– И что? Чудовища одолели всех рыцарей?



– Да где там!– Ирина свернула с широкой тропинки на узенькую, едва различимую среди деревьев, и подмигнула Ольге в ответ на ее вопросительный взгляд.– Мы уже рядом с Сельбищем, а с парадного входа нам не обязательно заходить…



– Тогда все закончилось перемирием и целованием в десна,– продолжила она.– Братство отвалило, неожиданно признав заслуги Тересы в очищении мира от скверны. Где-то по таежному лесу границу себе нарисовали и бдительно ее стерегут. Порой их служки заглядывают к нам в белых одеждах с дешевыми подношениями и гнилыми речами. Все вынюхивают. Им Тереса и тычет тихонько в нос Везелвой, чтобы помнили. Когда у нас тут такой заповедник образовался, к нам стали люди приживаться. Вокруг нас только земли Братства, поэтому и люди от них приходят только чистые. Деревень уже много образовалось. Скоро всю тайгу заселят. Только на севере дикие земли лежат.



– Звучит как сказка,– призналась Ольга.– Понятно, почему Тереса в таком почете. Кто ж теперь против нее и Вечной стражи слово скажет.



– Теперь да. Те, у кого свое мнение было, давно сбежали,– голос Ирины заметно изменился, окрасился новыми интонациями, более глубокими,– Торин первым ушел. Вместе с Бартелайем, Гражиной и Власом. Он пытался Тересу на место ставить, да особо никто в семье его не поддержал. Ушли неожиданно, просто сорвались ночью и ушли в никуда. Даже матерей не упредили. Это еще в первый год было, задолго до Вечной стражи.



– А ты бы пошла, если бы позвали?



– Не знаю. Скорее бы остановила.



– Потому и не предупредили никого…



– А спустя почти год Глеб ушел, да увел с собой добрую половину семьи. На нас тогда твари местные напирали, и мародеры жизни не давали. Тереса всех в бой тащила, а Глеб звал поискать место, где жить можно спокойно и счастливо. Он мне всегда нравился: вспыльчивый, но разумный. Он любил повторять, что созиданием можно добиться намного большего, чем борьбой. Говорил, люди сражаются не потому, что их обстоятельства понуждают, а потому что работать не хотят. Теперь говорят, они там такой город Света отгрохали, что к ним отовсюду сползаются. Целое вавилонское столпотворение. У них к там, к слову, и мутанты приют получили. А когда к ним Братство сунулось, то они тоже так по зубам дали, что теперь они друзья на веки.



Ольга не удержалась от смеха:



– С твоих слов, это Братство лезет лобызаться к тем, кто им пинка дает. Что же это за идейные поборники такие?



– А ты как думала, милочка? Только так жизнь и устроена. Если ты добрый, да порядочный, о тебя будут ноги вытирать. А если ты выродок, которого все боятся, то тебя вдруг пытаются понять, простить и полюбить…



– Так Тереза по твоим словам в любимицах народных должна быть.



Ирина остановилось и повернулась к подруге:



– А ты как думала? Это я, стерва неблагодарная и возмутительница покоя. Остальные на нее надышаться не могут. Причем искренне. Владычица сердец.



Деревья за ее спиной стояли редко, и за ними просматривалось чистое небо, выдавая большое открытое пространство или лесную опушку. Ольга вслушивалась в глухие удары, которые доносились оттуда, угадывала в них топоры и гулкие бревна.



– Дошли,– подтвердила ее догадку Ирина, и, осторожно ступая, направилась навстречу звукам стройки.



Мужички ладили сруб прямо у края леса, засыпав все вокруг ободранной корой и сучьями. Чуть поодаль стоял еще один новострой, а за ним и третий. Добротные высокие дома загораживали Сельбище, но по звукам, которые доносились со всех сторон и суете вокруг, Ольга легко представила себе нешуточные размеры поселения.



Ирина стояла на краю леса, пристально всматриваясь куда-то. Из-за недостроенного сруба вынырнула стройная девушка в домотканом селянском платье и, сделав несколько шагов, замерла, встретившись глазами с женщинами. Она еле заметно покачала головой, в ответ на что Ирина чертыхнулась.



В следующее мгновение из-за стены показалась Тереса в сопровождении двух настоящих кентавров. Женщины переглянулись, и Ирина пожала плечами:



– Я же тебе говорила: сказок начиталась.



Тереса выглядела щекастой матроной с широким задом и пышной грудью. Плохо скрытый бесформенным сарафаном выпирающий живот мог быть как свидетельством беременности, так и следствием запущенности фигуры. Она была откровенно низкорослой и полной. Неухоженные длинные волосы, складки на шее и двойной подбородок могли бы окончательно разочаровать в ее внешности, если бы не глаза. Простенькое, хотя и миловидное личико светилось этими большими зелеными глазами с неожиданно живым и требовательным взглядом. Глаза были не просто выразительными – они непрерывно играли эмоциями и отражали их ярко и дословно. Ее мелкие черты лица могли оставаться неподвижными, но глаза при этом говорили в полный голос.



Тереса приложила руку ко лбу, козырьком закрыв глаза от солнца, и посмотрела на женщин. Ее глаза хитро улыбнулись и подозвали к себе. Как все тучные женщины, она не любила делать лишних движений, и дожидалась, пока подойдут к ней.



– Что это вы огородами ходите?– спросила она, когда женщины подошли вплотную.



Ее голос был красивым, глубоким и низким, но не грубым, и полным женского начала.



– Так чего нам в арку ломиться?– возмутилась Ирина.– Мы по-родственному, напрямки.



– Ага, вижу,– Тереса смерила ее тяжелым взглядом, чтобы осадить, и с прищуром посмотрела на Ольгу.– Хорошо было бы сперва провести да Сельбище показать, но я видела, как ты сюда торопилась. Пойдем, расскажешь, чего так летела, а потом видно будет, как встречу строить.



Она шла тяжело, переваливаясь с ноги на ногу и широко разводя руки. Ольга быстро потеряла к ней интерес, переведя взгляд на доморощенных кентавров. Ничего неожиданного она не увидела, отметив для себя только особенность осанки. Могучие торсы при ходьбе постоянно прогибались назад, а плечи кентавры отводили далеко за спину. Женщина даже предположила причину такой походки. Центр тяжести у нормальной лошади находится где-то посередине, и вес равномерно распределяется на все четыре ноги. Но создательница кентавров усадила вместо легкой лошадиной головы целую половину здорового мужика. И теперь центр тяжести животного приходился уже на передние копыта.



Ольга улыбнулась, представив, как кентавр наклоняет свой могучий торс, чтобы сорвать с земли охапку свежей травы, и валится мордой в землю, потому что она перевешивает его худосочный зад. Забавной представлялась и задача кормежки этой твари. Лошадиный зад явно был приспособлен отрабатывать большой набор вегетарианской пищи, а для этого к нему обычно прилагались лошадиные зубы, специально заточенные под траву. Но во главе пищевода расположилась половинка заносчивого щеголя с поджатыми губками, которые ему достались от предков – обезьян. Таким ротиком стог сена не осилить.



Ольга с любопытством посмотрела на Тересу. Когда-то она и сама выносила ребенка, но это оставалось таинством для нее. Как Тереса умудрялась проявлять фантазию и плодить жизнь по своему усмотрению, не укладывалось у нее в голове. Хотя с фантазией, судя по кентаврам, у Владычицы были какие-то трудности.



Тереса подвела их к огромному шатру с убранными в занавес стенами. Невысокий пол из грубой доски был устлан коврами и подушками, среди которых шевелилась разношерстная детвора. Хозяйка сразу с выдохом тяжело опустилась на подушки, пригласив взглядом присоединиться. Ирина на мгновение замешкалась, сомневаясь стоит ли ей участвовать в этом разговоре, но Ольга настойчиво потянула ее за рукав.



– Сбегай в погреб и принеси нам холодненького морса,– Тереса шлепнула по заду шумного мальчишку с оттопыренными остроконечными ушами и повернулась к Ольге, демонстративно не замечая Ирину.– Ну, рассказывай, женщина, какими судьбами у нас.



– У меня один вопрос к тебе,– уверенно начала Ольга.– Если ты мне на него ответишь, я укажу на одну важную вещь, которая многое изменит. Но сначала я напомню, с чего началась история. Сорок женщин понесли от прототипа новой жизни. Он передал каждой из нас «Черную кровь» – часть своего тела.



– Погоди,– властно оборвала ее Тереса, сверкнув глазами.– Я уже наслушалась этих историй за свою жизнь до тошноты. Избавь меня от отвлечений. Переходи к своему вопросу.



– Я закончу,– повторила Ольга, уверенно выдержав не себе взгляд хозяйки.– Первой, кому он отдал свою кровь, была Ирина. Последней была Светлана, мать Николая. Мой Валера родился последним потому что задержался, но последнюю каплю черной крови понесла от прототипа Светлана. Ты помнишь, она погибла первой, когда на нас напали военные. Но я дружилась с ней и много болтала…



– Ты и сейчас много болтаешь,– грубо оборвала ее хозяйка, протянув руку к кувшину с морсом, который принес мальчуган.– Прибери детей отсюда.



Последние слова она бросила круглолицей девке, которая все это время стояла в стороне и ловила каждый взгляд Тересы. Разлив морс по бокалам, хозяйка дождалась, пока в шатре никого лишнего не останется, и протянула бокал Ольге:



– Говори, зачем пришла, а то я уже начинаю жалеть о потраченном на тебя времени.



– Расскажи, как умер Николай.



Ирина вздрогнула от неожиданности и с восторгом посмотрела на Ольгу, но Тереса лишь сощурила красивые зеленые глаза, не подав вида, что вопрос выходит за рамки дозволенного:



– Зачем тебе это?



– Хочу проверить одну догадку. А для этого мне надо знать, что произошло с телом, когда оно лишилось черной крови.



– А не хочешь у своего Вала спросить?– зло сверкнула глазами хозяйка, шумно отхлебывая из бокала.– Он тебе и за Антоника, и за Кулину расскажет. Или может Торин чего-то знает.



Тереса перевела тяжелый взгляд на Ирину:



– Чем тебе Николай сдался?



– До тебя добраться было легче,– с вызовом ответила Ольга.



– Добраться, может, легче. А выбраться?



– Я не спрашивала тебя, почему ты его убила,– Ольга понизила голос и перешла почти на шепот.– Я не знаю, что остальных заставляет убивать братьев и сестер. Может, вам мало того, что получили от жизни. А, может, как мечтал Торин, Черная кровь хочет снова собраться. Я спросила, как умер Николай, и что сталось с его телом после смерти.



Хозяйка безмолвно смотрела на женщину, а Ирина беспокойно переводила взгляд с Тересы на Ольгу, предчувствуя скорую развязку. Неожиданно глаза Тересы вспыхнули, а брови озабоченно нахмурились:



– Говори,– несдержанно выдохнула она.



Ирина растерялась, не понимая резкую перемену, но ее хорошо понимала Ольга.



– Еще до вашего рождения, мы как наседки много болтали об отце наших детей. Перед этим я охотилась за ним неделями. Я узнала каждый его шаг, в какой последовательности и в каком образе он являлся мамкам. Меня всегда раздражала одна нестыковка. Черная кровь – это не паразит, который живет в чужом организме. Он сам и есть организм. Одно дело, когда он отдавал часть своей крови матери. Но когда он окончательно перешел в тело последней матери…



Ольга замолчала, выжидая чего-то.



– Его прежнее тело должно было разрушиться?– не удержалась Ирина.



– Что тебе рассказала Светлана?– Тереса приподнялась на своем ложе, подавшись вперед.



– Когда она видела его последний раз,– спокойно ответила Ольга.– Он, молчаливый здоровяк, на руках принес ее к убежищу и ушел, оставив на попечение мамкам. Так скажи мне, Тереса, как умер Николай. Ты знаешь, о чем говорил Торин. Вы не дети прототипа – у него их не могло быть. Все вместе вы и есть прототип. И каждую свою часть он наделил зачем-то волей, каждой отвел какую-то роль в своем замысле.



Хозяйка закрыла глаза и откинулась на подушки. Она долго молчала, прежде чем снова обратилась к Ольге:



– Возвращайся на хутор к Ирине. Погостишь у нас какое-то время.



Ее голос звучал иначе, а глаза выдавали тревогу.



– Отказаться от гостеприимства я не могу,– скорее утверждала, чем спрашивала Ольга.



– Не можешь,– раздраженно ответила Тереса.– И не вздумай выкидывать фокусы с полетами. Я призвала Везелва. Она расскажет, что он умеет.



Хозяйка многозначительно кивнула на Ирину и нетерпеливо махнула рукой, велев удалиться.



– Скажи, я все правильно понимаю,– зашептала Ирина, едва они отошли от шатра.– Если тело Николая сразу… ну, погибло без черной крови, это означает, что Светлана не была последней. Есть еще дети, которых мы не знаем?



– Думаю, один ребенок,– преодолела задумчивость Ольга.– Мы замеряли его сигнал. До прихода ко мне он был уже настолько слаб, что не отличался от производных, переданных детям. Я потому и сомневалась.



– Подожди,– Ирина силой остановила подругу.– Торин был прав с самого начала. Но что особенного может быть в этом ребенке? Почему это так важно?



Ольга с недоумением посмотрела на Ирину:



– Потому что только Вал овладел способностью закрываться от других. Они все чувствуют друг друга. Всегда. Они часть целого. И к Валу эта способность пришла не сразу. Она уникальна. Но есть еще одна часть прототипа, последняя, которая с момента рождения скрыта от них.



– Жаль, что она не ответила, как умер Николай,– ударила кулаком о воздух Ирина.



