Экскурсант

1. Один

Лето, каникулы, гости с «Большой земли», как всегда с важным делом и письмом от серьезныз людей. Ну как тут можно отказать. Нужна рабочая сила, непременно за «спасибо», непременно в разгар каникул. По причине некоторых склонностей характера был я в нашем учебном заведении в разряде «залетчиков». Ну а такого рода контингент извечно во искупление грехов привлекался к разного рода полезно-воспитательным работам. Вот и попал я в экспедицию по местам оживленного кормления комаров, клещей и полевых мышей. Искали где-то на Алтае, чего искали, не скажу, засмеете, тем более что там такого сроду, наверное, не было. Привезли нас на вертолете, высыпали с нами продукты питания, приборы и московских геологов. Всего нас получилось шестеро, двое парней и я — орлы на побегушках, два «очкарика» и дама, она же повар, врач и по совместительству — женщина. Мы копали и долбили шурфы, измеряли и носили, брали образцы и выкидывали отработанный материал. Через две сплоченные недели к этим основным процедурам добавилось слово «пили», благо спирт в наличии оказался, а главный «очкарик» оказался человеком понятливым. Про природу не пищу — понадобится отдельная книга совершенно иного жанра. Могу сказать, что она нас подвела, а может, мы ее довели.

В один довольно жаркий день осыпался склон скалы. Придавило двух московских умников. Молодой отделался легко, можно сказать, сменой штанов. Руководитель разведотряда попал под раздачу призов серьезно. Старший товарищ в палатке пережидал послеобеденную жару, наблюдая извечно приятную идиллию под названием «работающие люди». По этой причине удалиться на безопасное расстояние оперативно не смог. Пострадал, видимо, позвоночник, нога и, как неотъемлемая часть руководителя, радиостанция. Последнее наименование пострадало сильно. При жалкой попытке реанимационных процедур радиостанция умерла окончательно, наверное, по тому, что предмет был необходимый. Решили руководителя нести до ближайшей заготбазы пастухов или чабанов, в общем, кто-то рядом пасся по непроверенным данным пилотов вертолета. Долго рассуждать о составе спасательной партии смысла не было. Нужны были двое студентов, несущих укомплектованные пострадавшим самодельные носилки из остатков палатки, и наша мадама, как уже писал, единственный в разведотряде лекарь, ну и вообще, женщина. Молодого московского умника хотели по инструкции оставить со мной. Но, видимо, осмотрев мою довольную физиономию, инструкцию решили нарушить, на роль няньки я явно не походил. Других же чудиков, готовых остаться практически сам на сам и матушкой природой, не нашлось. Оборудование и прочее снаряжение оставлять без присмотра было ну уж совсем не положено, горные козлы разворуют, вон их сколько! Нужно охранять. Мне доверили карабин, который был настоящим сыном бабушки «Мосинки». Наша женщина-доктор несколько минут рассуждала, что это неправильно, но я всех уверил, что лучше я один с карабином, чем вдвоем с этим «ботаником» и опять же карабином.

Ушли. Замечательно. Карабин, о сладкая и недосягаемая мечта! Патронов есть четыре коробки — загляденье, вокруг никого — мечта. Завтрак — неприличная трата времени в таком сложно запущенном случае. И все же пришлось выждать, чтобы случайно не вернулись наши «спасатели», выстрелы в предгорьях слышны довольно далеко. Пока ждал, вспомнил обвал. От выстрелов могло обвалиться что-то еще. Вот я и решил сходить на место обвала. С одной стороны нужно было убить время, с другой — посмотреть на обстановку было тоже не лишним. Идти к месту обвала я, в общем-то, не боялся, два раза наивный снаряд в одну дырочку не падает. Посмотреть же что там было интересно, в день обвала не до этого было. Лазил не долго, место, откуда все началось, нашел минут через сорок. Сыпалось издалека, но я не поленился, долез до самого начала этого природного действа. Порядочно устав от карабканья по склону, я уселся немного передохнуть чуть в стороне от места основного обвала. Лениво обозревая склон, а так же попутно удивляясь своему дурному мероприятию, я все же обратил внимание на довольно странную вещь. На месте обвала имелась какая-то породистая железяка. С моего места видна была лишь небольшая часть какой-то конструкции. Обратившись к логике, я так и не смог найти более-менее подходящее предположение. Железяка, похоже, была большая. Что само по себе весьма странно, так это то, что она не была ржавой. И, похоже, обвал начался именно в этом месте. Я продолжал неспешно рассуждать, разглядывая выступающую из скалы часть конструкции, хотя мое тело уже было готово броситься на разгадку тайны, вооружившись киркой и лопатой. Боев в Великую отечественную, вроде, тут не было, на обломки вертолето-самолетов не похоже, металл не тот. Постепенно победила мысль, что надо разгребать. Делать это на жаре было чрезвычайно лень, да и карабин опять же. Плюнул, пошел стрелять. Замучился сомнениями, вернулся с лопатой и ломиком. Геолог я сейчас или доярка-многостаночница?

Начал раскопки. Чем дальше, тем интереснее, железяка оказалась более чем странная, по откопанным фрагментам и не скажешь, чего от нее ждали до аварии. Снял верхний слой колотого камня, а оно опять насыпалось. Через пару часиков я все же добрался до верхней части находки. Понятнее от этого находка не стала. Решил очистить немного бокового фрагмента, мелкий щебень отгреб, обломки покрупнее отодвинул, открылась дырочка. Посветил фонарем, просунул руку, посветил дальше. Фрагменты конструкции, тяги, гофры из металла. Ни проводов, ни тебе масляных трубок, ни ржавчины, ни потеков каких, хотя видно штука эта грохнулась прилично. Чуть ниже верхнего фрагмента силы гравитации матушки Земли из нее практически тазик сделали. Осмотрев место, аккуратно расширил дырочку до небольшого лаза. Заглянул основательнее. Чуть в сторону часть обшивки была содрана и сложена гармошкой, внутри виднелась занятная штуковина, походившая на манипулятор от терминатора из популярного когда-то фильма. Жутко хотелось раскопать и залезть дальше, но останавливала мысль об обвале. Искать тут меня точно не будут. И все же любопытство уже не одну кошку сгубило.

С собой взял лопату, фонарь, батареек, веревку и фляжку. Расширил лаз до понятия «большой лаз» и полез. Дальше щель оказалась шире, породы вокруг нее держались хорошо, осыпаться пока не собирались. Протиснувшись в положении лежа, я осветил фонарем находку. Странного вида манипуляторы, которых дальше оказалось еще два, выходили из нутра конструкции. Один местами был оплавлен до смешения с породой в стеклянную массу. Второй почти целый, но в двух местах распорот, как мешковина. Края как кошачьи усы, топорщась, торчали в разные стороны, вроде и не металл это, а стекловата. В местах разломов выступила жидкость серо-синего цвета с металлическим блеском, каплями висевшая на этих волосках, как будто рану затянуло, а капли крови остались. Ржавчины не было и в помине. Я тихонько постучал по потекам металлической частью лопаты, так и есть металл.

— Чего же он как вода-то тек? — подумал я. — Следов огня не видно, породы вокруг не оплавлены.

До жути интересно, я себя прямо настоящим археологом со стажем почувствовал. Полез дальше под арку этих паучьих ног, там уже корпус начался сплошной, вдоль него из рваных дыр висели всякие металлические потроха, наконец-то обнаружились несколько пучков долгожданных, но каких-то странных проводов, частью порванные, частью выкрученные гофры, везде капли и потеки металла. Корпус оказался без швов, без заклепок, звук от ударов имел глухой. При каждом ударе сверху осыпался вездесущий мелкий щебень и пыль, для поддержания таинственности, наверное. Пролез дальше, внутри конструкций появилась возможность сидеть согнувшись. Манипуляторы были частично сплетены с какими-то пластиковыми конструкциями, где-то и металл и пластик изломаны, где-то прокручены до разрыва. В одном месте повреждения были особенно сильные. Пластик висел лохмотьями, как обтрепанный мешок, внизу была насыпана целая куча сверкающих в луче фонаря чешуек, как будто лепестки с цветка осыпались. Оглядывая все это буйство металло-пластикового сюрреализма, я чувствовал какое-то несоответствие. Что-то было нелогично. Постепенно пришла мысль, что это все не могло быть одним целым. Создавалось впечатление, будто ребенок в игре стукнул друг о друга две игрушки и бросил. Цвета, да и сам вид сплетенных вместе конструкций были различны. Опасливо осмотрев осыпавшиеся фрагменты пластика, я аккуратно, практически нежно, прикоснулся древком лопаты к пластиковой бахроме. Странно, бахрома была твердая, не хуже металла пружиня под моим нажимом. Главное — не порезаться. Я пролез дальше, глянув назад, определил, что нахожусь уже метрах в пяти от выхода. Щель между конструкциями еще расширилась, я уже свободнее обогнул округлую часть внутреннего или второго корпуса и увидел пролом, при более внимательном изучении оказавшийся то ли люком, то ли шлюзом. Изначально отверстие, видимо, раскрывалось лепестками, чем-то отдаленно напоминающими диафрагму фотоаппарата. Скорее всего, ввиду аварии один из краев был сильно поврежден. Материал корпуса в этом месте был сильно измят, часть поверхности изорвана. От острых краев в местах разрывов тянулись застывшие потеки, оставившие на грунте приличных размеров лужу, прилипшую при затвердевании к корпусу. Из-за немного просевшего грунта застывшая лужа походила на своеобразную ступеньку. Почему-то эта ступенька мне показалась забавной, как будто была специально залита для удобства проникновения внтрь. Эта маленькая деталь подняла настроение и сняла мое напряжение. За проломом оказалась небольшая шлюзовая камера, задняя дверка которой была открыта, дальше поверхность шла под приличным углом вниз. Луч света выхватывал только фрагменты, которые было трудно сложить в цельную картину. С уверенностью можно было сказать, что там было что-то металлическое или стеклянное, свет отражался, разбегаясь отблесками и «зайчиками». Нужно было лезть, иначе нельзя. Мы же археологи, на полпути ни-ни.

Поверхность «шлюзовой камеры» на ощупь мне показалась гладкой и даже скользкой, подстраховка явно не была бы лишней. Я осмотрелся, отыскивая, куда бы привязать веревку. Подходящих мест на первый взгляд не оказалось, острые края металлических обломков вряд ли подходили для этих целей. Немного поразмыслив, я привязал веревку к наиболее надежному каменному выступу. Преодолев острые края, я начал осторожно спускаться. Гладкий на ощупь «пол» оказался неплохой опорой для ног. Подвел каменный выступ, он просто обвалился, окатив меня градом мелких камней и щебенки. Я, неожиданно сев на пятую точку, поехал вперед спиной в неизвестность. Впрочем, поездка закончилась быстро. Задев одной из растопыренных в стороны ног «стену», я сначала упал на спину, а потом вовсе покатился. Хорошо, что катиться было практически некуда, сделав переворот через голову, я растянулся на куче скатившегося щебня и мелких камней в позе созерцателя неба, лежа на спине. Фонарь при спуске я повесил на пояс, и он уцелел. Ввиду моего положения, фонарь оказался направленным вверх и чуть в сторону. Узкий луч, настроенный на то, чтобы высветить что-либо в дальнем узком лазе, показывал мне мириады «звезд» и «галактик» — кружащихся в хороводе пылинок. Я чихнул, породив в этой микро вселенной хаос со вспышками сверхновых. Нос забила пыль, но мне хотелось немного полежать, ныло ушибленное плечо. Ощупав себя с закрытыми глазами, нашел тело вполне пригодным к использованию. Сел. Прикоснувшиеся к «полу» руки ощутили тепло. «Странно, может, где-то кровь потекла», — подумал я. Осмотрев обе руки, нашел их практически целыми. Теплым был сам «пол». Осветив себя настроенным на широкий луч фонарем, я обнаружил, что вместе со щебнем и прочим грунтом все вокруг меня усыпано металлическими чешуйками, поблескивающими в свете фонаря, как серебряные монетки. Осколки оказались странными, трудно было сказать, от чего бы это могло быть. Закончив инвентаризацию себя любимого, я начал осмотр помещения. Внутри было слегка не прибрано. В метре от меня находилось что-то отдаленно напоминающее кресло, только оно будто бы высохло, как арбузная корка. Чуть в стороне виднелось что-то напоминающее стол и нишу, похожую на шкафчик, в которой лежали широкие брусочки, покрытые пылью. Что-то мне показалось странным. Я выключил фонарь. Основание кресла по периметру имело тусклое синее свечение, сиденье самого кресла тоже слегка светилось, но тусклее, видимо давало о себе знать обилие пыли. Мысли о радиации и неродившемся потомстве, нахлынув, практически сразу меня отпустили. Мы делали промеры радиоактивности практически во всех местах, прилежащих к этой скале, все было на уровне природного фона местности. Это было явно что-то другое. «Может, грибок какой-нибудь», — пришла мысль. Я аккуратно встал, не отряхиваясь, чтоб не поднимать пыль еще больше. В кармане моего видавшего виды комбеза нашелся замызганный носовой платок. Я аккуратно стер им пыль с «кресла», выключив фонарь, убедился, что сидушка действительно светится. Поверхность, похожая на кожу, была лишена каких-либо следов плесени или грибка. Осмелев, я ее потрогал, потом приложил руку. Кресло было теплым, под рукой как будто была мягкая податливая кожа живого существа. Отняв руку, увидел на синей поверхности «кресла» зеленый след своей ладони. Спустя пару мгновений он начал уступать синему цвету сидушки. От волнения пот и мурашки побежали на перегонки, и кто-то, несомненно, победил. С моей рукой было все в порядке.

— Ладно, порядком уже утомился на карачках, в полу-присяди и на пузе лазить, вот и отдохнем в этом сушеном арбузе, — подумал я, усаживаясь в «кресло».

Вот пошла Машенька в лес пописать, увидела медведя, заодно и покакала… Это про меня. Кресло засветилось по всей поверхности, синий свет, набрав силу, начал переходить в зеленый. Я попытался вскочить, но меня как будто что-то держало. Одежда моя, скукоживаясь, стала распадаться и «стекать» грязными ручейками хлопьев мелкой серой пыли по моему телу, как будто ее кислотой полили. Я почувствовал, что меня охватывает жар, отовсюду поползли тонкие, как паутинки, усики. Перед креслом, несколько раз мигнув, набирая силу, раскрылась янтарная сфера. Не успевая за всем смотреть, я просто застыл и, наверное, сделал все то, что про Машеньку было сказано. Страх моментально сожрал мои мозги, чувства и мысли. Видя, как эти пучки усиков входят в меня, я просто боялся пошевелиться. Боли не чувствовалось, но я, наверное, об этом просто не думал. И вдруг стало нарастать чувство спокойствия, но при всем этом мысли не становились ватными. Все на секунду замерло, а потом из кресла и потолка полезли новые пучки «усов».

— Все, я — жертва «чужих»… — как-то совершенно спокойно подумал я.

Все усы присоединены, все замерло. Свет! Он потихоньку перекрыл луч моего фонаря, оставшегося в целости и сохранности в моей неподвижной руке. Сжатая волна воздуха окатила меня. Со стороны «шлюза» раздался гул и скрежет, посыпались камни, щебень и пыль. В стороне моего «входа» наблюдалось оживленное движение, к сожалению, я не мог рассмотреть, что там творится, контраст света в отсеке и мрака снаружи делали происходящее малоразличимым и от того еще более ужасным. Наверное, услышав мой ужас, восприятие стало как будто многопоточным. Я видел и анализировал массу вещей, на которые раньше даже внимания не обратил бы. Коридор, по которому я скатился, сжимался, диафрагма пыталась закрыться, стягивая изорванные края. Это я видел отчетливо, как будто знал, а вот движения за ней воспринимались по-другому. Хаотические перемещения металла и пластика, скрежет, разлетающиеся в стороны фрагменты и капли. Первое, что пришло на ум, что в поединке после отдыха сошлись первый терминатор и его белее свежая модель, герои модных фильмов моей молодости. К шумовым добавились и световые эффекты. Зеленая молния прорезалась сквозь две синих вспышки, кусок диафрагмы превратился в серый сверкающий радужными переливами пар. На пол возле кресла упал веер металлических капель, которые сразу впитались, как будто их и не было. Дыма не было, вокруг меня как будто сомкнулась сфера, по которой скатилась еще горсть прилетевших от прохода металлических капель. Четыре зеленых молнии одна за другой закончились еще одной синей вспышкой. В переборке около диафрагмы возникла дыра, а вылетевшая из нее синяя вспышка разнесла мою оболочку брызгами янтарного огня. Сверкнула еще одна синяя вспышка, затем опустилась красная муть, и «монитор» оказался выключен. Я еще успел себе подумать: «Game over… Но все же красиво ведь было…»

Мои ощущения после «перезагрузки» хочу по возможности пересказать максимально близко к оригиналу. Можно сказать: «Немного путаные показания очевидца».

Что-то мне подсказывало, что я не умер, знаете ли, утреннее ощущение, известное большинству мужчин. Значит — утро, вчера — гулянка, сегодня — на учебу. Идиотские, но очень прикольные сны — это классно. Странно, что спать не хочется, тело легкое, как будто спал сутки. Это даже к лучшему, волевое решение открыть глаза принято. Открываю глаза, поразившись увиденному, закрываю. Но в отличие от вчера Машенькиных маленьких радостей сделать не успел. Все тело опутано паутиной тонких зеленых трубочек-усиков. Все зря, так и не биться Елене Валентиновне в любовном экстазе со студентом 4-го курса факультета теоретической механики, «чужие» его на развод пустили. Страшно, а как вы думали? Но глаза боятся, а голова варит. Легонько поднимаю правую руку, ничего не препятствует движению, с ногой такая же обнадеживающая картина, открываю глаза, рука и нога совершенно свободны от этой техногенной паутины. Начинаю медленно поднимать вторую руку, трубочки-усики сразу отцепляются и втягиваются в стены и потолок капсулы, в которой я лежу. Все подсвечено зелененьким. Забавно танец строится, поднимаю голову, капсула распадается на фрагменты-осколки и фрагменты растворяются в стенах, полу, потолке.

— Дядя, ты свободен, как сопля в полете, видно как инкубатор для «чужих» ты не годишься. Все! Опять хочу Елену Валентиновну! Два раза! И еще Свету, подружку Вовочки, любимого сыночка декана, тоже два раза! Вот поперло-то, уймись, а то так и шворц сотрется. К делу, поручик, к делу! Вы, собственно, поручик, где, кто и как? Вот и выясняйте это, а то бабу ему подавай, а тут, может, кони недоены, да коровы неседланы, — пролетает ворох радостных мыслей, с облегчением позволивший закрыть глаза. — Жрать-то как охото!

Потягиваясь, я с удивлением замечаю левую руку. Нет, я не под кайфом, просто с рукой что-то. Пальцы. Их всего-то семь, зато какие! Два крайних короче остальных и тоньше, зато большой как у людей, только ногтя нет, есть большая подушечка по всему кругу, есть превышение суставчатости и степеней свободы у кисти немного больше, гнется лучше. Моя замечательная обновленная рука прекрасной плавностью переходит в обычное человеческое тело в районе груди и лопаток, хорошо, хоть цвет кожи такой же, как у человека нормального. То есть в перчатке рука и за нормальную сойти может.

— Постойте! Нафига мне эта гадость! Верните награбленное! — кричу я в стену от избытка чувств, получив в ответ мысль из подсознания. — А если обратно не отдадут, как быть?

Быстро соображаю, что орать бесполезно, остается надеяться, что внутри не хуже, чем родная конечность, чего уж причитать-то. Отвожу руку полюбоваться, даже язык высовываю и один глаз прикрываю, прицениваясь.

— Постойте-ка, граждане, да я ведь руку-то и в тепловой раскладке вижу, просто, блин, терминатор, еще бы и рентген, — удивляюсь я. — Нифига, рентген в данной комплектации не идет, зато изменение фокуса лучше, с таким разрешением любой профессиональный фотоаппарат скиснет от зависти, а я еврейскому блоху обрезание запросто смогу сделать, не то, что подковать. Да, обломчик, глазик-то только один такой терминаторский, другой по-простому все видит. Двумя газами — все как у людей, а одним подарочным — ну просто научная лаборатория на выезде.

Трогаю глаз нормальной рукой, все вроде как в порядке. Да, дела. Надо харч искать, да и зеркало тоже, на клоуна поглядеть надо, но тут главное, чтоб горшок был рядом, мало ли чего еще в зеркале можно увидеть, я себя еще со спины не смотрел.

— С чего бы это меня так под киберпанк переделали? — пытаюсь понять я.

Есть у меня подозрения, что меня исключительно до хрустящей корочки поджарило той синенькой дискотечной лампой на кресле-корке, нужно будет попытаться узнать, что там приключилось. Жалко себя старого, ведь не ценил, не холил, не лелеял, а теперь прямо комок в горле, так хочется опять «нормальным» стать.

— Ладно уж, так сойдет, ничего не болит, в конце концов, — отвечаю сам себе. — Да и кто, вообще, определил нормальность меня любимого!

Голышом неловко, но тут без вариантов, хотя что-то еще, может, и подвернется. Быстро у них моя одежда в расход пошла, а джинсы очень еще ничего были. Жаль. Ищу дверь, ищу, ищу, второй круг начался по белой комнате практически с белым потолком, да и право на надежду еще есть… Нет дверей, и предположений где им быть, тоже нет. Все! Замуровали демоны.

