"Фантастика 2025-161". Компиляция. Книги 1-16

Глава 1

Примечание автора:

Книга - прямое продолжение "Полюса Доброты": https://author.today/work/45473

Первая книга цикла тут: https://author.today/work/8614

Вступление (краткий пересказ событий первой книги)

Со времен Великой Миссии прошло восемнадцать лет.

Первый ребенок, появившийся на свет в Цепи - Сергей, сын Кирилла и Стеллы. Вторым родился Марк, по прозвищу Мрак - сын Рэда и Марины. В Бункере работает инкубатор, изобретенный Вадимом, и тоже рождаются дети. Семнадцатилетняя Эри старше всех детей, появившихся на свет из инкубатора. Она не знает, что ее отец - Джек, а мать - Елена. Считает, что тоже родилась благодарю инкубатору - до тех пор, пока не узнает, что ее отец адапт. Девушка решает найти своего отца и уходит из Бункера.

За полгода до этого Кирилл с Джеком, Олесей и еще двумя людьми отправляется на разведку на юг, чтобы впоследствии передислоцировать туда население Цепи. В последние годы резко именился климат, и выживать всё труднее. Спустя полгода Кирилл не вернулся. Серый, Мрак и присоединившаяся к ним Эри отправляются на юг, искать отряд Кирилла.

На юге власть принадлежит человеку по прозвищу Шаман - он мощный менталист, создавший культ Матери Доброты и сумевший подчинить себе все население. Для того, чобы усилить свое влияние, Шаман втайне привозит на юг детей из Бункера. Люди уверены, что детей приносит Мать Доброты. Появление на юге Кирилла с отрядом опасно, Шаман пытается уничтожить чужаков. Олеся убита, Кирилл и Джек в плену.

Серому, Мраку и Эри удается освободить Кирилла и Джека и пленить Шамана. Отряд уходит. Их догоняет жена Шамана, Ангелина - тоже сильный менталист.

В схватке с Джеком женщина погибает.

Глава 1

Серый

Серый застыл, не добежав до Джека нескольких шагов. Увидел, как тот брезгливо оттолкнул от себя тело, одетое в защитный комбинезон.

Тело упало на бок. Из груди торчал нож. Вокруг рукояти быстро разрасталось кровавое пятно.

— Чего всполошился? — Джек, выпрямившись, спокойно смотрел на Серого. — Иди в лагерь, я тут сам приберусь.

— Это... — Серый сглотнул. Оглядел примятую траву, отброшенный в сторону плащ, в который обычно кутался Шаман. Снова уставился на труп. — Кто это? Что случилось?

— Подруга Шаманская, — объяснил Джек.

— Ангелина?! — ахнул Серый.

— Угу. Пришла за ним, нарвалась на меня. Обмишулилась маленько. Бывает.

— Ты... её убил?

— Я?! — возмутился Джек. — Да надо больно. Сама, дура, на нож напоролась.

Серый почувствовал, что краснеет. Неуверенно предположил:

— Нужно, наверное, отца разбудить?

— Нахрена? Чтобы ещё и он не выспался? Шагай отсюда, говорю. Велено тебе лагерь охранять — вот и охраняй. Я тоже скоро приду. — Джек присел над трупом.

Перевернул тело Ангелины сначала на живот, потом на спину, осматривая. Пробормотал:

— А комбез-то хороший. Дырку залечить, и нормально будет.

Распустил завязки капюшона и расстегнул на комбинезоне молнию.

Голова Ангелины запрокинулась на бок. Серый вздрогнул — показалось, что мёртвые глаза уставились прямо на него.

— Иди, — покосившись на Серого, с нажимом повторил Джек.

— Я тебе помогу, — стараясь не смотреть на Ангелину, пробормотал Серый, — её же похоронить надо.

— Ещё чего, — буркнул Джек. — Много чести.

Его руки ловко освобождали мертвую женщину от комбинезона. Несколько движений — и Ангелина осталась в полотняной сорочке, похожей на ту, в которую Ариадна одевала Эри после ледяного купания, и в таких же полотняных шароварах.

Смотреть на оголившиеся бёдра женщины и на то, как пропитанная кровью тонкая ткань сорочки облепила её грудь, как разметались по сухой траве длинные волосы, было почему-то до ужаса неловко, Серый с трудом удержался от того, чтобы отвернуться. А Джек вертел Ангелину в руках, словно куклу. На то, как она выглядит, ему было явно наплевать. Всё, что беспокоило — сохранность комбинезона. Его он снял, встряхнул и отложил в сторону.

Встал и ухватил Ангелину за руки. Повторил Серому:

— Вали в лагерь, кому сказал!

— А... с ней что? — Серый смотрел на Ангелину.

— В лес сволоку да брошу, чего с ней ещё-то? Шакальё, небось, и здесь водится. Быстро приберут.

— Так нельзя, — вырвалось у Серого.

Джек покачал головой:

— Нельзя сейчас — силы тратить на то, чтобы эту мразь закапывать. — Повторил с нажимом: — Иди, пацан. Это не твоя война. У нас тут свои счёты.

Прозвучало так жёстко, что ослушаться Серый не посмел. Ушёл в лагерь.

Джек появился через полчаса. Подмышкой он нёс свёрнутый шаманский плащ, снятый с Ангелины комбинезон и свою майку. С комбинезона и майки капала вода — замыл кровь в ручье, понял Серый. Он заметил, что и волосы у Джека мокрые.

— Умылся заодно, — пояснил Джек. Разложил комбинезон и майку на траве позади палатки, которую делил с отцом и Шаманом. Откинул полог, принялся разуваться. Позвал: — Серый!

Серый поднял вопросительный взгляд.

— Язык за зубами держи, — приказал Джек.

И нырнул в палатку, Серый даже ответить не успел.

Через минуту до него донёсся спокойный, размеренный храп — Джек уснул. А скоро Серый услышал визгливый лай — шакалы здесь действительно водились. Судя по тональности лая, они делили добычу. Чтобы не думать о том, что сейчас происходит в лесу, Серый попытался мысленно восстановить события, что же произошло.

Он дежурил. Не спал и даже не дремал, это точно. Смотрел на затухающие угли костра и представлял, как они наконец-то вернутся домой. Как обрадуются мать, Лара, Сталкер — да все в посёлке! Их ведь, небось, похоронили уже. А Джек, пока Серый мечтал, ухитрился выбраться из палатки, проскользнуть мимо него, и, прихватив с собой шаманский плащ, вернуться на могилу Олеси.

То, что Серый ухода Джека не заметил — штука, конечно, обидная, но объяснимая. От того, что Джека ранили, лучшим в Цепи разведчиком он быть не перестал. Но вот, для чего Джек пошёл на могилу? И зачем взял с собой плащ? Серый-то встрепенулся, только услышав вопль Ангелины, и то поначалу решил, что показалось. До могилы далеко, с полкилометра, он даже не сразу сообразил, откуда кричат, в какую сторону бежать. Подбегая, издали разглядел две схватившиеся не на жизнь, а на смерть фигуры — тёмную Джека и серебристую Ангелины. Комбинезон Серый издали не опознал, удивился ещё — что за человек, почему так странно одет? В Цепи комбезы сейчас только старики надевали, и то редко. А когда Серый прибежал, всё уже было кончено. Ангелина лежала на земле с ножом в груди.

Нда. Вопросов много, ответов — ни единого. И вряд ли они, кстати, появятся. Серый отлично знал, что молчать о том, о чём не хочет говорить, Джек умеет не хуже Сталкера. От того, что один угрюмо мычит, а второй болтает без умолку, результат не меняется. Джек либо отделается шутками-прибаутками, либо так заморочит голову, что забудешь, о чём спрашивал.

Серый долго колебался, рассказывать ли о случившемся Мраку, но в итоге, когда тот вылез из палатки на смену, припомнил Джеково «держи язык за зубами» и говорить ничего не стал. А поднявшись вечером, заметил, что комбинезона за палаткой уже нет.

***

— Ты сказал отцу? — Серый едва дождался своей очереди вести Джека.

Шёл тот сегодня увереннее, чем вчера, однако невооружённым взглядом было видно, что до выздоровления ещё далеко.

Джек округлил глаза:

— Что сказал?

— Не прикидывайся! Ты понял.

Вопреки опасениям Серого, выкручиваться дальше Джек не стал.

— Нет, — не глядя на Серого, отрезал он.

— Почему?

— А зачем?

— Н-ну... — Серый замялся. — Отец же — командир. Он про всё должен знать.

— Командир должен знать об опасности, — холодно сказал Джек. — А опасность шакалы по кустам растащили. И на хрена вот я буду бункерному мозги крутить? А то у него других забот мало.

— Мне кажется, всё равно надо сказать, — уже не так уверенно пробормотал Серый.

— Перекрестись, если кажется, — посоветовал Джек. — Умеешь, или научить?

— Да ну тебя. — Серый вздохнул.

Впереди колонны шли Кирилл и Шаман. За ними Серый вёл раненного Джека, замыкали колонну Мрак и Эри. Время от времени до Серого доносились обрывки разговора — отец пытался беседовать с Шаманом. Тот отвечал нехотя, односложно.

— Я не знаю, как доказать тебе, что мы не враги, — донеслись до Серого усталые слова отца. — Мы не претендуем на ваши земли. У нас достаточно сил и рабочих рук для того, чтобы самим восстановить хозяйство — в тех местах, где никто не живёт. И надеюсь, что рано или поздно ты это поймёшь.

— Вы несёте зло, — угрюмо отозвался Шаман.

— Какое зло? Кому мы его причинили? Назови хоть одного человека! А твои люди убивали моих. Ты запугал людей байками о том, что мы будем воровать детей, и один из них зарезал Лёху. Ты испортил переправу над пропастью, и там погиб Эрик. Олеся... — отец не договорил.

— Ты убьёшь меня? — спросил Шаман.

Отец горько усмехнулся:

— А тебя только это интересует?

— Ты должен меня отпустить. Без меня в посёлках начнутся раздор и хаос.

— Ничего, у тебя талантливая сообщница. Переживут как-нибудь.

При этих словах отца у Серого ёкнуло сердце. Он покосился на Джека. Тот, будто и не слышал — продолжал шагать с прежним безмятежным видом.

Ну, может... Может, и хорошо, что отец ничего не знает, — попробовал успокоить себя Серый. Если бы знал, разговаривать с Шаманом ему бы сейчас пришлось по-другому. Но кошки на душе всё-таки скребли. Серый дал себе слово, что найдёт способ заставить Джека рассказать отцу правду.

После привала Серого рядом с Джеком сменил Мрак. Теперь Серый шёл замыкающим, а перед ним шагала Эри.

После того, как обрела отца, девчонку будто подменили. И держалась увереннее, и шагала бодрее, и на каждом привале лезла помогать. А останавливаться приходилось часто — Кирилл, хоть и не раненный, уставал не меньше Джека, слишком уж был истощён.

Эри на привалах крутилась рядом. На усталость не жаловалась, бегала и за водой, и за растопкой для костра, и даже за тем, как отец меняет Джеку повязку, следила без содроганий.

Серый догнал девчонку, тихонько окликнул.

Эри оглянулась:

— Чего?

— Спросить хотел. Ты Шамана слышишь? Ну, что там у него на уме?

— Ты же мне запретил слушать, — фыркнула Эри.

— А ты прям прогнулась, ага, — кивнул Серый. — Так слышишь или нет?

Эри поморщилась. Неохотно проговорила:

— Там... неприятно.

— В смысле?

— Шаман чего-то боится. И тоскует.

— Со страху, что ли? — не понял Серый. — Тоскует-то?

— Нет. Он без этой своей жуткой тётки тоскует. Если бы не боялся, что хуже будет, давно сбежал бы. И вообще... чушь, конечно, но мне сегодня показалось — Шаман думает, что Ангелина умерла.

Серый вздрогнул.

— Ты чего? — удивилась Эри.

— Ничего. Зябко. — Серый повёл плечами и застегнул куртку.

— Ты не заболел? — встревожилась Эри. — Даже мне не холодно!

— Нормально. Видать, с недосыпу кроет... Пройдёт.

Эри заговорила дальше, но Серый уже не слушал. Он вдруг понял, почему Джек не стал ничего рассказывать отцу.

Если Шаман узнает, что Ангелины больше нет — а он узнает, отец притворяться не умеет, — дальше с ними не пойдёт. Серый вдруг ясно, будто кино показали, увидел эту сцену: как Шаман садится на землю и воет, проклиная чужаков.

Что-то он, судя по словам Эри, чувствует, но уверенности у Шамана пока нет. А вот если эта уверенность появится... да ещё выяснится, что Ангелину убил Джек... тогда они однозначно останутся без проводника. Казалось бы, чёрт с этим, дорогу найдут. Но какой будет эта дорога, даже думать не хочется.

Отец потерял троих из пяти человек, входивших в отряд. Серого с Мраком пытались отравить. Эри едва не утонула подо льдом. А Шаман — это, как ни крути, гарантия спокойного возвращения домой. Значит, Джек поступил правильно, что умолчал об убийстве Ангелины?.. Серый почувствовал, что голова у него пухнет. До сих пор казалось — найдёт отца, и тут же всё станет простым и ясным, как было раньше! А вот хрен там плавал. Теперь всё только хуже запуталось. И молчать — вроде неправильно, и сказать нельзя.

Так, то набираясь решимости подойти к Джеку и заставить признаться, то в последний момент передумывая, Серый мучился трое суток. А на четвёртые сутки их догнали.

***

Усталый отряд добрался до одного из покинутых жителями посёлка у дороги. Потихоньку обустраивались в доме, который ещё издали присмотрели для днёвки, когда с улицы вдруг засвистел Мрак — он остался снаружи, дежурить.

«Опасность!»

Отец и Джек синхронно схватились за оружие. Серый успел раньше них, выскочил из дома:

— Что?

— Гости, — сказал Мрак. Он всматривался в темноту.

Темнота уже расступалась, ещё час — и рассвет. Шли бы одни, могли бы и дальше шагать, но Эри и Шамана приходилось беречь от солнца.

Серый тоже присмотрелся. И увидел, что на дороге клубится пыль.

— Конные?

— Ага. Трое.

— Что там? — на крыльцо выскочили отец с Джеком. Из-за плеча Джека выглядывала Эри.

— Гости, — повторил Мрак.

— Может, мимо? — предположил Серый. — Мало ли, куда скачут.

— Хотелось бы, конечно, верить, — пробормотал отец. — Но, как показала практика, оптимистичные сценарии в здешних местах не работают... Так. Джек, свяжи Шамана — бережёного бог бережёт. Эри, слушай его! Если почувствуешь, что пытается на кого-то воздействовать, блокируй. Серый, Мрак — бегом на ту сторону дороги. Найдите, где спрятаться. Действовать по обстановке, без команды не высовываться!

— Есть. — Серый и Мрак перебежали дорогу, притаились в заросшем палисаднике.

Всадники скоро приблизились. У первых домов посёлка замедлились, перешли на шаг. Ехали, осматриваясь по сторонам.

— Ищут, — шепнул Серый Мраку.

Тот кивнул.

— Нас?

Мрак пожал плечами. И тут же один из всадников осторожно окликнул:

— Шаман! Ты здесь?

Голос показался Серому знакомым. А в следующую секунду он узнал обладателя голоса. Того, кто бросается на тебя с намерением убить голыми руками, захочешь — не забудешь.

Георгий. Тот мужик, который возглавлял отряд Шамана, когда их пытались перехватить на дороге. И двух других всадников Серый узнал — старые знакомые, Ариадна и Виссарион.

Серый переглянулся с Мраком. По глазам друга понял, что не ошибся. А Георгий снова, уже громче, окликнул:

— Шаман!

Оклик прозвучал странно. Зло и в то же время жалобно — как будто Георгий заблудился в лесу. Так давно, что уже отчаялся звать на помощь.

— Шаман!!!

— Он здесь. — Отец вышел на крыльцо. Серый заметил, что руку держит на кобуре. — Чего ты кричишь? Зачем вы нас догнали?

Георгий осадил и развернул коня. Потребовал:

— Верните нам Шамана!

— Нет. Не вернём. Всё?

— Ты негодяй! — выпалил Георгий. — Я убью тебя!

— Кобылой затопчешь? — с ухмылкой предположил Джек, он вышел вслед за отцом. — Ну давай, попробуй.

Они стояли под навесом крыльца. Лошадь, на которой сидел Георгий, под низкий навес не забралась бы при всём желании. Георгий, должно быть, тоже это понял. Он спешился. Повторил:

— Верните Шамана!

— Ты глухой, или в детстве башкой об пол роняли? — заинтересовался Джек. — Русским языком тебе сказали: не вернём, самим нужен. Он у нас заместо завхоза. Кашу варит, носки стирает...

Георгий, набычившись, пошёл на него.

— Георгий, стой! — с коня спрыгнул Виссарион, схватил мужчину за рукав. И быстро, глядя на Кирилла, заговорил: — У нас пропала мать Ангелина. Люди сходят с ума. Мы не знаем, что делать.

— Куда вашим людям дальше-то сходить, — проворчал Джек, — и без того кукуха набекрень...

— Погоди, — поморщился отец. Обращаясь к Виссариону, потребовал: — Поясни. Что происходит? Что значит «сходят с ума»?

— Мать Доброты отвернулась от нас! — с истеричной ноткой выкрикнула Ариадна. — Это вы её прогневили!

— Во нормально, — хмыкнул Джек. — Прогневили, значит, мы, а отвернулась от вас?

Ариадна соскочила с седла — кажется, собираясь выцарапать Джеку глаза. Георгий подобрался и сжал кулаки.

— А ну, успокойтесь! — прикрикнул отец. — Если хотите, чтобы мы выслушали — замрите на месте, оба! А ты, пацан, слезь с коня. Подойди сюда. — Безошибочно определил единственного, кто не задыхался от ненависти.

Виссарион спешился и подошёл.

— Итак, — приказал Кирилл. — Ещё раз. Только внятно, без истерики — что происходит?

— Мать Ангелина пропала, — повторил Виссарион.

— Когда?

— Четыре ночи назад. Едва успела прийти в себя, ещё в лечебнице была — и пропала. Мать Серафима говорит, что отошла ненадолго, лекарство приготовить, вернулась — а матери Ангелины нет. Сначала они с матерью Марией решили, что мать Ангелина ушла в горы молиться, такое и раньше бывало. Но прошла ночь, потом другая, а мать Ангелина не возвращалась.

— И до сих пор её нет? — уточнил отец.

Виссарион помотал головой.

— Так. Ну, допустим. А с людьми-то что?

— От нас отвернулась... — снова начала Ариадна.

— Тихо! — оборвал отец. — Рот откроешь, когда разрешу. — И, Виссариону: — Продолжай.

— Люди... — запнулся парень. — Они стали... злые.

Отец нахмурился:

— То есть?

— Ну... Они спорят. Ругаются. Раньше всегда Шаман и мать Ангелина говорили, кому какую работу делать. А когда попробовал распорядиться Георгий, то одна женщина не захотела идти на прополку на дальний участок и сказала, что пусть идёт другая. А другая сказала, что не пойдёт, раз Георгий велел той. И женщины начали кричать друг на друга, очень громко, и ногами топать. А потом двое мужчин не смогли поделить улов после рыбалки, и один, отбирая рыбу, ударил другого. И тот его в ответ ударил! И опять!

— Это называется «драка», — хмуро подсказал отец.

Виссарион понуро кивнул:

— Георгий и другие мужчины насилу их остановили. А ещё один мужчина сказал, что не пойдёт заготавливать дрова для дома Шамана — раз у нас больше нет ни Шамана, ни матери Ангелины. Сказал, что матери Марии с матерью Серафимой и тех дров, что есть, за глаза хватит. А когда Георгий попробовал его заставить, бросил топор и ушёл.

— Люди перестали петь молитвы, — горько сказал Георгий. — Вчера утром на площадь пришло чуть больше половины народа. А днём... случилось страшное. Один человек напал на женщину. Разорвал на ней одежду. А потом... — он запнулся.

— Ясно, — всё больше хмурясь, сказал Кирилл. — Дальше?

— Ну... Этот человек напугался того, что натворил, и сбежал из посёлка. Он пока не вернулся. Но мы боимся, что это только начало! У людей помутился разум. Чем дальше, тем всё более страшные вещи они творят. Мать Серафима и мать Мария наказали догнать вас. Верните нам Шамана!

Глава 2

Серый

Отец молчал. Да Серый и сам офигел — слишком уж не вязался облик кротких, благонравных жителей шаманского посёлка с тем, что рассказывали Виссарион и Георгий.

А вот Джек не удивился. С нехорошей усмешкой покивал:

— Ну да, так оно и бывает. Если лупить-лупить, а потом с цепи спустить.

— О чём ты? — не понял отец.

— Видал когда-нибудь, как цепные псы с привязи срываются? — вопросом на вопрос отозвался Джек. — Нет?.. А мне вот по детству доводилось, еле ноги унёс. И Шаман с его бабой народ в посёлке — считай, как собак, на цепи держали. Чуть что — сапогом в зубы, а то Мать Доброты прогневается. И, когда надо, она в натуре гневалась — вот люди и сидели тише, чем мышь под веником. Пикнуть не то, чтобы боялись — знать не знали, что вообще можно. С одной стороны. А с другой — вроде и не нужно. На кого рыпаться-то, когда все вокруг — добрые до усрачки? Уступают, помогают, слова поперёк не скажут. И с чего, спрашивается, при такой жизни волну гнать? А теперь нету той цепи. Вот они с резьбы и послетали.

Отец нахмурился:

— Ты хочешь сказать, что постулаты Матери Доброты в посёлке соблюдались по принуждению? Обычной пропаганды было недостаточно, и Шаман с Ангелиной прибегали к собственным методам внушения?

— Я хочу сказать, что не бывает таких людей, чтоб круглые сутки, с ночи до утра, жизни радовались, — проворчал Джек. — Какой бы человек хороший ни был — вот, хоть тебя, блаженного, взять, — а бывают моменты, что бесишься. А этим хоть ссы в глаза — всё божья роса! Утрутся и спасибо скажут. Почему и говорю, хрень это. Наведённое оно, ихнее добро.

Отец молчал, барабанил пальцами по кобуре. И решил:

— Приведи-ка сюда Шамана. Стоять! — рявкнул бросившемуся было к крыльцу Георгию.

Тот, ворча, остановился. Джек неодобрительно покачал головой, но спорить не стал. Скрылся в доме.

Через минуту вывел на крыльцо Шамана — со связанными за спиной руками.

— Что вы с ним сделали?! — ахнула Ариадна.

— Примерно то же, что он делал с вами на протяжении тридцати лет, — бросил отец. — Шаман! Не говори, что ничего не слышал. Мы верно догадались, что доброта твоих людей — результат воздействия на их мозг?

— Мира и добра тебе, Георгий, — будто не слыша отца, проговорил Шаман. — Мира и добра, дети.

Георгий, Ариадна и Виссарион нестройно отозвались.

— Нет слов, чтобы передать, как мне жаль вас и всех, кто остался в посёлке, — продолжил Шаман, — как я волнуюсь за мать Ангелину. Без неё и меня вы растерялись, как теряются малые ребятишки, оставшись одни.

— Растерялись, значит, — хмыкнул Джек. — Морды друг другу бить и баб насиловать — это они от растерянности. А как ты вернёшься, сразу найдутся. Так?

Шаман проигнорировал и Джека.

— Я сумею вернуть в посёлок мир и благополучие, — всё тем же мягким, обволакивающим голосом продолжил он. — Вам ведь уже сейчас стало спокойнее. Верно?

— Да!

— Стало!

— Верни нам свою мудрость, Шаман!

Серому показалось, что догнавшая их троица не опускается на колени лишь потому, что стесняется присутствия чужаков.

— Джек? — спросил Кирилл. Наверное, подумал так же.

Джек мотнул головой — кажется, с недоумением:

— Нет. Ничего не слышу.

— Ты напрасно подозреваешь меня в том, чего я не делаю, — скорбно сказал Шаман Кириллу. — Люди привыкли ко мне, любят меня. Им становится спокойнее от одного лишь моего присутствия. Но ты отнял у них даже эту малость! Люди напуганы, растеряны, из-за паники творят безумства. И ты ещё говоришь, что не причинял нам зла?

Лицо Кирилла хранило каменное выражение, но Серый понял, что он колеблется. И есть от чего. Если в посёлке, враз лишившемся обоих начальников, уже сейчас такое творится, так оно чем дальше, тем хуже будет. Того гляди, вовсе друг друга перебьют. А отец, получается, крайний — Шамана-то он увёл. И что теперь делать, спрашивается?

— Собаки без хозяев тоже воют, — бросил Джек.

Отец вопросительно посмотрел на него.

— Да жил в Ногинске дядька один, — объяснил Джек, — а у того — псина. Брехливая, бестолковая, но преданная — страсть. Так вот, когда тот дядька помер, она жрать перестала, и даже воду пить. Круглые сутки лежала да выла, а потом подохла. Не смогла без хозяина.

— Собака — животное, — сказал отец. — Животными движут инстинкты. А перед нами люди.

— Да какие они люди? Ты глянь на них — если б могли, уже бы пятки своему уродцу лизали.

— Как ты смеешь?! — взвился Георгий.

— Оставь его, Георгий, — мягко проговорил Шаман. — В душе у этого человека — тьма. Ему неведома Доброта. Не дано понять, сколь велика моя любовь к вам и ваше уважение ко мне.

— Ну-ну, — сказал Джек. Уселся на перила, выдернул зубами из портсигара сигарету и закурил.

— Пусть они тебя отпустят, — угрюмо пробухтел Георгий.

Шаман понурил голову:

— Увы. Я стар и немощен. Они умеют сражаться, а мы с вами никогда не держали в руках оружия. Победить их нам не удастся. Всё, на что можем уповать — милосердие их командира. — Шаман повернулся к отцу. — Я плохо знаю тебя, но чувствую, что в душе ты не злой человек. Тебе приходится принимать жестокие решения вопреки велению сердца. Ты ведь не хочешь меня удерживать! Тебе жаль людей, которые, оставшись без пригляда, сходят с ума. Тебе стыдно за то, что ты натворил... Прошу — послушай голос своей души, а не разума. Поступи не как надменный воин, но как добрый человек и мудрый правитель.

Серый поймал себя на том, что уже и сам готов поддержать Шамана. Ну для чего он им сдался, в конце-то концов, несчастный кривоногий карлик? Сюда без него дошли, а уж обратно и подавно дойдут. А тем, в посёлке, небось, и на самом деле лихо — осталось стадо без пастуха. Они-то ни в чём не виноваты!

— А ты молодец, — глядя на Шамана, задумчиво обронил Кирилл. — Даже я твоими сказками заслушался, хотя по вашей с Ангелиной воле собственными руками Олеську заколол. А уж по неокрепшим разумам твои песни — должно быть, вовсе ракетный удар.

«О чём это он? — обалдело подумал Серый. — Какой ещё удар, что он несёт?»

А отец продолжил — уже другим, «командирским», тоном:

— Ладно. В целом, картина ясна. Твои люди остались без разума — что ж, мы вернём им разум. Это действительно будет справедливо.

Георгий встрепенулся. Шаман колыхнул капюшоном. Серый увидел, как в глазах у Ариадны и Виссариона вспыхнула надежда.

— Серый, Мрак, — скомандовал отец. — Выходите.

Серый с Мраком переглянулись и, перемахнув остатки заборчика, отгораживающего палисадник, синхронно выпрыгнули на дорогу. Серый с удовольствием полюбовался, как догнавшая их троица шарахнулась от неожиданности.

— В общем, так, — сказал отец. — Оставлять посёлок безнадзорным — действительно не дело. Но о возращении туда Шамана речи быть не может. Люди, его молитвами, уже обезумели, а дальше будет только хуже... Поэтому в посёлок вернётся Джек.

— Что-о?! — ахнул Георгий.

Ариадна взвизгнула:

— Нет!

А Джек, кажется, не удивился. Спокойно кивнул:

— Могу, чё. — Подмигнул Георгию: — И то сказать — чем я не Шаман? Колпак надвину, песни выучу — эх, заживём! Помирать не надо будет.

Георгий остолбенел молчал. А отец закончил:

— С Джеком пойдут Серый и Эри. А вы отдадите нам лошадей — это поможет мне, Шаману и Мраку быстрее добраться до дома. Через четыре, максимум — пять месяцев, сюда придёт наш передовой отряд. Надеюсь, за это время мозги у людей встанут на место. Обещаю, что Шамана мы не убьём. И это будет гарантией того, что вы не тронете Джека и ребят. Они помогут вам навести порядок, а после нашего возвращения уйдут. Обещаю.

Ответом было гробовое молчание — слов не нашлось ни у кого.

Джек затянулся в последний раз, выдохнул дым и прицельным щелчком отправил окурок в кусты. Посмотрел на небо. Сказал, ни к кому не обращаясь:

— Светает, однако... Вот вам первый голос разума: лошадей привяжите, да топайте приют себе искать. Один хрен сегодня никуда не поедете, а в этот дом мы вас не пустим. Не люблю, когда меня во сне задушить пытаются.

***

Задавать отцу вопросы в присутствии Шамана и чужаков Серый не решился, с крыльца разошлись молча. Мрак и подавно ни слова не обронил — хотя Серый понял, что обалдел от распоряжения отца не меньше него.

Дабы сохранить лицо, все дружно сделали вид, что всё идёт, как задумано. И лишь убедившись, что Георгий, Ариадна и Виссарион обосновались в доме неподалёку с явным намерением не высовываться до вечера, а утомлённый ночным переходом Шаман затих в дальней комнате, Серый решился заговорить.

— Пап. Ты нам ничего сказать не хочещь?

Эри и Мрак замерли, Джек невозмутимо продолжил разматывать бинты на боку.

— Хочу, — кивнул отец. — Сейчас Джеку повязку поменяю, отойдём туда, где ушей лишних нет, и поговорим.

Через полчаса отряд вышел в пристроенный к дому двор — помещение без окон, где хозяева когда-то держали скотину.

Тут темнота сменилась полусветом — сквозь щели в прохудившейся крыше пробивались тонкие лучи солнца. В ярких, узких полосах плясали пылинки. У дальней стены помещения стояла узкая лавка, на неё и присели.

— Итак, — сказал отец. — Ситуация следующая — Жека, поправь, если ошибаюсь. За тридцать лет люди Шамана подсели на присутствие его и Ангелины мощнее, чем Дикие на наркоту. И теперь, без Шамана, у них началась ломка. Разум, привыкший к тотальному контролю — то есть, к тому, что его постоянно поглаживают, поддерживают и направляют — вдруг утратил опору. Наружу вырываются доселе подавляемые эмоции и желания. Необъяснимая тревога переходит в агрессию. Растерянность сменяется вспышками бунтарства, а вспышки — страхом ответственности, неумением отвечать за свои поступки. Вскипает и выходит на поверхность всё то, что Шаман нежно и с любовью подавлял в людях тридцать лет. Зависть, злость, желание самоутвердиться... У нас так дуреют подростки в период пубертата — но рядом с нашими детьми всегда есть взрослые люди, готовые помочь.

— По шее двинуть, — хмыкнул Джек.

Кирилл серьёзно кивнул:

— В том числе. Ты, возможно, удивишься, но в обозначенной ситуации физическое воздействие — одна из форм оказания помощи. А у людей Шамана таких «взрослых» рядом больше нет. Люди не понимают, что с ними. Боятся того, что происходит, и на пике своих страхов творят новую дичь. А учитывая тот факт, что физически они — реально взрослые, то есть сильные, телесно здоровые люди, бед могут натворить немало. А в бедах обвинят — как вы думаете, кого?

— Кого? — удивилась Эри.

— Нас, — буркнул Мрак. — Кого ж ещё.

— Почему нас?

— Дак, потому что пока у них Шаман был, всё нормально было, — объяснил очевидное Серый. — Ну, то есть, они считают, что нормально — не в курсе же, что им тридцать лет мозги сношали. А пропал Шаман, муйня началась. А Шамана увёл — кто?

— Мы, — ахнула Эри.

— Во-во, — кивнул Серый. — Об чём и речь.

Джек невесело усмехнулся:

— Погодите ещё, это пока цветочки. А вот когда они не только драться да к бабам приставать, а ещё и бухать научатся — вот тогда пойдёт жара! Если уж на трезвяк так отжигают, спьяну вовсе беспределить начнут. И, что характерно, тоже скажут, будто мы крайние. При Шамане не бухали же!

Кирилл кивнул:

— Вот именно. Поэтому ты вернёшься в его посёлок и проследишь за тем, чтобы мозги у людей встали на место.

Джек гыгыкнул:

— Самому-то не смешно? Меня, и главным по порядку? Это ж сказать кому, не поверят.

Кирилл развёл руками:

— Позволить Шаману вернуться мы не можем. Но и бросать людей в таком положении нельзя. Косвенно в их помешательстве и впрямь виноваты мы, и наш долг — попытаться исправить ситуацию. Шаман — эмпат, вы с Эри — тоже. Надеюсь, у вас получится как-то повлиять на людей. А если не получится, если поймёшь, что от вашего вмешательства становится хуже, немедленно уходите. Скрыться ты сумеешь, тут уж не мне тебя учить... Жека, — Кирилл вздохнул. — Я понимаю, что ты устал. Измождён не меньше, чем я. Ты ранен. Но...

— Да я что, хоть слово вякнул? — обиделся Джек. — Наоборот, считаю — всё ты правильно разрулил. И отожрусь, и шкура подживёт, и у вас под ногами мешаться не буду. А то, что ранен — хреново, конечно, ну так оно ж не навсегда.

— Вот поэтому я оправляю с тобой Серого, — сказал Кирилл. Посмотрел на сына. Виновато пообещал: — Мы будем очень спешить. Но, сам знаешь, путь предстоит неблизкий.

— А Мрак сильнее меня, и толку от него в дороге больше, — сообразил Серый. — Понял, чё. Не маленький.

И всё же кошки на сердце заскребли — от того, что отец, едва успев встретиться с ним после такой разлуки, снова уходит. Потому что должен. И всю дорогу он так — всем кругом должен! Дома так было, а теперь уже каким-то левым мужикам, которые его чуть не убили, задолжал. Всем должен — кроме Серого. Ну и оттого, что выбрал Мрака, а не его, было грустно.

Умом Серый понимал, что отец поступает правильно, что не может иначе. Что пользы от Мрака — действительно больше. Но дурацкая детская обида всё равно лезла.

— Эри — менталист, куда более сильный, чем Джек и Шаман, — по-прежнему виновато объяснил отец. — Возможно, самый сильный из всех существующих. Но физически — Эри слабая, мало приспособленная к жизни вне Бункера девочка. А Джек ранен. И в случае опасности кто-то должен их защитить.

— Это я-то слабая?! — возмутилась Эри. — Да вы знаете, что я два месяца на лыжах с рюкзаком через лес ехала? А потом ещё месяц по горам шла?

— Когда не падала, — фыркнул Серый.

Эри обиженно надула губы. А Кирилл посмотрел на сына. Снова пообещал:

— Мы постараемся вернуться как можно быстрее.

Прозвучало до того виновато, что Серому стало стыдно за свои мысли.

— Да понимаю я всё! — сердито буркнул он. — Можешь не уговаривать. И так знаю, что наизнанку вывернешься, лишь бы поскорее вернуться.

— Я тоже вывернусь, — подал вдруг голос Мрак. И покраснел.

Глава 3

Эри

Спальных мест в доме обнаружилось три. В комнате поменьше легли на кроватях Джек, Кирилл и Шаман, а Серый, Мрак и Эри устроились в другой комнате. Здесь кроватей не было, а старый продавленный диван, при попытке его передвинуть, развалился. Пришлось устраиваться прямо на полу. Застелили свободный от мебели угол собранными по дому одеялами и тряпьём, завернулись в спальники.

Эри думала о том, как они вернутся в посёлок — тот, где Джека и Кирилла держали в плену. Где погибла Олеся. Эри удивилась, что Джек так легко согласился туда пойти, сама в такое место ни за что бы не вернулась. Хотя, конечно, она — это она. А Джек — боец, сколько уж раз адапты ей объясняли. Он должен делать то, что приказал командир. Командир у него Кирилл — несмотря на то, что Джек и сильнее, и как боец опытнее. И Эри, если хочет остаться с Джеком, к адаптским порядкам тоже нужно привыкнуть... Ничего, справится. Теперь она в этом уверена. Она нашла отца. Всё, чего хотела — это быть рядом с Джеком, для себя твёрдо решила, что в Бункер ни за что не вернётся. Она бы с Джеком и днём не расставалась, но предложение дневать в одной палатке он категорически отверг. Объяснил Эри:

— Тебе всё-таки не пять лет, взрослая уже. Того гляди, жених нарисуется, а у тебя папашка под боком храпит. Всю малину обгадит.

Эри, сообразив, о чём он говорит, вспыхнула и больше на своём не настаивала. А сейчас ворочалась на полу с боку на бок.

Ужас, как неудобно! За все три месяца, прошедшие с тех пор, как сбежала из Бункера, спать на нормальной кровати доводилось считанные разы. Последний — в посёлке у людей, пленивших Кирилла и Джека. Хотя и там Эри толком не спала. Только успела задремать, прибежал Серый: «Подъём! На том свете выспишься».

А здесь — пыльно, затхло, да ещё мышами пахнет. Про мышей — это Мрак заметил вскользь, но Эри хватило. Мышей она не боялась, однако о том, что безобидные и даже симпатичные с виду грызуны являются разносчиками целого букета инфекций, помнила. И это безмятежному засыпанию тоже мало способствовало.

Переворачиваясь в очередной раз, Эри заметила, что не спит не только она.

Рассохшиеся щелястые ставни пропускали достаточно света. Лежала Эри, как привыкла в походе, между Серым и Мраком. И сейчас, приподнявшись на локте, на неё смотрел Мрак.

— Ты чего? — удивилась Эри. Шёпотом, адаптская дисциплина приучила сдерживаться.

Мрак, кажется, смутился. И тоже шёпотом буркнул:

— Ничего. Просто гляжу. Нельзя?

Эри пожала плечами:

— Да можно, пожалуйста. Смотри на здоровье.

Снова легла и закрыла глаза.

Но сон не шёл. На слух Эри не могла определить, улёгся Мрак или нет, а выяснить это так и подмывало. Не выдержав, попробовала посмотреть из-под ресниц. Не сумела, перекатилась поближе и снова украдкой глянула. Мрак по-прежнему смотрел на неё.

— Да чего тебе? — Эри, не выдержав, села. — Зачем ты смотришь?

В этот раз Мрак не смутился. Глядя на неё, тихонько позвал:

— Иди сюда.

Как тогда, в горах, — обожгло Эри. Стало вдруг ужасно жарко. Она застыла на месте, не зная, что ответить. И нужно ли вообще отвечать.

Мрак рассудил по-своему. Так же тихо спросил:

— Не хочешь?

— Я... не знаю, — выдавила Эри.

Мрак грустно усмехнулся.

— Кабы хотела, знала бы... Ладно, всё. Спи, — лёг и отвернулся.

«А мы ведь с ним завтра расстанемся, — кольнуло вдруг Эри. — Надолго! Неизвестно, когда вообще увидимся».

Засыпать вот так, не договорив, показалось неправильным.

Эри подползла ближе к Мраку. Всмотрелась в суровое лицо с закрытыми глазами. И осторожно погладила парня по щеке.

Мрак открыл глаза. Поймал руку Эри, повернулся к ней. И поцеловал ладонь — раз, другой.

Цепкий взгляд светлых адаптских глаз как будто поймал саму Эри. Пытаешься от него ускользнуть — и не можешь. Эри дёрнулась было — отобрать у Мрака ладонь, но вдруг поняла, что не хочет этого делать. Взгляд адапта завораживал. От поцелуев по телу разливалось странное чувство, будоражащее и опасно притягательное. Так, наверное, мотыльки летят на огонь, — мелькнуло в голове у Эри, — а потом сгорают.

Она подалась к Мраку. Тот порывисто обнял её и поцеловал в губы. Снова, как в прошлый раз, будто током ударило, и Эри поняла, что, оказывается, хотела этого. Ждала, хоть и не догадывалась, чего ждёт.

Всё было так же — и в то же время совсем не так, как тогда в горах. Тогда они с Мраком оба ошалели, словно перебежали пропасть по тонкой проволоке и сами не поняли, что натворили. А сейчас Мрак целовал Эри так, как приникают к роднику после долгого тяжелого пути. Понимая, что на всю жизнь не напиться — и не имея сил оторваться от воды.

Эри горячо, неумело отвечала. В какой-то момент вдруг поняла, что два спальника между ними, одежда — всё это ужасно мешает. Что ей хочется убрать преграды и всем телом прижаться к Мраку. Почувствовать его, как тогда, в палатке.

Эри сама не заметила, как выбралась из спальника. Спальник Мрака тоже куда-то делся. Адапт сжимал Эри в объятиях, ладони парня, забравшись под майку, скользили по её спине, животу, груди — и это было безумно приятно, Эри застонала от наслаждения.

— Чш-ш, — оторвавшись от её губ, прошептал на ухо Мрак, — Серого разбудишь.

Эри вспыхнула, дёрнулась, не зная, куда спрятать глаза:

— Извини. Я... Оно само...

— Блин, да знаю, что само! Не стремайся. Кабы в нормальном месте, да не Серый рядом — всю бы тебя зацеловал, ещё бы не так стонала. А здесь раздеваться-то противно — в такой грязи. — Мрак с сожалением одёрнул на Эри футболку. Пояснил: — Не так хочется. Не в этой помойке... У тебя — первый раз же?

Эри, плохо понимая, о чём он говорит, на всякий случай кивнула.

— Вернусь, тогда уж, — прошептал Мрак. — Чтобы как у людей всё. — Снова привлёк Эри к себе и крепко прижал. Прошептал на ухо: — Я что сказать-то хотел. Ты — берегись, ладно? Джек с тобой, конечно, Серый — а всё ж таки, и сама тоже... Ладно?

От неуклюжей адаптской заботы у Эри навернулись слёзы.

— Ладно, — прошептала она. — И ты себя береги.

— Да мне-то что будет? Я вон, какой здоровый. А тебя соплёй перешибёшь. — Мрак улёгся на спину, притянул Эри к себе на плечо, обнял.

Эри устроилась рядом с ним. И подумала вдруг, что всю жизнь могла бы так лежать. Тихонько позвала:

— Мрак.

— У?

— А это вот, что сейчас у нас — любовь, да?

Мрак задумался.

— Да хрен его знает. Нет, по-моему. Любовь — это, вроде, когда женятся.

— А у тебя так было уже?

— Не, — Мрак качнул головой. — Просто девчонки — были. А чтобы, как сейчас — нет.

— Просто девчонки? — не поняла Эри.

Мрак вздохнул.

— Я, по-твоему, до семнадцати лет девственником ходил? Но такого, как с тобой, не было... Вот, если спросишь, как — прибью, — опередил он вопрос Эри. — К Серому приставай, он умный.

— Прямо сейчас приставать? — Эри тихо засмеялась. И почувствовала, что Мрак тоже улыбается.

— Ладно, — снова вздохнул он. — Спать надо.

— Я не хочу!

— Это кажется, что не хочешь. Все устали. Кабы не расходиться завтра, так я бы к тебе не полез... Ну, ничего. Живы будем — накувыркаемся ещё. Спи, — Мрак поцеловал Эри в макушку.

«Не буду спать», — пообещала себе Эри. Прижалась к Мраку покрепче. И тут же уснула.

Серый

Сквозь дрёму Серый слышал, как Мрак и Эри ворочаются рядом. Слышал вздохи и тихий шёпот. Надо же, а ведь похоже — всерьёз у Мрака это всё... Ладно, его дело. Спать не мешают, и фиг с ними. На то, чтобы в полный рост оттягиваться, вряд ли у них наглости хватит, а остальное можно пережить.

Серый накинул спальник на голову, завернулся поплотнее. И не заметил, как вырубился.

Проснулся от повелительного окрика:

— Подъём!

Открыв глаза, увидел, что Эри спит в объятиях Мрака. Девчонка пробормотала что-то, сладко потянулась.

Мрак, не выпуская её, с вызовом посмотрел на заглянувшего в комнату Кирилла.

— Подъём, — спокойно оглядев их, повторил тот. — Через десять минут — завтрак, — и вышел.

Ели все вместе, Шаман сидел с ними за столом, и завтрак прошёл в молчании.

Георгий появился на пороге, когда отряд уже собрал вещи.

— Мы решили, — объявил он Кириллу. — Твои люди нам не нужны.

Кирилл, кажется, не удивился. Спокойно спросил:

— Кто решил?

— Ну... — Георгий запнулся. — Мы, втроём.

— То есть, ты, молодая девочка и зелёный пацан? — уточнил Кирилл. — Может, стоит всё-таки с другими людьми посоветоваться? Мне вот почему-то кажется, что мать Серафима и мать Мария против нашего присутствия возражать не станут.

— Я так же сказал, — буркнул Виссарион. — Что лучше уж вы, чем совсем никак. Вас хоть бояться будут.

Ариадна саркастически рассмеялась:

— О, да! Уж они направят непотребства в нужную сторону. Не сомневайся.

— Ты всё-таки феерическая дура, — не выдержала Эри.

Ариадна взвилась:

— Вот! Эта дрянь меня уже оскорбляет! Страшно представить, что будет дальше!

— Слушай-слушай бабу, — с ухмылкой подначил Георгия Джек. — Одна сбежала, ну да не беда — вон, смена подросла. Скоро заместо Ангелины эта соплюха тебя будет за мотню водить.

Георгий налился краской и засопел.

— Решай, — сухо сказал Кирилл. — Только быстро, времени нет. Ну?

Георгий сопел.

Кирилл развёл руками. Наклонился к рюкзаку на полу. Скомандовал:

— Уходим.

Они, один за другим, разобрали рюкзаки и вышли из дома. Спустились с крыльца. Впереди Кирилла шагал понурый Шаман.

— Стойте, — попросил Виссарион. — Пожалуйста!

Отряд остановился.

— Георгий, мы не справимся сами, — умоляюще схватив Георгия за рукав, быстро, горячо заговорил парень. — А у них — оружие, они драться умеют! Дураков быстро успокоят. Мать Серафима разрешила бы им остаться, точно тебе говорю! И мать Мария тоже.

Шаман демонстративно вздохнул и покачал головой.

— Прекрати унижаться! — зашипела на Виссариона Ариадна. — Как тебе не...

— Ладно, — вдруг глухо сказал Георгий. — Ваша взяла.

Шаман застыл. Серый подумал, что под капюшоном его, наверное, перекосило от злости.

А Георгий, не глядя на Шамана, быстро отвязал от ограды коня и подвёл его к Кириллу:

— Забирай.

Прощались недолго.

— Мы вернёмся, — держа коня под уздцы, пообещал Кирилл. — Быстро, как только сможем. Джек?

Джек кивнул — одновременно и прощаясь и, видимо, подтверждая какие-то договорённости:

— Помню. Катитесь уже.

Они пожали друг другу руки. Кирилл повернулся к Серому.

— Счастливо добраться, — сказал Серый. Больше не придумал, что сказать.

Отец обнял его. Тихо проговорил:

— Вот ещё что. Джек старше и опытнее вас, но он ненавидит тех, кто остался в посёлке. Помни об этом. Джек — боец, он рубит с плеча. Не привык рассуждать. А у тебя, у Эри — своя голова на плечах. Думай. Думай хорошенько, и за себя, и за других! Договорились?

— Угу, — промычал обалдевший Серый.

— Счастливо, — Кирилл хлопнул сына по плечу и полез в седло. Скомандовал: — Марш.

***

К удивлению Серого, люди Шамана оказались неплохо подготовленными к дальним переходам. И Георгий, и Ариадна с Виссарионом тронулись в пеший путь привычно, да и маршрут им был хорошо знаком.

Джек за прошедшие ночи окреп, помощь Серого ему уже почти не требовалась. Поэтому шли быстро — хотя и не настолько, как хотелось бы Георгию. Тот всю дорогу вздыхал, что верхом — уже ого-го, где бы были. И в первом же обитаемом посёлке обратился к его главе с просьбой одолжить лошадей.

— До дома добраться, — пояснил Георгий. — Торопимся. После-то — вернём, конечно.

Глава посёлка — крепкий, коренастый дядька средних лет — лошадей давать не спешил. Он с интересом разглядывал Серого, Джека и Эри. Правда, напрямую вопрос, кто это, задать не решился. Спросил о другом:

— А правду соседи болтают, что чужаки Шамана увели?

Георгий мрачно засопел. Виссарион опустил голову, Ариадна поджала губы.

— Да ж кто тебе такое наплёл? — возмутился Джек. — Почему это — увели? Шаман сам ушёл.

— Зачем? — мужик аж рот открыл.

— Дак, известно зачем. Херню в массы нести... В смысле, по ушам ездить будет, — пояснил Джек в ответ на изумлённые взгляды главы посёлка и собравшихся вокруг жителей, — про Мать Доброты, там, всякое такое. Я ему русским языком говорил — не ходи, не хрен тебе у нас делать! А он упрямый, паразит. Всё равно попёрся.

— Это правда? — спросил у обалдевшего Георгия глава.

Тот промычал что-то невразумительное.

Джек хлопнул себя в грудь:

— Честное мутантское! Вернётся Шаман — сам спроси.

— А он вернётся?

— Да куда он нафиг денется. Небось, всю жизнь его кормить не нанимались.

— Это... — очнулась Ариадна. — Это... — от возмущения никак не могла подобрать слова.

Джек отстегнул от пояса и протянул ей фляжку:

— Поперхнулась, болезная? На, попей водички, — и повернулся к главе посёлка: — Так что, хозяин? Лошадей-то дашь?

Мужик насупился:

— Нету лишних.

— Дак, лишних ни у кого нету, — понимающе развёл руками Джек. — Нам же не навсегда, через неделю назад пригоним. Да не пустых, а с мешком овса.

— На каждой, — тут же нашёлся хозяин.

Георгий нахмурился:

— Мать Доброты осудит твоё стяжательство, Николай! Помогать ближнему — благое дело и первый долг каждого из нас.

Лицо Николая тут же прибрело каменное выражение. Сейчас соврёт, что лошадей нет, — подумал Серый. Что вот только-только на дальний луг пастись отправили, или ещё чего-нибудь! Дурак всё-таки этот Георгий.

— Окей, — сказал Джек. — По мешку, так по мешку. — Повернулся к Эри: — Ты верхом умеешь?

Та отрицательно помотала головой.

— Тогда, значит, лошадок нам нужно пять. А пять по одному мешку — это как раз два мешка получается, — Джек подмигнул Николаю. — Верно считаю, хозяин?

— Три, — не моргнув глазом объявил Николай.

Серый подумал, что они с Джеком друг друга стоят.

— Ну, брат Колян, ты и мёртвого уломаешь, — покачал головой Джек. — Ладно, ни тебе ни мне — два с половиной! По рукам? — и протянул мужчине руку.

Тот кивнул. Пожал. И напомнил:

— Неделя. Ты пообещал.

— Угу. И звезду с неба впридачу, — подтвердил Джек. — Не будет лошадей — так и быть, забирай только звезду... Шучу! — предостерёг он мгновенно насупившегося Николая. — Охренеть вы тут серьёзные.

***

— Ты его обманул, — обвиняюще сказал Георгий. — Когда сказал про Шамана.

Лошадей пустили рысью. Эри Джек усадил перед Виссарионом, бросив: «Оба тощие, сдюжит жеребец». Серый и Ариадна, на своих лошадях, держались позади. Разговор мужчин, сквозь стук копыт, долетал неясно, но разобрать можно.

— И что предлагаешь? Вернуться, покаяться? — с усмешкой поинтересовался Джек. — Не вопрос. Мне-то похрен, сам понимаешь. Торопиться некуда.

— Ты не должен был лгать! — гнул своё Георгий. — Мать Доброты осуждает ложь.

— Да ты чё? — ахнул Джек. — Ну, я ж не знал, что осуждает. Кабы знал, так не стал бы. Вот, ты, к примеру, знаешь, так ты и не врал. А с меня, дурака дремучего, какой спрос?

Георгий задумался. И решил:

— Всё равно Мать Доброты тебя покарает.

— Ну так, то — меня, — ухмыльнулся Джек. — Ты-то чего психуешь?

— Наш долг — наставлять непросвещённых, — серьёзно объяснил Георгий. — Нести Доброту Матери в мир, обучать неразумных детей Её!

— Да не вопрос, обучай, — согласился Джек. — На скаку неудобно только. Давай, может, потом? Утром, там, или на недельке... И вообще — может, пусть сперва меня покарает? Я ж не видал пока, что там у Матери Доброты за кары — а она, может, стриптиз показывать начнёт. Тебе оно, понятно — лучше в гроб лечь, а я парень пуганый. И не такое видал, — и, не дожидаясь ответа, пустил коня галопом.

Георгий, уставившийся Джеку вслед, выглядел настолько озадаченным, что Серый едва сдержался, чтобы не заржать.

Ариадна это заметила.

— Какой отвратительный человек, — брезгливо проговорила она. — Георгий добр и простодушен, а этот негодяй издевается над ним!

— Джек — издевается? — усмехнулся Серый. — Да это он даже не начал! Так, лёгкая разминка. Привыкай.

Ариадна надменно фыркнула.

Скакали они почти до рассвета, а дневали снова в брошенном посёлке. Ариадна объявила, что спать в одном помещении с мужчинами ей, целомудренной дочери Матери Доброты, не пристало, и ушла в другой дом.

День выдался холодным, полуразвалившаяся печка еле грела. Озябшая Эри залезла в спальник к Серому. Укладываясь рядом с ней, Серый заметил, что Виссарион наблюдает за ними, открыв рот. Кажется, парень ждал, что в дверях вот-вот появится Мать Доброты, и Серого с Эри в лучшем случае испепелят на месте, Серому дурака аж жалко стало.

А проснулся первым Джек.

— Подъём, Материны детки, — услышал Серый насмешливый оклик. — У вас там сестричка — того.

— Что — того? — не понял Георгий. Потёр заспанное лицо. — О чём ты?

— Да, говорю, красавица ваша пропала. И кобыла соседская вместе с ней. Я так мыслю — к Матери Доброты подались обе. От мужиков подальше, — и Джек подмигнул побледневшему Георгию.

Глава 4

Серый

— Ещё под утро свинтила, — объявил Джек, едва войдя в дом, куда вчера с гордым видом удалилась Ариадна. — До рассвета часа два оставалось, не меньше... Не спала она тут. Подождала, пока мы ставни закроем, кобылу отвязала — и привет Мамаше.

Дежурных на день они не выставляли. Когда заговорили об этом, Георгий удивился и заверил, что опасаться некого. Джек не стал спорить.

«Ну, ещё бы, — мелькнуло тогда в голове у Серого. — Уж Джек точно знает, что одного из двух людей, представлявших реальную опасность, увёл с собой отец, а вторая мертва! От кого тут караулы выставлять? И впрямь, не от кого».

— Почему ты думаешь, что не спала? — спросил Георгий.

— Дак, холодрыга в доме, — объяснил Джек. — Дрова, как взяла у нас, так вон и лежат. — Он кивнул на рассыпавшуюся по полу возле печки охапку. — Этот дом, поди, больше года не топили.

Георгий прошёл в комнату, потрогал печку. С детской обидой в голосе подтвердил:

— Холодная.

— Надо же, — фыркнул Джек.

А Георгий, до сих пор рассеянно оглядывающийся по сторонам, вдруг нахмурился. Обошёл печку. И обескураженно сказал:

— Тут письмо.

— С того света? — ухмыльнулся Джек.

Но, тем не менее, быстро подошёл к нему. Серый, Эри и Виссарион — следом.

На широком боку печки, когда-то белом и гладком, а теперь пожелтевшем и облупившемся, было написано углем:

«Не ищите меня.

Мой долг — нести людям учение Матери Доброты.

Надеюсь, что рано или поздно вы тоже найдёте в себе силы избавиться от скверны.

Ариадна».

Серый заметил, что у Джека, уставившегося на надпись, шевелятся губы — в посёлках Цепи взрослые читали плохо, по складам. Некоторые вовсе были неграмотны. Отец не раз вздыхал о том, что школы неплохо бы устраивать не только для детей, но и для и их родителей. В этом паства Шамана от жителей Цепи заметно отличалась — Георгий при чтении затруднений явно не испытывал. И Ариадна, зараза такая, в своём послании ни одной ошибки не сделала. Буквы были выведены твёрдым, аккуратным почерком самой прилежной ученицы в классе.

— Учение нести, значит, — дочитав, насмешливо проговорил Джек. — Ну, на чужой-то кобыле — чего бы не нести. Я бы тоже отнёс.

— Она сразу сказала, что не хочет, чтобы вы возвращались с нами, — виновато признался Виссарион. — Наверное, уже тогда решила, что уйдёт.

— Учение Матери — благое дело, — объявил Георгий.

— Ну, так шагай вслед за девкой, — предложил Джек. — На пару больше отнесёте.

Георгий посмотрел с удивлением.

— Я не Посланник Матери Доброты. Как же я понесу знания?

— Блин, точно, — спохватился Джек. — Извини, братан. Я сперва-то не разглядел. Теперь уж вижу, что не Посланник... А куда послать-то надо? А то, может, я сгожусь? Так послать могу — в три ночи не вернёшься.

Виссарион прыснул. Георгий укоризненно посмотрел на него. А Серый, оглядевшись, сдёрнул с заслонки печи висящую на ней, должно быть, ещё со времён до того как всё случилось заскорузлую тряпку и принялся стирать с побелки надпись.

— Зачем стираешь? — спросил Георгий.

— А ты хочешь, чтобы все соседи прознали, что от вас ещё и девка сбежала? — вопросом на вопрос отозвался Джек. — Серый, ты особо-то не надрывайся. Размажь так, чтобы не прочесть — и хорош... Ладно, послания — посланиями, а завтрак сам себя не приготовит. Надо хоть воды вскипятить. Как раз дрова пригодятся, — Джек сел на корточки и принялся собирать с пола рассыпавшуюся охапку.

А Серый стирал надпись — точнее, развозил по белому боку печки угольную грязь — и думал о том, что за тряпку взялся вовсе не для того, чтобы скрыть от каких-то неведомых соседей, которые в этот дом в ближайшие сто лет вряд ли заглянут, побег Ариадны.

Это у Джека паранойя по части заметания следов, Серому такое и в голову не пришло. Его просто бесила надменная Ариадна, а оставленная ею напыщенная надпись выбесила ещё больше.

И за Джеково беспомощное шевеление губами вдруг стало обидно. Эта дура вон как гладко пишет, а Джек, как большинство взрослых в Цепи — почти не грамотный. В общем, хорошо, что Ариадна сбежала. А то Серый в конце концов ей бы точно в лоб зарядил, повод бы нашёлся — в этом не сомневался почему-то. Не посмотрел бы, что девчонка.

***

Больше по пути происшествий не случалось. Отряд скакал всю ночь и за час до рассвета вступил на знакомую ухоженную дорогу, ведущую к посёлку Шамана.

Дорога шла то вверх, то вниз. В очередной верхней точке Джек вдруг придержал коня, всматриваясь в темноту.

Георгий остановился рядом с ним:

— Что там?

— У тебя в посёлке овцы — курящие? — вопросом на вопрос отозвался Джек.

— Чего? — обалдел Георгий.

— Некурящие, значит? Тогда, братан, паршивые новости. Пожар у вас был.

Теперь Серый и сам увидел, что над лежащим внизу, у подножия гор, посёлком Шамана стелется дым. И в воздухе запахло пожарищем, печной дым так не пахнет.

— Мать-Заступница, сохрани! — охнул Георгий. — Скорее! Туда!

И поскакал вперёд.

— От мужик непоседливый, — трогаясь вслед за Георгием, покачал головой Джек. — Русским языком ему сказали: был пожар! Бы-ыл. Потушили уже. Кабы нет, так мы б огонь давно заметили... А он, знай, посайгачил — что твой кобель за сучкой.

Но, тем не менее, скорости Джек прибавил. В посёлок они прискакали, ненамного отстав от Георгия.

И ещё издали услышали заполошные крики.

— Что там?

Серый поднялся в стременах, пытаясь разглядеть, что происходит на дальнем конце посёлка — крики доносились оттуда. За спиной скачущего впереди Джека ничего не видел.

— По воплям — махач, — буднично отозвался Джек. — Спорим, миротворцу нашему первому хлебало обглодают? Если уже не обглодали.

— Ты про Георгия? — ахнул Виссарион.

— Ну, а про кого?

— Ой, поехали быстрее! — взмолился парень. — Пожалуйста!

Джек, впрочем, и сам поскакал быстрее. Разогнал коня по ровной поселковой дороге, перемахнул живую изгородь, отделяющую посёлок от полей, и к месту сражения прибыл первым.

Серый перепрыгнул изгородь вслед за ним и увидел, что в прогнозе Джек не ошибся.

Георгий сидел на земле, держась за лицо. Из разбитого носа текла кровь. «Обглодать хлебало» ему, видимо, действительно успели.

На горизонте густо стелился дым от пожарища — Серый сообразил, что горел то ли сенной сарай, то ли ещё какая-то хозяйственная постройка, это её обугленные останки дымились.

А в десятке метров от живой изгороди образовалась куча-мала из дерущихся тел. В драке принимала участие, навскидку, половина мужского населения посёлка. Вокруг дерущихся топтались растерянные мужчины, не охваченные побоищем, и суетились охающие женщины — в одной из них Серый узнал мать Серафиму.

— Душевно у них тут, — оценил Джек, — аж разгонять жалко, — но, тем не менее, соскочил с коня и бросил поводья Серафиме: — Подержи, красавица!.. Серый?

Серый кивнул и тоже спешился. Он успел приглядеться к местным и заметить, что недостаток опыта мужики искупают настойчивостью и спортивным азартом. А азарт в драке последнее дело — если оно, конечно, не для удовольствия. Ну, и опыт тоже никто не отменял.

Вдвоём с Джеком они принялись расшвыривать дерущихся.

К точным, умелым ударам местные оказались не готовы. Вылетев из эпицентра побоища, повторно в него вступать уже не решались. А самому Серому прилетело всего дважды, и то по чистой случайности — драться с ним или Джеком всерьёз местные даже не пытались. Отползали в сторону и обалдело хлопали глазами. Серый успел увериться в том, что расписываемые Георгием и Виссарионом «ужасы» больше напоминают комедию, когда вбитые с детства рефлексы заставили резко отскочить в сторону.

Увидел, от чего отпрыгнул, и похолодел — мимо пронёсся и запнулся о машинально подставленную ногу Серого один из тех мужиков, кого отшвырнул в сторону. Только теперь абориген был вооружён вскинутым над головой топором.

Мужик, из-за подставленной подножки, растянулся на земле, но обронённый им топор схватил другой.

Издал звериный, победный рык — кажется, до него только сейчас дошло, что такую мирную вещь, как топор, можно использовать в качестве оружия.

Соплеменники от мужика брызнули в стороны — будто он стал камнем, брошенным в воду, и по воде разошлись круги. Завизжали женщины. На месте, не считая Серого, остался только один человек. На чьи бойцовские навыки, судя по происходящему, недавнее ранение не повлияло.

— По дрова собрался, родной? — повернувшись к озверевшему аборигену, спокойно спросил Джек.

Серый заметил, что к пистолету он даже не прикоснулся — у самого-то рука рефлекторно дёрнулась. Но увидел знак Джека: не лезь, разберусь, — и руку от оружия убрал.

— Молодец, — продолжил Джек, — дело! Дрова, они в хозяйстве завсегда нужны. Сходи, родной. Сходи. Природой полюбуешься, в речке искупаешься — остынешь заодно... Лес, если чё — там, — и ткнул пальцем себе за спину.

Что именно в словах Джека не понравилось мужику, Серый не понял. Возможно, абориген отреагировал не на них, а на тон — пренебрежительно-насмешливый. Но, как бы ни было, он снова взревел раненным зверем, ухватил топор наперевес и бросился на Джека.

Тот легко увернулся. Мужик промчался мимо.

«Почему Джек тоже не подставил подножку? — удивился Серый. — Это же самый простой, „детский“ приём! Первое, чему нас с Мраком учили!» Но мешать Джеку не решился. Возглас сдержал.

Вооружённый топором мужик добежал почти до границы круга из обступивших побоище людей.

Люди с криками бросились врассыпную, истерически завизжали женщины. Одной женщине — немолодой, тучной — с трудом удалось увернуться от занесённого топора. Серый бросился к ней — оттолкнул подальше и развернулся, готовый кинуться на озверевшего психа. Но тот ни на толстуху, ни на Серого внимания не обратил. Его интересовал Джек.

Остановившись там, где секунду назад стояли соплеменники, и оглядевшись вокруг безумным взглядом, мужик развернулся. Увидел Джека. Снова взвыл и бросился на него.

В этот раз люди, стоящие у Джека за спиной, отреагировали быстрее. Бросились бежать, едва увидев ошалелый взгляд.

А Джек снова остался на месте. Невозмутимо стоял — до последней секунды. До того мгновения, когда занесённый топор должен был раскроить ему лоб. И в это мгновение неуловимым движением ушёл в сторону. Только что был тут — и вдруг его уже нет.

Толпа ахнула.

Серый услышал, как у него за спиной взвизгнула Эри. Метнулся к ней, схватил за руку и прошипел:

— Заткнись! Он знает, что делает.

Сообразил наконец, что Джек нарочно не трогает сумасшедшего — которого мог бы вырубить одним ударом.

То, что происходит — представление, игра на публику. Джек демонстрирует, на что способен. Как и то, что для него это — всего лишь лёгкая разминка. Только бы рана не открылась! Не зажила ж ещё толком... Нашёл, тоже, время понтоваться.

Мужик снова пронёсся мимо.

— Не устал? — сочувственно спросил Джек.

Мужик, с трудом устоявший на ногах — готовясь к удару, которого не случилось, по инерции пролетел далеко вперёд, — выпрямился. Повернулся к Джеку.

— Отдохнул бы ты уже, — миролюбиво посоветовал тот. — Чай, не пацан, так носиться! Посиди, перекури. Поляну накроем, девчонок позовём... Чем не жизнь?

Чем не понравилась мужику описанная Джеком жизнь, Серый так и не узнал. Абориген снова взревел от злости, вскинул над головой топор, как будто собрался разрубить Джека пополам, и ринулся на него.

— Да что ж ты такой нервный? — расстроился тот. — Утомил, ей-богу, — и вдруг резко, стремительно нырнул под соперника.

Толпа снова ахнула. А Джек схватил мужика за руки, сжимающие топор, и бросил через себя. Абориген исполнил в воздухе эффектный кульбит и шмякнулся на землю, крепко треснувшись затылком.

Джек выпрямился.

Небрежным ударом ноги выбил из рук поверженного врага топор. Наклонился, подобрал. Постучал головой топора о ладонь. И непринуждённо осведомился, оглядывая застывших людей:

— Чей? — Подождал. Не дождавшись ответа, пояснил: — Не мужик. Топор.

Толпа молчала.

— Ничей? — расстроился Джек. — Пойти, у соседей спросить?

— Наш, — несмело отозвался женский голос.

От толпы отделилась стройная, красивая женщина. Почему-то густо покраснела и поправила косынку на голове.

— Ух ты, — обрадовался Джек. — Здравствуй, красавица! Давненько не видались.

— Мира и добра, — отозвалась женщина. И тут же нахмурилась. — Поклянись, что не обидишь нас!

— Дак, топор-то не спёр, — резонно рассудил Джек. — Наоборот, вернуть хочу. — Подбросил топор, поймал за топорище и подал женщине: — На, держи. И, это. — Он неодобрительно поцокал языком. — Присматривать надо за имуществом! А то вишь, какая фигня получается. — Пошевелил ногой неподвижное тело берсерка — тот, видимо, от удара о землю вырубился и на внешние раздражители не реагировал.

— Ох, Степан! — спохватилась женщина. — Бедненький! — Отмахнулась от Джека и топора: — Потом. Положи куда-нибудь, после отдашь, — и присела на корточки возле поверженного мужика.

Положила пальцы на запястье, щупая пульс. Захлопотала:

— Мать Серафима! Александра! Воды принесите!

— Вот, так всегда, — проворчал Джек, — вот так и совершай подвиги...

Он оглядел толпу — две женщины, призванные той, что присела, бросились к ней, остальные начали собираться вокруг, вытягивая шеи. И вдруг негромко — взрослые в их посёлке не умели кричать, Серый знал, что это из-за сорванных в детстве связок, — но внушительно, приказал:

— А ну, быстро — разойдись.

Толпа застыла.

— Тут и без вас управятся, а делов, небось, дома у всех до фига, — примирительно пояснил Джек.

Толпа, помедлив, зашевелилась.

— Вопросы? — осведомился Джек. — Предложения? — Поигрывая топором в руках, шагнул к ближайшему дядьке. Прибавил голосу нажима: — Что непонятно?

— Всё понятно, — пробормотал тот.

— А то, может, повторить? — предложил Джек. И выразительно оглянулся на поверженного Степана.

— Нет-нет! Не надо, — дядька нырнул в толпу.

Шевеление ускорилось. Люди начали расходиться.

— И вот ещё что, — бросил вслед расходящимся Джек. — Запишите где-нибудь, да повторяйте почаще. Кто ещё хоть раз быковать рыпнется, хоть на кого — тому я вот этот самый топор в задницу загоню. Стесняться не буду — разрублю аж по шею, — людоедски улыбнулся и постучал головой топора о ладонь.

Движение толпы ускорилось. Через минуту возле живой изгороди не осталось никого, кроме отряда чужаков, Георгия с Виссарионом и смелой женщины.

***

— Что хоть тут было-то? — Джек уселся на землю неподалёку от хлопочущей над Степаном женщины.

Вытащил сигареты — разжился ими у Мрака, в посёлках Шамана табак не употребляли.

Женщина посмотрела неодобрительно, однако делать Джеку замечание не осмелилась. Георгий тоже промолчал — за время, проведённое в пути, к привычкам чужака успел притерпеться.

— Алексей поджёг сухую траву, — сказала женщина.

— Глупец, — ахнул Георгий. — Шаман позволял её поджигать только в определённое время, когда укажет Мать Доброты! И при нём пожаров ни разу не было.

Джек посмотрел на Серого.

— Ветер? — предположил тот. — Отец тоже предсказывать умеет — когда будет дуть, когда нет. И Шаман, наверное, умел, только он на Мать Доброты кивал.

— Алексей потом говорил, что, когда поджигал, ветра не было, — словно извиняясь, объяснила женщина.

— Всё равно не нужно было поджигать, — укоризненно сказал Георгий. — Почему вы с матерью Серафимой не остановили неразумного? Как же так, мать Мария?

Женщина потупилась.

— Мы не знали. Никто не знал, Алексей один ушёл в поле. Решил, что сухая трава мешает расти молодой, и поджёг. Поначалу ветра действительно не было, а потом овдруг поднялся. Алексей не успел затоптать огонь. Пламя перекинулось на сенные сараи, — Мария махнула рукой в сторону обугленных останков строений. — Тут уж, конечно, все всполошились. Побежали отливать.

— Вёдрами с реки? — уточнил Джек.

— Зачем вёдрами? — обиделся Георгий. — На полях стоят системы орошения. Мы включили насосы на полную мощь и тушили из шлангов.

— Ого, — не сдержал восхищения Серый. Знал, что отец о таких системах пока только мечтает.

— Молодцы, — похвалил Джек. — Кабы не шланги, туго бы пришлось. А дальше? Драка-то с чего? Народ понёсся этому утырку мозги вправлять, что ли?

— Наверное, — сказала Мария. — Я не видела, с чего всё началось. Мы с Серафимой оставались на пожарище, когда прибежали дети и сказали, что Алексея бьют. Мы бросились туда и застали драку уже в самом разгаре. Жена Алексея, Ирина, бросилась за него заступаться, кто-то её оттолкнул, сосед Алексея бросился на того, кто оттолкнул Ирину...

— И понеслась душа в рай, — закончил Джек. — Нормально, чё. Не в первый раз ведь уже?

Мария опустила глаза:

— Нет. Но прежде за топоры не хватались.

— То ли ещё будет, — хмыкнул Джек.

Мария замахала на него руками:

— Что ты! Сохрани нас Мать Доброты!

— Угу. Я и смотрю: сегодня так хранила, аж упарилась.

— Не говори так, — тихо, но твёрдо попросила Мария.

Снова склонилась над Степаном. И вдруг, не поднимая головы, добавила:

— Спасибо, что вернулся.

Глава 5

Кирилл

После того, как отряд внезапно обрёл лошадей, движение ускорилось. Надежду Кирилла Шаман оправдал, он действительно стал пропуском в любой из обитаемых южных посёлков. На Мрака и самого Кирилла жители недоверчиво косились, но тем не менее предоставляли кров, стол и корм для лошадей.

Кирилл догадывался, что сдаваться Шаман не намерен и наверняка попробует воздействовать на людей. Заставит их наброситься на чужаков, отравить, зарезать во сне — в том, что фантазия менталиста работает отлично, у него было время убедиться. Поэтому ещё перед тем, как войти в первый обитаемый посёлок, Кирилл остановился. Подъехал почти вплотную к Шаману и предупредил:

— Если мне хоть на миг покажется, что ты пытаешься шлифовать людям мозги, я вышибу твои собственные. Нам терять нечего, сам понимаешь.

Шаман посмотрел угрюмо — видимо, понимал. По крайней мере, никаких попыток воздействия на людей Кирилл не заметил, хотя на всякий случай пресёк и словесное общение. Коротко объявлял: «Мы прибыли с севера. Шаман идёт с нами. Ему запрещено вступать в разговоры».

Так миновало две недели, а потом они добрались до посёлка, в котором, очевидно, уже прознали, что чужаки везут с собой Шамана. Какими путями пробилась к жителям новость, неизвестно. Кирилл думал, что готов ко всему — только не к тому, что случилось в действительности.

В этом посёлке к воротам, встречать чужаков, вышло, похоже, всё население. Главу посёлка, немолодого сухопарого дядьку, тесно обступили женщины. Много, человек тридцать — ещё на подходе Кирилл подумал, что посёлок, должно быть, один из самых крупных на юге.

И, едва кто-то открыл ворота, как женщины на разные голоса принялись причитать.

— Зачем вы забрали Шамана?!

— Куда его ведёте?!

— Мать Доброты, яви свою милость! Останови их!

— Как же мы теперь без детушек?!

Женщины умоляюще протягивали к Шаману руки. Тот скорбно опустил голову. Тому, как научился за долгие годы отражать настроение одними лишь позами, не показывая закрытое капюшоном лицо, Кирилл был готов аплодировать. В Шамане, безусловно, пропадал великий актёр.

За время пути Кирилл привык к мысли, что численность населения на юге измеряется другими масштабами — не теми, что в Цепи. Дома-то в последние семнадцать лет население прирастало стремительно — переписей, разумеется, никто не проводил, но глядя на людей в собственном посёлке, Кирилл понимал, что и в других население выросло как минимум вдвое. И понимал, что рост будет продолжаться. При том, что их земле — за годы после того как всё случилось задавленной сорняками так, что за каждый квадратный метр приходилось сражаться не на жизнь, а на смерть, отвоёвывая посевы у подступающего леса, а потом спасая от заморозков — прокормить бы тех людей, кто уже есть.

В первую очередь об этом думал Кирилл, уходя с отрядом на юг. Вспомнил вдруг, как заколотилось сердце, когда впервые увидел живые, ничем не укрытые, но при этом не побитые ранними морозами поля.

Да! Он не ошибся. Здесь, на юге, внезапное похолодание не стало приговором. Здесь жизнь по-прежнему бьёт ключом — веник воткни в землю, прорастёт. С учётом того, что и летом тут наверняка уже не так жарко, как было — сюда можно переселять людей...

Та, ранняя эйфория, быстро сменилась разочарованием. Пониманием того, что в этой благодатной земле каждый шаг придётся отвоёвывать с оружием в руках. Эти земли уже заняты. И тот, кто их занял, сделает всё для того, чтобы не пустить к себе чужаков.

— Вот так, значит, да? — горько пробормотал Кирилл.

Они топтались перед воротами. Кирилл не знал, к кому обращается. И говорил не для того, чтобы его слушали. Просто бормотал. Прорвало.

— Первая итерация — уничтожить всех, кто мешал. Что ж, получилось! В первый год после катастрофы — минус восемьдесят процентов населения земного шара, поздравляю. Вторая итерация — посмотреть на тех, кто выживет после первой. И теперь уже не жалеть даже детей. Дети гибли тысячами — начиная с тех, кто не мог себя защитить в силу малого возраста, и заканчивая теми, кто убивал друг друга в междоусобных стычках. Ещё минус восемьдесят процентов от тех, что остались. Тоже неплохой результат. А теперь нам — тем, кто несмотря ни на что, выжил, сумел пойти дальше и снова устремился к тому, чтобы занять собой мир, озвучили новые условия? Так? Для того, чтобы жить, мы снова должны убивать друг друга?! Да хрен ты угадало, мироздание! — Кирилл вдруг понял, что мало того, что бормочет — вскинул над головой кулак. — Мы будем жить так, как мы — понимаешь, мы, считаем нужным, — или умрём! Тогда можешь заводить себе новых марионеток. Но по-твоему не будет. Учти.

Женщины замолчали. Смотрели на чужаков с настороженностью и опаской. Ну, ещё бы, такой бред нести, да ещё небесам кулаком грозить. Ну и ладно. Пусть их думают, что хотят.

Когда Кириллу поневоле пришлось встать во главе адаптского посёлка, бремя, которое приносит с собой власть, он прочувствовал в полный рост. Помнил, как читал тогда статьи о людях, чьи речи приковывали к себе внимание миллионов — Кастро, Че Гевара, Гитлер, Сталин, — и постепенно начал понимать, чем эти люди держали внимание толпы.

Неприкосновенность вождя. Внушение мысли, что уж я-то точно знаю нечто, вам недоступное. И, вместе с тем — свойский ленинский прищур, отеческая улыбка Сталина, революционная исступлённость Че Гевары. Понять бы ещё, что это было — игра на публику или реальная уверенность в своей непогрешимости?..

Умом Кирилл понимал, что именно так и нужно управлять людьми, даже если за душой пустота. А сердцем принять не мог. В этом плане до кумиров далёкого прошлого ему было, как до звезды пешком. Кирилл не любил и не хотел врать. Если чего-то не знал, так и говорил: я не знаю. Он, говоря по чести, и управлять-то никем не хотел! Задарма ему не встряла никакая власть. Понимал, что нужно делать. Знал, что люди ему верят. Что пойдут за ним, куда бы ни позвал. Все посёлки Цепи поднимутся... Но мечтал о другом. Кирилл хотел, чтобы люди научились думать сами. Сами решали, что им нужно! Он когда-то выбрал такой путь для себя — и хотел, чтобы каждый выбирал свой. В душе порой всё ещё взывал к неведомым силам. Образумьте людей! Ну, пожалуйста!

Так он впервые взвыл, когда поселился у адаптов — и его, узнав о беременности Стеллы, сгоряча чуть не записали в ожившие боги.

Когда на подходе к Владимиру Кириллу стреляли в спину, в ту ночь его спасла Лара, ехавшая рядом. Кирилл ахнуть не успел — будущая жена толкнула в плечо, и тем самым уберегла от смерти.

Когда в одном из поселков какая-то ненормальная Кирилла чуть насмерть не задушила, с криком «Хочу от тебя ребенка!» бросившись ему на шею. Джек тогда ржал, что не на того бросилась. «Ты б хоть сообразил стрелки перевести! Типа, я-то — прости, подруга, женатый, а вот есть у меня знакомый один...»

В общем, всё, чему Кирилл научился за прошедшие годы, это худо-бедно не выражать свои чувства мимикой. Удавалось такое не всегда, и капюшону Шамана он сейчас завидовал от души.

Толпа, собравшаяся у ворот, стояла на месте.

Это пока они стоят, — понял Кирилл. Чему-чему, а чувствовать настроение людей он за восемнадцать лет научился. Ещё один вопль, который сработает детонатором — и плотину прорвёт. На чужаков бросятся. Их боятся, а лучший способ защиты, как известно, нападение.

— Четыре года мы детишек не видали! — отмерев, со всхлипом простонала одна из женщин. — Четыре долгих года! А теперь уж — и вовсе не понять, когда увидим! Что ж вы творите, злодеи?!

И детонатор сработал. Толпа хлынула на чужаков.

— Стоять! — рявкнул Кирилл.

Выхватил из кобуры пистолет, выстрелил в воздух. Краем глаза заметил, как подобрался в седле Мрак.

«Дожил, — мелькнула в голове у Кирилла горькая мысль. — Разгонять выстрелами безоружных людей! Красавец, ничего не скажешь».

Но, тем не менее, цели он достиг — толпу напугал. Женщины с визгом отпрянули назад.

— Послушайте меня, — подождав, пока утихнут вопли, попросил Кирилл. Спешился, демонстративно сунул пистолет в кобуру. — Это, — он подошёл к Мраку и встал рядом с ним, — сын моего друга. Я знаю этого парня с младенчества и готов поклясться чем угодно, что его не приносила Мать Доброты! Его родила обыкновенная женщина — такая же, как вы.

Кирилл посмотрел на женщину, которая кричала про детей, поймал её взгляд. Продолжил:

— У меня самого есть сын, сейчас он остался в посёлке Шамана. Он тоже рождён обыкновенной женщиной. Дети могут быть у каждой из вас, поверьте! Если у кого-нибудь хватит смелости отправиться с нами, вы увидите нашу жизнь и наших детей собственными глазами.

— Что увидим? — горько спросила женщина. — То, как вы растите своих детей, чтобы учить их убивать? — она ткнула пальцем в кобуру на поясе у Мрака. — Чтобы учить их издеваться над другими? — показала на Шамана, который демонстративно поник головой ещё больше. — Ваши дети — порождение порока и зла! От ненависти родится только ненависть. Для чего нам дети, которые убьют своих родителей — когда те состарятся и станут обузой?

Кирилл от изумления дар речи потерял, слова сказать не мог. Слова нашлись у Мрака.

— Во херня-то, — брезгливо бросил он. — Аж слушать тошно. — Спешился. Позвал: — Бобик! А ну, поди сюда.

Кирилл не сразу понял, к кому обращается Мрак. А потом с удивлением увидел, что к парню бодро трусит собака. Не цепная, не охотничья — обычный кабыздох средней лохматости, пыльно-рыжего цвета. Вряд ли пёс принадлежал кому-то из собравшихся у ворот, скорее являлся общественным достоянием.

