Дворец

Рассказ второй

Дождавшись позволения, Фа Вейшенг вошел в покои Джин Фу. Торговец, как обычно, сидел возле низенького столика, обложенный бумагами, рядом с ним хлопотала его жена: зачитывала вслух отрывки и откладывала в корзину ненужные свитки.

— Мастер, прошу присаживайтесь! — радушно воскликнул торговец. — Вам не обязательно каждый раз оповещать о своем приходе. Можете приходить в любое время.

— Благодарю за любезность, — кивнул Фа и церемонно опустился на предложенную подушку. — Ваш подчиненный интересуется, когда господин Джин будет располагать свободным временем и сможет исполнить одно из условий договора.

Торговец отложил свиток и с любопытством взглянул на Мастера.

— О каком именно условии идет речь?

— Волна двухвостой прошла. На судебном процессе мое присутствие не требуется. Потому я прошу позволения уехать в лесную деревню, откуда были привезены записи.

На мгновение Джин Фу растерялся, а потом вспомнил, какую деревню имеет в виду Мастер.

— Разумеется. Только, боюсь, вам придется потратить немало времени на дорогу, так как на летуне туда добраться невозможно. Впрочем, вы можете долететь до Цай Хонг Ши, а оттуда доедете до деревни. Кроме того, в городе сможете взять проводника и охрану. Да, так будет лучше всего.

— Благодарю. С вашего позволения я бы хотел отправиться как можно скорее.

Джин Фу взглянул на жену. Та вытащила из мешочка маленькую толстую книжечку, полистала ее и сказала:

— Через два дня. Завтра вернется летун из Цай Хонг Ши. День на восстановление, и можно будет отправлять обратно.

Мастер поклонился торговцу, госпоже Роу и покинул их дом.

Чем дальше, тем больше Фа Вейшенг злился. Но злился он не на Джин, а на самого себя.

После подписания договора торговец честно выполнял свои обязательства. Выделил небольшое поместье за пределами Киньяна, привел два десятка человек, из которых Фа выбрал троих и начал их обучать начертанию. Джин Фу потратил немало на защиту Черного района, хотя это можно рассматривать как выгодное вложение денег, если суд будет выигран. Торговец закупал Ки для Вейшенга, доставал нужные ингредиенты и даже не торопил с новыми разработками. Словом, несмотря на низкородность и презренную профессию, Джин Фу вел себя вполне достойно. И это еще больше злило Мастера.

С каким удовольствием бы он разорвал договор! Зачем он влез в эту кабалу? Ради пятисот бесполезных жителей Черного района? Ради сохранения своего имени в секрете? Ради белобрысого мальчишки, который с таким восхищением смотрел на него?

Фа Вейшенг некогда повелевал армиями, был вхож в императорский дворец и влиял на политику целой страны. И какой страны! Уж получше Коронованного Журавля! А теперь он вынужден обучать людей для обычного торговца и создавать амулеты на продажу.

После отражения волны Мастер часто впадал в беспричинный гнев, и тогда слуги и так называемые ученики прятались по углам, чтоб не попасть ему под горячую руку. Впрочем, с самим торговцем Фа старался разговаривать предельно церемонно. Этикет помогал держать себя в руках.

Нужно было найти какую-то цель. Что-то, ради чего Фа Вейшенг согласился бы доработать до конца договора. Что-то, что помогло бы ему продержаться еще восемь лет… С другой стороны, разорви Джин Фу сейчас договор, куда бы пошел Фа? Чем бы занялся? Война? Новые интриги? Предложил свои услуги императору Журавля? Зачем? Ведь Фа не ради кого было стараться, а его прежние цели и стремления были похоронены в заброшенном поместье.

Цай Хонг Ши встретил Мастера оживленным гулом. Хотя судебный процесс еще не был запущен, торговый дом «Золотое небо» не стеснялся чувствовать себя в Черном районе, как дома. Отстраивал склады, восстанавливал дома, выравнивал дороги. По улицам деловито сновали люди. Женщин и детей было немного, все местные, еще со времен Мастера. Зато мужчин — видимо-невидимо. Они строили, ремонтировали, разгружали и загружали телеги, охотились, тренировались на лесных тропах, работали в поле и даже готовили пищу.

Все пространство между лесом и городской стеной было распахано, засеяно и отгорожено плетеным заборчиком, который не столько спасал от любопытных зверей, сколько показывал, пробрался ли в посевы кто-то достаточно крупный и сильный.

Остальные районы по прежнему старались делать вид, что не знают об изменениях в Черном районе, но Джин Фу рассказывал, что контрабандисты периодически протаскивают целые семьи из Серого и Синего районов. Хотя проще всего было выйти из Цай Хонг Ши через западные или восточные ворота, обогнуть город и зайти в Черный район через южные. Но люди слишком боялись леса.