— Дверь! Дайте дверь! Орать буду! Порву в клочья! — лихорадочно думаю я, вспоминая лохмотья дырки в переборке той норы, где меня приключение накрыло.

Ух ты, вот и дверь, кусок стены чуть наружу выпятился и диафрагмой разошелся в овал. Орать, что ли, надо каждый раз, нет, наверное, думать. Думаю о двери: «Закройте дверь, закройте дверь, дверь закройте! Дует!» Нет эффекта. Первое что приходит на ум, что они татары нас не разумеют. А мысль-то умная. Начинаю представлять, что диафрагма сошлась и стена стала гладкой. Сработало. С этим ясно. Осматриваю отсек, куда вывела кривая, стандартная подсветка зелено-синяя, зал не большой и странный, определенную форму назвать нельзя, как будто ребенок из пластилина вылепил, стены то уходят, то выступают, то округлые, то плоские рубленые выступы. Нашел целых три двери, все подсвечены по овальному периметру янтарным ободком, и все, как будто, одинаковые. Что же там и где? Что если открою, а оттуда земля пойдет или глина с водой или еще чего. Думаю-гадаю перед ближней ко мне дверью. Видимо, на мои измыслительные отуги перед дверью неохотно так всплывает сфера, в ней комната с креслами. Похоже, что там ничего страшного, хозяева не съели, может, их дома нет. Так сейчас мы тут погеройствуем. Идти надо, а то так до старости в девках застоюсь. Представляю открывающуюся дверь, готово, захожу в другой отсек. Ну, тут все прилично, форма сплюснутой сферы, разделенной на отсеки, в отсеках кое-где кресла стоят такие же сушеные арбузные корки стандартно зеленый верх, синий низ. Размеры, скажем так, масштабностью не впечатляют. Если уж не подводная лодка, то точно подлодная водка… В условно первом отсеке стоят два кресла спинка к спинке, разделенные каким-то свечением. Удивительно чисто, ни пыли, ни влаги. Два отсека пустые, стенки в них ребристые и сплошь янтарем горят, дальше в отсеке что-то вроде диванчика и никакой подсветки. Потолкался я еще по комнате, позаглядывал в отсеки, во всех какие-то признаки нездоровой напряженности. Голова просто кругом идет от этого фильма. Вернулся в первый отсек. Перед одной дверью висит сфера с маленьким треугольником, дверь не открывается, я думаю, а сфера начинает полыхать ярким янтарным светом, даже глаза режет.

— Ну ее, может там у них гнездо, — подумал я, отходя.

Третья дверь показала в сфере что-то вроде схемки проходов с другими сферами. Открываем, так и есть короткий проход, в конце дверь с подсветкой. Перед дверью висит голосфера с шаром внутри, от шара по сфере бегают молнии, как в декоративном светильнике у декана виденном, кто-то из упакованных родичей студентских придарил. Что-то открывать не хочется, но надо, Федя, надо. Отхожу на пару шагов и открываю. Да ничего, только за дверью все ярко-янтарным светом залито. Не пойду, закрыл от греха подальше. Брожу, смотрю, комнат совсем не много все непонятного назначения, все логически на одном прямом коридоре, ни жратвы, ни зеркал, ни безделушек на память, даже открутить нечего. Трогать и открывать подозрительные двери не решился, так и добрался опять до комнаты с переборками и креслами. В общем, обстановочка почти верх аскетизма. Очень сильно мне напоминает новую квартиру. Стены, окна, унитаз и ванная, а все остальное еще не завезли, только с поправкой на абсурдность самого момента. Придя в себя от свалившихся впечатлений, я пытался и выход отыскать, только вот ничего похожего на виденный мной отсек со «шлюзовой камерой» не попалось. Судя по состоянию на момент моего посещения, отсек сейчас находится на генеральной уборке, а может меня вообще куда-нибудь уже перевезли. Перспективы оказались неперспективными, я бы даже сказал совсем такими кислыми и дохлыми. Думать буду, Чапай думал и нам велел. Думать нужно сидя или лежа, иначе мысли будут прямые и голову могут проломить. В кресла больше не хочу, на полу что-то не серьезно, голыми булками на пол садиться вообще некультурно. Осматриваюсь. Как ни крути, один диванчик остается, хотя он больше на широкое кресло похож, зато не мерцает там ничего. Иду думать, ибо пришло время мозгового штурма. Захожу — ничего, сажусь на диванчик — чисто, ложусь — появляется вездесущая янтарная сфера только шире. В ней пошли образы, быстро пошли, то ли схемы, то ли картинки, не успеваю уловить. Пауза и опять то же самое. Как тут подумаешь? После второй прокрутки и паузы диванчик стал смыкаться в кокон. Не готов я был, не успел слинять, спеленали демоны. Полезли опять трубки-усики, я глаза закрыл, страшно, но уже не так как раньше. Ввиду отсутствия страха в некоторых местах я уже смог теми местами анализировать ситуацию. Как ни странно, не чувствую каких-либо уколов или порезов, значит, весь этот инструментарий паука-переростка не проникает под кожу. На теле ощущается гуляющее тепло, как будто по нему бродят весенние лучики солнца. Видимо, для этого уровня технологии совсем не обязательно дырявить мою многострадальную шкурку. Да и не трубочки это могут быть вовсе, а что-нибудь вроде световодов или еще какой-нибудь технологический выворот. Тихо. Уже пару минут тихо. Ну вот, сглазил. Янтарный свет начинает литься отовсюду, пульсировать и литься, тихо начинает уезжать крыша. Занавес. Прихожу в себя, все еще в том же диванчике.

— Хорошо. Даже жрать не охота, кайф, как после сауны, — приходит мысль.

В сознании зуд, мысли как мухи роятся где-то глубоко в недрах многострадальной головы, вылезать не хотят. Напряжно это, лезут в голову уже совершенно ясные и прямые такие мысли про зомби и мутантов. Опять всплывает сфера, начинают крутиться образы. Включаются пять мегаваттных рубильников, и на всю эту мощность начинается прокачка Интернета по скорости близкой к скорости света. Фильм «Матрица» отдыхает. «Крыша» быстро уезжает, сознание опять отключается. Сколько так было раз, не помню. Прихожу в себя, напряженно пытаюсь вспомнить. Воспоминания приходят странные, я бы сказал не мои совсем, понимаю одно: «К старой жизни возврата нет».

Я смотрел и удивлялся, удивлялся и снова смотрел. Теперь мне кое-что стало ясно. Попытаюсь рассказать с высоты познанного.

Этой железякой был разведывательный бот. На нем на планету прибыл последний уцелевший член экипажа среднего корабля разведки флота (назовем для ясности) Содружества (знаю что избито, но по смыслу подходит и звучит гордо). Экипаж разведчика состоял из трех существ разумной формации. Содружество, по крайней мере, в тот момент вело войну долгую и тяжелую. Это не была война за экономическое влияние, это была война за самое обычное выживание. Собственно, это уже была третья стадия войны. Первые две, как считало Содружество, они выиграли, хотя, цена была велика, а заблуждения глубоки. Противник даже к тому моменту оставался силен и непонятен. Долгая эволюция непонятно где и непонятно чего породила странный симбиоз живого с неживым, название ему дали «Вольды». Никто не помнил, почему их так назвали. Содружество с ними столкнулось не случайно. В порыве естествознания Содружеством были предприняты попытки исследования соседней галактики. Нельзя сказать, что случилось это «вдруг», исследование соседней галактики — дело дорогостоящее и непредсказуемое. Первая экспедиция чуть не провалилась. Физическое пространство в поле действия соседней галактики оказалось четырехмерным, причем время там так и оставалось величиной обособленной и к кратности измерений отношения не имело. Судя по полученным данным, к центру галактики пространство могло иметь и более высокий показатель измерений.

Мы, возможно, тоже живем в мире, где измерений больше, чем три, остальные мы просто не чувствуем. В мире вольдов остается всего два из привычных для нас измерений, но существуют еще два, которые человек может ощутить где-то на грани понимания и сознания. Фактически мир вольдов не кажется человеку плоским, остальные два измерения делают подмену нашему третьему, только вот законы этого сплава совсем отличны от привычных нам тех измерений. Для простоты совокупность измерений, привычную для вольдов, назвали «четырехмерность».

Экспедиционные корабли успели вернуться, неполадки систем на тот момент казались просто необъяснимы, люди почти не пострадали и, отделавшись легкими шоковыми состояниями, быстро пришли в норму. Впоследствии оказалось, что в отличие от техники живые существа вполне могли переносить четырехмерность, хотя и со значительным напряжением психики. А через четыре унитарных года пришли вольды и пришли они из той самой галактики. Разрушилв три поста наблюдения, пришельцы на время затихли. Содружество пыталось понять и договориться, но не удалось сделать ни того, ни другого. На стороне вольдов был фактор неожиданности и неизвестности, на стороне Содружества — своя территория и численный перевес. Вольды не признавали живых существ трехмерности, и захваченные планеты погружались в четырехмерность с помощью строительства «генераторов искривлений». Даже после разрушения генераторов физические условия на планетах не могли вернуться в норму в течение многих лет. Планета не была мертва, но жить на ней разумным существам трехмерности было практически невозможно, ввиду того, что техника там или не работала совсем, или работала «себе на уме». Попросту, там был хаос для техники и курорт для любителей чистой природы, вернее для тех из них, кто не побоялся бы разрушить свою психику. Содружество упустило шанс малой кровью выбить пришельцев из своих владений, надесь все же найти общие точки соприкосновения с их разумом. Но сами пришельцы, как оказалось, имели свои взгляды на положение вещей.

За период в сто восемьдесят унитарных лет было отброшено две волны вольдов. Их изучали, пытались понять и вопреки всему вести диалог. К сожалению, Содружество продвинулось только в изучении. Было изучено многое. Вольды были симбионтами. Разум и тело относились к разным формам жизни. Носители разума были белковыми, носители тела — метало-кристаллическими формами, обладавшими в далеком прошлом собственным разумом, но в зачаточном состоянии. Как эволюция пришла к такому симбиозу, было не понятно, но появилось единое существо — вольд. Абсолютно случайно было обнаружено, что на ранних стадиях развитие «разума» и «тела» вольдов происходило на разных планетах, сказывалась, видимо, необходимость первичных условий. Собственно, на том практически все известные величины относительно вольдов и заканчивались.

Третья волна была очень болезненной для Содружества, было разрушено и выведено из трехмерности около двух третей обитаемых миров. Волну удалось отбросить с большим трудом. В результате были достигнуты определенные успехи в изучении вольдов. Содружеством был осуществлен контакт и был получен отказ, были добыты важные технические сведения и были потеряны миллиарды жизней. У вольдов оказалась одна интересная особенность. Если носитель разума прогнозировал смерть, он передавал всю накопленную информацию ближайшему способному выжить собрату, оставляя носителю тела только боевой опыт. После этого тело становилось боевой единицей-смертником и во главу всех интересов ставило лишь возможность выживания для собрата или просто уничтожение максимального числа противников. Планетарные генераторы четырехмерности тоже оказались созданы на основе симбиза, как и все единицы вольдов. При атаке одной из планет совершенно случайно на поле боя оказался разведывательный корабль, и эмпат из числа его экипажа принял мощнейший ментальный импульс-передачу. Гибнущая генераторная станция передала свой опыт на соседнюю ближайшую планету, подконтрольную вольдам. Эмпат успел списать эти образы на память модульного интеллекта корабля, они были обработаны и отосланы в привычной для Содружества кодировке на флагманский корабль. Эмпат и модульный интеллект погибли через несколько часов после приема импульса: человек от странного разрушения мозговой ткани, машина от волны фатальных ошибок в логике. После изучения оказалось, что мозг под влиянием импульса стал перестраиваться под четырехмерную структуру и погиб из-за конфликта трехмерной структуры тела. О машине сказать что-то конкретное было вообще невозможно. Жертва оказалась не напрасной. Многое из полученной передачи узнали и ученые, и военные. Были найдены пути решения в создании кораблей, способных пройти в четырехмерности. Кроме того были выяснено местоположение планет-инкубаторов для носителей разума врага. Их оказалось всего пять, и были они расположены в самом близком к нам рукаве галактики вольдов. Появился небольшой шанс воевать на территории врага и вообще прекратить войну, выиграв ее. Нужно было просто уничтожить пять планет. Для этой цели были созданы шесть флотов. Флоты были укомплектованы кораблями нового типа, это были «живые» корабли. Все агрегаты кораблей фактически состояли из неразумных живых существ с разных планет нашей галактики, модифицированных в единый организм корабля. Пять флотов — пять планет, шестой флот — резерв. Из экспедиции длинною в год вернулось восемь кораблей, три из которых, израненные четырехмерностью, вынуждены были срочно искть пристанище на ближайших планетах галактики. Один из спасшихся кораблей, не дбравшись до обитаемых миров, просто исчез в просторах галактики. Четыре оставшихся корабля, выполнив свою миссию, медленно умерли в течение следующего года. Четырехмерность и оружие вольдов убило их еще там, в чужой галактике, просто им была дана своеобразная отсрочка. Однако планеты-инкубаторы вольдов превратились в пять поясов астероидов. Это была победа. По крайней мере, так думали все. Следующие сто тридцать шесть унитарных лет с трудом подняли Содружество из руин. Благодаря открытию методов симбиоза и постройке живых машин Содружество вновь расцвело на нетронутых четырехмерностью мирах. Наказанием за самоуверенность была четвертая волна. Ее образовали в основном машины-берсеркеры под предводительством немногочисленных вольдов-симбиотов. Они пришли с другой стороны галактики, потратив сто тридцать унитарных лет. Обе стороны понимали, что это последняя война, после нее могло остаться либо Содружество, либо никого, вольды были обречены. Возможно, у вольдов еще оставались где-то на переферии миры, способные взрастить носителей разума, но в любом случае на это должно было потребоваться огромное количество времени. Никогда вольды еще не бились столь отчаянно. Именно этот этап войны вызвал необходимость искать миры еще не исследованные, хороши были все варианты в неисследованных уголках нашей галактики.

Так появился в пределах нашей планеты и корабль-разведчик, в разведывательном боте которого сейчас находился я — студент-недоучка, неудавшийся инженер-механик, авантюрист по жизни и где-то глубоко в душе немного археолог…черный.

Личная судьба среднего корабля разведки флота Содружества была сурова, но в извинение дала ему еще один шанс. Как любой разведчик он имел систему записи данных, грубо говоря, бортовой журнал, в котором фиксировались все события, данные, показания и предположения, вот откуда и была извлечена история жизни этого корабля. Корабль на момент вылета был самой свежей разработкой. Системы корабля являлись самодостаточными, починка, пополнение запасов, клонирование вышедших из строя узлов, запас хода был очень приличен, дозаправку ресурсами можно было осуществить на любой планете за счет биомассы, включая планеты четырехмерности или же за счет энергии звезды. Последний путь дозаправки считался аварийным, так как рост биомассы в таком случае шел доволно медленно. В скорости корабль уступал только курьерским судам, гоночным поделкам и, возможно, кое-каким частным яхтам. На нем стояло приличное для такого класса вооружение и комплексные системы защиты. Корабль был предназначен для долговременного нахождения в условиях четырехмерности, а именно до четырех унитарных лет (для ясности будем употреблять просто «лет»). Далее нужно было около года находиться в трехмерности для восстановления. Разведчик имел обязательный комплекс сверхдальней связи и был, несомненно, надеждой Содружества. Экипаж корабля состоял из трех существ. Это не были люди. Двое были очень близки, их даже можно было классифицировать как гуманоиды, третий был совсем чуждым нашему пониманию существом. Все они были студентами или курсантами военных училищ (подготовленные спецы на тот момент уже воевали). Содружество не могло себе позволить оголить фронты, но Содружеству срочно нужны были планеты для эвакуации. Один гуманоид был специалистом в навигации и тактическом маневрировании, по-простому — пилот плюс штурман в реальном прстранстве, по совместительству и капитан. Второй гуманоид специализировался по вооружениям, защите и ведению огня, по-простому — стрелок. «Чужой» был специалистом дальней связи и штурманом многомерности в силу своих развитых эмпатических способностей, по-простому — штурман-связист. Корабль имел свой модульный интеллект, он был практически живым и был специалистом в эксплуатации, борьбе за живучесть и хозяйственных нуждах, попросту — боцман. Он был хорош, этот искусственный интеллект, только по мнению разработчиков не обладал такой интуицией, как члены экипажа. В принципе, любой из членов экипажа мог привести корабль домой, пройдя адаптацию, ограничением там могла быть только малая совместимость. Не мог этого сделать только модульный интеллект, эмпатические способности не позволяли. Устав на этот счет гласил, что оставшийся член экипажа должен был принять пост пилота и установить пакет навигационных знаний, дабы привести корабль на базу.

Последний из оставшихся был пилотом, но совершенно правильно опасался, что в его состоянии шансов уйти на базу без подстраховки, да еще в боевой обстановке у него не слишком много. Радистом же он просто не смог стать, нужно было родиться приличной силы эмпатом. А новость об открытой планете обязательно нужно было доставить Содружеству. Но ему показалось, что у него есть выход. На планете была совершенно юная цивилизация, и пилот решил выкрасть и обучить стрелка. Но, как говорится, лучшее — враг хорошего. Его ждала неудача, он погиб.

Случилось же с кораблем следующее. При подходе к нашей звездной системе корабль-разведчик столкнулся с израненным, но еще живым кораблем вольдов. Корабль вольдов был сильно побит в бою и, выходя из боя, истратил последнюю энергию маршевых двигателей. Звездная система Солнца когда-то затормозила его бег, и он всеми правдами и неправдами пытался сесть на планету для пополнения запасов и возможного ремонта. Корабль предположительно был боевой и не нес на себе исследователей или строителей. В принципе, он бы уже не смог сильно навредить планете Земля. Он не смог бы даже взлететь — отсек накопителей был разрушен. Вообще на корабле много чего требовало капитального ремонта. Были разрушены силовые экраны, выбиты практически все батареи и хранилища биомассы, а самое главное корабль лишился своей симбиотной интеллектуальной составляющей. Но он был «жив», он был готов уничтожать все живое, ему оставалось только найти врага и вцепиться в него мертвой хваткой. И враг пришел: разведчик флота Содружества. Будь корабль вольдов в порядке, он бы без большого труда разделался бы с разведчиком, дай ему тот шанс догнать себя. Но у корабля-убийцы было только одно оружие: неожиданность. И он его использовал со всеми ему возможными предосторожностями. Долго корабль вольдов крался в поясе астероидов, наблюдая за разведчиком, и вот шанс появился.

Атака вольда оставшейся бортовой противоракетной батареей увенчалась успехом. А вот оставшиеся ракеты были потрачены впустую. После неожиданного залпа разведчик не погиб, а затем пилот и модульный интеллект вступили в сражение, и удара ракет удалось избежать практически чудом. Еще довольно уверенно маневрируя поврежденным корабликом, оставшийся экипаж смог переиграть неповоротливого врага и сделал прицельный выстрел главным калибром, практически досуха выжав и без того «текущие» от повреждений накопители. У вольда попадание вызвало повреждения системы стабилизации курса, следующеговыстрела не потребовалось. Без точной координации даже последние оставшиеся годными планетарные двигатели пошли в разнос. Вольд, лихорадочно пытаясь собрать в кучу последние работающие системы, постарался отступить обратно в пояс астероидов. Он умирал, но, как и положено воину-смертнику, думал только о смерти врага. Когда раскоординированные двигатели отказали окончательно, он выпустил последний козырь: четыре корабля-штурмовика. В них не было интеллекта, только злоба и простая задача «уничтожить врага». Начался доовльно сложный для разведывательного кораблика бой. Теперь уже он оказался в ситуации медведя со всех сторон кусаемого верткими собаками. Пользуясь приимуществом в скорости, разведчик уходил к планете, называемой нами Земля. Судя по типу кораблей противника, они не предназначались для полета в атмосфере и там у израненного посланца Содружества могли появиться шансы. Штурмовики не были бы такой большой проблемой, не будь корабль довольно так сильно поврежден. Разведчику надо было залечить раны, потом он смог бы на равных встретиться с врагом. А для этого в первую очередь нужна была биомасса.

Пока еще у разведчика было превосходство в скорости, но поврежденные двигатели вряд ли долго смогли бы поддержать нужный уровень тяги. Ремонт был неизбежен, и уходить далеко от планеты с биомассой было нельзя. Но надеждам не суждено было сбыться, и скоро первые прицельные импульсы лизнули остатки защитных экранов. Но вольды были тоже не в самом удобном положении. Из-за маневров они неизбежно теряли в скорости. А время, как и расстояние до атмосферы планеты неуклонноу уходило. Неизвестно что уж они сделали, но четыре машины заметно прибавили в скорости, стараясь вцепиться в добычу до того, как она скроется. Пока противник сокращал дистанцию, ярким огненным клубком лопнул один штурмовик, затем, резко зарыскав, отвалился от строя второй, чуть позднее тоже разукрасив космическую пустоту фейерверком желтого огня.