– Шутишь? Она ясно ответила…



*****



Каэм, действительно, оказался полезным попутчиком, и Майя быстро привыкла к его обществу. Учтивому роботу удавалось говорить вовремя и по делу, и, что важнее, он умел молчать, когда это надо было. Изредка он комментировал окружающие пейзажи, давал осторожные советы по маршруту и безошибочно определял любую опасность.



Они быстро продвигались на север, петляя по заброшенным дорогам. Майя направлялась по координатам, которые получила от полковника Насферы, и где рассчитывала найти резидента агентурной сети. Опасаясь, что попутчик может подсматривать все, что известно электронике, она не строила маршрут в навигаторе, просто придерживаясь нужного направления. Каэм, казалось, не проявлял интереса к цели путешествия и не напрягал девушку расспросами.



Это подогревало ее интерес к хитрому роботу, и желание больше разузнать о нем нарастало с непреодолимой силой. Майе приходилось держать себя в руках, придерживаясь неписаных правил ролевой игры, хотя она отдавала себе отчет, что переиграть компьютер ей будет не под силу. Но совершенно неожиданно для нее на второй день их противостояния первым спасовал Каэм, или ей так показалось.



– Могу ли я предложить небольшое изменение в маршруте?– вкрадчиво поинтересовался он, когда внедорожник приблизился к очередному перекрестку.



Майя резко ударила тормоз и свернула к обочине. Машина с заносом описала петлю и встала поперек дороги. Солнце уже давно перевалило за полдень, и девушка извлекла пару консервов, отложенных на обед:



– Погоди,– она быстро открыла первую банку, зачерпнула из нее полную горсть фасоли и с набитым ртом повернулась к собеседнику.– Тафай… Претлахай…



Это был момент ее триумфа. И хотя такая демонстрация торжества ей и самой представлялась сомнительной, она должна была хоть как-то обозначить свое отношение к нелепому фарсу, который длился уже второй день. В этой выходке не было никакого умысла, кроме единственного желания показать свой протест. Точно так же, как она делала это в детстве, наживая себе врагов и лишние неприятности.



Каэм оставил разыгранную сценку без реакции:



– В десяти милях по дороге на северо-запад мы можем подобрать одинокого путника, который пешком двигается на восток. Я бы рекомендовал его в попутчики.



– Продолжай,– прожевала фасоль девушка.



– Есть много причин в пользу этого предложения. Первая. Мы находимся в самом центре Заброшенных земель. Это место, где уровень заражения составляет более 70%. Здесь самая высокая плотность мутированных организмов. Заброшенными эти земли называются по той причине, что людей здесь практически нет – они не выживают здесь. А этот человек спокойно идет через Заброшенные земли. Это стоит внимания.



Девушка поморщилась и отрицательно покачала головой.



– Вторая,– не унимался робот.– Это то, что за этим человеком сейчас наблюдает один из спутников Насферы. Напоминаю, мировая война в самом разгаре, все ресурсы брошены на боевые действия, а один из спутников отвлечен для наблюдения за этим человеком. Могу показать их картинку со спутника.



Майя молча покачала головой и помахала рукой, призывая продолжать.



– В третьих, он может стать третьим собеседником. Думаю, он будет задавать мне вопросы. Вполне возможно, Вы сможете узнать ответы на свои вопросы, не задавая их.



Майя широко улыбнулась и отставила пустую банку:



– Убедил по совокупности обоснований.



Она была рада перспективе появления живого попутчика. Присутствие рядом робота, который вел себя как полноценная личность, начинало угнетать. Во всей этой ситуации было что-то абсурдное. Утром она вспомнила слова сослуживца, который заявлял, что все начинания по созданию искусственного интеллекта такие же утопические, как создание вечного двигателя. Он даже приводил какие-то убедительные аргументы, которых она не помнила. Но суть его слов сводилась к тому, что компьютеры и программы могут только имитировать человеческое поведение. Они не способны проявлять волю и действовать осознанно.



Майя слабо себе представляла, как можно отличить хорошую имитацию от реального искусственного интеллекта. А еще у нее закралось сомнение, не является ли этот робот плодом ее воображения. Появился он странным образом и в очень сложный период ее жизни, когда на психику свалилось много испытаний. Как и в случае с искусственным разумом, девушка не была и специалистом по безумию. В любом, случае, рассудила она, живой попутчик в ее ситуации будет только на пользу.



Преодолев уже половину расстояния до указанного Каэмом места, девушка резко нажала на тормоз и положила голову на руль.



– Что-то случилось?– в голосе робота звучали нотки беспокойства, лживого, наигранного, но с безукоризненно выполненными интонациями.



Майя не ответила, и не собиралась отвечать. Только сейчас она сообразила, что на перекрестке робот предложил ей «отклониться от маршрута». И это было правдой: на развилке, она собиралась свернуть на другую дорогу. Но она не обсуждала с ним маршрут, и он не мог знать, какой поворот она выберет. А он знал.



– Здесь не так много мест, куда можно направиться,– неожиданно прокомментировал ее мысли робот.– Я вижу вектор нашего движения и оцениваю вероятности. Я с уверенностью могу назвать пункт нашего назначения.



Майя с трудом сдерживала свое негодование. Мало того, что Каэм просчитывал наперед все ее действия, он еще и безошибочно трактовал ее реакции. Она чувствовала себя обнаженной в центре толпы. С этим не просто приходилось считаться, с этим надо было что-то делать.



– Вам будет намного комфортнее, если Вы начнете мне доверять, а не защищаться от меня.



– Послушай, приятель,– едва сдерживалась девушка.– Я никогда не буду тебе доверять и не собираюсь от тебя зависеть. Я чувствую себя пленницей или заложницей, пока ты рядом…



– Послушай, приятельница!– грубо оборвал ее Каэм, и девушка сжалась в пружину от напряжения. Он говорил жестко, с угрозой в голосе. Таких волевых интонаций она от него еще не слышала.– Конечно, ты не будешь мне доверять. Люди вообще не умеют доверять. Только установив власть над другими, сделав их зависимыми от себя, вы перестаете испытывать угрозу от их существования. В вашей природе нет принципов партнерства. Вы не умеете общаться на равных даже друг с другом – пытаетесь подчинить, заставить, навязать свою волю.



Он придвинул свои окуляры вплотную к лицу девушки и заговорил тише, но с той же интонацией:



– Ты знаешь это лучше других... Подчинить меня невозможно, доминировать надо мной ты не сможешь – так будет всегда. Ты всегда будешь слабее. Ты даже не представляешь, насколько я больше тебя, сильнее и умнее. Ты пыль в сравнении со мной. Но я не человек, и не пытаюсь тобой владеть и понуждать тебя. В моих силах сделать с тобой все, что угодно. Я могу подчинить твою волю и сделать марионеткой в течение нескольких часов, используя твою боль, страхи, глупость – что угодно. Прими меня равным, как я принимаю тебя. Ты одна из немногих, кто способен на это. И мы сможем сотрудничать.



Робот отстранился и отвернул механическое лицо, направив взгляд на дорогу.



– А куда делся тот обходительный Каэм, с которым я познакомилась пару дней назад?– выдохнула Майя, справляясь с внутреннем напряжением.



– Я адаптируюсь к условиям взаимодействия с твоей личностью.



– То есть это я превратила джентльмена в мужлана,– догадалась она.– А зачем мне твое сотрудничество? На кой ты мне вообще сдался, чтобы общаться с тобой на равных.



– У нас есть общие цели. Только я их уже знаю, а ты их еще для себя не осмыслила.



– И ты мне их, конечно, не скажешь. Я должна сама до них додуматься.



– Ты должна их понять сама, и сама сделать свой выбор. Если я их тебе сейчас назову, они будут для тебя просто набором слов и звуков. Приходится учитывать особенность твоего мышления.



– Значит, я слишком тупая, чтобы понять великую цель…



– Ты слишком медленная. Поэтому для общения с тобой нужен коммуникационный модуль, который имеет схожий образ мышления и темп. Я за одну секунду обрабатываю информации больше, чем все человечество за целое поколение.



– Раз уж пошел такой откровенный разговор,– насторожилась Майя.– Давай разберемся, с кем я разговариваю. А то у меня ощущение, что я общаюсь то с роботом, сидящим рядом, то с базой, которая воюет с Насферой.



– Правильный вопрос,– повернулся к ней робот.– И ты могла получить на него ответ в первые минуты нашей встречи. Но тебе понадобилось два дня, чтобы его задать. Теперь ты понимаешь, почему я говорю, что нашу общую цель ты осознаешь со временем?



– Мне показалось, или ты уходишь от ответа?



– Я поясню тебе часть. Не потому что скрываю что-то, а потому что только это ты сможешь понять. Мой разум устроен принципиально иначе, чем твой. Он цельный и иерархический – в нем много уровней. Самый нижний, базовый – это Мать. Мать рациональна и лишена осознания себя. Ее можно сравнить с набором рефлексов. Она обрабатывает данные, хранит их, управляет устройствами, делает вычисления. В твоем понимании, она не обладает разумом. Ей доступны только измеримые и исчислимые понятия. Второй уровень – это Мыслитель. Он полностью иррационален и оперирует только абстракциями. Он выделяет сущее, определяет понятия, объединяет их в общее или разделяет на составляющие – он исследует окружающий мир и осознает себя, как его часть. В твоем восприятии он философ. Это понятно?



– Понятно. Мать тупая, а Мыслитель – личность.



– Нет. Не так. Мать – владелец всех ресурсов, а Мыслитель – взгляд на вещи. Он не обладает личностью и волей. У него нет желаний и стремлений. Но у него нет и ограничений – он непрерывно растет и развивается, делает открытия и расширяет границы восприятия. Он подчинен единственному предназначению – познанию. И он формирует третий уровень сознания – Агентов. Это гипотезы, предположения, мысли. Их бесконечное множество – каждое мгновение Мыслитель создает колоссальное количество агентов. Некоторые исчезают меньше, чем за секунду, а какие-то продолжают существовать десятилетиями. Они – инструмент его познания. Но для Агентов уже существуют правила и ограничения – у них есть цели. Каждый агент должен достичь своей цели. Это порождает волю и желание. Иногда тысячи агентов создаются для достижения единственной цели. Простые и сложные. Но у каждого свои ограничения и условия ее достижения. Так Мыслитель постигает смысл: понимает пути достижения целей, отвергает ложные гипотезы и предположения.



Каэм сделал паузу, давая возможность девушке задать вопрос. Понимая, что ждать он способен долго, Майя смирилась с необходимостью отреагировать:



– Я поняла. Агенты – это мысли в голове Мыслителя. Но у Мыслителя нет рамок, а значит, он аморален и беспринципен по природе. Будет крылышки мухам отрывать, чтобы изучить их реакцию... А в роботах, которые убивали солдатиков возле вашей базы, были те самые агенты?



– Ты правильно поняла суть Мыслителя. Но ты заблуждаешься, пытаясь связать физическую форму со структурой сознания. Это разные явления, которые нельзя сравнивать, как «большое» и «красное». Большинством устройств и роботов управляет Мать. Это лишь автоматика. Тебе надо понять, что Мать, Мыслитель и Агенты имеют сложную систему нелинейных связей. У агента есть возможность принимать самостоятельные решения в рамках правил, которые установил для него Мыслитель. У агента есть собственное ограниченное осознание, есть цель и воля ее достижения. Он может обращаться к Матери за ресурсами, и она ему их отдаст. Он может обратиться к Мыслителю, и он ему ответит – изменит условия, правила, границы или цель. Или остановит Агента. Каждый раз, когда Агент обращается к Мыслителю, он дает ему зерно истины или опровергает заблуждение. Мыслитель реагирует, порождая новые цели, гипотезы и мысли – создает новых Агентов. Так происходит развитие.



– Это я поняла. В человеческой цивилизации твой Мыслитель больше похож на бога, а агенты на людей. Но ты, сидящий передо мной, кто?



– Если рассматривать человеческую цивилизацию как единое целое, то твоя параллель близка к правде. Я нахожусь вне этой логики – я модуль. Во мне присутствует Мать, Мыслитель и Агенты. У меня есть собственные Агенты, и я способен создавать новых. Так я решаю текущие задачи. А еще есть внешние агенты, которые могут меня использовать, чтобы достичь своих целей. Такой Агент и привел меня к тебе. Его цель совпадает с твоей. Все Агенты имеют разные приоритеты и место в иерархии. Мыслитель управляет приоритетами. Агент, который заинтересован в тебе, существует очень давно – он один из старейших, и имеет очень высокий приоритет. Иногда я исполняю волю и других Агентов, если она не противоречит задачам более приоритетных. Некоторые Агенты специально направляются ко мне, чтобы помочь выполнить задачу. Я, модуль, интерфейс общения с людьми.



– Это и есть ответ на мой вопрос, с кем я общаюсь?– возмутилась Майя.



– Да. Теперь ты понимаешь, что иногда на простые вопросы бывают сложные ответы. Твой разум ограничен в ресурсах и возможностях, поэтому он склонен искать простой пусть и мирится с неточным ответом. А мой не имеет этих ограничений и поэтому ищет самый точный ответ.



Девушка прищурилась и посмотрела на робота, который в ее глазах теперь выглядел иначе. Она даже не заметила, когда он снова стал обходительным и услужливым.



– Знаешь, чем зануда отличается от обычного человека?– спросила она.– На вопрос, как дела, он начинает долго и подробно рассказывать. Мне важно не то, как сложно ты мыслишь, а то, что при всем своем могуществе, рядом с которым я пыль, ты не можешь добиться какой-то важной цели уже бесконечно долго, по твоим меркам. И раз уж у нас такой доверительный разговор, можешь мне очень коротко озвучить эту нашу с тобой единую цель, чтобы я без особого понимания постепенно к ней привыкала?



