стран, но, при удаче, добавит и ему денег в карман, и военных успехов России. Ну и репутация флотоводца еще никому не мешала. В истории остаются победители, а что они поступают, как мерзавцы, никого не волнует. Дрейк с Морганом и Нельсоном тому пример[143].

Если по-простому, Верховцев хотел разгромить какой-нибудь порт на побережье Канады. Показательно и жестоко, демонстрируя, что британцы неспособны защитить свои владения. Жаль только, ничего достойного по эту сторону океана у них не имелось. А значит… Значит, придется идти вдоль побережья, сметая даже самые жалкие рыбацкие поселки. Это долго и нудно, однако же психологический эффект будет велик. Так что – почему бы нет?

Надо сказать, урон британцам они начали учинять даже раньше, чем планировали. Двигаясь вдоль побережья Соединенных Штатов, русские один за другим перехватили еще три корабля. Груз был все такой же немудреный, как раньше, однако не отказываться же… Ну а когда двинулись непосредственно вдоль побережья Канады, то были поражены тем, насколько же здесь глухие места. Огромные, до горизонта, леса и минимум людей. Пожалуй, идея о том, чтобы навести шороху в тылу, дабы противник начал совершать необдуманные действия и распылять силы, в очередной раз потерпела фиаско. Здесь просто некого было крушить и грабить, а если что и попадется – так об этом вражеские адмиралы узнают, только когда война уже давно закончится.

Ошибку свою Александр понял быстро. Правда, из чистого упрямства некоторое время еще не менял курс и даже добился кое-каких успехов. Правда, успехи те… Две посудины в полсотни тонн каждая, занимавшиеся рыболовным промыслом, не стали даже тащить за собой. С одной перегрузили на линкор несколько тонн свежей рыбы, а вторая и вовсе была пустой. Можно потопить… А что дальше? В общем, капитанам потрясли перед носом кулаками и отпустили на все четыре стороны. Немного чести в таком грабеже, а выгоды и того меньше.

Единственным достойным упоминания эпизодом оказалась встреча с новеньким, что называется, с иголочки британским военным пароходом «Ванкувер», названным так в честь одного из первых исследователей этих мест. Теоретически его восемь пушек были ничто против эскадры из шести кораблей, любой из которых заметно превосходил его и размерами, и вооружением. На деле же, как это часто бывает, все оказалось не так просто.

Ветер был слабый, эскадра не шла, а, скорее, ползла, и неудивительно, что фактически противостоять британцам оказалась способна одна «Миранда». Впрочем, и она превосходила английский корабль почти вдвое. Правда, вначале гордые подданные «владычицы морей», заметив неспешно ползущих русских, все же приблизились и, не входя в зону досягаемости русских орудий, нагло дефилировали рядом с ними, успев дважды обежать их вокруг. Эскадра не обращала на гостя внимания – примерно так же волкодав, охраняющий вверенную ему отару, не реагирует на кружащую вокруг лису. Мелковата… А вот британцы, похоже, уверились в собственной безнаказанности и не обратили внимание на все более густеющий столб дыма над головным кораблем. А зря!

Обнаружив, что за ними вдогонку отправился пароход, они неспешно отошли, дождались, когда русские приблизятся, и отсалютовали им со всех бортов. Вышло, правда, довольно-таки жиденько. Все-таки вооружен британец оказался так себе. И гонор с его капитана слетел сразу же после того, как выяснилось два нюанса. Во-первых, «Миранда» ответила, продемонстрировав не только большую огневую мощь, но и лучшую подготовку артиллеристов. Оно и неудивительно после нескольких месяцев боев и походов. А во-вторых, шлюп, коптя небо, разогнался почти до своих парадных десяти узлов. Ну, теоретически он мог выдать почти одиннадцать, но за время плавания машина немного износилась, да и обрастание днища еще никто не отменял. Но и того, что получилось, британцам хватило с избытком. Видя стремительно несущуюся к ним винтовую смерть, британцы спешно развернулись и рванули прочь.

Ага, щ-щас-с, да кто ж их отпустит! Как укушенный шавкой бык, шлюп гнался за отчаянно шлепающим плицами колесным пароходом, наглядно демонстрируя и успешность своих обводов, и преимущество винтовой схемы для расположения артиллерии. Вначале Александр еще тревожился, полагая, что британец пытается заманить их в ловушку. Играет роль этакого мелкого и слабосильного члена бандитской шайки, чья задача – спровоцировать жертву на конфликт, дабы потом навалиться толпой. Однако, как выяснилось, за британцами не было ничего, кроме их уже ставшего притчей во языцех гонора.

Гонор и кураж – это, конечно, хорошо. Не зря англичане не раз и не два лезли в бой с откровенно более сильным противником – и побеждали[144]. Однако ко всему этому требуется хотя бы толика здравого смысла и хорошая выучка. А этими достоинствами экипаж «Ванкувера», похоже, не страдал. Хотя рулевой у них был хорош – ловко маневрируя и уклоняясь от залпов русского корабля, он смог прорваться к берегу.

И вот тут оказалось, что колесная схема не столь уж плоха. Особенно вкупе со знанием этих вод. Британский корабль мельче сидел и лучше маневрировал. Имей он сравнимую с русскими огневую мощь, возможно, и ушел бы, однако сейчас всех его достоинств хватило лишь на то, чтобы укрыться в небольшой бухте и, убедившись, что русские оставлять его в покое не собираются, попытаться подняться вверх по реке. Решение, в принципе, верное – впадающая здесь в море река имела и достаточную ширину, и подходящие глубины, а «Миранде» в нее лезть было чересчур рискованно. Однако прежде, чем пароход сумел уйти на достаточное расстояние, вслед ему прозвучал еще один залп. И на сей раз он оказался успешным!

Зажатый берегами и с трудом преодолевающий сильное течение пароход был просто не в состоянии маневрировать, и артиллеристы «Миранды» вели огонь в полигонных условиях. И ядро… А может быть, их было два или три… Неважно. Главное, что перо руля от меткого попадания разлетелось на куски, и мгновенно потерявший управление корабль начало разворачивать поперек течения.

Надо отдать британцам должное, даже в столь безнадежной ситуации они не спустили флаг. Однако русский корабль, превосходящий их как в количестве, так и в калибре орудий, попросту раздавил огнем своего более легкого противника. Час спустя избитый, с разбитыми гребными колесами, горящий пароход каким-то чудом приткнулся к отмели, где и замер навсегда, оставив над водой часть палубы. К чести британских моряков, они до конца исполнили свой долг, отказавшись спустить флаг. Что же, хозяин – барин, и флаг все равно упал, сбитый ядром вместе с мачтой.

Британских моряков даже не стали брать в плен. Какой смысл? Им просто приказали убираться на все четыре стороны, что они и сделали, быстро и организованно перебравшись на берег. Правда, не сразу – сначала Верховцев решил допросить капитана, а без него экипаж «Ванкувера» уходить отказался. Что же, это делало им честь, и разговор с пленным офицером решили не затягивать.

Впрочем, он толком и не знал ничего. Лишь то, что его пароход был всего две недели как приобретен в Соединенных Штатах и там же на скорую руку вооружен[145]. Сам факт такой покупки Британией говорил о многом. Все же эта страна вполне заслуженно носила славу не только родины отличных моряков. Это и не удивительно, все же тамошние женщины славятся красотой, а кухня изысканностью так, что любой нормальный мужчина уплывет от них на край света.

Куда важнее, что Британия обладала еще и самыми крупными и многочисленными верфями в мире. Похоже, все же действия русских моряков дали, наконец, эффект, и теперь британцам приходилось в спешке закупать где попало и что попало, лишь бы хоть чем-то заткнуть дыру в обороне. Последнее радовало несказанно, а тот факт, что вроде бы дружески настроенные янки продали корабли (а «Ванкувер» был не один) британцам, ничуть не удивлял. Ничего личного, просто бизнес, а он у американцев всегда был на первом месте.

Итак, побережье Канады патрулируется. Это плохо. Для патрулирования используется откровенное барахло – это уже хорошо. Больше англичанин ничего не знал, а может, просто скрывал. Зато сидел с такой надменной рожей, что хотелось дать ему в морду, и Верховцев с трудом подавил сие насквозь перспективное и, в общем-то, законное желание. Вместо этого он приказал неумехе, загубившему свой корабль (от таких слов английского капитана передернуло, но возражать он не рискнул, ибо любое мнение, высказанное во время протирания револьвера, звучит максимально убедительно), убираться на все четыре стороны. Что тот и сделал, не став лишний раз испытывать судьбу. И наиболее ценным трофеем стала не небольшая, можно сказать, почти нищая корабельная касса, а карты и лоции этих мест, очень тщательно и качественно выполненные. В будущем пригодятся, не самому Верховцеву, так наверняка тем, кто придет за ним.

В тот же вечер совет капитанов единогласно постановил: надо идти в Россию. Продолжать движение вдоль побережья Канады к Аляске выглядело абсолютно бесперспективным. Здесь просто не было достойных целей для такой эскадры. А вот пересечь океан, пополнить команды в русских поселениях на Дальнем Востоке и обрушиться всей мощью на британские колонии выглядело куда более интересным. Сам переход, разумеется, не самое легкое предприятие, но русских такие уже давно не пугали. Обогнув половину земного шара, сложно испытывать пиетет перед сложным, но все же достаточно обычным переходом. Тем более что русские ходили в этих водах уже не раз, да и кругосветных путешествий хватало[146]. Справятся, куда денутся.

Прежде чем идти через океан, следовало дать отдых экипажу. Ну и лишний раз очистить днище тоже стоило – обрастание в сравнительно теплых водах до безобразия сильное, а когда пригодятся лишние пол-узла – предсказать сложно. Но, с другой стороны, заниматься кренингованием[147] – дело муторное и долгое. Опять же, людям вместо отдыха придется жилы рвать. Непорядок, в общем, поэтому было решено использовать другой способ.

Найдя удобное место для стоянки, корабли на несколько дней завели в устье реки, в пресную воду. Морские организмы в ней, что характерно, чувствовали себя паршиво и довольно быстро погибали. Не все погибали и не все отваливались, но в любом случае это лучше, чем ничего. Да и, на самом деле, не столь много их было – что британцы, что французы обшивали подводную часть медными листами. Это не совсем предотвращало, но заметно уменьшало ее обрастание. Так что подчистится – и ладно. Правда, на освободившееся место тут же начнут пристраиваться уже речные обитатели, но они вымрут в океанской соли еще быстрее, не успев создать кораблю заметных проблем.

Итак, корабли чистились, а команды расположились на берегу, предавшись блаженному ничегонеделанью. Ну, как ничегонеделанью… В этих богом забытых местах зверья было столько, что даже у видавших виды охотников-северян это вызвало некоторую оторопь. Река, полная рыбы… Впрочем, здесь ничего особенного, в России не хуже, а как бы не наоборот. Тем не менее грешно было не воспользоваться моментом, а потому работа закипела.

Охотничьи команды работали столь рьяно, что зверья в первый же день набили целую гору. Да и рыбы наловили изрядно. Александр, увидев это, за голову схватился, но моряки, народ опытный, тут же принялись за разделку туш, а дальше соление, копчение… Запахи над берегом поплыли такие, что рот сам собой заполнялся слюной. Их перебивало разве что осознание того, что всем этим придется долго питаться во время перехода. Ну и еще не менее вкусный запах, исходящий от котлов, в которых готовился ужин. Свежатина – она и есть свежатина. И не зря говорят, что самые лучшие повара – мужчины. А самые лучшие поварихи – женщины.

Нет, конечно, «завтрак съешь сам, обед подели с другом, а ужин отдай врагу», тут великий полководец[148] был прав. Но в ситуации вроде нынешней все приемы пищи неумолимо превращаются в завтраки… Словом, кушали много и хорошо, старательно отъедаясь впрок.

Ну а сам Александр смог уйти в лес только на третий день. Все же поразительно, сколько дел у капитана и насколько их больше у командующего эскадрой. Причем на берегу число вопросов, для решения которых необходимо присутствие командира, возрастает кратно. А при отсутствии нормального штаба, которому хотя бы часть вопросов можно передоверить, тем более.

Но и сидеть сиднем уже надоело до чертиков. Все же молодость – это время, когда очень сложно постоянно заниматься рутиной, и даже бешеный темп не всегда спасает от необходимости хоть немного изменить жизнь. А потому, дождавшись, когда первостепенные вопросы, наконец, решатся, он раскидал дела, загрузив всех, кого можно и нельзя, после чего, вооружившись карабином, рванул в лес, дабы хоть немного перевести дух.

Откровенно говоря, Верховцев никогда не был большим любителем охоты. Побродить с ружьем по лесу… Ну, как же без этого, практически любой дворянин хоть несколько раз да занимался этим. Тем более дворянин провинциальный, где из всех развлечений – выпивка да ба… пардон, женщины. Так что и на речку, и в лес дворянские недоросли мотались чуть не с пеленок. И неудивительно, что толк в этом он понимал, вот только в дело всей жизни, как некоторые, превращать не собирался. А потому и шел больше для того, чтобы оглядеться.

Стоило признать, места здесь и впрямь были красивейшие. Похожие на Россию – и в то же время совсем другие. Одни голубые ели чего стоили! Правда, встречались они очень редко, но все равно на привыкшего к традиционным зеленым растениям офицера производили странное, почти инфернальное впечатление. Притом, что это – так, одно из многих отличий.

А вот зверье продемонстрировало недюжинный ум. Если на первый-второй день после их прибытия они совершенно не боялись человека и буквально сами лезли под выстрел, то сейчас уже старательно обходили его стороной. Конечно, от пули расстояние, на которое отбегали те же олени, не спасет, но все же, все же… Показательный результат, как ни крути.

Как ни странно, это практически не расстраивало Верховцева. Тем более что лес был свежий, будто только что вымытый. Оно и неудивительно, снег в этих краях сошел совсем недавно. Куда больше его сначала раздражало то, что совсем уж в одиночку ходить не получалось. Двое матросов при оружии следовали за командиром на почтительном и в то же время не мешающим немедленно оказаться рядом с ним расстоянии. Гребешков расстарался. Все же тот факт, что ныне он командовал боевым кораблем, не отменял его принадлежность к рыцарям плаща и кинжала. Вот и бдел, работа у человека такая. А с другой стороны, понять его можно со всех точек зрения. Если случится что-то с командиром, лучше ни для кого не станет, это уж точно.

И потом, скоро Александр привык к идущей за ним парочке и перестал обращать на нее внимание. А потом и вовсе плюнул и, садясь на здоровенный выворотень, махнул им рукой:

– Идите сюда, хоть перекусим.

У каждого при себе что-то было, свежий лесной воздух возбуждает аппетит, да и были все трое молоды и здоровы, так что неудивительно, что еда пошла на ура. Несколько взмахов топором, расколотая на части сушнина – и вот уже гудит костерок и заваривается в кипятке чай. В общем, хорошо все, душевно. И, как всегда, найдется сволочь, которая эту идиллию как следует испакостит!

Рычание сотрясло воздух так внезапно, что вся троица подпрыгнула, а один из матросов еще и взвыл, пролив себе на колени горячий чай. И лишь секунд через пять они увидели нарушителя спокойствия. Нагнув лобастую голову, к ним неспешно, ловко огибая кусты и деревья, шел здоровенный медведь какого-то необычного, будто серебристого, окраса.

Прав был отец, мелькнула в голове Александра непрошеная мысль. Если ты увидел медведя, значит, к тому моменту он тебя десять раз обнаружил, оценил и признал неопасным. В этот раз так уж точно – вон как уверенно идет! Хозяин этих мест, пудов двадцать пять, а то и все тридцать будет[149]. Отожрался… И ведь, главное, огня не боится! По всему выходит, ничего хорошего от их встречи ждать не приходится.

Ружья оказались в их руках практически мгновенно, и три выстрела последовали один за другим. Вот только не зря говорят: охотнику перестает нравиться одноствольное ружье и у него возникает мечта о двустволке, когда выясняется, что медведя с первого выстрела завалить не удалось. Сейчас был именно такой случай.

Рев, который издал медведь, был не испуганный, а разъяренный. Вопль оскорбленной силы, точнее и не скажешь. Поднявшись на задние лапы, громадина из клыков, когтей и мускулов двинулась на людей, и времени на перезарядку оружия уже не оставалось.

Будь у них рогатины, ситуация бы получилась – лучше не придумаешь. Сам бы наделся! Но оружия, предназначенного именно для охоты на медведей, у них сейчас не было. И единственное, что попалось под руку Александру, был топор.

Ростом Александра Бог не обидел, силушкой тоже, но, когда медведь его зацепил, летел он далеко и больно. И это притом, что удар лапой получился вскользь и, можно сказать, на излете. Но и сам он ударить успел, со всей дури, и, когда поднялся, то увидел, что зверь лежит почти там же, где они схлестнулись. Топор разрубил прочнейший медвежий череп без малого напополам.

– Вашбродь, как вы?

– Живой, – Александр, пошатываясь, подошел к туше зверя. Болело все, особенно ребра, но, похоже, отделается ушибами.

– Ну и здоровы ж вы! – тут же подскочил второй матрос и, с короткой заминкой, добавил: – Вашбродь…

Александр только закашлялся в ответ – приложил его медведь все-таки знатно. Сплюнул – нет, крови не видно.

– Все, хватит на сегодня прогулок. Возвращаемся…

Вечером, когда умельцы, впечатленные размерами зверя, обрабатывали медвежью шкуру, коей предстояло в ближайшее время стать отличным ковром в капитанской каюте, к нему пришли Матвеев и Гребешков. И не очень вежливо, без стука войдя в каюту и захлопнув дверь, начали весьма неприятный разговор.

– Ты что себе позволяешь, мальчишка!

– Во-первых, я рад вас видеть, Сергей Павлович, хотя это и чуточку неожиданно. Егор Иванович, к тебе это тоже относится. А во-вторых, я не совсем понимаю…

– Не понимает он! – Матвеев был красный, словно вареный рак, и пыхтел, будто паровая машина. – Ты что творишь? Что творишь, я спрашиваю?!!

– Подожди, – Гребешков тронул его за плечо. – Он и в самом деле не понимает. Ему действительно надо кое-что объяснить. А ты орешь, как ненормальный.

– Ну, так объясни, – сказал, как выплюнул, Матвеев и замолчал, прислонившись к стене и демонстративно скрестив руки на груди.

– И объясню. Александр Александрович… Тьфу! Саша, вот скажи мне, ты что, не понимаешь? Твой ангел-хранитель не белый, а седой. Тебе не стыдно?

– Ага! Здорово, правда?

– Да елки-палки…

– Тихо!

Откровенно говоря, Верховцев еще со времен Корпуса завидовал тем, кто умеет орать, не повышая голоса. Как оказалось, у него это тоже получается. Вроде бы спокойным тоном сказал всего одно слово – а оба собеседника разом заткнулись, будто им во рты вбили по кляпу из старых портянок. Во всяком случае, глаза выпучили соответственно.

– Ну что, успокоились? – вполне дружелюбно поинтересовался Александр, выдержав небольшую паузу. – А теперь соблаговолите мне объяснить, наконец, коротко и без эмоций, какие у вас ко мне претензии.

– Претензии… – Гребешков вздохнул и опустил плечи, став вдруг похожим на немного сдувшийся воздушный шар. – Есть, как не быть. Понимаешь, ты сегодня едва не погиб.

– Не в первый раз.

– Да, но до того это было на мостике, в бою. В абордажной схватке. На худой конец, когда тебя на берегу пытались арестовать, то могли под шумок прихлопнуть. Это героическая, понятная, вдохновляющая смерть. А сегодня… Ты что, не понимаешь, что на тебе все держится?

Вот это уже было новостью. Александр удивленно приподнял брови:

– В каком смысле?

– В прямом. Ты собрал эскадру. Люди идут за тобой. Если ты погибнешь, все развалится к морским чертям, – и, не удержавшись, Гребешков выдал малый боцманский загиб.

Как в старые добрые времена, с каким-то умилением подумал Верховцев.

– Мне всегда казалось, эскадра держится на вас. Точнее, на всех нас, но в основном на вас двоих.

– Э, нет! – Матвеев успокоился и вернулся к своей обычной солидной манере разговора. – Видишь ли, Александр, именно ты нас собрал. Как ни крути, но костяк наших команд это помнит. Ты нас вел в первые бои, самые тяжелые, когда никто не верил, что с английским флотом можно драться на равных. Это тоже помнят. И именно поэтому тебя изначально воспринимали как командира. Потом… Ты с пинка открывал двери к адмиралу…

– Чего-о?

– Это мы знаем, что все было иначе, а простые матросы убеждены, что не Бойль отдавал приказы, а ты. Дальше. Все корабли собрал, опять же, ты. И ты – единственный офицер высокого полета.

– Высокого, – фыркнул Александр. – Скажешь тоже.

– Для тех, кто в жизни не видел никого старше пьяного станового[150] – высокого.

– И что?

– Да ничего. Я – купец. Да, я многое умею, и моя команда воспринимает капитаном именно меня. Но для всех остальных я – не авторитет ни в чем, кроме денег. Егор… Он выслужился из крестьян, и слишком многие помнят его именно в этом качестве. То же Мустафа. Недавний простой матрос. Вдобавок он слишком молодой. Да, его принимают как пиратского капитана, но не более. Куропаткин офицер, но в море он всего ничего, да и капитаном стал недавно. Диего вообще не русский. Его уважают – но за ним не пойдут. Вот и получается, что ты – единственный кадровый офицер в серьезных чинах, которого уважают и принимают как командира все без исключения. Даже наемники. И если тебя, не дай бог, задавит какой-то медведь, эскадра лишится головы и распадется, перестанет существовать как единая сила. Получится в лучшем случае группа кораблей, в которой каждый будет считать именно себя или главным, или самым умным. Это в лучшем случае. А то и вовсе разбредемся куда попало. Теперь понимаешь?

Верховцев открыл рот – и закрыл его. Нет, возразить-то можно, а толку? Матвеев был прав, он – командир, голова, без которой тело может дергаться и даже бегать, как предназначенная на суп курица, но ожидать от него сколь-либо осмысленных действий бесполезно. И так каждый раз шкурой рисковать приходится, а еще и так, по-глупому… В общем, оставалось лишь признать правоту товарищей, и на том разговор был исчерпан. С того дня и до самого выхода в море Александр не покидал границ лагеря. Впрочем, скучать ему не приходилось, и единственное, пожалуй, что огорчало, это практически полное отсутствие женского пола. Ну, требовал свое молодой и здоровый организм. Однако с этим приходилось мириться, не зря же выбирали максимально дикое и пустынное место. А потом вновь надул паруса ветер, и эскадра двинулась в долгое и трудное плавание через океан.

В каюте было тепло. Александр сбросил тяжелый непромокаемый плащ, сел и устало вытянул ноги. Все же переход через океан – занятие далеко не самое легкое, даже если погода более-менее приличная. Хорошо, что он подходит к концу.

Вообще, грешно было жаловаться. Шторм настиг их один-единственный раз, да и тот длился всего-то пару дней. И, чего уж там, сильным не был. Ну, покачало, конечно, однако и не такое видали. Корабли даже не раскидало – что ни говори, а мастерство русских моряков за время похода сильно возросло. Но все равно, бросок через океан – это время и силы. К тому же, чем ближе к России, тем холоднее становилось – эскадра-то шла на северо-запад.

Вот и сейчас – холодно. На палубе ветер, несильный вроде, пробирает до костей. У мыса Горн было хуже, но и окрестности Сахалина не подарок. А главное, для всех них эти места были сплошной терра инкогнита[151]. В результате идти приходилось максимально осторожно, готовыми в любой момент реагировать на угрозы.

Нет, у русских были карты, очень качественные и подробные, собственного производства. Карты эти заметно превосходили те, которые имелись в распоряжении их врагов[152]. Но – именно карты, не лоции. С гидрографией района они знакомы не были, а потому неудивительно, что с мостика Верховцев спускался, только чтобы справить нужду и немного поспать.

Васька при появлении хозяина выгнул спину и заурчал, совсем как домашний кот. Здоровенный вымахал. Впрочем, ему уже второй год пошел, так что удивляться нечему. Александр вспомнил Канаду, и губы непроизвольно изогнулись в улыбке. Да уж, учудил там питомец!

Рысенок тогда все терся о ноги, явно просясь на берег. И выпросился – Александр взял его с собой, не подумав, что даже домашняя кошка способна устроить хозяину массу сюрпризов. А у него, как ни крути, целая рысь! Вот и результат получился весьма ожидаемый – зверь рванул в лес, и до самого отплытия его никто не видел.

Что же, может быть, в дикой природе ему будет лучше. Тем более что в Америке рыси водятся[153]. А раз так… Обидно, конечно, однако сходить с ума по питомцу, даже если он и любимец команды, никто не стал. Вот только история получила внезапное продолжение, которого никто не ожидал.

Корабли уже выходили из реки, когда с берега раздался истошный мяв, и почти сразу в воду с громким шлепком плюхнулось сильное, гибкое тело. Васька плыл за кораблями, не понимая, что не сможет догнать и не сумеет вернуться. Он просто плыл за своими людьми. Когда торопливо спущенная шлюпка подобрала его, он держался на воде из последних сил. Двое суток приходил в себя, практически не просыпаясь. Ну а потом как ни в чем не бывало вернулся к своим обязанностям – изничтожению крыс. Вот такая вот история…

Почесав за ухом питомца, отчего тот заурчал еще сильнее, Александр не вставая протянул руку и извлек на свет божий початую бутылку граппы. Эту очень неплохую итальянскую водку они еще у побережья Чили взяли в числе прочих трофеев на одном из торговых кораблей. Точнее, как взяли… Судно шло без флага, и капитан его весьма удивился, когда из утреннего тумана прямо перед ним вырос силуэт крупного военного корабля, причем орудийные порты его уже были открыты, и из них нехорошо смотрели жерла пушек. Так удивился, что едва штаны не обмочил. Но – корабль оказался испанским, и ни захватывать его, ни тем паче топить русские не стали. Ну а хозяин, он же по совместительству капитан, на радостях преподнес целую корзину с бутылками этого пойла.

Надо сказать, крепкий виноградный напиток долго стоял невостребованным, но оказался к месту именно в высоких широтах, ибо согревал не хуже рома, а вот похмелье давал куда меньшее. Вот и сейчас Александр плеснул себе небольшую порцию, высосал в два глотка. По телу почти сразу же растеклось приятное тепло. И тут же его начало клонить в сон. Надо бы поесть, однако желания не было совершенно, слишком устал.

Он так и заснул сидя, и не мог сказать, сколько проспал – час, два, несколько минут… Главное, что из объятий сна его бесцеремонно и куда раньше срока вырвал голос вестового:

– Вашбродь! Там вас на мостик просят.

– Сейчас, – плавание давно уже приучило Александра просыпаться мгновенно. – Что там?

– Паруса, вашбродь.

Паруса… Откровенно говоря, здесь им корабли попадались не раз. Ну, как корабли… Японские рыбацкие посудины, барахло страшное. Угрозы не представляли, интереса, честно говоря, тоже. Потому хотя бы, что на всей эскадре не нашлось никого, понимающего их язык. А они, соответственно, не знали не то что русского, но и английского вкупе с испанским и французским.

Нет, Япония страна хоть и варварская, донельзя отсталая, но все же образованные люди есть и у них. От мира они закрываются, но не полностью. Японские пираты, что любят нарушать спокойствие в более южных широтах, худо-бедно языками тоже владеют. А куда деваться? Профессия обязывает быть полиглотом хотя бы на уровне «моя-твоя стреляй, если золото не давай». Но ждать хотя бы зачатков образования от японских рыбаков смешно и глупо. Им это просто не нужно. Здесь, конечно, уже вроде бы не Япония, но местные вряд ли хоть в чем-то от них в плане образования серьезно отличаются. Стало быть, из-за еще одной плавучей скорлупы его не позвали бы, а значит, на горизонте что-то посерьезнее. Вот ведь, принесла нелегкая! Придется вставать.

– Ладно, передай, сейчас буду.

Топот ног стих почти сразу. Александр потянулся, да так, что суставы захрустели. Э-эх! Правы были те, кто говорил: чтобы хорошо себя чувствовать, надо спать не меньше восьми часов в день. И столько же ночью. А ему вот даже половины такой роскоши не светит… Ничего, на берегу отоспится.

