Дважды рожденный (СИ)

Глава 1 Тара и Груз

Вместо предисловия (аннотация)

Над мирами-осколками Запределья собирается грозная буря великой войны. На кону власть, богатство и будущее миллионов. Безграничному господству купцов-рахдонитов, захвативших небесные пути, бросает вызов молодой правитель Остмарка, провозгласивший себя наследником тысячелетнего Рейха. Беловодье с его уникальными ресурсами неизбежно станет полем ожесточенной битвы могучих соперников.

Но всегда найдется тот, кто сможет изменить все. Вот только он и сам об этом пока ничего не знает…

Запределье смотрит на нас. Поехали!

Глава 1

Он любил смотреть в это вечное синее небо. Такое ясное, прозрачно-чистое и зовущее. Высота всегда манила к себе. Жаль только, что отрываться от земли удавалось лишь во снах. Сколько себя помнил, они приходили к нему. Яркие, невероятно реальные и ни на что не похожие. Поражая своей непонятностью и очевидной нездешностью, несходимостью с тем, что он видел и знал. Обрываясь всегда на самом интересном месте, они не забывались и не растворялись предрассветным туманом, накрепко оседая в памяти и заставляя стремиться к запредельному.

В этот раз из сна его выбросило разом. Спал, никого не трогал. Бац. И не то, что просто глаза открыл, а буквально вылетел из кровати, оказавшись разом у распахнутого окна-бойницы, зачем-то принявшись старательно растирать лицо ладонями, глядя сквозь растопыренные пальцы на бесконечную синеву над собой. В голове который раз крутилась одна и та же мысль: «Или у меня слишком яркое воображение, или это неспроста… Привидится же такое… До чего душу разбередило. Эх, мне бы в небо…».

За год, что прошел после страшной эпидемии, унесшей так много жизней, и особенно за последние месяцы, перед самым его восемнадцатилетием, сновидения стали приходить чаще: сначала раз в неделю, потом через день, а потом стоило закрыть глаза, и он снова оказывался в этом новом прекрасном мире. К тому же теперь переживались они полнее, ярче, в подробностях, совсем как наяву. Очень явственно и жизненно. Постепенно Март к ним так привык, что стал путаться: кто он, где и когда.

Временами становилось страшновато, казалось, что сходит с ума. И тогда хотелось забыть о наваждении раз и навсегда. Но если в жизни — одна проклятая жара и беспросветная скука, поневоле взвоешь. Бывало, так прижимало, что ходил весь день, маялся, находя утешение лишь в упорных занятиях с оружием. Так час за часом проходило время и, позабыв о своих опасениях, он снова с нетерпением ждал ночи, этих снов-видений.

Там он летал, управляя боевой винтокрылой машиной, чувствуя могучую силу ее моторов, — взмывал в небесные выси, вел охоту, бил, сжигал, уничтожал. Там дышалось полной грудью. И в такие моменты понимал, что все бы отдал, только бы пережить такое наяву.

Раньше он даже пытался изображать увиденное во снах на бумаге. Обычным черным карандашом. Так, неумело, но хотя бы. Самый удачный, на его взгляд, рисунок, сделанный несколько лет назад, висел теперь над столом. На нем — вид из кабины: рукоять управления, рычаг общего шага, экраны, приборная панель, боковые блистеры. Земля далеко внизу, мелкое все, словно игрушечное. Реки, дороги, домики, а дальше — вражеские позиции, к которым уходят из-под крыла, дымя соплами, ракеты.

Мало кто их видел, а то бы подумали, что Март Вахрамеев того. Дед — глава рода — точно не разделил бы его мечты… Наяву он и сам никогда летающих машин не видел. Ни вертолетов, ни самолетов. Много раз слышал про воздушные корабли рахдонитов. Живьем не наблюдал даже издали, но говорят, что выглядели они иначе. А что там внутри — не знал никто из мирян, на борт их никогда не брали. И вообще немцы — чужаки в Мире, местных старожилов их дела не касались, и небом кланы не болели, им куда важнее было крепко стоять на земле и копать, вытягивая сокровища из ее недр. Проще говоря, большинство вокруг смотрели не вверх, а под ноги. Таков был их выбор.

