МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ПЕРШПЕКТИВНАЯ ДОРОГА. У СЕЛА ВСЕХСВЯТСКОГО. 23 декабря 1744 года.
Четвёртый день катим с Матушкой, половиной её двора и гостями в Москву. Родные снежный просторы за полузамёрзшими окошками уже надоели. Нет. Не надоели. В печёнках сидят. Это когда из Екатеринбурга поездуешь в Хабаровск и наблюдаешь сплошную, изредка прерываемую реками и городами, тайгу. И всё же, впечатление разное. В купейном вагоне природа за окном — картинка, ты в своем мирке едешь. Здесь же трудно не прочувствовать прелести русских зим.
В Москву с Царицей едут только свои. Охрана сгоняет встречных и прилипал на обочины. Впрочем, и попутчиков по вагону поезда на третий день знаешь уже как облупленных. Если молод и холост, то некоторых из попутчиц даже глубже. Но здесь у нас поезд приличный. Санный. Императорский. Все или семьёй, или в «однополых» возках едут. Иногда только пересаживаемся.
Вот и сейчас ко мне тёткин муж подсел. Греться. Тётка «беседует с дамами», а нормальной печкой я только Её возок, «возок цесаревича» и свой под голштинским гербом успел оборудовать. В остальных сидят в тулупах и стоящими в ногах переносными закрытых жаровнями ноги греют. Я же сзади нормального размера печи поставил из «англицкого белого железа», то есть из жести. Толстой. Дорогой. С котловиной, не прогорающей от угля. Там теперь за стенкой отдельный служка-истопник едет. Ему не холодно. А что бы не скучал ещё и ручным вентилятором по воздуховоду тепло гоняет. Так что нам нашим спинам и ногам тепло. Потому и стёкла у нас в инее только на половину. В общем как положено царям едем.
Впереди Всехсвяцкое. Там обычно перед Москвой последняя остановка. Это Багратионов-Грузинских поместье. Сошелся я в прошлый приезд там с царевичем Александром Бакаровичем. Посмотрел производства, типографию грузинскую. Образован он, мыслит широко. Такому под моей рукой найдется дело и место. Думаю, взять этого батонишвили дружкой на венчании. Хотя, Матушка старше найдет. В этом году восстание Несмеяна Васильева Кривого под Нижним урон большой принесло Багратионовых семейству. Не знаю возместила им казна потери иль нет.
Пока же ведем с Разумовским задушевные беседы. Не спешно. Его тоже мутит уже второй день с этой дороги. Алексей Григорьевич у меня даже ожил немного. Остыл. У царица топят жарче. В том что, пока русских ученых мало, гнать с русской службы иноземцев рано я его вроде убедил. А вот в моих голштинских делах он не хочет участвовать.
— Петро, — величает он меня на свой малороссийский манер, — ну зачем нам то это английский бастард сдался?
— Так они ж с Иваном то возраста одного, месяц в месяц, — пробую убедить мужа тётки, — были бы как двойняшки.
— А надо оно нам? — вопрошает Разумовский, — чей он сын быстро пойдёт весть, да и матушка его по твоей задумке с мужем к нам приедет…
Что верно то верно. Разморило меня что-то. С спины мне хорошо грет.
— Ну так сговоримся что б выдала за своего.
— Ох, молод ты, Петь, — вздыхает граф, — зачем нам сор из избы выносить, а и видно же будет кто люб матери.
Что, верно, то верно. Я особо и не надеялся. Обнадёжил родича по пьяни. Ну, «несшогла так нешмогла». Придется Фридриху с Ульрикой ехать в Борго управлять. Но по остальным предложениям у Разумовского возражений нет. И вроде уже не против и Матушка. А герцогство моё и нынешнего регента-наместника ещё потерпит.
— Петро, сам по суди, мы тут между Ивановичами и Петровичами разобраться не можем, Ушаков устал заговоры разоблачать, — продолжил Разумовский, — а ты тут ещё со стороны полупринца зовёшь, вроде вам даже свойственника.
Да. Ушаков точно не заходил в декабре ко мне в гости. Занят значит сильно. Всё же не подумал я об этой ситуации. Если английского бастарда с регентом моим Голштинским Адольфом Фридрихом и Амелией Софией урожденной принцессой Великобританской и Ирландской приглашать, то не только у французов и австрияков будет кого вместо нас на трон русский посадить. Хотя вру. Додумал. Знал, что Матушка в этом откажет. Но как в том анекдоте про Сталина надо было и «покраску кремлёвкой стены в синий цвет» было предложить.
— Ну, тогда, дядько, — вздыхаю, — придется мне оперировать.
— Справишься? — спрашивает уже не первый раз Алексей, — Может других лекарей звать?
Киваю со вздохом. Так-то оно и к лучшему.
— Справлюсь, там дело не хитрое, семейное, не зачем лишних людей посвящать.
Граф Разумовский улыбается.
— Ты, Петро, там осторожнее — лишнего не отрежь.
Шутник. За века мужские шутки мало изменились.
— Чу! Чу!
Возок слегка дернуло. Возница тормозил со всем кортежем.
— Наверно опять лося встретили, — предположил Алексей Григорьевич.
Тормозили, однако, резво. Потом что-то кричали, и кто-то бежал. Нам же не хотелось тепло из возка выпускать.
Стук в дверь.
— Ваше Императорск' Высоч’во Пётр Фёдыч, Аиксей Григорич,- слышу учащённое щебетание моей «родственницы» и молодой Матушкиной фрейлины, — откройте.
Держу руку на своем бебуте. Распахиваю резко.
Мария Балк падает в снег.
— Ой. —
Осматриваюсь. Угрозы нет. Разумовский уже выбрался и поднимает Марию Павловну.
— Что случилось?
— Государыне Императрице плохо! — выдыхает с напряжением Балк.
— Что? — спрашиваем с графом разом.
— Без чувств упала, не дышит, кажется, она…
Балк начинает ныть.
И опять под Рождество! Елисавета Петровна решила восемнадцать лет не ждать?
КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ
МОСКВА-ОРСК
2025
Продолжение серии «Пётр Третий» читайте здесь — https://author.today/reader/478952