Густав МАЙРИНК ПРЕПАРАТ





За столиком, подле углового окна кофейни "Радецки", шепотом переговаривались двое друзей.

— Его нет, днем он вместе со слугой уехал в Берлин. Дом совершенно пуст: я только что оттуда, все как следует осмотрел, живут в нем только эти двое, персы.

— Значит, он поверил телеграмме?

— Я и не сомневался, что стоит ему услышать имя Фабио Марини, как он помчится сломя голову.

— Именно это меня и смущает. Они же много лет были вместе… До самой смерти профессора… Что нового он смог бы узнать о нем в Берлине?

— Ого! У профессора Марини были от него секреты — он сам как-то упоминал об этом, с полгода назад, когда наш дорогой Аксель был еще с нами.

— Неужели ты всерьез веришь, что профессор Марини обладал каким-то секретом препарирования трупов? Ты в это веришь, Сенклер?

— При чем тут "веришь — не веришь"? Во Флоренции я собственными глазами видел препарированный профессором Марини трупик ребенка. Говорю тебе, любой мог бы поклясться, что малыш только спит: ни следа окоченения, никаких морщинок, складок, сохранился даже розовый цвет кожи, словно у живого.

— Гм… Думаешь, перс и в самом деле убил Акселя?

— Не знаю, Оттокар, но наш моральный долг — выяснить его судьбу. А если Акселя при помощи какого-нибудь яда погрузили в своего рода летаргический сон? Боже, сколько времени я потерял зря в Анатомическом институте! Как умолял хотя бы попытаться вернуть его к жизни! "Чего вы, собственно, добиваетесь? — слышал я в ответ. — Этот человек, без всякого сомнения, мертв, и с его трупом мы не можем ничего делать без дозволения доктора Дараше-ко!" Мне продемонстрировали контракт, из которого явствовало, что Аксель тогда-то и тогда-то уступил свои останки владельцу договора за пятьдесят флоринов. Расписка в получении денег прилагается.

— Нет, все-таки ужасно, что подобное в нашем столетии может иметь законную силу! Всякий раз, когда я об этом думаю, меня охватывает неописуемое бешенство!

— Бедный Аксель! Если бы он мог предчувствовать, что контракт попадет в руки этому персу, его злейшему врагу! Он верил, что Анатомический институт…

— У адвоката тоже ничего не вышло?

— Все впустую. Показания старухи-молочницы, которая видела, как однажды на рассвете дипломированный доктор медицины Дараше-ко в своем саду с пеной у рта яростно проклинал Акселя, даже не приняли во внимание! Да что там говорить… Хочешь со мной, Оттокар? Решайся.

— Конечно хочу, но подумай, вдруг нас схватят как взломщиков? У перса безукоризненная репутация ученого. Клянусь Богом, одного только подозрения будет недостаточно. Не обижайся, но не ошибся ли ты, когда тебе послышался голос Акселя? Пожалуйста, Сенклер, не горячись, расскажи еще раз подробнее, что тогда произошло? Может быть, ты был чем-нибудь возбужден?

— Ничуть. Получасом ранее я был на Граченах, снова любовался церковью Святого Вацлава, собором Святого Бита. Старые, своеобразные сооружения с барельефами словно из запекшейся крови обычно производят глубокое, неизгладимое впечатление на нашу психику. Потом я был у Голодной башни и на улице Алхимиков. Спускаясь после этого по замковой лестнице, я невольно остановился около открытой калитки в стене, окружающей дом Дараше-ко. И вдруг, скорее всего из окна, донесен голос (и я могу поклясться всеми святыми, что это был голос Акселя!), который кричал: "Раз-с-с, два-а, три-и-и-четыре-е-е!" Господи, если бы я тут же ворвался в дом! Но прежде чем я опомнился, турок, слуга доктора, захлопнул калитку. Говорю тебе, мы обязаны побывать в этом доме! Обязаны! Вдруг Аксель еще жив? Подумай, кому нас ловить? Кто ночью будет бродить по замковым лестницам? То-то же, а как я орудую отмычкой — залюбуешься!



Прежде чем приступить к осуществлению своего плана, приятели до темноты бродили по улицам. В сумерках они перелезли через стену и, наконец, оказались перед старинным зданием, которое принадлежало персу.

Дом, одиноко стоявший на пригорке в парке Фюрштенберга как мертвый стражник, опирался на боковую облицовку заросшей травой замковой лестницы.

— Есть что-то невыразимо пугающее в этом саду, в этих вязах, там, внизу, — прошептал Оттокар Доггналл. — Посмотри только, как грозно рисуются Грачены на фоне неба. А освещенные окна в нишах замка? В самом деле, своеобразная атмосфера царит здесь, на Малой стене. И словно все живое укрылось глубоко в землю из страха перед притаившейся смертью. У тебя нет предчувствия, что однажды этот призрачный образ растает вдруг как мираж, как фата-моргана? Что усыпленная, потаенная жизнь воспрянет ото сна, как кошмарный зверь, для чего-то нового, страшного? А взгляни-ка на эти, засыпанные белым песком дорожки! Они как живые…

— Идем уж, — перебил его Сенклер. — У меня ноги подкашиваются от волнения. На-ка, подержи пока план.