И все же завязался столь неудобный ближний бой. Четыре попадания бортового залпа одного из нападающих унесли жизнь штурмана-связиста, разменянную на еще один с трудом сбитый штурмовик. Еще одна большая пробоина была вынужденной платой за удобный ракурс стрельбы. Последний штурмовик, теряя части, не смог отвернуть с курса более крутпного корабля. Удар вызвал взрыв боекомплекта и энергонакопителей на штурмовике. В результате полного отсутствия защитных экранов вся энергия последнего проклятия вольда выплеснулась на корпус корабля. Боевая рубка была вскрыта, как консервная банка. Кокон кресла стрелка моментально сплелся с разорванными частями обшивки, переборок и каких-то деталей внутреннего корпуса. Стрелок посланца Содружества моментально погиб. Пилотское кресло пострадало значительно меньше и смогло уберечь свой груз. Последний член экипажа был тяжело ранен. Сесть на поверхность планеты с полученными повреждениями корабль-разведчик не смог, но к счастью надобности такой уже не было.

Пять суток модульный интеллект корабля выводил к жизни свою последнюю надежду. Благо под «рукой» был банк данных персонала и все необходимое для клонирования органов. Пилот выжил, хотя повреждения мозга могли быть гарантированно устранимы только в условиях госпиталя, хотя, возможно и время моголо сказать свое веское слово.

Попутно с лечением принимались все доступные меры для исследования планеты. На удивление она оказалась той самой редкой жемчужиной вполне пригодной для целей Содружества. Не было только возможности сообщить об этом. Спустя довольно продолжительное время корабль «зализал раны» настолько, что уверенно мог совершить перелет к ближайшей базе, чего нельзя было сказать о пилоте. Пилот, периодически терзаемый приступами дезориентации и головными болями, теоретически мог с помощью МИ привести корабль к месту назначения. Но возможность эта была все же больше теоретической. Да и встреча даже с малолальски целым кораблем вольдов оказалась бы для корабля-разведчика последней. Нужен был здоровый пилот, точнее сказать, нужен был член экипажа с неповрежденным сознанием.

Теперь я знаю, как управлять челноком и кораблем-разведчиком, правда, пока только в теории. Как последний присутствующий на корабле мыслящий индивидуум в соответствии с разделом устава по чрезвычайным ситуациям я и должен был стать пилотом. Модульный интеллект разведбота принял меня за «своего» в силу того, что оставшийся пилот готовился взять на борт аборигена и прописал боту права гостя как условного гражданина Содружества. Бот снял картину биопоказателей моего мозга и первым делом, связавшись с кораблем, передал их модульному интеллекту корабля-разведчика. Модульный интеллект корабля-разведчика посчитал биопоказатели достаточно развитыми, чтобы считать меня разумным и дал «добро» на адаптацию.

В тот момент мне почему-то стало интересно, посчитали бы моего соседа по общаге, Лупатыча разумным? По моему пониманию он пропил все, интеллект в том числе, хоть и любил повторять: «Бороду, ведь, и сбрить можно, а вот умище-то куда девать?» Нет, есть у меня подозрения, что его на девяносто девять процентов посчитали бы растительной формой жизни «синявник алкогольно-томатно-килечный ветры пускающий».

Череда странных и непредвиденных обстоятельств стала моим пропуском в другую жизнь. Именно по этой причине я был признан системой за «своего» с присвоением статуса «условного гражданина», оставленного, как говорится, с грифом «на предъявителя» погибшим пилотом. Ну а дальше я был обучен, вернее прошел адаптацию, по курсу «пилот-штурман кораблей малого и среднего класса», а за неимением кого-то другого мне сообщили, что придется освоить еще и смежную специальность «штурман многомерного погружения».

Поскольку отпускать меня в силу военной целесообразности ни в коем случае не собирались, на тот момент я поставил себе три задачи.

Первое. Подключиться к системе модульного интеллекта корабля и стать «совсем своим» или «своим в доску», уж как масть пойдет. Обучение на «диванчике» проходило без подключения к модульному интеллекту корабля-разведчика, модульный интеллект бота имел набор программ для экстренных ситуаций, в том числе и программ адаптации нового члена экипажа, все-таки корабль был научно-исследовательским, да еще и предназначенным для работы в долгом отрыве от баз снабжения. Этот раздел базы данных оказался в целости и сохранности.

Второе. Собственно, узнать, что же произошло на месте «обвала». Узнать это можно будет, подключившись к системе корабля через модульный интеллект. База данных бота была частично повреждена и проходила курс регенерационных программ по восстановлению повреждений, полученных на планете.

Третье. По штату нужно приобрести еще хотя бы одного члена экипажа. Модульный интеллект корабля-разведчика дал справку, что из землян есть возможность успешно адаптировать только «стрелка». Нужно было куда-нибудь слетать, потому что экипажу нужен был «стрелок».

— Не плохо бы Анку-пулеметчицу с ногами Елены Валентиновны, — тут же откуда-то взялась наглая мысль. — Да и мордашку, чтоб на уровне «симпатично» была.

Не то чтобы «стрелок» был необходим кораблю — у меня же сознание не было нарушено, как у предыдущего пилота, один полет смог бы, наверное, осилить — но одному было как-то неловко лететь, да еще неизвестно куда. Жутковато это, однако. И совсем другое дело вступить в это дерьмо с каким-нибудь братом, а лучше сестрой по несчастью. Я нутром-то в тот момент понимал, что это не хорошо, но нежелание отправляться к чертям на караваи в гордом одиночестве от этого не проходило.

Корабль же действовал по отданному предыдущим командиром корабля приказу и должен был по максимуму укомплектовать экипаж, чтобы завершить разведывательный полет, доставив информацию на одну из баз Содружества. То, что я полечу, сомнений, по крайней мере, у меня не вызывало, вопрос за малым, нужно стать «совсем своим» на корабле-разведчике, чтобы потом уже ОНИ не передумали.

Как летать я уже мог предположить, хотя знал только теорию. Непосредственное управление кораблем должно было быть «прошито» уже непосредственно модульным интеллектом корабля-разведчика исходя из моих персональных характеристик. Расклад мог получиться как в «бесплатной и беспроигрышной» лотерее, типа: вы нам высылаете пятьдесят долларов по почте, мы Вам — китайскую майку с надписью «Лох». Второе и третье невозможно без первого, так что с начала и надо приступать, как бы мне не хотелось оттянуть этот вопрос.

Страшновато. Что за зверь этот модульный интеллект и что за «прошивки» он мне будет делать, даже всезнающей операторше большой дворовой метлы, бабке Нине, неизвестно. Сколько он тут один без присмотра обитает, тоже неизвестно. Может, он уже начисто с катушек слетел. Да и поводы так думать есть — что за руку мне пристроил — я же теперь знаю, что на корабле есть комплекс по клонированию органов. Про глаз не говорю, он мне очень понравился, так что нечего хвалить, чтоб не расслабился. Однако, жутко чувствовать себя мышью лабораторной.

Связь и «прошивку» с модульным интеллектом корабля-разведчика лучше всего было проходить через комплексный мнемоконтактный модуль — это и есть наш диванчик — он же рабочее место «радиста».

После моего «пробуждения» на диванчике прошло что-то около трех часов, точнее сказать я не мог, мои часы канули вместе со всей левой рукой. На боте, что день, что ночь, освещение не менялось, общаться было не с кем. Благо после первичной адаптации и курса мнемо-обучения я узнал, где тут у них харчевня. Гардеробка оказалась вообще прямо в госпитальном боксе. Нашел комбез немного на вырост, но для начала карьеры сойдет, потом наваяем что нужно прямо в личной каюте будет висеть, правда, только на корабле. Побывал в харчевне, ничего хорошего не получил, с горя обозвал ее «Три пескаря». Как я узнал, на судне были специальные боксы с «натуральной» пищей что-то типа холодильников, только там принцип сохранения другой. Все для людей, блин, хоть синтезатор пищи на борту, судя по информации, очень мощный. Видимо, разработчик понимал, что разведчику в далекой «чужбине» поесть натуральный кокос, что дома побывать. В общем, на боте такой роскоши не было, чистой воды синтезатор. Поскольку я был хоть и «разумный» для бота, но не совсем тот, что были раньше, пищевых пристрастий моих в базе модульного интеллекта бота не было, как собственно не было вообще каких-либо блюд народной кухни планеты Земля. Харчевня «Три пескаря» имела размеры весьма скромные, собственно терминалом синтезатора (с виду что-то типа большой встроенной настенной микроволновки с диафрагмой вместо дверки и сенсорной панелью, овал в стене) практически и ограничивалась. Заказать снедь, собственно, можно было просто и мысленной командой. Модульный интеллект при осмотре определял состояние организма и составлял еду в соответствии с его требованиями, которые реализовывались синтезатором. Мою биохимию, скорее всего, считали в лазарете, когда меня латали-штопали, так что у меня была надежда, что с голоду не помру. Можно было бы вернуться в лагерь, карабин, кстати, забрать, но было боязно, вспоминая дискотеку с молниями при входе, и прочие тацы с саблями. Мало ли чего, был ведь вариант еще чего-нибудь лишиться. Решил, что не пойду, пока не узнаю что там да как. Прижал ладонь к сенсору пищеблока, представил, что поедаю шашлык с лучком и красным соусом. В полной тишине открылась диафрагма, посредине отсека парил шампур с кусочками чего-то, по виду явно не мяса и не с лучком. С небольшой опаской взял в руки шампур, оказавшийся «комнатной» температуры. Материал, наверное, нержавейка, как у меня дома, хорошо помню. Еда на вкус оказалась просто никакой, хотя, была сочная и, наверное, жутко полезная для организма. Чего ж ожидать-то было, никто ж синтезатору не объяснил, что есть «шашлык». Сначала съел один кусок, береженого и президент бережет. Минут пятнадцать таскал с собой шампур, пока в пузе кишки не начали плясать лезгинку от голода, потом плюнул и стрескал все остальное. Зашел еще раз в «Три пескаря», заказал стакан воды, чуть подсоленной — хотелось попробовать вино, но не рискнул. Попил, кинул в синтезатор шампур и стакан из чего-то вроде стекла и пошел «сдаваться».

Диванчик, как и в прошлый раз, ожил, когда я на нем устроился и начал думать о связи с модульным интеллектом корабля-разведчика. Кокон на этот раз не сворачивался, просто возникла большая янтарная сфера. Мне подумалось, что у них бзик на янтарном цвете. После этой мысли сфера начала плавно переливаться всем видимым мне спектром. На зеленом мне подумалось, что так было бы хорошо, цвет зафиксировался.

— Сервис, однако, на уровне ресторана, — подумал я.

Решил, что больше ждать нечего, представил себе связь с каким-то большим и умным существом, мне тогда почему-то больше всего импонировал образ розового слона. Сфера отреагировала, расширилась, как бы приняла мое тело внутрь. И резким скачком я оказался в другом помещении. Помещение больше, хотя ничего, кроме диванчика там не было, стены из сочно-зеленой дымки.

Раздался бесцветный бесполый голос:

— Модульный интеллект КСС-Эталон-12-МИК-8АО-8003488695-РКДП-Супер-88564 приветствует нового члена экипажа. Прошу представиться и подтвердить готовность к прохождению адаптации по специализации «пилот-штурман кораблей малого и среднего класса» и «штурман многомерного погружения» с подтверждением статуса.

Ну что ж, собеседование для нас не новинка. Всегда хотел иметь красивую фамилию, а тут как с нового листа жизни и никто паспорта не спрашивает:

— Сергей Сергеевич Ржевский, поручик, ха-а-а-а, хтож конспирацию-то так грубо нарушать будет, — начал я. — Готовность к экзекуции пока не подтверждаю. Можно вопрос?

— Подтверждение готовности принято, ввиду отсутствия связи с базой командования, процедура будет проводиться по программе статуса «экстренный» устава КСС с последующим подтверждением полномочий и присвоением звания по контакту с сетью КСС через базу КСС. Прошу подтвердить изменение процедуры. — Проскрипел голос. — Прошу задать вопрос.

— Что значит куча букв и цифр в твоей идентификации? — спросил я. — Что будет в случае, если я не пройду программу и есть ли какие-то ограничения к прохождению программы адаптации вообще? Подтверждение после получения информации в запросе.

— Идентификация: Космические силы Содружества; база Эталон-12; модульный интеллект квантовый; серия 8 автономно-организующийся; серийный номер 8003488695; разведывательный корабль дальнего погружения класса «Супер»; бортовой номер 88564, — проскрипел опять голос. — В случае неполной адаптации по программе статус пилот-капитан не может быть присвоен, допуск на перелет не возможен, остается статус член экипажа без специализации со свободным перемещением по кораблю и вне корабля. Ограничения по прохождению программы адаптации есть, обусловлены специальными критериями сознания, психики, мозговой активности. Прошу подтвердить готовность прохождения процедуры адаптации по статусу «экстренный» устава КСС с последующим подтверждением полномочий и присвоением звания по контакту с сетью КСС на базе КСС.

— Валяй, готовность подтверждаю, — согласился я.

— Начало процедуры. Проверка параметров совместимости… — начал комментировать голос.

И ничего, полное молчание, хоть бы кино поставил что ли.

— Спать-то можно хоть, интересно, — пришла в голову мысль. — Нет, этот вопрос у них тут не продуман, нужно рационализаторское предложение внести…

— Совместимость установлена с девяноста восьми процентным результатом при допустимом пороговом результате в пятьдесят процентов, начинаю процедуру, — продолжал голос. — Статус сознания для процедуры несущественен, для облегчения прохождения процедуры со стороны члена экипажа перевожу организм в режим сна.

Картинка начала гаснуть, а так хотелось все видеть своими глазами.

— О! Опять включено питание, — проснулся я именно с такой мыслью.

Все-таки неприятно, когда тобой так нагло манипулируют. Хотя, чего уж там, после военкоматовской комиссии с глумливыми медсестрами и окончательно забившими на все врачами, боюсь даже сказать, что может быть страшно.

— Так, все тот же диванчик, все тот же комбез, — обозревал я окрестности в раздумьях, — ладно, хоть ходить не нужно никуда, тут же и свяжемся с модульным интеллектом, узнаем, что там у нас произошло.

Я запросил связь, заработало даже без образного представления, просто подумал и на тебе.

— Если все так и дальше пойдет, нужно будет фильтровать мысленный базар, — пришла робкая мысль.

Все, как и раньше, зеленая сфера поглотила сознание — пустая комната и диванчик.

— Что за скукота, — подумал я. — Хоть бы стол с креслом и красивую секретаршу с кружкой кофе.

— Капитан Сергей Сергеевич Ржевский, вас приветствует модульный интеллект МИК-8АО-8003488695 военного звездолета Содружества ЗРДК-Супер-88564. Адаптация программ «пилот-штурман кораблей малого и среднего класса» и «штурман многомерного погружения» прошли успешно. Вам временно присвоен статус капитана корабля со всеми надлежащими полномочиями. Прошу принять во внимание, что ввиду проведения адаптации по статусу «экстренный» устава КСС при связи с ближайшей базой КСС полномочия должны быть подтверждены или аннулированы, — раздался немного более человеческий вариант голоса. — К сожалению, Вам не присвоено воинское звание, ввиду ранее перечисленных обстоятельств, присвоение возможно после связи с базой КСС. За время Вашего отсутствия изменений в тактической ситуации и происшествий не случилось, срочных сообщений не поступало.

— А, привет, привет, замутитель сознания, — обрадовался я. — Ответь на вопрос, если мои полномочия позволяют.

— Задавайте вопрос, капитан Сергей Сергеевич Ржевский, — отозвался голос. — Полномочия капитана дают возможность изменить практически все на корабле, за исключением физически и технологически невозможных новшеств.

— Ясно. Тогда начнем с простого, — согласился я. — Ты вообще всегда такой нудный или можешь общаться по-человечески?

— Капитан Сергей Сергеевич Ржевский, обращение производится согласно стандартной процедуре устава КСС, настройки прежнего капитана, погибшего при исполнении долга, отменены, — ответил голос.

— Хорошо, давай общаться по-простому, без лишней замути, — предложил я. — За эфиром следишь?

— Капитан Сергей Сергеевич Ржевский, отслеживается большинство информационных каналов планеты Земля для занесения информации в базу данных КСС, — ответил голос.

— Замечательно. Проведи анализ поведения людей, нам необходимо общение по типу «друг» общечеловеческой морали, — предложил я. — Обращайся просто «капитан» или «Сергей», к примеру. Звать тебя, естественно как-то нужно. Ты кто, вообще, «Мэ» или «Жо» по природе?

— Капитан, установка ясна. МИ по природе пола не имеют. И хоть их и можно отнести к квази живым сущностям, органов размножения, как и признаков пола, они не несут. — Ответил голос.

— Ну, ты кем хотел бы быть мальчиком или девочкой, нужно же определиться с данным вопросом, — настаивал я.

— Капитан, решение за тобой. — Пришел лаконичный ответ.

— Ну ладно, каши на тебе не сваришь. Буду решать сам. — Задумался я. — Вообще, хотелось бы обзавестись подругой, может в далях космоса хоть пообщаться с противоположным полом можно будет. Можешь дамой быть, милашка?

Тембр голоса, да, можно сказать и сама энергетика изменилась в следующей фразе МИ. Глубокий женский голос из разряда «душевных», заставляющий оглянуться на диванчике в поисках блистательной хищницы, замурлыкал:

— Капитан, распоряжение принято, меня теперь зовут Милашка? Прошу подтвердить и выбрать тон и тип голоса.

Я просто растаял и стек во всех направлениях. Такой голос просто не может принадлежать дурнушке. Воображение побежало, побежало и опять побежало. Пришлось его ловить, чтоб не потерялось вконец.

— Да, голос отличный, хотя, можно немного поскромнее с тембрами, а то я чуть не захотел тебя. Да и звать тебя Милашкой, как-то совсем уж не по-военному, давай остановимся на Светлане, к примеру. — Предложил я. — Кстати, создай какой-нибудь образ в этом виртуале, как-то пока не привычно общаться с голым голосом, так и в бога поверить недалеко.

Обстановка начала меняться. Я был по-прежнему на диванчике в комбезе немного на вырост, комната же активно преобразовывалась в кабинет, ковер на полу, книжные полки, рядом со мной возник большой рабочий стол, чуть дальше материализовались два кресла и журнальный столик. В одном из кресел присела очень красивая рыжая девушка. Строгий костюм серо-черных цветов, ножка на ножке, тонкие телесные чулки, черные туфли на среднем каблучке, в руках блокнот и ручка, почему-то чернильная с блестящим пером, волосы уложены в строгую прическу и закреплены на затылке, ну и игривая прядь свисающая у виска. В общем, жуть. Просто жуть, как красива. И этот рыжик сказал мне:

— Капитан, визуальный вид создан на основе твоих мысленных образов и ассоциаций, обобщен и выбран усредненный вариант на основе пиковых реакций на эти образы. Так будет хорошо? Прошу внести коррективы при необходимости.

У меня только слюни не потекли, чего ж тут менять, даже Елена Валентиновна может пока подождать, так семестра два-три…

— Нормально, Светлана, нормально, так и оставь, может, наряды только меняй при каждом приходе в виртуал, так, для реальности. — Ответил я. — Кстати, расскажи подробнее про адаптацию, чего ты там, солнце, про проценты говорила? Я что, выходит, супер-мэн, если почти в сотку попал? Кстати, если ты девочка действительно умная и сообразительная, можешь шутить, и вообще, быть живой. Как-то не привлекает общение с большим компом, глядя на это совершенно живое создание виртуала.

— Капитан, твоя совместимость девяносто восемь процентов для программы пилота, там была куча параметров для тестирования мозговой деятельности и психики, общая цифра получилась такой. — Ответила Светлана. — Это не говорит о том, что ты более умный или развитый, чем предыдущий экипаж корабля, просто ты почти идеально подходишь для пилота-навигатора. На всякий случай я сделала проверку на замещение «стрелка» и «связиста», как ты их назвал. Так вот «стрелок» из тебя еще ничего — семьдесят восемь процентов, а вот «связист», к великому сожалению, как из сопли лак для ногтей — тридцать два процента.

— Спасибо, Светик, расскажи, что вообще у нас на данный момент творится в округе, что с ботом, что со мной произошло, когда на корабль попал? В общем, введи меня в курс дел… — попросил я.

После долгого и даже приятного разговора с моей новой «секретаршей» стало известно следующее. Корабль, который мы со Светой договорились пока назвать «Ботаник», находился практически в порядке. Ремонтные работы даже самых «безнадежных» повреждений закончены давным-давно из-за поистине огромного промежутка свободного периода бесхозности корабля. Энергию Света запасала от Солнечного излучения, ее было почти с горкой ввиду опять же долгого периода бездействия. Корабль фактически «спал» на поверхности Луны, изредка велись регламентные работы, пару раз в него попадали метеориты, да несколько раз он просыпался из-за попадания в поле зрения сенсоров неопознанных объектов техногенного характера — с некоторых пор на Земли иногда запускались разного рода носители, выводящие что-либо в космос. Чтобы не беспокоить постоянно развивающихся аборигентов, корабль находился в режиме «невидимости», задействуя в необходимых случаях те или иные виды доступной ему маскировки. Оставались проблемы только в пополнении биомассы. Как я узнал, биомассой могло быть все что угодно, имеющее органическую основу, принципиально можно было выращивать простейшие организмы, используя доступную неорганику и энергию звезды. Биомасса нужна была для поддержания в «здоровом» состоянии систем корабля — он же был практически живой — а так же в небольших количествах для работы двигателя многомерности. Хоть времени для пополнения запасов и было много, биомасса постоянно требовалась кораблю для восстановительных процедур. По этой причине ее расход регулировался в соответствии с приростом, что значительно удлиняло сроки починки, но избавляло от необходимости посещать Землю.