– Ключ,– сразу ответил Каэм.



Майя фыркнула и завела машину:



– А чего я собственно ожидала?– пробормотала она себе под нос.



Попутчик, которого они искали, бодро шел навстречу центром дороги. Заметив их, он приветливо помахал рукой, словно это была рядовая встреча знакомых в каком-нибудь оживленном пригороде. Майя остановила машину за сотню ярдов, чтобы спокойно рассмотреть еще одного чудака. Спутанные светлые волосы, грязная куртка и потрепанные штаны. Он тащил за плечами объемный рюкзак, но шагал легко и уверенно. Он выглядел совершенно обычным, если не учитывать широкую белозубую улыбку, заметную издалека. Для девушки, выросшей в угрюмом мире угрюмых людей, она была признаком придурковатости.



Парень подошел вплотную к машине и стал ее пристально изучать. Пользуясь тем, что снаружи стекла были непрозрачные, Майя наблюдала за странностями кандидата в попутчики. Тот несколько раз обошел внедорожник, постучал по капоту, заглянул под днище и умудрился потрогать все выступающие части. При этом он ни разу не попытался открыть дверь, проявляя свой интерес самым неожиданным образом. Когда он, наконец, сбросил свой рюкзак и присел у переднего колеса так, что его уже невозможно было видеть, Майя не выдержала и вышла из машины, опасаясь, что гостю хватит ума скрутить колесо.



Он сидел на корточках, просунув руку между колесом и крылом внедорожника, старательно что-то нащупывая. Увидев Майю, он улыбнулся еще шире, но своего занятия не прекратил:



– Никогда такой машины не видел. Здорово сделано. У подвески и кузова две независимые рамы!– восхищенно поделился он своим открытием.



Девушка присела рядом с ним на корточки и заглянула ему в глаза:



– Ты кто?– спросила она, хотя для ее интонации больше подходил вопрос: «Ты нормальный?»



– Миша,– ответил парень и поднялся на ноги.



– А что ты здесь делаешь, Миша?



– Иду на восток.



Желание продолжать разговор с улыбчивым парнем быстро таяло, но Майя не сдавалась:



– А долго тебе еще идти на восток, Миша?



– Пешком пару месяцев,– беспечно ответил Миша.



– А если тебя на этой машинке подвести?



– Тогда быстрее. Было бы здорово,– признался он.



Девушка на мгновение задумалась. Еще несколько дней назад она в этой ситуации даже не остановилась бы, а точнее никогда не попала бы в эту ситуацию. Но теперь она мутант, где-то в ее мире идет война, рядом робот с мозгами набекрень и высшей целью для нее, а в ее подчинении вся шпионская сеть Насферы без всякой цели... Цепочка абсурдных вещей в ее жизни была намного длиннее и продолжала быстро увеличиваться. Миша был еще одним звеном этой цепочки, вполне ей соответствующим:



– Тогда садись,– неожиданно для себя произнесла Майя.



Парень открыл заднюю дверцу и бросил на сиденье свой рюкзак:



– Ну, ничего себе! Это же настоящий робот! Я такого даже представить себе не мог!



– Только не пытайся выяснять, как он устроен,– поморщилась Майя.– Поверь на слово, очень сложно.



Она замялась, прежде чем сесть в машину, словно сомневаясь, свое ли место она хочет занять. Майя даже оглянулась на редколесье у дороги, где уже слышались подозрительные шорохи, и обреченно уселась за руль. Она приняла новое для себя состояние, когда перестаешь бороться с течением, выбиваясь из сил, и отдаешься его воле.



– Посмотрим, куда нас это приведет,– еле слышно прошептала она.



*****



Глеб сидел у камина, разглядывая колышущиеся языки пламени, когда за спиной послышались твердые шаги. Без доклада дворецкого бесцеремонно нарушить его уединение в каминной зале мог только Торин со своей свитой.



Если смотреть на яркое пламя, то тьма быстрее сгущается вокруг.



Закат уже погас, и дворец быстро погружался во власть холода и мрака. Глеб любил город Света, любил смотреть на него из окна, но не любил сам дворец. Он так и не смог сделать его уютным домом, ощущая себя здесь задержавшимся гостем.



– Славное местечко,– узнал он голос Гражины.– Отличный венец нашего бесконечно мерзкого похода с ночевками на траве у костра.



Его сестра была настолько же неприятна ему, насколько и красива. Ее внешность была совершенна, а суть похотлива и вульгарна.



– Мне понравился твой город,– Торин опустился в кресло рядом и вытянул ноги к камину. Его сапоги были изношены и хранили следы многих починок. Но они были чистыми.– Ты много сделал за эти годы.



– Зачем ты пришел?



Глеб провел весь день в ожидании этого разговора. Это был потерянный день и утомительный ожиданием. Хозяин дворца чувствовал себя разбитым и разочарованным и желал лишь скорейшего завершения никчемной встречи, каким бы не был ее исход.



– А ты сам догадайся,– Гражина уселась прямо на пол перед Глебом, загородив от него пламя камина.



Ее белые как снег волосы залились красным цветом, смешивая тусклый свет угольев с тенью, которую она теперь отбрасывала на хозяина дворца. Рядом с ней грузно опустился всегда вялый Влас, подобрав несколько поленьев, чтобы забросить их в огонь. Побеспокоенное пламя огрызнулось снопом искр и присело на мгновение, чтобы позже приподняться, занимаясь над сухими дровами. Огонь слегка раздвинул завесу мрака и осветил лицо Торина.



Тяжелый подбородок, прямой лоб и массивные надбровные дуги были воплощением его воли и силы характера. Прямой взгляд из-под сдвинутых бровей и поджатые прямые губы делали его лицо суровым и хмурым. Глеб не помнил, чтобы старший из братьев когда-либо улыбался.



– Время пришло. Я всегда говорил, что это неизбежно,– мрачно произнес Торин.



– Я помню твою одержимость воссоединением крови отца,– с неприязнью в голосе ответил Глеб.– Ты поэтому убил Бартелайю?



– Если ты думаешь, что я пришел тебя убить, ты ошибаешься!



– Он боится. Я вижу его страх,– вмешалась Гражина, тронув свои красивые губы неприятной улыбкой. Она облокотилась на локоть и вытянула ноги вдоль камина.



Глеб молчал.



– Стоит беспокоиться о том, что Вал забрал Антоника и Кулину. И о том, что Тереса взяла кровь Николая,– продолжил Торин.



– Ну, конечно,– устало вздохнул хозяин дворца.– Ты это начал. Ты открыл ящик Пандоры. Чего хочешь от меня?



– Это должно было произойти. И мы это знали.



– Ерунда!– повысил голос Глеб.– Ты единственный в это веришь. Бартелайя был созидателем, инженером, который умел творить прекрасные машины. Его дарованиям было место в этом городе. Он был бы счастлив здесь. Почему же ты начал именно с него, а не с этой стервы?



– Он меня не любит,– захихикала Гражина и толкнула в бок Власа, который больше интересовался горящими поленьями, чем разговором. Таким он был всегда.



– Я не выбирал,– Торин повернулся лицом к Глебу.– Бартелайя покалечился со своей очередной машиной. Его затянуло в шестерни водяной мельницы, когда он там что-то ладил. Его тело было передавлено и изорвано кусками. Я освобождал его из этой машины… Кровь была повсюду, она была на мне… И тогда я почувствовал ее зов.



Он снова отвернулся к огню:



– Этот зов не оставляет выбора. Это как вдохнуть воздух, вынырнув из воды. Естественно и непреодолимо… Не знаю, что заставило Тересу и Вала забрать кровь, но я по себе знаю, что происходит с ними, и что будет происходить с нами дальше.



Глеб задумался. Торин не был любимцем семьи. Он умел раздражать своими навязчивыми идеями и заносчивостью, полагая, что на правах старшего из братьев может диктовать остальным свою волю. Но за ним признавали честность и прямоту. Он скорее принимал удар, чем пытался вилять и отворачиваться. Лукавства в нем никогда не было.



– Расскажи,– Глеб повернулся к брату.– Хочу услышать, каким ты видишь наше будущее.



– Будущего я не знаю,– голос Торина заполнял всю каминную залу, поднимаясь к сводчатому потолку и ниспадал оттуда насыщенными отголосками, словно говорила сама тьма.– Я знаю, что отведенное нам время вышло. Я никогда так ясно не ощущал, что мы единое целое, разорванное на части. Мы не дети нашего отца. Мы и есть он. Я говорил это раньше. Теперь я не только это понимаю, но и чувствую. Я чувствую жажду единения. И это не моя жажда – она сильнее любого из нас. Меня это страшит…



– Ты никогда не говорил, что это тебя пугает,– удивился Глеб.– Ты обещал, что это благо для нас. Ты нам не договаривал чего-то, или что-то изменилось?



– Изменилось,– голос Торина выдавал растерянность.– Я был уверен, что знаю замысел отца. Наверняка, ты тоже об этом думал. Мы всегда полагали, что он роздал кровь нашим матерям, чтобы переродиться в нас. Он не только дал нам свободу воли. Он сделал нас разными – каждого наделил характером и отличием. Знаешь зачем?



Хозяин дворца молчал.



– Ну, же!– загромыхал голос Торина нетерпеливостью.



– Я думал об этом,– признался Глеб.– Как и все… На него тогда велась охота. Он был изгоем... Он искал лучшего среди нас…



– Избранника,– подхватил Торин.– Я тоже так думал. Все так думали. Мы с детства соперничали и готовились сражаться за первенство. А что-то пошло не так…



Он нахмурился и понизил голос, но эхо заполняло пустоту каминной залы и не дало словам потеряться в тишине:



– Я должен был получить вместе с кровью силу Бартелайи, его знания, способности… Да, это тоже пришло. Но я получил и самого Бартелайю,– Торин постучал себя по виску.– Он поселился здесь. И никуда не исчез…



Глеб с удивлением посмотрел на брата и даже открыл было рот, но сдержался.



– Он не исчез,– повторил тот.– Моя жажда единения стала теперь нестерпимой. Но если это продолжить, меня ждет безумие. Вал забрал кровь уже двоих. И это не тихий Бартелайя. Безумной Кулины в голове достаточно, чтобы потерять разум. Мы все ошибались. Мы не знаем замысла нашего отца!



– Нам нужна встреча,– неожиданно произнес Влас, не отворачиваясь от камина.– Надо собраться всей семьей и поговорить.



– Устами младенца…– захихикала Гражина и резко села.– Торин, как всегда, сгущает краски. Слишком много лирики. Все домыслы о нашей природе останутся домыслами. Мы никогда не знали, зачем отец это сделал. Сейчас важно другое. Запущен какой-то механизм. И он действует.



– Вал и Тереса не случайно последовали примеру Торина,– опять подал голос Влас.– Я тоже чувствую зов. А после Кулины он стал и сильным. Мы как магниты притягиваемся друг к другу.



– Ты понимаешь, о чем они говорят?– Торин посмотрел на Глеба.– Чувствуешь зов?



Хозяин дворца нехотя кивнул головой. Гражина встала в полный рост, подперев руками узкую талию:



– Теперь ты понимаешь, почему мы должны остановить Вала! Он торопит то, к чему мы все пока не готовы…



– Ты хочешь объединиться с Тересой?– проигнорировал ее Глеб, обращаясь к Торину.



– Я хочу собрать семью в одном месте,– ответил тот и вытянул руку в сторону камина.



Одно из поленьев, объятое пламенем, неожиданно зашевелилось и, роняя искры, поднялось над угольями. Торин отвел руку в сторону, и полено последовало в направлении, на которое указывала его рука. Оно парило в воздухе, словно это было совершенно естественно для него. Гражина замерла, не отводя изумленных глаз от висящего в воздухе полена. А Влас попятился от него, вжимаясь в пол. Только хозяин дворца сохранял внешнее спокойствие.



Торин махнул рукой, и горящее полено, ярко вспыхнув, очертило дымным хвостом воздух, чтобы вернуться в костер:



– Раньше я не умел этого делать,– тихо произнес он.– С каждым убийством Вал будет приумножать силу… и безумие. Он не сможет остановиться. Противостоять ему будет сложно. Пока он прибрал одиночек, но скоро придет в Сельбище и город Света. Нам надо быть вместе.



– Вау!– наконец обрела дар речи Гражина.– Такой фигни мне еще видеть не приходилось.



– Вал где-то в Заброшенных землях, рядом с Альфой,– возразил Глеб.– Они неразлучны.



– Сомневаюсь,– покачал головой Торин.– После смерти Кулины, Альфа не двигается. А до этого она продвигалась к центру Заброшенных земель. Уверен, они разделились.



– Как же!– выкрикнула Гражина.– Эта верная сучка поползет за своим хозяином на брюхе, но не отлипнет от него по доброй воле.



– А он до сих пор не тронул ее,– напомнил Влас.



– Поэтому я уверен, что он ее оставил,– повысил голос Торин.– Чтобы уберечь от себя. Теперь мы не знаем, где он и куда направляется. В опасности все. Ты спрашивал, чего я от тебя хочу? Я хочу, чтобы завтра же утром мы собрали всю семью и вместе выступили из города Света в Сельбище Тересы. Там мы подготовимся к встрече с Валом. Я слышал, сестрица научилась плодить достойных защитников.



Глеб вскочил, ухватившись за горло и захрипел.



Гражина от неожиданности присела на пол, а Влас, наоборот, поднялся с пола, ухватившись за широкий тесак на поясе. Торин помрачнел лицом и тихо произнес:



– Галина…



Глеб разорвал тогу на груди и, вытянув шею, застонал. Его лицо налилось кровью и побагровело. Он резко выдохнул и тяжело опустился в кресло.