Когда Мастер сошел с летуна и вышел из загона, его тут же заметили ребятишки и с восторгом побежали за ним. Набрасываться с объятиями, конечно, не стали, но следовать за Мастером с горящими глазенками им никто не мог помешать. Местные жители низко кланялись и провожали его взглядами.

Фа Вейшенг заглянул в дом Ци Лонгвея, который выполнял обязанности управляющего от «Золотого неба», сообщил о цели своего приезда, уточнил о времени отправления ближайшего каравана в сторону Киньяна. А затем пошел в дом семьи Ао.

Дверь ему открыла их дочь, Минь. Увидела Мастера, ахнула, раскраснелась и лишь после оклика матери пригласила его в дом.

Они как раз собирались за стол и пригласили Мастера отобедать вместе с ними. Тот не стал отказываться.

После обмена любезностями Фа сказал:

— Я приехал в Цай Хонг Ши по важному делу, и оно касается вас. Знаю, что вы много пережили за последние годы, потому пойму, если вы откажете.

Мать и отец Ао глянули на Минь. Та сидела пунцовая, опустив глаза в пол. Мастер заметил их взгляд.

— Да, ваша дочь очень помогала мне в прошлом. И я благодарен ей за хлопоты и внимательность. Она явно станет хорошей хозяйкой и замечательной женой.

Минь перестала дышать.

— Поэтому мне даже неловко просить вас об одолжении…

Ао Фен, отец, нахмурился.

— Я прошу вас не стесняться и сказать всё, что у вас на сердце. Господин Мастер так много сделал для нашей семьи, что мы не посмеем отплатить неблагодарностью.

Фа Вейшенг помнил, как отреагировала чета Ао, когда их попросили выйти за пределы Черного района. За несколько дней Лес нагнал на них такого страху, что они готовы были умереть, только бы не выходить наружу. И волна двухвостой вряд ли поспособствовала их успокоению.

— И все же я не хотел, чтобы кто-то из вас принуждал себя только из-за благодарности. Поэтому могу лишь просить…

Ао Шу не выдержала и перебила Мастера:

— Уважаемый господин. Говорите все, как есть. И если у вас есть какие-то сомнения, выскажите их прямо. Хоть мы люди простые, из деревни, но и у нас есть понятие о чести. Нынче тут вон сколько парней ходит. А уж сколько их бегало за нашей Минь! И свататься ходили, подарки носили, замуж просили, но наша Минь ни на кого не смотрела, ни с кем не гуляла. И мы ее неволить не стали.

Вейшенг замолчал, не понимая, к чему Ао Шу заговорила об этом. Может, она хотела, чтобы Мастер помог найти ее дочери хорошего мужа? Или у них уже был на примете подходящий человек, но Ао из-за низкого происхождения и бедности боялись к нему подойти? Свахи, наверное, еще в Черном районе не появились.

— Я не силен в данном вопросе. Но считаю, что мужа должны подбирать родители. Только взрослые умудренные опытом люди могут правильно оценить качества человека и его семью. К тому же, вы заботитесь о своей дочери и не станете гнаться за богатством или благородством во вред Минь.

— Вот правильно вы говорите. Очень правильно, — улыбнулась Ао Шу.

— И если нужна моя помощь, я постараюсь сделать все, что в моих силах, — договорил Мастер.

Теперь растерялись старшие Ао.

— Но, господин, — робко сказала Ао Шу, — разве вы пришли не для того, чтобы посвататься к нашей Минь?

— Я? — искренне удивился Мастер.

После смерти жены и сына он никогда не смотрел на женщину, как мужчина. Даже мысли такой у него не проскальзывало. Услужливость Минь Мастер всегда воспринимал как должное. Так же, как исполнительность Хион У или помощь малышки Пинь.

Минь вскочила и выбежала из дома, закрыв лицо ладонями.

Ао Фен протянул:

— Вот так вот… Наговорили мы тут глупостей. Думали, что вы из-за Минь вернулись сюда. Прошу простить наши дерзновенные мысли. Испереживались мы из-за дочери. Смотреть тяжело, как она тоскует. Так у вас была просьба. Прошу вас, расскажите.

Не сразу смог Мастер собраться с мыслями и вспомнить, о чем он хотел сказать.

— Мне нужно попасть в деревню, откуда вы родом. И кто лучше исконных жителей сможет отыскать дорогу туда? Я обеспечу вам полную безопасность, об этом можете не волноваться.

И Ао Фен, и Ао Шу побледнели, лица — как дорогая бумага с темными кляксами-глазами.

— Вы уж простите нас, господин, — только и сказал отец.