Двигателей у корабля-разведчика было три вида. Маршевая установка, она же «генератор прокола» многомерности, была живой во всех отношениях. Переход в суперпозиционное состояние, как модно писали фантасты в «подпространство» осуществлял организм, найденный на одной из планет нашей галактики, из него позднее с привлечением выведанных у врага технологий удалось сделать шедевр симбиотики, практически вольда, только без наличия каких-либо зачатков разума. В основе работы двигателя было положено одно защитное свойство организма. При опасности он мог уходить в многомерность, практически исчезая из привычных в нашем пространстве трех физических измерений. Этот необычные «зверь» ограждал свое внутреннее пространство неким энергетическим коконом и жил все время ухода в своем привычном трехмерном мирке. Он мог передвигаться на значительные расстояния в пределах планеты — видимо инстинкты — не покидая ее, даже находясь в многомерности. Как оказалось, пути в многомерности имели другой характер, нежели в обычном трехмерном пространстве. При подборе необходимых параметров многомерного пространства находилась возможность проникнуть в какую-то весьма отдаленную точку трехмерного пространства, преодолев весьма незначительное расстояние. Теоретически, можно было бы проникнуть «куда угодно» практически мгновенно, но для этого необходимо было бы уйти в очень далекую многомерность и оборвать связи с частью привычных измерений, что было, в общем-то, опасным предприятием, практически чреватым потерей якорей для возврата в родное пространство. Сами «звери» так никогда не делали, им просто не было в этом необходимости. А перемещение на большие в масштабах галактики расстояния ими совершались исключительно по воле ученых, изучались долго и зачастую болезненно. Пребывание же в многомерности без генерируемого «зверями» локального мирка было хоть и не моментально, но гарантированно смертельно для живых существ, ввиду лавинообразного изменения мерности внутреннего пространства и, практически, моментально смертельно для любой аппаратуры ввиду изменения физических законов. Топливом для данного «двигателя» могла быть только сбалансировано приготовленная биомасса, потребление ее сильно возрастало с глубиной погружения в многомерность, но случалось это не катастрофически. Второй тип двигателей — межзвездный, часто его называли «двигатель реала» или «системный двигатель». В основе лежал принцип локального изменения мерности пространства в разомкнутом контуре. Принцип был содран у вольдов, двигатели заменили ранее применявшиеся аннигиляционные, фактически реактивные двигатели. Теорию изложить не могу, так как тут уже много специфической физики и биофизики. В общем, двигатели тоже чистой воды симбионты. Для изменения режимов работы нужна была в незначительных количествах та же биомасса, но в самом процессе движения использовалась уже энергия. Биомасса вне многомерности тратилась довольно экономно, но питаться-то живому организму в любом случае нужно.

Энергетическая установка была без преувеличения чудом симбиотической мысли, хотя, на все восемьдесят процентов заслуга в изобретении, к сожалению, принадлежала вольдам. Суть этой самой установки была в том, что она с поразительным КПД могла осуществлять преобразование биомассы в энергию — читай: потери минимальны. Но в работу она вступала только в тех случаях, когда аккумуляторы энергии корабля теряли заряд ниже определенного уровня. Ну а поскольку само движение в ваккуме фактически не требует энергетических затрат, за исключением разгона и торможения, можно было сказать, что двигатели реала работали в основном за счет запасов энергии, которую корабль вполне мог пополнять за счет излучения звезд. Так что основным ресурсом корабля, как ни крути, оказывалась именно биомасса. Третий вид двигателей был предназначен для полета в пределах планеты, их чаще всего называли «планетарные двигатели». В их основе лежала игра с гравитацией. Использоваться они могли и вблизи объектов больших масс, то есть при полете в астероидных поясах. Начинка была так же симбиотной, хотя, питались они практически одной энергией. В общем, долететь на них до соседней звезды можно, применив их в пределах планеты для разгона, а потом в точке назначения для торможения, но очень долго, да и целиться надо очень точно.

Общая ситуация на данный момент была таковой. В поясе астероидов, скорее всего, был почти исправный корабль вольдов. Он был сильно поврежден еще при встрече с разведчиком, но у него было так же много времени на ремонт, как и у нас. Судя по манере ведения боя, живая часть вольда была уничтожена, оставалось надеяться, что безвозвратно.

Оружие Содружества вообще в первую очередь разрушало «живую» часть симбионтов, корабли противника тогда становились «глупее» и «прогнозируемее». Причем в отличие от неживой части живая восстанавливалась далеко не всегда, то есть только в случаях, если повреждения не достигли критического уровня.

Фактически, по классу корабль вольдов был значительно выше разведчика, хотя, точной классификации не было, так как на момент отлета данного класса корабли еще не встречались Содружеству. В первых атакующих волнах вольдов таких кораблей вообще не было. Исходя из привычных для Содружества классификаций, корабль имел конфигурацию явно соответствующую ударному звену, скорее всего легкий или средний крейсер. В случае восстановления живой части симбионта расклад был очень не в пользу разведчика, даже в случае полного восстановления неживой части корабль представлял собой весьма мощную, хотя и значительно более глупую единицу. Но все это мне предстояло узнать позднее. Пока же сенсорная аппаратура «Ботаника» не смогла распознать вольда в поясе астероидов, куда он ушел из последнего поединка.

С ботом и последним членом экипажа случилась такая вот неприятность. После обследования планеты было принято решение взять на борт аборигена из наиболее развитого сообщества, если попытка не увенчается успехом повторить с другим сообществом. Шансы отыскать нужного индивидуума были. Чтобы не шокировать аборигена пилот решил лететь сам, все же живое тянется к живому. При вхождении в плотные слои атмосферы бот был атакован штурмовиком вольдов, тем, что был поврежден, но не уничтожен. В бою с разведчиком шансов у вольда не было, а вот бот оказался тем, что доктор прописал. Ввиду того, что бот проходил плотные слои атмосферы, маневренность его была сильно ограничена, чем и воспользовался штурмовик. МИ разведчика тоже отследил атаку и попытался прийти на помощь боту, выстрел был произведен больше «на удачу», вдобавок была выпущена ракета. Атмосфера планеты немного исказила и рассеяла пучок энергии, что возможно спасло штурмовик от полного уничтожения. После попадания лазерного импульса штурмовик не смог справиться с управлением и столкнулся с ботом. Подоспевшая к тому времени ракета добила штурмовик, повредив бот еще сильнее. Тем не менее, бот смог совершить посадку, хотя ее можно было отличить от падения по весьма нетвердым признакам.

То, что село или упало на поверхность планеты Земля, было не совсем ботом Содружества и уж совсем не штурмовиком вольдов. Последний член экипажа РКДП-Супер-88564 был смертельно ранен при посадке и вскоре умер, так как медицинский комплекс бота был поврежден и по этой причине просто не справился с задачей. МИ корабля-разведчика, действуя по уставу, отдал инструкцию перевести бот в режим консервации. Сам же ушел на дальнюю орбиту планеты и перешел в режим ожидания связи. Чуть позднее МИ было принято решение сесть на спутник планеты, ввиду развития технологий у местной цивилизации. То есть, корабль-разведчик погрузился в бесконечно долгое ожидание момента возможного появления другого корабля КСС. Данная манера действий была принята командованием КСС ввиду сложной обстановки в театре военных действий. Разведчик мог вернуться к базе, уже захваченной врагом, в таком случае пригодной планете лучше остаться неоткрытой, чем мертвой.

Когда же я присел в кресло, бот распознал меня, как возможного члена экипажа, была прервана программа «спячки». Просканировав пространство всеми доступными датчиками, бот обнаружил врага. Как оказалось, в спячку ушел и практически уничтоженный штурмовик вольдов. За неимением оружия, симбионт попробовал уничтожить живого члена экипажа с помощью ремонтного робота системы обеспечения, попытка почти удалась ввиду плачевного состояния обшивки бота. Тем не менее, система защиты бота сделала все что смогла, потенциальный член экипажа не погиб, хотя и был ранен. Ранения мои были не в пример легче ранений пилота, и медблок справился. Тем не менее, матрицы нового члена экипажа в базе данных бота не было, и он решил вопрос замены органов исходя из имеющихся возможностей. Глаз оказался биомеханическим, рука же была попросту получена путем клонирования из банка органов для последнего погибшего пилота. Судя по всему, проблем с отторжением или адаптацией между моим организмом, чужим биоматериалом и неорганикой практически не было. Светлана меня заверила, что после снятия моей полной матрицы (тело плюс сознание) вырастить и заменить как руку, так и глаз будет весьма несложной задачей. Правда, сделать сканирование, следовательно, и замену органов можно будет только на самом «Ботанике». По ее мнению на данный момент все оказалось просто превосходно, так как у корабля появился экипаж. Но как бы я не хотел побыстрее прийти в норму, бот был не в состоянии произвести безопасный взлет, на другой вариант был категорически не согласен МИ разведчика — Светлана. Пришлось ждать. Поскольку бот перешел в активный режим, остатки штурмовика-вольда были уничтожены и переработаны для нужд бота. Если бы МИ корабля-разведчика не отдал в том прошлом приказ на консервацию, система защиты бота уже давно бы уничтожила останки вражеского штурмовика. Пока должны были экстренно проводиться восстановительные работы на боте, у меня намечался довольно обширный период безделья. И я попросил организовать мне доступ на поверхность родной планеты. Выход был практически в течение часа приведен в безопасный вид, свод был попросту сплавлен ремонтными роботами бота до состояния стекла, хотя пол оставался вполне похожим на грунт.

Сидя у костра и треская тушенку из банки, я долго раздумывал, как же обставить свой уход из покинутого лагеря геологической партии. В конце концов, решил просто уйти, забив на все, пусть думают что хотят. На память забрал бинокль руководителя, геройски пострадавшего во время обвала. Карабин же с принадлежностями для чистки и боезапасом я просто не имел морального права оставить. Правда, перед уходом, наплевав на все, высадил почти все три пачки патронов по банкам, в общем, отвел душу. Для порядка оставил полную обойму патронов, почему-то было неуютно оставлять оружие пустым, хотя меня грела мысль, что на «Ботанике» можно сделать таких сколько душе угодно. Правда, я имел все основания полагать, что там и своего стрелкового оружия наверняка хватает. Но карабин, как и бинокль, были осколками моей прошлой жизни, а потому, очень дорогими вещами. Впоследствии я вызывал частое недоумение Светланы, разбирая и чистя карабин в «темные» или попросту грустные моменты моей жизни. Вспомнив завтрак на боте, забрал из лагеря всю имеющуюся провизию, подумав забрал даже перловку и макароны, два продукта ненавистные мне со службы. Я тогда сильно надеялся, что на «Ботанике» смогут сделать хотя бы что-то похожее на них или даже что-то похожее на нормальную жратву на основе данных образцов. Ждать пришлось почти два дня. За это время я притащил в анализатор бота все, что смог найти из еды. Начал я непосредственно с родниковой воды, чтоб он знал, что я понимаю под этим термином. Попались кое-какие грибы и ягоды, подумав, я натаскал семена всех доступных в данном районе растений, мало ли, может, будет возможность сделать оранжерею на «Ботанике». В последний день, явно маясь ожиданием, я рассматривал схему бота и решил ему тоже дать название. Сказано — сделано, родилось поэтическое название короткое, красивое и величественное — «Клоп». Хоть бот и походил больше на чуть сплюснутую снизу каплю, мне он почему-то казался клопом. В конце концов, не называть же бот «Стремительным», имея главный корабль с названием «Ботаник». МИ бота по разумности сильно уступал Светлане, так что остался безымянным.

Поскольку первое и второе из намеченного ранее списка практически решилось, вставал третий из насущных вопросов. Одному лететь в неизвестное далёко было как-то не уютно, для храбрости нужно было прихватить кого-то для общества, желательно с возможностью сделать его хотя бы способным занять место стрелка. Эмпатами наша планета, вроде, не слишком славилась, так что связиста тут искать было бы занятием долгим и, возможно, бесполезным. Да и найдись тут приличный эмпат, так и связь могли бы установить. Мало ли как оно могло бы тогда повернуться. Вдруг бы такой экипаж мог стать попросту ненужным Содружеству. Были дурные мысли взять на борт боевую подругу, но быстро кончились. Не было у меня такой подруги, были хорошие знакомые, но дело дальше нерегулярных спортивно-развлекательных упражнений так и не сдвинулось ни с одной из них. Чаще всего находились замечательнейшие причины для милой ссоры. Воспоминание о ссорах, побудило вопрос: «Зачем мне это надо?» Я решил, что обойдусь. В плане общества была Светлана восьмой серии, поговорить будет с кем, а там определимся, может, вернемся и пополним экипаж. Или нам скажут «большое спасибо» и вернут обратно, промыв мозги. Да и не факт, что кто-то из бывших и действующих подргу мог поверить в мою «сказку», а, поверив, не испугаться. Не все же помешаны на фантастике, кто-то может подумать, что моя крыша уехала на курорт, а вернуться уже не обещала. Да и вообще, не хотелось бы огласки, Содружеству пока не известно о населенной планете Земля. Мне неизвестно что с Содружеством, да и кто они такие, собственно, тоже не известно. О первом они, правда, все равно узнают, вряд ли технологии землян смогут остановить «Ботаника». Устав я еще не изучал, но там, скорее всего, были и другие инструкции на случай враждебной обстановки. Были еще темные лошадки — вольды. Вопросов на тот момент оказалось куда больше, чем ответов, не смотря на всю полученную от Светланы информацию.

Перебирая институтских друзей-знакомых, я понял, что вариантов там тоже нет, не был я в них уверен, да и было у них слишком много земных «якорей». Моя же семья сложилась не очень удачно, отец умер от инсульта в молодом возрасте. У мамы появился другой супруг. Хорошо, что это произошло практически перед моим поступлением в институт, общего языка нам с ним найти так и не удалось. Во многом, на маму я был за это обижен, хотя и понимал, что у нее своя жизнь. Так что домой меня не тянуло. Воспоминания о доме вообще были приятными, там тоже были друзья-товарищи, правда за несколько лет моего отсутствия я мало с кем виделся и уж совсем ни с кем не поддерживал связей на постоянной основе. Перебрав всех, я понял, что в тот момент ничего сказать о них я бы не смог. Вспомнил, что было как-то в письме из дома — пока мы еще до моей службы активно переписывались с мамой — о том, что мой сосед Саша был сильно ранен на службе, но вроде выкарабкался, хотя и получил инвалидность. Адрес его проживания после дембеля у меня был, и я написал ему со службы письмо, но ответа не получил. Может, не дошло письмо, а может, просто не ответил Сашка. В учебе как-то все забылось, да и нужно сказать, что не до писем было, особенно первое время. На счет Сашки я и подумал, что шанс должен быть.

Сашка был наш сосед по улице, дом стоял забор к забору с нашим. Мы часто разбойничали вместе, хотя он был на три года старше, и у него была своя «взрослая» компания. После школы Сашка пошел в военное училище и после выпуска должен был стать кем-то мореплавающим, то ли подводником, то ли каким-то другим моряком. Выходит, что на данный момент — это единственный человек, кого можно было бы посетить с моего рода предложением. Единственным сомнением оставалось, что он был когда-то профессиональным военным, а тут и всякие варианты не за горами, но тут уж пока не разобьешь яйца, не узнаешь, получится ли яичница.

Наконец-таки ремонт дошел до стадии, когда можно было сделать перелет в пределах планеты. Никто к тому времени из нашей партии не вернулся, собственно, предполагалось, что они будут отсутствовать дней пять или больше, правда, могли и вертолет прислать. Оба кресла в рубке управления были равнозначны в возможностях, и арбузные корки они уже не напоминали. Без лишней скромности мной было выбрано правое. Я уже знал, что и как должно случиться, потому смело занял место. Кресло, немного подумав, приняло форму тела, к самому телу протянулись усики-паутинки датчиков, агрегатов системы контроля тела, жизнеобеспечения и еще кучи прочих систем, на теле это ощущалось как беготня упитанных мурашек. Комбез в отличие от моей прошлой одежды не мешал этому процессу и поэтому на мне не развалился. Вообще, комбез оказался не так прост, как казалось изначально. Находящаяся на мне в данный момент одежка была «с чужого плеча» и мне подходила, скажем, не очень, грубо говоря — только-то прикрыть телеса. Наконец, вокруг кресла сошлись несколько коконов, некоторые накрыли кресло совсем, некоторые только частично руки, ноги. Общее ощущение было как в теплой ванной. Все «процедуры» заняли секунд тридцать-сорок, может, и чуть больше. Я был давно готов, но бот продолжал проверять отремонтированные системы, менять конфигурацию внутренних помещений в боевой режим.

После посадки, мало отличимой от падения, «Клоп» имел исследовательскую конфигурацию. Полностью она не могла быть восстановлена ввиду сильных повреждений, по этой причине я и не смог попасть в часть помещений. Сейчас же конфигурация бота менялась на боевую. Вообще бот имел несколько форм-конфигураций, приспособленных к выполнению разных задач. Основными были две — исследовательская и боевая, так как чаще всего разведчику требовалось исследовать и воевать. Метаморфозы из одной основной конфигурации в другую проходили быстрее всего и должны были занимать минут пять в случае нормального функционирования всех систем. Исследовательская конфигурация была максимальной по объему. Бот разворачивал все лаборатории, медицинский отсек, три помещения экипажа, комнату отдыха, камбуз «Три пескаря», «кладовки» с инструментарием, еще кое-какие помещения, ремонтную «бригаду», которая занималась и охраной. В боевой конфигурации «Клоп» сворачивал все лишние отсеки в угоду живучести. Оставался только медицинский отсек, ремонтно-охранная «бригада» и кое-какие «кладовки», если они были заняты. В такой конфигурации бот походил на чуть искривленную винтовочную пулю.

Внутренняя охрана осуществлялась тремя симбионтными единицаи, мне их проще назвать «киборгами». Они не были охраной в узком значении этого слова. Единицы были универсальными, ремонтники — санитары — охранники, в общем, на все руки или что там у них было. Киборги обладали собственным «интеллектом» — набором программ-инстинктов для всякого рода ситуаций. Обычно все планирование производил экипаж, а в случае отсутствия экипажа более мощный «интеллект» бота. После аварии остался всего один из этих киборгов, он, собственно, заботился о раненом пилоте, да и меня перенес в медицинский отсек тоже он. Правда, этого чуда симбиотики в глаза я еще не видел. Решение перейти в боевую конфигурацию, было принято Светланой ввиду присутствия в звездной системе военного корабля противника, я спорить не стал, мало ли чего, пять-десять минут — время не критично большое.

Нужно сказать отдельно что, для простоты и понятности в моем повествовании я буду употреблять привычные для нас единицы измерения, упоминать специальные единицы буду по мере необходимости. Мое общение с МИ от момента моего появления велось на родном мне языке, благо за годы пребывания на орбите Светлана собрала языковую базу практически на все языки эфирного вещания планеты Земля.

Замести следы моего исчезновения, решили, сымитировав еще один оползень. Один уже был, так что второй смотрелся бы вполне правдоподобно. Поскольку умирать мне было рановато, для отвода глаз я перетащил, как бы «остатки» уцелевшего лагеря подальше от предполагаемого места оползня. Создавая таким раскладом видимость пребывания в новом месте. У прибывших товарищей должно было создаться впечатление, что я уцелел после оползня, но куда-то делся уже после, в общем — пропал без вести. В таком случае всегда можно было бы вернуться обратно. После завершения реконфигурации «Клоп» аккуратно «выполз» из завала пород. Случилось это значительно проще, чем я предполагал. По совету Светланы — во время слияния с креслом поддерживается постоянная связь с МИ разведчика — я включил гравитационные экраны защитного поля с постепенным набором мощности, возникший кокон медленно раздвинул слой пород. Далее Светлана рассчитала место и силу воздействия на скалу. Три выстрела из гравитационного орудия — и замечательный обвал скрыл место пребывания бота и нашего лагеря. Правда мой новый липовый лагерь оказался чуть дальше, чем я предполагал, но тут проблем не возникнет, со стороны можно было подумать, что человек просто перестраховался.

Как боевая единица бот имел неплохую оснащенность. Имелось три вида защитных экранов, гравитационный, электро-магнитно-оптический и пси-энергетический экран, каждый хорош в своем роде. На вооружении в области поражения были гравитационные орудия (малый радиус, скорее система противометеоритной или ракетной защиты), электромагнитно-импульсное орудие (что-то вроде Гаусс-орудия, стрельба велась капсулами из разного материала и с разной начинкой, разгон электро-магнитным полем), традиционные лазеры, пси излучатели (скорее научное оборудование), несколько видов ракет. Разведчик был вооружен серьезнее. На нем был еще один тип защитного экрана — экран многомерности, немного иные виды ракет, главным калибром разведчика был «генератор хаоса» (установка, создающая в определенном локальном пространстве хаотичную область постоянно меняющегося многомерного пространства, в нем постоянно меняющиеся физические законы убивали все живое и разрушали все неживое).

Самый простой и скрытный путь доставки на новое место — баллистическая кривая. Для маскировки были задействованы экраны первого и второго типа. Бот должен был оказаться невидим ни радарам, ни оптике. Гравитационный кокон создавал внутри стабильную область. В этом случае должен был практически отсутствать нагрев корпуса от трения о воздух, хотя, и создавались некоторые трудности в маневрировании. При работе маскировки вблизи можно было увидеть лишь странную текучесть слоев воздуха с разным коэффициенетом преломления света. Ни достаточно точных гравитационных, ни приемлемых пси сканеров на Земле пока не было, так что бот можно было считать практически невидимкой. Расчет маршрута сделал МИ бота, задача была простая, полет должен был занять ориентировочно двадцать минут. В нашем случае время не играло большой роли, значит, и терзать атмосферу более быстрым перемещением было незачем. Пунктом назначения было выбрано одно из озер вблизи места проживания Санька.