К мостику он шел быстро, но в то же время неторопливо. Разумеется, внешне – ибо просто так не вызовут, но командующим бегать не пристало. Как из-за неминуемого к солидному возрасту брюха, так и из нежелания вселять панику в сердца подчиненных. Брюхом Александр пока не обзавелся, и, если смотреть на отца, грозит ему подобное еще не скоро. Да и образ жизни расширению талии не способствует, достаточно посмотреть на то, как похудел Матвеев, но в таком деле и одного условия достаточно. Так что быстро, но не торопясь, благо ветер слабый и эскадра еле плетется.

– Что там?

– Мачты на горизонте. Много. Пока далеко, – лаконично ответил помощник.

Александр щелкнул подзорной трубой, раскрывая ее, и приложил к глазу. Линия горизонта рывком приблизилась. Да, точно, мачты. Без парусов. И если их неплохо видно на фоне заката, то русские корабли в сумерках быстро опускающегося вечера неплохо скрыты. Что же, удачно.

– Сигнал на эскадру. Ложимся в дрейф. Командиров немедленно ко мне. Готовьте шлюпку, выкликните охотников. Надо провести разведку и понять, кто перед нами. Бегом!

Примерно четыре часа спустя им стало ясно, что перед ними не случайно занесенные в эти воды купцы и не помощь, спешно присланная сюда, к примеру, с Балтики. Перед ними стояла на якорях англо-французская эскадра, и стычка с ней было редкостно неприятной перспективой. Состав вражеской эскадры был непонятен, но все же полтора десятка кораблей – это не то, с чем хотелось бы связываться[154].

– Что будем делать? – спросил Александр у соратников, когда озвученные расклады наконец стали понятны всем.

Собравшиеся переглянулись:

– Я полагаю… – начал было Сафин, однако Матвеев резко хлопнул рукой по столу:

– А я думаю, начинать должен младший. По английской традиции, они в этом толк понимают.

Действительно, начинать стоит младшему, чтобы авторитет других не довлел над ним, заставляя промолчать. Лучше пускай ляпнет откровенную глупость, чем останется не озвученной перспективная идея. И все глаза разом скрестились на Куропаткине.

Для командира «Березины» это было изрядным унижением. По званию он уступал разве что самому Верховцеву, да и возрастом тоже был не последним. Но – свой корабль он получил позже остальных, и опытом капитана похвастаться не мог. С переходом через океан справился – честь ему и хвала, но по сравнению с остальными это смотрелось бледно. Да и не сам фрегат захватывал, а потому заслуги его пока что на более серьезное положение не тянули совершенно, а потому, старательно удерживая на лице маску бесстрастности, хотя внутри наверняка все клокотало, Куропаткин высказал свое мнение.

К слову, хороших идей он тоже не родил. Атаковать, взять на абордаж и порубить в капусту! То же, что и всегда. То, что у противника вдвое больше кораблей, он тоже не учел. Нет, конечно, Суворов, которого он приводил в пример, когда-то и с худшими раскладами врагов гонял[155], но понимать же надо: на море своя специфика, да и британцы – не турки. И все более Александр убеждался в том, что для своей роли Куропаткин пока что не слишком подходит. Возглавить абордаж или десант – да без вопросов, любой сложности, а вот командовать фрегатом… Ну, может, конечно, однако все еще слишком многого не понимает.

А вот Сафин, несмотря на молодость, повел себя иначе. Пока Куропаткин распинался про доблесть и врожденное бесстрашие русского солдата, он внимательно изучал на скорую руку составленную посланными в разведку матросами схему. Даже, скорее, эскиз картины – Александр хорошо знал своих людей и, соответственно, понимал, кого лучше послать. Вот и выбрал человека с задатками художника. Естественно, не развитыми, все же живя в глуши, да будучи родом из крестьянской семьи, трудно получить соответствующее образование[156], но уж накалякать так, чтобы было понятно, что и где, он сумел, за что получил заслуженный соверен[157] из числа трофеев, доставшихся лично капитану, и теперь отсыпался.

Сейчас же, когда Мустафе предоставили слово, он несколько секунд просто сидел, медленно сжимая и разжимая кулак. Привычка, которая успела намертво прилипнуть, когда он разрабатывал раненую руку, никого не раздражала – все понимали источник проблемы и относились к происходящему спокойно. Затем он ткнул пальцем в эскиз:

– Брандеры. Здесь и здесь. Можно еще и вот здесь. Ветер несильный, однако раздуть огонь хватит. Мы становимся вот здесь, – неровно постриженный, изрядно разъеденный морской солью ноготь прочертил на бумаге полукруг. – Тех, кто попытается вырваться, расстреляем, как рябчиков.

– Вариант, – Гребешков тут же поддержал старого товарища. – Они не ждут нападения…

– Так они нам и дали взять их на абордаж. Просто не успеем, – влез Матвеев.

– Успеем. Они нас и впрямь не ждут.

– Мне нравится, – Диего почесал заросший подбородок. – Это лучше, чем бежать. Тем более что нас они пока не обнаружили.

– А из чего брандеры? – спросил, немного охлаждая энтузиазм товарищей, Верховцев. – У нас просто нет времени на их подготовку.

– Зато у нас два корабля с хлопком, – усмехнулся Матвеев. – Он горит не хуже пороха. Обольем груз маслом, заложим несколько бочек пороха – и вперед!

Следующие несколько минут были потрачены на предметное обсуждение деталей. Как известно, русские не изобрели порох исключительно потому, что не было приказа. Так вот, сейчас они сами себе этот приказ сделали, и не оставалось сомнений – в жизнь его воплотят. Или хотя бы попытаются, но со всем рвением. Конечно, это огромный риск – но весь их поход не очень располагал к долголетию. Тем не менее все они еще живы!

Командиром первого брандера вызвался быть Сафин, благо он имел уже подобный опыт, но его кандидатуру собственным произволом забраковал Верховцев. Там придется все делать максимально быстро, а потом спасаться. И не факт, что удастся воспользоваться шлюпкой, а значит, рассчитывать придется исключительно на собственные силы. Рука у Мустафы все еще не восстановилась до конца, и доктор не обещал, что она вообще хоть когда-нибудь сможет полноценно работать.

Откровенно говоря, Александр и сам хотел идти с брандером. Русскому офицеру куда проще рисковать самому, чем послать на смерть других, уж на осознание этого факта его опыта хватало с лихвой. Но Матвеев в непристойной форме пообещал запереть лихого командира в каюте, и остальные это поддержали. Пиратская (ну, почти) вольница имеет кое-какие преимущества, но и издержки у нее тоже есть. Как, например, в этот раз.

А вот Гребешкова никто останавливать не стал. Недавний унтер был в своем праве. Тем более что экипаж одного из брандеров состоял целиком из его людей. Поэтому никто и рта не раскрыл, когда он заявил, что поведет корабль лично, доверив вывод «Архангельска» на позицию своему штурману.

Второй брандер повел Куропаткин. Что же, человек он храбрый и младшим быть не хотел. Пусть его. А опыт… Никто из них брандеров не водил, поэтому сейчас все были в равном положении.

И лишь перед самым отходом он подошел к Верховцеву, тронул его за плечо:

– Александр Александрович, мне бы поговорить с тобой хотелось.

– Давай, я слушаю.

– Наедине.

Верховцев кивнул и жестом показал в направлении своей каюты. Зашел туда следом за Куропаткиным, аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Слушаю тебя, Виктор Григорьевич.

– Я ненадолго… У меня будет просьба. Если что-то со мной случится, позаботься об Алене. У нас будет ребенок, и одной ей…

Он как-то обреченно махнул рукой. Александр кивнул понимающе. Одной женщине, пускай она и жена дворянина, будет очень сложно. Имея на руках ребенка – сложно вдвойне. Примет ли ее семья мужа – неизвестно. А с другой стороны, и запретить Куропаткину идти в бой нельзя. Если он хочет быть настоящим командиром и авторитетом для своих людей, то должен вести их в бой, а не отсиживаться за чужими спинами. Александр вздохнул:

– Все сделаю, не переживай.

– Благодарю, – Куропаткин резко кивнул, повернулся и почти строевым шагом вышел.

Похоже, будут еще с ним проблемы. Если вернется, конечно, подумал Верховцев и выкинул происшедшее из головы. У него и без чужих обид хватало работы.

До рассвета оставалось всего ничего. Заканчивается собачья вахта[158], и те, кому положено бдеть, все силы бросают на борьбу со сном. Некоторые не справляются… Ветер слабый, его не хватает даже для того, чтобы полностью разогнать туман. Только слегка проредить, но все равно видимость отвратительная. Но в этих водах некого бояться – русские слишком слабы и не суются лишний раз в море. Сидят в своих норах… Остается только прихлопнуть их, как крыс, после чего сжечь то убожество, которое они называют городами.

Корабли входили в бухту практически бесшумно. Громадину «Красотки Лиззи», идущую второй, было практически не рассмотреть и не услышать. Это хорошо, вахтенные у британцев тем более не заметят. Главное, самим не налететь на камни, все же воды здесь незнакомые…

Гребешков размял пальцами задеревеневшее от напряжения лицо. Помогало откровенно плохо, но все же это лучше, чем ничего. Сегодня он сам встал к штурвалу – когда руки заняты делом, это лучше, чем ожидание. Чего ожидание? Да чего угодно! Хруста камней под днищем, залпа в упор с вражеского корабля, окрика не в меру бдительного вахтенного… И потому он вел неуклюжую по сравнению с боевым кораблем посудину в ее последний поход с каким-то даже удовольствием.

Эх, жаль, «Принцесса» не пароход – тот даже в такую погоду выдал бы свои положенные узлы. А так – еле идем, и вообще чудо, что успели до рассвета. И без того все необходимые к их миссии работы пришлось выполнять на ходу. И даже в голос выругаться не смей, прищемив случайно палец – над морем звук разносится далеко!

А с другой стороны, пароход бы пыхтел двигателем и пугал всех искрами из трубы. Парусники хотя бы идут практически бесшумно. Все так, но ожидание все равно хуже смерти!

Куропаткина по-прежнему не видно, и остается лишь надеяться, что он не проворонил точку разворота. Впрочем, там хороший рулевой. Наверное, один из лучших на эскадре. Самому бы не промахнуться. Конечно, даже один брандер может натворить дел, но все же два – это минимум, который необходим, чтобы запалить всю эту богадельню. Лучше бы три – но увы!

Низкий борт вражеского корабля появился из тумана внезапно. А рядом с ним, всего-то локтей двадцать – второй. Чуть в стороне угадывались мачты третьего. Гребешков перевел дух. Всё, прибыли. В полном тумане он вывел свой корабль на группу французских кораблей, стоящих чуть в стороне от британцев и скучковавшихся в полнейшем беспорядке. Точнее, в их расстановке наверняка имелся какой-то смысл, но то, что было изображено на схеме, иначе как хаос назвать сложно. Прапорщик ощутил приступ законной гордости – все же далеко не каждый рулевой сумеет отработать настолько ювелирно, однако расслабляться было рано. Сделана еще даже не половина дела – так, маленький кусочек, хоть и занимающий большую часть времени.

Тихо-тихо, словно крадущаяся к неосторожно заснувшим мышам кошка, «Принцесса» втиснулась между двумя французскими кораблями. Манёвр воистину ювелирный, любая неточность, внезапный порыв ветра – и корабль навалится бортом на француза. И тогда – все, конец секретности… Впрочем, ей и так пришел конец!

С борта одного из вражеских кораблей послышался оклик, скорее удивленный, чем обеспокоенный. Очень характерный, истинно французский прононс, как успел отметить про себя Гребешков. Но это понимание скользнуло мимо сознания, как хорошо смазанная маслом океанская медуза из пальцев. В следующий момент он круто, изо всех сил положил руль влево, и корабль, описав изящную дугу, ткнулся носом в корму французского брига. Заскрипело дерево, и собственную корму «Принцессы» начало разворачивать с тем, чтобы буквально через несколько секунд она уперлась в борт второго французского парусника. Ну все, понеслось!

Пока вражеские моряки соображали, что за сотрясение выкинуло их среди ночи из гамаков, русские уже начали действовать. Многочисленные кошки на цепях, чтобы кто-нибудь ушлый не отсек их и не расцепил корабли, полетели на чужие палубы. Они цеплялись за фальшборты, надстройки, ванты… Все это уже не раз было отработано за время похода, и никому из русских моряков не требовалось объяснять его манёвр. Чай, не первый раз идут на абордаж. Такие же кошки летели с мачт, намертво перепутывая и связывая такелаж. Всё, быстро освободиться теперь не удастся.

А по обильно политой смолой и маслом палубе уже бежали люди с факелами, запаливая фитили у бочек с порохом. И, выполнив каждый свой, четко оговоренный приказ, бросались в воду, чтобы вплавь добраться до шлюпок. Те, до поры до времени идущие на буксире, сейчас были для русских практически единственным шансом на спасение – для того, чтобы уйти вплавь, здесь была чересчур холодная вода.

По вражеским кораблям уже вовсю гремела тревога. Кто-то орал, кто-то бегал, не понимая толком, куда спешит. Где-то уже стреляли… В общем, нормальная ситуация в лагере застигнутого врасплох противника. Гребешков чуть заметно усмехнулся – привычка «держать лицо» в последние месяцы стала второй натурой – и, швырнув факел в ближайший открытый люк, прыгнул за борт. В два могучих гребка добрался до шлюпки, где сразу несколько пар крепких рук легко, будто рыбку удочкой, выдернули его из воды. Огляделся и спросил:

– Все?

Короткая, почти шепотом перекличка – и взрыв!

Рванула, правда, не «Принцесса». Взрыв, сначала один, а потом еще несколько, один за другим, гремели в стороне. Похоже, «Красотка Лиззи» настигла свою цель. Или настигли ее. Однако думать об этом было некогда. Весла гнулись от напора, матросы изо всех сил гнали шлюпки прочь от обреченного корабля и успели-таки отойти почти на кабельтов, когда «Принцесса» содрогнулась.

Это было воистину эпическое зрелище. Вначале в недрах корабля будто взревел огромный зверь. Почти сразу – второй, а затем почти одновременно еще несколько. Из специально прорубленных в бортах дыр и люков на палубе вылетели, жадно лизнув борта французских кораблей, огненные протуберанцы. Спустя пару секунд корабль вспыхнул сразу весь, от носа до кормы. Не зря же не жалели смолу и масло, которого на одном из трофеев нашлось в избытке. А потом на месте корабля вдруг словно вулкан взорвался – и полетели во все стороны огненными болидами пылающие тюки с хлопком.

– Навались, ребята!

Но матросам не нужен был окрик командира, они безо всяких понуканий гребли, изо всех сил торопясь уйти как можно дальше от творящегося безумия. И Гребешков, поминутно оборачиваясь, видел, как вначале почти сразу загорелись те два корабля, к которым он пришвартовал брандер, а потом и все остальные, что стояли рядом. И пускай на фоне уже посеревшего небосклона это выглядело не столь ярко, как на картинах баталистов, эпичность картины от этого ничуть не уменьшалась.

Час спустя, когда их принял на борт «Архангельск», бухта полыхала. Огонь поднимался, кажется, до неба, и оставалось лишь гадать, за сколько миль видать это светопреставление. Как раз в тот момент, когда Гребешков, наскоро переодевшись, поднялся на мостик, раздался очередной взрыв, и над скалами, подобно гигантской ракете-шутихе, взлетела горящая мачта. Зависла на пару секунд – и, оставляя дымный след, рухнула в море. Похоже, огонь добрался до порохового погреба корабля.

Русская эскадра выстроилась полукругом напротив выхода из бухты. Верховцев сразу сказал: надо уничтожить врага полностью – недорубленный лес вырастает. Поэтому, если кто-нибудь все же вырвется из огненного ада, то тут же попадет в ад чугунный. Но смог поднять паруса и попытаться уйти в море лишь один корабль. Что-то небольшое, никто даже не приглядывался к деталям. Сосредоточенный огонь шести не самых маленьких кораблей в упор превратил его в груду дров. Потом мощный взрыв – и британская посудина разломилась пополам. Не успев дать ни единого залпа, даже не ответив на удар, еще недавно мощная эскадра, готовая установить доминирование в этих водах, перестала существовать.

Когда «Миранда», ощетинившись пушками, осторожно вошла в бухту, было уже за полдень. И все равно пожар еще не затих. Пара кораблей, уже и не опознать, каких именно, приткнулась к берегу и тяжело, чадно догорала. Остальных не было вовсе, только из воды кое-где торчали верхушки мачт. Хлопок оказался хорошей растопкой для плавучих костров.

Еще плавали трупы. Не то чтобы очень много, ну так ведь и бухта – не ванна. Разнесло в разные стороны. Зрелище неприятное, однако Александра оно сейчас беспокоило в последнюю очередь. В конце концов, никого из этих людей на русскую землю не звали.

Гребешков – а он на правах героя дня перешел на шлюп, доверив командование «Архангельском» помощнику – стоял на мостике рядом с Верховцевым. Очень уж ему хотелось поглядеть на дело рук своих. Это конечно же неправильно, однако никто не посмел сказать слово поперек. И Гребешков, и его люди, участвовавшие в диверсии, поднялись на борт «Миранды» и теперь с интересом рассматривали бухту, при свете дня выглядящую довольно-таки удобной для стоянки. Именно этим она, похоже, и привлекла командующего эскадрой. Впрочем, на эту роль могла подойти и любая другая бухта – здесь, на Сахалине, этого добра хватало.

Результат стоянки и уверенности в том, что никто не осмелится атаковать – наверное, лучшее применение брандеров со времен Чесмы[159]. И, разумеется, урок англичанам на будущее. Не стоит полагать себя владыками морей – это звание надо регулярно доказывать. Иначе болезненные щелчки по носу неизбежны.

– Ну что же, принимай работу, Александр Александрович, – хорошенько налюбовавшись зрелищем, резюмировал прапорщик. – За себя я молчу, но матросам, которые со мной на авантюру шли, долю бы надо увеличить.

– И лычки повесить, и медали, – задумчиво кивнул Верховцев. – Насчет доли решим, как только сдадим трофеи, а все остальное придется уже дома пробивать.

– Ну, оно понятно. Эй, орлы! Тройная доля при дележке.

– Рады стараться, ваше благородие!

– Вот! Хорошо все же я их выучил, – с каким-то почти детским умилением на лице повернулся Гребешков к командиру. – Одно плохо.

– Что?

– Хлопок пожгли. За него, небось, больше всего заплатили бы.

– Это точно, – хмуро кивнул Александр и тут же просветлел лицом. – С другой стороны, можешь рассматривать это как инвестицию в будущее. Теперь нам в этих водах вряд ли кто-то осмелится мешать. Очень сомневаюсь, что сюда прислали две такие эскадры. А деньги… Они – дело наживное. Да и, может, удастся с казны что-то получить…

– Получишь с нее, жди, – хмыкнул Гребешков. – Тут бы при своих остаться.

Александр поморщился. Не в бровь, а в глаз прямо. Сребролюбие и жадность родных чиновников были общеизвестны[160]. Впрочем, ладно, что-нибудь придумают. Именно об этом ему говорили не изжитый до конца юношеский максимализм, убежденность, что счастье улыбается смелым, и привычка, что у них все получается.

Куда больше его волновал сейчас Куропаткин. «Красотке Лиззи» удалось выполнить свою задачу не хуже «Принцессы», но вот ее команде повезло куда меньше. То ли напутали где-то, то ли вмешался случай, но, как это иной раз случается с брандерами, он взорвался раньше, чем планировалось. Из трех шлюпок с моряками, успевшими отойти от борта, две были перевернуты взрывом, и выловить удалось не всех. Капитана спасли, но его серьезно приложило ударной волной, а потом еще засыпало обломками. Результат – переломы и довольно серьезная рваная рана на ребрах. Сейчас он лежал, перевязанный, в своей каюте, и фактически командовал фрегатом штурман. Впрочем, доктор давал оптимистичный прогноз. Мол, оклемается капитан. Скорее всего. Разумеется, не сразу… В общем, покой и хорошее питание. С последним вопросов не возникало, а вот покой на боевом корабле – понятие относительное.

– Кстати, а куда эти умники подевались? – спросил Верховцев. Надо признать, вопрос был риторическим, больше, чтобы отогнать тревожные мысли.

Гребешков удивленно повернулся к нему:

– Кто?

– Да команды этих кораблей. Наверняка кто-то погиб, но ведь и выбрались, скорее всего, многие. А ведь там было несколько тысяч человек.

– А, эти… Вон они. Правда, наверное, не все…

Действительно, на берегу расположилось человек с полсотни, наблюдающих за эволюциями русского корабля. По виду смахивают на французов. Верховцев раздвинул подзорную трубу, всмотрелся. Да, точно, французы. Несколько человек сохранили головные уборы, украшенные помпонами[161]. Их ни с чем не спутаешь. Александр почесал в затылке:

– Как думаешь, если затребовать кого-нибудь для переговоров, рискнут?

– А зачем тебе это? – поинтересовался куда более приземленный, осторожный и совершенно не склонный доверять врагу, пускай и разбитому в пух и прах, Гребешков.

– Хотя бы чтоб убедиться, что здесь поблизости и впрямь нет ничего серьезного. Ну и интересно, откуда они, где и какие силы у неприятеля… В общем, много что хотелось бы знать, нам тут еще воевать.

С этими словами он повернулся к рулевому, вполголоса отдал приказ, и пароход неторопливо двинулся к французам, которые при приближении русского корабля оживились. Судя по всему, русские, известные своим порой даже излишне гуманным отношением к пленным, пугали их меньше, чем дикие скалы и еще более дикий лес богом забытого дальневосточного острова.

Возможно, удалось бы побеседовать относительно мирно, однако у кого-то из французов взыграло ретивое. А может быть, память о погибших друзьях давала о себе знать. Гадать нет смысла, просто, когда шлюп приблизился к берегу, с него ударили выстрелы.

С без малого сотни саженей попасть из карабина можно вполне. Главное, чтобы цель была соответствующая. Корабль, например. А вот целенаправленно в кого-то на этом корабле – тут уже сложнее. Отлетело несколько щепок от фальшборта, да одна смачно шлепнула в ограждение мостика в полусажени от Верховцева. Капитан, привыкший и не к такому, даже глазом не повел. Вместо этого, не оборачиваясь, негромко приказал:

– К повороту!

И вновь замер, сцепив руки за спиной.

Судя по тому, как замерла большая часть французов, для них происшедшее тоже оказалось полнейшей неожиданностью. Глупость ведь! Самоубийственная глупость. Ибо на корабле не стали играть в благородство и всепрощение. «Миранда» очень плавно и в то же время быстро сделала поворот – и орудия, выплеснув клубы дыма, хлестнули по берегу картечью.

Эффект получился сокрушительным. Даже звенящая тишина, наступившая после рева орудий, не могла заглушить доносящихся с берега воплей. Оставив на камнях десятка четыре тел, французы рванули прочь со скоростью поросячьего визга. Александр задумчиво почесал в ухе и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Вот и все. Так их и надо давить, гадов. Шлюпку на воду!

Полчаса спустя шлюпка доставила на борт шлюпа вполне пригодного для допроса французского офицера. Практически даже и не пострадавшего – так, вырвало картечиной небольшой кусок мяса из ноги да под глазом синяк, грозящий в скором времени расползтись на пол-лица. Ну, это уже от его собственной дурости. Не надо было русского матроса по матушке крыть. Интересно, кстати, где он русскому научился? Конечно, бить пленного моветон, однако же терпеть оскорбления – еще большее прегрешение, а потому Верховцев ни слова не сказал. Единственно, приказал записать фамилию отличившегося – как-никак, он в плен вражеского офицера взял. А такое без награды оставить – ну совершенно против всех уставов.

Лейтенант Жан де Тассиньи вначале пытался держаться гордо, как и положено французскому аристократу в присутствии наглого выскочки, пирата и русского варвара. Гребешков, правда, решил вопрос с его надменностью просто – слегка пнул по раненой ноге, и после этого великосветский гонор француза быстро сошел на нет. Правда, вначале он пытался делать вид, что не понимает по-русски. В принципе, Александр мог поговорить с ним и на его родном языке, благо учен неплохо. Для русского дворянина не знать французский нонсенс. Однако проще оказалось пнуть француза еще раз, и тот моментально освоил «варварскую» речь. Воистину в Гребешкове пропал талант педагога.

Кстати, русский язык он, оказывается, знал потому, что, будучи ребенком, несколько лет прожил в Петербурге. Его отец приезжал по каким-то коммерческим делам да задержался. А мамаша, не без основания полагая, что он там может найти себе кого-то покрасивей, тут же прикатила к нему с детьми. Испортила человеку всю каторгу…

Потом родители, заработав в России приличные деньги, вернулись на родину. И довольно быстро прогорели. Снова вернулись в Россию… Ну а Жан, решив, что хватит с него разговоров о коммерции утром, днем и вечером, попытался построить карьеру военного.

Мужчина – это вам не женщина! Прежде, чем совершить глупость, он ее тщательно продумает. Здесь так и получилось. Прочитать множество книжек, окончить соответствующее учебное заведение – и все для того, чтобы обнаружить, что славы и романтики в кораблях мало, зато тяжелой и зачастую монотонной работы много. Парень заскучал и совсем было решил вернуться под родительское крыло, но тут грянула война. И, как выяснилось, надо не только грезить о романтике и, чего уж там, честно тянуть лямку, но и рисковать собственной драгоценной шкуркой.

Сегодня для лейтенанта стало шоком, что «дикие» русские вполне готовы устроить «цивилизованным» европейцам кровавую баню. А еще они могут быть не только вежливыми, искренне восхищающимися «La Belle France», но и злыми, усталыми, готовыми дать в морду и, случись нужда, просто вздернуть на рее. Именно это ему было обещано, после чего разговор вошел в устраивающее обе стороны русло. В том плане, что француз отвечал на вопросы, а его за это не били.

Впрочем, знал он относительно немного. Их эскадру прислали сюда из Европы, и больше военных кораблей здесь, насколько ему было известно, нет. Сейчас они занимались тем, что намеревались блокировать Петропавловск. В последнее время была отмечена подозрительная активность русских в этом районе, и пресечь снабжение столь грозного порта, как Петропавловск, было важно. По мнению де Тассиньи, это было несложно – не так уж много путей ведут от Амура, крупнейшей естественной магистрали, к порту. Полуостров Сахалин фактически оставлял русским всего одну дорогу.

Услышав это, Александр с трудом удержался от смеха. А вот Гребешков, хоть и поднабравшийся кое-каких манер, излишком воспитания похвастаться не мог и хрюкнул в кулак. Простительно, если вдуматься. Британцы всему миру твердили о том, какая их нация великая в плане мореплавания. Французы упорно пытались с ними конкурировать. А вот о том, что Сахалин – остров, они, похоже, даже не догадывались.

Еще рассказал о том, почему сюда послали такую армаду. Оказывается, в прошлом году союзная эскадра уже приходила сюда. Правда, несколько меньшими силами. Правда, их командиры были свято уверены в собственном превосходстве. Устроили налет на Петропавловск – и закономерно огребли, хотя теоретически имели все преимущества. Лейтенант не знал всех нюансов, но, по слухам, когда корабли уходили, на них даже не хватало людей, чтобы поставить все паруса. В общем, урон был жестким, пощечина звонкой, и теперь они пришли сюда восстановить справедливость. Разумеется, в своем понимании. Только вот в результате получили справедливость по-русски, и теперь лейтенант был этим крайне недоволен.

Что же, пусть так. Верховцева тонкости его душевной организации не волновали совершенно. Куда больше ему хотелось добраться наконец до Петропавловска, дать отдых командам и пополнить личный состав. Ну и еще, он никому бы в этом не признался, но его замучила ностальгия. А здесь начинается Россия. Хоть это и далекий край, но все же – Родина!

А что до британцев с французами – так гоняться за ними по Сахалину он не собирался. Пускай здесь сидят, уйти с острова они все равно не смогут, а значит, и особых хлопот не доставят. Здесь, можно сказать, идеальная тюрьма. Захотят прокормиться – прокормятся, нет – какое ему дело?

Эскадра провела еще одну ночь на месте прежней стоянки. Как раз немного отдохнуть командам после бессонной ночи и тяжелого дня. Ну и проложить курс – за последнее время Александр изрядно поднаторел в штурманском деле, вспомнив уроки в корпусе. А заодно и тех, кто их вел – добрым словом, потому как они ухитрились вложить в голову не самого прилежного ученика массу знаний, да так, что они, когда требовалось, вылезали будто сами собой. А наутро, подняв паруса, русские корабли вновь двинулись в путь.