По дороге к Ци Лонгвею Мастер одновременно думал о двух вещах. Первое — ему нужен проводник. Джин Фу говорил, что попал в ту деревню с караваном. Кто-нибудь из торговцев или охранников может находиться сейчас и в Цай Хонг Ши. С Ао было бы проще. Они все-таки прожили там всю жизнь, смогут подсказать, что там и где, может, расскажут истории о своих предках. А вторая мысль была о Минь. Как ни странно, Фа Вейшенг не разозлился на их ошибку. В конце концов, сам Фа родился в простой семье, мать всегда напоминала ему о его происхождении, чтобы дворцовая милость не вскружила сыну голову. Да и первая жена у него была не из самых родовитых. Первая жена? Вейшенг остановился посередине улицы. Первая жена? Единственная жена. Киую. Как давно он не вспоминал ее имя?

— Уважаемый Мастер! Господин! Мастер! — пронзительный голос вывел его из раздумий.

Перед ним стоял мальчик… Или девочка в мужском платье? С мужской же прической, круглым лицом и обветренными губами.

— Пинь, — кивнул Фа.

С последней встречи прошло всего несколько месяцев, а она так подросла и окрепла. А его сыну Цзихао сейчас бы было шесть, он уже прошел бы церемонию именования, и чиновник в красно-желтых одеждах определил бы его талант.

— Вы куда? К дядьке Ци? А я вашего летуна накормила. Замучали вы его совсем. Он еле-еле полведра съел. Ну ничего, я к вечеру еще раз его навещу. А сейчас пойду опять этих шалопаев по тропам водить. Жаль, что вы уехали. Обещали меня до шестой довести, а сами уехали. Проводить вас к дяде Ци? Или вы знаете, где он живет?

Мастер с трудом сдерживал слезы. Наверное, Цзихао бы подружился с Пинь. Они бы вместе изучали тропы, бегали смотреть на летунов и придумывали бы проказы.

— Я… я знаю, — прокашлявшись, ответил Фа.

— Ну тогда я побегу.

И умчалась в сторону ворот.

Ци Лонгвей задумчиво потер небритую щеку.

— Отказались? Ну оно и понятно. А с другими проводниками, боюсь, неувязка. В тот караван господин Джин взял, в основном, самых доверенных людей, и сейчас они рядом с ним. Взять того же Бай Чонгана!

Мастер кивнул. С Добряком он был знаком лично.

— Господин Джин полгода торговал с той деревней. Потом их староста сказал, что больше не хочет иметь с нами дела. Скорее всего, потому что их молодежь очень уж полюбила истории о внешнем мире. Знаете, как караванщики любят молоть языком? Им только дай волю, и они днем и ночью будут рассказывать про битвы с драконами да про неземные богатства. А парням много ли надо? Господин Джин не стал настаивать, да и не до того ему было. Так что сейчас там никого из наших нет. Я поспрашиваю, может, кто из ребят заезжал туда.

— Благодарю, — церемонно поклонился Мастер.

Ци, как и многие в Черном районе, обходился без слуг, так что не мог угостить гостя как следует. Разве что вскипятил воду да заварил крепкий травяной настой. И когда напитка оставалось в чашках на один глоток, в дверь нетерпеливо постучали.

— Входите, — крикнул Ци, не желая вставать с лавки.

В дом вошла Ао Минь, поклонилась и выпалила:

— Я согласна. Я отведу вас в деревню!

Выехали лишь через десять дней, и то Ци Лонгвей ускорил отправку очередного каравана в Киньян ради Мастера. Товаров было немного, караван затеяли не ради них. Из Цай Хонг Ши вышли обученные охранники, подготовленные к лесу, Равнинному морю и разбойникам. И каждый из них знал, что все предыдущие проверки ничего не стоили по сравнению с той, что будет сейчас. Целый месяц они будут идти через орды животных, насекомых, сталкиваться с драконами, злобными летунами и ужасающими зубастыми ямами. В них будут со всех сторон лететь стрелы, из-за кустов будут выпрыгивать вооруженные цепами отщепенцы или, того хуже, выходцы из диких сект. Полгода им рассказывали про ужасы безлюдных земель, они сами встретили волну двухвостой. И теперь они считали, что стоит им отойти от городской стены на день-два, как будет примерно то же самое. И присутствие в караване симпатичной девушки, за которой они не раз пытались приударить, никак не облегчало им жизнь.

Ао Минь выглядела спокойной. Она сидела в одной из повозок и не обращала внимания на шуточки окружающих ее парней. И Мастер понимал, что она так спокойна не потому, что больше не страшилась леса. Минь все еще дико боялась бабочек, лупоглазов и змей. Нет, дело в том, что Мастер пообещал, что защитит, а она в слове Мастера не сомневалась.