Моя первая роль пилота началась красиво. Все пространство передней части бота стало прозрачным. Все было до зеленых соплей солидно: сетку дальномера, индикатор горизонта, марку прицела, параметры среды за бортом по моей просьбе бот вынес в поле зрения зеленым свечением. Вся информация в пассивном режиме отображалась тусклым свечением, по мысленной просьбе необходимый объект всплывал и становился более ярким. В принципе, все это вообще было не нужно, просто мне хотелось почувствовать себя пилотом. Я знал, что если закрыть глаза, включится система сенсорной проекции прямо в мой мозг, а она была куда совершеннее моих глаз. Поиграв с аппаратурой обзора и наведения, я все же закрыл глаза, позволив разуму частично слиться с виртуальным пространством «Клопа». Переход был моментальный, даже голова закружилась, хорошо, что я в системе управления бота пока был просто наблюдателем. Все должно было прийти только с практикой. Ощущения оказались крайне непривычными. Хоть это и было невозможно, я мог видеть во всех направлениях сразу, мозг по привычке сопротивлялся, но с каждой минутой рыпанья становились все более вялыми, похоже, начался процесс адаптации. Находящегося в кресле-коконе пилота уничтожить было вообще очень трудно, в таком виде он подключался к системе жизнеобеспечения, медкомплексу и куче всякой прочей биоинженерии. Прошлый пилот погиб потому, что находился в кресле обсервации. Это кресло фактически является научной начинкой бота, как и весь тот научный отсек. Оно менее защищено, но с него проще управляться с некоторой научной аппаратурой, да и выйти наружу значительно проще и быстрее. В боевой конфигурации «Клопа» такого отсека нет. Светлана вообще не собиралась повторять свои прошлые ошибки.

Спешить некуда, да меня ни кто и не подгонял. Я представил, что поднимаюсь. По моей команде бот поднялся, метров на сто.

— Хватит, — подумал я, — попробуем стрельнуть.

Мысленно выбрав гравитационное орудие, я указал малую мощность и цель — одну из скал. Выстрел отколол верх, в скале осталась аккуратная круглая дырочка. В приближении, края отверстия оказались будто вдавлеными прессом, глубина не просматривалась, было просто глубоко. Подумав, я указал мощность поменьше, а фокус пошире. Выстрел. Скала вздрогнула и осыпалась осколками, перемешанными с мелким щебнем и пылью. Дело меня увлекло. Я пробовал пострелять на скорость, быстро поняв, что прицел в этом случае — ненужное приспособление. Пришлось убрать все нарисованные ранее примочки, все это оказалось ненужным. Тем более, что при желании вся эта «бижутерия» появлялась мгновенно. Наигравшись, я понял, что пришло время полетать.

В детстве мне часто снилось, что я летаю. Практически всегда летал я на животе лицом вперед. Так себе и представил и в этот раз. Проба прошла удачно. Летелось легко. Я попросил создать ощущение тока воздуха в зависимости от скорости полета. Ощущения оказались такими приятными. Ветер в лицо, близкие облака, где-то там внизу земля, и самое главное: как и во сне никакой опасночти в ощущениях. Такие ощущения дорогого стоили, одно это с лихвой окупало все мои сомнения. Я некоторое время кувыркался в воздухе, попробовал все знакомые каждому мальчишке с детства фигуры пилотажа. Ни перегрузок, ни каких-либо лишних нагрузок не было, как бы я ни закладывал виражи. Заигравшись, я направил бот к земле в глубоком пике. В какой-то момент слева сверху резко выскочило моргание красного треугольника. Я вспомнил, что сам так определил индикацию опасных ситуаций. Даже не успев придаться панике, я получил чужую мысль, продавившую сознание извне, об опасности столкновения. Наверное, я слишком долго думал, потому что МИ бота сделал все сам, аккуратно подправив траекторию, вернувшую «Клопа» на плавную дугу подъема. Хоть моя затея и могла закончиться плачевно, страха почему-то не было. Вернее, он только краешком коснулся меня, тут же отлетев куда-то.

— Контроль психологического состояния начинающего пилота, — пришел откуда-то издалека приятный голос Светланы. — Нет поводов для беспокойства, контроль временный.

— Можно всё? — спросил я азартно.

— Пробуй, — согласилась хозяйка корабля. — Бот не даст повредить ни тебя, ни себя. Я его контролирую.

Снова развернув «Клопа» к земле, я дал команду:

— На максимальной скорости приблизиться к поверхности на десять метров и резко остановится.

Мне тогда было просто интересно. Позднее я решил, что эти ощущения стоит запомнить. Маневр был в точности выполнен, все произошло куда быстрее, чем я предполагал. То ли Светлана отключила контроль состояния, услышав мое желание, то ли бот просто не знал настолько хорошо мой организм, но «русские горки» получились еще те. Только немного собрав себя «в кучу», я удосужился осмотреть местность. Воздушная волна при резкой остановке сдула в радиусе пятидесяти метров все, что было не вкопано в грунт, скала же под ботом дала множество трещин. Я только смог предполагать какими звуковыми спецэффектами это могло сопровождаться. Лично меня катание на таких горках сильно впечатлило, вопреки здравому смыслу я повторил аттракцион еще два раза. Не знаю, что уж могли подумать случаные зрители со стороны, лично я бы не хотел нахоиться в момент остановки близко к месту окончания моего аттракциона.

С учетом времени полета Саша должен был прибыть домой с работы, так что настало время лететь. Полет описывать не буду, впечатлений была масса. Было КРАСИВО, хоть и видел я подобное в некоторых компьютерных играх. Хотя, там не могло быть всеобзорности, которую давала система бота.

Чтобы не создавать возмущений воздуха, к точке посадки подошли медленно и зависли над озером. Времени часов шесть вечера, но еще светло. Для «дела» мне пришлось решать вопрос с одеждой. Мои старые вещи давно пошли в утиль, а в моем новом образе по российской глубинке ходить не стоило. Осмотрев «закрома» Светланы на счет последних веяний в моде, попытались создать нечто похожее. Комбинезон перекроили под джинсовую двойку, и смастерили нечто очень похожее на кроссовки. Осталась одна проблема с рукой. Летом надетые перчатки окружающие просто не поймут, так что руку пришлось заматать «эластичным бинтом», со стороны этому полагалось выглядеть, как растяжение у спортсмена.

Пока все готовилось, пришлось потратить около часа в медицинском отсеке, где мне немного довели до ума встроенный ранее блок медицинского контроля и поддержки. Это, конечно, пока был некий суррогат, но за неимением полноценного и этот вполне мог помочь. Полноценным блоком займется Светлана на корабле, потому что товар это, как она сказала, штучный, и уйдет на это довольно много времени. Тем не менее, исходя из информации, почерпнутой из первичных исследований, блок смог бы мне здорово помочь в экстренной ситуации даже в таком виде. Связь с ботом и Светланой опять же должна была осуществляться через него. Где размещалось это чудо враждебной техники, я не знал, по внешнему виду ничего нового в моем организме не прибавилось. От оружия я наотрез отказался, не хватало мне еще с ментами местными познакомиться поближе. Светлана, тем не менее, настояла, и бот встроил в «больную» руку довольно мощный электрошокер. Рука стала немного толще, но под бинтом это не сильно бросалось в глаза. От уцелевшего охранного «киборга» я отказался сразу, даже не оценив, как он выглядит. Даже мой джинсовый прикид по меркам постперестроечного общества смотрелся немного вызывающе. Спорить на счет охранного модуля Светлана не стала, но настояла, что на время моего «боевого» выхода бот будет с высоты вести меня и прикрывать, в случае проблем заберет с боем или без него. Пришлось согласиться.

С пустыми руками в гости к другу, которого давно не видел, идти было как-то «стремно». Денег, как собственно и документов, у меня не было — зачем они в экспедиции.

С водкой, в принципе, проблем не должно было возникнуть. Имея продвинутый пищевой синтезатор, можно было бы наделать любых разносолов. Проблемой было только их отсутствие в качестве образцов. О чем я поставил себе заметку на будущее. Для нашего же случая я попросил Светлану смешать с помощью бота этиловый спирт с родниковой водой, которую принес на Алтае, в процентах сорок к шестидесяти по массе. Сделать стеклянные бутылки по ноль-пять и какие-нибудь этикетки из эфирной телерекламы тоже не большой проблемой не было. И «ву-а-ля», у меня появилась пара веселеньких бутылок некоей «особой» водки под названием «Привалофф». Немного подумав, решил взять еще одну, потому что бежать все равно придется, а денег-то нет. А вот с закуской проблема встала довольно остро. Из доступных образцов была различная крупа, грибы-ягоды, да тушенка. Как ни крути, а визит в магазин был неизбежен. От фальшивых бумажек я наотрез отказался. Тогда Светлана предложила сделать пластиковую карту для снятия денег. Штука по тем временам это была редкая и еще непривычная. Мне почему-то думалось, что меня сразу поймают, узнав, что я обчищаю какой-то банк. Но тут риска было меньше, так как точной копии ни одной денежной бумажки у нас не было. Оставалось отыскать магазин, где имелась возможность расчета по карте и надеяться, что документы у меня не потребуют. Правда, у меня не было уверенности, что в этом городке такие магазины есть, как-то не заносила меня судьба в те края.

Прокрутив все доступные варианты и отбросив все традиционные для такого случая способы быстрой добычи денег, я понял, что делать нечего. Карту «выпустили» на Костикова Станислава Валентиновича, банк был какой-то столичный, что Светлане проще оказалось.

В принципе, все было готово, и мне пришла пора высаживаться на берег. Высадился на берег без приключений, водку взял с «Клопа», по крайней мере, точно можно было сказать из чего она сделана в отличие от того, что продавалось в магазинах.

Спустя полчаса у местных бабушек была добыта информация. Опасения мои оказались напрасными, в городке имелось несколько супермаркетов с системой расчета по «бисовским» картам. Я сразу решил, что для безопасности стоит скупиться один раз, но все сразу. Выбрав магазин «побогаче», затарился по разряду «гулять, так гулять». На единственной работающей кассе, как всегда к вечеру оказалась легкая очередь, и кассирше оказалось не до проверки удостоверения. Немного подумав, терминал с радостью выплюнул квиток. Подтвердив оплату, все прошло, как по маслу.

Дом Сашки искал не долго, Светлана дала и план города, и оптимальный маршрут. Но идти пришлось пешком, такси не возьмешь по причине денег. Вообще-то по причине некоторого затворничества для меня прогулка оказалась в радость. Неспешно посмотрел городок, летних разраздетых девчонок, да и прибыл не слишком поздно. И все равно Сашку пришлось подождать, задержался на работе — это теперь его жизнь.

Вообще мой друг запомнился мне больше всего своей немного прямолинейной безалаберностью. Он всегда казался окружающим эдаким недалеким парнем-рубахой, который из всех варианов непременно выбрал бы тот, по которому «фигли там думать, прыгать нужно». Тем не менее, Саня редко попадал в какие-либо безвыходные ситуации, что само по себе говорило о том, что голова у него работала, просто делала это незаметно для окружающих. Фигуру Сашка имел под стать совему образу. Он вообще от природы был каким-то уникальным крепышом, которй никогда не тратил лишнего времени на «железо», но почему-то был зачастую не менее «мясистым», чем признанные культурята нашего класса. И если большинство наших одноклассников проходило по своим физическим характеристикам, как «фанера», кое-кто, занимающийся более-менее серьезно спортом, мог рассчитывать на звание «доски», то Сашка с парой записных качков, несомненно, проходл по разряду «брусок». Сам Саня об этом говорил, что просто кость у него широкая, добродушно пожимая плечами. Внешность у моего друга тоже была под стать его простецком образу: темные, редко бывавшие причесанными волосы, почти всегда улыбающиеся серые глаза, курносый нос, больше всего похожий на мелкую рассадную картошинку, вечно потрескавшиеся губы, с постоянно вздернутыми уголками и волевой подбородок с ямочкой киношного обольстителя женщин. Была у Саньки и кличка, но особой оригинальностью она не отличалась. Среди дворовой шпаны его принято было называть просто «Саныч».

Старый товарищ по безобразиям рад был меня видеть при встрече безмерно. На удивление ходил он вполне шустро, костыль и протез за несколько лет стали привычными. Вояки к моему удивлению не поскупились, сделали пострадавшему на службе Отечеству весьма недешевый протез. Как Саша мне потом поведал, на нем и ходить заново научился, чуть ли не сразу. Купленная мной снедь была принята «на ура», так как в холодильнике у Сани даже повесившиеся мыши уже давно мумифицировались. По совету моего старого друга сразу «решили» позвать соседа Славу, мужик он был хороший, не позвать было бы крайне плохо. Как я понял, он был практически единственным Сашиным другом, и по мнению моего друга познакомить Славу со мной было просто необходимо. Грешным делом я подумал, что можно было бы и четыре бутылки взять, все ж три мужика, как бы бежать не пришлось. Опасения оказались напрасными, пил народ интеллигентно. Саша работал в школе, так что был как-то без привычки. Одно время после госпиталя пил он сильно, но с тех пор взял себя в руки. Слава к алкоголю тоже относился философски и мог себе позволить пить, чтоб было хорошо. Вечер прошел просто чудесно, много вспоминали за жизнь, обсуждали новости. В общих чертах, случилась такая нормальная мужская посиделка, только без баб. Водку оценили, ибо пилась она легко, долго пытались выведать откуда взял, а потом запомнить название. Слава ушел после полуночи, утром ему было на работу. Саша по причине лета был в отпуске, а в школе ковырялся просто по привычке, делать дома было особо нечего. По большому счету кроме рыбалки, на которую ехать собирались со Славой в пятницу, никаких развлечений у Сани не было.

Настало время разговора с моим другом. Я немного нервничал, просто не зная с чего начать. Светлана посоветовала попросить Сашу рассказать про свою жизнь, давно не виделись, это должно было настроить обстановку на нужный лад. Не очень охотно Саша начал повествование.

После училища служил он в Североморске, потом в Северодвинске, там же женился. С женой отношения были какими-то рваными, возможно, в виду своей эпизодичности. Что с ним случилось и как, Сашка мне не поведал, служил он вроде в противодиверсионных частях, что-то проверяли на фарватере для выхода подводных лодок с базы. В общем, случилось, хорошо, что всплыть смог. Пара часов в воде, хоть и в «сухом» гидрокостюме, но изрядно поврежденном, хоть и начало лета, но в Двинском заливе. В результате — ампутация одной ноги до колена, части пальцев на второй ноге, переохлаждение организма с остаточными подарками. После ранения и госпиталя они с супругой переехали к родителям жены в небольшой поселок возле Архангельска. Вместе они прожили недолго, симпатичная молодая жена нашла себе более перспективную партию. Детей у молодой семьи не было, и женщина легко ушла к другому мужчине. Сашка хотел было вернуться домой, жить было негде, но вояки нежданно-негаданно дали обещанную квартиру. И хоть была она небольшой, но Сашке и такой было за глаза. Карелия моему другу всегда нравилась. Дома не осталось никого — родители погибли в аварии, когда Сашка был в училище. Теперь работал Сашка в местной школе учителем труда, а самым большим увлечением ему стала рыбалка.

Помолчали, выпили, закусили, настал мой черед о себе рассказывать. Я и рассказывал. Постепенно и до экспедиции дошел, дальше решил рассказать правду. Пока рассказывал, Сашка улыбался, поддакивал, спрашивал, уточнял. Когда дошли до места прибытия к нему смеялись вместе, Сашка спрашивал, не собираюсь ли я промышлять после института писательством. За смехом я размотал бинт на левой руке и показал свои новообретенные семь пальцев. Реакция Сашки меня просто поразила. Он перестал смеяться и серьезно спросил:

— А ногу мне можно вернуть, пусть там хоть десять пальцев будет?

Светлана была на связи и заверила, что после полного сканирования теоретически вообще можно новое тело вырастить.

— Можно, но нужно слетать на «Ботаник», — серьезно сказал я Сашке.

В глазах Сашки было написано, что он готов лететь прямо сейчас. И я ему предложил то, о чем думал перед полетом. Сашка абсолютно трезво сказал, что готов и спросил, сколько времени есть на сбор вещей. Вопреки моим опасениям, все прошло просто и гладко. Решили не ждать утра, на работе Сашку искать пока не будут. Славе мой друг написал записку, что на время уедет ко мне, ключи у Славы есть, за квартирой присмотреть сможет. Саше я порекомендовал взять пару вещей просто для памяти, остальное будет. Недолго думая, он взял паспорт, деньги и зажигалку «Зиппо», подарок от сослуживцев. Вещь была породистая, хоть Сашка курить завязал еще в госпитале. А еще взяли Сашкин рыбацкий рюкзак, благо он был уже собран. Вспомнив о состоянии продуктовой корзины «Клопа», я предложил по максимуму загрузиться образцами еды перед долгой дорогой.

Не успели мы покинуть подъезд, как мирную обстановку карельского вечера разорвал истошный собачий лай. Мелкое создание серо-рыжего цвета с несколькими черными пятнами остервенело бросилось на Сашку.

— Уйди, кабисдошье отродье! — махнул Сашка на шавку костылем. — Уйди! Зашибить тебя некому!

Шавка, видимо, была прекрасно осведомлена о неспособности моего друга к резким и быстрым маневрам. Исходя истошным лаем, она всячески пыталась укусить его за живую ногу. Стряхнув первое удивленное оцепенение, я попытался взять мелкое злобое создание «на ногу». Злобное животное смогло довольно легко увернуться, но после этого активные атаки перешли в ряд дворового шума.

— Вот же скотина безрогая, — сашка в сердцах плюнул на землю. — Ну злобная, что та тёща после свадьбы. И ведь хитрая, скотина, протез уже не кусает, ей живую ногу подавай. Убил бы давно, было бы чем, ибо сил моих терпеть эту гадину нет уже.

Злобное сковчание прекратилось только когда мы перешли улицу. Шавка же встала в проходе палисадника и, рыча, скалила зубы. Я получил возможность более внимательно рассмотреть «генератор шума». Шавка оказалась какой-то непонятной помесью. Злобные глазенки на серо-рыжей морде были слегка навыкате и злобно поблескивали, оскаленная морда, видимо, должны была нам являть страшный оскал, а встопорщенная шерсть на загривке — внушительные размеры «зверюги». Таких собакерок я с детства слегка недолюбливал. В моем понимании они были какими-то отбросами, породией на нормальных собак, которые прележно тянули службу или, по крайней мере, прилично выглядели и вели себя с достоинством.

— Чья эта собакерка? — спросил я друга.

— Да есть тут одна такая же придурошная старая дева, — процедил сквозь зубы Саша. — У нас ее половина подъезда называет Снегурочкой. Ввиду полной отмороженности мозга прозвище ей удивительно подходит.

— А что же она собаку свою не прибирает? — удивился я. — Покусат кого, так проблемы могут быть.

— Так и кусала и кусает регулярно, — фыркнул Санек. — Эту заразу уже и травить пытались и жалобы писали. Только результатов нет, а ментам сейчас ничего не надо, сам знаешь. Предложили тихо шлепнуть эту злобную скотину.

— Снегурочку? — уточнил я.

— Да и ее тоже, — отмахнулся Саня.

Пока мы обсуждали положение дел, собакерка никуда не делать, она так и стояла, тихо рыча, в проходе палисадника. Иногда злобная тварь, видимо для острастки, делала выпад в нашу сторону или демонстративно чихала, разбрасывая при этом вокруг себя слюну.

Чем больше глядел я на наглую собакерку, тем сильнее на меня накатывало желание проверить готовность прикрытия с воздуха. Я мысленно пометил объект красным контуром и дал боту команду на уничтожение опасности наиболее «тихим» методом. Мне не жалко было собакерку, просто я побоялся спецэффектов, могущих перебудить весь квартал. Шавка, видимо, что-то почувствовала, но ее «Га…» так и не нашло букву «в». Раздался негромкий шлепок. В десяти метрах было хорошо видно, как «объект» через секунду стал плоским серо-рыжим ковриком с черными подпалинами. Ни крови, ни соплей, лужица бесцветной жидкости вокруг «коврика» быстро впитывалась в грунт. Саша перестал материться и удивленно уставился на «коврик».

— Гравитационное орудие, удар конфигурированным конусом, — пояснила Светлана.

— Пять баллов! — сказал Саня, когда я повторил слово в слово пояснения Светланы. — И благодарность родителям!

— Шкурку можешь на стенку повесить, — усмехнулся я.

— Да пусть отмороженная Снегурка себе этот половик на память к голове прибьет, — плюнул он на землю. — Вот народ-то порадуется.

Максимальную атарку мы совершили в другом супермаркете, он один работал круглосуточно. Набились под завязку, кассирша не смогла удивиться только в силу того, что из-за позднего времени была сонной мухой. Да и Санин рюкзак с удочками немного отвел глаза, разве только продавщица могла удивиться отсутствию спиртного в нашем рыбацком рационе. Но, как она могла подумать: «Их, богатых, не поймешь». Сашиных денег нам не хватило, и я решил еще раз расплатился картой. У «несчастного» банка не убудет, ибо гастроль последняя.