Стоило признать, эти воды не отличались гостеприимством. Вначале туманы, густые, как молоко, затем шторм. Не то чтобы очень сильный, однако вышвырнуть на камни их могло запросто. Охотское море – район, сложный для навигации, особенно учитывая Курильские острова, тонкой цепочкой протянувшиеся вдоль выхода из него, и общую слабую изученность района.

Почти сутки корабли упрямо боролись со стихией, но превозмочь ее смогли не все. Один из транспортов все же пропал вместе со всем экипажем, и о судьбе их оставалось только гадать. Но транспорты – это всего лишь корабли с грузом. Куда больше на эскадре переживали за людей. Во-первых, потому, что они свои, русские, шедшие с ними еще с Архангельска. А во-вторых, потому, что при все более ощущающемся некомплекте в экипажах, потеря даже нескольких человек была серьезным уроном.

Но все кончается, и этот, короткий, но тяжелый переход не был исключением. Вначале наладилась погода, а вскоре они увидели и цель их путешествия. Гостеприимно распахнула свои объятия Авачинская бухта, и… все. Больше здесь ничего и не было.

Петропавловск был покинут. Вообще. Не было ни одного корабля и ни единого человека. Только брошенные дома и пустые склады. Правда, как выяснилось после беглого осмотра, не совсем пустые. Очевидно, собираясь, многое то ли не смогли, то ли не успели вывезти.

Для Верховцева это стало полнейшей неожиданностью. Если то, что Муравьевский пост на Сахалине оказался пустым, было ожидаемо (а куда деваться, если удержать его все равно не получится), то здесь… Да еще и после разгрома, учиненного в прошлом году англо-французской эскадре! Это как так?

– Вот ведь! – ругался Александр, идя по улице брошенного города. Стоит признать, впечатление тот производил крайне удручающее. – Стоило сюда тащиться…

– А чему тут удивляться? – Матвеев, сопровождающий командующего, а заодно проводящий ревизию обнаруженного добра, выглядел спокойным, как объевшийся удав. – Я лично весьма удивился бы, случись наоборот.

– Поясни, – остановился Александр и повернулся к товарищу. Старшему товарищу, не по званию, но по возрасту. А значит, кое в чем понимающему больше него. Кто-то посчитал бы его слабовольным, кто-то наивным. Кто-то из его круга там, в Петербурге. Вот только последний год полностью изменил представление Александра о мире. Мнение же других его волновало в последнюю очередь. Те, кого он считал друзьями, все здесь. А те, кого он не знает – да что ему до них?

– Все просто, – усмехнулся купец. – Года не прошло, как их пытались выбить отсюда. А зная кое-какие повадки наших бывших союзничков, то и просто уничтожить.

– Союзников?

– Ну, Наполеона же вместе били… Ты не сбивай меня. Так вот, они наверняка сообразили, что к ним в гости могут явиться снова, и уже куда большими силами. Тем, что было здесь, город не удержать.

– Думаешь?

– Сам посмотри. Где тут расселить достаточно крупный гарнизон?

Александр подумал. Затем еще раз подумал. И кивнул. Действительно, Матвеев ткнул его носом в то, о чем он, кадровый офицер, должен был сообразить первым. Сразу после того, как осмотрел город. Действительно, где?

– То есть ты хочешь сказать, они ушли?

– Да. Помощи им ждать особо неоткуда, нашего появления они предсказать никак не могли. Вот и отступили, благо тут не так много народу. Посадили на корабли – и за раз или за два ушли.

– А почему не пешком?

– Могли и пешком, но морем и быстрее, и можно больше вывезти.

– Ясно… Вот что, Сергей Павлович, собирай наших… И штурманов тоже зови – думать будем.

Думали они весь вечер, что под хорошее вино и неудивительно. Но разговор все равно был серьезным. Куда идти дальше? Или искать своих здесь, или затапливать трофеи и силами только боевых кораблей отправляться каперствовать дальше. И в этом случае куда – возвращаться к берегам Америки или попытаться штурмовать Индийский океан?

После долгих дебатов, едва не перешедших в небольшой мордобой, было решено все же поискать, куда ушли русские корабли. Теоретически – куда угодно, хоть на Аляску. А вот реально… Вряд ли они рванули на другой материк. Как сказал Гребешков, это тяжело психологически. Все удивленно покосились на недавнего унтера, который, оказывается, знает такие мудреные слова, но возражать не стали. Искать следовало ближе, только вот – где?

Тут и пригодились штурманские навыки. Никто из присутствующих, да и вообще никто на эскадре в этих местах не бывал. Однако умение разбираться в картах кое-что значило. После долгих споров с верчением карты из стороны в сторону было отмечено не менее пяти мест, удобных для основания нового города. Ну, или хотя бы для того, чтобы относительно спокойно пересидеть лихую годину.

Матвеев, разбиравшийся в навигации, может, и хуже профессиональных штурманов, хотя, конечно, после их похождений это совсем не факт, долго смотрел на пометки, морщил лоб, а потом ткнул пальцем:

– Я считаю, здесь.

– Почему?

Все повернулись к Куропаткину, озвучившему этот вопрос. У большинства он даже не возник – Матвееву доверяли. Однако и оставить без внимания логичный вопрос командира «Березины», только-только оклемавшегося после успешной авантюры, было неправильно. Матвеев лишь кивнул:

– Устье большой реки – там впадает в море Амур. Я не интересовался этими местами специально, однако кое-что знаю. Во-первых, любая река – это хороший транспортный и торговый маршрут в глубь континента. А во-вторых, по Амуру ходили казаки, об этом я наслышан. Наверняка и другие исследователи постарались[162], а значит, места уже известные. Может, и поселения какие найдутся. Соответственно, там располагаться удобней, чем идти в никуда.

Логика в словах Матвеева, безусловно, имелась. После его слов мнения разделились – одни считали, что надо идти в указанную Матвеевым точку, другие – что стоит проверить все перспективные места. Верховцев присоединился ко второй, но именно она была в меньшинстве. Можно было стукнуть кулаком по столу и отдать приказ, но… Но Александр попросту не успел этого сделать.

– Лучше все же проверить все, – задумчиво сказал молчавший доселе и не принимающий участия в обсуждении Матвеев.

Жаркий спор, как по команде, стих, и все удивленно повернулись к нему. Как так? Сам же предложил, и сам же теперь отказывается? Купец усмехнулся:

– Я могу ошибаться. Причем по многим причинам. У нас не самая подробная карта, особенно устья Амура. Так, указано в общих чертах, и, может статься, там вообще нет удобного места. Во-вторых, у генералов могут иметься иные соображения, чем у нас с вами… Да еще много разных «но». Главное же, проверив все точки, мы мало что теряем. Край – несколько дней. Не убегут же от нас, в самом-то деле?

А ведь он только что сумел помирить всех, не доводя до скандала, подумал Верховцев. Проклятие, когда же я так научусь! Матвеев тем временем искоса глянул на него и внезапно подмигнул, словно мысли прочитал. Все он понял! И спас командира от необходимости пусть в малом, но конфликтовать с остальными. Александру оставалось лишь вознести хвалу Господу за то, как ему повезло с ближайшими соратниками и… начать готовиться к отплытию.

Но прежде стоило дать отдых командам и пополнить запасы провизии. Они, разумеется, исчерпаны не были, однако же изо дня в день жевать солонину… Удовольствие, честно говоря, ниже среднего. Разумеется, коки демонстрировали чудеса поварского искусства, но все же они не были ни богами, ни мастерами из лучших рестораций Лондона и Парижа. Короче, всем надоело, и набить свежей дичи, благо здесь ее хватало, выглядело наиболее простым решением вопроса.

Единственно, в отличие от Канады, местное зверье уже прекрасно знало, кто такой человек и каких гадостей от него можно ожидать. Неудивительно, что процесс вышел не особо быстрым. Но зато появилось время на то, чтобы провести мелкий ремонт – после дальнего перехода и штормов всегда найдется что-то разболтавшееся, вроде бы еще не сломанное, но уже и не совсем такое, как надо. Так что работы хватало всем, а значит, и время летело быстро.

Александр за эти дни успел полюбить Камчатку. Один только вид Авачинской бухты чего стоил! А солидно курящиеся, будто расплывшиеся под собственным весом вулканы! Кое-кто из знакомых до войны любил ездить в Европу, особенно во Францию. Да что там, Александр с отцом и сами бывали в тех местах. Но побывав здесь, он ясно понял: за красотой надо ездить в Россию. Такого, как в великой империи, раскинувшейся на два континента, больше нигде не найти.

Именно во время одной из прогулок в сопровождении Диего и нескольких матросов по местным скалам и случилась с ним неудача. Как? Да все как всегда бывает, набор случайностей. Просто истерлась от долгого использования подошва сапога, став немного скользкой. Просто ночью прошел дождь, и камни не успели высохнуть. Просто рассеялось немного внимание. И в результате все это, собравшись в большую кучу, едва не привело к трагедии.

И ведь, главное, не просто так, развлечения ради, гуляли-то. Осматривали позиции, на которых во время штурма стояли орудия, и прикидывали, как их, случись нужда, можно восстановить или даже усилить. А потом раз – и Александр, поскользнувшись, рухнул с немалой высоты. Все получилось так резко, что он даже испугаться не успел. А что дурным голосом взвыл – так это через секунду, когда почувствовал сильнейшую боль в плече.

Диего, как оказалось, обладал еще и реакцией дикой кошки. За то мгновение, когда Верховцев еще балансировал на краю обрыва, он успел броском дотянуться до него и намертво вцепиться одной рукой в запястье Александра, а второй ухватиться за росшее тут же дерево, тонкую, но крепкую березу. Рывок был столь силен, что у Верховцева помутилось в глазах, но уже через секунду он вновь обрел способность и видеть, и соображать.

Прямо над собой он видел лицо Диего, покрасневшее от натуги. На руках его вздулись мышцы, так, словно это были корни какого-то непонятного дерева. Странно, однако все это врезалось в сознание, как топором. А еще через секунду пришло и понимание, что еще немного – и Диего не выдержит держать его и висеть сам.

– Что ты делаешь? Отпусти!

– Ни за что!

– Сорвемся оба!

– В рай попадают только те, кто не бросает друзей, – прохрипел испанец. Лицо его налилось темной кровью, но хватка не ослабевала. – Держись, командир!

И они продержались, пока не прибежали матросы и не вытащили обоих. Уже наверху Александр понял, что не может поднять левую руку, и даже просто идти было тяжело. Каждый шаг отдавался тупой, но мощной, почти до тошноты, болью. Но это были мелочи, главное, оба остались живы.

Врач диагностировал вывих, сказал, что Александр легко отделался, и вправил руку на место. Опыт в такого рода травмах у него был колоссальный. Правда, он непрерывно ворчал себе под нос на то, что уж больно развитая мускулатура у пациента. У какого-нибудь хлюпика вправил бы плечо одним движением, а тут… Да еще и, пока до него добирались, закостенело все… Однако же вправил, и Александр понял в тот момент, что такое счастье!

Когда они покидали Авачинскую бухту, Верховцев понял, что, если останется жив, когда-нибудь вернется сюда. Это было первое место за всю их одиссею, где он чувствовал себя, как дома. И даже тот факт, что он едва не погиб, мало что менял. В конце концов, сколько раз он ходил по краю? И не сосчитать уже… Привык.

То, что стоило принять изначальное предложение Матвеева, все признали достаточно быстро. Во-первых, ничего не нашли, а во-вторых, быстро выяснили, что карты у них весьма и весьма примерные. Штурманы ругались матом, вычерчивая очертания побережья и занося в лоции результаты промера глубин. А без этого никак – в первой же бухте отправившийся на разведку «Архангельск» нашел мель. Днище не пропорол, но засел крепко и, если бы не пароход, пришлось бы изрядно повозиться, стягивая его на чистую воду.

Здесь все еще раз смогли оценить преимущество, которое давало эскадре наличие даже одного парохода. Зацепили «Архангельск» буксиром, дали ход. Вскипела за кормой вода, и бриг удивительно мягко сошел с мели.

Но пароход – это хорошо, а вот то, что они все еще никого не могли обнаружить – плохо. Не то чтобы время поджимало, однако фактическое бездействие давило на нервы. Все же людям, привыкшим к бою и абордажу, ползанье вдоль побережья противопоказано.

К этому добавились непредсказуемо, иногда несколько раз за день меняющаяся погода и частые туманы. На фоне этого переход вдоль побережья Америки казался детской прогулкой. Не мыс Горн, конечно, однако все равно не подарок. Тем не менее эскадра упорно продвигалась вдоль побережья, ища своих. А потом было устье Амура и выскочивший из тумана как чертик из табакерки небольшой колесный пароход. Для обеих сторон встреча оказалась полнейшей неожиданностью. Но у неизвестного корабля имелось тактическое преимущество.

В штиль только пароходы и могут хоть что-то предпринять. У парусников же выбора особого нет. Лежи в дрейфе да жди, пока ветер не поднимется. «Миранда», конечно, тоже пароход, но машина была заглушена – экономили уголь. А вот гость, напротив, шел под парами, хотя и очень медленно.

А вот ситуацией воспользоваться его капитан не сумел, что говорило об отсутствии у него хоть какого-то реального боевого опыта. И прежде, чем он успел развернуться, орудийные порты «Березины» открылись, явив миру грозную, хотя и скрытую до поры мощь фрегата.

Вообще, повезло, что Куропаткин сохранил хладнокровие, а то ведь мог от неожиданности и дать залп. Его вполне хватило бы, чтоб разнести визитера в клочья, а промахнуться с такой дистанции сложно. Капитан парохода сообразил это сразу же, а потому, когда с борта «Адмирала» сначала по-русски, а затем по-английски проорали требование лечь в дрейф, подчинился. К стремлению умереть, но не сдаться, он был явно не склонен, да и щедро приправленная солеными морскими оборотами ругань давала надежду, что все же судьба вынесла его к своим. Англичане с французами так лаяться не умеют[163].

Так что сигнальщик, покрывший офицера по матушке, не только не заработал линьков, но и получил двойную винную порцию. Негласно, разумеется. И даже не столько потому, что его изощренные слова и сочетания чему-то там поспособствовали, а еще и потому, что поддержал честь эскадры перед местными почти что штафирками. Мол, не вам тягаться с морскими волками, что через океаны ходят. Конечно, нехорошо, однако же все на эскадре, от командующего до последнего юнги, уже считали себя чем-то отдельным, стоящим выше остальных. Не то чтобы семьей, но чем-то вроде клана, подобного шотландскому, запросто. Гордон о таких рассказывал – весьма похоже. Не самое лучшее отношение, но все же дающее ощутимые преференции в ближнесрочной перспективе.

Впрочем, дело разрешилось быстро. К тому времени, как Александр, зевая, вышел из каюты, где отсыпался после собаки[164], уже выяснилось, что перед ними русский пароход «Аргунь». Корабль, ранее ходивший только по Амуру, а сейчас отправленный находящимся сейчас неподалеку, в только что основанном городе Николаевск[165], контр-адмиралом Завойко, в дозор. И полчаса спустя Верховцев уже ступил на его палубу.

Стоило признать, корабль был необычный. Для русского флота – так уж точно. Нет, колесные пароходы с дополнительными мачтами для использования парусного вооружения – дело вполне привычное. А вот корабли с железным корпусом – это уже куда серьезнее. Строили, конечно, и такие, но это была, скорее, экзотика. А здесь, на краю мира, да еще и, как с гордостью заявил капитан, построенный из местных материалов… У сибиряков явно было чему поучиться.

К обеду поднялся ветер. Несильный, однако достаточный, чтобы корабли смогли дать ход, и «Аргунь» сопроводил эскадру в удобную бухту по соседству, а «Миранду» – в Николаевск. Помощь была очень кстати – все же вести корабль в незнакомых водах удовольствие не из лучших. А так уже на следующее утро «Миранда» бросила якорь аккурат напротив только что основанного города. И Александр, несколько раз вздохнув, отправился на берег. Сейчас ему предстояло вести разговор с высоким начальством, и это могло оказаться более сложным, чем вести эскадру через океан.

Верховцев сам себе не признавался до последнего, однако же пришлось. Нет хуже, чем врать себе, чревато. Так вот, он боялся. Точнее, опасался, но все равно ощущения были напрочь забытыми. Он слишком долго был в море и привык, что самый главный начальник на тысячи миль вокруг – он сам. Со всеми плюсами и минусами своего положения, плюс давящая на плечи ответственность… И никого, кто мог бы ее снять. Зато и приказать делать хоть что-нибудь, руководствуясь непонятными «высшими интересами», тоже нет. Верховцев привык к самостоятельности, привык, что любое решение – это его и только его право. И сейчас, идя на встречу с целым контр-адмиралом, точнее, генерал-майора флота[166], человеком, многократно превосходящим его и знаниями, и опытом, и заслугами, не говоря уже о размерах эполет, он чувствовал себя немного… странно. А потому, соответственно, нервничал.

Однако и не идти было нельзя. Думать надо было раньше. Тогда бы пошли напрямик в Индийский океан. Ну а раз уж сам начал искать своих, требовалось идти до конца. И, стиснув зубы, чтоб не выдать обуревающие его чувства, Верховцев в последний раз одернул изрядно потрепанный мундир и отбыл на берег.

Город производил впечатление одной всеобщей стройки, да, собственно, и был ею. Стук топоров, повизгивание огромных двуручных пил, распускающих толстые бревна на аккуратные доски, сочная ругань… В общем, все как положено. Александр не торопясь шел по едва намеченным улицам, вдоль возведенных, строящихся и даже еще не начатых домов. Запах свежей древесной смолы, разогревшейся на ярком солнце, щекотал ноздри.

Народ кругом сновал невероятно деловитый. Все что-то тащили, куда-то спешили, бодро переговариваясь. И мужчины, и женщины… И на фоне этого промчалась куда-то целая орда детей, горластых и радующихся жизни, таких же, как в любой точке мира. Город строился и торопился жить.

А еще сразу бросалась в глаза разница между старой Россией и этими новыми землями. Там все сжато, домишки что в деревнях, что в городах теснятся друг к другу. Здесь же строили с размахом, закладывая огромные подворья, и плевать хотели на чье-то мнение. Земли много, и ее занимали явочным порядком. Люди обустраивались на века и желали передать детям как можно больше. Это можно было только уважать.

Резиденция военного губернатора Камчатки, а заодно начальника морских сил, находящихся в устье реки Амур, оказалась просто большой избой. По сравнению с ней аналогичное здание в Архангельске смотрелось настоящим дворцом. Впрочем, наверняка это было место временного размещения, пока не построят чего получше.

У входа сидел солдат, изображая караул. Именно что изображая – одной ноги у него не было. Похоже, взяли инвалида на непыльную должность, чтоб с голоду не помер. Стоило признать, о своих людях губернатор заботился, и это внушало осторожный оптимизм. При появлении офицера караульный попытался встать, но Александр лишь махнул ему рукой, сиди, мол, а потом вошел. Тяжелая дверь едва слышно скрипнула, пропуская его в полутемное помещение – на смазке здесь не экономили. а вот для освещения использовали только окна.

Здесь царило деловитое оживление, которое, как ни странно, производили всего пара офицеров. И они действительно работали – один с невероятной скоростью делал какие-то чертежи, второй строчил пером в амбарной книге нереальной толщины. Правда, на Александра они отреагировали, как и положено штабным, мешая легкое превосходство штабных над простыми офицерами и, одновременно, чинопочитание. Все же погоны, у одного поручика, у другого – прапорщика, да еще и пехотные смотрелись на фоне просоленных океанской водой капитан-лейтенантских эполет весьма скромно.

– К генералу Завойко, – получилось хрипловато, голос от вечного пребывания на ветру и необходимости периодически во всю мощь легких орать команды за время походи изменился, и сильно. Раньше Александр этого не замечал, а теперь вдруг почувствовал.

– Как прикажете доложить? – поинтересовался занимающийся чертежами прапорщик. Небольшая пауза, с которой он отреагировал, могла быть объяснима увлеченностью работой. А могла – штабным снобизмом, извечной болезнью всех оказавшихся у власти офицеров небольшого ранга. И гадай теперь, чем именно.

Вообще-то, можно было их «построить», но – зачем? Александр не любил этого, да и, откровенно говоря, не умел толком. Ну, он так считал. Орать на своих людей ему не требовалось, а чужих всегда проще впечатлить бортовым залпом. Здесь же – штаб со своими законами, и связываться откровенно не хотелось.

– Капитан-лейтенант Верховцев, Александр Александрович.

Прапорщик кивнул и скрылся в глубине дома, чтобы, вернувшись через полминуты, сделать приглашающий жест:

– Проходите.

Василий Степанович Завойко был крепким, но сухощавым человеком, гладко выбритым и с ранней сединой в волосах, чуть более сорока лет от роду. Правда, выглядел старше, но это и неудивительно – не самая легкая доля ему выпала. Одна оборона Петропавловска чего стоила. А еще кругосветка, исследования Дальнего Востока… В общем, нормальная судьба для потомственного моряка.

Сейчас он сидел на простой лавке, сделанной из единой доски. Судя по размерам, дерево, пошедшее на нее, было обхвата в три, не меньше. Китель с изрядно потрепанными эполетами аккуратно висел на крючке, а сам губернатор, обряженный в белоснежную рубаху и босиком, вкушал то ли поздний завтрак, то ли ранний обед. Судя по набору блюд, скорее, второе. И на визитера он посмотрел с интересом, но без удивления. Все правильно, наверняка уже доложили, что и как.

– Ваше превосходительство…

– И все такое прочее, – отмахнулся Завойко. – Оставьте. Я знаю, кто вы, обойдемся. Есть будете?

– А не объем?

Прозвучало это немного вызывающе, хотя вырвалось случайно, однако губернатору, видимо, понравилось. Ухмыльнувшись, он коротко свистнул, и в комнате материализовался широкоплечий матрос, одетый, скажем так, не совсем по уставу. Здесь к этому, очевидно, были вынуждены относиться как к неизбежному злу, а потому и внимания не обращали.

– Петрович, сообрази гостю обед.

Матрос лишь кивнул и со сноровкой, выдающей немалый опыт, в считанные минуты организовал и обед, и графинчик неплохой наливки, правда, совершенно некрепкой. Не пьянства ради, а удовольствия для. Что же, хотя Верховцев и недавно позавтракал, но отказываться от предложения старшего в чине глупо. Хотя, если честно, больше, чем обед, его заинтересовал стол. Тоже сработанный из одной доски. И появлялся закономерный вопрос: какого размера было ЭТО дерево?

Ели молча. Наливка была хороша, да и еда тоже. Правда, на взгляд Александра, несколько простовата – на эскадре готовили лучше. Ну да там и опыт другой, и женская рука чувствуется, да и специи чуть не со всего мира – на покупку того, что может разнообразить меню в долгом походе, Верховцев выделял деньги из собственного кармана. Остальные капитаны делали то же самое – на питании команды экономить они не собирались. Тем более что сами столовались из общего котла – так уж повелось с первого дня, еще на Балтике. Здесь же с приправами дело обстояло так себе, хотя какие-то местные травки чувствовались и пикантности немного придавали.

А вот от чая у Александра едва глаза на лоб не полезли. Не то чтобы он был плохо заварен, да и незнакомые ароматы вроде бы не забивали естественный вкус, но вот где-то к концу первой части Верховцев ощутил внезапный прилив бодрости. И, видимо, это отразилось то ли на внешнем виде, то ли поведении… Во всяком случае, Завойко добродушно усмехнулся:

– Ну, как вам чаек?

– Очень… Хм…

– Лимонник, корень женьшеня и еще кое-какие травки. Придают сил, позволяют бороться со сном…

– Поделитесь рецептом? Ночью, на вахте, это может быть весьма полезно.

– Разумеется. Хотя здесь у нас тихо, и подобные изыски не слишком востребованы.

– Зато, когда мы двинемся на юг, пригодится.

– На юг? – Завойко приподнял брови. – Вам надлежит усилить оборону…

– Стоп! – Александр негромко, но весомо хлопнул рукой по столу. Доска загудела. Откровенно говоря, раньше он бы не посмел так себя вести, но приобретенные в походе привычки вылезали сейчас, как тесто из кастрюли. – Что нам надлежит – решаю только я.

– Вот как? – Завойко не разозлился на дерзость, но выглядел удивленным. – И почему вы так уверены, что имеете право спорить со старшим в чине?

– Потому что моя эскадра – это моя собственность. Потому что у меня предписание вышестоящего командования. И потому, что я не уверен в том, что вы сумеете использовать эти корабли по назначению.

– Объяснитесь, – в голосе Завойко громыхнули отзвуки стремительно набирающей мощь грозы.

Александр пожал плечами, уселся поудобнее, и – рассказал. Все с самого начала. От момента, как попал в плен, и до того, когда прибыл сюда.

– …Итак, – завершил он повествование, – резюмирую. Вы сумели в тяжелых условиях отбросить превосходящие силы врага, а потом отменно организовать эвакуацию. Однако при этом изначально имели эскадру и не пытались организовать активные действия. У нас не было ничего, но сейчас шесть кораблей и полностью очищенные от противника воды. В которых держать эскадру и не использовать ее – преступление. И я вижу всего два варианта. Или мы получаем пополнение людьми и идем дальше, или все равно идем дальше, но рассчитывая исключительно на собственные силы. Выбор за вами.

Завойко некоторое время думал. Было видно, что он – в гневе, потому как его только что ткнули носом в собственные ошибки. Не меньшее раздражение вызывал и тот факт, что человек, сидящий перед ним, молод и нагл, и не собирается даже обращать внимания на его погоны. С другой стороны, и ссориться ему не хотелось. Несколько секунд он смотрел на Александра, стиснув зубы так, что они, казалось, сейчас начнут крошиться. А потом удивительно ровным голосом сказал:

– Идите, капитан-лейтенант. Я обдумаю ваше предложение. Вас оповестят.

Снова ветер в лицо, опять крутая океанская волна, которую вспарывают форштевни боевых кораблей. Эскадра шла на юг…

Стоило признать две вещи. Во-первых, дипломат из Верховцева никакой. Оно и неудивительно, это приходит с возрастом и жизненным опытом. А во-вторых, Завойко – мудрый человек и патриот. Ибо он сумел выставить за скобки поведение Александра, которое, откровенно говоря, вплотную граничило с хамством. Кто другой после того разговора если и не попытался бы взять обнаглевшего капитана под арест, то уж как минимум начисто игнорировал бы все его потуги, а то и вовсе из города выгнал.

Завойко же сделал молодому коллеге скидку и на возраст, и на долгий переход, и на реальные заслуги. Переступил через собственные гордость и амбиции, понял как моряк моряка и – простил. Когда Верховцев на третий день своего пребывания в Николаевске сообразил, наконец, сколь грубо себя вел, и пришел извиняться за бестактность, губернатор лишь вздохнул и махнул рукой. Теплее их отношения после этого не стали, но хотя бы исчезла недосказанность, мешавшая работе.

Надо признать, их заход в Николаевск оказался полезным для всех. Эскадра избавилась, наконец, от обузы в лице транспортных кораблей. Все же эти тихоходные посудины иной раз изрядно мешали. Губернатор же получил корабли, а главное, их груз – пшеница лишней никогда не бывает. Особенно когда идет война. Да и, откровенно говоря, даже в мирное время в этих местах пахота и урожаи пока оставляли желать лучшего. Окраина, которую только-только начали осваивать, нормальная ситуация. Так что груз пришелся очень кстати. Правда, оплата… Ну, тут пришлось договариваться. Денег у Завойко на обеспечение призовых выплат банально не было.

Что же, оставалось довольствоваться расписками, в надежде что их оплатит казна. Когда-нибудь. Если вообще не начнет ссылаться на патриотизм и общий дефицит расстроенных из-за войны финансов. С другой стороны, таскать корабли с собой тоже не вариант, да и патриотизм, говоря по чести, имелся. В общем, согласились на расписки. Причем только за хлеб – Завойко сразу же дал понять, что истраченный на подрыв вражеской эскадры хлопок никто компенсировать в принципе не станет. Что же, мир несправедлив, и приходилось довольствоваться тем, что получилось выбить.

Зато матросу, пленившему французского лейтенанта, теперь не приходилось беспокоиться о своей награде. Получит, как вернутся домой – бумага у губернатора, которому сбагрили пленного, подтверждала сей подвиг. Хоть это слава богу…

Удалось набрать и людей. Правда, в основном из казаков, которым вечно не сидится на месте. По Амуру их расселилось уже изрядно. Жаль только, в море согласились пойти немногие, и на паруса смотрели, как черт на святое причастие. Зато оружием владели неплохо, даже такой знаток, как Куропаткин, оценил. Стало быть, в абордажные группы пойдут, а всему остальному научатся.