Что ж, теперь он один одинешенек на этой выжженной зноем земле. Прилипчивая моровая зараза смертной косой прошлась по их некогда многолюдной семье, оставив много пустых комнат. Почти половина сородичей ушла на тот свет. Среди них и его отец с матерью, младшие братишки, светлая им память… Две комнаты на четвертом этаже башни, которые прежде занимала их семья, оказались в полном его распоряжении. Больше некому было на них претендовать…

Никто не знал, откуда пришла эта зараза, но народу она в городках по всему Миру выкосила богато. Клан Вахрамеевых пострадал больше всех в Таре. Глава семьи — дед Маркел, суровый, глубоко религиозный, отвергающий все новое, да к тому же и скупой до крайности «упертый старый дурень», как про себя ругался на него Март, отказался ставить вакцину, привезенную рахдонитами. Зато молились они так истово, что едва лбы не разбивали.

После похорон Март не сдержался, в сердцах кинул главе рода горькие слова укора, что зря отказался он от лекарств иномирных. Дед в тот раз смолчал в ответ, только глянул недобро из-под седых бровей. Но человек он был такой — ничего не прощал и не забывал. С того дня и одним словом с пошедшим против его воли внуком не перемолвился. Видно ждал, что неслух в ноги ему бросится, прощения вымаливая. Но не таков был Мартемьян Вахрамеев. Сквозь зубы он всякий раз твердил одно и то же: «Не дождешься, сыч старый! Моя правда! Не за что извиняться. Как-нибудь обойдусь, прорвемся…»

Эта ссора лишила его и без того скромных перспектив на благополучную жизнь. Оказалось, что никому молодой Вахрамеев не нужен. А ведь взрослый уже, восемнадцать стукнуло, пора за ум браться. Своих доходов не имея, жил он после смерти отца на подачки от родственников, в семье ни к какому делу толком не приставленный. Даже наоборот. Причина была понятная — опала дедовская. А если и дали бы место, все одно не велика радость век в подручных у дядьев и братьев двоюродных ходить.

Закончив этой весной школу, особых талантов не обнаружил, как не без сожаления высказался классный наставник. Никаким ремеслам прежде обучен не был. Да и невместно это потомственному воину. Вот и задумаешься, чем на жизнь зарабатывать? Голова пустяками забита, как много раз говорил его дядька Поликарп.

Зато стрелял из пистолетов и винтовок много быстрее и метче всех в классе, по крайней мере, раньше было так, когда в школу ходили. Скоростью, реакцией и твердостью рук опять же Бог Марта не обделил. Несколько раз он даже выигрывал городские и уездные состязания по стрельбе. Но и это не столько радовало, сколько заставляло не без горечи задумываться о будущей судьбе: «Стрелок… Видно, на роду написано мне в ватажники идти. Колодцы искать или хлопов ловить, можно еще караваны водить, а жизнь прижмет, и в степные налетчики-барантачи податься. Но только не по мне это все».

Как сказал бы тот бесстрашный пилот из снов о полетах — мысли материальны и сила намерения неотвратима. Скучно тебе? Захотелось приключений? Нате вам, только не обляпайтесь. А началось все просто.

В коридоре раздались тяжелые торопливые шаги, а вскоре в дверь жилья Марта громко и настойчиво постучали. Кулаком по дубовому, набранному из дюймовых досок полотну. Гулкий звук разнесся по пустым комнатам, отразившись противным эхом. Парень поморщился и крикнул в ответ:

— Не заперто. Входите.

На пороге горою нарисовался Зотей — двоюродный брат, сын его дядьки Поликарпа. Он был почти на пять лет старше, ростом повыше да в обхвате пошире — раздобрел и заматерел, как женился. Готовила его Марфа отменно. Всякое печеное из теста да с начинками: пироги, кулебяки, курники, оладья, блины, — в их семье не переводилось. Несмотря на опалу дедову от общения с Мартом Зотей не отказался. Да и прежде они всегда хорошо ладили.

— Отец зовет, собирайся, поедете за Грузом.

Март на миг потерял дар речи: это что же выходит, с него, отщепенца, снят запрет на участие в делах семьи? А то ведь за последние месяцы ни слова, ни полслова. Выглядело это так, что скоро пора в изгои уходить. А тут гляди-ка… привлекли. Видать, припекло, раз и до него очередь дошла.