В посёлках Цепи собак было немного — возню с животными, не приносящими пользу хозяйству, там почитали баловством, да по большому счёту и возиться было некому. А в Шаманской вотчине «бесполезных» собак и кошек любили, по дворам их носилось множество. Сейчас «Бобик», навострив уши, спешил к Мраку.

Уши его, должно быть, когда-то пытались выпрямиться. У одного даже получилось, оно торчало лохматым треугольником, а второе так и не сумело, застряло в висячем положении. Выглядел пёс забавно, но Кириллу было не до разглядываний. Он знал, что Мрака животные слушаются. Однако таких чудес дрессуры, как запросто подозвать к себе впервые увиденного пса, до сих пор на его памяти Мрак не демонстрировал.

«Бобик» подошёл и, не дойдя до Мрака пару метров, замер.

— Сидеть, — приказал Мрак.

Пёс с готовностью, как будто с вечера до утра занимался лишь тем, что учился выполнять команды, сел.

— На задние лапы встань, — приказал Мрак.

Пёс поднялся на задние лапы, неловко держа передние перед собой.

— Кружись!

Пёс, неуклюже перетаптываясь, принялся крутиться вокруг своей оси. Неумело, явно выполняя такое впервые в жизни, но старательно. В толпе кто-то ахнул.

— Вот и вас так кружат, — презрительно бросил Мрак людям. — Вот этот утырок, — ткнул пальцем в Шамана. — Нравится?

Люди молчали, недоверчиво глядя то на него, то на пса.

— Ручки — вот они, — продемонстрировал Мрак открытые ладони. — Прям как с вами, да? Топчетесь на цепи возле будки — а разглядеть эту цепь не можете.

Пёс по-прежнему кружился на месте. Аж язык на плечо вывалил от напряжения.

— Лежать, — сжалился над ним Мрак. Пёс плюхнулся на живот, Кириллу показалось, что если бы умел, вздохнул бы с облегчением. — Ползи ко мне.

Пёс неловко пополз.

— Не надоело ползать? — кивнув на пса, бросил толпе Мрак. — Свою башку включить не хотите? Эх, жаль, мамка моя померла! Вот уж кто бы вам мозги прочистил. «Убьют своих родителей», — писклявым голосом передразнил он женщину, которая кричала. Повернулся к Кириллу. — Поехали отсюда, а? Меня тут чем дальше, тем больше с души воротит, того гляди блевану.

Пёс тем временем добрался до его ботинок.

— Стой, — бросил Мрак.

Пёс послушно замер.

— Свободен. Шагай, куда шёл.

Пёс, будто очнувшись, обалдело отряхнулся. Вскочил и потрусил прочь. А Мрак, не глядя на него, забрался назад в седло. Вопросительно повернулся к Кириллу.

— Едем, — кивнул тот. Обращаясь к толпе, попросил: — Пожалуйста. Вы же взрослые люди! Попробуйте подумать своей головой. Сами. Не оглядываясь на Мать Доброты. Уверен, что у вас получится.

Уезжали они в молчании. Никто из жителей посёлка не проронил ни слова.

***

Отъехав на расстояние, достаточное для того, чтобы их не было видно от ворот, Мрак попросил Кирилла:

— Притормози маленько.

Кирилл придержал коня:

— Что?

Вместо ответа Мрак приблизился к Шаману. И вдруг ударил его — резко, сильно, кулаком по лицу.

Шаман вскрикнул, нырнул ладонями под капюшон.

— Прекрати! — рявкнул Кирилл.

— Дак, всё, — брезгливо вытирая кулак об одежду, буркнул Мрак. — Поехали дальше.

Кирилл, приблизившись, сдёрнул с Шамана капюшон. Шаман закрывал лицо руками, между пальцами сочилась кровь.

— Убери руки, — велел Кирилл.

Шаман, помедлив, отвёл от лица ладони.

— Нос сломал? — с надеждой спросил Мрак.

Кирилл присмотрелся.

— Нет. Разбил только, нос и губу.

— Жалко.

— Прекрати, — повторил Кирилл.

Хотя у самого кулаки чесались. Давно так сильно не хотелось ударить! Даже и не вспомнить, как давно.

Впрочем, Шаман с агрессией в отношении своей персоны не сталкивался, похоже, ещё дольше. На чужаков он смотрел не со злостью, не с яростью — с искренним изумлением. Кажется, до сих пор не верил, что на него осмелились поднять руку. И это неверие Кирилла, который до сих пор всеми силами пытался погасить в себе злость, взбесило окончательно.

— Не ожидал? — яростно бросил он. — Веришь — мы тоже. К чему ещё нам готовиться?! Каким ещё враньём ты пичкал людей?!

Шаман стиснул зубы. Вызывающе, ни слова не говоря, уставился на Кирилла.

Из разбитого носа капала кровь. Смешивалась с той, что текла из рассечённой губы, капли падали на плащ и терялись в тёмных складках.

Эмпатией Джека Кирилл не обладал, но молчание было достаточно красноречивым. Шаман не скажет ни слова даже под пытками — это Кирилл, глядя в горящие ненавистью тускло-зелёные глаза, отчётливо понял. И не выдержал — тоже ударил Шамана. По щеке, наотмашь. Выплеснув в удар всё накопившееся отчаяние и злость. А Шаман даже не попытался увернуться. И если, когда его бил Мрак, этому можно был найти объяснение, тот ударил неожиданно, то у Кирилла намерение было ясно написано на лице. Однако Шаман даже не пытался уклониться. И Кирилл вдруг понял, почему — он попросту не знал, что это нужно делать. Похоже, действительно никогда прежде не участвовал в драках.

Ненависть в глазах Шамана сменилась растерянностью — как же так? И эта растерянность Кирилла отрезвила. Схлынула злость, накрыло осознанием того, что сделал.

Ударил пленного. Мало того — человека, который физически не может равноценно ему противостоять. Ладно, Мрак, пацан зелёный, у него гормонов пока больше, чем мозгов. Плюс характер папашин — Рэд тоже на расправу скор, аукается Германово «тираническое», как говаривал Вадим, воспитание. Сколько раз Кирилл с Рэдом из-за этого ругался! А теперь сам повёл себя не лучше. Он, в отличие от Мрака, взрослый человек. Он не должен позволять себе срываться. Нужно срочно взять себя в руки, иначе Шаман до пункта назначения попросту не доживёт.

Кирилл выдохнул, справляясь с собой. И приказал:

— Едем дальше.

Проехав ещё с десяток километров, раскинули лагерь. До следующего обитаемого посёлка было далеко, да и снова приближаться к людям после того, что произошло, не хотелось.

Шаман быстро, не глядя на Кирилла и Мрака, съел свою порцию каши — к мясной похлёбке он не притрагивался, — ополоснул миску водой из резинового бурдюка и ушёл в расставленную неподалёку от костра палатку.

— Не бей его больше, — дождавшись, пока Шаман уйдёт, негромко приказал Кирилл.

Мрак хмуро кивнул. Закурил.

— Самое мерзкое в этой ситуации — знаешь, что?

Мрак вопросительно повернулся к нему.

— То, что мы с тобой злимся не столько на Шамана, сколько на себя, — горько проговорил Кирилл. — На собственное бессилие! Эти люди с рождения не слышали ничего, кроме баек о Матери Доброты. И заставить их сейчас отказаться от своей веры — это выбить почву из-под ног. Они, должно быть, тоже интуитивно это понимают. Потому и не хотят нас слушать. Новое — всегда страшно.

Мрак пожал плечами.

— Да понимаю, — кивнул Кирилл, — свою голову не приставишь. Но иногда очень хочется... Послушай, — вспомнил он. — А что ты за спектакль устроил в посёлке? С собакой?

— Психанул, — хмуро буркнул Мрак. — Решил картинку показать, как Шаман им мозги выкручивает.

— В чём была цель, я понял. Молодец, наглядно получилось. Только... Давно ты так умеешь?

— Давно, — коротко ответил Мрак.

И отвернулся, затягиваясь сигаретой. Чувствовалось, что расспросы ему неприятны.

— Ладно, отстал, — сдался Кирилл. — Будет желание поговорить — с удовольствием выслушаю. Дальше меня не уйдёт, об этом не переживай. А пригодиться может здорово. Нам сейчас каждое лыко в строку. Ни один шанс упускать нельзя. Понимаешь?

— Не дурак, — буркнул Мрак.

— Рад, что услышал... Ладно, я — спать. — Кирилл поднялся. — На дежурство разбуди меня, не жалей! Хорошо?

— Угу.

Кирилл знал, что Мрак пожалеет. Что определит ему для сна куда больше времени, чем себе. Кирилл ведь, в его представлении — почти старик, да к тому же изнурённый долгой голодовкой. Его надо беречь... Не сдержав порыва, потрепал Мрака по плечу.

Глава 6

Кирилл

Кирилл опасался, что после произошедшей стычки доступ в другие посёлки им могут перекрыть, несмотря на присутствие Шамана. Но, видимо, сюда успела добраться молва о том, что «северяне» неприхотливы и безобидны — ничего, кроме ужина и днёвки, от хозяев не требуют. Да и людское любопытство пересиливало страх. В одном из посёлков в дом, куда их определили на постой, едва успели войти, как Мрак подозвал Кирилла к окну.

Молча указал подбородком на подошедшую к дому пару: мужчина чуть постарше Кирилла вёл за руку рослую, румяную девочку лет двенадцати. Другой рукой девочка прижимала к себе пушистую полосатую кошку. Кошка вела себя на удивление смирно, не мяукала и вырваться не пыталась. Покорно висела на руке у хозяйки, видимо, к такому обращению привыкла.

Пара остановилась, не дойдя до крыльца. Мужчина смотрел на девочку укоризненно, что-то ей выговаривая, девочка на него — умоляюще, крепко вцепившись в кошку.

— Это ещё что? — недоумённо спросил Мрак.

Кирилл пожал плечами. Оглянулся на Шамана. Тот демонстративно отвернулся — после драки почти перестал разговаривать со спутниками. Иной раз за всю ночь слова не произносил.

Да и чёрт с тобой, — ругнулся про себя Кирилл. Небось, сам знаешь не больше нас.

— Если бы убивать пришли, вряд ли бы кошку с собой потащили, — рассудил он. И вышел на крыльцо. — Здравствуйте. Вы к нам?

Мужчина посмотрел на Кирилла с неловкостью, девочка — с любопытством.

— К вам. Мира и добра, — помявшись, ответил мужчина. И легонько подтолкнул девочку: — Ну, говори, раз просила! Или забоялась уже?

— Ничего не забоялась, — шёпотом ответила та. И смело вскинула голову: — Мира и добра! А можешь, пожалуйста, Муську покружить?

— Чего? — обалдел Кирилл.

— Ну, Муську, — девочка погладила кошку.

Опустила её на землю и села рядом на корточки.

— Она у меня лапку давать умеет, смотри! — Протянула кошке ладонь. — Мусечка, дай лапку!

Кошка глядела на хозяйку, как показалось Кириллу, с досадой.

— Ну, дай! — настаивала девочка. — Пожалуйста!

Кошка зевнула и улеглась на дорожку спиной к хозяйке.

— Ну, Му-усечка... — девочка оббежала кошку. Достала из кармана платья шарик, скатанный из творога. — Ну, дай лапку!

Кошка потянулась к лакомству. Девочка отвела руку подальше. Кошка ещё раз зевнула. Снисходительно села и шлёпнула лапой по протянутой ладони.

Девочка зааплодировала:

— Умница, Мусечка! — скормила кошке лакомство. Пояснила Кириллу: — А кружиться она не умеет.

До Кирилла постепенно начало доходить.

Детское сердце жаждало чуда. Про фокус, недавно проделанный Мраком с «Бобиком», в этом посёлке, очевидно, знали.

Хм. А вот интересно, откуда? — задумался Кирилл. — Мы ведь нигде не задерживались дольше одного дня! Приезжали впритык, под утро — вот, как сейчас; ложились спать, а едва солнце садилось, трогались дальше. Для того, чтобы передавать вести, кто-то должен был ехать быстрее нас. Кто это мог быть?

От души надеясь, что любопытство не отражается на лице, Кирилл спустился с крыльца. Тоже присел на корточки. Протянув руку, попробовал погладить кошку. Та оказалась с характером — зашипела и вздыбила шерсть. Это от хозяйки готова была терпеть что угодно, а Кириллу, если бы не успел отдёрнуть ладонь, однозначно бы не поздоровилось.

— Муся, перестань, — прикрикнула девочка, — ничего страшного, пусть дядя погладит. А потом ещё кружиться тебя научит. — Она просительно посмотрела на Кирилла. — Научишь ведь?

— А откуда ты знаешь, что я могу научить?

— Дак, все знают, что северяне умеют... — девочка, в поисках поддержки, оглянулась на отца.

— Соседи рассказали, — подтвердил тот. — А что?

— Да ничего, — небрежно бросил Кирилл. — Удивился просто. Вроде, быстро скачем, нигде не задерживаемся, а кто-то вперёд нас с вестями успел.

— Дак, вы на лошадях, — простодушно объяснил мужчина. — А по Материной-то дороге быстрее выходит.

— Что? — не понял Кирилл. — По какой дороге?

Мужчина снисходительно улыбнулся.

— Мать Доброты научила Шамана, как ездить по старинным рельсам. Тем, что остались от старого мира. С тех пор у нас есть вагонетки, которые движутся быстрее самой быстрой лошади! Они ведь не живые, железные. Не устают, и кормить их не надо. Ты такого чуда, поди, и не видал?

— Видал, — мрачно отозвался Кирилл.

И мысленно обозвал себя идиотом. Оглянулся на дом — показалось, что за окнами мелькнул тёмный плащ. Подслушивает, сыч...

Что, спалился? — злорадно мелькнуло в голове. Впрочем, будь он посообразительнее, мог бы и сам догадаться. Если в Цепи за эти годы восстановили почти тысячу километров железнодорожного полотна, почему здесь не могло произойти то же самое?

А он-то ещё ломал голову, как ухитрялся Шаман — верхом, в одиночку — управляться с младенцами! А Шаман, оказывается, вовсе не верхом передвигался. Да наверняка ещё и тайные помощники в каждом посёлке были — приученные дёргать рычаги дрезины, или что уж они тут называют «вагонетками», без лишних вопросов. Если они с Рэдом и Джеком, семнадцатилетние сопляки, ухитрялись разгонять грозящую того гляди развалиться ржавую конструкцию до вполне приличной скорости, уж Шамана-то местные мастера, должно быть, вовсе чудо-колесницей обеспечили. По рельсам, как на крыльях, летит. Вот почему Шаман успевал так быстро обернуться. А в обычное время, когда дрезина ему не нужна, она, очевидно, служит дополнительным средством связи между посёлками. Чего уж проще.

— Дядя, — потянув Кирилла за рукав, напомнила о себе девочка.

Ах, да. Кошка.

Кирилл оглянулся на Мрака, стоящего на крыльце. Тот неодобрительно скривился — «баловства» не терпел. Сказывалось Рэдово суровое воспитание.

— Мира и добра, Алексей, — раздалось вдруг из-за спины Мрака.

Тот, состроив ещё более кислую мину, оглянулся. На крыльце показался Шаман.

— Мира и добра, Дарина.

Мужчина с девочкой в один голос отозвались.

Выскочил таки, — неприязненно подумал Кирилл. Не выдержал. Ладно, хрен с ним. Ничего криминального пока не происходит.

— Зачем вы сюда пришли? — продолжил Шаман.

Мужчина покраснел. Забормотал:

— Дак вот, дочка... Прознала, что северяне пса танцевать заставили — пристала, что твой репей. Пойдём, дескать, попросим, чтобы Муську тоже научили.

По лицу мужчины ясно читалось, что он, с одной стороны, от неловкости перед Шаманом готов провалиться сквозь землю. А с другой стороны, что отказать дочери — выше его сил. И как бы ни оправдывался сейчас, случись такое снова — Дарина так же запросто заставит отца отправиться хоть на поклон к «северянам», хоть к чёрту на рога.

— Ты слишком потакаешь дочери, Алексей, — пожурил Шаман. — Ей не пойдёт это на пользу. Разве Мать Доброты учит нас слушать детские капризы?

Алексей опустил повинную голову.

— А ты, Дарина? — Шаман повернулся к девочке. — Для чего тебе мучить кошку?

— Я — не мучить, — пискнула та. — Я просто посмотреть!

— Мать Доброты определила животным ходить на четырёх лапах, — назидательно сказал Шаман. — Не следует издеваться над ними.

Глаза девочки наполнились слезами.

— Я не хотела издеваться...

А сидящая у её ног кошка вдруг выгнула спину и зашипела. Как показалось Кириллу, на Шамана. Но тот быстро нашёлся:

— Вот, видишь! Животное само просит не мучить его. Пообещай мне... — Он не договорил — кошка вдруг сорвалась с места.

Одним прыжком взлетела на крыльцо, а следующим вцепилась когтями в тёмный плащ.

— Муська! — ахнула Дарина. — Ты чего?!

Шаман вскрикнул — кошка повисла на нём, должно быть, острые когти вонзились в кожу. Попытался оторвать животное от себя, но, видимо, сделал только хуже, Муська впилась ещё крепче.

Алексей бросился на помощь. Схватил кошку за шкирку, отцепил от плаща и швырнул в сторону.

Муська, как положено кошке, приземлилась на четыре лапы. Возмущённо мявкнула и опрометью бросилась бежать. Дарина заревела — вряд ли от сочувствия Шаману. Подобралась, явно готовая нестись вслед за любимицей.

Алексей, должно быть, это понял. Схватил девочку за плечо:

— А ну, стой! Вернётся твоя Муська, никуда не денется.

Дарина умоляюще посмотрела на отца. Тот погрозил пальцем. Девочка перевела взгляд почему-то на Кирилла.

— Вернётся, — заверил тот. — Кошки всегда возвращаются.

Дарина упрямо посопела. И решила:

— Тогда пойдём скорее домой! — и принялась теребить отца за рукав.

— Погоди, — отмахнулся тот. Попросил Шамана: — Ты уж прости животину бестолковую! Не знаю, что на неё нашло. Она, так то, смирная у нас. Даринка её как только не таскает, а Муська даже не царапнула ни разу.

— Мать Доброты простит, — глухо отозвался из-под капюшона Шаман. После внезапной атаки Муськи его педагогический пыл явно поутих.

— Ну... тогда, стало быть, пойдём мы, — с облегчением кивнул Алексей. — Мира и добра, —взял за руку дочь, и пара поспешно удалилась.

— Что, съел? — дождавшись, пока отец с дочерью скроются из виду, бросил Шаману Мрак.

Он сидел на перилах крыльца, зацепившись ногами за фигурные дощечки-балясины.

Шаман, не говоря ни слова, ушёл в дом. Хлопнул дверью. А Кирилл только сейчас сообразил, из-за чего взбесилась кошка.

— Вон оно что, — глядя на ухмыляющегося Мрака, проговорил он. — То есть, это ты заставил Муську на Шамана кинуться?

Довольный Мрак откинулся назад и повис на перилах вниз головой. Объявил:

— А кружить её я не стал бы.

— Это ещё почему?

— Потому что девка — дура балованная. — Мрак легко, одним движением, выпрямился. По-сталкеровски презрительно сплюнул. — Здоровая кобыла, скоро замуж выдавать — а всё с кошками играется! Не фиг. Обойдётся.

— Да уж, — задумчиво пробормотал Кирилл. — Девочка эта для отца — авторитет, пожалуй, посерьёзней Шамана. Возможно, сказывается удалённость посёлка. Чем ближе люди к своему, так сказать, мозговому центру, тем влияние Шамана сильнее. В его родной вотчине никто не посмел бы спорить. А возможно, дело в другом... В генетике.

Мрак зевнул. «Умные» слова на него, как и на Рэда, неизменно нагоняли скуку.

***

Больше по пути происшествий не случалось. Но чем ближе они подходили к дому, тем мрачнее становился Кирилл.

Культ Матери Доброты, как выяснилось, процветал на юге повсеместно. В каждом посёлке стояли молельни. В каждом посёлке люди встречали и провожали ночи псалмами. Прямо под боком у Кирилла выросла новая религия — а он ни сном ни духом.

Мрак, вероятно, думал о том же. Хмуро спросил у Кирилла:

— Как мы так-то? А?

Кирилл развёл руками.

— У нас хватало своих дел, а южане очень не хотели чужого вмешательства. Вот и получилось... то, что получилось.

— Почему не хотели? Этот — понятно, зачем про нас байки травил, — Мрак пренебрежительно кивнул на Шамана. Тот привычно не шелохнулся. Всю дорогу держался так, будто разговоры спутников его не касались. — Ему власть была нужна. А простые-то люди? Неужели не хотели другой жизни?

— Простые люди, видимо, не верили в то, что бывает лучше. Как тебе объяснить... — Кирилл сам много об этом думал. И пришёл к единственному выводу. — Люди боялись.

Мрак непонимающе нахмурился:

— Чего?

— Да в том и дело, что слишком многого. Непосильно многого... Видишь ли. — Кирилл вздохнул. — Сам я этого, конечно, не застал, маленький был, да и жил, по сути, в изоляции. Судить могу только по чужим рассказам. Но, насколько понимаю, было примерно так: когда всё случилось, человечество, до той поры самому себе казавшееся неуязвимым, вдруг осознало, как на самом деле зыбко всё то, что им создано. Сколь не крепки завоевания цивилизации. Как легко, оказавшись на пороге гибели, забыть о морали, о человечности. Как быстро слетает шелуха воспитания, и сколь удобным, и, казалось бы, естественным становится в новых условиях право сильного... Люди боялись. Сначала — взбесившегося солнца. Потом — болезней, голода. А потом начали бояться своих же соплеменников. Тех, кто озверел от безнадёги, махнул на всё рукой и решил жить по законам звериной стаи. Хорошо уже всё равно не будет, так хоть что-то урвать напоследок. Хоть малую толику того, что осталось... Люди разуверились в том, что люди — такие же, как они — бывают добрыми, понимаешь? Отзывчивыми, бескорыстными. Когда ежедневно и ежечасно приходится бороться за существование со своими же соплеменниками, верить в это рано или поздно перестаёшь. И ни от кого не ждёшь ничего хорошего. А верить-то хочется! Ведь, кто бы что ни говорил, какие бы циничные подоплёки не придумывал — на самом деле человек живёт надеждой, Мрак. В то, что завтра будет лучше, чем вчера. В то, что всё как-нибудь наладится. Восстановится... Без этой веры мы просто перестали бы жить, давно перевелись бы как вид. А самая простая и приятная вера из всех существующих — это вера в чудо. Неважно, сколько лет человеку. Независимо от воспитания и жизненного опыта, вера живёт в каждом. Ни один разумный человек в этом, естественно, не сознается. Человек может и сам не знать, что он верит — но в душе ждать волшебства, как детишки ждут Деда Мороза. Чудо свершится. Что-то произойдёт... И это, вроде, не так глупо и не так стыдно перед собой, как верить в то, что тебе ни с того ни с сего начнут помогать незнакомые люди.

— Да с какого перепугу-то? — Мрак искренне недоумевал. — То, всё-таки, люди, а не хрен знает что! А во всякую фигню верить — как раз самая дичь и есть. Куда уж глупее?

Кирилл развёл руками:

— Мне самому было непросто это понять, слишком уж разное у нас мышление. Ты учти, что тогда, тридцать лет назад, под влиянием Шамана оказались уставшие, отчаявшиеся, пережившие то как всё случилось люди. Не молодые ребята вроде твоего отца или Джека, которых с малолетства готовили к суровому выживанию. Учили верить в себя и в собственные силы.

— А ты?

— А меня воспитывали учёные — то есть, люди, которым сам бог велел рассуждать критически. Поэтому с нами, так же как с тобой или с Серым, шаманские сказки вряд ли бы сработали. А в здешних посёлках — тогда, тридцать лет назад — обитал народ совершенно иного склада. Необъяснимое плохое случилось, ведь так?.. Значит, по законам человеческой надежды, должно было случиться что-то, столь же необъяснимо хорошее. И Шаман сотворил то, чего втайне жаждал каждый из его соплеменников — подарил им чудо. Мать Доброты. С учётом способностей Шамана, сработало идеально, люди ему поверили. Тем более, что взамен Шаман не требовал ничего, кроме соблюдения законов, на первый взгляд казавшихся разумными и справедливыми. Добро — за добро. Воздаяние за послушание. А потом появились дети — как высшая награда покорности и миролюбию... Шаман принёс измученным, разуверившимся людям надежду. То, ради чего стоило жить. Сотворил новую религию. Они живут в своём мире, понимаешь? А те, кто к нему не принадлежат — враги. Которые спят и видят, как бы этот мир разрушить... Естественно, люди всеми силами оберегали свои тайны. Поэтому мы ничего и не знали.

— А как же тот пацан? — спросил вдруг Мрак.

— Какой?

— Ну, этот. Лазарь. Ты сказал, что у них тут свой мир. Что бошки им Шаман забил наглухо, что мы для них — враги. По-хорошему он должен был под лавку забиться и зубами стучать со страху. А он — вон чего. Считай, против своих попереть не побоялся, когда вам помогать решил. Как так-то?

Кирилл развёл руками.

— Веришь — сам не понимаю. Я ведь не психолог, и читал по этой теме очень мало — так, по верхам нахватался. Но, насколько помню читанное, основные жизненные установки — что есть добро, а что зло, кто друг, а кто враг, — формируются у человека где-то лет до четырнадцати. Дальше его уже крайне сложно в чём-то переубедить. А Лазарь своим поведением эту теорию опровергает. Он знал, взрослые ему говорили о том, что мы с Джеком — враги. Но он в это то ли до конца не верил, то ли в его случае любопытство оказалось сильнее страха. Он ведь на удивление любознателен — и вот как раз этому есть объяснение. Помнишь девочку, которая притащила кошку? Я ещё тогда подумал о генетике... Эмбрион Лазаря, как и эмбрион этой бесстрашной девочки, собирали под микроскопом. Они, как и другие бункерные дети, должен был воплотить в жизнь Вадимову теорию «чистого разума», то есть с рождения обладать очень высокими интеллектуальными задатками. А значит, в каждом из этих детей уже на эмбриональном уровне прошита такая вещь, как критичность ума. Им от природы свойственно ничему не верить на слово. Во всём докапываться до сути... Потребность их мозга — анализировать и делать собственные выводы, понимаешь? Возможно, дело в этом.

Мрак, задумчиво глядя на Кирилла, пожал плечами.

***

В родной посёлок они прискакали перед самым рассветом — терпения на то, чтобы пережить в приюте ещё один день, не нашлось ни у Кирилла, ни у Мрака. Скакали быстро, как только могли.

Ещё издали увидели, что ворота посёлка распахнуты настежь, а рядом с ними неподвижно стоят две фигуры — плечистая мужская и стройная женская.

— Батя, — севшим вдруг голосом сказал Мрак. Кашлянул. И прикрикнул на Шамана: — Шевелись ты, ну!

Через минуту они с Кириллом уже спешивались у ворот.

— Целы? — коротко спросил Рэд. — Да не орите вы! — цыкнул на вопящих от восторга, скачущих вокруг лошадей младших сыновей.

Обнял спешившегося Мрака.

— Целы, — подтвердил Кирилл. И прижал к себе бросившуюся ему на шею Лару.

— Джек? Олеська? Серый? — Рэд повернулся к нему.

— Джек и Серый остались на юге. Так было надо. Олеська... — Кирилл не договорил.

Почувствовал, как закаменела в его объятиях Лара. Через силу попросил:

— Потом. — Отстранился от жены. Кивнул Рэду на Шамана: — Это — пленный. Солнце не держит. Пристрой куда-нибудь.

Мрак тоже отошёл от отца. Все, включая мальчишек, уставились на Шамана. Дополнительных разъяснений не потребовалось — полузабытое, по мирному времени, слово «пленный» говорило само за себя.

— Сведите пока в чулан, где буянов запираем, — глядя на Шамана, приказал сыновьям Рэд. — Там засов на двери есть, крепкий. — Прочие двери в посёлке традиционно не запирались. И велел застывшему в седле Шаману: — Слазь. Приехал.

От домов к воротам, привлечённое счастливыми детскими воплями, уже спешило остальное население.

Глава 7

Кирилл

Рэд пришёл к Кириллу вместе с Мраком. Быстро, едва ли полчаса прошло — Кирилл успел только помыться и переодеться с дороги. Мрак, видимо, тоже ничего другого не успел — чугунок с ужином отец и сын принесли с собой.

— У вас и поедим, — объяснил Рэд.

Кирилл согласно кивнул.

Лара накрыла на стол. Расставила тарелки, вынула из буфета рюмки. Четыре поставила рядом с тарелками, одну в стороне.

Кирилл налил в рюмки самогона. Ту, что в стороне, Лара накрыла куском хлеба.

Молча, не чокаясь, выпили. Помолчали. У Лары вдруг затряслись плечи. Она всхлипнула и, закрыв лицо руками, выскочила из-за стола. Громко хлопнула входная дверь.

Рэд посмотрел вслед убежавшей Ларе. Взялся за бутылку и заново наполнил рюмки. Придвинул к Кириллу его, поднял свою. И, глядя Кириллу в глаза, твёрдо сказал:

— Давай. Вернулись — молодцы.

После третьей выпитой рюмки Кирилл подумал, что при его истощении и недосыпе, усталости после дороги, должен бы уже под стол упасть. Но почему-то не падал. И хмеля не было ни в одном глазу, только голова опустела — того гляди зазвенит.

Рэд достал сигареты, вопросительно посмотрел на Кирилла. Тот махнул рукой: кури здесь, чёрт с тобой. Поставил перед Рэдом блюдце — пепельниц в доме не водилось.

— Как так-то? — закурив, спросил Рэд.

Вопрос содержал в себе сразу всё.

Как погибла Олеся? Почему Джек и Серый остались на юге? Кто такой Шаман?

Рэд не осуждал, не сочувствовал, не торопил. Кирилл знал, что командир умеет отрешаться от горя. Сначала — дело, а уж потом... Что там творится у железного Сталкера на душе, и что бывает «потом», никто не знал. Единственная женщина, которая знала, умерла восемь лет назад. Рэд безучастно пускал в потолок дым и ждал, пока Кирилл соберётся с силами.

— Человек, которого ты запер в чулане — очень сильный менталист, — начал Кирилл. — Менталист — это тот, кто умеет внушать свои желания другим людям. Благодаря этому умению Шаман и его помощница создали на юге новую религию...

В середине рассказа Кирилл заметил, что в дом вернулась Лара. Подошла, села рядом с ним. Веки у неё припухли, но больше Лара не плакала. Так же, как Рэд, напряжённо и внимательно слушала рассказ.

— По дороге домой нас догнали жители шаманского посёлка, — закончил Кирилл. — Рассказали, что Ангелина пропала, и начался беспредел. Драки, грабежи, изнасилования... Джек сравнил этих людей с псами, которые сорвались с цепи. В посёлке оставались женщины и дети. Да и мужики, по сути, ни в чём не виноваты... Я решил, что анархию допускать нельзя, и приказал нашим вернуться. — Он замолчал.

— Это сколько ж они там, получается? — хмурясь, спросил Рэд. — Два месяца уже?

— Почти. Пятьдесят семь дней.

— И бункерная девочка с ними? — уточнила Лара.

— Да. Её мы бы никак не увели, от Джека теперь не оторвёшь.

Лицо у Лары потеплело.

— Надо же. Нашла таки папашку... Отчаянная девка.

— Есть в кого, — буркнул Рэд. — Вы б слыхали, какую мне Вадя из-за неё истерику закатил.

— А когда ты с ним разговаривал?

— Дак, аккурат на другую ночь, как пацаны ушли. Думал, она обратно в Бункер подалась. Я бы раньше поехал, да к утру буран поднялся. Следы замело, не видно ни хрена — чёрт её знает, куда делась.

— А к Егору ты не ходил? — подал голос Мрак.

Рэд кивнул:

— Дошёл, а как же. Сразу после Бункера к ним подался. Егор сказал — были, мол, ваши, задневали да ушли. Два парня и девка. Я думал, у вас с Серым мозгов хватит — эту дурищу с хвоста стряхнуть.

— Застремались у Егора оставлять, — объяснил Мрак.

— Почему? Что бы он ей сделал?

— А я знаю? На нём не написано.

— Правильно сделали, что не оставили, — согласился Кирилл. — Егор с Шаманом знаком. Неизвестно, что бы было. — Вспомнил, как они заезжали в посёлок Егора, помрачнел. — Но только из Егора информацию клещами не вытянуть. Я пытался расспрашивать — молчит.

— Потому что спрашивать не его надо, — проворчал Рэд.

Кирилл кивнул:

— Вот и я так подумал.

— В Бункер пойдёшь?

— Да. Прямо завтра и пойду. Мне необходимо узнать правду.

***

В Бункер Кирилл поехал вместе с Рэдом. Долго его отговаривал — беседа предстояла тяжёлая, а присутствие адапта, который «Вадю» терпеть не мог, осложнило бы её ещё больше. Но Рэд категорически заявил, что одного Кирилла не отпустит.

— Проедет тебе по ушам, а ты схваваешь — не подавишься, — отрезал он. — При мне, глядишь, брехать остережётся.

Дорога едва начала высыхать после весеннего половодья. Кирилл с грустью подумал, что о прекращении товарообмена с Бункером Рэд мог и не рассказывать — заметно было, что не ездили здесь давно. Обочины стремительно зарастали бурьяном, сквозь насыпанный когда-то, плотно утрамбованный щебень лезла молодая трава.

Побег Эри стал последней каплей в отношениях между Бункером и адаптами, которые и без того трещали по швам. После того, как девушка пропала, Вадим объявил, что Бункер переходит на автономное существование. Эти слова Рэд запомнил и выговорил их с особым презрением.

— Ну, и всё, — закончил рассказ он. — Насильно мил не будешь. Больше я к ним не совался и другим запретил.

— Ясно, — сказал Кирилл.

Понятно было, что если бы в это время в посёлке находился он сам, такого не допустил бы. А у Рэда дипломатия никогда не была сильной стороной. Кроме того, никакой необходимости в поддержании отношений с Бункером Сталкер попросту не видел. Да по большому счёту, с практической точки зрения, её и впрямь не было. Никаких контраргументов, кроме интуитивного «так нельзя!» Кирилл предъявить не мог. Как и не мог сказать, чего ждёт от разговора с Вадимом. Что-то должно было решиться — это он понимал. Знать бы ещё, что...

До того как всё случилось обширную территорию, на которой располагался Институт, опоясывал бетонный забор. Ворота из металлической решётки, сколько Кирилл себя помнил, запирались на простую задвижку, обрезок такого же металлического прута — защита от расплодившего в окрестных лесах зверья.

Сейчас ворота украшал здоровенный навесной замок. Выглядел он так, словно, раз повесив, с тех пор его не открывали. На дороге, ведущей от ворот к Институту, между бетонных плит сквозь старую, засохшую траву пробивалась молодая. Ни одной примятой травинки Кирилл не заметил. С той стороны к воротам не подходили уже очень давно.

— Что, сюрприз? — ухмыльнулся Рэд, трогая дужку замка.

Кирилл ругнулся и оглядел ворота. Ничего, похожего на звонок, не увидел. Да здесь, кажется, звонка никогда и не было — до того как всё случилось в будке КПП у ворот постоянно находилась охрана, а после катастрофы люди пользовались задвижкой. А теперь, значит, замок. Интересные дела творятся.

Кирилл знал, что одна из камер, дающих изображение на монитор в бункерной рубке, установлена над воротами. Но помнил и то, что без необходимости, возникающей крайне редко, никто из бункерных жителей в рубку не заходит. Как привлечь к себе внимание, он понятия не имел и, вероятно, ещё долго терзался бы этим вопросом, если бы не Рэд.

Который, подёргав замок и бросив:

— Ну? И чё стоим, кого ждём? — привязал коня к металлическим прутьям, ухватился за решётку и, сноровисто перебирая руками и ногами, принялся карабкаться вверх.

Кириллу ничего не оставалось делать, кроме как последовать его примеру.

Рэд, разумеется, управился быстрее. Спрыгнул с другой стороны ворот и уселся на землю в демонстративно выжидательной позе. Кирилл пыхтел, карабкаясь по железным прутьям. До сих пор считал, что на физическую подготовку не жалуется.

— Непривычная нагрузка, — попробовал оправдаться он. — Руки соскальзывают, неудобно.

Рэд хмыкнул.

— Да понятное дело, непривычная. Это мы ещё по детству в завалах скакать насобачились — что твои белки... Да ты ногами толкайся, на одних руках далеко не уползёшь. Ногой упёрся — руку выкинул. Потом другую. Давай: и, раз! И, два!

С командами Рэда дело пошло лучше. Скоро Кирилл, отдуваясь, перевалил через верхнюю планку ворот.

Пока они шли по знакомой до метра, тысячу раз хоженой дороге, Кирилл почему-то успел увериться, что у неприметной бетонной коробки, входа в Бункер, их встретят. Но дверь оказалась закрытой. Гостей в Бункере определённо не ждали.

Кирилл надавил квадратную кнопку звонка. Трезвон не слышал, но знал, что он разносится по всему Бункеру — именно поэтому, для того, чтобы не тревожить население, гостей с поверхности было принято встречать у входа.

Подождал. Тишина. Из транслятора, укреплённого над звонком, не доносилось ни звука.

Кирилл снова позвонил. Тишина.

— Они там живы, вообще? — обронил Рэд.

Кирилл похолодел. Чёрт его знает, что происходит в Бункере!

Вдруг Вадим доигрался с каким-нибудь очередным «экспериментом»?! И ведь не попасть под землю никак. Внешнюю дверь они с Рэдом, допустим, вынесут — это не так сложно, а вот металлический люк полуметровой толщины, если он закрыт, не взять и прямым попаданием снаряда. До того как всё случилось люди умели заботиться о безопасности.

Кирилл снова надавил кнопку звонка. В этот раз держал палец, не отпуская.

Пожалуйста! Ну, пожалуйста! Ну...

— Что происходит?

Кирилл от неожиданности едва не присел. Динамики микрофона, должно быть, выставили на полную мощность. Недовольный голос Вадима разнёсся над окружающим Бункер пустырём так громко, что, будь Кирилл лесным зайцем — под пень бы залез.

— Добрый день, Вадим Александрович.

Не раз и не десять Кирилл искренне радовался вбитым в голову с детства, на уровне рефлексов, вежливым «ниочёмушным» оборотам.

Обыкновенное «Спасибо, как-нибудь в другой раз» в ответ на «Хер ли надо? По рылу давно не получал?» могло надолго подвесить соперника и дать бункерному умнику время на то, чтобы ударить первым. А простой вопрос «Как дела?», заданный кому угодно, был способен загнать собеседника-адапта в натуральный ступор. Людей, выросших на поверхности, никто не обучал вежливому отзыву: «Спасибо, хорошо». Они всерьёз задумывались над тем, как у них дела, и стоит ли рассказывать об этом Кириллу. Что, опять же, давало определённые преимущества.

Вадим обучал Кирилла основам культурного общения самолично. Но приём, освоенный ещё в юности, сработал и с ним.

— Здравствуй, Кирюша, — машинально отозвался Вадим.

В ушах у Кирилла зазвенело. «Бедные звери», — пронеслось в голове. К новому апокалипсису готовятся, не иначе. Вслух сказал:

— Микрофон сделайте потише, пожалуйста. Очень громко.

— Да-да, секунду.

Какое-то время у Вадима, должно быть, ушло на то, чтобы вспомнить, где здесь, на пульте, «делают тише».

— Так нормально?

— Да, теперь нормально. Спасибо. Как у вас дела?

— Хорошо. Спа... Э-э-э, — очнулся Вадим. — То есть, до вашего появления было неплохо. А сейчас вы устроили форменный переполох. Надеюсь, это обусловлено каким-то важным происшествием. Что случилось?

— Я расскажу, — пообещал Кирилл, — только переминаться тут с ноги на ногу не очень приятно. Вы не хотите меня впустить?

— Прости, но нет, — отрезал Вадим. — Бункер законсервирован — надеюсь, тебе, в отличие от твоего друга, — Кирилл не видел, но прекрасно представил взгляд, брошенный на Рэда, — не нужно объяснять, что это значит. А по твоему состоянию я вижу, что ситуация не критическая.

Да уж. По сравнению с теми ситуациями, которых Кирилл не помнил — когда адапты притаскивали его сюда умирающим, — наверное, действительно не критическая. Он ведь стоит на ногах и разговаривает.

— Ситуация, я бы сказал, взрывоопасная, — со всей внушительностью, на которую был способен, объявил Кирилл. — Мы побывали на юге. Мы знаем о Матери Доброты. Познакомились с Шаманом и привезли его сюда. Теперь вы меня впустите?

— Что, прости? — недоумения в голосе Вадима хватило бы на пятерых Кириллов в лучшие годы. — О чём ты?

— Ах, да, — саркастически спохватился Кирилл. — Вы, вероятно, не знаете. Отдали детей и забыли. А Шаман, между прочим, на этом поприще новую религию сотворил! Отбракованных вами — не знаю уж, по какому признаку — младенцев, согласно верованиям Юга, приносит Мать Доброты. И не абы кому, а самым достойным. То есть, самым послушным и благочестивым. С вашей лёгкой руки выстроена целая управленческая система, Вадим Александрович.

— Какая система? Каких ещё детей? Что ты несёшь?! — Вадим, похоже, рассердился не на шутку. — Прости, Кирюша, но мне кажется, что ты не трезв. Прежде ты не позволял себе появляться здесь в таком виде! Каким образом вы преодолели ворота, запертые на замок, не хочется даже спрашивать.

— Перелезли, — услышал Кирилл наполненный сарказмом голос Елены Викторовны. — И ты бы видел, с какой сноровкой! Я посмотрела записи с камеры, Дарвин был прав. Теперь у нас есть наглядное подтверждение того, что человек произошёл от обезьяны.

— Прекрасно, — вздохнул Вадим. — Господи, дожили... Кирюша. Я всё понимаю. Но хочу напомнить, что тебе давно не семнадцать лет! Ты вернулся из дальнего путешествия, ты возбуждён. Но, тем не менее. Советую тебе переосмыслить своё поведение в целом и, в частности, визит сюда — к людям, которые помнят то, каким ты был когда-то и, несмотря ни на что, тебя уважают. В твоём нынешнем состоянии, мы не готовы к дискуссиям, прости.

— Да никакой я не пьяный! — возмутился Кирилл. Вдруг поняв, что слово в слово повторяет Серого, года три назад впервые заявившегося домой едва стоящим на ногах. И сообразив, что сейчас-то они с Рэдом, конечно, трезвые, однако вчерашний перегар никуда не делся, и в Бункере его точно учуют. — Вадим Александрович! Честное слово, со мной всё в порядке! Впустите нас, пожалуйста.

Был бы Кирилл один — возможно, его бы впустили. По наступившему молчанию стало ясно, что Вадим колеблется. Но Кирилл был не один. А Рэд из произнесённого Вадимом сделал собственные выводы.

— Сам-то, не нажравшись — не возбуждаешься, что ли? — презрительно проговорил он. — Или колёса специальные есть, чтобы вставляло?

— Прекрати, — схватив Рэда за руку, взвыл Кирилл. — Он вообще не о том! Вадим Александрович, поймите...

— Не уверен, что готов к пониманию. — Голос Вадима как будто покрылся коркой льда. Когда Кирилл был маленьким и слышал такой тон, точно знал, что на скорое прощение рассчитывать не стоит. — Приходите, когда протрезвеете. Если, конечно, вообще вспомните, что такая необходимость была.

— Сейчас и правда не лучшее время для того, чтобы разговаривать, — донёсся из транслятора ещё один голос, примиряющий. Кирилл узнал Григория Алексеевича.

— Доброй ночи, Кирюша, — сказала Елена. Кириллу показалось, что видит её брезгливо поджатые губы.

— Доброй ночи, — закончил Вадим.

И Кирилл не услышал, но понял, что микрофон отключили. Он успел среагировать: поймал Рэда за руку до того, как тот врезал кулаком по транслятору. Сквозь зубы проговорил:

— Не смей. Уходим.

В этот раз через забор Кирилл перелез куда ловчее.

Они с Рэдом отвязали лошадей.

— Ну? — требовательно спросил Рэд.

— Не знаю, — честно сказал Кирилл. — Хрень какая-то. Понимаешь... К Вадиму можно относиться как угодно. Но, хоть ты меня убей — сейчас он говорил абсолютно искренне! Он действительно ничего не знает ни про детей, ни про Мать Доброты. Реально уверен, что я бухой и спьяну чёрт знает что несу.

— Да ладно? — вскинулся Рэд.

— Угу. Вот, чем хочешь поклянусь! Я знаю Вадима. И знаю, как он себя ведёт, когда что-то не договаривает. Сейчас — это была правда.

Глава 8

Кирилл

Когда Кирилл стал главой адаптского посёлка, поневоле пришлось привыкнуть к тому, что права на личную жизнь он теперь не имеет. Забарабанить в окно или дверь его дома могли в любое время суток — и свои, из посёлка, и гонцы от соседей.

Каждый из барабанящих, разумеется, считал, что дело у него крайне срочное, и без скорейшего вмешательства Кирилла обойтись никак не может. Мнения самого Кирилла не спрашивали — как до него ни о чём не спрашивали Германа. Впрочем, адаптам стоило отдать должное, на пустом месте панику они не поднимали. Случаи, когда прибежавший обошёлся бы и без Кирилла, можно было сосчитать по пальцам одной руки. В подавляющем большинстве дело было действительно не терпящим отлагательств — так же, как в тех случаях, когда люди прибегали к Ларе.

В окно забарабанили.

Кирилл выпустил из объятий Лару. Прошептал:

— Хорошо, что не минутой раньше.

Лара улыбнулась, откинулась на подушку. Сказала:

— К тебе.

«Своих» посетителей она определяла, не открывая дверь.

Кирилл собрал с пола разбросанную одежду. Досадливо крикнул:

— Иду!

Быстро натянул штаны и майку. С сожалением оглянулся на Лару — она сладко потянулась, — и пошёл к двери.

На крыльце стоял Мрак. И лицо у него было такое, что о недавней досаде Кирилл мгновенно забыл.

— Что случилось?

— Я в лесу был, — начал Мрак.

***

Мрак, оказывается, втихаря провожал Кирилла и Рэда до Бункера. Зачем — объяснить не смог. В том, что брать его с собой откажутся, не сомневался, но и в необходимости своего присутствия почему-то не сомневался тоже. Он следовал за отцом и Кириллом на безопасном расстоянии, а возле самого Бункера скрылся в лесу.

Кирилл попытался представить, что скажет Рэд, узнав о самодеятельности сына, и решил, что лучше не представлять. Хотя, учитывая, что о присутствии неподалёку Мрака ни один из них не догадался — за умелое ведение разведки, может, и похвалит. Это потом уже по шее даст.

— Я видел, как вы через забор перелезли, — сказал Мрак. — А дальше, когда отошли, уже не видать стало. Ну и я, чтоб на месте не сидеть, решил вокруг полазить. Подумал — как Шаман детей на поверхность-то выносил? Неужели прямой дорогой, через люк? Ты ж сам рассказывал, что там кругом камеры понатыканы.

— Ну, допустим, отключить на время камеры не сложно, — задумчиво проговорил Кирилл. — Но внутри самого Бункера, если действовать ночью, запросто можно на кого-то нарваться, тут ты прав. А выходить днём, когда все спят, Шаман и сам не рискнул бы, и для детей солнце — серьёзная опасность. — Мысленно выругал себя за то, что сам об этом не подумал.

— Вот, — кивнул Мрак. — А я ж помню, ты говорил, что в Бункере не один вход! Ну, то есть, главный — один, но ещё запасные есть, на всякий случай. Которые в лес выводят.

Кирилл невольно улыбнулся. Вспомнил байки, которыми они с Олегом и Дашей в детстве пугали друг друга — о том, что в Бункер ведёт множество потайных ходов, и по этим ходам в коридоры запросто могут проникнуть дикие звери, людоеды-мутанты, злодеи, устроившие катастрофу — нужное подчеркнуть. Повзрослев, Кирилл пытался разыскать схемы планировки Бункера, но сходу ничего не нашёл, а прямой необходимости в поисках не было. Плюнул и забыл, других дел хватало. Однако в том, что запасной вход действительно существует, он не сомневался. По правилам техники безопасности строители Бункера просто не могли его не предусмотреть. Возможно, даже не один.

— И что? Хочешь сказать, ты нашёл вход?

Мрак кивнул:

— Я примерно знал, где искать. Мы на него как-то с Серым набрели — давно, по детству ещё. В лесу лазили — только начали тогда далеко от дома уходить, всё кругом интересно было, — вот и напоролись. Тогда, конечно, ни фига не отдуплили, что это. Там коробка бетонная, не больше сарая — четыре плиты, да дверь. Дверь ржавая вся, и плиты мхом обросли. Замка снаружи нету, но дверь не открыть, заперта. Мы толкали-толкали — ей хоть бы хрен по деревне, как влитая. И вокруг тоже ничего интересного. Серый сказал, что, может, там до того как всё случилось военные учения проводили. И в той коробке под землёй раньше орудие стояло, или ещё чего. Сейчас-то уж точно ни фига внутри не осталось, так и смысл туда ломиться? Мы ушли, да и всё. А сейчас я, как начал прикидывать, где вход может быть, про эту будку вспомнил.

— Так, — кивнул Кирилл. — И что, нашёл?

— Угу. Только теперь к ней так просто не подойти.

— То есть?

— Ну, вот так. Участок, на котором будка стоит, сеткой обнесён. Перелезть, конечно — как два пальца, но я застремался что-то. Думаю, хрен его знает, вдруг там тоже камеры? Когда мы с Серым будку нашли, никакой сетки вокруг не было.

— А когда вы её нашли? Сколько тебе лет было?

Мрак задумался.

— Ну... лет семь, может.

— То есть, детей Шаману уже отдавали, — пробормотал Кирилл. — А в прошлый раз — когда вы там лазили? Летом?

— Не, осень была. Мы за орехами пошли.

— А детей Шаман передавал в посёлки в июле. То есть, возле Бункера он должен был появиться в июне... Неудивительно, в общем-то, что к осени вокруг входа всё заросло. Хотя присутствие сетки это, конечно, никак не объясняет.

— Сейчас там ни фига не заросло, — пробурчал Мрак. — Внутри сетки — будто табун гулял, трава вся вытоптана, только что навоза нету. Я думал, долго это место искать буду, а сам издалека приметил.

— Ещё интереснее, — проговорил Кирилл. — А тропинки есть?

— Не-а. Ни одной, я специально всё вокруг облазил.

— Окей, — кивнул Кирилл. — Понятно, что ничего не понятно... Надо мне самому посмотреть. Жди, сейчас оденусь. Вместе туда сходим.

Мрак мотнул головой:

— Не, ждать не буду. К бате метнусь, предупредить. Уж обыскался меня, поди.

— Понял. Сам за тобой зайду.

***

Лошадей Кирилл и Мрак привязали на опушке леса, дальше пошли пешком.

— Далеко идти?

— Не. С полкилометра, не больше.

— Что ж, и по расстоянию оптимально, — решил Кирилл. — И случайно — вряд ли кто напорется, и, если что, на дорогу выбираться недалеко.

Шли быстро, Кириллу не терпелось поскорее добраться до загадочного места. Чем дальше он шагал, тем всё более убеждался, что без помощи Мрака ни за что бы его не нашёл, разве что действительно наткнулся случайно.

Лес как лес. Тёмный — несмотря на адаптированное зрение Кирилла и лунную ночь. Тут знай, под ноги гляди, чтобы не споткнуться, а не головой по сторонам крути.

А Мрак, в отличие от Кирилла, чувствовал себя в тёмном лесу, как рыба в воде. Неудивительно, в общем-то, для них с Серым лес — дом родной. В возрасте, когда сам Кирилл, вместе с Олегом и Дашей, под присмотром Любови Леонидовны складывал башни из кубиков, пацаны уже ходили за шишками и хворостом, у адаптов дети взрослели рано. В тринадцать-четырнадцать лет подростки обоего пола трудились наравне со взрослыми и все тяготы взрослой жизни вкушали по полной. У Шамана, на юге, дети росли куда большими «детьми» — открытыми, доверчивыми, непосредственными. И Кирилл пока не мог решить, радует его этот факт или огорчает.

Скоро Мрак придержал Кирилла за рукав. Прошептал:

— Рядом уже. Тут давай потихоньку, мало ли что.

Чтобы понять, на что ориентируется Мрак, нужно было быть Мраком. Или хотя бы Серым. На взгляд Кирилла, вокруг не изменилось ровным счётом ничего — всё те же тёмные стволы да бурелом. Но он послушно замедлил шаг.

Прислушавшись, понял, что слышно теперь только его — Мрак ступал так тихо, что не встревожил бы самую пугливую пташку. Рэд с гордостью рассказывал, что в этом сын и его, и Джека давно превзошёл. А через минуту Мрак вовсе остановился. Прошептал:

— Стой пока тут. Сперва я погляжу — это вон там, за ельником. Меня-то всяк не спалят.

После утвердительного кивка Кирилла скрылся в темноте. Кирилл, оставшись в одиночестве, вдруг подумал — а если бы то, что сейчас происходит, оказалось розыгрышем?..

Вспомнил, как в детстве Олег затащил его в один из дальних тоннелей Бункера, наобещав, что там водятся призраки, а потом громогласно ржал над доверчивостью. Кирилл догадывался, что адапты в детстве могли высмеивать друг друга и гораздо более жёстко — но так много времени их шутки ни в коем случае не отняли бы. Времени адаптам не хватало с самого детства, трату его таким бестолковым образом не оценили бы ни товарищи по играм, ни, тем более, взрослые. Поэтому ожидать розыгрыша не стоило даже от Серого — что уж говорить о Мраке, достойном сыне сурового отца.

Кирилл вздохнул. Вот, чёрт его знает. С одной стороны, до смерти хочется наконец-то узнать, что же творилось в Бункере. До зубовного скрежета надоели загадки. А с другой — он отчётливо понимал, что действия людей, которых когда-то считал безусловно, непререкаемо правыми, ему теперешнему не понравятся. И от этого на душе становилось мерзко.

Кирилл ждал развязки — и в то же время не хотел её. Если бы происходящее оказалось дурацким розыгрышем, он бы, пожалуй, обрадовался.

Мрак появился из-за деревьев так же внезапно, как исчез. И ещё издали приложил палец к губам.

У Кирилла вдруг заколотилось сердце. Деловито, не показывая, что волнуется, одними губами спросить: «Что там?» стоило немалых усилий.

— Сидит кто-то, — подойдя, прошептал Мрак. — На поляне этой, за сеткой.

— Вадим?

— Наверное, я не разглядел. Он в комбезе, и капюшон затянут.

Ах, ну да. Скоро ведь рассвет.

— И что он делает?

— Да ничего. Просто сидит.

— Значит, всё-таки ждёт, — вырвалось у Кирилла.

— Чего — ждёт?

Кирилл покачал головой:

— Не «чего». «Кого»... Догадался, что рано или поздно придём... Вот что, Мрак. Мне кажется, таиться дальше смысла нет. Я пошёл, — и Кирилл быстро, чтобы не слушать возможные возражения, двинулся туда, откуда появился Мрак.

О маскировке он уже не заботился. Под ногами трещали сучья, хлюпала грязь. По сторонам качались раздвигаемые ветки.

Кирилл шёл напролом. И к металлической сетке, о которой рассказывал Мрак, едва не приложился лбом — очень уж неожиданно та преградила дорогу.

Пригляделся. Всё, как описал Мрак: небольшая вытоптанная поляна, бетонная коробка, возле неё — человек в защитном комбинезоне. Только сейчас человек не сидел. Он стоял в выжидающей позе, скрестив на груди руки. Кирилла, должно быть, заметил сразу, как только тот появился.

Негромко спросил:

— Я включу фонарь, не возражаешь? Мы, как ты, должно быть, помнишь, не видим в темноте. Я себя исключительно по-идиотски чувствую.

Кирилл, услышав знакомый с самого детства, родной и любимый голос, подумал, что сердце у него из груди сейчас выпрыгнет. Глубоко вдохнул и выдохнул. И проговорил — спокойно, как мог:

— Не возражаю. Включайте. Доброй ночи, Григорий Алексеевич.

Глава 9

Серый

Гром грянул на исходе ночи, когда они провели в посёлке Шамана уже больше месяца. Ожидаемый, предчувствуемый, но всё равно оказавшийся неожиданным. С тех пор, как Серый, Джек и Эри оказались здесь, на посёлок вдруг обрушилось глобальное невезение.

Растения на грядках, едва пробившись, по непонятной причине засыхали — овощам завязаться будет не на чем. Едва успели осмотреться и убедиться, что помочь всходам нельзя, перекопать грядки и засадить заново, как случился падёж скота. Почти два десятка голов, тоже ни с того ни с сего.

Выкосило и коров, и коз, и овец — здоровые, ещё вчера прекрасно себя чувствовавшие животные просто заснули и не проснулись.

Серый и Джек сбились с ног. Пытались понять, что случилось, но не сумели. Никакой системы в гибели животных не прослеживалось. Они паслись на разных пастбищах, пили воду из разных поилок. Ничем накануне не болели — но в тот вечер просто не встали. Независимо от пола, возраста и видовой принадлежности.

Потом из-за странной поломки в инкубаторе погибло полсотни будущих цыплят... И всё это сопровождалось вспышками ярости — «психами», как называл Джек, — среди населения.

Всё чаще и чаще до Серого долетали горькие перешёптывания: от нас отвернулась Мать Доброты. При Шамане такого не было.

Люди не сходили с ума. Овощи не сохли на грядках. Падежа среди животных, поломок инкубатора даже старожилы не могли вспомнить...

Голод. Нам грозит голод. От нас отвернулась Мать Доброты.

Когда Серый впервые понял, что все свои несчастья жители посёлка связывают с присутствием среди них чужаков, аж застыл от обалдения.

Орать захотелось — люди, вы чего?! Причем тут мы?!

Он помнил, как впервые почувствовал исходящую от жителей посёлка ненависть. Физически почувствовал, кожей. Взгляды, провожающие их — и то, как эти взгляды жгли спину.

Чужаков поселили в доме, где перед тем держали отца.

Джек самолично сбил с окон решётки, проследил за тем, чтобы в рамы вставили стёкла, а поверх навесил ставни. В одной комнате поселился вместе с Эри, другую занял Серый. К этому дому за ними и пришли.

Пошёл второй месяц с тех пор, как чужаки обосновались в посёлке. На них косились, но поначалу беззлобно. И оспаривать право Джека на власть никто не решался. А потом вдруг беспросветной чередой обрушились беды. Сегодня дружно сбросили цвет плодовые деревья.

Сад, ещё вчера окутанный бело-розовой дымкой, встретил хозяев голыми ветвями. И это, видимо, стало той последней каплей, которая переполняет чашу.

Серый, Джек и Эри ещё и поужинать не успели — приспособились готовить по очереди, сегодня на кухне дежурил Серый. В посёлках Цепи вегетарианские блюда не жаловали, и здесь, на юге, без привычной мясной пищи приходилось туго. Серый едва успел порубить в салат опостылевшие редиску и зелень, как в кухню влетел Джек. Скомандовал:

— На выход! Оружие к бою.

— Чего? — обалдел Серый.

— Бегом! — рявкнул Джек.

Серый знал, отец рассказывал, что у людей вроде Джека, с детства заточенных воевать, формируется такая вещь, как рефлекс. Отца и самого эти рефлексы стороной не обошли, тоже ведь по молодости хлебнул будь здоров. На месте Серого сразу бы вскочил и схватился за кобуру — даже если бы его без штанов застали, в этом Серый не сомневался. А в нём самом таким навыкам формироваться было незачем. Серый знал, как нужно действовать при команде «оружие к бою», но до сих пор никогда этого не делал. И реакция включилась не сразу. Судя по всему, намного позже, чем ожидал Джек.

Процедил сквозь зубы, глядя на то, как Серый напяливает на себя ремень с кобурой:

— Сорок раз — труп. За мной!

Серый метнулся за ним. Джек выскочил на крыльцо, оббежал дом и замер за углом. А Серый не побежал. То есть, сразу не побежал — замер на крыльце, увидев, от чего они бегут.

По улице двигалась толпа, вооружённая факелами — до рассвета оставался час, местные пока ещё могли перемещаться на открытом пространстве без ущерба для здоровья. Люди что-то кричали.

— Шаман! — разобрал Серый.

— Мать Доброты!

— Шаман!

Кто-то вдруг затянул восторженным, срывающимся голосом:

— Радость, радость, непрестанно,

Будем радостны всегда!

Толпа подхватила.

— Луч отрады, небом данный,

Не погаснет никогда!

— Сюда! — рявкнул Джек. — Чего застыл?!

Серый спрыгнул с крыльца. Вслед за Джеком метнулся за угол дома. Увидел, что к стене жмётся побледневшая Эри — её Джек первым делом заставил выскочить. Обалдело пробормотал:

— Чего они?

— Поджигать нас идут, — буднично объяснил Джек. — Это ж мы виноваты, что с деревьев цвет опал, — выдернул из кобуры пистолет, снял с предохранителя.

С этим пистолетом, отобранным у самого Джека, когда они с Кириллом оказались в плену, их догнала на дороге Ангелина. Первое, что потребовал Джек, придя в себя после ранения, вернуть ему оружие. С тех пор с ним не расставался.

Приказал Серому:

— На ту сторону дома, бегом. Без команды не стрелять. По команде — стреляешь без предупредительных. Выбиваешь сперва ближних, дальше по обстановке.

Серый сглотнул. Выговорить «Есть» не поворачивался язык.

— Слыхал? — жестко спросил Джек.

Серый через силу кивнул.

— Повтори.

— Стрелять по ближним, — сумел выговорить Серый. — Дальше — по обстановке.

Джек кивнул. Взял Серого за плечо, заглянул в глаза.

— Пацан. Тут вишь, какая хрень. Если не мы их — они нас.

— Радость нас ведёт за руки, — гремело с улицы, неотвратимо приближаясь.

Помогает нам в борьбе!

Нас хранит от бед и муки,

Нашей внемлет Мать мольбе!

Факельное шествие подходило всё ближе.

— Спалят и не задумаются, — жёстко сказал Джек. — Для того и идут. За угол. Бегом!

— Есть, — отмер Серый.

И метнулся за угол. Слился, как учили, со стеной, сжал в руке пистолет.

«Стрелять по ближним». Зачем — понятно, чтобы падали под ноги тем, кто стоит позади них, и мешали идти дальше. Но по кому — по ближним?! Они же толпой идут. А если там женщины — и они ближе, чем мужчины? А если с ними ещё и дети увязались?!

Отец не отдал бы такой приказ никогда.

Или отдал бы?.. Чёрт его знает, в этом вывернутом наизнанку мире всё смешалось, Серый уже ничего не понимал.

— Радость, радость непрестанно,

Будем радостны всегда!

Шествие приближалось, Серый уже мог разглядеть в толпе отдельные лица.

Николай — с ним он сегодня работал на пасеке, помогал чинить ульи.

Матвей — у этого дочка, Гликерия, самая старшая из детей посёлка.

Антон — этот вообще безобиднее комара, ростом с пацана двенадцатилетнего, соплёй перешибёшь. И тоже факелом машет.

Их троица стала олицетворением зла. Куда делись люди, выражавшие чужакам хоть какую-то симпатию — Мария, Виссарион, Георгий — непонятно. В толпе их видно не было. Возможно, заперли где-то, чтобы не мешались.

Джек прав. Серый вдруг осознал это чётко и ясно. Толпа шла не разговаривать с чужаками. Она шла убивать. В открытую, размахивая факелами.

То есть, они даже не сомневаются, что мы никуда не денемся? — мелькнуло в голове. Даже не предполагают, что будем сопротивляться? Или, наоборот, рассчитывают, что с перепугу дёрнем подальше? Или... или они вовсе ни на что не рассчитывают?! Критическое мышление попросту отказало? Сбившись в толпу, люди почувствовали свою силу, и... Додумать Серому не дали.

— Жги! — заорал вдруг кто-то, оборвав песню.

Серый не разобрал, кто.

Факелы, до сих пор горящие над головами, пришли в движение.

— Запирай двери! Жги чужаков!

Толпа неожиданно слаженно, как будто люди не раз репетировали это действо, разделилась надвое. Кто-то бросился к крыльцу — запирать двери. Дом собирались поджигать с двух сторон. Всё-таки думают, что мы так и сидим внутри, — понял Серый. — То есть, совсем, за идиотов держат! У самих с перепугу крыши посрывало, и нас записали в такие же дебилы.

«Без команды — не стрелять», — вспомнил он. Но пистолет с предохранителя снял. И понял, что команды ждёт — ненависть, охватившая толпу, передалась и ему.

— Вы что?!

«Дура!» — обожгло Серого.

Джек, должно быть, тоже не ожидал от дочери такой прыти, иначе не допустил бы того, что случилось.

Из-за противоположной, скрытой от Серого, стены дома навстречу толпе выскочила Эри.

Лохматая, как всегда — лента, подвязывающая волосы, сбилась набок. Одета в тесную майку, подобранную в каком-то из недограбленных домов ещё в походе, и такие же тесные штаны. Раньше одежда подходила Эри по размеру, а в последнее время жала. Талия осталась тонкой — двумя ладонями перехватишь, а сверху и снизу бункерная прибавила. Раньше Серый на это не обращал внимания, а сейчас вдруг заметил, что одежда девчонке тесна.

— Что вы делаете?! Вы с ума сошли?!

Факелы, оказавшиеся по сторонам от Эри, взметнулись вверх.

— Зло! — взвизгнул кто-то. — Бей чужаков!

Эри ударили — наотмашь, факелом, Серому показалось, что услышал треск вспыхнувших волос. Девчонка еле устояла на ногах. Ахнула и схватилась за щёку.

Выстрелил Серый раньше, чем почувствовал запах гари — по тому человеку, который бил. Но не успел, выстрел слева грянул раньше. Человек, ударивший Эри, упал замертво. Тот, кто стоял рядом с ним, схватился за раненный бок — Серый промахнулся.

— Стоять! — рявкнул Джек. Он выскочил навстречу толпе.

В руке держал пистолет. Снова выстрелил по ближайшему к Эри человеку, уложив его наповал.

Схватил Эри за шиворот, отшвырнул обратно к дому — в этот раз девчонка на ногах не устояла, покатилась кубарем. А Джек сунул пистолет в кобуру, вырвал из рук у кого-то факел и принялся наносить стремительные удары.

В следующее мгновение Серый тоже осознал себя ломанувшимся в озверелую толпу. Так же, как Джек, сунул пистолет в кобуру и выхватил из чьих-то рук факел.

«В оружие можно обратить что угодно, — вспомнил вдруг спокойные, будто льющиеся со страниц учебника, слова Сталкера. Обычная палка — в хороших руках охеренное оружие». А уж если эта самая палка ещё и горит... Серый замахнулся факелом. Ударил. Ещё, ещё!

Лупил, целясь по головам, уходил от бестолковых ударов сам. В конце концов сумел занять оборонительную позицию — размахивая факелом, не позволял приближаться к себе. Джека не видел, но знал, что он рядом. По приближающимся воплям и звукам ударов понял, что Джек пытается теснить толпу. Тоже попробовал перейти в наступление.

Горящей головнёй обожгло плечо. Потом спину. Потом Серому едва удалось уберечь глаза.

Толпа, явившаяся к их дому, не умела воевать. Но, надо отдать людям должное — учились они быстро. Сообразили, что их сила — в численном преимуществе. И что, проигрывая чужакам в умении, числом их рано или поздно задавят.

— Пошли нахер! — рявкнул Джек. — Стрелять буду!

— Да стреляй! — зло, бесшабашно выкрикнул кто-то. — Всех не перестреляешь!

Серый знал, что Джек слов на ветер не бросает. Продолжая отбиваться — это получалось всё хуже и хуже, — напряжённо ждал выстрелов.

Когда всё вдруг закончилось.

Люди, секунду назад бывшие их врагами — дурная, озверевшая толпа — вдруг дружно опустили факелы.

— Домой, — услышал из-за спины злой, свистящий шёпот Серый.

Не удержавшись, оглянулся.

Эри поднялась на ноги и шла навстречу толпе. Медленно, будто преодолевая сопротивление, каждым шагом проталкиваясь сквозь невидимое препятствие. Руки девчонка стиснула в кулаки. Она смотрела на людей из-под спутанных, опалённых волос так, что Серому самому вдруг до смерти захотелось оказаться дома.

— Пошли вон отсюда!

Люди попятились. Эри шла на них. На щеке у неё полыхало пятно от ожога.

— Вам захотелось спать. Вам ничего больше не нужно. Вы идёте домой!

Люди заозирались. На факелы в руках у себя и соседей смотрели с недоумением. Кажется, они не понимали, что здесь делают.

Кто-то вдруг громко зевнул. Кто-то потянулся.

Раненный, будто спохватившись, взвыл:

— Больно! — зажал кровоточащую рану ладонью и, кривясь на один бок, бросился прочь.

Другие люди тоже начали уходить. По одному, по двое, по трое — пока снова не слились в толпу.

Джек подскочил к Эри, схватил за плечо. Девчонка остановилась. Смотрела на уходящих до тех пор, пока последний огонёк факела не пропал в темноте.

— Домой, — дрогнувшим голосом повторила она.

И разрыдалась.

Обратно Джек её вёл, сама идти Эри не могла. Ноги подгибались, девчонка то и дело останавливалась и заходилась в плаче.

— Ну всё, всё. — Джек, обняв её, заставил подняться по ступенькам крыльца.

— А с... мёртвыми что делать? — спросил Серый.

Убитые люди так и остались лежать на земле. Джек небрежно оглянулся.

— Сволоки в сторонку, чтоб посреди дороги не валялись. Очухаются — приберут.

Серый оттащил мертвецов к палисаднику. На посыпанной гравием дорожке, ведущей к дому, остались кровавые следы.

Серый, подумав, черпнул ведром воды из бочки, плеснул на гравий. Следы размыло. Серый вернулся в дом.

Эри уже сидела на кровати. Джек, присев рядом, обрабатывал её ожог. Бросил Серому:

— В окно поглядывай.

— Думаешь, вернутся? — нахмурился Серый.

— На вторую серию — вряд ли. А за трупаками должны, когда оклемаются.

Серый кивнул. Присел к окну, стащил с себя прожжённую майку. Осмотрел.

— На тряпки, — едва взглянув, бросил Джек.

Серый снова кивнул, соглашаясь. Подумал, почему-то со злостью, что майка у него осталась единственная. Посмотрел на Джека, оценивая урон, нанесённый его одежде.

— Твою тоже — на тряпки. Скоро в местное барахло рядиться придётся.

— Ну, я-то привычный, — усмехнулся Джек. — Хотя есть шанс, что до барахла не дойдёт. Прибьют раньше, чем понадобится.

— Почему они на нас напали? — проговорила вдруг Эри. Голос у неё дрожал. — Они ведь правда хотели нас убить!

— Правда хотели, — холодно отозвался Джек. — На хрена ты к ним полезла?

— Я думала...

— Ещё раз подумаешь — думалку отшибу. Твоё дело — стоять, где велели! Я кому сказал, не лезть?

— Я думала, что они меня послушают, — упрямо глядя на Джека, повторила Эри.

— Индюк тоже думал, что купается — пока вода не закипела. Ты ведь знала, что они идут убивать! И не ври, что нет. Не хуже меня слышала.

Эри опустила голову.

— Но они же люди! Я верила, что...

— Зря, — отрезал Джек. — Верить надо своим. Мне, ему, — кивнул на Серого. — А врагам верить нельзя. Если жить хочешь.

Эри угрюмо молчала.

— Идут, — бросил Серый.

Джек резко обернулся:

— Кто?

— Мария. — Серый увидел в окно, что женщина почти бежит по улице.

Добежала до дорожки, поворачивающей к их дому, направилась было к крыльцу. И застыла, побледнев и прижав руки к груди — увидела трупы.

Справилась с собой, подошла к мертвецам. Опустилась на колени.

Что-то пробормотала, провела ладонью по лицам покойников — должно быть, закрыла им глаза. Подняла лицо к небу, прижала ладонь ко лбу.

Серый почему-то решил, что, помолившись, Мария уйдёт за подмогой, унести мертвецов. И женщина действительно, поднявшись на ноги, ненадолго замерла. Оглянулась на пустую улицу. А потом вдруг решительно направилась к крыльцу.

Джек распахнул дверь раньше, чем Мария постучала, Серый услышал, как женщина охнула от неожиданности.

— Дверью ошиблась? — с нехорошей ласковостью спросил Джек. — Бывает. Шагай дальше, куда шла.

— Я шла к вам, — негромко, но твёрдо проговорила Мария. — Ты позволишь войти?

Джек, помедлив, посторонился.

Мария вошла в комнату. Посмотрела туда, где в приличных домах висел портрет Матери Доброты, привычно подняла руку. Вспомнила, что в доме чужаков портрета нет, и отвела глаза. Руку неловко опустила.

Посмотрела на Эри. Волосы, чтобы не лезли на обработанный мазью ожог, девчонка заплела в косу, но короткие сожжённые пряди не желали убираться. Эри закручивала их в жгуты, пытаясь спрятать.

— Я принесла вам снадобье от ожогов. — Мария поставила на стол глиняную плошку с плотно притёртой крышкой.

Посмотрела на Серого — он так и сидел без майки, до ожогов пока не успел добраться. Джек присел рядом с ним. Холодно, непохоже на себя спросил:

— Зачем?

— Что? — удивилась Мария.

— Зачем ты принесла снадобье тем, кто испоганил ваш урожай? Кто устроил падёж скота? Кто только что застрелил двоих ваших людей и ещё одного ранил?

— Я не верю в то, что Мать Доброты нас наказывает. — Мария говорила всё так же твёрдо, и Серый вдруг подумал, что произносит эти слова не в первый раз. — Я думаю, что она испытывает нас. Проверяет крепость наших чувств и нашей веры. Озлобляться — недопустимо. Желать вам смерти лишь потому, что при Шамане деревья не сбрасывали цвет, а скот не дох — глупо и недостойно. Вы не желаете нам зла. Вы трудитесь бок о бок с нами...

— Плоды трудов видела? — Джек мотнул головой в сторону улицы. — Полюбуйся, если нет, под кустом лежат.

Мария покачала головой:

— Зачем ты стараешься казаться злодеем? Ты ведь не плохой человек. Я это знаю. И знаю, что ты защищал дочь, иначе не стал бы стрелять.

— Да он всегда так, — сердито глядя на Джека, вдруг сказала Эри. — Не слушайте его!

Джек молча показал ей кулак. А Мария вздохнула. Подошла к Эри, вытащила из причёски, спрятанной под косынкой, заколку:

— Вот, возьми. Подбери волосы.

— Спасибо. — Эри благодарно кивнула.

— Вы обработаете ожоги самостоятельно? Мне нужно идти, помочь матери Серафиме в лечебнице. — Мария посмотрела на Серого, на Джека.

— Да уж как-нибудь, — буркнул Джек.

— Храни вас Мать Доброты. За Михаилом и Денисом скоро придут.

Серый не сразу понял, что Мария имеет в виду трупы. Женщина кивнула, прощаясь, и быстро вышла за дверь.

— Вот видишь, — с упрёком глядя на Джека, сказала Эри.

— Вижу, — буркнул тот. — По одиночке они все — такие лапушки, что хоть женись.

— Это называется «эффект толпы», — подал голос Серый. — Отец рассказывал. Когда под влиянием других людей человек совершает действия, которые в одиночку никогда бы не совершил. Например, тот же Николай или Матвей — я не верю, что кто-то из них пришёл бы сюда с факелом. Если бы был один.

— А мне вот другое интересно. — Джек повернулся к Эри. — Прочухают они, что не просто так спать захотели?

Эри пожала плечами. Серый покачал головой:

— Не прочухают. Ты-то после боя с Шаманом в отключке лежал, а я помню, какие они были. Вообще не отдупляли, что произошло. Ни как Ангелина их петь заставила, ни как ты с ней и с Шаманом дрался. По дороге шли — вроде, уже в себе, но ни хрена не помнили. По разговорам понятно было.

— О-о как, — задумчиво протянул Джек. — То есть, выходит, нашлась на них управа? — он посмотрел на Эри.

Та ответила непонимающим взглядом:

— О чём ты?

— Хочешь, чтобы она... — сообразил Серый.

— Я не буду больше на них воздействовать! — Эри тоже догадалась. Аж отпрянула. — Это... это подло!

— Подло — людей заживо поджигать.

Но продолжать разговор Джек не стал. Придвинул к себе глиняную плошку, оставленную Марией, снял крышку. Скривился, понюхав содержимое. И позвал:

— Серый, иди сюда. Поглядим, как ихняя доброта от ожогов помогает.

Глава 10

Серый

Вечером, едва успели сесть завтракать, Джек обронил:

— О. Похоронная команда явилась.

Он смотрел в окно. Серый и Эри посмотрели туда же.

Трупы укладывали на носилки. Георгий, двое мужчин и почему-то женщина. Мужики выглядели хмуро, женщина то и дело утирала слёзы платочком. Серому показалось, что люди стараются смотреть куда угодно, только не в сторону их дома. Вместе с «похоронной командой» пришла Мария. После того, как тела унесли, поднялась на крыльцо и постучала в дверь.

— Заходи, — бросил Джек. — Давно не виделись.

Мария вошла.

— Мира и добра.

— И тебе не скучать. Силоса бахнешь? — Джек кивком указал на миску с нарезанной зеленью. — Свежак, только нарубили.

— Благодарю. Я сыта.

— Веришь — сам обожрался так, что не лезет. Чего б другого навернуть... — Джек горестно вздохнул. — Так, что хотела-то?

— Я подожду, кушайте. — Мария, благочестиво сложив руки, застыла посреди комнаты.

— Да ладно уж. Не тяни, выкладывай.

— Только не подумай, что я в чём-то вас обвиняю, — осторожно начала Мария.

Джек ухмыльнулся:

— Я думать не обучен. Валяй.

— Люди, которые вчера приходили к вашему дому... Они ведут себя... странно.

— То есть? — не понял Серый.

— Ещё вчера, под утро, к нам с матерью Серафимой прибежала Наталья — это жена Николая, — начала рассказывать Мария. — Одного из тех, кто...

— Знаем, — перебил Джек. — Дальше.

— Мы с матерью Серафимой были в лечебнице, врачевали раненного. Наталья рассказала, что её муж, вернувшись от вас, будто превратился в малое дитя. Он не мог вспомнить, зачем и куда ходил. На её расспросы отвечал недоумёнными взглядами. Он... забыл, где находится туалет. К умывальнику Наталья тоже отвела его за руку. А вернувшись в дом, Николай попытался лечь спать прямо в одежде. Не надевал ночной костюм — до тех пор, пока Наталья не сказала, что нужно это сделать. Наталья надеялась, что это временно, и к вечеру всё пройдёт. Но вечером Николай не встал, чтобы идти на пасеку — хотя обычно поднимался раньше жены. Ему снова пришлось напоминать, где находится туалет. Что нужно одеться, умыться... Когда Наталья сказала про пасеку, Николай не понял, о чём она говорит. Наталья испугалась и побежала к нам. А вслед за ней потянулись другие женщины. Те, чьи мужья и соседи вчера приходили сюда.

Серый напрягся. Ничем иным, кроме как воздействием Эри, странные изменения в людской психике объяснить было нельзя. Эри, судя по тому, как изменилась в лице, подумала о том же.

А Джек беспечно ухмыльнулся:

— Нехило мужики от работы откосить решили. Молодцы... Чаю выпьешь? — он бросил в чашку щепоть заварки.

— Нет, благодарю. — Мария пытливо смотрела на Джека. — Ты можешь объяснить, что случилось с людьми? Со взрослыми мужчинами, которые вдруг превратились в малых детей?

— Я мо... — начала Эри.

Джек хлопнул ладонью по столу. Эри замолчала.

— Я не доктор, лапушка, — участливо глядя на Марию, сказал Джек. — Ты меня, видать, с Шаманом попутала. Как по мне, так мужики ваши просто дурака валяют.

Мария покачала головой:

— Не обманывай.

— Да я-то чего? — обиделся Джек. — Небось, не я придуриваюсь, что сортир со шкафом путаю. Сейчас вот, как поем, в коровник пойду, поилки налаживать. Сам доберусь, за ручку вести не надо.

— Наши мужчины тоже не притворяются.

— Да? Ну, стало быть, скоро пройдёт. Погодите маленько, дайте мужикам отдохнуть. Чай, не каждую ночь «спички детям не игрушка» устраивают.

Мария вспыхнула.

— Люди были неправы! Когда придут в себя, они осознают свою оплошность.

— Флаг им в руки, — миролюбиво кивнул Джек.

— То есть, ты хочешь сказать, — глядя на него, медленно проговорила Мария, — что это помешательство — временное, и скоро оно действительно пройдёт?

Джек ответил непроницаемым взглядом.

— Я, лапушка, что хотел, то и сказал.

— Что ж, спасибо. — Мария встала.

Джек пожал плечами:

— Да было бы на чём.

— Пойду. Приятного аппетита. Да хранит вас Мать Доброты.

Мария вышла.

Джек, глядя в окно, подождал, пока она спустится с крыльца. И влепил Эри подзатыльник. Девчонка ойкнула.

— Для памяти тебе, — объяснил Джек. — Чтоб запомнила, когда язык за зубами держать надо.

Эри вспыхнула. Серый приготовился к истерике — помнил, как нервно девчонка относится к тому, что считает «проявлением насилия». Но отец и дочь просто молча смотрели друг на друга.

Серый сначала недоумённо переводил взгляд с одного на другого, а потом догадался, что на самом деле эти двое не молчат. Они ведут диалог на каком-то недоступном ему уровне.

В конце концов Эри опустила глаза. Пробормотала:

— Я... обещаю, что постараюсь быть сдержанней.

Джек кивнул:

— Уж постарайся. А то ремнём тебя гонять — не с руки как-то. Взрослая уже.

Эри фыркнула, но промолчала.

— Делать-то чего? — подал голос Серый. — С этими... которые про ночные костюмы не помнят? Это ведь из-за неё? — он мотнул головой на Эри.

Эри насупилась.

— Я не знаю, что с ними случилось! Я просто велела им идти домой.

— А дальше ничего не велела, — задумчиво проговорил Серый. — Может, поэтому они подвисли?

Джек пожал плечами.

— Может, и так. Чёрт его знает. Для начала хоть поглядеть на них надо.