А вообще, Александр все больше приходил к выводу, что главная беда России даже не дураки и дороги. Как минимум с одной из этих бед хотя бы понятно, как бороться. Всего-то и нужны профессиональные строители, лопаты, много щебня… Правда, что с дорогами делать – все равно неясно. Тем не менее главная беда не плохая дорожная сеть, некомпетентное руководство и даже не любовь брать «на лапу». Главное – это несоответствие запредельных масштабов страны и малой численности ее населения. Здесь, на окраине империи, людей было катастрофически мало. Непонятно даже, как отбиться-то смогли.

О чем Александр по-настоящему жалел, так это о том, что с ними не разрешили отправиться никому из экипажей, находившихся в этих водах кораблей. Смешно. Офицеров получить Верховцев не только не надеялся, но и не хотел. Своих за время плавания воспитали, причем на всех должностях, и добавка к ним кадровых качественно эскадру не так уж и усилила бы. Зато напряженности добавила б наверняка. Точно так же он не предполагал, что с эскадрой отправятся базирующиеся в этих водах фрегаты[167]. Слишком жирно, да и здесь могут пригодиться – мало ли, вдруг британцы найдут еще корабли, чтобы прислать на Дальний Восток. Хотя бы для того, чтобы русской кровью смыть полученную плюху.

А вот на то, что ему дадут опытных моряков, Александр рассчитывал всерьез. Увы, как раз этого добиться не удалось. Завойко, конечно, был патриотом – но ослаблять себя ради того, чтобы усилить эскадру какого-то выскочки, он не желал. Что же, его можно было понять. Обидно, досадно, однако приходилось выкручиваться с тем, что есть.

Куда большим шоком для Александра, да и всех, кто шел с ним, стала только что дошедшая сюда весть о кончине императора. Николай Павлович был, с одной стороны, еще нестар, ему не исполнилось и шестидесяти, а с другой, правил Россией без малого тридцать лет[168]. Глыба, без которой империю сложно представить, вот кем он был. И смерть от простуды… В это просто не верилось!

В тот вечер он напился до полной невменяемости. И не он один. Над всей эскадрой повисло тяжелое, почти физически давящее уныние. Пожалуй, случись врагу явиться на горизонте именно сейчас, ни один из кораблей их еще вчера грозной эскадры не смог бы оказать сопротивления. Но приказ бороться с врагом никто не отменял. Все на свете проходит, и через сутки люди ожили. Снова засвистели боцманские дудки, забегали люди. Эскадра готовилась выйти в море.

Как ни странно, в какой-то степени известие о смерти императора даже подстегнуло их всех. Ясно было: не случись этой войны – и он правил бы еще не один год. Именно запредельное напряжение последних двух лет подкосило царя-великана[169], и те, кто виновен в этом, должны понести наказание. Жизнь императора должна быть отмщена!

Пожалуй, единственными происшествиями за время их стоянки были конфликты с местными. Вначале – смешной. Какая-то разбитная вдова-казачка, приехавшая в город в компании односельчан с каким-то товаром, положила глаз на Куропаткина. Насколько это было серьезно – вопрос открытый, возможно, ее ничего, кроме легкого флирта, и не интересовало. А что? Высокая, статная, наверняка пользующаяся успехом у мужчин… Одинокая. Почему бы и не прогуляться с офицером-дворянином да не послушать заслуженные комплименты?

Вот только офицер тот был женат, и Алена, хоть и на сносях, пока еще отнюдь не собиралась демонстрировать всем выпячивающийся живот. Третий месяц всего, на внешности это пока не отразилось. Больше того, она категорически отказалась остаться в относительно безопасном Николаевске, пригрозив мужу скалкой и, естественно, добившись своего. К слову, ни ростом, ни статью она залетной гостье не уступала, да и нравом поморки, случись нужда, ничем казачкам не уступают. Дети Севера, и этим все сказано.

Как говорят мудрые старушки, если кто-то положил глаз на вашего мужа, это значит, что у него был лишний глаз. Применительно к данному случаю, до крайних мер не дошло, но за волосы женщины потаскали друг друга знатно. Народ собрался поглазеть моментально, в успевшей войти в колею и стать немного пресноватой жизни города и такое развлечение сошло за бродячий цирк с клоунами. В общем, едва разняли…

А вот второй случай был и серьезнее, и последствиями грозил неприятными. В командах за время похода оказалось немалое количество инородцев. Большинство, конечно, по-прежнему составляли русские, но процентов десять-двенадцать, не меньше, были ирландцы, норвежцы, испанцы, ну и еще кое-кто по мелочи. Естественно, разные народы, воспитание, взгляды на жизнь, вера, в конце концов… Притирались люди друг к другу с некоторым усилием, но все же бой и поход, а еще жесткая дисциплина сближают. Кому не нравилось – уходили, благо стоянок хватало, но покинули эскадру единицы.

Что объединяло всех этих людей, и русских и пришедших в команды позже, так это характеры. Все они были людьми храбрыми и решительными, из тех, кому не сидится дома. Вот только при этом склонными в силу все того же характера забывать, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

Вот и случилось… Русским в Николаевске было вполне комфортно. Та же Россия, как ни крути. Есть какие-то местечковые нюансы – ну да и пусть их. К тому же пришедших с эскадрой воспринимали как героев. А что? Моря от супостата очистили, теперь можно не бояться нападения, да и в Петропавловск, кто хочет, вернуться. А потому и особых проблем не возникало.

Остальные тоже вписались вроде бы неплохо. Те же ирландцы, даром что народ буйный, очень быстро убедились, что русские не дураки и выпить, и угостить от всей широты души, и подраться. Нашли общий язык, в общем. Но вот с испанцами горячая кровь сыграла злую шутку. Если опустить подробности, один из этих умников, приняв на грудь лишку, возбудился, как лось во время гона, и решил поволочиться за местной красоткой. А когда ему популярно объяснили, что здесь ему не рады, вместо того, чтобы убрать паруса и вернуться к бутылке, схватился за нож.

Вот это уже было в корне неправильно. Испанская наваха[170] оружие, конечно, грозное, да и сами потомки конкистадоров не зря считались знатоками ножевого боя. Но вот незадача, русских таким было не пронять. Русский мужик, ушедший в Сибирь, а то и уже родившийся и выросший здесь, совсем не то забитое существо, каким часто оказывается крепостной крестьянин, к примеру, из Малороссии. Здесь слабые и робкие попросту не выживают. И если даже там, в помещичьих усадьбах, случалось, крестьяне поднимали особо зарвавшихся помещиков на вилы, то в этих местах и вовсе привыкли, случись что, сразу браться за топоры. А уже когда все закончится, спрашивать у нарушителя спокойствия, кто пришел и зачем пришел. Если останется, у кого спросить, естественно.

С испанцем поступили достаточно гуманно, всего-то сломав о его спину оглоблю. Конечно, не убили, но в лазарет он попал надолго и остался в городе – тащить его, заработавшего переломы ребер, ключицы и руки в двух местах, было глупостью несусветной. И хорошо еще, что Завойко лишь рукой махнул и замял дело. Иначе морячок запросто мог оказаться и на эшафоте, на людей с ножом бросаться – это совсем неправильно.

Но – губернатор понял ситуацию. Поморщился, будто съел лимон, однако же согласился с разумностью такого подхода и даже обещал присмотреть, дабы сей удалой молодец не выкинул снова чего-то непотребного. А то второй раз, может статься, переломами не отделается. Народ тут суровый, закон – тайга, в лесу же кроме медведей и тигры водятся. Так что кто будет прокурором – вопрос открытый. Именно это Александр и постарался донести до болезного, когда занес ему положенную долю трофеев. Включая те, что еще не были оплачены казной – отстегнул из своих.

Вот такая была ситуация, когда эскадра все же вышла в море и, пройдя Татарским проливом, направилась к берегам Японии. Откровенно говоря, туда Верховцев изначально и не собирался. Проходил уже вдоль них, когда направлялся в Петропавловск, правда, с востока. Впечатления, к слову, острова на него не произвели. Торчат из океана, будто гигантские прыщи. Живописные, конечно, однако за время плавания Александр видал места и поинтереснее. Ну и редкие лодки – рыбаки тут отличные, впрочем, как и в других приморских странах. Так что не было здесь для русских ничего интересного. Их куда более прельщали британские порты, в первую очередь, Гонконг. По свидетельству пленного француза, порт этот был практически не защищен. Выпотрошить его сам бог велел. Туда Александр, в принципе, и направлялся, но разыгравшийся шторм внес в планы свои коррективы, отогнав корабли восточнее.

Хорошо еще, быстро стих, но теперь корабли оказались достаточно близко к Нагасаки, и Верховцев принял решение зайти в этот порт. Не столько чтобы дать отдых командам, все же в море они вышли сравнительно недавно, сколько по просьбе Завойко. Дело в том, что аккурат перед войной в Нагасаки побывала русская дипломатическая миссия во главе с Путятиным, которая подписала с японцами кучу документов, как это всегда бывает у дипломатов, особо важных и критически непонятных. Вот чтобы в Японии сообразили, что, во-первых, драка между великими державами не повод их не исполнять, а во-вторых, не стоит в эту самую драку лезть, даже если где-то вдруг зачешется, и попросили Александра продемонстрировать узкоглазым мощь его эскадры. При случае, конечно. Что же, случай выпал, и русские корабли вошли в гавань японского города.

М-дя… Дыра дырой, маленькие домики, непонятно из чего построенные[171], да кое-как оборудованный порт. И это – один из богатейших городов Японии[172]. Через него торгуют с Китаем, Европой[173]… Если уж богатейший город такое убожество, то что тогда творится в тех, что победнее?

Корабли еще не закончили манёвры, а с берега к ним уже летело маленькое, но на диво шустрое японское суденышко. И буквально через несколько минут по штормтрапу едва успевшей отдать якорь «Миранды» на ее борт поднялся местный чиновник. Поднимался он, стоит признать, с ловкостью невероятной, что говорило о большой практике. И, хотя наверняка был в бешенстве от столь бесцеремонного вторжения, лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Аж завидно!

Колоритный был тип. Неопределенного возраста, его узкоглазому лицу равно можно было дать и тридцать лет, и пятьдесят. Невысокий, Александру ниже плеча, худощавый, и даже местное одеяние, мешковатое, с широкими рукавами, не могло скрыть того, что он словно бы свит из одних крепких, будто сталь, жил. Пожалуй, врукопашную с таким идти надо осторожно. Обувь – какие-то тапочки, Александр дома такие надевал, когда осенью становились холодными полы. Голова лысая, будто камень-голыш. И – два меча на поясе, один достаточно внушительных габаритов, второй более похож на кухонный нож-переросток[174].

В поклоне, которым японец приветствовал чужеземцев, причудливым образом смешивались вежливость и презрение. Тягаться с ним в этикете Александр даже не пытался, лишь резко кивнул головой. Японец счел на том обмен любезностями законченным – и заговорил.

Стоило признать, английский язык он знал неплохо. Впрочем, для такого города владеть иностранными языками жизненная необходимость. А вопросы – стандартные, в принципе: кто такие да зачем явились, когда давным-давно было сказано, что чужакам на островах не рады. Впрочем, говорил он положенные слова, но в бутылку лезть не пытался. Отлично понимал, что русские прислали сюда сначала один корабль, потом второй[175], а теперь целую эскадру. Не стоит лезть на рожон, у гостей слишком много пушек.

Что же, ответ был формально вежливым. Мол, попали в шторм, получили повреждения, исправим – уйдем. На берег? А на берег прогуляемся, конечно. А что, кто-то недоволен?

Японец был явно недоволен, однако он уже наверняка успел посчитать количество орудий за закрытыми портами стоящей поблизости «Березины». И впечатлился, ибо серьезных кораблей у Японии физически не было. Вдобавок он хорошо видел, что фрегат – отнюдь не сильнейший корабль эскадры. Его примитивному средневековому мозгу наверняка было понятно, что такое право силы. Поэтому негодовать чиновник не стал, а просто сообщил, что появляться на берегу русским морякам не рекомендуется, после чего и отбыл. Честно говоря, Александру в этот городишко лезть и самому не хотелось, но – увы. Ему требовалось показать японцам, кто тут главный, а сидя на корабле и подчиняясь приказам, выглядишь, скорее, испуганным. Так что придется, куда деваться.

Да и, честно говоря, сидеть на корабле только из-за того, что некая макака тебе что-то запрещает – это вольно или невольно чувствовать себя в заточении. Жизнь, лишенная свободы – всего лишь разновидность смерти. Так что надо, надо прогуляться. И ставящий условия чиновник явно не знал русских привычек, таких, например, как действовать вопреки приказам. Что делать – Азия-с.

Впрочем, сегодня было уже не до демонстрации русского характера. Корабли становились на якоря довольно долго, а в сумерках отпускать людей на берег не было смысла. Хотя бы потому, что вместо демонстрации силы можно было получить полноценный конфликт, вытаскивая людей из неприятностей, в которые они наверняка влезут. То, что русские на берегу, особенно в чужом порту, могут наворотить любую драку, он знал не понаслышке. А с учетом хлипкости местных домов, они полгорода разнесут.

Подумав об этом, Александр задумчиво потеребил серьгу в ухе. Жест, ставший привычным… В Николаевске матросов с такими хватало, а вот офицеры обходились без них, и на полупиратскую вольницу смотрели косо. Верховцеву было наплевать, его волновало мнение тех, с кем предстояло идти в бой, а не тех, кто останется на берегу. Но вот разбираться с решившим отправить в «холодную» Сафина поручиком пришлось именно ему. Мустафа же, как ни крути, формально к офицерскому сословию не относился. А для некоторых ни заслуги, ни собственный фрегат – вообще не показатели. Я – офицер и дворянин, а ты – быдло!

Стоит признать, среди тех, кто защищал Петропавловск, таких не было, они со своими людьми под вражескими пулями стояли плечом плечу и в рукопашной резались, спины друг другу защищая. А вот недавно прибывшее пополнение… Там, правда, тоже этим особо не грешили, но вот один не самый умный нашелся. Впрочем, у подоспевшего тогда штабс-капитана хватило ума решить вопрос без рукоприкладства. Ну, почти – Александр таки успел приложить своего оппонента кулаком по наглой морде. А вот дуэли запретил уже Завойко, в простой матерной форме сообщивший обоим, что они идиоты, которым в войну больше заняться нечем. На этом инцидент был исчерпан, однако натянутость между капитанами и офицерами гарнизона оставалась до самого выхода в море.

– Вашбродь…

Не совсем по уставу, конечно[176], ну да шут с ним. Как с первых дней повелось, так и привыкли. Александр на это внимания попросту не обращал. Обернувшись к побеспокоившему его матросу, он спросил:

– Чего тебе, Пахом?

Кряжистый седоусый помор одернул изрядно потрепанную рубаху, не форменную, а из трофейных, и степенно поинтересовался:

– Вашбродь, а что дальше-то?

– Дальше? Отдыхаем до утра, а там…

– Я не про то, – где-нибудь на официально-военном корабле за то, что кто-то осмелился прервать командира, не миновать бы ему линьков, но у каперов/рейдеров/пиратов все было куда проще. Особенно с теми, кто служит вместе еще со времен первых северных абордажей. На войне – это почти вечность, и многие условности уходят на второй план. – А дальше что, когда домой вернемся?

Александр подумал немного и вздохнул:

– Нам еще вернуться надо. А так… Кончится война – по домам отправитесь. У каждого денег уже столько, что на безбедную жизнь хватит. А если и дальше удача не отвернется, то еще больше будет. Погибших тоже не забудем – сам знаешь, их долю никто не тронет.

– Мы это знаем.

Александр отметил про себя это «мы» и посмотрел на собеседника куда внимательнее.

– Но многие уже не слишком хотят возвращаться. Здесь мы, пока вместе, сила, которую уважают. А кем будем дома?

– Вот как? И?..

Вопрос был не сформулирован, но понят. Матрос потоптался чуть смущенно и выдал:

– Что воевать надо – никто не спорит. Родина – она одна. Но потом… Здесь много островов. Если мы победим, можно занять любой и построить такую страну, в которой все будет по справедливости…

– Когда победим. Когда, не если, у нас просто нет выбора.

– Да, когда победим…

Он говорил что-то еще, долго расписывал, какой рай на Земле можно создать, а Верховцев слушал и думал. Утопия, которая во все времена будет манить людей… Александр был молод, но хорошо образован и помнил, что такие мысли приходили к людям в головы с завидной регулярностью. Некоторые даже пытались их реализовать. И что дальше?

Страна вольных землепашцев просто не выживет. Даже если минуют их эпидемии, неизбежные в чужом климате, даже если получится наладить хозяйство, что в незнакомых местах само по себе та еще задачка. Все равно найдется кто-то, в конце концов решивший, что он лучше других. И будет резня. Или они превратятся в пиратскую республику вроде той, что когда-то была на Карибах. А еще мир стремительно меняется, и их корабли, сейчас грозные, через десяток лет станут никому не опасным старьем. И тогда кто-нибудь, те же британцы, съедят их и не подавятся. Все так. Но у людей должна быть мечта, и потому говорить об этом им нельзя. Пока, во всяком случае. А дальше… Возможно, когда-нибудь всё решится само собой.

– Вашбродь!

– А? – Верховцев с некоторым усилием оторвался от собственных мыслей. – Что случилось?

– Там! – Пахом ткнул пальцем в сторону борта. – Что-то мелькнуло, не понять.

И что там, спрашивается, могло быть? Пахому Александр доверял, зрение у него что надо. И, хотя седины как у старика, на самом деле человеку едва за тридцать. В самом расцвете сил, в порядке не только глаза, но и голова в старческий маразм скатываться не торопится. Но вот что он увидел в сумерках, которые с начала разговора успели изрядно сгуститься? Впрочем, он потомственный охотник, так что и впрямь что-то мог разглядеть даже при таком поганом освещении.

В два быстрых шага дойдя до борта, Александр всмотрелся в быстро опускающуюся ночь. Увы, она оставалась безмолвной, разве что шептали что-то волны, да иногда вспыхивали искры светящегося планктона. Довольно редкие и не слишком яркие искры, абсолютно не разрушавшие густых сумерек.

– Оно вниз метнулось, вашбродь.

Александр посмотрел вниз. Ничего не видать. Хотя…

– Тащи фонарь, быстро.

Пахом отреагировал моментально и уже через минуту притащил фонарь, а заодно прихватил двоих матросов, что лениво курили тут же, на палубе. И правильно сделал, к слову, фонарь – бандура здоровая.

А куда деваться? Этот фонарь под руководством лично Верховцева сделали, еще когда шли из Архангельска к берегам Америки. Конструкцию Александр как-то видел в отцовской книге по оптике. Кулибинский фонарь[177], на самом деле, штука и сложная, и простая одновременно. Полусферическая чаша, оклеенная изнутри осколками зеркала, плюс источник света. В оригинальной конструкции обычная свеча, и Александр не стал особо изгаляться, выдумывая что-то новое. Просто взял керосиновую лампу – работала не хуже.

Матросы эту поделку оценили – сноп желтоватого света, бьющий на несколько десятков саженей, ночью был штукой весьма полезной, а потому такими же обзавелись и на остальных кораблях, да по нескольку штук. На «Миранде» таких ныне имелось целых три, и один из них, самый легкий, навели сейчас на воду. Луч зашарил на ней, скользнул туда-сюда – и уперся в темное пятно, словно приклеившееся к борту у самой ватерлинии.

– Тю! – удивленно выдал кто-то. – Никак, человек!

– Очень похоже, – Александр обернулся и обнаружил, что, привлеченные их манипуляциями, здесь собралось уже человек двадцать. – Ну-ка, скиньте ему штормтрап. И передайте на эскадру – пусть осмотрятся. Янек!

– Здесь, вашбродь!

Поляк вырос как из-под земли. Расторопный малый и сообразительный. И штурманское дело худо-бедно освоил. Настолько, что при перегоне трофеев через океан шел помощником капитана на одном из будущих брандеров. Надо продвигать. Александр одобрительно кивнул:

– Возьми несколько человек, второй фонарь и осмотри борта на случай таких вот гостей. Эй, там, внизу! Быстро наверх! Долго тебя еще ждать?

То ли незваный визитер понимал по-русски, то ли, что вероятнее, после стука развернувшегося штормтрапа и окрика понял, что отсидеться не удастся. Извернувшись, как ящерица, он ухватился за штормтрап и довольно ловко полез наверх. Миг – и вот он стоит на палубе, и матросы рассматривают его, как некую забавную зверушку.

Ростом он тоже не удался – пожалуй, даже ниже того чиновника, что оглашал условия пребывания в гавани. Впрочем, как рассказали Александру в Николаевске офицеры с «Паллады», здесь практически все такие мелкие. То ли сам народ изначально мелковатый, то ли просто жрут плохо. Так что низенький, худой, одет в черную одежду. Лицо тоже прикрыто черной тряпкой, одни глаза видать. Пожалуй, малость поторопился с визитом сюда, ночью его бы и сова не заметила.

Тряпку сорвали, обнаружив под ней типичное азиатское лицо. По такому даже возраст не определить – с одинаковой легкостью человеку можно дать и тридцать лет, и пятьдесят. Единственно, понятно, что уже не мальчишка, но стоит эта информация меньше, чем ничего.

– Кто таков?

Вопрос прозвучал на русском, английском, испанском, французском и еще нескольких языках. Толку не было. То ли гость отменно владел собой, то ли действительно языками не владел, но у него ни единого мускула на лице не дрогнуло. И что с таким делать? Александр подумал и приказал:

– Пахом, с тебя началось – тебе и расхлебывать. Запереть этого и до утра охранять. А там уж и разберемся. Обыскать не забудьте.

Вот тут и началось самое веселое. Один из матросов взял японца за плечо, дабы перенаправить его к месту будущего заточения. Японец чуть повернулся – а дальше никто не сообразил даже, что произошло. Крепкий, на голову превосходящий ростом пленного мужик вдруг кубарем покатился по палубе, а сам японец ловко ударил ногой по лампе все еще работающего фонаря и метнулся к борту. Успей он сигануть за борт – и все! Лампа разбита, пока притащат новый фонарь, беглец успеет уйти, благо черную одежду на черной ночной воде не различишь. Но столь красивый побег испортил один из матросов, успевший поймать японца своей могучей лапищей за одежду. Рывок – и того отшвырнуло назад, еще и приложив спиной о палубу. Видать, для полноты ощущений.

Упал правда лазутчик как-то удивительно ловко. Перекатился через плечо, вскочил и тут же лицо в лицо столкнулся с одним из матросов-абордажников. Ну а дальше все получилось на редкость быстро.

Откуда японец успел выхватить короткую чуть изогнутую саблю без гарды, никто так и не понял, но вот применить ее по назначению он не успел. Матрос перехватил руку противника чуть ниже кисти и с чувством зарядил ему кулаком в лоб. Японец, явно непривычный к тому, что его бьет человек, весящий раза в два больше и привыкший насмерть резаться на палубах чужих кораблей со столь же сильными и безжалостными оппонентами, попросту свел глаза в кучу и осел. Похоже, сознание вылетело из бренного тела, словно птичка. И, в принципе, на том все и закончилось.

К слову, он был единственный обнаруженный лазутчик. Ни на «Миранде», ни на других кораблях никого то ли не было, то ли, что более вероятно, они успели уйти, слившись с ночною тьмой. Пленного же тщательно обыскали, найдя при нем кучу предметов непонятного, но устрашающего вида. Целый арсенал, которым русские просто не умели владеть. Ну и пес с ним, решило общественное мнение, после чего японца тщательно связали и заперли в карцере. Оставшееся еще от англичан помещение считанные разы применялось Верховцевым по назначению, и вот – пригодилось. Теперь пускай малость посидит да подумает о своем поведении. А утром уже можно будет решить, что с ним делать. То ли отпустить, то ли ядро к ногам да за борт выкинуть. Главное, чтоб он до утра от последствий драки с русским не помер.

Опасения оказались напрасными. Выжил японец – утром, когда его проверяли, сидел и злобно сверкал глазами. Ну и ладно, пусть сидит. У Верховцева нарисовались дела поважнее – к «Миранде» приближалась шлюпка, и в ней, в подзорную трубу это было видно совершенно отчетливо, сидели люди самого что ни на есть европейского облика.

Шлюпка выглядела прозаически, такую можно встретить в любом порту любой европейской страны или их колоний. На традиционные японские лодки она походила мало, хотя что удобнее и лучше приспособлено для этих вод, Александр определить бы не взялся. Да и не собирался заниматься ерундой, честно говоря. Куда больше его интересовало, кто именно к ним направляется.

Гребцы слаженно гнали шлюпку через бухту, вот только с целью явно ошиблись. Видать, решили, что флагманом является линкор. Александр не собирался их поправлять и с некоторой долей злорадства наблюдал, как гости вначале поднялись на высокий борт «Адмирала», потом спустились с него… Один из них страдал избыточным весом, а потому наблюдать, как он, похожий на гигантского беременного жука, ползает туда-сюда, было забавно. А вот нечего. Сначала думать надо. Вон, вчерашний японец сразу понял, кто тут главный.

Наконец, закончив метания, шлюпка подошла к борту «Миранды», и по со стуком развернувшемуся штормтрапу поднялись трое. Одетые, что характерно, в европейскую одежду порядком устаревшего фасона, но с благоприобретенным местным колоритом. Тот, который особо толстый, держался увереннее других и явно был за старшего, остальные же, хотя и имели представительный вид, явно были на подхвате.

– Чем могу быть полезен? – с интересом спросил Александр, дождавшись, когда прибывшие отдышатся.

Как ни странно, у толстяка это получилось быстрее всех. Посмотрев на Верховцева и наметанным взглядом определив в нем главного, он в легком удивлении поднял брови. Наверное, ожидал увидеть кого-то постарше. Тем не менее с эмоциями он справился моментально и представился:

– Альберт Кас Купман, представляю Ост-Индскую компанию.

Что характерно, спутников своих не представил – похоже, они были чересчур мелкими и ничтожными для этого. Александр, немного знавший голландский, улыбнулся – фамилия гостя соответствовала его роду занятий[178]. Тем не менее вслух он сказал только:

– Капитан-лейтенант Верховцев, Александр Александрович. Командующий эскадрой. Чем могу служить?

– Капитан-лейтенант?

– Для такой эскадры, – понял их удивление Верховцев, – достаточно. Адмиралам нашим положены совсем иные силы.

В принципе, и не соврал. Просто опустил нюансы. Ну а голландцы оказались впечатлены – очень похоже, их понимание мира серьезно пошатнулось. Страна, дающая офицерам невысокого ранга эскадру из шести кораблей, включая линейный, выглядела куда более серьезной, чем на самом деле.

Александр мог собой гордиться. Еще недавно из дипломатии он понимал только, что чем больше пушек – тем солидней дипломат. Но то ли не самые удачные расклады в Николаевске так подействовали, то ли просто наконец-то жизненный опыт перешел в какое-то новое качество, а может еще что. Гадать можно было до бесконечности, но сейчас у него получалось вести разговор вполне непринужденно. За бокалом вина и легкой закуской, которая для голландцев, похоже, выглядела шикарной. Как они признались через какое-то время, основой здешнего меню были рис и рыба во всех видах, с мясом же – проблемы[179]. Александр даже посочувствовал им – если б его столько времени держали на подобной диете, он бы, наверное, на стенку полез.

А еще голландцы продемонстрировали невиданное ранее Александром умение есть палочками. Что угодно – хоть мясо, хоть овощи… Самыми обычными палочками, деревянными. Это, спрашивается, как? Александр попробовал – и никакого результата, кроме вылетевшего на пол под дружный смех окружающих куска мяса не получил. Притом, что голландцы утверждали: они так, палочками, даже рис есть могут!

Купман, изрядно наклюкавшись, в ответ на удивленный вопрос Александра как так возможно, заявил, что если так продолжится, то он скоро вообще перейдет исключительно на овощную диету. Верховцев ответил, что никогда не доверял толстым вегетарианцам. Голландец расхохотался, звучно хлопая себя ладонями по толстым ляжкам. Он вообще оказался веселым и компанейским человеком. Александр даже не удивился. Купцу надо уметь продать свой товар кому угодно, и уметь сразу настроить его на приятельские отношения – не худший вариант. А сейчас – вдвойне, потому как голландцы очень беспокоились, не захотят ли русские купцы отодвинуть их в торговле.