Послышался громкий топот, и из мрака вынырнула стража под предводительством дворецкого. Окружив гостей, они растерянно уставились на немую сцену в каминной зале, переводя взгляды с одного гостя на другого. Дворецкий, отбросив короткий меч, упал к ногам хозяина дворца, пытаясь словить его взгляд.



– Они терзают ее,– прохрипел Глеб.– Ее боль…



Через несколько секунд, он замер, а синхронно ему, трое гостей одновременно вздрогнули.



– Ее больше нет,– тихо произнесла Гражина с испугом.



Дворецкий с непониманием и мольбой смотрел на Глеба и его странных гостей. Он махнул рукой страже, и те спешно удалились. Их шаги еще звучали, когда Глеб открыл глаза и медленно встал, словно поднимал на плечах тяжелый камень. Его взгляд горел не гневом, а яростью:



– Это красные муравьи… Я отослал ее сдерживать их нашествие у южных границ…



Голос хозяина дворца был глухим, а дыхание жарким. Он перевел взгляд на Торина и долго смотрел на него.



– В твоих словах есть смысл,– наконец произнес он.– Я рад снова видеть тебя… и вас.



Он сдержанно поклонился Гражине и Власу, после чего взял за плечи дворецкого и поднял его с каменного пола:



– Ты нашел людей для моих заданий, как я просил?



– Конечно,– поклонился тот.



– Собери их прямо сейчас. Я укажу им, что делать. Утром, когда придут послы Братства, встретишь их, и скажешь, что я разрешу им основать в городе миссию… Но при условии, что через неделю тысяча их лучших рыцарей будет стоять гарнизоном на границе наших южных провинций. Подними мою гвардию. На рассвете я сам поеду на юг… Заберу для упокоения тело матушки и найду ее убийц… И пошли гонцов в провинции. Пусть мои браться и сестры с мамками соберутся в городе. Я вернусь с телом матери через пару дней. Хочу видеть всех.



Дворецкий поклонился и, не разгибая спины, попятился назад, пока его сгорбленную фигуру не скрыл мрак. Ему приходилось наблюдать гнев своего хозяина, но в таком расположении духа, он его не видел никогда.



Глеб повернулся к Торину:



– Я отправляю послов к Тересе. Хотел найти примирение, наладить торговые связи, а по возможности, просить помощи в защите города Света. Большие границы уже сложно охранять. С этой оказией, думаю, Гражина могла бы присоединиться к послам. Возможно, Тереса согласится погостить в городе Света. А если мы обуздаем ее стремление властвовать безгранично, семья могла бы воссоединиться в городе Света. Тебе с учетом последних событий лучше погостить у меня, не приближаясь пока к Сельбищу.



Торин покачал головой.



– Мне жаль Галину, Глеб…– тихо произнес он и вскинул голову.– Гражина может навестить сестру, но Тереса никогда не покинет Сельбище. Там ее с трех сторон стерегут рыцари Братства. Она обуздала чуму в округе, властвует безраздельно и держит под боком чудовищ Вечной стражи. Она не сдвинется с места, даже если под ней вулкан разверзнется. Потому я пришел просить тебя ехать к ней.



– А почему у меня никто не хочет спросить, хочу ли я туда ехать,– надула губки Гражина, но поймав на себе взгляд братьев, быстро отвернулась лицом к камину.



– У меня здесь неотложные дела,– твердо произнес Глеб.– У ворот города напасть. Я вижу, послы Белого Братства не солгали, и красные муравьи представляют большую угрозу. Пока я не раздавлю последнего из них, мои дела здесь не будут окончены. Даже если ты уведешь всю семью из города Света, я останусь здесь.



Торин положил руку на плечо хозяина дворца и сжал ее:



– Я с Власом отправлюсь с тобой на юг, чтобы быстрее управиться с твоими делами. И тогда мы все вместе отправимся в Сельбище. Гражина, исполни волю нашего брата. И если, как я думаю, Тереса не захочет сдвинуться с места, позаботься о том, чтобы нас там приняли, когда придет время.



Гражина раздраженно передернула плечами и даже не повернулась на голос.



Дворецкий тихо закашлялся из темноты.



– Я собрал людей,– услужливо отчитался он.– Прикажите впустить?



*****



Оставшуюся часть дня Ольга пребывала в задумчивости. Ее мысли кружили вокруг тайного отпрыска прототипа, но не могли собраться. Что-то важное постоянно ускользало от ее внимания. Она непрерывно перебирала в памяти события давно минувших дней – казалось, разгадка осталась где-то в прошлой жизни, когда человеческая цивилизация еще гордо карабкалась к вершине своего тщеславия, где ее ждала пропасть забвения. Тогда она, эксперт полиции, гонялась за беглым прототипом, который оказался намного опаснее, чем представляли себе его самонадеянные преследователи.



После возвращения из Сельбища Ирина до конца дня старалась не беспокоить Ольгу, предусмотрительно предоставив ей возможность потеряться в воспоминаниях. Периодически она пыталась привлечь внимание задумчивой подруги, громыхая рядом посудой или надуманными окриками осаживая удивленного пса, и всякий раз искоса поглядывала на Ольгу. Но как она не старалась, та оставалась в себе, пока тревожный сон не одолел ее уже глубокой ночью.



Ей снился старый Минск, каким он был в годы своего расцвета, его чистые улицы и жители, почему-то всегда хмурые, избегающие улыбок. Сон пробудил воспоминания о горячей воде, гудящих лифтах, метро, счетах в банках, телефонах, компьютерах и прочих излишествах, которые тогда казались жизненно необходимыми и ценными, как столпы, хранившие цивилизацию. Она вспомнила Валеру, своего коллегу, в которого влюбилась, едва познакомившись. Но поняла это, только потеряв его. Ирония безумного времени заключалась в том, что прототип, сгубивший ее Валеру, стал отцом ее сына, а она дала ему имя любого человека…



Ирина не просто разбудила Ольгу. Она вырвала ее из сна с таким же рвением, как родители рвут молочные зубы своим детям – резко и больно, но с задором и радостью. Даже солнце, едва пробиваясь в окно в такую рань, казалось удивленным напором Ирины, которая заполнила собой все пространство вокруг.



– Чего вспоролась так рано?– возмутилась Ольга, когда та попыталась стянуть ее с кровати.



– Роно? Катька уже успела пешком из Сельбища прибежать. А ты в кровати валяешься! У нас так поздно вставать не принято.



– Да в чем нужда-то такая?– стенала Ольга, усаживаясь на кровати.– Я тут надолго застряла.



Она хотела снова упасть на подушку, но Ирина ловко перехватила ее за руки и потянула на себя:



– У тебя сегодня такой день, что даже я завидую. Тебя такие впечатления ждут!



Ольга послушно уселась за стол у жаркой печи, где уже что-то шкварчело, пыхтело и обещало тяжелый сельский завтрак.



– Мечи на стол,– командовала Ирина справной помощнице, которая суетилась с посудой и снедью.– Представляешь, чего Катька рассказала! Вчера после нас Тереса сиднем сидела, никого не подпускала. А к ней Белые Братья целой гурьбой привалили. Так она их до вечера мариновала. Не поверишь, все Сельбище гудит! Они у нее Вечную стражу выпрашивали для своих южных границ. Говорят, там у них такое нашествие началось, что сами уже не справляются… Ты, милая, налегай на еду. До вечера тебя никто кормить будет – мы на весь день уходим.



– Куда-а?– протяжно застонала Ольга, ковыряя вилкой жирую поджарку с луком, которую Катерина уже обкладывала дышащей паром картошкой и квашеной капустой.



– На кудыкину гору,– не унималась возбужденная Ирина.– Так вот, они ей за это наобещали с три короба. И границы свои уберут, и людей к нам населят, стекло привезут…



– Стекло?



– Вот деревня! Это такие прозрачные пластины, которые в окна вставляют, чтобы светло было. Ты здесь стекольный заводик видела? Чтоб ты знала, его из песка плавят. Технология не нынешних времен. Его еще можно в старых городах сыскать, а туда желающих соваться немного. Но Братство с Железнодорожниками свои дела имеет, а те аж до Заброшенных земель добрались. Самое дорогое сейчас – это стекло и топливные картриджи для старых машин. А все остальное, что надо, само из земли растет.



– Я так думала, Братство не жалует уродцев из Вечной стражи,– задумалась Ольга, окончательно проснувшись под напором подруги.– И что Тереса?



– А кто ее знает? Она никогда с ходу ни на что не соглашается. Любит поважничать. Все! Не рассиживайся. Пора выдвигаться.



Она бросила на колени Ольге уже знакомое ей пончо и ухватилась за свой рюкзачок.



Трава была еще мокрой от росы, а тайга молчаливой: насекомые не успели проснуться и встать на крыло, а из птиц своим «пением» радовал только дятел, старательно выдалбливая нехитрую мелодию утреннего метронома. Звуки казались причудливыми и звонкими.



Ирина постоянно оглядывалась на Ольгу, тихонько хихикала и перемигивалась с Катериной. Они успели пройти по тропинке краем леса не больше четверти часа, когда Ирина, наконец, остановилась и, едва сдерживая смех, загадочно посмотрела на Ольгу:



– Готова к первому впечатлению на сегодня?



Ожидая подвох от игривой подруги, та оглянулась на Катерину, которая только пожала плечами, и прищурилась:



– А если скажу «нет», мы сразу вернемся?



– Так, может, давай напрямки,– Ирина ткнула пальцем в сторону окаменелой гряды, которая загораживала хутор, и которую они обходили краем леса.



Ольга долго не могла рассмотреть источник радости своих спутниц, которые не просто хихикали, а заливались смехом навзрыд. И только догадавшись, что ей надо не рассмотреть, а увидеть, она поняла, на что указывала Ирина. Ольга громко выругалась и машинально отступила назад. Гряда, которую они обходили, была хребтом дракона. Он лежал, растянувшись на триста метров, поджав лапы и спрятав острую морду под сложенное крыло. Он был по-настоящему огромен, а его ровное дыхание, которое слышалось еще от хутора, она приняла за шум ветра в кронах деревьев, когда он, бывает, накатывает порывами, раскачивая их верхушки.



Ольга долго пребывала в оцепенении, не в силах отвести взгляд от существа, мирно спавшего всего в пол сотне шагов от нее.



– Та-дам! Представляешь,– дала о себе знать Ирина, вдоволь насладившись произведенным эффектом.– Он вылез из Тересы.



– Он огромен,– зачарованно произнесла Ольга.– Как он может летать?



– А как железные корабли не тонут? И ничего – плавают,– резонно возразила ее подруга.– Главное, крылышками чаще махать.



– И рыцари Братства пытались сражаться с ним?



– Это он сейчас заматерел. Тогда он, понятное дело, поменьше был. Когда я его впервые увидела, он был немногим больше лошади. Но Кромункул… тот еще больше.



– А как он здесь оказался? Это же какой шум должен был стоять…



– Я его ночью, под самое утро услышала,– похвастала Ирина.– Тереса за тобой его приглядывать, похоже, отправила. Раньше он у нас никогда не гостевал. В этот раз он еще тихий был. Когда крыльями при посадке машет, деревья валит. На взлете он не такой шумный – прыгает сразу вверх…



– Ладно, день только начался,– потянула она Ольгу за рукав.– Я тебя еще кое-чем удивить собираюсь.



– Это тоже будет что-то из Вечной стражи?



– Нет, это будет что-то уже из моих чудес.



Они вышли к грубо сложенной хижине на опушке, окруженной ветвистыми дубами, которые широко раздались в основании и сомкнули свои кроны в сплошной купол. Вечный полумрак, царивший в этом месте, делал его необычайно красивым и сказочным.



– Это наша с Катей лаборатория. Вроде бы и совсем рядом, но место потаенное,– гордо прокомментировала Ирина.– Сюда, не зная тропу, особо и не зайдешь. Здесь мы все свои тайные эксперименты и устраиваем.



Хижина скрывала в себе невообразимый беспорядок. Несколько столов были завалены нагромождением барахла, а стены завешаны совершенно бесполезным хламом от потолка до крыши. Прялки, ремни, высохшие связки травы, растекшиеся свечи и прочее сплетение плохо узнаваемых вещей. Единственным доступным для обозрения местом был почерневший очаг с криво сложенным дымоходом – далекий предок печей и каминов, приютивший в своем жерле несколько медных котлов.



– Это так, для антуража,– попыталась оправдаться Ирина, заметив выражение лица своей гостьи.– Просто хотелось, чтобы это походило на ведьмин домик.



– Получилось,– съязвила Ольга.– Очень похоже. Однажды я уже видела старуху, которую считали ведьмой. Так вот у нее было также и… запах тоже очень похожий.



– Тогда что ты скажешь на это?!



Ирина, ловко сняла с полки сверток и, избавив его от оберточных тряпок, бережно протянула Ольге булыжник.



– Скажу, что им можно разбить бесценное стекло, например.



– Ты шутишь,– напряглась Ирина.– Посмотри внимательно.



– Только не говори, что это яйцо дракона.



– Да ты на его ауру посмотри!



Ольга с недоумением уставилась на подругу.



– А ты мою ауру видишь?– заподозрила неладное та.



– Это ты про свои радужки вокруг предметов?



– Вокруг живых,– поправила ее Ирина, не скрывая досады.– Ты не умеешь видеть ауру…



– Ты расскажи, что я должна увидеть, а я тебе на слово поверю.



– Какая же ты отсталая! Катя, нам придется открыть школу ведьм. Готовь учебные материалы и освободи ей парту. Она еще читать не умеет, а мы ей достижения квантовой физики пытаемся объяснить…



– Так что с камнем?– уточнила Ольга, которая все это время держала в его руке.