***

По дороге в лечебницу Джек велел Серому и Эри «не палиться».

— Скажем, что ожоги мазать пришли, — предложил он. — Мария сказала, этих ушибленных бабы туда притащили. Послушай, что с ними, — он обращался к Эри. — И я попробую — глядишь, сообразим чего. Аккуратно только, при них — ни о чём таком не трепать. Поняла?

Эри кивнула.

Шум толпы они услышали ещё на подходе к лечебнице. Приблизившись, увидели, что перед её крыльцом собралась едва ли не половина населения посёлка. Впавших в детство мужчин привели жёны и соседи. Вместить в себя всех желающих лечебница — длинный одноэтажный дом, Серый помнил, что там всего две палаты да смотровая — физически не могла, и страждущие топтались во дворе. При виде чужаков возбуждённые разговоры, ахи и охи смолкли. На них смотрели настороженно.

— Кто последний к мозгоправу? — расплывшись в людоедской улыбке, осведомился Джек.

Ответом было напряжённое молчание.

— Что, никого? Ну, тогда мы первые будем. — И Джек, миновав расступившихся людей, поднялся на крыльцо.

Серый и Эри шли за ним, не отставая. Джек, формально постучавшись в дверь смотровой, распахнул её настежь. Категорически объявил:

— Здрасьте.

Серый и Эри вошли вместе с ним.

Посреди помещения сидел на стуле Николай. Напротив него — Серафима. На застеленной белой простынёй кушетке Мария успокаивала плачущую женщину, ту самую Наталью.

— Ты работаешь на пасеке, — ласково пыталась внушить Николаю Серафима. — Тебя благословила на это Мать Доброты. Пчёлы. Ульи. Помнишь?

Было похоже, что вопрос задаёт уже не в первый раз. Николай мучительно морщил лоб.

— Вспоминай, — уговаривала Серафима. — Постарайся! Пожалуйста.

— Да он даже меня не помнит, — прорыдала Наталья. — Я уж с ним и так, и этак! А он только глядит жалобно, будто телок годовалый.

Серый видел, как замерла Эри, сосредоточенно впившись глазами в больного. Она старалась держаться за спиной у Джека. Джек тоже замолчал, присматриваясь к Николаю. Серафима и Мария недоумённо обернулись к вошедшим.

— Мира и добра, — сказала Серафима.

Наталья всхлипнула и придвинулась поближе к Марии.

— И вам того же, — торопливо заговорил Серый. — Мы, это. Пришли ожоги обработать. — Кивнул на Эри: — Видите, на щеке у неё? И у меня тоже, — потянул из-за ремня майку.

Наталья, поняв, что он собрался раздеваться, конфузливо отвернулась. Серый запоздало вспомнил, что здесь, у Шамана, даже их майки без рукавов считаются верхом неприличия. Слышал, что местные прозвали их одежду «дикарской» — кажется, майки в их представлении выглядели чем-то вроде набедренных повязок зулусов.

— Выйди, Наталья, — мягко попросила Мария. — Мы позовём тебя, когда обработаем ожоги. А Николай пусть посидит здесь. Будем надеяться, что Мать Доброты смилостивится, и ему поможет снадобье, которое мы дали.

Наталья, утирая слёзы, вышла.

— А что вы ему дали? — спросил Серый. Быстро сообразив, что его задача — переключить внимание женщин на себя.

— Это снадобье готовил Шаман. Вот. — Мария показала Серому аптекарский пузырёк.

Серый вытащил стеклянную крышку, понюхал. Судя по запаху — обычная валерьянка, среди Лариных настоек тоже была похожая. Хотя Шаман в своё зелье наверняка что-то ещё добавлял.

Серый с умным видом кивнул, закрыл пузырёк и отдал Марии:

— Всё правильно. Должно помочь... Дак, ожоги-то? — снял майку и повернулся к Серафиме, показывая обожжённую кожу на спине и рёбрах.

Женщина сочувственно охнула.

— Сейчас, — встала со стула, подошла к шкафу со множеством ящичков и принялась перебирать медикаменты.

Серый потихоньку покосился на Эри и Джека. Эри так и держалась за спиной отца. Она напряжённо свела брови, губы чуть заметно шевелились. Джек застыл каменным изваянием, скрестив на груди руки. Он как будто чего-то ждал.

— Подойди ко мне, — позвала Серафима. В руках она держала керамическую плошку, похожую на ту, которую вчера принесла Мария.

Серый подошёл.

— Будет больно, — предупредила Серафима, — придётся потерпеть.

— Потерплю, ага. А что это за мазь? Из чего вы её делаете? — Ответы Серый не слушал. Он задавал новые вопросы, стараясь удержать внимание женщин. — У меня вот мачеха ромашку пользует. И чернокорень. А батя говорит, что это всё хрень собачья, и ничего лучше пантенола пока не придумали. Он из Бункера принёс рецептуру, сейчас у нас это дело на потоке уже. А мачеха всё равно ромашку настаивает. Упорная...

Серый болтал и время от времени посматривал на Эри. На Николая не смотрел. Момент, когда тут вдруг громко застонал, схватившись за виски, упустил.

— А-а-а!!! — взвыл Николай.

Серафима вздрогнула и выронила плошку со снадобьем, Серый едва успел её поймать.

— Николай! Что с тобой? — Серафима и Мария бросились к мужчине.

— Голова, — с трудом выговорил тот. — Голова... болит.

— Сейчас, — засуетилась Серафима, — подожди минутку!

Мария уже насыпала в кружку какой-то порошок. Развела водой, подала Николаю:

— Вот, выпей!

Николай взял кружку. Кривясь от горечи, выпил лекарство. Недоумённо огляделся по сторонам. И вдруг спохватился:

— А... чегой-то я тут?.. А?

— Ты себя плохо почувствовал, — осторожно сказала Мария. — Помнишь, как сюда шёл?

Николай нахмурился.

— Нет. — Жалобно повторил: — Голова болит. Может, пройдёт — тогда припомню?

— А как тебя зовут, помнишь?

— Николаем, — удивился мужчина. — Ты шуткуешь, что ли?

— А жену твою как зовут? — подала голос мать Серафима.

— Натальей... Да что с вами такое?

— В загадки играют, — подал голос Джек. — Ты вот знаешь, как мою жену зовут?

— Нет, — удивился Николай.

— Вот! И я не знаю. Давай, может, до пока не вспомню, с твоей поживу?

Николай насупился. Встал со стула. Чуть покачнулся — голова у него, должно быть, кружилась, — но к Марии и Серафиме повернулся решительно.

— Пойду я. Храни вас Мать Доброты, — прижал ладонь к сердцу и вышел.

Скоро с улицы стали доноситься изумлённые возгласы. Джек широко улыбнулся Марии.

— Ну вот, лапушка, а ты боялась! Стало быть, действует ваше зелье?.. Пойду там, скажу, чтобы в очередь строились. А то как поломятся сейчас на радостях — все склянки вам перетопчут. Идём, — махнул рукой Эри и Серому.

Они вышли во двор.

— Так, — скомандовал Джек. — Болезные, а ну, становись в очередь! — и быстро, не давая людям опомниться, с помощью Серого выстроил толпу друг за другом. — По одному — заходь!

Эри стояла в сторонке, на неё никто не обращал внимания. Страждущие, сопровождаемые женщинами, по очереди заходили в лечебницу — и появлялись на крыльце уже с осмысленным выражением лица.

— Мать Доброты исцелила, — комментировал Джек. — И наказывала: спички больше не трогать! А то в другой раз так приложит, что вовсе без мозгов останешься. Вкурил, нет?..

Выходящие мужчины смотрели на него ошалело, женщины испуганно охали и часто кивали, стремясь поскорее увести исцелённых.

Через полчаса во дворе лечебницы не осталось никого.

— Всё, красавицы, — доложил вышедшим на крыльцо Марии и Серафиме Джек. — Расползлись ваши саботажники. Теперь, я считаю, можно и самим валерьянки хряпнуть — если не всю ещё вылакали. А можно и позабористее чего.

— Смилостивилась заступница, — всхлипнула Серафима. — Сжалилась, отвела беду!

— Во-во. И я о чём, — поддакнул Джек. — В этом деле, главное — валерьянку под рукой держать. А там уж Мать Доброты разрулит.

Серафима укоризненно посмотрела на него. Покачала головой и ушла.

Джек кивнул Серому и Эри, тоже призывая уходить.

— Спасибо вам, — сказала Мария.

— Нам-то за что? — удивился Джек. — Матери Доброты молись.

Мария кротко улыбнулась.

— Мать Доброты я никогда не оставлю молитвами. А вы... — она замялась.

— Что? — поторопил Джек.

— Вы ведь и сами могли обработать ожоги, — прямо глядя ему в глаза, сказала Мария, — не приходя сюда. Я принесла вам лекарство, да и свои порошки у вас есть. Ты пострадал не меньше Сергея, но об ожогах даже не вспомнил — и собрался уходить.

— А то мало вам было убогих, — усмехнулся Джек, — ещё со мной возиться. Совесть заела, вот и ухожу.

Мария грустно покачала головой. И чуть слышно проговорила:

— Я бы очень хотела, чтобы когда-нибудь ты рассказал правду.

— Зря, — жёстко отрезал Джек.

— Почему?

— Потому что правда — она навроде дикого кабана. Кто другой из леса забитого притащит, так будешь глядеть да завидовать. А если сам нарвёшься, то с непривычки — лишь бы ноги унести. Опасная это штука, правда. С Матерью Доброты — всяк спокойней... Ладно, потопали мы. Бывай, — Джек подмигнул Марии и спустился с крыльца.

***

— А она ведь догадалась, — заметил Серый по дороге домой.

— Мария-то?

— Ага.

— Ну... Сообразила, что дело нечисто, это точно. А как-чего — вряд ли скумекает, мы сами-то ни хрена не понимаем. Да и не из болтливых баба.

— Мария не будет болтать, — подала голос Эри.

— Почему?

— Потому что ты ей нравишься. — Эри смотрела на Джека с непонятным выражением — то ли радуется за отца, то ли ревнует. — И не говори, что не замечал!

Джек ухмыльнулся. Посоветовал Эри:

— Привыкай. Не она первая, не она последняя.

— Да уж, — фыркнул Серый.

Эри надула губы. Джек потрепал её по плечу:

— Не психуй. Уж кого-кого, а здешних красоток я точно по дальней дуге обходить буду. В койке, конечно, всякое видал — но если Мать Доброты туда третьей затащат, этак и стояка лишиться недолго.

Серый гоготнул. Эри покраснела. А Джек вдруг резко сменил тему.

— Серый. А с чего деревья цвет сбросить могут?

— Меня спрашиваешь? — удивился Серый.

— Дак, бати твоего рядом нету. Стало быть, тебе отдуваться.

Серый задумался.

— Н-ну... Заморозки.

Джек мотнул головой:

— Не было заморозков.

— Вредители могли напасть. Гусеницы какие-нибудь, или тля.

— Тоже не было такого, местные увидали бы.

— Значит, болезнь какая-то. Я агрономией не очень интересовался.

— А надо было! — попенял Джек. — Не девками, а этой самой! Толку, блин, с тебя... — он задумался. И вдруг решительно объявил: — А ну, потопали, до сада ихнего дойдём.

— Зачем?

— Да кабы я знал. Стучится что-то в черепушке, непонятно пока. Дойдём — глядишь, соображу.

Через десять минут они были в саду.

— Это... какой-то бред, — обескураженно объявил Серый, разглядывая голую ветку яблони.

На тёмной коре, если приглядеться как следует, виднелись засохшие следы брызг. Те же следы Серый увидел, присмотревшись к осыпавшимся лепесткам.

Болезнь, поразившая деревья, оказалась рукотворной.

Глава 11

Серый

— Ты хочешь сказать, — медленно проговорила Эри, — что кто-то осознанно отравил цветущие деревья?

— Тут и говорить ничего не надо, — мрачно отозвался Серый. Качнул злополучную ветку. — И рад бы глазам не верить, да не выходит.

— Яблочко, говорят, от яблони, — буркнул Джек.

— О чём ты? — удивилась Эри.

— О том. Посёлок отравленный помните? Шаман людей истреблял — не кашлял. А тут деревья.

— Но Шамана ведь увели? — удивился Серый.

— Его-то увели. А дело, видать, живёт.

— Ангелина? — предположила Эри. — Она ведь так и не вернулась.

— Нет, — брякнул Серый. Напоролся на тяжёлый взгляд Джека и осёкся. Совсем забыл, что о смерти Ангелины знают только они двое. Поправился: — То есть, я не думаю, что это она.

— А кто ещё? — настаивала на своём Эри. — Больше некому! Остальные просто не додумаются до такого. Они, по сути своей, очень простодушные люди.

— Угу. И факелом по роже тебя огрели — исключительно по простоте душевной.

Эри надулась.

— Да хорош вам, — одёрнул Джек. — Кто это устроил, до поры дело десятое. Вопрос, как провернули?

— То есть? — удивился Серый. — Чего тут проворачивать? Берёшь отраву — в принципе, подойдёт любое едкое вещество, — растворяешь в воде. Раствор наливаешь в пульверизатор, и опрыскивай на здоровье. Опрыскиватели у них наверняка есть. Может, с до того как всё случилось уцелели, а может сами смастерили — штука-то нехитрая.

— Окей, — кивнул Джек. — А теперь прикинь, сколько времени надо на то, чтобы все деревья в саду облить.

— Н-ну... Часа два. Может, три... Блин!

— Дошло? — усмехнулся Джек. — То-то.

— До меня не дошло, — сердито вмешалась Эри. — Ну, два часа — и что?

Джек покачал головой:

— Вот, сразу видно — не доводилось тебе яблони по чужим садам обтрясать. А если мимо кто пойдёт? Пульверизатор — здоровая хреновина, в карман не спрячешь. И поди объясни, что тут вообще делаешь.

— Думаешь, это был кто-то их тех, кто работает в саду? — удивилась Эри.

— Не, тоже хрень. Местные — дурни, конечно, но уж спросить у того, кто опрыскивал, что это он такое в пульверизатор залил, сообразили бы... Нет. Этот гад втихаря работал.

— Да каким макаром? — Серый огляделся. — Тут ведь постоянно люди ходят! По любому спалили бы.

— Дак, а я о чём?

— Утром и вечером весь посёлок на молитве, — напомнила Эри. — Этот человек мог, например, притвориться больным и не пойти на площадь.

Серый качнул головой:

— Не успел бы. Молитва — от силы полчаса.

— Может, он несколько ночей притворялся?

— Тогда и деревья постепенно бы сохли... Нет. Это точно сделали в один приём.

— Тогда я ничего не понимаю, — сердито проговорила Эри. — Ночью его бы заметили, днём, когда на улице никого нет, он не мог здесь оказаться из-за солнца. Людей, которые могут себе такое позволить, в посёлке всего двое — и это вы.

— Ну, стало быть, не зря нас поджигать приходили, — усмехнулся Джек. — Рассказывай, Серый, где опрыскиватель прикопал?

— Подожди, — Серый поморщился, по-отцовски потёр виски — Кирилл всегда так делал, если хотел сосредоточиться. — Слушай, Джек. А где ваши с отцом комбезы? У вас ведь были с собой?

— У нас много чего было. Да только, как в плен попали, так сразу и закончилось.

— То есть, ваши вещи здесь, в посёлке? — Серый хлопнул себя по лбу. — Точно, здесь! На Ангелине ведь был комбез — помнишь?

— На Ангелине? — удивилась Эри.

Серый, под яростным взглядом Джека, прикусил язык. Постарался исправить оплошность:

— То есть, я хочу сказать, что она или Шаман запросто могли пользоваться вашими комбезами.

— А вот это точно, — согласился Джек. — Шаман, Ангелина... Или тот, кто знал, куда наше шмотьё заныкали.

— И знал, для чего нужны комбинезоны, — добавила Эри. — Я же вам говорю, что это Ангелина! Больше некому. Комбинезон может спасать от солнца около двух часов, так?

Серый пренебрежительно махнул рукой:

— Это старые два часа работали. Отец усовершенствовал пропитку, современные комбезы до четырёх часов солнца держат.

— Тем более, — всплеснула руками Эри. — Четырёх часов этому человеку за глаза бы хватило. Так?

— Ну да. Только мы здесь уже больше месяца, а я ещё ни разу никого в комбезе не встречал.

Джек фыркнул:

— Дак, поди, не дураки — палиться. С нас ведь станется и назад барахло отжать. Но только сдаётся мне, дело не в этом. А в том, что про комбезы мало кто знает. Так ведь, если подумать — когда нас с бункерным опоили и рюкзаки уволокли, небось на весь посёлок об этом не орали. Шаман с Ангелиной упёрли втихаря, втихаря же и пользовались. А у Шамана, кстати, кроме Ангелины, ещё две бабы есть.

Эри ахнула.

— Мария и Серафима?!

— Ну, может, и другие есть, конечно, — ухмыльнулся Джек. — Только нахрена, если с этими-то не знает, что делать?

Эри вздохнула.

— Ты как мальчишка, честное слово! Ты понимаешь, что это очень серьёзное обвинение?

Джек потрепал Эри по волосам.

— Обвинения, лапушка — то у вас в Бункере заморачиваются. У нас с этим делом попроще. Того, кто такое сотворил, обвинять не стали бы. Башку свернули, и всех делов.

— Как это — свернули? А если это не он?

— Дак, спросить можно.

Эри непонимающе нахмурилась.

— Джеку не соврёшь, — объяснил Серый. — И тебе тоже. Так ведь?

— Ой...

— Вот тебе и «ой». Ладно, — решил Джек, — топайте по своим делам, а я в лечебницу вернусь. Чует моё сердце, с шаманскими матерями есть об чём перетереть.

***

Вечера в посёлке Шамана начинались с общей молитвы. А после неё часть людей отправлялась туда, где они работали постоянно — на фермы, на поля, в теплицы, — а часть оставалась. Этим людям участок для сегодняшней работы раньше определял Шаман, теперь ушедшего главу сменил на этом посту Георгий.

На Серого и Эри, подошедших за распределением, собравшиеся возле Георгия люди старались не смотреть, отводили глаза.

«Думали, после вчерашнего не придём, — понял Серый. — Щас! Обойдётесь». Уверенно подошёл к Георгию.

— Здорово, начальник.

— Храни тебя Мать Доброты, — сумрачно отозвался тот. — Ты мог бы не приходить сегодня.

— Почему?

— Я слышал, что вы пострадали, — Георгий мазнул взглядом по ожогам на руках Серого, по щеке Эри.

— А я слыхал, что и других пострадавших немало было, — усмехнулся Серый. — Что ж теперь, дела себя сами сделают? Назначай, куда идти.

— Если ты здоров, можешь продолжить ровнять живую изгородь.

— Здоров, — кивнул Серый. — Выдавай инструмент.

Живая изгородь в посёлке Шамана заменяла забор, окружала его по всему периметру. За изгородью следили: колючему кустарнику не позволяли разрастаться ни вширь, ни вверх, обрубая лишние побеги. Работа была Серому знакома, он боролся с колючим кустарником не первую ночь. Эри, как существо, в огородно-полевых работах ничего не смыслящее, с самого начала отрядили Серому в помощницы. Если он рубил дрова, она таскала их в поленницу. Если чистил коровник, прибирала граблями пол. Возле изгороди Эри приспособилась собирать обрубленные Серым ветки, складывала их в кучу.

Уставала, конечно, быстро, и тонкие белые руки, несмотря на защитные рукавицы, в первую же ночь покрылись царапинами. Но Эри не жаловалась. Привыкла к Серому, знала, что чуть заикнётся об усталости — он тут же её прогонит. А сидеть дома терпеть не могла, там пришлось бы хозяйством заниматься. Это бункерная совсем не умела, Джек над ней в голос ржал. То у неё молоко сбежит и плиту зальёт, то печка зачадит так, что хоть ори «Пожар!», то ведро в колодце утопит — смех и грех. Вот и пыхтела рядом, ни на что не жаловалась. Обычно болтала без умолку, а сегодня помалкивала. Думала что-то своё.

Серый тоже молчал. Мысли в голове бродили нехорошие. Это Эри могла подозревать Ангелину, а он-то знал, что главная жена Шамана мертва. И выходило, что деревья потравила либо Серафима, либо Мария.

Серафиму Серый почти не знал, не было поводов общаться. Едва ли десятком слов с ней обмолвился. Но ему хватало того, что видел — Серафима казалась воплощением простоты и добродушия. Да и физически этой полной, немолодой женщине тяжеловато было бы управиться с пульверизатором. А вот Мария справилась бы легко. Чем-то она напоминала Серому Лару — такая же стройная, сильная, привычная к любой работе. Только Лара весёлая, а у Марии вечно губы в ниточку стянуты, и взгляд отстранённый — будто говорит с тобой, а сама не здесь. Иногда Серому казалось, что женщина с удовольствием вела бы себя по-другому. Смеялась бы вместе с ними, болтала о всякой ерунде. Но Мария этого не делала. Она приходила к ним частенько, в начале помогала обустраиваться, потом — Серый думал, что по привычке. Пока Эри сегодня не ляпнула про Джека.

Мария справилась бы с опрыскивателем, в этом сомнений не было. Но зачем?!

— Зачем? — Серый сам не заметил, что говорит вслух. — Она ведь лучше всех в посёлке к нам относится.

— Что? — удивилась Эри. — Кто к нам лучше всех относится?

— Да никто, — отмахнулся Серый, — не обращай внимания... О! Джек идёт.

Живая изгородь доходила ему до плеча. Они стригли кустарник с внешней стороны периметра, с внутренней закончили ещё вчера.

От устроенной в изгороди калитки разбегались тропинки. Самая широкая вела на поля, налево уходила дорожка, ведущая к лесу, а с правой стороны метров через пять начинался овраг, по дну которого текла речка. Серый слышал от местных, что летом её можно перемахнуть в два прыжка, случались годы, когда вовсе пересыхала. А сейчас, в конце весны, когда с гор всё ещё сходил снег, это была настоящая река — неширокая, но бурная.

Эри не видела, что происходит за изгородью, не хватало роста. Она поднялась на цыпочки. Приближающийся Джек помахал рукой. Серый слышал, как он сквозь зубы выругался — для того, чтобы попасть на ту сторону изгороди, пришлось шагать к калитке. Перемахнуть колючую ограду, не оцарапавшись, не получалось даже у него.

— Ну, что? — накинулись на Джека Серый и Эри.

— Хрень, — коротко отозвался тот. — Комбезы пропали.

— В смысле — пропали? — удивился Серый.

— В прямом. Я у Марии спрашиваю — мол, знаешь, где они? Она говорит, знаю. Я говорю, покажи. Есть мыслишки кое-какие — насчёт того, почему деревья загнулись. Она аж с лица сбледнула — сообразила, видать. Их, говорит, Шаман прибрал, вместе с другим вашим барахлом. А я ж помню, как мы пытались у Шамана шмотьё назад отжать, перед тем, как уйти. Он тогда отбрехался, что, мол, всё огню предал — там ведь ещё и оружие было, и наше, и Олеськина винтовка. Я слышал, что врёт, а он ощерился — мол, ищите, если хотите. На раз не раскололся бы, а вытрясать с него правду и схроны разыскивать времени не было — сами помните, как спешили.

— Помним, — кивнул Серый. — И что?

— Ну, Мария сказала, что комбезы у него в схроне. Сейчас, говорит, проверю. Пошла домой, я с ней потопал. Она велела на крыльце ждать. Ушла в дом, а через минуту появляется, бледнее снега. Нету, говорит, ничего. И комбезы пропали, и всё остальное.

Серый присвистнул.

— Я говорю, пусти в дом, сам посмотрю, — продолжил Джек. — Она поупиралась, но пустила. Схрон — тьфу, одно название, просто шкаф в стене. Было бы у нас времени побольше, нашли бы, конечно. И внутри шкафа ничего особенного — книжки всякие, банки-склянки. А в самом низу, Мария сказала, наше барахло лежало. Рюкзаки Шаман сразу отдал — этим своим, которые по округе за Мать Доброты агитируют, — шмотьё, походу, и правда пожёг. А комбезы и оружие, она сказала, точняк в шкафу были. Шаман сказал, что ему, мол, чужого не надо, но и выпускать из рук этакую пакость нельзя. Пусть у него будет, так надёжнее. А теперь — нету ничего. Пропало. И хлопает на меня глазищами — дескать, как так-то?

— Мария сказала правду? — спросил Серый.

Джек кивнул:

— Правдивей некуда. Воровства у них не водится. Она до того обалдела, что кто-то посмел к Шаману в шкаф залезть, что аж сказать ничего не могла.

— А это точно не Серафима?

— Точно. Да Серафима в комбез и не впихнулась бы, по швам бы треснул.

— Тоже верно. — Серый задумался. Начал: — А... — но договорить не успел.

С противоположной стороны речки, из растущих на высоком склоне оврага кустов, грянул выстрел.

Они метнулись к Эри одновременно — Джек опередил Серого едва ли на полсекунды. Девчонка стояла столбом, зажав руками уши и почему-то зажмурившись. Удар Джека уронил Эри в траву — больше спрятаться было негде.

— Застыла, — приказал девчонке Джек. — Вжалась в землю! По команде — беги. Не вопи и не дёргайся. Поняла?

Он прикрыл Эри собой, придавил к земле своим телом. Серый не слышал, что ответила Эри. Тоже упал на землю и вглядывался в берег на той стороне, пытаясь понять, откуда стреляли. Следующая пуля зарылась в глину рядом с тем местом, где упал Серый, в полуметре от его локтя. В руке у Джека Серый увидел пистолет.

Выстрел — через речку, на ту сторону.

Секунда — Джек наблюдал, что происходит на той стороне. Серый ничего, кроме бестолково закачавшихся кустов, не заметил. А Джек кивнул каким-то свои мыслям и приказал Эри:

— Марш!

Вскочил, вместе с ней, одной рукой прижав девчонку к себе — выпрямился в пол-оборота, прикрыв её, — в другой руке держал пистолет.

Но выстрелов больше не было. Джек, вместе с Эри, в несколько прыжков добежал до калитки. С силой толкнул Эри под прикрытие ограды, крикнул:

— На землю! Отползла!

И сам тут же упал, спрятавшись за изгородью. Серый увидел, как вытянул руку с пистолетом. Но больше никто не стрелял.

Спустя минуту Джек поднялся в полный рост. Бросил Серому:

— Отбой.

И принялся разуваться.

— На разведку? — понял Серый.

Джек кивнул. Приказал:

— Прибегут — глазами хлопай, хлебальником щёлкай. Кто-кого — знать не знаешь. Тяни время, до пока не вернусь. Вкурил?

Серый кивнул.

Джек перекинул через плечо связанные за шнурки ботинки, конец шнурка зажал в зубах и заскользил босыми ногами вниз, по отвесному склону оврага.

Спустился. Шагнул в воду. Река потащила его за собой, едва ступил — но Серый уже понял, что собирается делать. Полусотней метров ниже река делала резкий поворот. Там отмель, если успеть зацепиться, то можно будет выбраться. Джек успел.

Серый увидел, как лёжа на спине в стремительном потоке он вытолкнул тело из воды, ухватился за свисающие ветки кустарника. Упёрся ногами. И быстро, перехватывая прутья, принялся подниматься по склону вверх.

Серый выдохнул. И услышал взволнованный шёпот:

— Что там?

Обернулся. Эри, прижавшаяся к земле за оградой, осторожно подняла голову.

— Джек через реку перебрался.

Эри ахнула:

— Зачем?

— Искупаться решил. Жарко.

Девчонка обиженно поджала губы.

— Посмотреть, откуда стреляли, — сжалился Серый. — Сейчас-то смылись, конечно, я видал, как кусты колыхались. Но хоть следы поглядит, найдёт, может, чего — уже хлеб.

Эри, подумав, кивнула — сделала вид, что поняла. Спросила:

— А мне можно встать?

— Валяй.

Серый подошёл к ней, протянул руку. Эри ухватилась за неё, поднялась. Проследила за его взглядом — Серый смотрел в сторону посёлка, на бегущих к ним людей. Сжалась.

— Зачем они... Чего они хотят?

— А я знаю? — Серый ответил нарочито грубо, чтобы заставить девчонку встряхнуться. — Прибегут — сами скажут. Стрельбу, небось, услышали, вот и всполошились. Ты помалкивай, поняла? Говорить я буду.

Глава 12

Серый

— Что тут происходит?

К ограде подбежал Георгий, с ним ещё двое мужчин — Серый не помнил их имена. Сказал:

— В нас стреляли.

— Кто?!

— Не знаю, не разглядели. Он на том берегу был, — Серый махнул рукой.

Георгий, недоверчиво посмотрев на него, вышел за калитку. Приглядевшись, настороженно сказал:

— Там и сейчас кто-то есть.

— Это Джек.

Георгий нахмурился:

— А как он там оказался?

— Переплыл.

— Не может быть! — вырвалось у кого-то из мужчин.

Серый развёл руками — дескать, не может, так не может.

— А в кого стреляли? — спросил Георгий.

Хороший вопрос. Серый и сам об этом думал.

Он подошёл к живой изгороди, потрогал тонкий ствол деревца, ободранный пулей на высоте чуть ниже человеческого роста. В кого из них троих стреляли? Пока ясно только то, что делал это на редкость неумелый стрелок. Как если бы пистолет дали, например, Эри. Сам Серый с такого расстояния по неподвижной цели не промахнулся бы, не говоря уж о Джеке. Честно сказал:

— Не знаю.

Джек на противоположной стороне с разведкой, должно быть, закончил. Серый увидел, как спустился к речке. Спрашивать его о чём-то сейчас было бесполезно, слова глушил шум воды. Серый, Эри и подошедшие мужчины, стоя на краю оврага, наблюдали, как Джек шагнул в поток. За плечом Серого ахнули — он обернулся и увидел запыхавшуюся Марию. Тоже прибежала на шум.

— Что он делает?!

— Возвращается, — объяснил очевидное Серый.

Подошёл к краю и, оскальзываясь, поспешил вниз — может, сумеет помочь.

Речка в месте поворота мелела, вода доходила Джеку едва ли до колена. «А вода-то ледяная, — подумал Серый. — В горных реках она летом — от силы градусов десять, а уж сейчас, когда снег ещё не весь сошёл... Главное, чтоб ноги ему не свело. И чтобы на камнях не оскользнулся».

Джек, борясь с течением, медленно продвигался вперёд. Собравшиеся на берегу наблюдали за ним едва ли не с благоговейным ужасом. Вряд ли кто-то из них рискнул бы оказаться на месте Джека.

Серый высмотрел в прибрежной глине длинную корягу, рывком выдернул наружу. Добежав до того места, где через речку перебирался Джек, протянул конец коряги ему.

Шаг. Ещё один.

Всё, ухватился. Дальше — проще. Ещё несколько шагов, и Джек вцепился испачканной в глине рукой в протянутую ладонь Серого.

Выбрался на берег, присел на камень обуться. Серый снял с себя куртку, набросил ему на плечи.

— Держи, грейся... Ну, как там? Нашёл что-нибудь?

— Угу.

— И?

Джек неторопливо вколачивал мокрую ногу в мокрый ботинок.

— Да говори уже, — не выдержал Серый, — не тяни!

Джек молча нырнул рукой в карман домотканых штанов — с тех пор, как их с Кириллом одежду отобрал Шаман, носил местные. Ругался, конечно, но другие здесь взять было негде. Доработал их, как мог — приладил к штанам карманы и петли под ремень.

Серый протянул ладонь. В неё легла пистолетная гильза. Серый разочарованно скривился.

— Да там по звуку было ясно, что из пистолета бьют! А больше ничего не нашёл?

— Что за гильза? — вместо ответа спросил Джек.

— Да обыкновенная. Гильза, как гильза... — Серый присмотрелся. Джек выжидал. Серый присмотрелся внимательней. И ошарашенно пробормотал: — Блин. Стечкин?!

— Он самый. — Джек надел второй ботинок, взялся за шнурки.

— Хочешь сказать, что стреляли из пистолета отца?

Джек развёл руками.

— Дак, мой при мне.

— То есть, стрелял тот, кто спёр комбезы?

— Выходит, так. Стволы отобрали у меня, у бункерного и у Олеськи. Свой я забрал, как только очухался — значит, у них остались Стечкин и винтовка.

— А почему же не из винтовки били? — удивился Серый. — У Олеси ведь снайперка была! Из неё и младенец попадёт.

Джек кивнул:

— Попадёт — если управиться сумеет. Машинка-то серьёзная, с ней поди разберись. Видать, решили, что из пистолета проще.

— Идиотизм какой-то.

— Дак, а я о чём?

Серый посмотрел на стоящих в отдалении, на высоком берегу, людей посёлка.

— Надо им сказать.

— Да вот чёрт бы знал, надо или нет, — сумрачно буркнул Джек.

— То есть? — удивился Серый.

— То, что мозги у них тут набекрень! Ты скажешь — а они такое услышат, что нам и в белой горячке не выдумать. Мутно у них. В башках — мутно. Не выветрилась ещё шаманская жвачка... Ладно, пошли. Отмолчаться-то по любому не получится.

***

Джек как в воду глядел. Услышав о том, что оружие, из которого стреляли, принадлежит Кириллу, Георгий охнул и, показалось Серому, еле сдержался, чтобы не отшатнуться от чужаков.

— Мать Доброты, — пробормотал он.

— Что — Мать Доброты?

Георгий переглянулся с двумя другими мужчинами, Марией.

— Мать Доброты избрала среди своих детей воина, — объявил он. — Того, кто заставит вас покинуть наш посёлок.

— Интересный расклад, — протянул Джек. — А ну, напомни-ка, кто нас догнал? Кто ныл, что люди с ума посходили?

— Мы просили вернуть Шамана, — сказал Георгий. — Ваш глава отказал. И вместо того, чтобы вернуть Шамана, отправил сюда вас! Мы просили вовсе не об этом. Матери Доброты не нравится то, что происходит. Люди... — он запнулся, — пытались действовать сами, — Серый понял, что имеет в виду поджог, — но это были неправильные действия. И теперь Мать Доброты приказывает вам уйти руками избранного воина. Этот воин получил оружие и Её благословление.

— Наше оружие? — уточнил Джек. — Воин получил?

— Конечно. Откуда на земле мира и добра взяться другому? — Георгий оглянулся на своих. Те согласно закивали.

— Вот как, — проговорил Джек. — И что ж это, по-твоему, за воин такой?

Георгий развёл руками:

— Мне неведомо.

— А почему же он нас не перестрелял? Мы как на ладони были, я бы не промахнулся.

— Не в обычаях Матери Доброты проливать кровь.

— А может, просто воин паршивый попался? — не выдержал Серый. — Оружие спереть сумел, а как стрелять — нет? С винтовкой сладить, и то не смог?

— Матери Доброты противно убийство, — будто не услышав его, повторил Георгий. — Рассказать, почему она действует так, а не иначе, мог только Шаман, мне не дано услышать Её слово. Я могу говорить лишь то, что думаю сам. Эти выстрелы — знак. Вы должны уйти.

— Они живут среди нас уже больше месяца, — подала голос Мария. — В первое время, когда в посёлке вспыхивали ссоры, они неизменно приходили на выручку. И столкновения удавалось погасить, не дожидаясь увечий.

Да уж. Серый хорошо помнил, как это было.

Заполошный женский крик: «Помогите!», брошенный Джеком инструмент, который держал в руках — стычки отчего-то случались ближе к окончанию работ, должно быть, так выплёскивались людские усталость и раздражение. Быстрый бег по посёлку, стремительное вмешательство — Джек попросту отшвыривал дерущихся друг от друга, одного ронял на землю сам, другому выкручивал руки Серый. Жёсткий, оценивающий взгляд Джека по сторонам — есть ещё желающие подраться? Желающих, как правило, не находилось. Буянов окатывали водой из ближайшего колодца, и в скором времени жизнь возвращалась на круги своя.

— А сейчас и ссоры прекратились, — напомнила Мария. — Я думаю, что благодаря им.

Георгий покачал головой:

— А я думаю, что это Мать Доброты помогла людям опомниться. Если бы она считала появление чужаков благом, деревья не сбросили бы цвет.

Серый почувствовал, что начинает закипать.

— Тебе же объяснили! Деревья сбросили цвет из-за того, что их окатили какой-то дрянью. Дойди до сада, посмотри на ветки! Это видно невооружённым глазом.

— Это твои слова, и ничего более.

Мужики за спиной Георгия снова согласно закивали.

— Никто из наших людей не способен на такую подлость! И никто не видел, как это делали — хотя мимо сада всю ночь, до самого рассвета, ходят люди.

«Ты дурак?!» — чуть не вырвалось у Серого. Сдержался. Процедил то, что уже говорил:

— Тот, кто это сделал, был в комбинезоне. В специальной одежде, которая позволяет в течение определённого времени находиться на солнце, понимаешь?

— Мне почти сорок лет, и я никогда не встречал подобную одежду.

Серый скрипнул зубами. В своё время они с Мраком, посовещавшись, комбезы решили с собой не брать. Ни к чему они, по большому счёту, только лишний вес тащить, а Эри — кто ж её знал, что прибьётся. Теперь вот и предъявить этому идиоту нечего.

— Я годами от тебя не сильно отстал, — буркнул Джек. — И тоже много чего не встречал. Мать Доброты, например. Сам-то её видел?

Георгий не ответил. Но лицом потемнел так, что Серый понял: переубедить его не удастся.

— Вы должны покинуть посёлок, — глухо повторил он.

Развернулся и пошёл прочь. Мужики — за ним.

Джек посмотрел на Марию.

— А ты чего не бежишь? Не боишься, что скажут — с чужаками спелась?

Мария вспыхнула. Но ответила твёрдо:

— Мне нечего стыдиться. Я знаю, что вы не желаете нам зла. И постараюсь убедить в этом других.

— Скажи им, что я уйду.

— Чего?! — обалдел Серый.

Эри ахнула. Джек предостерегающе поднял руку — не позволил им говорить.

— Стреляли в меня — стало быть, я Мамаше больше всех глаза мозолю. Уйду — и всё должно прекратиться. Чтоб ни ядов, ни поджогов, ни стрельбы! Не дай бог в своих кого попадут, потом и это на нас свалят. Так на сходняке и передай, поняла?

— На каком ещё... — начала Мария, но под насмешливым взглядом Джека опустила глаза.

Тот потрепал женщину по плечу.

— Они всё уже решили, лапушка. Только что... Да и, так-то — чего там решать? С самого начала было ясно. Они хотят жить, как при Шамане жили. Чтобы им пальцем показывали, куда ходить и что делать. Чтоб, как прежде, песенки распевать и ни о чём не думать. Своей башкой соображать не привыкли, вот и бесятся. А за крайними ходить далеко не надо, вот они мы. Чужака винить в собственной дурости куда приятней, чем себя любимого. Мы тут, как ты сказала, больше месяца. А толку? Драк меньше стало? Ну, так это надо совсем кретином быть, чтоб нарываться. Запомнили, что просто так с рук не сойдёт, мы с Серым наваляем — мало не покажется. Вот и выходит, что друг на друга бычатся меньше — а нас ненавидят чем дальше, тем больше. Особенно меня... Не по пути нам, в общем. И ты их уломать не сумеешь, не надейся.

Мария упрямо поджала губы.

— Я попробую объяснить, что люди неправы.

Джек развёл руками:

— Дело твоё. Охота башкой в стену стучать — стучи на здоровье. А только мои слова в точности передай. — Он заговорил жёстко и напористо: — Я уйду, молодняк останется. И будут себе тихо жить-поживать — до тех пор, пока наши не нарисуются. — Положил руки на плечи Серого и Эри. Внушительно повторил: — Тихо, ясно? Им с Матерью Доброты делить нечего. Это я здесь у вас полгода небо коптил, а они перед Шаманом ни в чём не виноватые. Чтоб никакой больше травли и поджогов! Никакой стрельбы. Поняла?

— Я... — Мария запнулась. — Не понимаю, кому ты ставишь условия?

— Кому надо, тот услышит. Твоё дело — передать. Иди. Чего стоишь?

Мария снова покраснела. Хотела что-то сказать, но не стала. Резко, взметнув подол длинного платья, развернулась и пошла прочь.

Серый, подождав, пока отойдёт подальше, повернулся к Джеку. Потребовал:

— А теперь объясни, что это за хрень была.

— Немедленно скажи, что это очередная идиотская шутка, — поддержала Эри. Она вывернулась из-под Джековой ладони и смотрела на отца так, будто собиралась испепелить его взглядом. — Ты никуда не пойдёшь!

Джек вместо ответа щёлкнул Эри по лбу. Пообещал:

— Была бы парнем — башкой в кусты бы улетела. Не ори, не доросла ещё. — Он огляделся и не найдя, на что присесть, плюхнулся прямо на землю. Поджал под себя ноги, закурил. И буднично, словно продолжая давно начатый разговор, приказал: — Почуете опасность — сваливайте. Стрелять опять будут, травить попытаются, или ещё какую дрянь выдумают — не дожидайтесь, пока у них получится. Руки в ноги — и двигайте на север, навстречу нашим. Дорогу знаете. Окопайтесь в каком-нибудь посёлке брошенном и сидите тихо. Лето на носу, с голоду не помрёте. А там уж или я вас найду, или наши подоспеют. Но, мыслю, до этого не дойдёт. Я свалю — вас в покое оставят.

— С чего ты взял, что претензии именно к тебе? — проговорил Серый. — В кого из нас стреляли — непонятно. Мы стояли рядом, все трое. А этот придурок и целиться толком не умеет, и подождать, пока разойдёмся, не сообразил

Джек выпустил дым. И, цепко глядя на Серого, предложил:

— Сам подумай, с чего. Уж тебе-то есть, в кого башковитым быть.

— Не пони... — начал Серый. И замолчал — понял. Спросил: — Месть? Думаешь, кто-то видел?..

Джек кивнул.

— О чём вы? — Эри беспомощно переводила взгляда с Джека на Серого и обратно. — Что — видел? Какая месть? Зачем тебе уходить?! — Села на землю рядом с Джеком.

Он взъерошил ей волосы.

— Затем, что, если останусь, покоя нам не будет.

— Мы можем уйти все втроём, — сказал Серый. — Так, как ты говоришь. Затихариться в брошенном посёлке и ждать наших. Отец ведь так и сказал — если поймём, что от нашего вмешательства стало хуже, уходить.

— Давайте! — вскинулась Эри. — Мне здесь... неприятно.

Джек покачал головой:

— Никому не приятно. А уходить, пока совсем не припёрло, нельзя.

— Почему?

— Да потому что если этой сволоте, которая деревья потравила, свой посёлок не жалко, то с чужаками церемониться он тем более не будет, — зло бросил Джек. — Чёрт его знает, что ещё учудить может, и какую встречу нашим приготовить. А пока вы здесь, хоть пасти его сможете. Увидите, что пропал кто-то надолго, или ещё чего подозрительное — сразу колите Георгия и Марию, что стряслось. Они, может, сами и не при делах будут, но что происходит, скажут. А там уж не дураки, додумаете. Без пригляда посёлок бросать нельзя. Если мыслю я правильно, и это на меня попёр кто-то, то с моим уходом всё прекратится. Хотя, скорее всего, на какое-то время так и так прекратится.

— Почему?

— Ранил я его, — объяснил Джек. — Вряд ли серьёзно, но зацепил, там кровь на кустах была. Потом-то, видать, сообразил рану зажать — когда я из кустов на камни выскочил, следов уже не увидел. И чёрт знает, где этого гада искать, я потому и не побежал никуда. Так что на какое-то время он точно затихнет, пока не залижется. И если всё так, как я сказал, то вслед за мной потянется. А там уж разберёмся.

Эри ахнула.

— Но это опасно! Как же ты, один?

Джек усмехнулся.

— Я, лапушка, всю дорогу один. Не переживай, время придёт — помру не хуже других. А пока бьют меня, бьют — добить не могут. Стало быть, время не пришло.

— Не пори чушь, — поморщился Серый. — Тоже мне, фаталист! Не надо тебе никуда уходить.

— А что надо делать? На жопе сидеть и ждать, пока следующая пуля вместо меня в неё прилетит? — Джек мотнул головой в сторону Эри. — Нет уж.

— Но...

— Говно, — отрезал Джек. — Будет так, как я сказал. Всё, точка.

Серый понял, что спорить бесполезно. Ну и, если отринуть эмоции, получалось, что Джек прав. Если цель неведомого мстителя — действительно он, находиться рядом опасно, как для Эри, так и для самого Серого. Что стоило сегодняшней пуле прилететь не в изгородь, а в кого-то из них? И что устроит этот подонок в следующий раз? Серый-то, случись чего, хоть сообразит, что делать. А Эри, пока по сторонам поглядит, да пока поверит в этакую подлость — уже поздно будет.

— И далеко ты собрался? — спросил Серый.

— Посмотрим, — уклончиво отозвался Джек. — Потом скажу.

Глаза Эри стремительно наполнились слезами. Она всхлипнула и ткнулась лбом в плечо отца. Упрямо пробормотала:

— Не уходи. Пожалуйста!

Глава 13

Эри

После того, как Джек сказал: «я уйду», у Эри будто застыло сердце. Они были рядом чуть больше месяца, но за это время Эри слишком хорошо научилась его понимать. Можно ругаться, уговаривать, даже плакать — Джек не передумает, она это знала. Со стороны, кому-то постороннему, Джек мог казаться человеком, которому на всё наплевать. Скажет — и забудет. Пообещает — и удивится, когда напомнят, что обещал. А Эри знала, что он не такой. Вовсе не тот беспечный весельчак, которого изображает. За насмешливой улыбкой и неприличными шутками прятался совсем другой человек. Эри была уверена, что когда-нибудь Джек научится по-настоящему ей доверять. Когда-нибудь расскажет обо всём, что носит в душе. Просто это будет не сейчас, должно пройти время... И вдруг Джек уходит. Из-за того, что вбил себе в голову — его присутствие рядом с Эри и Серым опасно. И единственный способ устранить опасность — увести её за собой.

В душе у Эри теплилась надежда на Марию. На то, что женщине удастся договориться с жителями посёлка, объяснить, что чужаки не желают им зла... Но когда увидела в окно идущую к их дому понурую Марию, поняла, что надеялась зря. Раньше, чем услышала, что чувствует женщина.

Упавшим голосом сказала:

— Мария идёт.

Джек тоже посмотрел в окно. Молча кивнул каким-то своим мыслям и пошёл открывать дверь.

— Тебе действительно лучше уйти, — войдя, глухо проговорила Мария. На Джека она не смотрела, отвела глаза. — А Сергей и Эрида могут остаться.

— Окей. На закате свалю, — пообещал Джек. Кивнул на рюкзак, которым давным-давно, ещё в прошлой жизни снабдила Эри в посёлке адаптов Лара. От большого рюкзака, принадлежащего Серому, Джек отказался, сказав, что и такого хватит. — Вон, уже и котомку набил. Ты передала своим, что я велел?

— Да.

— И что они?

— Как я и предполагала, люди удивились. Они не поняли, почему ты ставишь такие странные условия.

Джек удовлетворённо кивнул.

— Ничего. Кому надо, у того понималки хватит... Всё?

— Да, но... — Мария сбилась, замолчала.

Джек и Эри смотрели выжидающе. Серого в комнате не было — ставил заплатку на прохудившуюся куртку, да так и задремал с шитьём в руках, Джек велел до ужина его не будить.

— Ну? — поторопил Марию Джек.

Женщина вдруг покраснела.

— Мы с тобой... могли бы поговорить наедине?

Джек усмехнулся.

— Давай попробуем. Чем другим с тобой наедине заниматься — это мне, чую, вряд ли светит.

Мария покраснела ещё больше. Джек повернулся к Эри:

— Выйдешь?

Эри встала. Неохотно — Мария относилась к их троице лучше всех в посёлке, и за это Эри была ей благодарна. Но оставлять женщину наедине с Джеком почему-то ужасно не хотелось. Что, интересно, такого она собирается сказать, что нельзя произнести при Эри? У Джека нет тайн от неё и Серого! И жаль, что Мария этого не понимает.

Джек заметил её недовольство, подмигнул:

— Не дуйся, а то лопнешь.

Эри сердито фыркнула и вышла в другую комнату — маленькую, отделённую от той, в которой остались Мария и Джек, сколоченной из досок дверью.

Серый по-прежнему спал, уронив голову на руки. Эри вошла тихо, он не проснулся. Хотя, будь на её месте, например, Мария, или кто-то ещё из посторонних, наверняка бы вскочил. А к Эри он привык, знаменитое адаптское чутьё не срабатывало.

Эри села на кровать, посидела. Посмотрела в окно — ничего интересного. Серый спал. Разговор Джека и Марии доносился из-за закрытой двери неясными, приглушёнными звуками.

Чем дольше Эри сидела в одиночестве — дрыхнущий Серый не в счёт, — тем больше её подмывало послушать, о чём они говорят. Джек ведь наверняка ей всё потом расскажет! Ну что там, в самом деле, за секреты могут быть, о которых нельзя говорить при ней? А дверные доски от старости рассохлись, щели между ними здоровые. Если подойти поближе... В общем, Эри сама не поняла, как это случилось. Просто в какой-то момент уже стояла возле двери и смотрела в щель. Теперь и разговор можно было разобрать.

— ... я не понимаю, что со мной, — говорила Мария.

Она сидела на лавке у стола. Джек стоял, сунув руки в карманы, привалившись плечом к дверному косяку. Рядом с Марией почему-то не сел.

— Я ведь... я люблю Шамана! Уважаю его. Знаю, что он великий человек. Всем, что у нас есть, мы обязаны ему. Мы живы благодаря ему! И быть его женой — великая честь для меня.

Джек скучающе зевнул.

— Это я в курсе. Про честь, и всё такое — вы уж мне своим Шаманом черепушку насквозь проклевали. Любишь — ну, люби на здоровье, по этой теме у всех свои загоны, тут чужую башку не приделать. От меня-то чего хочешь? Благословления?

Мария покачала головой. И прошептала:

— Я — жена Шамана. Но думаю я о тебе. — Она густо покраснела, замолчала. Справилась с собой и продолжила с новой силой: — Каждую ночь я молю Мать Доброты, чтобы помогла не думать, не вспоминать тебя! Чтобы отвела эти мысли. Знаю, что они дурные, что это грешно и постыдно. Но ничего с собой поделать не могу.

Джек присвистнул:

— Зашибись дела.

Мария спрятала лицо в ладонях. Плечи у неё затряслись. Женщина плакала.

— У-у, ну только этого не хватало. — Джек отлепился от стены. Подошёл, присел перед Марией на корточки. Взял за руки, отвёл ладони от лица. И со странной интонацией проговорил: — Не тот я человек, по которому убиваться надо, лапушка.

— Почему? — Глаза Марии, полные слёз, смотрели на Джека с недоумением. — Почему — не тот?

— Шаман тебя целовал хоть раз? — вместо ответа спросил он.

— Да, — удивилась Мария, — конечно. Перед тем, как мы отправлялись спать, он всегда...

Джек покачал головой.

— Не, лапушка. Я не про то. Как в кино целуются — видала?

Мария промолчала, стыдливо отвернулась.

— Видала, — заключил Джек. — А с Шаманом у тебя такого не было, верно? И всего остального, что после поцелуев бывает, тоже никогда не было. Так?

— При чём тут это?

Мария говорила с трудом, почти шептала. Эри еле разбирала её слова.

— При том, что была бы ты нормальной бабой — уж я нашёл бы, как тебя утешить, не сомневайся. Раз, другой, десятый — а там, глядишь, надоел бы, и думать бы забыла про меня.

— Нет! — вскинулась Мария.

— Да, лапушка. Уж мне ли не знать, как оно бывает... Но только фигня в том, что с тобой так не получится.

— Почему?

— Да потому, что потом сама себя поедом сожрёшь, — сердито бросил Джек. — Переживать будешь, что Шаману изменила. Оно-то ладно — кабы я при тебе остался. Но я ведь не останусь.

— Почему? — снова спросила Мария. Она подалась к Джеку, с горьким недоумением заглянула ему в глаза. — Почему?

— Потому что не привык пристёгнутым сидеть, и меняться мне поздно. Влюбилась бы ты в нормального мужика, я бы тебе первый счастья пожелал, да сказал — чего сидишь, дура, беги к нему! Плюнь на своего Шамана, да разотри. Вон, хоть Георгий — глаз с тебя не сводит. Был бы не такой дурень, давно бы яйца подкатил. А со мной тебе связываться нельзя. И мужа не получишь, и свои, если узнают, заклюют. Я-то уйду, а тебе оставаться.

— Я... могла бы уйти с тобой.

— Нет. Не могла бы. — Джек поднялся, отошёл и снова привалился к стене.

— Почему?

— Потому что не возьму. Всё, лапушка, — отрезал Джек. — Побыли наедине — хорош. Иди домой, ужинать пора. А то с утра не жрамши, поди.

Мария встала. Дойдя до двери, задержалась, повернулась к Джеку.

Горячо прошептала:

— Я буду ждать тебя, — и быстро вышла из комнаты.

— Зря, — сказал закрывшейся двери Джек. И, не меняя интонации: — Уши там у некоторых не оплавились ещё?

Эри вспыхнула, отскочила назад. Через секунду щелястая дверь распахнулась — по всей видимости, от пинка. За ней стоял ухмыляющийся Джек.

Подскочил проснувшийся Серый:

— А?!

— Х@й на, — назидательно сказал Джек. — Выдрыхся? Вставай, пошли за стол.

Кирилл

— Присаживайся. — Григорий Алексеевич кивнул на стоящий у входа в бетонную будку матерчатый раскладной стульчик. Сам грузно опустился на второй, стоящий рядом.

— Вы подготовились, — заметил Кирилл.

— Знал, что ты придёшь.

— Я не один.

Григорий Алексеевич кивнул:

— И об этом догадывался. Позови Рэда, если хочешь. Мне нечего скрывать.

Кирилл свистнул. Ветки деревьев над сеткой закачались, калитку ловко, одним движением, перемахнула тёмная фигура.

— Мог бы не перелезать, — пожурил Мрака Григорий Алексеевич. — Там открыто.

— Не разглядел, — буркнул Мрак.

Григорий Алексеевич улыбнулся:

— Похож на отца. — Повернулся к Кириллу: — А почему твой сын не пришёл?

Кирилла будто ножом по сердцу полоснуло.

— Потому что мой сын остался на юге.

— Надеюсь, с ним всё в порядке?

— Я тоже надеюсь. — Кирилл внушал себе это каждую ночь.

С Серым остался Джек. Шамана увели. Ангелина пропала. С Серым и девчонкой ничего не случится! Но сердце плохо прислушивалось к уговорам. Оно ныло. Не давало спать, заставляя снова и снова прокручивать в голове варианты: как ещё можно было поступить, чтобы не подвергать сына опасности. Кирилл знал, что других вариантов не было. И всё же не мог об этом не думать.

— Вы не представляете, Григорий Алексеевич, какую кашу заварили, — горько проговорил он. — Просто не представляете!

Григорий Алексеевич нахмурился, подобрался.

— О чём ты говоришь? Что случилось?

Удивлялся он искренне. Кирилл и Мрак переглянулись.

— Давайте так, — предложил Кирилл. — Сначала я задаю вопросы, а вы на них отвечаете. Потом, если захотите, можете задать вопросы нам. Устроит?

Григорий Алексеевич кивнул:

— Вполне.

— Хорошо. Первый вопрос, самый важный: для чего вы передавали детей на поверхность?

Григорий Алексеевич развёл руками:

— Я был уверен, что ты догадаешься. Это была вынужденная мера.

— Вадим не сумел правильно соотнести производительность инкубатора и ресурсы Бункера? В какой-то момент детей стало слишком много?

— Да, верно.

— Я правильно понимаю, что никто другой в Бункере не знает о вашей... деятельности?

— Правильно. — Григорий Алексеевич смотрел спокойно и прямо.

— То есть, Вадиму вы сказали, что дети умерли? Самые первые дети — те, которым сейчас по шестнадцать-пятнадцать лет? Ариадна, Борей...

— И Виссарион, — спокойно закончил Григорий Алексеевич. — Ариадне было два года, Борею — год, Виссариону едва сровнялось три месяца. Корь — если хочешь знать диагноз. Прививку сделали слишком поздно, слабые организмы не смогли преодолеть вирус. На кладбище вместо тел закопали мешки с песком. Я никому не позволил к ним приближаться.

— Зачем? — Кирилл едва сдержался, чтобы не закричать. — Для чего понадобилась эта несусветная ложь?!

— Альтернативным решением была бы остановка инкубатора. — Григорий Алексеевич отвечал на вопросы так, будто каждую ночь репетировал сегодняшнюю встречу. Все свои ответы выучил заранее. — Мы потеряли бы год, а то и больше. Ты ведь знаешь Вадима! Обжегшись на молоке, он начинает дуть на воду. Кроме того, не думаю, что открою секрет — для Вадима был важен сам факт изобретения вакцины. Он сумел это сделать. Создал новых людей, новую расу, эксперимент удался! А последствия представлял себе крайне смутно. Ему попросту неинтересно было об этом думать. Он спешил дальше, к новым открытиям! — Григорий Алексеевич горько засмеялся. — Знаешь, Кирюша... Иной раз мне кажется, что после смерти Сергея Евгеньевича и Тимофея я остался единственным взрослым человеком в этом пионерлагере для одарённых. Ни у Вадика, ни у Лены нет жизненного опыта. Опыта обычной, человеческой жизни, понимаешь? А все остальные заглядывают им в рот. Объяснимо, в общем-то — как учёные, Вадик и Лена заткнут за пояс любого из своих коллег. Оба — выдающиеся люди, они и до того как всё случилось достигли бы немалых высот. Но в житейском плане — это дети малые. Не успевшие повзрослеть до катастрофы — а здесь, в Бункере, создавшие реальность, которая нравится им. Вы ведь знакомы с Эри?

— Видали, — вдруг подал голос Мрак.

Григорий Алексеевич повернулся к нему. Кивнул. Спросил у Кирилла:

— Кто её отец — думаю, нет нужды объяснять? Ты не слепой, да и сопоставить сроки наверняка сумел. Так вот: Лена скрывала беременность. Пока позволяла фигура, она носила просторную одежду, а потом «серьёзно заболела» и не выходила из клиники, на люди не показывалась. Я думал, что рождение дочери всё изменит... Как бы не так! Не изменилось ничего. Понимаешь — ровным счётом ни-че-го! Лена по-прежнему относилась к ребёнку, как к досадной помехе. Возможно, тут есть и часть моей вины. Возможно, это я не сумел объяснить, не донёс до неё, что такое материнство, и как важно...

— Григорий Алексеевич. Прекратите. — Кирилл поморщился. — Знаете, я тоже не планировал рождение сына! И мать Сергея, в отличие от Елены Викторовны, не намного старше меня. Она прекрасно понимала, что наша связь — из тех, что принято называть случайными. Понимала, что я не останусь с ней, что уйду, как только подрастёт ребёнок. Но, тем не менее — у Серого есть мать. Настоящая, любящая! Которой, говоря вашим языком, никто ничего не объяснял и не пытался «донести». Она заботилась о своём ребёнке просто потому, что ей в голову бы не пришло, что можно поступить иначе.

— Моя мамка тоже была хорошая, — вдруг сказал Мрак. Из-под сведённых бровей по-сталкеровски сверкнули глаза. — Она не виновата, что померла.

— Марина — моя ровесница, — глядя на Григория Алексеевича, сказал Кирилл. — Когда родился Мрак, ей было восемнадцать лет.

— Знаю. — Григорий Алексеевич опустил голову. Помолчал. — Я, в общем-то, об этом и говорю. Дело не в возрасте. У вас — другое общество, понимаешь? То, которое начал формировать Герман, а продолжил ты. В этом обществе человек живёт не только собой и своими амбициями. А здесь, к сожалению, после смерти Сергея Евгеньевича слишком многое изменилось. Вадим, разумеется, ни за что со мной не согласится, будет спорить до посинения. А я считаю, что от его идеи «чистого разума» рукой подать до геноцида. Их разделяет единственный шаг, и если не нынешнее поколение, то следующее этот шаг непременно сделает. Потому я и хотел, чтобы дети вырвались отсюда! Хотя бы часть детей. Чтобы они получили возможность жить иначе. И, возможно, потом им было бы проще найти общий язык с теми, кто растёт здесь. Собратья, всё-таки — в каком-то смысле.

— Но почему вы не обратились ко мне? — Кирилл вскочил. — Я же — вот он, рядом! Только руку протяни. Неужели мы не приютили бы детей?

— А сам не догадываешься, почему? — Григорий Алексеевич знакомо захлопал по карманам в поисках сигарет. Вспомнил, видимо, что одет в комбинезон, чертыхнулся. Мрак достал портсигар, открыл и протянул. Григорий Алексеевич, вытащив сигарету, благодарно кивнул. Прикурил от поднесённой спички. И закончил: — Вадик не позволил бы мне это сделать. Из-за своих дурацких амбиций, из-за понимания того, что ты оказался дальновиднее, чем он — чёрт знает, почему ещё. Но я больше, чем уверен — он придумал бы сотню причин. А скрыть факт передачи детей не получилось бы. Да ты бы и сам не пошёл на обман. Ведь так?

Кирилл сел. Хмуро кивнул.

— Мало быть гениальным учёным, Кирюша, — грустно закончил Григорий Алексеевич. — Надо быть ещё и человеком, понимаешь? И я пытался дать возможность хотя бы этим детям — жить по-другому. Не так, как придумал Вадик в своём придуманном мире.

— Благими намерениями, — пробормотал Кирилл. — Снова — благими намерениями!

Григорий Алексеевич нахмурился:

— Это ты к чему?

— Расскажите, как вы познакомились с Шаманом, — попросил Кирилл.

Григорий Алексеевич приподнял брови:

— С Шаманом?

— Так называют человека, который приходил за детьми.

— Надо же, не знал. Его зовут Егор.

— Возможно. — Кирилл вдруг понял, что настоящего имени Шамана не знает. — Инвалид, физически неполноценный. Низкорослый, с недоразвитыми ногами и ярко выраженными лицевыми дефектами.

— Нет, что ты! — Григорий Алексеевич явно удивился. — Егор не инвалид, он здоровее нас с тобой. Рослый, крепкий. Глава наших южных соседей — неужели не знаешь?

— Ах, вот как, — медленно проговорил Кирилл. — Егор, значит?

— Ну, конечно. Мы знакомы давно, он и раньше ко мне обращался. Я обследовал его жену, когда она заболела. А человека, которого ты описываешь, никогда не встречал.

— Вот сволота! — вырвалось у Мрака. — И тут, скотина, чужими руками жар загребал! Свою рожу показывать застремался, поди. Егору мозги запудрил, а тот и рад стараться.

— Да, — задумчиво проговорил Кирилл. — Это действительно многое объясняет.

— О чём вы говорите? — Григорий Алексеевич переводил недоумённый взгляд с Кирилла на Мрака и обратно.

Кирилл тяжело выдохнул.

— Давайте сначала всё-таки дослушаем вас. Итак. Егор?

Глава 14

Кирилл

— Как я уже говорил, жена Егора больна, — рассказывал Григорий Алексеевич. — Не буду утомлять медицинскими подробностями, но суть та, что хотя бы раз в полгода ей нужно проходить обследование. Ну и, естественно, пока суть да дело, мы с Егором немного общались. А Егор — человек сметливый, крепкий хозяйственник, глаз у него на непорядок намётан — будь здоров. По ряду признаков он, вероятно, догадался, что мы откусили кусок, который не в состоянии проглотить — я имею в виду детей. После того, как я закончил очередное обследование жены Егора, и он забрал её отсюда, через месяц внезапно появился вновь. Я решил, что женщине стало хуже, но оказалось, что причина не в ней. Егор предложил нам помощь.

— То есть, забрать детей? — уточнил Кирилл.

— Да. Ты не представляешь, что здесь творилось, Кирюша! Просто не представляешь. Мы сбивались с ног — уже не молодые, в большинстве своем, люди, — а в инкубаторе подрастали новые зародыши. То, что мы не справляемся, стало очевидным уже даже для Вадима. Но на то, чтобы остановить процесс, идущий в инкубаторе, просто рука бы не поднялась. Предложение Егора меня поначалу шокировало. Я сказал, что Вадим подобное даже обсуждать не захочет, и Егора выпроводил. А он, представь, ничуть не обиделся. Просто пообещал, что зайдёт ещё раз, через недельку.

— Молодец, — усмехнулся Кирилл. — Настоящий торгаш, чувствует, когда нужно выждать. Через неделю его предложение вас уже не так шокировало, верно?

— Ну... я, по крайней мере, согласился выслушать. Егор пообещал, что в его посёлке дети не останутся. Они отправятся на юг — где, по его словам, сытнее и безопаснее. Егор сказал, что твоим людям южное направление не интересно — вспомни, климат тогда ещё не начал меняться, — в тех местах они не бывают и в обозримом будущем вряд ли доберутся. Егор пообещал, что для проживания детям будут созданы самые лучшие условия, какие только можно представить, что они ни в чём не будут нуждаться. А жители посёлков, в которые будут доставлены дети, тайну их происхождения не узнают никогда.

— И вы не спросили, как именно Егор собирается объяснять происхождение?

— Спросил. Он ответил, что передаст детей будущим воспитателям лишь на том условии, что подробностями их рождения они интересоваться не станут. Люди, дескать, и сами-то вряд ли будут спрашивать, побоятся. Я рассудил, что, скорее всего, так и есть.

— А в чём заключается интерес самого Егора, он объяснил? Если дети не останутся в его посёлке, для чего он вообще всё это затеял?

— Разумеется, это было первым, о чём я спросил. Егора знал, в общем-то, неплохо, и об ответе догадывался. А он даже не пытался юлить. Честно ответил, что интерес корыстный. На юге освоено производство тканей из льна и хлопка, гончарное дело, там растут «невиданные», по словам Егора, фрукты и злаки — в общем, у южан найдётся, чем его отблагодарить.

— А вам долю не предложил? — прозвучало резче, чем хотелось, но сдержаться Кирилл не сумел.

Григорий Алексеевич спокойно кивнул:

— Предложил, разумеется. Егор, как ты верно заметил, человек деловой. И других привык измерять собственной мерой.

— Вы отказались?

— Естественно.

— Зря.

— Ещё одно слово в таком тоне, — не меняя интонации, пообещал Григорий Алексеевич, — и я тебя ударю. Не посмотрю, что ты моложе и сильнее.

— Как интересно, — хмыкнул Кирилл. — Детьми торговали вы, а по морде — мне. — И едва успел уклониться от удара в челюсть.

— Я не торговал детьми! — со злой горечью бросил Григорий Алексеевич. — И не смей говорить, что этого не понимаешь. Не торговал — хотя бы потому, что торговля предполагает обогащение, а я не приобрёл ничего, кроме головной боли. Поставь себя на моё место, в конце концов! Что бы ты делал?

— Рассказал бы о предложении Егора Вадиму.

— И что услышал бы в ответ?

— Не знаю. Вы ведь не спрашивали.

Григорий Алексеевич покачал головой:

— Не лукавь, Кирюша. Всё ты прекрасно знаешь! О том, чтобы передать детей на поверхность, речи быть не может. Они появились на свет не для того, чтобы стать дикарями. Надлежащее воспитание дети могут получить только здесь, в Бункере — и далее по тексту. После этого я, разумеется, не смог бы бесконтрольно даже шагу ступить, тем самым отрезав детям путь на поверхность навсегда.

— Вы поступили бесчестно, — упрямо повторил Кирилл.

— С этим я не спорю. Но, вспомни — Герман когда-то, забрав тебя из Бункера, поступил так же. И его поступок ты оправдываешь.

— Мне было семнадцать лет! Полгода из них я провёл в компании Рэда и других ребят. К тому времени был уже отнюдь не беспомощным младенцем, и Герман это знал.

— Тем не менее. Он передал тебя психу, одержимому жаждой власти. Человеку, от которого можно было ожидать чего угодно, любого зверства! А я отдавал детей под гарантию Егора, что с ними всё будет в порядке.

— Хотите сказать, что каким-то образом следили за их судьбой?

— Разумеется. Как же иначе? Егор регулярно докладывал мне об их здоровье. Передавал детские рисунки, это было одним из обязательных условий. И — ты можешь не верить, конечно, но по этим рисункам я видел, что дети счастливы. Окружены заботой и вниманием. Со временем на рисунках стали появляться подписи — детей обучали в том числе и грамоте. И я всё более убеждался в том, что поступил правильно.

— Херню ты творил, — буркнул Мрак. — Шаман твоими детишками весь юг к рукам прибрал и до сих пор в узде держит.

— Да кто такой этот Шаман?! — взорвался Григорий Алексеевич. — Я рассказал всё — могу, в конце концов, узнать, что происходит?

— Говори, — дёрнув Кирилла за рукав, потребовал Мрак.

Кирилл кивнул:

— Скажу. Только предупреждаю, Григорий Алексеевич — слушать вам будет крайне неприятно.

Григорий Алексеевич горько усмехнулся.

— Кирюша. Мне за шестьдесят. И в последние тридцать лет приятными сюрпризами жизнь не баловала, поверь. Так что говори, не стесняйся.

— Что ж, я предупредил. — И Кирилл начал рассказывать.

О Матери Доброты. О детях, появляющихся в Лунном Кругу. О брошенном посёлке с отравленными людьми. О Шамане, об Ангелине. О смерти Лёхи, Эрика, Олеси. О битве на дороге, о невероятных способностях Эри, о ранении Джека. О том, как «чужаки» ушли, захватив с собой Шамана, о том, как их догнал Георгий, и Джеку вместе с Серым и Эри пришлось вернуться.

— Это... какое-то безумие. — Григорий Алексеевич выглядел абсолютно обескураженным. — Псалмы, молельни, массовое покарание грешников... Не то средневековье, не то язычество. Понятие доброты, даже не вывернутое наизнанку, а деформированное до неузнаваемости... Прости, Кирюша, но я просто не могу поверить.

— Он правду говорит, — буркнул Мрак.

— Понимаю, что правду. Но в голове не укладывается. Тем более, что получается — этот безумный фарс разыгрывали при моём непосредственном участии.

Григорий Алексеевич сгорбился. Неизменно прямой, подтянутый несмотря на возраст — сказывалась военная служба, — он будто вмиг постарел на десяток лет. Смотрел потухшим взглядом в одну точку.

«А ведь он по нынешним меркам — глубокий старик, — кольнуло вдруг Кирилла. — На поверхности его ровесников наверняка уже вовсе не осталось. Только в Бункере и живут».

— Григорий Алексеевич. — Кирилл придвинулся поближе. — Я понимаю, что для вас это — тяжёлый удар. Честно говоря, направляясь сюда, предполагал совсем другой диалог. Почему-то был уверен, что Вадим как минимум в курсе происходящего. И, разумеется, даже представления не имел, что Шаман действовал не напрямую, а через посредника.

Кирилл замолчал. Слова, которые собирался сказать, были приготовлены для Вадима. Это на него он собирался выплеснуть всю накопившуюся горечь. Его обвинить в преступном безрассудстве! Готовился к пафосным, напыщенным фразам в ответ, к горделивым позам и надменному противостоянию. А встретил пожилого, бесконечно усталого человека. Который был виноват лишь в том, что пытался, как мог, изменить судьбу детей, рождённых в Бункере.

— Зажился я на свете, — глухо проговорил Григорий Алексеевич. — Слушаю тебя — и будто передачу смотрю. Научно-познавательную, о невиданных народах. Были в моё время такие, путешественники забирались в разные дикие уголки и оттуда вели трансляции. А Шаман этот твой — вот он, под боком. Вы, ваша жизнь — ещё ближе. Да что далеко ходить, у меня на глазах растёт поколение, убеждённое в том, что они единственный на планете очаг цивилизации! Прочие люди вокруг — дикари настолько, что уже почти и не люди. А я за этим всем словно из аквариума наблюдаю. Жизнь вроде идёт, но совсем не так, как я привык. И я от неё — всё дальше и дальше. Хотел как лучше, а наворотил такого, что аж думать тошно... Зажился, старый маразматик. Помирать пора.

— Перестаньте. — Кирилл положил руку ему на плечо. — Того, что сделано, уже не исправить.

— Не исправить, — эхом откликнулся Григорий Алексеевич. — Это точно... Что дальше? — он поднял голову, прямо и спокойно посмотрел на Кирилла. — Идём к Вадиму?

— Сейчас? — растерялся Кирилл.

— А чего тянуть? — Григорий Алексеевич усмехнулся. — Не хочу я больше скрываться, Кирюша. Тринадцать лет с этими тайнами живу. Устал. Да и... — он не договорил.

Лицо вдруг перекосило гримасой боли, Григорий Алексеевич схватился за грудь.

— Что с вами? — Кирилл придержал врача за плечи, заглянул в побледневшее лицо. — Сердце?

Григорий Алексеевич с трудом, через силу, кивнул. Попытался что-то сказать, но звуков Кирилл не разобрал.

— Говорит: «в кармане», — прочитал по губам врача подскочивший ближе Мрак. И зашарил по карманам его комбинезона. Вытащил небольшой пузырёк: — Оно?

Кирилл быстро скрутил с пузырька крышку. Резкий запах сердечных капель говорил сам за себя.

— Да.

Кирилл отцепил от ремня фляжку с водой. Помог Григорию Алексеевичу выпить лекарство. Подождал, пока тот медленно, тяжело выпрямится. Неловко спросил:

— Давно у вас приступы?

— Второй год. — На лицо врача медленно возвращались краски. — Не в первый раз, и точно не в последний. Говорю же, помирать скоро. Сергей с Тимофеем меня уж заждались, поди...

— Прекратите. — Кирилл поморщился. Протянул Григорию Алексеевичу руку: — Держитесь. До своей комнаты сумеете дойти? Вам необходимо лечь.

Врач тяжело поднялся. Кивнул:

— Дойду. Только не до своей комнаты, а до Вадимовой. Идём, расскажешь ему то, что рассказал мне. А у меня ещё будет время на то, чтобы належаться. На том свете времени у всех полно... Идём?

— Вадим наверняка уже спит.

— Ничего, по такому поводу проснётся. Не каждую ночь узнаёт, что умершие дети на самом деле не умерли... Я к этому разговору давно готов, Кирюша. Не стоит его откладывать из-за капризов стариковского организма.

— Я не готов, — отрезал Кирилл. — Уходите, Григорий Алексеевич. Необходимости в разговоре нет, а вам надо отдохнуть. — Он взял врача под локоть, решительно заставил развернуться в сторону бункера.

— Вы кто?! — дверь вдруг распахнулась.

На поляну выскочил подросток в защитном комбинезоне, бросился к Кириллу.

— Не трогайте Григория Алексеевича!

— Мрак!..

— Антип!..

Кирилл и врач выкрикнули это одновременно. Мрак перехватил парня, не позволив кинуться на Кирилла с кулаками, умело завернул ему руки назад.

— Антип, всё в порядке, — веско сказал Григорий Алексеевич. — Успокойся!

— Отпусти его, — приказал Мраку Кирилл.

Мрак, помедлив, выпустил парня.

— Что ты здесь делаешь? — Григорий Алексеевич пытался говорить строго, но голос, всё ещё слабый, подводил. — Почему не спишь? И кто тебе позволил в это время выходить на поверхность? Шагом марш домой!

— Кто это? — глядя на Кирилла и Мрака исподлобья, настороженно отозвался парень.

— Это Кирилл, глава адаптского посёлка. Вспомни, он не раз к нам приходил. А это Марк, его друг.

— А почему они здесь? Это ведь наше место! Вы говорили, что о нём никто не знает.

— В Бункере — никто. А Кирилл и Марк живут в посёлке. Они пришли, потому что нам нужно кое-что обсудить.

— А зачем он вас схватил? — Антип смотрел на Кирилла всё ещё с подозрением. — У них оружие. — Перевёл взгляд на висящий у пояса Мрака охотничий нож.

— Сам ты оружие, — буркнул Мрак.

— Помолчи, — оборвал Кирилл. Читать Мраку лекцию о том, что для обитателей Бункера все ножи — на одно лицо, а стоящему перед ними парнишке вряд ли кухонный-то хоть раз в жизни доверяли, сейчас было неуместно. Повернулся к Антипу. — Мы с Григорием Алексеевичем встретились по моей просьбе. Я когда-то рос здесь, как и ты. Мы давно не виделись, и нам есть о чём поговорить. Основной вход, как ты знаешь, закрыт, поэтому мы пришли сюда. Причинять Григорию Алексеевичу вред я не собирался. Не знаю, почему ты так решил.

Парень угрюмо промолчал.

— Потому что здесь — аварийный выход, а камеру над входом Тимофей собрал из чего придется, — вздохнул Григорий Алексеевич. — Откуда монитор притащил, я в своё время даже спросить постеснялся. Изображение настолько паршивое, что вас можно было принять хоть за вурдалаков, хоть за снежных людей. Особенно тем, кому на это изображение и смотреть-то не положено. — Он строго взглянул на Антипа.

Тот потупился. Пробормотал, обращаясь к Кириллу:

— Извините, пожалуйста. Теперь-то я вас узнал, конечно.

— Всё в порядке, — кивнул Кирилл. — И ты нас прости за резкость. Тебя можно попросить проводить Григория Алексеевича до комнаты?

— Григорий Алексеевич пока ещё в состоянии обойтись без провожатых, — сердито бросил врач. — Иди к себе, Антип.

— А вы?

— Я тоже скоро вернусь. Уже светает, иди. Только будь добр, на этот раз — к себе в комнату. Не надо меня ждать, на сегодня с тебя новостей достаточно. Поговорим завтра.

Антип помолчал, но спорить не осмелился. Неловко пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— До свидания, — и скрылся за дверью бункера.

***

Домой Кирилл и Мрак возвращались так же, через лес. Вокруг совсем рассвело, но Кирилл был уверен, что без помощи Мрака выбирался бы очень долго. А тот шёл, засунув руки в карманы, уверенно, будто по родному посёлку — на долю секунды не отвлекаясь на то, чтобы сориентироваться.

— Так, я не понял, — задумчиво проговорил Мрак. — Доктор, получается, этих своих недоделанных втихаря наружу выпускает, что ли?

Кирилл хлопнул его по затылку. На недоумённый взгляд сердито объяснил:

— За «недоделанных». Следи за языком. То, что у тебя или Серого есть отец и мать, а эмбрионы этих детей сформировали искусственно, не значит абсолютно ничего. Они — люди, точно такие же, как ты. И если бы росли рядом с тобой, ты не заметил бы разницы, уверяю.

После ухода Антипа Кирилл настоял на том, чтобы вместе с Мраком пройти в Бункер, вслед за Григорием Алексеевичем. Внутри с интересом огляделся по сторонам.

К аварийному выходу вёл длинный коридор. Вдоль одной стены стояли металлические шкафы, у другой — лавка. К стене над лавкой прикрепили небольшую полку, на которой мигал смазанным изображением крохотный экран. Прямо на лавке, прилепленная ко дну обрезанной консервной банки, стояла оплывшая свеча.

Григорий Алексеевич тяжело опустился на лавку. Зажёг свечу и выключил фонарик. Грустно усмехнувшись, сказал:

— Свет я здесь, кажется, зажигал ещё при жизни Тимофея. Не уверен, что освещение всё ещё работает. — Протянул руку и выключил экран.

Кирилл задумчиво провёл пальцами по краю самодельной, из обрезка доски, полки, тронул перехваченные хомутом провода.

— Его работа? Тимофея Степановича?

— Да.

— То есть, он был в курсе?

— Нет. — Григорий Алексеевич покачал головой. — Знал лишь о том, что время от времени я разрешаю детям выходить на поверхность. Здесь, через этот вход. Для того, чтобы обеспечить безопасность, не нарваться на диких зверей, я попросил Тимофея обнести поляну сеткой и поставить камеру.

— Втайне, как я понимаю?

— Разумеется.

— Зачем? Ведь возле центрального входа есть детская площадка — безопасная, если правильно помню, настолько, что можно безбоязненно оставить хоть младенца в коляске? Или... — Кирилл нахмурился. — Неужели Вадим дошёл до того, что запретил детям гулять?

Григорий Алексеевич поморщился.

— Не городи чушь, Кирюша. Разумеется, официальные прогулки никто не запрещал. Но дети есть дети. Вспомни, как ты сам кривился от этих «прогулок» под присмотром Любови Леонидовны... Здесь, в Бункере, мы даём детям знания — но этого мало, понимаешь? Им хочется тайны. Приключений. Свободы — хотя бы вот такой. Всего того, чем дети в ваших местах обитания обеспечены с избытком.

— Это этот, что ли, дитё? — подал вдруг голос Мрак. Он, едва войдя в Бункер, не дожидаясь команды отошёл вглубь туннеля и настороженно всматривался в темноту. Без объяснений Кирилла понял, что встреча здесь с кем-то, кроме Григория Алексеевича, крайне нежелательна, и роль охранника взял на себя. — Который ушёл — дитё?

— Не суди по себе, — вздохнул Григорий Алексеевич. — Я знаю, что у вас в этом возрасте уже давно перестают в игрушки играть. А тут, видишь ли, всё обстоит иначе.

Глава 15

Кирилл

— Я сам был таким, как эти ребята, — в мыслях уже коря себя за несдержанность, примирительно сказал Кирилл. — Когда мы встретились с твоим отцом, нам было столько же лет, сколько тебе сейчас. И уж как Сталкер со мной намучился — думаю, рассказывал.

— Нет, — Мрак казался искренне удивленным.

— То есть? — Кирилл вскинул брови.

— Ну, батя никогда ничего такого не говорил. Наоборот, его послушать, то кабы не ты, так и жизни бы нам никакой не было. Во всей Цепи.

Кирилл едва не остановился. Рассказывая о «Великой Миссии» Серому, над собой он обычно посмеивался. Лара от души добавляла подробностей, и Серый хохотал в голос, удивляясь тому, каким недотепой был когда-то отец. А Сталкер, получается, освещал историю похода совсем с другой стороны.

— Вот уж неожиданно, — пробормотал Кирилл.

Мрак пожал плечами.