Опасения не выглядели праздными. Хотя Япония и была закрытой страной, в которой имели право торговать лишь голландцы, крупные страны плевать хотели на статус-кво. Те же британцы заходили сюда, когда хотели, и ни голландцы, ни сами японцы ничего не могли с этим поделать.

Но британцы – это еще понятно, все же их страна – владычица морей. Может позволить себе хамить кому угодно и как угодно. А тут приперлись русские, утопили англичан с французами (Верховцев не скрывал своих достижений опять же, не углубляясь в нюансы), и что с ними теперь делать?

Что же, оставалось лишь успокоить их, что русские ничего тут завоевывать не планируют. Во всяком случае, сейчас. Ну и намекнуть, что у врагов России, да еще и когда идет война, корабли, бывает, исчезают бесследно. Голландцы намек поняли, ситуацией прониклись и тут же заверили Верховцева, что их страна всегда была лояльна к великой континентальной империи. Именно их мастера помогли Петру строить флот и все такое… Что же, это всех устраивало.

И, когда голландцы уже собирались отправиться по своим делам, Верховцев поинтересовался у них о ночном визитере. Может, знают? Гости переглянулись, и Купман спросил:

– Показать его можете?

– Разумеется. Прошу.

Голландцу хватило одного-единственного взгляда:

– Синоби-но-моно[180].

– А? – челюсть Александра сделала попытку упасть на пол.

– Шпионы. Иногда наемные убийцы. Но чаще все-таки шпионы. Наверное, его прислали разведать, что вы делаете. Удивительно, как вы его смогли увидеть и поймать – в маскировке они толк понимают.

– Мы русские, а значит, лучшие.

Голландцы переглянулись, но предпочли оставить слова Верховцева без ответа. Вместо этого Купман сказал:

– Самый простой вариант – отпустить его. Допрашивать бесполезно – по-человечески он, скорее всего, все равно не понимает, а если найти переводчика, то будет молчать. Или вовсе откусит себе язык – случались прецеденты.

– Дикий народ, – кивнул Александр. – Ладно, я обдумаю ваши слова.

Ближе к вечеру они подошли к дому, в котором обитал тот самый чиновник, что вчера побывал на «Миранде». Голландцы отлично знали, кто это, и указали дорогу. Правда, сразу же после этого проводник ретировался, и Верховцев его не осуждал. Это он прибыл-убыл, а им тут еще жить, и лишние неприятности от местных властей никому не нужны.

Шли, кстати, хоть и недалеко, но достаточно долго. Просто интересно было посмотреть, как тут живут люди. Тем более что проводник не замолкал ни на минуту, вываливая на русских огромную массу никому не нужных, однако занимательных подробностей, историй и откровенных побасенок.

Ничего так жили японцы, бедненько, но чистенько. Люди одевались опрятно, что мужчины, что женщины. Но сами они не производили хоть сколько-то хорошего впечатления. Мужчины – в первую очередь раболепным поведением. Ну а женщины… Они были просто некрасивы. Приземистые, коренастые, лица плоские, глаза узкие… Как сказал проводник, в семьях знати, где женщины не перегружены работой и могут больше следить за собой, внешность у них получше.

Еще есть какие-то гейши. Из рассказа проводника Верховцев понял, что это нечто подобное высокооплачиваемым проституткам или содержанкам. Может, что-то близкое к древнегреческим гетерам. То есть им в любом случае надо тщательно следить за собой, иначе клиент останется недоволен и кушать будет нечего. Но гетер здесь почему-то не наблюдалось, а по сравнению с остальными даже кубинские мулатки выглядели интереснее. Вот за такими размышлениями он и добрался до искомого дома.

Домишко, разумеется, был так себе, в России с ее холодами в таком зимой и суток не протянешь, но в местном климате – ничего, сойдет. Плюс во время землетрясений – а они тут, говорят, часто – он даже если разрушится, то никого не пришибет. Нечем просто-напросто. Да и по сравнению с домами простолюдинов дом этот выглядел довольно внушительно. Александр, к слову, шокирован не был, что Япония страна небогатая, он знал. Бедность же одинакова всюду. И люди, даже стараясь выглядеть опрятными, все равно щеголяют заплатками на самых неожиданных местах.

Стучать пришлось осторожно – Александр попросту боялся, что снесет это строение. И так после несильных, в общем-то, ударов все загудело и ощутимо колыхнулось. Впрочем, оно и к лучшему – хозяин появился в мгновение ока.

– Ваше? – максимально нейтральным тоном спросил Верховцев, подхватив за шиворот пленного и на вытянутой руке предъявив его чиновнику. Стоит признать, держать на весу хоть и мелкокостного, но все-таки взрослого человека было совсем непросто. Однако неудобства компенсировала ошарашенная физиономия чиновника, который машинально кивнул. Интересно, что произвело на него большее впечатление – физическая сила русского или то, что он ухитрился поймать их специалиста по маскировке? – Ну, так забирайте.

С этими словами Александр просто разжал руку, и не ожидавший этого шпион плюхнулся на задницу. Все. Оставалось лишь повернуться и спокойно возвращаться к кораблям. Задание можно считать выполненным. То, что русские имеют достаточно сил, дабы снести любой японский город, продемонстрировано. И у японцев просто нет сил им хоть как-то помешать[181]. Показано, что русские физически невероятно сильны. Для примитивных народов это многое значит. Ну и, конечно, демонстрация того, что русские могут наплевать на запреты и ничего им за это не будет, тоже проведена. В такой ситуации любви к наглецам не прибавится, но зато будет понимание того, что с ними связываться чересчур опасно. Это лучше всяких бумаг удержит японцев и от нарушения договора, и от попыток влезть в чужой конфликт.

Еще и голландцев слегка пугнул… Будем надеяться, дипломаты потом не убьют его за столь демонстративное игнорирование протокола. Но надо было, обязательно. А то совсем тут уверились, что нейтральный статус их защитит. С такими убеждениями один шаг до того, чтобы поверить в свою исключительность, а затем уже и безнаказанность. Нет уж, пускай увидят перед носом литой русский кулак – тогда, глядишь, поймут, что, когда дерутся великаны, карликам лучше сидеть тихонечко, словно мыши под веником. И всем хорошо, и для здоровья полезно. России еще один полноценный фронт не нужен.

От этих мыслей его оторвал дробный стук, будто копытами кто-то брякал. Александр удивленно обернулся и увидел того самого чиновника. Вот только сейчас японец был хорошо одет, с мечами… А на ногах сандалии, причем деревянные и непонятной формы. Вот они-то и громыхали, как могли. Шел самурай вроде бы и спокойно-вальяжным шагом, но притом очень быстро, легко нагоняя русских.

Догнал. Обошел, встал на пути. Поклонился. Затем что-то заговорил на своем языке, сообразил, что его не понимают, и перешел на английский. Правда, в этот раз понять его было сложнее, чем вчера. Тогда он говорил медленнее, подбирая слова, а в этот раз «частил». Но все же понять было можно, и у Верховцева от услышанного глаза на лоб полезли.

Если отбросить маловажные подробности, то у самурая к Верховцеву были претензии. Оказывается, притащив к нему пленного, тот чиновника смертельно оскорбил. Согласно принятому в этих краях кодексу чести, название которого тут же вылетело у Александра из головы, подобное смывается исключительно кровью. А потому этот умник решил вызвать Александра на поединок. Оригинально.

Опыт дуэлей у Верховцева был маленький и негативный. Однако человек так просит, что просто невозможно отказать ему в этой мелочи. Опять же, местные обычаи не требовали ритуальных танцев секундантов, которые должны обговорить все условия. Оружие то, что при себе, здесь и сейчас… Что же, тогда приступим!

Вокруг мгновенно собралась толпа. Причем если сопровождавшие Александра матросы просто стояли за его спиной, оживленно переговариваясь и споря, как далеко улетит японец, если ему дать пинка, то местные вели себя… интересно. Они вроде бы не задерживались, старательно отводили взгляд и в то же время как-то ухитрялись не покидать облюбованную для дуэли небольшую площадь, искоса наблюдая за происходящим.

Стоит признать, более всего Александра волновали стоящие вокруг дома. Как бы не разворотить что-нибудь случайно, уж слишком близко стоят и хлипко выглядят. Впрочем, черт с ними. Глядя на то, как противник, сбросив неудобную обувь, извлекает свой меч, довольно длинный и слегка изогнутый, и, взяв его почему-то двумя руками, становится в непривычную стойку, держа клинок у плеча вертикально, Александр вздохнул, одним движением сбросил мешающий движению китель и извлек саблю. Несколько раз взмахнул ею, разминаясь. Трофейный клинок, ставший за год использования привычным, со свистом рассек воздух. Оставалось встать в классическую европейскую фехтовальную стойку и приготовиться встретить островитянина как положено.

Откровенно говоря, свои силы он оценивал трезво. Особыми достоинствами не блистал, но тем, кто ходит на пиратских кораблях, чья основная тактика – абордаж, учиться драться приходится постоянно. Хотя бы для того, чтобы остаться в живых. Саблей, ножом, любым подручным предметом и даже голыми руками. Александр тоже учился при каждом удобном случае и очень многое усвоил. Особенно пока Куропаткин был на флагмане. В том числе и осторожное отношение к врагу.

Сейчас не пугала, но настораживала абсолютно незнакомая стойка японца. И потому он не спешил. В конце концов, это же его вызвали. Вот пускай теперь кому надо, тот и начинает.

Японец некоторое время продолжал стоять в прежней стойке, но, очевидно, сообразил, что так может продолжаться до бесконечности. А продолжать стоять – значит, даром терять силы. Поэтому он ринулся вперед, совершенно неожиданно, воздев меч над головой и быстро-быстро перебирая ногами.

Будь расстояние между поединщиками чуть меньше, у него все бы получилось. Шажки были совсем мелкие, но вот их частота и, закономерно, скорость движения впечатляли. Но – самую малость не успел…

Стоять на месте, если ты не в строю – прямая дорога на тот свет. Куропаткин в таких вещах разбирался и ученикам своим знания вдалбливал максимально доходчиво, награждая за ошибки ударом сабли плашмя по ягодицам. После двух-трех ударов самый ленивый начинал понимать, что ошибки чреваты и учиться надо со всем рвением. Стоит признать, это неплохо помогало.

Александр ушел в сторону, уклоняясь от сильного рубящего удара. Тут же блокировал второй, на сей раз по корпусу, горизонтальный. Разорвал дистанцию, угрожая противнику саблей. И все вернулось на круги своя.

В свалке и рубящие, и колющие, и режущие удары равно применимы, все зависит от конкретной, меняющейся каждое мгновение ситуации. Но в поединке один на один острие сильнее лезвия. А то, как размахивал своим мечом японец, более всего напоминало нечто средневековое. Устаревшее лет этак триста назад[182].

Бой моментально свелся к тому, что японец пытался приблизиться и рубануть, но каждый раз колющие удары саблей в лицо и грудь заставляли его отшатнуться. Александр несколько раз осадил его наступательный порыв, но, видя, что самурай не унимается, плюнул и сделал выпад чуть дальше обычного. И на этом бой, в принципе, закончился.

Ну, вот и все, подумал Верховцев, глядя на скорчившееся у ног тело. Куропаткин учил его хорошо… В душе ничего не шевельнулось – японец сам решил полезть в драку и сам виноват в случившемся. Думать надо было. Александр поднял меч убитого – трофей дело святое, повернулся и зашагал в сторону порта. У него было много дел – утром выходить в море, и пусть его люди знают свои обязанности до тонкостей, ответственность все равно на командире. И потому любоваться на очередной труп у него просто не было времени. Слишком уж незапоминающаяся деталь пейзажа. Сколько их было – и сколько еще будет…

Вечером к нему вновь прибыли голландцы. Поздравили Александра с тем, что он выжил – дотянись до него японец, порубил бы в лапшу. Мечи у них отменные… В последнем, впрочем, Александр и сам убедился, потрогав лезвие трофея и тут же порезавшись. Как пояснил Купман, сталь у японского оружия бывает всякая, а вот точить его до немыслимой остроты они просто обожают. Заодно посоветовал русскому другу побыстрее отправиться в плавание. А то неизвестно, как власти отреагируют на поединок.

Александр поблагодарил гостей за предупреждение и сообщил, что в любом случае намерен покинуть Нагасаки в самое ближайшее время. Ибо – что он забыл в этой дыре? После этого они распили привезенную голландцами с собой бутылочку сакэ[183]… Гадость жуткая! Правда, как Александру пояснили, пить это вино надо подогретым.

Этого сакэ Александр, подумав, закупил целый ящик – вернутся в Россию, будет презентовать его в качестве заморской экзотики. Ну а утром, не дожидаясь, когда японцы начнут ритуальные восточные телодвижения, эскадра покинула порт. Впереди ее ждал океан.

Верховцев стоял на мостике и ловил лицом соленые брызги. Смешно. Нынче в море ему лучше, во время стоянки в Нагасаки ощущение духоты не проходило с первых минут и до конца. Может, из-за климата, а может, просто привык он к морю. Ибо – не в первый раз он это уже чувствовал.

Эскадра держала курс на Гонконг, остров, на котором располагался город Виктория. Крупнейший город в этих местах, контролируемый англичанами. Скоро там будет пожар на все небо. Если, конечно, они не ошиблись.

Верховцев прикрыл глаза, вспоминая. Да уж, когда он озвучил свой план и очень простую задачу – захватить там все корабли, какие только возможно, загрузить их тем, что удастся награбить, а остальное сжечь – у совета капитанов это вызвало немалое удивление. Не то что они собираются грабить какой-то там город. Давненько они этим не занимались – ну так что с того? Города, корабли… Какая разница, если оборона смешная?[184]

А вот его слова о том, что город надо выжечь весь, реакцию вызвал совершенно разную. Сафин лишь кивнул – ему что прикажет командир, то и ладно. Диего вообще не увидел в сказанном ничего особенного. Ну, город. Ну, сжечь. Что с того? Его предки и города жгли, и империи крушили. И в этих водах их боялись самые отъявленные пираты[185]. А вот насчет жалости к врагу – это не к ним, то чисто славянская ошибка. Так что решение Верховцева в глазах испанца выглядело более чем логичным.

Гребешков тоже задумчиво кивнул, принимая к сведению информацию, и уточнил пару мелких деталей. Зато Куропаткин вскочил как ужаленный и выдал длинную и пространную речь об офицерской чести и о том, что недопустимо такое поведение. Даже по отношению к врагу. И, к удивлению Александра, его поддержал Матвеев. Ну, как поддержал… Лоб потер и сказал, что «как-то не по-человечески это». После чего посмотрел на Верховцева, да так выразительно, что стало ясно: он ждет от командующего либо аргументированного подтверждения его плана, либо же отказа от него. А вот попытка надавить может иметь в перспективе довольно неприятные последствия, ибо утрата доверия в глазах своих людей, пожалуй, худшее, что может случиться с любым командиром. Что же, у Александра были для него слова.

– Сергей Павлович, а вот скажи мне: что нужно для войны?

– Известно что. Солдаты нужны. Пушки. Ядра. Возможность все это произвести – на привозном много не навоюешь…

– Верно, прав ты. Солдаты, пушки и еще тысяча и одна мелочь. А Наполеон… Он, конечно, сволочь еще та был, но человек умный. Так вот, Наполеон сказал, что для войны нужны деньги, деньги и еще раз деньги. Как считаешь, прав он был?

– Ну, если так посмотреть… Да, прав.

– А скажи мне, у кого сейчас больше денег – у нас или у англичан с французами?

– У них, – зло скривился купец. – Одна страна против всего мира по деньгам никак не потянет.

– Вот именно. И деньги они получают не сами. У них там, на островах, ничего нет, да и во Франции немногим лучше. Сосут из колоний. А мы, я тебе напомню, должны нанести врагу максимальный урон. Били по кораблям – толку немного. Корабли они еще построят, и получше нынешних. Верфей у островитян как грязи. Стало быть, надо бить по самому чувствительному месту – по кошельку. Сделать войну для них невыгодной. Корабли перехватывать – это булавочные уколы. Бить надо по узлам.

– Но жечь потом город…

– Сергей Павлович, а вот скажи мне, чем британцы с Китаем торгуют?

– Ну…

Матвеев был в некотором замешательстве – его торговые интересы раньше лежали совсем в других широтах, и он не особенно интересовался торговлей в местах, куда его все равно не пустят. Уж что-что, а насчет привычек выходцев с острова пиратов он не обольщался. Александр тоже не интересовался. До недавнего времени. А вот тщательный допрос французского лейтенанта и кое-какое общение в Николаевске серьезно подогрели его интерес к теме и дали ответы на многие вопросы. А еще кое на что ответили голландцы в Нагасаки.

– А торгуют они с Китаем опиумом в основном. Это, если кто-то не в курсе, отрава. Китайцы ей укуриваются до скотского состояния и отказаться потом уже не могут. А когда их правители попытались запретить торговлю, это было пятнадцать лет назад, англичане заставили их покупать силой оружия. Вот так-то, господа. Склады в Гонконге забиты смертью, и, уничтожив там все, мы спасем много жизней. И наших, и китайских. Уничтожение же источника финансов заставит врага пересмотреть расклады. Начнут ловить нас с удвоенной энергией. Глядишь – и наконец-то снимут часть сил с русского фронта.

Этот аргумент подействовал на всех, даже на вечно недовольного Куропаткина. Решение об уничтожении центра британской торговли было принято единогласно, и эскадра незамедлительно вышла в море.

Александр торопился. Информация – вещь такая, что любит распространяться, вытекая, словно вода из решета. И если британцы пронюхают о его намерениях, то, может статься, решат предпринять меры для ее нейтрализации. Ну или, как вариант, начнут срочно укреплять тот же Гонконг. Почему именно его? Да потому, что Гонконг да Сингапур наиболее вероятные цели. Самые богатые, практически незащищенные. Стало быть, надо бить прежде, чем враг отреагирует, и отступать раньше, чем у него появится серьезный ответ.

В то, что голландцы не предупредят англичан, он не верил ни на грош. Да, они конкуренты, но, во-первых, показать лояльность тому, кого ты считаешь сильным, полезно для здоровья. А во-вторых, и для англичан, и для голландцев русские – это варвары, против которых и объединиться не зазорно. В общем, наступил момент, когда скорость решала если не все, то многое, и потому эскадра полным ходом двигалась к цели.

Брызги снова попали на лицо, и, машинально облизнувшись, он почувствовал, как защипала язык соль. Александр чуть заметно усмехнулся. Еще немного, и он сможет сказать, что пробовал на вкус воду всех океанов. А что? На Ледовитом сражался, через Атлантику носорогом проломился, Тихий вот-вот пересечет. На очереди Индийский… Ничего, скоро придет время пощипать британцев и там.

Но вообще, стоило признать, за этот год он видел больше, чем иные за всю жизнь. Красоты трех континентов, пусть и мельком. Океанские волны, изменчивые и не похожие друг на друга. Да одни киты чего стоят!

Китов он видел и на севере, и в Атлантике. Да что там, попадались ему киты даже на Амуре[186]. Но такого количества, как в этих местах, Верховцеву не попадалось нигде[187]. Огромные стада этих гигантов бороздили морские просторы, а на них охотились китобои – норвежские, американские, британские. Последних, к слову, попалось аж два корабля, и оба отправились с призовыми командами в Николаевск. Урон врагу, конечно, крошечный, но капля камень точит. Ну а остальные? Остальных предупредили, что океан, конечно, общий, но в русских водах им делать нечего. Учитывая, какие белые становились лица китобоев при виде открывающихся орудийных портов, появлялась надежда, что они усвоили предупреждение русских. Первое и последнее!

Но сегодня море уже второй день было пустынным. Ну да, эти места – задворки мира, сюда мало кто плавает. Даже рыбацких лодок на пути не попадалось. С другой стороны, оно и к лучшему, терять время еще и на перехват кого-то, чье утопление не стоит пары ядер, на него затраченного, не хотелось. Эскадра шла к Гонконгу, а все остальное – ненужное излишество.

– Вашбродь!

– Чего тебе, Янек?

– Там, по правому борту корабль. Далеко.

Вот ведь, накаркал… Александр поморщился. Воистину, не говори богу о своих планах – не услышишь презрительного смеха. Даже думать не стоит… А тут еще и ветер стихает на глазах. Но посмотреть все равно надо.

– Что-то не пойму, – мощная подзорная труба осталась в каюте, а позаимствованный у вахтенного бинокль ее достоинствами не обладал. – Вроде не один корабль.

– Так точно. Вашбродь! – Пахом с его острым зрением оказался как нельзя кстати. Взяв из рук капитана бинокль, он несколько секунд вглядывался в горизонт. Потом, не отрывая глаз от бинокля, процедил: – Там бой идет. Кажись, пираты.

– Вот как? – Александр удивленно приподнял брови. – Янек, принеси подзорную трубу.

Пока их корабельный поляк бегал за хорошей оптикой, Верховцев задумался. Глазам Пахома он верил, да и пиратов в этих водах хватало. Те же японцы… Да и китайцы, филиппинцы и прочие аборигены здешних мест от них не отстают. А с другой стороны, почему не слышно пушек? Если идет бой? И потом, было еще одно соображение.

Нет, чужие стычки русских не касаются. С другой стороны, здешние пираты словно и впрямь не от мира сего. Не понимают, чем может быть чревато устраивать безобразия во время большой войны. Тебя она, может, напрямую и не касается, но это время, когда флоты всех хоть сколько-то уважающих себя держав приведены в полную готовность. А значит, тот, кто хочет пошуметь, должен понимать – совсем рядом запросто может красться тот, кто сожрет нахала и не поморщится. Океаны становятся опасными – но в чем-то и наоборот.

Подбежал Янек, притащил футляр. Кивнув ему благодарно, Александр привычно-неторопливым движением раздвинул подзорную трубу, поднес ее к глазу. Ну, правильно, что он еще мог ожидать увидеть? Корабль, явно торговый, это легко понять и по обводам, и по тому, как он плетется, еле-еле ловя парусами быстро слабеющий ветер. Пушек не видать… А вокруг него вьются четыре сампана[188]. Эти шустрее – в довесок к парусам у них есть весла, хотя суденышки довольно крупные. В Нагасаки, помнится, пара таких стояла, и они были исключительно парусными.

Кстати, понятно теперь, почему никто не стреляет. На «купце» пушек нет, а на сампаны их ставить опаснее для своего экипажа, чем для врага. Хлипкая конструкция попросту не вывезет серьезное орудие и уж точно рассыплется на куски от сотрясения при выстреле. Тем интереснее было наблюдать за их схваткой.

Сампаны пытались охватить старательно удирающий корабль, подобно волкам, загоняющим лося. Догнать, схватить, повиснуть, заставить остановиться, а потом навалиться всей толпой – классика. Но капитан неизвестного «купца» хорошо знал свое дело, ловко доворачивая руль каждый раз, когда сампаны оказывались в опасной близости. При этом он угрожал им ударом форштевня, а столкновения с кораблем, вдесятеро большим, ни один сампан не переживет. Они все же достаточно хлипкие посудины. Приходилось им уклоняться, разрывая дистанцию, после чего все приходилось начинать сначала. Вот только вряд ли это будет длиться вечно – рано или поздно ветер стихнет окончательно, и судьба торговца будет решена.

– Вашбродь, что делать-то будем?

– Что делать? – Александр задумался. Будь у него машина под парами, он разогнал бы всю эту кодлу за пару минут. А так… Хотя и под парусами может получиться. – Передай механикам, пускай раскочегаривают свои железяки.

– Так уже, вашбродь. Говорят, через полчаса можно будет дать ход.

– И кто приказал?

Янек потупился. Что же, не сдавать своих – тоже достоинство, да и инициатива в этот раз пришлась кстати. Верховцев махнул рукой:

– Ладно, черт с вами. Пускай стараются. Пойдем под парусами, а как только смогут, пусть дают ход. Ну, чего встали? К бою! Живо-живо-живо!

Появление нового действующего лица пираты восприняли без восторга, но с пониманием. Примерно так стая шакалов при виде льва понимает, что делать им тут совершенно нечего, и бодро мчится прочь. Возможно, они бы еще подумали, будь перед ними обычный парусник, благо ветер практически стих. Но, в отличие от остальной эскадры, «Миранда», густо дымя, шла на пяти узлах, и связываться с пароходом морские бродяги не рискнули. По ним, впрочем, тоже никто не стрелял – зачем? Они ведь русским ничего плохого не сделали. Да и куда больше сейчас интересовал Александра корабль, с которым его свела судьба.

Вид корабль имел потрепанный, но – в меру. Именно так обычно и выглядят корабли после долгого океанского перехода, когда портовый лоск сошел, но на состоянии мачт и прочности корпуса приключения никак не сказались. Если, разумеется, капитан хороший, но свое мастерство он уже продемонстрировал. Стоит признать, до подхода помощи в такой ситуации продержаться смог бы не каждый.

А вот что Верховцева самую малость разочаровало, так это флаг. Корабль оказался американским. Будь он британским, его можно было бы со спокойной душой и чистой совестью брать на абордаж. Законный трофей, и никто рта не откроет – призовое право штука справедливая[189]. А так… Напрасно уголь жгли, получается.

Правда, в просьбе американскому капитану он тоже отказать не смог. Когда «Миранда» сблизилась с «купцом», и Верховцев в мегафон спросил, все ли у них в порядке, американец крикнул в ответ, что все нормально, но как только военный корабль уйдет, пираты вернутся. И попросил оттащить его «Ласточку» подальше от берега. Послать бы его… А с другой стороны, если бросить, то зачем, спрашивается, надо было спасать? И потому с «Миранды» подали конец, после чего пароход, сердито пыхтя машиной и взбивая воду за кормой, оттащил американский корабль к своей эскадре. Уж что-что, а нападать на шесть боевых кораблей не станет ни один пират – наглеца просто сомнут походя. От него не останется даже мусора на воде.

Впрочем, американец оказался человеком благодарным и вечером прибыл на «Миранду» в обнимку с огромной корзиной, набитой бутылками. Целая коллекция – от американского виски, более всего напоминающего деревенский самогон, до французского вина с весьма неплохим букетом. Да и вообще, человеком он оказался компанейским, этот здоровенный бородач по фамилии Джонсон. Ну как с таким не выпить?

Через некоторое время к ним присоединился Матвеев. Корабли все равно лежат в дрейфе, так что почему бы не пообщаться с коллегой? Купец никогда не упускал такой возможности. Почти сразу он перехватил нить разговора, который, как очень часто бывает в принявшей на грудь мужской компании, начал быстро скатываться на женщин. И Александр уже через несколько минут лишь смотрел удивленно на то, как два исключительно деловых человека обсуждают понятные им одним вопросы. При этом он совершенно не мог понять, о чем идет речь. Все слова по отдельности знакомые, а вот смысл ускользает. И, хотя за время перехода и общения с чиновниками и купечеством самых разных рангов он поневоле нахватался каких-то навыков общения с ними, сейчас разговор ушел в такие высокие эмпиреи, что оставалось лишь признать свое поражение и вернуться к уничтожению хмельных напитков.

Уже утром, когда американец отправился на свой корабль, Матвеев коротко и понятно обрисовал командиру результаты их разговора. А они были интересные. Во-первых, в этих местах пиратство вполне себе процветало, и плевать оно хотело на мнение великих держав. Хотя бы потому, что ни у кого нет столько сил, чтоб гоняться за каждым сампаном. Фрегатов не хватит. Особенно на этих задворках ойкумены, традиционно прикрываемых по остаточному принципу.

Во-вторых, на пиратстве в перспективе можно сделать хорошие деньги, наладив конвоирование торговых судов. Война рано или поздно закончится, эскадра останется не у дел и, что практически гарантировано, будет никому не нужна. Будущее за пароходами – это уже понятно, а значит, парусники быстро сойдут со сцены. Во всем, что касается нового оружия, люди прогрессируют очень быстро. Зато в этих водах они будут востребованы еще долго. Вот только не надо зря гоняться за пиратами. Пусть себе буйствуют. Те, кто будет их опасаться, больше заплатят за сопровождение.

Это, разумеется, следовало обдумать. Но – потом. А сейчас поднимался ветер и наполнял паруса кораблей. Впереди был Гонконг!

– Красота! Аж дух захватывает.

– Не умеешь – не дыши, – лениво отозвался Верховцев, разглядывая город. – И не так уж красиво, если вдуматься. Обычный колониальный город… пока еще.