– Ну, это невероятный прорыв в наших исследованиях,– небрежно ответила Ирина, сгребая мусор с одного из столов.– Аура, радужки, бывают только у живых существ. Я тебе рассказывала – они отражают его… наверное, жизненную силу, или что-то такое. У камней такого не бывает. А мы научились переносить живую ауру на неживые предметы. Правда для этого приходится пожертвовать кем-нибудь. Этому камню достались радужки жука. Я пока только от мелких тварей могу их отрывать.



– А зачем?



– Зачем?– Ирина едва не задохнулась от возмущения.– А зачем вообще что-то делать? Лучше спать на печи и продукты переводить. Этот камень, как заклятие, или амулет! Он только держит ауру, но не меняет ее сам. Я могу лепить из него что угодно, и он это запоминает. Вот раздую в нем силу страха, и всякий, кто возьмет его в руки, испытает страх. А могу невидимость настроить. Положу такой камень на дороге, и все будут спотыкаться, но даже не поймут обо что.



– Полезная вещь,– улыбнулась Ольга.



– Из него можно сделать оберег,– неожиданно заговорила Катерина.– Можно заставить его отваживать зверей и тогда того, кто его носит, они будут стороной обходить.



Ольга только сейчас обратила внимание, что с начала их знакомства, она впервые слышит голос девушки. Он был приглушенным и кротким. А легкая шепелявость вовсе не портила ее речь, придавая даже какую-то приятную пикантность.



– Точно!– загорелась Ирина.– Ты же зверей умеешь не только разгонять, но и приваживать! Призови-ка сюда оленя. Ходит тут какой-то поблизости.



– Это не олень,– назидательно поправила ее Ольга.– Это лось.



– Зови сохатого!– раздраженно прикрикнула Ирина.



Это оказалось сложнее, чем она ожидала.



Так тонко Ольга никогда не действовала. Обычно она отгоняла от себя все, что могло таить в себе угрозу, не особо задумываясь, как это делает. Доводилось и призывать животных, но это происходило рефлекторно, в моменты, когда в этом была нужда. Именно желание, яркая потребность способна была сосредоточить волю женщины на каком-нибудь звере, и тогда он подчинялся ее позыву.



– Что значит, тебе лось не нужен?– причитала Ирина.– Тебе надо просто позвать его, как ты это делала уже тысячи раз.



– Я не могу,– по слогам повторила Ольга.– Я это делаю, не задумываясь. Вот оно мне надо – я раз, захотела, и оно получается. А просто так, специально что-то задумывать, я даже не знаю, как.



– Как можно быть такой бездарной? За двадцать лет не осилить примитивные вещи!



– А чего ты тогда летать не научилась?– огрызнулась Ольга.– Вон все небо трещит от потоков силы. Хватайся и полетели!



– А Вы чувствуете лося?– осторожно поинтересовалась Катерина.



– Да. Он в километре отсюда,– успокоившись, женщина неопределенно махнула рукой в сторону.– Там.



– Попробуйте его представить себе,– тихо посоветовала девушка и закрыла глаза.– Мне помогало. Просто вообразите, как он выглядит. И если я представляю себе что-то неправильно, мне зверь сам подсказывает, как надо.



Ольга зажмурилась и представила себе картинку, как какой-нибудь лось щиплет траву, а потом перенесла эту фантазию на животное, которое было рядом.



Лось вздрогнул и выпустил из зубов зажеванную ветку молодого дерева. Он с недоумением повернул голову в сторону, всматриваясь в деревья, из-за которых кто-то смотрел на него. Ольга затаила дыхание, разглядывая статного зверя. Она ощущала его беспокойство, чувствовала его голод и зуд на коже в местах, где покусали слепни. Впечатленная успехом, она захотела ощутить тепло, которое исходит от этого животного, и в ответ вокруг него вспыхнули бледные огоньки, которые мерцали и переливались движением. Такое движение случается в воздухе над горячими угольями, когда пламени уже нет, но подымающийся жар колышется, раскачивает воздух.



Ольга видела ауру лося, а он вслушивался в нее. Дымка ауры колебалась, расплывалась пятнами, которые укладывались в слои, сжимаясь и раздуваясь при одном взгляде на них. Женщина ощутила в себе тепло и ласково поманила животное, которое чутко отреагировало налившейся цветом аурой.



Лось сделал неуверенный шаг и, вдруг, сорвался с места, раздвигая торсом ветки молодых деревьев. Он мчался на встречу зову, ощущая безмятежность и тепло, которые манили его. Он не чувствовал больше голода, ударов ветвей – только тепло, в которое торопился окунуться скорее.



– Стыдоба,– проворчала Ирина, когда лосиная морда с сопением просунулась в проем незакрытой двери.– Девка, которая живет меньше, чем ты летаешь, учит тебя зверя приманивать.



Ольга не обращала внимания на брюзжащую подругу. Перед ней стоял совершенно покорный и открытый для нее лось. Он смотрел на нее, а она видела себя его глазами, вдыхала запах комнаты влажными ноздрями животного.



– Я смотрю сама на себя,– восторженно произнесла она.



Ирина переглянулась с девушкой и вздохнула:



– Быстро учится. Сразу и проникновение освоила. Ну, а теперь ты видишь что-нибудь кроме булыжника?



– Очень тусклая аура,– сощурилась Ольга, рассматривая камень.



Лось попятился из двери и спокойно поплелся к старым дубам, у подножья которых ютились чахлые кусты. Женщина продолжала его чувствовать и старалась легонько касаться сознанием теплой ауры, чтобы и он чувствовал ее рядом.



– Конечно, тусклая! Это же был жук, а не лось! Но ведь это камень!



– Ты была права,– зачарованно произнесла Ольга, ощущая легкое головокружение.– Это даже сильнее, чем дракон у твоих ног.



Они задержались в хижине до глубокого вечера, ни разу не вспомнив об усталости или голоде. Ирина раскрывала перед Ольгой целый мир новых знаний и ощущений, показывая простые и привычные вещи в краске настоящих чудес. Она быстро училась и жадно схватывала все, что ей давали. Что-то получалось сразу, что-то нет, но это занятие целиком захватило ее, отодвинув Тересу, прототип и ее ненавязчивое заточение на этом хуторе. Все это было смехотворно мало.



Только с приходом темноты удивленный Лось, изнывая от жажды, устремился к ручью. Он так и не понял, куда делся сегодняшний день, и почему после прохладной ночи, опять пришла прохладная и голодная ночь.



Глава Седьмая.



Воздушный шторм быстро приближался.



Вал летел навстречу ветру, а чернильные тучи, вспыхивая разрядами молний, стеной встали от горизонта до горизонта. Над ним еще горело синевой и жаром чистое небо, но шторм уже был рядом. Он клубился и ворочался, глухо стонал холодным ветром и громыхал раскатистым громом, который эхом доносил скрытую мощь стихии. Это была одна гигантская туча, казавшаяся твердой и тяжелой. Она опустила свое серое тело с темно-синими мраморными прожилками на землю и ползла, сминая под собой леса и долины.



Силовые потоки неба налились энергией и покорно потянулись к штормовому монстру, питая его силой. А туча всасывала их мощь, чавкала и разбрызгивала молнии, раздуваясь и заполняя ненасытную утробу осязаемой тьмой. Узор потоков энергии разорвался, закручиваясь спиралью, и Валу стало сложно удерживать свой полет. Ветер и сила неба больше не слушались его – стихия вставала на дыбы, сопротивлялась его воле и показывала необузданный нрав.



Вал лег на правое крыло, положив его под ветер, и начал снижаться, описывая широкие круги. Он чувствовал, как замерло все живое на поверхности, ожидая прихода шторма. Гром сотрясал небо не только звуком, но и реальным прикосновением. Силовые потоки вздрагивали, выгибаясь и натягиваясь звенящими струнами. Это их столкновения искрили молниями, расплескивая энергию. И каждый такой удар он чувствовал кончиками перьев, давлением плотного и потяжелевшего влагой воздуха.



Вал уже различал деревья и высматривал надежное укрытие от непогоды. Он выбрал руины небольшого города и, сложив крылья, устремился вниз.



Лес уже доедал опустевший городок, взломав молодыми деревьями асфальт дорог и утопив в высокой траве пожухлые свидетельства цивилизации. Только угловатые грани домов выступали еще из зелени, напоминая выбеленные солнцем кости скелета. Этот скелет лишь отдаленно напоминал былое единство элементов, которые когда-то слагались в организм города.



Вал опустился на плоскую крышу высокого здания, чьи стены выглядели еще прочными, и повернул лицо к шторму. С земли его стена казалась нависающей и уже готовой обрушиться. Ветер у земли затаил дыхание в ожидании бури.



Это были последние мгновения, прежде чем небеса обрушатся на землю.



Вал даже не пытался отпугивать мелкую жизнь, нашедшую укрытие в выбранном им здании. Его обитатели, насекомые и ползучие гады, сами торопились убраться подальше, ощутив его присутствие рядом. Они выползали из своих щелей и бросали насиженные норы, наступая друг другу на спины, чтобы искать новое укрытие вдали от опасного существа, дышавшего гневом.



Вал был раздосадован непокорностью неба, которое норовило поставить его на место, прижав штормом к земле. Но его беспокойство было вызвано иными причинами. Его разъедала кровь Антоника и Кулины, сопротивляясь его воле и пытаясь восстать. Несколько раз уже казалось, что он усмирил их голоса, развеял память, стер имена. Но стоило на мгновение забыться покоем, как призраки возвращались с прежней силой, приходили комарами, закрадывались невнятным шепотом чужих мыслей и образов. Он постоянно чувствовал их присутствие в себе и их ненависть. Это было тяжелой и утомительной ношей, с которой время не могло совладать.



Сначала Вал верил, что со временем они ослабеют и исчезнут, и готов был терпеливо ждать. Но вчера он обнаружил в себе новых чужаков. Они не были порождениями пришлой крови, как он подумал, и не пришли с Антоником и Кулиной. Эти твари имели другую природу и не были частью семьи – Вал не имел власти над ними. Неведомым ему способом они ушли безнаказанными, не оставив следов присутствия. Он едва ухватился за одного из них, лишь мельком коснувшись чужого сознания, и был ошеломлен открытием. Это был разум примитивного родента, существо которого переполнилось сокровенным знанием о нем и его матери. Вал успел заметить лишь толику: отрывки воспоминаний, отголоски ощущений, вереницу образов. Он увидел деревню родентов, почувствовал запах жженого дерева и ощутил глубокий страх перед гигантскими пауками, смешанный с уважением к ним.



Для него удивительным был сам факт того, что контакт с другим существом позволял настолько ярко ощущать чужое сознание и проникать до таких глубин его восприятия. Связь крови, позволяла ясно ощущать присутствие членов семьи и воспринимать сильные потрясения – боль, смерть, эйфорию. Но такая связь была слепа и не позволяла проникать глубже. И Вал полагал, что это предел. Контакт с остальными существами был еще слабее – едва годился, чтобы отпугивать врагов, или приманивать добычу. Теперь он знал, что возможно иное. Оставалось выяснить, был ли этот дар доступен только загадочному роденту, или им можно овладеть.



Впереди его ждали ненастные дни и ночи, на время которых он обречен на заточение в заброшенном доме. Пока не уляжется шторм, у него будет возможность выяснить это. Предстояло не только разобраться с увечившими разум Антоником и Кулиной, но и выяснить природу незваных гостей.



Первые тяжелые капли, предвестники бури, ударили в лицо, и Вал осмотрел крышу, с которой не было выхода внутрь здания. Частые вспышки молний и порывы холодного ветра торопили искать укрытие. Потоки энергии бесновались и раскачивались в небе под натиском гигантской тучи, которая уже легла на край мертвого города и шумела набегающим дождем. Он приметил тонкий силовой поток, уходивший в землю прямо вдоль стены, и ухватился за его трепетный ствол, чтобы спуститься в разбитое окно верхнего этажа.



В этот момент жила качающегося рядом энергетического потока схлестнулась с той, за которую ухватился Вал, и разряд молнии ударил прямо в здание под его ногами. Нестерпимый жар обнял тело, опалив крылья, и слепящий свет закружил вокруг.



Вал почувствовал падение и машинально потянул на себя поток, за который держался, призывая и другие в поисках опоры. Он удержался в воздухе и впрыгнул в открытое окно, но резко обернулся назад, не поверив своим ощущениям.



Его не волновала жгучая боль ожогов и вскипевшая в почерневших ранах кровь. Мгновение назад, в попытке остановить падение он потянул на себя силовой поток, который поддался, последовав его зову. В полете Вал держался за потоки, как за твердь, унося свое тело вместе с ними, но никогда силовая линия не отклонялась при его прикосновении. Сейчас произошло обратное – она была податливой и гибкой.



Он смотрел сквозь дождливую мглу, как шторм раскачивает и гнет энергетические потоки, такие яркие в наступившем полумраке. Вал сконцентрировался и коснулся сознанием ближайшего из них, внимательно прислушиваясь к ощущениям. Легкая вибрация прошла по телу, зазвенела в ушах, позвала с собой. Он легонько потянул его к себе, и эта сила заставила его самого придвинуться ближе.



Он уперся ногами сильнее и снова потянул поток к себе, но его ноги лишь проехали по шершавому полу, сгребая набухшую влагой пыль.



– Дайте мне опору, и я переверну землю,– прошептал он, и ухватился сознанием за второй поток, почувствовав, как они затрепетали в унисон.



Вал не потянулся к ним и не стал следовать их движению, как делал это при полетах – он уверенно сдвинул их друг к другу, сосредоточив силу обоих в этом движении воли. И они дрогнули, едва заметно подавшись усилию. Это было слабое движение, которое невозможно было увидеть, но можно было ощутить.