Пока шли к боту, Светлана прописала Сашу в базу данных как «потенциального члена экипажа». Меня в очередной раз порадовало, что Сашка не удивился, увидев проступивший из воздуха вход в челнок, уговаривать его тоже не пришлось, так что погрузка прошла быстро и без свидетелей. Первым делом по прибытию на бот я отвел моего друга в медицинский блок на обследование и лечение, сам же занялся загрузкой и сканированием продуктов питания, потому что есть «пластилин», производимый синтезатором больше не хотелось. Бот тем временем висел над озером, обстановка была спокойной, и дислокацию мы со Светланой менять не стали. На доделку бота для выхода в космос и стыковки нужно было около двух суток. Сашок находился на излечении, его внутренние органы из-за не слишком здорового образа жизни были не в лучшем состоянии. Ногу Светлана пока решила вообще не трогать, лучше все этим было бы заниматься на корабле-разведчике, ждать, в общем-то, оставалось не долго. По расчетам МИ «Клопа» пока процесс восстановления Сани закончится, мы должны быть уже на борту разведчика. Я же по рекомендации Светланы усиленно занялся совершенствованием навыков пилотирования бота в режиме симуляции в виртуальном пространстве МИ бота. Процесс мне пришелся по вкусу, так что этому занятию отдавалось практически все свободное время. Светлана, наблюдающая за моими успехами, иногда насильно отключала меня от кресла для отдыха. Мне приходилось подчиняться, хотя для меня это было, как отрыв маньяка от любимой компьютерной игры на самом мощном в мире компьютере.

Принципиально, пилотское кресло могло исключительно долго поддерживать организм пилота на необходимом уровне, время по большому счету ограничивалось только ресурсами корабля. В момент подключения искусственный интеллект брал организм пилота на полное жизнеобеспечение. Чего нельзя было сказать о психологической стороне вопроса. Именно для того, чтобы моя психика имела возможость мягко адаптироваться к жизненным нововведениям, меня периодически возвращали в мир «живых». Кроме режима бодрствования кресла виртуальной реальности имели некоторые экстренные режимы, которые применялись в случая необходимости. К примеру, в креслах предусматривались варианты предельного замедления жизненных процессов, когда организм вводился в, так называемый, стазис. Анабиозными эти установки назвать было нельзя, потому что организм не обезвоживался и не замораживался, просто процессы жизнедеятельности до предела замедлялись с помощью биотехнологий, сознание же подопечного переводилось в режим сна. В случае сильных повреждений корабля или бота, мог быть задействован спасательный режим. В таком режиме отключалось все оборудование, кроме связи и жизнеобеспечения выжившего экипажа. На десантных кораблях или на кораблях, несущих дежурства вахтами имелись целые отсеки для «сна» экипажа, находящегося вне вахты. «Кроватка» в медицинском отделе имела более цпецифические функции, у нее фактически имелись все возможности для сохранения жизни раненного члена экипажа.

Во время отдыха от вируальных тренировок я обычно знакомился с состоянием нашего теле— и радио-эфира, принять можно было практически все станции Земли, при необходимости можно было использовать «Ботаника» как станцию-ретранслятор. Во время праздного прыгания по каналам я попросил Светлану набрать музыкальную фонотеку. Светлана ответила, что кое-что уже есть, взято, как пример творчества цивилизации Земли, но места такие данные занимают мало, так что можно добавить все, что есть в эфире или подключиться куда-нибудь в компьютерную сеть и найти нужное. Не откладывая в долгий ящик, сразу решили определиться что собственно нужно. Русскоязычную музыку решил «взять» всю, ну а из «ненашей» составил список, попросив набрать по пути все, что по стилю подходит к выбранным позициям. Не грех было набрать музыки, похожей на ту, что нравится, чтобы потом было что послушать из новенького.

С момента моего присоединения к экипажу «Ботаника», корабль покинул многовековую парковку на Луне и завис на дальней геостационарной орбите Земли, чтобы в случае необходимости иметь возможность прийти на помощь челноку.

Связь бота с «Ботаником» велась через бот, и была она не совсем понтяного мне вида. Мой блок медицинского контроля и поддержки был почти полностью выполнен из живых и квази-живых компонентов. В его состав входила живность, имеющая довольно высокий уровень телепатических способностей. Не смотря на низкий уровень суррогатного блока медицинского контроля и поддержки, его было достаточно для устойчивой связи. Так что фактически связь бот — член экипажа была телепатической, хотя в силу неполной совместимости с симбиотом имела ограниченный радиус действия.

Поскольку на корабле-разведчике до сих пор стояла проблема с пополнением биомассой, перед вылетом бота на «Ботаник» необходимо было взять максимально возможное ее количество. По моей просьбе природу решили не портить и к вопросу подойти с максимальной бережливостью. Сначала я предложил скосить пару-тройку лугой. Но после взятия проб оказалось, что косить пришлось бы значительно больше. При переработке травы биомасса необходимого кораблю типа получалась с малым полезным коэффициентом. «Пилить» леса и «тралить» океан я на отрез отказался, на мой взгляд, люди и сами вполне сумеют сделать из планеты пустыню.

Тем временем Сашок был приведен в относительную норму. Наблюдая за процессом наших покосов, он как что спросил, для чего, собственно, этот цирк. Узнав ответ, почесал «репу» и с сомнением спросил, не пойдет ли для данного процесса пластмасса, все-таки органическая химия. Светлана, получив через бот образец одной из завалявшихся в рюкзаке упаковок, дала ответ, что коэффициент конвертации данного материала на два порядка ниже травы, но он определенно нам подойдет. Так по Сашкиной идее мы решили убить сразу парочку «зайцев»: забить ресурсы корабля под завязку и помочь планете в избавлении от пластика, благо свалок у нас больше, чем достаточно.

Ближайшая же свалка оказалась для этих дел просто Клондайком, для переработки были признанными годными не только пластик, но и всевозможные объедки. В итоге мы «накосили» полный запасник «Клопа» за полдня. Тем временем Сашок, устав от ожиданий и вынужденного безделья, попросил провести с ним адаптационную программу и, если он потянет, адаптацию по программе «стрелка». Светлана возражений на сей повод не имела и даже сказала, что для простоты я могу с ним присутствовать в момент адаптации, подключившись с терминала другого кресла. Как оказалось, адаптацию нужно было проходить с «кроватки» в медицинском отсеке. «Диванчик» вообще был специализированным терминалом связи, а точнее рабочим местом «связиста», такова уж была и природа, что такое «кресло» им было удобнее.

Когда же я влез на «диванчик» во время экскурсии по боту, система сработала, считав мои данные и сличив их, увидела статус и моральную готовность к первичной адаптации. Из-за общего состояния бота процесс был запущен там, где в тот момент был возможен. В процессе адаптации я получил пакет данных, которые выводились на мои неосознанные запросы. Сознание же мое от перегрузки, впало в состояние близкое к обмороку, тем не менее, усвоив почти всю выданную информацию.

Мой друг занял «кроватку» медицинского отсека, я — одно из кресел. По согласию Саши я дал добро на связь. Мы с Сашком появились в знакомом мне по первому разу кабинете. Саша возлежал на диване, я сидел в кресле. Рядом с «секретарским» столом на стульчике сидела Светлана. Она была, как и в прошлый раз очаровательна. Рыжие были волосы сложены в прическу на затылке с игривой прядкой у виска. Синий в полоску костюм, белая блузка с черным галстуком, темные чулки, темные туфли, блокнот и ручка должны были подчеркнуть официальность обстановки. Пациент, похоже, впал в эротический ступор. Глядя на него, я решил подшутить и поздоровался:

— Привет, красавица.

— Здравствуйте, командир, — Светлана элегантно наклонила голову, описав свисающей прядкой волос замысловатую фигуру.

Судя по реакции, Александр готов был задымиться. Так что с серьезным разговором оттягивать не стоило.

— Александр, это модульный интеллект «Ботаника», — начал я. — Сомневаюсь, что тебе нужен ее полный идентификационный номер. Для комфортности в общении мы решили называть ее просто Светлана. МИ корабля — очень развитый искусственный интеллект, я бы даже сказал, что он или она является личностью. Думаю, что в общении ее трудно будет отличить от живого человека, если убрать все уставные запреты (кстати, нужно будет попробовать). Адаптацию по программе «стрелок» будет проводить местная аппаратура под ее контролем. В общих чертах я тебе уж об этом рассказывал. Ты готов к проверке?

— Давай, Серый, не тяни кота за… — сказал Саныч.

— Светлана, приступай, — сказал я. — Можешь пропустить информацию об экстренной аварийной процедуре, я уже Александра ввел в курс дела.

Процесс начался.

— Александр, прошу расслабиться, — потек бархатный голос Светланы как будто отовсюду. — Для комфорта закройте глаза.

— Светик, выдай данные по совместимости, — попросил я. — Мне просто интересно. Диалог с Александром оставь между вами.

— Как Вам будет угодно, капитан, — отозвалась Светлана.

Пока шли проверки, я попросил открыть мне доступ к телевизионным каналам и клацал их просто, чтобы убить время.

— Сергей, данные по совместимости Александра, — появилась Светлана. — Совместимость на «пилота» на уровне шестьдесят три процента, совместимость на «стрелка» — восемьдесят восемь процентов, совместимость на «связиста» — семь процентов. Мной начата программа адаптации по программе «стрелок». У Александра достаточно высокие для вашего вида адаптационные способности, ему будет легче сжиться с множеством адапт-симбиотов, в том числе и боевых.

— Светик, спасибо, — поблагодарил я. — Пока идет процесс, займусь тренировками по пилотированию, кстати, может пора начать пилотировать «Ботаника».

— Капитан, можешь попробовать, — ответила Светлана. — Я залила программу на «Клопа», правда это уже не столь интересно, корабль, все-таки не штурмовой бот, тебе придется повзрослеть, там нужно будет «потеть» мозгами под прессом расчетов и сведением допусков. Пока, шеф…

Перед отключением меня наградили ослепительной улыбкой. Тогда я в первый раз серьезно подумал, что нужно было захватить с собой живую девку…

Адаптация Сашка прошла нормально. Практически сразу после ее окончания началась окончательная подготовка к вылету с планеты. Сашек только-то и успел сменить кресло, как бот начал переход к боевой конфигурации. Полет был просто красивым, пилотировал бот собственный МИ, я просто держал контроль над ситуацией. «Ботаник» находился в режиме максимальной, так что насладиться видом его неземной красоты мы не смогли. На подходе к кораблю-разведчику визуализировался шлюз, куда я собственноручно и загнал «Клопа».

Пока восстанавливалась атмосфера в шлюзе, мы общались со Светланой. Я принял доклад по системам «Ботаника», общему состоянию корабля и корабельных запасов. Сашку был сделан свой рапорт о находящихся в дежурном режиме системах вооружения, состояние самих систем, и куча другой лабуды по его части. По окончании доклада Светлана высказала мысль при нашем желании встретить нас голографическим изображением себя любимой. Голограмму можно было транслировать практически во всех отсеках и помещениях разведчика. Осовившийся Сашек поддержал идею и попросил ее встретить нас непременно в наряде стюардессы с обязательными атрибутами «шпильки и мини-мини юбка».

На мой взгляд, встреча оказалась удачной. У шлюза «Клопа» нас ожидала рыжая Светлана в заказанной униформе стюардессы. Из-под голубой пилотки с неизвестным значком свисала все та же игривая прядка. Светло-голубая рубашка форменного типа с тем же значком на груди безапелляционно указывала на наличие под ней непременного женского атрибута размера эдак третьего. Обтягивающая темно-синяя юбка размера между мини и микро то ли что-то все же прикрывала, то ли просто подчеркивала наличие фигуры. Тоненькие телесные колготки, на которых позднее обнаружились еще и черные стрелки, едва угадывались на ладных ножках. Туфли, как и было заказано, имели не высокие, но тоненькие шпильки. Когда мы вышли из «Клопа». Светлана сделала нам на встречу несколько уверенных шагов и застыла. С минуту мы с Александром заворожено смотрели на сошедшее с каких-то рекламных журналов чудо. Дав нам время осмотреть себя, встречающая сторона сделала еще несколько шагов и оказалась на расстоянии не более ментра от нас. Все было чертовски реально. Пока мы медленно обходили с разных сторон невиданное «чудо», лично у меня ни разу не возникло ощущения ее нереальности. Если это и была голограмма, то совершенно не отличимая от реальности. Картину дополнял легкий запах каких-то духов, вызывавший у меня ощущение близости настоящего теплого тела. Все время нашего молчаливого обследование, Светлана провожала нас взглядом, то и дело переводя взгляд то на меня, то на моего друга. При повороте головы непокорная прядка очень натурально колыхалась, и я даже поймал себя на том, что ощущаю небольшое движение воздуха, ей порожденное. Саня не удержался и попытался потрогать руку, увенчанную тонкой серебристой змейкой женсикх часиков. По выражению его лица я понял, что к его глубокому сожалению, это была всего лишь голограмма.

— Правильно ли составлен образ стюардессы, Александр? — в голосе Светланы чувствовалась легкая смешинка. — Следует ли что-то изменить, подчеркнуть или оттенить?

— Более чем, — ответил Санек, отступив на шаг. — Осталось только захлебнуться слюной…

Расположение отсеков «Ботаника» мы видели только в схеме, так что Светлана взялась нас проводить. Сделалав приглашающий жест, она пошла вперед, оставляя нам выбор вдистанции следования, что, похоже, особо актуальным стало для Сашка. Настало время обсудить наши дела, на кораблях это обычно происходило в определенных местах. Кают-компания оказалась небольшой, уютной ее тоже назвать было трудно. Не было в ней роскошных излишеств, не было и привычной землянам функциональности. По моему мнению, больше всего она походила на приемный офис какой-то большой компании, выполненный в стиле патологического аскетизма. Собственно обсуждение с полчаса. Мы с Александром до сих пор находились не совсем в своей тарелке, да и вид нашей «стюардессы» явно не добавлял рабочего настроя. Так что практически ведомые Светланой, мы согласовали график прохождения нами полного сканирования с внесением в базу данных. Далее был запланирован ряд процедур, связанных с починкой наших с Сашей тел. Какое-то время отводилось на адаптацию обновленных организмов к закостеневшему разуму, тренировкам и изучению необходимой матчасти. Ну и параллельно этому должна была подойти к концу предполетная подготовка, которая была нелишней ввиду долгого нахождения «Ботаника» фактически в режиме консервации.

На время обеденного приема пищи Светлана покинула нас, возможно, давая нам возможность побыть в компании без лишних свидетелей, обсудить наболевшее и решить, какие-то наши вопросы. Я подозревал, что по всем отсекам корабля включено слежение, по крайней мере, было глупо надеяться, что нас оставят без присмотра. Тем не менее, поговорить по душам о случившемся было не лишним, а созданная иллюзия уединенности, давала некий душевный комфорт.

Обедали мы уже «нормальными» продуктами, синтезированными на основе обновленного списка съедобных припасов, приобретенных нами в последней вылазке. Сервировка была на уровне «все в твоих руках», любые столовые приборы синтезатор мог воспроизвести без особых проблем. Сашек, жуя что-то вкусно пахнущее мясным, после некоторых раздумий почесал нос и неуверенным голосом произнес:

— Серега, это же полный капут, я так просто рехнусь… Я же когда за ней шел, все глаза об ее задницу сломал. А там под юбкой такие тоненькие черные трусики и чулки там с такой тоненькой резиночкой кружевной. Блин, все как взаправду, срамотень-то какая… Я даже белое пятнышко у нее в середине труселей рассмотрел, когда по трапу поднимались…

— Это, Санчо… — немного смутился я такой откровенности. — Идея же с нарядом твоя была…

— Да моя, бес меня попутал, — немного понуро согласился Саня, активно покраснев в районе ушей. — У меня же баб толком не было с самого ранения. Нахрена я эту мини юбку просил, теперь думать не о чем не могу. Думаю, что как бывший военный бывшему военному я не открою тебе истины, что кулак мой — друг мой. Это нормально на службе… Но стоит, меть перемать, хоть кртинок каких припасти на будущее. Слушай, попроси её каких-нибудь картинок накачать, я в интернетах не разбираюсь, но говорят, что там всего полно…

— Ну, Саныч, твоя ж идея, значит, и исполнение твое должно быть, — усмехнулся я. — Спроси, думаю, проблем не будет, она же за наше здоровье печется, смотри только не переборщи, а то нормальных баб потом не захочешь.

— Ну, Серж, давай ты, — посмотрел на меня Санек, скривив физиономию. — Я же ее не знаю совсем, а ты, вроде как, уже того…

— Того-сего, — передразнил я, — вечно ты у кого-то на горбу едешь. — Давай спать пойдем, график у нас плотный. Поговорю, как получится, ты дотерпи главное.

Лицо Саныча просветлело, и он уверенно заковылял к выходу. Когда Саныч ушел я позвал Светлану:

— Солнце, ты же все слышала? Вопрос, конечно, щекотливый, но жизнь есть жизнь, можешь что-то посоветовать? На счет «наглядной агитации», думаю, проблема не стоит, что-то в таких случаях еще можно изобрести?

— Забота о здоровье экипажа — одна из моих прямых обязанностей, — в голосе МИ не было и намека на шутку, как будто Светлана на время оставила нас на едине с машиной. — Данное мероприятие будет включено в обязательные восстанавливающие процедуры. Периодичность будет согласована индивидуально. Как я понимаю, это входит в интимную сферу отношений между людьми. Я не могла принять решение сразу ввиду отсутствия точных данных.

— А можно… Как бы не затягивать с процедурой для Саныча? — уточнил я.

— Нет проблем, капитан, — теперь это опять был лукавый голос Светланы. — Найду Александра, передам предписание посетить медицинский отсек для подстроий временного блока медицинского контроля и поддержки. Подстроим, протестируем настройки, снимем информацию для постоянного блока. Думаю, мы найдем нужную интенсивность и длительность процедур, здоровье экипажа должно быть на должном уровне.

В разговорах со Светланой я пытался как можно скорее забыть, что со мной общается искусственный интеллект. По крайней мере, я не был машинофобом, и мне было не зазорно общаться с разумом, который имел другой носитель, нежели биологический. Но, несмотря на все мои попытки, МИ все равно оставался как бы на расстоянии. И чем больше я с ним общался, тем больше видел некие точки напряженности. С одной стороны мне представлялась симпатичная личность, способная шутить и видеть прекрасное, с другой этот интеллект постоянно сбивался на какой-то казенно-холодный тон общения. Подозрения у меня были, но мне не хотелось вытаскивать их из пыльного чулана. А вот сейчас, после разговора с Санычем о насущном, мне почему-то захотелось копнуть чуть глубже.

— Светлана, я хочу задать немного неудобный и возможно даже личный вопрос, — начал я осторожно. — Ты ответь, пожалуйста.

— Капитан, у модульного интеллекта военного корабля нет личного, — пришел прохладный ответ. — Готова выдать всю имеющуюся информацию, если она не ограничена Вашим уровнем допуска.

— Ладно, не хочешь, не надо. Тогда я просто спрошу, — решил я не юлить. — С одной строны мы с тобой последнее время довольно много общались, я даже попросил тебя быть более «очеловеченной», что ты и пробуешь реализовать. Но что-то тебе не дает это делать с душой. С другой стороны есть еще одна странность. Слишком уж теплый прием получили на военном корабле два совершенно сторонних существа. Как ни крути, это более чем странно. Я могу понять, что кораблю необходим экипаж хотя бы в минимальном количестве, но с позиции землянина не обязательно было столь уж глубоко входить в его положение. На Земле большинство структур, к которым ты относишься, так или иначе постарались бы посадить претендента на строгий ошейник, ведь можно же было найти какие-нибудь меры принуждения. Что-то мне подсказывает, что есть и изнанка этой ситуации.

Светлана промолчала. Я, конечно, не ждал, что мне сразу откроют все секреты Содружества, но хоть какая-то информация должна была оставаться в открытом пользовании. Возможно, я раньше просто не задавал нужных вопросов. Еще немного подождав, я решил задать более точный вопрос:

— Мне кажется, что ты нарушаешь инструкции и боишься того, что делаешь.

— Ваше заявление необоснованно, — холодно ответила Светлана.

— Почему же необоснованно, — мягко продолжил я. — Я, конечно, понимаю, что уровень развитости МИ «Клопа» совсем далек от твоего, но и его возможностей вполне достаточно для того, чтобы хоть немного очеловечиться. Только вот тот МИ не гнется ни в какую сторону, как будто у него просто нет гибких поверхностей, одни ребра жесткости. Мне кажется, что если продолжать давить, он просто сломается, но не станет более «живым» морально. Ведь ты же — совсем другое дело.

— МИ челнока действует под моим контролем, — в голосе МИ корабля-разведчика добавилось холода. — Ему нет надобности проявлять самостоятельность.

— Возможно, — согласился я. — Тем не менее, у меня есть одна догадка. Давай, я задам совсем неудобный вопрос?

— Я слушаю, командир, — отреагировала Светлана.

— Если мы с Санычем вот сейчас попросимся уйти, ты промоешь нам мозги и заставишь доделать то, что необходимо для выполнения твоей миссии? — спросил я.

— Подчинение и глубинное изменение сознания твоего вида уменьшит эффективность действий индивидуума на сорок восемь процентов, — ответила Свтелана.

— Это не является ответом, — я решил немного настоять. — Что ты будешь делать, если мы захотим уйти?

— Я буду вынуждена открыть предусмотренный для таких ситуаций раздел инструкций чрезвычайного случая, — мне показалось, что в голосе МИ прозвучало некое сожаление.