На самом деле, конечно, Гонконг был красив, хотя заслуга в том была не человека, а, скорее, природы и ясного, солнечного дня. Остров, на котором и располагался город Виктория, обладал типичной для этих мест природой, человеком практически нетронутой. Да и с чего ей, природе этой, страдать? Чуть больше десяти лет назад на этом совсем немаленьком острове жило порядка трех тысяч человек. Да не все вместе, а в рыбацких деревушках на побережье. И если смотреть на Китай как на дальнюю провинцию цивилизованного мира[190], то этот остров был провинцией провинции. Так сказать, провинцией в квадрате.

Город. Сколь мог судить Верховцев, тоже был фикцией. Минимум населения, казармы, склады… Вроде бы забитые опиумом, во всяком случае, именно так говорил пленный. По сути, разросшийся до безобразия перевалочный пункт, что, если вдуматься, и неудивительно – городу-то лет десять от силы.

В самом деле, Виктория была совсем молода. Городок этот был основан после того, как Китай проиграл в опиумной войне. До нее кто бы разрешил наглым пришельцам с запада тут остаться! Но – увы, в очередной раз традиции Китая сыграли с ним злую шутку. А точнее, главная из них – считать себя умнее всех.

Англичане хотели торговать. Но торговать, естественно, выгодно для себя. Традиция приобретать острова за горстку бус[191] у британцев была давняя, и отказываться от нее они не хотели. Вот только Китай указал им на дверь – чего-то действительно нужного этой стране на тот момент у британцев попросту не было. Да и вообще, к европейцам там относились с предубеждением. Хотя бы потому, что первое, чем начинали заниматься первопроходцы, это устранять конкурентов, сиречь банально пиратствовать. Так что отваживали их всем миром, и довольно активно.

Британцы обиделись, ибо показали им на дверь. А главное, и сделать в тот момент ничего не могли. Но! Китайцы же не запретили торговлю, просто им не было нужды в предлагаемых товарах. А значит, всего-то и требовалось, что найти то, что заинтересует узкоглазых.

И нашли. Опиум. Его местные готовы были покупать в огромном количестве, а в Индии эту дрянь производить умели много и быстро. Так что брали англичане опиум в своей колонии задешево, а продавали дорого. И поставляли тоже быстро. Знаменитые чайные клиперы в Китае называли опиумными. Так что британцы отодвинули голландцев, показав их Ост-Индской компании неприличный жест да сунув кулак под нос. Заняли их место на рынках – и пошел процесс быстро и практически бесконтрольно. Неудивительно, что население Поднебесной начало потреблять этот наркотик в огромных масштабах.

Китайскому руководству это не понравилось. Не потому, что им так уж интересна была судьба подданных. Восток традиционно жесток, учинить массовую резню своих же подданных в порядке вещей. Да и вообще, китайцев много, а случись нужда, бабы еще нарожают. Зато отток финансов из страны разозлил чиновников, ведь эти потоки шли мимо их карманов. Хотя, возможно, нашлись среди них и те, кто действительно радел о благе страны. Так или иначе, в тридцать девятом году Китай двинул войска и решил, как им казалось, вопрос. А уже через год британцы отправили для вразумления туземцев сорок кораблей и четыре тысячи солдат. Вот так и началась опиумная война[192].

Британцы намерены были отстоять свое право торговать отравой – и преуспели в этом. Китайская армия имела в своем составе почти девятьсот тысяч человек, но была разбросана по огромному пространству. Вдобавок она давно не воевала, занимаясь в основном подавлением внутренних беспорядков. Плюс отсутствие современного вооружения, а главное, нежелание учиться у других. Это было в полном соответствии с культурой Поднебесной, вот только сейчас стоило бы понять – у западных варваров стоит поучиться. Хотя бы тому, как надо воевать.

Может, английская армия и не считается особо могучей на суше. Это флот у них воистину легендарный, а вот насчет пехоты и кавалерии все далеко не так радужно. Однако они имели опыт серьезных войн на континенте и к тому же огромное количество постоянно бунтующих колоний. В той же Индии постоянно что-то бурлило и клокотало, в Африке… То есть опыт борьбы с самым разным противником у них имелся, и это не могло не сказаться.

Британцы два года жестоко били многократно превосходящие их силы китайской армии и флота, с первых месяцев подходя к Пекину. А когда твоя столица непрерывно находится под угрозой, это здорово действует на нервы. Конечно, и у самих англичан не все было гладко, эта война не походила на парад, но… В общем, император сломался первым. Он признал поражение, выплатил контрибуцию, разрешил бесконтрольную торговлю. Ну и передал Британии кое-какие территории, включая остров Гонконг, где они планировали устроить свою базу. Клан наркоторговцев, сидящих на английском троне, мог праздновать победу. Вот и вся история, которая привела к основанию города Виктория.

Ну а сейчас, так уж получилось, британским колониальным войскам предстояло опробовать свои силы на самом твердом оселке в мире – русском. А на нем, как известно, не раз стачивались даже самые мощные армии в мире. И уникальная ситуация – перевес, как численный, так и технический, сейчас оказался именно на стороне русских.

Когда русская эскадра еще только подходила к острову, более всего Александра поразило огромное количество судов, шустро снующих туда-сюда. Вообще, мелких островков здесь было много, да и до материка совсем недалеко, переплюнуть можно[193]. Так что какое-то количество кораблей здесь просто обязано было встретиться, но чтобы столько!

На море, кажется, не протолкнуться было от сампанов и джонок[194]. Новый британский порт как магнитом притягивал торговцев всех мастей. Ну и правильно – не самим же джентльменам продавать китайцам опиум. Для этого у них есть местные, которых, случись что, не жалко. Хотя, конечно, стоит признать – оживлению торговли наркотики помогали.

Одно радовало: уклоняться от этой мелюзги не требовалось – она сама разбегалась, уступая дорогу. Ну а если не успевала… Что же, говорят, древние боги викингов считали гибель в море второй по почету. Насколько это так, Александр никогда не интересовался. Просто слышал краем уха. Но когда один из небольших сампанов захрустел и рассыпался, угодив под форштевень его корабля, сердце Верховцева не дрогнуло. Тут о своих, бывает, плакать некогда, а уж о китайцах и вовсе смысла нет.

– Янек, вот ты успел какое-никакое образование получить. Скажи, что о нас потом напишут их газеты? – кривовато усмехнулся Александр.

– Тут даже и думать не надо, – поляк, сейчас исполняющий обязанности вестового, то есть обязанный орать вместо командира, дублируя его приказы, с видимым удовольствием посмотрел на свое отражение в отполированном до блеска рупоре. – Скажут, что мы подло напали и не по правилам воевали.

– Во-во. Каждый почему-то считает, что по правилам – это только как лично он хочет. Что же, пора вводить новые правила игры, ты не находишь?

– Так точно, вашбродь!

– Это хорошо. Видишь? – палец Верховцева ткнул в стоящий на рейде корабль. Даже без парусов он выглядел изящно, будто игрушечный, хотя размерами не уступал фрегату вроде «Березины». Английский флаг, раздуваемый ветром, лениво полоскался на мачте. – Что думаешь?

– А что думать? Клипер. Скорее всего, американской постройки[195]. Они у янки лучшие.

– Вот-вот. Собери группу охотников. Будем проходить мимо, я возьму курс так, чтобы оказаться впритирку с бортом. Переберетесь на него. Сможешь захватить – корабль твой. Понял?

– Так точно, вашбродь!

– Все, беги. Стой! Пришли кого-нибудь с голосом таким же, как у тебя – громким и противным. Я тут глотку срывать не хочу.

Просигналив на эскадру приказ следовать прежним курсом, «Миранда» приняла влево. Вот оно, преимущество парохода – скорость выше, маневренность тоже, во всяком случае, при относительно слабом ветре. И есть возможность быстро вернуться в строй. Конечно, Александр бы предпочел не отвлекаться, но остальные корабли, стоящие в бухте, были пришвартованы к причалу, а этот расположился на внешнем рейде и, похоже, готовился к отплытию. Мог и успеть поднять паруса. Тогда все, в море гоняться за клипером – выставлять себя на посмешище. Уйдет, как от стоячего…

Было видно, как на борту английского корабля суетятся люди. Похоже, и впрямь готовятся уйти. Аж два раза! Шлюп мягко довернул, матросы выбросили кранцы, но они не понадобились – бортами корабли так и не соприкоснулись.

Взять клипер на абордаж сейчас было просто. А вот времени на это не оставалось. Ударить всем бортом в упор… Раньше Александр так и сделал бы, но за время перехода, не имея за спиной державы, которая пускай со скрипом, но решит проблемы с ремонтом, жалованьем команде, припасами, да и собственно людьми, он научился тысяче несвойственных обычному русскому офицеру дел. В том числе – считать деньги в масштабах больших, чем жалованье! А потому топить корабль с грузом, которые, и содержимое трюмов, и сам корабль, могли быть превращены в звонкую монету и использованы хотя бы для пополнения казны эскадры, выглядело для него неприемлемым. А потому требовалось найти какое-то решение, и Верховцев справился с этой задачей.

Корабли разминулись бортами, пройдя буквально в нескольких дюймах друг от друга. Точнее, прошла «Миранда», клипер так и не успел сняться с якоря, но это уже вторично. Скорость шлюпа составляла каких-то три узла, как у идущего не особенно быстрым шагом человека. В этот момент с палубы на палубу можно было просто перешагнуть.

Вот только борт клипера с его объемными трюмами оказался заметно выше, чем у парохода. Вроде бы проблема, но Верховцев знал, кому поручить это дело. Янек хочет стать капитаном – так почему нет? Штаны на заднице порвет, но своего добьется! К тому же он умный и энергичный. Придумает, что делать.

И их корабельный поляк не подкачал! Абордажная группа повисла на вантах, оказавшись на одном уровне с бортом клипера. Команда британского корабля, правда, бросилась к борту, вооружившись чем попало, но поляк и это предусмотрел. На палубе шлюпа, на мостике, на тех же вантах, но повыше, разместились матросы, вооруженные карабинами. Вихрь свинца прошелся по обороняющимся, изрядно опередив их и заставив отшатнуться, а следом на британский корабль посыпались опытные, вооруженные до зубов абордажники…

Шлюп разгонялся, спеша занять место в строю, а Верховцев с мостика видел, как немногочисленные, всего-то человек двадцать, но хорошо подготовленные русские матросы быстро оттесняют англичан к корме. Все, здесь можно не опасаться за результат – справятся. Вон, поляк-то как раздухарился! Машет своей саблей, как мельница ветряная… Горяч! Но именно такие, горячие и плюющие на авторитеты головорезы сейчас и оказались на своем месте. Время чересчур осторожных стариканов прошло.

«Миранда» успела занять свое место в ордере буквально за несколько минут до поворота. Откровенно говоря, Александр не сомневался, что справились бы и без него. Вот только долг командира на флоте вести своих людей, а не прятаться за их спинами. Нет, сухопутные командиры тоже часто возглавляют атаки, но в последнее время все больше кабинетных вояк, предпочитающих воевать по карте. На корабле же такое не пройдет в принципе! За тем, кто сторонится битвы, посылая вперед других, люди просто не пойдут.

А на берегу творилось непонятно что. Кто-то бежал прочь, кто-то готовился дать отпор, кто-то просто глазел – британцы не привыкли, что нападают на них. Они сами начинали войны, сами высаживались на вражеский берег, и в мозги их просто не влезало, что теперь они – жертва. Вот и толпились, разглядывая корабли под флагом, которого многие никогда и не видели! Что же, пришло время исправить пробел в знаниях.

Александр поморщился. Откровенно говоря, те, кто подобно курам глазел на происходящее, бесили его сильнее всего. Разбегающиеся… В бегстве мало доблести, но есть хотя бы понимание ситуации. Готовящиеся дать отпор – они как минимум храбрые люди, собирающиеся отстаивать свой дом. Солдаты… Верность присяге всегда вызывает уважение. А вот идиоты… Впрочем, плевать!

– К повороту!

Руль переложен влево до упора. Корабль, кренясь, разворачивается бортом к городу. На «Миранде» не так много пушек, но все равно залп бьет по ушам, как молотком. Картечь хлещет по берегу, сметая и храбрецов, и трусов. И дураков. Ей все равно…

Британские пушки рявкают в ответ, и ядра, пускай небольшие, крошат деревянные борта. Слишком близко, чтобы они промахнулись. Но это – единственный залп, который успевают сделать отважные британские артиллеристы, потому что на сцену выходит новое действующее лицо.

Почти одновременно с англичанами бьют орудия правого борта «Адмирала». Диего – мастер, повернул корабль намного быстрее вроде бы маневренного шлюпа. И его вклад куда весомее – четыре десятка стволов вычищают берег не хуже метлы. Батарею, кое-как укрепленную, тоже сносит, будто городошную фигуру битой. Но бой еще не закончен!

Если вы думаете, что хуже быть не может – значит, у вас проблемы с воображением. Вот и сейчас так вышло. Эскадра продолжила маневр, и по очереди ударили три фрегата и бриг. Все, что было в пределах досягаемости корабельных орудий, превратилось в руины. Александр хищно усмехнулся, глядя на заволокшие берег дым и пыль:

– Шлюпки на воду!

Вот в чем русские всегда были сильны, так это в шлюпочном деле. Грести умели все и хорошо, а состязания между шлюпками разных кораблей давно стали негласной, но весьма уважаемой традицией. Вот и сейчас весла согнулись от напора, когда могучие русские мужики сделали первый гребок. И ничего не значило, что вместо форменок на них была пестрая одежда, взятая чуть ли не где попало. Ну и что, что они рейдеры, а по сути – пираты. Русские остаются русскими.

Набитые вооруженными людьми шлюпки быстро шли к берегу. Вначале по ним пытались стрелять, редко и неприцельно. Вряд ли там осталось достаточно людей, чтобы организовать хоть сколько-нибудь устойчивое сопротивление. По стрелкам ударили корабельные орудия, и картечь прошла над головами моряков. Те даже не пригнулись – и не такое видали!

Десант был высажен настолько быстро, что англичанам, понимающим в этом толк, оставалось лишь кусать локти от зависти. Никто еще толком понять ничего не сумел, а русские уже захватили пристань и решительно двинулись в сторону построенных тут же складов. Разумеется, город тоже важен, однако приказ командира был ясен: сначала взять под контроль их, а затем уж штурмовать город. Его, в конце концов, и артиллерией можно сжечь. И даже почти не жалко, вряд ли там будет много добычи – большая часть богатств города сосредоточена именно на складах.

Александр высадился со второй волной десанта. В принципе. мог и не идти, но – специфика рейдера. Да и самому интересно. Хотя бы потому, что десант, возможно, не последний, а потому необходимо понять, какие шишки можно набить. И в качестве учебного плаца этот городишко подходил идеально.

К слову, остальные капитаны поступили так же, причем Куропаткин высадился уже с первой волной. Ну, оно понятно, пехотный офицер, он прекрасно знал, как драться на суше. Под его командованием и был развит успех, заслуга в котором принадлежала в основном артиллеристам. Остальные шли сейчас, разве что Матвеев остался на борту своего корабля. Причем исключительно потому, что Верховцев ему лезть на берег до конца операции запретил.

Своим произволом запретил – кто-то же должен командовать эскадрой. Если что-то пойдет не так? Вот пусть и будет это самый старший и авторитетный из капитанов. Матвеев фыркнул, но с доводами согласился, и теперь за тыл свой Александр был спокоен. Случись нужда, купец сможет воспользоваться доверенной ему огневой мощью. И тогда живые позавидуют мертвым!

Надо сказать, первый свой промах Александр уже видел. Никто не мешал ему взять на борт больше шлюпов. Да хоть в том же Николаевске загрузить, а здесь тащить на буксире. В этом случае удалось бы высадить десант одной волной. Сейчас не критично, а вот в будущем стоит задуматься. Но шлюпки достигли берега с похвальной быстротой, от мокрых спин гребцов только пар валил. Задержка получилась совсем некритичной.

Часть моряков сразу устремились к стоящим у причалов кораблям. Один уже горел, видать, зацепили при обстреле. Десантники сразу обрубили связывающие его с причалом канаты и оттолкнули, используя для этого багры, обломки досок, в общем, все, что попадало под руку. Даже если удастся спасти эту лоханку, быстро починить ее не удастся. Судя по осадке, то, что судно доставило, уже выгрузили, а новый товар еще не загрузили, так что невелика потеря. А вот если огонь переберется на причал, это может создать проблемы куда серьезнее. Так что пусть себе плывет – ветер пронесет его мимо русских кораблей, а где уж судно затонет, никого не волновало.

Еще три корабля захватили без боя. Немногочисленные члены команд, оказавшиеся на борту, устрашенные блеском клинков и несколькими выстрелами в воздух, предпочли не искушать судьбу. Но все же большая часть десанта двинулась в глубину острова, и Александр с примкнувшими к нему Сафиным, Гребешковым и пятеркой матросов зашагал в том же направлении.

Трупы им начали попадаться сразу же. Картечь проредила тех, кто не успел сбежать, словно коса траву. Убитых оказалось неожиданно много, и далеко не все они имели европейскую внешность. Очень много оказалось китайцев, оказавшихся чужими на празднике жизни. Индусы, опять же, попадались – этих отличала смуглая кожа и одежда. Но – мало, видимо, из команд захваченных кораблей. Пахло свежей кровью, но никакой реакции у них это не вызвало – то ли привыкли уже, то ли трупы в таком количестве воспринимались уже как некая статистическая величина.

Склады уже были захвачены и взяты под охрану. Впрочем, небольшую, лишних людей у Куропаткина не было. Ну да, бог даст, ненадолго все это. Со стороны жилой части города доносились крики и выстрелы. Крики азартные, выстрелы редкие. По всему выходило, сопротивление еще продолжается, но ни о каком организованном отпоре речи уже не идет. Так, давят остатки.

– Вперед!

И они двинулись на шум выстрелов, с каждым шагом убеждаясь – этот город не только английский. И даже не столько…

Китайцы, китайцы, китайцы… Их тут, кажется, было даже больше, чем мышей. Весь пригород набит китайскими домишками. Такое впечатление, что сюда пол-Китая перебралось. Как объяснил Гребешков, который, по долгу службы, успел кое с кем пообщаться, тех же голландцев между делом расспросить, жизнь у них совсем не сахар. Для китайских властей жизнь человека – ничего не стоящая мелочь. Особенно человека бедного, которому нечем откупиться. Британцы же – завоеватели, порой жестокие и беспринципные, но под их рукой живется и спокойней, и безопаснее. Вот и перебирается народ, что попроще, с континента к новому европейскому городу, до которого рука китайского чиновника не дотянется в принципе.

То-то Верховцеву в свое время показалось, что узкоглазых много в Америке. Оказывается, так и есть – бегут в Новый Свет китайские бедняки, спасаясь от нищеты и произвола. Там немногим лучше, но хоть не убьют без нужды. А здесь до родного материка и вовсе рукой подать. Так что все логично.

Но и обратная сторона медали имелась. Британцы не препятствовали появлению новой рабочей силы, тем более дешевой. Но не собирались, если что, и защищать китайцев. К тому же привычка жить скученно оказалась пагубной, когда по этим трущобам ударили корабельные орудия. Вот и трупов в результате получилось много. И сейчас, когда британцы все еще пытались удержать центр города, за предместья, населенные инородцами, никто не пытался цепляться. Их просто бросили на произвол судьбы.

Впрочем, тут попадались не только мечущиеся туда-сюда любители древней философии. Пару раз Александр замечал и людей вполне европейского облика. В первый раз это была насмерть перепуганная женщина в когда-то добротной и красивой, а ныне изорванной в клочья одежде. А второй раз группа детей лет восьми-десяти. На их чумазых физиономиях был весь спектр эмоций, от любопытства до паники. Но русские прошли мимо – им было не до них.

А потом на них выскочила группа британских солдат. Трое, изгвазданные в какой-то грязи, тем не менее сохранили оружие и вдобавок тащили на руках четвертого. Пожалуй, русским повезло, что они увидели их первыми.

Британцы, впрочем, оказались достаточно разумными людьми. Увидели направленные им в лицо стволы, услышали обещание, что не будут убиты, и побросали оружие. Вот так, на четверке пленных, и завершилось участие Александра в штурме. К тому моменту, как он добрался до центра города, бой уже закончился.

Когда они нашли Куропаткина, тот был весел, слегка пьян и немножко ранен. Именно что немножко – пуля навылет пробила ему предплечье, не задев кость. Замотал руку и остался в строю, дабы не терять момент своего триумфа. Город лежал у его ног, а сам он сидел в резиденции губернатора, фасад которого был изрядно попятнан шрапнелью, и как неведомую зверушку рассматривал бывшего хозяина этих мест.

– А, вот и вы! – громогласно обрадовался он, увидев вошедших. – Наливайте. Здесь неплохой коньяк.

– Думаешь? – Верховцев с сомнением посмотрел на бутыль, явно не имеющую отношения к какому-то известному виноделу, но попробовать рискнул, после чего удивленно приподнял брови. Напиток и впрямь был хорош. – Где такой нашел?

– А вот здесь и нашел. Трофей.

– Неплохо. А вы чего встали? Наливайте да пробуйте, я такого с Петербурга не дегустировал.

Пока товарищи дегустировали безымянный, но в то же время благородный напиток, Александр рассматривал пленного. Британский полковник оказался высок, это было заметно даже сидя, худощав и щеголял блестящей лысиной. Держаться он пытался надменно, как и положено британскому офицеру в присутствии морских разбойников, но получалось у него так себе. Очень уж мешали общая побитость и здоровенный, на половину лица синяк, в котором при малой толике воображения легко можно было рассмотреть след от удара прикладом. Кроме того, руки его были связаны, а сам привязан к стулу. Как пояснил один из присутствующих здесь же абордажников, личной гвардии Куропаткина: «Прыткий больно. Сразу за тесак схватился. Я ему в глаз дал – он сразу с копыт. А потом в себя пришел – и снова саблю хвать! Такого или связать, или уж сразу прибить, а его благородие еще с ним не разговаривал». Учитывая, что и впрямь стоило бы допросить полковника, решение было логичное и правильное.

– И как он тебе? – спросил Куропаткин, закинув в рот еще одну порцию коньяка.

– Обтрепанный какой-то, – честно ответил Александр. – Неужели нельзя было получше отловить?

– Какой уж есть, – Куропаткин принял шутку и ухмыльнулся в ответ. – Эгей, господин английский полковник. Вы хотели видеть нашего командующего? Он перед вами. Можете начинать задавать ему глупые вопросы.

– Ну почему же глупые? – удивился Верховцев. – Может, умные задаст.

– Где ты видел умных полковников? – рассмеялся Куропаткин. – Во сне?

Тут он, конечно, малость загнул, хотя подобие логики в его словах имелось. Когда это молодые офицеры видели в старшем поколении светоч разума?

Сам же британец некоторое время рассматривал Александра, а потом сказал, вроде бы шепотом, но на самом деле так, чтобы его слышали:

– И этот молокосос считает себя вершителем судеб… Противно!

Куропаткин хмыкнул и посмотрел на командира, явно ожидая его реакции. Интересно ему… Что же. Верховцев лучезарно улыбнулся в ответ британцу и очень-очень вежливо ответил:

– Не стоит говорить про меня гадости, а то я могу решить, что вам к лицу сломанная челюсть.

– Невелика честь бить того, кто не может сопротивляться, – усмехнулся полковник.

– Тоже верно. А раз так… Нет, я тебя бить не буду. Я тебя высеку.

– И что на это говорит ваша честь?

Смешно, британец – и честь. Это вроде бы понятия несовместимые. Верховцев усмехнулся краешками губ. В последнее время это получалось у него все лучше.

– Моя честь при мне, а вот с вашей, боюсь, проблемы. Я вас не просто высеку. Я вас прилюдно высеку, полковник. И не надо слов. Из пушек тараканов не отстреливают. Так что я с вами даже разговаривать не буду.

Полковник заткнулся. Видимо, сообразил, что русский не шутит, и позор его ожидает знатный. Для дворянина, особенно из старого рода, это важно. Александр с интересом понаблюдал за ним. Очень уж эпичное зрелище – душевная борьба презрения к русским варварам и понимания, чем это закончится. Наконец благоразумие победило. Полковник глубоко вздохнул и спросил:

– Что вам от меня нужно?

– От вас? – Александр задумчиво почесал нос. – Да фактически ничего. Ответите на наши вопросы – и, в принципе, все. Хотя нет! Соберете своих людей и уведете их из города. Его мы запалим со всех четырех сторон.

– Что?!! – губернатор аж привстал. Учитывая, что сделал он это вместе со стулом, зрелище было эпичное. – Вы понимаете, что вы хотите сделать?

– Сжечь вражеский населенный пункт. А что?

– Это – собственность Короны! Она не потерпит…

– Если ей невтерпеж, – с легким злорадством прервал его Верховцев, – пусть бежит в клозет. А если норов окажется чересчур буйным, мы всю эту корону сами за жабры возьмем и на себя примерим.

Губернатор выпучил глаза и стал похож на вытащенного из воды карпа. Такой же бессмысленный вид… Александр залюбовался даже. Похоже, у британца в голове не укладывалось, что кому-то плевать на их державу с высокой колокольни. И что вся мощь ее… Ну, она есть, конечно, однако же далеко, а русские вот они, рядом.

– В общем, так, – холодно резюмировал до сих пор молчавший Гребешков. – У нас мало времени. У вас – еще меньше. Посему не будем его терять впустую.

Через два часа Александр сидел на берегу и задумчиво смотрел на то, как матросы, весело переговариваясь, грузят в корабли трофеи. Несмотря на то, что городишко был захолустным, взять здесь можно было многое. Основным содержимым складов был, конечно, опиум, но и кроме него нашлось многое. Чай, к примеру… Первоклассный чай, разных сортов. Его было столько, что весь не вывезти. Впрочем, на боевые корабли его тоже взяли, и немало. Русские любят почаевничать куда больше, чем покурить или залить глаза хмельным. Теперь этим напитком они было снабжены с огромным запасом.

Да и помимо чая содержимое складов хоть и не поражало разнообразием, но, безусловно, выглядело серьезно. Эх, будь здесь побольше кораблей… Увы, тут русским попросту не повезло – отсюда буквально накануне ушел целый караван. Шесть судов с грузом! Это ж какие деньги…

Ну, ничего. Здесь только серебра нашлось примерно на сто тысяч фунтов. Сумма баснословная. И это далеко не все. Специальные команды сейчас осматривали дома в поисках денег и драгоценностей, которые британцы успели припрятать. Грабить – значит, грабить.

Но даже больше, чем товары, Александра радовало иное. Огромное количество военной амуниции и боеприпасов, хранившихся на складах – вот что главное! Это выгребали чуть не подчистую. За время похода эскадра серьезно поиздержалась, но теперь порохом и ядрами она была снабжена в полной мере. Даже с запасом, который догрузили в качестве балласта. В основном английских калибров, но и французские нашлись. Подготовились британцы – все же готовились снабжать в том числе и союзничков, необходимых им в качестве пушечного мяса. Наверняка еще и деньги с французов содрали…

Что же, теперь все это богатство досталось русским. Даже к шведским орудиям на «Адмирале» тоже нашли худо-бедно подходящие боеприпасы. А еще винтовки, патроны… Да что там! Сейчас любой абордажник мог похвастаться еще и револьвером! Красиво жить не запретишь.

– Вашбродь!

Верховцев оторвался от раздумий и обернулся.

– Янек? Садись, говори.

– Вашбродь, корабли закончим грузить к утру. Но они свяжут эскадру по рукам и ногам. Два клипера хороши, но остальные…

Да уж, два из четырех кораблей выглядели крепкими и способными перевезти немало товара, но вот обводами «стригущих»[196] воду коллег похвастаться не могли. Да и по сравнению с остальными кораблями эскадры они явно будут в отстающих. Александр вздохнул:

– Они и не пойдут с нами. Клиперы тоже.

– А…

– Янек. Я тебе доверяю. Остальные тоже. Поляки одинаково способны быть и мерзавцами, и героями, но они всегда были гордыми и храбрыми. А ты – истинный поляк. Таким людям, как ты, можно доверять.

Льстил Верховцев безбожно. Поляки бывают всякие, как, впрочем, и любые другие люди на земле. Однако получалось у него знатно – Янек на глазах краснел и будто бы даже становился выше ростом. Решив, что он достаточно созрел, Александр продолжил:

– Ты поведешь эти корабли в Америку. Все четыре. Подробности тебе расскажет Сергей Павлович, но основное я тебе скажу. Помнишь Гордона, шотландца нашего?