Дверь вскоре поддалась, и они стали медленно продвигаться на ощупь по старой лестнице, освещенной лишь призрачным мерцанием звезд, проникающим сквозь круглые окна.

— Придется обойтись без света. Слышишь, Оттокар? Кто-нибудь может увидеть нас снизу, из павильона в парке. Не отставай. Осторожно, здесь выщербленная ступенька. Дверь в коридор открыта… Сюда… Сюда налево…

Вдруг они оказались в какой-то комнате.

— Да не шуми же!

— Я не виноват: дверь захлопнулась сама!

— Придется зажечь свет. Я вот-вот что-нибудь опрокину: здесь полно стульев.

В это время на стене блеснула голубая искорка, послышался какой-то шорох, словно вздох, словно дуновение.

Тихое потрескивание, казалось, неслось от пола, из всех щелей.

Снова секунда мертвой тишины. А потом чей-то голос медленно и неторопливо захрипел:

— Раз-с-с… Два-а-а… Три-и-и-и…

Оттокар Доггналл вскрикнул и бешено зачиркал спичкой о коробок трясущимися руками.

Наконец вспыхнул свет. Свет!

Друзья переглянулись, их лица были бледны как смерть.

— Аксель!

— Четыре-е-е… Пять-х… Шесть-х… Семь-м-м…

Хрип доносился из ниши в глубине комнаты.

— Свечу! Скорее, скорее!

— …восемь-м-м-девять-десять-и-одиннадцать…

Со свода ниши, на медном пруте, пропущенном сквозь темя, свисала светловолосая человеческая голова. Шея под подбородком была обвязана шелковым шарфом, а ниже виднелись розовые легкие с трахеей и бронхами. Между ними ритмически двигалось сердце, оплетенное золотыми проволочками, которые тянулись к маленькому электрическому аппарату на полу. Упруго пульсирующие артерии черпали кровь из двух бутылей с узкими горлышками.

Оттокар Доггналл вставил свечу в маленький фонарь и, чтобы не упасть, уцепился за рукав приятеля.

Это была голова Акселя. С красными губами, цветущей кожей. Как живая, широко раскрыв глаза, она таращилась в вогнутое зеркало на противоположной стене, затянутой туркменскими и киргизскими коврами, увешанными экзотическим оружием. Повсюду были дивные узорчатые восточные ткани.

В комнате было множество препарированных животных: змеи и обезьяны в невероятных позах лежали среди разбросанных книжек. В стеклянной ванночке на стоящем сбоку столе плавало в голубой жидкости сердце.

С постамента на молодых людей строго взирал гипсовый бюст профессора Фабио Марини.

Приятели не могли произнести ни слова. Как завороженные, вглядывались они в сердце страшных человеческих часов, которое трепетало и билось, как живое.

— Ради Бога, бежим отсюда, а не то со мной будет обморок! Пусть преисподняя поглотит это персидское чудовище!

Они повернулись к двери.

И тут опять раздался зловещий треск; казалось, он исходил из уст препарата.

Сверкнули две голубые искры, зеркало отразило их прямо в зрачки мертвеца.

Губы раздвинулись, с трудом шевельнулся язык, согнулся за резцами — и прозвучало хриплое:

— Четверть… двен…надцатого…

Губы сомкнулись. Лицо застыло, голова снова смотрела прямо перед собой.

— Чудовищно! Мозг действует, он жив! Бежим отсюда, бежим на воздух! Свеча! Возьми свечу, Сенклер!

— Открывай же! Ради Бога, что же ты, ну?

— Не могу! Там… Там… Смотри!

Внутренняя ручка представляла собой унизанную перстнями руку покойника. Белые пальцы хватали пустоту.

— На вот, держи платок! Чего ты боишься, ведь это же рука нашего Акселя!



Они снова стояли в коридоре и смотрели, как медленно закрывается дверь.

Ее украшала черная стеклянная табличка:


Д-р Мохаммед Дараше-ко

АНАТОМ


Пламя свечи билось на сквозняке.

Вдруг Оттокар отшатнулся к стене и со сгоном сполз на колени:

— Вот, вот это здесь.

Он указал на шнур звонка.

Сенклер поднес свечу поближе… и с криком отшатнулся, уронив свечу.

Жестяной фонарик покатился вниз, звеня по ступенькам.

Словно одержимые, с торчащими дыбом волосами, задыхаясь, они неслись в потемках вниз по ступенькам.

— …Персидский дьявол… Персидский дьявол…





Загрузка...