— Я был таким же, как эти ребята, — повторил Кирилл, — так меня воспитали. С тех пор прошло восемнадцать лет, у нас, в Цепи, за это время сменилась целая веха. Изменился климат, что принесло новые трудности. Наши условия заставляют детей рано взрослеть. Если во времена нашей с Рэдом юности дети были вынуждены ещё и воевать, то сейчас основные силы направлены на борьбу с тяжёлым климатом, с бытовыми сложностями. Людям было трудно тогда, трудно и сейчас. Подрастает новое поколение и встаёт плечом к плечу рядом с нами. Мы победили главное — вырождение, но работы предстоит ещё столько, что голова кругом. И без вашей помощи, конечно, не обойтись. А здесь, в Бункере, новое поколение тоже подрастает... Но для этих ребят не изменилось ровным счётом ничего. С них по-прежнему сдувают пылинки — так же, как в своё время сдували с меня или Даши. И, как и мы, дети в этом не виноваты. Спорить с Вадимом и пытаться в чём-то его убедить бесполезно, Григорий Алексеевич знает это лучше, чем кто бы то ни было. И он избрал другой путь. Передаёт детей на поверхность, а тем, кто растёт в Бункере, по мере сил пытается показать, что мир не ограничен подземельем.

— А надо им это? — буркнул Мрак. — Сидят себе на всём готовом, в потолок поплёвывают. На хрена им про поверхность знать-то, вообще?

— Потому что у человека должен быть выбор, — твёрдо сказал Кирилл. — Потому что не всем нравится, как ты выразился, плевать в потолок. Ты видел сейчас этого парня. Похож он на человека, который готов всю жизнь просидеть в Бункере, под присмотром взрослых?

— Он на чучело похож, — проворчал Мрак.

Кирилл засмеялся.

— Вот и Сталкер про меня когда-то то же самое сказал. Брякни ему кто-нибудь в то время, что станем лучшими друзьями — страшно думать, в какую даль послал бы.

— И что ты дальше будешь делать? — помолчав, спросил Мрак.

— Не знаю, — честно сказал Кирилл. — Думаю пока. По-хорошему, деятельность Григория Алексеевича пора выводить из подполья. Рассказать обо всём Вадиму. О том, что детям интересна жизнь на поверхности. Договориться о... не знаю, каких-то совместных действиях. Пригласить ребят к нам, показать, как мы живём.

— Пошлёт, — решил Мрак. — И на доктора взбесится — за то, что столько лет ему голову морочил.

— Вероятнее всего. Вспомни, с каким настроением мы сами сюда шли! Но Григорий Алексеевич и сам это всё прекрасно понимает, он знаком с Вадимом больше тридцати лет. И лично мне кажется человеком, которому нечего терять. Он до смерти устал от секретов, и ждёт не дождётся возможности от них избавиться.

— Дак, то понятно, — кивнул Мрак. — Я к тому, что нифига у доктора не выйдет. Этот ваш Вадя просто ещё и заднюю дверь запрёт, тем и кончится.

Кирилл вздохнул.

— Может быть, и так. И тут уж остаётся надеяться только на третью силу.

— Это какую ещё?

— Дети, Мрак. Этот вот Антип, который не побоялся на меня броситься, и другие ребята.

Мрак пренебрежительно фыркнул:

— Да кто этого убогого слушать-то станет?

— Одного — может, и не станет. А вот если все ребята скажут, что не хотят сидеть под землёй, тут уж Вадиму придётся прислушаться. Их двадцать человек, в конце концов. И это — то поколение, которое рано или поздно придёт на смену существующему. Вадим умный человек, он не может этого не понимать.

Мрак скептически скривился, но не ответил. Мотнул головой:

— Вон уже, дорогу видать. Выбираться надо.

Словно в подтверждение его слов, с дороги донеслось лошадиное ржание — привязанные на опушке кони почуяли хозяев. И сразу вслед за этим донёсся встревоженный свист.

Кирилл и Мрак переглянулись.

— Нас потеряли? — удивился Кирилл. Посвистел в ответ.

«Срочно сюда!» — донеслась новая птичья трель.

Кирилл и Мрак бросились бежать. Возле коней, привязанных на опушке, топтался Санька, средний сын Рэда.

— Ну где вы так долго, блин?! — накинулся он. — Час уже жду!

— Задержались, — удивился Кирилл. — Но я и не говорил, когда мы вернёмся. Что случилось?

— Батя за вами послал. Там этот ваш... недомерок, которого в чулане заперли...

— Шаман?

— Ну.

— Что с ним?

— Дак, Андрюха сам не понимает, как так вышло! Заходил, говорит, пожрать снести, как батя велел. Вроде, всё нормально было. А потом — хрен его знает. Батя орёт, а Андрюха только глазами хлопает.

— Ща я заору, — пообещал Мрак. Схватил брата за плечи, приказал: — Говори толком, что стряслось?!

— Дак, это, — обиделся Санька. — Я ж и говорю. Сбёг он.

***

До посёлка доскакали быстро. Кирилла с Мраком встретил Рэд. Выглядел он ожидаемо мрачнее тучи. Зло бросил:

— Догонять, походу, без толку. Он ещё вчера утёк, сейчас далеко уже.

— Рассказывайте, — вздохнул Кирилл.

На широкой террасе Дома рядом со Сталкером виновато топтался крепкий, широкоплечий мужчина: тот самый Андрюха.

— Сталкер ко мне зашёл вчера, — начал он. — Сказал, что сам с Мраком к тебе идёт, а мне велел к пленному заглянуть, жратвы отнести маленько и ведро поганое поставить. Ну, я взял жратву, что там баба собрала, ведро. В чулан, где его заперли, зашёл — а дальше как отрезало. Убей, не помню, что делал.

— Жена Андрюхина говорит, он комбез искал, — буркнул Рэд. — Как со жратвой ушёл, так почти сразу вернулся и давай в шкафу шарить.

— Дак, я и не скажу, когда тот комбез надевал-то, — виновато пояснил Андрей. — Они ведь сейчас особо без надобности — так, валяется на всякий случай.

— Ты нашёл комбинезон? — перебил Кирилл.

— Баба говорит, нашёл. А я, понимаешь — не помню, как искал, хоть ты сдохни!

— А жена не спрашивала, зачем тебе?

— Говорит, спрашивала, да он не ответил, — мрачно бросил Рэд. — Говорит, будто и не услыхал. Комбез отыскал, ушёл опять, потом вернулся — и дрыхнуть.

— А почему же она нам ничего не сказала? Почему ко мне не пришла?

— А чего говорить? Спасите-помогите, со мной муж разговаривать не хочет? Да и устала тётка, только-только дочь укачала, у ней зубы режутся. Пришёл мужик, трезвый — ну и ладно.

Кирилл потёр виски.

— Лошадей смотрели?

— Кобыла гнедая пропала, — кивнул Рэд. — Та, на которой вы его сюда привезли.

— Оружие?

— У Андрюхи оружия нету, не боец он. Так что ничего, кроме комбеза, вашему шибздику не отдал.

— Как так вышло-то, а? — виновато переводя взгляд с Рэда на Кирилла, спросил Андрюха. — Я ведь не пьян был, ничего такого! И — сам не понимал, чего творю, да ещё память отшибло. Сталкер сказал, ты, как нарисуешься, скажешь.

— Это ментальное воздействие, — вздохнул Кирилл. На непонимающий взгляд объяснил: — Этот... человек умеет заставлять других делать то, что нужно ему. Внушать свои желания. Это не ты отдал ему комбинезон — он взял его сам, просто твоими руками. Ты ни в чём не виноват, — успокаивающе хлопнул Андрюху по плечу. — Всё, иди домой.

— Иди, — подтвердил Рэд. И, глядя вслед уходящему мужчине, мрачно бросил: — Это я хорош, не доглядел. Не надо было его посылать.

— Да ты-то здесь причём? — вздохнул Кирилл. — Тут моя вина — не предупредил, насколько Шаман опасен. Добрался до дома и непростительно расслабился... Любому другому он заморочил бы голову точно так же, как Андрюхе.

— А почему же нам с тобой не морочил? — подал вдруг голос Мрак. — Чего ждал? Мы ведь почти месяц — с ним рядом. Ели с одного котелка, спали в одной палатке. Почему он раньше не сбежал?

— Хороший вопрос, — кивнул Кирилл, — тоже об этом подумал. И полагаю, что дело в тебе. Помнишь, Эри сказала, что ты не поддаёшься воздействию? Если я правильно понял, у вас это семейное. — Он перевёл взгляд на Рэда. — Когда девчонка была здесь, пыталась влиять на тебя. Но ты не поддался.

— Было дело, — хмуро кивнул Рэд.

— А ты? — спросил у Кирилла Мрак.

— А я вашей сопротивляемостью не обладаю. Но я знаю Шамана и был готов к тому, что он может попробовать на меня влиять. И сам — неосознанно, но постоянно — держал себя под контролем. Ну и собственные мои качества, наверное, не стоит исключать. Если правильно понимаю, воздействию легче всего поддаются люди, наименее развитые интеллектуально. А на человека, привыкшего думать, самостоятельно принимать решения, воздействовать сложнее. Шаман пытался лезть ко мне в голову, но получалось у него плохо. Кроме того, если бы он даже сумел взять под контроль меня, оставался ты. Ты умный парень, и если бы я вдруг начал вести себя странно, мгновенно догадался бы, в чём дело. Спишь ты чутко, на опасность реагируешь быстро. Да и физически сильнее, чем я — после голодовки-то. У меня просто не получилось бы ни убить тебя, ни как-то ещё нейтрализовать. В дороге мы осторожничали, если случалось останавливаться в посёлках, к своему жилью никого не подпускали. У Шамана не было возможности сбежать, но он не терял надежды. Ждал, пока она появится. Может, кстати, специально вёл себя тише воды ниже травы — в расчёте на то, что мы потеряем бдительность. Собственно, это и произошло.

Рэд мрачно выругался. Спросил:

— Что теперь?

— Едем к Егору, — решил Кирилл. — Здесь Шаман не взял ничего, кроме комбеза — а ему ведь нужно что-то есть и где-то спать. Ну и в целом, в свете открывшихся событий, потолковать с Егором надо.

***

Гостей в посёлке Егора не ждали. Ворота открыли лишь после того, как Рэд со злостью пригрозил, что сейчас уйдёт, но вернётся со взрывчаткой, десятком бойцов, и разговаривать будет уже по-другому. После этого ворота открылись.

— Чего надо? — насупленно спросил Егор.

Он стоял посреди дороги, широко расставив ноги и скрестив на груди руки. За его спиной маячили трое таких же крепких мужчин. Кирилл с Рэдом приехали в посёлок вдвоём.

— Шаман, — сказал Кирилл. — Он ведь был здесь?

— Какой ещё Шаман?

Кирилл поморщился.

— Не валяй дурака. Мне скрывать нечего, я и прилюдно поговорить могу. — Он выразительно посмотрел на мужчин, стоящих за спиной Егора. — Уверен, что сам этого хочешь?

Егор хранил каменное выражение лица, но Кирилл понял, что он колеблется. Желание выставить чужаков было велико, но и уверенности в том, что выставить их раньше, чем люди услышат лишнее, у Егора не было. С Рэдом и его манерой вести переговоры он был знаком не понаслышке. В итоге осторожность победила.

— Ладно, заходите, — бросил Егор. Обернулся к одному из своих: — Коней прими.

И, жестом приказав Кириллу с Рэдом следовать за собой, пошёл в сторону дома, где располагалась «контора» — во все предыдущие визиты Кирилл общался с Егором там.

Дом был нежилым. Здесь, как и в любом посёлке, хранили разные полезные книги, собранные с миру по нитке — в основном по агрономии и животноводству, «общаковые» инструменты и бытовые приборы, вроде ручной дрели или швейной машинки. Инструменты Егор выдавал населению самолично, о чём аккуратно делал записи в толстом журнале.

Войдя в контору, он закрыл дверь на засов. Зажёг масляную лампу — электричество в посёлке экономили — и уселся за стол. Гостям присесть не предложил.

Кирилл молча подхватил два стоящих у стены офисных кресла, себе и Рэду. Уселся перед столом Егора, всем своим видом показывая, что не уйдёт до тех пор, пока не услышит ответы на вопросы. Рэд плюхнулся в другое кресло.

— Мы знаем всё, — без обиняков начал Кирилл. — Три часа назад я разговаривал с Григорием Алексеевичем. А к тебе самому приходил Шаман. Думаю, говорить о том, что бизнес по поставке детей на юг накрылся медным тазом, излишне.

Егор угрюмо молчал.

— Правильно понимаю, что никто другой в посёлке не в курсе твоих отношений с Шаманом?

— Твоё какое собачье дело? — выдавил Егор.

— Пытаюсь понять, каким образом вам удавалось водить за нос такое количество людей.

— Шибздик им глаза отводил, — бросил Рэд. — Чего ж тут непонятного? Он и ему самому, небось, мозги промыл.

Егор непонимающе нахмурился.

— А ведь похоже, — глядя ему в глаза, медленно проговорил Кирилл. — Шаман — менталист, Егор. Он умеет заставлять людей делать то, что нужно ему.

— Брешешь, — вырвалось у Егора.

— Клянусь. И не говори, что ни о чём таком не догадывался. Ты сильный, волевой человек. Ты руководишь посёлком, сколько я себя помню. И Шаман не находился рядом с тобой постоянно, появлялся изредка. Ты не мог не чувствовать, что с ним что-то не так.

Егор молчал, отвернувшись.

— Всё равно ведь узнаем, — бросил Рэд. — Не сейчас, так после. Колись уже, какая тебе разница?

— Я ведь предлагал тебе вакцину, — напомнил Кирилл. — Приезжал, рассказывал, что детородные функции можно восстановить. Звал к себе — посмотреть, как живём мы. А ты меня послал. Сейчас понимаю, что уже тогда спелся с Шаманом... И, хоть убей, не могу понять — зачем? В твоём посёлке нет детей, ты передавал их дальше на юг. Для чего тебе было связываться с Шаманом? Напрягаться, рисковать?

— За здорово живёшь у тебя зимой снега не выпросишь, — подхватил Рэд. — Что такого тебе этот шибздик наобещал?

Егор молчал. Рэд угрожающе поднялся.

— Пойду-ка, народ соберу, — не глядя на Егора, сказал Кириллу он. — Пусть послушают, как у них тут интересно.

— Да зови! — со злостью бросил Егор. — Они тоже не дураки, небось. Догадывались, что если вы за сезон один урожай снимаете, а мы два, трепаться об этом налево-направо не нужно. Да и то сказать — не больно вам интересно было, что у нас тут происходит.

— Не интересовался, — кивнул Кирилл, — каюсь. Но отрицать то, что вакцину я предлагал, ты ведь не будешь?

— Да на хрена мне твои порошки сдались? — Егор скривился. — Моя жена родить один чёрт не может, доктор сказал, не в порядке у ней там что-то. Другую бабу заводить — эта поедом сожрёт, да и не нужна мне другая. На чужих сопляков глядеть тоже интересу мало. А Шаман, что обещал — всегда выполнял. Семена и удобрения привозил такие, что мы по два урожая в сезон снимали, про голод думать забыли. А он — не сказать, чтоб много и требовал. Моё дело было — с доктором договориться, а после детей у него забирать. Беспокойства раз в год, а выгода вон какая.

Рэд присвистнул. Брезгливо глядя на Егора, проговорил:

— Ну, ты и мразь... У самого жена родить не может — так значит, и всему посёлку хрен по морде? Интересу ему мало! Ты у людей-то спрашивал, чего они больше хотят: урожаев твоих долбаных или детей? Ты вокруг себя давно глядел? Людей моложе тебя в посёлке — едва ли десяток, остальные старики, мрут друг за другом!

— С прививок ваших тоже помирали, — огрызнулся Егор.

— Угу. Скажи ещё, что этого боялся... Ох, не зря у меня столько лет руки чесались — рыло тебе отрихтовать!

— Успокойся, — вклинился Кирилл. Хотя, положа руку на сердце, чувства Рэда разделял. — Его уже поздно перевоспитывать. Когда здесь появился Шаман?

— Вчера.

— Во сколько?

— Не помню. Светало, я уж спать лёг.

— Что он сказал?

— Ничего не говорил. Коня спросил, да жратвы на дорогу. Барахла всякого по мелочи, что в пути сгодиться может.

— Дал?

— Дал, — уверенно кивнул Рэд. — Дневал он у тебя?

— Нет, — быстро сказал Егор. — Дальше поехал.

Рэд прищурился.

— Светало уже — и дальше? От тебя до ближайшего посёлка — четыре часа конному, как бы он столько под солнцем продержался?

— Не знаю. Не спрашивал. Может, в приюте задневал.

— Звездишь, — уверенно отмёл Рэд. — Он солнце не держит, сам не местный. Без проводника зассал бы приют искать. Или ты отправил с ним кого?

Егор молчал, отвернувшись.

— Говори! — рявкнул Рэд. — В посёлке спросим — скажут.

— Ладно, — Кирилл поднялся. — Уходим. Здесь нам в любом случае больше делать нечего.

Глава 16

Рэд

— Бать. — Рэд проснулся оттого, что его тронули за плечо.

Повернулся по привычке резко, но, заканчивая движение, уже знал, что опасности нет. Рядом стоял Мрак.

— Чего тебе? — удивился Рэд. — Что не спишь?

— Собирался.

— Это куда ещё? — Рэд сел на кровати, с недоумением посмотрел на сына. Мрак стоял перед ним — одетый, будто и не ложился. — Далеко намылился?

— На юг. Шибздика догонять.

— Бухал, что ли? — Рэд подозрительно принюхался. Сердито бросил: — Спать иди, — собрался снова лечь.

Мрак схватил его за локоть.

— Бать. Я серьёзно. — В ответ на вопросительный взгляд заговорил — горячо, быстро, Рэд его таким взъерошенным не помнил, когда и видел. — Ну, сам прикинь: на хрена я вам тут сдался? Кирилл сейчас будет людей собирать, в передовой отряд. Ты в поселке останешься до последнего, сам говорил. На тебе всё хозяйство. А я зачем?

— Что значит, «зачем»? — нахмурился Рэд. — Когда у нас руки лишними были?

— Ну, так-то никогда, конечно. Только если народа — сотня человек, то от сто первого толку мало.

— Ты его не догонишь. У него целая ночь в запасе.

— Ну и что? Он солнце не держит, шухериться будет. А я хоть сутки напролёт скакать могу.

— Его в каждом посёлке свежие лошади дожидаются. А дальше у них, бункерный говорил, вовсе железка есть.

— Есть, но до неё неделя пути. Потом, видать, не стали морочиться, нас застремались. А лошадей и я могу менять. Только урод со спросом, а я... разберусь, в общем.

— Прибьют.

— Пусть сперва поймают. А если он всё-таки уйдёт, если до железки догнать не успею, так тем более — на юге я нужнее, чем здесь! Там Серый остался. И... не только Серый. Они одни там. Их убивать станут, никто даже головы не повернёт. Да ещё шибздик этот... Вернётся к своей бабе — хрен знает, что на пару устроят.

— На юге Джек, — напомнил Рэд. — Почует, что жареным запахло — в героя играть не станет. Серого с девкой заберёт, да свалят подобру-поздорову.

— А если не успеют? А если их этот урод обдурит? — Мрак покачал головой. — Ты его не знаешь так, как я. Не видел, что он с людьми делать может. А я с ним рядом больше месяца был. Здесь я — такой же, как все. Просто ещё одни руки. А там — ты слышал, что Кирилл сказал. Я умею такое, чего другие не умеют. Там я нужнее.

— Это не тебе решать, — буркнул Рэд.

— Бать. — Мрак упрямо посмотрел на него. — Я всё равно уйду. Лучше отпусти по-хорошему.

Первым желанием Рэда было влепить сыну затрещину и завалиться дальше спать. Полгода назад он так бы и сделал. А сейчас вдруг Мрака будто заново увидел.

Осунувшееся лицо, тревожный взгляд. Складку между бровями, которой раньше не было... Мрак и по детству-то не больно дурковал, повзрослеть ему пришлось рано. И сейчас принёс отцу не каприз, а твёрдое решение. Уйдёт ведь, — понял Рэд. Неважно, отпущу или нет, по-хорошему или по-плохому. Упрямый, паразит...

Вспомнил вдруг, как в своё время ругался на упрямство сына Маринке, а та смеялась.

«А ты чего хотел? Можно подумать, сам не такой...»

— Мамка бы отпустила, — сказал вдруг Мрак.

— С чего ты взял?

— Точно. — Мрак помолчал. — Я, если не знаю чего, всегда думаю — как бы мамка сделала? Я с ней и говорю иногда.

Рэд сглотнул. Глухо произнёс:

— Мамку восемь лет, как похоронили. Я думал, ты забыл её давно.

Мрак качнул головой:

— Не. Это мелкие, может, забыли. А я нет.

— Я тоже с ней говорю, — вырвалось у Рэда.

— Знаю, — кивнул Мрак.

— Знаешь? Откуда?

— Дак, не женился ведь. Один нас тащишь, хоть и тяжело тебе... Бать. — Мрак неловко присел на стул, стоящий возле кровати, упёрся ладонями в колени. — Так надо, понимаешь? Не могу я ждать, пока Кирилл народ соберёт — когда этого урода, может, ещё догнать получится! Когда она там... — Мрак осёкся. Покраснел. — То есть, они...

Рэд усмехнулся.

— «Она», значит.

Не сразу сообразил, о ком речь. Бункерная девка ему при знакомстве совсем соплюхой показалась, хоть и уверяла, что Серому с Мраком ровесница. А сейчас вспомнился рассказ Кирилла о том, как Дикую бабу приложила — врагов Рэд по привычке называл Дикими. Выходит, не такая уж соплюха. И этот балбес вспыхнул — хоть прикуривай... Раньше он за сыном такого не замечал.

Мрак опустил голову. Пробормотал:

— Я не только поэтому... Не только из-за неё.

— Да понял я, — сжалился Рэд. Хлопнул Мрака по плечу. — Ладно. Решил — значит, решил. Чего нюни разводить? Валяй, собирайся.

Мрак вскочил.

— Я быстро! — вылетел в коридор.

Рэд подождал, пока стукнет дверь его комнаты.

Лёг было, поворочался. Но скоро поднялся. Чего уж перед самим собой-то выделываться? Ясно, что не уснёт.

Вышел на террасу. Привалился к перилам, закурил. Рассеянно следил за тем, как опускается к горизонту закатное солнце.

Сколько он с Мраком побыть успел — ночь, две? И ведь десятка слов за это время меж собой не сказали — если тех, что сейчас, не считать. Не мастер он разговоры разговаривать. И Мрак такой же уродился...

Тяжело пацану, конечно. Мамка померла, из отца слова не вытрясти. Когда сам Рэд подрастал, Инна рядом была. У неё для каждого находилось время. А Мраку такого не досталось. Маринки восемь лет как нету, сам он занят с ночи до утра. Домой приходит — с ног валится, до кровати бы добраться.

Первое время после Маринкиной смерти казалось, что так оно легче, с головой в дела уйти. Когда занят, тоска вроде отступает, не так душу рвёт. А сюда приходишь — в дом, из которого будто вместе с Маринкой сама жизнь ушла, — и такая дрянь накатывает, что хоть вой. Он и пахал, как проклятый, лишь бы домой не возвращаться. Сперва сам не понимал, почему так делает, а когда понял, привык уже. И пацаны привыкли. Мрак, остававшийся за хозяина, и Санька с Гарри, которые за старшим братом таскались, словно цыплята за наседкой. Так и вышло, что Мрак, считай, с девяти годов сам по себе, да мелюзга на нём. И всё равно — вон какой вырасти ухитрился. Его же, Рэда, и жалеет... А сейчас им снова расставаться.

Когда пацаны уходили осенью, не так пакостно на душе было. Не знал ведь, что их ждёт. В душе не чуял, что там на юге творится... Теперь знает. Но ведь нельзя иначе! Удержишь Мрака сейчас — потом и его, и себя уважать перестанешь. И к девчонке бункерной сын, похоже, всерьёз прикипел... Рэд вдруг понял, что имени этой девчонки не помнит. А Мраку её имя, кажется, и не нужно. У него, вишь — «она». Будто единственная, других девок вовсе нет.

Он сам когда-то о Маринке так думал. Была она — и были остальные...

— Бать. Я всё.

Рэд слышал, как стукнула дверь, но не стал оборачиваться.

Пока не обернулся, ещё оставалась надежда. Это не Мрак, это кто-то другой — на общую террасу с десяток дверей выходит. А Мрак разделся и дрыхнет. Передумал! А может, ему это всё вовсе почудилось.

— Ишь ты. Правда быстро, — обронил Рэд.

— Да я ещё днём почти всё собрал, — неловко пояснил Мрак. — Одному — много надо, что ли? Сейчас не зима, дорога знакомая. Прокормиться найду, чем...

Он замолчал — явно не знал, что ещё сказать. Рэд тоже молчал.

— Ну... я пошёл?

Рэд качнул головой:

— Погоди. Поспи хоть пару часов. И солнце будет не такое злое, и сил наберёшься. Шаман твой на день всё равно залёг, два часа ничего не изменят.

Мрак нерешительно перетоптался с ноги на ногу. Рэд подошёл к нему, сбросил с плеча лямку рюкзака:

— Давай-давай, ложись. Дурной будешь, от такой погони толку — с гулькин хрен. А проспать не боись, я уж теперь не лягу. Разбужу.

Эри

— Почему ты её прогнал? Марию? — После ужина Серый, получив от Джека последние наставления, ушёл к себе в комнату. А Эри уселась на кровать рядом с отцом. Она решила, что никуда не пойдёт. — Мария расстроилась. А она хорошая.

Джек вздохнул.

— То-то и оно, что хорошая. Ей и мужик такой же хороший нужен. А со мной связываться — только слёзы лить.

— Почему ты так говоришь? — Эри в сердцах ударила кулаком по кровати. — Вот, всегда ты так! Чем ты плохой?

— Ты когда-нибудь видела горелый лес? — вместо ответа спросил Джек. Эри покачала головой. — А я вот видал, еще по детству. В Киржаче, это посёлок такой, лесной пожар был. Благо, за рекой, на обжитой берег не переберется — а всё равно жуть. Пылало так, что аж глядеть жарко. Сосновый лес, быстро выгорел. Одно за другим деревья вспыхивали, что твои спички. Нам-то с отрядом уходить надо было, до конца не досмотрели. Не видали, что там на той стороне осталось. А когда вернулись, тот берег не узнали. Одни головешки обугленные в небо торчат, и ни травинки под ними. Мухи, и те не летают... Вот у меня внутри так. Будто кусок чего-то такого оторвало, о чём я и не думал, что оно есть.

— Это... из-за Олеси, да? — помолчав, спросила Эри.

— Да чтоб я знал. — Джек криво усмехнулся. — Может, да. А может, просто старый становлюсь. Ничего внутри не шевелится, как в том горелом лесу. Всё, чего хочу — вас с Серым сберечь. А там хоть помирай. Вот, ей-богу, не жалко.

— Перестань! — Эри схватила его за руку. — Что ты такое говоришь? Я тебя только нашла, а ты — «помирай»! Мы даже... — задумалась, как лучше сказать. — Мы с тобой даже не познакомились как следует.

Джек рассмеялся.

— Уж у нас познакомят, дай срок! Такого про меня наболтают, что сбежишь без оглядки.

— И ничего не сбегу! Я и так знаю, что ты... ну... — Эри замялась.

— Бабник, — с усмешкой подсказал Джек. — Пьянь коричневая. Трепло — что твой флаг на бане.

Эри почувствовала, что краснеет. Отвернулась. Упрямо пробормотала:

— Ну, и подумаешь. Это твоё дело.

Джек рассмеялся.

— Держись меня — не пропадёшь! А пропадёшь — не пожалеешь... Ладно, уболтала. Не буду помирать.

— Может, и не уйдёшь? — с надеждой вскинулась Эри.

— Нет. Тут без вариантов. — Рука Джека, лежащая у неё на затылке, напряглась. — Если могу от вас с Серым беду отвести — сделаю. Всё, не вой, — предупредил он жалобный возглас. — И от Серого чтоб на шаг не отходила, ясно? Он в обиду не даст.

— Я и сама не дамся, — буркнула Эри.

— А вот тут не уверен. — Джек приподнял её голову, заставил смотреть на себя. Веско, непривычно серьёзно проговорил: — Нечего с ними цацкаться. Если опять полезут, влупи так же, как тогда на пожаре.

— Не понимаю, о чём ты. — Разговор стал неприятным, Эри попробовала отвернуться.

— Всё ты понимаешь. — Джек продолжал удерживать её, серьёзно смотрел в глаза. — С ними, как с собаками бешеными надо. Сперва бей, потом думай. Стрелять ты не умеешь, драться тоже — так пользуй то, что у тебя есть. И лучше всего — вперёд сработать. Чтоб они к тебе ещё подойти не успели, а уже забыли, за чем шли.

— Они не собаки, — пробормотала Эри. — Они люди. — Вспомнила вдруг, как Мрак приманивал зайца в лесу. — И даже, если бы... Даже со зверями так нельзя! Это нечестно.

— А как — честно? Лапки задрать, и пусть грызут?

Эри растерянно молчала. Джек опустил руку.

— Вспомни, как нас поджигать приходили, — жёстко проговорил он. — Много в них тогда было от людей? А тот, кто на берегу стрелял — это человек или крыса вонючая? — Горько передразнил: — «Так нельзя»... Вот и у бункерного вечно — куда ни ткни, ни хрена нельзя! Уж сколько лет мужику, сколько горя хлебнул — а не меняется. Да кабы я это «нельзя» слушал, где бы был сейчас... Мы как-то по детству в завалах ковырялись, — вдруг без всякого перехода вспомнил он. — Давно, когда ещё только глухими ночами лазить можно было. Герман нас, мелкоту, берёг, далеко не пускал. В серьёзные места с ним те пацаны, что постарше, ходили. Там и стреляли, и... в общем, всякое бывало. А мы — по мелким магазинам, пригородным домам, гаражам-сараям всяким. Где брать особо нечего, но и на Диких нарваться — риску почти нет. Мы по первости толпой лазили, а потом, как осмелели, стали по одиночке, так больше обшарить получалось. Герману, ясное дело, не говорили, а то бы бошки поотрывал. Мне обычно везло, хорошие места раскапывал. А в тот раз вообще — ух, попёрло! Лампочки. Много, несколько коробок, и нетронутые все! Наверняка целые. Главное, гараж-то с виду — дерьмо дерьмом, в нём и машины внутри не было, только полки вдоль стен. Хозяин, видать, заместо склада использовал. В общем, не успел я коробку открыть — шорох услыхал. Не крыса, не кошка, другой. Я — перекатом в сторону, этому нас Герман с горшка учил. И тот пацан, с ножом, мимо меня просвистел. Не задел. — Эри охнула. — Ну, я на ноги вскочил, — спокойно продолжил Джек, — за свой нож схватился. Стоим, друг на друга пялимся. Я Дикого разглядываю, он меня. Чья в драке возьмёт — чёрт его знает. Он на вид-то постарше, но по тому, как я откатился, видать, понял, что тоже не пальцем деланный. Ну, и ждём. Первым ни я, ни он не рыпаемся. И голоса ни один не подаёт — значит, звать некого. Постояли так маленько, а потом он вдруг нож опускает и говорит: давай поделим? Тут ведь дохрена, обоим хватит. Бери ты, сколько унесёшь, и я возьму, сколько унесу. А потом уж — кто первый своих приведёт, того и добыча. По справедливости будет. Он ещё, помню, ни «р», ни «л» не выговаривал. «Давай подеим» у него получилось. И «по спгаведъивости». Я подумал — вроде дело предлагает. Драться — оно ещё неизвестно, что выйдет, а так оба в накладе не останемся. Говорю, ну давай. Он со своей стороны к полкам шагнул, я со своей. Только к коробкам потянулся — он на меня с ножом. Не убрал его, просто в другую руку перекинул.

Эри ахнула.

— И как же ты?!

— Ну, как... Видишь, живой. — Джек коснулся шрама на виске. — Осталось вот, для памяти.

— То есть... — Эри нахмурилась, не понимая. — Он тебя пощадил?

— Я его не пощадил, — спокойно сказал Джек. — Ушёл с коробками, а он в том гараже навсегда остался.

Эри во все глаза смотрела на него. Понимала, чувствовала, что Джек говорит правду, но заставить себя поверить не могла.

— Ты... его убил?

Джек молча развёл руками.

— Но... ты ведь говоришь, что ещё маленький был?

— Ну, как сказать... Не совсем уж малой-то. Лет десять, может.

— Десять? — Эри вдруг поняла, что плачет. — И ножом, человека?!

— Ножом, — жёстко сказал Джек. — Человека. А если бы не я его, он бы меня. Такая тогда жизнь была.

— Это неправильная жизнь!

— Что поделать. На всех Бункеров не хватало. — Джек помолчал. — Сейчас-то у нас тихо-спокойно. А здесь я — будто в те времена вернулся. Только хуже, потому что втихую всё. С улыбочкой, да с песнями про Мать Доброты. Тогда-то, раньше, просто было: Дикие нас ненавидели, мы их. А здесь из-за угла бьют. Травят, в спину стреляют. Потому и говорю — не жди, пока убивать придут! Если почуешь какую дрянь — глуши их, поняла? Сразу, на опережение. Внушай, что дорогой ошиблись, а на самом деле в баню шли. Я б ещё и раздеться заставил, пусть причиндалами сверкают.

— Прекрати, — поморщилась Эри. — Ты так говоришь, будто они куклы какие-то! А если я им навсегда мозги вывихну? В прошлый раз получилось исправить, а если больше так не получится?

— Значит, туда и дорога.

— Ну и чем я тогда буду лучше Шамана? — вырвалось у Эри. — Вот, чем? Всю жизнь он этим несчастным морочил головы, а теперь я начну?

— Ты защищаешься.

— А Шаман думал, что весь мир защищает!

— Дак, то-то и оно, — кивнул Джек. — Пристрелить собаку бешеную, которая на тебя кинулась — одно дело. А натаскивать свору, чтоб барахло твоё охраняла и по первому чиху каждого, кто приблизится, в клочья рвала — другое. А ещё «всем миром» прикрываться уж больно удобно. Под то, что типа для будущего счастья стараешься, любое говно протащить можно. Бункерный как-то красиво загибал. Про цель что-то... Не помню.

— Цель оправдывает средства? — буркнула Эри.

— Во! Точно.

— Это лозунг иезуитов. Известная фраза.

Джек ухмыльнулся.

— Тебе, может, и известная. А у меня в башке только похабщина всякая крепко застревает, что другое — хрен впихнёшь... Ладно. Чего я тебя лечу? Не дура, так сама во всём разберёшься.

Эри сердито промолчала.

— Ладно, — повторил Джек. — Спать иди.

— Не пойду. С тобой останусь.

— Я храплю сильно. Не выспишься.

— А я и не хочу.

Джек рассмеялся.

— В твои годы пора уж к жениху прижиматься.

Эри вспыхнула. Пробормотала:

— Я — не прижиматься. Просто тут посижу. — Во взгляде Джека ей по-прежнему чудилась насмешка. Эри продолжила — торопливо, пока он не перебил: — Ты не думай, что я боюсь без тебя остаться, что трусиха какая-то. Просто... я столько тебя искала, а ты опять... — Она поняла, что сейчас снова заревёт, и не договорила, замолчала.

— Да понял я, не мучайся. — Джек подвинулся на кровати. С усмешкой предупредил: —Сегодня — ладно, а как бункерный наших приведёт, я тебе жениха найду. Не фиг.

Эри сердито ткнула его локтем в бок. И заворочалась, укладываясь рядом.

Глава 17

Мрак

Отец разбудил, как обещал — через два часа. Молча проводил до ворот, открыл створку. Придержал за стремя и серьёзно сказал:

— Вернись. Понял?

Ответить Мрак не сумел, перехватило горло. Кивнул. Тронул поводья и, чуть выехав за ворота, поскакал.

Посёлок Егора он пролетел мимо. Старался вообще нигде не задерживаться и подсчитывал в уме, как скоро сможет догнать Шамана.

Считать у Мрака всегда получалось хорошо, не то что писать. Это Серый быстро насобачился, будто родился с карандашом в руках, любо-дорого глядеть. А Мрак сколько карандашей о бумагу переломал — всё без толку. У него и сами-то руки не такие, как у Серого: здоровые, будто лопаты, только топор да мотыгу в них держать. По-письменному Мрак так и не выучился, только печатные буквы мог выводить. Зато считал не хуже Серого, за счёт его Даша всегда хвалила.

Сейчас Мрак, погоняя коня, прикидывал, на сколько часов больше проезжает за ночь, чем Шаман. Выходило не так уж и паршиво. Ночи по нынешнему времени — чем дальше, тем короче. Полной темноты часов, может, шесть, не больше. По два часа утром и вечером Шаману добавит краденый комбез. Его, конечно, и на дольше бы хватило, но Мрак недаром провёл столько времени бок о бок с Шаманом, повадки урода выучил. Трусливый он, себя любимого беречь привык. Рисковать не станет, время рассчитает с запасом. Стало быть, шесть, да два, да ещё два — итого десять часов у Шамана. А у Мрака... Он бы и двадцать выдержал, сил-то полно, но вот конь под ним — не железный. Загонит, так другой, небось, в кустах не дожидается. То есть, если он до Шамана в ближайшие четыре-пять ночей не доберётся, то коня по любому придётся добывать. Своего оставить, другого взять... где-нибудь. Но это уж на самый крайний случай, так-то по всем расчётам выходило, что догнать получится.

Для днёвки Мрак, помня о наставлениях отца, выбрал мёртвый посёлок — из тех, где после того как всё случилось никто не жил. Какой логикой руководствовались люди больше тридцати лет назад, выбирая для обустройства поселений одни места и обходя стороной другие, сейчас уже некого было спросить. Мрак знал лишь то, что таких, изначально «мёртвых» мест, в округе куда больше, чем жилых, выбирай — не хочу. На карте стояла метка: в посёлке сохранилась водонапорная колонка. Если долго качать проржавевшую рукоять, можно добыть воду.

Мрак напоил коня, наполнил опустевшую флягу. И двинулся к дому, который присмотрел ещё на въезде в посёлок: двухэтажному, с широким дверным проёмом. Сами двери не сохранились, как и стёкла в окнах. По скопившимся на выщербленном каменном крыльце палым листьям, по буйно разросшемуся бурьяну, давно победившему остатки искорёженного асфальта, было ясно, что нога человека не ступала здесь долгие годы. Мрак поднялся по ступеням крыльца вместе с конём.

Из небольшого холла направо и налево расходились коридоры. Краска со стен давно облупилась. Сползла на пол, и без того густо засыпанный мусором. Из мебели сохранилась только странная хреновина навроде шкафа — с рядами длинных кнопок и большой нишей посредине. На некоторых кнопках, если приглядеться, можно было прочитать выцветшие надписи.

«Эспре...о», — разобрал Мрак. «Ла...е». «Капуч...».

Чёрт его знает, что за штука. До того как всё случилось какой только бесполезной ерунды не выдумывали. Мрак попинал хреновину, убедился, что ненадёжная — коня не привяжешь. Подумав, обмотал поводья вокруг торчащей из стены трубы. Из коридоров выбрал правый — ещё с улицы заметил, что одно из окон с этой стороны загорожено фанерой. Вошёл в помещение.

Сдвинутые в угол столы и поломанные стулья, куча тряпок на полу в другом углу. Закопчённый потолок, слежавшееся чёрное пятно, в котором Мрак опознал золу... Много лет назад кто-то так же, как он, искал в этом доме приют. Вряд ли надолго, задневал да ушел.

Мрак брезгливо попинал ногой заскорузлые тряпки. Отбросил в сторону проржавевшие консервные банки, рассохшуюся пластиковую бутылку, ещё какую-то дрянь. Освободив угол, расстелил на полу спальник. Уселся, вытащил из рюкзака съестные припасы. Отрезал полосу вяленого мяса. Привалившись спиной к стене, сжевал её, пару сухарей и запил водой — в ближайшие ночи только этим и предстоит питаться. Поев, встал и подошёл к окну.

Фанерный щит закрывал проём неплотно. Покосился, пропуская в помещение длинный, узкий треугольник света — на улице уже рассвело. Вокруг, как Мрак и ожидал — ни души. Да и кому тут появиться-то, в такое время? Надо было всё же в лесу задневать. Выбрать место посуше, завернуться в спальник — красота! Куда лучше, чем вдыхать застарелую пыль... Но отец велел «шифроваться».

«Непуганые вы, — хмуро проворчал в ответ на возражения он. — Что ты, что Серый. Горя не нюхали — вот и кажется, что вокруг благодать. А я таких, как этот твой Шаман, ещё по детству навидался. Не дурак, поди, сообразит, что догонять будем. И если навстречу никого не пошлёт, то уж точно своим хомячкам велит, чтоб дорогу пасли... В общем, так. Жилые места и приюты обходить — это раз. На дневку вставать так, чтобы ни самого, ни жеребца не видать было — два. Мёртвых посёлков держись, там есть где схорониться. Благо, не зима сейчас, костёр палить не надо».

«То есть, как — не надо? — удивился Мрак. — Вообще, что ли, без костра? Даже воды не вскипятить?»

«А ты хочешь, чтобы к тебе на огонёк гости заглянули? Или дым утаить сумеешь? — Отец досадливо выругался. — Ох, не надо было мне бункерного слушать! „Нечего растить из детей солдат, — передразнил Кирилла он. — Им надо учиться, а не воевать. Все эти твои премудрости скоро вообще уйдут в прошлое...“ Ушли, как же! Теперь вот разжевывай тебе на ходу такое, чему сам с пелёнок учился... Короче — никаких костров! Понял?»

«Да».

«Звезда!.. На днёвку — прячься. А почуешь опасность — вали оттуда вприпрыжку. Сразу, разбираться потом будешь. Нет возможности свалить — стреляй. Не можешь стрелять — бей, уж этому я вас, слава богу, выучил. А главное, за спиной никого не оставляй. Своих у тебя теперь нету. Только враги. Понял?»

Понял... Куда уж понятнее.

Мрак ещё постоял у загороженного фанерой окна, потом вернулся в застеленный спальником угол.

Лёг. Закурил, пуская дым к закопчённому потолку. Сигарета — не костёр, да и нету рядом никого, чтобы дым учуять... Мрак с удивлением подумал, что остался один едва ли не впервые в жизни. Дома к нему неотвязно липли мелкие, а во время работы или отдыха почти не расставался с Серым. Уж по крайней мере, забираться так далеко от дома в одиночку точно не приходилось... Ладно. Как говорит Джек, всё когда-нибудь бывает в первый раз.

Мрак отвёл себе на сон шесть часов. За это время надо выспаться. Он добил сигарету и затушил окурок о грязный пол.

***

Следующие сутки мало чем отличались от предыдущих. Мрак снова скакал. Объезжал стороной жилые посёлки, выискивал на карте нежилые, где можно пополнить запас воды и напоить коня. Дважды, разглядев вдалеке, что по дороге кто-то движется, сходил с маршрута — это тоже было категорическим требованием отца.

«Не приближайся к людям! Кем бы ни были, они на своей земле. Ты — чужак. И неизвестно что им шибздик в бошки впихнул. Двигай в объезд, целее будешь».

«В объезд» — это, как быстро убедился Мрак, было сильно сказано. Какой там на хрен объезд! Чуть заметная в густом бурьяне тропа, конному — едва пробраться. Пользуют, видать, весной да осенью, когда основную дорогу развозит до непролазной грязи. А как подсохнет, так никому тот объезд в хер не упёрся, вот и зарастает. Ноги бы не переломать коню.

О том, чтобы скакать, тут и речи не было, двигаться приходилось то неспешной рысью, то вовсе шагом. Спал Мрак в эти сутки около пяти часов, а расстояние между собой и Шаманом сократил едва ли на полтора. Этак точно до железки догнать не успеет.

Поднялся он сильно засветло, злой, как чёрт. Перекусил, в седло — и погнал. Скорее, пока не село солнце и на дороге снова не появились люди.

Поначалу везло — за четыре часа отмахал прилично, и ни одной собаки не встретил. Вот бы и дальше так! Сидите по домам, хрен ли вам неймётся... Мрак маленько поводил коня, чтобы остыл, дал напиться, и снова поскакал.

Десяти минут не прошло — выругался. Сглазил. Вдалеке на дороге показалась запряжённая телега.

«Не приближайся», — вспомнились слова отца. И тяжёлый, знаменитый сталкеровский взгляд исподлобья.

Батя — не Кирилл, убеждать не станет. Двинет по шее, рявкнет: «Я кому сказал?!», вот тебе и все убеждения. Батю Мрак привык слушаться, его попробуй не послушайся. Взрослые-то мужики опасались, один Кирилл и мог возразить. Да, по справедливости — и не было никогда такого, чтобы отец не по делу командовал. Но сейчас Мрак вдруг понял, что мысленно спорит.

Сдался он этим «людям» сто лет! Едет себе мужик и едет, никого не трогает. Телега гружёная, даже отсюда видать. На первый взгляд едет не быстро — ну, так ему и вчера казалось, что не быстро. А по факту три часа просвистело, да сто потов с самого Мрака сошло прежде, чем сумел таких же неспешных по объездной обогнать. Три часа! Он мог бы оказаться ближе к Шаману на целых три часа. Но не сделал этого, из-за непонятных батиных страхов. Если пустить сейчас коня галопом, то через десять минут оглянется — уже и не увидит никого. Что возница ему сделает — несущемуся на полном ходу? Сообразить-то, поди, не успеет, кто да что. Если вообще захочет соображать. Это отец привык к тому, что из-за каждого столба по врагу торчит, в его время оно, может, так и было. А с этого мужичонки — ну какой враг? Видно же, что никого не пасёт, уж это Мрак срисовал бы. Мало ли, что везёт и по каким делам едет.

Раздумывать дальше Мрак не стал. Пустил коня галопом. Несмотря на здравые мысли, очко всё-таки сжималось. Кобуру он расстегнул, ладонь держал на рукояти пистолета. Когда возница обернулся, не выдержал — выхватил пистолет из кобуры.

Через секунду понял, что опасности нет. А в следующую секунду почувствовал, что щёки обдало жаром.

Лошадью правила женщина. Пожилая, намного старше отца. На возу, гружёном сеном, сидела ещё одна женщина, помоложе — издали Мрак её не увидел. Скачущего во весь опор всадника обе проводили удивленными взглядами.

А он, проносясь мимо, ругал последними словами и себя, и батю. Дожил, от баб шифруется! Нет уж. Больше никаких объездов. Хватит с него позорища.

Карту Мрак помнил хорошо. Он приближался к посёлку, где зимой они с Серым пытались выменять сухое горючее на спальник и ботинки для Эри. Потом их оттуда погнали выстрелами, а потом за ними увязался тот пацан, Стафка. На обратном пути в этот посёлок Мрак и Кирилл не заезжали, протащили Шамана мимо. Сейчас Мрак, скрепя сердце, прикидывал, где бы ловчее свернуть на объездную дорогу. Рядом с посёлком и впрямь могут оказаться люди, тут отец прав — как и в том, что в его, Мрака, положении лучше на них не нарываться... Да чтоб тебя! Мрак от души выругался.

Впереди снова показалась телега. Снова — гружёная, издали не разглядишь, чем. Сенокос у них, что ли? Так рано вроде... А главное, до удобного съезда на объездную — едва ли километр остался, чуть-чуть не дотянул. И опять уходить, терять время по колдобинам?.. Чтобы ещё от одной бабы спрятаться?.. На хрен.

Мрак пустил коня галопом.

В этот раз возница обернулся быстро — должно быть, сразу, как услышал стук копыт. Крикнул что-то, Мрак не разобрал. А в следующий момент оказалось, что и этот возница не один. Из телеги резко поднялась ещё одна фигура — до сих пор человек, наверное, лежал. Выпрямился. Подобрался.

В следующую секунду Мрак, повинуясь чему-то неосознанному, раньше, чем понял, зачем это делает, дёрнул поводья. Увёл коня в сторону. Это его и спасло — с телеги грохнул выстрел. Пуля, которая должна была достаться Мраку, попала в шею коню. А мужчина на телеге быстро перезарядил охотничью винтовку с обрезанным стволом.

Мрак выпрыгнул из седла раньше, чем раненный, ополоумевший от грохота и боли конь взбесился и понёс. Быстро откатился к краю дороги, в канаву — повезло, что нашлось хоть такое укрытие. Тот, в телеге, снова выстрелил, но по движущейся цели не попал.

Мрак осторожно выглянул. Увидел, что неожиданный противник тоже даром времени не теряет — соскочил с телеги и спрятался за неё. Он, похоже, отлично знал, что делать. К такому не подберёшься, это тебе не баба на возу... Снова выстрел. Мимо, но совсем рядом. Если оставаться здесь, рано или поздно противник не промажет. Уходить?

Своего коня Мрак из укрытия видел, тот ускакал недалеко. Рухнул и уже затих. Ожидаемо, конечно: Мрак мысленно попрощался с ним, ещё когда выскочил из седла, ясно было, что с таким ранением жеребцу не выжить. Жаль, конечно, но ещё больше жаль рюкзака, притороченного к седлу. В рюкзаке — вся жизнь, далеко без него не уйти. Но и подобраться к рюкзаку, не нарвавшись на пулю, шансов нет...

Или всё-таки есть? — быстро думал Мрак. Обрез — это обрез, он одиночными бьёт, и перезаряжать долго. А у него в руке — глок, отцовский подарок, скорострельность намного выше. Если у второго мужика оружия нет — а его, похоже, нет... Блин! Выстрел. В этот раз комком земли от ударившей рядом пули Мраку залепило глаз. Чуть-чуть бы ближе — и... Всё. Больше ждать нельзя.

Мрак сильным рывком выбросил себя из канавы. Мгновением раньше перевёл пистолет в автоматический режим. И рванул со всех ног — приближаясь к телеге и вместе с тем смещаясь в сторону, так, чтобы поймать противника в прицел.

Выстрелить мужик успел. Щёку Мрака обожгло болью, но в этот момент он уже стрелял сам, полоснул очередью. Противник упал. Убит. Мрак бросился ко второму, вознице. Этот был без огнестрельного оружия, и явно не такой опытный, как первый. Он попятился, выставив перед собой охотничий нож.

По-дурацки крикнул:

— Не подходи!

— Не буду, — пообещал Мрак. И ударил — ногой, снизу, выбивая нож.

Бросился на противника, повалил. Придавил локтем шею.

С удивлением увидел, как над бровью побледневшего со страху мужика растеклась капля крови. И ещё одна. И ещё... В запале не сразу сообразил, что это его собственная кровь, каплет с оцарапанной пулей щеки. Дёрнулся было — вытереть щёку о плечо, но вспомнил, что так нельзя, заразу занесёшь. Резко спросил:

— Вы кто такие?

Глава 18

Мрак

— А ты кто? — бросил мужик.

Мрак надавил сильнее. Дождался, пока соперник захрипит. Спросил:

— Добавить?

— Пус... ти... — выдавил тот.

Мрак чуть ослабил хватку. Требовательно повторил:

— Ну?

— Местный я, — сквозь зубы отозвался мужик. — С Барыбино.

Это тот посёлок, до которого километр остался, — вспомнил Мрак.

— А второй? — он мотнул головой, показывая на убитого.

— Сосед дальний. Я его вчера первый раз увидал... Их Шаман прислал.

Мрак нахмурился.

— Их? То есть, этот не один?

Мужик отвёл глаза. Мрак снова надавил ему на горло:

— Сколько их?

— Ещё двое, — буркнул мужик. — Пусти ты, задушишь! Вперёд нас уехали; пёс тебя знает, как ты с ними разминулся. Другие два попроще, а этот при них вроде начальника. Тех вперёд отправил, конных, а сам пока выспался, да пока поднялся... — мужик с досадой вздохнул. — Увидал, что я запрягаю — на луг ехать, за сеном, — я с тобой, говорит. Пусть, говорит, моя кобыла отдохнёт пока.

— И зачем же их Шаман прислал?

Мужик поджал губы, уставился на Мрака.

— А то сам не знаешь! Ты же с севера? Только не ври, что местный, — опередил ответ он, — вижу, что нет. У нас таких лбов, как ты, не водится. Эвон вымахал — здоровше меня! Наши дети стрелять не приучены.

— Сидят и ждут, пока самих перестреляют? — хмуро усмехнулся Мрак. — С севера, угадал. Что вам Шаман про нас наплёл? Что придём вашу землю захватывать?

— А что, не так? — вскинулся мужик. — Шаман врать не станет!

Да уж. Вот уж кто точно врать не станет, так это Шаман. А главное, не переубедить ведь идиота.

— Я вас не трогал, — с трудом сдерживая злость, напомнил Мрак. — Сосед твой первым стрелять начал. У меня такого и в мыслях не было.

— И потому ты руку на кобуре держал, да? — бросил мужик. — Уж в глаза-то не ври!

— Я бы не стал стрелять.

— Угу. Я видел, как ты не стал! Небось, не ты сейчас мёртвый валяешься.

Мрак скрипнул зубами.

— И что Шаман велел делать? Вот этим, которых прислал?

— Защищать нас велел, чего ж ещё. У нас своих-то бойцов в посёлке... — мужик спохватился, прикусил язык.

Но сказал уже достаточно, продолжение не требовалось.

Мрак, подумав, отпустил руки. Поднялся, брезгливо вытер ладони об одежду. И приказал:

— Пошёл нахер отсюда.

Думал, что мужик вскочит и со всех ног ломанётся прочь. Но тот вместо этого вдруг смертельно побледнел. Попятился — не поднимаясь, так и сидя на земле, — спиной вперёд. До сих пор он храбрился, а сейчас Мрак увидел в уставившихся на него светлых глазах неподдельный ужас.

— Не убивай, — чуть слышно, одними губами прошептал мужик.

— Сдался ты мне. — Мрак сплюнул. — Вали, кому сказал!

— Мать-заступница не простит, — пробормотал мужик. — В спину, безоружного...

— Ты совсем дурак?! — не выдержал Мрак. Схватил мужика за шиворот, поднял с земли. — Допрыгаешься, в натуре пристрелю. Пшёл нахер, кому сказано! — Оттолкнул мужика от себя. Рявкнул: — Бегом!

Мужик, кажется, уже рыдал. Бежать бросился, поминутно оглядываясь. Похоже, на самом деле ждал выстрела в спину.

Мрак длинно, со злостью выругался. Подождал, пока полудурочный скроется из глаз.

Подошёл к застреленному коню, снял с седла рюкзак. Перевёл взгляд на убитого — тот так и лежал рядом с телегой, у колеса натекла и продолжала увеличиваться в размерах кровавая лужа.

Убивать Мраку до сих пор не приходилось. Скот резать, птицу — к этому был приучен. А чтобы человека... Из рассказов отца Мрак знал, что трупы они, если время позволяло, обыскивали. Рылись в рюкзаках, забирали оружие, боеприпасы, бывало, что одежду или обувь. Отец поминал это мельком, невзначай, словно так и должно быть. И у Мрака, когда слушал, сомнений тоже не возникало. А сейчас он вдруг подумал, что не сможет заставить себя ворочать труп и шарить в карманах убитого. Да и так-то, если рассудить, что с того трупа взять? Обрез ему на хрен не сдался, только лишнюю тяжесть тащить. Разве что зашвырнуть подальше, чтоб никому не достался... Злясь на себя за то, что старается не смотреть на мертвеца, Мрак подошёл к лошади, запряжённой в телегу. И снова выругался.

Старая, чуть живая кобыла с бельмом на правом глазу. Верхом на такой не поедешь, не факт, что она вообще под седлом ходить умеет. И телега не лучше, на ладан дышит...

Мрак почему-то вспомнил тучные стада, что паслись в угодьях Шамана. Ломящиеся от припасов закрома, ладные жилища, крепкие повозки. Поворошил сено, лежащее на телеге — тоже паршивое. От хорошей жизни так рано косить не станешь, травы должны сил набраться. Видать, из зимних припасов всё, что было, поели. Молодую траву косят, чтобы скот докармливать. Муторное это дело, молодую траву в копны-то путём не сметать. Вон, какая хилая... Мрак глубже зарылся в сено рукой. И тут же взвыл — на указательном пальце будто капкан сомкнулся.

А в следующую секунду копна разлетелась в стороны, словно взорванная изнутри. С телеги соскочил человек и бросился бежать.

Точнее, бросился бы, если бы сумел — ошалевший поначалу Мрак вышел из ступора, в два прыжка догнал того, кто вцепился зубами в его палец, и повалил на дорогу. Уже падая, понял, что силы у них с противником неравны, сам он перевешивает раза в два. Под ним, придавленный к земле, бился не взрослый человек — пацан. До того тощий, что острые лопатки впились Мраку под ребро.

Он схватил мальчишку за волосы — вокруг головы тот носил повязку, как у самого Мрака, — развернул рожей к себе. И охренел окончательно.

— Стафка?!

Пацан хлопал перепуганными глазами, явно его не узнавая. Мрак разжал пальцы.

Неловко поднялся, отряхнул штаны от пыли. Напомнил:

— Мы зимой виделись. Ты нам ботинки и спальник на сухую горючку менял.

Пацан несколько раз судорожно вдохнул и выдохнул. Браться за протянутую ладонь Мрака не спешил. Во все глаза смотрел на него — теперь уже, похоже, узнав. На окровавленную щёку, перемазанную глиной из канавы одежду и кобуру на поясе.

— Да не ссы ты, не трону, — буркнул Мрак.

Стафка сел. Открыл было рот, собираясь что-то сказать, и тут же его захлопнул. Увидел труп.

Побледнел — так же стремительно, как сбежавший перед тем мужик. Снова попытался что-то сказать, но звуков не получилось, только попусту зашевелились губы.

— Да что ж вы все ссыкло-то такое?! — разозлился Мрак. — Вали на хрен отсюда, пока не прибил.

И, демонстративно не глядя больше на Стафку, подошёл к убитому. Если бы не ужас в глазах пацана, вряд ли сумел бы себя заставить. А сейчас злость и раздражение взяли верх.

Мрак вытащил из-под руки убитого обрез, положил на землю рядом с собой. Снял патронташ, осмотрел — почти полный. Отстегнул от пояса чехол с ножом. И услышал вдруг:

— У тебя кровь на щеке.

— Знаю, — не оборачиваясь, буркнул Мрак. — Ты почему ещё здесь? И что вообще тут делаешь?

— Меня Эльвира с Дмитрием отправила, сено грузить. Он одинокий, ему помогать надо. — Прозвучало это почему-то с сарказмом.

Мрак обернулся, вопросительно посмотрел на Стафку.

— Вот, прям, никому больше не надо, кроме Дмитрия! — пояснил пацан. — А ему всегда надо.

— И чего? Тебе помочь жалко?

— Нет. — Стафка шмыгнул носом. — Просто это неправильно. — Со страхом он, похоже, справился. Заговорил горячо и сердито: — Настасья, которой дом возле колодца, тоже одна, и лошади у неё нету. Сама старуха, и коза у неё до того дохлая, что не пойми как зиму пережила. А у Дмитрия и коровы, и козы — кормленые, гладкие, — и сам не старый ещё, не то что Настасья. Но как на луг приедем, так я сено ворочаю, а Дмитрий только вокруг ходит, командует. За вилы берётся, когда мне совсем уж невмоготу. Третью ночь так ездим. Эльвира ему велела сеном с Настасьей поделиться — по-доброте, как Мать наказывает, а он ей отсыпал две охапки — такие, что курёнку б не хватило, не то что козе. Больше дать не могу, говорит, сама знаешь, какое нынче сено. Рано ещё покосу. А сам ухмыляется. А Эльвира на него глядит во все глаза, да кивает. Я ей про Настасью сказал, а она наругалась, чтобы во взрослые дела не совался. И что грех это, на товарища жаловаться. Не по-доброте. При Дмитрии сказала! Он меня с тех пор — знаешь, как гоняет? Даже поесть не даёт, всё «успеешь» да «успеешь». А мне когда успевать-то? Только в посёлке и подъедаюсь.

А ещё твой Дмитрий, когда отсюда удирал, о тебе даже не вспомнил, — подумал Мрак. Но говорить этого не стал. Буркнул:

— Интересно живёте.

— Я так мыслю, это потому, что мы от Шамана далеко, — рассудительно проговорил Стафка.

— Чего? — обалдел Мрак. — При чём тут Шаман?

— Ну, он же проводник Слова Материного. Он несёт нам Доброту. Раз в год, осенью, Шаман объезжает все посёлки, заглядывает в каждый. И после его приездов люди совсем другие! Только этого ненадолго хватает. — Стафка вздохнул. — Я думаю, если бы мы жили поближе к Шаману, то чаще преисполнялись бы Добротой. А мы далеко, дальше всех. Хоть у нас и бывают посланники, но это совсем не то, что сам Шаман... Ты когда-нибудь видел его? — в голосе Стафки послышалось благоговение.

Мрак хмыкнул. Видел... Ты бы знал, как близко. И что сделал, когда рассмотрел как следует.

Он вдруг вспомнил слова Кирилла, повторяющие то, что сказал Стафка: «возможно, сказывается удалённость посёлка». Ну, да. Как там говорили до того как всё случилось: до бога высоко, до царя далеко. У Эльвиры тут, видать, свои порядки. На детишек молиться не очень принято. Три шкуры с пацана драть, а со злости, чтоб язык не распускал, впроголодь держать — как не фиг делать.

— У Дмитрия твоего с собой была жратва? — спросил Мрак.

— Конечно. Он всегда корзинку берёт.

— Не видал, — хмыкнул Мрак. — Отсюда рванул без корзинки. Погляди в телеге, может, там осталась?

Глаза Стафки азартно вспыхнули. Он вскочил, бросился было к телеге. И остановился. Обескураженно пробормотал:

— Но ведь это... Это же чужое брать?

Мраку понадобилось не меньше минуты, чтобы понять: Стафка говорит серьёзно. Он до того голоден, что готов, кажется, вместо Настасьиной козы сено жевать. Но чужого не возьмёт. Это, видимо, «не по-доброте».

Мрак поднялся и заглянул в телегу сам. Корзинку, о которой говорил Стафка, увидел сразу: рядом с облучком стояла ладная, крепкая плетёнка, закрытая сверху выпиленной из дощечки крышкой. Снял крышку.

Половина ковриги хлеба — Дмитрий, видимо, во время обеда отламывал от неё куски, а то, что осталось, припрятал обратно, — завёрнутые в чистую тряпицу варёное яйцо и две картофелины. Пузатая фляга.

Мрак свинтил с фляги крышку, понюхал. То ли компотом пахнет, то ли морсом — ягодным чем-то. Всякое Мрак повидал, но чтоб одинокий мужик сам себе компот варил?.. Внимательно пригляделся к тряпице — белая, тонкая ткань, красиво обшитая по краю цветной ниткой.

— Один он, говоришь, живёт? — бросил Стафке Мрак. — Дмитрий-то? И Эльвира, небось, тоже одна?

— Ну да, — удивился пацан. — Эльвира — служительница Матери Доброты. Они всегда одинокие. А что?

— Да не. Ничего... Жри давай, — Мрак протянул корзину Стафке.

Тот спрятал руки за спину.

— Я не трону чужого. Мать не велит так делать.

Мрак развёл руками:

— Дак, какое же оно чужое? Хозяин бросил — значит, ему не надо. А я нашёл — значит, моё. Держи, — Мрак втиснул рукоять корзины в Стафкину ладонь.

Не глядя больше на пацана, присобачил трофейный обрез к боковине рюкзака, патронташ запихал под клапан. Нож пристроил в боковой карман. Продел руки в лямки.

— Ну, всё. Бывай, — бросил Стафке.

И, повернувшись к нему спиной, зашагал прочь. С дороги надо убираться, пока ещё на кого-нибудь не напоролся.

Мрак высмотрел впереди тропку, сворачивающую в лес. Прибавил шагу. В лесу его точно не найдут. А там отдышится — разберётся, что дальше делать...

— Стой! — Мрак уже дошёл до леса, когда позади послышался топот.

Его догоняли — лёгкими, быстрыми шагами.

Мрак недовольно обернулся:

— Чего тебе?

— Я пойду с тобой, — решительно объявил Стафка.

Мрак, не останавливаясь, скользнул взглядом — по нему, по трофейной корзинке.

— Ты так и не пожрал, что ли? Так валяй. А то у тебя, походу, с голодухи чердак потёк.

— Я пойду с тобой, — упрямо повторил Стафка. — Не отвяжусь, не надейся.

Мрак вздохнул. Спросил:

— Ты счёт знаешь?

— Да, — гордо кивнул Стафка. — И счёт, и умножение, и деление! Я бы и дальше учился, только...

Мрак мотнул головой:

— Умножение не надо. Я до трёх буду считать. И на счёт «три» вмажу так, что до самого посёлка улетишь.

Стафка непонимающе свёл тонкие брови:

— Что ты сделаешь?

Мрак не сразу понял, что он не издевается. Правда не догоняет. Остановился и съездил пацану по лбу. Не сильно, просто чтобы время на объяснения не тратить. Пояснил:

— Вот так, только крепче.

Стафка едва не подпрыгнул. Не от боли, от изумления:

— Так нельзя, ты что! Мать Доброты не допускает насилия!

— Вот и вали туда, где не допускает, — обрадовался Мрак.

И пошёл было дальше.

Но Стафка оказался настырным. Через минуту снова его догнал.

— Мало? — поинтересовался Мрак. — Добавить?

— Я не уйду, — упрямо пробухтел Стафка.

— Раз, — сказал Мрак.

И остановился. Стафка молча встал перед ним. Дерзко, решительно выпрямился.

— Два, — Мрак прибавил голосу угрозы, отвёл руку.

Стафка смотрел на него — всё так же дерзко и отважно.

— Три. — Мрак размахнулся и влепил пацану затрещину. На этот раз крепкую, у самого бы с такой башка загудела.

Голова на тонкой шее мотнулась. Стафка на секунду отвернулся, сквозь зубы всхлипнул. Но, когда снова уставился на Мрака, слёз в глазах не было.

— И никуда я не улетел, — злорадно объявил он. — Я пойду с тобой.

Глава 19

Серый

— Серый! Серый!

Виссарион бежал со стороны посёлка, с самого края поля.

После ухода Джека Серого и Эри привлекали почему-то в основном к огородным работам. Сегодня Эри полола бурак — кормовую свеклу, оба они впервые услышали это название, — а Серый, вооружившись тяпкой, окучивал картошку. Огород ненавидел с детства, но терпел. Понимал, что штука полезная.

Серый выпрямился. Колыхнулась в сердце надежда: Джек вернулся! Едва не кинулся навстречу Виссариону. Удержала мысль: если бы так и было, парень уже орал бы об этом на всё поле, из-за ухода Джека расстроился не меньше, чем они с Эри. Подождал, пока Виссарион подбежит ближе. Небрежно бросил:

— Ну? Чего орёшь?

— Там, это... — Виссарион, остановившись у начала картофельных грядок, тяжело дышал. — Алексей вчера ходил лён смотреть... а там соседи... тоже ходят.

— Соседи? — удивился Серый.

— Ну да. С Джубги. И говорят, что лён, который на поле, теперь ещё и ихний. Раз они тоже сеяли.

— «Их», — машинально поправил Серый. — И чего? Где мы — а где поле?

— Так они сюда пришли!

— Сюда? — встрепенулся Серый.

— Ну! У ворот стоят. И наши все там. И не пойми, что теперь дальше.

Серый, подумав, перехватил тяпку поудобнее — он, в отличие от Виссариона, догадывался, что может произойти дальше. Пистолет у него всегда при себе, но и тяпка лишней не будет, в умелых руках, как говаривал Джек, и х*й балалайка. Побежал к краю поля.

— Что случилось?! — с другого конца огорода неслась Эри.

— Ничего, — бросил Серый, — скоро вернусь. Не ходи за мной!

Он выбежал на главную и единственную улицу посёлка. Широкую, посыпанную гравием, с масляными фонарями по обеим сторонам. Дорога вела к центральной площади. Там, на постаменте, заботливо укрытый от непогоды стеклянным колпаком, стоял портрет Матери Доброты. На площади пели псалмы, раздавали наряды на работы, карали и миловали — в общем, все серьёзные деяния производились там.

Однажды Виссарион, пуча глаза и раздуваясь от важности происходящего, увёл Серого за пределы посёлка, в ущелье — куда несла воды быстрая горная речка. Там, если Серый правильно понял, было организовано что-то вроде свалки, жители вывозили мусор, который не получалось сжечь.

— Смотри, — торжественно вытянув руку вперёд, сказал Виссарион.

С такой интонацией разговаривали малые сёстры Серого, собираясь поведать брату нечто очень серьёзное и тайное. Показывали дом, который построили для кукол в кустах сирени, например, или что-то не менее значимое. Виссарион указывал пальцем на гипсовую статую. Она лежала на боку в самом основании пирамиды из осколков кирпича, стекла и прочей дряни. Полузасыпанная мусором, но фигура всё же угадывалась. Серый подошёл ближе.

Сначала не понял, что его смущает, потом сообразил. Статуя изображала не взрослого человека — пацана. В коротких штанах, головном уборе в виде прямоугольника — Серый знал, что такие носили солдаты в старину, ещё во времена второй мировой войны, — и с шейным платком, завязанном спереди большим узлом. В руке пацан держал... не трубу, нет, труба здоровая, и не саксофон, тот изогнутый, но тоже явно музыкальный инструмент.

Валторну?.. Кларнет?.. Чёрт его знает, Серый в этом мне разбирался.

— Ну? — бросил он. — Ну, памятник. И чё?

— Говорят, что раньше вместо Матери Доброты этот парень стоял, — с придыханием сообщил Виссарион. — На постаменте.

— И? — не понимал Серый. — Ну, стоял. — Он подошёл ближе, присел на корточки.

Гипс, издалека выглядевший белоснежным, вблизи оказался грязным, с подтёками, порченым дождями и ветром. Нос, правый локоть и часть выдвинутой вперёд ноги у пацана откололись. Белая краска, которой когда-то была покрыта статуя, потрескалась и облупилась.

— Мне отец рассказывал, в наших краях такие тоже попадались. Их когда-то много где ставили, в пригородах обычно. Вроде, обозначали места, где дети отдыхали. Ну, совсем давно, когда ещё советская власть была.

Серый потёр лоб. Не хотелось сознаваться, что в истории последнего столетия — перед тем как все случилось — путается. Что-то он читал в книгах, о чём-то рассказывали отец и Даша, но, как по мере взросления начал подозревать Серый, сами в этом плавали. Большевики, меньшевики, коммунисты, демократы, новые русские, либералы... Сложно у них там всё было.

— Дети отдыхали? — обескураженно пробормотал Виссарион. — Вот здесь, где теперь наш посёлок? Отдыхали — и всё?

— Ну да. А чего ещё-то?

— Ариадна говорила... — Виссарион запнулся. — Ну, когда мы маленькие были... Когда она эту скульптуру, — слово он выговорил старательно, с благоговением, — нашла, что раз целый памятник стоял, то значит, до того как всё случилось дети всем управляли! И взрослые их слушались. И всё было по-ихнему... Ты знаешь, как эта штука называется? — вдруг встрепенулся он. Ткнул пальцем в трубу в руке пацана.

— Нет, — признался Серый.

— А я знаю. Горн! Это тебе не просто игрушка какая-то. С такой штуки трубили, когда хотели предупредить об опасности.

— Ну и что?

— Ну и, понятно же! Значит, дети лучше взрослых всё знали. Откуда опасность, там. Ариадна так говорила.

Серый фыркнул.

— Дура твоя Ариадна. И ты дурак. Идём. — Поднялся.

— Почему?!

Виссарион не шелохнулся. Серому он поверил, но сдержать разочарования не сумел. Рослый и довольно крепкий парень, в свои четырнадцать габаритами уже заметно перегнавший семнадцатилетнюю Эри, Серому он иной раз казался абсолютным дитём. Раздражало это до жути, Серый едва сдерживался, чтобы не рявкать. Дома, в Цепи, такой наивностью даже пятилетки похвастаться не могли.

— Почему это я дурак?

— Потому что взрослые не просто так повзрослели.

Серый понял вдруг, что только что сам впервые почувствовал себя взрослым. Не тем, кем хотел казаться себе, друзьям и девчонкам, к которым подкатывал. Настоящим взрослым. Человеком, у которого есть голова на плечах — в отличие от тех, кто окружает его здесь.

— Человека взрослеют не годы, — задумчиво повторил Серый то, что когда-то слышал от отца. — Его взрослеют обстоятельства. Взрослеют или убивают. Тут уж у кого как.

Сейчас Серый, мимо центральной площади, нёсся к воротам посёлка. Он понятия не имел, что там собирается делать, но отчего-то был уверен, что поступает правильно. Про Эри откуда-то знал, что бежит следом, как и Виссарион — тот за ними всю дорогу по пятам ходил. Куда Серый с Эри, туда и это чучело.

Ладно, хрен с ними обоими. Может, так оно действительно лучше. От Виссариона один чёрт не отвязаться, а девчонка пусть на глазах будет.

Ворота — это была условность. Забор вокруг посёлка не ставили, Шаман подчёркивал свою открытость миру всеми доступными способами. По краям от широкого прохода в живой изгороди были вкопаны деревянные столбы, а к ним прикреплены невысокие, по плечо, сколоченные из деревянных реек створки. Закрывали их обычно на день, ночью «ворота» стояли распахнутыми настежь.

Возбуждённые голоса Серый услышал издали. И разглядел, что толпа у ворот скопилась уже изрядная.

— ... лён будет наш, — громко, возбуждённо доказывал незнакомый мужской голос. — И ничего ты нам не сделаешь! У вас и так добра полно.

Серый протолкался сквозь толпу ближе к воротам.

Соседей было трое. Верховодил невысокий, жилистый мужик, ровесник Георгия.

Георгий тоже присутствовал — после ухода Шамана ему пришлось, наравне с Марией, примерить на себя роль правителя. К такому мужика жизнь не готовила, Серому его подчас аж жалко становилось. Он, как и все в посёлке, привык подчиняться Шаману. Мозгами ворочал туго, любое нестандартное происшествие надолго выбивало из колеи.

Сейчас Георгий поминутно оглядывался на стоящую за спиной толпу — словно в ожидании подсказок. Которых, разумеется, никто не подавал, люди, собравшиеся у ворот, выглядели ещё более растерянными, чем он.

Серый злорадно подумал, что, находись тут Джек, переговоры завершились бы, не начавшись, и Георгий не мог этого не понимать. Пробившись ближе к воротам, встал неподалёку от него.

Сосед-вожак на появление Серого внимания не обратил, был увлечён собственной страстной речью.

— У вас и так всего полно, — всё более распаляясь, продолжал говорить он. — Сады, поля — эвон, какие! Огород, теплицы, стада пасутся — так ещё и лён вам отдать? Нет уж! Коли станки у нас, значит, и лён наш будет. И нечего больше на наше поле соваться.

— Это не по-доброте, — насупленно и упрямо проговорил Георгий. Серый подумал, что повторяет эту мантру, должно быть, не в первый раз. — Мать-заступница...

— Да где она, твоя Мать?! — фыркнул сосед. — Шамана нету — и она со своими чудесами сразу куда-то делась?

— Не смей так говорить о Матери! — повысил голос Георгий.

— А то — что будет? — Сосед прищурился, упёр руки в бока. — Без Шамана-то? А?

Серый подумал, что в голове чужака причинно-следственные связи определённо работают получше, чем у Георгия. Тот покраснел от умственного напряжения, как варёный рак, но достойный ответ не изобрёл.

— А можно узнать, что происходит? — решил сжалиться над Георгием Серый. Суть претензий он уже понял, но соседа необходимо было сбить с воинственного настроя.

— А ты кто такой? — сосед повернулся к нему.

— Сергей, — Серый шагнул вперёд. Перекинул тяпку в левую руку, правую протянул мужику.

— С севера, что ли? — цепко окидывая его взглядом, прищурился тот. — Пришлый? Это про тебя байки по округе ходят?

Серый неопределённо пожал плечами:

— Мне-то откуда знать? По округе лазить некогда. Да и, кем бы ни был, здесь ненадолго. Дождусь своих, да уйду. Тебя как звать?

— Павел.

— А меня Сергей, — повторил Серый, — Будем знакомы, — решительно ухватил ладонь мужика и потряс. — А тёрки у вас о чём? — Увидел недоумённый взгляд, спохватился и пояснил: — Я спрашиваю, что за тема такая со льном — что столько народу сбежалось?

— Мы весной посеяли лён, — хмуро сказал Георгий. — Как всегда, как каждый год! А теперь Павел говорит, что урожай они заберут себе.

— Вы сеяли?! — возмутился Павел. — Семена привезли да глядели, как мы на поле надрываемся — это сеяли? Пахали мы, засевали мы, убирать будем мы — а потом сушить, чесать, нити разматывать, полотно ткать — а ты приедешь да заберёшь? Нет уж.

— Так было всегда, — повысил голос Георгий. — Так распорядилась Мать Доброты!

— А я ейные распоряжения отменил, — ухмыльнулся Павел. — И попробуй, сделай мне что-нибудь.

Он подбоченился и задорно, нахально смотрел на Георгия. Серый решил, что нужный момент настал. Шагнул к Павлу и резким ударом тяпки под колени уронил его на землю.

— Стоять! — рявкнул, развернувшись, на сопровождающих. Угрожающе взмахнул тяпкой.

Хотя соседи даже не пытались дёргаться — видимо, слишком удивились. Скорчившийся от боли Павел попытался подняться. Серый со свистом рубанул тяпкой воздух, в сантиметре от его лица. И демонстративно расстегнул кобуру пистолета.

— Просил, чтобы сделали? — спросил у отпрянувшего Павла. — Ну, вот. Кушай, не обляпайся. — И быстро, уверенно заговорил дальше — пока непривычный к такому ведению переговоров сосед не очухался: — Всё было так, как он говорит? — повернулся к Георгию. — Пахали и сеяли — они?

Георгий, лицо которого расплылось было в довольной улыбке, поджал губы.

— Так мы жили всегда, — упрямо повторил он. — Шаман, с благословления Матери Доброты, привозил семена...

— Ясное дело, — буркнул Павел. На пистолет и тяпку он поглядывал с опаской. Подняться больше не решался. — Сами-то, где б мы их взяли? Кто бы нас к тем семенам подпустил-то?

— Понятно, — кивнул Серый. — Шаман привозил семена и руководил работами. Так?

— Ну.

— А дальше?

— Дальше — известно. Лён вызревал, мы его убирали. Сушили, чесали. Станки ткацкие, опять же, у нас в посёлке стоят. А Шаман только приглядывал. Приезжал потом, да ткань готовую забирал.

— Ты говоришь неправду! — вскинулся Георгий. — Вместо ткани Шаман привозил вам то, чем богаты другие посёлки! Он поступал так, как учила Мать Доброты. Без её учения вы никогда бы не наладили производство.

— Может, и не наладили бы, — упрямо проворчал Павел. — Да только то когда было? Сколько лет прошло, давно уж сами всё умеем. И кабы в других посёлках ткани меняли сами, куда богаче жили бы. И меняли бы на то, что нам нужно, а не хватали бы без разбору, что Шаман привезёт.

— Шаман слушал Мать Доброты! Её мудрость безгранична, и только Ей ведомо, в чём вы на самом деле нуждаетесь.

— Вот заладил, — сплюнул Павел. — Ей, может, и ведомо. Только ведун пропал! И дальше, я так мыслю, самим соображать надо, как жить.

— А вот это верно мыслишь, — Серый согласно кивнул. Протянул Павлу руку. — Да вставай, не ссы! Не будешь быковать, так и я не трону.

Павел, недоверчиво глядя на него, поднялся. Проворчал:

— А чего налетел тогда?

— А чтоб ты понял, что тут и без Шамана на тебя управа найдётся, — ухмыльнулся Серый. — И чтоб за базаром следил — в гости пришёл, всё-таки. Я уже сказал, что мы скоро уйдём. Мы здесь вынужденно, своих дожидаемся. Когда уйдём, никому мешать не будем. Но пока живём тут, это и наш дом тоже. И вести себя в нём надо прилично, нечего на хозяев хлебало разевать. Ясно?

Павел насупленно промолчал.

— А про лён, — продолжил Серый, — я считаю, всё верно ты говоришь. Вы сеяли, ухаживали, обрабатывать будете — значит, и ткани ваши.

— Во! — вскинулся Павел. — Пришлый, и тот понимает!

Толпа за спиной у Серого недовольно загудела.

— Что не так? — резко обернулся он. — Привезут вам по осени ткани, обменяют на овёс да кукурузу — чем плохо? Неужто без Шамана договориться не сумеете, сколько взять да сколько за это отдать?

— Сумеем, — подала вдруг голос Мария. — Это будет... справедливо.

Георгий зыркнул на женщину, как на предательницу.

— Нам не нужно ни с кем ни о чём договариваться! Шаман вернётся, снова понесёт людям мудрость Матери Доброты, и всё будет, как раньше.

— Посмотрим, — набычился Павел

— Верно, — торопливо вмешался Серый. — Вернётся — посмотрите. А пока не вернулся, можно и своей головой подумать маленько. Она всё ж таки не только для того, чтобы панамку носить. Так ведь? — подмигнул Павлу.

Тот машинально поправил головной убор — здесь, на юге, мужчины действительно носили что-то вроде панам, матерчатые шляпы с неширокими полями, — и вдруг усмехнулся.

— Ох, и ушлый ты парень! У вас на севере все такие?

— Через одного, — подмигнул Серый. — Отец мой, к примеру — жуть до чего серьёзный. Он, кстати, раньше тут... жил. Не встречал?

Павел покачал головой:

— Не доводилось. Да мы раньше с посёлка не больно и вылезали. Слыхали краем уха, что Шаман северян приютил, но... Стой. — Он вдруг нахмурился. — Как ты сказал? Отец?

— Ну да. — Серый не сразу сообразил, чему Павел так удивляется.

— Небесный? — уточнил тот. — Воспитывал тебя?

— Ну... и воспитывал тоже, понятное дело. Но в Лунном Кругу меня не находили, если ты об этом. У нас по старинке всё. Детей женщины рожают.

Павел переглянулся со своими. Толпа за спиной у Серого снова загудела.

— Вот! — торжествующе объявил Георгий. — Шаман говорил об этом. Они погрязли во грехе! На севере царствуют злоба, ненависть и разврат. Ты видишь у него оружие? — он брезгливо ткнул пальцем в пистолет на поясе у Серого. — Он набросился на тебя! Он рождён обычной женщиной, воспитан в злобе и гордыне. Он...

— Да погоди ты, — словно от надоедливой мухи, отмахнулся Павел. И опять повернулся к Серому. — То есть... у вас всё так, как было раньше? До того как мир перевернулся?

— Ну да. Пока вас тут Материными сказками кормили, у нас мозгами шевелили. Долго ничего не получалось, дети не рождались почти восемнадцать лет. Я — первый, кто родился. Зато после меня... — Серый улыбнулся. — Сейчас уж и со счёта сбились, сколько.