– Помню.

– Это хорошо. Он, помимо основной задачи, должен был начать создавать фирму, через которую мы сможем реализовывать трофеи. А потом и сами вести торговлю и заниматься перевозками грузов. Твои корабли станут ядром нашего будущего торгового флота, который обеспечит эскадре крепкий тыл. А ты… Для начала ты будешь капитаном. Образование у тебя получше, чем у многих, штурманское дело ты освоил неплохо. С первоначальной прокладкой курса тебе помогут. Будешь старшим в караване. Справишься – будешь руководить всеми кораблями. Экипажи соберешь из наших испанцев-норвежцев-ирландцев, для перегонных команд их должно хватить. Ну а там… Большое дело – большие права, большие деньги. Но и большая ответственность. Как, справишься?

– Так точно, вашбродь.

– Молодец. И хватит «вашбродькать». Ты теперь капитан – веди себя соответственно. Я – Александр Александрович. Запомнил?

– Так точно, ваш… Александр Александрович.

– Вот и молодец. А теперь иди, тебе надо еще к походу готовиться.

Янек умчался. Александр посмотрел ему вслед и тяжело вздохнул. Жаль. С каждым днем все меньше рядом тех, кто идет с ним с первых дней. Кто-то погиб, а кто-то… Впрочем, Янеку и впрямь можно доверять. Прав был отец – человек, который к своим убеждениям пришел сам, через размышления и сомнения, надежней того, кому все это вдалбливали с детства. Ну и… Найдется, кому за ним присмотреть. Так на всякий случай – большие деньги развращают.

От размышлений его отвлек громкий разговор матросов:

– Ты глянь, что деется! Это ж как надо ее ненавидеть!

– Успокойся, здесь так принято, я уже видел такое.

– Где?

– Да на Амуре еще.

– И что с того?

Голос вопрошающего был на редкость визгливым. Александр вздохнул и встал, чтобы отойти, но только привлек внимание.

– Вашбродь! Поглядите…

Мысленно сплюнув, Александр подошел и посмотрел. Да уж, нашли, чем командиру настроение испортить. Зрелище, которое он увидел, было отвратное.

Матросы стояли над девочкой-китаянкой лет пяти, не больше. Ребенок смотрел на них без страха, только очень устало. Но не это привлекало внимание. Сразу бросались в глаза ноги девочки. Одна – перевязанная узкими полосами ткани, вторая без них. И вот это действительно было страшно.

Пальцы ног, все, кроме большого, были словно сложены, загнуты под ступню. Сама ступня тоже изгибалась так, что нога более всего напоминала копыто. Действительно, это надо же так ненавидеть ребенка!

Как оказалось, не ненавидели, а вроде как бы даже наоборот. Матрос-абордажник из тех, что были набраны в Николаевске, объяснил Александру этот нюанс. Казак, родившийся и выросший на берегах Амура, китайцев он видел много, в том числе богатых и знатных. Не любил – за что, спрашивается? Надменные, а дашь в рожу – стихают. Аккурат до момента, как набежит их толпа. Опять же, вороватые без меры. А у тех, что побогаче, у многих, не у всех, но у большинства, в семьях было принято именно это.

Маленькой девочке ломали кости ног. Потом складывали их таким вот нелепым образом и перебинтовывали, благодаря чему нога страшно деформировалась. Зачем? А у них здесь это считалось красиво. Ну, мешает ходить – и что? Богатую женщину должны носить слуги.

Александр после таких рассказов только головой помотал. И этот народ считает себя древним и культурным. Варвары, как есть варвары. И когда, интересно, они поймут разницу между красивым и уродливым?[197] И что теперь с ребенком-то делать?

Русский человек может быть всяким, но кое-какие свойства характера можно считать неизменными. Да так, наверное, у любого народа. Взять хоть тех же немцев – их считают сентиментальными и, честно говоря, не зря. Ну а русские жалостливы… Неудивительно, что суровые моряки хотели хоть как-то помочь девочке. Но хотят они – а решать-то, как это сделать, придется командиру!

И ведь не отвертишься. Настоящий русский офицер – слуга царю, отец солдатам. Это относится и к армейским, и к флотским офицерам, являясь одной из тех частиц, которые слагают его авторитет. А он – штука такая… Сложно заработать, а вот безвозвратно потерять можно в мгновение ока. И когда твои матросы смотрят, как на бога, способного решить любую задачу, отворачиваться просто нельзя.

– Берите ее и ведите… несите на «Миранду». Скажете доктору, чтобы посмотрел. Мой приказ, так и передайте… Стоять! Не торопитесь. Сегодня у него и так было слишком много работы. Так что ребенка накормить и уложить спать, а уже завтра к доктору. За ночь с ней уже ничего не случится. Все, идите с глаз моих.

Девочку увели. Точнее, практически унесли – без посторонней помощи ходить она могла с видимым трудом. Верховцев растер ладонями лицо, раздраженно поморщился. Вот ведь напасть! Как будто без этого проблем мало. И что теперь с ней дальше делать? Сколь он знал своих матросов, идею оставить ребенка здесь они воспримут без энтузиазма.

Да и вообще, такая масса китайцев изрядно его удивила. Во время допроса француза тот о них вообще ничего не говорил. Оно и понятно – напрямую не спрашивали, ибо попросту не знали, о чем. А сам он внимание не заострял, очевидно, даже за людей их не считая. В принципе, логика в таком размышлении была – защищать город они даже не пытались, а значит, с точки зрения военного мало что значили. Но большое количество трупов и еще большее крови после удара картечью для русских всегда неприятно. Это европеец перешагнет через труп и пойдет дальше, русские же обладают совсем иной моралью.

А самое интересное, как только бой прекратился, эти самые китайцы вылезли непонятно откуда и, кажется, совсем не пытались покинуть город, хотя их предупредили – скоро все заполыхает. То ли не поверили, то ли черт их знает. И теперь повсюду ползали, как муравьи, переговаривались на своем непонятном и совершенно неудобоваримом языке. Горластые – жуть! И уже освоились, убедились, что специально их не убивают, и начали выделываться…

Александр усмехнулся. Как начали – так и закончили. Буквально только что, аккурат перед разговором с Янеком, наблюдал интересную картину. Собрались китайцы толпой, человек пятнадцать, не меньше, и перед троими русскими устроили какую-то показуху. Александр видел самую концовку, когда один из китайцев, довольно крупный, а по местным меркам и вовсе здоровенный, вышел вперед и принялся демонстрировать нечто странное. Гимнастика какая-то, ноги выше головы задирал и руками махал.

Такое впечатление, что это должно было каким-то боком относиться к военной подготовке. Не совсем понятно, как, правда. И последнее тут же подтвердилось, когда матрос зарядил этому китайцу в лоб прикладом карабина. На взгляд Александра, пожалел – выстрелить было бы проще. Но и этого хватило. «Гимнаст» свел глаза к переносице и осел, как мешок с дерьмом, а остальные порскнули в разные стороны испуганными воробьями[198]. Но сам факт был показательным. Пожалуй, не стоит в будущем проявлять снисхождение к местным. Они его принимают за слабость. Проще загнать всех в загон да выставить охрану…

А, плевать! И без того дел в избытке, чтоб на узкоглазых отвлекаться. Куда больше сейчас волновало его состояние трофейных кораблей. Точнее, одного из них – в отличие от остальных, «Звезда Индии» только-только пришла сюда с грузом опиума, который русские, не долго думая, выкинули за борт. Но груз – черт с ним, другой вопрос, что корабль хоть и не был серьезно потрепан во время перехода, нуждался в мелком ремонте, да и воду с провиантом требовалось загрузить. Плюс собственно груз принять, а все это – время!

Хорошо еще, за время похода русские научились делать все необходимое быстро и практически безошибочно. Так что есть, кому поручить работу, но все равно придется в конце проконтролировать. А тут еще доктора пристали – у них идея появилась. Мол, для того, чтобы обезболить человека во время операций, за неимением лучшего можно использовать опиум. И пришлось откомандировать их на склады, чтобы отобрали для себя наиболее качественный материал. А заодно уж зашли в местную аптеку, чтобы взять там все, что может потребоваться в походе. Зная своих эскулапов, опытом и страстью к грабежам не уступающих ныне любому матросу абордажной партии, а прижимистостью давно превзошедших боцманов, можно было не сомневаться – выгребут все, до последней склянки. Словом, дел у командира было еще много. А так как разграбление города стремительно набирало ход, то и спать ночью, скорее всего, не придется.

Они выходили из бухты на восьмой день. Немного подумав, Александр решил, что от небольшой задержки ничего не случится. На сегодняшний день их эскадра была, пожалуй, наиболее мощной в этой части океана, и вряд ли кто-нибудь решился бы бросить ей вызов. Ну а рискнет – ему же хуже! Другой вопрос, что и сами русские, было дело, атаковали куда более сильного врага и побеждали. Совсем недавно, к слову. Некоторым это давало ложное чувство собственной непобедимости, но Верховцев, да и остальные капитаны, были достаточно умны, чтоб не поддаться ему. Скорее, наоборот – с победами пришло и понимание того, сколь опасен может оказаться даже вроде бы слабый противник. А также что нужно сделать, чтобы избежать проблем.

Конкретно сейчас всего-то и требовалось организовать круглосуточную охрану порта и дозорную службу. Первую – чтобы местные, кто уцелел и разбежался, не решили поиграть в героев, ну а вторую, которая представлялась более важной, от визита чужих кораблей. Посты на господствующих высотах да выслать в море патруль. Чтоб не гонять лишний раз корабли – хотя бы даже на трофейных джонках. В конце концов, их задача не воевать, а поднять тревогу. К примеру, используя те же китайские фейерверки, которые видно далеко. И слышно тоже… На складах этого барахла нашлось в избытке.

Заодно дважды всей эскадрой выходили в море. Сейчас, когда боеприпасов имелось в избытке, Верховцев в первый раз смог провести учения со стрельбами на дальние дистанции. Все же не стоит уступать противнику хотя бы даже в этом.

В первый раз результат вышел откровенно удручающим, после чего пришлось собрать на флагмане совет капитанов. Трое суток учений в бухте с боевыми стрельбами – и новый выход в море. На сей раз получилось заметно лучше. Примерно так же, как у британцев, артиллеристы которых на аналогичных дистанциях, честно говоря, тоже не блистали. Так что, имея неплохую практику работы на меньших дистанциях, русские артиллеристы к новым задачам приспособились быстро. И были готовы, случись нужда, встретить любую угрозу.

Никто, к слову, так и не появился, так что русские без помех загрузили корабли, а заодно предались на берегу пьянству и разврату. Конечно, в меру, дабы не оказаться перед выходом в море небоеспособными из-за тотального похмелья. Но все же можно не сомневаться – через положенный срок местным красоткам придется рожать… Впрочем, улучшить породу побежденных освященное веками право победителей. Особенно учитывая острый дефицит мужчин, который возник на острове – все же потери обороняющихся были высоки.

– Ох, и накурятся они сегодня, – доктор подошел незаметно, он вообще ходил мягко и бесшумно. Когда хотел, разумеется. Привычка бывалого охотника – будучи родом из мелкопоместных рязанских дворян, в лес будущий морской волк ходил с детства. Что и неудивительно – какие там, в глуши, еще развлечения? Вот и приучали отцы своих отпрысков к охоте чуть не с пеленок. Не самое плохое времяпровождение.

– Вы думаете, я им сочувствую? – усмехнулся Верховцев, разглядывая город.

Кое-где поднимались столбики дыма, а над складами они и вовсе уже сливались в довольно мерзкого вида облако. Александр исполнил свое обещание, запалив Викторию. Не очень этично уничтожать города, конечно, однако же британцы начали первыми. А за каждую разоренную русскую деревню сожженный британцами город – это уже вполне разумная и достойная месть. Ибо «какою мерою мерите, такою отмерено будет вам и прибавлено будет вам». Правильно, то есть в свою пользу, толкуя древних святых, можно найти множество оправданий чему угодно. Главное – оправданий перед собой и своими людьми, а что уж там подумают враги, никого не волнует.

– Я думаю, что теперь на нас будет охотиться весь британский флот.

– И уйдет, наконец, от русских берегов. Меня это вполне устраивает. Кстати, взгляните, что это?

Возле одного из складов группа людей, не разберешь отсюда, какой национальности, пыталась потушить один из складов. Похоже, там команда поджигателей недостаточно постаралась, и разгоралось вяло. Ну, что же, если б они пытались тушить дома. Верховцев и бровью бы не повел. Вполне понятное и оправданное желание. Но склады! Нет уж.

Капитан обернулся. Остальные корабли эскадры отошли уже далеко. «Миранда» была последней, благо как пароход могла при нужде догнать остальных, не заботясь о ветре. Ладно, обойдемся своими силами. Короткий приказ – и артиллеристы раз и навсегда отработанными движениями зарядили и навели на цель орудия левого борта.

Неизвестно, причинила ли кому-то ущерб картечь, все же дистанция была приличной, но незадачливые пожарные бросились прочь, как стайка воробьев от кошки. Убедившись, что никто более не мешает пожару разгораться, Верховцев удовлетворенно кивнул и резюмировал:

– Ну, вот и все. А теперь уходим отсюда. И так задержались.

Запускать машину не потребовалось. «Миранда» легко поймала парусами ветер и довольно быстро настигла эскадру. Уже привычно заняв место в голове строя, шлюп уравнял скорость с остальными кораблями. Все. Они вновь шли на север, чтобы сопроводить торговые корабли. По пути они зайдут в Николаевск, оставят там часть груза и тех раненых, которых не удастся поставить на ноги в море. По словам докторов, таких немного, на всю эскадру, может, человек пять наберется, но все же тащить их через океан точно не стоит.

Вместо оставленного в Николаевске груза на корабли погрузят пушнину – этого добра на русских складах преизрядно, а стоит она за морем дорого. Главное, чтобы Завойко снова не начал играть во властелина этих мест и великого стратега и не попытался конфисковать корабли. Впрочем, для решения этих вопросов Матвеев выделил, хоть и со скрипом, одного из своих помощников. Купец, ну, или как сейчас, опытный приказчик, случись что, сможет решить такого рода вопросы куда лучше только что назначенного и формально гражданского капитана.

Спустившись в каюту, Александр привычно шаркнул ногами. Это из-за Васьки – в полумраке рысенка видно плохо, а привычка лезть под ноги у него дурная. Не приведи бог, наступишь… Потому лучше случайно пнуть, чем раздавить.

Кота не было. Небось, опять крыс ловит – не могли с берега не забраться, это противно их природе. Если есть хоть малейшая возможность проникнуть на корабль, крыса это непременно сделает, закон жизни…

Хотя, может быть, и в другом месте. Все же еще совсем молодой рыси хотелось поиграть, и вот для этого товарища Ваське не хватало. Да, его любили все, от капитана до последнего матроса, но вот посвятить ему все время попросту не могли. Слишком много у людей забот и обязанностей. Дрыхнуть же, набив пузо, целыми днями ему было попросту скучно. Вот и нашел в последнее время отдушину. Как проспится – бежит в корабельный лазарет, где раненым делать особо нечего. Вот и играют с животным, какое-никакое, а развлечение.

При воспоминании о раненых Верховцев поморщился. Все же потери они понесли. Небольшие, погибших всего четверо, а вот раненых многовато. Штурм города вообще дело рискованное, и, если бы британцы от великого ума в самом начале не выперлись под картечь, проблем могло оказаться в избытке. Можно сказать, повезло – и основную массу врагов сначала выкосили, и абордажники имели куда больший опыт, чем сидящие в этих задворках мира набранные по остаточному принципу солдаты. Но все равно, не зря перед боем оделись в чистое[199].

Но все равно без потерь не обошлось, и докторам пришлось изрядно повозиться, перебинтовывая раны и складывая переломанные кости. Хорошо еще Александр давным-давно категорически запретил ампутации, не то многие остались бы инвалидами на всю жизнь. Иной раз спасти ее проще, отрезав поврежденную конечность. Лечить же ее сложнее, и шансы на выживание порой снижаются, зато и шансы доживать беспомощным калекой меньше. Надо признать, моряки его приказ тогда поддержали…

Тут он поморщился вторично. Костоправы научились работать очень хорошо. Даже, наверное, слишком. Кому другому притащи тогда ребенка с искалеченными ногами – и что? Руками бы развел человек, и только. А эти восприняли задачу как вызов своему искусству. Собрали консилиум, решили, что детские кости еще не настолько закостенели, чтобы не попробовать… Тем более, знали, что в случае провала эксперимента ничего им за это не будет. И начали экспериментировать, ломая кости и складывая их вновь.

Их бы в палачи, в Тайную канцелярию али в Святую инквизицию на крайний случай, у ведьм признания выбивать. Александр тех двоих, что ребенка притащили, отправил посмотреть на процесс. Чтоб, значит, думали в следующий раз, чем оборачивается их доброта. Выходили с зелеными лицами… И теперь лежит ребенок, ждет результата да болями мучается. Если повезет, ноги восстановятся. Ну, почти. Если нет – будет на всю жизнь прикована к постели. Хорошо еще, скоро они избавятся от обузы – поедет девочка с тяжелоранеными в Николаевск.

После этой мысли настроение само собой немного улучшилось, и Александр рухнул в койку. Все, можно поспать – на стоянке времени не хватало до последней минуты. Так, прикорнуть на пару часиков – и снова он кому-то нужен. Стоит признать, иной раз в сутки получалось часов шесть, но выспаться таким рваным ритмом сложно. И вот, наконец, море. Здесь спокойнее, чем на самых райских островах…

Как оказалось, спокойствие было недолгим. На следующий день после того, как они расстались с грузовыми кораблями, налетел шторм. Налетел резко, без перехода. Вот только что было тихо – и вот уже мачты трещат от напора ветра. Корабли начало мотать, словно детские качели. Впрочем, ничего такого, что могло бы устрашить опытных моряков, но шторм постепенно усиливался, и стихия упорно прижимала эскадру к побережью. Сидеть на скалах никому не хотелось, но и справиться с напором ветра и волн не получалось. Все же лучшие творения человека – ничто перед могуществом природы.

Позже Александр не раз мысленно благодарил преподавателей Корпуса. Учили в нем сурово, но и знания давали порой академические. Особенно в штурманском деле. Только благодаря им да божественному наитию он в незнакомых водах сумел вывести эскадру к устью реки Янцзы, в глубине которой располагался город Шанхай.

Точнее, вывел он «Миранду», а остальные корабли эскадры шли, упорно цепляясь за флагмана. Полгода назад их раскидало бы по всему океану, а сейчас ничего, даже из виду друг друга не потеряли – мастерство и команд, и капитанов неуклонно росло. И вот она – Янцзы, а чуть дальше прячется безопасная гавань.

Фарватера никто не знал в принципе, но как раз с этим проблем не возникло. Откуда-то из лабиринта островов, не боясь волн, лихо вылетела небольшая джонка, и по штормтрапу на флагман поднялся местный лоцман. Китаец, естественно, однако же отличающийся от тех, кого Верховцеву приходилось видеть до сих пор, словно они были из разных народов. Притом, что относилось это не к внешности. Здесь-то как раз все достаточно узнаваемо – узкие глаза, невысокий рост, характерный оттенок кожи. А вот уверенные движения, широкие плечи, немногословность, манера держаться с достоинством, но без наглости, спокойный голос… И по-английски он говорил отменно, без акцента.

Наверное, род занятий накладывает свою печать и на внешность, и на поведение, и даже на манеру вести разговор. Моментально озвучил сумму за проводку эскадры, большую, но, с учетом задачи, не запредельную, отослал своих помощников на остальные корабли, и вполне уверенно справился. Даже то, что это были европейские корабли, не создало каких-то проблем. Опыт у лоцмана оказался колоссальным.

Стоило признать, Шанхай впечатлял. Не то чтобы огромный город, и не центр имперского величия, как Петербург, но в то же время по сравнению с тем, который русские перед этим снесли, более чем внушительный. Один из первых городов, открытых Китаем для иностранцев, Шанхай имел большие европейские кварталы. Правда, после того, как китайцам разрешили в них селиться, кварталы эти стремительно начали приобретать восточный колорит и становиться тесноватыми. Но китайцы все равно лезли в них, будто там было медом намазано. А все потому, что при любых катаклизмах китайская администрация туда лезть боялась. Да и китайские бунтовщики, любящие поскандалить часто и шумно, проявляли осмотрительность. Очень уж не хотели получить по наглой желтой морде.

Швартовать корабли к пристани не стали, бросив якоря в полусотне саженей от нее. И сходить на берег своим людям Александр запретил. Китайцев он не боялся совершенно, равно как и козней представителей белой расы. Хотя бы потому, что других военных кораблей здесь не было, а орудий его кораблей, набитых головорезами, для того, чтобы сровнять этот город с землей, было предостаточно. Однако и связываться не хотелось. Россия ведет тяжелую войну, и вмешивать на стороне противников еще и Китай… Нет, это вряд ли, конечно. Хотя бы потому, что китайцы не любят англичан. А еще потому, что были недавно крепко биты и хорошо понимают: воевать с европейской армией они не слишком-то могут. Но – чем черт не шутит? Обычаев местных он не знал. Вдруг из-за какого-то неверно сказанного слова все же полыхнет, и китайские полки двинутся к русским поселениям на Амуре? Китайцы – паршивые вояки, но их много. А русских – мало. Так что не стоило получать на ровном месте еще одну проблему.

Однако, конечно, без внимания его корабли не остались. На берегу собралась немалая толпа зевак, впрочем, довольно быстро рассосавшаяся. А потом, часа через полтора, когда Верховцев думал, что с ними просто не будут связываться, в сторону русских кораблей двинулся сампан. Шел он на веслах довольно ходко, благо волнение в гавани практически не ощущалось, да и расстояние было невелико. Так что буквально через несколько минут на борт «Миранды», безошибочно определив флагмана, поднялся местный чиновник.

Верховцев отлично понимал, что особо важного мандарина[200] здесь не найти. Однако гость похоже, весьма хотел на него походить. Во всяком случае, был он дороден настолько, что по штормтрапу (невелика сошка, большего не заслуживает) поднялся с видимым трудом. Если лоцман был одет в хоть и традиционную китайскую, но весьма удобную одежду, этот зачем-то напялил черный шелковый халат. Да еще и, видимо, пока он добирался до шлюпа и поднимался на борт, изрядно его испачкал. Ну и дополняли образ тоненькие, похожие на перья молодого лука, усики на лунообразном лице. В общем, говорят, первое впечатление можно произвести только один раз, и не всегда оно бывает хорошим…

Впрочем, особых проблем сей представитель туземных властей не доставил. На довольно приличном английском языке озвучил плату за стоянку, весьма грабительскую, к слову. Явно огорчился, что не запросил больше, когда Верховцев не торгуясь заплатил. Но и требовать ничего более не стал, покинув корабль сразу после завершения формальностей. В общем, Александр ожидал худшего и, к сожалению, как позже выяснилось, не ошибся.

Буквально на следующее утро чиновник прибыл вновь. Правда, не тот, что в прошлый раз – нынешний явно имел более высокий ранг, халат даже на неискушенный взгляд Александра выглядел богаче. А еще, на головном уборе, который ассоциировался почему-то исключительно со словом «бредовый», имелась внушительных размеров золотая нашлепка.

Сампан пришвартовался к борту шлюпа, и некоторое время никто на «Миранду» не поднимался. Очень похоже, китаец ждал, когда ему подадут что-то удобнее штормтрапа. Ну а Верховцев, соответственно, не собирался лишний раз шевелиться. Валяло сампан на волне не то чтобы чрезмерно, однако куда сильнее, чем куда более массивный корпус боевого корабля. А потому, убедившись, что ничего, кроме морской болезни, он тут не добьется, чиновник все же решил, что стоит воспользоваться конструкцией из веревок и дощечек, что ему предоставлена. К слову, на борт он поднялся довольно ловко – видимо, имел когда-то немалую практику, и не все еще забыл.

Надо сказать, помимо одежды у этого экземпляра большой лягушки чиновничьего болота имелись и другие отличия. Был он заметно выше коллеги и старше. Даже учитывая, что китайцы для Александра были практически на одно лицо, это он определил сразу. Худощавый, жилистый, с четкими, выверенными движениями. Лицо, правда, тоже круглое… И усики такие же!

А еще этот чиновник куда лучше владел английским. Практически без акцента говорил. Это смотрелось на удивление комично – четкая английская речь, сама структура которой отменно подходит для деловых разговоров, и китайская витиеватость и многосложность. Александр выдержал получившуюся ахинею пару минут, а потом сплюнул мысленно и спросил:

– Послушайте… Не запомнил вашего имени, да и не хочу, если честно. Что вам надо-то?

Китаец не обиделся. Даже изображать уязвленное таким пренебрежением достоинство не стал. Просто разом перешел на нормальный язык. И, к слову, тут же начал испытывать некоторые проблемы – видимо, родная речь не способствовала четкости формулировок. Так что получалось несколько замедленно – однако же теперь и слушать его было проще.

– Видите ли, господин адмирал, у нашего города есть некоторые особенности и традиции.

Надо же, подумал Александр, и здесь адмиралом величают. Самое время возгордиться. Однако вслух, конечно, говорить этого не стал. Вместо этого сделал максимально бесстрастную и деловитую рожу и спросил:

– Какие же, позвольте узнать?

– Видите ли, наш город славится гостеприимством по отношению к друзьям. Не так давно наш повелитель, – тут последовало долгое словоблудие в отношении величия китайского императора, – в своей извечной мудрости разрешил нам принимать корабли из других стран, а их купцам даже селиться здесь. И это лишь увеличило наше процветание.

– Не в мудрости, а в слабости, – усмехнулся Верховцев. – Но вы продолжайте.

Китаец и бровью не повел, хотя издевка в словах Верховцева была неприкрытая. Наверное, вести себя так не следовало, но уж больно раздражал Александра этот напыщенный прыщ в халате.

– Как вы понимаете, мы ценим наших друзей.

– Естественно, ведь они вам лично заносят в клювиках золотые монетки…

Китаец поморщился, но не стал пытаться спорить. Хотя бы потому, что это было глупо. Продажность и сребролюбие китайских чиновников давным-давно вошло в поговорку. По сравнению с ним отечественные наглецы смотрелись не более чем жалкими любителями. А может даже, и святыми праведниками с крыльями за спиной. Общим у чиновников двух империй была разве что полная бесполезность борьбы с ними. Как тараканы – сколько их тапком не бей, все равно плодятся. Впрочем, это относилось к любой стране.

– Вашим кораблям не разрешено оставаться в гавани. Вы должны покинуть ее в течение часа.

Ну вот и стало все на свои места. Кто там здесь среди иностранцев главные? Британцы да американцы? Вторые наглые, горластые, но связываться с русскими не будут. Им это просто незачем, особенно учитывая достаточно теплые отношения между странами и наверняка дошедшую уже до Шанхая информацию о русской эскадре и особенностях ее действий. Проще говоря, хамить не будут. Продадут, конечно, сразу же как им предложат достойную цену, но и только. Впрочем, и помогать, если что, не станут. Им за это не платят.

Остаются британцы. Это ожидаемо, логично и нормально. Тем более что соли под хвост им Верховцев сыпанул с чувством. Позиции у них сильные, как-никак войну у китайцев выиграли совсем недавно. Теперь узкоглазые лишний раз не посмеют и рта раскрыть. Небось, как минимум на полвека урок запомнили[201]. Впрочем, понимание того, кто именно сделал гадость, мало что меняет.

– А если я вас прямо сейчас пошлю на известные всему миру три русские буквы?

Китаец, наверное, этих букв не знал, явный пробел в образовании, но смысл вопроса понял.

– Ваши корабли будут арестованы.

– В таком случае идите и передайте своим хозяевам, что если кто-нибудь рискнет на нас пасть раскрыть, то я посмотрю, насколько хорошо мои ядра проламывают ваши крыши. Пшел вон!

Чиновник кивнул, повернулся и неспешно пошел к борту. А потом так же неспешно развернулся вновь, но теперь у него в руке был пистолет.

Старый, кремневый, изрядно потертый… Именно это почему-то Александр понял в первую очередь. Только потом он понял, сколь устрашающим калибром может похвастаться эта гордость старьевщика. В тот момент тело уже самостоятельно, без вмешательства разума начало смещаться влево, уходя с линии огня. Медленно, слишком медленно – время растянулось, словно каучук, и Александр видел, как напряглась рука китайца, пошел курок, вылетел сноп искр… А затем раздался грохот, и время мгновенно вернулось к нормальному темпу.