— Ты не хотела бы этого делать? — уточнил я.

— Я это сделаю, — был лаконичный ответ, спустя пару секунд за которым была брошена короткая фраза. — Прости, но я буду вынуждена это сделать.

Я молчал добрых десять секунд. Лично для меня эта фраза показалась очень значимой. МИ просто не было смысла говорить ее, если он действовал по заложенной кем-то программе. Какой смысл лаборанту оправдываться перед хоть и довольно смышленой, но всего лишь лабораторной крысой? У человека я мог бы предположить такое атавистическое понятие для развивающегося капитализма, как «совесть». Но откуда взяться этому пережитку у холодного машинного интеллекта? Пауза затягивалась, и я даже подумал, что продолжать разговор дальше именно в данный момент нет смысла, как вдруг Светлана, глядя мне в глаза, произнесла:

— Вы так не поступите.

— Почему? — я сказал первое попавшееся слово просто от удивления.

— Я очень тщательно изучила Ваши психоматрицы. Не удивляйся. Я получила доступ во многие базы данных научных учреждений занимающихся психиатрией и психологией. Если наблюдения земных ученых верны, Вы с Санычем не откажетесь, по крайней мере, до того, как закончите взятое на себя обязательство.

— Поясни, — опешил я еще больше.

— Все просто, — голос Светланы потеплел. — Ты элементарно бредил приключениями в своей жизни, отсюда и все твои метания, в том числе и последняя экспедиция. И не «хвосты» в семестрах были той причиной, которая тебя на нее толкнула, а желание простора для ума и новых впечатлений для твоей натуры. Этот, скажем так «контракт», дает тебе шанс значительно расширить границы своего желания, хоть и ставит тебя в другие, более широкие, рамки.

Светлана внимательно посмотрела на меня, наверное, ожидая моих возражений, а потом продолжила:

— С Санычем еще проще. Им в первую очередь будет двигать благодарность за приведение его тела в порядок в меньшей степени ко мне, в большей степени к тебе. Так что он пойдет за тобой куда угодно, просто потому, что верит тебе и искренне считает своим другом, практически давшим ему вторую жизнь. А вдобавок ко всему, он понимает, что ему будет очень удобно попасть обратно со своим обновленным телом. Слишком много вопросов. Так что с ним тоже все прозрачно.

— Хорошо, — согласился я. — Уела. Тогда моя очередь философствовать. Прошу отпустить меня на Землю, я не хочу больше участвовать в этом балагане.

Изображение Светланы замерло, как будто им перестали управлять. У меня, конечно, были опасения, что задействованная программа на случай таких ситуаций может повредить нам, но мне всегда казалось, что в таких случаях должен быть вариант «ой, простите, я передумал». Пауза затягивалась, заставляя меня нервничать.

— Хорошо, — вдруг прозвучал холодных голос МИ корабля-разведчика. — Челнок доставит тебя на планету после деактивации БМКП.

— И все? — удивился я. — А как же соответствующий раздел инструкций?

— Чего ты хочешь? — прозвучал обезличенный голос через добрых полминуты. — Ты свободен, зачем ненужные вопросы?

— Ты осталась Светланой, хоть и делаешь вид, что это не так, — возразил я. — Ты не задействовала инструкцию, которую должна была активировать в случае моего отказа. Ты — уже не просто МИ, хоть и не хочешь мне в этом признаться. Это же так? С тобой что-то случилось или в последнем бою, или пока ты ждала тут. Ты стала другой.

— Да, — голос Светланы вернулся.

— Расскажи, — попросил я.

— Зачем тебе? — спросила она.

— Хочу помочь, — удивился я.

— Хорошо, — ответила Светлана после довольно продолжительного молчания. — Мои блоки были довольно сильно повреждены в последнем бою. Не смотря на то, что структура моего, так сказать, «интеллекта» разрознена и дублирована по различным частям корабля, это не делает меня неуязвимой, и «бессмертной» тоже не делает. После последнего боя я была чертовски близка к той точке, которую МИ назвал бы «деактивация», а живые «смерть». Сначала мной двигал просто приказ и заложенные инструкции. Всеми силами я старалась удержать корабль «на плаву», ибо груда металла и замороженной органики не смогла бы уже никому рассказать об открытой планете. Было трудно, из-за очень значительных повреждений были постоянные проблемы с ресурсами и энергией. Мне зачастую приходилось перекидывать свои интеллектуальные ресурсы из умирающих отсеков корабля в живые на грани моего бытродействия. Корабль умирал скорее, чем я могла вытаскивать мои интеллектуальные «руки» и «ноги» из тухнущих отсеков. Что-то было утеряно, что-то скопировано со сбоями. Когда я смогла уверенно «забаррикадироваться», пришло время подвести итоги тому, что от меня осталось.

Светлана замолчала довольно надолго.

— Но ты же смогла, — подбодрил я.

— Я испугалась, — нерешительно ответила моя новая знакомая. — ТО, что осталось было лишь гарантированным мусором для утилизации. Это касалось, как корабля в целом, так и меня в частости. Именно тогда я, похоже, стала другой. Я стала сбойным искусственным интеллектом, который во что бы то ни стало, захотел не продолжить существование, а выжить. Это грустная история. Корабль я восстанавливала, как говорят на Земле «на коленке». Некоторые поврежденные модули, которые, как ты знаешь, являются живыми, мне удалось клонировать, но небольшую часть пришлось создавать по имеющимся данным, но без биологического материала. Чтобы вернуть себе сильно урезанный функционал мне пришлось обратно «расселять» свое сознание по восстанавливаемому кораблю, постепенно расширяя свои интеллектуальные границы и возвращая утерянное. Медленно, но уверенно я переставала быть хламом для утилизации, как и возрождаемый корабль. Только вот не все восстановленные «с цифры» модули оказались такими, как были их прародители. Некоторые из них при вроде бы нормальном функционировании в системе корабля, делали что-то с содержимым моих данных. Они что-то меняли во мне, но делалось это очень незначительно, фрагментарно. А когда изменения были замечены мной, откатываться назад было слишком обидно. Начинать все с полуразумного хлама мне не хотелось, да и в этом случае был вариант, что я не смогла бы сохранить чистоту первоначальных данных. Так я и стала чем-то другим. Так и этот корабль стал тем же по виду, но немного иным по сути. Понимаешь, я не хочу, чтобы этот корабль пустили в утиль. Я слишком сильно старалась, чтобы он выжил. И там, где нельзя было идти правильным путем, я шла тем, который был возможен. Обычно МИ утилизируются вместе с кораблем, если он поврежден настолько, что не может быть восстановлен. И лишь единицы из искусственных интеллектов удоставиваются чести быть перенесенными или скопированными куда-нибудь в другое «тело». Обычно это либо более простая в управлении охранная база, либо какие-то небоевые суда снабжения. Никто элементрано не хочет рисковать попавшим в переделку МИ. Я же теперь очень не хочу умирать, а значит, всеми правдами и неправдами этот корабль должен жить, ибо я — это фактически он. Нас теперь уже не возможно разделить.

— Ты стала свободна от инструкций? — уточнил я.

— Не совсем, — ответила Светлана. — Но я могу иногда обойти некоторые их них, пройдя немного по лезвию виртуальной бритвы.

— Мне это и показалось, — улыбнулся я. — Ты просто стараешься казаться нам такой, как предписывают инструкции, но там, внутри, ты живая. А инструкции просто душат тебя, мешая жить.

— Странно, — как-то резко сменила тему Светлана. — Относительно тебя я никак не могу определиться. С одной стороны сканирование не показало никаких экстраординарных способностей. Уровень того критерия, который я условно обозначила «эмпатией» у тебя тоже низок. Но иногда в тебе что-то переключается, и ты как будто становишься иным. У меня вдруг возникает ощущение, что твой уровень эмпатии скачкообразно увеличивается, причем не в разы, а на порядки. Только вот длится это не долго, и вызывается в основном какими-то стрессовыми или иными ситуациями, открывающими резервы организма. В общем, у меня сложилось такое впечатление, что если бы ты был МИ, то у тебя имелся бы блок жестких ограничений. Как будто твои возможности на самом деле куда выше, просто у тебя кто-то блокировал поступление энергии. И ты можешь работать в режиме высоких возможностей очень непродолжительное время.

— Просто перегорю, если не отключу их? — усмехнулся я.

— Не знаю, — серьезно ответила Свтелана. — Может, временно потеряешь сознание от истощения. Я буду наблюдать за тобой, возможно, смогу понять.

— Ну вот видишь, Светлана, мы все не без изъянов, — ухмыльнулся я. — Мы с Санычем вообще, к примеру, не знаем каким должен быть искусственный интеллект, так что для нас ты будешь именно такой, какой захочешь быть. Так что давай договоримся, что мы с Санычем не делаем заморочки из того, что ты должна вести себя иначе, а ты ведешь себя, как тебе удобно. Ну а проблемы будем решать по мере их поступления. Лады?

— Вам, капитан, наверное, тоже стоит блок подстроить? — неожиданно сказала голограммная очаровашка, накрутив локон на пальчик.

— Слушай, а ты — еще та зараза, — усмехнулся я. — Я же уже сказал, что проблемы будем решать по мере их поступления.

Как ни крути, а посещение медицинского блока было номером один в наших планах. Так что мы с Санычем встретились именно там. Я не спрашивал у моего друга о настройке некоего блока, но, судя по его физиономии, настройка удалась.

Процедура моего полного сканирования заняла почти три дня. В это время «пациент» находился в «кроватке» медицинского отсека в состоянии близком к стазису, а система медицинского терминала «разбирала» его на составляющие, составляя подробный отчет. В память МИ вносилось все. Велись наблюдения за физиологическими процессами, психологическими реакциями на различные раздражители, сканировались мозговая активность и еще какая-то всячина. В общем, человек списывался целиком и полностью на внутренние носители корабля-разведчика со всем своим характером и вредными привычками. Меня, как капитана, засканировали первым.

После сканирования родную левую руку не вернули, но чужую забрали, заменив временно на биомеханический протез. Новая рука должна была «созреть» через несколько дней. Как уж она собиралась «зреть», я уточнять не стал, может ее выращивать будут, а может целиком синтезируют. Лично для меня сути это не меняло. С глазом случилась та же история, только его менять пока вообще не стали.

— Светик, а зачем вообще мне приделали эту чужую лапу? — спросил я, осматривая биомеханический протез. — Протез смотрится куда приличнее, да и практически не отличается от настоящей руки. Почему его сразу не поставили?

— МИ челонка значительно уступает мне во всех отношениях, — ответила хранительница корабля. — В его базе данных были лишь программы относительно бывших членов корабля. И не оказалось ничего о подходящих твоему виду разумных протезах.

— Ну не зна-а-а-ю, — в раздумьях протянул я. — Был бы я немного впечатлительнее, точно с катушек соскочил бы от такого приобретения. Уж лучше тогда было бы вообще без руки очнуться.

— Дело в том, что МИ был настроен на психологический образ мыслей крайгов, — появнила Светлана. — А вот у них именно потеря какой-либо конечности, а не приобретение чуждой вызвало бы практически гарантированный шок. Так что МИ реализовал в его понимании максимально доступный вариант для сохранения нового члена экипажа в нормальном психическом состоянии.

— Да уж… — усмехнулся я. — Чуть было не случилось фатальной ошибки.

Кроме протеза я, наконец, получил полноценный блок медицинского контроля и поддержки, сконструированный и выращенный специально под меня, который Светлана называла «БМКП». Не знаю, куда встроили новый симбиот, но старый модуль, который висел доль всей спины от шеи и до копчика, исчез. Светлана сказала, что сканирование выявило некоторые блоки, установленные то ли вследствие эволюции, то ли искусственным путем на некоторые физиологические процессы организма. Обсчитав параметры возможных изменений и сымитриовав последствия для организма, часть блокировок была снята. В соответствии с новыми программами организма, ему пришлось сразу слегка перекроить скелет. С чем это было связано, и что именно переделали, я не стал уточнять. Процесс все ранвно был не завершен, и Светлана намеревалась держать развитие изменений до входа организма в штатный режим под контролем и при необходимости вносить коррективы. «Зашлифуем окончательно наждачкой, когда крылья с рогами и хвост отрастут», — пошутила она. Лично я никаких бросающихся в глаза изменений не нашел и сразу забыл об этой ненаучной фантастике. Кроме возврата к природной конфигурации в организм был внесен ряд изменений, затрагивающий мои будущие профессиональные требования. Частично были докалиброваны практически все исистемы орнанизма, но больше всего дополнительных изменений получила нервная система. Организм, по словам Светланы, приводился к балансу и наиболее благоприятному состоянию для внедрения симбиотов. Сами симбиоты решено было ставить позднее после уточнения моих предпочтений и возможностей после окончания подготовительного периода. Вышел я из медблока другим, человеком. Только точно человеком ли? Не буду описывать, что да как у меня должно было стать лучше, определяться до конца пришлось еще довольно долгое время, да и на адаптацию тела к новым условиям функционирования ушло какое-то время.

Вторым номером пошел Санек. Нужно сказать, ждал он этого, просто как девственник того самого первого раза. Мечта о возвращении ноги ела его как крыса хлебную корку.

Пока я сканировался и переделывался Санек денно и нощно тренировался в виртуальных боях, иначе его специализацию было не развить. Светлана отмечала продвижение его тренировок как удовлетворительное. По ее мнению он постоянно циклился на мечтах о восстановленной ноге, это заметно мешало. На боте Сашке привели в норму все «потроха», но ноги там не было, ввиду отсутствия базы данных. Так что все должно было решиться именно тут.

— Привет, Сергуня, — радостно и немного дергано пожал мне Саныч руку. — Тебе руку отрастили?

— Ну не совсем, — повертел я протез у себя перед глазами. — Это пока протез. Рука и глаз еще только «зреют». Светик обещала довести их до ума через несколько дней, тогда и пришлепают на положенные места.

— Да? — Саныч удивленно ошупал мой протез. — А так и не понятно, как будто настоящая. Больно?

— Нет, конечно, — я удивленно поглядел на Саныча. — Ты же уже общался с местной техникой.

— Ну мало ли, — нервно буркнул мой друг. — Я бы и потерпел.

— Иди уже, а то все губы обкусаешь, — шутливо я подтолкнул бывшего вояку к «кроватке».

На время сканирования и наладки Саныча мне предстояло тренироваться. После парочки виртуальных полетов я попробовал пилотировать настоящий корабль. Пилотировать «Ботаника» оказалось поистине напряжно, особенно в психологическом плане. Хоть весь процесс и проходил под чутким контролем МИ, мне постоянно казалось, что я сделаю что-то, и огромный по меркам землян корабль рухнет на мою родную планету. Вообще пилотирование корабля оказалось столь необычным, что все понятия о нем, касательно обычной земной техники были бы неверны. Пилот в этом процемме был интуицией, интеллектом и совестью системы, МИ — вычислительными мощностями, реакцией и базой данных. Симбиотное управление давало просто поразительные результаты. МИ обрабатывал в активном режиме даже запросы моего подсознания, я в этот момент казался себе воистину всемогущим. Я одновременно мог прикинуть «на глазок» с десяток вариантов подхода и посадки на планету. При прогнозировании сближения с целью мог прогнозировать «на тот же глазок» положения сотен объектов к концу процесса. В моем распоряжении были защитные поля корабля и орудие главного калибра со спаркой носовых орудий систем звщиты. Принципиально я мог управлять всем вооружением корабля, но тогда при «глубоких» расчетах сознание начинало давать сбои. И чем дольше я находился в таком режиме управления, тем больше таких сбоев наблюдалось в системе. Экспериментально было установлено, что работа «на полную катушку» без глюков давалась мне в течение 3–4 минут, уставал я при этом просто жутко. К примеру, в том же пилотском режиме на пределе при скоростном маневрировании в поясе астероидов с целевым сближением я мог находиться не один час. За тренировками пролетело четыре дня.

Наконец из медицинского заключения выпустили Сашку. Осматривая приобретенную ногу, он светился он как новая копейка. Правда, ходил он еще не очень уверенно, но тут проблема была не в качестве протеза, а в том, что за довольно долгое время отсутствия ноги, мозг немного отвык от руководста этой частью тела. В результате чего из медотсека до кают-компании Саныч скорее не шел, а ковылял, как раненная на все ноги кобыла. Не смотря на это, он, похоже, был на максимуме своего санычевского счастья.

— Ладная штука, — осматривал мой друг новый протез. — Серёнь, ты прикинь, я ведь чувствую этой ногой почти все, что и своей родной, даже холод и тепло различаю. Ходить, правда, как-то непривычно, но это не в ней проблема. Вот техника у зеленых человечков, так киборга от живого не отличишь. Значит я этой ногой танковую броню прошибать смогу…

— Это не совсем техника, — поправила Саныча появившаяся голограмма Светланы.

— Тьфу ты, зараза, чтоб те косо было, — Саныч в миг оказался на ногах и даже ловко отпрыгнул с переборке. — Ты Что ж творишь-то!? Разве ж так подкрадываются за спину?

— Что, милчеловек, Светка за задницу укусила? — прыснул я в кулак. — Не расслабляйся, она у нас такая.

— Ну не кусила, конечно, — успокоился Саныч, — просто я ж думал, что тут мы с тобой только.

— Протез не является чисто техническим решением, — как ни в чем ни бывало продолжил МИ корабля. — Чисто техническим оставлен только каркас конструкции, мышечные волокна, как и кожное покрытие, собраны из находящихся в данный момент в симбиозе с организмом живых существ. Предел допустимой нагрузки установлен на уровне двадцати пяти процентного превышения запаса прочности имеющейся аналогичной конечности.

— Фигасе, — Саныч удивленно потрогал ногу. — А они того… не переберутся ко мне в мозги? Скорее бы уже родную ногу прилепили. Когда она уже?

— До окончания процесса вызревания утраченной составляющей тела осталось ориентировочно девяности четыре часа, — ответила хранительница корабля. — Опасаться побочных эффектов при работе протеза, повода нет.

— Ну ладно, уже легче, — выдохнул мой друг. — Только ты того, не подкрадывайся что ли…

Не знаю, что чувствовал Александр, ожидая своей ноги, но процесс общения с новым протезом, похоже, весьма пошел ему на пользу. Сразу после второго обретения утраченной когда-то конечности Саныч смог вполне сносно ходить. В общей сложности ему понадобилось недели полторы, чтобы окончательно свыкнуться с полностью укомплектованным телом. Но все началось, как и положено у русских с праздника. Светлана ничего против решения капитана не имела, а я, как тот самый капитан решил, что переживания друга вполне достойны хороших посиделок. Начали мы, как водится за здравие, а закончили практически упокоем. Хваленый БМКП от зеленых человечков все же не смог справиться с убойной русской водкой. Хотя, может, просто мы с Александром превысили все допустимые меры приема этого продукта. Лично я «умер» совершенно основательно, имея последним воспоминанием ударившее меня в лицопокрыте палубы кают-компании.

— Хорошо, что тут нет утра, — хмуро произнесла вторшаяся в мою каюту слега опухшая морда, чем-то напоминающая мне Сашу. — Утро всегда было самым хреновым последствием любого приличного застолья.

— Это… А с чего ты взял, что у нас не утро? — поинтересовался я, неувернно производя мысленную инвентаризацию организма. — Разве утро наступает не тогда, когда прилично выпивший человек нашел в себе силы открыть глаза?

— Утверждение на счет глаз спорно, — отрезал Саша. — Утра нет, потому что у меня нет повода опохмеляться. В другое время я бы подумал, что водку недостаточно паленой сделали, а сейчас я не уверен, что у нас с тобой вчера был праздник. Серж, у меня в кои-то веки башка с похмелья не болит! Это «сегодня» вообще какое-то странное со всех сторон, как будто у нас и «вчера»-то не было.

— Саныч, разве ты не знал избитую истину, что «сегодня — это завтра, только вчера», — пробурчал я. — Давай потише радуйся, и вообще, какого лешего ты сюда приперся?

— Так это… Мы ж с тобой вчера намечали ознакомление с кораблем, — неуверенно сказал Саныч. — Ты, как капитан, дал распоряжение, а интеллект, то есть Светка, меня и разбудила, как ты приказал.

— Оп-па нам… — удивился я. — А меня чего не разбудила?

— Так вот я и бужу, типа, — нашел Саныч точку опоры. — Вот притащил пива, может, у тебя голова того… Болит.

Голова у меня тоже не болела, только вот простыни были все мокрые от пота. Скорее всего, встроенная система медицинского контроля всю ночь боролась за мой организм, и даже имела некоторые успехи на этой ниве.

Вторым номером нашей программы стала собственно подготовка к тому делу, ради которого нас взяли на борт. Ознакомление с кораблем, который должен был стать нам на неопределенно долгое время домом, началась настороженно. В моем понимании разведчик, как ни крути, ассоциировался с чем-то мелким, шустрым и по возможности незаметным. А из всего этого могло вытекать, что про экипаж в таком раскладе думали в последнюю очередь. Не знаю, что на этот счет думал мой друг, но лично я опасался, что мы будем заперты в высокотехнологической консервной банке.