— Правда? — ахнул один из сопровождающих Павла.

— Правда, — подтвердила Эри. Пробилась сквозь толпу и встала рядом с Серым.

— Ты гляди-ка, — всплеснул руками всё тот же сопровождающий, — и девочка ещё! Да светленькая какая...

Серый развёл руками.

— Игра генов, — отбрехался умным словом. — А к нам — я бы вас пригласил, чтоб своими глазами поглядели, да разве ж вы соберётесь?

— Может, и соберёмся, — помолчав, серьёзно сказал Павел.

Распрощались уже совсем мирно. Соседи ушли.

Глава 20

Серый

— Ты чего молчишь-то всё?

Эри вела себя непривычно тихо. И когда они возвращались домой с поля, и пока собирали на стол — опостылевшие до смерти тушёные овощи, сыр и прочую дрянь. Мясо Серому уже во снах грезилось.

Эри дёрнула плечом. Отложила ложку.

— Я потом поем. Не хочется. — Встала.

— А ну, сядь, — приказал Серый. — Что случилось?

— Ничего.

— Не ври.

— Ничего! — Эри метнула на него сердитый взгляд. — Прекрати меня допрашивать!

— Дак, а кому ж тебя допрашивать, если не мне? С кем ты тут ещё поговорить-то можешь?

Глаза Эри наполнились слезами. Серый болезненно поморщился.

— Вот только без этого, ладно? Не хочешь разговаривать — хрен с тобой. Только реветь не надо, без тебя тошно.

— А мне-то как... — Эри опустилась на стул. Подняла глаза на Серого. — Ты... не понял, да?

— Что?

Эри не ответила. Смотрела на него, всё тем же отчаянно-беспомощным взглядом. И он вдруг догадался. Медленно проговорил:

— Соседи... Павел этот. Он ведь не сам по себе унялся?

— Не сам. — Эри отвела глаза. — Когда ты его... когда он упал, я испугалась. Их трое, ты один. Да ещё Георгий этот... Ты не чувствуешь — а я-то чувствую! Если что, он бы тебе не помог. И никто бы не помог.

Серый хмыкнул.

— Удивила, тоже. Они меня разве что похоронить помогут. — Он помолчал. Задумчиво протянул: — А я ещё думаю — надо же, как он быстро утих! Даже башкой об землю стучать не пришлось. А это ты подсуетилась, оказывается.

— Я.

— Ну, и? Чего теперь-то? Не жрать и ходить надутой?

— Ты не понимаешь! — вскинулась Эри. — Получается, что я такая же, как Шаман!

Серый открыл было рот — возразить, но ничего не сказал. Привстал, глядя в окно.

— Потом. Мария идёт.

— Зачем?

Серый пожал плечами. Встал и открыл дверь.

— Доброй ночи. — Мария зашла к ним впервые после ухода Джека.

— Доброй.

Получилось излишне резко — Серый уже привык к тому, что хороших вестей Мария не приносит. Он и Эри смотрели на женщину настороженно. Серый поймал себя на том, что привалился плечом к косяку, как обычно это делал Джек, и так же скрестил на груди руки.

Попытался сгладить резкость:

— Мы ужинаем. Будешь?

— Нет, спасибо. Только из-за стола. — Мария огляделась по сторонам, неловко и виновато. Словно тоже чувствовала, как после ухода Джека осиротел дом. — Я... пришла поблагодарить тебя. Если бы ты не вмешался, не знаю, чем бы всё закончилось.

— Я знаю, — усмехнулся Серый. — Потому и влез. Не Георгию же об чужие морды руки марать.

Мария покачала головой. Грустно посмотрела на Серого.

— Ты такой же, как Джек. Прикрываешь злыми словами доброе сердце.

— В кардиологах не нуждаюсь, — огрызнулся Серый. Разговор начал его раздражать. — Благодарность принята. Храни тебя Мать Доброты, и всё такое. — Отошёл от двери, демонстративно освобождая проход. — Мы вообще-то спать собирались. Устали.

— Да-да, — вскинулась Мария. — Я ненадолго, скоро уйду. Просто, видишь ли... Ко мне сегодня приходила Наталья — это жена Николая...

— Заболела? — удивился Серый.

— Нет. Она спросила, правду ли ты говорил — о том, что у вас любая женщина может родить ребёнка?

— Ну... — Такого вопроса Серый не ждал. — Любая, допустим, не может. Бывает, что уже возраст не позволяет, или здоровье, там — у меня вот мачеха, к примеру, на вид здоровая, но бездетная. А если всё нормально, почему нет?

— Но так было не всегда?

Серый пожал плечами.

— При моей жизни — всегда.

— Да, ты говорил, — кивнула Мария. — А раньше? До твоего рождения?

— Раньше всё было как у вас. То есть, без того, чтобы младенцев в Круг подкидывать, — поправился Серый. — Я имею в виду, что детей не было. А потом изобрели специальный препарат, позволяющий организму адаптироваться к новым природным условиям. И детородные клетки ожили... — Мария сосредоточенно хмурила брови. — Не понимаешь?.. Окей, объясню проще. Есть специальное... скажем так, лекарство. Если его регулярно употреблять, через какое-то время забеременеешь.

— Я? — изумилась Мария.

Серый пожал плечами.

— Хоть ты, хоть Наталья, хоть ещё кто. Какая разница-то? Одна фигня... — он хмыкнул. Обсуждать такие вопросы с женщиной, которая годилась ему в матери, было странновато. — Может, удивлю, конечно, но дети — они как бы от секса получаются. Без этого, хоть облечись, ничего не выйдет.

Мария густо покраснела и отвела глаза. Пробормотала:

— Да. Я понимаю.

— Умница! — искренне обрадовался Серый. Устраивать для тётки вдвое старше себя лекцию о пестиках и тычинках он точно не был готов. Торопливо закончил: — И поэтому надо, чтобы лекарство мужик принимал. Как-то так.

— То есть, — задумчиво проговорила Мария, — если Наталья хочет, чтобы у них с Николаем были дети, лекарство нужно принимать и ей, и Николаю?

Серый качнул головой:

— Главное — ему. И ещё, предупреди: сразу не получится, минимум три месяца должно пройти. А то знаю я таких: будет ждать, что прям завтра с пузом проснётся... Так не бывает. Чтобы организм адаптировался, нужно время. То есть, получается, если сейчас у нас май, и если я, например, сегодня тебя вакцину вколю, то забеременеешь ты не раньше августа.

— Сейчас? — вскинулась Мария. — Ты хочешь сказать, что у тебя есть с собой это лекарство?

Серый развёл руками.

— Всегда было. И у отца было. Кабы вы его слушали вместо того, чтобы голодом морить, сейчас бы уже с детишками нянькались.

Мария смотрела недоверчиво. Серый вздохнул.

Пошёл в соседнюю комнату, покопался в рюкзаке. Вытащил пузырёк с порошком, вернувшись, показал Марии:

— Вот. Разовая доза — две крупинки. Вам тут на весь посёлок хватит и соседям останется.

— Это что же получается? — Серый и Эри стояли у окна, провожали взглядами уходящую Марию. — Они даже не знали, что у вас есть вакцина?

Серый пожал плечами:

— Выходит, так.

— Безумие какое-то, — обескураженно проговорила Эри. — Мы тут уже больше месяца, да перед нами Кирилл с Джеком сколько были — а они даже ни разу не спросили, как мы... то есть, вы, живёте? Откуда вообще мы с тобой взялись, если в Мать Доброты не верим?

— Чтобы спрашивать, мозги нужны, — буркнул Серый. — А у них с этим дефицит. Сперва Шаман думать не позволял, потом с непривычки не получалось. Отец говорит, что с точки зрения физиологии мозг — это точно такая же часть организма, как любая другая мышца. И если не давать ему нагрузку, он попросту атрофируется за ненадобностью. Как вот на тебя, например, когда только встретились — жуть смотреть же было. Руки как ноги, ноги как спички... Сейчас хоть маленько на человека похожа. — Эри обиженно попыталась его толкнуть, Серый увернулся. И закончил: — А у них тут с мозгами то же самое.

— Они не виноваты! И я не виновата, что такая была.

— А я никого и не виню. Хотя прибить иногда хочется... А потом, когда ты из Бункера выползла и нам с Мраком на хвост упала, тебе руками с ногами шевелить пришлось. А им, когда без Шамана остались, мозгами. Вот и зашевелили потихоньку. Вишь, додумались про детей спросить. Завтра, глядишь, ещё до чего-нибудь додумаются.

— А потом, может, даже поверят, что Матери Доброты нет, — задумчиво проговорила Эри.

Серый развёл руками:

— Доживём — увидим.

— Интересно, эта Наталья правда уговорит мужа прививаться? — так же задумчиво проговорила Эри.

Серый гыгыкнул.

— Прививаться — мало. Надо ещё на всё остальное уговорить. Укол-то я сделаю, не жалко. А дальше — только им самим пыхтеть. Я бы, конечно, и с этим помог, Наталья — баба ничего, да только вряд ли Николай обрадуется.

Эри, сообразив, о чём речь, покраснела. Проворчала:

— Только Николаю не говори. А Наталье тем более. У них от ваших с Джеком шуточек и так волосы дыбом.

За завтраком Серый поймал себя на том, что посматривает в окно. Заметил, что и Эри смотрит туда же. Усмехнулся:

— Ждёшь?

— Жду, — вскинулась она. — А что?

— Ничего. Зря, как по мне. Не придут они. Зассут.

Серый не лукавил. Долго об этом думал и пришёл к выводу, что местные действительно побоятся ему довериться.

— Жалко будет, — вздохнула Эри.

Об этом Серый тоже думал. И решительно мотнул головой:

— Нет. Не придут, так сами виноваты. Трусов жалеть нечего.

За прошедшие после разговора с Марией ночи Серый успел окончательно увериться в том, что прав, и когда однажды во время вечернего распределения работ женщина его окликнула, удивился.

— Чего?

— Можно тебя попросить после работы прийти в клинику?

— Что, так плохо выгляжу?

— Нет. Просто, если тебе не трудно... ты ведь сказал, что порошка хватит на весь посёлок?

— Ого, — сообразив, проговорил Серый. — Созрели, стало быть? Окей, не вопрос. Зайду.

***

— А я говорила! — Эри едва не пританцовывала.

Николай с Натальей стали первыми ласточками. Через три недели после первых уколов Серому пришлось развернуть в местной лечебнице целый прививочный пункт.

Жители посёлка, опасливо выждав несколько ночей и убедившись, что за это время у Николая с Натальей не выросли рога и копыта, что их не бьёт лихорадка — как почему-то прогнозировали многие, что они не пытаются друг друга убить, и даже с пищеварением у отважной пары всё в порядке, потихоньку тоже потянулись «на уколы».

Со временем Серый научился давить в себе раздражение, отвечая на глупые вопросы, они в большинстве своём повторялись.

«Нет, не помрёшь. То есть, когда-нибудь помрёшь, конечно, когда-нибудь все помрут, но точно не от этого».

«Можно на работу. Почему нельзя-то?.. Ты грамотный? А звать как?.. Роман? Вот, смотри, написано тут на склянке где-нибудь: „Роману на работу не ходить“? Не написано?.. Ну, стало быть, и вали, не морочь голову».

«Нет, прямо завтра детей не будет. И если два раза согрешить, не будет. Что?.. Матери помолиться?.. Ну, попробуй. Но трахаться — надёжнее, точно тебе говорю».

«Кожа темнее стала? А была белая, что ли? Ты когда себе в зеркале-то крайний раз видел? Ах, маленько... Ну, маленько потемнеет, да. Как у меня станет. Я, видишь — темнее, чем ты. Но я-то уже родился такой. Я по открытому солнцу ходить могу — хоть утром, хоть вечером, и ни фига мне не сделается. Ты, кстати, тоже сможешь. Ну, не так долго, как я, это только твои дети смогут, но от рассвета прятаться и до полной темноты ставни не открывать — такого уже не будет. Три часа жизни тебе этот порошок прибавит, а то и больше».

Серый говорил и говорил. Поначалу огрызался, отвечал на отцепись — чисто чтоб отстали; на откровенную тупизну бывало, что срывался, но со временем вдруг начал понимать, что люди прислушиваются к его словам.

Больше всего вопросов задавали дети. Виссарион, который таскался за Серым по пятам с самого начала, тринадцатилетняя Гликерия и девятилетний Зенон. Дети готовы были сидеть в лечебнице и слушать чужаков бесконечно.

О том, как люди обживают старые дома и строят новые. Как перерабатывают солнечную энергию и энергию ветра в электричество. Из чего делают бумагу. Почему при обжиге затвердевает глина. Как охотятся на кабанов, а как — на зайцев. Почему можно спать зимой в палатке прямо на снегу и не умереть от холода...

— А Лазарь-то ваш где? — спохватился однажды Серый. — Почему не приходит? До сих пор дуется, что ли?

— Лазарь ушёл, — удивлённо отозвалась Гликерия. — Давно уже. Вы ушли, а на следующую ночь Николай его в Джубгу проводил. Лазарь ревел шибко, что не хочет больше у нас в посёлке жить. Мать Серафима спросила: а где хочешь? Он говорит, где угодно, только не здесь! Здесь меня все обманывают. Кричал, ногами топал... И мать Серафима попросила Николая в Джубгу его отвезти.

— Ишь, попёрло, — хмыкнул Серый. — Кабы я по детству такой концерт устроил, так меня бы разве что до ближайшей лавки отвезли. Чтобы выдрать сподручней... И как он, в Джубге-то? Не орёт больше?

Гликерия пожала плечами.

— Наверное, хорошо. Раз назад не просится.

— Глупый он, что ушёл, — солидно рассудил Зенон. Запихал кулаки в карманы штанов и сдвинул на лбу тонкие, едва заметные брови. — Тут вон как интересно стало, а он ушёл... А расскажи ещё что-нибудь? А?

Дети встречали Серого с работы и шли вместе с ним до дома. Терпеливо дожидались, сидя на крыльце, пока они с Эри поужинают, и провожали в лечебницу. Когда наплыв посетителей увеличился настолько, что Серый не успевал до рассвета управиться со всеми желающими, Мария настояла на том, чтобы работу он и Эри заканчивали раньше. Георгий недовольно хмурился, но против мнения большинства возражать не посмел.

А детей не получалось выставить из лечебницы ни за какие коврижки, Серому пришлось выдержать тяжёлое сражение на педагогической почве с Серафимой. Он с первой же ночи, увидев в лечебнице зрителей, объявил, что нечего таким здоровым лбам дурью маяться, и быстро нашёл занятие каждому. Серафима охала и хваталась за сердце: в посёлке Шамана дети традиционно не участвовали ни в каких работах.

«Он отпилит себе пальцы!» — уверяла Серафима про Виссариона, которого Серый отправил резать сушняк для печурки-плиты, на ней кипятили инструменты и полотно для перевязок.

«Она обожжётся! Обварится кипятком!» — про Гликерию, которую Серый приспособил ставить во дворе огромный самовар — старинный, живший в посёлке ещё со времен до того как всё случилось. До сих пор самовар не использовался, собирал пыль в чулане. Серый заметил его случайно. Вытащил во двор, велел Виссариону почистить, и утром следующего дня посетителям лечебницы, дожидающимся в очереди, Серафима и Мария предлагали чай. Это сбивало нервозность и переключало людей на общение между собой, Серого меньше дёргали дурацкими вопросами.

Серафиме и Марии Серый, изо всех сил стараясь быть вежливым, объяснил, что вероятность зарубить себя топором или обварить кипятком насмерть ничтожно мала. А мелкие издержки, если вдруг возникнут, «мелюзге» только на пользу пойдут.

— Во, смотрите, — Серый поддёрнул штанину, показал шрам на колене. — Топор воткнул по детству, лет шесть было. И ничего, бегаю быстрей здоровых. И как с топором обращаться, навсегда запомнил.

По вытянувшимся лицам Серафимы и Марии понял, что подобные методы усваивания учебного материала здесь вряд ли одобрят, и сердито добавил:

— На таких кабанах пахать надо, а у вас они в бирюльки играют! — И отошёл, сделав вид, что не заметил, как покраснели Виссарион и Гликерия.

Справедливости ради, до ухода Шамана у Виссариона было занятие: он и Ариадна служили кем-то вроде связных между Шаманом и другими посёлками. Официально «несли учение Матери Доброты», по факту же являлись распространителями приказов Шамана — с одной стороны, и его осведомителями, собирающими информацию о том, что происходит в округе, с другой. Но после того, как Шамана увёл Кирилл, а Ариадна скрылась в неизвестном направлении, Виссарион шатался по посёлку, как неприкаянный. Здесь, похоже, никому попросту не приходило в голову, что парня можно приспособить к другому делу.

Серого это изрядно подбешивало. Он почему-то был уверен, что Виссарион будет возражать против новых обязанностей, а тот неожиданно обрадовался.

— Говорю же тебе, — убеждала Эри Серого, когда они вернулись домой после очередного прививочного сеанса, — не такие они глупые и ленивые, как вы с Джеком думаете!

Серый с усмешкой качал головой, но не возражал.

Он и сам начал чувствовать, как окружающая их атмосфера потихоньку меняется. Своими в посёлке они с Эри, безусловно, не стали, но и ледяная стена, отделившая их от местных после пожара, заметно подтаяла.

Уход Джека, вероятно, сыграл в этом не последнюю роль. Насмешливый, непредсказуемый, едва ли не каждым словом или поступком вызывающий если не оторопь, то недоумение, местных Джек сбивал с нарезки уже самим фактом своего существования. А к Серому и Эри — в силу возраста, должно быть, — люди относились куда спокойнее. По-прежнему опасались чужаков, но «на прививку» всё-таки потянулись — желание иметь детей, видимо, пересилило страх.

Серый подумал, что отец, находись он здесь, радовался бы этому не меньше, чем окружающим посёлок плодородным землям. С этой мыслью и уснул.

А следующим вечером, когда они с Эри шли к площади за распределением на работы, увидели бегущую им навстречу Марию.

Серый остановился. Пытался уговорить себя, что дурное предчувствие обманывает, что на самом деле ничего не случилось — но понимал, что это чушь. От хорошей жизни так не бегают.

— Что-то случилось, — эхом подхватила мысли Эри. Она тоже остановилась и смотрела на Марию.

— Люди, — добежав до них, выдохнула женщина. — Те, что приходили в лечебницу вчера... Они больны. Все.

Глава 21

Мрак

— Да пойми ты, блин! — Мрак со злости уже готов был прибить Стафку. — Я не домой иду, и не в баню к девкам. Мне Шамана догнать нужно.

— Вот, вместе и догоним. — Стафка от него так и не отлипал. Мрак пытался шагать быстрее, но под тяжёлым рюкзаком — поди пошагай. А пацан упорно сопел рядом. Не отставал. — Я уж сколько мечтаю с Шаманом встретиться! Рассказать хочу, что у нас в посёлке творится.

— Я и дальше буду идти, когда уже светать начнёт.

— Я тоже буду.

— Сгоришь к хренам.

— Да и наплевать! Лучше сгореть, чем возвращаться. — Стафка посопел. — Ну вот, вернусь я сейчас — и чего? Дмитрий ведь, небось, в посёлке уже. Ему вопросы задают. Кто-нибудь точно спросит, где я.

— Ну, и что?

— Ну, и что он скажет-то?

— Что обосрался да сбёг, — буркнул Мрак.

Стафка неуверенно хихикнул.

— Ну... так он, конечно, не скажет. Но мне потом жизни не будет, это точно.

А ведь не дурак пацан, — мелькнуло в голове у Мрака. Как там Кирилл сказал — эмбрион под микроскопом собирали?.. Если так, то материал подобрали что надо. При всех их заморочках по Доброте, враз отдуплил, каково этому Дмитрию прилетит — когда он, Стафка, в посёлке нарисуется. Весь такой несчастный и брошенный... И как его этот Дмитрий потом гнобить будет — после того, что от односельчан выслушает. А уж в том, что возможностей гнобить Эльвира любовничку отсыплет по полной, можно не сомневаться. Влюбленная баба — дело такое. Тут уж Стафке и впрямь только посочувствовать... Но сочувствовать было категорически нельзя.

— А при мне, значит, житуха будет охренеть какая? — постаравшись добавить голосу сарказма, бросил Мрак. — Я, по-твоему, развлекаться собираюсь?

— Нет. — Стафка твёрдо и прямо смотрел на него. — Я знаю, что не развлекаться. И понимаю, что легко не будет. Только Дмитрий меня на дороге бросил, а ты накормил. — И вдруг вкрадчиво спросил: — У тебя же коня убило, так?

Мрак покосился, но ничего не ответил — вопрос был риторическим.

— Я тебе расскажу, как к нашей конюшне незаметно подобраться, — пообещал Стафка. — И каких коней брать. У тебя ж, поди, костюм, как у Шамана, есть?

— Плащ, что ли? — удивился Мрак. — На фиг он мне сдался?

Стафка досадливо поморщился:

— Да не-е! Не плащ. Красивый такой костюм, серебряный. С капюшоном.

— Комбез? — удивился Мрак. — А ты-то где такой видел?

— Дак, я ж видал, как Шаман приехал. Меня Эльвира отправила курятник чистить, а я задержался. В дом до рассвета уже не успевал вернуться. Хотя и не сказать, чтоб спешил, с курами-то даже лучше. Эльвира им хлеб сухой носит, а они ж, ну... — Стафка покраснел, опустил глаза. — Бывает, в общем, что не всё поклюют.

Мрак скрипнул зубами. Подумал, что Эльвире здорово повезло — не попалась ему под руку. Это ж насколько впроголодь пацана держать надо, чтоб за курами подъедался? Сколько этому Стафке лет — одиннадцать, двенадцать? Самый жор сейчас, это Мрак и по себе, и по брату Саньке помнил. И ещё подумал, что доктора из Бункера, услышь он такое, точно удар бы хватил.

Рисуночки детки рисуют, ага! Счастливы они. Вот, прям до соплей — увязался этот Стафка за незнакомцем, словно щенок приблудный. Просто потому, что накормил. И не отогнать ведь никак — оплеуха, и та не подействовала, хотя уж к такому они здесь точно непривычные.

Вслух буркнул:

— Ну да. Бывает. И что?

— Ну, и я видел, как Шаман приехал, — заторопился Стафка. — Я себе в курятнике давно место наладил, где спать. А там в стенах щелей полно, и весь Эльвирин двор видать. Я Шамана сперва не узнал даже — думаю, кто это? Что за одежда чудная? А после уж, вечером, услыхал, как они с Эльвирой разговаривали. Шаман сказал, что это ваш костюм. С севера. И что в нём на солнце можно. Он ещё сказал, что вы их для зла будете использовать, чтобы на нас напасть, когда мы спим. Эльвира охала, ахала — она всегда так, когда Шаман приезжает. А он сказал, что ему Мать Доброты подарила этот костюм, чтобы он нас спас. Что он скачет без устали, ночью и днём, и скоро пришлёт к нам защитников. Потом Шаман уехал, его кроме Эльвиры и меня и не видал никто. Я с ним поговорить хотел, но не успел. А через ночь и правда три дядьки незнакомых приехали. Сказали, что их Шаман прислал. Эльвира народ собрала, рассказала, что вы скоро на нас нападёте, а это — наши защитники. На постой их определила, развела по дворам. Прошлой ночью дядьки на дорогу выезжали, но вернулись спокойно. А сегодня командир ихний проспал, да кобылу ему свою жалко, вот и поехал с Дмитрием. Какая — это командир говорит, — разница, верхом или в телеге, дорога-то одна. Если вы появитесь, уж он не проглядит. Ну, и...

— Ну, и не проглядел, — с усмешкой закончил Мрак.

Стафка отвёл глаза.

— Я ведь его пристрелил, — жёстко напомнил Мрак. — Защитника-то вашего. А ты ко мне липнешь, будто банный лист.

— Ну, и липну, — буркнул Стафка. — Я с тех пор, как Шаман приехал да рассказал, что вы нападёте, всё время про вас думал. Про тебя и про друга твоего. Про то, как мы с вами встретились — тогда, зимой... Не говорил никому, понятное дело, а сам думал. Что если бы вы правда злодейство какое затевали, так кто же вам мешал меня убить? Вещи, что принёс, отобрать, а самого закопать в сугробе? До весны никто и не нашёл бы. А вы горючку, сколько обещали, столько отдали. Ничего мне не сделали. И сейчас на дороге ты Дмитрия отпустил.

— Знал бы, что он за тварь, так просто не отпустил бы, — вырвалось у Мрака. — Сперва отрихтовал бы как следует.

И снова подумал, что Кирилл, кажется, был прав — когда говорил о «критическом мышлении», которое в бункерных детенышей напихали ещё до рождения. Соображалка у Стафки, несмотря на то, что башка напичкана всякой хренью, и впрямь работала будь здоров.

— Вот! — вскинулся Стафка. Глаза у него азартно вспыхнули. Тут же потупился, пробормотал: — То есть, я знаю, что насилие — это плохо. Что Мать не позволяет... Но только она и неправду говорить не велит. А я, если бы ты Дмитрия ударил, не жалел бы! Потому что так ему и надо. А тому защитнику — ему всё равно до меня было. Он меня даже, как звать, не спросил... А ты ещё спрашиваешь, почему липну. — Он помолчал. — Это. Костюм-то, как у Шамана, есть у тебя?

— Ну, допустим, есть. — Мрак пока не понимал, куда клонит Стафка.

Комбез у него действительно был. Самому без надобности, прихватил для Эри. Мало ли что. Зимой им ох как не хватало комбеза, сильно ограничивало в передвижении.

— Вот! — повторил Стафка. — Я тебе помогу коней хороших раздобыть, а ты мне костюм дашь. И тогда мы Шамана быстро догоним. Ты не гляди, что я тощий, верхом-то хорошо умею. И вообще выносливый.

Да уж, надо думать. Раз не сдох до сих пор — при такой-то кормёжке...

Мрак ничего не мог с собой поделать, всё больше становилось жаль пацана. Брата Саньку на его месте представлял. И говорит Стафка уже — «мы догоним», будто и не сомневается, что дальше они поедут вместе.

— Даже не спросишь, зачем я догоняю Шамана?

— А мне наплевать, — с вызовом бросил Стафка. — Я этих ваших делов не знаю, и знать не хочу! Догоняешь — значит, надо тебе. А я с тобой пойду, вот и всё. Мне тоже с Шаманом поговорить надо.

— А если я Шамана убью?

— Не убьёшь.

— Это почему ещё? Я же — зло? Не слыхал, что ли?

Стафка прищурился.

— Слыхал. Я, веришь — много чего слыхал! Эльвира наша знаешь, какие красивые слова говорить умеет? А только ещё я слыхал, что люди видали, как вы Шамана к себе тащили. Не убили же, стало быть? Если он сбежать от вас сумел? Значит, и сейчас ты его не убьёшь.

На это ответить было нечего. Теория Кирилла работала: бункерный пацан оказался куда сообразительнее, чем большинство взрослых, которых встречал в южных посёлках Мрак.

— Я быстро скакать буду, — обречённо, уже понимая, что сдаётся, предупредил он. — А спать мало. Чуть что не по мне, два раза повторять не стану, просто в лоб получишь. Жалеть не буду, так и знай.

Стафка грустно улыбнулся:

— А то, можно подумать, до сих пор меня много жалели... Идём, — он вдруг решительно поменял направление.

— Куда?

— Если здесь идти, то скоро тропка появится, которая к лесному озеру ведёт, там сети на карасей ставят. На людей напороться можно. Я тебя стороной обведу.

***

На рассвете Мрак, следуя полученным от Стафки инструкциям, пробрался в конюшню посёлка и увёл двух лошадей. Дневали они в мертвом посёлке неподалеку. Мрак разбудил Стафку перед закатом.

Серебристому «костюму», который оказался ему не так уж и велик — Мрак, рассчитывая на Эри, специально выбирал размер поменьше — пацан обрадовался, как новогоднему подарку. С восхищением разглядывал карманы и застёжки.

— После налюбуешься, — буркнул Мрак. — Завтракаем и выдвигаемся. Я предупреждал, что время на тебя тратить не буду.

Стафка торопливо отложил комбез. Мрак протянул ему два больших сухаря и полоску вяленого мяса.

— Что это? — удивился Стафка.

Мрак поначалу решил, что издевается. Потом вспомнил, что мясо на юге не едят, Шаман от мясной похлебки всю дорогу нос воротил.

— Тебе какая разница?

— Это... убитое животное, да?

— Звезда, — буркнул Мрак.

— Ты не обидишься, если я не буду есть?

Мрак постучал пальцем по лбу.

— Дурак, что ли? Не хочешь — не ешь. Мне больше достанется.

Стафка благодарно улыбнулся и взял сухари. Мрак, глядя, как пацан накинулся на них, отвернулся.

Подумал, что до железки его припасов, рассчитанных на одного, точно не хватит. Придётся что-то придумывать, не бросать же Стафку. Какими бы они тут добренькими ни прикидывались, а кражу лошадей не простят. Лошади пропали, и пацан пропал. Тело не нашли — стало быть, убёг. А уж дальше два и два не сложить, это надо быть совсем идиотом. Назад в родной посёлок Стафке теперь дороги нет.

Мрак сжевал мясо, на сухари только покосился. Решил, что обойдётся. Батя рассказывал, им с Джеком по детству когда неделю, а когда и дольше голодать доводилось. И ничего, не сдохли. Значит, и ему ничего не будет, сил пока навалом. Это Стафку ветром качает.

Принялся собираться.

— Ты совсем мало съел, — удивлённо сказал вдруг Стафка.

— За собой следи, — огрызнулся Мрак. — Всё? Давай, в комбез запихивайся.

Подошёл, помог Стафке подогнать комбез.

— Храни тебя Мать Доброты, — прямо глядя на него, вдруг сказал Стафка.

Мрак аж закашлялся. Буркнул:

— Семнадцать лет без хранителей жил, и дальше обойдусь... Пошли. И так уж закопались.

***

Стафка не обманул, в седле он действительно держался отлично. И дорога до соседнего посёлка ему была хорошо знакома, не приходилось то и дело сверяться с картой. Первые три часа скакали беспрепятственно. Потом стемнело, комбез Стафка с сожалением снял. Спрятал в заплечную сумку — Мрак нашёл её в телеге — полупустую, должно быть, принадлежала убитому. Скакали ещё два часа. А потом на дороге показался едущий навстречу воз.

— Уходим, — вздохнул Мрак.

— Зачем?

— Ща по шее двину! Говорил же. На людей напарываться нельзя, мне вчерашнего хватило. Хрен знает, сколько тут ещё Шамановых хомячков по дороге шарится.

Мрак об этом действительно говорил. Стафка тогда вроде кивал, но думал явно о своём. Сейчас уверенно заявил:

— Это тебе напарываться нельзя. А меня — кто тронет? Шамановы посланники взрослых ждут.

— А если это ваши?

Стафка помотал головой:

— Не. Наши в такую даль не поедут. Это соседи, скорее всего, тоже, небось, за сеном собрались. Телега, вишь — пустая?

— А соседи тебя не знают, что ли?

— Знают. Дак, и что? Скажу, Эльвира прислала, одолжиться чем-нибудь. Если всё нормально, то я рукой тебе махну, и езжай спокойно.

— А если нет? Если там в телеге опять Шаманов засланец сидит?

— Тогда я махать не буду. Просто мимо проеду, и всё. А ты в объезд двигай. Там дальше, за посёлком, река будет и мост. Я тебя под ним подожду, место приметное, не проскочишь. И схорониться можно, я там как-то от грозы прятался.

Телега приближалась. Решать нужно было быстро.

— Ну... окей, уболтал, — буркнул Мрак. — Валяй, двигай.

Стафка кивнул и пустил коня рысью. Мрак, притаившись в кустах у обочины, смотрел, как он приближается к телеге. Поравнялся, притормозил. А скоро махнул рукой — можно ехать.

Мрак быстро проскакал мимо телеги с возницей, проводившим его удивлённым взглядом.

— Вот и всё, — гордо сказал Стафка, когда Мрак его догнал. — А ты говоришь, в объезд! А Шамановых посланников у них в посёлке, Антон говорит, не было. Шаман к ним не заезжал.

Ну да, рассудил Мрак. Для чего ему было в каждый посёлок заезжать? И вооружённых людей, которых у Шамана наверняка не так уж много, разумно расставлять на расстоянии друг от друга. Дорога тут одна, как-то просматривается — ну, и ладно.

Дальше они со Стафкой двигались уже не в пример быстрее. По-прежнему осторожничали, но теперь знали, как действовать. Первым к путникам приближался Стафка. Убеждался, что всё в порядке, махал Мраку — а тот стремительно, чтобы не успели разглядеть и прицепиться с вопросами, проносился мимо удивлённых людей.

По прикидкам Мрака, к Шаману они за эту ночь приблизились минимум на пять часов. Если и дальше так пойдёт, ещё две ночи — и догонят.

Дневали снова в мёртвом посёлке. Стафка, накануне заметно шугавшийся мрачных, слепо глядящих пустыми, лишенными стёкол окнами домов, сегодня заметно приободрился. Тем более, что Мрак, рассудивший, что мёртвый посёлок — не лес, а дом, в котором они расположились, с дороги не виден, растопил печку-буржуйку и поставил варить кашу. Стафка, увидев, как он засыпает в котелок крупу, едва не завизжал от восторга.

— Ты знал, да?! Знал, что тут печка есть?!

Мрак кивнул.

— Откуда?!

Мрак поколебался, но решил, что отмалчиваться смысла нет.

— Наши тут прошлым летом шли. Приглядели этот дом, Кирилл отметил на карте. Видишь, даже дров маленько оставили. — Он кивнул на охапку сушняка в углу.

— Ваши? — осторожно переспросил Стафка. — А зачем они тут шли?

— На разведку. Земли захватывать.

Стафка надулся.

— Хотели бы, так давно бы захватили, — буркнул он. — Зачем неправду говоришь?

— А что, только Шаману врать можно? — Мрак прикурил от уголька из печки.

Поджав под себя ноги, уселся на пол.

— Ему тоже нельзя. — Стафка, прикорнувший на расстеленном спальнике, завороженно следил за тем, как Мрак вдыхает и выпускает дым. — А почему ты думаешь, что Шаман врёт? Что вы нас захватить хотите, всё такое? Может, он просто не понял? Я ведь поначалу тоже тебя испугался... Может он просто с тем, кто у вас главный, поговорить не успел? Слишком спешил вернуться?

— Я — Шаман? — оборвал Мрак.

— Нет.

— Ну, вот и отвянь. Догоним, у него спросишь.

— А если не догоним?

— Если не догоним, значит так и будешь мучиться. Пока от любопытства не помрёшь.

Стафка обиженно замолчал.

Готовую кашу он наворачивал так, что за ушами трещало. А, как поел, на полуслове вырубился.

Мрак прикрыл пацана краем спальника. Сунул под растрёпанную башку свёрнутый комбез. Заглянул в печку — потухла, пожара можно не бояться. И тихо вышел из комнаты. Заставил подняться коня, стреноженного и привязанного в соседней комнате.

До жилого посёлка недалеко, от силы километра три. На улице совсем рассвело, в такое время он уж точно никого не встретит. А жрать им со Стафкой чего-то надо.

***

— Ух ты! — проснувшийся Стафка во все глаза глядел на котелок с горячей, ещё дымящейся картошкой и сушёную рыбу. — Это откуда такое? А?

Мрак пожал плечами:

— Без понятия. Проснулся — стоит на печке. Мать Доброты подогнала, не иначе.

— Да ну тебя... — пробормотал Стафка.

Вроде недоверчиво, но в голосе прозвучало такое сильное, жгучее желание поверить, что Мраку аж неловко стало. Хоть и трепала пацана жизнь, а всё равно — дитё дитём. Ни сам Мрак, ни его младшие братья на такие сказки отродясь не велись.

— Тебе не пофиг, откуда? — отбрехался Мрак. — Жри, пока дают. — Подцепил из котелка картофелину, разорвал вдоль хребта сушёную рыбину.

Стафка торопливо присоединился к нему. Когда потянулся за четвёртой картофелиной, Мрак хлопнул его по руке.

— Хорош. Обожрёшься, в комбез не влезешь.

На самом деле опасался, что пацана от сытости опять разморит, он и так-то зевал. Спал сегодня от силы часов пять. А сам Мрак — вдвое меньше. Ему зевалось так, что рот бы не порвать... Ну, зато жратвы припас, на ближайшие три ночи хватит.

— Собирайся. Двигаем.

Они скакали беспрепятственно почти всю ночь. Теперь уже Стафка о проезжаемых краях ничего не знал, никогда прежде так далеко не забирался. Но если верить карте, полученной от Кирилла, жилой посёлок на этом отрезке был единственный, в самом конце пути, который Мрак надеялся одолеть за ночь. Возможно, поэтому людей на дороге они встречали лишь дважды. И оба раза Стафка, выезжавший, как и вчера, вперёд на разведку, махал Мраку рукой: всё нормально, можно ехать.

— Может, и здесь никаких посланников нет? — когда второй из встреченных путников, оказавшийся прихрамывающим стариком, остался позади, спросил Стафка у Мрака.

— Может, и нет. — Мрак покосился на пацана — тот зевал всё отчаяннее.

Ничего, через полчаса рассвет. После этого вероятность встретить на дороге людей начнёт стремительно убывать, скакать можно будет быстро, нигде не задерживаясь. Разрыв между ними и Шаманом сегодня сократился как минимум на два часа, с утренними выйдет ещё два. А значит, они почти догнали.

Это хорошо, потому что завтрашняя ночь — последняя. Завтра Шаман уж точно доберётся до железки. И если не перехватить его по пути в посёлок, откуда налажено сообщение, дальше — ищи-свищи. Кирилл рассказывал, что металлическая тележка движется быстрее лошадей, её ведь ни кормить, ни поить не надо. Кого на рычаги посадить, Шаман найдёт, а дорога по рельсам не в пример глаже, чем обычная.

Рельсы Мрак видал много раз, в их краях этого добра полно попадалось. Знал и то, что Кирилл тоже хочет восстановить железную дорогу, он им с Серым даже дрезину когда-то показывал — вроде той, на которой они с батей и Джеком огонь и воду прошли. Железку даже начинали восстанавливать, но, как морозы ударили, бросили. Не до дороги стало, прокормиться бы. Тогда многое, что начато было, бросили, Мрак знал от Серого, что Кирилл ещё из-за этого шибко переживает.

«Жуть, как ругается, — рассказывал Серый. — Говорит, что опять нас хотят, словно кротов слепых, в норы загнать. Чтоб сидели тихо, и кроме как о пропитании ни о чём не смели думать».

«Это кто же хочет?»

«Да чёрт его знает. Я спрашивал, он не сказал».

Кто там чего хочет, этого Мрак тоже так и не понял. Точно знал лишь то, что строительство дороги пока брошено. А у южан железка восстановлена. И до неё осталось меньше суток пути...

— Да чтоб тебя! — он выругался.

— Опять? — Стафка обречённо уставился в даль — видел в темноте хуже Мрака, да и ростом был сильно меньше.

Зато к ругани успел попривыкнуть, уже не выкатывал непонимающие глаза: «Чего-чего ты сказал?»

— Опять.

— Вот же неймётся, — Стафка вздохнул. — И куда топают, за час до рассвета? Уж давно пора по домам сидеть... Ладно, я на разведку.

— Валяй.

Мрак сошёл с дороги. Дальше ехал таясь, по обочине, а Стафка устремился догонять двух конных — они, судя по направлению движения, возвращались в посёлок, до которого было уже недалеко.

Мрак смотрел пацану вслед. Поначалу — с досадой. Сколько уж они таких препятствий миновали, и возле каждого задерживайся. А езды ещё два часа, раньше он не остановится и Стафке не позволит. А зевается всё сильнее. И жрать охота всё больше — перекусывали абы чем, на нормальный обед время тратить не стали. Верно Стафка сказал: сколько можно лазить-то, чего вам не спится?..

Усталость и раздражение взяли своё — момент, когда Стафка поравнялся с конными, Мрак проморгал. Чуть не тронулся машинально следом за ним, когда вдруг обожгло: взмаха рукой не было. Чем-то пацану всадники не понравились.

Стафка, обогнавший всадников, и оба мужика быстро удалялись, а Мрак, матерясь сквозь зубы, продирался через сухой прошлогодний бурьян на обочине, всматриваясь в темноту. Помнил, что по уговору со Стафкой должен сойти с дороги и искать объезд, но что-то держало. И едва сумел сдержать возглас, когда увидел, как всадники вдруг ускорились.

В ту же секунду до него долетел звук. На таком расстоянии чуть слышный, но Мрак понял, что Стафку окликнули. Потом понял, что ему велели остановиться. А потом увидел, что пацан пустил коня галопом. Его снова окликнули — на этот раз громче.

Стафка не оборачивался и останавливаться явно не собирался. Всадники бросились за ним.

Глава 22

Серый

— Не может быть, чтобы из-за вакцины.

Серый устал повторять одно и то же. Всех, кому он колол вчера вакцину, свалила странная инфекция. Температура, рвота, желудочные спазмы — до того болезненные, что люди кричали на крик. Серый, вместе с Серафимой и Марией, сбился с ног, пытаясь помочь. Крики не смолкали сутки.

На исходе суток стало понятно, что странную хворь удалось победить. Люди медленно расходились по домам. Тех, кто не мог идти самостоятельно, вели под руки.

Придут ли они завтра на уколы, Серый не спрашивал. Всё и так было ясно. Он слышал, какой диагноз поставили себе больные.

Серафима, снующая от одного страждущего к другому — в лечебнице едва удалось разместить всех, людей пришлось укладывать на пол, — неустанно пришёптывала: молилась Матери Доброты, чтобы облегчила страдания.

Николай, как и другие, провожал её метания мутным взглядом. В какой-то момент вдруг оторвал от пола тяжёлую голову и глухо, отчаянно проговорил:

— Мать Доброты наказывает нас.

По лечебнице, заглушив стоны, прошелестел гул. Николай произнёс вслух то, о чём втайне думал каждый.

Серый заставил себя промолчать. Заставил не думать о том, как впиваются в него десятки взглядов, от разочарованных до ненавидящих.

Через час Николай умер. Тихо, уже без криков — просто вытянулся на полу, уткнувшись лицом в доски.

Когда до Серого дошло, что он мёртв, внутри будто что-то оборвалось. До сих пор происходящее казалось дурным наваждением, обычной неприятностью, которую надо просто пережить — и идти дальше. Не бывает такого! Не умирают люди от желудочных спазмов! Но Николай лежал на полу и не шевелился.

Серый вытащил его во двор, под навес — не знал, куда ещё тащить.

«Обычно мы оставляем человека здесь — до тех пор, пока не заберут близкие. Но...» — Мария беспомощно огляделась по сторонам. Лечебница была забита людьми так, что на полу едва оставалось место, куда наступить.

Серафима, кажется, от суеверного ужаса вовсе лишилась дара речи. Никто, кроме Серого, из лечебницы выйти не мог, на улице уже вовсю светило солнце. А он с трудом заставил себя вернуться.

«Кто ещё? — стучало в висках. — Кто, мать вашу, следующий?!»

Но обошлось. Смертей больше не было. Люди, преодолев кризис, начали приходить в себя.

Серый оставался в лечебнице до конца. До того, как они с Марией проводили последнего больного.

Уставшая, одуревшая от всего, что навалилось, Серафима уже час как спала. Присела на кушетку передохнуть и тут же уснула. На ногах остались Серый, Мария и Эри. Все втроём вышли на крыльцо.

— Они ведь... больше никогда не придут?

Эри смотрела на то, как соседи ведут под руки Наталью. Она, кажется, пока толком не осознавала, что случилось с мужем. Тихо, безропотно, позволила себя увести.

— Нет, — процедил Серый. — Их наказала Мать Доброты. Слышала же. Пошли домой. Сердцем чую, скоро к нам Георгий пожалует.

— Стойте, — Мария вдруг тронула его за руку. — Ты ведь так не думаешь? Что это наказание Матери?

— Какая разница, что я думаю? — Серый вдруг почувствовал, до чего он устал.

Не только от того, что сутки провёл на ногах. От непроходимой тупости, от неумения слышать, от нежелания смотреть по сторонам... От всего.

— Видела, как мухи, когда в дом залетают, о стекло бьются? Вот и я сейчас, как та муха... Задолбало. Молитесь дальше своей Матери, ну вас на хрен.

— Я ничего не говорила о Ней, — Мария не выпускала его руку. — Скажи. Ты ведь знаешь, почему заболели люди?

— Не знаю, свечку не держал. Только догадываться могу.

Мария смотрела по-прежнему внимательно и пытливо. Серый вздохнул.

— Слушай, ну ты же умная баба. Неужели сама не поняла? Никакая это не болезнь! Людей отравили.

— Кто?

— Тот же, кто травил скот, — жёстко проговорил Серый. — Кто опрыскал ядом деревья. Кто стрелял в Джека. Кто-то, кто настолько нас ненавидит, что ради своей ненависти готов на всё! Мне откуда знать, кто это? Это ты всю жизнь здесь живёшь, не я.

Мария отвела глаза. Пробормотала:

— Но, если ты прав... Как? Отравить можно через еду или питьё. Но все эти люди живут в разных домах! Они ели разную пищу. А заболели одновременно.

— И всё, что у них есть общего — уколы, — кивнул Серый. — Значит, отрава в них. То есть, выходит, это я всех потравил... Логично, чё. — Дёрнул Эри за руку: — Пошли отсюда.

— Нет! — Эри сердито вывернулась. — Не смей сдаваться! Думай. Если мы поймём, как отравили людей — может, догадаемся, кто это! И докажем, что никакая Мать никого не наказывала.

Мария кивнула:

— Девочка права. Нужно хорошенько подумать.

Серый понял, что от него не отстанут. Уселся на ступеньку. Буркнул:

— Джек, всё-таки, очень умный человек. Всегда говорил: одна баба — хорошо, а две — неудобно. Х*й не натрёшь, так мозги вынесут.

— Перестань, — вздохнула Эри. Села рядом с ним. — Лучше подумай. Что может быть общего у этих людей? Помимо уколов?

Серый пожал плечами.

— В одну баню ходили? В одной речке купались? Одну козу за вымя дёргали? Хрен его знает! Говорю тебе, не варит башка.

— Чай, — вдруг сказала Мария.

Серый сначала не понял. А потом увидел, куда смотрит женщина. Под навесом в углу двора, рядом с дровницей, стоял самовар.

***

— Никуда мы не пойдём.

Георгий, как Серый и ожидал, не замедлил явиться. На этот раз сам — Марию то ли пожалел, женщина с ног валилась от усталости, то ли нести чужакам очередной ультиматум она отказалась.

— Джек ушёл, и хватит с вас.

— Как это? — такого Георгий явно не ожидал.

Постная мина, с которой объявил: «Матери Доброты не нравится то, что ты делаешь. Вам нельзя больше оставаться здесь» сменилась искренним недоумением.

— Как так — не уйдёте?

— А вот так. — Серый, сидящий на лавке у стола, откинулся спиной к столешнице. Небрежно забросил руки за голову — изо всех стараясь не показать, как ему хреново. — Не уйдём, и всё. Не нравится — попробуй, выгони.

Серый блефовал. Чувствовал он себя слабее новорожденного котёнка, Георгий мог бы вышвырнуть его за порог единственным пинком. Вся надежда была на то, что сам ультиматист об этом не догадывается. Ну, и на то, что в принципе не привык решать проблемы таким способом — о себе и любом из жителей Цепи Серый точно знал, что подобную наглость не потерпели бы. Начни он так хамить в родных краях, наваляли бы — мало не покажется.

А Георгий нерешительно перетоптался с ноги на ногу. Он, похоже, понятия не имел, как реагировать.

— Люди будут недовольны, — выдал наконец.

Серый издевательски развёл руками:

— Соболезную. Пусть чайку с мятой попьют. Всё у тебя? А то мы спать собирались. Я, если кто-то не заметил, сутки вокруг ваших больных плясал. И она тоже, — Серый кивнул на Эри.

Георгий перевёл взгляд на девушку. Лицо немного смягчилось — Эри была единственной из «чужаков», на кого смотрел без настороженности. И придумал:

— Да. Вам надо отдохнуть! — Аж лицом просиял. Ухватился за возможность отложить сложное решение на потом. Снова повернулся к Серому, присмотрелся внимательнее. — Ты, и правда... странный какой-то.

— Надо, ага, — кивнул Серый. — Как наотдыхаемся, скажем. А пока топай. Храни тебя Мать Доброты.

— Храни вас Мать. — Георгий ушёл.

Эри бросилась к Серому:

— Как ты?

Он, с трудом сдержав стон, скрючился на лавке.

— Больно?

— Приятно, блин... — Серый тяжело дышал.

— А я говорила, — упрекнула Эри.

— Фигню ты говорила. Как бы мы ещё проверили, отравлена вода или нет?

Вода в самоваре ещё оставалась. На вид — самая обыкновенная, ничем не пахла. И Серый не придумал ничего лучше, кроме как выпить пару глотков. Собак, кошек, а уж тем более лабораторных крыс, о существовании которых знал от отца, в лечебнице не водилось. И другого способа выяснить, отравлена вода или нет, в голову не пришло.

От всплёскивающих руками, охающих Эри и Марии Серый отмахнулся. Сделал глоток, выждал полчаса. Ничего не произошло. Они с Эри пошли домой.

И через два часа живот скрутило так, что Серый с трудом разгибался. Нашёл в заветном Ларином мешочке снадобье от отравлений, выпил. Лёг. Ещё через полчаса притопал Георгий. Пришлось встать и делать вид, что всё в порядке — Георгий был последним человеком в посёлке, кого Серый собирался посвящать в свои планы.

— Ничего, — выдохнул он. — Жить буду. Отпускает уже, было хуже... Главное, чтобы тот гад повёлся.

***

Прошло четыре ночи. За это время Георгий ещё дважды пытался наставить Серого на путь истинный. Объяснить, что в посёлке им с Эри не рады, и надо уйти. Нёс уже привычную ахинею про недовольство людей и Матери Доброты. Серый в ответ всё так же нагло ухмылялся.

А вечером приходил вместе с Эри на площадь, невозмутимо брал инструмент — Георгий мстительно ставил его на самые тяжёлые работы — и шагал, куда отправят. Перед рассветом они возвращались домой, ужинали, и Серый шёл купаться.

Быстрая горная река за оградой посёлка метрах в трёхстах ниже по течению поворачивала, образуя небольшую заводь. То, что изображал в заводи Серый, купанием можно было назвать разве что с большой натяжкой. Вода едва доходила ему до пояса, да и разливалась речка не сильно, поперёк русла — метра три, не больше.

Серый раздевался, ложился на каменистое дно и лежал — сколько мог выдержать в ледяной воде. Потом выскакивал, быстро растирался полотенцем и сидел на берегу — глядел, как над дальним горным хребтом поднимается солнце.

Он ждал. Поначалу. А потом вдруг понял, что купаться ему нравится.

Ледяная вода будто смывала вместе с потом злость и раздражение. И солнце, освещая далёкие горы, поднималось так красиво, что хоть всю жизнь гляди. Вокруг стремительно светлело, и мир так же стремительно наполнялся красками. А краски здесь были куда ярче, чем дома.

Тёмные горы с белоснежными шапками, глубокой синевы небо, холмы всех оттенков зеленого, невиданные цветы на лугах. Даже камешки на дне реки — разноцветные, и ни один не похож на другой.

Отец рассказывал, что в его детство люди и мечтать не могли о том, чтобы любоваться рассветом. Солнца боялись, прятались в ужасе — так же, как сейчас это делают на юге. Но тогда, в отцово детство, выхода другого не было, кроме как прятаться. А местным лекарство на блюдечке принесли. Вот она, новая жизнь, только руку протяни!

Не протягивают. Чуть дёрнулись, чуть оказалось, что не всё гладко — они тут же снова в кусты...

— И почему вы такие? — ни к кому не обращаясь, горько проговорил Серый. — Что ж вам не живётся-то по-человечески?

Подумал вдруг, что разговаривает с собой вслух уже не в первый раз. Да и вообще... Серый не додумал.

Рассвет рассветом, разговоры — разговорами, а зачем оказался здесь, он не забывал ни на секунду. И шорох за спиной услышал. Шарахнулся в сторону.

Выстрел прогремел мимо. А Серый быстро, чтобы не дать стрелявшему опомниться, бросился к каменной осыпи.

Давно её присмотрел, ещё когда выбирал место для купания. Если устроиться за валунами, то самого не видно, а берег речушки и сидящий у заводи человек просматриваются, как на ладони — стреляй, не хочу. Серый был уверен, что тот, кто рано или поздно придёт на него охотиться, спрячется именно за осыпью. Как оказалось, не ошибся.

Ещё один выстрел — теперь уже совсем бестолковый. Не прицельный, растерянный. Стремительный рывок — и человек в защитном комбинезоне, который так и не успел подняться на ноги, прижат к земле.

Серый вывернул ему запястье, заставляя уронить пистолет. И лишь потом вгляделся в лицо — почти полностью скрытое капюшоном, только глаза видны за прозрачным щитком.

— Ты?!

Глава 23

Серый

— Кто это?

Сопровождать Серого на берег Эри не могла при всём желании. Комбезов у них, в отличие от неведомых врагов, при себе не было. В первое утро Серому пришлось выдержать серьёзную истерику с хватаниями за руки и воплями: «Никуда ты не пойдёшь! Тебя убьют!»

В итоге психанул, взял девчонку за плечи и встряхнул как следует. Сердито глядя Эри в глаза, объяснил очевидное: других вариантов нет. Отравителя надо ловить сейчас, на живца. Георгия удалось убедить, что покидать посёлок чужаки не намерены. И Серый был уверен, что рано или поздно эта информация дойдёт до нужных ушей — так же, как долетела до них весть о том, что он колет жителям посёлка «чудо-порошок». Это, видимо, стало для врага серьёзным ударом — коль уж тот, кто это устроил, решился травить жителей.

Но отрава не помогла. Изгнать чужаков не удалось. А значит, их надо устранить физически. Так рассудил Серый, поставив себя на место врага. И взял за правило каждое утро перед рассветом ходить купаться.

Он был уверен, что время рассчитал правильно: в этот час в посёлке уже закрывают ставни и ложатся спать, а у врага комбез, его приближающийся рассвет остановить не должен. Место Серый выбрал специально подальше от посёлка, там он будет казаться беззащитным. Тем более, раздетый и без оружия.

Серый был уверен, что враг соберётся стрелять в момент, когда он лежит в ледяной купели — сам выбрал бы именно его, и каждый раз, погружаясь в воду, готовился среагировать на малейший шорох поблизости. Но враг решил иначе.

Управился Серый быстро. Тюкнул кулаком в висок, взвалил обмякшее тело на плечи и потащил домой.

Эри встречала Серого на пороге — должно быть, почувствовала, что он идёт.

Серый первым делом оттолкнул её вглубь комнаты и захлопнул дверь, только обгореть не хватало дуре. А потом сгрузил трофей в серебристом комбезе на пол. Усмехнулся:

— Не узнала? — дёрнул застёжку и стащил капюшон.

Эри ахнула:

— Ариадна?!

— Угу. Идиоты мы с тобой, — Серый выругался. — Могли бы и сами догадаться.

— Я думала, что это Ангелина, — обескураженно произнесла Эри.

Серый в очередной раз прикусил язык. Перевёл тему:

— Связать её надо, пока не очухалась. Поищи подходящее что-нибудь.

Ничего «подходящего» в доме так и не нашлось, на путы пришлось пустить одну из простыней. После того, как Ариадну связали, а для пущей надёжности примотали к ножке стола, Серый плеснул ей в лицо холодной воды.

Девушка шевельнулась. Серый плеснул ещё. Позвал:

— Очухивайся, благодетельница! Мать Доброты проспишь.

Ариадна медленно разлепила глаза. Увидела Серого, Эри. Попыталась дёрнуться — но, видимо, поняла, что связана. Надменно отвернулась.

— Не жалко тебе людишек-то? — с трудом сдерживая злость, окликнул Серый. — Деревья, скот — ладно. С голоду не помрут, на старых запасах продержатся. А людей? Николая-то, а? Жена по нему до сих пор убивается.

Ариадна дёрнула углом рта. Поджала губы.

— Промахнулась, прилежная ученица? — Серый сел перед ней на корточки. — С дозой обмишулилась? Не думала, что у кого-то нутро окажется слабей, чем у других?

— Не понимаю, о чём ты говоришь, — процедила Ариадна.

— Угу, — кивнул Серый. — Где уж тебе понимать. Помер Максим, и хрен с ним. Мать Доброты простит.

Ариадна ненавистно зыркнула на него. Промолчала.

— Ладно, — решил Серый. — Посиди пока, а я отдохну. Накупался, устал. А как солнце сядет, схожу за Георгием. Пусть на посланницу Матери Доброты полюбуется.

— Георгий тебе не поверит, — бросила, словно выплюнула, Ариадна. — Я скажу, что ты клевещешь.

Серый прищурился.

— То есть, в комбез тебя — я нарядил? И пистолет я выдал? И стрелял сейчас — тоже я?

Ариадна передёрнула плечами. Состроила невинное личико. За один только медовый голос, которым заговорила, Серый готов был её прибить:

— Мне негде было взять этот костюм. У нас нет оружия, нет таких одежд. Стрелять я не умею. И понятия не имею, что тут у вас произошло. Может, вы поссорились, и это она в тебя стреляла, — кивнула на Эри. Уверенно заключила: — Ты ничего не докажешь.

— Вот дрянь, — вырвалось у Эри.

Ариадна победно усмехнулась.

«Бред, — мелькнуло в голове у Серого, — Ну, не совсем же они идиоты, чтобы ей поверить?!» И тут же сам себе издевательски возразил: «Шаману-то — сколько лет верили. А он бредятину нёс куда забористее. К тому же девка своя, а мы чужие».

Кулаки Серого стиснулись сами и сами же запихнулись в карманы — чтобы сдержаться и не съездить по ухмыляющейся роже. Ариадна, должно быть, это поняла.

— Давай, ударь меня, — нагло улыбнулась она. — Оставь на моём лице след от побоев! И тогда тебе точно никто не поверит!

Серый, не сдержавшись, бросился к ней.

Эри повисла на нём:

— Нет! Не трогай её! Она нарочно тебя провоцирует, чтобы остались следы! Они и правда это заметят.

Серый тяжело дышал, заставляя себя успокоиться. И вдруг его осенило.

— Следы, значит, — усмехнулся он.

Стряхнул с себя Эри. И неторопливо принялся расстёгивать ремень на штанах.

— Ты чего? — удивилась Эри.

— А то, что лупят не всегда по роже. Слава богу, других мест хватает... Ударить, говоришь? — Серый повернулся к Ариадне. — Запросто. Ох, и отведу душу! — он со свистом выдернул ремень из петель, сложил пополам. — А главное, на таком месте, которое ты под страхом смерти никому не покажешь.

Ухмылка на лице Ариадны сменилась сначала непониманием, а потом паникой. Затем и вовсе откровенным ужасом.

— Ты этого не сделаешь, — пролепетала она.

— Ещё как сделаю, — пообещал Серый. — Представляешь: мало того, что больно, так ещё мужик на твою голую задницу глядеть будет! Во кошмар-то, а?

Ариадна затряслась. Видимо, представила экзекуцию в красках. Взвизгнула:

— Нет!

— Ещё как да. — Серый принялся отвязывать Ариадну от стола. Ситуацией он неприкрыто наслаждался. Ужас в лице Ариадны словно бальзам на раны лил. — Комбез, конечно, снять придётся. И штаны тоже... Тихо! — Ариадна попыталась укусить Серого за пальцы, которыми ухватил и потянул вниз молнию комбинезона.

Он локтем запрокинул её голову, прижал к ножке стола. Почувствовал, как девчонка часто, нервно дышит. Ухмыльнулся про себя. Дыши-дыши, будешь знать, как выделываться. Расстегнул молнию, стащил комбез с плеч.

Ариадна издала странный звук. Снова дёрнулась, таращась на Серого дикими глазами, побледнела, как смерть.

И вдруг глаза закатились. Девчонка обмякла у него в руках.

— Да твою ж то мать... — заглянув ей в лицо, обескураженно произнёс Серый.

— Что? — подскочила Эри.

— Хрен знает, не шарю я в этом. Но походу, она того... в обморок упала.

Мрак

Мрак, матерясь, выскочил на дорогу.

Что там случилось? Почему Стафка понёсся прочь? А главное, ему-то что теперь делать? Бросаться в погоню, выдав свое присутствие? Стафка-то — молодец, на него даже не оглянулся. Посланники Шамана — а это, выходит, они — пока ещё понятия не имеют, что пацан на дороге не один.

Догнать и пристрелить обоих — пока не поняли, что происходит?.. Отец поступил бы именно так, в этом Мрак не сомневался. У отца мир делился чётко, на своих и чужих. А Кирилл — другой. Кирилл не стал бы стрелять, пока не разберётся, что к чему... Вдруг он ошибся, и никакие это не посланники?

Так ничего и не решив, Мрак пустил коня галопом. Расстояние между ним и всадниками сокращалось, его пока по-прежнему не замечали, но ещё быстрее сокращалось расстояние, отделяющее всадников от Стафки. Мрак понял, что пацана догонят быстрее, чем он мужиков.

Выстрелов слышно не было — уже хорошо. Даже в воздух для острастки не палили, видать, были уверены, что догонят. Когда мужики поравнялись со Стафкой, Мрак направил коня в сторону. Заставил сойти с дороги.

Как остановили Стафку, уже не видел, пробирался по кустам вдоль обочины, стараясь издавать поменьше звуков. Коня привязал, едва сойдя, чтобы не заржал или не всхрапнул ненароком.

Голоса, подобравшись, услышал издали.

— Откуда-откуда?.. — недоверчиво переспрашивал мужской бас. — С Барыбино?.. И что ж ты здесь делаешь, интересно? До Барыбино почти сто километров!

Упрямое молчание.

Нетерпеливый возглас:

— Ну?! Чего молчишь?

— Удрал я оттуда.

— Почему?

— Хотел Шамана догнать. Он у нас в посёлке был, рассказывал, что беда идёт с севера. Я хотел к нему в помощники попроситься.

— Видал Шаман таких помощников! А от нас зачем удирал?

— Дак, вы ж меня, поди, домой отправите, — Стафка шмыгнул носом.

— Отправим, не сомневайся. А сумку ты где взял? Вот эту?

«Сумка, — сообразил Мрак. — Заплечный мешок, который мы в телеге подобрали! — Помянул мысленно все ругательства, какие знал. — Вот же идиоты, так спалиться! Мешки-то, видать, у всех шаманских посланников одинаковые — у тех двоих, девки и пацана, которых зимой встретили, тоже похожие были. Вот почему они прицепились к Стафке. Сперва, видать, внимания не обратили — ночь на исходе, устали уже, — а потом сообразили, что ему такую сумку взять негде. Вот и бросились догонять. Теперь уж ему — лишь бы выкрутиться. Но, вроде, складно врёт. И где только наблатыкался?»

— Чего трясёшься? — продолжал допрашивать Стафку мужской голос. — Отвечай!

— Там... Там...

— Да не «тамкай»! Говори толком.

— Там... человек был мёртвый.

— Где?

— Ну, рядом с нами. Соколова пустынь, соседний посёлок. Я по дороге ехал и услыхал, как стреляют. Сперва вообще не понял, что это! Грохот такой! Я решил, что мир опять переворачивается. Ну и, это...

— Испугался? — подсказал мужик.

— Ну... да. Хотел даже назад вернуться. А потом уж думаю — возвращаться далеко, совсем страшно. Лучше к соседям дневать попроситься. Ну, и поехал вперёд. А он там, на дороге... лежит.

— Мёртвый?

— Ага. Я сперва-то не понял, решил, что спит... А потом уж разглядел, что мёртвый. Кровища кругом, лужа целая! А сумка в стороне валяется. Ну, я и подобрал. Думаю, ему-то уж не надо, наверное? А я, может, встречу кого, кто его знает.

— А дальше что? Почему, когда мы окликнули, не остановился?

Стафка снова шмыгнул носом.

— Напугался шибко. У вас, вон, ружья с собой... А я ж откуда знаю, кто вы такие? Может, вы из тех, кто того убил. Я его, как увидал, так и скачу, ни с кем не разговариваю. Всё надеюсь Шамана догнать.

— Ясно, — протянул мужской голос. — Соколова пустынь, говоришь...

— Угу.

Мужчины что-то негромко обсудили между собой, Мрак не расслышал.

— Ладно, — решил тот, кто допрашивал Стафку. — С нами поедешь.

— Куда?

— В посёлок. Тут уж недалеко осталось, пара километров.

— А Шаман там?

— Может, и там. А может, уехал. Нам он не докладывается.

— А Шаман меня в помощники возьмёт? Как вас?

— Обязательно, — ухмыльнулся мужик. — Догонит, и ещё раз возьмёт... Давай, двигай. Куда руки тянешь?

— Дак, сумка...

— Сумку мы сами Шаману отдадим. Подобрал — молодец. Дальше разберёмся.

Мрак услышал стук копыт. Посланники Шамана уезжали, увозя с собой Стафку. А ещё — заплечный мешок убитого, в котором лежал комбез.

Зашибись. Вот уж влипли, так влипли.

***

Мрак пробирался по посёлку. Дождался, пока встанет солнце, и для верности выждал ещё полчаса. Где будет искать Стафку, понятия не имел. Так же, как не представлял, каким макаром вытаскивать пацана — сейчас, утром, без комбеза. Твёрдо знал лишь то, что бросить Стафку не может. Деваться некуда, теперь они в одной команде.

А ещё — из подслушанного разговора Мрак так и не понял, остановился Шаман тут, в посёлке, или поехал дальше. Мужики этого, похоже, сами не знали. Вдруг ему повезло, и Шаман здесь? Эх, найти бы Стафку! Тот-то уж наверняка всё выспросил. Только где его искать?

В открытую Мрак по улице не пошёл. Хоть и утро уже, солнце вовсю сияет, а мало ли что. Вдруг кто из-за закрытых ставен приглядывает. Пробирался перебежками, от дома к дому. Осматривался по сторонам.

Думал о том, что батя или Джек уже, небось, давно бы сообразили, где держат Стафку. Они и ходить скрытно умели, не чета ему. Мрака с Серым таким делам не учили, незачем. Хоть стрелять выучили, и на том спасибо... Эх, Джека бы сейчас! Или домой вернуться, хоть ненадолго. Выспросить у старших — как? Куда глядеть? На что обращать внимание?

Дома как дома. Дворы как дворы. Сараи, огороды, загоны для скота. Посёлок крепкий, богатый — дворов пятьдесят, не меньше. Куда отвели Стафку? В который из домов? Поди знай...

Стоп.

Мрак остановился. Добрался уже почти до конца посёлка, осторожно, пригибаясь, обходил предпоследний жилой дом. И вдруг увидел, как на утреннем ветерке полощется прижатая ставней тряпка. Сперва просто удивился — зачем повесили? А потом разглядел. Никакая это не тряпка. А повязка, которую Стафка носил на голове. Такая же, как мы носим, — кольнуло Мрака.

Он вдруг сообразил, что больше ни на ком из южан повязок не видел, женщины у них носили косынки, мужики что-то вроде шляп. Подглядел, выходит, Стафка у них с Серым — тогда, ещё зимой. Шапки они надевали совсем уж в лютый мороз, а на днёвке, обустраивая лагерь, обходились повязками. Стафка увидел и себе соорудил такую же. Выходит, всё вот это его «я про вас думал» — не пустой трёп... Ладно, одёрнул себя Мрак, после разберёмся. Сейчас, главное, понять, один Стафка в этом доме или нет?

Вряд ли один, конечно. Если посланникам Шамана для постоя жильё выделили — очень может быть, то же самое, что обычно выделяли самому Шаману, — то, скорее всего, туда они и Стафку и притащили. С одной стороны. А с другой — ухитрился ведь он как-то повязку за окно пристроить? Дом на вид-то просторный, в четыре окна, комнат может быть и две, и больше. Сами посланники — в одной, пацан — в другой? Батя или Джек такую глупость ни за что не допустили бы, это Мрак по рассказам знал. Но то батя с Джеком. А эти блаженные — чем чёрт не шутит? Да и верят они, похоже, Стафке. На байку о том, что он к Шаману в помощники рвётся, аж тапочки теряет, повелись и не кашлянули. Значит, навряд ли пацана всерьёз охраняют? Можно в дом пробраться?

Мрак размышлял — а ноги его, оказывается, сами потихоньку несли к дому. Он понял, что успел перебежать улицу, и стоит, слившись со стеной. Ну и, значит, была не была. Не до вечера же стоять.

Мрак взбежал по ступенькам крыльца, осторожно потянул на себя дверь.

Выдохнул: не скрипнула, отворилась тихо. Просочился в коридор, дверь аккуратно закрыл. Огляделся. Прямо — дверь, и направо — дверь, а слева занавеска — видать, уборная отгорожена. Значит, не ошибся он, комнат две. И куда идти?

Мрак тихонько шагнул к той двери, что прямо, прислушался. Храпят. Вроде один, хотя чёрт его знает. Второго, может, заглушает, а может, тот просто не храпит.

Мрак подошёл к другой двери. И увидел, что та затворена неплотно. Будто начали закрывать, да бросили, дома батя за такое ворчал. Мрак снова застыл, прислушиваясь.

Тихо. Ни храпа, ни ещё какого звука. Мрак расстегнул кобуру пистолета — чтобы, если вдруг чего, удобно было выхватить. Потянул дверь. И отпрянул — эта, зараза, скрипела, да ещё как! Аж сердце в пятки ушло.

Мрак прижался к стене, прикрылся висящей на вешалке одеждой — как в детстве, когда в прятки играли. Понимал, что этим не убережётся, но не торчать же столбом посреди коридора? Да и не думал ни о чём в тот момент, просто шарахнулся и замер.

Сердце в груди колотилось так, что казалось, посланники Шамана должны прибежать уже на один этот стук. Но секунды текли одна за другой, а в коридор никто не выходил. Когда Мрак снова начал слышать что-то, кроме собственного бахающего сердца, понял, что из-за закрытой двери по-прежнему доносится храп.

Не проснулись. Не обучены, слава богу, как батя или Джек, на любой шорох вскакивать, а по любой тени сперва палить, потом разбираться... Мрак отлип от стены. Понял, что вспотел с головы до ног. И разглядел, что дверь открылась нешироко, едва просочиться. Знал бы, пошире бы распахнул. А больше за неё хвататься нельзя, второй-то раз вряд ли пронесёт.

Мрак попытался разглядеть, что там, в комнате. Хрен. Видать только противоположный угол: край шкафа и закрытого ставнями окна. Осторожно, боком, просочился в дверь. И сразу его увидел.

Глава 24

Мрак

Стафка сидел на кровати — одетый, обутый, словно и не ложился. Больше в комнате никого не было, но Мрак на всякий случай поднёс палец к губам.

Стафка понятливо закивал. Соскочил с кровати, на цыпочках подбежал к нему.

— Где комбез? — неслышно, одними губами, спросил Мрак.

Стафка досадливо ткнул пальцем в стену-перегородку, разделяющую комнаты. Так же тихо, как Мрак, прошептал:

— Там. Они сумку к себе в комнату забрали. А комбез разглядывали, удивлялись. Не видали таких... Я проберусь тихонько, — продолжил он раньше, чем Мрак успел ответить. — Я видал, куда они сумку положили, быстро найду. И ходить умею тихо. Главное, чтобы дверь опять не заскрипела.

— А если заскрипит?

— Скажу, что уборную искал, да перепутал спросонья. А ты на крыльцо выскакивай, чтоб не увидали. Уж из дома-то они точно не высунутся. Авось не заметят, как выскочил.

Ишь ты, всё продумал. Значит, ждал, что Мрак за ним придёт.

— А если заметят?

Стафка понурился.

— Ну... уходи тогда. Я про тебя — клянусь, что молчать буду. Кто ты, откуда, слова не скажу.

— Они всё равно когда-нибудь поймут, что ты мне помогал.

— Ну... То ж ещё не скоро будет. Я уж сбегу к тому времени.

— И куда подашься?

Стафка опустил голову и замолчал. Ответить ему было нечего, это Мрак и сам понимал. На юге пацан теперь — такой же чужой, как они с Серым.

— Может, она и не заскрипит, — прошептал Стафка. — Или, может, скрипнет, а они не проснутся? Сейчас не проснулись же?

— Ну... Может, и не заскрипит. Шаман здесь? В посёлке?

Стафка качнул головой:

— Нет. Посланники сказали, отдохнул да уехал. Сами-то они, как солнце село, на дорогу отправились — вас караулить. А возвращались уже со мной. А Шаман выспался, да дальше поскакал. В соседнем посёлке уже, говорят, Материна дорога начинается.

— Ясно. И далеко до этого посёлка?

— Ночь пути.

— Ясно, — повторил Мрак.

Если бы Стафку не угораздило напороться на посланников, Шамана они завтра к середине ночи уже точно догнали бы. И Стафка это сам отлично понимал, потому и глядел так виновато.

Из комнаты выбирались осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. Мимо скрипучей двери — боком, стараясь её не тронуть.

— А где сумка-то лежит? — уже в коридоре спохватился Мрак.

— Под столом. Они и свои вещи туда сложили, чтоб под ногами не мешались. Я быстро найду, не волнуйся.

Стафка взялся за ручку двери, осторожно потянул. Мрак затаил дыхание.

Дверь открылась, не издав ни звука. Доносящийся из комнаты храп стал громче и различимее, сейчас уже было ясно, что храпят двое. Мрак даже сумел прикинуть, где стоят кровати: одна справа, прямо возле двери, другая в левом дальнем углу.

Стафка, чтобы проскользнуть в комнату, для чего-то пригнулся, но вёл себя уверенно. Шагнул через порог и босиком (обувь оставил в коридоре), неслышной тенью пересёк комнату. Возле стола опустился на колени.

Свет пробивался в комнату сквозь щели в ставнях. Мраку, оставшемуся снаружи, было отлично видно, как Стафка нырнул под стол. Копался он неслышно и недолго. А вынырнув, уже тащил за собой заплечный мешок. Рожа довольная, аж сияет.

Ох, не к добру, — мелькнуло в голове у Мрака, — рано лыбишься, сглазишь! Но одёрнуть пацана вслух, конечно, не мог.

Стафка дошёл почти до середины комнаты, когда вдруг остановился. Недоумённо посмотрел на мешок, который держал перед собой, в охапке. Сделал странное движение — дёрнул мешок, словно отцепляя его от невидимого крючка, Мрак с удивлением заметил, что левый нижний угол при этом движении вытянулся. А в следующую секунду раздался вопль:

— Куда?!

Ещё через секунду рядом со Стафкой оказался один из посланников — босой, в рубахе и штанах, приспособленных специально для сна, местные называли это «ночными костюмами». Посланник вырвал у Стафки из рук мешок.

— Куда тащишь?!

Пацан обалдело хлопал глазами. Версия с «искал сортир, ошибся дверью» в сложившейся ситуации очевидно не канала.

Мраку, застывшему посреди коридора, казалось, что слышит, как у Стафки скрипят мозги — силясь придумать хоть что-то правдоподобное.

— Сбежать хотел?! — сдедуктировал посланник.

Догадался, надо же.

— Да ну?! — ахнул из правого угла второй.

Его Мрак за дверью не видел, но ясно было, что и тот наверняка вскочил.

— Нет, — всхлипнул Стафка, — не хотел! Куда мне бежать-то? День на дворе!

— А почему одетый? Ты же спать лёг?

— Дак, я одетый лёг. Костюма-то ночного нету, я ж говорил, что торопился шибко, чтобы Шамана догнать. Не взял с собой ничего. А я того... стесняюсь. Вот и подумал — может, в мешке костюм найдётся? А то в одежде уж больно неудобно. Я ворочался, ворочался... Я ведь и без ботинок даже. Видите?

— Правда, без ботинок, — задумчиво пробормотал второй посланник.

Первый недоверчиво хмыкнул.

— То есть, своих вещей у тебя вовсе никаких нет? Ни миски, ни ложки, ни припаса в дорогу? Как же ты ехал-то от самого Барыбино? А?

«А как же вы-то сразу не отдуплили, что пацан — пустой? — почему-то с досадой подумал Мрак. — Допросчики хреновы... Видать, правильно Кирилл сказал, что башкой думать не приучены. Хотя, с другой стороны, этот вот — дурак дураком, а подстраховаться сообразил. Мешок, видать, к руке своей привязал. Леской, или ещё чем — таким, что и не разглядишь, если не присматриваться. Стафка мешок схватил и, получается, посланника за руку дёрнул. Вот он и подорвался, как ошпаренный. И теперь уж, видать, убедился, что с пацаном не всё гладко. Теперь от него не отстанет, пока наизнанку не вывернет».

Стафка весьма натурально шмыгнул носом.

— Я в посёлки заезжал. У соседей меня знают, а дальше там — просто люди помогали. По-доброте.

— Помогали, значит? — недоверчиво повторил посланник. — И ни один не велел домой возвращаться? Ох, темнишь ты что-то, парень...

— Я правду говорю.

— Да? А, ну Матерью Доброты поклянись! Что правду говоришь.

— Клянусь, — помедлив, неожиданно твёрдо и серьёзно сказал Стафка. — Мне... помогали. По-доброте. Человек один помог.

— Что за человек?

— Не скажу.

— Это почему?

— А вдруг вы на него тоже ругаться будете? Что домой меня не отправил?

— Вот же ж... — посланник подвис. Видимо, слов подобрать не мог. Приличные тут не годились, а употреблять неприличные Мать Доброты своим детям не велела. — Наконец выдал: — Как есть, дитё ты малое! Секреты у него, ишь! Что хоть за человек-то?

— Незнакомый. В пути повстречался.

— А если это плохой человек был? А?

— Нет, — так же твёрдо отрезал Стафка. — Очень хороший.

Мрак почувствовал, что к щекам прихлынула кровь.

— И куда же он потом делся?

— Не знаю. Наверное, дальше по своим делам поехал. Раз уж я Шамана почти догнал.

— Уж Шаман с тобой разберётся, — пригрозил посланник. — Ему всё выложишь, как на духу! Ладно. Спать надо.

— Ага, — подхватился Стафка, — пойду, — и дёрнулся было к выходу.

— Ещё чего. — Посланник поймал его за плечо. Приказал: — Здесь ложись, в этой комнате. Алексей, а ты в ту иди. Пусть пацан на глазах будет.

Мрак в два неслышных прыжка сместился из середины коридора в сторону. Прятаться было негде, не под одеждой же на вешалке? Шмыгнул за занавеску, отделяющую сортир.

Напряжённый каждым нервом, слушал, как второй посланник вышел в коридор. Услышал, как мужик зевнул, как почесал пузо. Как отодвинул ногой в сторону Стафкины ботинки. И замер в задумчивости.

Если решит сейчас, что, коль уж идёт мимо, то почему бы не заглянуть... Мрак положил ладонь на рукоять пистолета.

Серый

Ариадна пришла в себя довольно быстро, но больше ни Серый, ни Эри с ней не разговаривали. Пленница так и провела день на полу, привязанной к ножке стола. Велик был соблазн вытащить завтра отравительницу на площадь. Показать людям, кто на самом деле виновен в их бедах. Эри настаивала на том, что именно так и надо поступить, а Серый вдруг заколебался.

Душой он и сам предвкушал торжество справедливости. Притащить Ариадну к людям и сказать: вот — ваш враг! Вот кого на самом деле вы должны ненавидеть! Забирайте эту дрянь и делайте с ней, что хотите, а нам дайте спокойно своих дождаться. Придут — свалим отсюда в ту же ночь, и как звать вас всех, забудем. Неужели так много просим? Но, чем дольше размышлял, тем ближе подступало понимание: люди ему не поверят.

Кто для них Серый? Вооружённый чужак, умеющий больно бить. А Ариадна — первый ребёнок, появившийся в посёлке. Девочка, которую все здесь обожают. Выросшая умницей и красавицей, свято почитающей Мать Доброты. И, пожалуйста, картина маслом: он, чужак, волочёт на площадь связанную Ариадну. Льющую крокодиловы слёзы и уверяющую, что ни в чём не виновата. Вопрос, кому поверят люди, ему или ей, при таком раскладе просто наивен. И доказательства вины Ариадны взять негде.

Комбез — эта дрянь скажет, что сам Серый на неё и надел. Пистолет — тоже скажет, что его, она к этакой пакости ни за какие коврижки не притронется. Яда Серый при девчонке не нашёл. Да и нашёл бы — кто ей мешает наврать, что подбросил? Что виноваты во всём они с Эри, а на неё пытаются свалить вину?

— Нет, — решил Серый.

Перед тем, как лечь спать, они с Эри совещались, что делать завтра. Вышли для этого в другую комнату, но дверь оставили открытой — приглядывали за пленницей. Говорили негромко, чтобы не подслушала. Сели на кровать и тесно придвинулись друг к другу.

— На площадь мы её не потащим.

— Почему?

Серый объяснил, почему. Эри, поначалу явно настроенная спорить, с каждым его словом всё больше затухала. Растерянно пробормотала:

— А что тогда делать?

— Позовём только Георгия и Марию. Георгий знает, что у нас с собой комбезов нет — кабы были, уж он бы мимо не прошёл. И пистолет у меня свой, на хрена мне ещё-то один? А Мария знает, что комбез был у Шамана, но пропал, как и всё наше барахло. И что у неё Джек об этом спрашивал. Если бы мы сами своё шмотьё увели, так неужто спрашивать бы припёрлись?.. Мария-то про комбезы, кабы не Джек, и не вспомнила.

— Ну... да, — подумав, рассудила Эри. — Вроде логично. Мария — умная женщина, и нам она доверяет.

— Был бы Джек, ещё больше бы доверяла, — хмыкнул Серый. — Ну, ладно. Будем надеяться, что не хуже выступим. Всё-таки, два человека — не толпа, да и в теме они наших дел более-менее. Георгию с Марией всё расскажем, а дальше пусть сами парятся, что им с этой дурой делать. — Сказал и невольно посмотрел на пленницу.

И вдруг увидел, что Ариадна тоже смотрит на них, жадно вглядывается в темноту комнаты.

«Чего уставилась?» — чуть не бросил Серый. А потом сообразил, что зрение у Ариадны, родившейся в Бункере, если и лучше, чем у Эри, то ненамного.