Такое доверие пугало Фа Вейшенга. Он опутал девушку массивами, дал защитный амулет и постоянно приглядывал за ней.

Так же ему доверяла некогда Киую, так же доверял сын, родители, учитель начертания. Даже принц, к кому юный Вейшенг был приставлен другом, безоговорочно верил ему. И чем это закончилось? Он своими собственными руками убил всех. Разве что принц Гуоджи выжил, хоть и умер как наследник.

Разве стоит он доверия? Стоит этих ласковых взглядов со стороны девушки? И почему он раньше их не замечал?

Порой в Фа вспыхивал гнев. Неужто эта неграмотная простолюдинка всерьез надеялась на внимание самого Фа Вейшенга? Замахнулась горлица на орла! Грубоватые охранники — самое большее, на что она может рассчитывать. Вон как они вглядываются в чащу, ждут нападения какого-нибудь зверя, чтобы покрасоваться перед ней своими воинскими умениями.

Вот только никто из кустов выскакивать не спешил. Мастер не думал, что караван вообще столкнется с какой-либо опасностью. Волна двухвостой изрядно проредила живность в местных лесах.

День за днем Мастер трясся в седле лупоглаза, смотрел на Ао Минь и думал-думал-думал. И в голове

одно за другим всплывали давно запрятанные воспоминания. Как отец держал за руку маленького Фа на церемонии именования. Первый урок с учителем начертания. Показная строгость мамы и вечерние шумные игры с отцом. Киую вся в поту отворачивается от Фа, чтобы он не увидел ее некрасивой. Как Фа положил ей руку на живот и впервые ощутил слабый удар изнутри. Пяточка его сына. Как Цзихао в крошечном халате, точь-в-точь как у отца, сделал несколько неуверенных шажков, и как Киую радостно захлопала в ладоши. Как стремительно уходила энергия из огромного кристалла, и Фа своими глазами видел, как гаснут голубые огоньки в деревне. Один за другим. Один за другим.

— Господин? — испуганно окликнула его Ао Минь, когда лупоглаз поравнялся с повозкой. — Вам плохо?

Плохо ли ему? Фа Вейшенг едва удержался от того, чтобы не ударить девушку. Наотмашь. Со всей силы. Чтобы она слетела с повозки. Чтобы лупоглазы вдавили ее мягкое тело в сухую вытоптанную землю. Чтобы ее тонкие кости захрустели под колесами.

— Вы плачете?

Мастер коснулся лица и только тогда почувствовал влагу. Он отвернулся, подстегнул лупоглаза и умчался в начало каравана.

И сны. К нему вернулись сны. Можно ли их назвать кошмарами? Там никто не мучал Вейшенга, не бегал за ним с копьем или не вытягивал из него Ки. Но каждый раз Фа просыпался от мучительного страха и потом долго лежал с открытыми глазами.

Он уже не был уверен, что хочет попасть в лесную деревню.

— Господин, вот здесь! — окликнула Мастера Ао Минь.

Фа оглянулся. Лес. Такой же, как и десятки ли назад. Такой же, как будет десятки ли после.

Минь спрыгнула с повозки, закинула на плечи плоскую плетеную коробку и вопросительно посмотрела на Мастера. В коробку семья Ао положила подарки для жителей деревни, только самое необходимое и полезное.

Фа кивнул караванщику, слез с лупоглаза, взял его за повод и сошел с дороги. Минь последовала за ним, как и подобает женщине: позади слева. Но так было идти неудобно. Вейшенгу все время приходилось оглядываться, чтобы убедиться, что он идет в нужную сторону, и позади нет никакой опасности.

— Иди рядом, — сказал он.

Девушка шла уверенно, порой останавливалась, чтобы прикоснуться к одному или другому дереву, часто смотрела наверх, высматривая то ли птичек, то ли животных, даже что-то напевала себе под нос.

А вот Фа чувствовал себя с каждым шагом все хуже. Он вдруг подумал, что сейчас наедине с Минь. Вокруг ни души.

И откуда взялись дурные мысли? Раньше, в Черном районе, к нему приходили женщины. И старые, и молодые. Они думали, что если предложат себя, то Мастер возьмет их под особую опеку. Вот только что он мог предложить? Только то же, что и всем остальным — грубую пищу, простую одежду, дрова и лечение. Кроме того, ему не нужны были женщины. Все мужское умерло в нем тогда, пять лет назад. Фа даже думал, что через отшельничество, самоотречение и аскетизм поднялся на более высокий уровень сознания, отрекся от телесного и приблизился к небесному.