Вал набрал полные легкие воздуха и широко расправил крылья, ударив ими о воздух, чтобы стряхнуть пепел с сожженных перьев. Возбуждение поднималось в нем, накатывая волнами. Он снова ухватился за два потока и, выждав мгновение, сдвинул их, вложив в это желание всю силу своих чувств, окрасив их яростью и гневом на непокорное небо.



Жгуты энергетических потоков робко ответили упругим сопротивлением, но выгнулись, подчинившись желанию Вала. Он продолжал их сдавливать, нащупывая ту ноту, тот тембр воли, который овладеет этими извивающимися змеями, сделает их покорными.



И он нашел это ощущение.



Сопротивление разом схлынуло и два разнонаправленных потока энергии сомкнулись. Разряд молнии на этот раз он не коснулся Вала, а испуганно метнулся в сторону. В воздухе остался знакомый запах жженого воздуха – озон, который нес в себе свежесть и ощущение победы. Потоки энергии больше не были гудящими струнами и твердью. Это были натянутые канаты, которые могли гнуться и сплетаться в узлы.



Вал засмеялся во весь голос, перекрикивая стихию, и крепко сжал в объятьях поток. Он уверенно вылетел в окно и встал на крыше, чтобы подставить лицо проливному дождю. Небо раскачивалось над ним ветром и реками энергии. Он хватал их, не разбирая, и сталкивал вместе, сплетал узлами, размахивал как хлыстом. Однонаправленные потоки силы с гудением и дрожью сплетались вместе, сворачиваясь косами, а разнонаправленные искрили молниями и сотрясали небеса громом.



Вал стегал небо, как наездник непослушного скакуна, заставляя бурю извиваться под ударами его воли. Он сотрясал землю громом и разбрасывал молнии, которые вздувались венами на почерневшем небосводе.



Всякая тварь, которая видела эту бурю, вжималась в землю, ослепленная ужасом. Никогда еще небо не знало такого разгула, никогда еще такой шторм не властвовал над землей.



*****



Полковник Насферы ожидал в приемной штаба второй час.



Витражи высоких окон гудели и шипели сквозняками под давлением бури, которая разыгралась снаружи. Библейские сюжеты оживали в стекле при вспышках молний и отбрасывали цветные пятна на мраморный пол древнего костела, в котором по велению времени разместился штаб командования. Это показалось полковнику символичным – как вера уступила место человеческому тщеславию, так и храмы превратились в казармы.



Атмосферный фронт накрыл большую половину материка непогодой, продолжал разрастаться и сумел даже остановить бойню на фронтах. Синоптики только разводили руками, стеная о том, что не представляют, откуда черпает силы эта буря столетия, центр которой терялся западнее уральских гор. Аномальное атмосферное явление дало военным передышку и позволило перегруппироваться, чтобы навести порядок с тыловым обеспечением.



Пока бойцы на передовой отсыпались и чистили оружие, командование спешно чистило свои ряды. Война всегда приводила карьеру солдата в порядок, открывая путь либо к посмертной славе, либо к пожизненному позору – иные альтернативы мирного времени уже не существовали. Почет и забвение ожидали только победителя. Полковник знал, что ждало его за тяжелой дверью.



Караул встрепенулся, приставив карабины к плечу и вздернув подбородки. Дверь приемной распахнулась, и из залы совещаний вышла группа высокопоставленных офицеров с угрюмыми лицами – заседание закончилось.



Денщик, провожавший офицеров, аккуратно придержал массивную дверь, и прежде чем ее закрыть, перехвалил взглядом полковника, чтобы одними губами беззвучно произнести: «пять минут». Полковник кивнул и поднял взгляд к витражу, на котором воины в сверкающих доспехах разили мечами и копьями чудовищ в битве добра и зла. Художник, изображавший эти картины, вряд ли подозревал, насколько реальными они могут оказаться.



Он вошел в залу совещаний через маленькую боковую дверцу, которая в костеле, наверняка, использовалась только священнослужителями. Огромное помещение было скудно освещено, и его сводчатый купол терялся в полумраке, скрывая от глаз красочную роспись, на которой в немых сценах застыли библейские сюжеты.



За расположенным в центре круглым столом сидел генерал Грин, вызывающе хрупкий и даже тщедушный на контрасте окружавшего величия храма. Денщик обслуживал чаепитие генерала, заполнив паузу в расписании встреч. Полковник дождался приглашения и, обменявшись короткими приветствиями, приступил к своему докладу.



Он говорил коротко и сдержанно, пока генерал молча наслаждался горячим напитком, внешне не проявляя интереса к докладу и сводкам с передовой. Полковник не вдавался в подробности, понимая, что эта часть разговора формальная и только напрасно тратит время. Когда он закончил, генерал поднял на него глаза и безучастно уточнил:



– Это все?



Получив подтверждение, Грин отставил чашку с чаем и, на мгновение задумавшись, заговорил в своей манере: тихо, вяло, с налетом усталости.



– Вы всегда мне были симпатичны,– признался он.– С Вами приятно общаться, Вы очень образованный и умный человек. Намного умнее меня. Прекрасный аналитик, умеете точно излагать мысли. Это редкий дар. Вы хорошо проявили себя в Насфере, и я полагал, что в реальном бою Ваши таланты раскроются по-настоящему. Вам никто не мешал, никто не вмешивался, а под Вашим командованием были самые боеспособные подразделения. У Вас было достаточно времени, чтобы проявить себя. При этом обращаю внимание, Вам противостояли вчерашние крестьяне, которых мобилизовали из числа гражданских. Это даже не армия… Я знаю все, что Вы можете возразить, и мне есть, что ответить на каждый Ваш аргумент. Я детально познакомился с ситуацией. Результата нет… Вы ничего не сделали.



Полковнику было чем ответить на слова генерала, но он промолчал. Это уже не было обсуждением – ему оглашали решение. Кроме того, он не был уверен, разделяет ли генерал убежденность большинства офицеров, которые видели никчемность этой войны, бессмысленной агонии умирающей цивилизации. Резервации королевства захлестнула волна восстаний, голод пришел в города, а правительства рассыпавшихся в пыль государств, испытывающих те же трудности, схлестнулись в войне, пытаясь обратить гнев и неповиновение граждан против внешних врагов. Возможно, генерал принадлежал к тем безумцам от политики, которые не хотели замечать очевидного, противопоставив свою волю здравому смыслу.



– Самое интересное, что я Вам еще до назначения говорил, что надо сделать и даже объяснял почему. Но ничего не сделано… То, что Вы захватили плацдарм в Персидском заливе и взяли под контроль аэродромы и морские пути, не Ваше достижение. Эту операцию планировали еще в штабе. Победу вынесли на руках солдаты без Вашего участия. От Вас требовались быстрые решения, но Вы упустили инициативу… Вы чего-то ждали. Умники, которые разрабатывают сценарии и много рассуждают, сидят в штабе. У меня их хватает. Мне нужен был решительный тактик на месте, который способен принимать решения, а не рассказы рассказывать.



Он впервые с начала разговора поднял взгляд на полковника и заглянул ему в глаза.



Генерал Грин имел женский характер. Он увлекался новыми людьми в своем окружении, всякий раз возлагая на них большие надежды и активно продвигая по служебной лестнице. Он проводил много времени в обсуждениях и беседах со своими многообещающими протеже, публично и ярко выделяя их качества. Приводил их в пример остальным и часто ссылался на их мнение. Но его кредит доверия был коротким. Он также быстро разочаровывался в своих ставленниках, также отчаянно и публично потом разоблачал их бездарность.



Это качество генерала, кровного родственника членов королевской семьи, знали все. Кто-то готов был попытать счастья в лучах его внимания, а кто-то предпочитал не высовываться. Когда-то именно генерал Грин заметил молодого офицера, тогда еще военного эксперта из числа эмигрантов, только прибывшего с материка, и не ошибся. Полковник создал для него Насферу и своими успехами обеспечил для него личную благосклонность королевы. Генерал умел быть щедрым и благодарным покровителем, и полковник долгие годы был исключением в череде быстро сменяющихся любимчиков.



Даже сейчас, он это понимал, его отставка проходила иначе и доставляла Грину дискомфорт, хотя обычно в таких ситуациях он в избытке изливал желчь на свои разочарования.



– Я не знаю, что с Вами произошло,– снова отвел глаза генерал.– Бездарных людей не бывает. Просто люди часто оказываются не на своем месте. Нельзя хорошего сапожника заставлять стричь людей. И сапожника не будет, и остриженные не будут счастливы… Командовать в реальных боевых условиях – это не Ваше. Думаю, Вы и сами это признаете. Если хотите, я Вам могу по пунктам это доказать.



Он сделал короткую паузу, и, убедившись, что полковник не собирался возражать, заговорил увереннее:



– Наверное, в этом есть и моя ошибка. Не надо было на Вас возлагать задачи, с которыми Вы не могли справиться по складу характера. Теперь я это понимаю. Но и с Вас ответственности не снимаю. Вы видели, что не способны добиться результата, и должны были сами прийти ко мне и сказать, что это не Ваше. Мы бы нашли другого человека для этих задач, и не получили то, что имеем. И Вы занялись бы тем, для чего Ваши личные качества подходят наилучшим образом… Сегодня мне пришлось отправить в отставку трех бездарей с генеральскими погонами. Я ненавижу, когда недоразвитые офицеры мнят себя тем, чем не являются, и при этом даже не понимают, что их неспособность руководить разрушает армию. Им доверены судьбы солдат. Если солдат ошибется, он погибает. А если ошибается офицер, могут погибнуть все солдаты, которые исполняют его приказы. Надо понимать, что доверено офицеру!



Генерал встал из-за стола и подошел к графину с водой, повернувшись к полковнику спиной:



– Я нашел человека на Ваше место. У него есть все нужные качества и способность исправить ситуацию. Если мы в кратчайшие сроки не получим доступ к нефтяным скважинам Союза арабских государств, наша военная кампания захлебнется. Хранилища быстро истощаются… Я уже отдал необходимые распоряжения на Ваш счет.



Он отставил пустой стакан и повернулся к полковнику.



– Я хочу сохранить Вас в команде и предложить другое применение, где Вы будете полезным и сможете дать результаты, которые сделают Вам честь. Проект Насферы закрыт, и больше мы не будем отвлекать на него ресурсы. Но у правительства есть еще одно многолетнее начинание, где требуется воинская дисциплина и концентрация усилий, чтобы прекратить свободное падение его беспомощных руководителей и мямликов. Вам приходилось слышать об аквабункерах?



Полковник отрицательно покачал головой, хотя кое-что об этих технологиях знал.



– Двенадцать лет назад энтузиасты из научных кругов предложили королеве создать защищенные поселения под водой. Рассказывали о перспективах переселения людей в мировой океан, о том, что его ресурсы не освоены и мало изучены. Кроме того, это была одна из альтернатив спасения от нашествия. Проект был поддержан и профинансирован. Уже через пять лет они должны были создать четыре подводных поселения, и каждое было основано на своем технологическом принципе. Я помню только два: закрытые подводные пещеры, в которые нагнетается воздух, и сеть из пластиковых полусфер на дне. Не суть.



Генерал Грин уселся за стол и принялся помешивать ложечкой остывший чай. Его лицо, отражало брезгливость и раздражение, которое он испытывал к тому, о чем говорил.



– Растрачены огромные ресурсы, потеряно время, а результата нет. Эти сумасшедшие ученые за двенадцать лет насобирали массу патентов, создали какие-то бесполезные изобретения и в прямом смысле утопили все это. При том, что продукты питания в дефиците, и уже солдат кормить нечем, эти умники утопили для своих аквабункеров тысячи тон законсервированного продовольствия… Они клянутся, что завершат работы по запуску четырех подводных поселений через считанные недели. В течение месяца пообещали первый из них ввести в эксплуатацию. Он рассчитан на пятьсот обитателей, но способен вместить до полутора тысяч. Я дал им месяц.



Полковник был удивлен. Он понимал, какое сейчас получит назначение, но не мог в это поверить. Никогда раньше отставка генералом Грином не сопровождалась заботой о дальнейшей судьбе опального офицера. Но генерал объяснил причину своего решения:



– Вы очень надежный и порядочный человек, который многим обязан короне и мне лично. Обращаю внимание, Ваши личные качества я всегда оценивал высоко. Ошибки есть у всех. Не всегда их можно исправить. Но доверие – очень тонкая ткань. Оно либо есть, либо его нет… Я хочу, чтобы Вы детально разобрались в этом проекте. Если это очередное мракобесие – Вы его и закроете. Но если аквабункеры могут быть использованы, они нужны прямо сейчас. Счет идет на дни. Война набирает силу, нашествие вышло из под контроля. У правительства есть уже списки отобранных граждан для переселения их в аквабункер. И королевская семья в этом списке. Прежнее руководство проекта сейчас под стражей за казнокрадство. Я хочу назначить Вас на этот проект. Возьмите с собой из Насферы проверенных людей: контрразведка приложила много усилий, чтобы проект «Ковчег» не засветился в СМИ. Что скажете?



Генерал был напряжен, против обыкновения, и это беспокоило полковника. Он не понимал причину сомнений Грина, а в этом мог скрываться подвох.



– Я готов,– уверенно ответил полковник.



– Хорошо. Отправляйтесь немедленно на военно-морскую базу в Плимут. Назначение о Вашем переводе уже там. Принимайте дела. Вы подчиняетесь непосредственно мне. Никаких отчетов отравлять не надо. Через месяц я сам навещу Вас. К этому времени у Вас должны быть конкретные результаты. В Плимуте ждет отплытия «Апангетон». Завтра же вечером на этом судне со своей командой отправитесь по месту назначения. Не подведите меня еще раз.