Ариадна не такая, как он или Мрак. И если он-то видит всё, что происходит в соседней комнате, как видел бы днём, то Ариадна различает в темноте разве что смазанные силуэты. Даже не заметила, что Серый на неё посмотрел, иначе давно бы уже отвернулась. А она таращится. И лицо при этом странное — будто грызут одновременно страх и любопытство. Что она такое разглядеть-то пытается?

Эри рядом с Серым что-то сказала, неловко повернулась, и старая кровать под ними скрипнула. Серый увидел, как вытянула шею Ариадна, прислушиваясь к звуку. Ещё пристальнее вгляделась в темноту.

Серый скрипнул кроватью сам, теперь уже нарочно. Девчонка ещё больше напряглась. А до него вдруг дошло.

Серый, не сводя глаз с Ариадны, положил руку на плечи Эри. Лица их Ариадна, судя по всему, не различала. А вот позы, жесты — вполне. Сидят на кровати — тесно, рядышком. Шепчутся. Кроватью заскрипели, обнялись...

— Ты чего? — удивилась Эри.

Не то чтобы ей были в новинку объятия — после ухода Джека девчонка здорово тосковала. Подсаживалась к Серому и подолгу сидела рядом, уткнувшись лицом в его плечо. Пару раз вообще бывало, что Серый просыпался, почувствовав, как на кровати под боком ворочаются. Бухтел, но Эри не прогонял, жалко было. Всё собирался как-нибудь прочитать ей лекцию о том, что делить на двоих походный спальник — это одно, а забираться посреди дня в постель к парню — совсем другое. То есть, идея-то не сказать, чтобы дурацкая, но подразумевающая определённую готовность... к некоторым вещам. И, если тебе нравится один парень, то так вот запросто лезть под одеяло к другому у нормальных девушек не очень принято. Однако вечером он о своих просветительских намерениях забывал напрочь, башка другим забивалась.

— Так надо... Тс-с-с, — прошептал Серый.

И притянул Эри ближе к себе. Внутренне ухмыляясь, опустился вместе с ней на кровать.

— Да что с тобой? — Эри попыталась вырваться.

Серый удержал.

— Тс-с-с, — повторил он. — Она за нами подглядывает!

— Кто?

— Ну, эта! Кто ещё?

— Зачем?

— Ну... думает, тут интересное что-то.

Эри непонимающе сдвинула брови.

— Думает, может, ты мне фокусы показываешь, — пояснил Серый. — Или я тебе... показываю что-нибудь.

Он с трудом сдержал смешок. С мстительным удовольствием наблюдал за тем, как всматривается в темноту Ариадна. Потом выпустил Эри, поднялся и подошёл к порогу комнаты. Ариадна, услышав шаги, тут же отвернулась.

Серый гоготнул. Посочувствовал:

— Что, хреново видно? Из кустов лучше было?

Готов был поклясться, что у Ариадны покраснел даже затылок.

— Матери Доброты помолись, — посоветовал Серый. — Глядишь, когда-нибудь и тебе обломится. А кина не будет, не надейся, — и мстительно захлопнул дверь.

Решил, что сбежать — не сбежит. Даже если сумеет освободиться от пут, на дворе белый день, дальше крыльца не уйдёт. Пусть её от любопытства сгорает.

Глава 25

Серый

— Но... я не понимаю. — Георгий растерянно топтался посреди комнаты, глядя на Ариадну. К приходу его и Марии Серый её развязал, и сейчас девчонка сидела на лавке у стола, скорбно опустив глаза в пол. — Что он такое говорит? — Георгий недоумённо перевёл взгляд на Серого.

— Не знаю, — всхлипнула Ариадна. — После того, как рассталась с вами, я проповедовала учение Матери Доброты в других посёлках. Меня не было почти два месяца. Я устала, возвращалась домой. А он... он напал на меня! Притащил сюда, заставил надеть этот костюм. А теперь позвал вас и рассказывает какие-то ужасные вещи!

Георгий сдвинул брови, повернулся к Серому.

— Ты напал на беззащитную девушку?! Да ещё и клевещешь?

— Подожди, — Мария тронула Георгия за руку. Обратилась к Ариадне. — Ты возвращалась домой? И где же ты шла?

— По... дороге, — настороженно отозвалась та. Подвох в вопросе почуяла мгновенно, но изобрести сходу правдоподобную ложь не сумела.

— Твой дом далеко от ворот, — напомнила Мария. — Получается, ты шла через весь посёлок? И никого не встретила?

— Было уже поздно, люди ложились спать. Я спешила, чтобы успеть до рассвета.

— А я допоздна оставалась в лечебнице, и тоже ушла оттуда перед самым рассветом. Но не видела на дороге ни тебя, ни его, — Мария кивнула на Серого.

— Да потому что не было меня ни на какой дороге! — огрызнулся Серый. — И её не было! Говорю же, я на речку пошёл. Специально ходил каждое утро, уж это наверняка только ленивый не заметил. Я подумал, что раз выгнать нас не удалось, значит, убить попытаются. Ждал. Вот и дождался.

— Но у нас нет таких одежд, — Георгий осторожно тронул серебристую ткань комбинезона.

— У нас их тоже с собой не было. Ни у меня, ни у Мрака — ни к чему. Мы и без них под солнцем не горим, сто раз рассказывал. Блин, ну включи ты башку! Ты сюда вместе с нами почти неделю ехал. Помнишь, как мы под ливень попали, потом всё барахло из рюкзаков повывернули, чтобы просушить? Кабы у нас комбезы были, неужели б ты не заметил? И, кабы они у нас были — неужели на вас бы не напялили, чтоб побыстрее добраться?

Георгий недоверчиво сопел.

— Комбезы были у отца и у Джека, — продолжил Серый. — Но Шаман их отобрал и притырил. Верно говорю? — он повернулся к Марии.

— Да, это правда, — кивнула женщина. — Их вещи хранились у Шамана. И костюмы, и оружие. А сейчас ни того, ни другого на месте нет.

— Вот, — кивнул Серый, — о чём и речь.

— То есть, получается... — медленно проговорил Георгий, — что из дома Шамана их кто-то забрал?

— У нормальных людей это называется «спёр», — хмыкнул Серый. — Даже знаю, кто. Вон сидит, — ткнул пальцем в Ариадну. — Знала про комбезы, что в них можно под солнце выходить, вот и пригрела. А дальше уж — гуляй, не хочу, пока вы дрыхнете! Она и скоту отраву подбрасывала, чтобы вы думали, будто это Мать Доброты гневается. И деревья ядом облила. И стрелять в нас пыталась... Потом Джек свалил, она утихла. А потом люди прививаться начали. Поверили, что мы зла вам не желаем, что, наоборот, польза от нас может быть. Она и взбеленилась. Самовар на улице стоит, под навесом. В дом его не уносят — тяжёлый, не натаскаешься. И яду в воду сыпануть — проще, чем высморкаться.

— Этого не может быть, — глядя на Ариадну, беспомощно пробормотал Георгий. — Яд... в самовар...

— Ага, — кивнул Серый, — да ещё какой забористый. Я лично воду пробовал, чтоб убедиться.

— Это так, — подтвердила Мария. — Он пробовал воду при мне.

— А при мне потом от боли корчился, — добавила Эри. — Стал бы он так делать, если бы знал, что вода отравленная? Как ты думаешь?

Георгий захлопал глазами. Он растерянно переводил взгляд с Эри на Марию, на Серого. Как будто ждал, что кто-нибудь из них разрешит ему не думать о том, о чём не хочется. Научит, подскажет, что говорить и как действовать. Но они, все трое, молчали.

Серый вдруг брезгливо подумал, что эта жалкая потерянность — не у пацана сопливого, у взрослого мужика! — бесит, пожалуй, даже больше, чем оголтелая ненависть Ариадны. Та, по крайней мере, знает, чего хочет.

— Ариадна, — убедившись, видимо, что помощи ждать неоткуда, позвал Георгий. — Ты слышала, что он говорит?

— Слышала, — девчонка снова всхлипнула, подняла на Георгия несчастное, зарёванное лицо. — Я рассказала, как всё было на самом деле! А ты мне не веришь.

— Я думаю, что твой разум помутила Мать Доброты. — Голос Марии звучал мягко, но Ариадна вздрогнула.

— Что?

— После того, как Шаман и Ангелина покинули нас, разум помутился у многих, — так же мягко продолжила женщина. — Верно, Георгий? — Тот торопливо кивнул. Он кивал бы сейчас, кажется, чему угодно, лишь бы не говорить самому. — Возможно, ты так же, как другие люди, не осознавала, что делаешь. Ведь учение Матери нёс нам Шаман, а сейчас его нет. Ты могла неверно истолковать Её посыл. Твой разум помутился, и ты сама не понимала, что творишь.

Серый, открывший было рот, чтобы возмутиться, подумал — и возмущаться не стал.

Решил, что версия Марии не хуже и не бредовей любой другой. Принять горькую правду эти люди пока не готовы, а значит, сойдёт и так. Помутился разум — так помутился, хрен с ним. Лишь бы унять эту тварь. Лишь бы гадить перестала.

— Точно, — поддержал Марию он. — Ты ж глянь, на что девка похожа — краше в гроб кладут. Рожа опухшая, под глазами синячищи! Сто пудов разум помутился. Он, когда мутится, всегда первым делом по роже видать.

Слёзы в глазах Ариадны при словах Серого мгновенно высохли. Она смотрела на него с такой злостью, что было странно, почему до сих пор не сгорел на месте. А Георгий вгляделся в её лицо. Всплеснул руками.

— И правда! Бледная совсем. Отдохнуть ей надо, вот что! — придумал выход он. Аж просиял от радости. — А потом вернётся Шаман — разберётся, что делать.

— То есть, отдыхать она будет до возвращения Шамана? — уточнил Серый.

Георгий с облегчением закивал. Серый хмыкнул.

— Угу. Ну, хоть отпускать на все четыре не собираешься, и то хлеб... Ладно, хрен с ней. Пусть отдыхает. А где?

Георгий сдвинул брови:

— Что — «где»?

— Ну, где она будет «отдыхать»? Я ведь правильно понял, что до Шамана ты людям о ней рассказывать не собираешься?

Георгий вопросительно оглянулся на Марию.

— Мне кажется, не стоит так делать, — нахмурившись, проговорила женщина. — Будет непросто объяснить, что произошло. Шаман сделает это лучше нас.

— Да кто бы сомневался. — Серый дёрнул плечом. — Ладно, мне пофиг. Лишь бы не сбежала, второй-то раз хрен поймаю. Забирайте её и тащите, куда хотите.

Георгий с Марией переглянулись.

— Куда?

— Меня спрашиваете? — возмутился Серый. — Я откуда знаю, где тут у вас дур отбитых держат?

Георгий и Мария снова переглянулись. Уставились на Серого. Тот — на них.

В его родном посёлке редко, но случалось, что отдельных личностей приходилось изолировать от общества — если кто вдруг спьяну начнёт буянить, или в нечаянной драке берегов не увидит.

Отец отправлял таких под замок в одну из комнатушек Большого Дома — чтобы проспался, если пьяный, ну или просто остыл, если чересчур разошёлся. Дольше суток никого там не держал, этого времени обычно хватало за глаза. Да и выход виновника торжества из «буйного чулана», как ещё со времён Германа называли это тёмное, без окон, помещение, сопровождался такими насмешками со стороны соплеменников, что десять раз подумаешь, прежде чем снова дурковать. Серый почему-то был уверен, что и здесь, у южан, подобный укромный угол имеется. А сейчас вдруг сообразил, что с Шамановыми способностями в пенитенциарных мерах просто не было необходимости. Для чего изолировать человека, если можно внушением заставить его вести себя «по-доброте»? Мария подтвердила догадку.

— Шаман никогда не держал людей взаперти.

— Ну да, — буркнул Серый. — Отец-то с Джеком — не люди.

Мария сделала вид, что не услышала.

— Сначала твой отец и Джек находились здесь, — она обвела комнату рукой, — мы принимали гостей в этом доме и раньше. А потом...

— Потом Шаман их разделил, — вспомнил Георгий. — Есть ещё один дом, да. Но... — он с сомнением посмотрел на Марию.

Та кивнула:

— Этот дом недалеко от площади, на самом виду. Если оставить Ариадну там — допустим, мы сумеем отвести её незаметно, — рано или поздно люди заинтересуются, для чего Георгий или я носим еду в дом, который они полагают пустым. И начнут задавать вопросы.

— А врать вы не обучены, — хмыкнул Серый. До него начало доходить, почему Георгий так настаивал на невиновности Ариадны. Ни он, ни Мария просто-напросто понятия не имели, что с ней делать в качестве пленницы. — И что дальше?

Мария развела руками.

— Мы не возражаем, если она останется здесь.

— Что-о?! — обе девчонки, Ариадна и Эри, выкрикнули это одновременно.

Серый сам чуть не подпрыгнул от неожиданности. Возмутился:

— Да ещё чего! Совсем уже охренели?

Георгий насупился. Мария поджала губы.

Серый посмотрел на Эри.

— Ни за что! — яростно впившись глазами в Ариадну, выпалила та.

Мрак

Посланник зевнул ещё раз. И протопал в сторону комнаты, где до этого держали Стафку. Мрак услышал, как закрылась дверь. Подумал, что так тихо он ещё, кажется, никогда в жизни не выдыхал.

Пронесло, не заметили. Можно уходить.

Стафка... Стафку уже не вытащить. Он попытался — но кто ж виноват, что посланники Шамана оказались не полными идиотами? А теперь шанс упущен. Хоть, вроде бы, и удалось Стафке снова отбрехаться — этот, который сообразил мешок к себе примотать, с пацана теперь глаз не спустит. Ни его самого, ни комбез никак не достать... Сколько мог, Стафка Мраку помогал. Без него, конечно, лошадь бы так просто не раздобыл. Да и обходить путников на дороге так легко не получалось бы. А сейчас Мрак почти у цели. Шаман — вот он, рядом, в нескольких часах пути. Объективно, в нынешних условиях Стафка скорее обуза. Без него сподручнее, что и говорить...

Решено. Потом пацана отыщет. После, когда остановит Шамана.

Мрак откинул занавеску, выбрался в коридор. Шагнул к двери. Неслышно открыл, вышел из дома.

Сбежал с крыльца, собираясь прижаться к стене — светиться на улице не собирался. И вдруг увидел свисающую со ставни цветастую повязку.

Пронеслось в голове недавнее воспоминание.

Ехидный вопрос посланника:

— А если это плохой человек был? А?

И твёрдый ответ Стафки:

— Нет. Очень хороший.

Так зло Мрак ещё, кажется, никогда не матерился.

Он взлетел обратно на крыльцо — быстро, единым рывком, чтобы не передумать. Рванул на себя входную дверь, подхватил с пола в коридоре Стафкины ботинки и ринулся в комнату, где остались пацан и посланник.

Они ещё не легли. Сидели каждый на своей кровати — видать, посланник решил продолжить допрос. Соображали люди Шамана не быстро, но судя по угрюмому, с упрямо сжатыми губами лицу Стафки, чем дальше, тем вернее. Вовремя Мрак решил вернуться.

На Стафку он, впрочем, почти не смотрел. Бросился к посланнику — в надежде, что заорать тот не успеет.

Обломался. Мужик успел и вскочить, и даже гаркнуть:

— Алексей... — но не договорил.

Мрак успокоил его ударом в челюсть. Мужик упал, ударившись виском об угол стола, и затих. Мрак развернулся к двери.

Был уверен, что на крик первого посланника сейчас примчится второй — тем более, что шевеление в соседней комнате слышал, но и этот мужик сумел его удивить.

Несколько долгих мгновений, в течение которых Мрак напряжённо ждал — а потом дверь вдруг захлопнулась. Мрак услышал, как её снаружи закрыли на засов. Алексей, должно быть, рассудил, что оглушённому товарищу он уже не поможет, и решил нейтрализовать врага хотя бы таким способом.

Мрак навалился на дверь — безрезультатно, как и ожидалось. Засов, который он, стоя в коридоре, успел рассмотреть в подробностях, выглядел более чем внушительно.

Мрак подбежал к окну, распахнул ставни. Сквозь пыльные стёкла хлынул яркий полуденный свет.

— Комбез надевай! — рявкнул Мрак на Стафку. — Чего стоишь?!

Стафка бросился к мешку — теперь уж посланник предусмотрительно поставил его рядом со своей кроватью. Вытащил комбез, принялся одеваться. Без сноровки получалось у него не быстро, Мрак потянулся помочь. Когда дом вдруг сотрясся.

С потолка посыпалась труха, с печи — побелка, зазвенела на столе посуда. А в стене, отделяющей комнату от соседней, вдруг образовалась дыра. Мрак поначалу на показавшийся из дыры лом — у них в посёлке такими скалывали лёд — глаза вылупил, а потом сообразил, в чём дело.

Перегородка между комнатами была не бревенчатой — дощатой. Сверху доски обшили фанерой, вот тебе и готова «стена». Неудивительно, что тяжёлый лом проткнул её насквозь. А вот что Алексей собирается делать дальше, Мрак не сообразил. Пялился, как идиот, на дыру.

Когда сообразил, стало поздно. В комнате прогрохотал выстрел.

Если бы спросили, Мрак вряд ли сумел бы ответить, какие инстинкты заставили отпрянуть в сторону и оттолкнуть с линии огня Стафку за мгновение до выстрела.

Он дёрнул пацана за руку, заставляя упасть на пол, сам плюхнулся рядом. Пуля прошла над их головами, вонзилась в простенок, выбив из бревна щепу.

Взгляд Мрака заметался по комнате, ища укрытие. Доли секунды, необходимые невидимому стрелку для того, чтобы перезарядить обрез, нужно было использовать. Был бы Мрак один, уже выскочил бы в окно. А выпихивать на улицу Стафку, пока тот не упаковался как следует, для пацана если не смерть, то тяжелые ожоги.

Не придумав ничего лучше, Мрак опрокинул на пол громоздкий, стоящий здесь видимо ещё со времён до того как все случилось, стол. Посыпались на пол тарелки, кружки, опрокинулся и покатился чугунок с недоеденным варевом. Баррикада получилась сомнительная, пуля пронзит столешницу на раз, но теперь они со Стафкой — хотя бы не живые мишени. Если распластаться на полу, у Стафки есть шанс успеть напялить комбез до того как их пристрелят.

Мрак толкнул обалдевшего пацана, заставляя укрыться за столешницей. Рявкнул:

— Комбез!

А сам выпустил по стене очередь из пистолета, целясь чуть ниже дыры. Из-за стены раздался приглушённый вопль. Задел!

Мрак удовлетворённо выдохнул. Перекатился за стол. Стафка, лёжа на спине, заталкивал ноги в штанины комбинезона. Получалось плохо: пацан побледнел, руки у него дрожали. Дошло, видать, что пуля, предназначавшаяся Мраку, запросто могла прилететь в него.

— Быстрее! — бросил Мрак. Осторожно выглянул из-за края стола.

В ту же секунду древесину столешницы расщепила пуля. Прошла навылет и вонзилась в стену. Стафка округлил глаза, замер, придерживая у плеча полунадетый комбинезон.

— Шевелись! — рявкнул Мрак. — Не хрен пялиться!

А сам со злостью подумал, что ранил стрелка, получается, несерьёзно. Быстро перекатился к другому краю стола. Выстрелил оттуда — теперь уже одиночным. Палил наугад, целясь всё туда же, чуть ниже пробитой в стене дыры. Вынырнул на мгновение и тут же кинулся обратно. Краем глаза заметил, что Стафка почти оделся, завязывает плетёнки на ногах. Бросил:

— Лезь в окно. В тебя он стрелять не будет, не ссы.

Стафка, помедлив, кивнул. Несмотря на заверения Мрака, выбираться из-за укрытия ему было, наверное, очень страшно. Но переспрашивать не рискнул. Бросился к окну, распахнул и, подтянувшись на руках, вскочил коленями на подоконник. Спрыгнул вниз.

Мрак подхватил с пола заплечный мешок. Прицельным броском швырнул его туда же, в окно — от души надеясь, что Стафке не прилетит по башке. Выждал пару мгновений — тишина, больше посланник не стрелял. И тоже рванул к подоконнику.

Секунда — преодолеть расстояние до окна. Ещё секунда — вскочить на подоконник и выпрыгнуть на улицу.

Приземлившись, Мрак от души выругался — под окном буйно разрослась крапива, обожгла и лицо, и голые руки. Но долго ругаться времени не было.

— За мной, — бросил Мрак прижавшемуся к стене Стафке.

И, огибая злосчастный дом, помчался на задний двор — где ещё перед тем, как пробраться сюда, приметил загон для лошадей.

***

Мрак и Стафка скакали четыре часа кряду — ровно столько, сколько, по уверению Кирилла, мог выдержать комбез. Никого на дороге в такое время, конечно, не встретили. Мрак скакал бы и дальше, в азарте погони усталости он не чувствовал. А Стафку приходилось беречь от солнца.

Снова — мёртвый посёлок. Длинное приземистое здание с небольшими, вытянутыми в ширину окнами. Чёрт его поймёт, что здесь было до того как всё случилось, но люди точно не жили. Широченные, двум конным можно разъехаться, рифлёные железные двери, яма в бетонном полу, вместо мебели — трубы и непонятные, насквозь проржавевшие громоздкие херновины разной степени сохранности. Мрак даже примерно не знал, что это такое. Да и чёрт с ним. Крыша есть, солнце в помещение не попадает, и ладно.

Он кое-как расчистил от мусора дальний от входа угол, раскатал спальник. Бросил Стафке:

— Ложись.

— Ага. — Пацан благодарно кивнул.

Он уже успел стащить комбинезон, прибрать в мешок. Пристроил мешок под голову.

Мрак, глядя на «сумку», вздохнул. Удобная вещь, но придётся её здесь и бросить, вытащив всё необходимое. Для них со Стафкой эта хренотень — что флаг над головой с надписью «я ограбил посланника Шамана».

Идиоты они, конечно. Точнее, он один идиот — Стафке-то откуда знать, что мешки у всех Шамановых посланников одинаковые? А вот сам мог бы сообразить, Джек или батя такую промашку не допустили бы.

Батя, впрочем, и за Стафкой вряд ли бы вернулся. У него сперва дело, потом всё остальное. А Мрак сопли распустил, теперь вот расплачивается. Не догонит Шамана — сам виноват будет...

— А почему ты за мной вернулся?

Мрак аж вздрогнул. И оттого, что Стафка так точно угадал мысли, и потому, что был уверен: пацан вырубился, едва коснувшись головой мешка.

Буркнул:

— Дурак потому что.

— Нет. — Стафка, приподняв голову, серьёзно смотрел на него. — Ты по-доброте поступил. Теперь уж Мать Доброты нас не оставит, вот увидишь! Поможет нам.

— Спи ты, блин, — простонал Мрак. — Мне ещё только Матери твоей не хватало.

***

На сон у Мрака и Стафки осталось три часа — для того, чтобы продолжить погоню за четыре часа до заката, и дальше ехать по темноте. В посёлок, где начиналась железная дорога, если верить карте, оставалось скакать около пяти часов. Если Шаман уже там и выдвинется до рассвета, они опоздают. Об этом Мрак старался не думать. Надеялся настигнуть Шамана в пути.

Они скакали. Три часа. Четыре.

Солнце село, но комбез Стафка не снимал, не было времени на остановки. Надежда таяла с каждым километром.

Опоздали-таки...

Мрак мучительно соображал, что делать дальше. Дождавшись рассвета, пробраться в посёлок, попытаться разузнать, действительно ли Шаман уже уехал? Чем чёрт не шутит, вдруг они его опередили?.. Можно, кстати, рассвета не дожидаться. Стафку в этом посёлке не знают, заслать на разведку его. Пусть наврёт, что посланники Шамана отправили передать важные вести... Должно проканать. А не проканает — сбежит, к этому пацан уже попривык. На выезде из посёлка Мрак его подождёт и с возможной погоней разберётся...

— Вон! — заорал вдруг Стафка. — Смотри! Я же говорил, что Мать Доброты нас не оставит! — он привстал в стременах, указывая рукой вперёд.

И Мрак увидел то, что, если бы не усталость и тяжёлые мысли, заметил бы раньше Стафки.

Впереди на дороге клубилась пыль. Она окутывала фигуру одинокого всадника. Даже отсюда было видно, что человек, сидящий в седле, маленького роста. И что он одет в знакомый до боли серебристый комбинезон. Тоже торопится, падла!

— Погнали, — подобравшись в седле, бросил Стафке Мрак. — Держись позади меня. Не лезь вперёд, понял? Мало ли что, — и пустил коня галопом.

Когда расстояние, оставшееся до Шамана, сократилось вдвое, одинокий всадник обернулся. И мгновенно, как понял Мрак, сообразил, что к чему — местное население не носило камуфляжные штаны и майки. Может быть, Шаман его даже узнал. Он прильнул к шее лошади и тоже пустил её галопом.

Мрак выдохнул — догонит. Теперь уж не упустит. Лошади устали, конечно, ну так и у Шамана кобыла не железная. Тоже, поди, не первый час скачет. Шаман погонял, но расстояние между ним и Мраком неуклонно сокращалось.

Мрак уже решил, что будет делать. Даже успел обругать себя за то, что не умеет, как батя или покойная мамка, бросать веревочную петлю — до сих пор без надобности было, кто ж знал, где пригодится. Придётся обходиться теми умениями, которые есть. Решил, что как только подъедет ближе, перебьет Шаману локоть. Перестанет шибздик управлять лошадью — далеко не уедет. Мрак уже выхватил из кобуры пистолет. Уже целился. Когда Шаман вдруг обернулся. И в руке он тоже держал пистолет.

Грохнул выстрел. Правое плечо обожгло болью, Мрак покачнулся в седле.

Где ж ты, пацифист долбаный, стрелять-то научился?! — мелькнуло в голове. — И где пистолет взял?! У Егора, что ли? Но додумать Мрак не успел.

— Не-ет! — Стафка, дурак, заорал из-за спины, как резаный. — Не стреляй в него! Ты ошибся, они не желают нам зла! — Стафка поравнялся с Мраком. — Подо...

Выстрел. Пацана швырнуло назад.

Мрак увидел, как тонкая, болтающаяся в слишком большом для него, как ни утягивай, комбезе фигурка изумлённо покачнулась. Как Стафка широко распахнул и без того огромные, тёмные на бледном лице глаза, попытался крикнуть что-то — и не сумел. Выпустив поводья, свесился вниз.

С лошади он не упал, ноги застряли в стременах. Повис, словно выстиранная рубаха на верёвке. А лошадь, для которой пока ещё ничего не изменилось, продолжила скакать.

Мрак бросился к Стафке. Вдруг — жив?! Упадёт под копыта, затопчут... И тем самым спасся от новых выстрелов, теперь уже Шаман палил по нему. Мимо — где бы ни учился стрелять, тренировок было явно не достаточно. В первый-то раз скорее повезло, Матери Доброты молился, не иначе. Да и расстояние было меньше, сам Мрак, будь он на месте Шамана, попал бы, куда целился.

Он дважды выстрелил в ответ, но тоже неудачно. Попробуй попади, при такой скачке! А лошадь Шамана набрала разбег. Больше урод не стрелял. Прильнул к шее лошади, погоняя изо всех сил.

В момент, когда Мрак поравнялся со Стафкой и сумел перехватить поводья, понял, что гада уже не догнать. Ушёл.

Глава 26

Серый

— Ужин. — Серый пинком распахнул дверь в комнату, где вот уже неделю обитала Ариадна.

Другого места для того, чтобы поселить внезапную пленницу, Георгий и Мария так и не придумали. Серому тоже ничего в голову не приходило. Девчонка осталась в их с Эри доме.

Серый перебрался из маленькой комнаты в большую, на кровать, которую раньше занимал Джек, Ариадне отвели его комнату.

Завтракали они обычно вместе, потом Серый и Эри уходили — выполнять работы, которые им продолжал назначать Георгий. Тот не раз пытался намекнуть, что можно и не приходить — не мозолить глаза населению, расшифровал для себя смысл послания Серый. И сделал вид, что намёков не понимает. В последнее время начал получать от взглядов, которые ловил на себе, какое-то странное удовольствие — люди явно не понимали, почему «враг», от которого с недавнего времени старались держаться подальше, так настойчиво рвётся участвовать в жизни посёлка.

Объяснять Серый не стремился. И Эри, которой огородно-полевые работы давались не в пример тяжелее, чем ему, настойчиво пыхтела рядом, ни разу не пожаловалась и не воспротивилась.

На дверь маленькой комнаты Георгий, с демонстративно скорбным лицом — ах, какой ужас, Шаман ни за что бы такого не допустил! — навесил засов. И на входную дверь тоже. Ставни комнаты заколотили снаружи.

На день Серый и Эри оставляли Ариадне еду и воду. Вернувшись, кормили девчонку ужином. Перед сном их навещала Мария. Георгий не зашёл ни разу — видимо, сбагрив пленницу с глаз долой, решил, что на этом его долг исполняющего обязанности главы посёлка выполнен.

На третью ночь заточения Ариадна пожаловалась Марии, что её ни разу не отвели в душ.

— Отца-то с Джеком каждую ночь водили, ага, — хмыкнул Серый. — И в баню ещё. И кино показывали. Нашла, тоже, курорт! Скажи спасибо, что кормим.

Мария укоризненно посмотрела на него. Напомнила:

— Душевая во дворе. Я могу отвести туда Ариадну.

— Раздевается пусть здесь, — буркнул Серый. — Голышом уж точно не сбежит.

— Я не буду раздеваться при мужчине!

— Угу, — ухмыльнулся Серый. — То есть, как самой на голого парня пялиться — так ничего, можно? Мать Доброты позволяет? Сколько ты — четыре ночи меня пасла, прежде чем выстрелила?

— Неправда! Я не смотрела на тебя! — выпалила Ариадна. — Я потому и...

Осеклась. Вспыхнула. Поняла, что спалилась — и отвела глаза, чтобы не встретиться взглядом с Марией. Пробормотала:

— Мать Мария, я не то хотела сказать. Я...

— Сергей не будет на тебя смотреть, — холодно оборвала её женщина.

Серый понял, что, если до сих пор у Марии и были сомнения в виновности пленницы, сейчас они развеялись. Победно усмехнулся:

— Не буду, сдалась ты мне. Наши придут, у нас — ух, какие девчонки! Не то что ты, было бы на что глядеть.

— Ах, и ещё девчонки придут, — ядовито пропела Ариадна. — То есть, одной тебе мало? — мотнула головой в сторону Эри.

— Чего?! — взвилась та. — Да мы...

— Спокойно, девочки. — Серый с трудом удержался, чтобы не заржать. — Не нервничайте, меня на всех хватит.

— Прекрати. — Мария покраснела, но говорила твёрдо. — И выйди, пожалуйста.

— Да выхожу, выхожу.

Серый вышел из комнаты. Когда Мария провела мимо стыдливо замотанную в полотенце Ариадну, демонстративно отвернулся. Сегодняшнюю победу, уже явный переход Марии на их сторону, не променял бы ни на какие девчачьи прелести. Хотя краем глаза успел заметить, что первое впечатление не обмануло. Говоря «глядеть не на что», он изрядно покривил душой — с интересными местами у Ариадны всё было в порядке.

С той ночи санитарные процедуры Ариадны стали обязанностью Эри. Та фыркала, но водила девчонку в душ — куда деваться-то? Не Серому же водить. Повела и сегодня.

— Серый, — уже привычно окликнула с порога комнаты. — Мы идём.

— Понял, не смотрю. — Серый отвернулся, налил воды в большую миску и принялся ополаскивать посуду после ужина.

Когда девчонки вернулись, проворчал — в расчёте на то, что Ариадна услышит:

— Надо бы эту недотрогу к делу пристроить, что ли. Пусть хоть посуду моет. А то устроилась, понимаешь, на всём готовом — чистый санаторий.

Он слышал от отца, что до того как всё случилось «санаториями» назывались специальные заведения, куда отправляли людей с ослабленным здоровьем. Если рассудить, странная штука — куча здоровых вместо того, чтобы заниматься другими делами, опекала больных. Чего этим больным дома-то не сиделось, спрашивается? Приболел — ну так и не маячь, пока не выздоровеешь, не мешай никому. Они же не так болели, чтобы прям помирать, помирающие в больницах лежали. Где врачи, лекарства, и всё такое. А в санаториях люди и гуляли, и кино смотрели, и как только не развлекались. Впрочем, если верить отцу, до того как всё случилось в ходу были ещё и не такие странные вещи.

Ариадна, одевающаяся в комнате, надменно проговорила:

— Ты не заставишь меня помогать врагам.

— Да уж, — усмехнулся Серый. — На врагов ты только пялиться и можешь. А я, дурак, ещё понять не мог — почему не стреляешь-то? Чувствовал ведь, что следишь. А тебе, оказывается, просто интересно было подглядывать.

Он обернулся. Ариадна взвизгнула — хотя визжать было уже не о чем. Она успела надеть платье, застёгивала последние пуговицы.

— Неправда! — так покраснела, что Серый понял — угадал.

— Правда, — ухмыльнулся он. — Ну, мне-то чего врёшь? Я ведь тебя целовал, тискал. Помню, как млела.

— Я притворялась!

— Не-а. Так не притворяются. — Серый продолжал смотреть на неё. — Я ж не бревно, всё-таки, где притворство, а где нет — разберу. Чего бесишься-то? Ну, нравится тебе парень, так и что?

Сейчас он уже не издевался над дурой. Правда не понимал. И снова почувствовал, как вскипает внутри раздражение против идиотизма, вбитого в голову и Ариадне, и всем её соплеменникам.

— Ты мне абсолютно безразличен! — выпалила девчонка.

— И поэтому ты четыре ночи в кустах пряталась, ага — хотя десять раз могла выстрелить.

Серый встряхнул над миской последнюю ложку, воткнул в приспособленный под столовые приборы стакан. Вытер о тряпку руки и шагнул к Ариадне.

— Пойми ты наконец! Чушь собачья — то, что тебе в башку вколачивали.

— Ты — мой враг!

— Да почему? — вскипел Серый. — Вот, тебе лично — что я плохого сделал? Я здесь два месяца уже, и чего? Был от меня вред хоть кому? А ты мало того, что деревья и скот травила, ещё и человека угрохала.

— Вы просто ждёте, когда придут ваши!

— Ну, ждём. И что будет, когда они придут?

— Вы захватите нашу землю! Наши дома, поля!

— Да кто тебе это сказал? — Серый почувствовал, что от злости аж кривится. — Шаман?

— Неважно.

— Нет, важно! Потому что он врал, понятно? — Серый схватил девчонку за руки, заговорил горячо, не обращая внимания на её попытки вырваться: — И про Мать Доброты тоже врал! Он ведь вам обещал, что она заступаться за вас будет, так? Ты всю жизнь верила в то, что Шаман с Ангелиной неприкосновенны! Что уж их Мать Доброты точно в обиду не даст! Ну, и где теперь они оба? Почему Мать Доброты, раз такая всесильная, позволила моему отцу увести Шамана? Почему его не покарала?

Ариадна угрюмо молчала.

— А ещё ты меня отравить пыталась, — напомнил Серый, — во имя Матери. А я — вот он, живой! И Мраку с твоего яда ни хрена не сделалось, проблевались, и всех делов. — Про то, как тяжело и мучительно возвращались с того света, Ариадне необязательно было знать. — А Николай, твой сородич, который до последнего вздоха Матери Доброты молился, помер. Вот как так, а?.. Вранье это всё, — серьёзно глядя на Ариадну, закончил Серый. — Шаман вам всю жизнь голову морочил.

— Да? — вскинулась Ариадна. Рванула руки на себя, Серый разжал хватку. — А откуда же я тогда появилась, по-твоему? Я, Виссарион, другие дети? Мы ведь не рождены обычными женщинами! Нас нашли в Лунном Кругу! — прозвучало это примерно как «я — принцесса крови».

Эри прищурилась.

— Ну, допустим. А в Кругу ты откуда взялась?

Ариадна скривила губы.

— Вы как маленькие, честное слово! Не знаете элементарных вещей. Мы были сотканы Матерью из лунного света. Поэтому у нас светлая кожа.

Она несла этот бред с такой убеждённостью, что Серому дуру аж жалко стало.

— Дети не появляются из ниоткуда, — чувствуя дураком уже себя — оттого, что приходится объяснять взрослой девке вещи, понятные трёхлетнему ребёнку, проговорил он. — Из ниоткуда не появляется вообще ничего! Любой материальный предмет — это либо то, что создаёт природа, либо то, что создаёт человек. По-другому не бывает.

— Бывает! Я своими глазами видела младенцев.

— И как они в Кругу появляются, видела?

— Нет, конечно. — Ариадна смотрела на Серого с жалостью, словно на умственно отсталого. — Людям нельзя это видеть. Мать Доброты не позволяет.

— Жесть какая-то. — Серый схватился за голову.

Сел на лавку, упёр локти в колени. Ариадна осталась стоять перед ним — горделиво подбоченившись. Его бы воля, взял бы шланг, из тех, что в посёлке были приспособлены для полива, включил бы насос на полную мощность и полоскал дуре черепушку — до тех пор, пока весь шаманский бред оттуда не вымоется.

— А ты никогда не думала, почему она «не позволяет»? — вмешалась Эри. Разозлилась, похоже, не меньше Серого. — И вообще, откуда вокруг Матери столько запретов, не думала? А я тебе скажу! Потому что это Шаман приносил в ваши посёлки младенцев. А для того, чтобы вы не видели, как он кладёт их в Круг, Мать Доброты якобы запретила выходить из дома после шести часов.

— Точно, — кивнул Серый. — И это запретила, и ещё кучу разного.

— Ну да, — фыркнула Ариадна. — Так вы доврётесь до того, что это Шаман производил детей на свет! Клевещете на него и мать Ангелину, а сами... Если, как ты говоришь, из ниоткуда ничего не берётся, то где же брал детей Шаман?

Серый оглянулся на Эри. Та пожала плечами — говори, если начал, почему нет. Хранить чужие подлые секреты их двоих уж точно никто не обязывал.

— Ты знаешь, что такое инкубатор? — спросил у Ариадны Серый.

— Ну... знаю, — удивилась та. — Не глупее тебя. Это специальное устройство, чтобы выводить цыплят или индюшат, например. На птицеферме такой есть, Мать Доброты научила Шамана, как работает этот аппарат.

— Вот так же, как индюшат, можно выводить людей, — кивнул Серый. — Там, у нас, — он махнул рукой в сторону предполагаемого дома, — один человек сделал такой инкубатор. В нем выращивают человеческие эмбрионы. Ну, из оплодотворённой клетки постепенно формируется младенец, как цыплёнок в яйце. Эмбрион растет — как у матери в животе, только искусственно, — а через девять месяцев получается ребёнок.

Ариадна захлопала глазами.

— Не веришь, её спроси, — кивнув на Эри, предложил Серый. — Это у них в Бункере такое придумали.

— Да, — подтвердила Эри. — Так и есть. Если тебе шестнадцать, то я старше почти на два года. Я, наверное, даже могла бы запомнить, как ты родилась, но в инкубаторный блок взрослых-то пускали не всех. Там очень серьёзные меры санитарной безопасности.

Ариадна нахмурилась. Переспросила:

— В Бункере? Это что, посёлок такой? — слово «бункер», похоже, услышала впервые.

Серый мотнул головой:

— Не. Бункер — подземное сооружение. До того как всё случилось их строили, чтобы было где прятаться, если начнётся война, и будет ядерный удар. Ядерный удар — это... ну, в общем, взрыв. После которого на десятки километров вокруг ничего живого не остаётся.

— Знаю, — важно кивнула Ариадна. — До того как мир перевернулся люди были очень злыми. Они не ведали Доброты и изобретали страшное оружие, чтобы истреблять друг друга.

— Угу. Ещё и не такую херню творили, — кивнул Серый. — Как представишь, так вздрогнешь — чего не жилось-то нормально?.. Ну и, вот, — продолжил он. — Отец моего отца работал в научно-исследовательском институте. Институт занимался настолько важными вещами, что помимо его основного здания построили ещё и бункер — чтобы люди, которые там работали, если начнётся война, могли укрыться под землёй и продолжать свои исследования. И когда всё случилось, люди, которые выжили, действительно ушли под землю. У них там были и еда, и вода, и много чего ещё. Медицинский блок, оранжерея, лаборатории, приборы всякие. А мой отец вырос в этом Бункере. Когда всё случилось, его спас... один человек. Его и ещё двоих детей, совсем мелких. Отец этого даже не помнит. Но потом он вырос и ушёл на поверхность. Не захотел жить под землёй. Там... в общем, долгая история. Но суть та, что отец-то ушёл, а люди в Бункере по-прежнему живут. Включая того человека, который сумел снова оживить детородные клетки. Который спроектировал и построил инкубатор. И теперь получается, что у нас, на поверхности, своя жизнь, а в Бункере — своя. У нас благодаря вакцине, которую привезли из Нижнего, детородный процесс идёт естественным путём. Естественным — это... — Серый покосился на Ариадну и хмыкнул: — Врубаешься, или объяснить?

— Не надо, — вспыхнув до корней волос, процедила та. — Я знаю.

— Ах ты, умница! Так вот, а в Бункере людей создают искусственно. Там есть запас генетического материала — ещё старого, из времён до того как всё случилось. Материал изучают, отбирают самые сильные и жизнеспособные клетки, а потом в инкубаторе выращивают детей. Да вон, спроси хоть у неё, — Серый кивнул на Эри. — Она в Бункере росла. Там у них двадцать человек детей живёт. И ты — одна из них. Тот человек, который создал инкубатор, отдавал вас Шаману, потому что в Бункере столько народа не помещалось. А тот врал, что это Мать Доброты подсуетилась. Хотя, на самом деле, даже внешне понятно, был бы я не такой тупой, может, и сам бы сообразил... Она — видишь, какая белая? — Серый снова кивнул на Эри. — Это потому, что в Бункере родилась и выросла там же. Остальные, кто там живёт, тоже белые. До сих пор. Ты-то адаптировалась, потемнела, а они и сейчас — как она. Мы — ну, я, например, или Мрак, кто на поверхности родился — уже сразу с тёмной кожей и светлыми глазами, у нас организм перестроился под новые условия. А вы — такие, какими были люди до того как всё случилось. Так что ни фига это не от лунного света, или какой там ещё хернёй вас пичкали. — Он замолчал.

Ариадна тоже молчала. Серый, глядя на неё, вдруг вспомнил, как Виссарион показывал ему статую, пацана-горниста. И как расстроился, когда узнал, что это вовсе не доказательство того, что раньше всем управляли дети. У Ариадны сейчас было такое же разочарованно-обиженное выражение лица.

— А почему же тогда... — начала она. Но не договорила. В дверь постучали.

— Открыто, — буркнул Серый.

Мысленно обругал себя: увлёкся. Не смотрел в окна и не увидел, что к дому кто-то подошёл. Джек такого ни за что бы не допустил, болтовня — болтовнёй, дело — делом. Здесь, в месте, где он считал себя окружённым врагами, не терял бдительности ни на секунду.

Дверь открылась.

Первым в дом влетел Лазарь.

Серый аж не сразу его узнал: за прошедшие четыре месяца пацан подрос, да как-то и не ожидал здесь увидеть. Начал было:

— А ты чего... — но Лазарь не услышал.

Он с приветственным воплем бросился к Ариадне. Обнял её, прижался, будто трёхлетка к мамке, Ариадна тоже его обняла. Интересные новости... Но смотрела она не на Лазаря — его присутствию, кажется, не удивилась, — а на дверь.

Серый посмотрел туда же. И рука дёрнулась к пистолету. Вслед за Георгием и Марией в дом вошёл Шаман.

Глава 27

Серый

— Мы ждали тебя. — Ариадна склонила голову. Странно, что на колени не упала, мелькнуло в голове у Серого. Ей-богу, не удивился бы. — Все вокруг разуверились и отчаялись! Люди поддались лживым словам и обещаниям! — она с ненавистью посмотрела на Серого. — Никто не захотел бороться со злом! Только мы. — Ариадна крепче прижала к себе Лазаря.

Лицо Георгия пылало. Мария, сжав губы, смотрела в пол.

— Люди слабы. — Голос Шамана из-под капюшона звучал негромко и печально. — Оставшись без поводырей, они ослепли. Не знали, куда идти. Если вера не тверда, такое случается.

— Мы тверды верой, Шаман! — Георгий чуть не плакал. — Клянусь тебе, я делал всё, что мог!

— Знаю. — Шаман тронул его за плечо. Если бы доставал — наверное, по голове бы погладил. Но роста Шаману не хватало, со стороны это выглядело бы смешно, а Шаман скорее умер бы, чем позволил себе показаться смешным. — Я знаю тебя, Георгий, как знаю каждого из вас. Все вы — дети Матери Доброты, и я, даже будучи пленён врагами, душой оставался здесь. То, что творилось в посёлке, не вина ваша, а беда. Вы растерялись. Но теперь я вернулся и больше подобного не допущу.

Георгий смотрел на Шамана с такой собачьей преданностью, что Серому стало противно. И у Марии в глазах он заметил похожее выражение — отрешённо-восторженное, сейчас уже странно было, что ещё вечером эта тётка казалась самой разумной из всех. Вот интересно, почему лупятся на Шамана они, а противно ему?

— А ну, с этого момента поподробней, — потребовал Серый. — Ты как здесь оказался? Свинтил, что ли?

— Мои душа и сердце стремились вернуться туда, где без моей помощи не обойтись, — торжественно объявил Шаман. — Меня вела Мать Доброты, и вот я здесь.

— Свинтил, — кивнул сам себе, подтверждая догадку, Серый. — Ладно, детали потом. Нарисовался — валяй, наводи порядок. А то притомились тут за тебя разруливать. То пожар, то махач, то эта дура, — он кивнул на Ариадну. — Сперва скот и посевы травила, потом за людей взялась. Докладывали тебе уже?

— В отсутствие тебя и матери Ангелины у девочки помутился разум, — торопливо выдвинул спасительную версию Георгий. — Она...

— Ариадну так же, как и меня, вела Мать Доброты. — Шаман подошёл к девчонке, гордо вскинувшей голову, положил руку ей на плечо. — Она и Лазарь — единственные, кто знали о смерти матери Ангелины. И они пытались бороться с злом, как могли.

Мария ахнула:

— Мать Ангелина умерла?!

— Мать Ангелина зверски убита. — Шаман повернулся к Серому. Обвиняюще ткнул в него пальцем. — И ты об этом знал. Виновник её смерти — злой человек со шрамом на виске. — Повернулся к Эри. — Твой отец.

— Нет! — Эри аж отшатнулась. — Не может быть!

— Спроси у своего товарища, — голова в капюшоне кивнула на Серого. — Надеюсь, у него достанет мужества сказать правду.

— Серый?.. — Эри тоже повернулась к нему.

Блин, надо было всё-таки ей рассказать, — мелькнуло в голове у Серого, — тогда, наверное, не чувствовал бы себя таким идиотом. Мысленно обругал Джека, который не позволил это сделать. Буркнул:

— Ну, что — «Серый»? Ангелина нас догнала. Напала на Джека — рано вечером, когда все спали. Я один не спал, по лагерю дежурил. А Джек потихоньку мимо меня прошёл и на могилу Олеси вернулся. Видать, чувствовал что-то. А там эта — в комбезе, с ножом. Джек-то безоружный был, да еще раненный. Если бы не он её, она бы его зарезала.

— Мать Ангелина не могла зарезать человека!

Лазарь отлепился от Ариадны. Шагнул к Серому. О том, как жаловался Эри, что мать Ангелина «сошла с ума» и его «застыла», судя по всему, забыл напрочь.

Короткой памяти жителей посёлка Серый уже не удивлялся — здесь было, кому заставлять людей помнить то, чего не было, и забывать о том, что было.

— И не было у неё никакого ножа! Это ваш нож, я его запомнил. Он не чтобы резать, а чтобы кидать. Это я нашёл мать Ангелину. Я хотел вас догнать. Потому что... неважно. — пацан потупился.

«По Джеку заскучал, — понял Серый. — Стыдно стало за истерику, которую в больничке устроил. С нами хотел уйти, вот и бросился догонять».

— А там кровь, — выпрямившись, продолжил Лазарь. — Трава вытоптана, и кровь! И след в сторону уходит, на сухой траве хорошо заметно. Я по этому следу пошёл и увидел. Мать Ангелина раздетая была, и... — Лазарь запнулся. — Её уже шакалы глодать начали. Я только по волосам и признал, таких длинных ни у кого в посёлке нету. А нож в груди был воткнут.

«А ведь точно, — вспомнил Серый, — Джек не вытащил нож. Специально оставил — что, типа, не просто убил, а отомстил за Олесю... Дурак». Вслух буркнул:

— Это он когда-то был наш. У нас много чего было, а потом не стало. Вон, у него спроси, почему, — кивнул на Шамана. — Ангелина напала первой. Джек победил честно.

Ариадна расхохоталась.

— Зарезать беззащитную женщину — честно? Что ж, ничего другого я не ждала.

— Блин, да какая ж ты дура! — вскипел Серый. — Это Ангелина-то беззащитная? Да она...

— Её защищала Мать Доброты. Как защищала каждого из своих детей, — перебил Шаман. — Так было в нашем мире всегда — до тех пор, пока не пришли вы. С вашим приходом зла стало слишком много. Мать Ангелина пыталась бороться, но что она могла сделать — слабая женщина против сильного, вооружённого мужчины? Мать Ангелина погибла, защищая своих детей.

— И Мать Доброты тоже пыталась отвести от нас беду. — Ариадна, глядя на Серого, от ненависти едва не дымилась. — Она выбрала своими проводниками меня и Дария. Бедный мальчик убежал из Джубги, потому что хотел догнать вас! Он верил злому человеку — а нашёл истерзанное тело матери Ангелины. От переживаний Дарий заболел. Когда я пришла в Джубгу, он метался в горячке. Не мог поверить тому, что видели его глаза, и боялся об этом рассказывать. Мне понадобилась не одна ночь, чтобы уговорить Дария рассказать, что случилось. Терпение Матери Доброты переполнилось! Злой человек должен был погибнуть.

— Злой, ага, — горько усмехнулся Серый. — То, что этот человек был ранен, чуть живой от голода — неважно. А ещё этого человека ни Ангелинин дурман, ни твои пули не взяли! Видать, Мать Доброты ему сказать забыла, что должен погибнуть.

— Злой человек погиб. — Даже самый придирчивый слух не распознал бы в голосе Шамана торжество. Он говорил негромко и печально, скорбь казалась искренней. — Мать Доброты не раз пыталась направить злого человека на верный путь, но он остался глух к её...

— Что?! — Эри вскочила.

Серый и сам не сразу осознал смысл сказанного.

Джек — погиб?!

— Звездишь, сволочь! — выпалил он.

Шаман смиренно стерпел ругань. Опустил голову.

— Я и не ожидал, что ты поверишь. В своём мире вы привыкли к тому, что вас окружает ложь.

— Злой человек умер, — вмешался Лазарь. — Я видел. — Голос у пацана дрогнул.

— «Злой человек»? — горько повторил Серый. — И ты туда же? Даже имя успел забыть?

— Я не верил, что это он убил мать Ангелину! — на глазах у Лазаря проступили слёзы, сердитые и отчаянные. — Ариадна сразу сказала, что это он, но я не верил! А потом Джек умер. Когда вернулся Шаман, и мы нашли место, где он поселился. Он был живой, смеялся, как всегда. Слова говорил неприличные. Шаман ему, что мать Ангелина пропала, а он: «Не ходил ни кот, ни кошка — пропала пи*да с окошка!» Твоя, говорит, баба, ты и ищи. А ещё он говорил, что не умрёт. Что у Матери Доброты одолелка не выросла — его одолеть. А сам вдруг как стал белый! Как помертвел. Упал и не встал больше.

— Не может быть, — потерянным, не своим голосом пробормотала Эри. Опустилась на лавку — почувствовала, должно быть, что ноги не держат. — Джек обещал, что вернётся! Он...

— Он и мне обещал, — со злой обидой выпалил Лазарь. — Что мы с ним в море поплывем на корабле. А оказалось, что у него есть ты! — сверкнул глазами на Эри.

— Ты ещё мал, Дарий, — вмешался Шаман. Привлёк пацана к себе, провёл рукой по волосам. — Ты привык доверять людям. И не знаешь, что не все они говорят правду. Злой человек обманывал тебя — так же, как обманывал этих детей. — Лица Шамана Серый за капюшоном не видел, но откуда-то знал, что смотрит он на него и Эри. — Злой человек погиб — такова воля Матери Доброты. А их, в отличие от злого человека, ещё можно спасти. Мать Доброты им поможет...

Голос Шамана отчего-то стал доноситься глухо, будто сквозь вату.

Серый вдруг понял, что страшно хочет спать. Веки отяжелели, голова начала клониться на грудь. Чтобы не упасть, ему пришлось схватиться рукой за край стола.

Последнее, что успел сделать — понять, что внезапная сонливость навалилась не просто так. Посмотреть на Эри. Крикнуть:

— Это он! Шаман! Сделай что-нибудь! — и увидеть, что Эри уже спит. Бессильно уронила руки на стол, а голову на руки.

Ни удивиться, ни закричать снова Серый не успел. Вырубился.

***

— Почему ты не сопротивлялась? Даже до меня дошло, что не просто так спать захотел!

Серый и Эри очнулись в незнакомом помещении. Голые бетонные стены, бетонное крошево на грязном полу. Крошечное, в тетрадный лист, заколоченное доской окошко под самым потолком. Их обоих, связанных по рукам и ногам, бросили на пол.

Серый очнулся раньше Эри. Освободиться не сумел, толкал девчонку плечом. Потом, извернувшись, ногой — пока не разбудил.

— Я не могла.

— В смысле — не могла? — Серый, кряхтя, перевернулся на бок. Поднял голову, сумел заглянуть Эри в лицо. — Ты даже Ангелину скрутила — а она сильнее Шамана!

— Я не знаю. — Эри смотрела мимо Серого. — Джек погиб. Понимаешь? Погиб!

— Брехня, — буркнул Серый.

Эри приподнялась, с надеждой уставилась на него:

— Лазарь нас обманул? Да?

Серый замолчал.

Лазарь не врал. Сцену, которую описал — о том, как Джек побледнел и упал, точно видел своими глазами, сочинить такое не сумел бы. И слова такие ему негде было подслушать, это Серый и не будучи эмпатом понимал. А уж Эри — тем более, она сейчас хваталась за соломинку. Которой неоткуда было взяться.

— Джек сам притянул к себе беду, — мёртвым, не своим голосом проговорила вдруг Эри. — Он говорил, что у него внутри пусто, как в горелом лесу. Будто бы смеялся, а на самом деле — он не хотел жить. Я чувствовала, просто не понимала тогда, как это?.. Не бывает ведь такого, чтобы не хотеть?.. Мы разговаривали перед тем, как Джек ушёл. И он тогда сказал, что ему главное — от нас с тобой беду отвести. А там уж и помирать не жалко.

— Бред, — сердито отрезал Серый. — Отец всю жизнь что на Джека, что на Сталкера за суеверия ругается, а теперь ты туда же?! Уж тебе-то в Бункере должны были объяснить, что спотыкаются на ровном месте не когда чёрная кошка дорогу перебежит, а когда под ноги не смотрят. Фаталисты, блин! Жаль, отца здесь нет, он бы и тебе и Джеку быстро мозги поправил.

Эри не ответила.

— С тобой-то что? — помолчав, спросил Серый. — Почему ты не сопротивлялась? Если даже я отдуплил, что не просто так спать хочу, уж ты-то?..

— Я же сказала. — Эри роняла слова неохотно, через силу. Как будто ей приходилось заставлять себя говорить. — Я не могла сопротивляться. У меня... не знаю, как объяснить. Звуки пропали. Совсем. Я словно оглохла, даже тебя сейчас не слышу. Вот ты говоришь, что понял — а я в тот момент ничего не слышала. И не понимала, что происходит, пока ты сейчас не сказал. — Эри так и смотрела мимо Серого.

Он почувствовал, что холодеет. Успел, оказывается, привыкнуть к тому, что на крайний случай у них всегда есть козырь в рукаве. Осторожно спросил:

— А раньше было такое?

Эри мотнула головой:

— Нет. Никогда.

— И что с этим делать?

— Не знаю.

«И мне всё равно». Девчонка не договорила, но это и не требовалось, читалось по лицу — устало-равнодушному.

— Слушай, очнись уже, а? — разозлился Серый. — Включай мозги, страдать потом будешь! Где хоть мы? Куда он нас притащил?

Эри пожала плечами. Даже оглядеться по сторонам не попыталась.

— Один бы этот шибздик не справился, — рассуждал вслух Серый, — силёнок бы не хватило. Значит, Георгию с Марией мозги шлифанул. Заставил нас связать, приволочь сюда. Вряд ли это в их посёлке, иначе хлебальники нам заткнул бы, чтоб не орали. Но и вряд ли от посёлка далеко, тащить упаришься. Вопрос — зачем тащил? Почему не убил сразу?

Эри всё так же равнодушно молчала, уставившись в одну точку.

— Ты верёвки пыталась дёргать? — перевёл разговор Серый. — Я свои тянул — крепко завязаны.

Эри молчала. Последние его слова, кажется, даже не услышала.

— Эй! — взорвался Серый. — Прекращай эту дурь, слышь?

Эри молчала.

Серый тоже замолчал. Были бы свободны руки, схватил бы девку, встряхнул как следует — глядишь, попустило бы. А связанным он только ругаться и мог. Но на ругань Эри не реагировала.

Серый, извернувшись, пнул её ногой. Эри повернула к нему голову. Скользнула по лицу Серого невидящим взглядом и снова отвернулась. Всё глубже и глубже уходила в себя.

Серый едва не взвыл от отчаяния. Он не знал, как заставить девчонку очухаться. А со стороны двери заскрежетало — кто-то отодвинул засов.

Серый подобрался. Ещё раз хорошенько лягнул Эри. Прошипел:

— Не смей сдаваться! Это он убил Джека! Тот гад, который сейчас войдёт. Джек, если бы глядел сейчас, сам бы тебе по шее двинул.

— Ты напрасно стараешься. — В каморку вошёл Шаман, прикрыл за собой дверь.

В этот раз он был один.

Без свидетелей явился, — мелькнуло в голове у Серого. И плащ спереди странно выпячен, как будто прячет под ним что-то.

— Девочка уже готова принять Мать Доброты. Верно? — голова в капюшоне повернулась к Эри. — Мы оба знаем, что ты лишилась особого дара. Была им наделена, но пыталась употребить во зло. И теперь этот дар исчез. Так?

— Да, — как завороженная, пробормотала Эри.

— Ман*а! — взбесился Серый. — Как исчез, так и вернётся. Давай, очухивайся! Врежь этому уроду!

Шаман укоризненно покачал головой.

— В тебе по-прежнему говорит зло. А девочка уже поняла то, что дети Матери Доброты знают с начала Нового Мира. С тех пор, как старый мир перевернулся. Она ещё может увидеться со своим отцом. С человеком, который дорог ей больше всего на свете... Ведь так?

Эри кивнула — всё так же завороженно. До Серого наконец начало доходить, что происходит.

Эри, вдруг утратив способности — подкосило, видимо, известие о смерти Джека, — стала такой же, как все вокруг. Такой же, какими были люди во всех южных посёлках, беспомощной перед воздействием Шамана. И Шаман морочит ей голову так же, как другим. С Серым этот фокус не проканал — но, походу, до поры. Разберётся уродец с Эри, возьмётся за него.

А голос Шамана тёк и тёк, как стекает мёд по ложке. Обволакивал. Укутывал — будто мамка в детстве тёплым пушистым одеялом.

Не спеши. Расслабься. Тебе нечего бояться. Не нужно ничего делать. Не нужно ни о чём думать. Просто поддайся этому ласковому голосу. Он желает тебе только добра. Позволь ему управлять тобой. Это ведь так приятно — не бояться...

— Дети Матери Доброты знают, что смерть — это новая жизнь, — тёк голос Шамана. — Умерев, мы встретим всех, кого уже нет среди нас. После смерти дети Матери Доброты будут жить вечно, в гармонии и покое. В окружении тех, кто им дорог. Любящие уже никогда не расстанутся. И всё, что для этого нужно — сделать единственный шаг...

Серый уплывал куда-то, вслед за ласковым голосом. Картинка перед глазами будто размывалась. Шаман, казалось, только что стоял у двери — и вот он уже рядом с Эри.

На коленях на полу, в руках что-то вроде кубка. Фигура, укутанная тёмным плащом, едва заметно покачивается — в ритм навязчивой мелодии, которая, оказывается, давно уже звучит у Серого в голове.

— Это напиток ухода. Тебе не будет больно. Не будет страшно. Тебе ведь уже не страшно, правда? Ты сама этого хочешь...

Шаман поднёс кубок к губам Эри.

— Ты встретишься со своим отцом. И вы будете жить вечно. Вместе, рядом — навсегда. Пей.

Эри, глядя на Шамана так же преданно, как смотрели Георгий и Мария, наклонилась вперёд. И прильнула губами к краю чаши.

Глава 28

Серый

Шаману не хватило мгновений. Даже не секунд, доли секунды.

В мозгу у Серого вспыхнуло — Георгий, Мария. Преданный собачий взгляд. Противно... Стряхивать наваждение не пришлось — исчезло само.

— Дура!!!

Серый напрягся всем телом. Рванулся к Эри и, выбросив вперёд связанные ноги, выбил чашу у Шамана из рук. Рифленой подошвой ботинка задел девчонку по губам, брызнула кровь. Эри охнула, отшатнулась.

— Очнись! — снова рявкнул Серый. Чаша, выбитая из рук Шамана, покатилась по полу, расплёскивая содержимое. — Это яд!

Серый вспомнил рассказ отца — о том, что детям Матери Доброты претит прямое убийство. Если бы Эри выпила «напиток забвения» сама, Шаман записал бы на свой счёт безоговорочную победу. И ведь у него почти получилось...

— Что, обосрался? — Серый яростно смотрел на Шамана. — Не проканали твои фокусы?

Он врезал бы ему и ещё, но, видимо, общение с отцом и Мраком не прошло для Шамана даром. Урод проворно вскочил на ноги и метнулся в сторону, на расстояние, с которого Серый его бы точно не достал.

— Дальше что? — Серый, поняв, что дотянуться до Шамана не получится, перевернулся на бок — принял позу, в которой, разговаривая, не чувствовал себя идиотом. Покосился на Эри — та пыталась вытереть кровь с разбитых губ. — Зарежешь? Пристрелишь?

Шаман молчал.

— Не, пристрелить или зарезать — не вариант, — продолжал рассуждать Серый. — Мать Доброты запрещает убийство, а раны просто так не скрыть. И о том, что мы друг друга перестреляли или глотки вскрыли, не наврать. Где бы оружие-то взяли? Хомячки твои — дурные, конечно, но в такой лютый бред даже они не поверят. Да и слабоват ты, смотрю, без Ангелины. Со своими управиться ещё можешь, а вот со мной — уже хрен там плавал. И голодом нас заморить времени не хватит. Наши раньше придут, чем подохнем.

— Есть вещи пострашнее голода. — Если Шаману и не легко было справиться с собой, внешне это никак не отразилось. Лица под капюшоном не видно, а голос у него не изменился. — Ты отказался от напитка ухода и не позволил этой несчастной сделать свой выбор, — голова в капюшоне качнулась в сторону Эри. — Тем самым обрёк на страдания и себя, и её.

— Ничего, пострадает, — буркнул Серый. — Ей не привыкать. Ты сам, гляди, по бабе своей страдай аккуратнее. Руки не сотри.

Сообразил Шаман не сразу. Но, видимо, всё же сообразил — это Серый понял по тому, как гневно взметнулись полы его плаща.

— Я давал вам шанс принять Мать Доброты. Ты отказался. Да ещё пытаешься оскорбить меня, не понимая, что для познавшего Истинную Доброту любые гнусности — пустая шелуха. В шуме ветра больше смысла, чем в твоих словах... Я вернусь через трое суток.

— Не спеши, — хмыкнул Серый, — скучать не будем.

— Я вернусь через трое суток, — будто не услышав, повторил Шаман. — Заберу ваши трупы и сброшу их в пропасть. Оставлять тела гнить и разлагаться здесь — не позволительно. Дни становятся всё жарче. И тем мучительнее будет ваша смерть.

Он вышел и захлопнул за собой дверь. Серый услышал, как в петлях громыхнул замок.

Мрак

Пуля Шамана прошла у Стафки под ключицей. Задела кость или нет, этого Мрак определить не мог, но всё же с облегчением выругался. Не самая серьёзная рана, прилети такое ему самому, может, и дальше бы скакал. А пацан от боли да со страху сомлел, вот и рухнул с седла.

Очухался Стафка быстро. Закончив с ним, Мрак осмотрел свою рану. Убедившись, что плёвая, выдохнул. Снова взялся за аптечку.

— Мрак.

Голос Стафки прошелестел чуть слышно. Мрак, сосредоточенный на себе, сперва и не понял, что его зовут. Обернувшись, удивился:

— Чего ты? Куда тебя чёрт несёт?

Стафка пытался подняться.

Лохматая башка на тонкой шее торчала над бинтами, будто у высунувшегося из гнезда птенца. Было видно, что сохранять такое положение Стафке неудобно, но опускаться обратно на траву пацан не спешил. Пытливо, пристально смотрел на Мрака. Качнул головой:

— Никуда. Спросить хочу. Это ведь... — Стафка сглотнул. И замолчал — то ли собираясь с силами, то ли не решаясь продолжить.

— Ну? — поторопил Мрак.

Он держал в зубах конец бинта, ему сейчас было только разговоры разговаривать.

— Это Шаман, да? — сумел выговорить Стафка.

— То есть? — не понял Мрак. — Что — Шаман?

— Ну... — Стафка неловко коснулся повязки. — Вот это... Это он?

— Дурной, что ли? — удивился Мрак. — Меня от Шамана не отличаешь? Башкой не бился, вроде...

— Да не. — Стафка поморщился. — Что ты меня перевязывал, я знаю. Я про... ну, про выстрел. — Потупился, однако сумел снова поднять голову. — Это он в меня стрелял, да? Шаман?

И впился в Мрака глазами — с непонятной, какой-то отчаянной надеждой. Мрак не сразу врубился. А когда дошло, почувствовал, что со злости сдавило горло.

Стафка не хотел, чтобы Шаман — человек, в которого верил, как в доброе божество, оказался сволочью. Пацан до слёз жаждал обмануться. Отказывался верить самому себе, тому, что видел собственными глазами и почувствовал на собственной шкуре. Не верил даже своей ране, даже испытанной впервые в жизни настоящей боли. Он ничего не жаждал сейчас так, как слов Мрака: «Да ну, брось. Какой Шаман? Это тебе померещилось. Медведь из леса притопал, он и выстрелил».

Стафка поверил бы любому бреду, это Мрак точно знал. Не привыкать, поди. Взрослые-то у них тут на всю башку скособоченные, что уж с пацана взять?

— Да, — зло бросил Мрак.

Сплюнул бинт. И продолжил, глядя на Стафку в упор и чеканя каждое слово, безжалостно втаптывая в грязь последние надежды:

— В тебя. Стрелял. Шаман.

Стафка какое-то время ещё глядел на него, хлопая глазами. Не мог поверить. А потом, видать, прорвало — разревелся.

Мужественно выдержавший обработку раны и перевязку, в кровь искусавший губы, но не издавший ни звука (Мрак велел не орать, не дай бог кто услышит, и Стафка сдерживался как мог), рыдал он беззвучно. Но до того горько и отчаянно, что Мрак аж напрягся.

На всякий случай придвинулся ближе к пацану. Решил, что если минут через пять не попустит, воды ему в рожу плеснёт.

— За что?! — приглушённо, сквозь рыдания донеслось вдруг до него. — Что я ему сделал?!

— Не «за что», а «почему», — проворчал Мрак.

В душе порадовался, что Стафка заговорил. Пусть лучше так, чем молча плечами трясёт.

— И почему?!

— Потому что Шаман — старый охеревший мудак.

Стафка всхлипнул и заткнулся. Резко, будто выключили. Убрал ладони от мокрого лица, посмотрел на Мрака.

— Чего уставился? — буркнул тот. — Не расслышал, так повторить могу. Шаман — старый охеревший мудак! Ездил вам по ушам, шлифовал мозги — а вы велись, потому что сопротивляться не умеете. Что они с Ангелиной мутили, я тебе даже рассказывать не буду, всё равно не поверишь. А сейчас мы появились и всю малину ему обгадили. И хоть сто раз пообещали, что ваши посёлки по дальней дуге обходить будем, этот упырь всё равно обосрался. Понял, что трон под ним шатается, а дальше хуже будет. Потому от нас и сбежал. Оттого так и рвётся к себе посёлок — чтобы хоть там зацепиться! Чтобы хоть эта делянка при нём осталась. А ты говоришь, почему... Да он таких, как ты, десяток положил бы и не поморщился, кабы мешали! Мать Доброты простит, известное дело. Уж с ней-то договорится. Без вашей веры, без тех, кто на него молиться готов, Шаман — пустое место.

Мрак замолчал. Стафка тоже обалдело притих. Задумался о своём. Ну, хоть рыдать прекратил, и то ладно.

Думай, пацан. Думай. Ты ведь не дурак — дураков в Бункере, походу, не делают. Настрогал Вадя на свою голову... Погоди, родной! Погоди. Тебе твой Антип ещё даст прокашляться. Если уж у Стафки, которому башку с младенчества всякой мутью забивали, так лихо мозги ворочаются, бункерным, поди, сам бог велел... Мрак вернулся к перевязке.

Стафку он сперва хотел подкинуть в посёлок с железкой — просто оставить у ворот и наказать, чтоб вопил погромче. Не дурак же Шаман, рассказывать кому-то, что пацана подстрелил. Но на подходе к посёлку Мрак увидел, что дорогу охраняют. В полукилометре от него шарились вдоль леса два вооружённых мужика — наверняка получившие приказ сперва стрелять по чужаку, а уж потом разбираться. Мимо не проскочишь. Пришлось обходить посёлок задами.

Стафкину кобылу Мрак отпустил, своего коня вёл в поводу, придерживая привязанного к седлу Стафку — пацан то оклемывался, то снова впадал в забытьё.

Пробравшись на зады, к огородам, Мрак разглядел, что столбы ограды местами покривились, а натянутая между ними металлическая сетка просела, кое-где вовсе отошла. Зверю — по-прежнему преграда, а вот сам бы он пролезть сумел, да и Стафку за собой протащил. Наверное. Но пацан, как на грех, в очередной раз вырубился и начал стонать. Затыкать его — не вариант, задохнётся. Тащить стонущего — спалят, и больше уже Мрака из посёлка живым не выпустят. Придётся ехать дальше.

Недалеко от ограды сушилось развешанное на верёвках бельё: домотканые платья, штаны, рубахи. Мрак сперва поглядел равнодушно, а потом вдруг сообразил, что местные шмотки ему ой как пригодятся. В своём камуфляже он среди детей Матери Доброты что енот в курятнике, Шаман наверняка в красках расписал, как выглядит «зло». Переодеться лишним не будет.

Мрак отвёл коня подальше от дороги, в подлесок. Стонущего Стафку отвязал от седла, уложил на траву — пусть передохнёт. Пацан тут же благодарно смолк.

Мрак вернулся к забору. Отогнул сбоку проржавевшую сетку, протиснулся в образовавшуюся прореху. В несколько быстрых шагов оказался возле веревки с бельём, сдёрнул штаны и рубаху — не выбирая, какие под руку попались. И тут же назад. С замирающим сердцем прислушался: тишина. Повезло, никто его не срисовал.

В тех же кустах переоделся. Стащил свои штаны и майку, напялил местное шмотьё. Порадовался, что с размером почти угадал. Штаны вообще сели, как на родного, рубаха в плечах тесновата, ну да чёрт с ней. Могло быть хуже.

Мрак пристроил поверх длиннополой рубахи пистолетную кобуру. Оглядел себя и скривился — вот уж, реально, седло на корову. И как они эту дрянь носят? Неудобно же... Ладно, хрен с ним. Не жениться, поди. Примут за своего, сразу не пристрелят, и то хлеб. Понятное дело, что тащить Стафку в соседний посёлок — тоже риск, но вариантов нет. Пуля у пацана под ключицей засела так, что самому не вытащить. Инструмент нужен, да и руки — половчее, чем у него. Это ему опять повезло, в мякоть попало. Заживёт, как на собаке. А раненного мальчишку далеко не утащишь.

— Терпи, пацан, — сочувственно пробормотал Мрак, снова подсаживая в седло перебинтованного Стафку. — Эта мразь торопится, а до следующего посёлка не шибко далеко. Может, он там не останавливался, и караулов нету.

Караулов на дороге в следующем посёлке действительно не оказалось.

— Я посланник Шамана, — набравшись наглости, объявил Мрак, когда постучал в запертые ворота, а оттуда сразу же отозвались — скорее удивленно, чем настороженно. — На север иду, от врагов вас защищать. И вот, на пацана раненного наткнулся. Пустите в больничку?

— Пацана? — ахнули за воротами. — Ты хочешь сказать, что кто-то ранил ребёнка?!

Сбоку от ворот распахнулась калитка. Мужик, который её открыл, чем-то неуловимо напомнил Мраку Георгия — хотя и ростом, и статью был мельче, да ещё хромал, одна нога то ли перебита, то ли от природы короче другой. Потому его, видать, к воротам и посадили.

— Показать хочу, — буркнул Мрак. — Пустишь?

— Конечно! — засуетился мужик. — Заходи, — отворил воротину.

Задерживаться в посёлке Мрак не собирался. Думал, что прямо у ворот сдаст Стафку с рук на руки хоть кому, да свалит поскорее. Он уже начал распутывать верёвку, которая удерживала Стафку в седле, когда едва не подпрыгнул от оглушительного звона. В руках у привратника неведомо откуда появился обломок металлического прута, которым он со всей дури жахнул по подвешенному рядом с воротами ведру.

Испуганный конь заржал, Мрак схватил его под уздцы. А привратник продолжил лупить по ведру — раз, другой, третий. Народ созывает, — сообразил Мрак. В его родном посёлке для этого звонили в колокол. Настоящий церковный, уцелевший ещё со времен до того как всё случилось. А в других посёлках, где колоколен не было, фигачили абы во что — кто в подвешенный рельс, кто просто в железный лист. Здесь вот ведро приспособили.

— Чего буянишь? — дождавшись, пока звон прекратится, проворчал Мрак.

— Людей зову, — удивился привратник. — Слыханное ли дело — ребёнок ранен?!

И правда.

Мрак мысленно выругался — на себя. Мог бы сообразить, чем обернётся сообщение о «раненном пацане». Это в Стафкином посёлке, у ихней Эльвиры — свои загоны, а так то они здесь на детей молятся разве что чуть послабже, чем на Мать Доброты.

В Цепи, узнав о том, что кто-то стрелял в ребёнка, тоже всколыхнулись бы, конечно. Но сгонять за ради поделиться новостью всё население, отрывать от работы и прочих дел точно никто бы не стал, будь этот самый ребёнок хоть при смерти. Свели бы к Ларе или к другой фельдшерице, а уж те своё дело туго знают, им ротозеи не нужны. А здесь — прям событие. И не смоешься теперь, вон уж отовсюду несутся. Пока он верёвку размотает, пока стащит Стафку с седла, уже тут как тут будут. А если увидят, что он свинтить торопится, могут заподозрить, что дело нечисто, обратно за ворота хрен выпустят. Привратник-то ему поверил... Теперь только надеяться на то, что и с остальными проканает.

Мрак осторожно, стараясь лишний раз не тревожить, снял Стафку с седла. Досадливо огляделся — к воротам подбежало уже с десяток человек.

— Кто это?.. Что случилось?.. — летело со всех сторон.

Привратник охотно рассказывал, что «парень» — посланник Шамана. Ехал на север и нашёл на дороге истекающее кровью, смертельно раненное «дитя», которому нужно как можно быстрее оказать медицинскую помощь. С каждым вновь подошедшим история обрастала всё новыми ужасающими подробностями, к лечебнице Мрака, который нёс Стафку на руках, сопровождала уже целая толпа.

Люди задавали друг другу вопросы, тут же на них отвечали, и на разные голоса ужасались страшному злодейству. Мраку пришлось стиснуть зубы, чтобы ни на кого не рявкнуть. Спросить, не нужна ли помощь ему самому, с пацаном на руках и рюкзаком за плечами, почему-то никому в голову не пришло. Благо, хоть лечебница оказалась недалеко от ворот, всего два дома пройти.

***

— Ай!

— Тихо, тихо. Потерпи, малыш.

Над Стафкой захлопотала женщина в косынке и длинном платье.

— Кто тебя так, миленький? А?

Стафка покосился на Мрака. Тот чуть заметно кивнул. Правду говорить — дело гиблое, это он Стафке в башку успел впихнуть. «Ты сам-то до конца не веришь, а ваши тем более не поверят. Спросят, что случилось — глаза закатывай и ври, что не помнишь ни хрена».

Стафка послушно закатил глаза. Страдальчески произнёс:

— Я не помню.

— Видать, башкой приложился, — подыграл Мрак. — Не лезла бы ты к нему.

— И то правда, — виновато кивнула женщина. И решительно выпрямилась. — Посторонние, выйдите из лечебницы! Ребёнку нужен покой.

— Точно, — с облегчением кивнул Мрак. — Покой в таких делах — самое верное средство, — и первым двинулся к двери.

В ответ на Стафкин тоскливый взгляд — бросаешь меня, да? — украдкой показал кулак.

В том, что пацана здесь не обидят, он успел убедиться. Вылечат, да ещё кормить-поить будут, как родного, уж тётка-лекарша «миленького» точно в обиду не даст. Сказку про «ничего не помню» хоть год можно рассказывать, это они складно придумали. А как Стафка очухается малость, по сторонам оглядится — решит, что делать дальше. Понадобится, так и сбежит только в путь, пацан он смекалистый, не пропадёт. А самому Мраку валить отсюда надо, чем скорей, тем лучше. Это он и сердцем, и жопой, и всеми потрохами чуял.

Не ошибся.

— Парень. А ну-ка, стой.

Сойдя с крыльца, Мрак увидел, что навстречу ему быстро идут двое. Запыхавшиеся — бежали.

Рука сама дёрнулась к пистолетной кобуре, Мрак усилием воли заставил себя её опустить.

Толпа, окружавшая его, пока шёл к лечебнице, никуда не делась, полный двор народу. И обступили его тут же, когда только успели? Сбежать, даже отстреливаясь, не выйдет. Кучей навалятся — перехватят.

— Стою, — остановившись, буркнул Мрак.

Глава 29

Мрак

- Ты кто такой? Откуда взялся?

Мужики подошли ближе. Одеты, как все здесь, в такие же штаны и рубахи, что Мрак упёр в соседнем посёлке, но с оружием. У одного в руках обрез, у другого охотничий карабин. И рожи – не чета дурачку-привратнику.

- Говорил уже, - проворчал Мрак. – Я посланник Шамана. На север еду, от врагов вас защищать.

- А звать тебя как?

- Марк.

Он рассудил, что имя – не хуже любого другого, но мужики переглянулись.

- И сколько тебе лет? – это спросил второй мужик, тот, что с винтовкой.

- Сем… - Мрак подвис.

Он знал, что выглядит старше своего возраста, на вид ему лет двадцать. Герман называл их с Серым «акселераты хреновы». А ещё вспомнил, что самый молодой из жителей посёлков, рождённый до того как всё случилось – ровесник бате или Кириллу. Людей моложе, чем они, попросту нет, новое поколение отделяет от предыдущего разрыв в пятнадцать лет. А самым старшим бункерным детям, включая тех, кто оказался на юге - по шестнадцать. То есть, коль уж он взялся косить под посланника Шамана, нужно врать, что ему шестнадцать. И имя придумать другое, на букву «А», бункерные ведь по алфавиту идут! Идиот. Серый бы так не вляпался. А если б вляпался, сумел бы выкрутиться, вот уж кто всю дорогу врёт как дышит.

- Шестнадцать, - сказал Мрак. Мгновенно после этого словно увидев себя со стороны. Осознав одновременно и то, что возвышается над мужиками на полголовы, и то, что съёживаться, стараясь показаться меньше ростом, уже поздновато. – А зовут на самом деле Антип. Марк – это прозвище такое.

Мужики снова переглянулись.

- Шестнадцать? – недоверчиво переспросил тот, что с карабином.

- Антип? – удивился второй. Обвёл взглядом толпу, выцепил среди людей привратника. Жестом поманил к себе, тот послушно подошёл. – Василий, ты помнишь всё о чудесах Матери Доброты. Имена всех, кто появился в Лунном Кругу…

- Помню, - с готовностью закивал мужичок. И принялся скороговоркой, словно боясь, что кто-то может усомниться в его памятливости, перечислять: - Ариадна, Борей, Виссарион, Гликерия, Гордей, Дарий, Дарина, Демьян, Евстафий, Есения…

- Погоди, - оборвал его мужик с обрезом.

- Я помню имя каждого из тех, кого подарила нам Мать Доброты, - с обидой сказал привратник. – Могу перечислить всех!

- Знаю, - нетерпеливо кивнул мужик. - Просто скажи, есть среди них Антип?

- Нет. – Прозвучало это ещё более обиженно – то ли на то, что мужичонку прервали, то ли на то, что среди «чудес» Матери Доброты не оказалось Антипа. А через мгновение до привратника, кажется, дошло. – Н-нет, - растерянно повторил он.

И уставился на Мрака. Кажется, в надежде на то, что тот разъяснит странный феномен.

Привратник пока ещё не понимал, что происходит. В отличие от соплеменников – которые, похоже, укрепились в подозрениях.

- Так кто же ты такой? - уже с явственной угрозой в голосе проговорил, обращаясь к Мраку, мужик с обрезом.

- Сказал же. Посланник Шамана. – Мрак решил стоять на своём.

Он не сводил с мужиков настороженного взгляда. Уж выстрелить по любому успеет раньше, чем они. Положит обоих быстрее, чем прицелятся, в этом он не сомневался. Как и в том, что батя или Джек уже бы начали стрелять.

А у Мрака рука не поднималась. Ведь эти убогие ничего ему не сделали! Ну, по крайней мере, пока. А он палить начнёт посреди мирного посёлка… Нет. Вот если к оружию потянутся, тогда другое дело.

- А ну, отдай, - шагнув ближе к Мраку, потребовал мужик с обрезом. И выразительно указал стволом на его пистолет.

