Скоро глаза привыкли к темноте, и мы смогли лучше ориентироваться. Пещера была небольшой. За пятнадцать минут мы с Эдом обошли ее полностью. Но ничего. Никакого выхода. Просто пещера.
— И что это? — вздохнула я, — нас просто съели?
Эд рассмеялся. Его смех отозвался жутковатым эхом. Словно над нами хохочут еще и стены.
— Я знаю, что голова на нашей стороне, — сказал Эд, — просто она не могла обойти правила.
— Хорошо. Что с того?
— А то, что выход точно есть. Просто мы его не видим. Может ищем не так?
— Хорошо, как надо.
Эд встал за мной, закрыл мои глаза своими ладонями. Я улыбнулась. Эд любил так делать, а я скучала.
— Представь, — сказал он мне на ухо, — представь, что ты всемогущая голова, которая все видит и все знает. Представь, что ты следишь за всем миром и знаешь нас с тобой лучше, чем мы сами.
— Попробую, — шепнула я, — я попробую представить.
— Ты знаешь все людские пороки, ты мудрее всех на свете, и ты где-то сделал выход… как этот выход откроется?
— Да! — я повернулась на Эда, скидывая его руки, — я бы придумала загадку. Загадку на стене или еще где-нибудь. Так, чтобы надо было сказать верный ответ, и дверь бы открылась.
Эд покачал головой.
— Ладно, звучит разумно…
— Голова! — крикнул он, — голова, мы готовы отгадать твою загадку!
Голова загудела.
— Маленький и глупый, стоит на четырех ногах, думает сердцем. Кто это? — послышалось со всех сторон.
Думает сердцем, четыре ноги…
— Ребенок? — предположила я.
— Верно, — прогремела голова.
Мы с Эдом снова переглянулись. Обшарили стены пещеры.
— И где дверь? Ты открыл дверь? — крикнул Эд.
— С чего бы мне открывать дверь? — хохотнула голова, — вы хотели загадку, загадку и получили.
Мы с Эдом смотрели друг на друга. Оба обиженные, оба обманутые, оба запутавшиеся.
— Ладно, пусть не загадка, — наконец выдохнула я, — давай попробуем по-другому.
Теперь я встала позади Эда. Закрыла ему глаза. Он тронул мою руку своей. Я чуть заметно улыбнулась.
— Эд, представь, что ты говорящая голова с отменным чувством юмора, желающая нам помочь, знающая все на свете, где бы ты сделала выход?
— Говоришь, чувство юмора… знаю, все на свете, и хочу помочь. Это должно быть что-то связанное с нами. Нам с тобой близкое. Возможно, мы уже сталкивались с этим. Донна, с чем мы с тобой сталкивались? Что нас связывает?
— Эд, думаю, тут дело в другом, — сказала Донна, — может, нам дернуть за какой-нибудь рычаг и дверь отворится? Может надо капнуть своей крови, не знаю…
— Капля крови? — рассмеялась голова, — не думала, что у вас так много крови осталось!
— Нет, не кровь, — покачал головой Эд, — нас связывает болото истины. Может, нам надо сказать какую-то правду?
— Какую?
— Любую, открыть секреты! Что-нибудь, что мы друг о друге не знаем.
— Спрашивай, отвечу все, — сказала я, — спрашивай, что тебе интересно?
— Какие твои любимые цветы?
Я рассмеялась от неожиданности.
— Так какие?
— Васильки.
Эд провел ладонью по моей щеке.
— Васильки, — повторил он.
— Да… полевые цветы… люблю полевые цветы.
— Твой вопрос, отвечу все.
Я хотела знать все, о его детстве, о его друзьях, о его увлечениях и мечтах… но в тот момент с языка сорвалось другое.
— Расскажи о своей маме, — попросила я.
— Я был маленьким, когда она умерла, — негромко сказал Эд, — но у нее был потрясающий голос и она пела колыбельную. Знаешь, у нас было много слуг, но мама сама укладывала меня спать. А еще она тоже любила васильки, а еще ромашки. Она много улыбалась и говорила, что думает. И она умела любить.
Я прижалась лбом к его лбу.
— Очаровательно, но бесполезно, — послышался голос головы, — не знаю, на что вы рассчитывали, обмениваясь секретами, но никакие потайные двери это вам не откроет.
Мы решили снова осмотреть стены. Быть может, мы пропустили подсказку, трещину, что угодно. Потом осмотрели землю. Ничего. Потом я залезла Эду на плечи, и осмотрела все сверху. Никаких зацепок.
— Голова хочет нам помочь, — повторял Эд, — помочь…
— Ты все еще в этом уверен?
— Уверен. Полностью уверен. Я чувствую, мы должны что-то сделать. Мы же ненастоящие. Здесь все ненастоящее.
— Да, мы с тобой лишь души.
— Души, — повторил Эд, — а души же свободны, мы должны освободиться, забыться… все что угодно.
— Танец! — воскликнула я.
— Танец?
— Он стирает все границы…
Эд задумался.
— Ну давай попробуем.
Мы встали рядом. Я положила руку ему на плечо, Эд мне на спину.
— Танцы?! — послышался смех головы, — я вам даже музыку найду!
И заиграла музыка. Очень красивая музыка. Самая красивая на свете. Нежная и быстрая. Мы одновременно улыбнулись друг другу и начали. Сначала медленно, точно вспоминая забытые движения, потом быстрее. Раз-два-три, раз-два-три, раз… И мы закружились в вальсе. Кружились по всей пещере, уносимые в другую реальность. Мы чувствовали, как пещера исчезла, исчезло все, весь мир. Были лишь мы. В невесомости. В полете. Я смотрела на Эда, и видела лишь его. Его хитрые глаза, его улыбку, его кудри, падающие на лоб. И я знала, что Эд видит только меня. Пещера исчезла, но мы даже не обратили на это внимание. Мы парили. Мы жили этим танцем. А потом все резко закончилось.
— Донна! Очнись же!
— Донна!
— Очнись, не думай умирать!
— Просыпайся!
Я резко села. Голова стучала. Осмотрелась. Перед глазами мельтешили Юлий и Гнея.
— Живая, — выдохнула Гнея, — мальчишка, прибить тебя надо за такие эксперименты.
— Вы вообще знаете, кто я такой? Прибить, как же. Я не виноват.
— Эд, — прошептала я, — Эд!
Я повернулась на него и Эд как раз сел. Живой. Очнулся. Я не верила своим глазам. Получилось! Получилось. Эд положил свои руки мне на плечи, сжал.
— Эд, очнулся! — я бросилась к нему с объятиями, — получилось! Получилось.
— Получилось, — повторил он отстраненно.
Потом отодвинул меня от себя. Всмотрелся. Всмотрелся так, словно не узнал.
— Эд? — забеспокоилась я.
— Кто такой Эд?
— Это ты.
— Нет, это не я.
Я села на край кровати. Сглотнула. К горлу подступал ком. Нет, пожалуйста, нет. Эд еще некоторое время смотрел на меня, а потом с ухмылкой спросил:
— А ты кто такая?