Тогда что творилось с ним сейчас? Почему становится тяжелее дышать от одного взгляда на узенькие плечики и тонкую шею? Несколько месяцев эта девушка сновала в его доме, украшала одежду, приносила еду, прибиралась. Сколько раз они оставались наедине? И ни разу он не задумывался о ней как-то иначе.

— Смотрите! Древолаз! Первый за всю дорогу, — сказала Минь, коснувшись пальцами руки Мастера.

Он остановился. Сделал два глубоких вдоха. Набросил повод на ближайший куст. Шагнул к девушке. Посмотрел ей в глаза. А ее глаза светились безграничным доверием и обожанием. И у Фа Вейшенга снесло последние барьеры…

Потом Фа долго стоял в стороне, отвернувшись, пока она завязывала бесконечные пояски, поправляла нижний халат, отряхивала от травы и жучков верхний, пока расплетала и снова заплетала волосы.

Стоял и не знал, как поступить. Он обещал защиту семье Ао, если те помогут. И сам же навредил. Минь, конечно, все еще может выйти замуж, только вряд ли уже первой женой. Наложницей разве что. Впрочем, он сам может ее взять в наложницы. Почему бы и нет? Она вполне миловидна, скромна, умеет вести хозяйство. Дети от нее, конечно, будут не особо талантливы, но всегда можно сделать так, чтобы она не рожала.

И от этих рассудительных мыслей становилось еще хуже. Потому что ими Фа лишь прикрывал мерзость своего поступка. Не по отношению к самой девушке. Сколько таких у него было в прошлом? По отношению к подопечной из Черного района. К человеку, который ему доверился. И при всём при этом Фа понимал, что в любой момент это может повториться.

Он потерял над собой контроль. И если Фа посмотрит ей в глаза, что он увидит сейчас?

— Господин, я готова, — услышал он тихий голос Минь. — Деревня уже близко.

Они прошли совсем немного, и Мастер увидел массивы. Единственное, что он успел подумать: «Если бы я подождал еще чуть-чуть, то Минь бы оказалась в безопасности». Один взгляд на голубоватые плетения вымел из его головы все посторонние мысли.

И с каждым шагом массивов становилось все больше и больше. Все гуще они заполоняли землю и сам воздух. Многие элементы Мастеру были знакомы. Да. Это были те же конструкции, которые он чертил тогда в своем поместье.

Вскоре он уже не мог различить ничего, кроме печатей. И Минь несколько раз окликала Мастера, чтобы тот не врезался в дерево. Наконец она не выдержала и вцепилась в его рукав.

— У вас что-то с глазами? Или вы задумались? Я поведу.

И ни слова про то, что между ними только что произошло. Поняла ли она сама, что это было?

Усилием воли Мастер убрал магическое зрение, выдернул руку и, старательно смягчив тон, сказал:

— Не нужно.

По плетениям он уже понял, где находится деревня, и решительно зашагал в ту сторону.

Вскоре показались бедные неказистые домишки, вокруг которых сновали мужчины, женщины, дети. Они выглядели вполне сытыми, здоровыми и довольными жизнью. Мастер знал, что местные не особо талантливы, но не ожидал, что тут всё настолько плохо с магией. Впрочем, Джин Фу говорил, что в деревне не верят в существование магии.

— Тетушка Ли! Тетушка Ли! — воскликнула Ао Минь и побежала к ближайшему домику. — Вы узнаете меня? Это я, Ао Минь!

Женщина подняла глаза, всплеснула руками и с воплями убежала в дом. На шум сбежались люди. Они с ужасом глядели на приближающуюся пару.

— Дядюшка Ли! Дядюшка Мэ! Сестренка Шуанг! Это я, Ао Минь.

Кто-то поднял камень, кто-то подхватил топор, кто отломил палку… Минь спряталась за спину Мастера. Фа лишь усмехнулся. Она не понимала действие массивов и не знала, что этим способом ее защиту не пробить. Фа даже не потянулся за оружием.

— Я посланник Джин Фу. Торговый дом «Золотое небо». Меня называют Мастером.

— Мое имя Сяо Яо, и я не стыжусь сказать имя своего рода, — из толпы вышел седоусый коротышка. — И у нас нет общих дел с чужеземцами.

— Из рода остался только я, потому мое имя не так важно. Мне не интересны торговые дела. Я хочу пожить здесь немного и изучить деяния вашего предка.

— Ты чужеземец. Тебя не оберегают твои предки. Ты здесь умрешь, а обвинят нас. И эта девица рядом с тобой — она больше не под защитой рода.

— Моих сил хватит для защиты обоих. Ты разрешишь остаться в деревне?

Сяо Яо внимательно посмотрел на Мастера, сощурив глаз и покрутив длинный ус. Потом глянул на Ао Минь.

— Оставайтесь. Только ночлег себе ищите сами.