- Ага, щас. Разбежался. – Мрак сделал шаг назад. – Не ты мне его давал, не тебе и отбирать. Шаман прикажет, тогда отдам.

- Шамана здесь нет, - напомнил об очевидном мужик.

- Ну вот и ты катись… - Мрак запнулся, не сразу подобрал приличное слово, - подальше. Дай пройти, - положив руку на кобуру, попёр на мужика.

Тот в ответ вскинул к плечу обрез, теперь ствол смотрел Мраку в лицо.

- Стой!

- Отвали. – Мрак продолжил идти. – Меня Шаман ждёт. Узнает, что из-за вас встрял – обоим ввалит так, что мало не покажется.

- Ты не его посланник! – выкрикнул мужик. Непонятно, кого убеждая, Мрака или самого себя. – Ты говоришь неправду!

- Правду, правду. – Мрак пёр на него.

Уже понял, что выстрелить мужик не посмеет. Хоть и орёт дурниной, но до конца своим догадкам сам пока не верит. Выстрелит – а потом окажется, что в натуре посланника завалил.

Поравнявшись с мужиком и будто бы не прекращая идти, Мрак резко ударил его по локтю, снизу вверх. Сотни раз отрабатывал этот удар на тренировках, и вышло как по писаному. Прогрохотал выстрел.

Пуля, как ей и полагалось, ушла в небо, но вокруг завизжали. Народ кинулся врассыпную.

В следующее мгновение Мрак выхватил у мужика обрез, двинул коленом в живот. Соперник согнулся пополам. А Мрак тут же обернулся, уходя в сторону – он помнил, что вооружённых противников двое. Но второго мужика почему-то не увидел. И успел уйти за долю секунды до того, как на затылок обрушился удар – второй мужик оказался проворнее, чем первый. А может, просто опытнее. Он перехватил карабин и попытался огреть Мрака по башке прикладом. Значит, убивать его всё-таки не планировали. Не стрелял ведь этот убогий, оглушить пытался… Ладно.

Приклад задел Мрака по раненному плечу. Плечо отдало болью, Мрак, не сдержавшись, взвыл. Отпрыгнул назад и выпалил из обреза, целясь мужику в ноги. Попал. Левая нога у дядьки подломилась, он с воплем рухнул. Мрак закинул трофейный обрез за спину. Подскочил к упавшему, ударил ногой по кулаку, вцепившемуся в карабин. Пальцы у дядьки разжались, Мрак выхватил оружие.

И с разворота огрел прикладом первого мужика – тот успел подняться на ноги и подскочить к нему. Удар угодил в плечо, Мрак добавил поперёк живота. Мужик согнулся и тут же получил ногой по роже. Опрокинулся на землю, схватился за челюсть.

Мрак мельком оглянулся на толпу. Она заметно поредела, но любопытные ещё оставались. На достаточном, впрочем, расстоянии – для того, чтобы можно было не опасаться нападения.

Мрак переломил ствол карабина, дослал патрон. Прицелился и прострелил ногу упавшему.

Не дожидаясь, пока стихнет вопль, снова дослал патрон. Вскинул карабин на плечо и прицелился в толпу. Скомандовал:

- А ну, разойдись!

Люди стояли, ошалело глядя на него. Никто даже с места не тронулся. То ли от обалдения, то ли бежать им казалось страшнее, чем оставаться.

- Бегом! – рявкнул Мрак.

И выстрелил поверх голов. Люди заорали. Так же дружно, как перед тем таращились, бросились бежать.

- Уходите! – подлил масла в огонь мужик, у которого Мрак отобрал обрез. Он здесь, похоже, был главным. – Уходите быстрее, пока он не убил вас всех!

Корчило мужика от боли знатно, но, видать, привычка командовать взяла своё.

Идиот, - подумал Мрак. На хрена их подгонять? Чтобы ударились в панику, посшибали друг друга с ног и потоптали? Люди, будто подслушав его мысли, поломились прочь – натыкаясь друг на друга и падая.

- Не убивай их! – взмолился мужик. Он не сводил взгляда с карабина. – Они ничего тебе не сделали. Позволь им уйти!

- Да не будет он никого убивать! – Окно лечебницы распахнулось.

Мрак аж зубами заскрипел – из окна высунулась лохматая башка. Позади Стафки маячила причитающая женщина в платке.

- Исчезни нахер, – прошипел Мрак. – Чтоб я тебя не видел!

- Мрак не будет убивать, - так, будто его не услышал, обратился Стафка к главному дядьке. – Вы только, пожалуйста, сами его не трогайте, и тогда он вас не тронет.

Дядька ошалело, переводя взгляд с Мрака на Стафку и обратно, хлопал глазами.

- Ещё слово вякнешь – без зубов останешься, - пообещал Стафке Мрак. - Уважаемая, - обратился к женщине, - вмажь там ему укольчик покрепче! Во имя Матери Доброты.

- Ты не волнуйся так, не кричи, - старательно не слыша Мрака и не глядя на него, продолжил Стафка, – нам нужно только, чтобы меня прооперировали. У меня там пуля застряла, Мрак её сам вытащить не может. А потом мы уйдём.

***

Толпа разошлась. После того, как опустел не только двор перед лечебницей, но и примыкающая к нему улица, Мрак по очереди отвёл в смотровую подстреленных мужиков. Усадил рядышком, на кушетку. За дверью в перегородке, разделяющей помещение, находилась процедурная. Она же, по необходимости, операционная – в этом лечебница южан ничем не отличалась от той, что была обустроена в родном посёлке Мрака.

Дверь между помещениями Мрак распахнул настежь. Сам встал в проёме – так, чтобы наблюдать и за тем, как оперируют Стафку, и за обоими мужиками. Обрез и карабин болтались на ремнях у него за спиной, крест-накрест: один висел на правом плече, другой на левом. Руку Мрак держал на рукояти пистолета, во время стычки во дворе в ход его так и не пустил, оружие чужаков оказалось сподручнее. Сейчас этому обстоятельству радовался: боезапас сэкономил.

- Пулю пацану вытащи, - приказал он главной в клинике женщине, той, что осматривала Стафку. – Чем быстрее вытащишь, тем быстрее за своих возьмёшься, - кивнул на мужиков.

- Они истекут кровью. – Женщина смотрела на соплеменников, едва не плача. – Позволь хотя бы матери Ольге заняться их ранами! – Она оглянулась на вторую женщину. Та, бледная со страху, застыла у неё за спиной.

- А с пацаном справишься одна?

- Справлюсь. Это не очень сложно.

- Окей. – Мрак привалился к дверному косяку. Азарт после драки начал отпускать, до смерти захотелось присесть. А лучше прилечь. Закрыть глаза и вздремнуть, хоть ненадолго… Но такого он себе в ближайшие несколько часов точно позволить не мог. – Как тебя звать?

- Мать Ирина.

- Окей, мать Ирина. Валяй, занимайся пацаном. А ты – этими, - Мрак кивнул второй женщине на мужиков. – С правого начни, у него кровь сильнее хлещет.

Женщина вопросительно взглянула на Ирину, та кивнула. Ольга бросилась к шкафчику с инструментами.

- Пацаном занимайся, - напомнил Ирине Мрак.

- Да-да, - женщина юркнула в процедурную. Склонилась над лежащим на большом столе Стафкой.

Ольга уже быстро, умело срезала с ноги мужика окровавленную штанину.

Мрак ещё раз огляделся, оценил обстановку и удовлетворённо кивнул: он занял идеальный наблюдательный пункт. Джек, пожалуй, был бы доволен. И операционная, и смотровая – как на ладони, даже то, что происходит во дворе, в окна отлично видно. Дверь в лечебницу он закрыл, сквозь ручку-скобу пропустил палку от швабры. Не бог весть какая преграда, но теперь сюда так запросто уже не попасть, поломиться придётся. А уж он, если у кого-то вдруг хватит смелости ломиться, не растеряется - быстро решит, к чьей башке ствол приставить.

Закурить бы, блин… Нельзя, дома Лара за такое голову бы свернула. Она даже во дворе лечебницы дымить не позволяла. Мрак, подумав, сунул в рот спичку, зажал в зубах. Покосился на раненное плечо – удар прикладом на пользу ему явно не пошел. Сквозь повязку и рукав просочилась кровь.

- Ты не посланник Шамана.

Прозвучало это с какой-то детской обидой. Заговорил не тот мужик, над которым хлопотала докторша, а другой. Тот, что орал людям: «Бегите!», про которого Мрак решил, что он глава посёлка.

- Молчишь? – мужик смотрел на него исподлобья. На проступившую на рукаве кровь, скрещенные на груди ремни от оружия. Свою рану он зажимал, как научила докторша. – Сказать нечего?

- Говорить не с кем, - буркнул Мрак.

Мужик торжествующе усмехнулся.

- Посланник Шамана никогда не сказал бы ничего подобного, - уверенно объявил он. – Ты не тот, за кого себя выдаёшь. Ты слишком молод, чтобы быть рождённым до того, как мир перевернулся. И слишком взрослый для того, чтобы быть одним из тех, кого находят в Лунном Кругу. Твоя кожа темнее, чем у них, а глаза светлее. У тебя незнакомое оружие. Грубая речь. Свежая рана! – он ткнул пальцем. Заключил: - Я не верю в то, что Шаман мог избрать тебя посланником.

- Не верь, - буркнул Мрак. – Пацана вылечи и не верь дальше, сколько влезет. Меня Шаман ждёт.

Мужик покачал головой:

- Нет. Ты не его посланник. Мы с Виталием, - кивнул на соседа, - на себе прочувствовали, на что ты способен. И я точно знаю, что ни один из посланников Шамана подобного не умеет. Нашему народу претит насилие. Посланники Шамана призваны, чтобы нести учение Матери Доброты. А ты настолько груб и невежественен, что не озаботился даже словами приветствия.

Точно, - вздохнул про себя Мрак, ещё и в этом налажал. Вперёд умнее надо быть. Вслух проворчал: - Некогда было приветиться. Храни тебя Мать Доброты.

- Ты – северянин, - будто не услышав, уверенно отрезал мужик. – Ты безжалостен, груб и жесток. Наша одежда – не хочу даже думать, где ты её взял – и наши слова ещё не делают тебя одним из нас.

- Да? А для чего ж я, по-твоему, пацана к вам притащил? – раненное плечо начало дёргать. Вот чего сейчас Мраку хотелось меньше всего, так это пустой болтовни. - На фига я, жестокий и безжалостный, в такую даль его пёр? Почему на дороге не бросил?

Мужик вылупил глаза:

- Ребёнка?! Бросил?!

Раненный, сидящий с ним, судя по отвисшей челюсти, охренел не меньше. А докторша аж бинтовать бросила, обернулась. В их картину мира подобное святотатство, похоже, просто не укладывалось. Знали бы они, кто подстрелил Стафку…

Хотя, пожалуй, даже если бы увидели это своими глазами, не поверили. Решили бы, что зрение обманывает. Непогрешимый, почти святой Шаман – и стреляет в дитя, найденное в Лунном Кругу! При том, что дети в здешних местах тоже почти святые. Привидится же такое, храни нас Мать Доброты.

- Ну да, - взбесился Мрак, - ребёнка! Подумаешь, бросил. Не пристрелил же.

Он сам не знал, что на него накатило. Стремительно пронеслись перед глазами картины, заставлявшие стискивать зубы.

Девчонка, уговаривающая кошку кружиться.

Шаман, который, поучая девчонку и её отца, был абсолютно уверен: он в своём праве. Этот поселок, как и все другие – его! Ни одна сволочь слова поперек не скажет.

Бункерный доктор – с посеревшим лицом, потухшими глазами, схватившийся за сердце.

Растерянный, явно не знающий, что делать с обретенной правдой, Кирилл.

Батя - которого нож по сердцу резал! Но сумел ведь перешагнуть через себя. Отпустил Мрака. Верил, что справится.

И лицо, которое, как ни прогонял из памяти, чтоб не расплываться в идиотской улыбке, всё равно всегда, каждую секунду, было с ним. То, как он держал Эри в объятиях. И как она пообещала, что будет ждать…

А Шаман, гнида такая, снова его обыграл. Они со Стафкой с пеной у рта могут доказывать, что стрелял он – местные им не поверят, это Мрак точно знал. Пройти мимо, не помочь ребёнку для них неслыханное святотатство. А тот, кто учил этих людей Доброте, учил с детей пылинки сдувать – тварь конченая.

Вот как так?! А?!

Ответа у Мрака не было. И бессильная ярость, раздражённые слова достались главе посёлка. Тот аж отпрянул. И замолчал.

Больше до конца перевязки никто не проронил ни слова. Докторша закончила бинтовать обоих раненных, а через минуту из процедурной выглянула Ирина:

- Всё. Пулю я вытащила. Сама по себе рана не опасная, заживёт. Теперь главное для мальчика – покой. – Перевела взгляд на сидящих на кушетке мужиков. – И вас тоже нужно отвести в палату.

Мрак кивнул:

- Отведёшь, ага. Потом.

Стафка – пусть его остаётся здесь. За то время, что Мрак провёл в лечебнице, успел убедиться, что в посёлке пацана не обидят, даже несмотря на тот бред, который этот придурок нёс, высунувшись в окно. Ещё, поди и жалеть будут, что так крепко чердак у пацана потёк. А самому Мраку пора сваливать. Время на то, чтобы всё продумать, у него было.

Мрак давно заметил мелькающие за окнами фигуры любопытных. Проникнуть внутрь никто не пытался - видать, того представления, что он устроил во дворе, даже самым смелым хватило за глаза. А вот неподалёку ошивались. Ждали новостей.

- Стой! – осадил Мрак Ирину, которая наклонилась было к главе посёлка. Мужик от кровопотери совсем сомлел, дремал, прислонившись к стене. – Отойди.

- Почему? – вскинулась женщина. – Я сделала всё, о чём ты просил.

- И что? Я тебе разве обещал чего-то? Отойди, – с нажимом повторил Мрак. Подошёл к кушетке. Приказал: - Вставай, – ухватил мужика за локоть.

- Оставь его! – вскрикнула Ирина. – Он ранен!

Второй раненный попытался дёрнуться на помощь. Мрак пригрозил пистолетом:

- Сидеть! А ты вставай, - повторил, обращаясь к главе. – Со мной пойдёшь.

- Куда?

- На кудыкину гору.

Мрак заставил главу подняться. На второго раненного кивнул Ирине:

- Этого веди в палату.

И, поддерживая главу за локоть, чтобы опирался вместо костыля, доковылял вместе с ним до входа. Выдернул из скобы швабру и распахнул дверь.

Глава 30

Мрак

На крыльце Мрак быстро огляделся.

Люди держались в отдалении, близко к лечебнице подойти не решались. Он насчитал пятерых мужиков. Высмотрел среди них самого крепкого. Позвал:

— Поди сюда. Ты, ты!

Мужик, неуверенно косясь на главу посёлка, подошёл.

— Веди меня к Материной дороге, — приказал Мрак.

Глава охнул:

— Не смей!

Сообразил, видать. Мрак приставил к его виску пистолет. Бросил мужику, которого подозвал:

— Не хочешь, чтобы пристрелил — веди.

Мужик заметно колебался.

— Это далеко отсюда. Владимир ранен, он не дойдёт...

— Ничего. Жить захочет — дойдёт. — Мрак заставил Владимира спуститься с крыльца. Приказал: — Держись за этого, — и прицепил руку Владимира на локоть мужика. Бросил: — Сейчас, шмотьё заберу.

Развернулся обратно к крыльцу. И за мгновение до того, как прогремел выстрел, успел броситься в сторону. В него палили из-за угла дровяного сарая.

Мрак выстрелил сам, но не попал, стрелок успел укрыться.

А в следующее мгновение раздался дикий вопль.

— Нет! Не стреляйте! — с крыльца сбежал Стафка и бросился на шею Мраку, закрывая его собой.

Если бы не Стафка, Мрака, наверное, смяли бы. Он уже понял, что люди, маячащие в отдалении, маячат там не просто так — нападение было спланировано, к нему готовились. А вопль пацана сработал, как стоп-сигнал. Люди ошалело застыли, глядя на то, как Стафка с разбегу запрыгнул Мраку на шею. Цепко, будто древесный ствол, обхватил руками и ногами.

— Он не желает вам зла! Не трогайте его! — Стафка отчаянно зыркал по сторонам.

— Дайте нам уйти, — сказал Мрак. Вскинул пистолет. — Просто — дайте уйти. — Он не сводил глаз с дровницы, но теперь стрелок осторожничал. Не показывался.

— Так ты северянин? — спросил вдруг глава. Он, похоже, был тут единственным, кто не потерял от изумления дар речи.

— Северянин. — Огрызаться Мраку надоело. Пофигу уже. Он вдруг почувствовал, как сильно устал.

— Это ты ранил мальчика?

— Нет, — не отцепляясь от Мрака, выпалил Стафка, — меня ранил Шаман! Он удирал к своим. Я попросил его выслушать, кричал, что мы ничего ему не сделаем. А он выстрелил в меня!

Глава ошалело замолчал. А Мрак прислушивался. Он ждал.

Новый план сложился в голове внезапно, никогда прежде на таком расстоянии Мраку не доводилось это делать. Не знал, сработает или нет.

Он настороженно следил и за дровницей, где затаился и не показывался стрелок, и за людьми, замершими в отдалении — готовый палить в каждого, кто дёрнется. А сам отчаянно прислушивался. Ждал. И дождался.

Стук копыт. Несколько долгих секунд, в течение которых Стафка продолжал что-то говорить, а люди недоверчиво, обалдело слушать, — и стук стал явственным. Таким, что уже нельзя было не обратить внимание.

— Скачут? — растерянно произнёс кто-то.

— Скачут, — подтвердил Мрак.

Расседланный, оборвавшийся привязь конь влетел во двор. Остановился рядом с Мраком, торжествующе заржал. Едва копытами их со Стафкой не зашиб.

— Залазь, — приказал Стафке Мрак.

Пацан, не задавая вопросов, как будто перед ним каждую ночь появляются расседланные кони, перебрался жеребцу на спину. И вдруг охнул.

— Что? — напрягся Мрак.

— Ничего, — выдавил Стафка, — нормально.

Мрак покосился на него и выматерился от досады. Пацан побледнел, вцепился в гриву коня. Храбриться он может сколько угодно, но долго не продержится, факт. В седле-то тяжело будет, а уж без седла... И отвязаться от пацана не получится, тут уж ясно, что без вариантов.

Ладно. Главное — добраться до железки. Так, чтобы не прибили по дороге...

Есть! Мрак сумел-таки поймать это мгновение. Уловил шевеление за дровницей — за секунду до того, как высунувшийся оттуда человек выстрелил в него. Ждал, наверное, когда уберется помеха в виде Стафки.

Мрак и сам этого ждал. Успел раньше.

Стрелок упал. Мрак, на всякий случай держа пистолет наизготовку и не сводя взгляда с остальных людей, подошёл к нему. Перевернул тело ногой.

Убит. Мрак снял с шеи мертвеца ещё один карабин. Закинул за спину — уже третий ствол, не считая того, что держал в руке. Впору лавку открывать... И подумал, что многое бы отдал за то, чтобы узнать, есть ли в посёлке ещё оружие.

Серый

— Сколько мы уже здесь?

Голос Эри звучал хрипло. В горле пересохло не только у Серого.

Он пожал плечами.

— Ночь прошла, светает.

Эри подняла глаза к окошку под потолком. Вздрогнула.

Кое-как, явно наспех заколоченный прямоугольник размером с тетрадный лист светлел по краям уверенно и неотвратимо. Надвигался новый мучительно жаркий день. Один такой они уже пережили.

Ночь принесла облегчение ненадолго. Лето на носу, дни всё длиннее. И всё жарче...

Серый сделал вид, что не замечает ужаса Эри. Спокойно продолжил:

— Вырубили нас ближе к рассвету. Выходит, вторые сутки сидим. Сколько точно, не знаю.

— Человек может прожить без воды трое суток, — проговорила Эри.

Наверное, давно об этом думала. Серый и сам думал. С того момента, как дошло, на что намекал Шаман — сказав, что есть вещи пострашнее голода.

Жажда.

Видимо, вопреки устоявшимся традициям, в этот раз Шаман сказал правду. Он действительно не собирался больше сюда приходить. Только для того, чтобы избавиться от трупов, когда пленники загнутся из-за обезвоживания. Место для этого выбрал самое подходящее: чем бы ни была эта вонючая бетонная конура до того как всё случилось, для проживания она точно не предназначалась. Голые стены, искрошившийся бетон на полу, крыша — железные листы, брошенные прямо на стропила. К полу, похоже, раньше крепился какой-то механизм. Остов механизма выглядел так, будто эту штуку вырвали отсюда с корнем, Серый не представлял себе ни её назначение, ни способ, которым механизм смогли извлечь.

Днём палящее солнце разогрело железо крыши так, что Серый был уверен: тронешь его — обожжёшься. Спёртый, затхлый воздух стал ещё и нестерпимо горячим. Дышать получалось с трудом, Эри на пике жары потеряла сознание. Очухалась только к ночи.

Простонала:

— Пить...

Но пить было нечего. Ни капли воды, уже много часов. А дальше будет хуже, это Серый отчётливо понимал. Но отвечать Эри старался небрежно, это у него пока получалось:

— С чего ты взяла, что трое суток?

— По биологии проходили.

— Фигню вы проходили, — решительно отмёл Серый. — Это зависит от климатических условий, во-первых, и от состояния организма и его активности, во-вторых. Если, например, больной старик бредёт по пустыне в жару, это не то же самое, что здоровый парень лежит в тенёчке, при комфортных двадцати градусах — вот, как мы с тобой сейчас. — Ранним утром, до наступления дневной жары, ага. Но об этом лучше не думать. — Старик, может, и трёх суток не продержится, а парень при удачном раскладе все десять выдержать может. Ну и не забывай, что учебники у вас в Бункере старые. Люди ведь сейчас совсем другие, возможностей у организма больше. Отец даже сравнительную таблицу сделать пытался, какими люди были раньше и какими стали сейчас.

— И? — без интереса обронила Эри.

— Что? — не понял Серый.

— Сделал?

— Не, бросил. — Серый вздохнул. — Некогда ему.

Он решил, что пофиг, о чём трепаться, лишь бы отвлечь девчонку. Расшевелить хоть как-то. Болтать всегда хорошо умел, вот только «всегда» у него язык нормально ворочался. А сейчас, казалось, распух, да и в горло как будто песка сыпанули.

— До хрена такого, на самом деле, что отец начинал, но бросал, потому что приходилось другое что-то делать. Бывало такое, что за ним гонцы и от Германа, и с других посёлков даже среди дня приезжали. Я, когда мелкий был, не соображал ещё толком, обижался. Наобещает с утра, что вечером, как проснёмся, на рыбалку вместе пойдём, или на мельницу, или ещё куда. Вечером встанешь — а его уж и след простыл. Лара говорит, днём ускакал, где-то там случилось чего-то. Когда вернётся, чёрт его знает. Ну, и коню понятно, что когда вернётся, не до рыбалки ему будет... В общем, времени у него вечно ни на что не хватает. И потом, у нас приборов нужных нет, другого разного. Да и помогать отцу особо некому. На меня надеялся, что тоже в науку ударюсь, а мне до его мозгов как до звезды. Только и умею, что языком чесать.

Эри меланхолично кивала. Спросила вдруг:

— А Лара — это ведь жена Кирилла, да?

— Да.

— А почему он живет с ней, а не с твоей мамой?

— Потому что Лару он любит. — Серый повторил слова Кирилла. По детству сам не понимал, почему. Отец, как сумел, постарался объяснить. — А с матерью у него... ну, никто ж не знал тогда, что вакцина уже действует, и я могу появиться. Джек ведь тоже не знал, иначе и тебя бы не было.

Лицо Эри, до сих пор-то будто не живое, после этих слов вовсе потухло.

— Лучше бы не было, — глухо проговорила она. И уткнулась лбом в колени.

— Прекрати! — Серый толкнул девчонку плечом. — Передохнула? Выспалась? Всё, давай верёвки развязывать.

— Мы уже сто раз пытались. — Эри дёрнулась — видимо, снова забыв, что так просто отмахнуться от Серого не сможет. — Отстань.

Не сто раз, конечно — это бункерная загнула, но десятка три попыток было. Поначалу, усевшись спинами друг к другу, они пытались нащупать узлы на запястьях пальцами. Потом, потерпев фиаско — зубами. Не получалось. Но Серый не терял надежды — не помирать же тут, в самом деле!

Он подозревал, что бетонная коробка, в которую притащил их Шаман, находится в мёртвом посёлке на другой стороне горной реки — там, по словам Виссариона, с до того как всё случилось никто не жил. И теперь этот гад попросту выжидает, когда они с Эри сдохнут. Если Шаман читал те же учебники, что и бункерная, значит, думает, что это случится суток через трое-четверо. То есть, получается, Шаман точно знает, что время в запасе у него есть, подмога не явится. Отец, Мрак, люди из посёлка — никто сюда так быстро не придёт.

Выходит, Шаман сбежал, когда Кирилл и Мрак почти добрались до дома — иначе они бы бросились вдогонку, на юге Шаман был Кириллу нужен. Видать, урод уже возле самого дома утёк. А ещё отец уверен, что Джек по-прежнему с ними. Что они держатся вместе, что никакой Шаман им не страшен — Кирилл ведь даже не знает о гибели Ангелины! О том, что Джеку пришлось уйти хрен знает куда, что всё здесь завертелось и сплелось в такой клубок — нарочно не закрутишь. Что Шаман, узнав о смерти своей бабы, поехал крышей окончательно. Отец спокойно собирает передовой отряд, а это минимум недели три.

Ладно, — со злостью подумал Серый. Ждёшь, пока подохнем? Жди! Главное, не мешай.

— Поворачивайся ко мне, — приказал он Эри. — Попробую ещё раз зубами.

***

В этот раз Эри вырубилась раньше, чем вчера, по ощущениям, самая жара ещё даже не настала. А через час уже и Серый бросил попытки освободиться — бесполезно, слишком душно. Мозг плавился от жары и жажды, перед глазами плыло. Серый вдруг понял, что даже потеть перестал, нечем.

Эри давно уже не разговаривала. Дышала тяжело, глаза еле открывала. А потом вовсе перестала открывать. Снова, как вчера, затихла и не двигалась.

Серый, не с первой попытки, сумел подбородком приподнять ей веки. Увидел, что глаза у девчонки закатились. Сознание потеряла... Может, и к лучшему. Наступит вечер, станет полегче — очухается.

Мысль о том, что чёрт его знает, как оно на самом деле лучше, о том, что Эри может и не очнуться, а просто угаснуть — так же тихо, как вырубилась, Серый гнал от себя, как только мог. Сильнее всего угнетало то, что выхода из страшной душегубки он не видел.

Они с Эри перепробовали все попытки нащупать узлы. Не получалось. Шаман упрятал концы верёвок так, что подцепить не выходило ни пальцами, ни зубами.

А пальцы всё больше слабели. А пересохшие, растрескавшиеся и кровоточащие от трения о верёвки губы и дёсны слиплись в единый, мерзко саднящий комок...

— Чтоб ты сдох, тварь, — с ненавистью глядя перед собой, прошептал Серый.

Шаман, стоящий к нему спиной, обернулся. Взметнул полами плаща.

— Я предлагал тебе напиток. — В руках урода появилась чаша, та самая, из которой пытался напоить Эри.

Шаман наклонил чашу. Из неё полилась вода.

Сначала тонким ручейком, а потом — разливаясь всё шире и шире. Скоро поток стал полноводной рекой.

Фигура Шамана потекла, размылась, растворилась в потоке. И не осталось ничего, кроме воды. Серый припал к ней иссохшими губами.

Пить. Пить!

Его окружала вода — но напиться Серый не мог. Он барахтался, хватал воду жадными глотками, но не получалось ухватить ни капли. Вода текла мимо, превращаясь в жаркий, обжигающий воздух. А вдали хохотал Шаман.

— Я предлагал тебе напиток!

Предлагал напиток!..

Предлагал!..

Полы плаща взметнулись. Серый понял, что вместо воды его окружает удушливый смрад. Ещё немного, и задохнётся.

Он забился, заорал — что было мочи, надрывая пересохшее горло. И проснулся от собственного крика.

Сердце в груди колотилось, как бешеное. За окошком стемнело. Рядом с Серым ничком лежала Эри.

Уже вечер. А может, и ночь. Это сколько ж часов он провалялся?.. Серый придвинулся к Эри — поняв вдруг, как сильно ослаб. Движение, на которое три ночи назад ушла бы доля секунды, сейчас стоило нескольких тяжёлых, дёрганых попыток. Серый приблизил лицо к лицу Эри, прижался щекой к её шее. Замер.

Хрипло выдохнул — жилка на шее слабо, но билась. Жива девчонка. Пока ещё жива...

— Э-эй!

Серый вздрогнул. Опять глюки? Опять он слышит то, чего нет?

— Э-эй!

Нет. Не кажется. Снаружи, за стенами бетонной коробки, кричали. Устало, отчаянно — так аукают люди, давно заблудившиеся в лесу.

Что это? — судорожно соображал Серый. Снова фокусы Шамана? Но зачем ему орать?

Потерял кого-то? Вряд ли. Кого он может сюда привести? Да и голос не Шамана. Вообще не взрослого человека... Пофиг. Кто бы ни был, хоть чёрт с рогами — хуже им с Эри уже не будет.

— Э-эй! — отозвался Серый. Понял, что вместо крика получается натужный хрип. Откашлялся и заорал снова — громко, как мог: — Э-э-эй!!!

Собственный голос узнал с трудом. А ведь прошло всего-то двое суток... Повторил с нарастающей злостью, вкладывая в крик все оставшиеся силы:

— Э-э-эй!

И по донёсшемуся ответу понял, что человек определил, в какую сторону двигаться. Голос приближался. Пять минут спустя в металлическую дверь заколотили.

— Серый! Вы тут?

Серый узнал Виссариона.

— Тут. — Вместо ответа снова получился хрип. Серый попробовал откашляться.

— Уф-ф! — обрадовался Виссарион. — А я искал, искал! Я...

— Погоди, — оборвал Серый. — Ты дверь открыть можешь?

Снаружи донеслись звуки — Виссарион подёргал дверь. Потом разочарованное:

— Не-а. Тут замок висит.

— Так открой замок!

— Чем? У меня ключа нету.

Серый не выругался, сдержался. Сообразил, что последнее, чему могли обучать детей в южных посёлках, так это навыку открывания замков без ключа. Их-то с Мраком Джек с детства натаскивал. Приговаривая, что сейчас, понятное дело, завалы и вполовину не такие богатые, какими были, но если хорошенько поискать, то до сих пор есть чем поживиться. И вот тут преимущество человека, имеющего при себе отмычку или полезный навык её изготовления из любого подручного материала, очевидно. Потому что до того как всё случилось магазины, склады и квартиры принято было запирать. На виду валялось то, что задаром никому не нужно, а то, что могло пригодиться, в большинстве случаев оказывалось под замками — если тебя, конечно, не опередили другие счастливчики.

«До того как всё случилось это называлось „взлом“», — сообщил как-то Джеку Кирилл, недовольно наблюдая за очередной тренировкой Серого и Мрака.

«До того как всё случилось тридцать лет назад закончилось, — отмахнулся Джек. — Не возьмёшь чужого — не будет своего».

Сейчас Серый мог лишь зубами скрежетать от злости, что с другой стороны двери стоит не он сам. Виссарион замок не откроет. Надо что-то придумать. Что-то наверняка можно придумать... Только для начала нужно, чтобы мозги заворочались. Сейчас кажется, что вместо них — клейкая горячая каша. А во рту пересохло так, что язык еле шевелится.

— Принеси воды, — попросил Серый.

— Зачем? — удивился Виссарион.

— Ты дурак? — вырвалось у Серого. — Пить хочу! Бункерная вообще без сознания. Шаман нас как запер здесь, с тех пор не приходил.

— Шаман сказал Ариадне, что вы ушли, — потерянно пробормотал Виссарион. — Уж две ночи как.

Серый криво ухмыльнулся.

— Даже не сомневаюсь. — Напомнил: — Воды!

— Да-да, — подхватился Виссарион. — Сейчас, если колодец не пересох... Чем набрать-то, найду.

— Колодец? — насторожился Серый. — Мы что, в посёлке?

— В нежилом. Который на той стороне. Я ещё думаю, и где Шаман плащ намочил? Дождей неделю не было, а у него весь низ мокрый. А потом вдруг сообразил, что это он, наверное, вброд ходил через речку. Ну, и побежал сюда.

— Он тебя не видел?

— Не. Я потихоньку выбрался, никто не видал. Да ему и не до меня сейчас.

— Потихоньку — и орал тут во всю глотку?

— Дак, а как бы ещё-то вас нашёл? Я и так уж бегал, бегал... Домов вокруг — вона сколько. Да ты не переживай. На этой стороне хоть оборись, у нас ничего не слышно. Река шумит.

И то верно. Стремительный поток глушил любые звуки.

— Из колодца воду не бери, — сказал Серый.

— Почему?

— Не бери, и всё! В речке зачерпни. — Серый вдруг вспомнил отравленный колодец в мёртвом посёлке.

С Шамана станется и здесь всё потравить. А с воды из горной реки пока ещё никто не помирал.

— Ну... ладно.

Стало тихо: Виссарион ушёл.

Серый подполз к Эри. Снова нащупал щекой пульс. И похолодел — показалось, что не бьётся.

Глава 31

Серый

Потом, когда заставил себя успокоиться, когда перестало со всей дури колотиться сердце, Серый понял, что ему показалось. Жива девчонка.

— Потерпи, — прошептал он. Подул Эри в лицо — не знал, что ещё придумать. — Чуть-чуть осталось, маленько ещё продержись! Пацан воды принесёт, легче будет.

Виссарион появился вечность спустя. Сколько времени прошло на самом деле, Серый не знал. Казалось, что уже полжизни валяется на вонючем бетонном полу.

— Я фляжку искал, — объяснил Виссарион в оправдание. — Чтобы с крышкой была. Ведро в окно не пролезет, кружку или кастрюлю — расплескаешь... Только фляжку не нашёл.

— А что нашёл?

— Канистру. Крышка, правда, ржавая, еле скрутил... Но я помыл, ничего! Вроде не воняет. А как замок на двери открыть, не знаю.

— Болторез, — сказал Серый. — Или напильник. Есть дома?

— Не. Откуда?

И правда.

— Да и, кабы были, — продолжил Виссарион, — боюсь я домой бежать. Вдруг второй раз выбраться не смогу?

Тоже верно. Серый поднял голову к потолку.

— До окна добраться сможешь?

— По брёвнам смог бы. А так...

— Тогда лестницу ищи.

— Да приглядел уже, пока к реке бегал, тут в одном дворе стоит у сарая. Только окно заколочено.

— Значит, ещё топор поищи, или ломик — доску сбить. И нож, верёвки разрезать.

— Верёвки? — удивился Виссарион.

— Мы связаны, — объяснил Серый, — и руки, и ноги. Есть у тебя нож?

— Есть. Я же посланник.

— Под дверь сможешь просунуть?! Пролезет?

— Так он дома, нож-то. Я ж не знал, что пригодится.

Серый беззвучно застонал.

— Тогда тем более топор ищи.

Прошла ещё одна вечность. Лестница оказалась тяжёлой, с Виссариона, по его словам, сто потов сошло, пока дотащил.

— А топор я не нашёл, — виновато сказал он. — Может, конечно, и есть где, но это сколько бы я ещё искал? Зато напильник нашёл, здоровый! Замок-то он не срежет, а доску с окна оторвать попробую.

Снаружи о стену стукнуло — Виссарион прислонил к ней лестницу. А вскоре донёсся скрип — пацан просунул под доску, загораживающую окно, напильник. Небрежно вколоченные гвозди поддались быстро. Ещё несколько томительных минут, и о бетонный пол темницы стукнула жестяная канистра, облупленная и помятая, спущенная на обрывке провода.

Серый, извернувшись, вцепился пальцами в ручку. Подтащил канистру ближе к Эри. Крышку отвинчивал — показалось, что год, онемевшие пальцы дрожали и соскальзывали. Наконец, подтолкнув плечом, Серый наклонил канистру над лицом девчонки. Плеснул воды на заострившиеся скулы, на разбитые, покрытые засохшей коркой, губы.

— Пей! — Серый плеснул ещё. — Ну, давай! Очухивайся, слышь?

Он принялся толкать девчонку коленями.

Веки Эри вздрогнули. Рот чуть приоткрылся.

— Пей, ну! — обрадованный Серый ещё раз толкнул канистру.

Эри судорожно сглотнула воду, закашлялась. Открыла глаза. Взгляд — мутный, осоловевший, она, кажется, не понимала, на каком свете находится.

— Пей, — настойчиво повторил Серый. Указал подбородком на канистру. — Давай, сама. К горлышку, и хлебай.

Эри ещё с минуту смотрела непонимающе. Потом сообразила. Неловко согнулась и прильнула губами к горлышку канистры.

Серый следил за тем, как она пьёт. Поймал себя на том, что сглатывает вместе с девчонкой. Выругался.

Эри оторвалась от канистры. Прохрипела:

— А ты?

— Я потом.

Эри мотнула головой:

— Нет. Всё... Мне хватит. Теперь ты. — Тяжело, с трудом, снова легла на пол. — Откуда... это?

Серый не ответил. Он, припав к горлышку, ещё горячему от губ Эри, пил.

— Серый! — Ночное небо за окошком закрыла тень — Виссарион пытался разглядеть, что происходит в темнице. — Ну, как вы?

— Лучше, — с трудом заставив себе оторваться от воды, выговорил Серый. И сообразил наконец сказать то, что следовало сказать с самого начала: — Спасибо.

— Храни вас Мать Доброты. — О стену негромко стукнуло — Виссарион перетоптался на лестнице. — Это. Напильник-то кидаю? Сойдёт вам, верёвки перетереть?

Серый не сразу заставил себя кивнуть.

— Давай.

Ощущение было — словно он не воды, а самогона хлебнул. Голова кружилась, мысли разбегались. Хотелось лечь и не шевелиться. Просто наслаждаться тем, что наконец напился. Отдохнуть. Поспать... Встряхнулся.

Нет. Спать нельзя.

— Кидай. Всяк лучше, чем зубы. — Серый ещё раз приложился к канистре. Смыл, как мог, утираясь о плечо, запекшуюся кровь с губ.

В окно просунулась рука, торчащая из широкого рукава домотканой рубахи. Разжала кулак. Напильник — и правда здоровый, покрытый ржавчиной — тюкнул острым концом о бетонный пол, высек искру.

Серый подполз к нему. Подцепил пальцами, перекатился обратно к Эри. Велел:

— Сядь и спиной о стену обопрись. Между ступнями напильник зажми и держи крепче. А я постараюсь верёвку перетереть. — Серый поднял глаза к окошку. — Слушай... — подумал вдруг, что за четыре месяца, проведённых здесь, по имени к Виссариону не обратился ни разу. Полное казалось уж больно дурацким — не называть же, в самом деле, четырнадцатилетнего пацана Виссарионом? Хотя в посёлке называли. Они тут все друг друга величали полными именами. — Ты беги, наверное. Вдруг хватятся? Осмотрись, как там, погляди, что Шаман делает. А после ещё придёшь.

О стену снова нерешительно стукнуло. Уходить Виссариону явно не хотелось.

— Почему ты нам помогаешь? — вдруг спросила Эри.

Подняла голову вверх — хотя разглядеть Виссариона в темноте, конечно, не могла. Глаза у девчонки слезились, но взгляд она не отводила.

— Никто из ваших нам не верит. Нас боятся. Ариадна и Лазарь вовсе ненавидят. Мария... мне казалось, что она всё понимает, но вернулся Шаман, и Мария стала такой же, как все. А ты?

— Вы нам ничего плохого не сделали, — помолчав, твёрдо сказал Виссарион. — Я ещё, когда Ариадна сказала, что воля Матери — подбросить вам кристаллы забвения, не понимал, почему? Тогда, зимой. Я не понимал, почему Мать так решила? Шаман говорил, что люди с севера злые, жестокие. И я чудовищ каких-то представлял, как на картинке в сказке. А вы оказались — люди как люди. Смеялись, разговаривали с нами... Я ещё тогда не хотел вам кристаллы подбрасывать! Но Ариадна сказала, что если этого не сделать, то... — Виссарион замялся, — то Серый и Мрак...

— Изнасилуем несчастную, ага, — хмуро усмехнулся Серый. — Ну, мечтать не вредно.

— Ариадна сказала, что после такого ужаса она не сможет больше жить, — неловко продолжил Виссарион. — Что это сейчас Серый смеётся, чтобы усыпить наше внимание. А потом, когда они с Мраком допьют алкоголь, то превратятся в монстров, и мы не сможем с ними справиться. Потому что алкоголь — страшная вещь, которая разрушает мозг. В наших посёлках его никто не употребляет.

— Дура твоя Ариадна, — вздохнул Серый. — И мозг у неё такой порушенный, что куда там алкоголю.

— Она думала, что говорит правду, — виновато проговорил Виссарион. — Она, честно, так думала! Когда... ну, когда сбежала от вас на дороге, то звала меня с собой. Говорила, что наш долг — продолжать нести людям учение Матери Доброты. Что Георгию не следует разрешать вам жить с нами. Что вы будете бить людей, обижать, сквернословить. Что по-другому не умеете. Что у вас не принято вести себя по-доброте. А я же видел ваших мужчин! Твоего отца, Джека. Какими они стали, когда не захотели принять Доброту... Но они ни на что не жаловались. И когда пленили Шамана, не стали мстить. Просто ушли, и всё. — Виссарион помолчал. — Вы сильные, но не жестокие. Вам неведома Доброта, но вы вовсе не одержимы злом, как рассказывал Шаман! И ты тоже... И Эри. Вы работали вместе с нами — каждую ночь, как все. Вы никому не делали плохого, наоборот, помогали. Когда людей свалила страшная болезнь, выхаживали их. Мать Мария говорила, что даже мать Серафима свалилась от усталости, а вы держались.

— Люди заболели потому, что Ариадна подсыпала в самовар яд, — вдруг сказала Эри.

Серый на неё сперва глаза вылупил. Открыл было рот, чтобы прикрикнуть — а потом не стал. Ему тоже надоело враньё.

— Что? — обалдело пробормотал Виссарион. Лестница растерянно стукнула о стену.

— Ариадна насыпала яд в самовар, из которого мы поили людей чаем, — чётко, раздельно повторила Эри. — Когда никого не было рядом, она подошла и насыпала. После того, как людям стало лучше, и они ушли, Серый попробовал воду, там ещё оставалось. Он выпил совсем немного, но и его скрутило.

— Не может быть...

— Может. — Эри не отрывала глаз от окошка. — Ариадна хотела, чтобы люди думали, что это Мать Доброты наказывает тех, кто захотел прививаться. Так же, как до этого она хотела, чтобы мы ушли. Она сказала тебе, что идёт проповедовать учение Матери, а на самом деле они с Лазарем всё время находились рядом с посёлком. Болезни скота, опавшие цветы — это всё их рук дело. И стреляли в нас тоже они.

Виссарион молчал.

— Ты виделся с Ариадной? — спросил Серый.

— Да, — неохотно отозвался Виссарион.

— И что она сказала про нас?

— Что вы ушли.

— Но ты не поверил.

— Я подумал, что Ариадна ошиблась...

— Да врёт она, блин! — сорвался Серый. — Или за Шаманом повторяет — неважно. Пойми ты, наконец! Бывает с людьми такое, что говорят неправду. А чаще всего — те, кто рассказывает, что её нельзя говорить... Тебя, видать, Шаман ещё просто мелким считает. Руки не дошли растолковать, что и как у вас в посёлках устроено.

— Его там не было, — вдруг снова вмешалась Эри.

— Что? — не понял Серый.

— Ну, Виссариона не было среди тех, кто пришёл за нами, помнишь? Шаман не успел его одурачить. Мария, Георгий, все остальные — как только вернулся Шаман, снова оказались под его влиянием. А Виссарион, видимо, ему просто на глаза не попался.

— А ведь и правда, — вспомнил Серый. Со злостью бросил: — Вот смотрю на них, и всё больше кажется: там в мозгах уже что-то вроде накатанной колеи. Чем взрослее человек, тем она глубже. Другой-то жизни, кроме как под Шаманом, не знали ж никогда... Не было Шамана — колея начала зарастать. А как только появился, так одного раза проехать хватило, чтобы всё новое зачеркнуть. Отец говорил, с торчками то же самое. Если решит, например, кто-то с дури слезть. Держится-держится — хоть месяц, хоть год, хоть десять лет. А потом единственного раза ширнуться хватает, чтобы тяга назад вернулась... Вот и эти, походу, навроде торчков. — Серый задрал голову к окошку, к невидимому в темноте Виссариону. — Ладно, братан. Не ссы. Тебя-то уж мы не бросим, с собой заберём. Главное, самим вырваться.

Он вывернул шею назад, посмотрел на излохмаченную о напильник, но всё ещё крепкую верёвку. Поморщился.

— Отдохни, — проследив за взглядом Серого, сочувственно сказала Эри. — Там пилить придётся. Верёвка пропитана чем-то, плохо режется.

— Угу. Такую ножом-то — не больно возьмёшь, я по отцу с Джеком помню. Маленько надо передохнуть... — Серый опустил уставшие, одревеневшие руки. Снова поднял голову. — Слышь!.. Ты, как в посёлок вернёшься, постарайся к Шаману не подходить. Понял?

Виссарион не ответил.

— Эй! — позвал Серый.

Тишина.

Они с Эри переглянулись.

— Чего это он? — пробормотал Серый. — Алё! — гаркнул уже во весь голос. — Ты что там, с лестницы навернулся?

Ответа по-прежнему не было. А потом раздались негромкие, размеренные постукивания о стену. Виссарион спускался вниз.

Серый удивлённо посмотрел на Эри. Повторил:

— Чего это он?

Девчонка пожала плечами. Виновато опустила голову.

— Наверное, не надо было ему говорить.

Серый скривился.

— Да правильно сделала, что сказала. Задолбало это всё.

— Надеюсь, про Шамана он услышал.

— Дак, теперь уж только и остаётся, что надеяться... Всё, пилим дальше? — Серый снова примерился к верёвке.

— Пообещай мне, пожалуйста, — странно изменившимся голосом проговорила вдруг Эри.

Серый пригляделся и увидел, что её, кажется, опять повело. Побледнела, на висках испарина. И дышит с трудом.

— Чего? — напрягся он. Что угодно пообещал бы, лишь бы Эри не срубило снова.

— Если я умру, а ты нет... Если сумеешь освободиться, увидишь Мрака... Скажи, что я... — Эри замолчала.

— Дура! — разозлился Серый. — Ничего я тебе обещать не буду, сама всё скажешь. Помирать собралась, ишь! Нашла время. Воду нам принесли, напильник есть, дальше разберёмся. Устала, так поспи маленько, и опять пилить будем. — Он подполз к Эри, привалился к стене рядом. Подставил девчонке плечо. — Ложись на меня, так удобнее будет.

— Я тебе только мешаю. — Эри всхлипнула. — Ничем не могу помочь! Без меня ты давно бы выбрался...

— А ну, прекращай истерику! — приказал Серый. — Ни хрена бы я не выбрался. Точно так же, как ты, под замком сижу. Наоборот, вдвоём сподручнее. Ну вот, как бы я верёвку резал, если б ты напильник не держала?

— Вдвоём, — проговорила вдруг Эри. Повернула к Серому голову. Глаза у неё странно заблестели. — Вдвоём...

Если бы Серый не провёл последние пятьдесят с хреном часов бок о бок с Эри, не знал доподлинно, что ничего такого и близко быть не может, решил бы, что девчонка дури накурилась. Удивился:

— Ты чего?

А Эри вдруг прижалась к нему. Прильнула тесно, всем телом. Подняла лицо, приблизила сухие, воспалённые губы.

Глаза её мерцали в темноте — бездонные, словно два колодца.

— Поцелуй меня. — Серый это скорее почувствовал, чем услышал.

Почувствовал вместе с жаром приблизившихся полуоткрытых губ. Вместе с тем, как прижалась к его груди высокая девичья грудь...

Почти год прошёл с тех пор, как они с Мраком впервые встретили бункерную. Эри расцвела у него на глазах, из тощей замухрышки превратилась в красивую девушку.

Её даже ожог на щеке не портил, Серый не раз ловил себя на том, что любуется нежной кожей, длинными волнистыми волосами, изящной гибкой фигуркой. Старался отводить глаза, но телу-то не прикажешь. Сколько времени прошло с тех пор, как крайний раз с девчонкой был, лучше не вспоминать...

Желанием накрыло резко — горячей, нестерпимо жгучей волной. В ушах зазвенело. Завороженно глядя Эри в глаза, плохо соображая, что делает, Серый впился губами в её губы. Девчонка отозвалась. Ещё крепче прильнула к нему.

Кажется, ничто и никогда в жизни Серый не ненавидел так, как свои связанные руки. То, что не может обнять Эри, почувствовать её. Прижать к себе, сорвать одежду, которая так мешает...

Мыслей в голове не осталось. Не осталось вообще ничего, кроме этих горячих, с такой страстью открывшихся навстречу губ. Они с Эри опустились на пол.

Укол в плечо Серый почувствовал, но в первый момент не сообразил, что это. Досадливо, успев позабыть о том, что руки связаны, дёрнулся, в тщетной попытке отмахнуться. А в следующий момент понял, что сопротивляться не может.

— Ты болен, мальчик.

Голос Шаман прозвучал громом с ясного неба.

Горячечная волна схлынула. Серый пришёл в себя — и почувствовал, что уколотое плечо деревенеет. Из него выдернули иглу. Серого схватили за связанные ноги и куда-то поволокли.

Теперь уж он протрезвел окончательно. Наваждение спало.

Его тащили по полу. Майка задралась, бетонное крошево впивалось в голый живот. Кто тащит, Серый не видел. А на пороге темницы, перед распахнутой настежь дверью стоял Виссарион. Он смотрел на Серого так, словно тот у него на глазах обратился в чудовище.

— Что?! — рявкнул Серый.

Задёргался, пытаясь вырваться. Из-за спины негромко отозвался Шаман, это он тащил его по полу:

— Тише, мальчик. Тише. — Отпустил Серого, связанные ноги ударились коленями о пол. Теперь Серый лежал у стены, противоположной той, где осталась Эри. — Ты болен, — встав напротив него, повторил Шаман. — Животные инстинкты победили твой разум. Ты напал на свою подругу. Если бы я не вмешался, овладел бы ей прямо здесь. Но я пришёл вовремя.

— Серый... — Виссарион смотрел на него. Губы парня кривились. Жалобно проговорил: — Вы ведь не животные. Вы — люди! — Перевёл взгляд на Эри. Брезгливость на лице сменилась сочувствием. Пообещал: — Шаман вылечит вас.

В глазах у Виссариона Серый, холодея, заметил то же отрешённое выражение, что было у Марии, Георгия, Ариадны — всех, кто оказался у них с Эри в доме вместе с Шаманом. Теперь, выходит, этот гад и до пацана добрался.

— Мать Доброты любит всех своих детей, — подхватил Шаман слова Виссариона. — Даже тех, что утратили человеческий разум. Она учит познавших Истинную Доброту спасать заблудшие души. — Проходя мимо Виссариона, сочувственно тронул его за плечо. — Я понимаю, как неприятно тебе было видеть... то, что увидел. Постарайся поскорее забыть. А этим несчастным я помогу. Обещаю.

— Да ты совсем охренел?! — Серый наконец пришёл в себя. — Что ты мне вколол, тварь?!

Шаман не ответил. Опустился на колени перед Эри. В руке сверкнул шприц.

Девчонка отпрянула. Выкрикнула вдруг:

— Это он! Серый, это Шаман! Это он нас заставил — специально, чтобы отвлеклись! Чтобы не заметили, как он входит! Чтобы ты позволил ему приблизиться!

— И мы не заметили, — дошло до Серого. — Торопится, урод. Значит, времени нет — ждать, пока сами подохнем! Значит, наши близко. Может, сегодня уже появятся... Ты! — Правую половину тела он уже не чувствовал. — Что ты мне вколол?!

— Лекарство. — Серый готов был поклясться, что под капюшоном Шаман улыбается. Он победил и уже не скрывал торжества. — Снадобье, которое поможет вам стать истинными детьми Матери Доброты. Всё, что нужно сделать — принять Её волю. — Опустился на колени рядом с Эри.

— А помрём — значит, не приняли, да?! Отцу с Джеком ты то же самое говорил? Не трожь!

Серый попробовал катиться по полу, но понял, что тело его не слушается. Он уже не мог сдвинуть себя с места. Заорал Виссариону:

— Очнись! Этот урод мне яд вколол, я тела почти не чувствую! А сейчас он её убьёт!

В плечо Эри вонзилась игла. Девчонка истошно завизжала. Попыталась дёрнуться, но Шаман был начеку. Держал крепко.

— Не стой столбом, — надрывался Серый, — сделай что-нибудь!

В глазах Виссариона наконец мелькнуло понимание. Он бросился к Шаману, но силы были неравны. Урод отшвырнул парня легко, словно котёнка. Негромко приказал:

— Остановись.

Виссарион изумлённо замер на полу. Подняв руку, уставился на то, как набухает кровью ссадина на разбитом локте.

А Эри уже не визжала. С ненавистью смотрела на придавившего её к полу Шамана. На вонзившуюся в плечо иглу...

Последнее, что запомнил Серый — мерзкий, ядовито-жёлтый раствор в шприце. И то, как его постепенно становилось всё меньше.

Перед глазами плыло, взгляд не фокусировался. Серый ещё пытался кричать что-то, но слова уже не выговаривались, язык не слушался.

А потом умер и крик.

Глава 32

Мрак

От лечебницы Мрак уходил, держа на прицеле Владимира и мужика, который его вёл. Процессию со стороны не видел, но подозревал, что выглядит она по-идиотски.

Впереди с поднятыми руками шагали эти двое, следом — Мрак с обрезом в руках, рядом верхом ехал Стафка. Мрак рассудил, что ехать раненному всё-таки лучше, чем идти пешком. Ну, и лишний пригляд не помешает — Стафка сидел на спине коня вполоборота, так, чтобы видеть, что происходит сзади. А сзади, на небольшом расстоянии, топало едва ли не всё население посёлка. Охренеть, до чего народ любопытный.

Мрак вдруг вспомнил, что рассказывал Кирилл о людях из посёлка Шамана — о том, как они с Джеком впервые оказались там, и как на чужаков никто не обратил внимания. Только дети, Кирилл тогда сказал, и сбежались...

И снова выходит, что верно он говорил! Что люди зависят от Шамана тем меньше, чем дальше от него находятся. Своим-то, поди, Шаман запрещал нос совать куда попало, вот взрослые и не рыпались. В отличие от местных долбоклюев — что, побросав все дела, топают за ними со Стафкой по пятам. А с бункерными детишками, выходит, даже Шаман сладить не сумел. Встроенное в гены любопытство перевесило.

Вышли они почему-то не на дорогу. Выбрались задами на широкую, утоптанную тропинку — должно быть, к железнодорожному полотну вела она.

Может, и к лучшему, — подумал Мрак. Забор, отгораживающий посёлок, скоро остался позади. Вокруг, куда хватало взгляда, простиралось сорное поле, потихоньку забиваемое подлеском. Трава пока не высокая, густых кустов нету... Это хорошо. Если и остались в посёлке люди, владеющие оружием, спрятаться им тут негде.

— Далеко идти? — бросил Мрак в спины шагающих впереди мужиков.

— Не очень, — неохотно отозвался Владимир.

— Вон, — кивнул вперёд его сопровождающий.

Мрак, приглядевшись, увидел, что вдали действительно блеснули рельсы. Показались какие-то строения. Железная дорога шла, если Мрак правильно помнил карту, параллельно той, что когда-то считалась скоростным шоссе, а сейчас, как и у них в Цепи, осталась единственной в округе.

— А сами-то вы Материной дорогой пользуетесь? Или только Шаману можно?

— Мать Доброты дарит свою милость всем детям одинаково, — проворчал Владимир. Ковылял он с трудом, тяжело опирался на плечо мужика, идущего рядом. — Каждому можно.

— Да ну? И что же, тележек на всех хватает?

— Это называется «дрезина», — наставительно сказал Владимир. — На всех не хватает, но всем перемещаться необходимости и нет. С помощью дрезин мы обмениваемся дарами Матери Доброты с другими посёлками, для этого достаточно двух-трёх людей.

— Барыжите, то есть? — перевёл Мрак. — И сколько ж у вас дрезин?

— На ходу две. И ещё... — Владимир не договорил, осёкся и замолчал.

Сообразил, видимо, что интерес чужака отнюдь не праздный. Но слово — не воробей, уже вылетело. Мрак приободрился. Две дрезины на ходу — отличные новости.

— Только их сейчас нету, — торопливо продолжил Владимир, — уехали, обе! Напрасно идём.

— Да что ты, — усмехнулся Мрак. — И что ж они за дары такие повезли? Семенам поздно, урожаю рано.

Владимир насупленно промолчал.

— Врать поучись, — сочувственно посоветовал Мрак. — Как дитё, ей-богу... Здесь? — они приближались к металлическому ангару.

Владимир надменно замолчал. Больше не проронил ни слова.

Когда подошли, Мрак толкнул мужика, который вёл главу, стволом пистолета:

— Открой дверь.

Тот, нерешительно покосившись на Владимира, потянул в сторону металлический прут, служащий задвижкой. Дверь отворилась.

— Ух ты! — выпалил Стафка.

В глубине помещения темнела колёсами и обшитыми металлом боками дрезина. Выглядела она солидно, было, чем восхищаться.

Мрак цыкнул на пацана. Приказал мужику, кивнув на дрезину:

— Садись.

Тот, и без того бледный, теперь вовсе чуть сознание не потерял. Попятился.

— Зачем?!

— До соседей нас дотолкаешь, — объяснил очевидное Мрак. — Пацан, вишь, подстреленный, и я с одной рукой. Одним тяжело будет.

— Я не поеду! Я... — мужик вцепился в главу посёлка, как в спасательный круг. — А как же он?!

Мрак мотнул головой назад, на толпу:

— С ним и без тебя есть кому нянчиться. Шагай.

Мужик отчаянно замотал головой. Мрак вздохнул. И выстрелил ему под ноги.

Подождав, пока осядет пыль и стихнут заполошные крики, осведомился:

— Ещё вопросы?

— Н-нет, — пробормотал тот.

— Полезай, — Мрак снова повёл обрезом.

Мужик забрался в дрезину. Несмотря на страх, ловко и сноровисто. Высматривая среди толпы самого крепкого, Мрак угадал — мужик расположился внутри металлической тележки привычно, явно не в первый раз.

Сам Мрак разглядывал незнакомую конструкцию с интересом. Это, получается, на такой батя с Кириллом и Джеком почти тысячу километров проехали?..

— Мрак!

И снова рефлекс сработал раньше, чем мозги — Мрак бросился укрываться за дрезиной за полсекунды до выстрела.

Местные оказались не такими уж идиотами — по крайней мере, тот, у кого хватило мужества стрелять. Среди толпы, сопровождающей их от сарая к ангару, вооружённых людей Мрак не видел. Стрелок, должно быть, держался на расстоянии, а сейчас догнал.

Мрак осторожно выглянул из-за дрезины. Отметил, что Стафка — молодец, успел соскочить с коня и тоже ринуться вглубь помещения. Да ещё и его предупредил криком.

Местные, как брызнули в стороны от первого выстрела, так, видать, и разбежались. По крайней мере, в дверном проёме никого не было. Даже того, кто стрелял — этот оказался явно поопытнее Владимира. Хорошо, хоть стрелял снова из обреза. Будь у мужика в руках его, Мраков, глок, так просто он бы не отделался. Хотя, пока ещё и не отделался... Где этот урод? Мрак быстро соображал.

Сам он, если бы охотился на себя, использовал бы момент, когда противник метнулся к дрезине. Ошалелый, пока ещё не соображающий, что происходит и откуда стреляют. Он бы успел оказаться рядом и врезать по темени. Но стрелок — не он. Рисковать не стал, спрятался за пристенком ангара. Идиот. Стены тут — считай, вовсе их нету, рифленые железные листы. Видать, ангар ещё с того как всё случилось стоит. Подлатали маленько, и ладно — дрезина, небось, не стельная корова, ей много не надо. Абы снег не мёл и дождями не полоскало. Пуля эту «стену» прошьёт, как картонную. И, если стрелок не сообразил отбежать подальше, то...

Больше Мрак рассуждать не стал. Выглянул из-за дрезины и выстрелил. В правый простенок, потом в левый.

Снаружи заорали. На разные голоса, и хрен их знает, почему. То ли попал в кого-то, то ли просто так вопят. Разбираться некогда.

Мрак запрыгнул в дрезину. Рявкнул Стафке:

— Сюда!

Пацан два раза повторять не заставил. Подбежал, ухватившись за руку Мрака, подтянулся и перевалился через борт.

— Поехали, — приказал Мрак мужику, скорчившемуся на полу. — Давай, жми!

Рывком за шиворот заставил его подняться, сесть на невысокую скамейку. Сам примостился у мужика за спиной. Проверил обойму — два патрона. Стрелку, если ещё жив, хватит. А если не хватит — вон, в запасе три ствола. Будет из чего Стафке поучиться.

Местный, подбодренный ударом приклада по шее, схватился за какой-то рычаг. Качнул его — раз, другой. Дрезина неспешно тронулась с места.

Когда она выкатилась из ангара, Мрак понял, что больше стрелять не понадобится. Люди окружили убитого. При виде дрезины бросились врассыпную.

— Только попробуй, — пригрозил Мрак, увидев, что Владимир схватил было оброненный стрелком обрез.

Сам почти не рисковал, его прикрывала крепкая фигура пленника.

— Ты убил Даниила! — крикнул Владимир.

— Не хрен было палить, — огрызнулся Мрак. — Не рвался бы в герои, живой бы остался. — Дрезина отъезжала всё дальше.

— Что ты сделаешь с Евгением?

Пленник встрепенулся.

— Женюсь, — буркнул Мрак.

Стафка гыгыкнул.

— Что? — Владимир не расслышал.

— Говорю, дурковать не будет — отпущу, — крикнул Мрак. — Всё. Бывай, братан.

Подождал, пока дрезина удалится на расстояние, с которого выстрелом уже не достать. Выдохнул.

Переместился из-за спины пленника на скамейку рядом с ним и подтащил к себе рюкзак. Раненное плечо горело всё сильнее. А ещё сильнее хотелось жрать.

***

— Это Антип и Евстафий, посланники Шамана. Они торопятся. У них нет времени даже на то, чтобы залечить раны. Владимир просил накормить их и дать приют. А завтра заменить меня на рычагах другим человеком. Мы всю ночь в дороге. Я устал.

Прозвучало это до того фальшиво, что Мрак с трудом заставил себя не скривиться.

Рычаги дрезины пленник, которого звали Евгением, двигал исправно, тут Мрак в выборе не ошибся. А вот актёрским дарованием природа мужика явно обделила. Зазубренный текст в его исполнении звучал тем, чем и являлся — зазубренным текстом.

Если бы не присутствие Стафки, соседи Евгению, возможно, не поверили бы. А забинтованный пацан вызывал у людей сочувствие. И впечатление от бандитской рожи Мрака своей ангельской физиономией — с которой, как успел подметить Мрак, гарантированно млели бабы, — видимо, сглаживал.

Евгения Мрак не отпускал от себя ни на секунду. Предупредил ещё на подъезде к посёлку, в последний раз проверяя, хорошо ли тот запомнил текст:

— И вот что затверди. Рыпнешься нас сдать — пристрелю на месте. Как рыпнешься, неважно. Шаг от меня в сторону сделаешь, слово не то вякнешь, морда мне твоя не понравится — всё, труп. Я могу, сам видел. А вот если уговоришь главного в том посёлке смену тебе дать, порхай домой вольной пташкой. Усёк?

Судя по всему, Евгений решил, что сомневаться в словах Мрака — себе дороже. Он послушно держался рядом с ними, не отходя ни на шаг. На чей-то удивленный вопрос строго ответил:

— Так надо.

«Посланников» осмотрели в местной лечебнице, обработали раны и сменили повязки. Проводили в дом «для гостей», туда же принесли поесть. Засыпать Мрак в это утро не рискнул — Евгению, несмотря на видимое смирение, не доверял. Но день прошёл спокойно, дёргаться пленник не посмел.

Вечером глава посёлка — привычный, судя по всему, и не к таким распоряжениям Шамана, — привёл к гостевому дому крепкого детину. Напутствовал словами:

— Довезёшь до Ростова, а там скажешь Михаилу, чтобы смену дал.

До ангара, где стояла дрезина — на юге такие гордо называли «станциями», — они шли все вместе: глава посёлка, новый возчик и Евгений. С последнего Мрак по-прежнему не сводил настороженного взгляда. Чёрт его знает, вдруг всё-таки перемкнёт?

Погрузились. Новый возчик взялся за рычаги. Дрезина тронулась.

— Храни вас Мать Доброты, — торжественно напутствовал глава посёлка. — Гладкой дороги. А ты не грусти, Андрей. Помощь посланникам Шамана — благое дело! Мать не оставит тебя своей милостью.

— Они не... — Евгений всё-таки не выдержал.

Сорвался с места, бросился вслед за дрезиной. Ещё мог бы её догнать, скорость была пока не большой. Стафка охнул, вцепился в борт. Парень на рычагах вопросительно посмотрел на Мрака.

Тот приказал парню:

— Езжай. Не отвлекайся. — Выпрямился в полный рост и положил руку на кобуру. Бросил Евгению: — Далеко рванул? Забыл, что ли, чего? — выразительно указал подбородком на возчика. Жёстко проговорил: — Раз. — Кивнул на растерянного главу посёлка, от которого они всё больше удалялись: — Два. — Перевёл взгляд на самого Евгения. — Три. — Для убедительности растопырил три пальца.

Три выстрела. Три трупа.

Возчик послушно качал рычаг. Дрезина набирала скорость.

Евгений остановился. Нерешительно оглянулся назад. Снова дёрнулся было вслед за ними.

— Даже не думай, — бросил Мрак.

Он поглаживал рукоять пистолета. Расстояние между дрезиной и догоняющим быстро увеличивалось.

— Спасибо тебе, — прокричал Евгению Стафка. — Храни тебя Мать Доброты!

Евгений отчаянно махнул рукой. Остановился. Догонять больше не пытался.

Скоро его скрыла темнота. Мрак выдохнул. Опустился на скамейку рядом с возчиком.

Пронесло. Если бы этот идиот брякнул хоть слово, пришлось бы валить и его, и главу посёлка — для верности, чтобы хоть как-то выиграть время. А теперь их уже точно не догнать. Дальше Евгений может хоть наизнанку вывернуться — пока вернутся в посёлок, да пока снарядят погоню, времени пройдёт немало. Если вообще рискнут догонять. Да и второй дрезины в ангаре он не видел...

Через три ночи раненное плечо у Мрака поджило. Он уже мог работать обеими руками, дрезина заметно прибавила скорости. От Шамана они, по прикидкам Мрака, отставали теперь максимум на двое суток.

***

— Слушай, Мрак.

Больше они со Стафкой сопровождающих не опасались. «Посланников» местные передавали по цепочке, из одного посёлка в другой, не задавая лишних вопросов. Чёткая, отлаженная схема — именно так, сейчас это было уже ясно, Шаман перевозил детей.

— У?

Мрак после ужина вышел покурить — в коридор, светить рожей на крыльце опасался. Вдруг увидит кто. Он при сопровождающих рот-то старался лишний раз не открывать, а если открывал, то над каждым словом думал. Один раз уже спалился по-дурному, хватит. Стафка, как всегда, увязался за ним.

— А почему мы теперь-то торопимся? Шаман ведь к вам уже не вернётся. Теперь он... ну, на своей земле. Не один. Так просто ты с ним не сладишь.

— Вот именно, что он-то не один. — Мрак уселся на стоящий в коридоре перевёрнутый ящик — в сырую погоду на нём, должно быть, оставляли уличную обувь. Выдохнул дым. — А наши там — одни. А не наших целый посёлок. Шаман ведь наверняка не просто так подорвался. Подставу какую-то затеял, точняк. А на меня его дурь не действует.

Стафка жалобно вздохнул. Попросил:

— Ты можешь объяснить наконец? Что за «дурь»? О чём ты, вообще? Сколько спрашиваю, а ты всё «потом» да «потом»...

Мрак вздохнул.

— Да объяснить-то могу. Только хрена лысого ты поверишь.

— «Хрена лысого», — сказал Стафка и наставительно поднял палец.

— Да блин! Как ещё-то сказать?

— «Блин», — Стафка поднял второй палец.

Они договорились, что при использовании выражений, не подобающих посланникам, Стафка будет Мрака поправлять. Кто ж знал, что неподобающим окажется каждое второе слово?! Мрак досадливо отмахнулся и затянулся сигаретой.

Стафка потрогал забинтованную ключицу. Сел на ящик рядом с Мраком. И серьёзно сказал:

— Я теперь уже, кажется, чему угодно поверю.

— Давай, может, до Серого, а? — взмолился Мрак. — Это он умный. А с меня такой объясняльщик...

— Ничего, я привык. — Стафка выжидающе смотрел на него.

Мрак задумался. Спустя две затяжки сказал:

— Шаман умеет чувства внушать. Поэтому вы такие, типа, добренькие. А не потому, что Мать Доброты. Он вас заставлял думать, что вы добрые, понимаешь? Что никто не хочет врать, там, с соседями ругаться, морды бить.

Теперь задумался Стафка. Растерянно произнёс:

— Так я и правда этого не хочу!

— Да ну? — хмыкнул Мрак.

Стафка покраснел.

— Ну... сейчас мне приходится говорить неправду, да. Мы с тобой обманываем людей. Ты меня стрелять учишь... Но иначе ведь не доберёмся! А я обещал тебе помогать.

— А я предъявляю, что ли? — пожал плечами Мрак. — Наоборот, говорю: в жизни всякое бывает. Не то, чтобы это хорошо, а просто не получается по-другому. Что приходится врать, например.

— Или драться, — пробормотал Стафка. — Или убивать.

— Да, — не отводя взгляда, жёстко кивнул Мрак. — И это тоже. Но в любом случае, ты сам решаешь, что тебе делать. И отвечаешь за это сам. Я в том посёлке, у Владимира, стрелял — так и они в меня стреляли. И если бы ты не влез, я бы, может, там навсегда остался. И тут всё честно, они защищались. А Шаман из вас кукол сделал. Чтобы были такими, как ему хочется. А чуть что не по нём, мозги вам правит.

Стафка нахмурился.

— Как это — правит?

— Ну, заставляет делать так, как ему нравится. Помнишь, ты сам говорил, что как только Шаман у вас в посёлке нарисуется, так сразу все от доброты чуть не лопаются?

— Ну... говорил, да.

— Ну, вот. Это как раз оно и есть.

— А зачем он так делает?

Мрак пожал плечами.

— Да чтоб я знал. Кирилл считает, что в натуре клинит — хочет, чтобы вы счастливы были.

Стафка надолго задумался.

— Я не понимаю... — наконец пробормотал он. — Ты говоришь, Шаман хочет, чтобы мы были счастливы?

— Ну, типа.

— А почему же тогда он в меня стрелял? Какое же это счастье?

— Дак, чтобы ты ему не мешал других счастливыми делать. Он же тут как в раю жил, пока мы не прорезались. Сляпал себе царство со своими порядками. Кто хорошо себя ведёт, тому детишек. А кто поперёк полезет, тому мозги шлифует.

Стафка нахмурился.

— Хочешь сказать, что Шаман награждал людей детьми как было угодно ему, а не как велела Мать Доброты? Что он ослушался Её слова?

Мрак, не сдержавшись, разразился длинной прочувствованной тирадой.

— Да нету, блин, никакой Матери, — со злостью выдохнул он. Раздавил о подошву окурок. — Нету! Сказки это всё.

Стафка обалдело хлопал глазами.

— А... как же? А я тогда откуда?

— Оттуда же, откуда и остальные. Из Бункера. Девчонку помнишь, которая с нами зимой была? Эри? — Мрак произнёс имя и услышал, что голос у него дрогнул.

Чем южнее они забирались, чем ближе становилась Эри, тем труднее было не думать о ней. Не представлять, как она там, что делает. Помнит ли ещё про него? Почти четыре месяца прошло, как расстались... Хотя это — ладно; не помнит, значит, не судьба. Он-то переживёт, не сдохнет. Главное, чтобы с ней самой ничего не случилось. И вот в эту сторону думать было нельзя. От этого на сердце скребли кошки.

— Помню, — кивнул Стафка. — А что?

— Вот она тоже из Бункера. Бункер... — Мрак почесал в затылке. — Блин, как объяснить-то... В общем, есть такое место под землёй, где из специальной машины каждый год получаются дети. Эри в этом месте выросла. И там есть один мужик, который некоторых детей каждый год передавал Шаману. А Шаман их привозил сюда, в ваши посёлки. Вот, по той самой железке, по которой мы сейчас едем. Подбрасывал дитё в Круг, а вам врал, что Мать Доброты подсуетилась. И распоряжался, кому это дитё отдать.

— Правда? — потерянно пробормотал Стафка. В этот раз, похоже, поверил сразу и безоговорочно.

— Угу, — кивнул Мрак. — В Бункере я был. Мы с Кириллом туда ходили перед тем, как мне уйти. Парня видел, который там вырос... Они, кто под землёй живёт, про вас и знать не знают.

— Почему?

Мрак поморщился.

— То другая история, почему... Пошли, и так уж заболтались. Спать надо, — поднялся.

— Погоди, — Стафка вцепился в его рукав. — А как Шаман вот это делает? Ну, с мозгами?

Мрак развёл руками.

— Без понятия. Сам так не умею. И из всех, кого знаю, только Джек да Эри так могут. Но точно знаю, что до моих мозгов добраться у Шамана не получится.

— Что значит — добраться? — Стафка не отцеплялся.

— Ну, как? Вот захочет Шаман, чтобы ты меня убил, например...

— Что-о?! — ахнул Стафка. — Не буду я тебя убивать!

— А куда ты на хрен денешься? Он внушит, что ты меня ненавидишь. А в руках у тебя — вот, например, — Мрак похлопал по кобуре. — Подойдёшь ты ко мне и пристрелишь. А потом будешь думать, что так и надо, что это тебя Мать Доброты попросила. Что ты хорошее дело сделал, потому как я говно был, а не человек. Эльвиру вашу трахнул, Дмитрию рыло начистил, Матери Доброты в Круг нагадил... Не знаю, что там ещё. А может, ты вовсе меня забудешь. Тут уж без понятия, как Шаману больше нравится.

— Не может такого быть, — упрямо проговорил Стафка. — Я никогда так не сделаю!

— Сделаешь, — вздохнул Мрак.

Понял, что просто так от Стафки отвязаться не получится. Сел обратно на ящик и выдернул зубами из портсигара новую сигарету.

— Отец Серого командиром отряда был, который от нас на юг пошёл. Это уж, получается, больше года назад было. Уходило их пятеро, четыре мужика и женщина. Одного мужика зарезали в лесу — потому что Шаман внушил вашим, что мы у них детей отберём. Второй мужик в горах погиб, Шаман там ловушку устроил. Отец Серого и ещё один мужик, Джек, к Шаману в плен попали. А когда женщина, Олеся, пришла их освободить, Шаман заставил Кирилла её убить. Кирилл сказал, что ничего с собой поделать не мог. Ему дали нож, он подошёл к Олесе и в сердце пырнул. Хотя с детства её знал, она его наставницей была. И сам Кирилл — взрослый дядька, не пацан сопливый. У нас в посёлке его все слушались... А ты говоришь — «не сделаю». — Мрак замолчал. Закурил.

Стафка тоже растерянно притих.

— Но... Это ведь... Так нельзя! — выдавил после долгого молчания.

— А стрелять в тебя — можно было?

Стафка опустил голову.

— А ты ещё спрашиваешь, почему я так бегу, — буркнул Мрак. — Для того и бегу, чтобы помочь, если вдруг что! На меня-то Шаманова дурь не действует. Меня он точно не заставит на своих кидаться.

— А как ты узнал, что не действует?

— Эри сказала. Она когда-то сама пыталась ко мне в башку залезть, но не получилось. Она говорила, что будто на стену натыкаешься.

— А может, и я такой, как ты? — вскинулся Стафка.

Мрак пожал плечами.

— Может быть. — И тут же отрезал: — Только проверять не будем, ясно? Больше ты к Шаману на километр не подойдёшь.

— Ну...

— Хер гну! Всё. Теперь уж точно — хорош трепаться. Вали спать.

Глава 33

Мрак

На последних перегонах от сопровождающего Мрак отказался, до посёлка Шамана толкал дрезину сам. Плечо почти зажило, а лишние глаза и уши не нужны. Да и время дополнительное появлялось: ни ему, ни Стафке в комбезе рассветы и закаты были не страшны.

Что будет делать в посёлке Шамана, Мрак не знал. Плана у него не было никакого, и вообще соображалось плохо. Только будто толкало в спину, с каждой ночью всё сильнее: надо спешить. Уставал, как сволочь, но спалось плохо, Мрак заставлял себя вырубаться на несколько часов — иначе не восстановишь силы.

Карту он давно выучил наизусть. Если верить карте, путь должен был закончиться не в самом посёлке, а примерно в километре от него, на другой стороне реки, до того как всё случилось железнодорожная ветка проходила там. Мост на карте обозначен не был. Но ведь как-то Шаман в свой посёлок попадал?.. Ладно. Упрёмся — разберёмся.

Где останавливаться, гадать не пришлось: рельсы попросту закончились. Железнодорожное полотно уткнулось в «станцию», как две капли воды похожую на те, что они со Стафкой видели в посёлках по пути сюда. Строение просто выросло на пути, преградив дорогу.

— Всё. Походу, приехали.

Мрак спрыгнул с дрезины. Подхватил рюкзак. Дёрнулся было — открыть двери ангара, закатить дрезину внутрь, но плюнул. Хрен с ней, потом. Надо спешить.

Приказал Стафке:

— Со мной не ходи. Схоронись где-нибудь и сиди тихо. Я сам тебя найду.

Спорить Стафка не стал — успел привыкнуть к мысли, что бесполезно. Насупленно спросил:

— Где схорониться?

— Погляди, домов вокруг полно, — Мрак махнул рукой. Посёлок был явно нежилым. — Разберёшься, не маленький.

— А ты?

— Я до реки дойду. Мост поищу, или брод. Перебирался же как-то Шаман на свою сторону.

— А... — Стафка не договорил.

До них донёсся крик. Чуть слышный, приглушённый расстоянием, но этот голос Мрак узнал бы из тысячи. Посмотрел на Стафку — тот тоже стоял, разинув рот. Прислушивался.

Значит, точно не почудилось. Значит, не зря на сердце скребло. Не зря гнал, будто с цепи сорвавшись...

Мрак побежал. Напролом, не разбирая дороги, к виднеющимся вдали домам. Если бы спросили, откуда знает, в какую сторону бежать, не сумел бы ответить. Как не сумел бы сказать, что ему помогает ориентироваться.

Мрак начал ходить по лесным тропинкам раньше, чем научился говорить. Лес с самого рождения стал частью жизни, он чувствовал себя в нём так же, как отец или Джек среди бетонных развалин. И если в их детстве эпоха «до того как все случилось» казалась ушедшей недавно, о ней живо напоминали многоэтажные здания, линии электропередач, светофоры, дорожные ограждения и ржавые остовы автомобилей, то по мере того, как взрослел Мрак, остатки уходящей цивилизации всё увереннее захватывал лес.

Асфальт взламывали побеги молодых деревьев. Пустынные улицы городов и поселков заметало пылью, заносило снегом и заливало дождями. Сквозь щели в дорожных покрытиях, в стенах, крышах, фундаментах домов пробивались трава и бурьян. Столбы и провода оплетали вьющиеся растения. В провалах крыш вили гнёзда птицы, на газонах бывших парков и скверов лакомились желудями кабаны. Природе понадобились меньше сорока лет, чтобы вернуть себе то, что человек завоёвывал веками. «До того как всё случилось» стиралось с лица земли стремительно и неумолимо. «Лесом» в посёлках Цепи привыкли называть то, что начиналось за воротами. Сразу после того, как заканчивался посёлок, в свои права вступал лес. И Мрак в этом лесу был дома, в родной стихии — с самого детства.

Примятая трава, сломанная веточка, ободранная кора дерева — он привык подмечать всё, каждую мелочь. Для Мрака лес не молчал никогда. И здесь, в заросшем сорной травой и кустарником мёртвом посёлке, он ни на секунду не задумался, куда бежать. Взгляд привычно выхватывал следы, заметные только ему.

Сбитые капли росы на широких листьях подорожника. Чёткий след подошвы возле лужи. Оборванный вьюн, отброшенный в сторону. Клочья паутины на ежевичной плети — кто-то пёр через кусты напролом...

Крики больше не доносились, но Мрак был уверен, что не сбился с дороги ни на шаг. Его словно вело — то необъяснимое чутьё, что позволяло выслеживать животных. Приметы, которые видел по дороге, лишь убеждали: он на верном пути. Эри тут, он чувствовал это. Уже недалеко, уже рядом.... Увидев на окраине посёлка приземистую бетонную коробку с металлической дверью и единственным окошком под плоской крышей, Мрак понял, что вот она — цель.

— Серый! — с губ рвалось другое имя, но выкрикнуть его Мрак не посмел. Позвал ещё раз: — Серый!

Оставшееся расстояние одолел в несколько секунд. Подбегая, увидел мелькнувшую внутри домика тень: дверь закрывали. Стрелять Мрак не решился, не видел, кто там. Просто прибавил ходу — хотя казалось, что уже некуда. И схватился за приваренную к двери скобу-ручку в последнюю секунду, не позволив захлопнуть. Рванул на себя.

Шаман отпустил дверь — иначе от такого рывка вылетел бы на улицу. Отпрыгнул вглубь помещения. Быстро огляделся вокруг — и дёрнул за руку какого-то парня. Прикрылся им, словно живым щитом — увидел пистолет в руке у Мрака.

Парня Мрак не узнал. Отметил, что физиономия знакомая, но это мелькнуло на краю сознания, больше на него не смотрел.

— Мрак...

Эри лежала на полу. Ноги связаны по щиколоткам, руки — за спиной. Волосы, обычно собранные лентой, свалялись, рассыпались прядями, испачканными в бетонной пыли. Одежда — такая же грязная, а на осунувшемся лице Мрак увидел след зажившего ожога. Из плеча Эри торчал шприц с остатками ядовито-жёлтого раствора.