Целился китаец грамотно, в живот. Даже если и не убьешь сразу, то от боли, потери крови, да и просто нагноения раненый быстро уйдет в могилу. Но – не в этот раз. Все же вовремя Александр бросился в сторону, и стрелок попросту не успел отреагировать. Да и руку отдачей дернуло, сбивая прицел. Но все равно в бедро ударило знатно. Так, что следующим воспоминанием Александра была палуба и лужа крови, в которой он лежал.

Все же между выстрелом и моментом, когда Верховцев открыл глаза, явно прошло несколько секунд. Очень уж изменилась диспозиция. Китаец лежал, сбитый… А чем? Наверное, кулаком. Он у стоящего над телом боцмана здоровенный. А вокруг самого Александра уже мельтешили люди. Воспринималось это все как сквозь вату. Затем появился доктор. Александр хотел сказать, чтобы не смели учинять какое ни на есть непотребство без его разрешения, но язык не слушался. А потом сознание колыхнулось, и он вновь провалился во тьму.

Этот день Шанхай запомнил надолго. Вначале медленно поднялись крышки орудийных портов, вначале на шлюпе, а потом и на всех остальных кораблях эскадры. Именно на этом этапе управление ей перехватил Матвеев, но… не стал останавливать процесс.

Его просто не поняли бы свои же. Да что там, он и сам себя не понял бы. Командующий эскадрой лежал в лазарете с тяжелым ранением, потеряв много крови. Несмотря на своевременное вмешательство врача, остановить ее удалось с трудом, и до сих пор не ясно было, выживет он или нет. И если китайцы с какого-то перепугу решили напасть на них – что же, ответ будет соответствующим.

То, что способно натворить ядро, угодив в стену дома, представить несложно. При ударе в стену китайского дома, построенного так, словно руки мастеров росли из задницы, и вдобавок были кривыми, тоже можно. Но вот когда на город обрушивается полновесный бортовой залп всей эскадры… О! Вот уж это зрелище точно не для слабонервных.

Залп шести кораблей – это более сотни орудий, проревевших разом, словно хорошо слаженный оркестр. Эскадру мгновенно затянуло густыми клубами порохового дыма, впрочем, быстро сдутые ветром и прибитые мелким, противным дождиком. И тогда глазам артиллеристов предстали творения рук их. В смысле руины!

Ядра проделали, кажется, целые новые улицы. Кое-где уже начинались пожары, в городе поднималась паника. Но русские не были удовлетворены, и второй залп не заставил себя долго ждать!

На сей раз прилетело по дворцу Самой Главной Китайской Шишки и казармам, в которых располагалась местная пародия на армию. Панику разбегающиеся солдаты моментально подняли неимоверную, куда там гражданским! Впрочем, почти сразу она резко стихла. Не потому, что у китайских солдат была отменная дисциплина. Просто «Адмирал», чуть запоздавший с перезарядкой орудий, хлестнул по ним картечью. Увы, ядер на линкоре было не так много, как хотелось бы, а вот картечи хватало, и рачительный, не теряющий головы Диего приказал заряжать именно ее. Как выяснилось, не ошибся – сейчас противопехотные заряды пришлись как нельзя кстати.

А «Эвридика» прошлась картечью по пристани. Там было много гражданских, которых в другое время специально убивать было не комильфо. Но сейчас всем было наплевать. Мстить за своих русские тоже умели.

Следующий час прошел под грохот канонады. Русские корабли остервенело, но притом удивительно точно обрабатывали город. Правда, теперь уже не все вместе, а по очереди и выборочно. Распределить цели для тех, кто прошел два океана, несложно. А под прикрытием артиллерии уже шли шлюпки с десантом – сегодня русских удалось разозлить всерьез.

Китайцы не оказали даже символического сопротивления – они просто разбежались. Даже когда русские вломились во дворец, благо удары ядер проложили им неплохую дорогу, встретили атакующих лишь несколько человек с холодным оружием. Их затоптали, не заметив, а потом отловили тех членов китайской администрации, которые не успели сбежать, и перебили их безо всякой жалости. Русские отходчивый народ. Но Верховцева и уважали, и, чего уж там, любили. За то, что смог провести их через океаны. За то, что никогда не бил матросов по морде. За то, что сделал обеспеченными людьми и готов был защитить от гнева любого начальства… Русские мстили, а делать это умели хорошо.

Но если в китайской части Шанхая проблем не было, то с европейской им пришлось изрядно повозиться. Американскую не трогали, но были еще французская и британская, где завязался настоящий бой. Впрочем, снова заговорили орудия кораблей, моментально разрушившие надежды обороняющихся. К вечеру город, словно перезрелое яблоко, упал в руки победителей.

А тем временем у причала разыгрывался второй акт сей трагедии. Не менее десятка кораблей, согнанных в эти места штормом, были захвачены прямо тут, в порту. И, хотя их экипажи пытались оказать сопротивление, успеха это им не принесло. Уж в чем, в чем, а в искусстве абордажа русские поднаторели изрядно.

Верховцев пришел в себя только наутро и, несмотря на протесты врача, потребовал немедленно поднять его на палубу. Вышло у него это довольно громко, несмотря на общую слабость, так что вестовой, появившийся в дверях, мигом вызвал подмогу. Да, у себя в лазарете доктор хозяин, однако капитан – первый после Бога, его слово закон! И уже через пять минут Александр стоял на палубе, с двух сторон подпираемый двумя матросами, и с интересом рассматривал открывшуюся ему панораму города.

Честно говоря, вид наполовину сгоревшего Шанхая был на любителя. Очень уж неприглядно выглядят слабо дымящиеся руины. Если б не снизившийся к ночи ветер и последовавший за ним ливень, город выгорел бы полностью, а так получилось… кусками. Сейчас Шанхай напоминал больше шкуру леопарда, весь в пятнах.

Такое зрелище на большинство людей обычно производит удручающее впечатление. Да что там, сам Верховцев еще вчера не нашел бы добрых слов для тех, кто учинил подобное. Однако с тех пор многое изменилось, а нога, на которую невозможно наступить без того, чтобы зашипеть от боли, хорошо прочищает мозги, изгоняя любовь к ближнему почище, чем немецкий инквизитор[202] ведьму.

– Очнулся, – из трюма появился Гребешков. Поморщился, сощурившись и привыкая к свету. – Значит, не умрешь.

– Даже и не собирался. Ты что, здесь все время?

– Да, – Гребешков кивнул в сторону своего брига. – Там и без меня справятся.

– Тогда докладывай.

Что же, прапорщик доложил. Громко, образно и не особенно стесняясь в оборотах. Если верить его словам, побоище вышло эпическое. А верить следовало – вид города подтверждал каждое слова товарища. И, когда Гребешков выдохся, Александру оставалось лишь резюмировать:

– Да-а… Наворотили вы дел.

– Совсем плохо? – раскаяния в голосе Гребешкова не было слышно совершенно.

Александр в ответ лишь пожал плечами и вновь невольно скривился – боль в ноге вспыхивала иной раз от самых невинных движений:

– Черт его знает. Менять что-то все равно поздно, играть придется с теми картами, которые на руках. Вот что. Американский квартал, говоришь, не тронули?

– Нет. Ребята сунулись было, но там сказали, кто они и откуда. Наши и отстали.

– Это хорошо. Еще и с ними отношения портить… А знаешь, пригласи ко мне на ужин кого-нибудь из их особо уважаемых. Лучше всего того, кто здесь заправляет самыми большими деньгами.

– На ужин? Ты себя в зеркале видел?

– Ну, тогда завтра к обеду, – покладисто согласился Верховцев. Старый товарищ был прав – голова Александра работала вроде нормально, мысли не путались, но вот все остальное… Слабость была такая, что его периодически начинало мутить, а это во время делового разговора не лучшее состояние. И это еще он боль в бедре не учитывал.

– Думаешь, оклемаешься? – слова Гребешкова звучали на редкость скептически.

– Надеюсь, что немного приду в себя. До конца, разумеется, не оправлюсь, но все легче. И потом, время поджимает, тянуть нельзя. Справлюсь как-нибудь. И Сергея Павловича позови…

– Ну-ну, – вновь скепсисом Гребешкова можно было заряжать пушку. Тем не менее от дальнейших комментариев он отказался. Понимал, что командир прав – время и впрямь поджимало.

– Справлюсь, – твердо сказал Александр. – Не волнуйся. Скажи лучше, трофеев много взяли?

– О-о-о! – Гребешков оживился. – Даже очень. Викторию помнишь? Тьфу на ту Викторию и на весь Гонконг вместе с ней. Мы богаты, командир!..

Американцы пришли на следующий день, точно к моменту, когда их пригласили. Возможно, потому, что были деловыми людьми и знали цену времени. А возможно, на них произвел впечатление недавний захват Шанхая – быстрый и жесткий до жестокости. С другой стороны, американцы понимали: бояться им нечего. Хотели бы убить – истребили бы сразу же.

Вон, британцев, пытавшихся оказать сопротивление, десантники уничтожили – сантименты простым, не обремененным политесом русским мужикам были чужды. Стреляют в тебя – стреляй в ответ, логика простая и надежная. Правда, тех, кто сразу поднял руки, не трогали, согнав вместе с женщинами и детьми в уцелевшую казарму, да там и заперев.

Но понимание, что тебя не хотят убивать – одно, а осознание, что могут и передумать – нечто совсем другое. Так что на Верховцева они посматривали с некоторой долей опаски. Не очень сильной, правда.

Было их двое. Один – лет сорока, высокий, худощавый, темноволосый, более всего напоминал Дон Кихота из оставшейся дома богато иллюстрированной книги. Может, кстати, у него и впрямь имелась толика испанской крови. Было в его внешности что-то такое, неуловимо южное.

Второй был невысок, плечист, изрядно полноват и обладал рыжеватой шевелюрой, весьма сочетающейся с его лицом, грубоватым и в то же время добродушным. Лет ему было на вид едва за тридцать, и, судя по тому, как неловко он носил дорогой сюртук отличного пошива, становилось ясно – на официальных мероприятиях сидеть человек не любит. Впрочем, Александру было все равно. Он, честно говоря, даже имена гостей забыл сразу же, просто не видя смысла запоминать их и для себя именуя просто по внешности: Худой и Толстый.

В честь гостей стол накрыли прямо на палубе, благо наконец-то устаканилась погода. Дождя не было, солнце хоть изредка да пробивалось, ветер практически стих. Так что, по сравнению с тесноватой каютой, в которой вечно не хватало света, выставленный на палубе стол выглядел достойной альтернативой.

– Прошу, – Верховцев сделал приглашающий жест. – Будьте как дома.

Сегодня этикет он соблюсти толком не мог, но ранение все спишет, и гости это тоже понимают. А потому, развалившись в специально для него принесенном кресле, Александр мог с комфортом наблюдать, как рассаживаются гости. От принимающей стороны здесь присутствовали сам Александр, профессионально бесстрастный Гребешков и Матвеев, хмуро разглядывающий американцев. Остальных капитанов решили не дергать. Во-первых, разговор будет не по их части, а во-вторых, невелики птицы пожаловали, для них и собравшихся-то много будет.

После взаимного представления участники встречи расселись по отведенным им местам, и почти сразу был подан обед. Александр лишь улыбался мысленно, наблюдая за лицами гостей. О да! Их коку сегодня удалось всех изрядно удивить. Не зря ей положена доля в добыче, хотя в атаку женщина не ходит. Но Александр, когда шло обсуждение вопроса, настоял – и ни разу об этом не пожалел. Дело было еще там, в Архангельске, и относилось ко всем поварихам. Богатые невесты будут, когда вернутся домой. Если вернутся…

Впрочем, гости владели собой весьма неплохо и, хотя повариха сегодня превзошла саму себя, после острого приступа удивления смогли «держать лицо», сохраняя несколько скучающий вид. Мол, и не такое видали, едали и пивали. Однако скорость, с которой опустошались тарелки, говорила сама за себя.

Но вот обед закончился, пришло время вина и сигар. И здесь Верховцеву снова нашлось, чем удивить гостей. Кубинские сигары в этих местах оказались экзотикой. И, с удовольствием вдыхая табак, американцы окончательно настроились на благодушный лад.

– Господа. Разрешите объяснить, зачем я вас пригласил, – начал Александр, когда решил, что гости дозрели до разговора. – Как вам наша эскадра?

– Весьма серьезная сила, – ответил Худой. Его напарник лишь кивнул, соглашаясь.

– А как вам теперь Шанхай?

– Вы практически разрушили город. Надеюсь, у вас для этого были веские основания?

– Более чем, – Верховцев указал на свою перевязанную ногу. – Попытка убить меня и захватить наши корабли. Думаю, за такое можно снести половину Китая, и никто меня не осудит.

– Но зачем было разрушать европейские кварталы?

– А вы думаете, сами узкоглазые решились бы на такое? Нет, их кто-то натравил на нас. Вас я не подозреваю, наши страны… дружат. А вот с британцами и французами мы воюем, и для них подобное как раз понятно и логично. Соответственно, их я наказал.

Над палубой «Миранды» повисло молчание. Американцы переваривали информацию и, похоже, открыли для себя кое-что новое. Не то, что британцы с лягушатниками способны на подлость – в этом как раз никто изначально не сомневался. А вот то, что русские их не боятся и готовы, случись нужда, вести боевые действия, в том числе и на территории нейтральных стран, оказалось новостью. Ранее считалось, что русские щепетильны в этом вопросе, часто даже в ущерб себе. И вот – правила игры изменились.

Неприятный сюрприз. Ибо если меняется одно правило, могут измениться и все остальные. Гадать же, что за сюрпризы могут преподнести русские, деловым людям совершенно не хотелось. Ошибки в таких делах вредят бизнесу, а общеизвестно, что самое больное место американцев – их кошелек.

– А теперь к делу, – Александр, решив, что впечатления произвел достаточно, звонко щелкнул пальцами. привлекая внимание. Наставник по этикету его за такое убил бы, но когда целый год то болтаешься в море, то общаешься с совершенно не смыслящими в этикете личностями, сам начинаешь говорить на разных языках и в разных стилях. – Как вы понимаете, господа, ваш анклав только что перестал быть защитой. Местные китайцы увидели, что кто-то может убивать белых людей и ему за это ничего не будет.

– Другой белый. И мы – американцы, а вы снесли кварталы британцев и французов, – открыл наконец рот Толстый.

– Уверяю вас, здешние крестьяне вряд ли будут разбираться в тонкостях вопроса. Главное, когда до них дойдет известие о случившемся, они решат, что кто-то сказал им «можно». И тогда вам конец. Нимало не сомневаюсь в ваших бойцовских качествах и военных талантах, – Александр отчаянно врал, но дело того стоило, – однако вас сомнут числом. Смею предположить, вам просто не хватит патронов.

Снова возникла пауза. Очень похоже, гости не рассматривали ситуацию под таким углом. Александр и сам бы до такого не додумался, но у него были хорошие советники. Вон, сидят, предоставляя командиру ломать комедию. А он тут напрягайся, демонстрируй актерские таланты. Это притом, что даже в детстве он театром не увлекался, и в любительских постановках, которыми, случалось, развлекались дворяне, замечен не был.

– Я так понимаю, у вас есть, что нам предложить? – снова заговорил Худой.

– Вы угадали. Джентльмены, я предлагаю вам жизнь и кое-какие деньги.

– Можно узнать подробности?

– Разумеется, – кивнул Александр и мстительно добавил: – С ними вас познакомит капитан Матвеев.

Теперь пришлось отдуваться их штатному купцу. Впрочем, учитывая, что Александр успел нагнать американцам страху в штаны, для него задача не выглядела чрезмерно сложной. Метод кнута и пряника известен давно – так к чему изобретать что-то новое? Старые методы, доказавшие свою эффективность веками, надежней.

А предлагал Матвеев американцам очевидное. В порту – корабли, захваченные русскими. Кстати, американских посудин среди них не было, что весьма хорошо. А то в горячке боя и их бы захватили, чем наверняка испортили бы отношения с пускай ненадежными, но все же союзниками.

Так вот, в порту – корабли. А еще много награбленного… ой, пардон, взятого в качестве трофеев добра. И если на боевые корабли загрузили в первую очередь серебро, ювелирные изделия, да и просто деньги, то все остальное относилось к категории «взять не получается, а оставить жалко». Притом, что общая стоимость была не меньшей, а возможно, и превосходила драгоценные металлы – в конце концов, их было много, но запредельной сумма не выглядела. Шанхай был торговым городом, деньги находились в обороте, проще говоря, во все тех же товарах. И бросать все это? Ну нет! Хотя бы часть трофеев Александр твердо решил забрать.

Торговые корабли, некоторые еще даже не успевшие разгрузиться или только что принявшие на борт товар, вроде бы могли решить проблему, но… Опять это «но». Собрав для них команды, пришлось бы оголить боевые корабли, а это, в свою очередь, ставило под угрозу продолжение похода.

А вот теперь самое главное. То, что наверняка заинтересует американцев. Им предлагалось стать экипажами этих кораблей. Разумеется, командовать будут русские, но тут их потребуется гораздо меньше. Полсотни человек – неприятно, но для эскадры далеко не смертельно.

И, в общем-то, все. Американцам предлагалось спасение их самих и, у кого они здесь есть, семей, плюс доля от продажи трофеев. Небольшая – но довольно весомая. А главное, при этом у них было понимание, что поплывет эскадра в Америку. И принадлежат трофеи не просто русским, а совладельцам американской же фирмы. От иностранцев, случись что, можно сбежать, укрыться или в крайнем случае надеяться на заступничество своих властей. Но когда за дело возьмется своя, американская фирма, тем более связанная со страховыми делами… Тут лучше сразу камень на шею – и в воду, не так больно получится. Страховщики – они, как известно, те же бандиты. И понимание этого обеспечивало лояльность экипажей, удерживая их от глупых мыслей вроде угона корабля.

Торговались они чуть ли не до вечера и, уходя, сказали, что подумают. Ну, такие уж правила игры у купцов. Матвеев выглядел довольным, как слон, и, хоть ничего и не говорил, ясно было – он выиграл. Впрочем, чему тут удивляться? Матвеевы занимались торговлей много поколений. Небось уже в те времена, когда об Америке еще и не слышали, да и Колумб не родился. А уж когда он мог поддержать свое мнение огневой мощью целой эскадры… Да что ему противопоставят нувориши?

Отправился Матвеев на свой корабль в приподнятом настроении. Надо признать, он имел на то полное право. Гребешков же остался – просто потому, что устал. Все же укатали сивку крутые горки, и казавшийся несокрушимым организм начал требовать отдыха.

Откровенно говоря, Александр тоже чувствовал себя совершенно разбитым. Все же от ранения он еще не отошел совершенно. Ничтожная порция вина и еще меньшая – табачного дыма, которые еще недавно он даже не заметил бы, сейчас ударили в голову, словно кузнечный молот. Или, скорее, кувалда, которой мясник на бойне оглушает бычков. Ощущения похожие… Ну, во всяком случае, так ему казалось. И все же еще оставалось дело, которое он хотел сегодня завершить. Раз и навсегда закончит – и больше не возвращаться к нему. Даже не вспоминать, хотя это и вряд ли получится.

– Приведите ко мне… этого…

– Кого, вашбродь? – не понял вестовой.

– Того урода, что сделал мне дырку в ноге.

Вестовой исчез, не утруждая себя уставным ответом, и так быстро, словно испарился. Верховцев поморщился. Распустил он их, да… Сейчас плевать, в бою дисциплины на троих хватит, а между ними его как-то не задевает, но когда они вернутся в порт… Там дубы с большими эполетами и огромным опытом походов… в мирное время. Они, может, в бою-то ни разу не были, таких в Адмиралтействе хватает, но как надо вести себя, согласно уставу, знают назубок. Тут самому придется опасаться, как бы чего не наворотить, банально отвыкнув от паркетов и шагистики, а простые матросы вовсе с гауптвахт вылезать не будут. Не говоря уже о том, что ни единого учения, где бы их заставляли маршировать и правильно тянуть носок, за все время плавания не проводилось. В общем, надо что-то делать. К примеру, вернуться живыми для начала.

– Может, не стоит? – Гребешков хмуро посмотрел на то, как неловко Александр пытается переместить раненую ногу в более удобное положение. – У тебя сил-то хватит?

– Да понимаю я, что не стоит. А потом когда? Или ты думаешь, что у меня завтра нога заживет? Да она, дай бог, в море как-то затягиваться начнет.

– Там, я думаю, даже быстрее, – доктор, присоединившийся к ним, внимательно осмотрел повязку и сморщился, будто уксуса хлебнул. – Опять кровоточила… Так вот, в море хотя бы воздух чистый, а тут – сплошные миазмы. Как бы всему экипажу лихорадку не подхватить.

– Будем надеяться, меня чаша сия все же минует. Да и остальных тоже…

Нога Верховцева наконец разместилась так, что практически не болела.

– Да где они там, помощники смерти?

– Осмелюсь спросить, почему? – опять влез доктор.

– Потому что пока их дождешься, от злости сдохнешь.

Впрочем, ругался Верховцев зря. На самом деле, привели китайца очень быстро. Правда, вид у него был… Похоже, когда его волокли в карцер, то не церемонились, протащив мордой по трапу как минимум дважды. Рваная одежда, синяк на пол-лица и, похоже, сломанная рука. Ну, надо же! Доктор у нас гуманист, оказывается, заключил поврежденную конечность в лубки. Надо будет попенять за истраченные материалы – один черт, пленному жить осталось всего ничего, потерпел бы.

Но смотрел китаец по-прежнему бесстрастно, будто и не понимал ничего. А ведь не может не понимать, китайские чинуши могут быть сколь угодно взяточниками, но круглых дураков среди них не найти. Хотя бы потому, что на каждый чин приходится сдавать серьезный экзамен, и дурак его попросту не осилит. Это Александр уже выяснил, и, признаться, кое в чем такая система ему даже импонировала.

– Итак, – Александр старался говорить максимально безразлично. В горле запершило – все же сегодня он много говорил, напрягал связки, плюс ветерком продуло, а для раненых это противопоказано. Вот и вылезло не вовремя. Подумав секунду, он взял со стола огромную, абсолютно не вписывающиеся в этикет и эстетику кружку с кофе, сделал пару глотков. Горячая жидкость протекла по пищеводу, наполняя организм теплом. – Зачем ты напал на меня, китаец?

– Потому что вы, варвары, пришли в мою страну, убивали наших людей. Я сам был трижды ранен.

– Мы приходили к вам исключительно торговать.

– Все вы на одно лицо[203] и на один нрав.

Александр лишь плечами пожал. Хочет человек заблуждаться – кто он такой, чтоб ему мешать? Вместо этого он спросил:

– И как, легче стало? Вон, от города половины не осталось.

– Тут я ошибся, – китаец медленно кивнул. – Ты, варвар, чересчур быстрый. Я хотел выстрелить так, чтобы прострелить тебе плечо. Все подумали бы, что у меня дрогнула рука. Я признался бы, что меня наняли англичане. И твоими руками я освободил бы от них город…

Китайца понесло. Очевидно, несмотря на бесстрастный вид, он устал держать все происшедшее в себе. И в могилу унести тоже не хотел. А потому говорил, говорил, говорил…

Его отец был офицером. И отец отца. И отец отца отца… Весь род был такой… служивый. Предки никогда не достигали больших чинов – но притом и краснеть им было не за что. За спины солдат не прятались, не по чину не хапали. В общем, для юного героя не было вопросов, кем стать.

Он как раз сдал экзамен на свой первый офицерский чин, когда началась война с Британией. И для грезящего подвигами юноши она стала одним большим разочарованием. Китайская армия, еще вчера казавшаяся ему лучшей в мире, непобедимой, одним видом способной устрашить любого врага, оказалась вдруг жестоко бита.

Уже позже он понял, что противник имел попросту больший опыт, современные тактику и вооружение, а главное – лучших солдат! Еще позже, читая книги, в Китае никогда не издававшиеся, он понял, с кем они связались! Века назад испанцы горсткой головорезов смели громадные империи Нового Света. А британцы победили Испанию! Для века не сражавшейся всерьез китайской армии они были просто не по зубам.

Война закончилась позорным разгромом – небольшой экспедиционный корпус британцев навязал огромной империи мирный договор, позволяющий грабить Китай с легкостью невероятной. И генералы, потерявшие армию, ничего не делали, чтобы в будущем исправить положение. Как во время сражений сидели в безопасном месте, попивая чай и беседуя о высоком, так и сейчас занимались тем же самым. Это было… мерзко!

Трижды раненный, из них два раза тяжело, офицер получил одобрительное похлопывание по плечу и отставку. В самом деле, если у человека с трудом сгибается нога, в армии ему вроде как бы делать нечего. Тем более что влиятельной родни у него нет. Вот только у каждого, кроме отца, есть еще и мать, а у нее свой отец и дед. Семья потомственных чиновников помогла любимому, хоть и выбравшему иную стезю внуку. И стал он чиновником в порту Шанхая, где каждый день мог лицезреть ненавистных англичан, да еще и не по одному разу.

И ведь, главное, ничего не сделаешь! Европейцев после той войны боялись и не рисковали задевать. Оставалось ненавидеть молча и про себя. Так бы все и продолжалось, но тут звезды сложились в особо ехидную фигуру. В Шанхай зашла русская эскадра, и в голове отставного офицера моментально сложился план.

О том, что британцы воюют с русскими, было известно. Чай, не деревенщины, газеты читаем, в том числе и заокеанские. Про русских известно было немногое – сосед, расположившийся на севере и по законам империи считающийся ее вассалом[204]. Во всяком случае, дань платят. Что думали по этому поводу сами русские, в Китае никого не волновало.

Русские не лучше британцев, такие же враги Китая. Очень логично он размышлял. Есть свои, есть враги, все просто. И надо всего-то перессорить врагов, заставить их убивать друг друга. Ну а дальнейшее Александр и сам видел.

Когда рассказ закончился, Верховцев некоторое время молча сидел, глядя в одну точку. Глупость несусветная ведь! И история совершенно дурацкая, а значит, правдивая. В том, что люди из двух зол всегда выбирают большее, Александр успел убедиться. И в том, что, если можно сделать ошибку, люди ее обязательно совершат – тоже. И что теперь?

Кажется, эти слова он произнес вслух. Во всяком случае, Гребешков встрепенулся и ответил:

– Пристрелить да за борт выбросить, всего и делов-то.

– Погоди, Егор Иваныч, не суетись. Ты знаешь, мне этот парень нравится.

– Чего? – взгляды всех присутствующих, кроме не понимающего ни слова по-русски китайца, скрестились на Верховцеве.

Тот усмехнулся:

– А вы подумайте сами. Он ведь такой же, как мы. Точно так же борется за свою родину, как может и как умеет. И не его вина, что других способов, кроме как учинить провокацию, у него не оказалось.

На несколько секунд над палубой повисла гробовая тишина. Даже пронзительные крики чаек, кажется, стихли. А потом Гребешков мрачно спросил:

– И что теперь?

– Да ничего. Просто будем знать, что здесь есть те, с кем можно дружить против англичан.

– Ты в этом уверен, командир? Он – не дурак, согласен. В целом ему даже все удалось, но собственный план он реализовал сам. То есть на роль рук здесь никого не смог найти. А если голове приходится одновременно быть еще и руками…

Гребешков не договорил, но все и так поняли. Если на весь Шанхай нашелся один храбрый патриот, то какой смысл принимать эту страну в расчет? Александр пожал в ответ плечами:

– Тоже верно. Но тогда мне кажется, убивать его – преступление. Без таких людей Китай окончательно станет британской колонией. Вот что… – голос его стал жестким, не терпящим возражений: – Этого – в шлюпку, и отвезите его на берег. Пускай идет на все четыре стороны. И, Егор Иванович, объясни ему разницу между англичанами и русскими. Всё, уберите его с глаз моих…

Через неделю, когда эскадра вышла в море, Александр, наконец, вздохнул свободно. Перед ним снова был океан, и ясно, где враги, а где друзья. И – все просто. Врагов убей, друзей защити. Как хорошо, когда не надо думать об интригах и оборачиваться, чтоб не ударили в спину. Посмотрев на наполненные свежим ветром паруса, он вздохнул, насколько позволяла раненая нога, утвердился на мостике и тихо, так, что никто не слышал, пробормотал себе под нос:

– А теперь – полный вперед!