— Можно пойти в наш старый дом, — тихо сказала Минь. — Если в нем никто не живет.

— Никто, — буркнул староста. — Кто будет жить в проклятом доме?

Крестьяне пропустили этих двоих, хоть Минь и поеживалась от взглядов и еле слышных слов своих бывших соседей.

За год дом не успел обветшать. Разве что крыша подрастрепалась да утварь пропала. Жители деревни вынесли все, что представляло хоть какую-то ценность. Только стены с каном и остались. Ни одеял, ни деревянных плошек, вырезанных отцом Ао собственноручно, ни маминых вышивок. Минь всхлипнула от вида ободранных стен и запущенности дома, но сразу же взяла себя в руки и принялась обустраиваться. Нарвала ветки, сделала веник и вымела весь сор, пыль и паутину. Мастер снял вещи с лупоглаза и закинул их внутрь. Там была и посуда, и пара одеял, и припасы. Была пара огненных камней, на всякий случай.

Минь забралась на крышу и поправила плотные связки соломы, чтобы через них не просочилась вода. Затем принесла воды, заварила любимые травы Мастера, приготовила простенький ужин и даже сплела из цветов небольшие венки для украшения дома. Не могла она оставить стены вовсе пустыми.

А Мастер взял бумагу и тушь, вышел на площадь, сел возле родовых столбов и принялся изучать массивы, окружающие их. Торговец рассказал о том, как проводится ритуал обретения удачи, Байсо поведал о ночных приключениях с Шеном, так что Фа знал о принесении жертв раз в двадцать лет. Вот только он думал, что жертвы — это некий варварский пережиток былых лет. У многих уединенных сект сохранялись дикие обычаи, которые не несут никакой практической пользы. Просто дань традиции. Кроме того, в исторических трудах встречались описания человеческих жертв. Кто-то откупался так от Пропасти, кто-то возносил хвалу Небесам, предкам, лесных животным. Словом, Фа не был уверен, что жертвы как-то связаны с массивами.

Он зарисовывал незнакомые элементы и печати, записывал мысли, что приходили на ум, и через какое-то время заметил, что бумага покрыта иероглифами, обозначающими имена его родных. Делунь. Линг. Киую. Цзихао.

Фа потряс головой, отложил записи, подошел к столбу с иероглифом Ао. В этом месте печати почти исчезли, их нити истончились. Были и другие столбы, к которым массивы уже не были присоединены. Насколько же филигранно была продумана система! Даже при выпадении нескольких элементов общий комплекс каскадов работал. И будет работать, пока есть хотя бы один полноценно функционирующий столб. Но сердце системы было не здесь. Мастер посмотрел в чащу. Может, не так уж и наврал мальчишка?

Но как предок-начертатель сумел продумать систему так, что и спустя несколько поколений деревня живет благополучно, под защитой?

На площадь пришла Минь. Коснулась родового столба, прислонилась к нему, что-то прошептала. И Мастер увидел, как небольшая толика Ки перетекла из девушки в столб. Но дальше энергия просто рассеялась. Не влилась в массивы. Ао уже не входили в систему. И все из-за отказа пожертвовать жизнью дочери?

— А господин видит светящиеся узоры? — внезапно спросила она.

— Что?

— В прошлый раз Шен, ваш ученик, сделал так, чтобы я увидела магию. Красивые светящиеся узоры по всей деревне!

— Да, я их вижу.

— Наверное, это так здорово — видеть магию…

Наверное. А может быть, и нет. Может, было бы лучше, если бы обычный городской лекарь не имел таких амбиций, назвал бы сына попроще и растил его согласно положению.

Вечером Минь накормила Мастера ужином. Это было почти так же, как и в Черном районе. Но только почти. А ночью, когда Мастер лег спать, она сама пришла к нему. Скользнула под одеяло и робко прижалась. И снова подавляемые годами чувства нахлынули, как огромная волна, которой невозможно сопротивляться.

Минь тревожилась за Мастера. После нескольких дней, проведенных в лесу, он вообще перестал выходить наружу. Он сидел на теплом кане и смотрел в чудные завитушки, которые чем-то напоминали те узоры, которые ей когда-то показал Шен. Он почти не ел, не пил и не спал. И с каждым часом его взгляд становился все безумнее. Минь даже начала его бояться.

Один раз она окликнула Мастера, чтобы он поел. И он так взглянул на нее, что душа Минь тут же сбежала в кончики пальцев ног. Будто перед ним не она, Ао Минь, а какое-то лесное чудище, сожравшее детей у него на глазах.

Может, завитушки — это какая-то магия? И она затягивала Мастера в свой омут, сжирала его разум и превращала в зверя.

Он разглядывал узоры, иногда что-то зарисовывал, потом зачеркивал густыми линиями, снова писал.