— А куда? Насколько? И чего вдруг?

Его и прежде, до ссоры с большаком, предпочитали на серьезные дела не брать. Народу хватало. Опять же школяр, молоко на губах не обсохло, опыта мало, а ветра в голове много. Воображения всякие… Знали, что про полеты мечтал, про сны. Он ведь прежде всем рассказывал, не таясь.

Сначала слушали со вниманием, потом начали насмехаться. Пришлось затыкать рты вместе с выбитыми зубами. Кулаки-то у него всегда были крепкие. А как в пору вошел и оружие получил, так и вовсе примолкли, разве что взглядами иногда показывали, так, втихомолку. По всем параметрам выходило, что некомпанейский он человек… не сдержанный, резкий, драчливый со сверстниками и совсем не ласковый, не прилежный и не услужливый со старшими. Но вот Зотей, в отличие от многих, никогда не шутил и не ерничал, уважал его душу.

— Надо с Белого камня доставку прикрыть, — огладил короткую, русую, в густых завитках бороду, подбирая слова, и продолжил, — за последние недели хорошо набралось, опасно там держать столько добра. А людей, сам знаешь. Из тех, кто уцелел, все в разгоне, кто по копанкам, кто на торг ушел, кто за хлопами гоняет. Так что и твой час настал, Март.

Вот так, на безрыбье и рак — рыба, и «поперечный» характер Марта за скобки вынесли. Мужчины в их роду всегда отличались особой силой, крепостью и здоровьем. Никакие лихоманки Вахрамеевых не брали! Все на них заживало само собой. Если не погиб, получив ранение, пусть даже голова разбита, да так, что мозги из-под кости и розоватой кровавой пены серели, обязательно выживал, а после на свои ноги вставал. Так и говорили все кругом, мол, Вахрамеевы — они двужильные.

На том дед Маркел и допустил промашку. Поверил, что сдюжит семья и эту беду. Только чужемирная зараза оказалась сильнее.

— Ты по-быстрому давай. Возок уже запряжен, только тебя и дожидаются.

— Ни слова никто не говорил…

— Понятно, — дернул нетерпеливо кучерявой головой Зотей. — Не про то разговор.

Раз дело серьезное, надо было оснащаться от и до. Это на велике по городским улочкам прокатиться до друзей или в школу можно без защиты и двух-трех стволов. Жить, конечно, очень хочется, но всему бывает предел. Ведь даже пистолет потянет, считай, целый килограмм, про ружья и говорить нечего, по такой жаре их вес очень ощутим. Вот только сегодня намечалась у него первая настоящая работа. Не учебный, а настоящий, боевой выход. И сам Март бы не понял себя, если без основательности подошел к снаряжению.

Потому прежде, чем выйти, он привычно накинул поверх легкой брони (а другой у него и не было) старый, еще отцовский патронташ, звонко щелкнул пряжкой, застегнув пояс с кобурой, в которой опять же наследство от родителя — четырехлинейный[1] полуавтоматический пистолет. Надежный и убойный. Который ни разу его не подводил. Сами посудите. Свинцовая оболоченная пуля весом в десять с половиной грамм — это вам не баран чихнул. Остальное следовало взять позднее, прямо перед выходом на улицу, у Костыля в оружейке.

Вниз с четвертого этажа вели две лестницы. Парадная — с широкими пролетами и площадками — шла по центру башни. Отделана мрамором, устлана ковровыми с коротким густым ворсом дорожками, прихваченными поперечными латунными планками на винтах. В нишах по этажам развешены старинные сабли, шашки, щиты и доспехи. Краса и гордость деда Маркела.

И запасная — черная. Узкая, закрученная тугим винтом в тесной нише небольшой сквозной боковой пристройки. С истертыми каменными ступенями, выглаженными до блеска железными перилами. Метод скорейшего спуска был давно опробован и освоен мальчишками. И польза, и немного веселья в их скучном и суровом обиталище. Он уцепился за поручни, прихватив края рукавов ладонями, чтобы трения поменьше и айда вниз! Сизым соколом слетел, почти не касаясь истертых каменных ступеней, до самого первого этажа.

Спрыгнул на последнем повороте и едва удержался, чтобы не врезаться тяжелой головой прямиком в грудь не по Вахрамеевски рослого, это он в мать — бабушку Мартемьяна — Екатерину Макаровну пошел, дядьки Поликарпа.