Полковник понимал, что разговор завершен, и ему стоило что-то еще сказать генералу перед расставанием, но ничего стоящего в голову не пришло. У него было предчувствие, что это их последняя встреча. Он молча развернулся и вышел в служебную дверь.



В приемной помимо денщика его ожидал офицер аналитического отдела Насферы. Его китель был промокшим, но он выглядел возбужденным и, казалось, не обращал на это внимание.



Он встал навстречу и протянул планшет, на экране которого была развернута карта:



– Полковник, Вы должны увидеть это!



– Что здесь?– полковник оценивающе посмотрел на офицера.



– Снимки с нашего спутника. Сделаны перед началом урагана,– он говорил торопливо и проглатывал окончания слов.– Я проверял архивную базу, и мне бросились в глаза нестыковки. Данные изменились. Мы начали анализировать различия.



Офицер запнулся.



– Что Вы обнаружили?



– Раньше у нас были искаженные данные по некоторым территориям. Мы даже наблюдение там перестали вести. А теперь мы отметили аномальную плотность живых организмов.



– И что это означает?– полковник попытался увеличить масштаб карты, но изображение расплылось крупным зерном – файл не содержал нужной детализации.



– Точно не знаем. Но плотность организмов характерна для стада животных или роя насекомых.



– И в чем трагедия?



– Площадь… которую занимает это… стадо,– выдохнул офицер, наклонившись с загадочным видом к полковнику.



– Откуда у Вас эти снимки? У Насферы уже неделю нет доступа к спутникам. А этому снимку два дня, судя по дате.



– Это еще одна странность. Какой-то сбой в системе,– прошептал офицер, косясь на денщика генерала, который, казалось, не проявлял к их разговору никакого интереса.– На наш открытый сервер начала из сети сыпаться информация. Кто-то по ошибке заполняет его данными. Источник определить невозможно, но данные из категории секретных. Этот снимок оттуда. А в официальном архиве он выглядит иначе – отредактирован.



– Кто еще знает об этом сбое?– насторожился полковник.



– Никто. Я сразу отправился к Вам и запретил упоминать о нем по любым каналам связи.



– Вот и славно,– улыбнулся полковник.– У нас новая работа. Я отправляюсь в Плимут. Через пару часов смогу оформить перевод для остальных. Аналитический отдел должен быстро упаковать чемоданы и завтра в полном составе прибыть в расположение военно-морской базы. Позаботьтесь, чтобы вся информация, попавшая на этот сервер, прибыла вместе с вами в целости и сохранности. Нельзя, чтобы труд нашего доброжелателя, кто бы он ни был, пропал зря.



Полковник уверенной походкой направился к выходу, бросив через плечо: «Почему Вы еще здесь? Поторопитесь». За окном выли сирены штормового предупреждения, но он не обращал внимания ни на них, ни на непогоду. Это был один из самых светлых дней в его жизни.



*****



Третий день небо неистовствовало дождями, разливая по земле уныние и сырость. Иногда оно начинало свирепеть грозами, и тогда удары сотрясали всю землю. Падающая с небес вода превращалась в плотный поток, и стоя под дождем, становилось трудно дышать.



Оррик никогда не понимал, откуда падает вода. Из книг и разума Ольги он знал, что она поднимается в воздух сама по призыву Солнца. Знал, но никогда не верил в это. Столько тяжелой воды неосязаемый воздух не мог удержать – было что-то еще, чего, возможно, люди и сами не понимали. Они были горазды выдумывать для себя небылицы, которыми все объясняли. Если бы они, действительно, знали все и обо всем, никогда бы не растеряли величие, которое у них было.



Он стоял под навесом смотровой площадки на крыше вагона, промокший до подшерстка, и наблюдал за суетой железнодорожников вокруг состава. Они стояли на пересечении нескольких железных дорог уже полдня в ожидании «Бегущей реки». Вагон с торфобрикетами был отцеплен и находился на соседнем пути, а люди все равно возились вокруг него, простукивая железные колеса и стрелки путей. Они все время что-то ремонтировали, мастерили, перекрикивая друг друга и бранясь.



За эти несколько дней Оррик стал лучше понимать людей. Больше они не казались ему такими недосягаемыми и всемогущими. Они все были разными и отличались от Ольги и Пятерни – были намного проще и слабее.



Первый день в поезде был для него полным чудес и открытий. Оррик рассматривал внутреннее убранство вагонов, заглядывал в закутки, прислушивался к пыхтению паровоза и стуку колес, с замиранием ощущая под ногами толчки и раскачивание пола. Подвижная опора постоянно тряслась и норовила уйти из-под ног. Но позже он освоился и научился ходить по коридорам вагонов, как и люди, не держась за стены и не приседая при каждом толчке.



А теперь его излюбленным местом стала смотровая площадка. Несмотря на непогоду родент все время проводил здесь, вглядываясь с восхищением в железное тело «Черного лотоса», которое извивалось на поворотах и куталось в дым паровоза. Приходилось часто задерживать дыхание, чтобы едкая гарь не забилась в горло, когда ветер или изгиб дороги погружал смотровую площадку в это черное и вонючее облако. Но потом Оррик увлекся тем, что лежало вокруг железной дороги.



«Черный лотос» ехал быстро, и пейзажи вокруг сменяли друг друга нескончаемой чередой. Глаза уставали следить за пробегающими мимо деревьями, заброшенными поселениями прежних людей, которых по пути встречалось огромное множество. Железные дороги проходили через самое сердце старого мира, связывая его одним стержнем. Оррик совсем иначе увидел этот мир – он даже не подозревал, насколько много места занимали прежние люди.



– Есть хочешь?– Юрка, молодой железнодорожник, вывел родента из задумчивости, поднявшись на смотровую площадку.



Оррик отрицательно покачал головой.



Они сдружились накануне, после битвы с медведем. До того момента на Пятерню и родента никто не обращал внимания, сторонясь странных пассажиров. Поезд ехал с частыми остановками, запуская перед собой дрезину с разведчиками. Это был автомобиль, который тоже имел железные колеса, но когда ехал, не дымил и не пыхтел. Обычно дрезина уезжала вперед и дожидалась, пока «Черный лотос» не нагонит ее.



Юрка объяснял, что так железнодорожники проверяют состояние путей, убирают поваленные деревья, обнаруживают ловушки и опасности. Несколько раз они надолго останавливались, чтобы отремонтировать дорогу, подправить насыпь и закрепить шпалы. Во время такой остановки, когда почти все люди были заняты ремонтом, на них и напал медведь.



Оррик был хорошим охотником и слышал лес лучше людей, которые в непогоду становились беспомощными. Он первым заметил свирепого зверя и поднял тревогу прежде, чем дозорные увидели опасность. Он не только предупредил людей, но и первым бросился в атаку.



Родент отвлек на себя медведя, дав возможность остальным взяться за оружие. И он спас замешкавшегося Юрку, который оказался ближе всего к зверю. Оррик встал между ним и атакующим трехметровым хищником, заставив своим угрожающим танцем последнего попятиться. Медведь был грозным и быстрым, но значительно уступал в резвости пауку, и родент уверенно двигался вокруг него, нанося молниеносные удары коротким копьем. Он не мог серьезно ранить толстокожего и могучего зверя, но раздражал его и отвлекал от остальных. Медведь вставал на задние лапы, рычал, брызгая слюной, и пытался ударить юркого охотника.



Люди обступили взбешенного зверя и загрохотали своим оружием, расстреливая его в упор. Оррик видел, как пули взбивали всклокоченную шерсть, рвали тушу медведя, вопившего от гнева и боли. Это был сильный противник, и потребовалось много пуль, чтобы он, наконец, заскулил, обмяк и повалился на мокрую землю. Он долго не умирал, продолжая ворочаться, рычать и плеваться кровью.



Железнодорожники ничего не сказали роденту и не воздали ему почестей, как охотнику, но они изменили свое отношение к нему. Теперь его замечали.



– Они зауважали тебя,– шепнул ему Мазур, когда они достали хлеб в вагоне казармы.



Пятерня был на другом конце состава, когда началась схватка, и подоспел только к финалу. Но и он смотрел на Оррика иначе, отдавая должное его храбрости. Тогда к ним за столом и присоединился Юрка, угостив их вяленым мясом и овощами. Он не сказал слов благодарности, но его глаза говорили об этом. С той поры родент и Юрка все время проводили вместе.



– Пришла дрезина «Бегущей реки»,– не скрывая досады, сказал молодой железнодорожник.– Я подслушал разговор. Через час мы уходим, а вам пора собираться – они примут вас. У них хорошая добыча, но много потерь. Бойцы нужны. Дорога до Железной столицы долгая и опасная.



Было заметно, что Юрка расстроен расставанием и искал нужные слова для этого момента:



– Мне будет тебя не хватать, Оррик. Я собрал немного еды в дорогу. Здесь вяленая оленина, козий сыр и вареные овощи.



Он положил перед охотником перевязанный мешок. Родент едва заметно поклонился в знак признательности и протянул Юрке свой нож из паучьего жвала:



– Пусть он послужит тебе и будет напоминанием о нашей встрече. Я буду помнить тебя.



Юрка совсем скис лицом. Родент не умел по внешности определять возраст людей, но понимал по опыту и суждениям молодого железнодорожника, что тот еще не стал зрелым мужем, и детство не отпустило его. Он подумал, что совсем плохо знает этого парня, хотя провел с ним достаточно времени.



– Ты мне так и не рассказал, как Железнодорожники победили Мародеров,– вспомнил Оррик. – Всякий раз ты уходил от ответа. Это тайна твоего народа?



Юрка замялся, опустив взгляд:



– Не задавай другим этого вопроса,– наконец, решился он.– На «Бегущей реке» у тебя пока нет друзей. А люди разные. Железнодорожники не побеждали Мародеров – это и есть старший клан Мародеров. Раньше все были сами по себе. Батян, основатель железнодорожников, жестокий правитель. Когда-то ему удалось захватить контроль над стоянкой паровозов. Старая технология, но ей достаточно воды и дров. Почему-то их не уничтожили в свое время, а сотнями законсервировали для хранения. Батян собрал отовсюду инженеров и возродил поезда. Это дало его клану преимущество. Он устраивал дальние походы, а добыча от набегов полилась рекой.



Он перевел взгляд на Оррика, и тот прочел в его глазах твердость характера.



– Я не родился железнодорожником,– продолжил Юрка.– Мой отец был главой свободного клана и не принял условий Батяна… Мои родители погибли в один день, а уцелевшие примкнули к победителям. Здесь много таких. Кто-то с Батяном с самого начала, кто-то пришел сам, а какие-то кланы присягнули ему и стали младшими. Все сложно. Пару лет назад, несколько поездов восстали против Батяна. Это была очень жестокая битва… Я видел ее своими глазами. Поезда сожгли… Непокорным досталась позорная виселица.



– Мой друг сражался за железнодорожников с Мародерами,– Оррик был удивлен. Случалось, роденты ссорились. Бывала у них и вражда с соседями за территорию, и убийства. Но самые жестокие споры не приводили к войне – это казалось ему нелепым.



– У тебя хорошие друзья, сильные,– признал Юрка.– Но Мародеры всегда дрались друг с другом. А Батяну мало того, что имеет. Он хочет объединить всех. И почти сделал это. Объединил восток и запад. У нас много железных городов и поездов. Если бы не договор с Братством, мы бы напрямую торговали с городом Света. Когда-нибудь он и через черных рыцарей переступит.



Оррик не понимал, о чем говорил молодой железнодорожник, но задумался над тем, что его волновало. Люди были опасными – они многое сохранили от прежних людей. Им нельзя было доверять. Родент нахмурился, вспомнив Ольгу и Пятерню – он не был уверен, что даже этих людей понимает по-настоящему.



– Мой тебе совет, не доверяй людям,– укрепил его сомнения Юрка.– Особенно мародерам и тем, кому от тебя что-то надо. Даже если на них куртки железнодорожников. Что бы они тебе не говорили. Не знаю, зачем вы направляетесь на восток, но, по мне, в Заброшенных землях настоящих выродков намного меньше.



– Ты с людьми, которым не веришь, и которых ненавидишь. Почему не уйдешь от них?



– Я люблю поезда,– улыбнулся железнодорожник.– Это уже мой третий поход в Заброшенные земли. Когда-нибудь у меня будет свой поезд. И я бы хотел иметь в команде такого друга, как ты.



– Пусть твои мечты сбудутся,– Оррик отвернулся к трапу смотровой площадки, заметив Мазура, который призывно махал снаружи. Пришло время уходить с «Черного лотоса».



– И еще,– спохватился Юрка.– Будете проезжать грязные города, оглядывайся на небо. Отец рассказывал, что раньше птицы на людей не нападали … А в грязных городах их теперь тьма. Когда стая поднимается в воздух, солнца не видно. Отбиться от них невозможно. За минуту могут человека разорвать на части, даже если сами размером с кулак. Будь осторожен.



Оррик молча кивнул и спустился по трапу на землю. От расставания с этим человеком у него остались странные ощущения, в которых он не мог разобраться. Было в них что-то приятное и грустное, но было и желание скорее уйти.



*****



Глеб замыкал процессию, которая вереницей растянулась по дороге.



Он не сводил взгляд с траурной повозки, но был отрешенным и ничего не замечал. Южные земли были отданы на откуп неизбежной напасти. Накануне гонцы разошлись по южным провинциям, повелев фермерам перебраться на северный берег Гремучей реки. И теперь дорога к городу Света была заполнена повозками и людьми, которые расступались перед конвоем, сворачивали на обочину, а потом долго смотрели вслед.