А под конец стало совсем плохо.

Он захрипел, зарычал, схватился рукой за грудь и скомкал халат. Минь отошла в дальний угол и с ужасом смотрела на него. Она ждала, что вот-вот Мастер сорвет с себя одежды, обернется диким зверем и сожрет ее. Ждала, но не могла уйти. А вдруг ему станет плохо? А вдруг она сможет чем-то помочь?

— Нет-нет-нет! Как такое возможно? Как можно на такое решиться? — взревел он.

— Нет-нет-нет! Это немыслимо, — прошептал он.

— Нет. Это бессмысленно, — простонал он.

— Я ошибся, — сказал он.

— Мы ошиблись. Мы не могли… не могли и подумать… Дело не в кристалле. Проблема не в Ки. Не в Ки. Не получилось бы. Все равно бы не получилось. Мы ошиблись не тогда. Мы ошиблись с самого начала. Я ошибся. Я ошибся!!! Я их убил! Я их убил давно!

Он отшвырнул листки, и те вдруг вспыхнули огнем. Минь воскликнула от ужаса и бросилась к двери. Мастер перехватил ее по дороге, крепко прижал к себе и прошептал:

— Моя жена… Киую. Мой сын Цзихао. Я убил их.

Минь боялась пошевелиться. Она не понимала, о чем говорит Мастер. Какая жена? Какой сын? Когда убил? Может, в этих узорах были жизни его родных? Или нет?

— Я любил их. И убил.

Его руки с такой силой стиснули Минь, что она с трудом удержала крик.

Впереди полыхала бумага, огонь уже перекинулся на соломенные циновки и одеяла.

— Пожалуйста, — простонала девушка. — Пожалуйста.

— И ваша деревня… — продолжал говорить Мастер, — она построена на трупах. Вы живете на трупах. Их плоть, их кровь, их Ки высосаны досуха. Я уничтожу… Я уничтожу всё. Так не должно быть. Этого никто не должен узнать. Никто.

— Я прошу…

— Не должно остаться ни одного клочка бумаги. Ни единой печати.

— Мне больно.

— Не бойся. Ты уже вырвана из этих оков. Твоя семья уже не внутри. Твои родные спасены. Моя семья погибла. А твоя жива. Потому что они ушли. Надо уйти. И тогда все спасутся.

Мастер выволок девушку наружу через огонь. Она испуганно закрыла глаза, но жар не тронул ее. Мастер выволок, отбросил в сторону и принялся странно размахивать руками.

Сзади полыхал уютный домик Ао. Клубы дыма валили через крышу. Соседи высыпали на улицу. Староста Сяо Яо кричал на Мастера. Требовал убраться из деревни. Требовал забрать с собой Минь и убираться поскорее. Но Мастер не слышал его. Он шел вперед и будто сминал ткань или смахивал паутину. Минь последовала за ним, так как он казался ей не таким страшным, как ее односельчане.

Кто-то бросил первый камень. Девушка бросилась вперед, чтобы прикрыть Мастера. Она не понимала, что он делал, но это явно было чем-то важным для него. Сжалась в комочек, ожидая удара, но камень бессильно упал к ее ногам, так и не долетев. Не успела Минь выдохнуть, как прилетел второй камень, третий, палки, и ни один не смог ударить ее.

«Это Мастер! Он защищает меня даже сейчас», — подумала девушка.

А Мастер уже добрался до площади. Взмах руки, и родовые столбы одновременно вспыхнули, охваченные пламенем. Крестьяне взвыли. Кто побежал за водой, кто руками начал копать землю и швырять ее на огонь, а кто-то решил сначала избавиться от сумасшедшего.

В Минь и Мастера полетели не только камни. Дядюшка Жень с безумными глазами размахивал топором и безуспешно рубил перед Минь воздух. Что-то все время отталкивало дядюшку Женя, не давало пройти дальше.

«Я должна защитить Мастера. Что бы он ни делал».

А Мастер шел дальше. Прошел через всю деревню и двинулся в лес. Минь — за ним. Крестьяне не стали их преследовать, а занялись столбами.

На поляне Мастер остановился и опустил руки на землю.

Минь не заметила, что он сделал, но почувствовала, как земля мелко затряслась у нее под ногами, трава вдруг зашевелилась, будто под порывом ветра, тревожно завопили птицы на деревьях. И все кончилось.

— Скажи им, — прошептал обессиленный Мастер.

— Что?

— Скажи им, что я разрушил защиту предков. Больше ничего их не спасет. Больше они не должны убивать своих родных. Им нужно бежать отсюда. Пусть идут в Черный район, в Цай Хонг Ши.