Род их — все больше коренастые крепыши среднего роста, зато косая сажень в плечах, калган крепкий. Дед Маркел — на что уж и старик, а все здоров, «ровно жеребец стоялый». Его жена, бабушка Катя, померла два года назад под самую Пасху. Дед немного подождал, соблюдая приличия, и с одной бедовой вдовицей шашни закрутил. Судачили, что приворожила она его чародейством и ведовством. Март к таким разговорам относился с пренебрежением, в мыслях своих рассуждая: «Кто знает? Видел ее пару раз. Красивая, статная, пышногрудая, крутобедрая, в талии стройна. Кто от такой откажется, и к чему ей кудесы? А вот дед, все неймется ему… Эх, лучше бы о делах думал… борода седая…»

— Осторожней, куда несешься, как на пожар? Сколько раз говорено: на руках только по тревоге спускаться?

Вроде и стоял смирно, и слушал, а мысли Марта витали далеко. Дядька, поняв, что наставительные речи племяннику-неслуху говорить толку нет, а время поджимает, махнул раздраженно рукой и скороговоркой распорядился:

— Пойдете до Сухого колодца. Мин, Ефим, Гриша и ты. Брат, понятное дело, будет старшаком. Он же и упряжкой править будет. Ты вторым стрелком на возке сядешь. Груза больше двух пудов [2] собралось.

Март невоспитанно присвистнул.

— Ничего себе! Богато живем! Это за сколько времени хлопы столько натягали из копанки?

Поликарп поморщился, но все же соизволил пояснить. Ему и самому хотелось с кем-то поделиться нежданной радостью:

— Повезло на друзу попасть. Почитай, разом вчера за день все и добыли! Три недели по крупице шла. Уж думали — все, пустая порода осталась в колодце. И тут такое! Потому и срочность такая. Опасно оставлять на месте. Изгои-барантачи налетят или, того хуже, кто из соседей прознает… А кроме вас нынче под рукой никого больше нет. Мартемьян, это твой первый поход. Слушайся Мину. Делай все, как полагается. Ты хоть завтракал?

— Не успел.

— Некогда уже. Возьми сухарей, по дороге погрызешь чуток. Ну, с Богом!

Дядька перекрестил его двумя перстами и коснулся склоненного лба племянника, благословляя.

— Поликарп Маркелыч, — со всей вежливостью, на какую был способен, обратился Март к нему, — не сомневайся, все сделаю как надо. Не подведу, вот те крест. Один вопрос.

— Ну, говори, — нахмурившись, качнул лобастой головой лидер боевого крыла клана.

— Если Груз такой ценный, чего дед ватагу стрелков не наймет?

Поликарп помолчал, но потом все же снизошел до ответа:

— Сам знаешь, отец против чужаков. Все свое сами и должны тягать. Чтобы в нашей силе никто не сомневался.

— Прежде бы и не вопрос, а нынче?

Дядька только раздраженно отмахнулся.

— Разговор окончен. Беги теперь рысью в оружейную, пусть Каллистрат тебе выдаст потребное! Он упрежден, должен был заранее собрать. Времени нет. Через десять минут повозка кровь из носу должна выехать за ворота. До темноты обязаны вернуться!

[1] калибры оружия в Мире измеряются линиями, а не привычными сантиметрами или дюймами. Одна линия равна 2,54 мм. Соответственно калибр в три линии равен 7,62 мм, а 4 линии — 10,16 мм. К слову, калибр винтовки Бердана № 2 и револьвера Смит-Вессон, принятых в Русской армии к 1870 году составлял не 4 линии, а 4,23 линии (10,75 мм).

[2] пудами (16,38 кг) и фунтами (0,41 кг) в Мире измеряется только Груз, все остальное — привычными килограммами и тоннами. Так же и пишут с большой буквы уважительно и со значением произносят это слово — Груз, обозначая не всякий товар, а только кристаллы, покупаемые рахдонитами

Ничего удивительного нет, у нас, читатель, алмазы меряют каратами, золото — тройскими унциями, нефть, почему-то баррелями и т. д.

В Мире же Груз и Оружие — единственные удостоившиеся особых форм счета.