— Мрак... — Эри, казалось, не могла поверить, что это он.

Мрак подскочил к ней, выдернул шприц. Сперва выдернул, потом спохватился:

— Что это?! — вдруг лекарство какое, мало ли. Положил шприц на пол.

Выхватил из чехла нож, полоснул по верёвкам на руках и ногах Эри. Думал, застонет от облегчения — а она будто и не заметила, что свободна. Стянутые вместе запястья отделились одно от другого, словно неживые. Руки бессильно упали по две стороны от тела. Щиколотки вздрогнули.

— Яд, — с трудом проговорила Эри. — Шаман нас отравил. Серого и меня.

Только сейчас Мрак понял, что фигура на полу в дальнем, противоположном от того, где лежала Эри, углу — Серый.

Не сводя глаз с Шамана — чёрт его знает, что может выкинуть, — Мрак метнулся к другу. Походя с остервенением размазал подошвой по полу шприц.

Серый был связан по рукам и ногам — так же, как Эри. Такое же осунувшееся, припорошенное бетонной пылью лицо с мёртвыми, сухими губами.

Мёртвыми... Мрак похолодел. Прижал пальцы к шее друга, щупая пульс. Не почувствовал. Прижался ухом к груди.

Стук сердца расслышал не сразу. Медленный, ленивый — как будто сердце заставляло себя стучать.

— Жив, — выговорил Мрак. Бросил Эри: — Что тут за херня творится?! Где Джек?

У девчонки изменилось лицо. Мрак перевёл взгляд на Шамана. Тот застыл, удерживая перед собой парня — Мрак наконец узнал Виссариона. Повторил:

— Где Джек?

— Злой человек погиб.

— Что?! — Мрак вскочил.

Секунда — и оказался возле Шамана. Отшвырнул от него Виссариона, схватил урода за грудки. Встряхнул так, что слетел капюшон. Прошипел:

— Тварь! Убью!

Виссарион вдруг прыгнул на него сзади — вот уж чего Мрак почему-то не ожидал. Парень с визгом вцепился в его шею, повис, пытаясь задушить. Мрак саданул локтем назад. Судя по раздавшемуся всхлипу, угодил, куда целился — в солнечное сплетение. Ещё один удар, и руки Виссариона разжались.

Избавившись от помехи, Мрак повалил Шамана на пол. Придавил горло. С ненавистью прошипел:

— Мало ты от меня огрёб. — Врезал уроду справа по челюсти.

Клацнули зубы, но больше Шаман не проронил ни звука. Мрак снова его встряхнул.

— Что с Серым?! Что ты ему вколол, сволочь?!

— Ты ничего не добьёшься, — прохрипел Шаман.

Его тускло-зелёные, навыкате, глаза смотрели уверенно, без страха. Мрак сильнее, у него оружие — Шаман это отлично понимал. Но победителем считал себя.

— Ты можешь избивать меня. Можешь убить — твоему другу это не поможет. Он скоро умрёт. Как и подруга. — В глазах сверкнуло торжество.

Виссарион за спиной у Мрака вскрикнул. Бросился к Эри.

— Она тоже умрёт?!

— Она не готова принять Мать Доброты, Виссарион. — Голос Шамана мгновенно изменил интонацию. Стал мягким, напевным. — Эта девушка слишком глубоко погрязла во зле. Ты ведь был здесь. Ты видел, с каким животным, недостойным человека вожделением она и её самец упивались друг другом.

— Чего? — изумился Мрак.

— Но она же ещё жива! — Виссарион умоляюще смотрел на Шамана. — Её ведь ещё можно спасти! Она будет молиться Матери Доброты. Она станет хорошей, добродетельной девушкой. Я помогу ей избавиться от пороков, обещаю!

— Поздно, Виссарион. Она умирает. Но ты можешь молиться о...

— Щас ты у меня молиться будешь!

Мрак схватил Шамана за шиворот, потащил к Эри. Выкрикнул, глядя на неё:

— Как?! Ты же сильнее его! Почему ты не...

— Я больше не сильнее. — Эри смотрела виновато, будто просила прощения. — Я теперь обыкновенная. Джек... Он...

— Злой человек погиб, — повторил Шаман. Торжество в голосе уже не пытался скрывать. — Злой человек усомнился в силе Матери Доброты — так же, как сомневался этот мальчик, — дёрнул зажатой в захвате головой в сторону Серого. — Как сомневается она, — кивок на Эри. — Как сомневаешься ты сам! Злой человек погиб. Эти двое — в шаге от смерти. И ты тоже умрёшь. Мать Доброты не допустит...

— Заткнись, тварь! — в бессильной злобе выкрикнул Мрак.

Он не знал, что ещё сказать. Как и понятия не имел, что ему делать.

Джек погиб. Серый без сознания. Эри лишилась способностей...

— ... не допустит зла на земле своих детей, — будто не услышав его, продолжил Шаман. — И, если ты не примешь Мать Доброты, тоже умрёшь. Не плачь, Виссарион, — обратился он к парню. — Лучше помолись Матери — о том, чтобы хотя бы это заблудшее дитя прислушалось к моим словам. Его ещё можно спасти.

Виссарион всхлипнул. Встал на колени. Глаза его помутнели, парень словно выпал из реальности. Затянул:

— Радость, радость, непрестанно...

Мрак вдруг вспомнил, что четыре месяца назад уже наблюдал такое — на горной дороге. Где точно так же, как Виссарион сейчас, начали опускаться на колени и петь спутники Шамана. На дороге, где они погибли бы все, если бы не Эри...

Эри!

Одной рукой продолжая удерживать Шамана, другой Мрак влепил Виссариону затрещину. Рявкнул:

— Заткнись!

Парень обалдело замолчал. В себя не пришёл — так и продолжал экстатически раскачиваться, стоя на коленях, — но больше Мрак на него внимания не обращал. Он смотрел на Эри.

Не знал, чего ожидал увидеть, когда бежал сюда — но точно не это. Не этот беспомощный, виноватый взгляд. Если бы не догадывался, что бесполезно, он бы и ей по башке двинул.

Мысли, наверное, читались по лицу. Потому что Эри пробормотала — ещё потеряннее, чем смотрела:

— Прости меня. Я, правда, не могу. Я...

— Головка от х..я! — рявкнул Мрак. — Тебе эта тварь сказала, что Джек погиб? — он встряхнул за шиворот Шамана.

— Да...

— Дак, он нарочно так сказал! Специально, чтобы ты раскисла! Может, на самом деле...

— Нет. — Эри мотнула головой. — С ним ещё Лазарь был. Он подтвердил.

— Так тем более!

Болтовня никогда не была его сильной стороной, Мрак предпочитал действовать. А для того, чтобы говорить, рядом всегда был Серый... Мрак перевёл взгляд на лежащего неподвижно друга, и крышу сорвало от злости окончательно.

— Тем более! — гаркнул он. — Я знаю эту тварь, успел изучить. Он всегда оставляет лазейку. Всегда! Если есть яд — должно быть противоядие. Так? — Мрак резко развернул Шамана лицом к себе.

— Нет, — отрезал тот. — Противоядия не существует!

— Залезь к нему в мозги. — Мрак, с трудом сдерживая желание свернуть Шаману шею, подошёл к Эри, опустился на пол. Урода заставил сесть рядом с собой. — Серого ещё можно спасти, наверняка! И тебя тоже. Я бы эту тварь ломтями настругал, чтоб разговорить, но ведь время уйдёт... Вскрой ему башку!

— Не могу. — Эри поджала губы.

— Можешь. — Мрак положил ладонь ей на руку. — Всё ты можешь. Давай.

— Мрак. Мы... — у Эри дрогнули губы, она беспомощно оглянулась на Серого.

— Полчаса назад твоя любимая лежала под твоим лучшим другом, — вклинился Шаман. Голос у него снова изменился, наполнился фальшивым сочувствием. — Она вожделела его, а твой друг отвечал взаимностью. Они сливались в таких страстных лобзаниях, что повергли в шок невинное дитя, — Шаман указал подбородком на раскачивающегося в такт неслышимым псалмам Виссариона. — И последний человек, о котором думали, это ты!

— Дитя зря поверглось, — буркнул Мрак. Сам удивился, что получилось ответить так ровно. Не подвёл голос, не выдал, что сердце сжалось в ледяной комок. — Глядишь, научилось бы чему. Я в его годы уже не подглядывал.

— Мрак! — снова встрепенулась Эри. — Мы...

Он мотнул головой:

— Не знаю и знать не хочу. — Крепко сжал её ладонь. Посмотрел в глаза. — Спаси Серого, ясно? Не теряй времени! Доберись до этой твари, — он дёрнул Шамана за шею, заставляя его подвинуться ближе. Приказал: — Смотри на него! Это он убил Джека, а тебя превратил в тряпку. Он погубит и тебя, и Серого — а своим будет втирать про Мать Доброты. Или наврёт, что это я вас убил. Или ещё чего похуже!

Эри вдруг накрыла ладонь Мрака, которой сжимал её руку, своей. Стиснула пальцы. Мрак едва не вздрогнул — до того они показались холодными. Пробормотала, посмотрев на его плечо:

— Ты ранен?

Мрак поморщился:

— Фигня, зажило уже. — И твёрдо, напористо продолжил: — Я пришёл. Я с тобой. И мне плевать, что у вас тут было! Я от тебя никуда не денусь, поняла?

Эри вдруг всхлипнула. Но теперь уже не беспомощно — зло. Ещё крепче обхватила ладонь Мрака. Уставилась на Шамана.

Мрак продолжал держать его в захвате.

Казалось, что ничего не происходит, но Эри вдруг смертельно побледнела. На висках выступила испарина, ледяные руки до боли стиснули ладонь Мрака.

А ему отчего-то до зарезу захотелось отвернуться. Не смотреть ни на неё, ни на Шамана. Накрыло волной необъяснимой паники, отчаянного страха — непонятно перед чем. Для того, чтобы заставить себя не отводить взгляд, не зажмуриться, пришлось собрать всю волю.

А Шаман вдруг закричал.

Истошно, протяжно. Мрак увидел, как из крупного, приплюснутого к черепу так плотно, что казалось приклеенным, уха заструилась кровь. Потекла по морщинистой шее ему на рукав.

— Больно? — выговорила Эри. До сих пор Мрак не думал, что девчонка может говорить с такой ненавистью. Ответа она не ждала. — А будет ещё больнее! Я расплавлю тебе мозги. Клянусь — я слеплю их в комок и расплющу, как тесто. Раскатаю вот по этому полу! — Эри выпустила ладонь Мрака, приподнялась на руках. Смотрела в глаза Шамана, не отрываясь. — Я уже поняла, что противоядие есть. Где оно? Говори!

Шаман замолчал. Его била дрожь.

— Говори! — прикрикнула Эри. — Правду! Соврёшь — я почувствую.

Шаман снова закричал. Кровь хлынула сильнее, текла уже и из ушей, и из носа.

— Говори! — по грязному лицу Эри заструился пот.

Прозрачные капли прочертили дорожки на щеках, оставленный след перечеркнул косой ромб ожога.

Шаман кричал. Эри рывком, опершись на одно колено, села. Мрак вдруг понял, что левая сторона тела её не слушается.

— Ты не представляешь, как мне хочется тебя убить, — со страшным, незнакомым остервенением проговорила Эри. — Каких усилий стоит сдержаться... Говори, тварь!

И снова — ничего не произошло. Но крик Шамана стих.

Эри не отрывала глаз от его лица. Медленно, с усилием, будто читая плохо различимый текст, зашептала:

— В лечебнице... В аптеке... Маленькая бутылочка... С красным раствором... На пробке вырезана цифра... Восемь. — Рука Эри подломилась, она рухнула на пол. Уже лёжа, с усилием приподняв голову, закончила: — Беги. У Серого тридцать минут. У меня... — Эри не договорила. Глаза закрылись.

Заглянув под веки, Мрак понял, что девчонка без сознания. Как и Виссарион — он тоже лежал на полу. В какой момент прекратил раскачиваться и рухнул мордой в пол, Мрак не заметил. Да и чёрт с ним, сам себе помог. Хоть этого по башке стучать не придётся. Очухается — ни Серому, ни Эри ничего плохого не сделает, в этом Мрак почему-то был уверен. Виссарион напал на него не сам, это точно. И херню всякую нёс, псалмы распевал — тоже не по доброй воле.

Мрак вскочил, заставил подняться Шамана. Приказал:

— Веди. Бегом. И если окажется, что это не самая короткая дорога, ты пожалеешь, что сейчас не помер.

Глава 34

Мрак

Как быстро узнал Мрак, моста через реку не существовало. То ли смыло сразу после катастрофы, во времена, когда бурно разливались все реки в округе, то ли вовсе никогда не было. Быструю горную речушку переходили вброд.

Попытку Шамана сбить его с пути, увести в сторону Мрак заметил сразу. Намётанный глаз легко отличал тропинки, хоженые недавно, от тех, которыми сто лет никто не пользовался. Он съездил уроду стволом по шее. Пригрозил:

— Ещё хоть на шаг с дороги собьёшься — пристрелю.

Больше Шаман дурковать не посмел. Спустился к броду.

На дне речушки, на расстоянии шага друг от друга были уложены крупные камни. Их примерно на высоту ладони закрывала вода. Не зная, где лежат камни, если не высматривать специально, брод в жизни не отыщешь. Переходя через речку, Мрак и остов моста вдали разглядел. Выходит, его намеренно не восстанавливают, перебираться на ту сторону разрешено только избранным. Даже о существовании дрезины в посёлке, должно быть, известно не всем.

— Меньше знают — крепче спят, да? — вырвалось у Мрака. — Не пускаешь сюда никого?

Шаман не ответил. Молча перескакивал с камня на камень. Мрак прыгал следом — настороженный, в любой момент ожидающий подставы.

Ледяная вода речушки доходила до щиколоток. Шаман попытался разуться на берегу, но Мрак не позволил, заставил идти в обуви. Времени и так в обрез. Течение времени он всегда хорошо чувствовал, как будто часы в голове тикали. Мог поспорить на что угодно, что с момента их ухода из бетонной коробки, обращенной Шаманом в темницу, прошло около десяти минут. Значит, осталось двадцать. А значит, когда он добудет противоядие, назад придётся бежать втрое быстрее.

Мрак отчего-то был уверен, что при переходе через реку Шаман попытается столкнуть его в воду, но ничего не происходило. Шаман, подобрав полы плаща и сосредоточенно глядя под ноги, быстро перебрался на другую сторону. На Мрака он не оглядывался.

Сразу за бродом начинался подъём, неприметная тропинка вверх. Она, как оказалось, вела к калитке в живой изгороди, на задах посёлка Шамана.

По тропинке и дальше, по улице посёлка, Мрак заставил Шамана бежать. Времени оставалось всё меньше.

— Вякнешь хоть слово — пристрелю, — предупредил, грозя пистолетом. — Бегом! Пшёл!

Шаман, повинуясь пинку, побежал. Как ни странно — Мраку показалось, что действительно поспешно. Он-то был готов к тому, что Шаман станет тянуть время, приготовился бить и угрожать — но ничего подобного не происходило. С тех пор, как Шаман перебрался через реку, его будто подменили. Теперь он и впрямь почему-то нёсся со всех ног. На изумлённые возгласы встречных на улице посёлка не отвечал и звать на помощь не пытался.

Мрак тем более помалкивал. Он не понимал, что затеял Шаман. Всё, что мог, это смотреть в оба. В прошлый раз Мрак провёл в посёлке Шамана около двух суток, потом они ушли. Однако нехитрую планировку шаманского обиталища запомнить успел.

В центре посёлка, рядом с Лунным Кругом и портретом Матери Доброты, находились дом Шамана и лечебница — два длинных одноэтажных здания, похожие друг на друга, как братья-близнецы. Как и все дома в посёлке, они были по самые крыши увиты диким виноградом, окружены цветущими клумбами и кустами роз.

Шаман устремился к лечебнице. Взбежал на крыльцо, едва не сбив с ног вышедшую Серафиму. Тётка изумлённо ахнула:

— Храни тебя Мать Доброты! Что случилось?! Почему ты так рано вернулся?! Кто это? — уставилась на Мрака.

«А мне вот интересно, откуда вернулся, — мелькнуло в голове у Мрака. — Вряд ли ведь сказал, что уходит чужаков травить».

— Не мешай, — попросил Серафиму Мрак.

Отстранил кудахчущую тётку с дороги. И прошёл вслед за Шаманом в помещение, которое здесь гордо именовали «аптекой», это он запомнил ещё по прошлому разу.

Небольшая комнатка, уставленная шкафчиками со стеклянными полками. Рядом с окном — рабочий стол, тоже накрытый стеклом. Загромождённый пробирками, колбами, ретортами и прочей хренью, которой Мрак названий-то не слыхал. Из приборов он опознал только микроскоп, видел такой в лаборатории у Кирилла, да крохотные, словно игрушечные, весы.

Шаман, войдя в «аптеку», остановился посреди помещения.

— Чего застыл? — поторопил Мрак. — Противоядие! Быстро! — Он встал между Шаманом и дверью, на пороге которой образовалась Серафима.

Из-за плеча Серафимы выглядывала вторая женщина, Мрак не помнил, как её зовут.

— Шаман! — изумлённо окликнула она. — Что случилось?

— Пока — ничего, — буркнул Мрак.

До него вдруг дошло, почему Шаман так стремился побыстрее оказаться дома. Тётки — ладно, с тётками он, допустим, справится. А если у этого гада хватит пороху на то, чтобы весь посёлок сюда пригнать?

Мрак ухватил Шамана за шиворот, заставил встать впереди себя. Ткнул в спину стволом. И вместе с Шаманом попёр на застывших в дверях женщин. Прокомментировал:

— Чтобы и дальше ничего не случалось, валите отсюда. Ну?!

Шаман оказался в крайне неудобной позиции — зажатым между Мраком и перепуганными женщинами. Если и планировал заставить их наброситься на Мрака, как полчаса назад заставил Виссариона, из такого положения это никак бы не получилось. Шаман загораживал дорогу собой, а в спину ему упёрлось дуло.

— Топайте отсюда, — повторил Мрак. — Живо! — Подтолкнул Шамана вперёд.

Тёткам пришлось отступить в коридор. Серафима при виде пистолета побледнела и запричитала, вторая женщина взяла её под локоть.

— Что происходит, Шаман? — Эта смотрела на Мрака без страха. Да и в целом выглядела не такой дурой, как Серафима.

— Вам лучше уйти. — Шаман ответил не сразу. И голос звучал странно — так, будто его обладатель находился не здесь. Будто не особо отдавал себе отчёт, с кем разговаривает, и ему на это, по большому счёту, плевать. — Этот человек однажды уже приходил на нашу землю. Его соратники уже принесли нам горе. Теперь он вернулся. Он не станет разбирать, кто перед ним — мужчина, женщина или ребёнок. Его рука не дрогнет. Уходите.

Серафима вскрикнула. Вторая женщина поджала губы. Мрак с трудом подавил желание съездить Шаману по уху. Он быстро осматривался.

Тётки мешают, но и выставить их из здания нельзя, кипиш поднимут. И так, небось, уже толпа народу сюда несётся, уходить придётся с боем.

Аптека находилась справа от входа в здание. Сразу за ней, следующая и последняя по коридору комната предназначалась для отдыха персонала лечебницы и самого Шамана — в прошлый визит Серафима с придыханием рассказывала Кириллу, что «заступник» проводит в аптеке долгие часы, колдуя над лекарствами. До того засиживается, что иной раз и дневать остаётся тут. Кирилл, слушая, морщился, словно от зубной боли — уж кому-кому, а ему было хорошо известно, над какими «лекарствами» колдует Шаман. Налево от входа в длинный коридор выходили ещё три двери. Первая — смотровая, следующая — палата для лежачих больных, это Мрак помнил по прошлому разу, Джека и Кирилла после боя на дороге уложили там. Помнил он и то, что двери не запираются. А вот самая дальняя дверь оказалась снабженной накидным крючком — должно быть, без запора отходила от косяка.

— Туда шагайте, — приказал женщинам Мрак. Указал пистолетом на дверь с крючком. — Что там?

— Кладовка, — всхлипнула Серафима. — Постельное белье храним, полотенца. Перевязочный материал...

— Здесь лечебница, — вмешалась вторая женщина, — Тут нет ничего из того, что могло бы тебе понадобиться. Ты напрасно нам угрожаешь.

— Шагайте, а? — взбесился Мрак. — Что мне понадобилось, не ваше дело. Ваше — свалить и не отсвечивать.

Он толкнул Шамана в спину стволом и погнал его дальше, заставляя наступать на женщин — до тех пор, пока вся группа не оказалась рядом с кладовкой.

— Открой дверь, — приказал Мрак второй женщине, она явно соображала лучше Серафимы. — Быстро!

Женщина, оглянувшись на Шамана, открыла.

— Заходите. Ну! — прикрикнул Мрак, не позволяя тёткам снова начать голосить.

И, едва дождавшись, пока обе скроются внутри каморки, накинул на дверь крючок. Понимая, что преграда — плёвая, пригрозил:

— Не рыпаться мне! Услышу, что выбраться пытаетесь — муженьку вашему башку отстрелю.

Тётка, которая поумнее, что-то забормотала из-за двери, Серафима запричитала. Мрак не слушал. Схватил Шамана за рукав и потащил по коридору обратно к аптеке.

Теперь Шаман уже не бежал. Упирался в открытую, Мраку пришлось подгонять его пинками. Он физически чувствовал, как убегают драгоценные секунды. Не выдержав, схватил Шамана за шиворот и поволок. Урод оказался неожиданно тяжёлым. Да ещё и продолжал упираться, мокрые ноги в дурацких плетёнках дёргались, пытаясь притормозить о доски пола.

— Отпусти его.

Борьба с Шаманом отвлекла внимание. Вперёд Мрак не смотрел. А услышав голос, замер. Даже не поднимая головы, понял, что произошло.

Слишком знакомо звучал голос. Отрешенно — как будто тот, с кем разговаривал его хозяин, находился не здесь.

— Не выдержал? — со злостью бросил Мрак. — За мной увязался, да?

Стафка не ответил.

Он стоял в коридоре, рядом с дверью в аптеку. Вокруг обуви медленно скапливались лужи. И штанины внизу были мокрыми.

— Где он тебя подцепил? — горько спросил Мрак. — У реки, да? Меня искал?

Стафка не ответил. Он смотрел мимо Мрака и медленно раскачивался с носков на пятки. Правую руку держал у груди, за полой рубахи.

— Отпусти Шамана.

— Щас.

Мрак потащил урода дальше. Стафка выбросил вперёд руку. В руке он держал пистолет.

Мрак рванул Шамана на себя, прикрываясь. В пистолете опознал Стечкин. Вспомнил, что у Кирилла был похожий — он и есть, наверное.

Шаман, походу, Стафку ещё по дороге почувствовал. Возле реки — то-то потом понёсся, как ошпаренный. Заставил пацана помалкивать и незаметно идти за ними. Стремился поскорее привести Стафку к своему убежищу в соседней комнате, чтобы вытащил из укромного угла оружие. А уж целиться и стрелять Мрак Стафку самолично учил, в дороге было время...

— Я тебя убью, — сказал Стафка.

— Попробуй, — кивнул Мрак. — Только сперва его убить придётся. — Он продолжал удерживать Шамана перед собой.

Сам лихорадочно соображал. Оглушить Шамана, да хоть шею ему свернуть — не проблема, одного движения хватит. Но как он тогда опознает противоядие? Времени и так всё меньше, едва ли пятнадцать минут осталось. Нет, эта тварь пока нужна живой и в памяти.

Оглушить Стафку?.. Но как к нему подобраться, если у пацана пистолет в руке? Если он только и ждёт, собранный и не отводящий пристального взгляда, когда Мрак устанет держать захват?

— Отпусти пацана, урод, — с ненавистью сдавливая горло Шамана, процедил Мрак.

Шаман хрипло рассмеялся.

— Твоя вера в грубую силу умиляет. У тебя нет времени на то, чтобы причинять мне физическую боль. А духовно я намного сильнее тебя. Я...

— Нет времени, говоришь?

Левой рукой Мрак держал Шамана в захвате. Правой приставил к бедру Шамана пистолет и выстрелил. Урод взвыл — истошно, в голос.

— Мало?! — ненавистно прошипел Мрак. — Добавить?! — а сам не сводил глаз со Стафки.

Мутные глаза пацана на миг посветлели. В них мелькнуло узнавание, потом удивление.

— А... — изумленно начал Стафка. — А... — и вдруг, снова помутнев глазами, бросился на Мрака.

Шаман, видимо, сумел справиться с болью и вернуть себе контроль над мальичшкой.

Стафка метнулся в сторону. Выстрелил, целясь Мраку в голову. Подвело отсутствие навыка — не снял пистолет с предохранителя. В следующую секунду Стафка попытался исправить оплошность, но дожидаться, пока он это сделает, Мрак не стал. Ударом ноги выбил оружие.

— Не трожь! — рявкнул, увидев, что Стафка нацелился его поднимать.

Пацан будто не услышал. К пистолету, отброшенному к стене, они рванули одновременно: здоровенный Мрак, одной рукой удерживающий Шамана, и тощий, юркий Стафка. Пацан успел первым. Выхватил пистолет у Мрака из-под носа, снова отпрыгнул в сторону, пытаясь прицелиться.

Мрак, не разгибаясь, выстрелил. Пуля вонзилась в стену над головой Стафки.

Этого хватило. Пацан вскрикнул, отвлёкся, и в это мгновение Мрак выпустил Шамана. Уронил подсечкой на пол и придавил ногой. Попытался дотянуться до Стафки, выбить из цепкой ладони пистолет, но не сумел — Стафка увернулся.

— Очнись ты, ну! — теперь уже целясь в него всерьёз, крикнул Мрак. — Это ведь он в тебя стрелял! Шаман тебя ранил, помнишь?!

Вместо ответа Стафка выстрелил. И в этот раз осечки не было.

Пуля попала Мраку всё в то же злополучное правое плечо, целиться Стафка толком пока не научился. Но следующим выстрелом он не промахнётся, это Мрак понял вдруг так ясно, будто увидел собственными глазами.

Он навсегда останется лежать здесь. И не спасёт, ни Серого, ни Эри.

Эри...

Мрак взвыл от отчаяния. И выстрелил сам.

Глава 35

Эри

Я нужна ему

Эри не знала, откуда пришло это понимание. Услышать эмоции Мрака не пыталась с тех пор, как тысячу лет назад, в самом начале пути на юг, попробовала это сделать — и наткнулась на ледяную стену. А сейчас, лёжа в полузабытье, вдруг отчётливо поняла, что Мраку нужна её помощь. Что-то изменилось сегодня — в момент, когда она держалась за его горячую руку. Когда услышала его боль. Его ревность, отчаяние. И его жгучую, безумную надежду — Эри должна победить. Она сумеет, она справится! Без его веры, его великодушия ничего бы не было, это Эри знала точно. Она не смогла бы вернуть себе то, что вдруг исчезло. Не сумела бы вырвать у Шамана признание.

А сейчас что-то не так с самим Мраком. Что-то случилось. И Мрак нуждался в помощи Эри не меньше, чем незадолго перед тем нуждалась она. Надо идти.

Эри приподнялась. И поняла, что самостоятельно не сумеет даже встать, левую сторону тела почти не чувствовала. Услышала странный звук. Не сразу поняла, что это всхлипывания. Рядом с ней на полу, в позе эмбриона — подтянув колени к груди, лежал Виссарион.

Парня била дрожь. Губы тряслись, по щекам текли слёзы. Он, кажется, плохо понимал, где находится. Не факт, что помнил всё произошедшее.

— Помоги мне встать, — попросила Эри.

Виссарион вздрогнул. Уставился на неё так, будто только что увидел. По этому взгляду Эри поняла, что уговаривать его будет долго. А времени у неё нет.

— Прости, — прошептала Эри. — Мне очень нужно. Правда.

Вспомнила вдруг, как уходила из Бункера по заснеженной дороге. Как на её зов притопал лось. Как покорно, повинуясь её уговорам, опустился на снег...

Виссарион так же покорно поднялся — ноги у него дрожали. Подошёл к Эри, встал рядом с ней на колени и подставил плечо.

Ну и чем я лучше Шамана?..

Сейчас эта мысль, в своё время причинившая столько страданий, не вызвала у Эри ничего, кроме злости.

Не она начала эту битву! И оружие выбрала не она.

— Спасибо, — прошептала Эри. — Я тебя отпущу, обещаю! И больше никогда в жизни к тебе не прикоснусь. Мне только добраться — и всё.

Виссарион не реагировал. Выполнял команды, будто безвольная кукла.

Эри быстро поняла, что идти, даже с поддержкой Виссариона, не сможет. Заставила парня взвалить её на спину. Пойти. Потом побежать.

Быстрее.

Ещё быстрее!

Ты ведь знаешь, где мы?.. Ты знаешь, куда ушёл Шаман?.. Тебе нужно оказаться рядом с ним. Срочно! Очень срочно!

Перебираясь через реку, Виссарион поскользнулся на камне. Эри упала в воду вместе с ним. Ударившись о дно, захлебнулась ледяной водой и потеряла контроль над парнем. С трудом заставила себя не паниковать. С трудом заставила Виссариона, уже выбравшегося из потока, вернуться и вытащить её.

Время. Время! Его оставалось всё меньше.

— Беги, — прошептала Эри, когда Виссарион, поднявшийся вместе с ней на крутой, высокий берег, тяжело дыша опустился в траву. По его лбу текла кровь — должно быть, при падении ударился об острый камень. — Нужно бежать. Пожалуйста! Очень нужно!

Парень снова обречённо взвалил её на спину.

— Пожалуйста, — умоляла Эри. — Я знаю, что тебе тяжело! Осталось чуть-чуть, правда!

Она понятия не имела, сколько осталось. И не знала, кого уговаривает, Виссариона или себя. Виссарион побежал. Он заметно прихрамывал — наверное, при падении повредил ещё и ногу.

Увидев вдали живую изгородь с распахнутой настежь калиткой, Эри наконец сообразила, где находится. Выдохнула. Теперь уже и правда недалеко.

Беги! Скорее, ну же!

Виссарион с Эри на спине, роняя с разбитого лба кровавые капли, тяжело топал по улице посёлка. Необычайно, для этого времени суток, людной — местные, на памяти Эри, к массовым прогулкам были не склонны. А сейчас в сторону площади двигалась целая толпа.

Шаман и Мрак, — сообразила Эри, — они ведь тоже были здесь! И пробежать незамеченными никак не могли.

Эмоции толпы шумели тревогой и любопытством. К словам, которые произносили люди, Эри не прислушивалась, ей хватало эмоций. На них с Виссарионом начали оглядываться, раздавались изумлённые возгласы, но Эри заставила себя не слушать. Сейчас нужно было сосредоточиться на другом.

Есть! Ментальное касание ближайшего к ним с Виссарионом мужчины — и тот принял у парня ношу.

«Беги!» — приказала Эри. Виссариона отпустила, и парень со стоном, схватившись за больную ногу, рухнул на посыпанную гравием дорожку. Его окружили взволнованные люди.

Вот и хорошо, вот и правильно! Вам неинтересно, почему этот человек — Эри не помнила, как зовут мужчину — вдруг взвалил себе на спину мокрую и грязную, полуживую девушку. Неинтересно, откуда она взялась и куда он её несёт. Вы про меня вообще забыли! Вас интересует только Виссарион.

А ты беги! Беги!..

Выстрел Эри услышала, когда мужчина поравнялся с площадью.

Сердце сжалось. Эмоций тех, кто находился в лечебнице, Эри пока не слышала, слишком далеко, но точно знала одно: Мраку плохо. Отчаянно плохо!

— Беги! — заорала Эри уже в голос.

Входная дверь лечебницы вдруг распахнулась. А чуть раньше резанули эмоции — сразу, вдруг, причинив почти физическую боль.

Ярость. Ненависть. Желание уничтожить!

Из коридора на крыльцо хлынул яркий свет, Эри помнила, что освещается лечебница отлично. Спиной ко входу вдруг показался какой-то мальчишка, невысокий и тощий. В руке он держал пистолет.

Ненависть, хлещущая из пацана, была неправильной. Ненастоящей. Эри поняла, что его держит под контролем Шаман — так же, как она сама незадолго перед тем держала Виссариона, а сейчас — незнакомого дядьку. И на кого направлена эта ненависть, догадаться было нетрудно. В момент, когда подчинённый Эри мужчина подбежал к крыльцу, мальчишка снова выстрелил.

Мужчина, повинуясь командам Эри, взлетел на крыльцо. И, продолжая движение, сбил пацана с ног. Одновременно с тем, как выстрелил Мрак.

Пуля, предназначавшаяся пацану, попала мужчине в грудь. Он покачнулся и рухнул — вместе с Эри.

Она при падении неловко подставила руку, вскрикнула — что-то там в этой руке хрустнуло и повредилось. Но сейчас нельзя было обращать внимание на боль.

Сбитый с ног пацан оказался рядом с Шаманом, тоже почему-то лежащим на полу. Теперь, воспользовавшись замешательством Мрака, из плеча которого хлестала кровь, Шаман вскочил и прижал пацана к себе. Прикрылся им от выстрелов. Эри заметила, что Шаман тоже ранен — в ногу. Они были почти одного роста, лицо мальчишки показалось Эри знакомым. Но где она его видела, вспоминать было некогда.

— Ты как... — начал разъярённый Мрак, глядя на Эри, но она не позволила договорить.

— Шаман отдал тебе противоядие?!

— Нет.

— Ищи! Оно должно быть здесь!

Больше Мрак ничего не говорил. Зажимая ладонью рану на плече, бросился к ближайшей двери и скрылся внутри помещения.

— Прикоснёшься ко мне — я убью мальчика, — прохрипел Шаман.

Прежняя мягкость из его голоса исчезла. С головы слетел капюшон, а вместе с ним Шаман как будто сбросил маску. Его эмоции для Эри — открытая книга, он знал об этом, и за волной ненависти угадывалось облегчение. Шаману больше не нужно было притворяться.

Он ненавидел их. Эри, Мрака, Серого — всех вместе и каждого в отдельности, чужаков, вторгшихся на его землю. Ненавидел всей широтой души.

— Мальчик-то что тебе сделал? — проговорила Эри.

Она чувствовала, как Шаман пытается на неё давить. И всё, что могла сейчас — сопротивляться. Добираясь сюда, потратила слишком много сил. И ментальных, и физических. Яд, введённый Шаманом, продолжал действовать, Эри понимала это. И знала, что Шаман тоже это понимает.

— Оно?! — из-за двери, выкрашенной белой краской, с нарисованным на ней аптекарским крестом, выскочил Мрак.

В руке он держал стеклянный пузырёк, наполненный красной жидкостью.

— Нет, — процедил Шаман. — Ты ошибся.

— Да, — посмотрев на пузырёк, уверенно сказала Эри. — Оно.

Мрак подскочил к ней. Зубами выдернул из пузырька пробку, наполнил шприц. Уколол Эри в онемевшее бедро, она этого даже не почувствовала.

Свою рану Мрак так и не перетянул. Выглядела она жутко, по плечу текла кровь.

— Тебя перевязать надо.

— Некогда, — отрезал Мрак. — Ничего, не сдохну.

Он выдернул опустевший шприц. Вскочил на ноги. И прицелился в Шамана из пистолета.

— Не смей! — вскинулась Эри. — Он убьёт мальчика! Успеет убить, я точно знаю!

Шаман расплылся в улыбке. Торжествующей, победной. Казалось, что пацан, безвольной куклой болтающийся у него в руках, неведомым образом подпитывает гада. Эри чувствовала, как враг становится всё сильнее.

Хорошо, что Мрак этого не чувствовал.

— Беги к Серому, — бросила Эри Мраку. — Беги, времени почти не осталось!

— А ты? Давай со мной!

Эри мотнула головой.

— Нет. Ты ранен. Если будешь меня тащить, не успеешь, Серый умрёт. А мне уже лучше, правда! Противоядие действует. — На самом деле, ничего подобного Эри не ощущала, но старалась говорить уверенно. — Я продержусь до твоего возвращения. Шаман ничего мне не сделает.

— А другие? Их тут целый посёлок!

— Других я остановила на дороге. — Ненадолго, но и об этом Мраку не обязательно было знать. — Они заняты, им не до меня. Беги, Мрак!

Мрак скрипнул зубами. Бросил Шаману:

— Если с неё или со Стафки хоть волос упадёт, я тебя с того света достану! Понял, тварь?!

Стафка, — вспомнила Эри. Мальчик, который когда-то, в прошлой жизни, принёс ей ботинки и спальник. Вот откуда она его знает.

Шаман не ответил. Он знал, что Мрак не слышит эмоций. А лицом застыл, теперь оно ничего не выражало.

— Беги, — повторила Эри.

Мрак не ответил. Он больше вообще ничего не сказал. В последний раз взглянул на неё и стремительно, словно боясь передумать, выскочил за дверь.

— Ты сильная и мужественная девочка, — дождавшись, пока стихнут на улице быстро удаляющиеся шаги, задумчиво проговорил Шаман.

Тусклые зелёные глаза уставились на Эри с каким-то исследовательским интересом. Так, словно пытались определить уровень её мужества.

— Ты ведь уже поняла, что умираешь. Что скоро у тебя не останется сил, ты потратила их слишком много для того, чтобы добраться сюда. Ты знаешь, что не продержишься до его прихода. И знаешь, что, избавившись от меня, получила бы шанс остаться в живых... Но ты этого не сделала. Потому что тебе стало жаль мальчика, которого даже не знаешь. А ведь этот мальчик стрелял в твоего любимого.

— А ты стрелял в меня, — прохрипел вдруг Стафка.

Шаман, видимо, выпустил его из-под контроля — для того, чтобы целиком сосредоточиться на Эри. Кажется, сам не ожидал, что пацан сумеет очухаться и заговорить. Эри заметила, как вздрогнул.

— Когда мы с Мраком тебя догоняли, — продолжил Стафка. — Когда я был ещё дурак и верил в то, что ты хочешь нам добра... Я всю жизнь тебе верил! — В голосе пацана зазвенели слёзы. — Тебе все верили — каждый человек, в каждом посёлке! И сейчас верят. Тебя ведь никто не заставлял стрелять! А ты даже не задумался. Ты просто испугался и спасал свою шкуру. Ты...

Стафка вдруг дёрнулся и замолчал. Пытался сказать что-то ещё, но не смог. Захрипел. А вскоре вовсе обвис на руках у Шамана. Тот, не сводя глаз с Эри, опустил помертвевшее тело на пол.

Она, холодея, поняла, что эмоций Стафки больше не слышит. И тут же почувствовала, как ослабевшее было давление на неё саму снова усилилось.

— Мальчик был глуп и самонадеян, — грустно проговорил Шаман. — Он не заслуживал твоей жертвы. Почему ты его спасла?

— Ты не поймёшь. — Сил у Эри оставалось всё меньше. — Я устала от ненависти. Мрак не чувствует её так, как я. Серый тоже. Джек... в его жизни было слишком много боли. Его с детства учили ненавидеть, отвечать ударом на удар. А я устала. Я не хочу ненавидеть, понимаешь?! Если все вокруг будут друг друга ненавидеть — вы нас, мы вас, — зачем вообще жить?!

— Я учил людей добру и справедливости, — вскинулся Шаман. — Я хотел для них счастья! Но появились вы и всё испортили.

— Да не счастья ты хотел.

Эри вдруг поняла, что Шаман верит своим словам. Столько лет занимался самообманом, что уже просто не в состоянии отличить правду от лжи.

А сопротивляться становилось всё труднее, и появилась откуда-то неумолимая ясность: жить ей осталось считанные минуты. И почему-то именно сейчас как никогда важно было выговориться. Произнести вслух то, что не обсуждала ни с кем и никогда.

— Ты хотел жить так, как удобно тебе. Ты и Ангелина — когда всё случилось, вы были сильнее всех. И вы, как малые дети, построили себе волшебную страну, в которой всё устроили так, как нравилось вам.

— Людям тоже это нравится!

— Нет. У людей просто не было выбора, вы им его не оставили. Распоряжались чужими судьбами так, будто имели на это право.

— Люди счастливы!

— Их счастье замешано на лжи. Оно ненастоящее. Это была иллюзия счастья! Из их жизни исчез ты, исчезла Ангелина — и всё закончилось.

— Мать Ангелину убил злой человек. — Голос Шамана похолодел. — Твой отец.

Давление усилилось ещё больше, Эри стоило немалого труда заставить себя не закрыть глаза.

— Иначе Ангелина убила бы его, — сумела выговорить она. — От ваших рук погибла женщина, которую Джек любил.

— Эта женщина унесла не одну жизнь. Я видел её лицо. Слышал её чувства!

— Эта женщина пришла выручать друзей, которых ты пленил. И уморил бы голодом, если бы не появились мы.

— Они несли на нашу землю раздор и хаос!

— Они принесли тебе понимание, что ваша с Ангелиной власть может оказаться не вечной. Что твои люди могут захотеть другого счастья. А этого ты допустить не мог.

— Ты так ничего и не поняла. — Шаман грустно покачал головой. — Люди сыты. Довольны. Они живут без бед и унижений. Без зависти, ревности, злословия! Никто, кроме меня, не дал бы им этого. Людям хорошо.

— А для того, чтобы им было хорошо и дальше, ты убил ребёнка. — Эри перевела взгляд на лежащего на полу Стафку. — А сейчас убьёшь меня.

— Ты могла бы стать достойной дочерью Матери Доброты. Принести людям много пользы...

— Заменить тебе Ангелину? — у Эри получилось выдавить усмешку. — Старые жёны надоели, на молоденьких потянуло?

Лицо Шамана искривила гримаса.

— Ты говоришь так же гнусно, как твой отец. Хотя могла бы...

— Нет! — в этот крик Эри вложила последние силы. — Ничего я не могла бы! Я не буду никого обманывать. Ты убил моего отца — а меня пытаешься убедить в том, что сотворил благо?! Ты мерзок и отвратителен. Ты...

Она не договорила. Навалившаяся тяжесть достигла пика, придавила к полу. Виски и затылок взорвались болью.

— Прощай, — услышала Эри.

А в следующее мгновение раздался выстрел.

Глава 36

Эри

Лёгкость.

Странная, ни на что не похожая, удивительная лёгкость. Будто в голове у Эри кто-то открыл клапан и выпустил боль.

После выстрела не осталось ничего — ни мыслей, ни эмоций, ни звуков. Ни чужих, ни своих. Ничего, кроме желания наслаждаться этой лёгкостью.

Эри не знала, сколько времени прошло. Ей хотелось плыть и плыть по этим волнам. Бесконечно. Всегда...

— Ты жива? — голос донёсся откуда-то издали.

Эри взяли за руку — чьи-то бережные, прохладные ладони. У неё щупали пульс.

Сознаваться в том, что жива, страшно не хотелось. Но и обмануть не получится, не прикажешь ведь пульсу перестать биться.

— Да, — обреченно сказала Эри.

То есть, попробовала сказать. Горло булькнуло, выдавило невразумительный хрип.

— Попробуй сесть. — Мария взяла её под локоть, помогла приподняться.

Эри открыла глаза. Села, прислонилась к стене.

Голова кружилась. Левая сторона тела по-прежнему почти не слушалась. Но теперь Эри откуда-то знала, что яд нейтрализован. Странный и пугающий паралич скоро пройдёт.

Мария сидела на полу рядом с ней. А в двух шагах от них лежал мёртвый Шаман.

Кровь из его простреленной головы ещё текла. Лужа подобралась к самому подолу длинного платья Марии, но женщина этого, казалось, не замечала.

— Почему ты это сделала? — спросила Эри. Она ещё хрипела, но голос хотя бы начал слушаться.

Мария не ответила.

— Мальчик жив, — помолчав, сказала она. — Я отнесла его в палату, сделала укол.

— Я думала, он умер. — На то, чтобы обрадоваться, у Эри пока не было сил. Она не испытывала ничего, кроме облегчения.

— Я тоже так думала. — Мария смотрела мимо Эри, в сторону. — Но сердце бьётся. Шаман, наверное, был слишком занят тобой. С мальчиком он... обошёлся небрежно.

«Не добил, — перевела про себя Эри. — Торопился».

Она заглянула Марии в лицо. Настойчиво повторила:

— Почему ты убила Шамана? Как... как такое вообще могло случиться?

Мария снова долго молчала. Когда заговорила, голос звучал всё так же ровно и отстраненно:

— Вы слишком громко говорили. А крючок на двери кладовки слабый. Когда начали раздаваться крики и выстрелы, мать Серафима от страха потеряла сознание, ей нужен был воздух. Я решила, что в таком шуме меня уже никто не услышит. Навалилась на дверь и сорвала крючок. Мужчины спорили, меня никто не замечал. Я хотела попасть в аптеку, принести матери Серафиме нашатырь, но поняла, что пройти них мимо незамеченной не смогу. А тут появились ты и Матвей — тот человек, который тебя нёс. Я стояла за дверью в кладовку. Видела и слышала всё. Твой разговор с тем угрюмым парнем, с Шаманом. Слова этого несчастного мальчика... Когда я раздела его, увидела след недавнего ранения. Шаман действительно в него стрелял! А про вас с Сергеем он сказал нам, что ушли. Когда Джек говорил, что Шаман и Ангелина морочат нам головы, я не могла в это поверить. Думала, в Джеке говорит ненависть к Шаману. Думала, что он, возможно, сам чего-то не понимает... А сегодня вдруг всё встало на свои места. — Мария нервно стиснула ладони, но голос продолжал звучать ровно. — Я внезапно поняла, что помню, как Шаман появился в посёлке. Как мы с Георгием обрадовались ему, как пошли к вам в дом. Снова увидеть его — это было такое счастье! А потом вдруг всё исчезло, будто затянуло туманом. Я поняла, что не помню ни где я была, ни что делала... Шаман сказал, что вы ушли. Сказал, что нам с Георгием не нужно об этом думать. И мы поверили ему. Он умел заставлять верить. А когда из вашего разговора я вдруг поняла, что всё было ложью... Что человек, который учил нас добру и справедливости, стрелял в ребёнка... — Мария сглотнула. — Когда Матвей сбил мальчика с ног, тот обронил оружие. Я видела, как эта... вещь упала, а Матвей упал на неё. — Она перевела взгляд на лежащего на полу мертвеца. — Этого не заметил никто, кроме меня. Когда я поняла, что Шаман приговорил тебя, что сейчас вслед за мальчиком умрёшь ты, я подошла к Матвею и вытащила оружие. — Мария помолчала. И, повернувшись к Эри, твёрдо, спокойно закончила: — Шаман успел оглянуться — до того, как я выстрелила. Он смотрел мне в глаза. Он видел, что это сделала я. — Пистолет лежал рядом с телом Шамана. Мария, должно быть, бросила его сразу после того, как выстрелила. — Слышишь? — женщина вдруг встрепенулась. — Сюда идут люди.

С улицы действительно послышался гул голосов. Они приближались.

Эри болезненно поморщилась. Ух, что сейчас начнётся... Быстро проговорила:

— Я, конечно, не вправе тебе советовать. Но мне кажется, надо сказать, что ты всё это время была в обмороке, как Серафима. Ты очнулась недавно и ничего не видела. Кто убил Шамана и Матвея, не знаешь.

Мария нахмурилась:

— Лгать?

Эри пожала плечами:

— Правде они не поверят.

Входная дверь распахнулась. Первой в лечебницу влетела Ариадна.

— Что тут... — она едва не споткнулась о труп Матвея.

Вскрикнула и застыла на месте.

— Мы не знаем, — сказала Эри.

Ариадна перевела взгляд на Шамана. И завизжала. До сих пор ей, должно быть, не доводилось видеть людей с простреленными головами.

— Что слу... — Георгий, вбежавший вслед за Ариадной, не договорил.

Как и девчонка, в ужасе уставился на трупы.

— Шаман умер, — сказала Эри.

Она обращался не только к Георгию с Ариадной, но и к тем, кто выглядывал из-за их спин. Что происходит снаружи, Эри не видела, но догадывалась, что к лечебнице примчалась целая толпа. И что люди продолжают сбегаться. Эри смотрела на Ариадну.

Всё то время, что девчонка жила в их с Серым доме, к её эмоциям не прислушивалась. Знала, что не услышит ничего, кроме надменного презрения, перемежаемого вспышками ярости. Разве что в отношение Серого в палитру иногда примешивалось нечто странное — незнакомое, горячее и тягучее, от которого Эри становилось неловко. А сейчас, прислушавшись, она едва не вздрогнула. Ариадну затопила даже не скорбь.

Растерянность. Страх... Девчонка смотрела на мёртвое тело Шамана и не верила своим глазам.

Он, казавшийся вечным, не мог умереть! Как же она теперь?.. Что ей делать?!

Эри понимала, что похожие эмоции должны испытывать все, кто прибежал к лечебнице. По толпе катился шёпот. Люди, один за другим, осознавали произошедшее. Эри почувствовала, что ещё секунда — и с волной паники, готовой охватить толпу, она уже ничего не справится.

— Шаман умер, — с нажимом повторила Эри. Заговорила громко, уверенно, с усилием сбрасывая с себя тяжесть чужого горя: — Его надо похоронить. Займитесь этим. Унесите тела! Сделайте всё, что полагается.

Ариадна опустилась рядом с Шаманом на колени. По её щекам катились слёзы.

Георгий положил руку девушке на плечо. Мягко сказал:

— Отойди. Ему не следует находиться здесь. Мы отнесём Шамана домой.

Толпа негромко загудела. Коридор заполнился людьми, над телами захлопотали. Откуда-то появились носилки, простыни, которыми накрыли мертвецов. Скоро в лечебнице не осталось никого, кроме Марии.

Эри без сил повалилась на пол. Мария, суетившаяся вместе со всеми, подошла к ней. Сказала — не спрашивая, утверждая:

— Это сделала ты. Ты заставила их забрать Шамана и уйти.

— Клянусь, что в последний раз, — глухо проговорила Эри. — Больше я не буду вмешиваться в вашу жизнь, обещаю. А сейчас, пожалуйста. — Она тронула Марию за руку. — Попроси Георгия, чтобы отправил кого-нибудь на тот берег, в мёртвый посёлок. Там Серый и Мрак. Один из них отравлен, другой ранен. Им обоим очень нужна помощь.

Серый

Серый и Мрак сидели на берегу моря. Тропинку сюда показал Виссарион. Удивился, что, прожив столько времени в посёлке, чужаки ни разу не были на море.

Сам Виссарион ходил героем. По официальной версии, которую, обсудив с Эри, рассказала жителям посёлка Мария, из-за гибели Ангелины Шаман помутился в разуме. Вместо слов Матери Доброты он стал слышать странные вещи. Пытался погубить Серого и Эри, стрелял в невинного ребёнка, пришедшего в посёлок издалека.

Стафке, который трое суток не приходил в сознание, только жалобно стонал на больничной койке, люди искренне сочувствовали. Молились Матери Доброты о его скорейшем выздоровлении. А Виссарион помог чужакам — к которым, как вдруг с изумлением понял Серый, многие в посёлке успели привязаться. Эри парень вовсе спас от неминуемой смерти, и люди смотрели на него с уважением. Нашлёпку из пластыря на разбитом лбу Виссарион носил гордо, будто медаль.

С вестью о помутнении разума и смерти Шамана в посёлке смирились на удивление быстро. Как будто теперь, когда придали своего пастыря земле, в головах людей рассеялись остатки тумана. Они перевернули новую страницу жизни и, хоть не отдавали себе в этом отчёта, вздохнули свободнее. Поутихла даже неистовая Ариадна. Чужаков она старательно избегала — так же, как Лазарь. Серого, Эри и Мрака, хоть вслух они это не обсуждали, такой расклад полностью устраивал.

Люди по-прежнему пели утром и вечером псалмы Матери Доброты. По-прежнему то и дело её поминали. Казалось, что жизнь идёт своим чередом, но всё же что-то в посёлке неуловимо изменилось.

Люди громче смеялись. Больше разговаривали. Бывало, что вздорили, но ссоры быстро сходили на нет. Того остервенения, что встретили Серый, Эри и Джек, когда вернулись сюда четыре месяца назад, не было в помине.

К подошедшей Эри ни Серый, ни Мрак не обернулись. Серый давно научился угадывать её по шагам, а Мрак это, кажется, с самой первой встречи умел.

— Ну, что там? — бросил Серый. — Как Стафка?

Стафка возвращался к жизни тяжело и болезненно. Долго был без сознания, а придя в себя, поначалу не мог говорить — мычал, будто немой. Вокруг смотрел настороженно, диким зверенышем. Впервые увидев Мрака, побледнел и вцепился обеими руками в край больничной простыни.

— Мне уйти? — посмотрев на его стиснутые кулаки, хмуро спросил Мрак.

Эри, тоже нахмурившись, прислушалась к Стафке.

— Нет... Не надо. Он... очень сильно тебя боится. Но ещё больше боится, что ты уйдёшь. Если хочешь... — Эри поколебалась, но всё же, понизив голос, продолжила: — Если нужно, то я могу...

Мрак мотнул головой:

— Не смей. Хватит с него мозгоправов.

Он решительно подошёл ближе, сел на край Стафкиной койки. Пацан, несмотря на страх, сдержался, не отодвинулся.

— Я не стал бы тебя убивать, — серьёзно глядя на Стафку, сказал Мрак. — Мужику, который влез, не повезло, конечно. Его-то — наповал... А тебе я по локтю целился, чтобы пистолет выронил. Покалечить мог, это да. Убивать — не стал бы.

Стафка, глядя на него, стиснул зубы.

— В общем, считай, легко отделался, — закончил Мрак. — Я и сам, вишь, тоже, — он показал забинтованное плечо. — Твоя пуля сантиметром выше шаманской прошла. Снайперы, блин...

В глазах у Стафки заблестели слёзы.

— Ты ни в чём не виноват, — твёрдо сказал Мрак. — Я же тебе говорил тогда, помнишь — что против Шамана ничего не сможешь сделать?

Стафка выкрикнул что-то яростное. Язык его всё ещё не слушался.

— Он пытался, — перевела Эри. — Я ведь тебе говорила! Он сопротивлялся Шаману до последнего. Он молодец.

Стафка бросился лицом в подушку. И тихо, не издавая ни звука, заревел.

— Прекрати! — прикрикнул Мрак. Схватил его за плечи, оторвал от подушки. Заставил смотреть на себя. — Всё закончилось, слышь? Шамана больше нет. И больше я к тебе ни одну такую тварь на километр не подпущу. При мне будешь. Набегался, хватит.

Стафка неуверенно шмыгнул носом.

— Всё закончилось, — глядя на него, повторил Мрак. — Скоро наши придут. Давай уже, очухивайся. Чтоб к их приходу до потолка скакал! Понял?

— Стафка — гораздо лучше. — Эри присела рядом с парнями — на тёплую, ещё не остывшую от дневной жары гальку. Прислонилась к плечу Мрака. — Говорит пока плохо, но старается. Всё наладится, ему просто время нужно.

— Угу, — кивнул Серый. — Это точно. Время им всем нужно.

— Серафима переживает, что вы из больницы ушли, — упрекнула Эри. — Говорит, что и Мрака — ещё лечить и лечить, и тебе лежать надо.

Серый поморщился.

— Серафиме волю дай, она и здорового залечит. У меня с её кудахтанья уже черепушка лопалась.

Лечебницу они с Мраком, непривычные к излишней опеке, покинули ещё вчера. Серафима причитала по этому поводу до сих пор. В её представлении такое наплевательское отношение к здоровью ничем хорошим закончиться не могло.

— Серафима просто очень заботливая, — примирительно сказала Эри. — И не привыкла к тому, что больные так быстро восстанавливаются.

— А вот, кстати, — задумчиво проговорил Серый. — Насчёт восстановления, и всякого такого. Вы заметили? Ни у кого из тех детей, что выросли в Бункере, необычных способностей нет. Стафка, Ариадна, Лазарь — все обыкновенные.

— Ничего, — буркнул Мрак, — Шаману и того хватило. Я вот всё думаю: сам-то он успел отдуплить, что на своих руках свою же смерть в посёлок притащил? Или пристрелили раньше, чем дошло?

— О чём ты? — удивился Серый. — Шамана ведь Мария убила?

— Дак, кабы не пацан, не убила бы. Ведь так? — Мрак посмотрел на Эри.

Та кивнула. Задумчиво проговорила:

— У Шамана плохо получалось воздействовать на детей. Это было тяжелее, чем со взрослыми.

— Откуда ты знаешь?

— Пробовала. Тогда, в лечебнице... Когда я поняла, что людей необходимо успокоить, пока они не натворили новых бед, когда начала... ну, уговаривать их, Ариадна упиралась. Я чувствовала ее сопротивление. Оно было гораздо сильнее, чем у других. Она не хотела меня слушаться. Она рвалась узнать правду. Ей необходимо было выяснить, что случилось с Шаманом.

Мрак кивнул:

— Стало быть, всё правильно.

— Что?

— Ну, мы ещё когда с Кириллом домой добирались, он обмолвился, что, дескать, бункерные по природе должны быть звездец до чего любопытные. Что в них это с самого рождения зашито. И про сопротивляемость Шаману тоже говорил — что, может, потому мелких и дурачить сложнее, чем взрослых. Я это потом и по Стафке замечал. Башковитый пацан, соображалка работает — только в путь. И любопытный до смерти. Пока всю душу из тебя не вынет, не отвяжется.

— А Ариадна, кстати, сейчас притихла, — заметил Серый. — Сидит, как мышь под веником, ни во что не лезет.

— Ариадна просто поняла, что всё изменилось, — сказала Эри. — До неё как раз раньше, чем до всех в посёлке, дошло, что вокруг теперь другая жизнь. Старый уклад не вернётся, она больше не посланница Шамана. Жить ей придётся по-новому, но пока непонятно, как. И она выжидает, что будет дальше.

— Учёный не должен сдаваться, — вспомнил вдруг Серый. Повторил по памяти слова, которые когда-то в детстве любил повторять за отцом. — Учёный обязан находить в себе силы, упав, подниматься — и идти. Снова и снова, искать новый путь.

— Чё? — удивился Мрак.

— Да это отец так говорит. А его в Бункере учили — тот старик, который когда-то у них главным был. До Вадима ещё. И ещё отец говорил, что у любознательных людей снижен страх. Так это работает, инстинкт самосохранения как бы притухает. Больше одного — меньше другого. Иначе не было бы людей, которые когда-то в исследовательских целях прививали себе штаммы смертельных болезней. Стремление к познанию сильнее страха. Детки из Бункера — не только умные, но и смелые.

— Да уж, — буркнул Мрак. — По Стафке видать, что безбашенный. Я ж рассказывал, как он мне на шею прыгнул — от пуль собой прикрывал?.. Шаман, поди, о таком знать не знал. Иначе десять раз бы подумал перед тем, как с Егором торговаться.

— И Григорий Алексеевич, получается, всё сделал правильно, — задумчиво проговорила Эри. — Он хотел для детей из Бункера другой жизни — и подарил им эту жизнь.

Мрак кивнул.

— Узнает — глядишь, помирать передумает. А то, помню, шибко терзался.

— Жалко, Сергей Евгеньевич не дожил, — сказал Серый.

Мрак нахмурился:

— Кто?

— Ну, главный из Бункера. Который до Вадима был. Отец меня Сергеем в честь него назвал. Только вот мозгов, как у него, не отсыпал.

— Вот уж не свезло, — с ехидным сочувствием покачал головой Мрак.

— Ну! Ни мозгов, как у бункерных, ни способностей, как у некоторых... А вот ещё, кстати, — вспомнил Серый. — Я ж с чего начал-то? Что нас тут сейчас трое, и двое из нас могут такое, чего до того как всё случилось вообще никто из людей не мог. И в посёлке нашем среди мелких тоже такие есть. То есть, не в точности такие — просто необычные. Кто-то воду находить умеет, кто-то железки к себе притягивает, кто-то, как Олеся, людей на расстоянии чует. И в других посёлках они есть... Вот интересно, что это значит, а? То, что наша ветвь эволюции — более правильная? Если с бункерными сравнивать? Или, наоборот, что мы мутанты, и в следующих поколениях вообще хрен знает во что переродимся?

— Сам ты мудант, — буркнул Мрак.

Он уже неделю страдал без курева. Раздобыть у детей Матери Доброты табак было так же нереально, как алкоголь или наркотики. Лёгкости нрава Мраку это не прибавило, привычная ворчливость возросла вдвое.

Серый гыгыкнул.

— Да я-то как раз нормальный. Мышей из нор силой мысли не вытаскиваю, людей не усыпляю... — Со смешком увернулся от затрещины.

— Плечо подживёт — рыло начищу, — хмуро пообещал Мрак. — Сразу за всё, чтоб два раза не вставать.

— Вот... И удачливостью повышенной не страдаю, — ухмыльнулся Серый. — Это ж надо было, в одно плечо две пули словить! А так — спасибо, что предупредил. Уж я, пока там у тебя подживёт, дожидаться не стану, свалю куда подальше. Вон, хоть по морю вплавь... Блин. — Серый замолчал.

Приподнялся, вглядываясь — решил поначалу, что ему кажется.

Над морем поднялась луна, на берег набегали неторопливые волны. Поверхность воды бликовала — поди разгляди, правда ты там что-то видишь, или чудится. Мрак и Эри посмотрели туда же. Переглянулись. Эри вскочила на ноги.

— То есть, хотите сказать, вы видите то же, что и я? — обалдело проговорил Серый.

Вдоль берега, со стороны неизведанных пока земель, по воде скользило белое пятно. Поначалу едва заметное, оно быстро приближалось и увеличивалось в размерах.

— Что за хрень? — недоумённо проговорил Мрак.

Серый тоже встал. Обалдело проговорил:

— Если я ничего не путаю, это называется «парус». Корабль сюда идет, вот что.

— И какого хера ему надо? — теперь поднялся и Мрак.

— Без понятия.

Ни Серый, ни Мрак не смотрели на Эри. Пропустили момент, когда она вдруг сорвалась с места и ринулась по берегу навстречу кораблю.

Ноги вязли, оскальзывались на гальке, но Эри этого не замечала. Орала на бегу что-то неразборчивое.

Парни бросились за ней.

— С ума сошла?! Куда несёшься?! — Серый догнал девчонку первым, схватил за руку.

Эри её сердито вырвала.

— Пусти! — Серый увидел, что она заливается слезами.

А кораблик приближался. Скоро стало видно, что он совсем небольшой, парус куда здоровее самой лодочки. И что везёт кораблик единственного человека — сидящего на корме и крепко вцепившегося в тянущуюся от паруса верёвку. Человек тоже их увидел.

Не выпуская верёвки, поднялся в полный рост. Помахал свободной рукой, прокричал что-то. Теперь уже его нельзя было не узнать.

Руку Эри Серый от обалдения выпустил. А она, снова завопив во всё горло, побежала дальше — к самой кромке прибоя, где полоса гальки смешивалась с песком. Здесь ноги уже не вязли, наступать было потвёрже. Накатывающие волны разбивались о дурацкие плетёнки местного производства — с ботинками, в которых появилась тут, Эри давно пришлось расстаться из-за жары. И одежду она носила местную, из-под закатанных по колено холщовых штанин мелькали голые ноги.

— Дже-е-ек!!!

Глава 37

Серый

Когда Мрак и Серый подошли к кораблику, увидели, что Эри лупит Джека кулаками по груди. Он подвёл кораблик к мосткам — с них, по словам Виссариона, иногда рыбачили. А Эри спрыгнула с мостков к нему.

— Я ведь поверила, что ты погиб! — расслышал Серый её вопль.

— Нашла, кому верить. — Джек отстранил Эри от себя. — Да не стучи ты, блин! Не барабан, поди. С хрена ли мне было погибать?

Эри шмыгнула носом.

— Шаман так сказал. И Лазарь. Что ты побелел и упал. Лазарь верил в то, что говорил! И я...

— Ну, значит, не зря я так нёсся. — Джек потрепал Эри по волосам. Подбежавшим Серому и Мраку кивнул: — Здорово, пацаны! Яхту швартовать умеете?

***

Покинув посёлок Шамана, Джек поначалу выжидал, затаившись неподалеку: не случится ли ещё какая дрянь. В любую минуту был готов подорваться и бежать на помощь. Но время шло, в посёлке было тихо, а существование на подножном корму отнимало слишком много сил. И Джек направился в единственную известную ему локацию, куда власть Матери Доброты не дотянулась: Сочи.

Виктор, поселковый глава, старого знакомого охотно приютил. В ответ на рассказ о том, что творится теперь в землях Шамана, только головой покачал. Слухи по округе ходили — один заковыристее другого, но то, что рассказал Джек, они даже близко не повторяли.

Стараниями Виктора Джек время от времени получал информацию о том, что происходит у Шамана. Всё так же готовый, как только потребуется, вернуться к Эри и Серому. Но вестей о новых покушениях на чужаков, равно как и о загадочных, доселе неизвестных заболеваниях флоры и фауны, не появлялось. Джек выдохнул и решил, что всё понял правильно. Устранить хотели его. Он и Ариадну подозревал с самого начала, не знал лишь о том, что тело Ангелины нашёл Лазарь. Поначалу даже надеялся выследить пронырливую девку, но не преуспел: после того, как «злой человек» демонстративно покинул посёлок, диверсии прекратились. И преследовать Джека Ариадна и Лазарь, очевидно, не осмелились.

В Сочи Джек поселился недалеко от старого пирса. Жильё выбирал специально на отшибе, подальше от людей — за восемнадцать лет привык к одиночеству. А где селиться, ни на секунду не задумался. Никому бы в этом не признался, но море, запавшее в душу с первого взгляда, до сих пор тянуло к себе.

В первую же ночь, когда Джек только обустраивался в выбранном для жилья доме, он с изумлением увидел, как к пирсу подходит парусная яхта. То есть, тогда он ещё не знал, что это яхта. Понятия не имел, какими они бывают, чем отличаются от швертботов, катамаранов и прочих лёгких судов, не разбирался ни в парусах, ни в оснастке. Смотрел на швартующийся у пирса кораблик как на невиданное чудо, а на сходящих с него людей, несущих корзины со свежим уловом — как на спустившихся на землю богов.

— Ты чего в прошлый раз не сказал, что у вас корабли есть?! — накинулся на Виктора.

Тот развёл руками.

— Да какие же это корабли? Так, баловство одно, вдоль берега ходить. Да и ходим-то всё реже — небось, моложе не становимся, а на парусах только успевай поворачиваться. А почему не сказал — дак, вы не спрашивали!

Справедливо. В прошлый раз они с бункерным рассматривали только проржавевшие корабли в доках. Мысль о том, что в посёлке может существовать новый флот, ни одному из них в голову не пришла.

— Ничего, — воодушевлённо пообещал Джек. — Вдоль берега умеете, значит, и дальше научитесь. Дай срок, наши подойдут. Тогда у вас тут ух, какая жизнь начнётся!

С тех пор всё своё время Джек тратил на постижение парусной науки. Через несколько ночей знал наперечёт все судёнышки, которые были на плаву, в основном рыбацкие лодки. Выучил наизусть историю каждого.

— Так то их и больше поднять можно, — рассказывал заразившийся его азартом Виктор. — Там вон, подальше, ажно цельная шхуна стоит. Хорошая, двухмачтовая! И крепкая ещё. Да рук не хватает. Такую дуру обслуживать, настоящий экипаж нужен. А нас тут народу — сам видишь, сколько осталось.

— Ничего. Будет тебе экипаж.

В новое занятие Джек ушёл с головой. Его бы воля, так и дневал бы на море, в определённый себе для жилья дом приходил только спать.

Ранним утром, на рассвете, Шаман его и застал.

Спасла старая, вколоченная ещё Германом, привычка: в чужих местах не расслабляться ни на секунду и не доверять никому. Входную дверь и ставни Джек запирал на самолично сконструированные засовы, пробраться к нему в жилище, пока хозяин спит, не сумел бы никто. Уходя, всегда плотно закрывал дверь. А внизу, у самого пола, в неприметном месте прилаживал травинку. Если кто-то откроет дверь в его отсутствие, травинка порвётся. Джек жил здесь уже больше месяца и за это время успел привыкнуть к тому, что травинка цела. Понимание, что сегодня её на месте нет, пришло за мгновение до того, как рефлексы заставили отскочить, заозираться по сторонам. Через секунду на то место, где он только что стоял, с крыши упало тяжёлое бревно.

Десятком секунд позже прогремел выстрел. В дверь вонзилась пуля.

Нахождение неумелого стрелка Джек определил мгновенно: тот прятался в кустах акации напротив дома.

Несколько стремительных шагов, ещё один выстрел — теперь уже не прицельный, перепуганно-дурной, и Джек придавил коленом к земле взвизгнувшего Лазаря.

Посочувствовал:

— Что, касатик, стрелять так и не выучился? — одним умелым движением выкрутил из цепкой ладони пистолет.

А в следующую секунду его выронил.

Навалилась вдруг тяжесть. Закружилась голова, ослабли руки и ноги. Веки отяжелели, мучительно захотелось спать...

— Тварь, — выговорил Джек. Он попытался поднять пистолет, но не сумел. Языком-то ворочать получалось с трудом. — Убёг-таки...

Лазарь отполз в сторону, но Джек на него больше не смотрел. Он смотрел на того, кто приближался со стороны дома. Низкорослого, широкоплечего, непропорционально квадратного. Вместо привычного плаща одетого в серебристый комбинезон — на Лазаре тоже был такой.

— Что, пригодились наши одёжки? — усмешка далась тяжело. — Жопа не дымилась, чужое-то брать?

— Мать Ангелина пропала. — Шаман его кажется, не услышал. Остановился, не дойдя двух шагов.

— Да ну? — Сопротивляться давлению было всё сложнее. — Надо же. Не ходил ни кот, ни кошка — пропала пи@да с окошка! Твоя баба, ты и ищи. Я при чём?

— Это ты убил мать Ангелину.

Ярость и ненависть Шамана Джек ощущал уже физически. Как понимал и то, что у нормального человека от одной этой злости давно расплавились бы мозги. А он пока держался. И копил силы на последний рывок. На то, чтобы схватить пистолет...

— Нет! — рявкнул Шаман. Он понял.

Сам с трудом держался на ногах, но сумел сделать оставшиеся до пистолета два шага и пинком отшвырнуть его в сторону.

Шаман слабее Ангелины. Но сильнее, чем он сам — это Джек понимал ясно. А злость от потери любимой придала уроду сил. Теперь до пистолета точно не дотянуться... Чтоб ты сдох.

Колени подогнулись, Джек упал на землю.

— Твоя смерть не вернёт мне её, — услышал над собой голос Шамана. — Но я хочу, чтобы ты умирал в муках.

— Подрочить на труп не забудь. — Губы уже едва шевелились, Джек сам почти не слышал свой голос. — Глядишь, попустит.

Он откуда-то знал, как сильно хочется Шаману ударить его ногой в лицо. Но сил на это нет, все они уходят на то, чтобы выдавить из Джека последние искры жизни.

— Твоя смерть будет мучительной и страшной.

— Джек!..

Окрик, прилетевший вдруг издали. Едва различимый; последнее, что он успел расслышать.

— Джек!.. Что там у тебя? Кто стрелял?

Ярость Шамана полыхнула вспышкой. В голове что-то взорвалось, и Джек отрубился.

Очнувшись, узнал, что Шамана спугнул Виктор с товарищами. Очнулся, правда, спустя неделю — в течение которой, по словам Виктора, «болтался между небом и землёй»...

— А как же это они? — удивилась Эри. — Ну, в смысле, Виктор? Шаман ведь пришёл на рассвете, как же они рискнули выйти?

— А так, что дохера умные не только у вас в Бункере живут, — усмехнулся Джек. — До комбезов в Сочи не додумались, а вот до снадобья, из каких-то то ли корней, то ли водорослей — да. Они эту хрень прямо на кожу мажут. Долго солнце не держит, но за час-полтора не сгоришь. Мужики у Виктора сидели, тёрли что-то своё. Ну, и услыхали выстрел. Шаман-то про притирку не знал — кто ему скажет? Думал, что ни одна сволочь из дому не высунется. А тут вдруг трое мужиков бегут. А он со мной, видать, крепко ушатался, на них уже пороху не хватило бы. Ну и свалили оттуда оба, вместе с пацаном. По крайней мере, Виктор говорит, что, когда они подбежали, никого уже не увидели. Один я под акацией загорал. Виктор говорит, они сперва даже догонять урода хотели, да только не отдуплили, куда бежать.

— А Лазарь видел, как ты побелел и упал, — закончил Серый. — Да ещё Шаман наверняка сказал, что ты погиб. А может, он и сам так думал.

Джек пожал плечами:

— Может. Теперь уж, я так понимаю, спрашивать некого?

Эри помотала головой:

— Нет.

— Управились, стало быть, без меня, — подвёл итог Джек. — Ну, молодцы, чё. — Потрепал Эри по плечу.

— Я тебе потом расскажу, как всё было, — пообещала она.

— Это обязательно. Только покрасивше ври, а то не поверю, что ты моя дочь. И Лазаря позвать не забудь. Я ж ему обещал корабль — вон, пригнал корабль. Теперь, глядишь, хоть палить в меня перестанет.

Эри счастливо засмеялась, прижалась к Джеку. Снова вдруг вспомнила, как уходила из Бункера по заснеженной дороге...

Та взбалмошная дурочка осталась далеко. Её больше нет. Но отца она всё-таки нашла. И теперь они с Джеком уж точно никогда не расстанутся.

— А что мы дальше будем делать? — помолчав, спросила Эри.

Джек пожал плечами.

— Будем просто жить. Другие, вон, живут как-то. Стало быть, и у нас получится.

Кирилл

В дверь постучали, когда Кирилл собирался ложиться спать.

Все последние ночи проходили в сборах, посёлок готовился к переезду. И почти везде требовалось его участие — за всем надо было присмотреть, проследить, посоветовать. К утру Кирилл обычно уже еле на ногах стоял.

На знакомый уверенный стук досадливо вздохнул.

— Заходи, Сталкер.

— Я ненадолго, — открыв дверь, пообещал Рэд. И остановился на пороге, в комнату не пошёл. — Просто решил заранее сказать, чтобы ты знал уже... Я не поеду на юг. Здесь останусь.

— Как так — не поедешь? — из спальни выглянула Лара, закутанная в халат, она уже легла. — Почему?

— Ну, вот... — Рэд развёл руками. — Так решил.

— А пацаны твои?

— Да пусть пока со мной. Заскучают, так к вам подадутся, держать не буду. А сам я отсюда никуда. В этом доме вырос, — Рэд постучал по стене у себя за спиной, — сюда нас Герман когда-то притащил. Сколько раз я отсюда уходил и возвращался, вся жизнь тут прошла. Маринка тут похоронена... в общем, не поеду.

— Ясно, — сказал Кирилл. Встал и надел снятую было майку. — Пошли.

Рэд удивлённо приподнял бровь:

— Далеко?

— Увидишь.

Лара сочувственно вздохнула. Покачала головой.

Дашина комната находилась в другом крыле дома. Кирилл опасался, что Даша уже легла, но из-под двери пробивался свет. Он постучал.

— Да? — удивлённо откликнулась Даша.

Кирилл вошёл и втащил в комнату Рэда. Привалившись спиной к двери и скрестив на груди руки, грозно спросил:

— Сговорились?

— Чего? — удивилась Даша.

Рэд тоже смотрел недоумённо.

— Высыпаться тебе надо, бункерный, — проворчал он. — Чтоб херня всякая не мерещилась.

Даша недоумённо свела тонкие брови:

— Что происходит?

— Он тоже не собирается уезжать из посёлка, — кивая на Рэда, сердито объяснил Кирилл. — Вот я и решил поинтересоваться, вместе вы до этого додумались, или поврозь.

Даша сообщила ему о своём намерении остаться накануне. Перед этим она была в Бункере, пыталась поговорить с Вадимом. Рассказ Кирилла о детях Матери Доброты, о том, как Григорий Алексеевич пытался сделать «как лучше» и что из этого получилось, выслушала со слезами. От Вадима Даша пыталась добиться разрешения общаться с бункерными детьми. Пыталась его убедить, что жизнь на поверхности не так страшна, как ему кажется. И что, хотя бы в ознакомительных целях, можно было бы... Но Вадим отказался её слушать — так же, как перед этим не стал слушать Кирилла.

«Неужели ты не понимаешь, Кирюша? Жизнь на поверхности ведет к деградации! Условия наверху слишком суровы для того, чтобы у людей хватало сил на что-то, кроме тупого выживания. Ты ведь сам говоришь, что климат меняется — и никто не может предсказать, что будет дальше. А наша задача — тех, кто живёт в Бункере — сохранить знания, собранные человеческой цивилизацией, для будущих поколений. К тому моменту, как всё вернется на круги своя, ни одна крупица наследия не должна быть утеряна».

«А вы так уверены, что всё вернётся?»

«Разумеется, нет. Но я готов ждать».

Кирилл покачал головой.

«Вопрос, сколько ждать... Бункер не вечен. Так же, как и вы, простите».

«Согласно технической документации, запас прочности Бункера — сто лет, — отрезал Вадим. — Пока с момента его постройки прошло сорок два года, меньше половины срока. Поживём — увидим, как говорится. Что же касается меня — я, разумеется, не вечен, в этом ты прав. Но, будь уверен, я готовлю себе смену. Ещё и поэтому я категорически против того, чтобы наши дети рисковали собой, поднимаясь на поверхность».

«Вадим Александрович. Я ведь рассказал. Часть ваших детей живёт на поверхности и прекрасно себя чувствует».

«Это ошибка, которая никогда больше не повторится! Мы долго говорили с Григорием. Он глубоко раскаивается в содеянном... Ты ничего не добьёшься, Кирюша. Приходи... лет, скажем, через пять. А лучше через десять. Сейчас наши воспитанники ещё слишком юны. Но пройдут годы, и ты увидишь, что мы с Леной воспитали себе достойную смену».

«Что ж... — Кирилл вдруг вспомнил детей из посёлков. — Вадим Александрович. Вот, ей-богу — зла я вам не желаю. Но, помяните моё слово. Когда-нибудь ваши дети ещё дадут вам... прокашляться».

После этого ему пришлось уйти. Даша вчера вернулась из Бункера так же несолоно хлебавши.

И объявила Кириллу, что на юг перебираться не будет, останется в посёлке. Кирилл покрутил у виска, решил, что Даша расстроена разговором с Вадимом, и собирался вернуться к этой теме позже. А тут — на тебе. Рэд.

— Вы меня в гроб загнать решили? — переводя взгляд с одного на другую, грустно спросил он.

А Даша обрадовалась. Прямо расцвела, глядя на Рэда.

— Ой, ты тоже хочешь остаться? — она всплеснула руками. — Кирюш! Ну, смотри: тогда всё просто замечательно складывается! Если Рэд останется, за меня ты точно можешь не волноваться.

— Психи, — вздохнул Кирилл. — Оба... Ладно, у вас ещё неделя. Буду надеяться, что передумаете.

— Я не передумаю, — буркнул Рэд. — Ты меня знаешь.

Даша покачала головой:

— И я не передумаю.

— Да тебе-то здесь каким мёдом намазано?! — не сдержался Кирилл. — Ладно, Сталкер — родные стены, детство золотое. А тебе за что цепляться?

— Я не цепляюсь. Я, просто... — Даша помолчала, подбирая слова. — После разговора с Вадимом много думала. И вдруг поняла, что вспоминаю нас с тобой. Ведь когда мы ушли из Бункера, были ненамного старше ребят, что живут там сейчас.

— Ну и что?

— Ну и то! Я хочу... чтобы, если кто-то из этих ребят, несмотря на пропаганду, которой они окружены, всё же решится выйти на поверхность... А я уверена, что так и будет — вспомни твой рассказ о том мальчике, Лазаре! Как жадно он расспрашивал тебя, каким смышлёным показался. Собирая эмбрионы этих детей, Вадим не учёл одну простую вещь: интеллектуально одарённым людям свойственна пытливость ума. Я уверена, что кому-то из них рано или поздно станет тесно в Бункере. Старшим детям уже по шестнадцать лет, это самый бунтарский возраст! И я хочу, чтобы первыми людьми, которых эти ребята встретят на поверхности, были мы. А не какой-нибудь Егор или новый Шаман.

— Может, кстати, и ещё кто из наших в посёлке остаться захочет, — примирительно добавил Рэд. — Чего ты завёлся-то? Небось, замерзать будем — так сами, как миленькие, на юг притащимся.

Эпилог

— Антип! Немедленно ложись! — в дверь комнаты постучала Любовь Леонидовна.

«Войдите» пожилой воспитательнице не требовалось. Она распахнула дверь. Стоя на пороге, поправила очки.

— Так и знала, что у тебя включен компьютер!

— Да-да, ложусь. — Антип торопливо свернул лишние вкладки. Любовь Леонидовна, конечно, вряд ли поймёт, чем он занят, но осторожность ещё никому не вредила.

— Почему ты не спишь?

— Уже засыпал, — не задумываясь соврал Антип, — и вдруг понял, как решить задачу, которую Вадим Александрович задал на дополнительном занятии. Полночи с ней мучился, а сейчас озарило, представляете?! Вот я и решил записать, а то вдруг завтра забуду.

Любовь Леонидовна покачала головой.

— Ты слишком много занимаешься. Совсем себя не бережешь... Ложись!

— Да-да.

Антип выключил компьютер. Ничего, самое необходимое он успел сохранить.

Теперь уже был абсолютно уверен в том, что помимо главного входа и того, который Григорий Алексеевич называл контрабандным — сейчас его по распоряжению Вадима Александровича опечатали, — в Бункере есть другие туннели, ведущие на поверхность.

Понапрасну злить Любовь Леонидовну не стоит. А завтра он продолжит исследования.

Удержать его взрослые не сумеют, это Антип знал точно.

КОНЕЦ

***

Дорогие друзья!

Ну, вот и поставлена последняя точка. Труд длиною в шесть долгих лет подошел к концу.

Надеюсь, вам было интересно. Если книга понравилась, не забудьте, пожалуйста, поставить ей лайк))

Отвечая на вопрос, будет ли издана в бумаге четвертая книга: всё зависит от вас!

Если вы хотите увидеть её напечатанной, не стесняйтесь говорить об этом. И у нас всё получится.

Спасибо за то, что были с нами!

Не прощаюсь.

До новых встреч в новой серии:

https://author.today/work/209628

Новый мир, новые герои. Заглядывайте, буду рада)