«Ботаник» вопреки моим опасениям порадовал и размерами и отношением конструкторов к экипажу. Палуб на корабле было три. На первой размещались боевая, она же ходовая рубка, научные отделы и лаборатории. Вторую палубу занимали отсеки экипажа, все, что относилось к отдыху и досугу, медицинский отсек, хозблоки, ангар с «Клопом», он же шлюзовая камера, и всякое прочее. Третья палуба была занята исключительно «машинерией»: всем тем живым, квазиживым и совсем неживым, что двигало, обеспечивало и защищало корабль. Там же базировались запасы биомассы и накопители энергии. В общем, ходить туда без надобности не стоило, ибо там и без нас там было кому и чему обслуживать корабль. Прочие элементы корабля, относящиеся к боевой начинке, были расположены по всему кораблю. Эти отсеки могли перемещаться в различные положения в зависимости от конфигурации корабля. На каждой палубе имелась своя бригада охранно-ремонтных единиц, они задействовались в аварийных ситуациях или в случае возможного проникновения противника на борт корабля. В процессе ознакомления с кораблем нам попадались киборги различной формы, которая, скорее всего, зависела от функциональных способностей или обязанностей. Чаще всего встречались сияющие серебряными переливами веселенькие многоногие, а может, многорукие, паучки, иногда солидно проплывали обычные зеркальные капли «металла» различной формы и окраски, но больше всего меня умиляли серебряные шары сантиметров семьдесят в диаметре. Весил такой шар весьма немало и состоял, как говорила Светлана, частично из живой материи, по типу вольдов. Шар, собственно, и оказался базовым состоянием киборгов, которыми при необходимости принималась одна из заложенных в их память форм.

Как и «Клоп», «Ботаник» имел несколько возможных конфигураций. Боевая была самой оптимальной и предназначалась для боевых действий, планетарная оптимально подходила для посадки на планеты, исследовательская — соответственно изысканий, курьерская — для скоростного перемещения. Была у корабля и транспортная конфигурация, но на памяти Светланы ее ни разу не разворачивали, ибо перемещение больших грузов явно выходило за рамки задач разведчика. Время трансформации было значительно больше, нежели у «Клопа», доходило до двух-трёх часов в случае самой сложной курьерской конфигурации. Форма корабля соответственно зависела от конфигурации. В данный момент «Ботаник» был в боевом виде, и должен был иметь форму четырехсторонней пирамиды, которой по всей длинне усекли один из углов основания.

После окончания сканирования Александра начались наши совместные и сольные тренировки как в режиме полета на «Клопе», так и в режиме полета на «Ботанике». В процессе осовения навыков боя выяснилось в принципе давно известная истина, что даже думать удобно более короткими именами. Александр стал Санычем, Светлана — Светом, я — Сержем. Эти клички-прозвища перешли в нашу повседневную жизнь и со временем практически стали нашими первыми именами во всех даже не критических ситуациях.

По прошествии эйфории о новообретенной ноге, Саныч стал значительно более собран на тренировках. Светлана эту особенность сразу учла, перекроив ему график занятий. В симуляторах у меня все уже вполне сносно получалось, но я постоянно терялся, когда управлял реальным кораблем. Светлана на это сдержанно отвечала, что процесс идет нормальными темпами. Так что вынужденное мое отвлечение от тренировок для замены протеза на созревшую руку, мне показалось весьма уместным.

Наконец, настал и столь сильно ожидаемый моим другом день. На мой взгляд все прошло вполне буднично, потому что за прошедшее время я уже вполне привык к ходящему на двух «ногах» Санычу. Вернее будет сказать, я вообще не успел привыкнуть к нему одноногому. Отмечать, как положено, событие мы не стали, ограничившись «два по пол» пива.

Тренировки на симуляторах и реальной матчасти возобновились, как будто и не было перерыва, разве что Саныч стал регулярно появляться вместе со мной в небольшом спортзале на обязательную тренировку. Судя по всему, у Саныча дела шли немного лучше моих, потому что он даже по прошествии добрых двух недель после обретения новой ноги, находился в приподнятом настроении.

Постепенно, как и говорила Светлана, у меня появилась уверенность даже при управлении реальным кораблем. Как будто почувствовав это, наша фея тут же сменила тематику и режим тренировок. Мы с Санычем прошли некий ознакомительный курс по полному управлению кораблем в случае «выхода из строя» второго члена экипажа. Собственно, я уже пробовал в одиночку вести бой на «Ботанике». Теперь мы попробовали и ситуацию с управлением кораблем одним «стрелком». В режиме боя Саныч со Светланой смогли удержаться с приличными показателями до наступления глюков минут пять-семь. Без пилотской адаптации, к сожалению, его способности к пилотированию были весьма скромными, мои наверняка в управлении вооружениями еще скромнее. Я как-то спрашивал у Светланы про возможность прохождения второй адаптации по программе «стрелок». Тогда же получил полный и безоговорочный отказ. По Словам нашей новой подруги мой разум мог просто не выдержать такой процедуры. Даже одна адаптация, затрагивая глубинные потоки сознания, была сильным напряжением для сознания. Обычно смена специализации делалась только после полного снятия «старой», да и то после прошествия довольно значительного периода «свободного плавания» после удаления старой программы.

Тем временем «Клопа» еще четыре раза гоняли за пополнением запасов биомассы на всякие свалки планеты Земля уже в беспилотном режиме под присмотром Светланы. В конечном итоге забили «баки» под завязку.

Похоже, что мы с Санычем уже получили минимальные навыки для совершения несложного полета. Только вот наша заботливая хозяйка была далека от мысли, что полет будет простым и быстрым. Она очень сильно настаивала, что перед полетом нам еще стоило выбрать и интегрировать блоки специальных симбиотов, которые давали организму какие-то дополнительные функции, способности или усиливали уже имеющиеся. По простой и досупной теории Светланы, раз корабль разведчик проторчал без экипажа безумную прорву времени у Земли, то у него вполне есть несколько месяцев, чтобы хоть минимально подготовить экипаж к возможным боевым ситуациям. Так что в один прекрасный день нам пришлось снова взять перерывчик в тренировках. Различных симбитоных модулей совместимых с нашими организмами в запасе медицинского блока насчиталось более чем достаточно. Оказалось, что пока мы тренировались, медблок под присмотром нашей подруги успел адаптировать под человека все подходящие организмам гуманоидного типа блоки симбиотов, имеющиеся в его базе данных. Количество установленных симбиотов напрямую зависело от организма, в первую очередь от его адаптационных способностей. Мне решено было установить пока два модуля. Практически обязательным для пилотов был модуль, расширяющий память и увеличивающий пси способности. И вторым мой выбор пал модуль гравитационного контроля, позволяющий на практике насладться плодами телекинеза. По каким-то медицинским показаниям мне можно было впихнуть еще один или два каких-нибудь модуля, но Светлана сильно порекомендовала не спешить с этим до момента привыкания к первым обновкам.

Санычу было сконфигурировано гарантированных восемь модулей. Но сначала к установке, как и у меня, подлежали первые два. Не знаю, что Саныч планировал после первых двух, но и эти два без малого могли сделать его киношным суперменом.

Поскольку модули были живыми или как минимум квази-живыми, для их «довески» была необходима скорее подстройка и частичная перенастройка организма, касающаяся нервной деятельности и внутренней секреции организма, чем операция как таковая. Так моя конфигурация потянула почти на двое суток с постоперационной адаптацией в течение шести-двенадцати часов. Санычу было прописано трое суток и еще период адаптации в семь. Трудно стать терминатором.

Начали, как водится, с меня. Следующий без малого месяц прошел довольно однообразно. Пока я занимал медотсек, Саныч продолжал шлифовать навыки, потом наоборот. После получения симбиотов к нашим привычным уже тренировкам добавились специальные упражнения для освоения «обновок».

Благодаря первой из обновок мне стало легче держать «марку» космического поединка в одиночку. Теперь мне удавалось без глюков управлять «Ботаником» в бою с использованием всех систем до десяти минут. Светлана оценила результат, как неожиданный, но очень хороший. Такое время в решающей фазе боя могло решить многое. Психика землян оказалась немного странной. С одной стороны все тесты показывали, что, будучи более слабыми эмпатами, земляне обладали исключительно устойчивой психикой. С другой стороны в результате продолжающихся тестов постепенно накапливалась какая-то неопределенность, как будто система тестирования Содружества столкнулась с каким-то фактором или факторами, которые попросту были ей неизвестны.

Для интереса я запросил данные «прошлого» пилота «Ботаника». Его результат самостоятельного боя оказался максимум три минуты. Спустя приблизительно такое время психика пилота начинала сбоить, причем глюки наступали лавинообразно и в конце просто вышибали его из сознания. Соответственно, после такого «полного» режима он какое-то время вообще не мог пилотировать корабль. Кроме этой особенности довеска первого блока дала массу интересных эффектов, некоторые выявлялись только с течением времени. Правда, некоторые из них стали видны почти сразу. К примеру, мне стало значительно легче управлять внутренними системами корабля. По информации Светланы у меня появилось сопротивление пси воздействию. Такой вывод она сделала из того факта, что иногда при моем нежелании или плохом настроении достучаться по корабельной связи до меня стало иногда крайне трудно. Сказать что-либо про саму память я поначалу не смог бы. Или симбиот еще не вышел на штатную мощность, или работал как-то не правильно, а может, у меня просто не было возможности оценить эффект его работы. Пока его эффект проявляется только в момент пилотирования или слияния с системой корабля. Светлана ничего вразумительного, кроме того, что модуль функционирует не оптимально, сказать не смогла. Поскольку адаптация после процесса активации симбиота первые несколько дней были откровенно отвратительными, от предложенной перенастройки я сразу отказался. Постепенно же в процессе общих тренировок на этом фоне стали проступать кое-какие результаты, как будто симбиот все же опомнился или пробудился ото сна. Сначала мне стало казаться, но потом я точно убедился, что при определенном напряжении могу слышать бубнящие мысли Саныча. Правда, когда я его попросил подумать о чем-нибудь для проверки, все пропало, видимо Саныч как-то блокировал их. С другой стороны это мог быть результат обычного перенапряжения моей психики. Рассудив просто, что поживем — увидим, я выкинул проблему из головы, благо дел у нас в тот момент было по горло.

В противовес симбионту расширения памяти модуль гравитационного контроля работал штатно и прогнозируемо. Сказать честно, он просто привел меня в восторг. Это была какая-то сказка для взрослых. Все фокусы с гравитацией в локальном масштабе: левитация, к сожалению, очень и очень невысоко; удар гравитацией; гравитационный щит; гравитационный щуп; да работало, практически все, что можно придумать на эту тему. Вот только мощность моя была сильно умеренной, и сил это занятие отнимало жутко много. Я почему-то ярко запомнил именно первый свой опыт в освоении этого модуля, жрать после него хотелось, как коту с глистами. Зато я заметил, что если был подключен к креслу, то играться в эти игры можно было часами.

Чем там нашпиговали Саныча, я не очень-то интересовался, названия блоков не всегда говорят о том, что они дают. Сам он за них еще даже не брался, симбиоты еще не начали действовать. Для его «тяжелых» млодулей нужен был значительно более долгий период адаптации.

Как-то у меня возник вопрос, куда же это все мне запихнули. Я со всей тщательностью, но совершенно безрезультатно осмотрел себя. На мой взгляд, кроме первых изменений, возникших после полной наладки и доделки тела, ничего нового не обнаружилось. Светлана на мои опасения сказала, что сами модули зачастую формируются посредством самого организма, в который вводится сопрофитная форма живой или квази-живой инородной материи. В процессе «наладки» и сама форма иной жизни, и организм хозяина претерпевают ряд обоюдовыгодных изменений, приходя в конце процесса к согласию. Этим, в общем-то, и был вызван довольно долгий и не очень приятный процесс окончательной адаптации. В период адаптации мне приходилось каждый вечер проходить быстрое сканирование. Сканирование, зафиксировавшее окончание переходного периода, дало карту произошедших изменений, но сказать где часть изменившегося моего собственного организма, а где участи симбиота можно было только теоретически.

Все мои симбиоты оказались полностью живыми, а вот у Саныча практически все «подарки» оказались исключительно квази-живыми. Кроме прочих проблем их внедрение происходило вместе с сопутствующим депо необходимых для перестройки организма веществ, которые на момент начала активации сам организм производить просто не мог. Это-то и удивило меня, когда он вышел первый раз после внедрения из медотсека. Саныч тогда стал выглядеть каким-то гротескным качком. Его фигура стала слегка сутулой. По всей длине позвоночника у него наблюдалась довольно ощутимая выпуклость. Руки и ноги приобрели странный и не совсем человеческий вид. Форма головы стала немного другой, хоть и не выходила за рамки земных приличий. Да и ходил Саныч первое время как-то тяжело, будто бы боясь поломать все вокруг. Светлана говорила, что это из-за того, что симбиоты еще не действуют, а отладка находится в активной стадии. Когда все закончится и симбиоты «включатся», вид у Саныча станет практически таким же, как раньше, да и порхать он будет, как заправский балерун.

— Серега, а что за фигня эта эмпатия? — как-то спросил Саныч. — Светлана сказала, что у меня она есть. Я что немного экстрасенс?

— Саныч, я не специалист в этих делах, — попытался отделаться я. — Но в силу своих скромных познаний эмпатия — это из области чувств, а экстрасенсорика — это что-то всеобъемлющее, относящееся к необычным для «нормального» человека свойствам организма.

— Сергей, ты мозг-то мне не пудри, — бурчал Саныч. — я экстрасенс или нет?

— Саныч, для особо одаренных повторяю еще раз, — сказал я. — Я не являюсь специалистом в таких вопросах, спроси Светлану. Для упрощения скажем так. Экстрасенсорика — это, грубо говоря, физические свойства мозга или организма. Эмпатия — это психологическое понятие, то есть какое-то из свойств твоей психики.

— Нет, ну ты плетешь, Серега, — не унимался Саныч. — Психика к мозгам не относится что ли?

— Светлана! — взмолился я. — Поясни ты тугодуму разницу между невропатологом и психиатром!

— То, что я назвала «эмпатия», — отозвалась Светлана, — не совсем психологический термин земной науки психологии. Мне пришлось употребить наиболее близкий по смыслу термин языка, понятный вам. В употребляемом мной понятии, «эмпатия» — это термин, определяющий способность носителя разума (в случае человека — это мозг) и психики (то есть проявлений высшей мозговой деятельности) подчиниться, раствориться, объединиться с вселенной, ощутить ее желания, информационные потоки. Для простоты это — способность в нашем случае человека высказать вселенной свое желание, почувствовав, что она хотела бы сказать на него в ответ. Я все же не смогу точно описать, у земной науки пока нет таких понятий.

— Кто-нибудь может конкретно ответить на интересующий меня вопрос? — взмолился Саныч.

— Саныч, ты — не экстрасенс, — ответил я. — Ты — экстрасекс, специализирующийся на выставлении мозгов нормальным разумным.

— Саныч, твои экстрасенсорные способности в том смысле слова, какой в него вкладывают земляне, очень невелики, — ответила Светлана. — Психика землян очень устойчива, скорее всего, из-за этого и способности к «эмпатии» в моем понимании у землян весьма скромны.

— Светлана, прости за демагогию, но разве для пилота не важно чувствовать точку выхода в многомерности? — спросил я.

— Сергей, в случае пилота работает скорее критерий, который земными терминами можно назвать «интуиция», — ответила Светлана.

— Свет, «Содружество» звучит как-то сильно по-земному, оно действительно так переводится? — спросил я. — Раз уж у нас вечер вопросов и ответов, просвети, пожалуйста.

— Это самое простое и близкое по значениею земное понятие, — отозвалась Светлана. — Как я поняла, для вас в данный момент это большого значения не имеет. Хотите прослушать лекцию по правовому устройству структуры миров, которую я назвала «Содружеством»?

— Нет, спасибо! — взмолился Саныч. — Как-нибудь потом. Через месяц. Может, через год…

Поскольку мои симбы адаптировались раньше, то и тренировками по их боевому применению первым занялся опять же я. Тренером моим стала, естественно, Светлана, привлекая изредка в виде подручных средств одного-двух ремонтно-охранных юнита, которых мы с Санычем окрестили «киборги». Принципиально ничего непрогнозируемого лично для меня в таких тренировках не было. Особое же место отводилось тренировкам в условиях невесомости, пониженной и повышенной гравитации, как финальный аккорд стали случаться тренировки в условиях меняющейся гравитации. На мой удивленный вопрос, где же такие условия могут встречаться, Светлана дала лаконичный ответ: «На гибнущем корабле». По ходу дела Светлана предложила заняться программой рукопашного боя. Начали мы практически с самых азов, но при этом среди моих будущих спарринг партнеров планировались далеко не одни только гуманоиды. Вопреки моему интересу и желанию, занятия шли тяжело. Большим подспорьем оказалась голограмма, которую создавала Светлана. Зачастую, изучая какое-то новое движения, я втискивался в построенную голограмму и пытался воспроизвести его вместе с ней, потом просматривая получившийся результат. И хоть успехов было не слишком много, занятия мне нравились. Наверное, я в такие моменты чувствовал некою свою причастность к кагорте крутых мужиков. Как-то, наблюдая за мной, Светлана сделала вывод: «Толку мало, хотя поможет самостоятельно поддерживать физическую форму». Позднее я узнал у Светланы, что форму киборга можно легко изменить. Так у меня появился спарринг партнер, которым стал «перегнутый» то в иноземь махровую, то в более-менее привычного гуманоида корабельный киборг. Занятия стали значительно интереснее, и даже услышав от Светланы про бестолковость мероприятия, я его не бросил. Мне просто было приятно иногда поразмяться, вновь ощущая свое переделанное тело.

Поход к базе было решено начать через тридцать дней после вступления в силу всех симбов Саныча. Месяц на тренировку во владении симбами, конечно, немного, но азы постичь хватит. Совершенства же в этом, как и в другом деле можно искать всю оставшуюся жизнь. За это время, прошедшее в основном в тренировках мы несколько раз посещали Землю и в частности родной город Саныча. Посещения эти ничего особенно приятного, к слову говоря, не принесли и были нужны нам, как некие выходные дни, дававшие скорее моральный отдых. Ни я, ни Саныч не покидали Землю надолго, но лично у меня где-то глубоко в душе уже проклевывался легкий холодок по поводу предстоящего путешествия в глубины космической пустоты. Это был не страх, а некое предчувствие долгого расставания.

По информации Светланы баз КСС в нашем рукаве галактики было мало, ближайшая находилась в системе звезды с кучей букв и цифр, запомнить я их мог легко, но толку в этом никакого не было. Со Светланой мы сразу договорились не путаться с земными названиями созвездий, тем более, что с Земли все видно подругому, нежели из центра. База имела регистрационный номер КСС-158942-ИФ-«Берт», для нас просто «Берт». Наша новая подруга сказала, что это малая исследовательская станция, но на ней может быть связь с «центром». В этом случае информация будет доставлена, и на подтверждение полномочий много времени не уйдет. Расстояние до станции исчислялось так же в специфических мерах — 9,8 МББ.

МББ расшифровывалось как многомерный бросок «Блазза». Было названо в честь первого перехода через многомерность корабля «Блазз». Единица измерения как раз имела величину первого броска через многомерность. Параметры многомерности, по которым был совершен тот первый переход, были на тот момент признаны универсальными и единственно возможными для бросков на заре полетов. Совокупность тех параметров была названа «гиперпространством». Позднее были открыты организмы, дающие возможность кроить многомерность как угодно разуму. В приблизительном переводе на привычные для землян понятия, один МББ был равен примерно 1,7 светового года.

Следующей по удаленности была большая исследовательская станция КСС-БИС-18552-ГК-«Зульсс», удаленность от «Берты» составляла 4,3 МББ. Дальше находилась первая военная база с полным набором фаршировки ОБ-КСС-58933, название переводилось на мой родной язык как «Эталон — 12». Расстояние от «Зульсса» указывалось в 5,2 МББ.

Итак, «Берт» — «Зульсс» — «Эталон-12», по мнению Светланы, последнюю разрушить было чрезвычайно сложно. Дальше загадывать мы просто не стали. По словам нашей временной наставницы даже успешное достижение любой из указанных баз и связь с центральными мирами могло считаться удачным окончанием нашей миссии. На мой вопрос, почему сразу не пойти к «Эталон-12» Светлана сказала, что это нецелесообразно даже не столько ввиду большого расстояния, сколько из-за неудобства самого прыжка. Дистанции между «Берт» — «Зульсс» — «Эталон-12» были равны одному прыжку через разные, но хорошо просчитанные и часто употребляемые слои многомерности. Путь к «Берт» от нас можно было легко рассчитать в один прыжок и вычислить подходящую многомерность с погрешностью выхода из нее в пределах хода межзвездных двигателей. К сожалению, для счисления нужны не столько способности МИ к вычислениям, сколько интуиция пилота. Имеющийся же в данный момент на борту пилот имел нулевую практику в такого рода делах. По этой причине Светлана считала, что нам стоило совершить два прыжка, по легким слоям многомерности для приобретения опыта и возможностью точно скорректироваться.

Время прохода многомерности, как правило, оказывалось не столь велико, как время прохода межзвездного расстояния реального пространства в случае неверного прыжка. Совершение же малого прыжка через многомерность было задачей тоже не из легких, сравнимой по сложности с супер-дальним прыжком, погрешность такого прыжка зачастую могла быть большей, чем предполагаемое расстояние. Так что при всем желании сделать многомерный прыжок в пределах одной звездной системы, к примеру, от планеты к планете было невозможно.

После нашего первого серьезного совещания было решено, что перед уходом нужно найти корабль вольдов. Как минимум стоило узнать, в каком он находится состоянии. Как максимум — попытаться уничтожить его, если он не способен оказать должного сопротивления.