Ао Минь посмотрела на Мастера, затем бросила взгляд на деревню. Что делать? Оставить его одного? Спасать тех, кто только что пытался их убить?

— Скажи! — выкрикнул Мастер.

И Минь не осмелилась ослушаться. Она побежала в деревню и закричала:

— Уходите! Собирайте все, что можете, и уходите! Защиты предков больше нет.

— Конечно, нет! — заорал староста. — Он сжег столбы. Но мы еще раз принесем жертвы, и защита появится снова.

— Нет. Жертвы не помогут. Идите на юг! В город! Там вам помогут, как помогли нам.

Тетушка Ли попыталась ударить Минь, но лишь отбила руку о невидимую стену.

— Что ты сделала? Что это такое? Ах ты, дрянь! Говорила, надо убить всех Ао. Ишь, вздумали отказываться. Шлюха! Притащила чудовище лесное!

Тетушка кричала и кричала, поливала грязью всю семью Ао, начиная с дедушки и бабушки, визжала о грехах, о предках, о самой Минь. А на площади староста уже спешно собирал всех местных и без жребия выдергивал по человеку из каждой семьи: детей, взрослых, стариков. Затем старательно прикладывал ко лбу будущей жертвы печать, а те смиренно стояли и ждали.

— Нет! Нет! Это не поможет! — кричала Минь. Ее не могли ударить, зато легко могли оттолкнуть. Потому она оказалась позади толпы и лишь смотрела на внеочередное жертвоприношение.

— А дальше что? — кричали люди.

— Нельзя ждать ночи! — воскликнул староста. — Нужно принести их в жертву самим. Привяжите их к родовым столбам. К тому, что осталось.

Минь не слышали. Раз ее не могли убить, то сделали вид, что ее вообще нет.

Она побежала к Мастеру. Он все еще сидел на той поляне и смотрел куда-то в сторону. По его щекам текли слезы. Теперь он был совсем не страшным.

— Они хотят провести ритуал прямо сейчас! Думают, что жертвы помогут вернуть защиту.

Мастер вздрогнул, странно посмотрел на Минь, затем взлетел на ноги и побежал на площадь.

Там уже привязали жертв к опаленным, еще дымящимся столбам, и староста держал в руках большой острый нож, которым обычно кололи скотину. Сяо Яо взывал к предкам, молил у них прощения, обещал, что убьет чужеземца, чего бы это ни стоило.

Мастер легко прошел сквозь толпу, расшвыривая людей в стороны, вырвал нож у старосты, разрезал веревки на жертвах.

— Вам больше не нужно убивать ваших родных. Защиты больше нет. И даже если вы вырежете половину деревни, защита не появится. Это магия, и я ее уничтожил. Навсегда.

Люди закричали, завопили, зарыдали.

— Вы все умрете, если останетесь здесь. Вам нужно уходить. Сейчас! Прямо сейчас. Я и Минь возвращаемся в город и покажем путь. Те, кто пойдут со мной, будут жить. Те, кто останутся, умрут.

На голову Мастера посыпались проклятья, но он не стал их слушать. Подошел к Ао Минь, взял ее за руку и пошел прочь. Из деревни и из своего прошлого.

Они остановились у дороги. Минь была рядом. Она то и дело оглядывалась, ожидая людей из деревни.

— Они придут? Они поверят тебе?

Мастер взглянул на нее и вздрогнул. По ее щекам лились слезы, губы дрожали, нос покраснел, но Минь старалась сдерживать рыдания, чтобы не обеспокоить его некрасивыми звуками.

Думал ли он, уничтожая вековую защиту поселка, о самих жителях?

Нет. Даже на мгновение. Ему были безразличны их жизни. Он лишь не хотел, чтобы разработка сумасшедшего начертателя стала известна кому-либо еще. Мастер знал немало людей, которые бы убили всех своих детей ради безопасной и спокойной жизни. А эта девушка умудрялась не замечать зло, творившееся вокруг. Ни разу не упрекнула.

Вот и сейчас она вглядывалась в гущу леса, беспокоясь о своих соплеменниках, не вспоминая о брошенных в нее камнях и словах. Чистое создание.

А Мастер смотрел на нее, на ее распухший нос, на белую полоску кожи между заплетенными прядями волос и не мог отвести глаз. После всех кошмаров, ужасных воспоминаний, внезапно настигнувших его после пяти лет старательного забвения, он наконец почувствовал покой. Покой и теплую нежность к этой хрупкой девушке, которая была с ним, несмотря ни на что.

— Когда мы вернемся в Цай Хонг Ши, я пришлю сватов.

Минь подняла заплаканные глаза и улыбнулась. И последние сомнения Мастера тут же развеялись.

Она коснулась его ладони. И тут же воскликнула:

— Идут! Они идут!