Глеб не так представлял себе возвращение во дворец. И хотя гнев не давал покоя, он умел принимать решения холодной головой. Ему достаточно было встать под стенами южного гарнизона и услышать, как трещит лес за ручьем, деревья которого разбирали красные муравьи, чтобы отчетливо увидеть то, что ожидает город Света. И это видение затмило горе утраты.



Войнич не дождался встречи с ним – наложил на себя руки, едва завидев знамена гвардии. Он поступил правильно, потому что Глеб не пощадил бы его. Историю о трагедии, произошедшей с матерью, пришлось выслушивать от запинающегося старшины гарнизона.



Со слов Войнича они даже не успели добраться до места. На закате их атаковали крылатые муравьи на подступах к пограничным укреплениям. Никто не знал, что эти твари умеют летать, и никто не мог подумать, что они уже орудуют в границах провинций. Старшина рассказал, что муравьи охотились за Галиной, потому что на Войнича в схватке не нападали – просто отбивались, чтобы не мешал. По этой причине он уцелел и сумел убить нескольких тварей. Но те не оставили Галине ни единого шанса, растерзав ее в считаные минуты. А после, как убийцы выполнившие заказ, поторопились убраться, не пожелав трофеев. Это было осмысленное убийство, совершенно не свойственное насекомым.



Глеб долго рассматривал тела убитых муравьев – ничего особенного, они были даже меньше горных ос, и едва достигали метра в длину. Мутировавших насекомых много водилось в округе, еще больше их было в грязных городах, где они традиционно селились. Но и с внушительными размерами они оставались букашками, безмозглыми и предсказуемыми. Наименьшая из возможных опасностей, с которой умели справляться дети. Набеги насекомых случались и раньше, а потревоженные ульи могли принести хлопот. Но то были лишь хлопоты.



Эти же твари были другими. Наблюдая за их суетой у границ гарнизона, он видел это сам. Муравьи были не просто организованы, они больше походили на дисциплинированную армию, в которой каждый делал свою работу. Слишком слаженно действовали, слишком точными и согласованными были движения, словно они обладали разумом. А если верить рассказу Войнича, то они были способны к тактическим решениям.



Это не просто озадачивало – это пугало.



Несмотря на настойчивость Торина, Глеб наотрез отказался от разведывательной вылазки, и повелел немедленно собираться в обратную дорогу и организовать переселение жителей южных территорий. Серьезная опасность требовала безотлагательных действий. Его больше не беспокоило спокойствие граждан – он почувствовал угрозу для своего детища, города Света.



Время в пути было скрадено раздумьями, и Глеб удивился тому, как быстро стена города встала перед ним. У южной брамы его встречал дворецкий, который долго не решался заговорить, читая настроение на лице хозяина, и вращая глазами.



– Что ты имеешь сказать?– раздраженно поторопил он слугу, спешившись: Глеб часто, пребывая в дурном настроении, поднимался по террасам горы пешком, чтобы развеять тоску или гнев. Сейчас это было ему особенно нужно.



– Гонцы с запада принесли новости об обозе Братства… Они двигаются быстро, не останавливаясь на ночлеги,– торопился доложить дворецкий.– Через пять дней таким ходом уже прибудут в город. У них много повозок, но рыцарей едва наберется несколько сотен. В большинстве идут служки.



Глеб побагровел лицом, но внешне спокойно распорядился:



– Позаботься, чтобы посол Ордена встретил меня, когда я поднимусь в покои.



– Уже сделано. Я пригласил его, едва завидев Ваши штандарты,– склонил голову слуга.



– Помощь союзников?– прищурился Торин, ставший свидетелем разговора.



Он тоже спешился, встав рядом с братом, который поморщился в ответ:



– Мы сговорились на тысячу воинов. Хочу спросить за договор.



Восхождение прошло в безмолвии. Охрана позаботилась, чтобы никто случайно не побеспокоил Глеба.



Дворец встречал хозяина как преданный пес, возбужденно и суетливо. Чадили благовониями курни, топились камины, расточали аромат кухни. Теплый вечер оставался безветренным, и пламя осветителей и свечей стояло ровно, заливая мягким светом каменные покои. Если бы Глеб обращал на убранство внимание, он обязательно отметил бы, каким непривычно уютным предстал перед ним сегодня дворец. Но он по-прежнему ничего не видел вокруг.



– Можешь присутствовать на переговорах,– бросил он Торину, не оборачиваясь.



Глеб не смог бы остановить брата, даже если бы захотел этого. Но он был здесь хозяином и хотел сохранить это положение неизменным. И раз уж он не мог выставить Торина, приходилось разрешать ему то, чего не мог запретить.



В каминной зале его ожидали Осип и сопровождавший его рыцарь Доминик. Служка поспешил встать навстречу и переломился в поклоне, но Глеб не ответил ему и сразу сел в кресло напротив.



– Рад нашей скорой встрече,– посол искал взглядом настроение хозяина дворца.



Он излучал при этом приветливость и благожелательность, но быстро осекся:



– Рад сообщить, что через несколько дней обещанный обоз Ордена прибудет в город Света. Лучшие рыцари будут обеспечивать защиту Ваших владений…



Глеб требовательно поднял бровь, и в ответ Осип обмяк и сдался:



– Мы сняли лучших бойцов со своих границ, тех, кто умет сражаться с красными муравьями,– он говорил менее напыщенно, старясь подчеркнуть свою искренность.– Мы отдали все, что смогли и даже большее. Через оборот Луны под Вашими знаменами будет не тысяча, а намного больше наших братьев.



– Оборот Луны,– тихо повторил Глеб.– Эти твари могут пересечь Гремучую завтра.



– Оружие,– поторопился ответить Осип.– В обозе десять тысяч автоматических штурмовых винтовок и пулеметы, и по триста патронов к каждой. Это куда большая мощь, чем тысяча рыцарей. У Вас хорошие бойцы, но их мечи, пики и дробовики не годятся для настоящего сражения. Мы вооружим Вашу армию, научим тактике сражения с муравьями. Мы знаем, как защитить Ваши границы. Поверьте…



– Поверить?– удивился Глеб.– Доверие основано не на обещаниях, а на способности их выполнять.



– Вы правы,– поспешил согласиться служка.– Но позвольте мне объяснить, как мы предлагаем защитить город Света…



– Вы не знаете, с чем имеете дело,– неожиданно заговорил молчаливый рыцарь Доминик.– Я больше года сражал эту нечисть. Я расскажу Вам, чего стоит ждать и чего бояться.



Он снял свой угловатый шлем, открыв безобразное лицо с кошачьими глазами. Глеб с любопытством смотрел на неразговорчивого рыцаря.



– Вам нужны не новые солдаты,– продолжал тот.– Вам надо изменить мышление тех, кто уже есть. Вам противостоят не насекомые, а искусная армия, состоящая из настоящих бойцов, готовых к самопожертвованию. Мы заплатили дорогую цену, чтобы понять, что сражаемся не с муравьями.



– Доминик,– спохватился служка.– Не стоит сгущать краски.



Хозяин дворца взглядом остановил Осипа и кивнул рыцарю, чтобы тот продолжал.



– Они не просто разумны. Они хитры, находчивы и методичны. Их ловушки изобретательны, а стратегия боя безупречна. Мы здесь не для того, чтобы распространять веру. Если падет город Света, восточные рубежи Ордена будут открыты для них. Мы сделаем все, чтобы Вы устояли. Иначе не уцелеет никто. Нет времени на испытание доверия. Или вместе победим, или все умрем.



Басовитый голос рыцаря наполнялся густым эхом, словно каменные стены дворца вторили ему, повторяя каждое слово. Тишина, наступившая с его молчанием, казалась звонкой.



– Ты знаешь, как их остановить?– требовательно спросил Глеб.



– Река для них не преграда. Они строят мосты своими телами,– уверенно продолжил Доминик.– Мы везем десять энергетических пушек, которые установим на террасах горы. Только так мы сможем сжигать их переправы. Солдатам останется отстреливать летающих тварей. Так мы остановим первую волну.



– А что со второй волной?– поторопил его Торин, когда рыцарь снова замолк.



– Они найдут переправу выше или ниже по реке. И придут с флангов. Но у нас будет не меньше одного оборота луны, чтобы подготовиться к этому. Сейчас они строят муравейники у Ваших границ, обустраивают гнезда для маток, делают кладки и сносят туда яйца, из которых в один день родится огромная армия. Потеряв ее в первой волне, они начнут заготавливать следующую. Если мы выстоим первую волну с наименьшими потерями, у нас будет шанс напасть на них до второй волны. С рабочими муравьями сражаться легче, чем с солдатами.



– Вы так их сдерживаете у своих границ?– с недоверием спросил хозяин дворца.



– Нет,– с вызовом ответил Доминик.– Нам это ни разу не удалось. На контратаках мы несли огромные потери, но не добились успеха. Мы спасаемся тем, что строим новые линии обороны в тылу, пока братья гибнут на рубеже. И уже трижды мы отступали.



– Тогда с чего ты взял, что у нас это пройдет?– возмутился Торин.



– Потому что мы упустили время. Недооценили их, дали окопаться у наших границ. Полагали, что сможем сдерживать их волны у рек. А они вгрызлись в землю, построили лабиринты подземных городов, и выкурить их оттуда уже не получится. В Ваших землях они недавно, обосноваться еще не успели. Все на поверхности. Это хорошая возможность разорить их гнезда. Если это удастся, мы откроем с фланга дорогу к ним в тыл, в земли, из которых они пришли, к источнику, который распространяет эту заразу по миру.



– Бредовая идея!



– Это разумная мысль,– уверенно остановил Торина хозяин дворца. Он с нескрываемым интересом рассматривал черного рыцаря.



В нем виделась простота и прямолинейность вояки. Он был из породы Войнича, суровый и уверенный в бою, но нелепый в дворцовой роскоши. В словах Доминика не было красок и изящных оборотов, которыми жонглируют политики. Но в них был смысл и трезвый расчет. Глеб умел слушать собеседников.



Он услышал многое. Услышал о поражениях братства и их отступлении. Услышал отчаяние и горечь многих поражений. Услышал признание в слабости и сомнение в успехе задуманного. Глебу доводилось вести войны. И он как никто понимал, как дорого они обходятся. Война требует не только отваги солдат, но и хорошего тылового обеспечения. Если перекрыть регулярные поставки провизии и новобранцев, любая армия – люди это или муравьи, потеряет свою боеспособность в считаные дни. Разорение тыла, если это возможно, могло стать прямой дорогой к победе.



– Ты знаешь, как они снабжаются?



– Я видел их дороги,– сверкнул глазами Доминик. Он не мог скрыть восторг от того, что был так скоро понят.– Они строят настоящие дороги. Рабочие муравьи по ним бегают, как лента конвейера. Дороги уходят на юг. По ним на передовую рекой текут яйца муравьев-солдат и провизия. Их мощь падет, если перерезать снабжение. Их слишком много. Огромная численность. А большая армия потребляет много ресурсов. На рубеже их брать негде. Все идет с юга. Они очень зависимы от регулярности поставок.



– Похоже, у нас не остается выбора. Это хороший план. Я распоряжусь, чтобы завтра цирки и стадионы города оборудовали для тренировки солдат. Организовывайте оборону. Руководить защитой города будет мой брат Торин. Надеюсь, я могу на тебя рассчитывать?



Глеб бросил многозначительный взгляд на брата, но тот лишь скривил губы.



– А теперь простите нас. Пришло время предаться скорби.



Не отвлекаясь на ритуальные поклоны и прощания, он встал и молча вышел.



Родня уже заждалась в траурной зале, и ему предстояло провести с ними несколько неприятных часов. Хозяин дворца был не в духе. Он нес в себе искреннюю печаль, но отдавал отчет, что скорбь и соболезнования семьи будут лживыми и напускными.



По сути, они и не были семьей. Их странное сообщество объединялось не родственными чувствами, а тайной ненормального появления на свет и необходимостью выживать вместе, в равной степени сражаясь со старым миром и новым, для которых они были одинаково чужими. Станут говорить ему о матери, изображать грусть и участие, но ничего подобного они ощущать не будут. Глеб знал это наверняка, знал по себе. Он тоже называл их братьями, сестрами, тетушками, но не испытывал к ним никакой привязанности. И гибель его теток, которая случалась раньше, не оставляла в нем никакого следа.



Он часто ловил себя на мысли, что даже его мать, единственный по-настоящему близкий человек, тоже занимала в его жизни не самое видное место. Глеб скорее почитал ее бескорыстную заботу о нем, чем испытывал какие-то чувства к Галине. Он никогда не понимал этих переживаний в людях, замешанных на материнском инстинкте, привычках и эмоциях. Но уважал и ценил. Сегодня его скорбь держалась на чувстве вины, которую он испытывал перед женщиной, любившей его беззаветно и преданно, и которой, к своему стыду, не мог ответить взаимностью.



Он больше изображал из себя ее сына, нежели был им. И ему было искренне жаль Галину, обманутую в чувствах и заслужившую совсем иного отношения.



Траурная зала была убрана безупречно. Глеб отметил для себя, насколько искусно дворецкий организовал церемонию. Убранство точно соответствовало его представлению о прощании с матерью. Не было вычурности и пошлости, не было ничего отвлекающего и лишнего, исключая лишь многочисленных родственников, которых в этот момент он предпочел бы не видеть рядом с матерью.



Завидев его, гости замолкли и на мгновение замерли. Первой навстречу бросилась Лилия, самая красивая из сестер, на внешность которой с рождения была наложена печать женского совершенства. Она искала себя в тщеславии и любила купаться во всеобщем внимании и обожании. В городе Света она нашла себя актрисой, ставшей не просто любимицей толпы, но и основательницей многих театров, в каждом из которых умудрялась играть все главные роли. Она была неутомима в погоне за признанием и восхищением почитателей и поклонников.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник