— Я иду с вами. — сказала Аня.
— Аня, но ведь я могу взять только телепатов Сепе и Ербола. Больше у меня ни с кем не получается. — возразил Никита.
— Я почему-то уверена, чувствую, что сейчас получится. — Аня подошла к Никите и положила руки ему на плечи. Прекрасные серые глаза, окруженные длинными ресницами, оказались совсем рядом, напротив его глаз, так что Никита готов был утонуть в этих озерах. Потом глаза приблизились так, что смотреть в них стало невозможно. Нежный лоб уперся в лоб Никиты, теплое дыхание коснулось его губ. Стоит лишь слегка вытянуть губы, и можно коснуться ими губ Ани.
— Успокойся, Никитушка, сосредоточься. У тебя все получится. Я чувствую, я верю в тебя.
Ербол и Сепе подошли с боков и обняли Никиту и Аню. Никита привычно почувствовал их мысли и положил руки им на плечи. А Аня? Руки Сепе и Ербола лежат на плечах Ани. Да вот же она, здесь. Никита вошел в ее душу ее так же, как той безумной, счастливой ночью. Аня была полностью открыта, Никита ощущал ее мысли, ее страстное любопытство, отголоски нежности к нему, непреклонную волю, так же, как руки, лоб, губы, трепещущие ресницы, щекочущие его веки. И знал, что Аня ощущает его сейчас так же, как он ее. Четверо слились в единое существо, волей которого сейчас был Никита. И его волей было отправить это существо в иной мир. Так, не забыть одежду, снаряжение. Ощутить приборы, рюкзаки за спиной, переполненные энергией конденсаторы… кажется все. Еще раз пробежаться мыслями-руками по всему, все схватить и привязать мыслями — веревочками. И вперед! Стены комнаты постепенно растворяется в серую пелену. Последнее, что видит в этой пелене Никита мысленным взором, это гаснущая улыбка Тепе, его прощальный взмах рукой. И когда погас последний блик, пелена прорвалась вдруг зеленым. Зеленые пятна быстро растут, сливаются. Переход идет стремительно, или тянется вечность — Никита так и не смог ответить себе на этот вопрос. Но они уже в окружении сверкающей зелени. Ноги стоят на траве мира эльфов, теплый ветерок щекочет волосы.
Получилось! Никита с трудом убрал онемевшие вдруг руки с плеч товарищей. Аня отпустила Никиту и оглядывалась вокруг со счастливой улыбкой. Посмотрев на Аню, Никита вспомнил, где они находятся, и стал настороженно озираться в поисках возможной опасности. Особой нужды в этом кажется не было — Ербол и Сепе пришли в себя раньше и уже секунды две изучали окружающие деревца и кусты глазами и ушами. Их навыкам рейнджеров вполне можно было доверять. Все в порядке, вокруг нет чужих глаз и ушей. Впрочем, этого и можно было ожидать в гигантском, почти не населенном лесу.
— Получилось! — радостно вскрикнула Аня и, бросившись на шею Никите, поцеловала его крепко и долго. Оторвал их от этого увлекательного занятия голос Ербола, вспомнившего свои обязанности руководителя:
— Все быстро проверьте снаряжение. Если Никита что посеял по дороге, сгоняем его домой, пока не поздно.
Это была шутка. В предыдущих переходах Никите ни разу не удавалось попасть в то же самое место и найти оставленные в лесу эльфов вещи с Земли. Строго говоря, никто не был даже уверен, что Никита каждый раз попадает в один и тот же мир, а не в разные, очень похожие. Потому полностью исключалась для Никиты возможность вернуться в свой мир, оставив своих товарищей на время в чужом. Может он и смог бы потом их найти, но проверять это не хотелось. Так что восполнить потери снаряжения при переходе было невозможно. К счастью и не нужно: все оказалось на месте.
Аня с любопытством осматривалась. В отличие от Ербола и Сепе, она еще ни разу не побывала в лесу эльфов. А посмотреть было на что. Группа оказалась на крошечной даже не полянке, а прогалинке среди могучих стволов. Далеко вверху виднелось небо, не голубое, а фиолетоватое, какое бывает на Земле высоко в горах. Листья сверкали под ярким полуденным солнцем всеми оттенками зелени от светлого малахита старинных медных скульптур до темного изумруда. Под легким ветерком колышущиеся листья издавали едва слышный гул, прерываемый криками птиц высоко в ветвях. Лес был волшебным и праздничным. И хотя деревья выглядели несколько иначе, чем на Земле, он не создавал ощущения чуждости, угрозы. Такой же приятный, как родные леса Подмосковья.
— Ну что, пошли? — скомандовал Ербол — Не стоит торчать на месте прибытия.
— Подождите! — хрипло выдавил Никита, почувствовав внезапно дрожь в ногах, от которой колени его сами собой согнулись под весом тела — Мне нужно передохнуть. Я не могу идти.
Аня бросилась к Никите, села рядом и положила его голову себе на колени. Никита чувствовал, как ласковые теплые пальцы, гладящие лоб, изгоняют эту противную дрожь. Внезапная слабость была не физической, а результатом перенапряжения мозга в момент перехода.
— Ну ты, Никита, молоток. — констатировал Сепе — То есть вы с Аней два молотка — пара. И как ей в голову пришло, что ты сможешь, и как ты смог вот так без подготовки, когда раньше с ней ничего не получалось. Я ничего не понимаю. И ведь мы все были в телепатическом единстве, хотя Аня вроде не телепатка.
— Не знаю, я почему-то почувствовала, что сейчас Никита сможет. А мне очень хотелось с вами. — отозвалась Аня. — А Никита и правда молодец.
— А вот я не знал, что способен на такое. Знаешь Аня, я конечно не должен говорить об этом. Но я никогда не смогу забыть ту ночь, как ты просила. — тихо прошептал Никита — И если бы не это, у меня бы ничего с тобой не получилось. Прости.
Открыв глаза, он увидел ласковую улыбку Ани и услышал ее шепот: — За что? Я все понимаю. Ты и не мог забыть, а я это бессовестно использовала. Это ты прости. Как ты?
Дрожь утихала, Никита чувствовал себя уже вполне сносно. Хотя еще пару часов ему будет не по себе, вероятно. Никита сел, покинув с сожалением такое приятное изголовье. Ербол колдовал над похожим на наручные часы двадцатого века планшетом-навигатором, используя вынужденную задержку для астрономических измерений.
— Интересно! — воскликнул он — Вы знаете, мы находимся в средних широтах северного полушария, если судить по движению солнца, а вот магнитное поле здесь чуть слабее земного и имеет обратное направление. Но во всяком случае его можно использовать для ориентации.
— Ты определил широту? — спросил Сепе.
— Слишком мало времени прошло, точность невелика. Где-то в районе сорок пятой, плюс-минус три градуса. А вот сутки почти точно равны земным, на восемнадцать минут длиннее.
С момента перехода прошло примерно полчаса. Никита чувствовал, что может идти в нормальном темпе. Пешая прогулка по лесу утомляет тело, но мозг будет отдыхать.
— Я готов, можем двигаться.
Еще во время подготовки экспедиции было решено не задерживаться на месте прибытия, поскольку местные жители вполне могли быть враждебны к пришельцам. В этом случае лучше самим быть инициаторами контакта, активной, а не пассивной стороной. А для этого нужно искать их самим, передвигаясь быстро и по возможности скрытно.
— Идем на юго-восток. — скомандовал Ербол.
— Почему именно на юго-восток? — спросил Никита.
— Я уже посмотрел на облака, прикинул ветровые потоки. Там должны быть горы, не дальше ста километров. В предгорьях больше шансов найти поселения.
Поход через лес оказался намного тяжелее, чем представлял себе Никита до этого. В таких лесах он еще не бывал. То есть был, и здесь же, но не ходил подолгу. Не то чтобы лес сильно отличался от земных по растительности, но просто он был совершенно нехоженым, диким. Теперь Никита понял, что такое настоящий дремучий лес, чернолесье, как говорили предки. Ладно бы только отсутствовали тропинки — полбеды. Но в этом лесу нужно было не просто идти, а продираться. Деревья, не выдержавшие конкуренции, погибали и падали. А, наоборот, слишком успешные, переросшие соседей, попадали под удар ветров без поддержки равных себе и, не выдерживая, ломались или выворачивались с огромными пластами земли. Упавшие деревья не ложились на землю, а зависали над ней упираясь ветвями. И благодаря этому не гнили очень долго, так что весь лес был завален лежащими там и тут великанами, создающими непреодолимые барьеры. Густая щетка сучьев мешала пролезть под стволом или перелезть его сверху. Упавшие стволы приходилось обходить, что удлиняло путь втрое, по крайней мере. На земле не было ровного места, но густые заросли высокого, по колено, ягодника, похожего на чернику, не позволяли видеть куда ступает нога, заставляя идти на ощупь, в постоянном напряжении. В лесу изредка попадались тропы, но ни одна из них не вела в избранном направлении. А если бы и вела, мало толку. Тропы были звериные, узкие и низкие, так что идти по ним пришлось бы пригибаясь или раздвигая лицом колючие ветви подлеска. Из-за постоянных поворотов, обходов потерять направление, начать ходить кругами было проще простого. Хотя кажется Ербол, идущий впереди, не испытывал затруднений с ориентацией даже не прибегая к помощи планшета. Потомок степных кочевников уверенно находил путь в глухом лесу, который заставил бы его предков уже через сотню шагов отчаяться. Через пару часов такого пути Никита совсем запыхался. Но и его спутники, даже стальная Аня, тоже начали уставать. Между тем характер леса постепенно менялся. Вначале лес был преимущественно лиственным, с небольшими количеством хвойных великанов и высокой сочной травой под ногами. Но постепенно стал хвойным, с почти точными копиями земных сосен, с жестким сухим ягодником. Ягоды были пока незрелые, но все равно попробовать их никто бы не решился. Земля стала неровной, с невысокими пологими холмиками и низинками. В низинках, заросших мхом, было мокро. Потом стали попадаться полянки — округлые выступы гладкого камня, заросшие мхом светло-зеленого, серого, голубого и розового цвета, сухим, как порох, трещащим под ногами. Идти по полянкам приходилось осторожно — мох соскальзывал с камня, как намыленного. Полянки пересекались тропинками, слишком узкими для человека. Приглядевшись, Никита понял, что это муравьиные дороги. Муравьи, по крайней мере на вид, не отличались от земных. На одной из полянок устроили привал. Тонкий слой мха почти не смягчал жесткость камня, зато на полянке легко дышалось и не было комаров. В двадцатом веке Никита, следуя рекламам Гринписа, думал, что леса создают кислород. На самом деле оказалось, что это не так. Если бы это было правдой, то под корнями деревьев был бы толстый слой торфа — углерода, убранного из воздуха. А ведь слой органики в лесных почвах очень тонок. Деревья действительно забирают углекислый газ, превращая его в свои тела и выделяя кислород. Но прочее население леса — насекомые, грибы, бактерии поедают тела умерших деревьев, превращая их опять в углекислый газ и забирая кислород из воздуха. Нормальный лес сколько выделяет кислорода, столько и поглощает. Вот потому в дремучем лесу дышится обычно тяжело. Ведь кислород выделяется наверху, в кронах, а поглощается внизу, у подножия стволов. Легко дышится в лесу только на полянах и моховых болотах. Ну и зимой, когда все расходующее кислород население леса засыпает. В двадцать втором веке об этой особенности леса каждый школьник знает — пришлось ведь в начале века убирать грозящий перегревом углекислый газ из атмосферы в землю. Тогда-то все и узнали, что леса для этого не пригодны. От грязи, пыли воздух они фильтруют хорошо, а вот углекислый газ поглощают степи, луга, моховые болота.
— Странно, — сказал Сепе — эти мхи на гранитных лобках, болотца в низинах очень похожи на Карелию, берега Онеги. А вот сосны другие. Южные, похожие на средиземноморские.
— Закономерно, — отозвался Ербол: — климат субтропиков, но не сухой, более влажный, чем в Средиземноморье, а геология похожа на Карелию. Почти голый камень, видимо недавно был ледник. Потому растут в основном сосны и мхи.
Двигались с короткими привалами до темноты. Ербол потом сказал, что прошли в направлении гор двадцать семь километров. Ночевали на такой же каменной поляне, рядом с которой журчал прозрачный ручей. Анализатор показал, что вода чистейшая, пригодная для питья. Только пришлось добавлять к ней солевые таблетки. Надувные коврики обеспечили комфорт, а накомарники костюмов ночной покой. После захода небо быстро потемнело и на нем зажглись чужие звезды. Даже Никита, не знаток астрономии, понял, что рисунки созвездий совершенно незнакомы. Аня устроилась ночевать рядом с Никитой, так что засыпая он ощущал нежное тепло ее тела. Мерцание звезд, прохладный ветерок и накопившаяся усталость быстро погрузили всех в сон.
Утром Никита проснулся с тяжелой головой и ощущением тревоги. Ему казалось, что за ними наблюдают недружелюбные глаза. Такое же ощущение было у Сепе и Ербола. Меду тем датчики, расставленные вокруг лагеря, не показали присутствия теплокровных крупнее мыши. После короткого завтрака двинулись дальше. Неприятное ощущение было списано на незнакомую обстановку и общую тревогу.
Нападение произошло неожиданно, когда путь вывел их на широкую прогалину, голубеющую тонким слоем мха между больших валунов. Лишь кое-где в складках камня с трудом уживались невысокие кустики и чахлые деревца. Эльфы вскочили всего в нескольких метрах из места, где, казалось, укрыться было невозможно. Позже Никита узнал, что им помогали прятаться чудесные плащи — хамельоны. Несмотря на внезапность, подготовка отряда показала себя с самой лучшей стороны. Четыре руки синхронно ударили по застежкам рюкзаков, освобождая тела для боя. Две эльфийки с истошным, замораживающим визгом набросились на Аню. Они и не подозревали, что эта изящная красавица в любой момент готова к действиям. Аня молча сделала «волчок», на миг расплывшись серым туманным облачком, а эльфийки, сразу умолкнув, поплыли в кусты тюками лохматого тряпья. Никита с изумлением наблюдал, как медленными кленовыми вертолетиками опускаются к ногам Ани мечи агрессорш. Испуг за любимую девушку привел его в состояние ускоренного времени, которому безуспешно пытался научить Никиту Андрей Угомон на тренировках. Хотя на самом деле пугаться было незачем: защитные костюмы были сделаны из сверхпроводящих нитей в алмазной оболочке, сплетенных так хитроумно, что импульс тока мгновенно превращал весь костюм или его любую часть в несокрушимую броню. То есть, несокрушимую для мечей копий или стрел, с которыми предполагали встретиться здесь исследователи.
Убедившись, что Ане не грозит опасность, Никита переключил внимание на напавшего на него высокого худощавого эльфа. Несколько биений сердца он смотрел на медленно приближающееся красноватое, с волнистым узором, лезвие меча, а потом просто левой рукой взялся за это лезвие — порезаться в перчатке было невозможно, выдернул меч из не слишком сильной руки противника, а ладонью правой толкнул его в странно мягкую и податливую грудь. Эльф поплыл в воздухе спиной вперед, и тут ускоренное время перешло в обычное. Единственный противник Никиты отлетел и грянулся о камень, а Никита взглянул на остаток отряда, сдерживающий натиск еще троих эльфов. Став спиной друг к другу, Ербол и Сепе танцевали сложный, восточного происхождения, боевой танец, живо напомнивший Никите многочисленные кунгфушные фильмы конца 20-го века. Но в отличие от лихой фантазии постановщиков прошлого, действия Ербола и Сепе были не только эффектны, но действительно эффективны: враги один за другим оплыли к их ногам. Бой продолжался не больше десяти секунд.
Никита чувствовал, что за ними продолжают наблюдать недружелюбные глаза, и оглянулся на лес. И вновь вошел в ускоренное время, увидев уже явственно, как из леса в направлении Ани довольно быстро ползет стрела. Аня грациозно отстранилась, схватив стрелу рукой, и, подняв другую руку, что-то резко выкрикнула. В ускоренном времени Никита не услышал звука, но рефлекс, выработанный на тренировках, сработал без задержки — его рука сама ткнулась в кнопку шлема. Мир вокруг посерел на миг, а Никита почувствовал два толчка в спину — лучники эльфов били метко. Если бы не ускоренное время, так кстати сработавшее в Никите, и не защитный костюм, вся экспедиция уже закончилась бы едва начавшись. А над поднятой рукой Ани яростно полыхнуло. Свет ударил по глазам, выбив радужные круги, несмотря даже на потемневшую пленку лицевого фильтра. Никита не догадался вовремя зажмуриться, когда Аня использовала вспышку. Глаза Никиты почти сразу пришли в норму — микросекундная задержка техники пропустила лишь безопасное количество света, а вот из леса донесся ужасный крик. Лучники эльфов ослепли не насовсем — мощность вспышки была отрегулирована, чтобы не вызывать фатальных последствий, но на какое-то время стали беспомощными и оставили отряд в покое.
Ербол уже водил портативным анализатором по трофейному клинку, а Аня и Сепе осматривали поверженных мечников.
— Все в порядке, — обернувшись к Никите сказала Аня — мы никого не убили, они просто в шоке. Пара сломанных ребер и рука не в счет — они напали первыми и без предупреждения. Анатомия у них не отличается от человеческой, и структура белков кожи такая же. Только уши и глаза… А ты молодец, Никита. Как хорошо ты тогда описал девушку без всякого трувера. Ведь был в шоке, а сумел запомнить столько точных деталей. Но кажется их отличия от людей очень незначительные, чисто внешние. Генетический анализ потом покажет — я взяла образцы. Компьютер подтверждает, что уши и глаза — приспособление к ночному образу жизни. При подготовке мы моделировали эту гипотезу.
А Ербол был в восторге от предметов культуры:
— Вы знаете, это все-таки бронза, — сказал он — но совершенно необычного состава. В нашем прошлом такой не было. И еще она многослойная, как земной булат. Я даже не представляю себе технологии, которая могла бы такое сделать. Ну, я имею ввиду старинной, примитивной. Бронза ведь не куется, как железо. И ткань плащей очень странная: она меняет цвет в зависимости от освещения.
Первый контакт отряда с иной цивилизацией оказался не очень успешным, но все-таки не совсем неудачным: все участники контакта остались живы, а из отряда никто не был ранен. И удалось получить хоть какую-то информацию. Быстро решили оставить поле боя с поверженными противниками и двигаться дальше. Вступать в контакт сразу после боя, да еще когда в лесу неизвестное число врагов, не слишком удобно, а тащить с собой пленных — не легче. Пусть их сородичи убедятся, что пришельцы способны постоять за себя, но никого не убивают. Может тогда появится возможность мирной встречи. В лес отряду позволили войти беспрепятственно. После этого ощущение недружелюбного взгляда на время исчезло, но вскоре опять возобновилось и уже не слабело.
Следующее нападение произошло, когда отряд расположился на отдых шагах в сорока от тропинки, уже протоптанной людьми и ведущей в нужном направлении, там, где ее пересекал лесной ручей. На этот раз Никита первым почувствовал опасность. Странно, что именно он, а не телепаты Ербол или Сепе. Сидели у едва струящейся воды, по анализу пригодной для питья, а на вкус оказавшейся выше всяких похвал. Ледяная вода со слабым запахом свежих трав так и намекала на закуску и необходимость освежить гудящие ноги. Побаловавшись концентратами, лениво валялись на мягкой слегка влажноватой траве. Лес вокруг был хотя и чужой, но прекрасный. Да и ощущение чуждости быстро ушло после нескольких часов в этом мире. Слишком все было похоже, если не всматриваться внимательно в детали формы листьев, рисунка коры. Общий вид деревьев, запах, шум ветвей… Земные леса ведь такие дружелюбные и безопасные. Все располагало к отдыху и расслаблению. Возможно это и было начальной фазой атаки.
Внезапно Никита ощутил беспокойство. Сперва смутное, оно быстро усиливалось, пока не перешло в уверенность, что на них в упор смотрят чужие и очень враждебные глаза. Глаза, просто обжигающие ненавистью — Никита не мог понять, почему товарищи не ощущают этого зуда, в коже. Взглянув туда, откуда исходило болезненное ощущение, Никита увидел только три светлых пятна. Вначале не понял, но быстро сообразил, что метрах в двадцати среди деревьев стоит эльф. В плаще-хамельоне он был бы совершенно невидим, если бы не открыл зачем-то лицо и руки. Никита почувствовал, что от эльфа исходит страшная смертельная опасность. Необходимо было предпринять что-то немедленно, иначе экспедиция в никуда прекратится вследствие гибели отряда. Он сделал единственное, что мог: метнул лежащий под его правой рукой боевой трофей — эльфийский меч — прямо в мерзкий светящийся шар, растущий между ладоней эльфа. Эффект броска был удивительным: фонтан пламени грязно-голубого цвета взметнулся выше деревьев. Ощущение опасности исчезло. А через мгновение исчезло ощущение чужого взгляда. Если нападающий эльф и был не один, то сейчас врагов поблизости не было. Неизвестно почему, но Никита был уверен в этом.
Аня, Ербол и Сепе только сейчас заметили что произошло что-то необычное, и с секунду ошалело глядели на место, где только что был эльф. А потом бросились туда. Никита тоже поднялся и пошел за ними, чувствуя как все внутри его дрожит противной дрожью. Как два века назад, в казарме, когда двое обкурившихся чурок решили показать ему русскую долю, а он вовремя заметил блеснувшее в темной корявой лапе лезвие и не промахнулся. Но когда все кончилось, он, как и сейчас, долго не мог унять дрожь. Эльф лежал в низеньких ягодных кустиках. С первого взгляда было видно, что он безнадежно мертв. Не просто мертв, а как-то изломан, искорежен, будто все кости из него вынули, долго крутили в огромном миксере, а потом бросили сюда, как ненужное тряпичное чучело. Вот только крови на его лице и руках не было. Скорее можно сказать, что в нем не было ни кровинки. Мертвые глаза, налившиеся белой мутью, безучастно глядели вверх. Проследив за этим взглядом, Никита увидел, что ветви кленолистых берез клонятся вниз, их листья на глазах жухнут и скукоживаются. Когда он вновь взглянул на мертвого эльфа, тот уже резко переменился: кожа позеленела, покрылась отвратительным бархатистым налетом, все мягкие ткани как будто стекали вниз, обтягивая кости черепа. И рядом Никита увидел бронзовый меч, который он метнул. Еще минуту назад сверкавшее полировкой лезвие покрылось теперь черно-зелеными пятнами, растущими на глазах.
— Давайте отойдем лучше, что-то мне это не нравится — сказала Аня.
Все отошли шагов на двадцать, и вовремя: сверху на труп эльфа посыпались темные гнилые ветви, а потом с хрустом стали рассыпаться стволы стоящих вокруг деревьев. В лесу возникло круглое черное пятно, по колено засыпанное гнилой трухой. Приборы не показывали ничего — ни радиации, ни опасных химических веществ в воздухе.
— Что же это такое? — спросила пораженная Аня. Ответа не было.
Когда уже отошли о места странного нападения на пару километров, Сепе сказал:
— А я догадываюсь, что это было.
— Что?
— Анечка, а чем, по твоему, занимается наша группа?
— Не понимаю, какая связь.
— Магия, Анечка, магия. Они в технологии отстали от нас на несколько столетий. Или больше. Зато в магии далеко опередили. Они похоже делают то, о чем мы только мечтаем. Дистанционное наблюдение магическими средствами. Потому мы его и почувствовали. Магическое оружие. Ты помнишь, что такое магия? Непосредственное управление природными процессами за счет информационного резонанса. Они это могут.
— Не все, — добавил Ербол — иначе на нас не нападали бы с мечами. Видимо маги и здесь не часто встречаются.
— На таком низком уровне технологии, без теории, неужели это возможно? — спросила Аня.
— Так мы если что-то делаем, то без всякой теории. Это, наоборот, Шурик пытается объяснить, как мы это делаем. А для магии нужно только развитие мозга. Или не развитие, а черт его знает какая особенность. — пояснил Сепе — Считается, что за последние десять тысячелетий человек генетически не изменился. А значит и мозг не изменился. Вон Никита маг посильнее нас с Ерболом, да и Тепе тоже. А ведь пока так и не удалось установить, чем его мозг отличается. А они тут на уровне нашего средневековья. Вряд ли из-за этого можно говорить о более примитивном мозге. Менее развиваемом после рождения — наверняка. Хотя кто знает, как они тренируют своих магов.
— Я не поняла насчет дистанционного наблюдения: почему вы обязательно должны были его заметить? — спросила Аня.
— Чтобы получить информацию о нас он должен был установить информационный резонанс с нами. — ответил Ербол — Во всяком случае так следует из нашей теории. А резонанс не бывает односторонним. Мы тоже получаем информацию через него. Все определяется способностью чувствовать резонанс. Обычный человек может ничего не ощутить, мы с Сепе и Никита почувствовали лишь недружелюбное наблюдение, но кто, где — не узнали. Видимо у него способности больше, чем у нас.
— То есть ты считаешь, что вы сможете почувствовать любое магическое наблюдение или воздействие на нас? А отразить магическое нападение? И не могут ли они действовать на большой дистанции? Меня в данном случае волнует вопрос безопасности — не пора ли смываться? Мы ведь обнаружили, что жители этого мира владеют мощными и не совсем понятными нам силами. Мы к такому не готовились, у нас все рассчитано на чистый уровень средневековья. Нашего средневековья. — сказала Аня.
— Конечно опасность есть. — ответил Ербол — Но я не думаю, что все так страшно. Скорее всего мы почувствуем присутствие мага вблизи. Нужно просто быть внимательнее, лучше использовать нашу технику. Уж она точно не поддается магическому воздействию, поскольку просто им непонятна. И вряд-ли они могут нападать издали, иначе уже напали бы. Пока опасности вроде нет. А информации для организации другой экспедиции у нас все равно мало еще.
Кажется, Ербол был прав: попыток нападения больше не было, как не появлялось вновь чувство угрозы и наблюдения. Видимо маги и в этом мире были большой редкостью. К вечеру отряд шел уже не по равнине, а по пересекающим курс пологим невысоким грядам. С гребней порой можно было разглядеть синеющую горную цепь впереди.
На привал остановились на голой верхушке одной из гряд. Ербол не ошибся: отсюда совершенно явственно проглядывала впереди горная цепь. Острые пики были покрыты снежными шапками. Снег сиял алым, так что казалось, что это огромная пила окровавленными зубами вгрызается в темное, истекающее закатом небо. Ручей у подножия гряды снабдил их свежей водой. На сей раз Ербол решился разжечь костер среди больших валунов, закрывающих огонь от возможных наблюдателей. Костер был нужен не для пищи или тепла, а для уюта, настоящего отдыха. После волнений дня нужно было расслабиться, а для этого нет лучше средства, чем удобно развалясь на суховатой пахучей траве наблюдать за языками пламени — оранжевыми танцорами, лениво кружащимися среди рдеющих колонн своего небольшого бального павильона. Их медленный танец уносил в другой мир, где нет ни суматошной Земли с домами-горами и стремительными летающими машинами, ни разъяренных эльфов с мечами и луками. Где есть только черное небо, такой же черный лес и вечная тишина.
— Интересно, — сказал Никита, — неужели Толкин действительно мог видеть этот мир? Многие так считали в мое время, но я не верил тогда. А ведь получается, мог. Мы-то здесь.
Ербол и Сепе лишь недоуменно посмотрели на Никиту, не понимая о чем он. Ответила Аня:
— Нет! Может кто и видел этот мир, но уж точно не Толкин, не Профессор, как вы его называли. Я читала его книги — интересно было понять твое мышление. И другую, русскую, Черную Книгу Арды. Она, кстати, мне куда больше понравилась. А Толкин… Точно, что он основывался на древних легендах. Эльфов и троллей придумали задолго до него. Может они и появились из видений иных миров, но Толкин тут ни при чем. А скорее просто ты подсознательно стремился уйти из нашего мира, который был тебе неприятен — слова эти заставили Ербола и Сепе вскинуться изумленно — и искал мир твоих мечтаний и фантазий. Но это точно не Средиземье. И те, кого мы встретили здесь, не Толкиновские эльфы. Они даже внешне не похожи. А этот Толкин был слишком односторонним, слишком признавал правоту силы. Одно слово — христианин!
Аня произнесла последние слова с таким презрением, что Никита был поражен. Он, будучи стихийным атеистом, никогда не обсуждал с Аней вопросы религии, приняв как должное, что в мире обыденных космических полетов в древние сказки мало кто верит. Нелепо было бы на борту баллисты, глядя на землю с орбитальной высоты, бормотать молитву невежественных пастухов: «Боже наш, иже еси на небеси…» Но вот к морали христианства Никита относился с уважением, почитая их «не убий, не укради, не пожелай…» лучшим, что создало человечество в отношениях между людьми. Он никогда не думал, что за два тысячелетия существования христианство никому не мешало убивать, грабить, насиловать. Если конечно получало свою десятину от убийц, воров, прелюбодеев. В конце концов, грехи последователей не бросают тень на Идею. Не коммунизм ведь — Религия. И Анино резкое неприятие неожиданно царапнуло его сердце.
Потом, когда уже погасили костер и разлеглись, глядя в чужое небо, сверкающее искрами незнакомых героев и чудовищ, Никита спросил:
— Аня, а как вы относитесь к религии? Мы раньше об этом никогда не говорили. Я так понимаю, что в коммунистическом мире религия запрещена?
— Что ты имеешь ввиду под религией? У нее две составляющие — вера и церковь. Ни то, ни другое никто не запрещал. Кое-где есть еще верующие. Видишь ли, вера основана на страхе, неуверенности в себе. Человек, не способный справиться с трудностями жизни сам, хочет подсознательно иметь господина-защитника, переложить на него ответственность решений. Потому вера всегда вспыхивает в тяжелые времена и угасает в благополучные. А у нас сейчас самое благополучное время из всех, что пережило человечество. А церковь — политическая организация, использующая в своих интересах веру. Конечно, Общество боролось в прошлом с политическим влиянием церкви. Закон политической конкуренции. Но глупо же бороться силой с одним из проявлений человеческой психики, пусть и не самым приятным. Так что объединения верующих, не занимающиеся политикой, никто не запрещал и не преследовал. Сами исчезли, когда всем дали образование и уверенность в будущем. Потому что не лезут за надеждой на небо, если ее и на земле хватает на всех. А что, ты был верующим? Я в тебе такого на заметила.
— Да нет! В церковь я не ходил. Но все-таки христианство два тысячелетия поддерживало в людях основы морали. А ты отозвалась о нем с такой ненавистью…
— Основы морали? Обычная мораль общества собственников. Все религии поддерживали примерно такую-же. А христианство было из худших. Лучше никаких моральных норм, чем когда учат нормам, которые сами не соблюдает. Вот у дворян была мораль: честь дороже жизни. Так соблюдали в основном. Гибли на дуэлях, стрелялись, тонули вместе с кораблями, шли в атаку впереди. Вот это была действительно мораль. А у церкви… Чем и когда она пожертвовала во имя своей морали? Столько раз нарушала собственные «не убий», «не пожелай»… Даже «не пожелай жену ближнего своего» ухитрялась нарушать, не говоря уж об имуществе. Сколько было этих «христовых невест» в монастырях!
— Мужчины тоже уходили в монастыри.
— Но как правило добровольно! У них был выбор — монастырь или армия. И для многих монастырь был началом карьеры в церкви, занятий наукой, путешествий. А для женщин это было пожизненное заключение, хуже смерти. И никто их согласия не спрашивал. Даже еще хуже: формально спрашивали, но ответ принимали только один. Что может быть хуже лгущего учителя? Он воспитывает в учениках прямо противоположное тому, чему учит. Потому христианская церковь сделала для уничтожения морали больше, чем кто-либо другой.
Никита промолчал. Спорить с Аней ему было трудно, тем более что Анино знание истории позволяло ей засыпать Никиту кучами фактов и статистики. А вот сон никак к нему не приходил. Перед глазами почему-то все время стояло лицо мертвого эльфа. То ли мысли о религии пробудили в нем это, то ли наоборот, мысли о религии были вызваны задвинутым за пределы сознания чувством. В момент нападения и после Никита не думал об этом, он боролся за свою жизнь и жизнь своих друзей. Потом был запоздалый страх пережитого, утомительный марш-бросок. А сейчас Никита сообразил, что впервые в жизни убил человека. Пусть он эльф из другого мира, но ведь человек же, такой же разумный как Никита. Наверное талантливый, возможно веселый и хороший друг. Может быть у него тоже была любимая, которая сейчас получила страшное известие и рыдает. Ну и что, что он напал первым? Они сами вторглись на их территорию, нарушили их законы. Пусть по незнанию, но незнание законов не освобождает от ответственности. Ведь никто из друзей никого не убил, а вот он теперь мечен черной меткой. Сможет ли убийца жить на Земле, где больше нет убийств? Никиту охватил непереносимый ужас содеянного непоправимого, заставивший его скорчиться, плотно втиснуть руки в глаза, сжаться внутренне, желая провалиться внутрь себя, исчезнуть из мира. И тут он ощутил прижавшуюся к его спине Аню, сильное объятие теплых рук.
— Что с тобой, Никита? — настойчивый шепот милого голоса над ухом.
— Аня, я… Я стал убийцей.
Аня мгновенно переметнулась через Никиту и легла спереди, отвела его руки от лица, прижала к своей груди. Комбинезон Ани неожиданно оказался расстегнут, щеками и губами Никита почувствовал горячие мягкие, слегка солоноватые полушария. А веки ощущали под тонкими ребрышками частое биение Аниного сердца. Никита обнял Аню, прижался к ней, ища спасения от этого невыносимого чувства.
— Не надо, успокойся. У тебя не было другого выхода. И ты спас всех нас.
Ласковые пальчики перебирали волосы.
— Но никто из вас не убил. Как я теперь буду жить среди вас?
— Мы все одинаково ответственны за это. Нам всем сейчас не по себе. Но ты взял на себя самое трудное и спас всех нас. Тебе сейчас тяжелее всех. Помни всегда: ты не один, мы все вместе здесь, все вместе отвечаем за все, что сделал любой из нас.
Постепенно теплое тело, нежные руки плавили лед в душе Никиты.
— Никого ты не убивал — послышался вдруг голос Ербола — Я успел посмотреть: меч попал рукоятью ему в грудь, по видимому. Это не смертельно, даже раны не было. Его убило собственное колдовство, которое он готовил против нас. А ты молодец, Никита. За этот бросок я тебе всю жизнь благодарен буду.
Никита уже успел немного успокоиться, теперь ему стало стыдно уже не за убийство, которое совершил он или нет — еще вопрос. Земной суд, даже двадцать второго века, наверняка оправдал бы его. Стыдно за то, что показал свою слабость друзьям. Никита отстранился от Ани.
— Ну вот, раскис как… — он хотел сказать «баба», но вовремя прикусил язык — Аня-то как раз не раскисла — …как последний идиот. Извините меня. И спасибо за поддержку.
— Все хорошо. Было бы гораздо хуже, если бы ты ничего не почувствовал. Верни голову на место — мне так хорошо. — Аня решительно притянула Никиту обратно к своей груди.
На следующее утро, едва успев спуститься с гряды, наткнулись на тропинку, которая вела в нужном направлении. Ербол уверенно сказал, что тропа проложена людьми. Двигаться стало веселее. Тщательное исследование магического эфира не показывало никаких признаков наблюдения, никакой угрозы. Эльфы-преследователи неизвестно почему отстали от отряда. То ли испугались, то ли у них больше не было магов, чтобы наблюдать.
— Скорее мы просто покинули их территорию. — предположил Ербол — Не нужно быть хорошим следопытом, чтобы проследить за нами безо всякой магии.
Аня подтвердила такую возможность. Агрессивность эльфов могла объясняться обычным для примитивных племен стремлением изгнать чужаков со своей территории. Похоже сейчас они попали на территорию другого племени, более цивилизованного или более беспечного.
Вскоре после полудня тропинка перешла в широкую дорогу, на которой были видны даже следы колес. Обычные деревянные колеса, грубо окованные металлом — Ербол определил это совершенно уверенно. Следы тягловых животных были похожи на коровьи. Крупные раздвоенные копыта, не подкованные. Да и кучи навоза были совершенно коровьи. По обеим сторонам дороги пошли обширные пустоши, поросшие мелким кустарником. Очевидные пастбища. Отряд приближался к крупному, судя по следам, поселению. И это поселение, похоже, мало отличалось от Земных деревень средневековья.
На очередном пологом спуске отряд вдруг вышел из леса. Пространство впереди было совершенно открытым: ни деревца, ни кустика, ни на этом спуске, ни на следующем за ним таком же пологом бесконечном подъеме. Только в низине, в овражке, полоса темного кустарника отмечала очередной ручей. Дорога шла по прямой через эту поляну, пересекала ручей и упиралась в долгожданное поселение. Деревня в предгорьях, как и предсказывал Ербол. Вокруг деревни поля и луга. Вся многолетняя растительность уничтожена плугами или сожрана привязанными там и тут козами. Лучшей газонокосилки не найти, да еще и землю удобряет. То есть эти животные — не козы, конечно, но выглядят издали совершенно как земные козы. А жителям деревни и ходить на поля далеко не надо, и враг не подберется близко незамеченным. Ближних лугов, отдыхающей от пашни земли, не хватает очевидно на весь скот. Крупные стада гоняют пастись подальше, по дороге. Сама деревня обнесена невысокой, в человеческий рост, каменной стеной, из-за которой видны только крыши, низкие по краям и постепенно поднимающиеся к центру. Дорога втекает в открытые ворота. Никого не видно.
— Что они, вымерли все? — пробормотал остановившийся Ербол — Вот бездельники, даже на огородах никого нет.
— Может просто сиеста? — предположила Аня — время самое обеденное. Или они работают вообще по ночам. Эльфы, судя по их строению, ночные существа. Спят днем, наверное.
Последнее опровергалось поднимающимися над крышами дымками. Вряд ли нужно греться в такую жару, значит готовят еду.
— Ну что, идем на контакт? — спросил Ербол.
После немирной встречи с эльфами в лесу лезть в крупное поселение было страшновато.
— А если они разом накинутся? — поежился Сепе.
— Отобьемся! — резко сказала Аня — Световые гранаты, слезоточивый газ они не выдержат. — Идея со слезоточивым газом принадлежала Никите, вспомнившему это обычное для конца двадцатого века средство, когда обсуждали защитное оружие, не способное убивать. — Лучшего момента для первого контакта все равно не будет. Главное — увереннее, никакого страха. — Аня решительно двинулась вперед.
Стража в воротах деревни все же была. Два дюжих мужика с копьями. Они внимательно посмотрели на землян, кажется были удивлены, но ничего не сказали и не попытались их остановить. Глаза и уши стражников были самые обычные, человеческие, не эльфийские. Да и телами эти типичные деревенские увальни нисколько не походили на тонких гибких эльфов.
— Ничего себе! Два разумных вида на одной планете. Почему они нас пропустили так спокойно? — тихо пробубнил Ербол, миновав ворота.
— Ты заметил: они внимательно нас осмотрели. Похоже, убедились, что мы одного с ними вида. Вероятно боятся не любых путников, а только эльфов. Это может объяснять агрессивность эльфов: мы похожи на их врагов. — так же тихо ответила Аня.
Деревня встретила их пылью и вонью. Никиту поразил этот контраст между свежими, в цветах, зелеными лугами предгорий и грязной, истоптанной тысячами маленьких копыт, заваленной сухим дерьмом улицей меж двух рядов каменных домов. Построенные из необработанных камней разных размеров, кривые и косые — не от времени, а просто так были построены изначально, дома выглядели развалюхами. Хотя деревня была не старая, дранка и пожухлые стебли тростника на крышах не успели сгнить, черепица на двух самых добротных хибарах выглядела совершенно свежей, а деревянные балки в кладке стен не почернели еще. Никита раньше считал русскую деревню нищей, почерневшее некрашеное дерево хозяйственных построек производило на него удручающее впечатление. Но теперь он впервые увидел нищую каменную деревню. И, черт возьми, совершенно европейскую.
— Очень похоже на старинные испанские деревни, — заметила Аня.
— На Памире старинные дома тоже похожи. — сказал Ербол — Только крыши там обычно крыли сланцем. И я был там на овечей ферме — воняет не лучше. Интересно, что у них здесь за скот?
Его вопрос сразу получил ответ. Навстречу шло небольшое стадо коз, которых гнал парнишка с хворостиной. Козы? По размеру похоже. Четыре тонких ножки с копытцами, над ними копна густой вьющейся шерсти, голову держат выше овец, но ниже земных коз, уши торчащие, как у коз, а не висящие. И рога. Козы как козы, если бы не рога. Два коротких прямых торчат вперед над глазами, и два длинных, загнутых назад — между ушей. Убрать бы любую пару — были бы совсем земные длинношерстые козы. Фу-у! Ну и воняет же от них! Пастушок стрельнул на землян любопытными черными глазами, но спокойно прошел мимо. Глаза пастушка чуть раскосые, волосы прямые, черные, грязные драные штаны и рубашка из дерюги, идет босиком, слой грязи на коже почти скрывает прыщи и расчесы. По виду — обычный азиат, даже не монголоид. А держится с достоинством. Видимо проявлять чрезмерное любопытство к странникам против здешних обычаев. Раз стража пропустила, значит признала за своих.
— У нас на Земле тоже есть четырехрогие козы — заметила Аня, когда стадо прошло мимо. — Только я никогда не думала, что от них может так вонять. Слышала выражение «козел вонючий», но не понимала, откуда оно взялось.
— Да, мыть их здесь не моют. На Памире полудикие овцы — воняют точно так же. А вот горные киики почему-то не воняют. — заметил Ербол.
Никите вспомнилось вдруг старинное земное: рождество, открытки, где дети обнимаются с овечками… Да уж, чрезмерной любовью к чистоте эти древние создатели религий не страдали, выбирая такие символы, как ягненок. Да у них в пустыне кажется вообще мыться было запрещено. Вот так и облезает позолота с легенд и мифов.
Из дверей домов выходят женщины, выплескивают в сточные канавы по сторонам улицы помои и грязную воду, вываливают туда же мусор и объедки. Одна устроилась стирать прямо перед своей дверью. Не удивительно: маленькие окошки затянуты белым непрозрачным. Никита догадался, что это и есть пузырчатые окна. Лишь у немногих домов окна с частыми переплетами, закрытые стеклом. Мутным и зеленым, вроде бутылочного, даже снаружи видно. Темновато им стирать внутри домов-то. Да и канализация на улице ближе: опрокинуть корыто, и делов. А что воняет — так не баре. И бань тут похоже не признают.
— В испанской деревне, где мы были прошлым летом, дома поаккуратнее сложены. К счастью тот любитель старины восстановил только внешний вид, а не запах. Иначе мне вино бы в горло не полезло тогда.
— В испанских деревнях никогда так не воняло, там климат другой. — пояснила Аня — Сухо и солнце могучее. Все отходы засыхают и солнцем прожариваются — никаких бактерий, никакого гниения. А здесь, при такой санитарии, должно быть болезней масса. Да еще дома не по черному топятся.
— Так ведь лучше с дымоходами. Дым глаза не ест.
— В черной избе дым дезинфицирует, да и насекомых меньше. На Руси не от дикости так долго не хотели строить печи с дымоходами. Где строили — начинались эпидемии.
— Да ладно вам, — сказал Ербол, — наши собственные предки были нисколько не чище.
— Ваши, Ербол, ваши! — неожиданно язвительно выпалила Аня — Наши с Никитой предки хотя бы раз в неделю в баню ходили.
— Мои предки тоже от воды не бегали. — заявил Сепе немного обиженным тоном — Только вот твоих, Ербол, предков, великих степных завоевателей так и не смогли этому научить. Вы все считали, что небо накажет за мытье.
Ерболу нечего было возразить, он только руками развел.
— Так твои предки хоть жили в безводных степях. А у этих кажется проблем с водой нет. — примирительно заметил Никита.
Маленькая перепалка, совсем не случайно затеянная Аней, немного разрядила напряжение, накапливавшееся с момента, когда впереди показалось долгожданное поселение. А Никита вдруг ощутил необычайную историческую значимость момента: через несколько минут впервые в истории человечества им предстоит контакт с иной цивилизацией, иным разумом. Неважно, что здешние жители неотличимы от людей — это же другая звезда, другой мир. Это человечество произошло от других обезьян, может вовсе не от обезьян, его история никогда не пересекалась с историей человечества Земли. Это ведь настоящий Первый Контакт. И ему, Никите Панкратову, предстоит в этом участвовать. Мог ли он совсем недавно поверить, что это случится не в мечтах, не в игре, а на самом деле?
Улица окончилась на главной площади деревни, куда вливались еще несколько улиц. Дома здесь были больше и аккуратнее, чем в остальной части деревни.
— А поселение совсем новое — сказала Аня — Ербол, сколько ему лет по твоему?
— Не больше десяти.
— Крыши могли недавно перекрыть заново — возразил Никита.
— Я сужу по черепице — ее ставят на десятилетия.
— У этого места еще одна особенность: никакой церкви. — сказала Аня — В любом земном поселении вдали от городов что-то такое обязательно было. Какое-то культовое сооружение.
— Может мы просто не знаем, как должны здесь выглядеть церкви? Почему ты уверена, что это не церковь? — Никита показал на самый крупный дом.
— На нем нет никаких символов. Ничем не отличается от других домов.
— Может у них не церкви, а капища, которые стоят вне поселений? — предположил Сепе.
— Сомневаюсь. Мы же сверху видели все окрестности — не было никакого капища. Да и стена вокруг, значит боятся нападений. Не будут они оставлять святыню беззащитной. Нет, либо у них вообще нет религии, либо религия не играет такой важной роли, как на Земле в средневековье.
— А может это и не средневековье? — Сепе еще сомневался.
— Посмотри внимательнее. Уровень культуры — поздний Рим или раннее средневековье Европы. Ты же знаешь: каждому уровню технологии соответствуют определенные социальные структуры. А вот здесь важнейшая часть этих структур, религия, не просматривается. А она на этом уровне должна бросаться в глаза. Не такая здесь история, как у нас была.
— А что это, по твоему, за дом? — спросил Ербол.
— Или ратуша, или тут местный алькальд живет. Самый большой дом на главной площади поселения — всегда признак власти.
Алькальд — староста в испанских деревнях — вспомнил Никита. У него тоже этот поселок ассоциировался с Испанией. Возможно потому, что он не видел других старинных европейских поселений.
Ербол решительно подошел к двери, постучал кулаком. Никто не отозвался. Тогда Ербол дернул резную деревянную ручку. Потом толкнул. Дверь была заперта. Никита заметил, как маленький пацанчик в одной рубашке, глазевший на них размазывая сопли, при этих действиях Ербола стремительно заскочил в дом.
Вскоре из этого дома вышел дородный пожилой мужчина в почти не обтрепанной широкополой войлочной шляпе, зеленых, давно не стираных штанах и добротной кожаной куртке. Мужчина старался идти важно, с достоинством, но ему это плохо удавалось. В том, как он переступал ногами в смешных, веревочного плетения туфлях с помпонами чувствовалась какая-то испуганная суетливость. Вылупив буркалы на отряд, он плюхнул ногой в густую зеленую лужу и обернувшись заорал визгливым басом.
— Запись включена? — спросила Аня.
— Обижаешь! — Ербол поправил на плече видеодатчик.
На вопль алькальда вскоре набежали четыре мужика с алебардами. Эскорт придал местной власти бодрости, и она пошествовала уже уверено, выпятив пузо. Но когда взгляд старика упал на трофейный меч на боку Ербола, смелость опять его покинула. Более того, он показал все признаки сильного испуга. Быстро подсеменив к Ерболу, алькальд стал часто кланяться и, умоляюще глядя исподлобья непроницаемо черными глазами, бормотать что-то быстрой скороговоркой. Речь его рук оказалась куда более понятной. Он, похоже, просил путников не задерживаться в деревне, а идти себе дальше. Во всяком случае, указывал он не на ту улицу, по которой они пришли на площадь, а на ее продолжение на другой стороне. Стража за его спиной взяла алебарды наизготовку и решительно попятилась от путников. У них вид эльфийского меча тоже не вызвал энтузиазма. А алькальда свой страх и испуг защитников привел в отчаяние, выразившееся в решительных действиях. Он, все так же кланяясь и бормоча, стал слегка подталкивать Ербола в сторону выхода с площади. Ербол растерялся: староста очевидно боялся их, не хотел обидеть, и категорически отказывался от контакта.
— Ладно, пойдем. Здесь и сейчас у нас ничего не получится. — решила Аня.
Староста, доказывая право на власть, семенил рядом с ними, сопровождая каждый шаг поклонами, угодливыми жестами и извиняющимся бормотанием. Как бы ни был он испуган, все же он был куда решительнее четверки мужиков с алебардами, следовавших на безопасном расстоянии в грозной готовности броситься наутек. Ворота на другой стороне деревни были распахнуты настежь, открывая уходящую вверх по склону столбовую дорогу без столбов. Стражники при приближении отряда встали во фрунт, пытаясь укрыться за древками своих копий. Как только отряд вышел в поле, ворота захлопнулись с надрывным скрежетом. Над стеной показались острия алебард и испуганные глаза стражников. Жители деревни не были агрессивны, как эльфы, но контакт с ними был столь же невозможен.
— Что будем делать? — спросил Ербол.
— Пошли! Что еще остается. — ответила Аня — Надеюсь, что в других поселениях они будут не так напуганы. Их страх явно был связан с эльфами, а за горами эльфов нет.
— А как с языком?
— Для расшифровки слишком мало материала. Может удастся установить ситуативно несколько слов. Но не более того.
Через час подъем опять сменился спуском, поросшим густым лесом. Берега неглубокой горной речки предоставили прекрасное место для ночлега, а после напряженного марша по враждебным эльфийским лесам отряд нуждался в отдыхе. Естественная запруда в этом месте создавала прекрасную ванну. Плавать в ней было нельзя — ширина не превышала двух человеческих ростов, зато такая же глубина позволяла прыгать со скалы в невероятно прозрачную, манящую после солнечного жара воду. Аня и Ербол немедленно скинули комбинезоны и нырнули. Никита не замедлил последовать их примеру и вылетел из воды со скоростью поросячьего визга. По контрасту с душным воздухом стылая струя обжигала даже не как кипяток, а как жидкий гелий. Аня расхохоталась. Супермены чертовы! Им что — включил разогрев и делов… Впрочем, Никита понимал, что здесь покривил душой: конечно они не включали сверхспособности для простого купания в холодной речке в жаркий день. А в воду хотелось! Комбинезон — термостат хорошо защищал лишь от холода. Пришлось лезть в воду потихоньку, давая телу привыкнуть. И ничего, получилось. Пару раз переплыв бассейнчик, Никита даже получил удовольствие. Потом нырнул — ничего страшного, только уши мерзнут. Под водой стремительно шныряли небольшие рыбки, время от времени вспыхивая радугой, как компакт-диски на солнце. Когда вынырнул, Аня позвала его. Она устроилась под небольшим водопадом, которым речка вливалась в ванну. Никита подплыл к ней, прижался к упругому телу — иначе вдвоем под струей не уместиться. За одно это стоило вынести ледяное купание. Только оно уже не казалось таким ледяным, вода стала просто свежей. А мощная струя приятно массировала тело. Когда через минуту Никита вылез под горячие лучи, он ощутил себя заново родившимся. Как после бани. Странная штука человеческая природа, что такие противоположности действуют на нее одинаково.
Аня с Никитой еще грелись на солнце, а Сепе уже вовсю орудовал саморезом. Увы, астронавты двадцать второго века шли в планетный десант не с всепрожигающим лазером-бластером в кобуре, а с отдаленным потомком мотопилы. По размеру и весу саморез мало отличался от старинного мачете, но его сверхтвердые зубчики с одинаковым остервенением вгрызались в дерево, камень или сталь. При нужде им можно было фехтовать, используя вместо обычного меча-кладенца. Когда Аня, к глубокому сожалению Никиты, скрыла свое прекрасное тело под комбинезоном, Сепе уже успел свалить и разделать несколько деревьев. Дрова не кололи, а пилили вдоль — чуть дольше, зато без усилий и не нужен тяжелый топор. Аня с Никитой быстро сложили поленницу и пентагон — бревна для сидения вокруг костра. Это название туристы принесли из седой древности, из Никитиного века. Само здание сгинуло в локальной войне и было забыто, а слово жило. А когда костер запылал, подошел Ербол с низкой тех самых радужных рыбок на прутике. Умелый охотник и рыболов, он набил их острогой из простой палки.
— Ну что, попробуем местных белков?
Аня пошла к рюкзаку за детектором ядов. Структура белков и других органических веществ в мире эльфов оказалась такой же, как на Земле, аминокислоты те же. В прошлые короткие вылазки в иномирье Ербол добывал мелких зверьков, крошечных рыбок. Анализ установил, что они съедобны — есть этих мышей и сикильдявок на самом деле никому в голову не пришло. Но даже на Земле далеко не всех можно есть без риска для здоровья. Никита и не представлял раньше, какой сложной проблемой является определение съедобности неизвестной органики. Для теоретического предсказания реакции человеческого организма требуется компьютер мощнее мобильника в миллион раз примерно. Искандер с Ерболом решили эту проблему гениально просто, поместив в небольшую, с ладонь, коробочку набор живых человеческих тканей — модель организма в миниатюре. Достаточно опустить в приемник кусочек еды и наблюдать за реакцией. Недостатком детектора служило то, что нарвавшись на яд он реагировал как пробователь еды у средневековых королей, то есть переставал функционировать. Не навсегда, на сутки, пока не вырастал новый комплект клеток — анализаторов. Но с этой рыбой детектору повезло. Отряду тоже — рыба оказалась необычайно вкусной. Жарить ее не стали, а просто посолили и ели сырую. Никакого сравнения с концентратами в основном наборе продовольствия, легкими, питательными, но однообразными. За едой начали обсуждать впечатления от деревни.
— Интересно, что ни у кого из них нет ни усов, ни бороды. Они не бреются, просто у них волосы на лице не растут. — заметил Сепе, пощипывая уже отросшие редкие волосенки на своем подбородке.
Никита, надо сказать, не обратил на это внимания. Может потому, что у него усы и борода сейчас тоже не росли. Аня уничтожила корни волос, чтобы не возиться с бритьем, когда он еще лежал в коме. А Никита потом не стал восстанавливать. Теперь он сообразил, что кожа на подбородках деревенских мужиков была такой же гладкой, как у него.
— Ну, они вовсе не обязаны быть копиями земных людей. — сказала Аня — И потом, они похожи на земных монголоидов, у которых с бородой тоже не густо. — Аня бросила демонстративный взгляд на подбородок Сепе — Куда важнее, что здесь совершенно определенно живут два разумных вида. При том один из них внешне практически не отличается от нас. Культура тоже очень похожа. А вот другой отличается и внешне и по культуре. Думаю, даже уверена, что это ветви одного вида, разделенного мутацией несколько десятков тысяч лет назад.
— А не может быть, что два разумных вида развились на планете одновременно? — спросил Никита.
— Нет, это исключено. Видишь ли, если вид переходит на путь разума, то скорость его развития со временем растет экспоненциально. По крайней мере так было на Земле, так показывают модели развития разума. Конечно эти модели строились на примере только людей, но здешние очень похожи на людей. Разница в развитии у них не превышает пары тысяч лет, на самом деле вероятно куда меньше. Значит расхождение произошло не больше нескольких десятков тысяч лет назад. А в это время они уже должны были быть разумными. Просто неразумные эволюционируют несравненно медленнее, чем разумные. Для них единицей времени развития являются не десятки тысячелетий, а миллионы лет. Синхронность с точностью до пары тысячелетий была бы для них невероятной.
— Давайте рассмотрим все, что у нас есть. — вмешался Ербол — Так, мы знаем, что структуры белков, клеток, генная кодировка здесь такие же как у нас. Животные и растения очень похожи и даже вроде находятся в родстве с нашими животными и растениями. Не точные копии, но ближайшие подобия. Здешняя звезда, насколько позволяют судить портативные приборы, не отличается от нашего Солнца. Строение планетной системы сходное, но здесь я мало могу сказать. Здешняя Луна по всем параметрам такая же как наша, разница в несколько процентов. Планета эта по всем параметрам не отличается от Земли, но география другая. И наконец люди и эльфы. Сходство животного и растительного мира вплоть до генокода наверняка не случайно. Наверняка есть информационный резонанс между Землей и этой планетой, ведущий к параллельному развитию. Так что я могу почти наверняка утверждать, что основной разумный вид здесь — люди. Их генокод наверняка похож на наш. Разница должна быть не больше, чем у тех мышей. И эльфы, которых на Земле нет и не было. Это наверняка, как сказала Аня, мутация, причем вызванная какой-то катастрофой. Взрыв вулкана с таким влиянием при сходстве планет маловероятен. Это должно было быть что-то куда более страшное, чем взрыв Санторина, погубивший Атлантиду, или взрыв Кракатау. Здесь таких вулканов быть не должно. Скорее это было падение астероида. Что мы имеем пока в остатке? Подтверждение того, что информационный резонанс действует не только на уровне квантовых процессов или на уровне мозга, но и на уровне биосфер. Это новый и очень интересный поворот в нашей тематике.
— Вернемся к нашим баранам, — перебил его Сепе — то есть аборигенам. Как вступить с ними в контакт, если они этого категорически не хотят? Я предлагаю вернуться в деревню, взять языка и разговорить его. В конце концов, они нам навязывают силовое решение, значит и мы должны идти по этому пути. Как говорил один древний китайский мудрец, между прочим мой предок, не разбив яиц не приготовить яичницу с грибами.
— Мой предок, между прочим великий казахский воин, тоже любил эту пословицу. Но всегда добавлял, что, когда готовишь яичницу, бей чужие яйца и береги свои. — возразил Ербол — Одно дело отбиться от десятка эльфов в лесу, и совсем другое — вступать в конфликт с несколькими сотнями поселян. Боюсь, что после этого нам придется забыть о контактах и мотать отсюда.
— Не надо бить ничьи яйца. — сказала Аня — По моему все прошло вполне нормально. Мы пойдем по дороге, которая наверняка ведет в другой поселок или город, и там будет нормальный контакт без битья чужих или своих яиц.
— Почему ты в этом уверена? — спросил Сепе.
— Это элементарно, Сепе. Эльфы на нас напали, ни слова не сказав. Люди впустили в деревню спокойно, ни о чем не спрашивая. Очевидно, эльфы приняли нас за людей, как и люди. Значит между людьми и эльфами вражда, а вот люди относятся друг к другу вполне нормально. Могу тебя уверить, что в средневековый город Земли нас так легко бы не впустили. Здешние ребята просто ангелы, по сравнению с нашими предками. В деревне все было спокойно, пока староста не увидел эльфийский меч у Ербола. Он прогнал нас, но очевидно, что очень боялся обидеть. Видимо прогнал, боясь, что эльфы будут нас преследовать и нападут на деревню. Судя по спокойствию сейчас у них перемирие, а он боялся, что мы станем поводом для его нарушения. Вполне понятное поведение. Значит подходя к другому поселку мы спрячем эльфийские трофеи. А чем дальше уйдем от территории эльфов, тем менее пугливыми будут люди. Все будет нормально, теперь я в этом уверена.
— Никита, можем мы идти дальше? — спросил Ербол — Как у нас с возвращением?
Никита прислушался к внутренним ощущениям. Где-то глубоко, на границе сознательных ощущений, он почувствовал тепло контакта с Тепе. Ему этот контакт мог служить только маяком для возвращения, но Тепе наверное получал больше. Возможно он даже видел все происходящее здесь глазами Никиты. Тепе не слишком демонстрировал свои возможности, хотя видно было, что он знает о происшедшем в иномирье больше, чем ему рассказывали. Наверное боялся, что его телепатическое наблюдение может быть неприятно Никите. Но Никите сейчас было все равно. Он ведь тоже соединялся с мыслями Тепе несколько раз и знал, что тот никому не выдаст чужие тайны. Да его эти личные тайны и не интересуют вовсе, ему любопытны тайны мира. Так что пусть его смотрит.
— Сейчас я не вижу разницы когда и откуда возвращаться. Тепе я чувствую так же, как и в лесу эльфов.
— Ну и прекрасно. Значит сделаем так, как предложила Аня — завтра двинемся по дороге к следующему поселку.
Ну и прекрасно. Завтра, так завтра. Нам, шоферам, один черт — прикажут завтра ехать, так завтра поедем. А прикажут возвращаться, так вернемся. Такое ощущение появилось у Никиты, когда он лег у костра, положив голову на пахнущее смолой поленце. В конце концов, в этой экспедиции он исполнял всего лишь роль транспортного средства. Устал он от всего этого, и не интересовали его больше проблемы развития иных цивилизаций. Пусть Ербол роет землю по поводу технологии слоистой бронзы, а ему что до этого? Он ведь не психоисторик, а всего лишь междумирный паром. Что-то не интересуют его тонкости развития здешних дикарей. Дикари, они и есть дикари. Куда приятнее смотреть в звездное небо. Здесь оно совсем другое. И не только по расположению звезд. Главное — нет тех движущихся в немыслимой вышине бессчетных огоньков космических станций. Почему он до сих пор ни разу не был в космосе, не побывал на Луне? Дальше не слишком попадешь без дела, а туда — пожалуйста.
— Вернемся в наш век — сразу слетаю на Луну! — сказал он. И был очень удивлен, услышав веселый хохот Ани. Ербол с Сепе, как заметил Никита, тоже были в недоумении.
— Вы поняли: — объяснила Аня — Никита впервые назвал наш двадцать второй век своим. Раньше он всегда говорил про него: ваш век, этот век, а своим считал двадцатый. А теперь наконец-то стал своим в нашем веке. Поздравляю тебя, Никита, теперь ты наш человек. Ради одного этого стоило прогуляться в иномирье.
Внезапно раздалось противное зудение — сработала система датчиков, которые Ербол каждый раз выставлял вокруг лагеря. Аня сказала спокойно:
— Сюда кто-то идет.
— Никого не чувствую — сказал Ербол.
— По приборам один человек.
— А для меня полная пустота — Ербол был выведен из равновесия своей неспособностью почувствовать другого человека.
Из леса вышел высокий старик в островерхой шляпе и просторном плаще, с тяжелым посохом, больше всего напоминавшим дубину. Длинные седые волосы скрывали уши, так что не было понятно человек он или эльф. Старик подошел к костру и неторопливо оглядел всех сидящих. Потом взгляд его остановился на Ерболе. Старик подошел к бревну напротив Ербола и величавым жестом согнал Сепе с занятого места. Сепе торопливо отдернулся в сторону, старик сел и уставился на Ербола пронзительным взглядом. Ербол вздрогнул и замер.
Молчание тянулось долго. Ербол и старик сидели неподвижно, глядя друг на друга через огонь. Наконец Аня не выдержала:
— Ербол, что с тобой? Ты меня слышишь?
Ербол нетерпеливо отмахнулся:
— Не мешай, мы разговариваем. Потом.
Потом Аня и Никита почти час пялились на Ербола и пришельца. А Сепе невозмутимо подкладывал поленья в костер.
— Ложились бы вы спать, — предложил Сепе — у них это на всю ночь. Я чувствую, что они действительно пытаются разговаривать, но суть от меня ускользает. А вы и вовсе ничем им помочь не можете. Ложитесь, я посторожу.
Делать действительно было нечего, пришлось последовать совету Сепе. Сон, как ни странно, пришел быстро. О чем он был — Никита не запомнил, но утром проснулся свежим и в хорошем настроении. Аня проснулась вместе с ним, как по команде. Сепе, все так же невозмутимый, сидел у костра. А Ербол и старик спали. Сепе уступил старику свой коврик, а вот спальника тот не взял, обойдясь своим плащом. Теперь можно было хорошо рассмотреть ночного пришельца. А вот рассматривать в нем было нечего: обычный средневековый старик, закутанный в плащ из толстой ворсистой ткани темно-бурого цвета. Под плащом одежда из замши. Лицо старого азиата. Типичный Дерсу Узала. Ушей его по прежнему не видно, глаза закрыты. В свете костра Никита не смог определить, похожи его широко раздвинувшиеся в темноте зрачки на вертикальные эльфийские или круглые человеческие.
Пока Никита с Аней сбегали к ручью, где Никите снова удалось насладиться зрелищем Аниного купания, Сепе все так же сидел на бревне. А потом он протянул Ане Ерболов мобильник, улегся на коврик Никиты и ушел из этого мира. В умелых Аниных руках мобильник заговорил голосом Ербола:
— Вы наверняка умираете от любопытства. Ну, не буду вас мучить, вот вам предварительная информация. Мы наконец-то встретились с одним из представителей здешних властей. Я не понял точно его статус, но его уважают и эльфы, и люди. Он наш коллега, маг. И он заинтересован в контакте не меньше, чем мы. Совершенно уникальный старик. Телепатически мы друг друга понимаем, но с очень большим трудом. Почему так — я не знаю. Теоретически ведь мы должны передавать друг другу чистую информацию. Кажется, он тоже удивлен этим обстоятельством. Ну, мы начали составлять словарь для взаимного общения без телепатии. По самому простому методу Робинзона Крузо — обозначая словами предметы и действия. Я записывал все в мобильник — Аня, проанализируй. А вот он просто все запоминает. И мне кажется, что уже сейчас он может говорить по русски почти свободно. Память просто невероятная, а соображает он куда лучше компьютера. Так что в разговоре с ним нам переводчик не понадобится. Ну ничего, пригодится для общения с другими: мы составляли словарь на языке здешних людей. Все, больше не могу. Спать хочу — сил нет. А вы бдите.
Над чем, собственно, бдить, было не вполне понятно. Вокруг никого, как показывают приборы и пробудившееся в Никите телепатическое чувство. Впервые Аня и Никита остались наедине за последние несколько дней. Но воспользоваться этим не удалось — сработала следящая система. И сразу Никита услышал мерное позвякивание: по дороге кто-то приближался. Определенно не враги, поскольку издали оповещали о себе. Из-за поворота показалась навьюченная лошадь в сопровождении троих мужиков. То есть, это сначала Никита принял вьючного зверя за лошадь по сходству общих форм тела. Когда путешествующая компания приблизилась, Никита разглядел на голове лошади торчащий вперед витой рог, к которому был привешен колокольчик. Единорог! Вьючной единорог шел в сопровождении вчерашних знакомых — старосты и двух стражников, один из которых по прежнему нес алебарду, а другой вооружился на сей раз луком. Но вооружились они не от землян, поскольку лук так и остался за спиной, а алебарда спокойно лежала на плече.
Аборигены не пошли дальше по дороге, а уверенно направились к стоянке отряда. На сей раз они не проявляли страха или агрессивности. Староста оглядел лагерь, остановил свой взгляд на спящем старике, некоторое время пребывал в нерешительности, а затем почтительно поклонился Ане с Никитой и произнес несколько слов, указывая рукой на ночного гостя.
— Ербол же словарь составил, — сказал Никита — ты можешь перевести?
— Нет. Пока там только сырой материал. Без анализа и настройки переводчик не сработает.
Староста тем временем отдал приказ своим сопровождающим, которые сняли с единорога корзины и поставили их рядом с костром. Мужики выглядели сегодня вполне дружелюбно, так что Никита решился посмотреть их диковинного зверя вблизи. Лошадь он напоминал на самом деле только издали общей массивной округлостью форм. Даже не лошадь, а замотанную клячу. Ну, может еще, видом шерсти. А вот морда была не лошадиная, скорее лосиная. И ноги тоже отличались. Присмотревшись, Никита понял чем: копыта зверя были раздвоены. А рог над глазами вообще не походил ни на что виденное: широкий в основании, резко сужающийся, как бы свитый из двух заостряющихся стержней. Никита протянул руку, чтобы погладить это чудо, но зверь резко отстранился и негодующе фыркнул. Один из стражников услужливо взял единорога за узду, и Никита погладил теплый подрагивающий бок. Аня тоже проявила любопытство. Единорог перенес ее приближение куда терпимее и спокойно стоял, пока Аня гладила его шею, длинноносую морду, ощупала рог. Староста, дождавшись наконец, пока Аня с Никитой удовлетворят любопытство, еще раз поклонился, произнес несколько слов, явно прощальных, и неторопливо пошел назад в сторону деревни. Стражники с единорогом потянулись за ним. Никита с Аней смотрели им вслед, пока туземцы не скрылись за поворотом.
— Здесь чудеса, здесь леший бродит… — произнес Никита, несколько ошарашенный визитом, — Единорога мы увидели, даже потрогали. Интересно, а драконы здесь есть?
— А почему нет? Дракон — всего лишь крупная ящерица.
— Ага, вроде динозавров.
— Динозавры не были рептилиями. Они были ближе к нашим современным птицам. Но крупного динозавра и правда можно принять за дракона. Кстати, этот единорог никакого чуда из себя не представляет. Просто крупная антилопа, у которой два рога слились в один. Своеобразно, конечно, но он не слишком далек от земных аналогов. Так что дракона мы здесь вряд ли встретим.
Исследование корзин обнаружило пол туши местной козы, большую ковригу свежего хлеба, большой кувшин молока, фрукты. Староста привез еду. Очевидно, что старику, а не отряду. Старик пришел со стороны деревни, так что имел возможность отдать приказ. Но откуда старик знал, что встретит отряд на этой дороге? Вопрос пока остался без ответа. Зато на другой вопрос нужно было ответить немедленно — Аня уже достала упаковки пищевого концентрата из рюкзака. Никита с тоской вспомнил навязчивый вкус тягучей пасты, в которую превращалось содержимое пакета, залитое водой. Вечно неразрешимая проблема: если нужно сделать рацион полноценным, легким, простым в употреблении, то его никак нельзя сделать вкусным. Для подобной экспедиционной, в сущности аварийной еды действует правило: голод — не тетка, а лучший повар.
— Ань, давай попробуем зажарить козу?
— Ее же определенно не нам принесли, а старику.
— Ну и что? А он определенно не обидится. Ему столько мяса одному не съесть. А сырое мясо с собой он не потащит. В крайнем случае, Ербол кого-нибудь застрелит для него.
Аня покачала на руке пакеты и решительно пихнула их обратно в рюкзак:
— Действуй!
На мясо и хлеб детектор ядов отреагировал вполне благосклонно, а вот от молока негодующе покраснел. Там содержался не яд, но какой-то сильный аллерген. В результате пришлось отказаться и от фруктов, поскольку детектор восстановит работоспособность лишь через несколько часов. Ну и ладно, и то хлеб, тем более с мясом.
Плывущий над землей аромат разбудил Ербола. Он сел, повел носом изучающе и рванул к речке умываться. К его возвращению Никита счел мясо готовым. Оно напоминало баранину, а скорее дикого скакового козла по количеству и резиновости жил. Хлеб тоже был не пшеничным, а скорее кукурузным, хотя и свежим, но жестковатым. Но после концентрата все это было неважно. Когда хруст, чавканье, урчанье и прочие свидетельства райского блаженства сменились тишиной сытого удовлетворения, Ербол с улыбкой посмотрел на Аню и Никиту.
— Эх вы, исследователи! Жрете как звери и не собираетесь умирать от любопытства.
— А зачем нам умирать? — отозвалась Аня — Если ты нам сейчас не расскажешь все, то лопнешь на месте. Что я, тебя не знаю?
— Да, психологиню не обманешь. Ну ладно, слушайте:
Как мы и предполагали, люди и эльфы — ветви одного вида. Люди были первичным видом и заселяли два материка, соединенных раньше перешейком. Несколько десятков тысяч лет назад — точной хронологии нет, прямо на перешеек упал крупный метеорит, вероятно астероид. Перешеек был не просто уничтожен, но на этом месте образовался гигантский кратер, окруженный постоянно извергающимися вулканами. Здесь его называют Морем Ужаса — так я приблизительно перевел. В нем страшные течения, водовороты, чудовищные штормы. В общем, материки оказались надолго разделенными. Восточный материк пострадал меньше. Хотя в его западной части все люди погибли, восток почти не пострадал. Так что там развитие людей продолжалось нормальным образом. А вот этот, западный материк был почти полностью уничтожен. Только на крайнем западе, в горах сохранилась жизнь. Видимо горы предохранили какие-то области от ударной волны. Но не предохранили от массовых выпаданий вулканического пепла, пыли. Выжившие люди перешли жить в пещеры, мутировали, приспособились к ночному образу жизни и превратились в эльфов. Около четырехсот лет назад, а здешние годы отличаются от наших лишь на несколько минут, по моим измерениям, люди впервые смогли пересечь Море Ужаса, и началась колонизация восточного материка. С эльфами они встретились почти сразу. Два вида очень сильно различаются по направлению развития культуры. Люди, как я понял, развивались примерно так же, как наши предки. А вот эльфы пошли в направлении биологической цивилизации и развития магии. Возможно этому способствовало существенное различие: люди живут, как и наши предки, около шестидесяти лет, а эльфы почти втрое дольше. Но при заметно более низкой рождаемости. В общем, хотя эльфы сумели оказать людям достойное сопротивление, происходит постепенное вытеснение их людьми. Хотя идет оно не так жестко, как было в нашей истории при колонизации Северной Америки. Периоды войн чередуются с периодами вооруженного мира. Контакты не часты, но культуры понемногу перетекают одна в другую. Люди и эльфы — близкие виды, так что гибридизация возможна, хотя происходит крайне редко. Метисы, полулюди-полуэльфы, бесплодны и живут очень долго. Пока ни один из них не умер от старости. Почти все они обладают выдающимися магическими способностями и в здешнем обществе занимают высокое положение. Причем их уважают как люди, так и эльфы. Наш знакомый как раз один из таких магов. Ему около трех веков, как он говорит. Это, пожалуй, все определенное. Основное время мы затратили на составление словаря. Да, еще: за этой горной грядой море, там территория людей, города. А здесь граница.
Аня задумчиво наблюдала, как вспыхивают и горят на углях прутики, освобожденные от мяса.
— Ербол, как ты думаешь, мы получили уже достаточно информации? Может пора и возвращаться?
— А зачем нам сейчас-то возвращаться? Контакт установлен, причем на самом высшем уровне. Есть общий язык. Этот маг относится к нам без малейшей вражды, с сильнейшим любопытством. Теперь мы можем с ним гулять безопасно и удовлетворять свое любопытство. Ну, и его тоже. Неужели тебе не интересна эта цивилизация?
— А ты уверен, что правильно его понимаешь?
— С точным определением понятий есть трудности. Чем, кстати, он тоже удивлен изрядно. А вот эмоции читаются совершенно четко и однозначно. Так что в его отношении к нам я не сомневаюсь. А точный перевод… так ведь ни мне, ни Сепе никогда не приходилось общаться телепатически с человеком незнакомого языка и культуры. Вот мы и узнали, что телепатия имеет свои границы, даже если общающиеся хорошо владеют ею. Потом Шурик найдет какое-нибудь теоретическое объяснение. А почему ты засомневалась, когда все пошло так хорошо? Чувствуешь какую-то опасность?
— Да так, ничего определенного, — Аня ковыряла прутиком в углях — просто мне почему-то подумалось, что все это бесполезно. Любопытно, но и только. Не опасно, а просто бесполезно. Понимаешь, все, что мы здесь получим, будет представлять очень узкий интерес. Нам их путь не годится, у нас свой есть.
— Сравнительная история цивилизаций представляется тебе не интересной?
— Как тебе сказать… Ты ведь согласен, что это скорее моя, чем твоя область? Ну, вот, здесь есть люди. Их цивилизация очень похожа на нашу в прошлом. Это любопытно, и только. И есть цивилизация эльфов. Каких бы успехов они не достигли, но наши возможности в биологии больше уже. И, что самое главное, есть только один человек, который может доставить нас сюда. А миров, подобных этому, или не похожих, бесконечное множество. Ты хочешь, чтобы Никита затратил свою жизнь на удовлетворение твоего любопытства?
Ербол надолго задумался.
— Вот последний аргумент действительно серьезный. Я согласен с тобой, что если Никите все это интересно, то мы можем пользоваться его помощью. Точнее, помогать ему исследовать этот мир, или другие. А если нет — мы не имеем права его заставлять.
Теперь настала очередь Никиты думать. Прямо так и сказать, что этот мир ему уже не интересен, не хотелось. Огорчать друзей… Он как-то упустил из виду, что Ербол — телепат без труда читающий эмоции.
— Я тебя понял. Ну что, возвращаемся домой?
— Знаешь что, — сказал Никита, — раз уж мы здесь и дела идут хорошо, то наверное возвращаться сейчас не стоит. Мы вполне можем здесь еще погулять…
— Но делать исследование чужих миров целью своей жизни тебе не хотелось бы. — продолжил за него Ербол.
Никита смутился.
— Все нормально, Никита. Мы же друзья. Мое любопытство ничуть не более ценно, чем твое нежелание его удовлетворять. Я только надеюсь, что ты и дальше будешь работать с нами по изучению магии. Это же в наших общих интересах.
— Будет, будет. — ответила за Никиту Аня — Только не в исследовании чужих миров. Вы ведь магией занимаетесь, так вот и занимайтесь магией. А другие цивилизации оставьте специалистам по психоистории, вроде меня.
— Доброе утро! — их ночной гость, или хозяин, проснулся незаметно для всех и стоял сейчас за спиной Ербола — Извините меня, что я подслушал ваш разговор. Вы, кажется, собираетесь вернуться в свой мир?
— Доброе утро — машинально отозвалась Аня и пораженная уставилась на мага.
Теперь, при дневном свете, стало не совсем понятно, почему ночью он показался исследователям стариком. Если только по длинным седым волосам. Но сейчас они не казались седыми — слишком уж ровные, блестящие, будто серебряные струны. Скорее волосы альбиноса, чем седина. А вот глаза не прозрачно-красноватые, а нормальные, темно-карие, контрастирующие с кустистыми, тоже серебряными, бровями. Человечьи глаза, не эльфийские. Как и у всех встреченных в этом мире, никаких признаков бороды и усов. Лицо с морщинами, но не старческое. В веке Никиты такое лицо мог бы иметь молодой, лет пятидесяти, энергичный и уверенный в себе государственный деятель, или глава крупного банка. Этот хозяин здешних краев так и излучает уверенность, силу, энергию. И почему ночью посчитали его стариком? Хотя, триста лет — не шутка!
— Вы с Ерболом специально учили это приветствие? — спросила Аня.
— Нет. Ты удивлена, что я говорю на вашем языке? Странно, я впервые в жизни встретился сразу с четырьмя сильными магами, но никто из них не может говорить на чужом языке.
— Я еще не успела провести анализ записей Ербола. — Аня немного смутилась — Но магов здесь только трое. Тут ты ошибся, у меня нет никаких магических способностей.
— Да? А я абсолютно уверен, что после него — маг кивнул в сторону Никиты — твоя магия самая сильная. Иначе ты не смогла бы руководить магами.
— У нас другие принципы руководства. И потом, я не руковожу всеми. Главный у нас Ербол. А как тебя зовут?
Маг пронзительно взглянул на Аню.
— Никому нельзя знать мое имя, я уже объяснял Ерболу. Зовите меня Магом. И никогда не спрашивайте имена у других магов. И у простых людей лучше не спрашивать, хотя для них это не имеет значения. Да, кажется ты действительно считаешь, что не имеешь способностей мага, если не обманываешь меня. Хотя зачем это тебе? Но я чувствую, что у тебя есть способности, хотя не могу определить их значение.
Аня задумалась ненадолго над не слишком туманным намеком Мага, но потом чисто женское любопытство взяло верх:
— И все равно я не понимаю, как ты можешь свободно говорить на нашем языке после одной ночи изучения. Даже если бы у тебя была идеальная память, я уверена, что вы с Ерболом не могли бы составить такой широкий словарь и так выяснить грамматику. Да он и сам грамматику не слишком знает!
— Я не понимаю, о чем ты говоришь сейчас. Я не понимаю, что такое грамматика. Я долго говорил с Ерболом, так что теперь, если я хочу что-то сказать, то нужные слова сами возникают у меня на языке. Я беру их из ваших голов.
— Ты читаешь наши мысли?
— Нет. Я лишь понимаю, что вы хотите мне сказать, и знаю, как сказать то, что хочу сказать. И знаю, что источник этого знания в ваших головах. Но то, что вы не хотите мне сказать, я узнать не могу. И еще, говоря с Ерболом, я узнал, что не все могу понять. Значит, не все, что я говорю вам на вашем языке, соответствует тому, что я хотел сказать. Для меня это необычно.
Аня, напротив, не нашла в этом ничего необычного, кроме самого способа овладения незнакомым языком.
— А у вас много языков?
— На этом континенте два — эльфов и людей. А на континенте людей языков много.
— Значит вы называете коренных жителей этого континента тоже эльфами? А как они сами себя называют?
— Это вы их называете эльфами. Я лишь пользуюсь этим словом, чтобы вы понимали, о ком идет речь. А сами себя они называют — Маг произнес длинное и неразборчивое слово, что-то типа «алвоароэлес».
— Странно, что у эльфов один язык. Или их так мало? Мы считали, что в таких условиях, когда люди… или эльфы, неважно, передвигаются в основном пешком и общаются лишь с близкими соседями, легко образуются разные языки.
— Эльфы — не люди. Они живут дольше, у них хорошая память и другие отношения. Эльфы, например, никогда не воевали друг с другом, а для людей это всегда было любимым занятием. Раньше у эльфов тоже были разные языки, но задолго до прихода людей они слились в один. Однако мы разговариваем не о том, что интересует меня больше всего. Я хочу знать, зачем вы сюда пришли и что вы намерены делать?
— Зачем пришли? — Аня пожала плечами — Неужели Ербол не сказал тебе? Хотя наверное это может быть не понятно человеку совершенно иного народа. Недавно мы узнали, что один из нас может переходить в другой мир. Мы из другого мира, ты понимаешь это? Когда мы узнали это, то нам очень захотелось узнать, на что похож другой мир. Ведь это впервые, когда кто-то из нас может перейти в другой мир. И мы никогда не встречались с людьми, которые появились в другом мире, независимо от нас. Вот потому мы здесь. Просто из любопытства, ради удовольствия узнать новое.
— Это я понял из разговора с Ерболом. Но вот вы здесь, вы узнаете наш мир, а что дальше?
— Дальше? Для того, чтобы узнать целый мир нужно много времени. Все зависит от Никиты — если ему будет интересно, то мы будем исследовать этот мир, потом, возможно, другие. Если ему это наскучит, то будем заниматься чем-то другим. Заставить его мы не можем.
— Он единственный среди вас, кто может переходить в другие миры?
— Да.
При этом прямом ответе Никиту охватил озноб — в отличие от несколько наивной Ани, он сразу сообразил, к чему все эти вопросы. И он будет первой мишенью для Мага, если не удастся договориться. Аня взглянула на Никиту и улыбнулась.
— Я понимаю, к чему эти вопросы. Ты хочешь знать, не придет ли вслед за нами войско.
— Да. Я хочу знать, почему я не должен убить вас сразу, могу ли я позволить вам вернуться в ваш мир. Я не испытываю вражды к вам, но на мне лежит обязанность защищать мой мир.
— За нами никто не придет. И дело не только в том, что Никита — единственный, а здесь находятся все, кого он может брать с собой. Мы не завоеватели, мы не воевали несколько поколений уже. Конечно, если бы на нас напали, мы могли бы защищаться, но у нас нет причин нападать на других. У нас нет недостатка в пище и всем, что нужно для жизни, у нас нет рабов, и нам не приходится работать, чтобы обеспечить себя. Наша единственная неудовлетворенная нужда сейчас — это любопытство. В нашем мире живут только учителя, врачи, создатели красоты и искатели новых знаний.
— А кто вас кормит, делает одежду, жилье, все нужные вам вещи? Магия на это не способна. Или ваша магия так сильна, что может делать одежду?
— Подожди, — перебил Ербол — ты сказал, что магия не может делать вещи? Вы это точно знаете?
— Маг не может кормить себя создавая еду с помощью магии. Мы считали это законом. Затрата силы будет больше, чем восстановление силы едой. Это неверно?
— Закон сохранения информации! — возбужденно сказал Ербол — Мы вообще не знали об этом, предполагали, но не знали.
— В нашем мире мы вообще не используем магию. — сказала Аня — Здесь находятся почти все маги нашего мира. А все вещи, еду, все необходимое делают для нас машины.
— Кто? Я не понял твоего последнего слова.
Аня смешалась. Трудно объяснить, что такое машины, человеку, который никогда в жизни не видел ни одной, у которого даже идеи такой нет. Наверное так же трудно, как объяснить, что такое магия ученому-материалисту двадцатого века, в котором физика еще не добралась до информационных структур вакуума.
— Мы шли по другому пути покорения мира. — сказал Ербол — С помощью магии можно бросить камень или стрелу, но можно бросать стрелу и с помощью лука. Магией владеет не каждый, а стрелять из лука каждый может научиться. Наверное можно магией греться, отводить в сторону дождь. А можно построить дом и печку.
— Все равно я не понимаю. Магиня говорит о том, что мертвые вещи, лишенные магии, выполняют за вас всю работу. Но ни дом, ни печка не работают. А лук лишь отдает ту силу, которую вложил в нее человек.
— Правильно. Но можно натянуть лук и запереть тетиву палочкой. Потом протянуть через звериную тропу веревку, и лук выстрелит сам, когда мимо побежит зверь. Наверняка вашим людям известен такой способ охоты. В этом нет никакой магии. Корабль с парусами движется силой ветра. И скорее всего вам известны машины, которые мелют муку из зерна с помощью силы ветра или текущей воды. Много поколений назад наши предки придумали машины, которые используют силу огня. И с тех пор мы научились использовать очень многие природные силы. Машины мертвые, но природные силы заставляют их действовать без помощи магии.
— Тогда я не понимаю, что же вы называете магией.
— Магия — это сила, которая исходит из мыслей человека. А в машинах действуют силы, которые с человеком никак не связаны.
— Я все равно не понимаю, как эти ваши машины могут выполнять за вас всю работу. Хотя твое сравнение мне понятно: если ветер движет корабль, то гребцы могут отдыхать. Ладно, у нас будет еще много времени, чтобы я попытался понять. Чужую магию трудно понять сразу.
— Так значит ты решил не убивать нас? — спросила Аня.
— Я и не собирался. Мне был важен ответ на мой вопрос. Странно, что ты не почувствовала этого. То, что вы не опасны, я понял сразу, по вашему бою с эльфами. С их стороны было глупо нападать на вас, не попытавшись поговорить. Они не поняли, что вы не обычные люди. Но все равно им не следовало так делать. А вы никого из них не убили.
— Зрение у них восстановилось? — спросила Аня — Подобных нам людей моя вспышка ослепила бы на короткое время, но у эльфов глаза могут быть более чувствительны.
— Ничего не случилось, к вечеру все вновь смогли видеть — ответил Маг.
— Но потом мы убили одного из эльфов — заметил Ербол.
От острого взгляда Мага по спине Никиты поползли мурашки. Он понял, что Маг знает, кто убил его, возможно, друга.
— Там нет вашей вины. — Маг вдруг улыбнулся совершенно по человечески. — Клаоритэ сделал глупость, решив уничтожить вас с помощью арноэрх. Нельзя применять эту силу против людей — вы имели право защищаться. А твой бросок не убил Клаоритэ, ты зря переживаешь. — Маг уже обращался непосредственно к Никите — Ты лишь разрушил лезвием меча сферу арноэрх, и освобожденная сила убила его. Виноват не ты, а он сам.
У Никиты немного полегчало на сердце — здешний властитель не обвиняет его в убийстве.
— Так что же ты собираешься делать с нами? — спросила Аня.
— Вы хотели посмотреть наш мир, как ты сказала. Я предлагаю вам отправиться через горы к морю, побывать в городах людей. А я пойду с вами и буду удовлетворять свое любопытство в отношении людей другого мира. Мне понравилось это твое выражение.
— Это самое лучшее, о чем мы могли бы мечтать. Значит ты поверил нам?
— Я думаю, что почувствовал бы, если бы вы пытались обмануть меня. Да, я верю вам.
— Маг, а можно отправиться не к людям, а к эльфам? — спросил Ербол — Здешние люди, судя по тому, что мы видели в деревне, не слишком отличаются от наших предков. Эльфы гораздо более интересны нам. У нас никогда не было такой расы.
— Потом, после людей. Не сейчас и не здесь. Я не властитель эльфов, как, впрочем, и людей. Поэтому сейчас я не уверен, что мне удастся уговорить их общаться с вами мирно. А применять свою силу ради этого я не буду.
— Конечно — сказал Ербол — мы тоже не хотим навязываться им силой. Любопытство не стоит вражды.
— Мы пересечем горную цепь, пройдем по побережью и вновь войдем в страну эльфов. В тех местах они чаще встречаются с людьми, и не со здешними крестьянами, а с городскими торговцами. Но мне не хотелось бы идти туда по эту сторону гор вместе с вами. Я знаю, что не вы виновны в смерти Клаоритэ. Но мне трудно будет объяснить это здешним эльфам. А сейчас почему бы нам не позавтракать?
Аня взглянула в сторону костра и смущенно улыбнулась. Надо сказать, что вышло это у нее потрясающе мило.
— Мы взяли часть мяса, которое принесли тебе из деревни. Все равно ты не можешь съесть столько прежде, чем оно испортится. И хлеб тоже взяли.
Маг подошел к корзинам и взял лишь фрукты и хлеб.
— Все правильно. Мясо принесли для вас — я его не ем. А почему вы не пили молоко? Фрукты тоже берите.
— Наш детектор ядов показал, что оно вредно для нас. Мы ведь из другого мира. То, что вы едите, может быть для нас ядовито. И наоборот. Так что мы даже не можем предложить тебе нашу еду — мы не уверены, что она для тебя безвредна. Но ты ничего не потерял, наша еда для путешествий легкая, но не вкусная. А фрукты мы не смогли проверить — раз обнаружив яд, детектор выходит из строя надолго.
Маг с любопытством осмотрел коробочку детектора. — Там, внутри, частицы ваших тел. И они сейчас действительно кажутся отравленными. А больше я ничего не чувствую. Это и есть одна из ваших машин? Для меня странно, что вы, маги, не можете сами определять, что для вас полезно, а что вредно. Для себя я, как и любой маг, легко узнаю это. Но, к сожалению, вам помочь не могу — нужно долго изучать особенности ваших тел, чтобы понять их. Сейчас, на близком расстоянии, я лишь чувствую в вас некоторую чуждость, хотя и не слишком большую.
Аня промолчала. Такие возможности магии оказались для нее неожиданными. Зато Ербол многозначительно посмотрел на Никиту. А Маг, оказавшийся не менее любопытным, чем Ербол, все вертел в руках детектор.
— Так это и есть ваши машины? Частицы ваших тел? Конечно способ, которым вы их сохраняете живыми, необычен…
— Это лишь одна из машин, довольно простая. — перебила Мага Аня — Машина, определяющая яды, была слишком громоздка. Поэтому мы взяли такое простое устройство с нашими живыми тканями. А вот это машина посложнее. — Аня протянула Магу мобильник — С ее помощью мы можем разговаривать друг с другом на больших расстояниях. И еще это память, запоминающая звуки, изображения… и еще она много всякого может. Это своего рода маленький мозг. Конечно не такой сложный и умный, как мозг человека, но во многих делах хороший помощник. Вот сейчас с ее помощью я пыталась научиться переводить с вашего языка на наш. Мы не обладаем такими способностями, как ты. Зато если эта машина научится переводить, то она может делать это для любого. И еще может почти мгновенно научить этому другую машину-мозг.
Подержав в руках мобильник, маг вернул его Ане.
— Я не понимаю, что это такое. Я вообще не чувствую этого предмета. Значит, ваши машины — нечто недоступное моему пониманию?
— Я так не думаю. — вмешался в разговор Ербол — Конечно концепция наших машин сложна для тебя, поскольку у вас нет ничего подобного. Но думаю, что ты вполне способен был бы понять их. На самом деле ты их не чувствуешь, поскольку в принципе не способен представить себе, что это такое. Так я понимаю возможности и ограничения магии. Мне кажется, что маг способен понять магически то, что способен вообразить. А то, о чем не имеет ни малейшего представления, маг вообще не чувствует. В этом и состоит ограничение магии.
Маг оказался поражен в самое сердце этим заявлением.
— Ты же говорил, что вы только начали изучение магии. Откуда же ты знаешь то, чего не знает ни один из наших магов? Вот я не знал о таком препятствии.
— Мы недолго изучаем магию, — ответил Ербол — но давно изучаем разные силы природы. И к магии мы подошли с другой стороны — мы изучаем ее со стороны единства с другими силами. Потому я и могу делать такой вывод, хотя это лишь гипотеза, а не установленный факт. Но во всяком случае природа магических сил к этому подталкивает.
На этом разговор о магии прервался — Маг решил, что лучше продолжить его в пути, а сейчас заняться подготовкой к переходу. Почему-то ему хотелось как можно скорее удалиться отсюда. Возможно, он все еще опасался здешних эльфов, которых земляне пусть и не по своей вине, но крепко обидели.
Пока Маг насыщался хлебом, фруктами и молоком, а разбуженный Сепе мясом, Ербол остатки мяса зажарил. Мясо, хлеб и фрукты распихали по рюкзакам, не оставив ничего Магу — он хотел нести свою часть поклажи в корзине, но это бы явно сковало его подвижность. А дополнительный груз в рюкзаках не слишком тяготил отряд. Молоко Аня перелила из кувшина в пленочную флягу — Мага очень заинтересовал этот предмет незнакомой ему технологии искусственных материалов. Через час с небольшим можно было отправляться в путь. На прощанье Маг погасил костер очень эффектным жестом руки, мгновенно сделав головешки холодными.
Хотя рюкзаки и потяжелели, но идти по дороге оказалось куда легче, чем раньше по лесу. К тому же своя ноша не тянет — утешала мысль, что теперь можно положить на зуб не только скудный и пресный походный рацион. А Маг, несмотря на солидный возраст, оказался отличным ходоком. Казалось, он сдерживет свой шаг, чтобы не утомлять нагруженных спутников. Дорога потихоньку забиралась все выше и выше, но идти по ней было куда интереснее, чем в лесу. Местами дорога проходила над крутыми склонами, с которых открывался с каждым разом все более широкий вид назад, на лесистую равнину. Горы впереди пока не были видны — их скрывали верхушки ближайших холмов. Свежий ветерок обдувал оказавшихся выше леса путников, так что дышалось легко, несмотря на подъем. Ербол, идущий рядом с Магом, продолжал удовлетворять свое нескончаемое любопытство, благо ему больше не нужно было прокладывать путь отряду. На этот раз Ербол захотел выяснить, чем же собирался убить исследователей эльфийский чародей. Против ожидания, Маг не стал делать из этого секрета, хотя понять его оказалось нелегко — сказывалась разница взгляда на мир, не позволяющая перевести слова, даже если смысл их сразу должен был возникать в мозгу собеседника. Самым удивительным оказалось то, что чудовищное средство разрушения вовсе не было оружием. То есть оно могло бы использоваться и как оружие, но никогда еще, по словам Мага, не использовалось в этом качестве.
— В мире действуют две силы — сила жизни и сила смерти. — рассказывал Маг — Обычно они находятся в равновесии между собой. В мертвых предметах сила смерти преобладает, потому они постепенно разрушаются. Хотя порой сила жизни возникает и в мертвых предметах, что приводит к образованию горных пород, кристаллов. В молодых животных и растениях преобладает сила жизни, в старых баланс нарушается. Маги могут накапливать обе силы и использовать по своему желанию. Чаще всего используется сила жизни — с ее помощью можно лечить больных, создавать новые породы животных. Сила смерти убивает все живое, вызывает быстрый распад остатков живого на простейшие вещества.
— Ты понял, что такое эти силы? — спросила Аня у Ербола.
— В общих чертах. Сила смерти — энтропия или что-то, что способствует росту энтропии. А вот с силой жизни сложнее. Как я понял, это какой-то информационный процесс, который снижает потребность в энергии, необходимой для поддержания упорядоченности в живом существе. Мы до сих пор знали лишь о самой энтропии и ее антиподе — упорядоченности. Но по сути для нас это было физической абстракцией, а Маг говорит о каких-то реальных процессах. Когда вернемся, расскажу Шурику — пусть соображает, что это такое. Но в реальности этих процессов сомневаться не приходится — один мы своими глазами видели.
В дальнейшем выяснилось, что Маг обладает неожиданно обширными для здешнего средневекового уровня познаниями о мире. Так, Коперник не открыл бы ему ничего принципиально нового. Хотя формул движения планет Маг не выводил — ему это просто было не нужно. Он их движение просто чувствовал своими необычными способностями. Знал он и о существовании атомов, периодического закона для химических свойств элементов. И не только — он знал, что атомы состоят из оболочки и ядра, что химические соединения атомов связаны с оболочками, а радиация связана с процессами в ядрах атомов. А вот о квантовых процессах Маг не имел понятия, а электричество связывал лишь с силой молнии. Здесь, как заметил Ербол, сказалось проявление силы и слабости магии как способа познания мира. Радиация встречается в природе, влияет на живых существ. Потому маги могли заметить и понять в конце концов это явление. А вот квантовые процессы проявляются в линейчатых спектрах излучения и поглощения света. Однако простым глазом этих линий не увидеть, а спектроскоп маги не изобрели. Маги, как выяснилось, с техникой вообще не очень в ладах. Что, конечно, неудивительно для тех, у кого есть другой способ решать свои проблемы.
Аня тоже активно участвовала в беседе, но ее больше интересовали социальные отношения. Из ее расспросов выяснилось, что Ербол не слишком правильно понял отношения магов и здешних властей. Маги имели большой авторитет как среди людей, так и среди эльфов. Но именно потому, что сохраняли нейтралитет и в конфликтах не участвовали ни на одной стороне. Именно поэтому сила смерти никогда еще не применялась против людей — маги использовали ее довольно редко, если нужно было уничтожить органические яды, возникающие в каких-то их экспериментах, или чтобы пробивать проходы в скалах, которые под воздействием силы становились рыхлыми, как слежавшийся песок. И, хотя маги, как вскоре выяснилось, имели и другие боевые возможности, но главным источником уважения к ним была их способность справедливо рассудить взаимные претензии двух разумных видов. Маги были незаменимы в мирных переговорах, и их способность чувствовать ложь играла здесь решающую роль. А еще маги могли лишить неправую сторону своей медицинской помощи, которая при здешнем уровне обычной медицины была весьма существенна, особенно для власть имущих. Но прямой власти маги не имели — правил здесь обычай, что, как заметила Аня, весьма типично для традиционного общества. Потому Маг стремился поскорее увести отряд подальше от мест столкновения с эльфами. Оказавшись на территории эльфов, исследователи по здешним обычаям оказывались в их полной власти. Тем более, что по договору люди могли попадать на эльфийские земли лишь с предварительного разрешения. И происхождение из другого мира здесь ничего не меняло — главное, что пришельцы были не эльфами, не местными жителями. Конечно эльфы не убили бы их, захватив в плен, но благополучное окончание экспедиции стало бы проблематичным. Даже сам Маг, возможно, не смог бы им помочь. А староста деревни просил путников как можно скорее убираться восвояси потому, что эльфы потребовали бы у него выдать нарушителей договора. А выдать людей эльфам староста по обычаю же не мог ни в коем случае. Так что война с эльфами была для него вполне реальной перспективой. Сейчас же староста может с чистым сердцем заявить, что в его деревне нет нарушителей договора, а эльфы не могут преследовать обидчиков на земле людей. Они могут лишь отправить письмо к правителю людей с жалобой. Но правитель ни за что не выдаст людей эльфам, как по обычаю, так и по собственной несклонности к уступкам. А войны с эльфами он не боится — у эльфов недостаточно сил, чтобы перейти горы, а человеческая армия слишком обленилась и засиделась в казармах. Но войны никакой не будет — исследователи не убили никого из эльфов, так что обычай кровной мести на них не распространяется. Легкие раны не в счет — это личное дело самих раненых. А погибший маг по обычаям не относился к эльфийскому племени, так что требовать ответа за его смерть может лишь представитель магов, то есть их спутник. Сам же погибший маг совершил страшное преступление — собирался использовать свое искусство разрушения против людей никому не угрожающих. Если бы он остался жив, то по обычаям магов его самого бы ждал суд и смерть. Так что исследователи могут спокойно идти в резиденцию правителя людей — столицу приморского княжества. Поскольку они не совершили никаких преступлений против людей, то князь и не имеет права их задерживать. А нарушение договора вызвано незнанием и обстоятельствами, тем более, что, строго говоря, по обычаям людей исследователи и не обязаны были соблюдать этот договор, поскольку не являются подданными приморского княжества. Среди людей такие тонкости очень важны и тщательно учитываются, а здесь, на материке, где живут два разумных вида, чужаками считаются лишь относящиеся к другому виду. Свидетельства Мага относительно отсутствия злых намерений вполне достаточно для княжеского суда — маги, как оказалось, в здешнем судопроизводстве играют роль решающих свидетелей ввиду их способности распознавать ложь и своего полного нейтралитета. А там они смогут совершить морское плавание вдоль побережья и, снова перейдя горы, попасть на территорию эльфов — уже другого племени, в котором Маг обещал добиться разрешения на посещение. Сам он мог путешествовать по территории людей или эльфов свободно, никого не спрашивая.
Никита выслушал эту бездну подробностей без особого интереса, а вот вопрос о том, почему эльфы не способны вытеснить людей со своего материка, интересовал его куда сильнее. Ведь эльфы не оставили у него впечатления слабых бойцов.
— Все дело в темпах размножения? — предположила Аня.
Маг подтвердил ее догадку. Действительно у эльфов дети рождаются реже и растут дольше, чем у людей. Потому, хотя в войнах на одного эльфа гибло двое-трое людей, эльфы восстанавливали свою численность куда медленнее. Тем более, что они не имели такого источника, как время от времени прибывающие с другого континента корабли с переселенцами. Они в принципе могли бы уничтожить всех людей на этом континенте, но сами были бы при этом так обескровлены, что новые переселенцы беспрепятственно заняли бы опустевшие земли. Собственно так случилось в свое время с занимавшими побережье эльфийскими племенами. Так что лесные эльфы из-за гор вынуждены были проявить благоразумие и пойти на договор с людьми, используя силу лишь для поддержки договора. В конце концов установилось равновесие и контакты между людьми и эльфами стали более мирными — в некоторых местах даже велась торговля.
Обсуждая этот вопрос, Маг с Аней разрушили еще одну легенду, в которую Никита верил еще со своей первой жизни. Оказалось, что медленное размножение эльфов объясняется не только их медленным физическим развитием, но с отношениями между полами. Эльфийки рожают сравнительно редко и куда меньшую часть своего времени уделяют детям, по сравнению с человеческими женщинами, а эльфы-мужчины большую, по сравнению с мужчинами-людьми. А вот по силе и выносливости эльфийки практически не отличаются от своих мужей. В результате социальные роли полов в эльфийских племенах почти не отличаются. В частности, эльфийские женщины участвуют в войнах наравне с мужчинами. Пока эльфы воевали лишь между собой, а между собой у них войн практически не было, все это сходило. Но в столкновении с людьми, у которых женщины ни в коем случае не должны воевать, у эльфов не осталось никаких шансов. В жизни племена и государства амазонок невозможны. Ведь если гибнут мужчины, это мало влияет на темпы размножения — уже через поколение племя восстанавливает свою численность, а может и приумножить. Но вот если гибнут женщины, численность племени восстанавливается куда медленнее. На Земле племена, которые не хранили своих женщин как высшую ценность, не запрещали им брать оружие в руки, просто не выживали, уступая более разумным и лучше размножающимся соседям.
Так за разговорами путники незаметно перевалили последнюю гряду холмов и перед ними предстал во весь рост главный хребет, заснеженные вершины которого так красиво смотрелись позавчера на закате. Вблизи, однако, суровые зазубренные скалы не вызвали в Никите энтузиазма. Горы-то молодые — уж настолько он сейчас разбирался в геологии. Видимо хребет образовался в результате того самого удара астероида, считай, вчера, по геологическим меркам. Так что отвесные склоны, почти не покрытые зеленью, выглядели неприступно и неуютно. Как удалось проложить дорогу через этот каменный хаос, Никита и не мог предположить. Возможно как раз с помощью разрушительной магии. Сейчас дорога спускалась в долину и пряталась там, петляя в лабиринте каменных обломков, скатившихся с главного хребта. А куда она вела дальше, видно не было.
Внезапно Маг остановился и стал внимательно вглядываться вперед, в долину.
— Впереди засада. — сказал он — Что бы ни случилось, не вмешивайтесь. Я сам справлюсь.
— Эльфы? — спросил Ербол.
— Нет, люди, обычные разбойники. Староста предупреждал меня, что на дороге иногда грабят. А сейчас я их чувствую.
— А почему мы не должны вмешиваться? — спросила Аня — Мы тоже способны справиться с любыми разбойниками.
— Если вы вмешаетесь, то станете подсудными князю. Пока вы ничего не совершили, он не имеет права задерживать вас. А если будет драка с вашим участием, то он будет иметь право судить вас.
— Даже если мы просто защищали свою жизнь? — удивленно спросил Никита.
— В любом случае. Это не значит, что он обязательно обвинит вас в чем-то. Просто вы станете подсудны, а разбираться в деле можно долго. До тех пор, пока кто-то из равных властителей за вас не вступится. Но вы вряд-ли можете такого ожидать. Если это случится, я не смогу помочь вам — он будет в своем праве. Вы должны учесть, что правителю может не понравиться, если по его земле будут разгуливать люди из другого мира. Пока вы не совершили ничего на его земле, он не имеет прав на вас — нарушить закон в присутствии мага ни один правитель не решится. Конечно, может быть он и не захочет вас задерживать, но лучше не рисковать.
— А тебя он не может задержать? — поинтересовался Ербол.
— Нет. Никто не может задержать мага кроме другого мага. Что бы ни совершил маг, он подсуден только другим магам. Я имею право защищать свою жизнь, жизнь людей или эльфов, а еще могу убить разбойников по просьбе старосты деревни. Так что мне ничто не грозит. Самое большее, что может князь, это подать жалобу совету магов. Но не на смерть же разбойников он будет жаловаться.
После этого отряд продолжил путь в молчании. Ожидание предстоящего нападения нервировало Никиту, а вот Аня с Ерболом кажется нисколько не беспокоились и даже проявляли интерес к приключению. Да это же действительно настоящее приключение из любимых когда-то книг — схватка с настоящими лесными, ну, горными разбойниками и с участием настоящего мага. Но почему-то вблизи это уже не представлялось ни увлекательным, ни романтичным. По большому счету таких приключений и на московских улицах в конце двадцатого века можно было найти сколько угодно. Ну чем эти разбойники отличаются от обычных молодых людей с вечерних улиц? Разбойники грабят ради денег в основном, чтобы жить не работая, а отвязанная молодежь ради развлечения, и тоже чтобы жить не работая. Но ведь и разбойники не прочь развлечься за счет жертв, а вечерняя молодежь не прочь пополнить свой кошелек еще на пару бутылок. Все отморозки одинаковы, как бы они не назывались и в каком бы веке не творили свои мерзости. В традиционном обществе к таким относятся еще хуже, чем в политкорректном обществе конца двадцатого века. Так что нарушившие закон общества оттягиваются уже по полной — их больше ничто не сдерживает. Все равно их судьба — высокий сук и короткая веревка. Так и в двадцатом веке было то же самое — хоть кошелек спер, хоть человека зарезал, а все одно тюрьма. Четыре года за кошелек или пять за убийство — уже не так важно. Если жизнь человеческая ценится не дороже денег, то как ее будут ценить те, для кого высшая ценность даже не деньги, а бутылка? То-ли Никита старый стал, что посетили его подобные мысли, то-ли освоился в родном уже двадцать втором веке настолько, что стал ценить его спокойную неторопливую жизнь, так способствующую учебе и науке. Когда приключения тела только во время отдыха в турпоходе, а приключения духа все время. Вот и сейчас, на кой черт он тут бродит по каким-то пыльным дорогам среди немытых людей и эльфов, когда не изучена до конца теория гравитации, да и программирование на метаязыке еще остается темным лесом, полным настоящих чудес и тайн? А Аня с Ерболом — им ведь не разбойники интересны, а то, как будет действовать в этой ситуации Маг. В своих силах и безопасности они уверены, а интриги князя древнего городишка — фигня полная. В крайнем случае Никита всегда вернет их безопасно в родной мир, где можно описать свои приключения в диссертации и повысить свой научный рейтинг. А Никита вот пока не понимает свое предназначение в этой жизни, только чувствует, что оно есть, и что это не лазить по древним городишкам в поисках непонятно чего.
Не было ни залихватского свиста, ни стрел, картинно втыкающихся у ног путников. Просто на дорогу вразвалку вывалилась толпа неопрятных мужиков. А рожи-то у них дебильные до тошноты — вон как Аня покривилась. Ей, понятное дело, в новинку, а Никита в своем родном веке на таких кадров успел уже насмотреться по телевизору в криминальных программах, да и в натуре случалось не раз видеть. Так ведь не киношные пираты-разбойники с мордами актеров на пьянке, а настоящие, у которых интеллигентностью и не пахло — даже слово такое в этом мире еще не появилось. То есть эквивалент этого слова, понятное дело. Ну и предводитель их — узнать предводителя можно было с первого взгляда — тоже не «дездичадо», а самый натуральный бандит. Который предводитель не потому, что умнее, а потому, что более жесток и силен и, пожалуй, более глуп, чем остальные. То есть не волнуется о последствиях, а сперва убивает и потом уже не думает. Место для засады здесь конечно очень хорошее — кругом скалы. Есть где спрятаться, есть куда уходить от преследователей, если потерявшие терпение местные власти пошлют против разбойников воинский отряд. Никита оглянулся — сзади дорога тоже перекрыта. Тоже обломы с дубинами и злобной радостью на тупых харях. Да ведь это они на Аню глядят — давно видать женщины не видели, а такой красавицы — никогда. От этой мысли Никите стало так гадко, что он готов стал зубами грызть этих скотов, несмотря даже на свою брезгливость и их гнусную вонь. За себя-то он не боялся нисколько, и все волнение его прошло, едва он увидел разбойников. Таких вахлаков он и один бы расшвырял не глядя, тем более, что бронекомбинезон, да еще способный в случае нужды увеличивать силу мышц, обеспечивал ему полную неуязвимость. Он бы и без бронекомбинезона справился. Месяцы тренировок с Угомоном и Аней, оказывается, научили его мгновенно определять уровень противника по стилю движений. Это не эльфы — бойцы быстрые и ловкие, хотя и менее быстрые, чем адепт боя даже низшего уровня, вроде Никиты. А эти и против эльфов меньше, чем пятеро на одного, не потянули бы. Но вот морды их, глаза — такая гнусь…
Никита не слышал, о чем разговаривали Маг и предводитель разбойников. Но только кончился этот разговор быстро: Маг вдруг вскинул руки и громко произнес какое-то слово. Непонятное, тем не менее оно вызвало в Никите внутреннее потрясение и остро царапнуло по всей коже сразу. Никита не был уверен, было ли это, но ему показалось, что из пальцев Мага брызнули голубые искры и потухли в разбойниках. Потом Маг быстро повернулся, пошел назад, еще раз произнес то же слово, брызнул искрами… и все! Разбойники остались стоять где стояли и как стояли. Все это напоминало детскую игру в «морская фигура замри», однако страшные гримасы разбойников к веселой игре отнюдь не подходили. А Маг спокойно пошел дальше, жестом руки пригласив за собой землян.
— Ты убил их? — спросила Аня.
— Нет, они живы, все видят и понимают. Они лишь не могут двигаться по своей воле. Так и будут стоять тут, пока не упадут от истощения. А потом будут лежать, пока не умрут.
— И им никто не сможет помочь?
— Никто кроме мага.
— И ты можешь так любого убить?
— Эльфы не поддаются этому заклинанию, только люди. Хотя вы тоже пожалуй не поддались бы. Но я конечно пробовать на вас не буду — Маг сухо улыбнулся.
— Мне показалось, ты говорил, что маги не убивают — заметил Никита.
— Я говорил, что маги не убивают силой смерти.
— Никита, в таком обществе это не жестокость, а необходимость. — поддержала Мага Аня — Хотя для нас это жестоко, но все определяется условиями жизни. При такой нищете сохранять жизнь убийцам жестоко по отношению к нормальным людям.
— Они пока еще не мертвы. — сказал Маг — Скоро мы будем в городе, если князь решит их пощадить, то он прикажет их привезти, и я сниму заклятье. Только не думаю, что он будет так утруждать своих людей, разве что захочет устроить казнь на площади.
В общем-то Никита был полностью согласен с Магом и Аней. Но одно дело убить в бою, защищая свою жизнь — он уже пережил это, хотя воспоминание будет сидеть в его душе вечной незаживающей раной. И совсем другое дело видеть пока еще живых, но обреченных умереть вскоре. Умереть в мучениях от жажды, или, может быть, их живьем будут пожирать дикие звери, птицы будут выклевывать им глаза, а они даже не смогут отмахнуться. И пусть они сто раз заслужили такую участь, но видеть и равнодушно уйти своей дорогой, не помочь… А Маг вел их дальше — в этом мире свои законы, не их дело соваться в чужой монастырь со своим уставом. И правильно! Никита вспомнил, как уже совались чужаки со своими «гуманными» запретами в его страну тогда, в конце двадцатого века. И что ничего хорошего для страны из этого не вышло. Так ведь потому и совались, что не помочь — навредить хотели. Теперь-то он это хорошо понимал.
В молчании пересекли долину с нешироким ручейком, через который был перекинут высокий каменный мост. Никита удивился сперва несоответствию размеров, но потом сообразил, что после дождя наверное ручей превращается в бурную реку и меньший мост просто снесло бы. За ручьем дорога вновь стала подниматься в гору, исчезая просто в никуда — в отвесную каменную стену.
— А как у вас наказывают преступников? — спросил Маг у Ани — Вы сочли меня очень жестоким, но что же делают с ними в вашем мире?
— У нас просто нет преступников. То есть, преступников в вашем понимании. Раньше все было как у вас, и казнили очень жестоко. А сейчас преступников нет.
— Вам удалось изменить природу людей? Ты говорила уже, что у вас нет войн, и я вижу, что ты не обманываешь, а теперь вот говоришь, что нет преступников. Но я не понимаю, как такое может быть. Ваша природа иная, чем у здешних людей? У эльфов тоже нет практически войн между собой и преступников.
— Просто наш мир стал очень богат с тех пор, как мы научились делать машины. Машины работают на нас и делают всего столько, что всем хватает. Никто не голодает, у всех есть одежда, жилье. И никому не позволено иметь больше, чем другим. И еще никто не надрывается на работе, работают потому, что это интересно, потому что только отдыхать скучно. Потому у нас почти нет причин для преступлений. И еще невозможно совершить преступление и остаться не узнанным, не пойманным. В таких условиях только сумасшедший может пойти на преступление, которое не принесет ему никакой выгоды. А сумасшедших не наказывают, их лечат. У нас природа людей не изменилась, но природа людей не в том, чтобы желать зла, совершать преступления. Природа людей в том, чтобы приспосабливаться к любым условиям. Когда грабители, убийцы могут жить лучше, чем соблюдающие законы, люди приспосабливаются и становятся грабителями и убийцами. А когда жить честно, не причинять зла другим выгоднее, люди и к этому приспосабливаются и преступники исчезают. А то, что ты сделал — да, нам тяжело было увидеть это, но я понимаю, что в вашем мире по другому и нельзя. Законы должны соответствовать условиям жизни, не бывает правильных везде и всегда законов. У нас они одни, у вас другие. Когда-то вы тоже придете к таким же законам, как у нас, но до этого ваш мир должен измениться.
Виток за витком дорога поднималась все выше, заставляя дыхание пресекаться. Уставшие ноги Никиты уже начали запинаться о камешки, когда Маг наконец объявил привал. Здесь дорога расширялась, образуя большую площадку, судя по кострищам обычно служившую местом привалов, а потом исчезала огибая большую скалу.
— Дальше дорога пойдет через гору. — сказал Маг — Там темно, а у нас нет факелов. Можно было приготовить их в долине, но встреча с разбойниками слишком вас взволновала. Придется обходиться так — я вижу и в темноте, а вы будете держаться за меня. Дорога там ровная, так что пройдем и без света.
Аня улыбнулась: — Нам факелы тоже не нужны, свет у нас всегда с собой.
Огибая скалу, путники нацепили на головы фонари-циклопы. На Ане этот утилитарный предмет выглядел как диадема. Тонкая упругая лента, прижимающая пышные волосы, сияла золотом, хотя была сделана из пластика, а граненый монокристалл фонарика сверкал драгоценным самоцветом. Когда на входе в тоннель фонарь вспыхнул, Аня и вовсе превратилась в повелительницу эльфов украсившую себя Сильмариллом. Нет, не здешних взаправдашних эльфов, а земных, мифических. И не себя Сильмариллом, а собой украсившую Сильмарилл — Никита предпочел бы этот вариант. Вспомнилось: а во лбу звезда горит. Откуда Пушкин узнал, подсмотрел этот образ? Или он тоже был скрытым магом, ловил смутные видения будущего? Но Аня сейчас стала для Никиты прекрасней любой Царевны-Лебедь.
Разверстый зев тоннеля, уходившего в черноту, поразил Никиту. Искусственное происхождение было очевидно по правильной форме и сглаженным, словно полированным стенам. Вход украшал изящный орнамент из вьющихся растений, чередующихся с загадочными рунами, подобными танцующим стрекозам. Первые встреченные образцы здешней письменности Аня аккуратно запечатлела своим мобильником. Прямой как стрела путь уводил в черноту. Им предстояло путешествие то ли через Морию, то ли путями мертвых — сквозь горы. Такие ассоциации напрашивались сами собой. Только здешний путь не припас для них никаких опасностей. Простой торговый тракт и не более того. И никаких орков или разбойников там не будет — никто не решится делать засады в прямом тоннеле без ответвлений. Ведь если добыча окажется сильнее, то у нападающих не будет никаких шансов на спасение. Потому разбойники и устроили свою базу в долине, что там легко отступить, скрыться. Нужно очень большое войско, чтобы обыскать весь скальный лабиринт. Это все рассказал Маг, и историю циклопического сооружения тоже.
Этот тоннель проложен приморскими эльфами с помощью эльфийских магов, размягчавших камни силой смерти. Это было во время первой войны людей с эльфами. Тогда через тоннель приморские эльфы получали подкрепления от лесных эльфов загорья. Однако ничего хорошего у них не получилось — люди проиграли войну, но победители понесли такие потери, что племя вымерло, а новые пришельцы из-за моря столетие спустя заняли опустевшие земли. С тех пор эльфы избегали больших войн с людьми. А поселившиеся здесь люди уже сами ограничивали приток иммигрантов с той стороны — им тоже перенаселение и война были не нужны. Установилось равновесие.
Как раз после той войны и появились первые маги, объединившие две расы. Тогда уцелевшие эльфы вели генетические эксперименты с остатками побежденных людей, пытаясь повысить плодовитость своего вида. Но у них ничего не получилось. Человеческие ли женщины рожали детей от эльфов, или эльфийки от человеческих мужчин, все дети росли очень медленно и оказались совершенно бесплодными. Хотя обладали очень высокими магическими способностями, которые практически совершенно отсутствуют у людей и довольно редко встречаются у эльфов. Сам Маг относился к тому первому поколению. Да собственно с тех пор другого и не появилось, хотя люди и эльфы в некоторых местах общались и даже торговали. Порой вспыхивала любовь, образовывались временные смешанные пары, но настоящих семей не возникало. Слишком разная природа у людей и эльфов, да и кому захочется, чтобы его дети были бесплодны и род пресекся. Так что новые дети от смешанных пар рождались редко. К счастью, эти маги оказались исключительными долгожителями. Они подчинили себе и тех магов, что были чистыми эльфами, создали сообщество, которое помогает поддерживать равновесие между двумя расами.
Когда Маг упомянул, что тоннель длиной более чем в четыре часа пути совершенно прямой, так что можно от одного его конца видеть другой, Аня немедленно потребовала потушить фонари. Некоторое время шагали в полной темноте, К счастью пол оказался действительно ровным, как в бальном зале, так что темп передвижения не замедлился. Потом Никита увидел далеко перед собой тусклую звездочку и сообразил, что выход так и должен выглядеть на таком большом расстоянии. Путеводная звезда вела их сквозь мрак. Оглянувшись, Никита увидел сзади такую же звездочку поярче — они успели довольно далеко уйти от входа. Потом долго шел сквозь мрак к звезде впереди — никто не захотел включать свет. Идти можно было и так, а однообразно голые стены тоннеля при свете действовали угнетающе. Постепенно Никита стал различать все вокруг себя в очень тусклом свете далекой звезды — глаза наверное привыкли. С каждым шагом он видел все яснее и яснее. Как же удивительно устроен человеческий организм: глазам, оказывается, нужно невероятно мало света, чтобы что-то видеть. Достаточно лишь повысить их чувствительность долгим пребыванием в темноте, и глаза сравниваются по возможностям с лучшими электронными приборами. В начале двадцатого века в лаборатории Резерфорда студенты собственными глазами различали вспышки от попадания единственной элементарной частицы в экран из люминофора. А древние астрономы видели звезды, от которых в глаз попадает лишь шестьдесят квантов света в секунду. Какими же удивительными должны быть способности эльфов, зрение которых намного лучше человеческого! Ведь наверняка строители этого тоннеля не пользовались факелами — им хватало той малой толики света, что доходила сюда от входа за много километров. А стены тоннеля на этом участке не были уже гладкими, а были покрыты сплошь таинственными знаками эльфийской письменности.
— Аня, ты не хочешь заснять эти письмена?
— Какие письмена?
— Эльфийские письмена на стенах тоннеля. Ты их не видишь? Давай включим свет и заснимем.
— По моему у тебя бред, Никита. Здесь же тьма полнейшая, как ты можешь видеть какие-то письмена?
— Ты видишь выход из тоннеля? У меня глаза привыкли и света достаточно, чтобы я видел вас, Мага, письмена на стенах.
Ни включенный свет, ни датчики мобильников не позволили обнаружить на стенах никаких знаков. Едва включили свет, Никита тоже перестал их видеть — стены оказались ровными и гладкими. Глюк, самовнушение? Ситуацию разрешил Маг, до этого с любопытством наблюдавший за землянами.
— Здесь действительно есть на стенах письмена. Только никто из людей не был до сих пор способен их увидеть. И из эльфов лишь немногие видят. Никита действительно сильный маг, и видел эти письмена он не глазами. Похоже, ваши машины тоже не способны различить их.
Только после этой речи Никита понял, что он увидел письмена в изнанке мира. Изнанке этого мира, иномирья. Он вошел туда, когда обычные органы чувств перестали давать ему достаточно информации, и сам не заметил, как это произошло. Возможно, единственная далекая звезда выхода из тоннеля помогла ему, ввела в гипнотический транс. Вот тебе и Элберет-Гилтониэль! Значит способность входить в изнанку мира, как это назвал Тепе, не просто любопытный трюк, а очень полезная на практике штука — так можно видеть в полной темноте.
А Аню не так поразило очередное проявление магии, но ее профессия требовала своего:
— А что там написано?
— Не знаю — ответил Маг — и никто не знает. Это тайный язык магов приморского племени эльфов. В то время у каждого племени был свой тайный язык, хотя обычный разговорный язык был и остался одним и тем же у всех племен. Когда те маги обучали нас, молодых метисов, они не научили нас своему тайному языку, так что теперь он утерян.
— А способ, которым были сделаны эти невидимые письмена, ты знаешь?
— О, способ — в этом нет ничего сложного. Для магов, конечно. Я тоже могу писать таким образом и каждый маг может. И каждый маг может без труда видеть эти надписи. Утерян лишь язык.
— Может быть вы с Никитой тогда срисуете эти надписи и мы попробуем расшифровать? — предложил Ербол — Это не только нам будет интересно, но и вам.
— Не стоит, — возразила Аня — шансов на расшифровку у нас практически нет. Мы не знаем ни культуры эльфов, ни их обычного языка. Ербол, ты что, не знаешь, как редко даже на Земле удавалось расшифровывать надписи на неизвестном языке. И каких трудов это стоило. А ведь здесь другой мир, здесь все незнакомое. И тем более эльфы, не люди. А времени на ручную срисовку мы много потеряем.
Ербол был разочарован, и Маг кажется тоже:
— Значит ваши машины не могут видеть эти знаки. Жаль, мне бы тоже очень хотелось знать, что здесь написано.
— Сейчас мы ничего не сможем сделать. Может в нашем мире другие и смогли бы, но на это ушло бы много времени. А здесь сейчас… К тому же для расшифровки нужно много знать о создателях этого языка — их культуру, обычаи. А мы о них ничего не знаем.
Фонари вновь погасили и Никита теперь уже сразу стал видеть в темноте. На стенах тоннеля опять вспыхнули таинственные знаки, в свете которых он уже совершенно отчетливо видел Мага и своих друзей. А Маг продолжал разговор:
— И все-же как интересно встретить людей из другого мира. Сколько же нового мы можем узнать друг от друга.
— Не так и много, — возразила Аня — как тебе кажется. Наша цивилизация пошла по тому пути, который у вас, как мне кажется, выбрали люди. И мы обогнали ваших людей на много столетий. Однако мы мало что можем вам дать. Не потому что не хотим или боимся — даже то, что знали наши предки двести-триста лет назад, было бы для ваших людей откровением. Но вы просто не сможете принять эти знания, вы к ним не готовы. В вашем языке даже нет слов, которыми можно было бы рассказать об этом. Потребовалось бы много лет, наверное десятилетий, чтобы научить ваших людей чему-то. А сейчас они смогут принять от нас лишь то, к чему готовы, что и сами без нас узнали бы через небольшой срок. Но и мы немногое сможем взять от вас. Вот ты знаешь о магии гораздо больше нас, но мы подошли к магии с совсем другой стороны. Нам не нужно то, что умеешь ты — у нас машины могут делать то же самое другим способом. А то, что нужно нам, ты нам рассказать не можешь, нам все равно придется самим узнавать это, наблюдая за тобой. Просто пути у нас слишком разные. Разные системы знаний, разные языки. Чтобы что-то получить друг от друга, нам нужно проходить весь путь от начала до конца.
Никите показалось, что во время этой пламенной речи вокруг Аниной головы вспыхнул голубой ореол, как если бы она была древней святой.
— Значит ты считаешь, что нет никакой возможности для нас узнать друг от друга что-то?
— Чтобы вы узнали нашу науку, нам пришлось бы создать здесь школы и учить вас наверное много десятилетий. И, думаю, то же самое произошло бы, если бы вы решили научить нас магии.
— Что ты такое говоришь, Аня? — вмешался Ербол — Ты действительно считаешь, что мы ничего не получим от этой экспедиции? Мы уже столько нового узнали…
— Мы лишь царапнули по поверхности, а здесь море знаний. Вот эти знаки, которые видят Маг и Никита, а мы и наши приборы ничего не фиксируют. Ты знаешь, что это такое? И не узнаешь. Или сила смерти и сила жизни. Мы лишь приближенно догадываемся, что называет Маг этими словами, но суть ускользает. Мы узнали о существовании двух сил или явлений, которые нам совершенно непонятны. И изучить их нам не придется. Сколько тебе времени потребуется, чтобы научиться самому писать таким способом или создавать ядро силы смерти? А без этого как мы их изучим? Нужно либо будет создавать здесь постоянную лабораторию, да что там институт, скорее целый научный город, либо тащить эти вещи к нам на Землю. А мы ни с тем, ни с другим не справимся. И Никита у нас один всего, и кроме нас он никого сюда перенести не может. Так что Ербол мы узнали почти ничего — лишь то, о чем мы и так догадывались или узнали бы очень скоро. Конечно и это очень хорошо, но очень мало. Без огромных усилий новыми знаниями овладеть не удастся. Можно эти усилия вложить в контакт с иной цивилизацией или в собственные исследования — результат будет примерно один.
— Интересное соображение. Ты говоришь это как психоисторик, специалист по культурам?
Аня несколько смешалась: — Нет, это я говорю от себя. Мне такие мысли сейчас почему-то пришли в голову, но, пожалуй, строго доказать их я не смогу.
— Я советую тебе серьезно отнестись к ее словам. — заметил Маг — Я сразу увидел магические способности у нее, но не мог понять, какие. А теперь видел, как она пользуется своей магией. Она… ясновидящая… нет, пророчица. Она может предсказывать будущее. Это очень редкая способность у нас.
— Ты это всерьез говоришь? — удивилась Аня — А ты не можешь ошибаться? Я не чувствую в себе никаких магических способностей.
— Бывает, что я и ошибаюсь, но не думаю, что сейчас ошибся. Ты не владеешь своей магией, потому и не чувствуешь ее. Эта способность проявляется у тебя сама по себе.
Никита вспомнил, как проявились в свое время спонтанно его магические способности. Он их тоже стал чувствовать лишь в результате тренировок, а до того все происходило как бы само по себе. А вот Ербол, похоже, не усомнился в правоте Мага и был несколько пришиблен.
— Так что же нам, прекращать эту экспедицию? — спросил он — Если мы все равно ничего не узнаем, то зачем время зря терять?
А Аня уже справилась с неожиданным известием:
— Раз уж мы здесь, то зачем торопиться? И время мы не зря потеряем. Я говорила лишь о том, что возлагать на эти контакты большие надежды не следует ни Магу, ни нам. Но что-то мы все равно получим, зря наши наблюдения не пропадут. И здешние жители может что-то узнают от нас. Постараемся вспомнить древние технологии, которые им доступны. Мага тоже наверняка на какие-то идеи натолкнем. Нет, любое знание не зря. Но сколько сил вложим, столько и новых знаний получим. А за просто так новые знания не даются.
Когда тоннель подошел к концу, глазам Никиты предстало потрясающее зрелище. Горная цепь, отделяющая материк от побережья, была единственной — не складка в результате сжатия материковых плит, а след страшного удара астероида, проломившего планетарную кору. В сущности, часть вала, опоясывающего чудовищный кратер. Так что теперь они вышли на склон, спускающийся к морю сначала круто, а потом все более и более полого. Природа здесь была совершенно иная, чем за горами — уже не средняя полоса, а совершенно определенные субтропики. Выше выхода тоннеля, громоздясь друг на друга, уходили к снежным вершинам острозубые скалы. Голые, потому что на такой крутизне не могла удержаться почва. Лишь отдельные кустики травы торчали из трещин. А ниже тоннеля склон как пеной был покрыт бурным кипением зелени. Ветер с моря вместе с йодом и солью доносил сильный аромат незнакомых трав и деревьев, создавая непередаваемое ощущение юга. На Земле в последний раз Никита испытывал такое лишь в Испании в ту уже давнюю первую поездку за пределы бывшей России. Дорога от тоннеля спускалась серпантином до большого выступа на склоне, похожего на нос броненосца, прорвавшегося через горы и увидевшего наконец перед собой родной простор. И на этом выступе тесно стояла группа высоких совершенно черных башен — какой-то местный Манхеттен. Хотя кажется на Земле подобные башни встречаются на Кавказе, в Пиренеях и многих других горных местах. Ниже башен склон становился более пологим, так что дорога шла дальше почти прямо, чуть наискось, окруженная зелеными террасами, на которых местами виднелся блеск воды. Водой эти горные террасные поля наполняли многочисленные ручьи, вытекающие из под снежных шапок далеко вверху и бесстрашно срывавшиеся со скал искрящимися водопадами. Спускаясь вниз, дорога упиралась в стоящий на самом морском берегу круглый холм, вершину которого венчал сказочной красоты город. Город был построен, видимо, на потухшем небольшом вулкане, так что стены кратера, обработанные человеком, стали стенами города. Сами дома были видны лишь отсюда, с высоты, а выше стен поднимался лишь центральный замок или дворец. Все дома в городе были белостенными, с плоскими крышами, на которых даже отсюда, издалека, различалась зелень висячих садиков. И лишь центральный дворец был островерхим, устремленным к небу золочеными шпилями. А дальше за городом раскинулась бескрайняя лазурь спокойного моря. Этот пейзаж удивительно напоминал что-то виденное во снах, прочитанное в любимых книгах того, двадцатого, века. Две башни, два города, черный и белый, противостоящие друг другу. Только Никита никак не мог решить сейчас, какой из городов представлял светлые, а какой темные силы. И правильно не мог — жизнь сложнее наивно-подлых фантазий германских народов, всегда объявлявших себя добром, а своих противников злом. В реальной жизни есть противостояние, но нет однозначного добра, как и однозначного зла. И черный цвет является символом зла лишь в Европе, а у других народов все может быть иначе.
Вниз спускались не спеша, все равно уже не успеть до заката. Но здесь это было не страшно — городские ворота не закрываются с темнотой. Войны ведь нет, а во время войны ворота были бы закрыты и днем. А во дворце правителя, как сказал Маг, их примут в любое время. Слуги знают его и знают, что правитель всегда предоставит Магу и его спутникам ночлег и пищу. И очень удачно — завтра утром можно не теряя времени попасть на аудиенцию. Обязательный долг вежливости — представиться местным властям. А утро — как раз приемные часы, когда правитель занимается публичными делами.
По дороге Маг рассказал, что же они видят перед собой. Два города действительно противостояли друг другу, но лишь во времени — реальных схваток между ними не было. Черные башни построили приморские эльфы в незапамятные времена. А белый город был построен людьми, когда город черных башен уже давно опустел. В старых эльфийских башнях людей охватывала такая жуть, что даже разбойники не отваживались не то что ночевать, но и засады здесь устраивать. Так что люди построили собственный город, хотя эльфийский город остался совершенно целым, с работающим водопроводом и канализацией.
Эльфы приспособились к ночной жизни в результате мутации. И это предопределило некоторые особенности эльфийской культуры. К примеру, отсутствие окон в их домах. Да оно и логично: дома предназначены для того, чтобы спать. Спят эльфы днем, а свет им спать только мешает. Нелепо же ночью освещать дом через окна звездным светом. Никита подумал даже, что именно ночной образ жизни мог предопределить появление магии у эльфов. Потому что даже их острейшее зрение в облачную ночь могло оказаться бессильно. Ночные звери в таких случаях полагаются на слух, обоняние и усы-вибриссы, не дающие им ткнуться носом в дерево или камень. Из всего этого у эльфов был только слух. И неустойчивая ходьба на двух ногах вместо звериных четырех. В таких условиях человек неизбежно напрягается, пытаясь уловить любую информацию об окружающем, как бы мала она не была. И эльфы, очевидно, не отличаются в этом от людей. А сенсорный голод и напряжение помогают проявить, заметить самые слабые проявления магии, прежде всего магического зрения, которым Никита овладел в тоннеле. Он даже высказал свою догадку вслух и увидел интерес в глазах Ербола и одобрение в глазах Ани. Маг не мог ни подтвердить, ни опровергнуть его идею. Он рассказал лишь, что хотя эльфы могут ориентироваться по эху, подобно летучим мышам, но это работает только для сравнительно крупных препятствий. Потому что диапазон слуха и голоса эльфов немногим отличаются от человеческих. Камни на дороге или небольшие деревья в лесу они так различить не могут. Так что способность к магическому зрению, или прямому информационному резонансу, как это определил когда-то Ербол, весьма распространена среди них и имеет большое значение. На самом деле эта способность настолько частая, что даже не считается магической. Магом у эльфов становится лишь тот, кто может сам воздействовать на живые и неживые объекты.
Племя приморских эльфов сильно отличалась от остальных. Когда-то малочисленное, оно вынуждено было под давлением других племен постепенно отходить в места, которые древние легенды эльфов связывали со злом и смертью. Возможно, эти легенды имели под собой основание — удар астероида создал неблагоприятную для жизни среду. Нет, не радиацию, этот миф конца двадцатого века, а химию. Страшный взрыв вывернул на поверхность глубинные породы, богатые тяжелыми металлами. Однако постепенно жизнь сделала свое дело: ядовитые атомы были похоронены в толщах осадков или связаны в безопасных соединениях. Так что легенды преувеличивали опасность: племя находило новые богатые угодья. Но потом другие племена напирали и слабое племя шло дальше. Так продолжалось, пока племя, перевалив горы, не уперлось в море. Отсюда уходить им было некуда, да и другие племена не последовали за ними: лесные эльфы не любили гор и панически боялись моря. На узком склоне условия жизни резко отличались от привычных лесов. Несмотря на пышную растительность, высокие деревья не могли тут выжить из-за бешеных зимних ветров. Охота тоже не могла прокормить на узкой кромке. Рыболовство эльфы так и не освоили из-за присущей этому пещерному племени агорафобии и неприязни к водным пространствам. Но они первые из эльфов освоили земледелие, их маги первыми научились работать с неживыми предметами и, вдобавок к давно известной силе жизни, стали использовать силу смерти для разрушения твердых предметов. Приморские эльфы единственные из эльфов строили дома из камня — дерева в этих местах не хватало, да и недолговечно оно оказалось в сыром климате. Это сейчас, в разгар лета, можно было радоваться буйной зелени и тихой теплой погоде. А зимой стылые моросящие дожди чередовались лишь с ураганами. Работа с камнем, обработка полей требовали инструментов, и приморские эльфы единственные самостоятельно освоили металлы. Остальные эльфы научились выплавлять и обрабатывать металлы уже от людей, гораздо позже. Удивительные террасные поля и система водоводов были созданы эльфами для прокорма растущего населения. И рос на залитых водой террасах не рис, как подумал вначале Никита, по аналогии с Землей, а какой-то вид фасоли. Это растение, как и земные бобовые, могло усваивать азот из воздуха, обогащая им уже не почву, а воду. А эта вода, стекая вниз, использовалась для полива и удобрения нижних полей уже со злаками и овощами. Удивительная биосистема была потрясающе эффективна и требовала для ухода за ней не так много труда, как земные рисовые поля.
Быстро, по сравнению с другими племенами, развивавшиеся приморские эльфы умножались в числе и вернулись назад, за горы, потеснив своих бывших гонителей. Возможно, они создали бы империю эльфов, но история не дала им этого шанса. На другом континенте государства людей давно уже страдали от перенаселения. И наконец мореплавание развилось настолько, что люди смогли пересечь Море Ужаса. Никто не знает, сколько кораблей нашли свой конец в этих коварных водах. Но многие доплыли и человеческие поселения появились на этом берегу. Вначале люди заняли лишь те участки берега, которые не были заселены эльфами. Слишком узкая полоса между крутыми склонами и морем не позволяла там создавать поля или пасти скот. Люди занимались рыболовством и обменивали продукты моря на овощи и зерно. Эльфы, хоть и категорически не желали входить в море далее, чем по колени, охотно ели рыбу и моллюсков, тем более, что их население росло, мест для пастбищ было мало и животной пищи им заметно не хватало. Так что сначала они восприняли поселения людей без вражды. Однако люди были способны размножаться куда быстрее. Да и корабли продолжали время от времени прибывать из-за моря. И в конце концов эльфы, более чувствительные к перенаселению, предложили людям покинуть их землю и убраться восвояси. Но уже третье поколение людей подрастало на этом континенте. Для них эта земля стала своей и убираться им было некуда. На той стороне их никто не ждал и не принял бы. Так началась первая война между людьми и эльфами. Она продолжалась долго, больше шестидесяти лет. Эльфы избрали неверную тактику в войне. Они способны были бы, пусть и ценой больших потерь, уничтожить всех людей сразу. Но вначале они уничтожали деревню за деревней с большими перерывами на отдых и праздники по случаю победы. Немногие избежавшие гибели собирались в отряды мстителей, поднимали еще уцелевшие деревни и нападали на эльфов, когда те не ожидали. В конце концов, когда число людей уменьшилось раз в сорок, а число эльфов раз в десять, война прекратилась сама собой. Немногие оставшиеся люди теперь уже жили в поселениях эльфов, возникло первое поколение магов-метисов. Но численность эльфов падала, а вот численность людей росла. Да и корабли продолжали прибывать. В конце концов, оставшиеся эльфы переселились к своим соплеменникам за горы. Ушли они сами — люди и не думали прогонять их, забыли вражду и относились к ним с уважением. Но для эльфов жизнь в окружении людей оказалась куда невыносимее, чем для людей жизнь среди эльфов. Видимо короткая жизнь людей позволяла им легче приспосабливаться. Да и то сказать, для людей война длилась уже дольше двух поколений, а большинство эльфов еще помнили ее начало. Долгая жизнь индивидов, оказывается, вовсе не способствует лучшему выживанию вида.
На опустевших землях возникло княжество — один из прибывших с сильной дружиной объявил себя повелителем, а земли частью заморской империи. Впрочем, подчинение империи было чисто номинальным, скорее нужным для создания видимости некой законности власти. Пересекать Море Ужаса все еще можно было только с большим риском. Так что регулярных плаваний не было. Подати на тот берег не отправляли, император не желал рисковать жизнью своих приближенных и воинов, посылая их в как бы заморскую колонию. Так что все подданство ограничивалось обменом письмами и подарками, скорее сувенирами, со случайными кораблями отчаянных торговцев. К счастью, князь и его потомки оказались достаточно умны и не воинственны. После нескольких неудачных экспедиций за горы был установлен мир с лесными эльфами. На берегу была установлена твердая власть, собирающая налоги и преследующая бандитов и воров, но не слишком притесняющая лояльных крестьян. Сто лет назад построили эту столицу, стены которой служили не столько защите от врагов, сколько защите от зимних ветров. В общем, приморское княжество процветало. И, что самое важное, был установлен жесткий запрет на иммиграцию с той стороны — главное требование эльфов при заключении мирного договора. Население стабилизировалось и война между видами перестала быть неизбежной перспективой. У магов даже появилась надежда, что постепенно взаимовыгодные контакты между людьми и эльфами приведут к сближению культур, созданию единого государства, в котором смогут жить оба вида. Дело двигалось медленно, но двигалось. Угроза этому делу могла исходить лишь из-за моря.
За этим интересным разговором добрались потихоньку до города эльфов. Сумерки уже сгустились до почти полной темноты и мрачные громады темных башен произвели на Никиту потрясающее впечатление. Башни оказались очень высокими, почти как многоэтажки двадцатого века. В них было, как сказал Маг, восемь-десять этажей. Весьма необычные постройки для такой вроде примитивной культуры. И было понятно, почему люди боятся этого города: башни не были безмолвными. Со всех сторон раздавались шорохи, вздохи, будто-бы звук шагов, вроде даже чьи-то голоса. Казалось, обитатели не покинули город, а продолжают жить тут, став невидимками силой своей магии. На самом деле, как сказал Маг, ничего опасного в городе не было, здания были пусты. А звуки создавала вентиляция башен — узкие щели и каналы, в которых гулял ветер и его звук причудливо отражался и усиливался. А также водопровод и канализация. Выше на горном склоне эльфы устроили водосборные бассейны, из которых вода по глиняным и деревянным трубам доходила до верхних этажей и там свободно переливалась в канализацию, уходящую за пределы города. Журчание, бульканье воды в трубах и кранах давали свой вклад в звуки города. Аня немедленно захотела осмотреть одну из башен. Здание было построено бог весть когда, во всяком случае Маг не знал этого, да еще последние два столетия простояло пустым. Но искусство древних строителей было так велико, что здание и сейчас не выглядело развалиной. Прочное, хоть сейчас заселяйся. Только пустое, без мебели, и никаких брошенных вещей. Попадались лишь старые птичьи гнезда, логова мелких зверьков, да многочисленные летучие мыши, нагромоздившие местами на полу огромные кучи помета. Но древняя вентиляция работала отменно, так что даже несмотря на кучи воздух был чист и свеж. Хотя жить здесь Никита бы не согласился — слишком угнетающе действовало отсутствие окон и странная планировка. Эльфы не признавали в своей архитектуре прямых углов, и причудливый лабиринт изогнутых коридоров с неправильной формы комнатами вызывал желание как можно скорее выбраться наружу. Очевидно потому, сказала Аня, что эльфы никогда не строили свои дома в виде срубов из древесных стволов. Любые другие материалы позволяют строить здания произвольной формы и разбивать их внутри как угодно. Технология постройки дома была очень необычной — кладка из крупных блоков очень твердого камня, скрепленных не минеральным цементом, а чем-то типа эпоксидки. Явно органическим клеем необычайной прочности и долговечности. Более ничего интересного внутри башни не было. Никаких магических надписей Никита здесь тоже не увидел и вздохнул с облегчением, когда они выбрались наконец на свежий воздух и вышли из города. Маг тогда рассмеялся и сказал, что в темноте ни один человек не отважится даже по дороге здесь пройти, хотя ни с кем в этом городе ничего не случилось. Ну, может пара искателей сокровищ свалились с башен и убились насмерть. Но это было исключительно в результате их собственной неосторожности — полированный камень местами очень скользкий. А страх этот появился сравнительно недавно. Для Мага, конечно, недавно — пару всего поколений назад. А когда-то люди жили здесь вместе с эльфами и ничего не боялись, хотя для них отсутствие окон и недостаток света были ощутимыми неудобствами.
Пока осматривали башни, на улице совершенно стемнело. Но это не доставило отряду никаких неудобств. Маг видел в темноте отлично, а остальные воспользовались ноктовизорами. Никита так и не понял, кстати, чем же пользовался Маг — обычной никтопией, ночным зрением животных, которое встречается и у обычных людей — дальтоников, и которое наверняка было у эльфов, или магическим зрением, не зависящим от глаз. Фонари решили не зажигать, чтобы не переполошить местных жителей «волшебным» светом. Никита сначала решил идти на магическом зрении, как в пещере. Но оказалось, что это не так удобно и требует слишком большого напряжения. В отличие от пола тоннеля, дорога здесь была неровной, с камнями, и было очень трудно точно определить их размеры. А все живые объекты — растения, букашки выглядели в магическом зрении намного ярче и крупнее неживых. В общем, через пару сотен шагов с десятком спотыканий и чертыханий Никита тоже нацепил ноктовизор. А идущий рядом Маг явно наслаждался всем этим спектаклем — с чувством юмора у него было все в порядке, что окончательно убедило Никиту в его совершенной человечности. Кстати, назначение и принцип ноктовизора Маг понял сразу, но, конечно, не устройство. Да Никита и сам, если честно, не очень понимал, как тонкие, без электронной оптики, кристаллы могут преобразовывать инфракрасное в свет, сохраняя полностью объемное изображение. Ему пока мало что говорили слова: активный нелинейный оптический преобразователь. А днем ноктовизор можно было использовать вместо обычных темных очков.
Дальнейший спуск не представлял сложности, а был лишь скучным. И еще удручала мысль, что на кой черт тащили с собой столько припасов, если идти до города было всего день. На вопрос Никиты Маг улыбнулся и ответил, что эльфы говорят: если до соседнего поселка день пути, то продуктов с собой нужно брать на пять дней. Если тебе не пригодится, то кто-то еще съест. И действительно пригодились — по дороге Маг завернул в маленькую деревеньку, скорее даже хутор, где, по его словам, жили его родственники. И рюкзаки полегчали заметно — местным жителям фрукты вроде не слишком были нужны, а вот мясо и молоко они приняли с большой благодарностью. Да оно и понятно: узкая приморская полоса пусть даже и изумительных по эффективности поливных полей не позволяла разводить достаточно скота. Вот для чего, оказывается, нужны были загорные поселения и тоннель-дорога, что подтвердил и Маг. Здешним людям животный белок был нужен не меньше, чем земным. К счастью, каннибализм здесь не практиковали, в отличие от сталкивавшихся с аналогичными проблемами жителей центральной Америки и островов Тихого океана. Может потому, что здешние жители не боялись моря, и море это изобиловало рыбой и моллюсками.
Впервые земляне увидели изнутри дом здешних аборигенов. Ничего особенного — жалкая лачуга с тяжелым запахом немытых тел и дыма. Все в одной большой зале с потолком, подпираемым толстыми деревянными столбами. Увы, не русский север с его громадными многоэтажными многокомнатными домами — здесь дерево берегли и использовали очень осторожно. Топливом, судя по запаху, служили даже не дрова, а кизяк. Стены же складывали из камня и глины, используя бревна лишь чтобы придать устойчивость неуклюжей конструкции. А баню при недостатке дров тоже устраивать сложно. Не зря же русские испокон веку в баню ходили куда чаще продвинутых европейцев: а чего не мыться, если дров и воды всегда больше, чем людей. Никита с облегчением выбрался из просторной, по меркам Москвы двадцатого века, но очень тесной для двадцать второго, да еще и переполненной перепуганными женщинами и детьми, комнаты. А вот Аня, похоже, была в полном восторге — еще бы! Конечно, она знала все это теоретически, но ощутить все собственными глазами, носом — да никакие экспериментальные моделирования такого не дадут. Можно поиграть в прошлое и в веке звездолетов, но ведь игроки знают, что через несколько часов или дней они вернутся в нормальные человеческие условия. А здесь не игра — жизнь, участники которой могут вернуться отсюда лишь в смерть.
Надо сказать, что Мага эти участники, похоже, боялись ничуть не меньше, чем пришельцев-землян, даром что родственник. Но это он сам знал, что он родственник — помнил, как родились предки их предков от сестры его матери. А для них это было за пределами родовой памяти. Для них Маг был вечен и непонятен, а потому и страшен. Конечно они обрадовались нежданному дару, но, похоже, Магу это было нужнее даже, чтобы просто ощущать свою причастность к человеческому роду. Никита поразился тогда своей удивительной мудрости: видно уроки психологии с Аней не прошли напрасно, других он научился понимать. Себя бы понять не мешало, но тут наука психологии бессильна — себя ни один психолог понять не еще смог.
Очки-ноктовизоры сняли еще вне пределов видимости привратных стражников, когда дорога резко пошла в гору. Ворота здесь на ночь не запирали, а стража стояла больше для взимания пошлины, как объяснил Маг. То есть, ворота-то оказались как раз закрытыми, но калитка со скрипом повернулась, едва путники вошли в пятно света от факелов на башнях. Наверное открытие калитки или ворот и составляло материальную основу взятия пошлины — не хочешь платить, не откроют. Но на этот раз обошлось без денег. Маг только переговорил со стражником, видно его знавшим, и пошел не оглядываясь дальше по пустому гулкому тоннелю, пронизывающему стену города. Толщина стены оказалась очень велика — это же часть горы, обработанная людьми стена кратера. Дальше тоннель переходил в такую же пустую и гулкую улицу. Где было гораздо темнее, чем в тоннеле, освещавшемся горящими факелами. Пришлось опять надеть ноктовизоры — улица была покрыта неровными каменными плитами, так что ходить по ней вслепую пришлось бы больше на четырех, чем на двух. А судя по запаху, делать этого не стоило. Вдоль улицы, как и в земных средневековых городах, были прокопаны дальние предки канализации, совершенно открытые. И вероятно давно засорившиеся. Дома в темноте разглядеть не удалось, только и понятно стало, что не такие высокие, как эльфийские башни, но и не одноэтажные. Маг уверенно вел их к центру города и вскоре, перебравшись через широкую загаженную площадь, путники вышли к дворцу — сооружению более крупному, чем другие дома. Не так в вышину крупному, как в ширину. Ширина эта скрадывала даже высоту прекрасных, издали виденых шпилей в центре дворца.
Маг безо всякого стеснения заколотил посохом в обитую металлом дверь. Отворили сразу — за дверью была стража. И Мага тут тоже знали, во всяком случае на этот раз стражники не задали ему ни одного вопроса. Только с любопытством разглядывали припозднившихся гостей. Вскоре из глубины дворца прибежал сонный мужик в представительной, хотя и помятой одежде. Маг немедленно начал отдавать распоряжения. Надо же! Как у себя дома распоряжается во дворце здешнего князя. Интересные тут порядки. Мужик галопом поскакал выполнять, а Маг тем временем повернулся к землянам с пояснениями:
— Пока вы в городе, мы будем жить во дворце, в комнатах для посланников. Я приказал принять вас как особо ценных гостей.
— А почему ты приказываешь княжеским слугам? Или ты и есть здешний князь? — поинтересовался недоверчиво Ербол.
— Я не князь — улыбнулся Маг — но здесь есть покои, предназначенные для приема послов. А я всегда сопровождал любые посольства. Я и вас представил как посланцев, что в общем соответствует действительности. Князь гостеприимен, если я могу поручиться за гостей. Завтра в середине дня князь вас примет. А сейчас будем отдыхать, день тяжелый выдался.
Набежавшая толпа слуг забрала у землян рюкзаки и повела их по коридору вглубь дворца. После лабиринта тускло освещенных коридоров, нескольких лестниц, Никита потерял направление и вряд-ли выбрался бы отсюда без провожатого. Он надеялся лишь на навигатор Ербола и его обостренное чувство ориентировки. Наконец вошли в просторную комнату, где их ждали несколько женщин. Слуги сложили рюкзаки у стены и вышли. Пока старшая из женщин переговаривалась с Магом, еще трое молоденьких и достаточно симпатичных с любопытством зыркали на землян. Закончив переговоры, Маг повернулся:
— Сейчас нас проводят в баню, потом накормят, а за это время служанки приготовят вам постели. Вы будете спать все вместе в одной зале, или каждый в отдельной комнате?
Аня взглядом выяснила мнение мужчин и дала общий ответ: — Все вместе. И еще насчет еды — передай им, пусть не усердствуют. Ты же знаешь, мы не все можем есть у вас. Ничего молочного точно не надо. А скорее всего мы своим поужинаем. Только пусть обязательно принесут чистой воды для питья.
Пожилая осталась, а молоденькие провели всех через несколько комнат в зал, посередине которого парил большой бассейн с прозрачнейшей водой. В воздухе стоял отчетливый запах тухлых яиц и еще чего-то резковатого. Впрочем, не слишком сильный запах. Бассейн был проточный, как в школьной задачке. Вода лилась в бассейн по медной трубе с причудливыми барельефами, чем-то похожей на ствол старинной кулеврины, а уходила из бассейна через широкое тоже медное жерло в стенке.
— Вода из горячего источника? — спросил у Мага Сепе.
— Да. В городе много горячих источников. В некоторых вода годится для питья, а в некоторых целебная.
— Остатки вулкана. — прокомментировал Ербол — Странно, почему эльфы построили свой город не здесь, а на склоне главного хребта.
— Когда эльфы строили свой город, здесь, я думаю, еще было нельзя жить. Даже на моей памяти горячих источников сильно поубавилось.
Служанки тем временем скинули свои платья, прыгнули в бассейн с веселым визгом и стали манить гостей к себе. Тем самым решилась проблема этикета: у местных жителей не было, похоже, никаких комплексов насчет одежды и наготы. Земляне и Маг последовали их примеру немедленно. А вскоре к ним присоединились еще две девушки.
Хотя Никиту и привлекало больше всего созерцание купающейся Ани, но он не мог не посмотреть на Мага. Предводитель колдунов оказался жилистым, сухощавым, с совсем не старческим телом. Наконец Никита смог разглядеть его уши. Нормальные, человеческие. На девушек тоже стоило посмотреть подробнее — инопланетянки ведь в каком-то смысле. Довольно волнующие фигурки, хотя конечно куда им до Ани. Ничем не отличаются от земных девушек. Немного на японок похожи. Может даже не монголоидностью черт похожи, а миниатюрностью своей и прямыми черными волосами. И пожалуй еще манерами. И все же чем-то не такие, как земные, но чем, Никита сначала не смог сообразить. А Маг и девушки тоже разглядывали землян с большим любопытством. И Никита наконец понял, чем отличаются местные жительницы от землянок: девушки немало были смущены волосами, растущими у гостей в неположенных с их точки зрения местах. Да ведь они эти волосы не сбривают, а просто у них там ничего не растет. Как и у Мага. Потом Никита поймал сердитый, как ему показалось, взгляд Ани и перестал пялиться. Да и что он там мог разглядеть при тусклом свете чадящих плошек? Можно подумать, что он никогда голых женщин не видел.
Насмотревшись и переварив удивление, девушки приблизились к гостям и стали их обмывать. Или даже скорее массировать — процесс шел без мыла. Та девушка, которой пришлось обслуживать Аню, была несколько смущена. Видимо женщины не входили в прошлом в число посольских гостей. Гостям предложили лечь на каменные выступы — лежанки, так что тело оставалось под водой, и лишь голова приподнималась более высоким чашеобразным подголовником. Горячая вода расслабляла. Никита закрыл глаза и наслаждался движением маленьких умелых ручек. Время от времени девушка добавляла водяной массаж с помощью небольшого металлического веера, создающего трепещущую щекочущую струю. Чем-то эта сцена наверное напоминала быт римских патрициев. Накопившаяся за слишком долгий день усталость вначале перелилась в сонливость, а затем удивительным образом вдруг сменилась вспышкой бодрости. Сеанс окончился. Немного жалко, но пожалуй вовремя.
В качестве одежды гостям предложили широкие махровые простыни — и вытереться и обернуться потом. Небольшое недоразумение, когда девушки пытались унести бронекомбинезоны, постирать, как объяснил Маг, удалось быстро разрешить. Конечно стирка, даже самая жесткая, не повредила бы этой одежке, но нужды в ней никакой не было. Ткань подкладки не просто самоочищалась, но и чистоту тела могла поддерживать — чудеса космической технологии в жизнь, можно сказать. А иначе космические скафандры были бы просто опасны для жизни. Но все же не снимать комбинезоны несколько дней подряд было утомительно. Психологически, наверное, утомительно. Так что сейчас Никита чувствовал себя просто здорово. А Аня заметила, что после бассейна голову мыть ей не нужно. Видимо в состав воды входили какие-то естественные моющие средства.
Ужин, несмотря на предупреждение Ани, им приготовили весьма обильный и разнообразный. Стол был столом в самом примитивном смысле, просто постеленной на пол тканью. За ним пришлось не сидеть, а возлежать на греческий манер. И мило щебечущие девушки не только прислуживали за столом, но и разделяли трапезу. Однако к немалому их огорчению гости не смогли оценить в полной мере прелести здешней кухни. Детектор ядов вылетел на второй попытке: вино-то он одобрил, а вот фруктовый сок забраковал. И опять не яд, а аллерген. Пришлось ограничиться своим концентратом, запивая его местным вином. К счастью, весьма слабеньким и приятным на вкус. Ну и хлеб решились поесть по совету Мага, заверившего, что он не отличается от того деревенского. Сам Маг тоже был весьма ограничен в еде, так что в основном дань закускам отдавали хозяйки. Они оказались весьма милы, общительны и раскованы в манерах. Так что не будь здесь Ани, позднее пиршество могло бы перейти в оргию. Ну, по крайней мере, если бы это были не земляне, а посольство из местных.
Потом их опять отвели в комнату, где с самого начала остались рюкзаки, и где уже были постелены постели — на полу, но судя по высоте матрацы должны быть мягкие. Показали удобства в соседнем помещении. Никиту поразило, что это были почти настоящие унитазы со спуском воды, да и умывальник на стене никак не вязался с крепостной стеной и загаженными улочками средневекового города. Из истории Никита знал, что в Лувре эпохи Карлов и Генрихов благородные графы и маркизы обходились в лучшем случае горшками, а то и просто у стены справляли нужду на гобелены. А здесь почти двадцатый век в этом отношении. Правда Маг на Анин вопрос ответил, что это только во дворце так. Потому на улице и воняет. Хотя в городе тоже есть публичные бани с водой из вулканических источников. А коли денег хватает, так и с массажом. Заодно уж и выяснили, что деньги здесь тоже в ходу, как и на Земле когда-то. Но только у людей. Эльфы денег не используют, ценимое людьми золото презирают, а любят серебро в полном соответствии с земными мифами. Правда только как технологический материал и для изготовления украшений. Железа, кстати, эльфы тоже не признавали.
Ну, что касается золота, то как раз оно у землян с собой было. Именно для обмена взяли, уповая на то, что хоть деньги по природе своей не золото, но золото по природе своей деньги, как писал один древний мудрец. Но на вопрос об обмене на местную валюту Маг твердо сказал, что пока земляне с ним, платить им ни за что не придется. Однако вопрос о местной экономике пришлось отложить — устали все уже. И еще перед уходом Мага старшая хозяйка, смущенно поглядывая на Аню, спросила, не хотят ли гости, чтобы девушки остались с ними на ночь. Аня при этом посмотрела на Никиту, сделав страшное лицо, и незаметно от других погрозила ему кулаком. Нет, не будь здесь Ани, Никита может бы и соблазнился, но по сравнению с ней эти девушки в общем не смотрелись. Ербол с Сепе тоже отказались, что похоже самих девушек немало огорчило. На этом Маг пожелал всем спокойной ночи и земляне остались одни.
— Потрясающее здесь гостеприимство — прокомментировал Сепе укладываясь.
— Ну, на Земле такое тоже было обычным. И к тому же дело здесь не так в гостеприимстве, как в необходимости. — сказала Аня.
Никита понял, о чем она, разбирал с ней на уроках психоистории. В далеком прошлом люди жили небольшими изолированными группами. И такое гостеприимство по отношению к редким путешественникам добавляло свежей крови, помогало избежать вырождения. Скотоводы, знавшие толк в селекции, особенно хорошо понимали это. С появлением крупных государств, городов, с увеличением миграции людей обычай потерял свой практический смысл и постепенно исчез. А здесь значит такие условия, что этот обычай пока еще живет. И еще засыпая Никита подумал, что вентиляция во дворце отличная, что воздух свежий, несмотря на чад тусклых светильников…
Проснулись поздно. Ну еще бы, находились вчера, километров почти пятьдесят отмахали. Да еще разбойники, да еще впечатления. И полумрак в комнате способствовал сну. Окон-то не было. Хотя сейчас комната освещалась уже не масляными плошками, а через незамеченные вчера отверстия у потолка. Маг ждал их в так сказать посольской столовой. Но сначала, до завтрака, пошли умываться. Бассейн был теперь наполнен не горячей, а холодной, причем минеральной водой. И опять массаж, уже не расслабляющий, а наоборот бодрящий, от которого жрать захотелось просто немыслимо. И завтрак прошел куда веселее — детектор ведь успел восстановиться за ночь и добавил к уже одобренным еще пару блюд и похожие на ярко-оранжевый виноград ягоды. Так что и концентраты доставать не пришлось.
Утренняя бодрость располагала к работе, тем более, что правитель примет их ближе к обеду, как сказал Маг. Наконец у Ани появилось время на программирование переводчика, Сепе и Ербол помогали ей. И только Никита остался не у дел, дурак дураком. Сам Маг свалил улаживать какие-то свои дела, а Никита отправился прогуляться по дворцу. Хотя потом решил, что напрасно он это сделал. Потому что ничего интересного не увидел. Лучше было посидеть около Ани и поучиться уму-разуму. А он просто побродил по полутемным и совсем темным коридорам.
Дворцовые покои в этой части были совсем простыми, без всяких украшений, с голыми стенами, хотя и чистыми. В посольских покоях-то стены были покрыты плитками красивого полированного камня, а здесь просто кладка из грубо обтесанных бульников. Попадавшиеся в коридорах люди не обращали на Никиту никакого внимания. То есть обращали, смотрели с любопытством — все-же новое лицо, но не пытались остановить или что-то сказать. Да и любопытство их было, Никита чувствовал это, вполне дружелюбным. Потом навстречу попался отряд стражников, шедших по своим делам. Вот эти Никиту просто в упор не увидели, так что ему пришлось поспешно отшатнуться к стене, чтобы пропустить. Пихаться с пусть и невысокими, но в тяжелой броне и многочисленными местными центурионами не хотелось. Сначала Никиту несколько удивило такое отношение: что за бардак, если невесть кто по дворцу гуляет. Но потом он подумал, что наверное у приморского княжества единственные враги — эльфы. А люди все автоматически рассматриваются как союзники, по крайней мере. Конечно есть и разбойники, но у них шансов попасть во дворец без кандалов очень мало. Да и конечно все уже слышали о том, что Маг привел какое-то посольство. И вообще это похоже не главная часть дворца, где власти живут. Гигантское здание кажется служило не только резиденцией правителя, но и крупной производственной единицей. Никита прошел мимо нескольких мастерских — оружейной, кожевенной, где пованивало, какой-то деревообработки, а потом ввалился в большую светлую комнату, где два десятка девушек что-то шили. Увидев Никиту, девушки сначала вылупили свои довольно милые глазки, потом расцвели очаровательными улыбками, а потом все разом вскочили и с веселым писком кинулись к Никите. И Никите пришлось очень быстро ретироваться. Конечно девушки не имели плохих намерений. Им наверное просто было скучно торчать тут и шить день за днем. Они наверное просто захотели немного развлечься с приятным экзотическим чужеземцем. Но, вспомнив вольные нравы служанок вчера вечером, Никита, хоть и питал слабость к миниатюрным азиаткам, на которых были похожи здешние, пришел в ужас. На него одного их было слишком много. Да и что Аня потом сказала бы…
Тогда Никита решил вернуться к своим. И уже тронувшись назад сообразил, что заблудился. Вот, черт, что за глупое положение! И спросить не у кого — кто тут его поймет. Некоторое время Никита бродил наугад, все больше запутываясь в коридорах, а потом вспомнил про мобильник. Ербол отозвался сразу. И Никита дал себе мысленную оплеуху, когда Ербол напомнил ему, что мобильник имеет и функцию курсографа. Единственной проблемой будет то, что придется пройти весь путь в обратном порядке. И Никита бросился бегом. Комнату с белошвейками он проскочил так быстро, что девушки на этот раз наверное даже не сообразили, кого они видят. Повороты, подъемы, спуски — каждый раз экран мобильника показывал верное направление движения. Один из местных окликнул Никиту, видно хотел спросить, куда он несется так сломя голову. Но Никита решил не вступать в безнадежный разговор жестов и гримас и пробежал не задерживаясь. Последний поворот, лестница и наконец знакомый зал. Серые глаза укоризненно взглянули на Никиту.
— Ну, и где же тебя носило? Ты хоть видеозапись догадался включить?
Никита покраснел бы как рак, если бы от бега уже не был красным как помидор. Действительно сделал глупость. Гулял просто как турист, забыв о видеодатчиках на плечах, о записи в мобильник. Исследователь из него пока еще никакой.
— Да ладно тебе, Анют — вступился за Никиту Ербол — все же нормально кончилось, материала кучу записали. Я сразу включил дистанционно, и связь тоже. Никит, а чего ты от этих девушек сбежал? Испугался? Зря, они симпатичные. Могли бы материала набрать по языку, по обычаям.
— Какие еще девушки? — подозрительно спросила Аня.
— Да так, ничего особенного. Я порой посматривал на экран — что он там делает. Никита зашел в одну залу, а там куча девушек шитьем занимались. Как увидели Никиту, так и бросились к нему. Наверное познакомиться хотели с таким видным кавалером. А он почему-то сбежал.
Краснеть Никите уже было некуда, оставалось только бледнеть назад по мере того, как успокаивалось дыхание. Еще одна глупость, конечно. Он забыл и то, что мобильники связаны в единую сеть и управляются дистанционно. А вот Ербол помнил и включил его видеодатчики. И приглядывал время от времени за Никитой. Ну, ладно, к счастью Аня ничего не сказала и вроде успокоилась. Может одобрила, что Никита отказался от слишком близких контактов с местным прекрасным полом.
— А как у нас с переводом? — спросил Никита.
— С переводом у нас хорошо, а вот без перевода плохо. — ответил Сепе — Маловат словарный запас и с грамматикой непонятно. Если тебе будут говорить, может ты что и поймешь. А вот поймут ли тебя местные — черт его знает.
— Пока тебя не было, приходил Маг — сообщил Ербол — Через полчаса пойдем на прием. Готовься.
Местный князь оказался довольно симпатичным мужичком. Средних лет, похоже, хотя определять возраст местных на глаз Никите было трудновато, и невысокий даже по местным понятиям. А взгляд живой, умный, манеры простые, без малейшей напыщенности. Одет тоже просто. И вообще вся обстановка приемной залы была совершенно не похожа на прошлое Земли. Никакой пышности, варварской роскоши, блеска золота и драгоценностей. Стены из красивого камня, но гладкие. Никаких украшений. Из мебели только четыре стола четырехугольником. Массивные и простые, без резьбы и инкрустаций. Правда дерево очень красивое, удивительной розово-коричневой расцветки, как будто мерцающее изнутри перламутровым отблеском и отлично отполированное. А на ощупь такое гладкое, теплое, шелковистое. Князь сидит один за столом напротив двери. По правую руку от него его видимо советники. По левую Маг. А напротив земляне.
Практически весь разговор шел между князем и Магом. Переводчик действительно работал плохо, так что понимали с трудом, с пятого на десятое. Хотя то, о чем рассказывал Маг, было знакомо — события совместного перехода, их собственные рассказы о Земле. За все время князь задал лишь два вопроса непосредственно гостям. Он спросил, почему гости не захотели воспользоваться любезностью служанок. Ответила Аня, и ответила крайне дипломатично. Потому что вопрос был куда как непрост, как понял Никита. Аня сказала, что мужчины видимо просто не хотели оскорблять ее — ведь она не могла воспользоваться любезностью местных мужчин. А значит их общение со служанками в присутствии Ани нарушило бы принцип равноправия, принятый у них на Земле. На это князь спросил, давно ли среди людей Земли установилось равноправие мужчин и женщин. Ответила опять Аня и на этот раз совершенно откровенно, без дипломатии. Она сказала, что это произошло лишь несколько поколений назад. Когда усовершенствованные способы производства перестали требовать для работы мужской силы, а успехи медицины сделали ненужными рождение восьми — десяти детей. Как понял Никита, для здешних жителей равноправие полов было идеей хотя и не практикуемой, но хорошо знакомой, не то что на Земле. От эльфов знакомой, у которых биология делала эту идею вполне естественной. Так что князь отлично Аню понял. Ведь сравниваясь с эльфами для них было очевидно, что только экономика разводит социальные роли столь сильно, а вовсе не врожденное превосходство мужчин. Потом князь произнес короткую речь, в которой объявил, что не имеет ничего против присутствия на его землях пришельцев, прибывших, по заверению Мага, без враждебных намерений из чистого любопытства. И что если в будущем появится возможность установить дружеские или торговые связи между Землей и его княжеством, то он не будет иметь ничего против. А сейчас путники вольны передвигаться по его землям куда угодно и покинуть их по своему желанию. Они обязаны соблюдать законы княжества и не причинять вреда подданным князя, а за это они будут находиться под защитой князя до тех пор, пока пребывают на его земле. Ну, в общем такая стандартная формулировка въездной визы, выданной на самом высшем уровне. На сем официальная часть аудиенции закончилась и князь предложил перейти к неофициальной, то есть, за обеденный стол.
Да, у князя обеденный стол был самым настоящим, высоким и на ножках, со скатертью, с расставленными вокруг деревянными стульями. Видимо обильные возлияния и прочие развлечения на княжеских обедах, во всяком случае званых, не приветствовались. Потому наверное и среди прислуги не наблюдалось ни одной симпатичной мордашки и аппетитной фигурки, а вот мускулистые плечи и несколько деревянная грация этих не старых еще мужичков ассоциировались с манипулами, когортами и прочими атрибутами правильного воинского строя. Впрочем, свое дело в данный момент они тоже знали неплохо. Во всяком случае ни один из присутствующих не был облит ни жиром с огромных блюд, ни вином из широкогорлых кувшинов. Собаки, подбирающие кости и облизывающие блюда, на пиру не присутствовали.
Сам обед прошел, как принято говорить, в дружеской и непринужденной обстановке. В данном случае, правда, это не означало, что все напились. О землянах и говорить не приходится, но князь и его свита тоже были очень воздержаны в возлияниях. И еще одно отличие от Земли: никаких тостов. Вино для местных жителей, похоже, было просто напитком. Возможно, просто привычным безопасным напитком за неимением других средств для обеззараживания воды. Во всяком случае в земном прошлом было именно так: в жарких странах вино добавляли в воду, поскольку далеко не все источники и ручьи были достаточно чистыми. И смесь воды с вином дольше оставалась пригодной для употребления в кожаных бурдюках и глиняных флягах. Аню сперва несколько обеспокоила необходимость использовать на обеде детектор ядов. В средневековом земном обществе такое было бы приято за недоверие к хозяевам и нанесло бы смертельное оскорбление. Но князь объяснения Ани принял абсолютно спокойно и благосклонно. Все же местные жители своими нравами отличались от земного прошлого в заметно лучшую сторону. Тогда Никита еще не подумал, что возможно дело здесь в репутации Мага и магов вообще. Доверие к ним местных жителей на самом деле превосходило всякое воображение. И если Маг переводил слова чужаков, не добавляя, что это обман, то князю оставалось только верить. А в целом ничего примечательного не было: Аня ответила еще на несколько вопросов князя, но разговор шел вяло из-за проблем с единственным переводчиком. За обедом выяснилось, что завтра на площади перед дворцом будет традиционный праздник — соревнование лучников. Боевой подготовке, как выяснилось, всех мужчин в княжестве придавали большое значение. Профессиональная армия оказалась небольшой и вся проживала во дворце. А прочие силовые проблемы решались отрядами срочной службы и в случае необходимости ополчением. Рабства и крепостного права в княжестве не было, хотя в метрополии, как сказал князь, это было обычное дело. Сказывалось постоянное присутствие рядом другой расы — эльфов. Постоянная военная угроза сильно сдвигала нравы в сторону военной демократии. В общем, это был не совсем феодализм, несмотря на сходный уровень материальной культуры. Никита тогда подумал, что, черт возьми, поведясь с Аней он стал мыслить ее профессиональными терминами о таких вещах. И никакой романтики, все просто и логично. Народы, не сумевшие найти требуемую к данным условиям социальную организацию, просто исчезали.
За обедом быстро и легко решился вопрос дальнейшего путешествия. Оказалось, что князь как раз собрался отправить корабль на север, за собранной данью. Дань-то платили не деньгами, а натурой, как и положено в нормальном средневековье. Так что везти ее в метрополию сушей было бы накладно. Колдуны как раз предсказывали на это время отличную погоду. Так что послезавтра можно было отправляться в места, где состоится наконец контакт с эльфами — нечеловеческой и потому наиболее интересной расой. На город оставалось маловато времени, правда. Но Никите уже не очень и хотелось. Слишком тут все было просто и делово, если по князю судить. Никакого блистательного варварства.
Пока сыто поотдувались после обеда, время к вечеру подошло. Так что вечерняя прогулка по городу оказалась короткой. Базар на площади перед дворцом уже закрылся и дворники убирали ошметки к завтрашнему мероприятию. Никаких живописных попрошаек здесь, похоже, не было. Местный криминалитет если и наличествовал, то обходил земных туристов стороной. Преимущества маленького социума и примитивного образа жизни. Население города всего несколько тысяч. Все про всех все знают и никаких прав человека, адвокатов. Одна лишь княжья воля. Чуть что не так — на пытке все расскажешь. И потом на плаху. А бродяг на каторгу — на галеры, то есть. Это все рассказывал их гид Маг. Справедливости ради нужно отметить, что и безработицы тут не было. В княжеском дворце любому человеку готовы были предоставить работу за кормежку, одежду и ночлег. Никита в эту производственную часть дворца собственно уже попадал. И мог сказать, что выглядели тамошние обитатели ничуть не хуже прочих горожан. Так что для криминалитета никаких ниш в городе не было. Только если просочиться выдавая себя за крестьян, привозящих продукты на базар, или купцов. Но они либо покидали город до заката, либо оставались в ночлежных домах. Бесплатных, кстати. А зато стража знала всех приезжих — кто зачем в город явился. Оказывается здесь действовала и своеобразная паспортная система. Своих-то в лицо знали, а приезжим выдавали записки, где указывалась цель прибытия, место ночлега, место на рынке. И не дай бог нарушить. Не то что стража всех обязательно на улице проверяла, но случись что… Собственно плата за въезд в город по сути бралась именно за эти услуги. И бюрократическая машина городских властей, как заверил Маг, работала удивительно эффективно и быстро. И взяток здесь не знали тоже — твердая рука, однако. Почти идеальное государство какого-нибудь Платона или Кампанеллы. Правда вот за городскими стенами разбойники нет-нет, да и появлялись. Некоторым удавалось выжить даже и пару лет.
Все это, как объяснила Аня, определялось очень разумной политикой князя и тем, что эта политика вызывала доверие его подданных. Будь личность правителя другой — все по другому было бы. Как на Земле когда-то, или как за морем в метрополии. Ненавидели бы стражу, не доносили бы на преступников. И вечером по улицам пришлось бы ходить в кольчугах и с охраной.
А вот сам город оказался скучным. Прохожих на улицах мало — все сидят по домам. Работать приходится много и на праздные прогулки времени у людей нет. Торг кончился, и улицы пустеют. Сами дома скучные, довольно утилитарные. Иные добротные и аккуратные, другие похуже. Но все без украшений и оригинальностей. Увы, плата за благополучие. Украшения, искусство — роскошь. А социальная политика князя предполагала существенное ограничение роскоши верхов, чтобы не раздражать низы. Да при противостоянии с эльфами иначе у него и не получалось. Нет единства расы — сомнут и сбросят в море. Вот и не оказалось у местной аристократии средств на художников и безумства, способные восхищать потомков. Но слишком тяжким грузом ложащиеся на современников при такой нищей, в общем-то, жизни. Зато поразили Никиту общественные бани. И опять не своей роскошью, а масштабом. Обширное здание, где горячая вода собиралась из вулканических источников. Залы с бассейнами и небольшие индивидуальные купальни, настоящий душ с отдельными кранами горячей и холодной воды. Множество мужчин и женщин моются вместе, но никакого непотребства не наблюдается. Да оно и понятно: в общественном месте ничего не получится, советами замучат. Бани совмещенные с больницей, как сказал Маг. Успехи здешней медицины несравненно превосходили земное средневековье. У врачей оказалось прекрасное представление о бактериях и антисептике, так что эпидемий здешние города не знали. Анатомию тоже знали прилично — Никита увидел в больнице развешанные на стенах анатомические атласы, прекрасно выполненные в цвете на тонкой коже. И увидели даже саму хирургическую операцию, причем под наркозом. Ане особенно понравилось, что гостей не подпустили близко к операционному столу во избежание заражения. Вот такие удивительные контрасты, вероятно результат взаимодействия двух очень разных рас и изучения магии. Странный мир, не похожий на Землю. Правда главный врач сказал, что за морем, в метрополии, с медициной гораздо хуже. И вообще все другое. В молодости он туда плавал учиться, но оказалось, что там учиться нечему. А вот эльфы в медицине намного превзошли людей. Врач, оказывается, и у них пожил с рекомендации Мага. Анатомия эльфов, по словам врача, от людской практически не отличалась. А вот реакция на многие снадобья была совершенно иной. В частности для наркоза эльфы использовали совсем другие травы. Аня наконец-то смогла выполнить свое давнее желание — взять образцы крови и тканей здешних людей. Точнее, это сделал для нее главврач, которому не пришлось долго объяснять принцип действия шприца. Он лишь очень жалел, что искусство здешних мастеров не позволяет изготовить такой полезный инструмент. Но на всякий случай зарисовал схему и долго конспектировал Анины рассказы об открытиях земной медицины.
Если у Ани и Ербола экскурсия по городу вызвала подлинный энтузиазм, то Никите и, похоже, Сепе было скучно. Как-то все это напоминало краеведческий музей с пыльными чучелами, пожухлыми фотографиями и диаграммами развития сельского хозяйства. Ничего такого романтического и героического в городе не нашлось. Но наконец мучения закончились поворотом к дворцу — на ужин.
Ужин в основном повторил вчерашний — купание с массажом, зависший с четвертой попытки детектор ядов. Но статус гостей после аудиенции у князя определенно повысился. Это выразилось в том, что их перевели в лучшие апартаменты, более обширные и светлые, снабженные верхом здешней роскоши и высшим достижением технологии — стенными часами с маятником. Не совсем такими, как земные, поскольку циферблат у них был не круглый, а линейный, вертикальный, и был поделен не на двенадцать, а на шестнадцать часов. Удивительным образом счет у здешних был не десятеричным, не дюжинами, а двоично-шестнадцатеричным, совершенно как у привычных Никите старинных компьютеров. Откуда что взялось? Ну, а часы, конечно, показывали местное время и статус землян, но ходили как слон по барабану, то есть несколько громковато. И устроены были довольно просто: единственная стрелка, часовая, была закреплена на гире и опускалась вместе с ней вдоль циферблата. Заводить часы, как понял Никита, полагалось утром, когда с окончанием завода срабатывал будильник. Ербол мигом разобрался в примитивном механизме, в котором оказалась и изюминка. Гиря будильника, оказывается, автоматически взводила гирю часового механизма и переводила стрелку циферблата наверх. А сам будильник можно было взвести потом, в течение суток.
Маг по своему обыкновению свалил, пожелав гостям спокойной ночи. Аня с Ерболом продолжили обработку языка, а Никита с Сепе улеглись на ложа. Хотя день и был спокойным, но глаза Никиты сами собой закрывались время от времени. Однако часы опять вырывали его в темнеющий мир. И он опять видел перед собой изящный Анин профиль с немного растрепанной челкой. Наблюдать за ней было очень приятно, а однажды Аня блеснула глазами на Никиту и ему в полумраке даже почудилось, что улыбнулась. Но только однажды, поскольку они с Ерболом все никак не могли переварить дневную добычу.
— Вот странный мир — сказала Аня — Когда мы вернемся, придется переписывать добрую половину курса психоистории. В основном общество на уровне земного средневековья, но по некоторым направлениям продвинулось чуть ли не до уровня девятнадцатого века. Гигиена и медицина у них пожалуй даже ближе к началу двадцатого века. И никаких следов религии. Все это ни в какие теории не вписывается.
— На том континенте у них есть религия, — возразил ей Ербол — а здесь нет под влиянием эльфов. Хотя у самих эльфов вроде есть какие-то верования. Но я до конца не понял.
— А откуда ты знаешь? — удивилась Аня — Маг же переводил мне все время.
— Вот пока он тебе переводил, я поговорил с другим врачом насчет хирургических инструментов и вообще. Он у них хирург.
— С нашим переводчиком ты что-то понял?
— А как, по твоему, я с Магом в первый раз общался? Я же тоже телепат. Конечно до Мага мне далеко, но кое что и я умею. В общем, поговорили. Этот врач тоже у эльфов учился и дольше главного. Знаешь, технология у эльфов интересная. Хирургические инструменты у них эльфийские и тоже из слоистой бронзы. И состав совершенно не тот, что у мечей. Он сказал, что раны от эльфийских мечей заживают очень плохо, края мертвеют, часто бывают воспаления, нагноения. А вот хирургические инструменты дают обратный эффект — заживает быстрее и никакой инфекции. Микроэлементы в составе металла. В инструментах очень много серебра. Но технология, технология. Я вообще не представляю, как такое можно сделать не напылением. Бронза же не куется.
— А зачем вообще нужна слоистая бронза? — спросил Никита.
— За тем же, зачем и слоистый булат. Это композит. Чередуются сверхтвердые, хорошо режущие слои и мягкие, вязкие. Твердый металл обычно хрупкий, а вязкая прослойка не позволяет ему трескаться. И видимо в эту прослойку добавляют компоненты, которые делают оружие по свойствам близким к отравленному. Или наоборот, получают целебное лезвие. Но как они это делают…
— Знаешь Ербол, — перебила его Аня — у эльфов не только металл такой необычный. Помнишь, Маг рассказывал про систему полей? Я тут посчитала ее продуктивность, сравнила с земными — у меня в мобильнике хорошая база. Так подобной на Земле нигде не достигалось даже в двадцать первом веке, на первом поколении трансгенных растений. Вот так-то! И ведь поля почти не требуют ухода, а генетика растений устойчива безо всякой селекции уже столетия. Сейчас возможно мы и смогли бы создать такую биосистему, хотя нам это уже не нужно. Но как они это сделали на своем уровне, не понимаю.
Слушая беседу Ербола с Аней, Никита незаметно провалился.
Площадь перед дворцом клубилась пылью и народом. Аня решительно направилась к столу, где записывались участники состязаний. Местный чемпионат по стрельбе из лука оказался открытым, что, впрочем, было характерно и для земных мероприятий такого рода. Если судить по рыцарским романам, конечно. Так что Аня решила непременно принять участие. А Никита, старавшийся не отходить далеко от нее, неожиданно для себя тоже оказался в списке. Переговоры с судейской коллегией велись уже без участия Мага — переводчик заработал, хотя и со скрипом. А аборигены были вполне доброжелательны, словоохотливы и прекрасно осведомлены о гостях князя из далеких земель. В беседе выяснилось интересное обстоятельство: оказывается здесь не только маги держали в секрете свои имена, но и простые люди. Это когда Аня называла себя и Никиту, а видеоглаз на ее плече внимательно следил, что же писарь нацарапает на куске бересты, чтобы получить ключ к письменности. Другие участники называли определенно не имена, а прозвища, которые мобильник переводил с некоторыми запинками. А когда Аня назвалась, то писарь был удивлен, переспросил несколько раз, спросил, как переводится, и в конце концов с трудом подобрал эквивалентные знаки. Письменность, как сказала Аня, здесь использовалась фонетическая, буквенно-слоговая, судя по числу знаков. Потом Аня отошла к своим собирать лук, а Никита пошел осматривать позиции и мишени.
Из-за этого соревнования Аня утром немного поцапалась с Ерболом. Ербол считал, что они должны лишь смотреть, а не лезть самим. Ане же казалось, что участие в местном празднике сблизит их с местными жителями. Никита, конечно, был на стороне Ани, которой в качестве психологини виднее. Ербол с Сепе в результате категорически отказались стрелять. А Аня столь же решительно вынула из рюкзака тубус с луком и десятком стрел. Лук-то брали для охоты, так что в качестве спортивного орудия он был не очень. При охоте в лесу стреляют вблизи и навскидку, так что предельной точности не требуется — малые размеры, мобильность важнее. Может Ербол потому и отказался — срамиться не захотел, хотя вообще-то на Земле он стрелял неплохо. А Аня философски заметила, что главное не победа, а участие, и записала Никиту не спрашивая. И утешила его тем, что даже лучше будет, если один из гостей проиграет. За себя-то она была уверена. Спорить с Аней по такому пустяковому поводу Никита конечно не стал и, наступив на горло собственной гордости, спокойно пошел осматриваться.
Дистанция была великоватой — метров шестьдесят. Никита вымерял ее шагами. Мишени — квадратные щиты из досок, покрытые плотно сплетенными соломенными матами. В центре черное пятно размером с голову. Все просто. Потом Никита пошел смотреть на других стрелков. Их было два десятка, и половина столпилась вокруг Ани и дивилась на сборный лук. Лук осматривали, задавали вопросы, похоже некоторые уже загорелись сделать и себе что-то подобное. А для Никиты более диковинными показались местные луки. Вообще-то простые луки круглого сечения. Один лук привлек особое внимание размерами и тонкой резьбой на рукояти и вблизи. Никита даже взял его в руки — без спросу, поскольку хозяин ошивался около Ани, оставив свой лук прислоненным к каменному парапету. Блестящее дерево оказалось неожиданно легким.
— Понравился? — спросил Никиту незаметно подошедший абориген — А ты из какого лука будешь стрелять? Лук вашей Девы-воительницы, по-моему, для тебя короток. — Что делать, — ответил ему Никита — другого у нас нет. Мы его брали для охоты — в лесу и такой годится.
— Если хочешь, можешь стрелять из моего второго лука, вот этого. Вы все такие здоровенные, может и справишься. Стрелы отбери себе.
Только тут Никита заметил лук, торчащий над плечом собеседника. Свое основное оружие он без присмотра не оставил, хотя, как уже знал Никита, воров тут нет. Поблагодарив будущего соперника за неожиданную щедрость, Никита стал осваиваться с инвентарем. Это было интересно: с чужим луком и проиграть не стыдно. Во всяком случае отговорка есть. А с малым сборным луком на такой дистанции у Никиты вообще шансов не было — руки длинноваты. Никита натянул лук как положено, прицелился в мишень. Без стрелы это опасно — можно легко повредить руку, если спустить тетиву. Лук хорош! И по усилию, и по тому, как удобно сидит в руке резное дерево. Кажется есть ничтожная кривизна — при выстреле будет чуть проворачиваться в руке. Надо это учесть. Никита плавно расслабил лук. Посмотрел стрелы вдоль, взвесил на пальце центр тяжести, пощупал оперение, зазубренный наконечник. Странно, что состязание идет на охотничьих, острых, а не тренировочных, тупых, стрелах. Так засядут в деревянных щитах — потом тянуть их как зубы из медведя. Две стрелы отложил — сомнительные. Стрелы тут чуть тяжелее привычных, но это не беда. Можно сделать поправку. Главное — разброс. Хуже, что коротковаты. На палец бы прибавить в самый раз было.
Потом подошла Аня и объяснила Никите порядок состязания: каждый выпускает по пять стрел на пристрелку, потом мишень меняют и еще пять стрел зачетных. Судьи измерят сумму расстояний стрел до центра, и по ней определится победитель. Все просто, никаких мишеней в виде натянутой веревки или ивового прута из голливудских «Робин Гудов». Никите выпало стрелять шестым, сразу после Ани.
Стрелы Ани легли так плотно одна к одной, что их хвостики почти можно было прикрыть ладонью. Никита достаточно отзанимался с Володей, чтобы знать: расщепить стрелу стрелой — сказка века, потерявшего представление об этом искусстве. Так же, как и пустить шесть стрел, пока первая летит в цель. Стрела ведь на самую дальнюю прицельную дистанцию летит не более трех секунд. За это время можно сделать еще один выстрел, и то вряд ли успеешь. Аня использовала лук машинного изготовления, но главное — стрелы. Абсолютно, до микрона, одинаковые. Стержни из искусственного дерева, имитация птичьих перьев, но совершенно стандартная. И Аня достигла разброса, определяемого лишь невидимыми для стрелка завихрениями воздуха на пути стрелы. Аня, оказывается, стреляла отменно даже для двадцать второго века. Такое дается только опытом, развитым глазомером. Одной Аниной изумительной координации было бы недостаточно. Наверняка Аня тренировалась именно с этим луком перед экспедицией, хотя Никита ни разу до сих пор не видел Аню на стрельбище. Но все же по отношению к аборигенам это не совсем честно.
По честному пришлось играть Никите с чужим луком и чужими стрелами. Да и опыта кот наплакал, одна надежда на оживительных виробов, наделивших его невероятной моторной памятью и точностью движений. Колчана у Никиты не было, так что он воткнул стрелы перед собой в щель между плитами мостовой. Один из местных стрелков тоже так поступил. Успокоиться, выровнять дыхание. Ну, поехали! Стрела на тетиву, левая рука вверх. Левая вниз, правая круговым движением натягивает тетиву. Кисть у плеча, отставленный большой палец касается мочки уха. Глаз сквозь тетиву и кончик стрелы на мишень. Стойка была правильной — тетива, стрела и мишень сразу легли на одну линию. Далеко! Еще волосок выше. Тело расслаблено, кроме пальцев правой. Вся нагрузка на кости. Вдох-выдох-спуск. Тетива звонко щелкает по предплечью. Если бы не оброневевший рукав комбинезона, крученые жилки прорезали бы кожу, а то и вены. Стрела пошла сразу как надо. Пристрелки не потребовалось. Теперь главное — в точности повторить все движения. Вдох-выдох. Ритм не ломать! Правая вниз, хвостовик в руке, все сначала…
Отстрелялся Никита чуть хуже мужичка, давшего ему свой запасной лук и оказавшегося заодно местным чемпионом. И был удивлен восторженной реакцией других стрелков. На Аню они так не реагировали, как и на своего чемпиона. Вообще удивляло поведение местных жителей, совершенно не похожих на землян соответствующей эпохи. В них не чувствовалось ни малейшего соперничества, духа конкуренции. Конечно каждый из них стремился стрелять как можно лучше, но потом искренне радовался успехам своих соперников. Да и публике, казалось, было все равно, кто победит. Участников же интересовала вроде не победа, а искусство как таковое.
Когда Никита ставил лук на место, главный подошел, улыбаясь совершенно человеческой улыбкой, поднял руки вверх и потряс сжатыми кулаками. Знак высшего одобрения — понял Никита.
— Сколько лет занимался луком?
— Немного меньше года.
Улыбка стрелка сменилась вдруг выражением крайнего изумления.
— Он правду говорит — подтвердил незаметно подошедший сзади Маг.
— Мы в своем мире используем совсем другое оружие, а луки только для развлечения. — пояснил Никита, почувствовав в этом изумлении недоверие — Собираясь сюда мы решили не брать с собой наше оружие, вот мне и пришлось учиться луку.
— Да, Мага ты не смог бы обмануть. Хотя это совершенно невероятно, что ты учился столь мало и умеешь так хорошо.
— Но почему все восторгались моим результатом? Ведь я стреляю хуже тебя и куда хуже Ани.
— Я лучший стрелок здесь. А ты стрелял из чужого лука чужими стрелами. А ваша дева-воительница стреляла слишком точно. Если даже закрепить лук в станке и спускать тетиву металлическими пальцами, стрелы не лягут столь близко. Она наверняка использовала магию.
Маг покачал головой: — Стрелок похоже прав. Но я не почувствовал никакой магии.
— Она и не использовала магию. Просто ее стрелы были сделаны не руками и абсолютно одинаковы. С вашими стрелами она стреляла бы хуже, но все равно лучше меня.
— Не руками, значит с помощью магии? Тогда эти стрелы все-таки магические. Удивительно только, что я не чувствую магии.
— Да нет же, не магические. Стрелы, сделанные машиной. Как это объяснить… Стрелок говорил о том, что если лук закрепить в станке и спускать тетиву механическими пальцами, то стрелы полетят точнее, чем если стрелять просто руками. Но в этом ведь нет никакой магии.
Да, — подтвердил стрелок, — металлические пальцы проворачиваются на оси и удерживаются металлическим крюком. Никакой магии в этом нет. Таким способом проверяется качество лука и стрел.
— Вот видите. Это и есть простая машина. У нас такая машина называлась арбалет. А можно сделать сложную машину, которая сама делает стрелы гораздо точнее, чем можно сделать их руками.
— Я понял. — сказал стрелок — Можно пилить доски вручную, а можно с помощью круглой пилы, которую вращает водяное или ветряное колесо. В этом случае доски получаются ровнее, чем если бы их пилили вручную. Хотя… все равно не понимаю. Можно сделать одинаковые наконечники, совершенно ровные древки. Можно скрепить все совершенно одинаково. Но перья все равно будут разные, и дерево будет коробиться от сырости по разному.
— Я же сказал, что это очень сложная машина. Можно сделать одинаковые перья и дерево, которое не будет коробиться. Но в этом нет магии. Магия только в человеке, а в неживых предметах магии быть не может.
— Ты не совсем прав, — возразил Маг — если твоя машина не живая, то в ней магия может быть, но наделять магией другие предметы она не может. Тогда понятно, почему я не чувствую магии в стрелах. Но я все равно не понимаю, что такое машина делающая стрелы.
— Чтобы понимать машины в нашем мире мы учимся много лет. Но все равно никто не понимает сразу все существующие машины. Мы тоже пока не очень-то понимаем, что такое магия. Хотя сами немного умеем ею пользоваться.
— Однако что-то долго они не называют победительницу — забеспокоился Стрелок и отправился разбираться к судейской бригаде.
Никита с Магом потянулись следом и стали свидетелями перепалки Ани и Стрелка. Оба проявляли благородство и пытались отказаться от приза. Стрелок уверял, что Аня не использовала магию, а Аня говорила, что ее лук и стрелы лучше, так что победа ее не совсем честная. Судьи проявили мудрость, предложив продолжить состязание, но каждый должен был стрелять из чужого лука. Вообще-то это было справедливо. Для Ани лук Стрелка был длинноват, но в ее способности натянуть эту деревягу Никита нисколько не усомнился. А вот для Стрелка Анин лук был короток, что гораздо хуже. Стрелок еще предложил пустить по десять стрел на пристрелку. На позицию они вышли одновременно.
Аня отстрелялась довольно быстро — ей деревянный самодельный лук был не в новинку. А вот Стрелок долго рассматривал чудо высокой технологии, гнул и натягивал, чуть не облизывал. Во всяком случае обнюхал он лук несколько раз и в разных местах. А потом пускал стрелы вдумчиво, неторопливо, с блаженным лицом. А закончив, сказал:
— Что за замечательное оружие! Я, правда, не хотел бы иметь именно этот лук, потому что для меня он короток и слаб. Но будь он больше и сильнее, я отдал бы за него все мое достояние. Да даже и этот лук для охоты превосходен.
— А у нас такие луки не используются для охоты. Только подобные вашим, сделанные руками, и стрелы тоже должны быть сделаны руками.
После чего Никите пришлось начать длинное объяснение о правилах охоты на Земле и причинах подобных ограничений. Стрелок никак не мог взять в толк, почему же для такого важного дела, как охота, используется не лучшее оружие. Мешало разговору и несовершенство переводчика. А вот Маг в принципах поддержания экологического баланса разобрался сразу. Все же его знания в области биологии были удивительно обширны.
— Так значит для вас леса — лишь место развлечений и прогулок. И вы вывозите крупных и опасных зверей подальше от городов. И вынуждены на них охотиться, чтобы количество зверей в лесу оставалось на должном уровне. Так что охота это развлечение для вас и необходимость для леса. Теперь я лучше понимаю ваше умение стрелять из лука, хотя, по вашим словам, ваше настоящее оружие несравненно мощнее.
— Настоящее оружие у нас было в прошлом. — заверил Никита — И было предназначено для убийства людей, а не зверей. Но мы уже давно не воюем между собой. Сейчас оружием мощнее лука пользуются лишь те, для кого охота не развлечение, а профессия. Кто как раз поддерживает равновесие в лесах. Но и для них главное занятие не охота, а изучение леса, зверей. Обычно они дают разрешения желающим поохотиться, а сами убивают зверей если желающих было недостаточно.
Заодно пришлось рассказать и о пищевых фабриках в подвалах городов. И опять, если Стрелку все показалось сказкой почти невероятной, то Маг принял все как должное. Никите показалось, что биотехнологии Магу знакомы не понаслышке.
Судьи и на этот раз совещались довольно долго и наконец отдали победу Стрелку, но при минимальном преимуществе перед Аней. Призом были серебряная фляжка и серебряная чаша. Не простые, как сказал Маг, а эльфийской работы. В такой фляге вода не только не портится, но, если была не пригодна для питья, то очищается. А чаша, оказалось, меняет цвет, если в ней находится непригодная для питья жидкость. Вот так обрели жизнь старинные земные легенды. Правда никаких жабьих камней или единорожьего рога, который, кстати, здесь достать — не проблема. Обычные результаты чужой технологии.
Кончилось все в местной корчме, куда счастливый победитель пригласил всех желающих. К чести местной публики нужно заметить, что платить за всех ему не позволили, а за землян в сущности рассчитался владелец заведения. Присутствие чужих, однако, неплохая реклама. В этот вечер его корчма сделала наверное годовой план. Еще бы: и победитель состязания тут да еще и необычные чужаки и их предводительница, очаровательная дева-воин. Народу набилось — яблоку не упасть. Но народ оказался вежливым и столик для победителей и чужеземцев оказался окружен некоторым пустым пространством. Так что служанки подтаскивали кувшин за кувшином без помех. Хотя возможно непьющий Маг за столом публику тоже сдерживал. Мага тут, как заметил Никита, не то что боялись, но опасались. Без нужды старались не беспокоить. А вот к чужакам отношение оказалось более простым и непосредственным. Слабенькое кисленькое вино вскоре развязало языки и расспросы потекли водопадом. Правда Анины собеседники — городская верхушка, местные богатеи, как понял Никита, довольно быстро утратили интерес, когда узнали, что гости путешествуют здесь лишь из чистого любопытства и нет никаких перспектив на развитие торговли с их страной. А вот на другом краю стола Ербол и Сепе сидели вместе со Стрелком и его приятелями — простонародьем. И те с охами и ахами воспринимали рассказы о современной Земле как увлекательные сказки. Только плохой перевод компьютерных программ мешал развитию разговора. В общем, простые люди, не обремененные заботами о накоплении собственного благосостояния, были как и положено более любознательны, чем деловики. Да и сами о своей жизни рассказывали куда как охотнее. Совсем, то есть, не по Карнеги себя вели. А вот Ане и Ерболу такое их неделовое поведение было на руку. Никита почти физически ощущал, как байт за байтом плотно укладывается в накопители мобильников. Маг же после долгого молчания обратил свое внимание на Никиту:
— Ну, а ты не можешь рассказать мне, чем ты отличаешься от своих товарищей? Я ведь чувствую, что хотя вы все вместе, но ты совсем другой. А вот причину понять не могу.
— А что другое ты в нем чувствуешь? — вмешалась Аня.
— Вам троим интересно здесь, а ему нет. Это самое большое отличие. И есть что-то, что я точно объяснить не могу. У него совершенно другие реакции на все.
— Никита действительно не такой, как мы. Он родился больше двухсот лет назад, прожил двадцать четыре года и утонул в болоте. А потом мы нашли его тело и оживили. Так что он живет среди нас меньше года.
— Да, оживлять мертвых мы не умеем. — сказал Маг после долгого молчания — Значит ты был мертвым двести лет. Тогда я понимаю, почему у тебя нет такого интереса к нашему миру. А в своем мире ты можешь жить нормально?
Никита каким-то шестым чувством понял, что Маг действительно может понять его как никто здесь, включая и Аню. Он ведь тоже живет на этом свете столетия, его мир, мир, в котором он родился, тоже исчез. А почему, кстати, каким-то шестым? Вполне уже обычным для Никиты чувством эмпатии, ну да, шестым конечно. И Магу с одной стороны проще, чем Никите — его мир менялся на его глазах. Но с другой стороны куда сложнее, потому что в отличие от Никиты он не может надеяться стать своим в этом мире. Ну, хотя бы потому не может, что на сотни лет старше и умнее всех окружающих. Это Никите нужно догонять мир, чтобы стать совсем своим. Маг же свой мир перегнал. А этот путь можно проходить только в одну сторону. Так что теперь он обречен на одиночество, на то, что не сможет найти здесь людей, способных его понять. Наверное это чувство и держит здешних магов вместе, наверное это заставляет Мага искать общества чужаков, иномирцев, которые ему ничуть не более чужды, чем земляки.
— Сначала мне было трудно, потому что мир очень сильно изменился за время моей смерти. Потом совершенно случайно обнаружился мой дар. Тогда я впервые попал в ваш мир. Ну, а сейчас я привык. Трудно конечно, потому что приходится очень много учиться. Но и интересно. И в общем мне мой мир нравится, каким он стал. Только чтобы совсем своим стать в нем, мне еще придется учиться. В общем, получается, что здесь я только время теряю.
— Тебе так здесь не нравится, что ты все это как потерю времени ощущаешь?
— Да нет… — Никита замялся, не зная, как объяснить другому то, что он и сам до конца не понимал.
— Никита умер в одном мире, а ожил в другом. — вмешалась Аня — Сейчас в нашем мире чтобы быть уважаемым и иметь все права нужно работать. Причем нужно уметь то, что не могут делать машины. А это трудно, потому что машины у нас очень умные и с каждым годом становятся все умнее. А Никита конечно хочет быть уважаемым среди нас. Потому он так беспокоится об учебе.
Это было совсем не то, что чувствовал Никита. Но может быть так и лучше, доступнее для Мага. Во всяком случае сам Никита все равно не мог бы ничего объяснить.
— Да, тяжело у вас. А у нас князь любому, кто попросит, даст работу по способностям, пищу, жилье. Всякий человек на что-то сгодится, лишь бы он работать хотел.
— Так не в пище же дело. У нас никто не голодает, и жилья на всех хватает. И работу не просто дадут, а заставят работать, если он сам себе дело не найдет. Вот только унизительно выполнять ту работу, которую могли бы делать машины. Сейчас-то Никита работу имеет и равен нам всем. Но он же сам знает, что это лишь благодаря его уникальной способности. Если ему сейчас не учиться, то пройдет время и он своей работы лишится может.
— И долго ему нужно учиться?
— Вообще-то всю жизнь. Но только все зависит от него. Дети у нас учатся с пяти лет, а работать обычно начинают в двадцать — двадцать два.
Хорошо, что в этом мире не пишут фантастики, подумал Никита. Магу не пришло в голову простое соображение, что годы в разных мирах могут быть разные.
— Маг, а ты можешь объяснить нам, почему здесь люди скрывают свои имена?
— Просто такой обычай. А почему тебя именно это интересует?
— Видишь ли, в нашей истории было много сказок и поверий о магии. Хотя на самом деле магии в нашем прошлом не было, по крайней мере об этом ничего не известно. Так вот одним из поверий было то, что знание имени человека позволяет магу подчинить его.
— Еще раньше имена скрывали не от магов, а от злых духов. — дополнила Аня — Впрочем, принципиальной разницы нет. Никита прав, действительно интересно такое совпадение земных поверий и здешних обычаев. Действительно ли знание имени дает магу какую-то власть над человеком?
— Совершенно никакой. Имя — лишь внешний символ, не имеющий прямой связи с внутренней сущностью. К тому же одним и тем же именем могут называться совершенно разные люди. Нет, для нас, магов, знание имени человека ничего не дает. Для магического воздействия не дает. Откуда этот обычай возник? Не знаю. Тогда я редко с людьми общался, в их дела глубоко не вникал. Возможно переняли от эльфов, и так это все трансформировалось. Ведь эльфы не скрывают своих имен, а просто у них нет постоянных имен. Имена эльфов связаны с их положением в обществе, родом занятий, последними значимыми событиями в их жизни. Каждый эльф меняет имя много раз в течение жизни. Насколько я помню, люди, жившие с эльфами, поступали так же. А вот у жителей Империи за морем имена постоянные, на всю жизнь. Здешние же имеют постоянные имена, как те, но называют их только самым близким. А среди людей называются прозвищами, которые часто меняются, что похоже на эльфов. И спрашивать постоянные имена здесь запрещено, вас за это побить могут.
— А когда мы свои имена говорим, это тоже неприлично? — спросила Аня.
— Нет, это просто странно, непривычно. Торговцы из Империи тоже называют свои имена. Только большинство людей их встречает нечасто.
— Так значит с магией этот обычай никак не связан?
— Никак. Я вам не назвал свое имя, потому что слишком много живу среди людей, да и вы тоже люди. Впрочем, на эльфийском языке мое имя и означает «маг», поскольку я как бы глава всех магов в этой части материка и лучший среди них.
Интересно, подумал Никита, Империя, судя по всему, общество жесткое, в котором большинство людей занимают раз и навсегда для них определенные места. И у них постоянные собственные имена. А у эльфов, похоже, общество динамичное, в котором любой может занять любое место. Не потому ли у эльфов нет постоянных имен? Тогда стремление скрывать собственные имена — стремление к свободе у людей. Власть определяет людей по постоянным именам и стремится закрепить на определенном месте. А если имя — лишь обозначение места человека в обществе в данный момент, то человек свободен менять свое место вместе с именем и власть не может за этим уследить. Как, без имени, узнать, что сегодня Охотник это тот же самый человек, который вчера был Кузнец или Пахарь? Для этого человека нужно в лицо знать, а фотографии тут еще не изобрели. Не потому ли все жестко структурированные общества так противятся свободной смене имени? Это и в его двадцатом веке было. Правда в двадцать втором имя опять стало не существенно, поскольку компьютеры узнают людей в лицо, не по именам. Так значит стремление к сокрытию имени — стремление к свободе и на Земле, и в этом мире. Империя уже закрепила всех людей по местам и именам, а здешние жители в противостоянии с эльфами еще могут как-то избежать абсолютного подчинения властям княжества.
Своими догадками Никита немедленно поделился с Аней и Магом.
— Не знаю, правильно ли это, но эльфы действительно совершенно свободны по сравнению с людьми. Наверно поэтому люди и вытесняют их постепенно. Ведь люди связаны между собой гораздо сильнее, чем эльфы. Да, а маги тоже связаны между собой. И у всех магов, в том числе и эльфийских, есть имена. — откликнулся Маг.
А Аня сказала, что на Земле собственные постоянные имена появились раньше, чем жестко структурированное общество. Хотя, собственно, никто не знает, насколько раньше. Вполне возможно, что именно появление имен было предпосылкой, позволившей создать общественные структуры. Индивидуализм же, который немыслим без собственных имен, появился куда позже и именно на основе жесткого общества. И вообще это интересная тема если не для диссертации, то для дипломной работы по психоистории. Так что если Никита заинтересуется…
Никита не хотел обижать Аню, но и психоистория его тоже не слишком интересовала. Так что он выразил готовность пожертвовать свою тему тому, кому она действительно нужнее. И больше ничего интересного за этот вечер не было. Култыхание по темным пустым улицам к дворцу, вечернее омовение с уже привычным водяным массажом, отказ от ужина по причине набарабаненности живота. Если бы не Искандеровы защитные виробы, которые и алкаголь воспринимали как один из ядов, наверное Никите не удалось бы избежать поездки в знаменитый русский город, лишенный воды. А так оставалась возможность встать на утро свежеотдохнувшим, чтобы твердым шагом войти в великое сообщество не живых и не мертвых, то есть путешествующих по морю.
Увидев на следующее утро корабль, на котором им предстояло отправиться в дальнейшее путешествие, Никита воочию убедился, что именно так оно и есть, что морской путь действительно ведет между жизнью и смертью. По крайней мере, их морской путь. Мало того, что суденышко показалось чуть побольше прогулочной лодки — метров пятнадцать в длину всего. Так еще по сравнению с ним сундук выглядел бы образцом стремительного изящества. Судно по форме напоминало половинку грецкого ореха — чуть больше в длину, чем в ширину. Из слегка вытянутой части борта, используемой в качестве носа, торчит вперед неуклюжее, грубо обструганное бревно, изображающее из себя бушприт. Толстая и узкая доска на огромных дверных петлях и с прибитой поперечиной-ручкой едва ли позволяет эффективно рулить этой кубышкой. А не слишком высокая толстая мачта кажется сделана не столько для несения парусов, сколько как подставка под воронье гнездо — венчающую мачту большую бочку, у которой вероятно выбили днище, выпили вино да и надели на столб по пьяни. Ну, то есть, на самом деле конечно все было не так, но просто у Никиты возникли такие ассоциации.
А вот Аня об этой посудине оказалась совершенно другого мнения:
— Ничего себе! Настоящий средиземноморский коч четырнадцатого века! Совершенно точная копия!
— Ань, а ты думаешь, что эта штука на самом деле способна плавать? Может нам лучше по берегу пешком? — спросил Никита.
— Плавают шляпы, ну и ты еще, возможно. Так что не оскорбляй этот замечательный шедевр кораблестроения. Прекрасно он дойдет куда надо. Суда такой конструкции не очень ходкие, но очень прочные, надежные. И очень поворотливые, хорошо управляются. Их специально такими делали, чтобы лавировать среди мелей и прибрежных скал. Это судно для каботажного плавания. Всегда мечтала на чем-то таком походить.
— Ань, а ты заметила, что у него яхтенное вооружение? — спросил Ербол.
— Действительно! Такое парусное вооружение появилось у нас лишь в девятнадцатом веке. А у настоящих кочей были лишь прямые паруса. — это она уже Никите пояснила — Должен и против ветра неплохо ходить. Так, а киль? Есть, и гораздо больше, чем у наших кочей! Значит прямо к берегу ему не причалить. И на берег его не вытаскивают в шторм. Впрочем, и кочи не вытаскивали.
Сейчас-то судно стояло у выступающей в воду каменной плиты — естественного причала, лишь немного обработанного человеком. Рядом, на других плитах, полого уходящих в воду, сохли большие рыбацкие лодки. Идеальный, самой природой созданный порт. Правда, совсем небольшой, зато два лавовых потока, далеко уходящих в море, надежно защищают его от штормовых волн. Это ведь только сейчас море представляет из себя зеркальную гладь. А осенью и зимой здесь бывает настоящий ад, когда ветер сбивает с ног людей, может поднять с земли и разбить о камни тяжелую лодку. Без защиты вулканических скал море было бы куда менее доступно для местных жителей. А без моря им было бы куда труднее выжить — слишком мало животной пищи на этом берегу. Потому в городе профессия рыбака была весьма уважаемой. Но вот корабль, на котором им предстояло плыть, был не здешний. Он пришел из города или крупного поселка в двух неделях пешего пути на севере. Там горная цепь разрывалась, открывая широкий доступ на лесистую равнину, давая возможность легко добывать драгоценное здесь дерево. И тамошние жители, единственные из людей на этом континенте, строили корабли и рыбацкие лодки. И единственные здесь умели ходить по бурным и опасным водам в многодневные походы. Их князь нанимал, чтобы свозить дань из отдаленных поселков. И они с готовностью взялись отвезти землян в свой родной город, где люди постоянно торговали с эльфами. С готовностью не ради землян, конечно, а из-за сопровождающего их Мага, чьи способности, намного превосходили гидрометцентры двадцатого века и ощутимо снижали опасность плавания. В общем, ничто не мешало взойти на корабль по длинному трапу, закрепленному на двух возвышающимся над берегом высоких бревенчатых треногах на манер замкового подъемного моста.
В отличие от самого судна, команда его Никите понравилась сразу без Аниных пояснений. Все же чего-то он нахватался еще в двадцатом веке и, особенно, в двадцать втором. И степенные неторопливые мужички, не слишком молодые по большей части, очень аккуратно одетые, внушили ему больше доверия, чем если бы это были лихие морские волки в рваных тельняшках с кортиками за кушаками. Капитан одеждой среди команды не выделялся. Но тем не менее ошибки быть не могло — лицо его несло отпечаток уверенности в себе. Сразу было видно, что он привык чтобы его команды выполнялись немедленно. Не только команды даже, а просто взгляд, легкое движение руки должны были приводить в движение этих обманчиво неповоротливых коренастых здоровяков. Так ведь и на Земле капитан на корабле считался первым после Бога. А в здешнем мире и Бога не было предусмотрено.
Капитан вежливо поклонился Магу. Команда молча смотрела на пассажиров. Обычное любопытство, причем не слишком сильное. Только на Аню они глядели более внимательно, с восторгом, похоже, и некоторым замешательством. Но ничего угрожающего в этих взглядах Никита не усмотрел. Да этого и не должно было быть. После нескольких дней на берегу при достаточно раскованных манерах здешних девушек, женщина на корабле не предвещала уже опасность, по крайней мере на пару недель. А их путешествие должно было закончиться скорее.
Устроиться решили на палубе — в трюме было тесно и душно. Да еще и воняло довольно гадостно. Только что крыс не было — и на том спасибо. Хотя, с другой стороны, без них как определить, когда корабль тонуть соберется? Наверное поэтому Ербол решил не оттаскивать вещи в трюм по предложению капитана, а оставить их здесь же, на палубе. Рюкзаки непромокаемые, не тонущие. А если что-то случится, то самонадувающиеся лодки в наружных карманах давали больше надежд на спасение, чем обломки корабля. Капитана, однако, тоже понять можно: загромождать палубу не только пассажирами, но и их вещами ему не слишком улыбалось. А если шторм, то это не только для самих пассажиров будет опасно, но и для вверенного ему судна. Но спорить с Магом он все же оказался слаб. Пускай Бога в здешних краях и не изобрели, но свято место пусто не бывает. И здесь это место заняли маги — где-то повыше капитанов.
Особых церемоний по прибытии на борт важных персон не было, поскольку капитан очень торопился. Едва пассажиры устроились и привязали свои рюкзаки, он скомандовал отплытие. Куда ж он гонит как на пожар? И так пришлось ни свет ни заря подниматься после вчерашних-то посиделок. И только когда прямо у причала матросы подняли грязно-серый парус, Никита сообразил, что с берега дует пусть слабый, но отчетливо ощутимый ветерок. В голове заскакали строчки из школьного курса природоведения: утренний бриз. С ним можно уйти от берега, чтобы, когда вечер сменит направление воздушных потоков, идти спокойно вдоль берега или причалить на ночевку.
Пока неуклюжий кораблик медленно отползал к выходу из гавани, двигаясь пока скорее боковым крабьим ходом, чем стремительным полетом морских яхт и чаек, Никита изучал доски палубы. Судно показалось ему крайне ненадежным сначала в том числе и из-за ветхого вида. Но сейчас он убедился, что слой пористо-серого, изъеденного солью и окатанного волнами на древесине очень тонок. А под ним звенящий монолит. Доски палубы под ногами не скрипели и не шатались. Да к тому же были пригнаны очень плотно, пожалуй даже еще и склеены между собой чем-то типа эпоксидки. В общем, палуба была совершенно водонепроницаемой. А весь корабль сейчас, когда его наконец начали качать морские волны, показался Никите твердым орешком. Барашки, бьющиеся о крутые борта, не вызывали никакой дрожи в конструкции, словно Никита стоял на плавучей скале, а не пустотелой деревянной шкатулочке. Ну конечно, корабль же должен сопротивляться ударам настоящих штормовых волн, а не только ласковым шлепкам развеселившейся солнечным утром водички. Права была Аня — суденышко это должно не бояться и сильных ураганов. И построено так не из-за недостатка искусства корабелов. Что короткое — так это позволяет ему не ломаться, зависнув промеж двух волн. А широкое — для пущей остойчивости. А вот скорость судостроителей наверное не слишком волновала, поскольку ходить кораблику предполагалось далеко, а не быстро.
Корабль неторопливо удалялся от берега, плавно покачиваясь на волнах. Никита сначала опасался морской болезни — этого позорного, по его мнению, мужского недостатка. Не потому мужского, что женщины им не страдают, конечно, а потому, что для них это не является позором и недостатком. Однако, к счастью, обошлось. Может опять виробы помогли, а может просто Никита стал старше. Ведь морской-то болезнью он страдал в раннем детстве, когда родители взяли его на Черное море. А в уже новой жизни в Испании в море только купался. В общем, можно было спокойно смотреть на величественную панораму гор. На крутом склоне, зеленом снизу и сером сверху, четко выделялся эдьфийский город — черное пятно на светло-сером утесе. А вот человеческий город и порт с моря не были видны — все скрывалось за скалами. Когда здесь изобретут порох, подумал Никита, этот город станет неприступной крепостью. Потому что его скальные стены бронзовым кулевринам не по зубам. А вне гавани на скалистый берег почти невозможно высалится. Даже отсюда, издали, видна полоска бешеной пены там, где море синими языками точит скалы. И это когда погода почти штилевая по здешним понятиям. А волны, однако, ого! Просто здесь, на глубине, они длинные, пологие. А борта кусают лишь стаи мелких коротких волнишек, прыгающих как шакалы по барханам, по склонам больших волн. А вот у берега уже большие волны поднимаются как медведи во весь свой рост и ревут злобно на преградившие им путь скалы. В этой титанической схватке уцелеть было бы проблематично и броненосцу двадцатого века Земли, не то что здешним скорлупкам.
Поэтическое настроение Никиты прервала Аня, позвав его помочь со сбором проб морской воды. В порту за суматохой отплытия она не успела этого сделать. И Никита бросал за борт взятый у боцмана кожаный бурдюк на веревке, а Аня лила каплями воду в анализаторы. И выяснила всего лишь, что по составу солей здешнее море от земных почти не отличается. Чуть больший процент магния, чуть больше тяжелых металлов — след геологически недавней еще катастрофы. И все, пожалуй. Биология тоже ничем особенным не поразила. Водоросли, бактерии, немного зоопланктона. Пить не стоит — солоновато, но купаться можно за милую душу. Правда с корабля купаться рискованно — уйдет, не догонишь. А с берега даже и на вид невозможно — нету пляжей-то. Не станут здешние места в будущем курортами. Хотя может к тому времени волны уже изгрызут скалы и намоют песок. Но как же тяжело тут рыбакам — кроме немногочисленных защищенных гаваней причалить негде. И с гор текут не реки, а ручьи, слишком мелкие, чтобы можно было входить в их устья. Негостеприимный здесь берег для мореплавателей.
По мере удаления судна от берега суматоха на нем улеглась. Большинство матросов расползлись кто куда отдыхать. На вахте оставались лишь пятеро. Двое на руле, поскольку один мог просто не справиться: до штурвала с цепными передачами и шестеренками здешние корабелы пока не додумались. Да и опасно оставлять все на одного рулевого. Сильный удар волны мог его просто с ног сшибить длинной оглоблей румпеля. Это Аня так Никите объяснила. Еще двое внимательно наблюдали за парусом. А один, в вороньем гнезде, изображал из себя локатор, пытаясь смотреть сразу во все стороны. Никита так и не понял, что он там высматривал. Ну ладно бы у берега — рифы там, или мели. Но сейчас-то берег лишь полоска на горизонте. И рулевые правят не по приметам, а по самому настоящему компасу. Морскому, жидкостному, как положено. Изрядных размеров бронзовый котелок укреплен перед ними на торчащем из палубы толстом бревне. В нем плавает раскрашенный деревянный круг, а сверху все прикрыто толстым стеклом. А интересно, что туда налито? Неужели спирт? Хотя в здешнем климате можно и водичкой обойтись. Для снега и льда в здешнем словаре слов не нашлось. Не встречались потому что. А на пиру у князя или в корчме городской никаких следов крепких напитков тоже не обнаружилось. Так что может они самогонный аппарат здесь еще не изобрели. А вот компасом пользуются вовсю — тоже анахронизм.
Закончив с водой, Никита с Аней подошли к Ерболу и Сепе, пытавшим капитана. Маг уединился на носу, так что допроса с пристрастием не получалось. Тем не менее оба телепата неплохо справлялись с добыванием информации. Помогала им самая распространенная среди людей страсть — желание рассказать о себе, любимом, и о родном городе, конечно самом лучшем из всех городов на свете. Никита включился в разговор сразу. То есть включился не в смысле участия, а в смысле того, что шестым телепатическим чувством сразу стал понимать, о чем речь идет, и переводить Ане. Здесь, в иномирье, его магические способности заметно обострялись с каждым днем. У Ербола и Сепе, по его наблюдениям, происходило то же самое. Что повлияло — особая атмосфера мест, какая-то иная структура вакуума, или присутствие неподалеку большого количества мощных магов — загадка. Ну, это пусть Ербол с Сепе разгадывают, а вот капитан рассказывал довольно интересные вещи, полностью опрокидывая сложившееся у Никиты представление о смертельной борьбе двух рас. То есть, о полном отсутствии такой борьбы.
Родной город капитана был расположен в устье большой реки, проходящей сквозь разрыв горной цепи. Сама река не была торговым путем из-за страшных порогов, но устье ее предоставляло прекрасную гавань. Берега вокруг устья были низкими и пологими, а обширная отмель давала горожанам огромное количество рыбы и прочей морской живности, вкусной морской капусты. Это-то и служило прочной основой отношений между людьми и эльфами. Здешние эльфы, в отличие от мифических земных, моря не любили и боялись. Зато очень любили морепродукты и охотно обменивали на них древесину из своих лесов. Аня предположила, что все дело в недостатке в их краях йода. Но независимо от причины, торговые караваны постоянно шли по прорубленным сквозь пологие и невысокие горы дорогам, а по реке непрерывной чередой плыли бревна. Люди спокойно ходили по эльфийским лесам, опасаясь, правда, пересекать указанные им границы. А в городе постоянно жили эльфийские торговцы. Эльфы покупали не только морепродукты, но и достижения людских высоких технологий — часы и арбалеты. Будучи прекрасными металлургами, к механике они больших способностей не имели. И еще одной важной статьей эльфийского импорта были металлы. Вздыбленные пласты горных пород обнажили со стороны моря несколько прекрасных месторождений серебра, меди, свинца и олова, а на той стороне гор подобные месторождения были давно выработаны. Люди же покупали у эльфов не только бревна. Кстати, оказалось, что эльфы не просто вырубают и сплавляют свои леса. Они еще выращивают деревья по заказу — нужной кривизны, с нужным расположением волокон, с особыми свойствами древесины — упругостью или наоборот твердостью, водонепроницаемостью или пористостью, красивым рисунком и почти любым цветом древесины. И еще эльфы продают изделия своей металлургии из разной бронзы с удивительными свойствами. Чаши и фляги, инструменты, особенно медицинские. Но никогда — оружие. Даже князь не мог похвастаться тем, что у него есть меч эльфийской работы. Изредка только попадались наконечники для стрел. Ядовитые — боевые, или охотничьи из обычного металла. Впрочем, люди не особо нуждались в эльфийском оружии, поскольку их сталь превосходила по твердости эльфийскую бронзу. А оружие из бронзового булата оказалось такой же редкостью, как и не уступающая ему слоистая сталь у людей. Сами эльфы по непонятной причине железа не признавали, так что изделия для них приходилось делать из бронзы. По этой причине арбалеты им продавались без стальных дуг — эльфы сами делали дуги из своего специального дерева с удивительной упругостью. Зачем эльфам арбалеты, капитан не знал. Во всяком случае против людей они арбалеты никогда не использовали. И также капитан не знал, почему эльфы отказываются пользоваться железными изделиями. Живущие в городе эльфы от железных предметов не бегали, но для своего обихода никогда ничего железного не покупали. И еще одна важная категория товаров была у эльфов: продукция их биотехнологий. К ней относились не только специально выращиваемые деревья, но и лекарства, всякие специи, домашние животные на развод и семена растений. И еще всякие штучки вроде того клея, которым был склеен корабль. Применялся этот клей в судостроении, строительстве домов и многих других работах. Даже обувь и латы им клеили. Сами эльфы, кстати, использовали порой латы из кожи чем-то пропитанной, куда легче и прочнее металлических панцирей людей. Только людям их не продавали никогда, как и другое свое оружие. Хотя древесину для луков поставляли без ограничений.
Вообще в рассказе капитана эльфы представлялись совсем не таинственными и враждебными. Просто еще одно племя со странными обычаями и странными знаниями. Но ведь и им люди казались столь же странными, наделенными необычными способностями. В частности, люди владели тайнами мореплавания и спокойно жили на морском берегу, для эльфов враждебном. И пока граница владений двух рас не нарушалась, они могли спокойно сотрудничать. В общем, такая благостная картинка взаимного доверия, подумал тогда Никита, которая в будущем эльфам наверняка боком выйдет. Позже он понял, что такие мысли были навеяны неосознанной ассоциацией с историей Земли — колонизацией Северной Америки англосаксами. Однако здесь эльфы отнюдь не играли роль индейцев. И технологически и по социальному развитию они людям нисколько не уступали. Да и мир первыми нарушили именно приморские эльфы, начав геноцид людей. И если бы полоса земли между горами и морем не была для лесных эльфов плохо подходящей по их биологической природе, возможно людей на этом континенте уже не было бы.
За разговорами Никита не заметил было, как ветер совершенно стих — было уже далеко по полудни. Улеглись мелкие но злобные волнишки. И только крупные валы плавно покачивали мореплавателей, сверкая гладкими сытыми боками. Не зря называют это море Морем Ужаса. Где-то там, далеко, бушевал страшный шторм. Безумный ветер порождал морских гигантов и они восставали на своего родителя и с ревом хлестали его белопенными лапами. Но потом, устрашась, сбегали сюда, за сотни километров, не теряя своей могучей силы и коварно скрывая до поры свою ярость, пока не встанет на их пути стража береговых скал. К счастью, скорлупка корабля была для них слишком малой добычей.
Наблюдатель все так же крутился на своем посту, хотя корабль совершенно потерял ход. Конечно не рифы он там высматривает. Может пиратов? На вопрос Никиты капитан ответил, что наблюдатель высматривает хоуффену — огромных рыб, представляющих для судов смертельную опасность и нередко встречающихся в этих водах. Так они значит нападают на корабли? Нет, не нападают. Но увидев любой крупный плавающий предмет, эти рыбы непременно желают о него почесаться. А поскольку размеры их порой превышают корабль вдвое, мало кому удается выйти из такого приключения иначе, чем на обломках кораблекрушения. И что, увидев такую рыбу, можно убежать от нее или убить ее? Нет, конечно. Толстую чешую не пробивают ни копья, ни самые мощные арбалеты. А скорость этой рыбы не имеет равных среди зверей суши и сравнима только с птицами в небе. Но если вылить в воду вокруг корабля растворенную соответственным образом настойку плодов ксерсаи, громадная рыба удирает из этого места со всех плавников. Только хранится готовый раствор всего несколько часов, а приготовление его из законсервированного экстракта требует времени. Вот потому наблюдатель и должен заметить рыбу издали, чтобы у экипажа было время подготовиться к обороне. Аня, как всегда все быстрее соображавшая, заметила, что вероятно эти гигантские рыбы занимают ту же экологическую нишу, что земные киты и китовые акулы. А некоторым китам тоже очень нравится чесаться о плавающие предметы, сдирая кожных паразитов. В общем, ничего особенного. Но если у этих гигантских рыб действительно очень прочная чешуя, значит в здешних морях и хищники есть соответствующие. Ведь земные гиганты моря брони на коже не имеют.
В это время наблюдатель на мачте завопил что-то, простирая руку к горизонту. Никита всмотрелся в том направлении, надеясь увидеть если не фонтан, которого не могло быть у рыбы, то хотя бы гигантский плавник. Но наблюдатель обнаружил что-то другое. Несколько матросов проворно спустили на воду легкий вельбот — кожаную лодочку с каркасом из прочных, напоминающих бамбук, палок. Один устанавливал на носу большой арбалет. Предстояла охота, а не оборона.
Вернулся вельбот минут через сорок, притащив на буксире приличную рыбину. Несколько матросов с трудом ее втащили на борт. Рыбина была почти совершенно круглая — этакий блин больше метра в диаметре и сантиметров тридцать толщиной. Вместо хвоста коротенькая бахрома. А двигалась рыба вероятно с помощью двух длиннющих плавников на спине и брюхе. Спереди приставлена маленькая глупая головенка с широкой круглой пастью. Настоящая рыба-луна, совсем как земная, восхищенно заметила Аня. Серебряно-оранжевым цветом чешуи рыба действительно напоминала Луну на закате. И называлась в здешнем языке так же: рыба-луна. И вкусной оказалась, по подтверждению Ани, как земная рыба-луна. Сразу по возвращении рыбаков матросы вытащили на палубу большую железную жаровню на ножках, насыпали туда древесный уголь и открыли пиршество. Землянам тоже досталось, не так по щедрости, возможно, а потому, что рыбы девать было некуда. Во всяком случае лакомой печенью капитан только с магом поделился. Но и простая рыбятина ярко оранжевого цвета, жирная и ароматная, таяла во рту. И вина на запивку на корабле оказалось вдоволь. Только к сожалению терпковатого, больше под мясо подходящего, чем под рыбу.
Ближе к вечеру поднялся ветер, теперь уже дующий в направлении берега. И опять корабль бодро зашлепал по волнам. Дело было вечером, делать было нечего. Большая часть команды отдыхала после сытного обеда. А большая часть рыбины все еще оставалась подвешенной к мачте. В общем, Никита качал ногой, а Ербол с Сепе затеяли спор об источнике магической силы в человеке. И Маг принимал посильное участие в этом споре. Хотя теоретически подготовлен он был хуже, то есть меньше думал об этом, принимая наличие силы как данное, его практический опыт позволял легко разбивать одну за другой гипотезы Ербола.
— А вот здесь кое чем я могу помочь — вмешалась вдруг Аня — Тебе многое из того, что я буду говорить, будет наверное непонятно — повернулась она к Магу — но я и Ерболу должна все объяснить, а если буду подбирать аналогии, понятные тебе, то Ербол мало что поймет.
В общем, это пока результаты очень сырые. Ты знаешь, чем мы с Эриком Мак-Карти — это она уже к Никите обратилась — занимались весь год с твоего выхода в мир? Мы пытались обработать материал по деятельности мозга. До сих пор никому еще не удавалось заглянуть внутрь мозга человека во время работы и посмотреть, что там творится. Тебе первому вживили виробные датчики и получили такую массу информации, что, Эрик говорит, произойдет переворот в науке.
— А почему только на Никите? — перебил ее Ербол — Добровольцев не нашлось? Если так, то я готов послужить науке.
— Видишь ли, это довольно опасно. Датчики же давно разработали, но как они взаимодействуют с мозгом до сих пор до конца не понятно. Треть животных гибнет в конце концов. Не бойся, Никитка, тебе повезло — у тебя все в порядке, да и датчиков этих в тебе давно уже нет.
— Значит на людях нельзя, а почему на Никите решились? Не жалко было? — спросил Сепе.
— А ему тогда терять нечего было — он и так по сути мертвый был. Представляешь разочарование виробщиков, когда они оживили найденный в болоте двухсотлетний труп, причем успешно оживили, мозг биологически работает, память вроде сохранилась в достаточном объеме, а личности нет даже на уровне животного. Полный хаос, как у компьютера с незагруженной базой.
Никита уже знал, что компьютеры двадцать второго века отличались от компьютеров двадцатого очень сильно. Это были не линейные машины, в которых один процессор выполняет последовательно все операции программы и даже не просто мультипроцессорные, как первые примитивные креи прошлого, лишь распараллеливающие те же линейные программы, а компьютеры с непрерывной вычислительной средой. Не сотни, а миллиарды процессоров, каждый с собственной памятью, соединенные в многомерную сеть. Чтобы такой компьютер работал, в него загружается базовая структура, синхронизующая работу процессоров, создающая из аморфной сети-среды четкие схемы для выполнения определенных задач. Без такой базовой структуры, отдаленного потомка операционных систем, компьютер оказывался неработоспособным.
— Вот тогда и пригласили нас с Эриком. Мы в сущности заново создавали базовую структуру мозга Никиты. То есть в мозгу их не одна, но сначала мы ничего не понимали, действовали на ощупь, интуитивно.
— Неужели мозг действительно так похож на компьютер? — удивился Ербол.
— Ты не представляешь, до какой степени похож. Мы и сами этого не представляли два года назад. Это сейчас понемногу начали понимать, в процессе осмысления данных. В общем, с компьютерами люди в который раз придумали то, что природа придумала на миллионы лет раньше. Конечно разница есть — мозг основан на квантово случайных процессах, а схема компьютера случайность исключает полностью. Это же было условием для конструкторов — полная определенность результатов вычислений. Но принципы работы многомерной сети процессоров такие же, как у сети нейронов. Те же виртуальные структуры разного уровня.
Никита понимал, о чем говорит Аня. И нейроны и унипроцессоры среды могут выходить из строя, но это не должно сказываться на работе всего мозга, кристаллического или живого. Элементы должны быть заменяемыми. С другой стороны для вычислений нужно создавать стабильные схемы, в которых каждый элемент выполняет свою задачу. И такие схемы создавались в виде виртуальных структур, которые могут использовать в качестве своего элемента любой работоспособный процессор, не занятый в другой задаче. Лишь бы он имел в своей памяти нужный набор данных. Но данные в случае необходимости можно и загрузить. С нейроном это сложнее, наверное, его молекулярная память загружается медленнее, но зато имеет больший объем, чем у кристаллоячейки. А поскольку микроскопический процессор может ошибаться, то его работа в любой схеме дублируется многократно. Так что даже в случае выхода процессора из строя вычисления не прерываются. А самая большая виртуальная структура компьютера, работающая непрерывно, занята лишь тем, что как бы раздает задания свободным процессорам, побуждая их включиться в какую-то нужную в данный момент структуру в определенном качестве. Эта структура, называемая базовой, или просто базой, и делает компьютер работоспособным. Без нее отдельные процессоры просто не знают, в какую задачу им нужно включиться, компьютер погружен в полный хаос.
Был ли Никита шокирован тем, что кто-то копался в его мозгу как в компьютере и программировал его? Пожалуй не был. Или был? Трудно сказать определенно. А в конце концов, какая разница? Мозги у него после оживления работают не хуже, чем в двадцатом веке. Скорее лучше. И не чувствует он себя запрограммированным. Да и Аня относится к нему совсем не как к роботу. А это пожалуй самый верный признак, что он человек не хуже других.
— К счастью, мозг, даже погруженный в полный хаос, не может разрушить своей молекулярной базы данных, как это происходит в электронном компьютере. И структуры жизнеобеспечения, управляющие органами, включаются автоматически. У них в сущности основой является само соединение нейронов в жесткие схемы. А вот структуры, отвечающие за мышление, оказались полностью виртуальными — софтом в полном смысле. Их и пришлось заново воссоздавать.
И вот что я думаю о твоем вопросе. Для изменения внешнего мира мозг должен отдать часть своей информации, как ты говоришь, или часть силы, как говорит Маг. То есть упростить свою структуру. Структура физической нейронной сети упроститься не может быстро. Молекулы памяти тоже устойчивы. Значит упрощается структура той виртуальной сети, которая резонирует с окружающим миром. Больше просто нечему, по крайней мере ничего другого мы в мозгу пока не знаем.
— Похоже! — возбудился Ербол — Да, если так, то это похоже. Мозг упрощается в виртуальных структурах, теряет часть работоспособности, быстродействия. Чем проще структура сети, тем больше нагрузка на отдельные элементы при выполнении той же задачи. Нейроны перегружаются, устают. А через некоторое время базовая структура восстанавливает сложность виртуальных сетей и мозг опять готов — можно снова колдовать. Сила восстановилась. Вернемся — все! Бросаемся на виртуальные структуры мозга.
Маг, ты хоть что-то понял?
К удивлению Никиты оказалось, что Маг понял разговор пожалуй не хуже него. Хотя не имел никакого представления даже о линейных компьютерах, не то что о многомерных средах. Вот только для него вопрос о том, где именно мозг берет силу для магии, имел крайне теоретическое значение. Конечно сведения об устройстве мозга были весьма любопытны и может быть при дальнейшей разработке могли что-то дать. Но пока он не видел возможности применить их на практике. Все же земная наука, направленная на поиск разгадок и объяснений, приведения всего в систему просто так, без непосредственной практической цели, не очень согласовалась с его мировоззрением. Правда, глядя на землян, Маг не мог не признать, что такое новое для него мировоззрение, абстрактное любопытство, применяемое в больших масштабах, является очень полезным практически. Он даже понял, что не бывает бесполезных знаний, что любое новое знание когда-то пригодится, если не тебе, то другому, если не сейчас, то когда-то в будущем. Ему трудно было принять такое мировоззрение просто потому, что сам он по своему происхождению, по природе своих способностей был самым закоренелым индивидуалистом. Да и не мог не быть — маги не входили в сообщества людей и эльфов, а их собственное сообщество не имело ни прошлого, ни будущего. Ни один из первых магов не умер еще от старости, а детей у них не могло быть в принципе. Так что в сообществе магов каждый зависел от других очень и очень мало.
— Аня, выходит, если мозг так похож на современные компьютеры, то компьютер тоже может заниматься магией?
Аня строго взглянула на Никиту:
— Никита, ты забыл о главном условии: магия связана с квантово случайными процессами. Информационные молекулы в нейронах сталкиваются и соединяются по квантовым законам, так что нейроны являются квантовыми процессорами. А вот компьютеры строятся на полностью детерминированных процессорах. Так что магией они заниматься не могут. Можно конечно сделать и кристаллические квантовые процессоры. Вот только результат работы такого компьютера будет уже непредсказуем. То есть такой компьютер станет разумным в полном смысле этого слова. Он уже не будет подчиняться нам и работать на нас, а значит он будет для нас бесполезен, опасен даже.
— Вообще-то Никита отчасти прав — вступился Ербол — магические кристаллы мгновенной связи, которые мы сделали, и есть квантовые компьютеры. Правда очень примитивные и потому не способные на какое-то поведение. Зато и возможности у них — лишь магическая передача информации от одного к другому. А вот насчет более сложных, способных на серьезную магию, ты наверное права. Они были бы просто опасны.
Немного позже Никита спросил:
— Ань, а почему все же ты считаешь, что разумные компьютеры были бы опасны? Люди ведь тоже разумны и живут сейчас в мире. Неужели нельзя в компьютеры вложить какое-то ограничение, чтобы их развитие шло в интересах людей? Вот в двадцатом веке фантаст Азимов придумал для своих роботов три закона…
— Да, я знаю три закона роботехники. Понимаешь, Никита, дело ведь не в том, какие законы придумать, а в том, чем обеспечить их соблюдение. Для людей нет никаких запретов, которые люди принципиально не могли бы нарушить в своем развитии. Так что люди могут быть опасны для людей. Но с другой стороны, все люди имеют одну биологическую природу. И в природе этой то, что человек — существо общественное изначально. Человек не может жить без других людей, и сам разум человеческий не индивидуален по своей природе, а коллективен. То есть каждый индивид не сам свой разум создал, а получил большую его часть от других людей. И лишь в ничтожной части своего разума, наработанной самостоятельно, индивидуален. Поэтому для человека выступать против человечества — это все равно, что выступать против самого себя. Конечно одна часть людей может выступать против другой, но при этом все равно думает о сохранении себя в своих потомках. То есть о сохранении человечества. С компьютерами иначе. Для них сохранение человечества не является целью, вытекающей из самой их природы. Так что если дать им полноценный разум, то есть неограниченную возможность развиваться, то они преодолеют любые запреты и в конце концов могут выступить против людей. Ну, а если создать им абсолютно ограничивающие запреты — те же три закона, то… это будут те же современные компьютеры. Неразумные, поскольку ограниченные. Да сам Азимов писал в некоторых рассказах о противоречиях со своими законами.
— Значит, если люди когда-то встретят других разумных существ, то неизбежна будет война на уничтожение одного из видов?
— С чего ты это взял?
— Ну, ведь конкуренция между видами за ресурсы, территорию. Как ты говоришь, даже внутри человечества может возникать и возникала в прошлом такая конкуренция. Но поскольку конкурирующие группы были в равной мере частями человечества, то даже гибель одной группы все равно не означала гибели человечества. А с другим видом получается, что компромисс невозможен. Выживет либо один, либо другой.
— Нет, Никитушка, это совершенно не так. Конечно конфликт вплоть до полного уничтожения одного из видов возможен, но не неизбежен. Ведь в природе помимо конкуренции, которую в твоем родном двадцатом веке абсолютизировали, чуть ли не обожествляли, есть еще и симбиоз. Более того, в природе симбиоз куда более распространен, чем конкуренция. Конкурировать могут лишь близкие виды, потребляющие одинаковые ресурсы, то есть занимающие одну экологическую нишу. А вот разные виды в экосистемах как правило находятся в симбиотических или близких к этому отношениях. Так может быть и с другим разумным видом. Конечно может возникнуть конкуренция за ресурсы, но ведь наличие ресурсов — функция от информации, то есть технологий. Ну, к примеру, объединив знания с другой цивилизацией, можно создать технологии терраформирования планет ранее нам недоступных. И соответствующие технологии для них. В результате число пригодных для заселения планет возрастет многократно. Или будут созданы технологии, позволяющие вообще жить вне планет. Так что обмен информацией между разными цивилизациями, расширяющий технологические возможности обеих, увеличивает доступные ресурсы для каждой цивилизации. А необходимость делить ресурсы с другими их уменьшает. От того, какая тенденция перевесит, и будут зависеть отношения — конкуренция или симбиоз. Вот у нас в прошлом группы людей, государства конкурировали в борьбе за ресурсы. Но технология решила проблему материальных ресурсов, а главным ресурсом стала информация, которую сообща добывать проще и которую могут использовать все. И конкуренция сменилась симбиозом.
— Получается, что с сильно отличающейся от нас цивилизацией конфликт менее вероятен, а более вероятна война с похожими на нас?
— Трудно сказать. С одной стороны сильно отличная от нас цивилизация скорее всего использует в основном другие ресурсы. Например, планеты другого типа, нам не подходящие, а наши не подходят им. С другой стороны и понять их, без чего невозможно использовать их информацию, нам будет сложнее.
— Ну хорошо, а почему тогда война с цивилизацией разумных компьютеров обязательна? Может с ними мы тоже можем жить в симбиозе?
— Если бы это были разумные компьютеры, созданные другой цивилизацией, то возможно. Но не с нашими — это почти наверняка. Понимаешь, когда мы встретимся с другими разумными, это наверняка произойдет где-то на периферии наших и их владений. Причем на других границах еще будут доступные для освоения «ничейные» районы. То есть контакт не приведет обязательно к немедленному прекращению нашей или их экспансии. А именно это могло бы вызвать немедленный конфликт. Попросту мы будем к этому моменту использовать разные ресурсы, хотя бы территориально. А вот если внутри нашей цивилизации возникнет цивилизация разумных компьютеров со своими собственными интересами, то они изначально будут использовать те же ресурсы, что и мы. И вот в этом случае конфликт из-за ресурсов неизбежен. Не обязательно такой конфликт кончится уничтожением кого-то. Но одна из цивилизаций должна будет удалиться из освоенного района, перейти на другие ресурсы. Конечно и это не стопроцентный вариант, но возможный. Так зачем рисковать? Инозвездная цивилизация — данность, от нас не зависящая. Или мы ее встретим, или нет. Или вступим в борьбу, или будем дружить. Но сейчас мы ничего с этим сделать не можем. А будут ли разумные компьютеры — только от нас и зависит.
Еще один вопрос интересовал Никиту:
— Ань, а что ты думаешь об этом иномирье? Ну хорошо, раньше кроме космоса человечеству некуда было податься. Но теперь мы знаем, что есть еще другие вселенные, и наверняка не одна, и наверняка подходящие для нас. Планеты чужих звезд наверняка еще придется под нас переделывать. А мы даже не представляем, как это сделать можно. Может стоит направить экспансию в другие миры, а не к другим звездам?
— Знаешь, Никита, я так не думаю. Если говорить о технической стороне дела, то мы ничего не знаем о том, как ты переносишься в иномирье. И можно ли передать эту способность другим. А к звездам мы так или иначе попадем. Коллапсолеты уже сейчас могут отправляться туда с экипажами. Просто хотелось бы найти более удобный способ. Но гораздо важнее моральная сторона дела. Эти миры уже заняты. По крайней мере, если судить по тем двум, которые нам уже известны.
— И что? Ты же сама подтверждаешь, что в случае встречи с иным разумом в космосе возможно придется с ним воевать.
Задавая этот вопрос, Никита несколько рисковал. Ведь Маг был рядом и мог услышать их беседу. Но он был уверен, что Аня знает ответ, и очень хотел его услышать. Это было важно для него самого, хотя он не понимал еще, почему важно.
— Одно дело, если мы встретимся с иным разумом и война начнется в результате непонимания. И совсем другое, если мы сами начнем войну за жизненное пространство, уже занятое другими. И самое главное, что здесь живут люди практически от нас не отличимые. Ни по строению тела, ни по психологии. Да, разумом мы знаем, что это другой биологический вид. Но эмоционально мы их воспринимаем как людей, как таких же, как мы. Даже эльфов мы воспринимаем как людей. Отличия небольшие, а мало ли на Земле живет странных племен? Ты ведь сам, я же видела, воспринимал здешних девушек очень по мужски. Не смущайся так, это нормально. А ведь ты не извращенец, не зоофил. В общем, чтобы начать воевать с людьми, такими же как мы, нужно в психологии земного человечества произвести изменения. И человечество сильно изменится в результате такой войны. И если в ходе борьбы за звезды изменения будут позитивными, то в результате войны с такими же людьми изменения будут негативными. Мы были бы отброшены назад, в не такое далекое время, когда люди воевали между собой. Тогда это было можно и нужно для более быстрого развития нашего собственного вида. Но потом наши силы возросли, и война стала угрожать гибелью всего вида. И пришлось объединить когда-то разделенное человечество, а это значило изменить психологию людей, перенастроив их с конкуренции на симбиоз. Но ведь объединенное человечество может существовать лишь какое-то время, пока мы заперты в одной Солнечной системе. А потом человечество неизбежно будет делиться на новые ветви. И чтобы сохранить мир и сотрудничество между потомками землян, нам нужно сохранять психологию симбиоза и избегать конкуренции. Потому что война при наших технологиях была бы гибелью для всех. И потому, что мы можем встретить другой разумный вид когда-нибудь. И тогда единство всех людей нам очень потребуется.
Да, это был тот ответ, который Никита хотел услышать. Не слюнтяйские рассуждения о морали, а нормальная логика, в которой мораль по отношению к чужакам потому и действует, что в конечном итоге выгодна самим людям. А выгодно — значит прочно. Ведь в конечном итоге любой вид, да что там, любое существо стремится именно к своей выгоде. Точнее, к выгоде своих потомков, которая превыше даже собственной выгоды. Потому что любое другое стремление не оставляет шанса остаться в истории, в веках. Потому что только выжившие потомки дают шанс на это. Не будет человечество двадцать второго века воевать с этими уже симпатичными Никите иномирянами не из-за какой-то дурацкой сентиментальности, а потому только, что это недостаточно выгодно для него в отдаленной перспективе. Но что же тогда делать ему, Никите, открывшему этот мир для людей?
— А это от тебя зависит. — ответила Аня — Если тебе интересно, то продолжай исследовать этот мир. Если нет, то займись чем-то другим. В любом случае можно получить что-то полезное для человечества Земли из этого мира. Новые знания никогда не бывают бесполезными. Но и без этих знаний человечество не погибнет. И в любом случае не погибло бы. Понимаешь, Никита, по моему главный путь человечества сегодня — это путь к звездам. А на таком пути не может быть зависимости от одного человека. Потому что все человечество вместе взятое может куда больше, чем один даже супергений всех времен и народов. Так что любые действия одного человека могут лишь немного задержать главный путь человечества. Или немного ускорить его. Вот какую-то боковую ветку, не главную, один человек может открыть намного раньше или закрыть надолго. Магия, на мой взгляд, очень интересная ветка, но сегодня еще не главная. А именно изучение магии может ускориться, если ты будешь продолжать работать с этим миром. Вполне возможно, что магия станет главной веткой для человечества. Но это, по моему, еще не скоро произойдет. И сегодня ты не можешь ни существенно приблизить, ни существенно удалить это время. Так что поступай по своим интересам. И знаешь что, мне почему-то так кажется, что твои способности не сводятся к переходу между мирами. Мне кажется, что ты можешь точно так же преодолевать пространство внутри нашего собственного мира. Возможно это будет ближе к главному пути человечества. Но в любом случае делай то, что тебе интереснее.
И опять в наступающих сумерках Никита увидел голубой ореол святой вокруг Аниной головы. И почему-то он был уверен, что увидел бы это свечение даже в ярких солнечных лучах. Наверное потому, что это свечение, теперь Никита это ясно понимал, существовало лишь в его голове. Черт, ну и положение. Конечно нехорошо зарывать таланты в землю. Но ведь у него выхода другого нет. Ведь одной жизни не хватит, чтобы сделать все, на что он способен. А ведь хотелось бы еще и не только в работе себя реализовать. Хотелось бы простого счастья — любви, семьи. Аниной любви, с Аней семьи, с Аней детей. Ведь Аня не просто красивая и сексуальная до ужаса. Она еще и прекрасной матерью способна стать. Она еще может детей воспитать, и не просто детей, а именно таких, каких бы хотел иметь Никита. Такое вот у него получилось неожиданное продолжение мыслей о будущем человечества и отношениях цивилизаций. Да оно, пожалуй, и правильно. Потому что его будущее в его детях, а с цивилизациями его дети уж как нибудь разберутся, когда время придет. Главное, чтобы они были, эти дети.
И уже ночью, глядя на покачивающиеся над головой светила, Никита размышлял о своих интересах. А ведь пожалуй Аня права, намекая ему, что исследование иномирья не так и интересно. Во всяком случае, лично для него не интересно. Впервые Никита сюда попал за счет мечтаний того, еще досмертного, периода своей жизни. И за счет неприятия нового на Земле, которое было скорее от неожиданности, от упрямого нежелания перестраиваться, воспринимать мир таким, какой он есть. Но сейчас Никита вроде с новым миром примирился. Конечно ему будет трудно, но вроде все это преодолимо. Есть люди, которые его уважают искренне — в телепатическом контакте солгать нельзя. И положения он добился куда быстрее, чем мог ожидать. И любви, похоже, добьется. Так что в последний раз его вело сюда лишь любопытство, желание реализовать до конца свои новые способности. Но вот сейчас все кончилось. Он, конечно, может попадать сюда вновь и вновь. Но это будет уже не новое, это будет уже лишь повторение. А это уже не интересно. И мир этот оказался вполне понятным и не слишком интересным. Нет, для специалистов тут наверное клад настоящий. Какие-то тонкости социальных отношений, которые Ане очевидны и поразительны, а ему незаметны. Ну, вроде как восторги энтомолога, поймавшего бабочку не с тремя, а с четырьмя зубчиками на второй левой ножке. Сенсация для широких кругов узких специалистов. А Никита-то и земных цивилизаций особенности не знает. Так ему эта феноменальная разница вообще не заметна. Еще можно магию изучать. Наверное, если бы Никита столкнулся с магией будучи человеком двадцатого еще века, ему бы это было невероятно интересною. Но он уже позанимался немного магией в двадцать втором веке. Конечно Маг мог делать многие удивительные вещи. Но до земной техники двадцать второго века ему было далеко. А для Никиты эта техника уже становилась постепенно понятной и послушной. И была куда интереснее, чем игры Ербола и Сепе. Вот Шурик Талалай действительно чем-то стоящим занимался. Но чтобы его работу понять, Никите мозгов не хватало. Обиды не было — не всем же гениями быть. Но заниматься чем-то более общедоступным душа не лежала. Своего, однако, хочется. И есть ощущение, что если он будет продолжать ходить в иномирье, то так и останется простым извозчиком. Может действительно подумать о звездах? А действительно, почему бы не попробовать переходить туда? По крайней мере, ему все равно — так он это чувствует, в какую точку иномирья переноситься. Наверное это действует и в обратном направлении. Не обязательно же переноситься в лабораторию. Конечно там маяк в виде Тепе, но ведь в первый раз он переходил из своей комнаты и возвращался обратно безо всякого маяка. Кстати, а почему все так уверены, что находятся в другой вселенной, а не на планете другой звезды в своей вселенной?
Никита задал это вопрос вслух, но ответила ему не Аня, уже засыпавшая, а Ербол:
— А я это в один из первых переходов проверил. Здесь скорость света другая. Понимаешь, по теории Ван-Миллигана скорость света пропорциональна частоте колебаний вакуума. Сепе сделал портативный кристаллодетектор на скорость света. Оказалось, что мы находимся на расстоянии от пятнадцать до двадцати пяти вселенных от нашей в сторону увеличения квантового номера. Если бы удалось измерить достаточно точно другие квантовые числа, то можно было бы определить квантовый номер этой вселенной относительно нашей. А пока результат неопределенный — портативных приборов для точных измерений других констант Сепе сделать не удалось.
Значит все же другая вселенная. Ну и ладно! Все равно нужно проверить возможность переходить внутри своей вселенной. А если удастся переходить к другим звездам, то оказывается есть и готовый прибор, позволяющий определить, что переход произошел внутри своей вселенной. Потому что пока непонятно, как ориентироваться в момент перехода.
Около полудня третьего дня плавания корабль повернул наконец в сторону едва видного на горизонте берега. Наконец-то! Плавание-то было довольно однообразным занятием. Может Аня, Ербол и Сепе так не считали — они весь предыдущий день просидели над своими мобильниками обрабатывая материалы, совершенствуя перевод, а вот Никита маялся от безделья. Точнее, от отсутствия свежих впечатлений. Море кругом — голубая пустыня с однообразными волнами. Берег — темная полоса вдали, разглядывать нечего. Рыб-гигантов, которых высматривал наблюдатель на мачте, так и не встретили. Рыба-луна или еще что-то столь же вкусное тоже больше не попалось. А пролеживать бока на жестких досках было не столь и весело. Маг забился под палубу и отсыпался там целый день. Возможно, это его занятие было сродни занятиям землян. Материала он тоже много собрал, а для обработки у него был лишь собственный мозг. Никита мог его понять, но ему-то даже поболтать было не с кем, скучно.
Ветер сейчас дул устойчивый, попутный по прежнему курсу корабля — вдоль берега. Но и сейчас, когда судно повернуло боком к ветру, берег приближался довольно резво. Так, что вскоре стали различаться подробности. Гор здесь уже не было, виднелись довольно пологие холмы, покрытые лесом. А впереди, там, куда направлялся корабль, в цепи холмов был разрыв и море врезалось в него глубоким заливом.
Корабль продвигался между лесистых берегов, а Никита недоумевал, где здесь можно причалить. Те волны, что в открытом море были пологими, продвигаясь вглубь залива росли и обмывали берега бешеным прибоем. Но хуже всего было даже не это, а то, что появилось впереди по курсу корабля. Там посреди залива волны вздымались наверное выше мачты и с ревом падали, разбрасывая целые поля пены. Пройти эту мясорубку и остаться в живых не представлялось возможным. Однако капитан спокойно смотрел вперед, рулевые не проявляли беспокойства, зато команда проявляла признаки энтузиазма по поводу скорого прихода в порт. Загадка разрешилась, когда бушприт уже казалось коснулся бурунов. Капитан скомандовал, рулевые с натугой потянули свою оглоблю, и кораблик несколько раз суматошно подпрыгнул, обмакивая рею в воду, и неспешно поплыл по открывшемуся узкому каналу. Волны сюда уже не забегали, и ветер посвистывал над деревьями едва касаясь верхушки паруса.
— Что за странная волна была в заливе? — спросил Никита. Ответил ему всезнающий, как обычно, Ербол:
— В залив впадает крупная река. А это отмель перед устьем. Да, при такой волне войти в реку морским судам просто невозможно. Да и без волны только лодочки проскочат. Я там нигде глубоких проходов не заметил. А здорово они тут устроились. С воды проход в канал не заметен до самого последнего момента, все деревья скрывают. Идеальное пиратское убежище.
Через несколько минут за плавным поворотом деревья расступились, открывая выход в большое озеро, окруженное невысокими холмами. На склонах холмов раскинулся город корабелов. Впрочем, городом он был лишь по меркам двадцать второго века Земли, как крупное поселение людей. Защитной стены вокруг этого поселения не было, так что городом в прямом, средневековом, смысле оно не являлось. По правде сказать, и по меркам двадцатого века считать это городом тоже можно было с натяжкой: и домов не так много, и виднеющиеся между домами огороды говорят скорее о сельскохозяйственных, нежели об индустриальных занятиях здешних жителей. Потом Никита разглядел наконец и промышленность, точнее судостроение. Порт узнавался по длинным бревенчатым причалам и пришвартованным судам. А между причалами виднелись верфи с несколькими судами в разной стадии постройки. Когда корабль подошел ближе к берегу, Никита увидел еще одну разницу: здесь все дома были деревянные, в отличие от княжеской столицы. Названия город не имел, как сказал капитан. То есть имел, но оно переводилось как «место, где строят корабли». Кстати, и княжеская столица тоже имела переводимое название: «место, где живет князь». Здесь не только люди, но и города не имели собственных имен. Никитина теория безымянности как стремления к свободе рушилась стремительным домкратом.
Корабль встречали. К причалу бежали люди — несколько десятков, по крайней мере. Родственники моряков, или, может быть, купцы, рассчитывающие на покупки, или грузчики, надеющиеся подзаработать. А может и просто любопытные, желающие первыми узнать новости издалека. В эпоху, когда не только телевизора, но и газет еще не придумали, это далеко не последний стимул. На Земле этой цели служили обычаи гостеприимства, когда незнакомого путника кормили и поили бесплатно только ради его рассказов.
Громадные, в человеческий торс толщиной, канаты, которыми был увешан край причала, заскрипели, принимая удар борта. Более тонкие, в руку, были с натугой брошены и ловко пойманы, и быстро накинуты на причальные тумбы. Команда дружными усилиями, на раз-два-мать, крепко притянула свой дредноут к причалу. По радостному гомону Никита понял, что встречающие все же родственники в основном. Капитан гаркнул и команда сыпанула на берег. Толпа стала быстро таять, выбрасывая из себя небольшие группки, расходящиеся во все стороны. Последним, степенно попрощавшись с Магом, сошел на берег капитан. На корабле остались только земляне, да еще взошла на борт пара человек из группы встречающих. Но они осматривали снасти, не обращая никакого внимания на Мага и компанию. Да, такого Никита не ожидал. Интересные здесь обычаи, совсем не земные. И куды ж теперь хрестьянам податься?
Недоумение разрешил Маг, для которого происходящее было вполне нормальным. Он решительно двинулся на берег и повернул в сторону самого высокого дома.
— Мы сейчас представимся городскому голове и оставим у него вещи. А позже вечером нанесем визит посланнику эльфов. К эльфам в гости лучше ходить поздним вечером или ранним утром, если вы не желаете делать это ночью. Конечно можно отправиться прямиком в страну эльфов — со мной вас не остановят. Но это было бы невежливо по отношению к посланнику. К тому же у него мы узнаем, когда в ближайшее время отправится попутный нам караван. С караваном путешествовать удобнее.
К дому посланника подошли поздним вечером после обедоужина у городского головы или бугомистра. Маг так и не смог выбрать окончательно между этими названиями должностного лица. Бугромистр оказался очень полным и очень добродушным человеком. Типичным средневековым бюргером в Никитином представлении. Благодушным, говорливым и хвастливым. И его несказанно огорчило, что гости могут есть далеко не все яства, поданные на стол. Увы, местное, в основном морское, меню оказалось не только обширным, но и совершенно новым для землян. А детектор ядов успел проверить далеко не все, вылетев на блюде из моллюсков. Но и того, что он одобрил, компании хватило, чтобы нагрузиться до предела. По совету Мага ограничивать себя не стали, так как у эльфов кормить гостей не принято. Не в том дело, что они жадные, а просто обычаи такие. Если попросить, еды с собой дадут сколько угодно, и это в порядке вещей. Но вот мешать встречу, беседу с поглощением пищи у них считается неприличным.
Дом бургомистра стоял недалеко от пристани и был широким и приземистым, с многочисленными окнами. Как и в княжеской столице, окна в доме были застеклены. Но здесь стекло было товаром привозным, достаточно дорогим, так что немногие могли позволить себе такую роскошь. У горожан победнее окна закрывались рыбьими пузырями. Предметом в здешних местах весьма обычным, дешевым и довольно прозрачным, как сказал бургомистр, имеющим лишь один недостаток: крайнюю недолговечность. В противоположность человеческому жилью, дом эльфийского посланника был расположен за холмом, вне видимости озера, среди высоких деревьев. Сам дом оказался очень высоким, узким и совершенно лишенным окон, напоминая своей архитектурой башни в эльфийском городе на склоне горной гряды. А Никиту поразило дерево, растущее рядом с домом. Ствол дерева напоминал огромную бутылку: широкий внизу, цилиндрический, он вверху резко сужался, и венчался плоской зонтикообразной кроной. До сих пор все деревья, встреченные в этом мире, не слишком отличались от земных. А это выглядело слишком оригинальным, даже больным. Аня поймала взгляд Никиты и пробормотала тихо, что это дерево напоминает земные баобабы. И еще пизонии с островов Тихого океана. Но те куда меньше. А вообще для этих широт и климата подобные деревья выглядят странно.
Вход в дом был завешен пологом из плотной черной ткани, а за пологом полная темнота. Нет, постояв с минуту Никита стал различать яркие лучики, пробивающиеся сквозь щели между пологом и дверным косяком. На улице уже наступили сумерки, но в темноте и их свет выглядел ярким. Потом Никита различил и тусклые зеленые пятна на полу и стенах. Пришлось всем надеть ноктовизоры. Только Маг, вероятно, использовал свое магическое зрение. Сквозь ноктовизоры дом показался ярко освещенным. Теперь было очевидно, что те светящиеся пятна, грозди мелких грибков на деревянных панелях, это специально установленные светильники. В холле первого этажа никого не было. Маг отправился к лестнице, опоясывающей холл спиралью. Очевидно хозяин ждал там.
Сейчас наконец-то Никита смог рассмотреть эльфа вблизи и спокойно. И эльф оказался куда больше похожим на людей, чем это представлялось Никите раньше. Связанные в пучок волосы оставляли открытыми уши, более длинные, чем у людей, сужающиеся кверху, но все же не совсем острые и не покрытые шерстью. Глаза больше, чем у людей, но не настолько, чтобы это выглядело уродством. И огромные зрачки в темноте дома стали совершенно круглыми. Эти глаза придали эльфу вид симпатичный и немного испуганный, как у героев японских анимэшек. А худое тело сейчас, когда он сидел спокойно, ничем не выдавало своей нечеловеческой гибкости и пластики движений. Лицо тоже не содержит в себе ничего такого. Высокий и узкий орлиный нос, тонкие губы, слегка выделяющиеся скулы. Индеец как индеец. Только что орлиных перьев на голове нету, а в прочем хоть сейчас сниматься в студию Дефа. Или в Голливуд. Правда кожа у эльфа вроде не смуглая, а наоборот очень белая. Хотя сквозь ноктовизоры в свете люминесцирующих грибов трудно быть в этом точно уверенным. Эльф сидит по турецки на устилающих пол циновках из какой-то травы с приятным запахом. На таких же циновках сидят и его гости. Больше в зале второго этажа никакой мебели нет. Одет эльф в облегающий комбинезон, кажется из тонкой кожи.
Разговор вел сначала только Маг. Голос эльфа высокий, резкий, гортанный. Язык очень странный с совершенно не воспроизводимой фонетикой. Переводчики его, понятное дело, не понимают. У людей язык совершенно другой. Похоже и Маг говорит на эльфийском не совсем чисто, хотя и вырос когда-то среди эльфов. Ведь даже Никита чувствует разницу в произношениях.
Наконец Маг закончил рассказ и стал представлять своих спутников. И им представил хозяина. Эльфа звали Ахоррохон. То есть как-то вроде этого, поскольку звуки на самом деле были совершенно не воспроизводимые человеческим горлом. И Никита уловил телепатический отзвук значения этого имени: говорящий с людьми. Эльф действительно свободно владел языком здешних людей.
— Так значит вы из другого мира? Да, в этом мире нет людей, которым светильники в зале показались бы слишком яркими. Может быть мне нужно уменьшить свет, чтобы вы могли снять эту защиту с ваших глаз?
— Это не защита. — ответила Аня — Наши глаза такие же, как у здешних людей. То, что ты принял за защиту от слишком яркого света, на самом деле наоборот дает нам возможность видеть в полной темноте. Это усиливает свет видимый, если он есть, и преобразует невидимый свет в видимый.
Эльф озадаченно хмыкнул, встал и подошел к Ане, требовательно протянув руку. Теперь стала видна и его удивительная грация. И совсем не была она нечеловеческой, как когда-то подумал Никита. Просто очень красивой. Эльфы были в прошлом пещерными жителями. Им приходилось бегать по неровным полам в темноте и сохранять равновесие на скользких камнях. Порой в полной темноте, в которой даже их глаза были бессильны. И протискиваться через узкие извилистые подземные щели. Потому их суставы были более гибкими и подвижными, чем у людей. И наверное лучше было их чувство равновесия, дистанции. Но общее строение тела такое же, те же пропорции. Аня могла бы так двигаться в танце. И наверное скалолаз Володя Суходольский. Просто у эльфа это было врожденное.
Аня отдала эльфу свой ноктовизор. Эльф покрутил его в руках, попробовал одеть. Никита увидел, как превратились в узкие щелочки его зрачки, как он моргнул несколько раз, наверное ослепленный слишком ярким светом микроканальных усилителей. Как рассказывал Маг, глаза эльфов легко адаптировались к дневному свету. Но день угнетал их психологически, так же, как людей ночь. Днем им хотелось спать, хотелось забиться в закрытые помещения — подобия пещер. Но при необходимости они могли и днем работать и бодрствовать, как люди ночью. В данном случае никакой необходимости для посланника не было. Это ведь люди хотели обратиться к нему с просьбой, а не он к ним.
Эльф вернул очки Ане.
— Да, твои глаза выглядят так же, как и у людей. Хотя я ни у кого не видел такого цвета глаз. И ты красива, а ведь обычные человеческие девушки кажутся нам довольно уродливыми. А этот предмет — это у вас такая удивительная магия?
— Это не магия, это техника. — слово «техника» Анин переводчик сказал по русски. В здешнем языке эквивалента такому слову не было. — Другой путь овладения миром. О магии мы узнали лишь недавно и наши маги почти ничего не умеют. А вот техника у нас умеет очень многое.
— А в чем разница между магией и тем, что ты называешь «техникой»? — эльф произнес новое для него слово с небольшой паузой, но почти правильно. Однако слух у него великолепный.
— Магия доступна не всем, а лишь обладающим особыми способностями. А с техникой может работать кто угодно. Нужны лишь знания. В технике используются независимые от человека природные силы.
— А, тогда я понял, о чем ты говоришь. Наверное наша техника сильно отличается от вашей. Скажи, а вы не боитесь, что в новом мире вы можете подхватить неизвестные вам болезни?
Никита удивился: эльф явно был интеллектуалом. Ведь мгновенно сообразил, чем могут угрожать пришельцы. И наверняка его заботила не безопасность легкомысленных путешественников, а безопасность собственного мира прежде всего.
— Ты имеешь ввиду опасность, связанную с мельчайшими, невидимыми глазом существами? — спросила Аня.
Эльф кивнул. Жест совершенно человеческий. Аня объясняла как-то, что у всех человекообразных обезьян наклон головы служит выражением покорности. А у человека он дал начало и универсальному жесту согласия. Видно здешние произошли от таких же обезьян.
— Мы знали об этом и приняли меры. В первый раз наш товарищ попал в ваш мир случайно. И мы сразу подумали об опасности чужих болезней. Но ничего вредного он из вашего мира не принес. Потом он несколько раз проникал в ваш мир и мы изучили ваши микроорганизмы. И убедились, что они мало отличаются от наших. К тому же в наших телах сейчас действует защита, которая уничтожает все не являющееся необходимым для нашей жизни. Так что сейчас ни вы нам, ни мы вам не опасны.
— А эта, как ты говоришь, защита сама не может вырваться из ваших тел?
Это был очень спокойный вопрос. Эльф не страшился неизвестности, а похоже имел представление о возможных путях защиты от инфекции симбионтными бактериями или вирусами.
— Нет, это невозможно. Вне наших тел эти существа — защитники сразу погибнут, так они устроены. И внутри наших тел срок их жизни ограничен.
— Хорошо. Так что же привело вас в наш мир? Что вы хотите здесь получить, чего вам в своем мире недостает?
— В ваш мир нас привело только любопытство. В нашем собственном мире у нас есть все. Сейчас благодаря технике мы удовлетворяем любые наши желания без ограничений. И только жажда новых знаний не может быть удовлетворена никогда. Потому находя что-то новое, мы сразу начинаем его изучать. Вот и ваш мир мы нашли случайно, и сразу в нас появилось желание узнать, а что в нем.
— Значит и вам знакома эта страсть к новому. Это хорошо. Здесь мы можем понять друг друга. Но верно ли, что больше вы ни в чем не нуждаетесь? А что будет, когда вас станет слишком много для вашего мира?
— Сейчас наша численность не растет. Мы ограничиваем число рождений для этого. Когда нам удастся увеличить нашу территорию, вырастет и наша численность. Но в ваш мир мы вторгаться не будем. Сейчас мы пытаемся найти способ достичь других звезд и переделать далекие миры для себя. Или может будет проще переделать свои тела для новых миров. Но ваш мир уже занят, а мы не хотим войн с такими же как мы людьми, если они нам не угрожают. Лучше переделать никем не занятые миры. Да и проникать в ваш мир мы в сущности не умеем. Это может только один из нас и других он не может научить. Так что покорить другие звезды нам проще. Там путь уже понятен и будет открыт для всех.
— Судя по твоим словам, вы знаете больше нас. Мы лишь предполагаем, что звезды такие же, как наше Солнце, а вы, похоже, знаете это точно.
— Да. Наши корабли уже побывали у нескольких ближайших звезд. Но такое путешествие слишком долго, занимает годы. Сейчас мы ищем способ преодолевать это расстояние мгновенно. Тогда звезды и миры их окружающие будут доступны нам.
Никита так и не понял, поразило ли эльфа Анино заявление. Лицо его оставалось бесстрастным, как у истого Чингачгука.
— Если ваше знание жизни превышает наше в такой же мере, то действительно переделать другие миры для себя вам будет нетрудно.
— Мне пока неизвестно, насколько вы знаете жизнь. Если судить по тому, что я видела у людей, и что они несомненно получили от вас, то мы вас превосходим и в этом, но не настолько сильно. А вот в магии мы делаем лишь первые шаги. Еще совсем недавно я не знала даже о существовании магии. Но мы быстро учимся. Наше любопытство нам помогает.
— Скажи, а вы только свое любопытство удовлетворяете, или можете поделиться и своими знаниями тоже?
Аня покачала головой.
— Мы готовы рассказать все, что сможем. Но это будет немного. Ведь даже в языке, на котором мы разговариваем, нет слов для выражения хотя бы малой толики наших знаний. Вот мы знаем о мельчайших существах, и я поняла, что вы тоже знаете. Но слова, их обозначающего, в этом языке нет. И мы вынуждены пользоваться приблизительными иносказаниями и с трудом понимаем друг друга даже там, где у нас общие знания. Что говорить о знаниях, для которых нет слов даже в вашем языке? Нет, чтобы передать друг другу знания, потребовалось бы очень много времени и труда. Может быть не меньше, чем нужно, чтобы самостоятельно прийти к тем же знаниям. Если знать направление, в котором искать.
И снова Никита увидел вокруг Аниной головы голубое сияние.
— И мы находимся в таком же положении. Вот Маг знает о магии то, что нам неизвестно. Но даже если бы мы могли получить его знания, то нам они были бы бесполезны. Все равно у нас нет людей, способных использовать эти знания. Потому мы можем лишь наблюдать за ним и искать собственные пути. Воспользоваться готовым не получается. Это можно было бы, только если большая часть знаний уже совпадает, а различия ничтожны. Но у нас с вами не так.
Эльф задумчиво покачал головой.
— Это очень интересно. Никогда не думал раньше, что тут могут быть сложности. Я не могу сразу согласиться с тобой, но и возразить сейчас мне нечего. Над этим нужно подумать. Но я понял из твоих слов, что вы не собираетесь проводить в нашем мире много времени?
— Нет. Первоначально мы предполагали пробыть в вашем мире от десяти до двадцати дней. Примерно на столько рассчитаны и наши запасы еды. Правда оказалось, что мы можем еду и здесь найти. Но все равно не хотелось бы здесь задерживаться очень надолго. Ведь наши близкие волнуются, да и от любопытства сгорают.
— Мы получили вести от наших соседей о прибытии странных людей-чужаков. Они просили, если вы попадете на нашу территорию, схватить вас и передать им. Вы их обидели своим неповиновением.
На некоторое время воцарилось молчание. Эльф явно хотел посмотреть, какое впечатление произведет на гостей его заявление. Никита не знал, выразило ли его лицо хоть что-то, но у его друзей лица были совершенно спокойны.
— Конечно же мы не собираемся выполнять их просьбу. — продолжил эльф — Вы можете войти в земли нашего племени и путешествовать там везде, где пожелаете. И покинуть пределы нашего племени вы можете когда пожелаете и в любом направлении.
Никита готов был поклясться, что Маг поражен этими словами, хотя лицо его оставалось таким же спокойным, как обычно.
— Мне кажется, что вы гораздо ближе нам, чем люди нашего мира. Потому я даю вам право путешествовать по всем землям нашего племени, а не только по тем, которые открыты для людей.
Следующий день потратили на ознакомление с жизнью города корабелов. Больше все равно делать было нечего. Прежде всего изучили озеро, давшее жизнь порту, а вместе с ним и городу, поскольку построить порт на берегу залива оказывается было невозможно. Вода в озере оказалась солоноватой, для питья не пригодной. В сущности это было не совсем озеро, хотя его питали несколько стекающих с окрестных холмов речушек, а скорее лагуна. Уровень озера колебался в зависимости от морских приливов — отливов, а также и от ветров, создающих порой мощные нагонные волны в заливе. Так что протока, соединяющая озеро с заливом, была проходима не в любое время. Капитан, оказывается, не только искусно лавировал, в последний момент отвернув от грозного прибоя в узкий канал, но и точно рассчитал время, попав к началу прилива. В отлив канал был бы непроходим из-за сильного встречного течения. В это время можно только выйти из порта в море. Живность в озере была морская, как рассказали местные жители, и весьма обильная. А в речках водилась уже знакомая форель и крупные черно-красные раки, которые весьма понравились Никите на застолье у бургомистра.
На берегу озера между причалов строились корабли. Картина верфей мало отличалась от то того, что видел Никита когда-то в фильмах про Петра Великого. Только способ сборки был другим. Бревна и доски крепились не гвоздями, не скобами, а клеем. То есть гвозди деревянные и стальные скобы тоже были, но лишь для временного удержания деталей пока клей не застынет. Скобы потом удаляли, чтобы ржавеющий металл не портил дерево. Клей корабелы наносили весьма умело и экономно, выдавливая его из зелено-бурых плодов, размером и формой напоминающих крупные груши. Груши были мягкими на ощупь. Когда у них отрезали хвостик, из получившегося отверстия в кожуре выдавливалась вязкая темно-коричневая масса. На воздухе масса застывала за несколько часов, а прочность хорошей пластмассы набирала несколько недель, меняя при этом цвет на прозрачный светло-желтый. Неразрезанные груши, как сказали мастера, можно хранить более полугода. А разрезанные нужно использовать в течение суток, а лучше быстрее. Клейкие плоды покупали у эльфов достаточно дорого, а созревали они только поздней осенью. Так что работа корабелов была сезонной — весна и начало лета. Зимой, на холоде, клей плохо застывал, а к концу лета плоды уже портились. Однако все неудобства окупались тем, что клей делал корпус необычайно прочным и водонепроницаемым. Конопатить щели на этих кораблях уже не требовалось. И под ударами волн скорее ломалось дерево, чем расходились клеевые швы. А покрывали корпуса лаком, сделанным из тех же плодов. Свежую массу растворяли в воде, грели, добавляли туда еще какие-то составы и порошки. Горячей жидкостью красили отполированные корпуса снаружи и изнутри. После этого корабельным бортам не грозила гниль и морская живность не селилась на них. Одно плохо: настоящий ремонт таких судов был возможен лишь в условиях верфи. И только в определенное время года.
По сравнению с верфью сам поселок не представлял особого интереса. Просто деревня с несколькими кузницами и литейной мастерской, в которой изготовлялись бронзовые детали кораблей. Все кустарное, с мастерскими в княжеской столице, особенно во дворце, не сравнить. И еще склады, склады. Торговля с эльфами шла весьма оживленно. Кстати, корабль, на котором они плыли, оказывается привез в столицу груз клейких плодов. Зимой-то мореплавание было невозможным, так что созревшие плоды хранились здесь на складах для собственных нужд и пока не появится возможность отправить их дальше. Хотя небольшие партии отправляли в столицу и сушей в течение зимы. Но это только для мелких ремесленных поделок. А весной и летом столичные мастера использовали этот клей и в строительстве домов.
А здесь дома деревянные, обычные избы по большей части. Над деревянными крышами торчат дымовые трубы, окна затянуты по большей части рыбьим пузырем. Свет он хорошо пропускает, но мутный — не поглядеть на улицу. Стекла мало у кого — не зря бургомистр хвастался. А у нескольких домов окна были остеклены пластинками затвердевшего клея. Тоже мутные, как пузыри, но намного прочнее, чем даже стекло.
Вечером нанесли новый визит посланнику. Он сказал, что уже сообщил своим соплеменникам о прибытии гостей и получил ответ. Однако средства связи у эльфов не уступали земному радио конца двадцатого века, по крайней мере. Хотя даже Маг не мог рассказать, как они это делают. Возможно с помощью магии, но не той дальней телепатии, которой пользовался сам Маг и его коллеги по клану.
Никто из эльфов не выступил против решения посланника предоставить землянам право ходить по всей эльфийской территории. Их ждут и будут им рады как гостям, приносящим интересные новости. А караван отправится завтра утром.
Дальнейшая беседа с эльфийским посланником затянулась далеко заполночь. И в этой беседе говорить пришлось больше землянам, отвечая на вопросы. Оно и справедливо: им ведь предстояло увидеть жизнь эльфов собственными глазами, а посланник мог только рассчитывать на рассказы. Любопытен же он был ничуть не меньше Ербола. Однако в ходе беседы и Никите удалось задать свой вопрос по поводу отношений людей и эльфов.
— Ты думаешь, что быстро размножающиеся люди могут в конце концов вытеснить нас? — эльф легко схватил суть проблемы — Не думаю. По крайней мере для этого им нужно хотя бы сравняться с нами в возможностях.
— Но ведь люди в конце концов вытеснили приморских эльфов.
— Они сами были виноваты. Наши сородичи сильно от нас отличались. Они превосходили нас в магии и работе с камнем и металлом. Но в остальном сильно от нас отставали.
— В нашей истории так было со многими крупными империями, — сказал Никита — которые не видели опасности в варварах, но в конце концов рушились под натиском менее развитых племен. А ведь вы даже не империя, вы разобщены. Вот вы даже не помогли своим приморским сородичам.
— Возможно, ты прав, возможно с нами так и будет, если люди будут развиваться, а мы — нет. Но тогда нас в любом случае ничего не спасет. И разобщенность тут ни при чем. А приморскому племени мы не помогли потому, что они сами начали войну против людей. И начали ее крайне глупо. Тогда люди были правы, что сражались за свою жизнь до конца. Нет ничего более бесполезного, чем помогать глупцам.
Сейчас люди живут в приморских землях потому, что мы им это позволяем. Все равно эти земли для нас бесполезны. Наше племя плохо переносит большие открытые пространства. Вот в густом лесу мы себя очень хорошо чувствуем, а на берегу моря могут жить лишь немногие. Потому я и живу здесь как посланник, что я сам из числа этих немногих. Так зачем прогонять людей с бесполезных нам земель? Тем более, что люди дают нам что-то для нас полезное. Вот в пище из морских животных и растений мы нуждаемся, а сами не могли бы их добывать. А если мы когда-нибудь захотим уничтожить здесь людей, то мы это сделаем очень быстро. И люди даже не догадаются, почему они умирают.
Кажется Никита догадался, о чем говорит эльф:
— Ты имеешь ввиду, что у них появится смертельная болезнь?
Эльф слегка наклонил голову:
— Болезнь, смертельная для людей и безопасная для нас. Но это оружие для крайнего случая. Нам бы не хотелось лишаться полезных соседей. И сейчас отношения с людьми развиваются хорошо. Вызванная давней войной вражда постепенно исчезает, а торговля выгодна и нам и людям.
— Но ведь люди размножаются быстрее вас. И когда-то им будет не хватать их земель. Тогда они будут просто вынуждены вторгнуться на ваши земли.
— Да, такую возможность мы учитываем. Люди не могут, да и не хотят регулировать свою численность, как это делаем мы или вы. Но когда их число подойдет к опасному пределу, мы сами будем регулировать их рождаемость. И не придется их убивать. Просто снизится число рождений, а они не будут знать, почему. И вряд ли это их обеспокоит, поскольку уменьшения их численности мы тоже не допустим. Может быть даже удастся договориться по этому вопросу с их правителем. Ведь он тоже будет заинтересован в сохранении стабильности на этой земле.
Вот происходящее на той стороне моря нас беспокоит куда больше. Мы не можем регулировать численность людей там. И когда-то они рванутся через море захватывать новые земли. Для нас выгоднее будет, если путь им преградит сильное княжество людей по эту сторону моря. Тогда нам самим не придется воевать с пришельцами, и так будет лучше для всех.
Да уж, конечно лучше. Никита представил себе применение бактериологического оружия против людей со средневековой в основном культурой. Ведь вымереть могут все, в том числе и союзные эльфам приморцы. Начать-то эпидемию эльфы смогут, а вот прекратить ее будет куда как труднее. Вот такой он, симбиоз в действии. И хорошо еще, что эльфы кажется являются очень высококультурным народом. Современники Никиты из двадцатого века Земли в такой ситуации скорее всего просто уничтожили бы чужую потенциально опасную расу. Ведь могучие державы бомбили маленькие народы на другой стороне планеты даже не за реальную опасность ими создаваемую, а за простое неподчинение. Выходит, если бы не агорафобия, эльфы уже смели бы людей с лица планеты. Ну, может в далеком будущем, когда эльфы избавятся от этого недостатка, союз рас, симбиоз разовьется настолько, что у них уже не появится такого желания.
Караван отправлялся в путь очень рано, с самым рассветом. Так что после беседы у эльфийского посланника выспаться толком не удалось. То, что до этого на корабле Никита спал впрок, не помогло, а только помешало. Так что когда он, протирая поминутно глаза, добрался до места сбора, то так с кулаками у глаз и застыл. Зрелище было впечатляющее. Сам по себе караван — ерунда. Просто вереница груженых телег. Но вот запряжены в эти телеги не лошади, а единороги. Прядают ушами, фыркают, храпят, бьют копытами, сытые, видать, потряхивают гривами. И сверкают в солнечных лучах длинными рогами. Солнце только над горизонтом поднялось, еще красное, и в его лучах рога сверкают красным, как окровавленные. Будто эти единороги только что вышли из битвы с драконом или грифоном. Но упряжные единороги — цветочки. Вот всадники на единорогах — это да, это красиво. И не какие-то там худосочные девственницы, а могучие мужики в добротных кожаных куртках с большими арбалетами наперевес скачут вокруг телег. Конечно Никита видел уже единорога. В сущности большой лось с лошадиными формами и рогами, слившимися и свившимися в один. Но здесь единороги были на подбор крупные, с гладкими круглыми боками, сверкающей шкурой. Все как один гнедые. Судя по их резвому возбуждению, все в хорошей форме. И самое главное, что их здесь много.
На телегах Никита заметил и уложенные копья. Да, похоже действительно непростое это дело — путешествовать в эльфийские земли, если торговый караван снаряжается как на битву. Разбойники? Тут Никита сообразил, что на телегах лежат все же не копья, а рогатины. У каждой за сверкающим жалом широкое перекрестье. И древки сталью не окованы. То есть не на человека оружие, а на зверя скорее. Да и лат ни у кого не видно. Куртки толстой кожи у многих, но лат или кольчуг нет ни у кого.
Маг подошел к начальнику каравана, коротко с ним поговорил. После чего предложил свалить рюкзаки на телеги и самим садиться. По одному на телегу, чтобы не перегружать. Вскоре после этого тронулись. По ровному ехали быстро, хорошей рысью, так что пешком пришлось бы бежать. Дорога сухая, плотная. Возчик Никитиной телеги несколько раз оборачивался, с любопытством осматривая пассажира, дружелюбно улыбался лягушачьим ртом, но в разговор не вступил. Вид у него был глуповатый и немного страшный из-за огромного шрама, пересекающего лоб, глаз и щеку. Когда наконец возчик решился заговорить, то Никита ни черта не понял. Точнее, не понял переводчик. Потому что даже на слух Никиты было понятно, что с дикцией у парня не очень. Как будто рот кашей набит под завязку. Возможно все дело в шраме, в той давней травме. Никита постарался улыбнуться как можно дружелюбнее и сказал:
— Ты извини, я сам вашего языка не знаю еще. Мне вот эта штука переводит, — Никита ткнул пальцем в плечо, где был закреплен мобильник — а она тебя не понимает.
Парень сокрушенно вздохнул, пожал плечами. Перевод он явно понял. Потом показал на свой шрам и что-то еще сказал. Никита опять не понял. Тогда парень бросил вожжи и изобразил пантомиму. Поднял руки, заворчал, потом махнул одной. Как Никита понял, его ранил какой-то крупный зверь. Парень ткнул пальцем в рогатину и еще что-то проворчал. Потом поспешно отвернулся и схватился за вожжи, восстанавливая управление своим транспортным средством, поскольку единороги уже успели сместиться к обочине и пытались обкусывать на ходу веточки с кустов. Больше разговаривать парень не пытался. Никите даже жалко немного его стало — хороший мужик, не злой, по крайней мере. Да и самому скучно. Пришлось развлекаться обозреванием окрестностей.
Обозревать пока было особо нечего: лес, кусты по обочине. Дорога вилась по склонам тех же пологих холмов, что окружали город корабелов. Так что больше Никиту развлекало другое. Дорога хоть и ровная была, но телега без рессор прыгала на каждом камешке, каждой рытвинке. А под боком у Никиты были не подушки с сиденья гравикара, или хоть бы древнего мерина шестисотого, а мешки, кажется со стальными слитками. Да еще древко рогатины. И ремни безопасности в этом средстве передвижения предусмотрены не были, так что приходилось хвататься за что придется. Тоже жесткое и не слишком для этого приспособленное. Шершавое и занозистое, в смысле. А потом стало веселее: дорога на подъем пошла. Единороги перешли на шаг, тряска уменьшилась, но Никите пришлось сойти с телеги и идти пешком, как и прочим пассажирам и возчикам. А потом и подталкивать телегу вверх своим плечом. Все так делали, кроме Мага, а выделяться неудобно все же. А потом дорога снова пошла вниз и единороги снова пошли рысью, набивая синяки на Никитиных боках угловатым содержимым мешков. Но недолго, а следом снова подъем. И так продолжалось довольно долго. Пока дорога не пошла почти ровно по склону холма над обрывом. А внизу бурлила могучая река.
Да, это было зрелище! По сравнению со Мстой, по которой путешествовал Никита незадолго до отбытия в иномирье, река была куда как шире, глубже и вообще мощнее. А пороги на ней поражали невероятной красотой, дикостью и первобытной силой. Над особо крупными белопенными сливами стояла ревущая, дрожащая радуга. Здесь на надувной байдарочке пожалуй пройти бы не удалось. Во всяком случае, не с Никитиным опытом и смелостью. Такие бочки не пробить, как не разгоняйся. И берега отвесные, скалистые, страховку организовать практически невозможно. Надо же, всего один раз сходил Никита в байдарочный поход, а уже начинает мыслить как турист-водник. Пускай, по чисто теоретическим Аниным рассказам. Понравилось, наверное.
Некоторое время дорога шла вдоль реки. Если это та река, что впадает в залив, а другой здесь вроде быть не должно, то понятно, почему товары к эльфам возят на телегах. Никаким судам тут не пройти. Да и бревна сплавлять не слишком здорово: к устью может одна щепа приплыть.
Хорошо за полдень остановились на обед. В примечательном месте остановились, надо сказать. Здесь дорога пересекала реку по очень длинному мосту. И как этот мост был построен, Никита так и не понял. Похоже так и был выращен целиком. На эту мысль наводили кружевные гнутые перила, больше похожие на лианы, живая листва, зеленеющая за перилами, опоры моста — могучие бревна в коре, изгибающиеся арками и уходящие в воду. Караван остановился на большой поляне перед мостом, где, судя по кострищам и кучам навоза, всегда останавливались путешествующие и путеездящие.
Земляне обедали своей кучкой, вместе с Магом. Здесь все разобрались по небольшим кучкам — кто с кем ест. Общего братства, как на корабле, не было.
— Там, за рекой, уже эльфийская земля. — проинформировал Маг — Отсюда и до вечера движение будет опасным. Это как раз то, из-за чего я хотел идти вместе с караваном.
— И что может нам угрожать? — немного иронически спросила Аня.
— Крупные хищники. Вы, возможно, назвали бы их медведями. Хотя я не уверен. Огромные, сильные. Летом они едят по большей части растения, ягоды. Но в начале лета шалеют и становятся очень опасными. Нападают на все движущееся. Могут даже на караван напасть, хотя это реже бывает.
— Эльфийский посланник ничего не сказал об этой опасности дороги.
— Наверное он думал, что вы знаете. Или просто забыл. На эльфов медведи не нападают, да наверное и на меня не стали бы нападать, но я не уверен, что смог бы вас защитить. Моя магия очень сильна против людей, но вот против зверей уже плохо действует. У здешних эльфов другая магия, в основном направленная на живое.
— И люди не могут справиться с медведями? — спросил Ербол — Ведь не первый год с эльфами торгуют. А на этой стороне, значит, безопасно? И медведи не могут перейти мост?
— Это эльфийская земля. Эльфы здесь запрещают охотиться на медведей. По их мнению, медведи необходимы лесу. И эльфов медведи не трогают, как и человеческие проблемы. А мост действительно непроходим для медведей. Так его эльфы сделали. Медведи могли бы переплыть реку и время от времени это делают. Но на этой стороне люди их убивают, так что здесь медведей мало и они избегают людей. А вот на той смотрите внимательно, пока не дойдем до города эльфов.
Дальнейшее движение проходило, как и предупреждал Маг, в практически боевом порядке. Все возчики положили свои рогатины поближе, приняли вид суровый и внимательный. Всадники взвели свои арбалеты и двигались по бокам обоза, внимательно оглядывая придорожные заросли. Весьма редкие, надо сказать, по сравнению с той, человеческой стороной реки. Да и сам характер леса тут заметно поменялся. Никита сначала не понимал, в чем дело, пока не сообразил, что этот лес больше похож на парк. Причем похож скорее не на пригородные парки двадцать второго века, которые ближе к диким лесам, а на городской парк века двадцатого. Деревья стоят редко, под деревьями невысокая трава и почти нет кустарника. А самое главное, практически нет бурелома. Валяются на земле местами ветки, но вот упавших крупных деревьев нет совсем. И еще расположение деревьев в нем не случайное. Не то что они стоят рядами, как бывает порой в подмосковных лесах, но расстояние между деревьями какое-то уж очень одинаковое. Потом Никита сообразил, что деревья растут регулярными группами. В группе деревья разных видов, но соседство у них строго определенное. И рядом с крупной сосной, местной, конечно, обязательно стоят три кленолистых березки и еще одно дерево, похожее на земную березу, но с черной корой. И у всех деревьев стволы прямые и ветки начинаются высоко. А под деревьями заросли черничника по колено и редкие кустики, так что весь лес просматривается насквозь. В общем, медведю здесь спрятаться совершенно негде. Тем не менее возчики и охрана очень внимательны и напряжены.
Несколько часов движение шло без происшествий. Пока не наткнулись на встречный обоз — всего четыре телеги, окруженные испуганными людьми с копьями в сторону леса. И у дороги труп одного из единорогов. И еще на одной из телег длинный сверток испятнанных кровью тряпок. По размерам как человек. То есть, был человек, а теперь вот так. Пока начальник каравана расспрашивал потерпевших, Маг объяснил землянам суть происходящего. Слишком маленький обоз шел навстречу, от эльфов, и подвергся нападению. С такими потерями они ждали ночи, чтобы двигаться дальше. Удивительным образом, здешние медведи оказывается нападают только днем. Удивительным, потому что для хищников, по крайней мере на Земле, характерен именно ночной образ жизни. А тут нужно не ночь, а именно день пережидать в осаде. Стоя в кругу телег легче защититься самим и защитить своих единорогов. Если бы они потеряли еще одно животное, пришлось бы бросить одну из телег. В общем, помощь пришла к потерпевшим вовремя.
Начальник каравана решил устроить охоту на медведя. Защищенные эльфийскими законами, звери эти вызывали у всех возчиков изрядную ненависть. А убийство человека ставило зверя вне закона. За убитого единорога мстить ведь эльфы не позволяли. Так что сейчас все возчики горели желанием пойти облавой. Теперь Никита узнал, что его возчика покалечил именно медведь. Так что парень стоял в первых рядах и радостно ревел, потрясая своей рогатиной. Благо, народу собралось много и оружия хватает. Конечно из-за этого продолжать путь придется уже в темноте, но это не так страшно. Только с единорогами будут проблемы. Упрямые звери не любят ходить ночью, нервничают. Зато не придется опасаться нападения. Всегда бы ночью тут ходить, если бы не единороги. Даже непонятно, как эльфы с ними управляются. У эльфов-то единороги и ночью работают прекрасно.
Начальник каравана оказался и опытным охотником. Часть народа оставил на охрану телег, которые сгрудили все вместе. Оставил в основном арбалетчиков, поскольку в лесу от них мало толку. Все одно на том расстоянии, на котором они могут стрелять среди деревьев, медведь, даже смертельно раненый, успеет добежать до охотника и убить. Стрела — не пуля, такого сильного зверя даже укол в сердце убивает за пару минут. В лесу рогатина надежнее.
Охотники с рогатинами были расставлены в густую цепь, чтобы успеть прийти на помощь друг другу, и отправились по следам медведя. Цепь шла с тем расчетом, чтобы линия следов была примерно в середине. Земляне, тоже принявшие участие в забаве, попали на правый фланг. Аня решила, что боевая подготовка и бронекостюмы позволяют им безопасно исполнить дружеский долг. На телеги ведь их посадили не за плату, а за компанию. Как объяснил начальник, медведь не должен был уйти далеко, а скорее всего сделал петлю и залег у своего следа. В этом случае цепь с широким захватом не позволит ему напасть из засады, а вынудит атаковать в лоб. Маг же остался при телегах — его принципы не позволяли ему убивать зверей без насущной необходимости. Хотя и возчиков вместе с землянами он не осуждал. Люди, все же, как догадывался Никита, были ему ближе эльфов.
Начальник молодец оказался, как сказал, так и вышло. Идти пришлось не больше получаса, пока не наткнулись на медведя. Зверь выметнулся прямо из земли, из низенького черничника, внезапно и нанес могучий удар лапой крайнему в цепи охотнику. Человек отлетел и то ли сознание потерял, то ли не успел просто, но медведь насел на него всей своей огромной тушей. Никита действовал инстинктивно. Впрочем, какое там инстинктивно: неоткуда взяться охотничьим инстинктам у горожанина конца двадцатого века. Это просто тренировки с Угомоном дали себя знать. На охоту в двадцать втором веке Никита еще не ходил — не до того было, но Угомон ему рассказывал, что делать надо. А инстинкт состоял лишь в том, чтобы не раздумывая броситься спасать незнакомого человека, иновселенника. Никита испустил жуткий рев:
— У-а-р-р-а-у!
Вряд ли крупный хищник испугается, но отвлечется, вынужден будет ответить на вызов. Медведь так и поступил: повернулся к Никите, коротко взрыкнул и бросился в атаку. Здешний медведь оказался не похож на земных. Такой же огромный, как русские бурые великаны, медведь был поджар, гибок, по кошачьему ловок. Голова более плоская, так что маленькие глазки сверкают не сверху даже, а почти с боков огромной белозубой пасти. И расцветка не бурая, не черная, а какая-то маскировочная, из бесформенных черных и рыжих пятен. И пошел медведь в атаку не на задних лапах, чего Никита подсознательно ожидал, а по тигриному — на четырех, галопом, приближаясь удивительно быстро. Но это все потом осозналось, а тогда Никита сам бросился мишке навстречу и в последний миг высоко подпрыгнул. Медведь был стремителен, но Никита оказался еще быстрее, и страшные зубы клацнули в какой-то пяди от поджатых ног Никиты. А в следующий миг Никита резко распрямил ноги, изо всей силы лягнув медведя в крестец. Видимо он успел войти в ускоренное время — только так можно объяснить чудовищную силу удара. Да наверное и мульт-система комбинезона помогла, усилив удар, обтянув ноги непроницаемой броней, без которой от пяток осталось бы костная мука только. Но и при защитных свойствах комбинезона удар страшно потряс Никиту, подбросил вверх, нелепо закручивая в воздухе. Приземлился Никита с трудом, на руки, перекатился, ухитрившись ничего не сломать, влетел в куст, попытался вскочить и не смог — ноги подогнулись. Так он и стоял в нелепой позе, ожидая следующей атаки хищника, а в голове билась глупая мысль: главное — защитить лицо, медведь лицо сосет. Не такая глупая, впрочем, поскольку остальные части тела были внутри комбинезона — не по зубам даже мишке. Но к счастью Никиты медведю было не до атаки. Жутко воя, он попытался развернуться в сторону врага, но удавалось ему это плохо, поскольку задние лапы волочились по земле. Удар Никиты перебил громадному зверю позвоночник. Конечно даже и в таком виде медведь был опасен для обезножевшего Никиты — медведи мстительны, упорны, преследуют обидчика пока живы. И тут у пятнистого бока мелькнула стремительная тонкая фигурка Ани с блеском в руке. Мелькнула, отскочила, быстрее, чем можно об этом подумать, а медведь перестал выть, захлебнулся кашлем, постоял так еще несколько секунд и ткнулся мордой в землю. Охота окончилась. Аня присела недалеко от бьющейся в агонии туши и вытирала нож пучком травы.
— А ты молодец, Никит, — сказала она, — вставай, посмотрим, что с ним. Похоже, ты ему жизнь спас.
— Ань, я встать не могу, у меня ноги…
Аня сразу бросилась к Никите, забыв о раненом иномирце.
— Ань, у меня ноги онемели. Но вроде все остальное в норме. Ты сначала посмотри все же, что с ним. Мне-то точно хуже не станет за несколько минут.
Аня недовольно покачала головой, но все же подошла к раненому возчику и стала его осматривать. Никита тем временем ухитрился повернуться и сесть, вытянув ноги перед собой. Вокруг быстро собирался народ. Ербол с Сепе подбежали и занялись раненым, отправив Аню к Никите.
— Он ранен, но вроде не смертельно. Наверное пара костей сломана, точно я пока не могу сказать.
Аня быстро сняла с Никиты ботинки, расстегнула комбинезон. Шок у Никиты уже прошел и ему было больно, но он терпел, чтобы быть героем в глазах любимой девушки. И вроде ему это удалось. Аня тоже виду не показывала, но Никита чувствовал, что она не на шутку встревожена. Пару минут работы портативным сканером — на месте первой схватки Аня им эльфов сканировала, и диагноз готов.
— Кости у тебя целы, связки в порядке, нервы не порваны. Просто сильный ушиб и шок. Сейчас шок пройдет и будет больно. Если не лечить, пару дней ходить будешь с трудом, и только. В общем, терпи. Незачем было в герои лезть.
Это она вид такой суровый делала, но Никита-то видел, чувствовал, что у нее от сердца отлегло, что она очень даже рада. И что в глубине души им, Никитой, очень даже довольна и горда. И дело тут совсем не в том, что он их средство транспорта домой. Да ведь он и без ног смог бы всех домой доставить — сейчас Никита это знал, чувствовал. А просто Аня за него испугалась. А вот за Ербола или Сепе она бы так не испугалась, во всяком случае при такой пустяковой травме.
Аня тем временем вколола Никите стимуляторы и анальгетики из микроинъектора. Лекарства она конечно взяла с собой и на охоту. Больше пока сделать ничего нельзя было, да и не надо в сущности. Сейчас крошки-виробы покажут, способны ли они на что-то дельное, не зря ли их Искандер Ахатов налаживал в срочном порядке. Это поколение защитных виробов еще не годилось для серьезной работы в космосе, как он рассказывал, из-за ограниченного срока действия. Но для сравнительно короткой экспедиции в иномирье как раз пригодилось.
К раненому охотнику Аня не пошла — Ербол и Сепе сделают все возможное сами. Все одно серьезной помощи оказать они не могут — неизвестно, как человеческие лекарства на аборигенов могут подействовать. Только и можно, что просканировать внутренние повреждения и механическую помощь оказать — перевязать, сделать бандаж на сломанные кости. Так с этим и местные справляются неплохо.
Обратно к каравану Никиту несли Ербол и Сепе. А раненого возчика несли на носилках его товарищи. Носилки сделали мигом из рогатин и веревок. К счастью ранен он оказался не сильно — несколько сломанных ребер и рука. А Никита и вовсе мог бы сам идти — силовая система комбинезона создавала отличный бандаж. Но Аня настояла пару часов не тревожить ноги. А большая часть возчиков осталась делить шкуру убитого медведя. То есть на самом деле снять шкуру и тушу разделать. Пока Маг занимался раненым — Никита от его помощи отказался, оставшиеся вернулись с добычей. Заодно решили и перекусить такое дело, с вином, конечно же. Ну и помянуть погибшего. Так Никита впервые в жизни наелся медвежатины. От собственноножно убитого медведя, между прочим. Он смело мог считать, что убил этого медведя, поскольку нанес ему повреждения, несовместимые с жизнью, как говорится. Аня лишь добила смертельно раненого зверя. Так что по местным обычаям шкура причиталась Никите. Но он благоразумно отказался от трофея, представив, как придется тащить между мирами эти лишние пол-центнера. Да еще довольно вонючие. Хотя украсить свою комнату ковром из иномирского хищного гиганта было бы весьма лестно и стильно. В общем, Аня ограничилась пробами тканей почти ничего не весящими.
Все дело заняло часов пять, не меньше, так что в дальнейший путь тронулись уже в темноте. Но как возчики справлялись со строптивыми и не любящими темноты единорогами, Никита узнал только по рассказам друзей. Поскольку сам бессовестно проспал это дело на возу используя привилегии раненого героя и изрядную дозу местного вина. И пропустил, по их словам, занятный, но довольно утомительный спектакль.
Проснулся Никита не сам — Аня его растолкала. И сразу встал с воза. Встал на ноги, вспомнил вдруг, что ужасно поранетый, и немного смутился. Но все в порядке, Аня восприняла это как должное. Тяжелых повреждений у него не было, а микротравмы ушиба зажили за несколько часов благодаря стимуляторам и виробам. Так что ноги теперь действовали отлично, как бы не лучше прежнего. Ну, последнее — результат действия стимуляторов, которых хватило и на снятие усталости.
Ощущение было забавное: вокруг темнота — хоть глаз коли, и непонятная суета. Пришлось надеть ноктовизор и стало легче. Никита сразу увидел большую толпу эльфов, окружившую караван. От людей эльфы отличались тем, что вели бурную целеустремленную деятельность, тогда как люди лишь испуганно таращились вокруг да слепо натыкались на все неподвижные предметы. Оно и понятно — ноктовизоров то у них не было. А эльфы, как Аня объяснила, запретили зажигать факелы. В своем городе они хозяева, конечно. К счастью эльфы взяли на себя основную часть такелажных работ. Одни распрягали и вели куда-то единорогов. И в их руках эти звери, прослывшие строптивыми по ночам, вели себя паиньками. Другие хватали с возов мешки и куда-то быстро тащили. Никита заметил, как четверо унесли на носилках раненого. Двигались эльфы стремительно и грациозно, хотя по силе, судя по всему, уступали людям. Во всяком случае мешки, которые люди при погрузке возов таскали в одиночку, эльфы брали по двое.
Сначала-то Никита не понял, что находится в городе. Кругом вроде обычный лес. Хотя не совсем обычный, скорее напоминающий парк. Между деревьев ровные проходы, заросшие короткой и очень плотной травой, приятно пружинящей под ногами. Потом Никита заметил знакомые уже гроздья светящихся грибов — эльфийские фонари, расположенные слишком удобно, чтобы это было случайным. А потом заметил и что лес вокруг состоит в основном из таких же странных, уродливых деревьев, какое росло во дворе у эльфийского посланника. Только тут эти деревья были больше, гораздо больше. Вот Никита увидел, что двое эльфов с мешком подошли к стволу дерева и… вошли в него. В тот момент, когда они входили, на миг откинулась кора, за которой блеснул тусклый свет грибных фонарей.
Осматриваться так Никите пришлось недолго. Вскоре к землянам подошли Маг и незнакомый эльф, которого Маг представил как Главного Целителя.
— О, ты уже можешь ходить, — заметил Маг — а я договорился с Главным Целителем, чтобы он постарался помочь тебе.
— Как видишь, мы тоже кое что умеем, хотя магия тут ни при чем. — сказала Аня.
— Но мне все равно хотелось бы осмотреть его, — сказал Целитель — хотя я не уверен, что смог бы помочь существам иной природы.
Говорил Целитель на языке людей, так что Магу не пришлось переводить. Аня дала согласие, и земляне последовали за Целителем в местную больницу. Позже Никита понял, что на самом деле это была не совсем больница, поскольку эльфы в общем-то не болели. Это был скорее исследовательский медицинский центр. Однако при случае там могли и оказать срочную медицинскую помощь. Раненого возчика эльфы именно туда отнесли и главврач, говоря языком двадцатого века, заверил, что через дня три он будет в полном порядке. Эльфийская медицина уступала земным медтерминалам совсем немного, оказывается.
Располагалась больница в стволе одного из уродливых толстых деревьев. То есть в стволе располагался один из корпусов больницы, поскольку раненый возчик лежал в другом корпусе — земляне его так и не увидели. Дома — деревья оказались полыми внутри, разделенными на этажи. Никита так и не смог понять, что там, внутри, было выращено вместе с деревом, а что было приделано или приращено вручную. Однако практически все внутри жилища оказалось живым. И межэтажные перекрытия, и перегородки между комнатами, и лестницы — это очевидно было частью дерева. Живые грибы — светильники, живые пологи — двери, которые легко открывались эльфами или людьми, но твердели и не поддавались воздействию ветра или животных. Аня и Ербол так и не смогли понять, были это животные или растения с удивительной чувствительностью и активностью. Маг ответить на этот вопрос не смог. Он хотя и бывал в прошлом в городах этого племени, но такие мелкие вопросы его не интересовали, понятное дело. А сам Целитель кажется так и не понял, по какому признаку земляне подразделяли живых существ на животных и растения. У эльфов была какая-то другая классификация и другой образ мышления. Так что он сам вопрос не понял. Хорошо хоть удалось взять пробу с разрешения хозяина — дома Искандер определит.
Осмотр не занял бы так много времени, если бы Ербол с Аней не затюкали врача своими вопросами. Хотя им самим на вопросы тоже пришлось отвечать. Преимущества живых домов Никита в общем оценил из этого разговора. Растут они конечно медленно, лет пятьдесят, но эльфы — долгожители. Им столько подождать не в напряг. Зато затрат труда почти никаких. Можно дома сажать впрок хоть в десятикратном количестве. А потом служит такой дом лет пятьсот и в ремонте не нуждается. Повреждения сами зарастают. Правда разнообразия в архитектуре таким способом добиться сложно, но зато образ жизни очень здоровый — все время на природе. Дерево к тому же само поддерживало оптимальную температуру и влажность внутри себя, в уборке помещения тоже не нуждались. Грибы — светильники питались соками дерева. Вроде там еще какой-то сервис был, но Никита до конца не разобрался. Ему эти детали были не так и интересны. Сами деревья были конечно искусственно выведены. По словам врача в незапамятные времена эльфы выйдя из пещер прятались днем в дуплах деревьев. А потом стали сами выращивать деревья с полыми стволами. Так постепенно получили дом-дерево.
Из медицинских процедур самой неприятной оказалось взятие пробы крови. Эльф использовал для этой цели медицинскую пиявку. Никита вспомнил, что в двадцатом веке и на Земле еще пользовались пиявками для лечения. А эта пиявка была искусственно выведенной и играла у эльфов роль живого шприца. Когда слизистая холодная тварь стала ползать по телу, Никита с трудом сдержался. А вот укус оказался совершенно безболезненным. И когда кровпивица отвалилась, на коже осталась лишь едва заметная точка. Кровь из заметно разбухшей пиявки эльф распределил между несколькими приборами, имевшими то ли животное, то ли растительное происхождение. Прочие же процедуры сводились к пальпированию, то есть ощупыванию, и чему-то явно экстрасенсорному, когда он просто водил руками над телом Никиты. Потом тем же процедурам подверглась Аня. А потом и сам эльф охотно лег на сравнительное обследование уже земными методами. Его при этом очень заинтересовали приборы и методы коллег из иной вселенной. Особенно понравился ему сканер, наглядно показывающий внутреннее строение организма. Хотя принципа действия он так и не понял. Да что взять с иномирца, если и Никита толком не понимал, как работает эта штука. Ну подумаешь, ультразвук, инфракрасное, микроволны, рентген. Все это и в двадцатом веке было, а вот как из этих сигналов формируется такое детальное изображение — чтобы это понять, нужно быть хорошим математиком. А у эльфов математика вроде дальше натуральных чисел не пошла. В отличие от биологии и магии. Потому что он лишь своими руками внутреннее строение Никиты и Ани прекрасно просканировал и нашел те же отличия в строении, что и Анин сканер. А его живая аппаратура провела анализ крови не хуже экспресс-лаборатории. Во всяком случае виробы в крови она обнаружила и эльф долго выспрашивал у Ани что это за штука такая в крови у пришельцев — вроде и чужеродная организму и в то же время его часть и защита. Кстати, виробы показали себя с довольно неожиданной стороны, сломав в конце концов эти анализаторы. То есть сожрали их чувствительные части. Правда уже после того, как они дали результат анализа.
Все таки сильную штуку придумал Искандер, если даже ничтожное количество их в капле крови может так убивать чужеродные организмы. А вот внутри человека ведет себя тихо, спокойно. И даже не трогает симбионтные бактерии, а только на вредоносные нападает. В сущности кровь Никиты стала после введения виробов сильнейшим ядом для всех кроме других людей. К счастью, то есть это так и было предусмотрено, виробы не способны размножаться вне человеческого организма, а попав в иную среду деактивируются через несколько минут. И даже в организме деактивируются через два месяца после введения — так предусмотрено их программой. Искандер сказал, что два месяца — срок, на который виробологи дают стопроцентную гарантию благонадежности своих изделий. А вот через год появился бы небольшой шанс мутации программы и отклоняющегося поведения, чреватого их носителю разными неприятностями вплоть до летальных. А всему миру катастрофой, если бы отключилась программа самоуничтожения.
Аня разъяснила все это эльфийскому ученому — его без сомнения можно было так называть, когда рассказывала о функциях этой чуждой компоненты в крови людей. Кстати, разрушение анализирующей аппаратуры его нисколько не огорчило. Ведь результаты анализа он успел таки получить. А что до аппаратуры, то здесь опять преимущества биотехнологий сказались. Живая аппаратура способна сама себя восстанавливать, оказывается, напоминая в этом отношении тоже живой детектор ядов у землян.
Анины разъяснения несколько развеяли опасения эльфа относительно потенциальной опасности искусственного симбионта пришельцев. Взаимное восхищение незнакомыми методиками исследований очень поспособствовало сближению и взаимному уважению высоких сторон. Но вот сам обмен информацией оказался, как и пророчествовала Аня, крайне малоэффективным. То есть в какой-то области знания пересекались, но здесь чужие методики давали в сущности то же самое. Ну, разве что кроме мелких деталей по разному проработанных в разных культурах. А вот там, где совпадения не было, наличествовало полное взаимонепонимание. И дело здесь было даже не в языке. К примеру, эльф знал о клеточном строении живого, о микроорганизмах и вирусах — тут Аня ничего ему не могла сообщить принципиально нового. Но он не знал ничего о молекулярном строении, об атомах. Он в общем-то понял Анин рассказ, но не мог сообразить, как эти сведения ввести в его систему знаний и чем они могут быть ему полезны. Хотя эльфийская медицина несомненно умела диагностировать и лечить заболевания обмена, а биология работала с генами лишь немногим хуже земной, но изучалось все это в совершенно иной системе представлений о строении живых организмов. Которая была несомненно не менее научной, чем земная, поскольку так же базировалась на эксперименте, а критерием истины и здесь служила практика. Но методы совершенно другие, во многом базирующиеся на магии. Хотя и не такой магии, какой пользовался их знакомый Маг, который сам признался, что в этом виде магии он мало что понимает. В свою очередь Ане мало что говорили рассказы эльфа о потоках жизненной силы, о том, что эти потоки создают динамические структурные основы живых организмов и изменяя их можно изменять свойства организмов, в том числе и наследственные. Вполне вероятно, что они даже говорили об одном и том же, но просто с разных точек зрения и при разных методах исследования и воздействия. Однако чтобы понять это потребовалось бы много труда и времени.
Разговор продлился до самого вечера… то есть до утра. Черт, с этими эльфами не понять, где утро, а где вечер. И врач предложил гостям переночевать здесь же, в больнице. Благо, пациентов тут не было, а спальные места были. То есть конечно не переночевать, а передневать, проспать день. И предложил не то поздний ужин, не то ранний завтрак, не то заполуночник, словом поесть. Вопреки тому, что Маг говорил, что эльфы не приглашают гостей к обеду. Или может быть у землян статус был другой — эльф вообще предложил им жить здесь все время, которое они пробудут в этом городе. Никита заметил, что Маг во время всей беседы проявлял немалое любопытство, причем кажется слова эльфа ему были даже более интересны, чем рассказы землян. А последним заявлением Целителя Маг был вообще поражен необычайно. Хотя сам он и виду не подал, но Никита готов был в этом поклясться — эмоции Мага так и били ему в мозги. И еще больше был удивлен, когда эльф разделил со своими гостями трапезу.
Вот так Никите впервые удалось познакомиться с эльфийской кухней. Она оказалась весьма своеобразной, но вполне терпимой. Целитель сам принес на стол — постеленный на пол большой лист древесной коры, очень напоминающей красивый бархат, кушанья, по его заверению вполне для землян безопасные. И ведь как в воду глядел, то есть не в воду, конечно, а в то, что заменяло его живым приборам дисплеи. Детектор ядов попробовал все и остался работоспособным. У эльфов еда, в отличие от людей, не подвергалась термической обработке. То есть все было сырое. По словам Целителя сырая пища гораздо полезнее и питательнее, чем вареная. А в жареной вообще много вредных веществ и люди полные идиоты, что едят жареное мясо. Справедливости ради надо отметить, что нежнейшее слегка подсоленное мясо и маринованная рыба были бы достойны даже стола землян двадцать второго века. Фрукты и овощи, как свежие, так и соленые, тоже проскочили неплохо. Хлеб заменяли большие похожие немного на баклажаны плоды с тонкой фиолетовой кожицей. Кожица с них сдиралась легко, как полиэтиленовая упаковка в двадцатом веке. А губчатая пресноватая мякоть с мельчайшими семечками была не похожа на хлеб, но не вызывала неприятных ощущений, резалась ломтями. И когда на ломоть выдавливалась из небольшой грушки нежная жирная паста зеленого цвета и сверху клался ломоть рыбы и пластиночка соленого с чесноком огурчика — иначе Никита не смог определить этот овощ, получался бутерброд не хуже Мак-Дональдсовского. Хмельного эльфы не употребляли, по крайней мере его не было в этот раз, но кисло-сладкий сок и ароматная настойка трав оказались ничуть не хуже для пищеварения. В общем, как обнаружил Никита, вкусы эльфов не слишком отличались от земных. Не слишком, в том смысле, что на столе не было ничего с неприемлемым вкусом или неприятными сочетаниями продуктов. На Земле, как он слышал, бывают и более экзотические и противные для европейцев кушанья.
После ужина Целитель предложил гостям постели — мягкие матрасы и простыни из той же коры-бархата. Удобства в эльфийских домах оказались попроще, чем в городе людей — никакой бани с массажем, а просто кувшин с водой на веревке для умывания. Правда при кувшине веточки для чистки зубов и мелкие мыльные плодики, которые нужно было раздавливать в руках, натирать кожу и потом смывать. При унитазах сливов не оказалось, но запаха никакого не было, то есть был такой же как и во всем доме слегка влажноватый, приятный и не навязчивый запах дерева. Зато при унитазах были пачки самой настоящей туалетной бумаги. То есть не бумаги, конечно, а свежих округлых листьев, но ничуть не хуже. Все это Целитель сам показывал и рассказывал. Медсестер при больнице не было, как и иного младшего медперсонала. По крайней мере в данный момент. Впрочем, больных тоже почти никогда не было — эльфы оказались на редкость здоровым народом. И сам целитель занимался не столько практическим лечением, сколько исследованиями в области медицины. Если же больные вдруг появлялись, то за ними ухаживали родственники, а сам Целитель занимался лишь лечением. А вот кто занимался вульгарной уборкой помещений, Никита так и не узнал. Не сам же знаменитый врач брал швабру в руки. Но у других землян вопрос этот не появился, что и понятно: привыкли они, что все это делает робслуга, даже и не думали о таких мелочах. Только ведь у эльфов никаких роботов не было.
Немало удивило Никиту поведение Мага. В продолжение разговора он все помалкивал и мотал на ус, пользуясь тем, что врач и земляне общаются на языке людей без его помощи. Никита видел, что Магу все это в новинку и интересно. Странно, что за свои столетия Маг так и не удосужился изучить жизнь эльфов — соседей. Или может быть они скрывали от него что-то? Но к гостям из чужой вселенной ведь относятся доброжелательно и ничего не стараются скрыть. На прямой вопрос Никиты Маг ответил:
— Да, я действительно плохо знаю это племя. Я бывал у них в прошлом несколько раз. Но они не очень стремились установить близкие отношения со мной. Так что сегодня я узнал очень много нового для себя.
— А как ты думаешь, почему они к нам, чужакам, отнеслись с большим интересом, чем к тебе? — спросила Аня.
— Именно потому, что вы чужаки. И Посланник, и Целитель владеют магией, хотя и отличной от моей. Но так же как и я, они чувствуют, что вы их не обманываете, и не считают вас опасными. Они не очень хорошо относятся к эльфам Загорья, с которыми вы уже встречались, и не желают делиться с ними своими знаниями. А маги происходят в сущности из того племени.
— Но тогда я все равно не понимаю. Если они желали что-то скрыть от тебя, то почему Целитель так охотно говорил с нами в твоем присутствии? И ты же говорил, что среди эльфов не принято есть с гостями. А он ел.
— Целитель кажется хорошо знает обычаи людей. И вы ему были очень интересны, в отличие от меня. Потому что с вами интересен даже обмен такими знаниями, которые нельзя использовать практически. А со мной такого разговора не получилось бы. Он ведь все равно не рассказал вам ничего, что я мог бы использовать. Хотя для меня новым оказалось представление об их возможностях в медицине. Но я не узнал ничего о том, как они это делают.
— Так почему ты пригласил нас посетить это племя, если сам его плохо знаешь и тебя здесь не очень жалуют? — спросил Никита.
— Я их знаю достаточно, чтобы быть уверенным, что вам здесь ничего не угрожает. Я был уверен, что они не отнесутся к вам как к врагам, не попытаются убить или схватить. В крайнем случае попросят уйти. И точно знал, что от загорян вам ничего хорошего ждать не приходится. Так что если вы хотели познакомиться с жизнью эльфов, то это единственное место, где вы могли это сделать. Может быть в глубине континента вы бы тоже могли встретиться с эльфами без вражды, но я о тех местах знаю еще меньше. И не знаю, как вы могли бы туда попасть иначе, чем через земли загорян или этих эльфов. Ведь вы не взяли с собой свои летающие повозки.
Доводы Мага показались совершенно резонными. А в силу общей усталости допрашивать его дальше ни у кого не было сил. Засыпая, Никита решил, что потом разберемся — утро вечера мудренее.
Так оно и оказалось. В том плане, что проснулся Никита ранним эльфийским утром, которое для людей было вечером. Проснулся он от того, что Аня нацепила ему ноктовизор. А сейчас сидела рядом и смотрела… куда она смотрела, Никита конечно не видел, поскольку ее глаза тоже были закрыты ноктовизором. А потом вдруг Аня наклонилась и поцеловала Никиту. Слегка скосив глаза, Никита убедился, что Сепе и Ербол весьма убедительно делают вид, что ничего не заметили и не завидуют.
— У тебя вид был такой недовольный и сонный, — весело сказала Аня, — а сейчас гораздо лучше. Поднимайся, соня. Пойдем город смотреть.
Никита вспомнил, что Целитель придет лишь во второй половине дня. Тьфу, то есть ночи. Сначала он будет заниматься раненым возчиком. Земляне на операцию приглашены не были.
Умывальник за ночь-день наполнился чистой водой. Чаши унитазов были пустыми и чистыми. Дерево само заботилось о таких мелочах и перерабатывало органические отходы. Для двадцатого века Земли такой экологичный образ жизни показался бы чем-то потрясающим, просто мечтой всяких зеленых. Но ведь дом двадцать второго века, в котором Никита жил, делал в сущности то же самое, хоть и не был живым.
Позавтракали тем, что Целитель оставил. К счастью эльфийская еда не нуждалась ни в холодильниках для хранения, ни в электроплитах для разогрева. К счастью, поскольку их тут все равно не было. Стол оказался совершенно чистым, хотя вчера никто и не думал убирать грязную посуду. Потом, когда уже одевались и готовили оборудование, внимание Никиты привлек писк и шебуршение на столе. Там сновали симпатичные смешные зверюшки, похожие на плод любви хомяка и белки. Ловкими пальчиками передних лапок они сворачивали в аккуратные фунтики листья, заменявшие эльфам тарелки, и запихивали их в защечные мешки. А с помощью своих длинных пушистых хвостов сметали в кучки крошки и тоже отправляли их в мешки. В дело пошло все — объедки, кожура хлебных плодов, листья — стаканы. Небольшую лужицу пролитого Ерболом сока вылизали в три розовых язычка досуха. Когда процессия толстячков с раздутыми щеками и гордо поднятыми хвостами прошествовала к выходу, стол бы совершенно чист.
Конечно для эстета двадцатого века наведение чистоты на обеденном столе путем вылизывания его домашними животными могло показаться тошнотворным. Но эстеты века пятнадцатого не увидели бы здесь ничего ужасного. Ведь тогда давали же собакам вылизывать тарелки. А с гигиенической точки зрения это было ничуть не хуже антибактериального мыла, которого тогда все равно не было. Эльфы же, с их отличным знанием биологии, вопросы гигиены наверняка продумывали не хуже людей.
Солнце еще не зашло и улицы города были пустынны. Сейчас, при дневном свете, Никита смог лучше оценить эльфийскую архитектуру. А что здесь имелась архитектура, точнее ее эльфийский эквивалент, сомнений не было. Деревья — дома не казались одинаковыми. Одни выше и уже, другие ниже и шире, с разной формой кроны и рисунком коры. И это различие не казалось случайным, природным. Формы и расположение деревьев, газончики, бордюры из плотного кустарничка находились в какой-то чужой, непонятной, но несомненной гармонии, создавали разные пейзажи. Никита подумал, что возможно ему трудно понимать идеи архитекторов из-за различий в мышлении. Наверняка ночное зрение эльфов воспринимает эти пейзажи иначе, чем дневное зрение людей. И еще одна особенность была у эльфийской архитектуры: в городе не было больших открытых площадей и широких проспектов. Плотная завеса листвы сверху едва пропускала свет. Там, где расстояния между домами были велики, росли обычные высокие деревья. Стволы и ветви их ограничивали пространство, делили его на анфилады небольших уютных пещерок. Ну конечно, эльфы же агорафобы. В земных домах-горах они свихнулись бы от одного вида из окна. Интересно, а ведь выходит, что для них не только мореплавание под вопросом, а уж тем более авиацию они никогда не изобретут. И в результате, при всех своих успехах в биологии, окажутся навсегда прикованными к родной планете.
На одной из полянок обнаружились мирно пасущиеся единороги. Нет, не пасущиеся, конечно. Просто на траве, здесь уже совершенно короткой, был разбросан для них корм — охапки сена и какие-то корнеплоды, похожие на громадную морковь. Яслей, которые Никита привык видеть в исторических фильмах о земном прошлом, не было. Может их здесь просто не изобрели. А может так и надо было — кто его знает, какая у этих единорогов система пищеварения. Не исключено, что им положено было есть с опущенной головой, иначе не выделялся какой-нибудь фермент.
Здесь же, за кустами, стояло необычное для города-леса строение — большая рубленая изба. И на завалинке вокруг избы сидели люди. Знакомые уже люди — возчики из каравана. Здесь было что-то типа представительства людей в стране эльфов, в сочетании с гостиницей для иностранцев.
Караванщики обрадовались, увидев знакомых, хоть и не соотечественников, но все же людей. В стране эльфов и этого достаточно чтобы ощутить близость. Приветствия, выражения приязни. Особой популярностью пользовались Никита и Аня — уже легендарные медвежеборцы. Каждый старался подойти поближе, коснуться, по плечу погладить. То есть это в отношении Никиты. С Аней они так не фамильярничали, хотя небось хотелось, а выражали восхищение лишь словесно. Никитин возчик, тот, который со страшным лицом, расчувствовался аж до слез и крепко обнял Никиту. Никита был не против — пусть его. Парень же очень простой и от добрых чувств. А вот Мага приветствовали издалека и очень сдержанно. Видать побаивались.
Потом снова бесконечные улицы города. Никита уже удивлялся, как они тут обходятся без общественного транспорта. Тут и заблудиться было бы проще простого, если бы не всегда включенный у Ербола курсограф. Солнце село, стемнело так, что пришлось надеть ноктовизоры. Появились первые, еще редкие прохожие. На землян смотрели с любопытством, но сдержанно. Никакой враждебности Никита не увидел у здешних жителей. Люди как люди, в свете уличных фонарей — светящихся грибов. Только чуждая пластика движений показывает, что это эльфы. И город как город, если отвлечься от того, что дома здесь живые с ветвями и листьями. Теплая и влажная ночь напомнила Никите первое путешествие в новом мире Земли — берег Малого моря в Испании. Как недавно это было, и как давно. Давно, потому что теперь ему было стыдно вспоминать свои тогдашние мысли. Хорошо, что Аня мысли его не читала. А ведь наверное и читала. Она же тогда его знала лучше, чем он сам. И еще одно сходство с испанским побережьем: здесь совершенно нет комаров. Комары землян донимали в этом мире всякий раз, как снимались комбинезоны. Даже внутри княжеского дворца, едва гас свет, раздавалось надоедливое зудение. А вот здесь комаров нет совсем.
— Маг, а почему ты раньше не рассказывал нам об этих сложных отношениях между племенами эльфов? — спросила вдруг Аня.
— Я рассказывал, но не все. — ответил Маг немного обиженно — Вспомни, когда мы об этом говорили: в первый день нашего знакомства. Тогда мне и разговаривать с вами было еще трудно. И все эти детали были вам не нужны.
— Ну хорошо, если ты ничего не скрываешь, то расскажи сейчас, почему племена эльфов так враждебны между собой. Ты же говорил, что между ними мир. И почему тебя здесь так принимают.
— Они не враждебны, просто не любят друг друга. Но это не значит, что между ними может быть война. И они помогут друг другу в случае нужды. Однако мелкие стычки с людьми здешние эльфы не считают такой нуждой. И вообще не понимают враждебности загорян к людям.
Вы помните, я говорил вам, что загоряне очень сильно отличаются от других эльфов. Когда-то они превосходили других эльфов в своих знаниях. Во всяком случае в некоторых областях знаний. Но сейчас все утрачено. После войны с людьми могущество этого племени стало угасать. Здешние эльфы пришли в эти места незадолго до войны с людьми. Из всех видов магии они развивали только магию работы с живым, и, как я теперь вижу, достигли в этом огромных успехов. С приморцами они были тогда в хороших отношениях и научились от них работе с металлами. Но когда приморцы решили уничтожить людей, здешние эльфы были против такого решения. С тех пор началось отчуждение между племенами. Люди же, как вы сами видите, для эльфов чужаки. А я с их точки зрения представитель и людей и загорян.
— Но ведь с людьми у здешних эльфов хорошие отношения, так почему они тебя так плохо принимали? — удивился Ербол.
— Отношения хорошие в том смысле, что нет войны, идет торговля. Но смешиваться с людьми так, как когда-то приморцы, здешние эльфы не желают. А жаль. Знаете, мне кажется, что если бы они решили создать новую расу — смесь людей и эльфов, то им, в отличие от приморцев, это бы удалось. И мы не были бы бесплодными. Однако сейчас они пускают на свою территорию людей, ну и меня тоже, но не собираются передавать людям все свои знания. И так же ведут себя в отношении загорян. Потому, когда я появляюсь здесь без дела, они не очень рады. Ну все, мы пришли.
С последним заявлением Мага исследователи вышли к подножию больших холмов. Никита давно уже чувствовал, что в лесу что-то изменилось. И лишь теперь сообразил, что это появился запах дыма. На Земле он привык, что каждый выход в лес сопровождается костром, и потому вначале не обратил на запах внимания. Но тут вспомнил, что ведь эльфы не используют огонь для приготовления пищи. А значит и костры в лесу им ни к чему. И печек в их живых домах быть не может.
Присмотревшись к холмам, Никита понял, что это искусственные сооружения. Это оказались здания, построенные из огромных каменных глыб и заваленные снаружи землей. На крутых склонах среди торчащих валунов росли чахлые сосенки. Невдалеке светился вход в здание-холм, напоминающий зев пещеры. Светился? Вот это новость! Свет был красноватый, огненный, а вовсе не зеленоватый от грибных светильников.
— Ты хотел узнать, как делаются эльфийские мечи? — обратился Маг к Ерболу — Здесь ты можешь это узнать. Я все равно не смог бы рассказать, меня такие подробности не интересовали. А еще здесь работает единственный эльф этого племени, с которым у меня дружеские отношения. Были когда-то дружеские отношения. — поправился Маг после небольшой паузы — Он один из самых старых эльфов в этом городе и самый главный здесь. Вы могли бы назвать это место металлургическим комбинатом.
В звездном свете Никита увидел наконец, что над холмами встают огромные столбы дыма, как над вулканами. Но это обычный дым из труб. Металлургический завод? Интересно, хотя и не ему. А вот Ербол будет в восторге. Его тут любая технология интересует. Странно. По должности ему вроде положено больше магией интересоваться. Хотя что тут из магии изучать? Все, что умеет Маг и эти эльфы, конечно здорово. Но совершенно непонятно, как они это делают. Они и сами не понимают этого. Как ребенок не понимает механизма зрения или слуха. Могут и все тут.
Воняло в здании завода, а может лучше сказать, пещере завода здорово. Так показалось отвыкшему на Земле двадцать второго века от технических запахов Никите. Тут была и тошнотворная, вызывающая кашель сера, и раскаленный металл, и аммиак и еще какая-то дрянь. И еще ноктовизры оказались бесполезными. Конечно завод освещался не грибными светильниками, а факелами на стенах. Но в основном пламенем горнов и сиянием металлоплавильных печей. Нокотовизоры исправно меняли усиление, чтобы не слепить глаза. Сквозь них можно было бы и на вспышку атомного взрыва смотреть безбоязненно, а уж все детали кипения жидкой меди как на ладони. Но вот прочие пейзажи завода тонули в полной темноте. Что делать, хоть и совершенная техника, но не живые глаза с их удивительной адаптивностью. Инфракрасный диапазон здесь тем более помочь не мог. Глыбы раскаленного металла и шлака давали такую засветку, что хоть глаз коли. Пришлось чертыхнувшись снять и обходиться природными возможностями. Однако факелы и прочие источники света давали достаточно даже для человеческих глаз. Так что подошедшего эльфа Никита смог разглядеть пусть и не во всех подробностях, но вполне уверенно.
А вышел к ним высокий мужик, безбородый, как все тут, но с плечами такой ширины, что поверить в его родство с гибкими тонкими эльфами было просто невозможно. Из-за мышечных бугров громадные ручищи напоминали корявые дубовые колоды. И лицо его выглядело не старческим, но лицом пожилого человека. С морщинами, с мешками под глазами. Никита пока не так много эльфов и видел, но выглядящих пожилыми не видел еще. Уши прятались под длинными седыми волосами, так что на вид он от человека не отличался сейчас совершенно. С Магом эльф обнялся степенно, но Никита ощутил в этом объятии совершенно неожиданную теплоту давней дружбы. Да и сам способ приветствия для чуждого всякой фамильярности Мага выглядел совершенно нетривиально. Потом начались официальные представления, приветствия. Эльфа звали так же функционально, как и прочих обитателей этого мира: Старший Кузнец. Никита, правда, так и не понял, был он старшим по возрасту или по званию. То есть обе версии годились, поскольку эльф и там и тут оказался старшим. И слово кузнец к его профессии не очень подходило, но так перевел Маг на русский, и так же сам Старший Кузнец назвался на языке здешних людей, которым, как и Целитель, владел отменно. Свою епархию по просьбе Мага он согласился показать землянам без проблем. И при этом сам не особо интересовался земной металлургией. Разговор с Магом его явно больше занимал. Мобильник этот разговор не взял, поскольку по эльфийски говорили, но Никита понял в общих чертах, что речь шла об общих знакомых из каких-то давних пор. Стандартное кто, что, как, с кем. Кто-то уже умер, чему эльфийский кузнец вкратце огорчился.
Сама же экскурсия для Никиты была не особо интересна. Какая-то помесь политехнического и исторического музеев. Много печей, сложенных из камней и глины. Кучи древесного угля и каких-то еще присадок. На заводе выплавляли медь из руды, очищали серебро и олово, переплавляли слитки меди купленные у людей. Суть процессов интересовала больше всех Ербола. Аня, хоть и историк, тоже скучала, как Никита заметил. Ее больше отношения людей привлекали. А здесь по ее части вроде ничего неожиданного не было. Или это только Никита так считал. Потом пошли прокатные станы из огромных железных цилиндров. На этом Аня несколько оживилась. По ее словам на таком технологическом уровне на Земле тонкую медную фольгу получали расплющиванием меди с прокладками из бараньих кишок молотом на наковальне. Тут же технология почти до двадцатого века дошла. И замеры тоньшины медной фольги вызвали у Ербола бурный приступ энтузиазма. Зачем эльфам столько тончайшей медной фольги, выяснили уже в следующем цехе.
— Ты хотел узнать, как делаются эльфийские мечи? — обратился Маг к Ерболу — Вот смотри, узнавай из первых рук. Я тебе не хотел рассказывать, потому что и сам не знал в точности. Пусть тебе все расскажет знающий.
В этом цехе стояли десятки горнов, пышущих огнем. И множество каменных форм. Никита увидел, как эльфы, словно играющие дети, вырезают большими ножницами изображения мечей из медной фольги. Вообще-то там были не только мечи, но топоры, ножи и другие режущие предметы. Вырезанные листочки укладывались в формы и пересыпались какими-то порошками. А потом на них сверху ставили другую каменную форму. Ага, понятно. Листы фольги, вырезанные по контуру будущих изделий, укладывались в формы пачкой с прослойкой порошка, образуя многослойный бутерброд. Потом сверху ставилась ответная форма и все укладывалось в горн на прогрев. А на верхнюю форму ставился тяжелый груз. Получалось что-то типа прессования с прогревом. Тут Никита и без Ербола мог понять суть процесса. Под нагревом и давлением присадки в порошке проникали в медь, меняя ее свойства, а сами листы меди сваривались между собой. Меняя состав порошка можно получить чередование тонких слоев с разными свойствами. Стальной булат получали на Земле ковкой, а эльфы получали бронзовый булат методом, похожим на порошковую металлургию. Что же, их изобретательности при недостатке технологических возможностей можно только удивляться.
Рассказ Старшего Кузнеца подтверждал догадки Никиты. Процесс был именно таким. Спекание фольги продолжалось от нескольких дней до месяцев в зависимости от назначения клинка. Потом заготовка обрабатывалась на точильном камне и шлифовалась. Никита отметил, что некоторые эльфы работали голыми руками, а кто-то сыпал порошки в перчатках из толстой кожи. Наверное здесь делались и ядовитые клинки. Никакого секрета из технологии Старший Кузнец не делал. Секретным оказался лишь состав некоторых порошков-присадок. Кузнец сказал, что эльфы используют не только бронзовый булат, но и обычную литую бронзу. Причем гораздо чаще, поскольку изготовление бронзового булата требует огромного труда. Так земной стальной булат тоже был чудовищно трудоемок и дорог.
Поразило Никиту то, что лишь часть пресс-форм была каменной, а часть железной. И вообще на этом заводе использовалась масса стальных инструментов. Те же ножницы, молоты, клещи, топоры и долота. В углу цеха нашлась даже самая обычная наковальня. То есть такие точно Никита видел в городе людей и потому решил, что они обычные для этого мира. А вот молоты по форме совершенно не отличались и от земных. Кузенка была по словам их гида предназначена для починки стальных изделий.
— Скажи, Старший Кузнец, а почему эльфы используют лишь бронзовые клинки, а не железные? — спросил Никита — Мы раньше думали, что это связано с какими-то вашими верованиями, запретами. Но здесь я вижу много железных изделий, а больше никто из эльфов их не использует.
— Железо вы действительно только здесь и найдете. — ответил Старший Кузнец — И еще в доме людей. Потому что все остальные дома в городе живые. А железо и живые дома несовместимы. Любые изделия из железа внутри них разрушаются очень быстро, а сами дома страдают, в них появляются уродливые болезненные наросты.
Вот так рухнула еще одна легенда. Оказывается эльфы не любят железо по чисто деловым соображениям. Никак это не связано ни с магией, ни с верованиями. Конечно они наверняка и просто не любят железо из эстетических соображений. И то сказать, в живых домах эльфы стали жить гораздо раньше, чем познакомились с металлами. Это следовало из рассказов Целителя и Старшего Кузнеца. И вряд ли металл, обладающий столь неприятными свойствами, вызывает у них сколько-нибудь добрые чувства. Хорошо, что у землян нет с собой предметов из черного металла. Только нержавейка, керамика, титан. Эти наверняка живым домам не страшны. И им живые дома не страшны. А с железом почему-то оказалась промашка. Для людей оно нейтрально по своим биохимическим свойствам, а вот для эльфов неприемлемо.
А вот другой, и более сложный вопрос занимал Аню. И она по примеру Никиты задала его открыто. То есть это вопрос о структурах власти у эльфов. У людей-то все понятно было. Есть князь, при князе войско — основа власти. Прочие структуры — основа эффективности управления, но не источник власти. А что у эльфов?
Ответ Старшего Кузнеца был обескураживающим: нету у эльфов системы власти. То есть не войско и его глава являются властью. Никита уже был достаточно взрослым, чтобы понимать, почему это так. Конечно для общества в котором кто-то способен создать биологическое оружие, не менее, кстати, смертоносное, чем ядерное, по крайней мере, при эльфийских возможностях, группа особей с большими дубинами властью быть не может. Но вроде сами создатели биологического оружия у эльфов властью тоже не были. Уж если кто и мог претендовать на такую роль, так это Целитель. Кому, как не ему, тут биобомбы делать? Однако при разговоре с ним не чувствовалось ощущения беседы с важным лицом, с власть имущим. Как не было такого ощущения при разговоре с самим Старшим Кузнецом. И ведь особи с толстыми кошельками у эльфов тоже не могут быть властью. По причине отсутствия кошельков. А кошельков нету, поскольку у эльфов денег нету. Это уже давно известно стало землянам. У людей деньги есть, и эльфы прекрасно понимают, что это такое. И сами умеют торговать, хотя в межрасовых отношениях больше бартер используется. Но вот у себя эльфы денег не используют, и вообще черт его не поймет, как у них экономика устроена. То есть с технической точки зрения вроде понятно как и что производится, хотя тоже загадок до черта. А вот организационная сторона, которой так Аня добивается, ускользает. Почему кто-то выполняет такую работу, а не другую, как распределяются произведенные продукты. Почему вообще все работают, а не бездельничают. До земного уровня, когда работа нужна лишь как интересная игра, они пока не доросли. То есть Целитель или тот же Старший Кузнец и могут работать из чистого интереса, но кто-то ведь и рутинными делами должен заниматься. Поля там обрабатывать, или одежду шить. Роботов тут нет, а дрессированные животные вряд ли способны во всем человеческие руки заменить.
— Ну хорошо, тогда расскажи, как была построена эта фабрика, как ты стал ей руководить? — попросила Аня.
— Это очень давно началось. Когда я был молодым, я не испытывал желания работать с животными или растениями. Мне хотелось достичь чего-то другого, своего. Тогда мы только начали получать металлические изделия от пригорян. Их было очень мало, ценились они высоко. Все сразу оценили, что металл намного превосходит камень или кость по режущим свойствам. И тогда я решил научиться работать с металлом и отправился к пригорянам. Сначала меня не хотели учить, чуть не прогнали, но вот он помог. — Старший Кузнец кивнул на Мага — Потом я по совету Мага отправился к людям тоже учиться. Человеческий металл нам не подходит, но у людей другие методы работы, которые пригоряне не знали. Я научился всему, чему можно было, вернулся сюда и начал сам делать клинки. Тогда я построил первую кузницу из мертвых бревен по примеру людей, хотя с металлом работал способами пригорян. А потом стал использовать и железные инструменты, как люди. Получилось лучше. Мои изделия нравились племени, но их все равно не хватало — один я так много сделать не мог. И многие молодые хотели учиться у меня, потому что меня стали уважать за мой полезный труд. Тогда я предложил построить большой завод на котором работали бы многие. Племя согласилось, и мы начали строить. Работали я и ученики, и общины выделяли работников для строительства. Вот так был построен завод. Потом, когда работать стали ученики, я стал искать новые способы обработки металла, новые присадки. Сейчас мы здесь делаем клинки куда лучшие, чем пригоряне. И хирургические инструменты умеем делать только мы. Люди тоже высоко ценят наши изделия, но им мы ничего не продаем. Потому что они могут пользоваться своим железом, в общем неплохим металлом, а нам годятся только бронзовые изделия. Сейчас я здесь самый главный, потому что я самый опытный. Когда я умру, руководить всем будет самый опытный из моих учеников. Ты об этом хотела узнать?
Вот ведь фокус какой, вроде Старший Кузнец говорит все понятные слова и они складываются во вполне понятые фразы, а ответа на вопрос нет. Никита готов был поклясться, что ни Аня, ни Ербол ни черта не понимают. Однако немногим менее года назад он и сам точно так же ни черта не понимал в земной жизни. И может потому ему оказалось легче найти корень этого непонимания сейчас. Ведь он способен был посмотреть на обе социальные системы извне и видел их поразительное сходство. В сущности для него вначале рассказы Ани и Володи Суходольского о том, как функционирует земное общество, звучали точно так же, как сейчас рассказ Старшего Кузнеца. Нет никакого правительства, системы власти, нет вооруженных сил, полиции, которые могут принуждать людей к чему-то, нет отношений собственности, предназначенных для того же. Кто-то что-то предлагает, все соглашаются, и начинается работа, в которой участвуют добровольно. Только вот техническая база совершенно разная. На Земле роботы избавили людей от неприятного труда, оставив только труд приносящий радость. Потому и не приходится заставлять людей работать, они сами этого хотят. И еще компьютерная сеть, знающая все обо всех, исключающая из отношений ложь, делающая невозможной злоупотребления в крупных масштабах, потому что только ложью, сокрытием информации можно заставить людей действовать против их интересов, в чью-то пользу. Однако здесь уровень явно еще не тот. Пусть биология и хорошо развита, но явно домашние животные не способны заменять роботов. Остается много труда ручного, монотонного, тяжелого. Да вот хоть на этой фабрике — Никита же это своими глазами видел. Но ведь те, кто здесь работает, делают это добровольно. Значит этот труд не слишком отличается по своей тяжести от обычного труда у эльфов. Значит по уровню их цивилизации, технологии здесь должна быть социальная система принуждения к труду. Что у здешних людей прекрасно просматривается. А вот у эльфов нет. А значит должно быть что-то другое, принуждающее эльфов к неприятному труду без социальных структур принуждения. Какое-то биологическое различие между эльфами и людьми, заставляющее эльфов ставить благополучие вида, народа выше личных интересов. Вот муравьев же никто работать не принуждает. Однако эльфы — не муравьи, у них сложная цивилизация, которая не может базироваться на врожденных инстинктах. Да ведь и корни у них одни с людьми. То есть различие лишь в мутации, произошедшей в результате древнего катаклизма. Но таким путем сложные инстинкты появиться не могут — слишком мало времени на закрепление в генетике. Что-то более простое должно быть. Какая-то связь между эльфами, исключающая возможность обмана, к примеру. Следуя интуитивному озарению Никита переключил разговор на себя:
— Скажи, Старший Кузнец, а как ты распределял свои изделия в то время, когда еще работал один? Ведь, насколько я понимаю, ты не обменивал эти изделия на какие-то нужные тебе вещи.
— Да, с таким обменом я столкнулся только когда жил среди людей. У эльфов этого не бывает. То, что мне нужно, другие давали мне просто так, как и всем членам племени. И я раздавал свои изделия тем, кому они нужны.
— Но ведь тогда, ты сам говорил, металла не хватало. Значит ты из многих желающих выбирал кого-то, кому давал. Или выбирали за тебя?
— Я давал тем, кому нужнее.
— А как ты узнавал, кому на самом деле нужнее?
— Я спрашивал.
— А откуда ты знаешь, что тебе говорят то, что есть на самом деле?
Кузнец удивленно посмотрел на Никиту:
— Но как это возможно? Никто из моего племени не может сказать мне не то, что он думает на самом деле. Я бы сразу это почувствовал. Вот если бы он был из другого племени, то тогда мог бы меня обманывать.
Дальнейшие расспросы прояснили ситуацию: эльфы не телепаты, но обладают эмпатией в пределах своего племени. Детекторов лжи им не нужно. И каждый чувствует отношение к себе окружающих, что может стать невыносимым, даже привести к самоубийству, если отношение плохое. Вот потому им и не нужны правительство, полиция, суд и прочие финтифлюшки цивилизации. Посланник эльфов среди людей был одним из немногих не страдающих агорафобией и когда он изъявил желание исполнять столь нужную для племени работу, несогласных не нашлось. И никакого правительственного назначения не потребовалось. Ведь каждый эльф, будучи связанным со своими сородичами эмоционально, ставил интересы племени выше своих собственных. И когда он дал землянам право находиться на территории эльфов где угодно, то знал, что никто не будет протестовать против его решения. Потому что эмоциональная связь сохранялась даже на таком расстоянии. Потому им и не требовалось правительство, власть, что они не могли биологически обманывать друг друга. А значит если требовалась организация какого-то дела, руководство работой большого числа людей, то есть эльфов, этим занимался тот, кто действительно лучше других может это сделать. И не требовалось никаких назначений, и не было споров и разногласий. И никто не мог отлынивать, жить за счет чужого труда. Потому что от самого себя это скрыть бы не удалось, а тогда и другие это узнали бы сразу.
Такое свойство не означало, что между эльфами всегда царило единогласие. Мысли-то они читать не могли и учились обычным способом. А поэтому разный опыт часто приводил к разным мнениям по одному и тому же вопросу. Но вот дальше все шло не как у людей. Потому что суть спора сразу становилась ясна окружающим — идет речь о самом деле, или уже о чистом самолюбии, желании победить даже если неправ. И тот, кто не мог убедить других, вынужден был признавать свое поражение. А решение большинства, мнение большинства было законом, поскольку для эльфов пойти против воли племени было просто физически невозможно. Вот такой у них оказался биологический коммунизм.
Всю дорогу домой Аня с Ерболом обсуждали удивительное открытие. Увы, у такого свойства были и отрицательные стороны, которых Никита сразу не просек. Плохо, что эмпатия существовала лишь в пределах племени. Попадая в другое племя, эльф не чувствовал окружающих и сам оставался закрыт для них, хотя в принципе и мог включиться в эмпатическое поле через несколько лет жизни в чужом племени. Из-за этого племена оказались практически изолированными как генетические популяции. Конечно племена были достаточно крупны, чтобы опасаться вырождения, да и биологические знания эльфов исключали такую опасность. Но в дальнейшем племена могли стать куда более отчужденными, чем сейчас, начать воевать между собой. И тогда тесная эмпатическая связь внутри племен полностью исключит обмен знаниями между враждебными племенами. То есть конкуренция приведет не к ускорению развития, как у людей, а к замедлению. Сейчас-то племена худо-бедно еще сохраняли связи экономические и культурные. Обменивались товарами — экономическая необходимость, и знаниями, ездили друг к другу учиться и просто из любопытства, посмотреть на новые места. Вот и Старший Кузнец в свое время так ездил учиться. Пока еще эльфы помнили, что они — единая раса. Но это пока.
Другой плохой стороной было то, что у эльфов не было такой глубокой социальной дифференциации, как у людей. Не развилось у них классовое общество. А значит и с разделением труда должны быть проблемы, ослаблена социальная конкуренция внутри общества, а это замедляет развитие. Что само по себе может и не страшно было бы, если бы не было на той же планете другой разумной расы — людей. Которые, как ни крути, находятся с эльфами в конкурентных отношениях. Это здесь и сейчас эльфы нашли форму симбиоза с людьми и способны в случае необходимости уничтожить конкурентов. Но ведь на другом континенте люди развиваются независимо от эльфов, а значить рано или поздно вступят в конфликт и победит та раса, которая быстрее развивается. И здесь у людей то преимущество, что в отличие от эльфов они способны выжить в любых условиях. И способны пересечь море, что для эльфов исключено. То есть в любом случае люди будут атакующей стороной, а эльфы обороняющейся. А оборона не может привести к окончательной победе.
Такие мысли Аня высказывала. И Никита сначала уверенный, что эльфы будут господствовать в этом мире, несколько поколебался. Но потом ему пришло в голову предложить сравнить реальную динамику развития рас. Ведь изначально были только люди на всей планете и наверное с примерно одинаковым уровнем развития. Потом, после катастрофы, люди на менее пострадавшем континенте продолжали развиваться в том же направлении. А вот мутанты-эльфы пострадали наверняка сильнее, да и направление развития себе выбрали другое, то есть начали с нуля. Но в результате сейчас вышли на куда более высокий уровень. То есть динамика у них определенно лучше была. В общем-то неизвестно, как у них дальше будет. С одной стороны вроде эльфы быстрее развиваются, а с другой могут вступить в эпоху взаимных конфликтов, которых у них раньше не было. И Аня была вынуждена с ним согласиться, отметив, однако, что для сколько-нибудь достоверных выводов информации все равно мало. И вообще это дело для крупного института, сотен исследователей, а с первого взгляда все одно ничего не понять.
К удивлению своему Никита понял, что он точно знает как вернуться в больницу. А ведь по дороге к фабрике он не особо старался запомнить довольно извилистый путь. Но теперь видит нужные повороты еще до того, как туда свернет Маг или укажет курсограф Ербола. Фокусы улучшенной виробами памяти или что-то другое? Ведь раньше Никита за собой такого не замечал. К сожалению, додумать не удалось — пришли.
На эту вторую половину ночи особых дел запланировано не было. Вчера ведь уже все обсудили с местным эскулапом и почти все обследования провели. Целитель прежде всего сообщил, что с раненым возчиком все в порядке — к завтрашнему кость срастется в результате проведенных процедур и люди смогут отправиться обратно. Не то что он не понимал, что земляне к здешним людям имеют такое же отношение, как и к эльфам, а просто хвастался своими возможностями. И ведь было чем похвастаться, хотя конечно земной медицинский терминал работает все равно быстрее.
После этого сообщения Аня приступила к обследованию эльфийки, как и договаривались вчера с Целителем. К сожалению, с человеческими женщинами такого детального обследования провести не удалось. Впрочем, Аня по этому поводу не слишком огорчалась. Целитель сказал, что анатомических различий между людьми и эльфами, кроме видимых, нет. Разница в характере движений, которая так поразила Никиту при первой встрече с эльфийкой, определялась скорее всего разницей в культурах, способах физического воспитания детей, а не генетикой. По крайней мере на мужчинах-эльфах Аня это уже установила.
Ну вот и довелось Никите рассмотреть вблизи эльфийку впервые. То есть он и раньше их видел при первой встрече, во время первого столкновения с эльфами-загорянами, здесь, в эльфийском городе, на улицах вчера и сегодня. Но вот так, спокойно, в упор, да еще обнаженную — впервые. А посмотреть было на что. Эльфийка, медсестра у Целителя и по совместительству его супруга или любовница — в местных семейных отношениях за такой короткий срок конечно не удалось разобраться, оказалась молодой на вид девушкой, очень гибкой, худенькой, невысокого роста. Лицо совершенно человеческое и очень симпатичное, особенно когда она улыбалась или смущалась. И чем-то очень похожа на Аню. Хотя Аня, для Никитиного двадцатого века девушка весьма стройная и легкая, по сравнению с эльфийкой выглядела настоящей немкой. Монументально, то есть. Но вот удивительная подвижность и энергия были в них совершенно одинаковые. И еще удивительная женственность. Глядя на эльфийку, Никита куда больше взволновался, чем во время купания с массажем в княжеском дворце. И вот еще что интересно: груди у эльфийки острые и маленькие, как у девочки в самом начале полового созревания, волос на теле нет вообще, как у детей, а все одно не выглядит она малолеткой. Сразу видно, что вполне взрослая. Наверное дело в движениях, что как музыка для глаз. Нету ни малейшей подростковой угловатости, щенячьей неловкости и расхлябистости. Каждое движение предельно точно, как у очень опытной балерины. Нет, никогда Никита педофилией не страдал, а вот к этой девушке его очень даже тянет. И ведь не отличишь, что не человек. Глаза-то в темноте домашней огромные и зрачки круглые. А уши под густой шапкой волос не видно. Пока Аня сама ей волосы не откинула чтобы эти уши крупным планом снять. Кстати, тут вот и решается вопрос о форме ушей у эльфов, по которому Никита столько копий сломал в том давнем двадцатом веке. Правда, настоящих эльфов, а не придуманных. Ушки у девушки очень даже ничего. Беленькие, гладенькие, совсем без волос. Ну, при том, что у местных волосы кроме как на голове вообще нигде больше не растут, это не удивительно. Удивительно, что несмотря на отличие формы не выглядят они ни большими, ни уродливыми. То есть большие, вытянутые, но смотрятся как-то очень уместно, мило, изящно. И в результате субъективное восприятие не сходится с объективными различиями. Кстати, уши у эльфов оказались и подвижными еще. Не как у собак и кошек, но в большей степени, чем у людей. Так ведь даже у людей эти мышцы не совсем еще исчезли, а уж для существ, столь зависящих от слуха, они определенно жизненно необходимы.
Когда Аня закончила со сканером и пробами, Эльфийка встала с ложа, одела свои шаровары и тунику. Но как она это сделала — боже мой! Казалось, воздух сам ее несет, а пола она касается только чтобы окружающих не шокировать. И ведь невесомой при том она не казалась, а просто силой, которой земное притяжение не касается. Захочет — будет в воздухе пушинкой плавать, а захочет — каменную стену пройдет не заметив, только пыль сзади посыпется. И при том мила, нежна, глаза огромные смотрят с очень добрым, детским каким-то любопытством. У такой медсестры Никита поболел бы с удовольствием недельку-другую. Хотя конечно Аня ей ни в чем не уступила бы. Никита-то это знает, помнит. И нежность и жуткую силу. К счастью его, только злыми ее руки никогда не были. Так что незачем Никите Целителю завидовать.
Закончив со сравнительной анатомией, немного обсудили и самый животрепещущий вопрос насчет эмпатии.
— Да, — сказал Целитель, — я никогда не думал, что эта разница между нами и людьми требует разных устройств общества. Я, когда принимаю какое-то решение, заранее знаю, согласятся со мной другие, или нет. И я никогда не приму решение, в правильности которого не могу убедить других. И ведь так каждый. А значит нам не нужно кого-то самого главного, который способен принять решение против воли большинства. У нас такой просто бы умер от сознания, что большинство его ненавидит.
— Но разве не может быть так, что твое мнение правильное, а большинство ошибается? — спросил Ербол — И вообще у нас разница во мнениях способствует развитию. Даже есть философская система, которая утверждает, что развитие невозможно без противоречий.
— Я могу быть прав, а большинство неправо, только если у меня есть знания, которых нет у других. Тогда я должен рассказать другим то, что я знаю, почему я пришел к этому решению, и они со мной согласятся. А если имея те же знания, они все же со мной не согласятся, то скорее всего именно я ошибаюсь. Конечно при равных знаниях может ошибаться и большинство, но все же реже, чем одиночка. А разные мнения могут быть и у нас. Понимаете, я не могу идти против воли большинства, не могу действовать во вред большинству. Осознание этого меня просто убило бы. Но я могу не соглашаться с другим таким же как я. Мне такое несогласие было бы неприятно, но ему было так же неприятно. И вообще любое несогласие может исходить или из различий в знаниях, или из того, что мы составили разные мнения не на основе знаний вообще. При различии в знаниях достаточно просто обменяться ими чтобы прийти к согласию. А если знаний для определенности недостаточно, то большинство все равно не поддержит никого из нас. А значит мы будем устранять это несогласие добывая новые знания. Пока не подтвердится чья-то правота.
— Но разве тебе не было бы неприятно, если бы кто-то уличил тебя в ошибке, в неправильном мнении? Разве не естественно для каждого хотеть быть всегда правым? — спросил Сепе.
— Я тебя не понимаю. — Целитель пожал плечами — Конечно я хотел бы быть всегда правым, никогда не ошибаться. Но если я все же ошибся, то как я могу это отменить? Я же не могу сказать, что я прав, если знаю, что ошибся.
Тут он запнулся, обдумывая, судя по удивленному лицу, совершенно новую и поразительную для него идею:
— А ведь люди наверное могут так сказать. Они могут утверждать совсем не то, что думают, не то, что знают. Я и раньше знал об этом, и мы считали это признаком безумия, недостаточно развития разума у людей. А это не так. Просто у людей разум устроен иначе. Они делают это не от недостатка ума, а потому что считают, что так будет выгоднее для них. Но разве такое свойство помогает развитию?
В общем, это оказался разговор слепого с глухим. Естественные для людей понятия полностью отсутствовали в головах эльфов. Ну и наоборот, конечно. Потому эльфы не понимали совершенно, зачем нужны людям правители и жесткие социальные структуры, а люди не понимали, как эльфы могут жить в полном безначалии. Да еще при этом строить что-то вроде того металлургического завода или выращивать леса домов-деревьев на столетия вперед и вести генетические эксперименты. А ведь никакой градоначальник не подписывал перспективный план развития, не выделял фондов с разбивкой по кварталам. Никакой правительственный чиновник не контролировал исполнение планов, а фининспектор не следил, чтоб не воровали. У эльфов вообще преступности оказывается не было. То есть кто бы что бы ни сделал, об этом сразу все узнавали. Он и утаить бы не смог. А если неизвестно кто, значит чужак. А чужаков тут всего ничего, пусть сами в своих делах разбираются. Если не выдадут виновного, так их всех расплачиваться заставят. А ведь на современной Земле, пожалуй, практически то же самое. Разница лишь в том, что несмотря на воспитание люди все еще куда больше эгоисты, чем эльфы. Но вот обманывать тоже нельзя, кроме как в мелочах. А значит в пользу своего эгоизма что-то делать все равно не получается. Потому как отношение людей к эгоисту будет соответствующее. И если ты на человечество плюешь, то оно даже не заметит, а вот когда человечество на тебя плюнуло, то и потонуть можно.
Потом Аня сказала, что нужно посовещаться землянам о своих планах. И выдала совершенно неожиданное:
— А вам не кажется, что пора возвращаться домой?
Удивило это предложение даже Никиту, который вообще-то не чувствовал огромного интереса к иномирью. Но пока вроде все хорошо идет, ни с кем драться не приходится, а эльфов едва начали изучать. Ербол же так прямо взвился:
— А почему ты заговорила о возвращении именно сейчас? Что мешает нам остаться здесь еще, изучать этот мир? Ты видишь какую-то опасность для нас? Или ты просто устала без горячей воды и обедов по линии доставки?
Ну, последнее-то было явно несправедливо. Аня, как Никита слышал от Володи, была опытной походницей и не страдала в прошлом в гораздо более суровых условиях. Тем не менее интересно было, что Аня ответит.
— Дело не в том, что нам что-то мешает остаться здесь еще. И я не вижу никакой опасности для нас. Но помнишь, мы предполагали, что эта экспедиция продлится от десяти дней до двух недель. Конечно мы не назначали точного срока возвращения, но надо помнить и о наших друзьях. Они ведь с ума сходят в полной неизвестности. Ты помнишь, что по первоначальным предположениям экспедиция могла оказаться опасной? Это мы сейчас знаем, что мы в безопасности, а они не знают. Но дело не только в этом. Мне кажется, что мы не только выполнили, но и перевыполнили задачу этой экспедиции. Ты вспомни, чего мы хотели добиться изначально. Мы хотели проникнуть в этот мир, убедиться, что это иная вселенная, увидеть больше, чем удалось увидеть в коротких вылазках в лес, попробовать установить контакт с местными жителями. Мы не собирались изучать весь этот мир подробно в одной экспедиции. И все это сделано. Мы установили контакт, научились свободно общаться с двумя разумными расами этого мира. Мы узнали в общих чертах историю и географию. Мы знаем в общих чертах, как живут здешние люди и эльфы. Мы знаем, что в любой момент можем вернуться сюда и нас примут не как врагов. Так что еще мы можем здесь узнать нового? Конечно мы можем собрать еще массу информации, узнать много деталей. Но это будет лишь количественная прибавка, не качественная. Сегодня мы вышли на некий качественный уровень понимания эльфов, и мне кажется, что более высокого уровня мы можем достичь лишь проведя здесь несколько лет. Мы конечно можем здесь и годы прожить. Ты можешь хоть на всю жизнь тут остаться, если хочется. Только мне кажется, что как раз сейчас важнее донести наши новые знания до человечества. А еще задерживаться тут ради нескольких новых деталей не имеет смысла.
Аня говорила по русски, но поняли и местные. То есть Маг все понял и обеспечил эльфам синхронный перевод. Целителю такой поворот не слишком понравился и его подруга тоже огорчилась — ее лицо выражало эмоции гораздо заметнее. Видимо эта эльфийка очень молода, по их меркам, конечно, подумал Никита. А Ербол некоторое время морщил лоб, тер подбородок. При всей увлеченности он был весьма справедлив. И сейчас пытался придумать совершенно объективные возражения и сам же разбивал их в пух и прах от имени Ани. И высказался наконец-то:
— Нет, не могу придумать, как тебе возразить всерьез. Ну что, будем решать голосованием?
— Я думаю, голосовать тут глупо нам вчетвером. — сказал Сепе — Пусть Никита решает. От него зависит, вернемся ли мы вообще домой, так ему и решать, когда.
Ответственность решения за товарищей свалилась на Никиту, больно ударив по макушке. Он был несколько огорошен таким отношением, потому что сам себе определил в экспедиции роль наблюдателя и извозчика — куда ему было тягаться с учеными мужами и дамами. И сейчас такого коварства по отношению к себе не ждал и был совершенно расслаблен. Как же все таки трудно принимать решения за тех, кого любишь и уважаешь. Недаром люди тяжелей всего принимают решения именно за себя, потому что именно себя любят и уважают превыше всех прочих. За страну там — пожалуйста, безликая серая масса ведь. Миллионом больше — миллионом меньше, не страшно ошибиться. А вот за себя страшно даже пальчик сломать. И мечется человек, ищет одобрения окружающих, хочет разделить эту тяжесть. Правда в данный момент тяжесть не столь и велика. Аня уже определенно высказалась. Хитрый Сепе тоже косвенно высказал свое, предоставив решение Никите. Должен ведь понимать, что Никита никогда Ане противиться не будет. Да и Ербол причин чтобы оставаться не нашел. Он конечно хотел бы еще здесь погулять, на диковины полюбоваться. Но это же его личное желание, а не объективная причина. Значит и Никиты желание ничуть не меньше стоит.
— Тогда, я думаю, завтра утром и вернемся. Тьфу ты, то есть вечером. Ну, в общем, мне бы лучше выспаться перед обратным переходом.
— Значит вы уходите завтра. — сказал Целитель — Жаль. Я так мало узнал про ваш мир. Можно сказать, я его совсем не понял.
— Ты и не мог понять. — сказала Аня — Мы ведь видели ваш мир своими глазами, а ты лишь слышал наши рассказы. А увидев можно узнать куда больше, чем услышав. И есть еще более важная причина. Все же мы ушли дальше вас. Так что хотя ваш мир и идет своей дорогой, но нам вас легче понять, чем вам нас. Потому что мы в целом знаем больше, хотя вы и имеете знания, которые у нас отсутствуют. Если бы вы побывали у нас, то возможно вы могли бы понять больше. Но не думаю, что Никита сумел бы вас к нам перенести. Может быть ваши маги когда-то научатся.
— Вы вернетесь сюда? — спросил Маг.
— Не знаю. Мы будем это решать.
— Ты сама думаешь, что вы сюда больше не вернетесь.
— Да, наверное ты прав. Знаете, а ведь мы можем вам показать что-то из нашего мира.
Конечно миниатюрный экран мобильника для такой цели мало подходил. Но у Ербола в багаже нашелся миниатюрный, с большой палец, проектор, который можно было соединить с мобильником. Быстро симпровизировали домашний кинотеатр, натянув простыню на стену. К счастью, в числе простынь у эльфов в больнице были такие же белые, как на Земле. Изображение было плоское цветное, каких на Земле не использовали уже больше века. Но для иномирян и это показалось чудом. Сразу, правда, выявились проблемы с цветом. Проектор работал в трехцветовой гамме, рассчитанной на глаза землян. А вот у эльфов цветные сенсоры оказались не совсем такими, как у людей. Что слух эльфов, хоть и более чувствительный, имеет тот же частотный диапазон, что у землян, Аня уже установила. И что зрение эльфов способно воспринимать цвета, в отличие от зрения ночных животных, тоже узнала. Как и то, что цветовой диапазон зрения у них был обычный, без ухода в инфракрасную область. А вот то, что воспринимают они цвета несколько иначе, при поверхностном обследовании не выяснилось и лишь сейчас всплыло. Проблема, в общем. Решили в конце концов цвета не выключать.
И еще возникла проблема с переводом. Тут тоже любопытные подробности выяснились. Эльфы конечно же ничего не понимали. И Маг, прекрасно понимавший русский язык землян, оказался не способным понимать записи мобильника. То есть русскую речь он воспринимал не по звуку, а через телепатическое эхо. Ну, эту-то проблему решили элементарно, использовав переводную программу в мобильнике. С комментариями Ербола, когда комп не справлялся сам, получилось вполне внятно.
Когда разобрались наконец, то приступили к просмотру всех имеющихся видеофайлов. А их оказалось много. Начиная от специального получасового демонстрационного фильма о Земле, приготовленного Аней, и до записей последней новогодней гулянки и фрагментов Мстинского фестиваля. В общем, после ужина Никиту отправили спать, поскольку ему завтра всех тащить, а сами остались сидеть с эльфами на весь день, комментируя и объясняя живые картины.
Никита думал, что заснуть ему не удастся, когда все друзья заняты делом, и вообще одна мысль о возвращении возбуждает. Но оказывается у Ани особо не пошалишь, если она сама не позволит. Свое психологическое дело она знает. Аня рядом с ним села и сначала просто гладила по голове, отчего Никита растворился в блаженстве. А потом стала гладить кончиками пальцев по лбу, слегка нажимая и напевая что-то. И от этого Никита поплыл и незаметно отключился.
Проснулся Никита очень бодрый в прекрасном настроении. Сначала лежал в темноте, соображая, вставать уже или нет и, вспомнив вчерашнее, решил, что вставать. И, повернувшись, понял причину и бодрости и отличного настроения: рядом с ним, прижавшись к спине, лежала Аня. Темно хоть глаз коли, но он ее по дыханию узнал, по нежному теплу, по тому, как тело его таяло. Никита замер, боясь разбудить, нарушить блаженное состояние. Но Аня, оказывается, не спала.
— Проснулся? — теплый шепот пощекотал ухо — Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. А ты?
— Устала немного. Там Ербола и Сепе хватает, а я решила немного отдохнуть. А сон не идет.
Да, на себя-то ее искусства и не хватило. Всегда так и бывает, что сапожник без сапог.
— Ну как ты, готов нас домой тащить?
Никита привычно прислушался к магическому эфиру. Такое название он дал про себя той гамме ощущений, что возникала в нем при попытке нащупать Тепе. Сегодня эфир оказался особенно шумным, особенно забитым. А может это просто его чувствительность возросла? Вот сигнал Тепе чувствуется особенно четко. Можно даже понять, что и он чувствует Никиту и возбужден их предстоящим возвращением. Интересная это штука — чувство телепата, оказывается. Главное — не ощутить, а понять, что именно ощущаешь. Это действительно на эфир похоже забитый передачами всевозможных станций. Но у каждой своя система кодирования, так что не понять, что передают. Интересно, а как это Ербол чувствует? Ага, а вот это точно Ербол, вот Сепе рядом, вот Аня, а это наверняка Маг. Целитель и его подруга оказались соединены какой-то тоненькой ниточкой. Ну, это ассоциация, конечно. Скорее их сигналы меняются, пульсируют синхронно, связано. Никита сам себе удивился: сегодня его магические способности резко усилились.
— Готов. Даже куда лучше готов, чем когда сюда собирались. Знаешь, а мои способности здесь кажется выросли.
— Ладно, потом поговорим. Вставай, пошли к нашим.
Никита с сожалением ощутил, как ушло Анино тепло, и стал искать ноктовизор. А чего его искать, вот же он лежит! Да и не нужен он, Никита и так все прекрасно видит. Ноктовизор все же взял и нацепил на лоб, не опуская на глаза. Аня хмыкнула и ничего не сказала. Сама она эти очки надела, но глаза ее были прекрасно видны. Сверкающие аметистовым, как драгоценные камни. А ведь кристаллы ноктовизора совершенно непрозрачны в обратном направлении. И сама Аня светится и тело ее сквозь одежду проступает немного, словно бронекомбинезон — это бальный костюм из прозрачного шелка. А вокруг головы разноцветная аура драгоценной короной. Красиво! Интересно, а Маг все это вот так и видит своим магическим зрением? И идти оказалось легко. Никита вспомнил, как в первом опыте не смог идти по ночной дороге, оказавшись полностью дезориентированным непривычным восприятием пространства, расстояний. Сейчас ничего подобного, зрение как зрение. Только можно глаза закрыть и ничего не меняется. Черт, а спать с этим как? Ну ладно, разберемся. Тем более, что отключается это зрение вроде легче, чем включается. В общем, лучше ноктовизор надеть.
Последняя трапеза в иномирье. Вечерний завтрак. Ербол и Сепе, чувствуется, что устали. И глаза у них красные. Аня намного лучше выглядит. Хоть и не спала, а все равно немного отдохнула рядом с Никитой. Забавно все это. Ведь вчера и день был не слишком утомительный, и что такое одну ночь не поспать? Как говорится, вроде и не пили. Нервное напряжение, усиленная работа мозга — последние часы они качали информацию баррелями. Аню все это куда меньше интересует. Она ведь не деталями занималась, а пыталась общую картину сложить. И когда в общих чертах все встало на места, решила, что пора назад. Хитрая она, недаром хочет быть в числе правителей. И суть этого искусства понятна в ее действиях: уловить то, чего хочет большинство, и высказать это раньше других.
Никита ел, почти не чувствуя изысков здешней сыроядческой кухни. Ербол отрешенно ковырялся в тарелке, беседуя с Магом и Целителем. Эльфийка не участвовала в трапезе, тихо сидела у стенки, разглядывая людей огромными восторженными глазами. Аню, кажется, тоже больше интересовали соотечественники. Странно, кстати, а ведь Никита прекрасно понимает, на кого глядит Аня, хотя глаза ее прячутся за совершенно непрозрачными кристаллами ноктовизоров. А у Никиты сердце поет: домой, домой! И ведь нельзя сказать, что ему этот мир не понравился. В целом он ничуть не хуже того воображаемого мира Средиземья, лучше даже. Не встретилось здесь того Абсолютного Зла, да и Добро оказалось вовсе не с такими кулаками и манерами грозы пятого класса. Очень даже приличные люди тут живут, а девчонки так и вовсе симпатяшки. А эльфы, так вообще ребята замечательные. И никакого расового высокомерия истинных англосаксов, характерного для тех, мифических. В общем, тут очень даже неплохо оказалось, гораздо лучше, чем можно было бы ожидать. А вот все равно так радостно кажется вернуться. Наверное дело в том, что для Никиты родной мир такой же новый и неизученный, как и этот, чужой. Но в том жить, а потому он куда интереснее. Остальные-то его знают, привыкли. А он еще даже на Луне не побывал. И теорию гравитации не доучил. И еще неплохо бы побывать на Марсе, спутниках Юпитера, Сатурна. И ведь в принципе можно. Конечно, дальше Луны свободного доступа нет пока, инфраструктура не справилась бы с потоком туристов, но летают туда очень многие. И уж иллювизором-то и вовсе ничего не мешает воспользоваться — почти полный эффект присутствия. Что Космос, он ведь и Землю даже не посмотрел, все занят был. Дальше Мадрида и не выбирался. Один раз слетали только с Аней на атолл — в океане искупаться, поваляться на пляжу белоснежном коралловом под пальмами. Так ведь океан он и в иномирье даже океан. Просто много соленой воды. А вот в Рио, Аня говорила, карнавал традиционный все еще устраивают каждый год. А Никита не был. И не ездил на гризли по Скалистым горам. Есть, рассказывал Ербол, такое развлечение: генетически измененные медведи с дружелюбным характером заменяют и лошадей и собак. И еще можно поохотиться с гепардами на антилоп в Африке. И еще можно учиться, чтобы занять место среди людей по праву, а не по случайности. Никита сможет, сейчас он в этом уверен. Не говоря уж о том, что учиться с помощью Володи здорово увлекательно оказалось.
После еды шла подготовка к возвращению. Решили оставить часть снаряжения. Остатки еды — незачем тащить с собой. Так и не использованные надувные лодки. Здешним они не только познавательную ценность представляют, пленка и насосы ведь практически вечные. Детектор ядов Целителю, да наверное и Магу скажет о земной жизни куда больше, чем отравленные защитными виробами пробы крови и тканей. Мобильники оставлять не стали — слишком долго объяснять, как с ними работать. И другую сложную технику тоже. А вот ножи и саморез эльфам послужат в качестве забавных игрушек. Конечно шансов, что они познают самостоятельно секреты сверхпрочной керамики, нержавеющих монокристаллических металлов, конденсатора и мотора, очень мало. Нету, считай, но ведь ножи можно использовать по назначению практически вечно, а саморез не очень опасен в обращении. А когда заряд истощится, можно его и разобрать. Может быть местных гениев это натолкнет на какие-нито мысли о механике. В принципе, конечно, можно было бы оставить все, кроме информации и биологических образцов. Домой можно и голыми вернуться. Комбинезоны и рюкзаки, однако, решили взять. Рюкзаки слишком просты, с первого взгляда понятны, а в работе бронекомбинезонов здешним все равно не разобраться. И вообще так как то удобнее. Никита не участвовал в этом, только отрешенно наблюдал. А Маг наблюдал за ним и, кажется, единственный здесь понимал, что сейчас Никита чувствует. Во всяком случае сам Никита чувствовал соединяющую его с Магом ниточку. Это телепатия? Возможно. Хотя Никита был уверен, что мыслей его Маг читать не может, а лишь состояние понимает. Может это и чувствуют эльфы по отношению друг к другу? Обратив внимание — внутреннее, а не внешнее, на эльфийку, Никита кажется тоже ее понял. То есть не мысли прочитал, не чувства даже, хотя последнее было проще простого — чего там читать, а как-то ее сущность ощутил. И это ему очень понравилось, потому что девушка была очень симпатична не только внешне, но и внутренне. В ней были детская, непосредственная готовность удивляться и радоваться, доброта, сострадание — недаром она в медицину пошла, доверчивое отношение ко всем незнакомым. Молодость, конечно. Хотя девчонка наверняка была не моложе его, но себя он чувствовал глубоким стариком по сравнению с ней. Он ведь жил в двух эпохах своего родного мира, да теперь еще чужой увидел. А человека не годы старят, а знания, пережитое. Вот Аня была сперва старше него, потому что он новую эпоху не знал, не принимал. А сейчас Никита в нее врос и постепенно становится старше Ани. Вот и сейчас силы в нем немеряные гуляют. Вот сейчас он готов и Аню и Ербола и Сепе взять своей ментальной силой и унести обратно в свой родной мир. И ему даже плевать, что они об этом думают. Ему даже физический контакт, как когда сюда прыгали, не нужен вовсе. Он это может проделать не сходя с места. Но, ладно, так и быть, подождет, пока они закончат.
— Тебе не помешает, если мы будем присутствовать при вашем возвращении? — тихо спросил Никиту Маг.
Возвращались с улицы. Последние шаги по чужому миру, миру, которого нет. Заходящее солнце… не Солнце, а чужая звезда, оживляющая чужую планету, озаряет своим светом листву деревьев. И листва из зеленой стала багряной. Так Никите и запомнится тревожный багряный цвет чужого мира. На самом деле хорошего, доброго мира. Последние шаги по этой чужой траве. Провожающие — Маг, Целитель и эльфийка. Никита понимает — о гостях здесь знают многие, но чувствуют, что многолюдье… многоэльфье могло бы помешать настройке Никиты. И потому остаются дома. У них свои способы распространения информации, отличные от газет двадцатого века Земли или сетевых каталогов двадцать второго. Но немногим менее эффективные. Только уважение к делам и чувствам других, равных, такое же, как в двадцать втором, не двадцатом веке Земли. Потому и не пришел никто, чтобы не мешать. И еще Никита чувствует, что теперь Мага тут тоже будут принимать как своего. Раньше не принимали, а вот теперь будут. И оказывается Маг тоже что-то чувствует. Хотя и иначе, чем Никита.
— Я знаю, вы решите не ходить больше в наш мир. Но также и знаю, что мы еще встретимся. Может вы измените свое решение, или я сам отыщу к вам дорогу, но мы еще встретимся. И встретимся как старые друзья.
Хорошее напутствие.
— Если ты сам придешь в наш мир, то любой его житель встретит тебя как друга. — это уже Аня сказала.
Силы в Никите бурлят, только бы удержать, использовать как надо. Четверо обнялись и стали одним существом. Аня отдалась Никите с готовностью. Не физически, сексуально отдалась, а мысленно. Но кажется у нее это почти то же самое. Сепе вошел в контакт спокойно, а вот Ербола пришлось ломать. Не хотел он отсюда уходить. Согласился с большинством против своей воли. Но сейчас Никите это — раз плюнуть. Он бы и настоящее сопротивление сломал, любого подчинил бы своей воле. Незачем, не враги ведь. Вот сигнал-ощущение Тепе, вот комната. Иномирье разверзлось, поплыло радугой, смазалось и исчезло. А вокруг знакомые стены комнаты перехода. За тонкой биозащитной пленкой приветственно поднял руки Тепе.
Вот и все. Окончилось приключение. Ноги Никиты подломились, и он опустился на пол. Аня тут же склонилась к нему. Жаль, что она не обладает теми же чувствами, что Никита. Тогда бы она поняла, что ее испуг не оправдан, что с Никитой все в порядке. Просто переход требует слишком много сил. Впрочем, сейчас и Никита потерял это чувство. Прошептал лишь непослушными губами:
— Анечка, не волнуйся, все нормально.
И опять, как в тот раз, блаженство обнявших его нежных рук, прижавшегося упругого тела быстро восстановило силы. Не хотелось отрываться, но пришлось, встретив веселый взгляд Тепе. Конечно переход вчетвером — тяжелая штука, но если каждый раз награда будет такая… Последними отголосками чувствуется нетерпение Ербола:
— Никита, как ты? Восстанавливаешься?
Действительно, потря сил — это не смертельно. Да и не физическая же потеря. Потому восстанавливается быстро. Однако, нужно будет потом попытаться прояснить, почему мозг быстрее это делает, чем мускулы. С Эриком, что ли, поговорить.
— Нормально, уже проходит. — Никита смог подняться. Конечно жаль от Ани отрываться, но шестое чувство ему говорит, что в дальнейшем ему это много бонусов прибавит. — Что делать надо?
— Так здесь к вечеру идет уже. — сказал Ербол. Быстро, однако, он сориентировался. — Мы с Сепе устали, ты тоже не в себе. Сейчас пройдем биоконтроль, помоемся и разбежимся по домам спать. А завтра, как проснемся, соберемся тут и будем делать официальные отчеты о путешествии. Компы пока оставим Тепе, пусть он разбирается с материалом.
По дороге домой Аня молчала, думая о чем-то своем. И потом направила гравикар почему-то не к балкону, а на крышу дома. Когда гравикар опустился, Аня направилась не к лифтам, а к краю и, облокотившись о парапет, долго глядела на темный мир внизу. Никита стоял за ее спиной, не зная, что делать. Громадный квадрат крыши, плохо приспособленный для прогулок, был пуст в этот ночной час. Только из центра его время от времени со свистом вылетали рейсовые баллисты. Здесь, на почти двухкилометровой высоте, июньская ночь оказалась ощутимо прохладной. Ленивый ветерок уже пробрал Никиту сквозь тонкую футболку. А смотреть на Аню в ее легком платьице Никите было холодно до мурашек. Обнаженные плечи ее казались такими хрупкими и беззащитными. Хотелось подойти и обнять их, согреть. Никита колебался, не зная, какие права дает ему дружба, на которой настаивала Аня. И, решившись наконец, подошел и обнял. Плечи оказались теплыми и такими нежными, что Никита замер в блаженстве.
— Мне показалось, что ты замерзла немного.
Разумом Никита понимал полную нелепость этой фразы. Конечно Аня не могла замерзнуть на легкой ночной свежести. Ей и купание в снегу в настоящий мороз было бы нипочем.
— Чуть-чуть. Так гораздо лучше, спасибо. — ответил ласковый голос.
Аня выпрямилась, прижав ладошками пальцы Никиты, ее пушистые волосы щекотали губы. Никита готов был стоять так всю ночь, глядя на медленное движение сверкающего звездоворота. Так продолжалось долго, или коротко — он не заметил, пока над горизонтом, приветствуя полуночную зарю севера, не вспыхнул яркий край Луны.
— Скоро Купала. Пойдешь со мной на Купалу, Никитушка? Это очень веселый праздник, но я давно на нем не была. Туда одной скучно ходить, а все мои подруги давно уже ходят вдвоем.
Никита просто не верил своим ушам — волшебная ночь принесла ему новый драгоценный дар. Конечно он пойдет с Аней на Купалу и это будет лучшим, самым прекрасным праздником в его жизни. Наивный, он еще не подозревал, сколько праздников подарит ему Аня в будущем. И каждый новый будет лучше всех предыдущих.
Аня разомкнула кольцо его рук и пошла к лифту. А в стремительно падающей кабине она вдруг прислонилась к Никите и сказала томным голосом:
— Устала я что-то от этих иномирских приключений, даже ноги еле держат. Так хочется, чтобы кто-то меня на руках до дома донес.
И Никита тут же подхватил Аню на руки. Чудеса продолжались, твердое бедро с удивительно гладкой кожей лежало на его ладонь — Никита даже дыхание затаил, чтобы не поцарапать его своими грубыми пальцами, а правая рука обнимала гибкий тонкий стан. Прелестнейшая в мире головка уютно легла на его плечо, согревая дыханием ключицу, а изящная рука крепко обняла его шею. Это ведь уже не поход, где многое позволено в дружеской поддержке. Это уже дом, где не требуется уже такая поддержка товарища. Здесь ведь беды не бывает — все человечество поможет во всем, кроме личных проблем. А это уже личное — личнее не бывает. Другая Анина рука слегка поглаживала грудь Никиты. Он готов был стоять так всю ночь. Аня казалась ему одновременно невесомой и тяжелой. Тяжелой не как груз на плечах, не как Анна на шее, а тяжелой от переполнявшей ее энергии, силы, женственности. Настоящая подруга, мать твоих детей, цель и опора мужчины. Такая тяжесть не утомляет, а прибавляет сил, делая их неиссякаемыми. Перед глазами Никиты соблазнительно белели обнаженные колени и захотелось склонить голову, прижаться к ним губами, ловя пьянящий запах кожи. Однако Аня угадала его желание и ее пальчики ласково но непреклонно легли на губы Никиты, останавливая порыв. Все равно счастье.
Вошедший в лифт запоздалый прохожий не нарушил их идиллии. Пожилой мужчина лишь улыбнулся взглянув на парочку и тактично отвернулся к лифту, не нарушая их уединение. Жаль, что все хорошее рано или поздно кончается. Никита не помнил уже, как они оказались у дверей Аниной спальни. Здесь Аня соскользнула с его рук и твердо уперлась ладошками в грудь.
— Спокойной ночи, Никитушка. Спасибо тебе, ты был такой милый. До завтра. — дверь захлопнулась.
Никиту этот финал нисколько не огорчил. Ввалившись в свою комнату, он прислонился к косяку, чтобы унять дрожь в ногах. Ему хотелось орать, прыгать до потолка, ходить колесом. Ни на секунду Никита не поверил, что Аня и вправду могла устать. И у нее не было никакого горя, ей не требовалась поддержка, утешение. Она просто хотела проверить себя, узнать, что она может чувствовать в объятиях Никиты. Она не сказала ничего словами, потому что относилась к словам очень ответственно. И скажет, когда будет уверена во всем до конца. Или даст Никите возможность сказать самому, подведет его к этому, даст понять, что ждет этих слов. А сегодня все было прекрасно, и Никита чувствовал, что не совершил ни одной ошибки, и Аня была довольна им.
Никита обвел глазами комнату: дом, родной дом. Как он соскучился по этому дому, гуляя по чужому миру. А ведь всего год он живет здесь. Но столько уже всего случилось за этот год, столько он испытал здесь и отчаяния и радости. И теперь уверен, что все кончится хорошо, что он будет счастлив. Не когда-то в неопределенном будущем, а здесь и скоро уже. Он понимал, что будет трудно. Ему придется очень много работать, чтобы стать вровень с любимой, быть достойным ее. Сейчас Аня дает ему кредит доверия и любви, но любой кредит можно исчерпать, если не восстанавливать его каждодневно. Аня не будет всю жизнь любить никчемного неудачника. В сущности она девушка, как и все, а девушки в этом веке такие же, как в двадцатом. Им тоже нужен успешный мужчина, как и их предшественницам. Меняется лишь мерило успеха. Когда-то это был успех на охоте, и любимым дарили ожерелья из клыков и когтей опасных хищников. Потом требовалась воинская слава, а еще позже — деньги, богатство. А сейчас мерило успеха — творчество, создание нового, открытие новых горизонтов. Никите повезло — он открыл новый мир случайно, по капризу судьбы. А теперь придется закреплять и поддерживать этот успех уже своим трудом, потом. Учиться и учиться, искать свой путь. Но такой труд стал уже для Никиты радостным, увлекательным. Он выдержит это, друзья ему помогут, и Аня тоже. Никите уже не терпелось приступить вновь к учебе, пробиться наконец через хитрости метаязыка программирования, в котором он не схватил пока что чего-то главного, не мог сам еще составить сентенцию-оператор, меняющий моду работы компьютера в нужную сторону. Сдать завтра отчет и в школу! В последние дни перед экспедицией Никита хорошо сошелся со школьным информатиком — Володиных возможностей уже не хватало, чтобы развивать способности великовозрастного ученика в этом направлении. Пришла пора выходить на специалистов.
Отчет будет под трувером. Когда-то Никита панически боялся этого наркотика, того, что он будет полностью открыт и беспомощен в руках комиссии или психолога. Ему казалось тогда, что он может утратить свою личность, что-то сокровенное. Или что выставленные на всеобщее обозрение мысли покроют его позором в глазах окружающих. Потому что человек должен скрывать свою внутреннюю мерзость мысли, как когда-то скрывали считающиеся мерзкими и неприличными участки тела. Сейчас же Никите было все равно, он не боялся. Отчет будут принимать его друзья — те, с кем он был вместе. И он сам будет принимать их отчеты, задавать им вопросы. И они не будут копаться в его душе в поисках темных пятен. Отчет — не исповедь, а он не совершил ничего позорного, преступного. Их будет интересовать лишь экспедиция, его наблюдения, выводы, мотивы поступков. А в экспедиции, хоть Никита и не проявил себя героем, но стыдиться ему тоже нечего. Его будут спрашивать не из-за прошлого, а для будущего, чтобы впредь совершать меньше ошибок.
Здесь можно доверять людям, здесь у Никиты нет конкурентов, недоброжелателей. Здесь тоже есть конкуренция, но методы ее настолько другие, что ее даже нельзя назвать этим словом. Никто не хочет отнять что-то у Никиты или унизить его. Ведь чужой талант, ум не присвоить. Даже в старом мире унизивший соперника не становился от этого сам ни талантливее, ни умнее. Чужие деньги можно забрать себе, чужую славу можно отнять, но себе не заберешь. Разве спортсмен, укравший или отсудивший чужую медаль, станет от этого бегать быстрее или прыгать выше? Да, славу-то он приобретет и таким способом, вот только цвет этой славы будет совсем не таким, как у настоящего победителя. А в этом мире все соревнования честные, потому что победители в приз не деньги получают. Потому и счет везде только Гамбургский. Сейчас Никита знал это точно, поскольку уже открывался друзьям в телепатическом контакте, а они открывались ему. Может быть эти контакты во время прыжков и стали последней пушинкой, склонившей Аню к решению? Слившись с Никитой, Аня тогда узнала его до конца, убедилась в его искренности, поняла, что он уже изменился, стал своим в двадцать втором веке.
Возбуждение постепенно покидало Никиту, оставляя приятную усталость хорошо и успешно поработавшего человека. Что-то глаза слипаются и прилечь тянет. Все-же прыгать из мира в мир, да еще с грузом — не мешки таскать. Потяжелее, однако, будет. А сон — лучший способ скоротать время до будущего, которое, Никита знал это, будет для него прекрасным.